Население: 500 жителей, 7000 транзитников.

Исторический период: в зависимости от времени года.

Посещения: Сан-Марко, Дворец Дожей и т. д. Недельные туры, высадка на одном из причалов (Венеция — единственный подвижный город Сети исторических городов).

Не пропустить: праздник Искупителя (вторая суббота июля).

 

ГОСПОДИН РОЗЕМОНД

Колледж колдуний располагался в интеллектуальном сердце города на холме Знаменитых Личностей в центре Самого Большого и Самого Престижного Университета.

Роберта поступила в колледж в возрасте восемнадцати лет. Но через три года ей пришлось уйти — она отчаянно нуждалась в деньгах. Однако вспоминала о годах учения с непередаваемой радостью. Тем более что, занимаясь диссертацией «История колдовства», выбрала научным руководителем господина Роземонда.

Она миновала главные ворота и пересекла двор, наполненный студентами факультета гуманитарных наук — видимой части айсберга. Ни один из них не подозревал, что величественное здание скрывало еще одно, как шкаф с потайными ящиками или как матрешки, которыми некоторые колдуньи пользовались для изучения бездны.

Роберта с волнением вспомнила проделки, которые она вместе с сокурсницами устраивала ползучим, как они называли простых студентов. Они считали себя властительницами воздуха, невестами вечных Господств, держательницами универсального Знания… Заблуждения юности.

Роберта пересекла почетный двор, взобралась по лестнице «Е» на второй этаж и направилась прямо к стойке приема в школу практических занятий, прятавшуюся в самой древней части здания. По стенам коридоров тянулись зарешеченные полки с книгами, закрытые на ключ, словно хранитель опасался их бегства.

В этой школе можно было столкнуться с учеными мужами, чьи помыслы занимала какая-нибудь недавно обнаруженная руина, ставившая под сомнение точное расположение исчезнувшей столицы. Несколько человек рассуждали о смысле того или иного слога, использованного во время праздника Северного Медведя. Кто-то вещал, что Колумб был мошенником, но подобные утверждения уже давно утеряли свою новизну.

Проходя мимо класса, дверь которого была, открыта, Роберта заметила преподавателя, который, яростно кроша мел об огромную черную доску, переписывал фрагмент из Книги Мертвых. Студенты в могильном безмолвии перерисовывали иероглифы в свои тетради.

Колдунья толкнула дверь библиотеки. В глубине, за грудой книг, виднелся какой-то молодой человек. Библиограф увлеченно штамповал новые поступления. Роберта не заметила хранителя. И ладно. Все равно на нее никто не обращал внимания.

Она протянула руку направо, нащупала выключатель и нажала на него. Потом двинулась по коридору, который заканчивался, как говорила дирекция, замурованной дверью. Убедившись, что за ней никто не следит, она потянула ее на себя. Послышался щелчок электрозамка, и дверь открылась.

Роберта не была в Колледже колдуний уже два года, со времени последнего вечера выпускников ее курса. Ничего не изменилось. Тот же коридор, украшенный книгами в переплетах, тот же запах вощеного дерева… Эту особую древесину использовали для сборки полок Ада муниципальной библиотеки.

Воспоминания о бессонных ночах во время учебы, о фантастических открытиях, об ожидании результатов, о волнении, которое охватывало Роберту, когда она входила в аудитории, нахлынули на нее.

Роберта двинулась дальше по коридору, поднялась по винтовой лестнице, миновала площадку, спустилась на пол этажа, пересекла коридор Небесных Карт. И остановилась перед залом мэтра Альберта, пустого, как и весь колледж в это время года. Котлы, колбы, реторты, пробирки чинно ждали на столах, покрытых белой керамической плиткой.

Роберта добралась до амфитеатра колледжа.

Ротонда была построена по образцу древних анатомических театров. Три ряда сидений образовывали тройную спираль от свода до пола. Дневной свет падал из окна в вершине купола с высоты двадцати метров. Краска на потолке растрескалась. На ней виднелись пятна влаги. Легенда утверждала, что точно под кафедрой руководителя находились развалины древнего храма Бахуса.

Господин Роземонд сидел в кресле профессора, вытянув ноги и засунув руки в карманы. Он неотрывно смотрел на черную доску, на которой не было ни единого каббалистического знака. Услышав шаги, он встал и изумленно воскликнул, увидев приближавшуюся колдунью.

— Роберта Моргенстерн! Дорогуша!

— Господин Роземонд!

Она невольно покраснела. Она знала профессора истории уже двадцать лет, но он не менялся: рослый, светлоглазый, высокий лоб, седеющие виски, безукоризненная одежда… Роземонд протянул руку налево — через весь амфитеатр пролетел стул и застыл в его сжавшихся пальцах. Он поставил его напротив себя и пригласил Роберту сесть.

— Вы совсем не меняетесь, — наконец сказала она, едва осмеливаясь шевелить губами.

— Так вам кажется. Tempus edax, homo edacior. Как перевел наш дорогой Виктор: «Время слепо, а человек глуп». Но полагаю, вы просили о встрече не ради разговоров об энтропии? — добавил Роземонд с легкой улыбкой.

— Конечно, нет. Я нуждаюсь в вашем совете. Дело, над которым я работаю. Очень много сложностей.

— Тогда начинайте с самого начала.

Роземонд снова вытянул ноги, достал из кармана жилета трубку. Голубой дым поднялся к потолку, а амфитеатр наполнился приятным запахом голландского табака. Роберта привела мысли в порядок, сделала глубокий вдох и сначала провела Роземонда по Лондону и улицам Ист-Энда в День Доков.

— Мартино падал вниз. Я использовала классическое заклинание, чтобы он не разбился у подножия колокольни.

— Песнь Икара? — с любопытством осведомился Роземонд.

— Нет, сон Ньютона.

— Жестко, но эффективно. Снимаю шляпу, Роберта.

Она не сказала Роземонду, что Мартино буквально парил над бездной, когда она пришла ему на помощь. Ее рассказ и так был насыщен деталями.

— Мы тут же предупредили Грубера. Криминальный отдел оповестил Министерство безопасности. Фулд арестовал всех поклонников черных месс. Париж закрыли и обыскали с помощью милиционеров.

— Никаких следов убийц графа Палладио, полагаю? — намекнул Роземонд.

Роберта кивнула:

— Альбатрос испарился. На графа выдали ордер на арест. Но именно в этом загвоздка. Я почти уверена, что знаю, где он находится, но у Министерства безопасности связаны руки по причинам международной политики.

— Думаете о Венеции? Есть также город, предназначенный для Клуба Состоятельных. Фулду туда доступа нет.

— Кто-нибудь доказал, что этот город действительно существует? Готова спорить, что это — легенда, придуманная членами Клуба. Мы бы знали, где он находится и по какой модели построен…

— Не уверен. Чем человек богаче, тем тщательнее относится к своим секретам.

— В любом случае я склоняюсь к Венеции. В Хрустальном Дворце Палладио обмолвился о своем венецианском происхождении. Кроме того, Лондон, Париж и прочие города являются лишь концессиями и могут находиться в международных лагунах. Но не могут игнорировать законы. Венеция — город исходный, независимый и суверенный. Договоры, подписанные в свое время доминионами, защищают его от любого военного вторжения. Проблема касается не Министерства безопасности, а Министерства войны.

Кто знает, когда генералы примут решение занять Венецию, когда Фулду удастся их убедить?

— Богу не удастся. Быть может, Дьяволу, — пробормотал Роземонд, вставая, чтобы размять ноги.

Он направился к черной доске и начертал идеальный круг, внутри которого поместил звезду Давида, которую тут же стер рукавом.

— Как я могу вам помочь, Роберта?

— Вы — эксперт по колдовству. Мы вляпались в эту проблему с самого начала. Что вы знаете о Палладио и о «Кадрили убийц»? Он использовал эту формулировку в галерее зеркал перед тем, как прикончить моего двойника. Кто такой Антонио Палладио?

Роземонд молчал.

— Вы ни разу в своих лекциях не упоминали о «Кадрили убийц». Во всяком случае, я не помню об этом. Но ведь этому должно быть объяснение… историческое.

— Объяснение есть всему, мисс Моргенстерн. Даже тайне Палладио.

Профессор порылся в папке из коричневой кожи и извлек досье с печатью Переписи. Заинтригованная колдунья открыла его. Досье состояло из листков, покрытых торопливым почерком, и очень древней брошюры, если судить по пятнам плесени и печати в виде сжатого кулака.

— Перепись занималась графом?

— Это все, что удалось о нем найти. Даю его вам. Мне надо кое с кем встретиться на улице. Я вернусь через полчаса.

Профессор вышел. Роберта задала себе вопрос, как это досье могло попасть ему в руки. Перепись была щепетильнее Министерства войны в вопросах конфиденциальности. Она просмотрела первый документ досье. Это было письмо с наглой и четкой подписью. Датировано 15 марта 1810 года. Роберта тут же принялась за чтение.

* * *

Моя дорогая и нежная подруга.

Позвольте рассказать вам историю призрака, которую вы, быть может, найдете гротескной, коли она вышла из-под пера такого человека, как я, но она в любом случае остается точным пересказом события, произошедшего со мной.

Венеция сдалась без сопротивления, а ее знать шествовала перед моим креслом, словно воздавая мне почести. Эти бесконечные церемонии утомляли меня своей скукой. Иногда я скрывался в каком-нибудь здании вроде далматской церкви, в которой обнаружил несколько превосходных картин. Я впервые увидел Антонио Палладио на приеме во Дворце Дожей. Это случилось 19 января 1798 года.

Палладио выглядел великолепно: зрелый человек с твердыми чертами лица — облик солдата. Он не опустился на колено. И достаточно умело шепнул так, что расслышал только я: «Смерть смеется над саблями, заговорами и пушками. А я знаю способ обойти ее. Это вас интересует?»

Я был молод, безумен и глуп. Но пригласил Палладио на ужин. Мне тысячи раз приходилось видеть Смерть за работой. Так я иногда считал. Сейчас она стала для меня навязчивой идеей, как для любого, кто не раз подходил к ней слишком близко.

Кругозор Палладио превратил ужин в удивительное приключение. Он рассказал мне историю трех последних веков так, словно все пережил сам.

В конце концов он изложил мне свой проект. Я внимательно выслушал его. Этот алхимик просил у меня кое-что, чем тогда я не располагал. Но он не был глуп и знал, что я могу это раздобыть. Мы расстались, условившись о весьма странной встрече: в стране фараонов, когда я стану властителем.

Я не знал, какую часть последующих побед отнести на счет этой встречи. Но в одном уверен — История на моей стороне.

Мне понадобилось меньше года, чтобы создать Восточный флот, взять Мальту, потом Александрию. В Эль-Раманехе, городке, продуваемом жгучими ветрами пустыни, граф Палладио во второй раз встретился со мной. Я спорил в палатке с Десексом, Ренье и Виалом, как лучше идти на Каир.

Какое колдовство позволило ему миновать все посты? В войсках придерживались строжайшей дисциплины, и визит чужака был попросту невозможен. Мы полагались на некоего Панусена, ученого из Музея и секретаря Клебера. Но этот человек буквально испарился в Александрии. Палладио предложил свои услуги. Он превосходно знал арабский язык. Хорошие переводчики были редкостью, и любой человек, знающий местные наречия, был как нельзя кстати. Клебер взял его.

Я отослал своих офицеров, и мы продолжили беседу с того места, на котором она прервалась в Венеции. Мы были рядом с Каиром! Мой дух был воспламенен. И в эту ночь мне не удалось заснуть.

Утром следующего дня, к великому удивлению солдат, я свернул лагерь. Мы ничего не знали о силах мамлюков, которые поджидали нас в Каире. Нельсон терзал наш флот. Но я совершил десятидневный марш-бросок. Ночевали мы в походных условиях. Мои славные солдаты без ропота вынесли невероятную сухость местного климата.

Моя спешка противоречила военному духу, но дала мне все шансы на успех. Мамлюки не успели организовать оборону, хотя на берегах Нила стояла мощная артиллерия. Мы подошли к Каиру. Пирамиды были на расстоянии пушечного выстрела.

Я отдал приказ о наступлении в тот же вечер. Всего ночь понадобилась Ренье и Десексу, поддержанным атакой Бона и Виала, чтобы справиться с противником. Мы завладели четырьмя сотнями верблюдов и сорока пушками. Через час Каир сдался. Великая и прекрасная победа.

Теперь следовало навести порядок в стране, напечатать пропагандистские материалы, убедить религиозных вождей учредить пост администратора Египта. Многое приходилось делать в тени, но Палладио знал все тайные пружины.

Мой верный Картенье ждал нас в соответствии с инструкциями у западного выхода из лагеря. Он приготовил двух превосходных жеребцов, каких умеют выращивать только арабы. Наверное, у меня горели от восхищения глаза, когда я несся рядом с венецианцем.

Мы проскакали до плато Гизы. Усыпальницы фараонов походили на фрагменты ночи, утонувшие в земле. Как можно было хоронить в подобных мавзолеях обычных людей? Быть может, они были гигантами?

Палладио остановился у самой большой пирамиды, пирамиды Хуфу, как говорил Денон. Он вскарабкался по огромным камням. Чуть выше его ждал араб.

Меня охватило раздражение. Этот человек, которого я знал всего по одной встрече, вполне мог устроить западню.

Многие тогда, как и сегодня, жаждали моей смерти. Я последовал за ним, не снимая руки с рукоятки сабли.

Араб зажег два факела и протянул их нам. Мы проникли внутрь пирамиды по подземному ходу, который вырыли грабители, как разъяснил Палладио. Двигаться было затруднительно. Я даже потерял пуговицу от шинели. Мы добрались до галереи, вырубленной рабами фараона. Она уходила в глубины захоронения. После показавшегося мне бесконечным спуска мы вышли в пустую квадратную комнату. Стены ее были покрыты непонятными надписями. В плиты пола был заделан выщербленный и пустой каменный саркофаг.

Палладио достал баночку с мазью и палочкой извлек некоторое количество находившегося в ней вещества. Он бросил эту крошку внутрь саркофага, достал из другой коробочки прядь волос, отделил несколько волосков и бросил туда же, потом отошел в сторону. Я последовал за ним и оказался в углу склепа.

Женщина, которую он собирался вернуть к жизни, умерла в XVI веке. Он знал ее лично.

Палладио поднял руку и произнес несколько непонятных слов в сторону саркофага. И вдруг внутренность склепа осветилась. Белый, ослепительный, ледяной, бушующий свет. Мы походили на призраков. Свет исчез столь же внезапно. И вот что я увидел в бледном свете факелов, которые, к счастью, не погасли.

Из саркофага показалась кисть с вытянутыми пальцами. Потом показалась женщина. Лет тридцати и совершенно обнаженная. Не ревнуйте, моя милая. Эта женщина уже не могла ни любить, ни быть любимой. У меня мелькнула мысль о том, что она была ловкой подручной Палладио, что она проскользнула в саркофаг, воспользовавшись пиротехнической вспышкой, чтобы сыграть супругу Лазаря.

Она заговорила приглушенным голосом: «Антонио, чекуа ми, пардоне». Она говорила на том итальянском, который можно слышать лишь в самых отдаленных уголках полуострова. «Ичабелла», — ответил граф на том же архаичном наречии. Я перестал сомневаться. Я действительно присутствовал на встрече. Женщина без всякого стыда перешагнула через каменный бортик, даже не заметив моего присутствия. Спрыгнула на пол, ощупала руки, озабоченно наморщив лоб, запустила руку в волосы и тронула затылок. Ее указательный палец остановился в какой-то точке в самом верху позвоночника. И тут же она скорчилась вдвое, издав вопль боли, от которого мне стало не по себе. Палладио окаменел.

Она бросила венецианца на пол. Он пытался уклониться от ее когтей, но тщетно. Фурия убивала его.

Палладио вырвал эту женщину из вечного сна. И тем самым пробудил в ней невероятную боль. Человек должен оставаться человеком. Какая немыслимая ошибка — пытаться перейти границы! Я должен был вернуть все на свои места. В конце концов, за этим я и прибыл в Египет.

Я выхватил саблю и срубил голову воскресшему чудовищу. Тело поразило меня своими конвульсиями. Оно бросилось к противоположной стене и опустилось на пол. Палладио отупело глядел на меня.

В склепе разнесся ужасающий запах разлагающейся плоти. Труп распадался на глазах, растекался по полу зловонной лужей. И вскоре от женщины осталось лишь несколько лужиц отвратительного беловатого вещества.

Когда все закончилось, я сунул саблю в ножны, в одиночку выбрался из пирамиды, вернулся в лагерь и заснул непробудным сном. Странная история, не так ли? И я ничего не придумал. Я больше никогда не видел Палладио и не слышал о нем. Иногда жалею, что не прикончил этого демона, чтобы дать возможность женщине довершить в ином мире то, что она не завершила в этом.

Преданный Вам Наполеон Бонапарт.

Роберта собрала листки и уложила их в папку. Как историки-специалисты оценили бы императора, доведись им прочесть это письмо? Фантастика сочится сквозь наши поры, господа! Колдунья представила себя на трибуне в момент произнесения страстной речи перед учеными мужами, закрытыми, как устрицы. Фантастика внимательно следит за любым из нас! И Смерть еще не самая неразрешимая из загадок.

Роберта вздохнула и занялась брошюрой с печатью в виде сжатого кулака. Она была написана на итальянском, который должна была знать любая уважающая себя колдунья. Любезный господин Роземонд добавил свои записи к документу, поясняя самые темные места. Колдунья смогла прочесть протокол, словно сама его составляла.

В день 23 июля 1570 года Десятка собралась в Черной палате, чтобы разобраться в деле Антонио Палладио, шпиона на службе Правительства. Присутствовали: осужденный, десять представителей самых знатных семей Венеции и ваш служитель, исполнявший обязанности писца. Акт обвинения зачитал Иноченте Контарини. Судьей, назначенным на это дело, стал Джулиано Морозини. Осужденный сам защищал себя.

ИНОЧЕНТЕ КОНТАРИНИ. Мы рассматриваем необычное дело, в котором замешан один из лучших агентов Белой Руки, которым мы восхищались с момента ее создания. Антонио Палладио, член корпорации в течение четырнадцати лет, оказался виновным в преступлении по следующим пунктам обвинения, которые я зачту. Присутствующий здесь Антонио Палладио судится за двойное убийство, совершенное без заказа и нарушающее статью первую корпорации. Стражи, введите свидетеля.

Перед Десяткой появляется человек в капюшоне. Его руки связаны за спиной. Он волнуется.

МУЖЧИНА. Я… Кто вы? Где я?

И. К. Вам нечего бояться. (Стражам.) Развяжите его, мы судим не его. (Стражи развязывают руки человека.) Расскажите нам о ночи с 12-го на 13 июля накануне праздника Искупителя, когда вы делали обход квартала Скальцы.

МУЖЧИНА. А! Вот в чем дело. Я уже рассказывал эту историю…

И. К. Расскажите ее еще раз.

МУЖЧИНА. Хорошо. Рота была встревожена… Я обязательно должен оставаться в капюшоне?

ДЖУЛИАНО МОРОЗИНИ. Постарайтесь, солдат, пересказать свою историю, не прерываясь.

МУЖЧИНА. Ладно. Праздник начинался на следующий день, а вы сами знаете, что это такое. Все пьют, страсти разгораются, вспыхивают ссоры. Короче, я обходил Скальцы, когда со стороны Большого канала послышались крики, потом все стихло.

И. К. Вы были один, солдат? Разве вы не должны делать обход с напарником?

МУЖЧИНА. Вообще да. Но он занимался кабатчиком, который просрочил час официального закрытия таверны. Мы договорились встретиться чуть дальше.

И. К. И чуть позже! Продолжайте.

МУЖЧИНА. Крики доносились из дворца Гамбини. Я направился туда и постучал в дверь. Подождал несколько минут и вновь постучал. Наконец мне открыл молодой человек. Его одежда была заляпана кровью.

Мужчина замолчал. Палладио выглядит отрешенным и не интересуется рассказом, хотя является его главным героем.

МУЖЧИНА. Выражение лица у него было, Святая Мария прости меня, как у мадонны: экстаз и отчаяние.

Д. М. Солдат, не утомляйте нас стилистическими изысками. Что вы сделали потом?

МУЖЧИНА. Я был крайне удивлен. Тип оттолкнул меня и убежал. Я бросился за ним. Но я был один, а во дворце могли быть люди, нуждавшиеся в помощи. Я закрыл дверь на двойной оборот ключа. Убийцу все равно вскоре бы отыскали.

И. К. Хм… на двойной оборот.

МУЖЧИНА. А, да. Я пошел по кровавому следу, ведущему на второй этаж до спальни, окна которой выходили на канал. Сцена была освещена десятком фонарей. Описывать ее?

И. К. Именно для этого мы вас сюда привели.

МУЖЧИНА. Синьор Гамбини хороший… был хорошим и благородным человеком. Выглядел патриархом в своем облачении… Он лежал поперек кровати с широко открытыми глазами. С одним глазом. Во втором торчал кинжал, загнанный по рукоятку. У кровати сидела очень красивая женщина. Тоже мертвая. Но я не обнаружил на ней раны. Я вышел из дворца, позвал стражу, которая появилась очень быстро.

И. К. Вы поймали убийцу через три дня?

МУЖЧИНА. Ну да. Он даже не защищался. Похоже, он нас ждал.

И. К. Мы благодарим вас, солдат. Ваши показания очень ценны.

Иноченте Контарини нажимает на невидимый звонок. Появляются два стража и выводят солдата из Черной Палаты. Обвинитель поворачивается к Десятке и продолжает рассказ.

И. К. Антонио Палладио убил Арнольфо Гамбини и его любовницу без видимых причин. Мы полагаем, что это преступление на почве страсти, но не можем привести доказательств. Поэтому для начала хотелось бы, чтобы Марко Тревизан высказался по поводу того, кто был его учеником. Мэтр, пожалуйста.

МАРКО ТРЕВИЗАН. Братья мои, я глубоко переживаю, выступая перед вами в этот траурный час для Белой Руки. Если мне приходится говорить об этом человеке, то я могу только восхвалять его, он был безупречен и вел себя образцово до этой роковой ночи.

И. К. Говорите, Тревизан. Вы знаете обвиняемого лучше других.

Палладио в открытую смотрит на Тревизана и выпрямляется, пока учитель рассказывает об ученике .

М. Т. Антонио, когда я обратил на него внимание, был нарушителем закона. Он воровал на рынках Торчелло и возглавлял банду парнишек, за которыми присматривала стража. Мальчишка был чрезвычайно ловок, как говорил покойный сержант Дзанотти, сообщивший мне о нем. У него был истинный талант перевоплощения. В двенадцать лет он мог сойти за древнюю старуху и с невероятной легкостью похитить любую вещь. Однажды его поймали солдаты Сан Вителе. Его посадили в тюрьму, заковав в железа по рукам и ногам. А утром он исчез словно по мановению волшебной палочки, словно птичка, выпорхнувшая из окна. За этот подвиг он получил прозвище Стриж. Думаю, что он, как и эта птичка, жил под стрехами в каком-нибудь гнезде, где и прятал свои жалкие сокровища. Я расставил ловушку юному дарованию, в которую он и угодил. Я предложил ему обычную сделку: пять лет службы у меня, чтобы обучиться владению кинжалом, с запрещением покидать Венецию и находиться под строжайшим наблюдением, которое я ему гарантировал. Либо галеры. Антонио выбрал службу. Он быстро превзошел мои ожидания, как и ожидания Совета. Должен вам об этом напомнить. Его вступление в Белую Руку с вручением кинжала состоялось здесь восемь лет назад. Его приняли единогласно.

Д. М. Мы не ставим под сомнение ни ваши достоинства, ни достоинства вашего ученика, мэтр Тревизан. Мы сейчас судим преступление, которое ставит корпорацию шпионов в очень деликатное положение в глазах великих семейств. Я не сказал бы, что… неразумный поступок Антонио Палладио накладывает тень на саму Белую Руку. Он скорее выводит ее из тени. Шпионы, как и монахи, должны работать в тишине. Кроме того, знать не любит, когда ее убивают.

М. Т. Я сознаю это. Антонио с честью и достоинством носил мой кинжал все эти годы, ни разу не замарав его блеска. Я…

Патриарх бледнеет и поворачивается к Палладио, который наконец берет слово.

АНТОНИО ПАЛЛАДИО. Настало время ответить за совершенное мною преступление. Я убил Арнольфо Гамбини и женщину, бывшую вместе с ним, Изабеллу, в приступе безумия, которое никак не умаляет моего проступка. Я заслуживаю смерти.

ДЖУЛИАНО МОРОЗИНИ. Судить будем мы. Если хотите говорить, говорите. Но будьте точны. Безумие или нет, но сообщите, почему и как вы совершили это двойное убийство. Объяснитесь.

Палладио ни к кому не обращается. Он не сводит глаз с ламбрекенов Черной Палаты.

А. П. Я знал Изабеллу задолго до падре Тревизана. Она жила на Гидечче. Отец ее был рыбаком, но утонул в море. Она отправилась в Верону, где жили родные ее матери. Тревизан взял меня под свое крыло. Прошли годы. Я обучился профессии, я исполнял свои первые фигуры . Изабелла появилась, когда мне исполнилось двадцать лет. Мы встретились, словно расстались только вчера. И я прожил с нею четыре года несравненного счастья.

И. К. Сожительство никогда не считалось полезным для шпионов, хотя никогда не ставился вопрос и о внесении его в индекс. Вы смогли все это время скрывать свое истинное занятие и умолчать имена тех, кто оплачивал вам этот маленький домик в Сан Стефано? Как вам это удалось?

А. П. Я могу заставить проглотить язык и глухонемого. В любом случае вы бы убили ее, если бы сомневались в чем-либо. Или я ошибаюсь?

И. К. Вы никогда не ошибались, Антонио. Кроме этой ночи, рассказ о которой мы никак не можем услышать из ваших уст.

А. П. Все началось в прошлом году. Изабелла стала чужой, скрытной. Мы пытались зачать ребенка, но тщетно. Она ходила к колдуньям, чтобы затежелеть, и мне это не нравилось. Я следил в это время за англичанином и часто отсутствовал.

Д. М. Вы говорите о Кристи? Вы проделали блестящую работу, чтобы добыть доказательства его вины.

А. П. Надеюсь, он все еще в темнице?

Д. М. Он пока еще жив. Но мы собрались здесь, чтобы говорить о вас, а не о нем.

А. П. Ревность, подозрение, горечь в душе месяцами точили меня. Я был в отчаянии, я уже не мог с ней разговаривать. Наши раздоры переходили в яростные стычки. Однажды я ее ударил. Я тут же исповедовался. Я не знал, что делать.

М. Т. Вы были влюблены.

А. П. Я был в безумии. Я следил за ней по всей Венеции. Но ей удавалось ускользнуть от меня, от Антонио Палладио. Ах! Каким бы отличным рекрутом она была, если бы один из учителей-шпионов заинтересовался бы ею.

Десятка обменивается смущенными взглядами. Обвиняемый, похоже, не замечает этих взглядов, ибо продолжает дрожащим, от волнения голосом.

А. П. В тот вечер она отсутствовала. Я не спал уже несколько ночей. Утром начинался праздник Искупителя, и я выпил больше обычного. Изабелла не переставала мне повторять: «Я скоро тебе все объясню. Сам увидишь, что нам еще суждено счастье». Но ничего мне не объясняла. Один из моих информаторов сообщил мне, что видел ее входящей во дворец Гамбини. Когда он нашел меня, я был пьян. О дальнейшем вы можете легко догадаться. Я почти в бессознательном состоянии бросился из Сан Стефано в Скальцы. У меня об этом беге по улицам остались смутные ощущения. Проникнуть во дворец было детской игрой. Я поднялся в спальню, нашел их обоих и…

И. К. И…

Тишина, опустившаяся в Черной Палате, затягивается. Я пользуюсь этим, чтобы поменять перо.

И. К. Ну ладно, вы убили. Но вы убили кинжалом, тайным оружием вашего братства !

Обвиняемый пожимает плечами. Он смирился с неприятностями этого мира.

А. П. Что я могу на это ответить?

И. К. Мэтр Тревизан настолько хорошо обучил вас, что даже научил презирать смерть?

А. П. Смерть?

Палладио смеется. У него сатанинский смех.

А. П. А почему мне бояться смерти? Я бессмертен.

Иноченте Морозини, считая, что его оскорбили, хочет возразить, но судья, выбранный из Десяти, закрывает прения мановением руки и вызывает стражей, чтобы увести обвиняемого.

И. К. Сошел с ума, таким и останется.

Д. М. Мы столкнулись с преступлением на любовной почве! И огласки в такого рода делах избежать не удается. Теперь мы должны обсудить этот случай и как можно скорее вынести приговор. Мы и так опаздываем. Тревизан, секретарь, прошу вас покинуть зал.

— Ну и что?

Роберта подскочила, едва не выронив исторический документ. Роземонд вернулся. И стоял позади нее.

— Вы меня напугали.

— Позволите?

Роземонд наклонился, чтобы собрать листки, лежащие на коленях колдуньи. Он вложил их в папку и небрежно бросил на стол в центре амфитеатра. Потом прислонился к черной доске.

— 1570-й, 1798-й, сегодня, — перечислил он.

Роберта откинулась на спинку стула и скрестила ноги. Она была разгорячена то ли чтением, то ли еще чем.

— Мне кажется, что тайна вокруг графа сгущается. — Ей было очень трудно сосредоточиться. — Вы уверены, что речь идет об одном и том же Палладио? Быть может, совпадение?

Роземонд нахмурился, втянул голову в плечи и выпятил грудь. Его бывшая ученица задала вопрос, ответ на который он подготовил уже давно.

— Ну, если вы начинаете таким тоном…

Роберта сжалась на стуле.

— Мы ничего не знаем о приговоре Десяти, — начал Роземонд профессорским тоном. — Корпорация шпионов была, быть может, самой скрытной и активной Светлейшей. Однако мы встречаем Палладио в 1574 году при дворе Селима в сердце Оттоманской империи. Венецианец представился султану в качестве приговоренного к смерти заочно. Он предлагал свои услуги и план битвы при Лепанте, которая долгие месяцы готовилась во Дворце Дожей. Иное дело, работал Палладио на самого себя или на Десятку. В любом случае Селим потерпел под Лепанте унизительное поражение. По логике, Палладио должен был быть по крайней мере обезглавлен. Но венецианец еще три года оставался в Константинополе, проживая во дворце Топкапи. И не был пленником. Селим очень его ценил. Просвещенный султан даже посвятил ему три строфы в своих «Мыслях»:

Венецианец постоянно делился сокрытыми тайнами.

Греки, эфиопы, волхвы и скоморохи делились с ним своим знанием.

Даже Лазарь не был забыт.

Роземонд, как истинный актер, позволил эху — своего голоса затихнуть под сводами амфитеатра. Околдованная Роберта не шевелилась. Она вернулась на двадцать один год назад, когда, слушая курс профессора, содрогалась каждое воскресное утро. Сегодня было еще лучше: восхищение сохранилось, а господин Роземонд выступал ради нее одной.

— Эти строфы являются первым доказательством того, что Палладио уже занимался колдовством. Волхвы, изгнанные христианами, нашли приют у Селима. И привезли с собой гримуары, посуду, предметы, заряженные магией, вроде берцовой кости святого Лазаря, оказавшейся в Топкапи.

— Лазарь считается наставником в области воскрешения, — заметила Роберта.

— В 1574 году его покровитель Селим умирает. Палладио становится нежелательной фигурой. И бежит. Несколько месяцев молчания. Потом на пляже Маракаибо его обнаруживает выброшенным морем на песок брат-францисканец Хозе Луис Саламанка. Он лечит Палладио. Брат ведет дневник о своей жизни среди индейцев. И описывает ларец из черного дерева, который потерпевший кораблекрушение бессознательно прижимал к сердцу. В нем хранилась рукоятка от кинжала с разбитым стеклянным лезвием. — Роземонд глубоко вздыхает. — Но Палладио, пресытившись джунглями, покидает Бразилию, направляясь на Старый континент, чтобы попасть в иезуитскую семинарию в Реймсе во Франции. Идет 1580 год. Граф называет себя Антуаном Мартине — помните, стриж? — и преподает диалектику, искусство лжи, если вам будет угодно. Он готовит некоторое количество шпионов, которым Рим поручает просочиться в елизаветинское общество.

Роземонд берет белый мелок с подставки в нижней части доски и начинает рисовать какие-то фигуры.

— Через четыре года Палладио возвращает себе свое имя и обосновывается при дворе Ивана Грозного. Наш венецианец, полу-Распутин, полу-Макиавелли, похоже, известен властям. Бояре ему поручают миссию скинуть тирана с трона. Ему это удается примерно через полгода. Но Палладио ищет нечто другое, чем политические интриги. Он покидает Москву, когда голова царя еще не остыла на острие пики.

Роземонд стер все фигуры с доски и присел на стол, сунув руки в карманы.

— Перепрыгнем через два века и перенесемся на восток. 1785 год. Джайласмер в Раджистане. Писцы магараджи отметили приезд венецианца с тремя мешками золота, который организовал прибыльный караванный путь по перевозке пряностей из Азии в Средиземноморский бассейн. Палладио приобрел небольшой дворец и прожил в нем десять лет, проводя опыты и пытаясь применить свои знания на практике. Его застают в момент, когда он оживлял умершего ребенка. Его дом сожгли, а все имущество конфисковали. Он едва успел сбежать и покинул Раджистан, будучи беднее церковной крысы. Но он вернул к жизни мертвого. Ему удалось это сделать. Роземонд замолчал. Эстафету подхватила Роберта.

— Возвращение в Европу и встреча с Бонапартом…

— … молодым человеком, перед которым открывается будущее, что может позволить графу проводить свои опыты. Палладио стал хорошим колдуном. Даже слишком хорошим. Что едва его не погубило. Времена магии изменились. — Роземонд вздохнул, словно сожалел об ушедшей эпохе. — После неудачи в большой пирамиде Палладио работает в одиночку и вдали от всех. Хорошая предосторожность. Иначе его подвиги, несомненно, не дошли бы до нас.

Роберта вскочила и подошла к профессору.

— Вы знали, что я буду спрашивать вас о графе.

— Вы ставите под сомнение мои качества историка? — фыркнул Роземонд. — Разве я не учил вас ясновидению, юная ученица? У меня было время подготовиться к вашему появлению. Кроме того, Палладио не так давно был главной заботой Колледжа колдуний.

Он порылся в карманах в поисках сигарет, достал пачку, потом спохватился.

— Его существование покрыто густой завесой тайны. Но кое-какие улики позволяют мне утверждать, что граф установил определенные отношения с неким лицом, о котором мы часто говорили в этих уважаемых стенах.

Роберта вдруг увидела экстатическое лицо Ла Вуазен. И вспомнила о черных мессах, где лилась детская кровь, чтобы поклониться, чтобы вызвать…

— … Дьявол, — выдохнула она. — Ну конечно. Палладио подписал договор с Дьяволом. Это объясняет его бессмертие.

И тут же спросила:

— Почему Палладио заинтересовал колледж?

— Когда в программе был курс борьбы… с сатанизмом, меня попросили составить список всех договоров, подписанных с Дьяволом, которые хранятся в итальянских и французских библиотеках. Мне оказали помощь все хранители, кроме одного, хранителя Либрерии Марчиана, венецианской библиотеки, которая находилась в руках графа. Официальные пути не позволяли получить доступ к документам, но я знал, что там хранятся такие договора, но не знал ни их точного числа, ни их значимости. Поэтому я обратился к одному итальянскому собрату, которому удалось пробраться в Либрерию. У Палладио действительно хранятся подлинные договора. Четыре. Один из них подписан самим графом.

Роземонд помолчал несколько секунд, потом подвел итог:

— Палладио был шпионом Совета Десяти до той ужасной ночи накануне ежегодного праздника Искупителя в 1570 году. Убийство во дворце Гамбини. Через три дня его арестовали. Меж тем праздник в разгаре. Молодой человек в лихорадочной поспешности вызывает Сатану, который обещает ему бессмертие в обмен на привычный товар, быть может, душу смертного. Так он одновременно уходит от смертной казни и от Времени. Став бессмертным, он бродит по векам и континентам.

— А я встречаю его в Лондоне в виде человека, чей возраст исчисляется несколькими веками. Если он попросил бессмертие, Дьявол, похоже, его обманул.

— Похоже на него, не так ли? — воскликнул Роземонд. — Уверен, что все вертится вокруг этого обмана — близнецы, исторические города. Вы меня спросили, что я знаю о «Кадрили убийц». Отвечаю — в Либрерии Марчиана хранятся четыре договора.

Профессор умел поставить точку над i. Роберта ощутила возбуждение, увидев, как повернулись события.

— Ваш собрат не сумел получить копии этих договоров? — спросила она из чистого любопытства.

— Его тело было обнаружено в лагуне. Вернее, то, что осталось от него. Но я знаю номер папки, в которой они хранятся: MS. Italian IV. 66 5548.

— MS. Italian IV. 66 5548, — в раздумье повторила колдунья и вздохнула. — Третью фигуру «Кадрили» придется танцевать в Венеции.

Роберта уже целую неделю искала средство проникнуть в Либрерия Марчиана. Она провела поиски в муниципальной библиотеке, опросила Сеть, обратилась к Штруддлю с просьбой помочь в поисках мага или колдуньи, знавшей эту библиотеку.

Эльзеар познакомил ее с неким Никодимом, колдуном на пенсии, который увлекался автоматами и часовыми механизмами. Этот Никодим пытался добраться до архивов братьев Раньери, великих венецианских часовщиков. Но ему отказали в доступе в библиотеку. Она стала частной после того, как Палладио купил плавающий город. И все подходы к ней тщательно охранялись.

Роберте надо было организовать ограбление по всем правилам искусства. А для этого ей нужны были чертежи здания, современные чертежи. Она знала, что недавно в здании проводились серьезные реставрационные работы. Без этих чертежей колдунье можно было поставить крест на нужных ей пактах.

Вельзевул вспрыгнул на колени хозяйке и улегся, любовно царапнув ей бедра. Кот редко выказывал подобные нежности. И Роберта принялась поглаживать его, обдумывая свои планы.

Дьявол буквально заполонил ее мысли после разговора с господином Роземондом. Дьявол и его взаимоотношения с Колледжем колдуний до того, как он ушел в подполье.

Ей было двадцать лет, когда колледж подписал Белую Хартию с Муниципалью. Несколько лет все шло именно к этому, но появление метчиков ускорило развязку. Колледжу, чтобы выжить, надо было выйти из подполья.

В Хартии оговаривалось, что любые проявления черной магии были отныне под запретом, учебный процесс в колледже должен был быть открытым и для других дисциплин, а исследования — проводиться и в интересах тех, кто не относился к колдовскому миру. Было запрещено вызывать Дьявола. В обмен на это само существование и расположение колледжа оставались для большинства тайной.

Конечно, колдунье не было причин жаловаться. Метчики практически покончили с преступлениями на суше, почти не затронув частную жизнь. Более того, они позволили ей тайно работать на майора Грубера.

И все же отказ от вызова Дьявола, независимо от причин, означал то, что была забыта темная часть колдовства. И если Роберте были отвратительны методы Ла Вуазен, она не могла не восхищаться ею. Эта женщина-чудовище обладала мужеством вновь отдаться Хозяину, даже познав укусы костра…

Роберта вдруг отдернула руку от шелковистой шкурки Вельзевула, сообразив, что бредит. Ла Вуазен? Пример для подражания? Ну нет. Отказ от вызова Дьявола позволил сделать колледж цивилизованным. И колдуньи только радовались этому.

Вельзевул вонзил когти в плоть Роберты и был бесцеремонно изгнан с колен. Кот бросил на нее оскорбленный взгляд и исчез в кухне, задрав хвост, внезапно превратившийся в восклицательный знак.

К юбке Роберты прилипли черные ворсинки. И метчиками она, похоже, была нашпигована. Она из последних сил отряхнулась. Золотистая пыль взлетела вверх и медленно осела на пол.

В коридорах колледжа ходила история по поводу метчиков, и эта история всегда интересовала Моргенстерн.

Последний настоящий шабаш состоялся за два года до того, как она начала изучать колдовство. Дьявол всегда являлся на встречу. Его вызывали по всем правилам. Ему приносили в жертву козла. На этот раз Он не явился, более того, с того времени Он молчал. А метчики появились как раз накануне дня вызова… Неужели Дьявол не хотел появляться в статистике Переписи?

В дверь постучали. Роберта пошла открывать. На пороге стоял юный Мартино. Вид у него был расстроенный.

— Мадемуазель Моргенстерн, — произнес он, увидев ее.

После своего акробатического полета с высоты колокольни Сен-Жак молодой следователь приобрел в глазах колдуньи статус загадки. Как молчание Дьявола и мотивы действий Палладио.

— Клеман Мартино, каким ветром вас занесло? Надеюсь, добрым?

— Можно войти?

Роберте не надо было оглядываться, чтобы увидеть: ее двухкомнатная квартирка была в полном беспорядке. Но она не могла оставить Мартино на лестничной площадке, пока будет убираться. Кроме того, она ненавидела домашнюю уборку.

— Входите и попытайтесь отыскать уголок на канапе, который не загажен врагом.

Мартино вошел и уселся, расстелив несколько газет. У него был кожаный портфель, который он уложил на колени. Шрам, оставленный Ла Вуазен у уголка его губ, придал его лицу некоторую суровость.

— Чай, кофе? — спросила колдунья.

— Лучше кофе.

Она отправилась на кухню, чтобы подогреть остатки кофе, и через минуту вернулась с двумя дымящимися чашечками. Мало кто выдерживал горечь ее варева. Она унаследовала рецепт от бабки по колдовской линии, чистокровной армянки.

— Сахар?

Он отрицательно покачал головой и безропотно выцедил пойло. Колдунья с интересом наблюдала за ним. Мартино был одним из редких людей, кто мог без стона проглотить эту смесь.

— Вы оправились от своих переживаний?

Мартино осторожно отставил чашку, несколько секунд подумал и уклончиво ответил на ее вопрос:

— Я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь на колокольне.

Он даже не помнил, что стоял над бездной. Ему казалось, что он соскользнул с крыши.

— Все нормально, малыш. Грубер говорил, что вы отдыхали после поездки в Париж?

— Я… я узнал, что граф исчез, — выговорил Мартино.

Роберта наклонилась вперед и тихо сказала:

— Это дело больше нас не касается. Теперь его будет решать Министерство войны. Вы слышали рекомендации Грубера? Вы свое дело сделали, все кончено.

— Моя работа не закончена. Прошу прощения, что нарушил ваш отдых, но мне пришлось потрудиться, чтобы выяснить ваш адрес.

— Кстати, как вам это удалось? — удивилась Роберта, не обратившая внимания на эту странность.

— Портье коммунального здания вывел меня на «Две саламандры», куда я отправился побеседовать с этим Штруддлем.

— Эльзеар говорил с вами?

Эльзеар никогда не разговаривал с непосвященными, кроме как на банальные темы, могущие усыпить его страдавшего бессонницей теккеля.

— Я провел с ним все вчерашнее утро. Очаровательный человек. Он дал мне отведать этого соснового спиртного. Короче, он рассказал мне о вашей дружбе в мельчайших подробностях. — Мартино помахал рукой. — Я хотел знать, на чем вы остановились в своем расследовании, и он дал мне координаты господина Роземонда, с которым я тут же условился о встрече.

— Вы встречались с Роземондом?

Роберта не верила своим ушам. Неужели молодой следователь разыгрывал ее? Или весь колледж?

— Я с ним встретился вчера в полдень. Он сообщил мне все, что знал об этой истории. Жизнь графа Палладио, договоры, которые хранятся в Марчиана. Ну, все.

Мартино рассказывал о своих последних встречах в шутливом тоне.

— Подождите, Мартино. Где вы виделись с Роземондом?

— Черт подери, в колледже! Он хотел видеть меня именно там.

Роберта была ошарашена. Еще ни одного ползучего не пускали в коридоры колледжа. Ей все это снилось. Она все еще спала.

— Я знаю, что вы собираетесь отправиться в Венецию, чтобы увидеть договоры, хранящиеся в Марчиана, — продолжил молодой человек. — И знаю, что Марчиана бдительно охраняется.

— Действительно, — ответила колдунья, решив поверить в иллюзорный аспект разговора. — И вы можете мне помочь проникнуть внутрь?

— Да.

Роберта вздохнула.

— Не издевайтесь надо мной, Мартино. Для входа в библиотеку нужны чертежи. Ее охраняют лучше Муниципали.

— Вы правы, нам нужны чертежи.

Он открыл портфель, извлек пачку сложенных листов и протянул ее Роберте.

— Вот они.

Колдунья решила, что все же не спит. Она развернула архитектурные чертежи. Здесь были все тайны Марчиана — от подвалов до верхних этажей, этаж за этажом. Были указаны все технические коридоры. На чертежах стояла дата — прошлый год.

— Как вы их раздобыли?

— Один из лучших контрактов, подписанных «Цементом Мартино». Палладио поручил моему отцу вернуть городу прежний блеск. «Цемент» должен был укрепить фундаменты всех зданий, чтобы выдержать напор лагуны. Одновременно были внесены и кое-какие изменения в Марчиана.

Роберта осторожно сложила чертежи, словно это были карты с указанием сокровищ. Мартино молча ждал.

— Чем вы заняты в ближайшие дни? — наконец спросила она.

Он пожал плечами.

— Ничем особенно. Я бы с удовольствием отправился в Венецию. Моя машина стоит у вашего подъезда. Пеликан «Морских линий Палладио» уходит от южного причала примерно через час. Если хотим успеть на него, надо поторопиться.

— Вы хотите везти меня в вашем грохочущем чудовище?

— Святой Христофор, да! — решительно подтвердил следователь.

— Тогда вперед, Клеман! — воскликнула колдунья. Луч солнца пробил серую атмосферу квартиры Роберты. И упал прямо на Вельзевула, который, подрагивая усами, разглядывал напарников. Кот зловеще мяукнул и отпрыгнул в сторону, прячась в тени.

 

MS. ITALIAN IV. 66 5548

— Ах, Венеция…

Роберта обеими руками держалась за поручни и полной грудью вдыхала воздух, насыщенный морской свежестью. Плавающий город занимал большую часть горизонта. Хорошо различались купола церквей, Дворец Дожей, башня с курантами. Мартино не отрывал взгляда от путеводителя «Палладион» по историческим городам. Она вырвала книгу из его рук и спрятала за спину.

— Эй! — воскликнул он.

— Лучше поглядите вокруг, малыш Мартино. — Роберта обвела широким движением лагуну. — У вас еще будет время насытиться этой неудобоваримой прозой, когда мы пристанем к молу.

— Отдайте мне путеводитель, — прохрипел он тоном капризного ребенка.

Колдунья отдала книгу. Молодой человек сунул ее в карман, даже не попытавшись открыть, и стал рассматривать Венецию. Они входили в Большой канал, забитый самыми разными плавсредствами. Над ними пронеслась чайка, а потом чиркнула по воде и понеслась к средневековому фасаду герцогского дворца, над которым поднялась на громадную высоту.

— Вы уже бывали в Венеции? — спросил он колдунью.

— Нет. А вы?

— Не раз.

— С отцом?

— Хм… хм…

Рядом с катером прошла лодка, гружженая фруктами. Мужчина, который управлял ею, помахал Роберте рукой, и та с энтузиазмом ответила.

— Когда граф откупил Венецию у Мирового Наследия, — сообщил Мартино, — он, как бы сказать, поднял ее на поверхность. Город был в ужасающем состоянии, почти наполовину ушел под воду. Он превратил ее в плавающий город, чтобы вырвать из ила, который ее поглощал. Отец объяснял мне все это, когда водил по стройке.

Катер скользил вдоль причала, начинавшегося у площади Сан-Марко. Недавно пробило полдень. Эспланаду заполняли толпы туристов. В городе главным образом жили транзитники, поскольку Венеция занимала особое место в Сети исторических городов. Большинство туристов даже не посещали раздевалки, поскольку переодевания здесь не были обязательными. Кроме периода карнавала.

Роберта и Мартино сошли с катера последними. У каждого было по небольшой сумке, перекинутой через плечо.

— Отведать шоколада у Флориана! — воскликнула Роберта, внезапно охваченная праздничным настроением. — Поклониться тетрархам. Утонуть в зелени Веронезе!

Послышался шум бултыхания. Мартино оступился на мостках. И теперь барахтался между судном и ступеньками, спускавшимися прямо в лагуну. Несколько туристов расхохотались, указывая на него пальцем. Он выбрался на берег с недоуменным видом — ботинки его хлюпали.

— Может, поделитесь со мной своими играми? — спросила его колдунья.

— Это не прекращается с тех пор, как мы вернулись из Парижа. Я упал в фонтан рядом со своим домом. Жуть, не так ли? Теперь я дрожу, пересекая самый безобидный ручей. Словно меня сглазили.

— Скажите, вы на Пеликане ничего не выпивали?

— Самую малость… Бокал вина за завтраком. Да, выпил. Но куда вы кло… — Он ткнул обвиняющим пальцем в колдунью. — Не говорите, что это последствия вашего парижского угощения?

— Вы были смертельно пьяны. Жалкий спектакль, — безжалостно напомнила она.

Молодой человек закружился на месте, яростно дыша. Он удавил бы эту проклятую колдунью! Но боялся, что она превратит его в нечто ужасающее еще до того, как он коснется ее.

— Вас отрезвило заклинание викингов, — добавила она. — А заклинания викингов требуют времени, пока не перестают действовать. Не пейте, и с вами ничего не приключится. Со временем это пройдет. Кроме того, вы сохраните свою печень.

Моргенстерн сжалилась и высушила его, как проделала это на мосту в Париже двумя жестами и одним подмигиванием.

— Может, хоть этому трюку научите? — спросил, смягчившись, молодой человек.

— Посмотрим, посмотрим.

— Ладно. До ночи мы не будем ничего предпринимать?

— Нет… Нет, — подтвердила колдунья.

— Тогда я вас оставляю. Мне надо решить одно важное дело. Встретимся здесь вечером.

Роберта встала перед следователем, уперев руки в боки, и с подозрением глянула на него.

— Опять хотите скакать в одиночку? Что вы замыслили?

— Сюрприз, — ответил он с обезоруживающей улыбкой.

И быстрыми шагами направился к базилике, бросив Моргенстерн через плечо:

— Не волнуйтесь! Я не продался врагу!

Но колдунью устраивало, что Мартино решил заняться своими делами. Она тоже хотела совершить одиночную прогулку перед тем, как бросить вызов библиотеке.

Мартино пересек эспланаду и остановился перед группой тетрархов, встроенных в мостовую Сан-Марко. Он спрятался позади порфировых братьев и достал конверт, найденный на Пеликане. Уже третий с момента, как он посещал исторические города.

Он нашел «М» в Лондоне и «Е» — в Париже. Еще одна буква, и он может послать уведомление с ответом в «Морские линии Палладио». И тогда, быть может, станет счастливым победителем большого конкурса «Три буквы за один город», первой премией которого было недельное пребывание вдвоем в конфиденциальной колонии Клуба Состоятельных. Мартино был близок к цели. Еще одно испытание, и он получит сказочную неделю.

В конверте на этот раз не было никакого указания на направление поисков, а простой листок с таинственным посланием. Он вслух прочел его, поскольку рядом не было ни одного любопытного уха:

— Пасть льва укажет, куда идти.

Он сложил листок и повторил послание, разглядывая толпу.

Пасть льва укажет, куда идти. В город львов… Ладно.

К счастью, он успел порыться в путеводителе, чтобы знать, куда его отправляли организаторы игры.

Он оставил базилику за спиной и двинулся вдоль герцогского дворца до Порта делла Карта. Во дворе, отделанном белым мрамором, ждала группа туристов.

— Синьоры, визит начинается! — воскликнул сопровождающий. — Мы двинемся по скала деи Жиганти, лестнице Гигантов, чтобы попасть туда, что некогда было частным жильем владыки Венеции.

Мартино присоединился к хвосту процессии. Гид повел их вверх по ступенькам. Группа миновала монументальные фигуры Марса и Нептуна и быстрым шагом пересекла второй этаж, даже не полюбовавшись огромными полотнами, висевшими на стенах, и фресками, украшавшими потолок.

— Здесь заседали юридические органы Венеции. Авогария занималась судебными процессами. Провведитори фрахтовали галеры, а сенсори обеспечивали цензуру. Теперь поднимемся на верхний этаж, в зал Великого Совета.

Они вскарабкались еще по одной лестнице и попали в прямоугольный зал внушительных размеров.

— Можете полюбоваться «Раем» Тинторетто. Эта картина на холсте была реставрирована благодаря графу Палладио, который спас Венецию от затопления.

Туристы, в том числе и Мартино, стали крутить головами, чтобы полюбоваться концентрическими кругами идиллического видения в золоте и украшениях. Гид вывел их из зала и повел по анфиладе различных помещений, названий которых молодой человек не запомнил. Интересующая его комната находилась дальше.

Еще одна лестница, зал Совета Десяти, нечто вроде прихожей, отделанной черным деревом, и, наконец, зал Компаса. Гид остановился перед древним сейфом, встроенным в стену. Маленькая металлическая дверца кончалась на уровне его пояса.

— Сала дела Буссола, — сообщил он, — известна тем, что здесь хранятся два последних доносных ящиков, куда венецианцы, великие стукачи, бросали письма с именами тех, кого подозревали в разврате, ереси, шпионстве или, хуже того, в налоговом мошенничестве.

Гид открыл один из доносных ящиков. Мартино растолкал остальных, чтобы посмотреть, что находилось внутри. Но, к его великому разочарованию, ящик был пуст.

— Записки опускались со стороны стены, из галереи, открытой для публики. Эти ящики назывались пастью льва, потому что со стороны доносчика они выглядели львиными головами. Теперь посетим зал оружия…

Мартино дал группе возможность уйти. Проверил, что никто не может его видеть. Предыдущий зал был пуст. Он открыл ящик, ощупал дно и нажал на защелку, находившуюся на дне.

В потайном дне ящика лежал листок бумаги. Следователь схватил его, сунул в карман пиджака, даже не прочитав, закрыл ящик и покинул зал Компаса, как злоумышленник, прижимая драгоценную добычу к сердцу. Он ликовал. Он угодил прямо в яблочко.

Гид закрывал зал оружия, когда Мартино настиг группу. Он, как и все, спустился по винтовой лестнице и оказался во дворе дворца у подножия лестницы Гигантов. Он уселся за столик первого же кафе на площади Сан-Марко. Развернул листок, надеясь увидеть третью и последнюю букву, напечатанную черным по белому.

«Вы найдете меня на столбе, который принадлежит Занини», — прочел он с бьющимся сердцем.

— Нет! — вскричал он, стукнув кулаком по столу.

«Морские линии Палладио» могли гонять его от одной загадки к другой. Но следователь был из тех, кого препятствия только раззадоривают. Он достал «Палладион» и принялся листать страницы, пытаясь найти смысл странного послания, единственным обладателем которого он стал.

Роберта думала о Палладио и о его существовании, построенном из последовательных жизней: Мартинето-стриж, карманный воришка; шпион на службе Десяти; убийца, ослепленный ревностью; авантюрист, преследующий свои цели в течение долгих веков, скрытный, сумрачный, тайный.

Чем больше колдунья размышляла о череде дней, тем явственнее вырисовывался след Рогатого. Палладио продался Великому Ростовщику между 12 июля 1570 года, вечером двойного убийства, и 23 июля, днем процесса, когда обвиняемый назвал себя бессмертным. Договора вскоре подтвердят это. Но зачем графу надо было оживлять исторических убийц?

MS. Italian IV. 66 5548. Ответ прятался в этой папке. По крайней мере Роберта на это надеялась.

Она вышла на небольшую площадь, похожую на все площади Венеции. В мостовой виднелись отверстия. Колдунья знала, что раньше через них вытекала вода, затопляя улицы города при больших приливах во время равноденствий.

Несколько голубей сели у ног колдуньи. Часть из них принялась расхаживать по мостовой на манер матадоров. Из дома, выложенного граненными в виде бриллиантов камнями, донеслась ария бельканто.

Роберта спросила себя, как выглядел дворец Гамбини, где Палладио убил эту Изабеллу и того, кого считал ее любовником. Как эти могучие дома, которые окружали площадь? Колдунья уставилась на мостовую в поисках следов крови, но их не было. Она вздохнула и повернула назад на шумную площадь Сан-Марко.

Загадочные улыбки статуй, глядевших на нее, слишком тяжелые здания, чтобы плавать в лагуне, гигантский театральный декор прекрасно иллюстрировали атмосферу, которую хотел воссоздать Палладио в своих исторических городах. С момента, когда они бросились в погоню за первым убийцей, она и Мартино перемещшшсь среди сплошных зеркальных отражений.

«А что задумал наш малыш Мартино?» — вдруг спросила себя колдунья.

Она прошла мимо кафе Флориана, забыв о данном себе обещании. Витрины поймали ее отображение лишь на миг. Несколько посетителей повернулись вслед ей.

Куда направлялась эта женщина с замкнутым лицом? В какой обманчивой реальности оперного города она собиралась затеряться? Кто мог это знать. Ясно было лишь одно: ни Дьявол, ни кто-то другой не в силах ее остановить.

Гондола поднималась по Большому каналу, подпрыгивая на воде, как пробка. Мартино никогда не питал склонности к морским путешествиям. Он предпочитал носиться по разбитым дорогам на своем автомобиле, оборудованном шинами попрыгушками. Хотя результат был почти тем же самым.

Особенно с этим проклятием викингов, приставшим к нему. Если духи предков прицепятся к нему, он приволочет их на суд колдуний, если таковой существует.

Некоторые дворцы выглядели запущенными, другие — недавно отреставрированными. Венеция источала очарование, вневременное благородство, которым должен был обладать и Палладио, пока не стал чудовищем, цепляющимся за жизнь благодаря какой-то черной магии, которую изучил в путешествиях между Светлейшей, Каиром и Стамбулом.

Движение по реке было очень плотным. Гондольер пытался избежать волн в узеньком коридоре, оставленном ему катерами. Он направлялся прямо к ряду столбов, торчавших посреди лагуны. Каждый столбик был окрашен в свой цвет: красно-белый, бело-зеленый, синий с желтой верхушкой…

Гондольер указал на один из столбиков, направляя лодку прямо к нему.

— Занини! — воскликнул он, с силой кивая.

Он указывал на первый столбик с красно-белой окраской. Гондола ударилась о деревянный столбик. Мартино встал, чтобы ухватиться за него, пока моряк орудовал веслом, пытаясь сохранить равновесие. «Пребывание на двоих в городе Клуба Состоятельных», — вспомнил Мартино. Он не украл это путешествие, пережив лондонские ужасы, обед с Горанфло…

И с радостью завопил: на прогнившем дереве виднелась буква «X». Молодой человек отыскал третью букву.

Более высокая волна приподняла гондолу и отбросила ее в Большой канал. Мартино, вцепившись в борта, глядел на поверхность воды в поисках рук, которые мечтали схватить его. Он крикнул прямо в пасть лагуне в приступе внезапной радости:

— Чего ждете? Чтобы я был смертельно пьян, иначе вам не схватить меня?

Он ощущал невероятно приподнятое настроение. Он мог бы взойти на гору, сразиться с драконом, дать под зад всем убийцам одному за другим.

Он не обращал внимания на гондольера, который явно утратил контроль над лодкой и в отчаянии цеплялся за весло. Мимо с ревом пронесся катер, накатив на них волну. Гондолу резко приподняло. Гондольера сорвало с площадки, на которой он стоял, и сбросило в лагуну.

Мужчина с отчаянием сражался с водой, глотая ее и отплевываясь. Похоже, он не умел плавать. Как ни странно думать так о гондольере, но он тонул. Следователю пришлось прыгнуть в воду, чтобы вытащить его из лагуны.

— Урок номер 1: никогда не бросайте вызов Первичным Силам. — Мартино словно услышал голос Моргенстерн.

Фасад невысокого здания выглядел простоватым по сравнению с прекрасными дворцами, составлявшими славу Венеции. Формы и объемы Скуола ди Сан Джорджио делли Скьявони были выполнены сухо и без блеска. Штукатурка облупилась, а статуи исчезли из своих ниш. И все же колдунья толкнула дверцу и проникла в здание.

Она увидела низкий зал скромных размеров с двумя рядами скамей из черного дерева. Перед алтарем на коленях молилась женщина с лицом, закрытым вуалью. Стены были покрыты росписями и темными деревянными панно.

Эта часовня не имела ничего общего с просторными и представительными залами, которых было много в городе. Роберта вошла в назначенное Десятью место для молитв далматинцев. Зал Скуола был похож на рабочий кабинет, предназначенный для самопогружения.

Но колдунья пришла не молиться. Она пришла полюбоваться картинами, которые сделали церковь знаменитой. Каждая была двух метров в длину на пятьдесят сантиметров в высоту. Цикл святого Георгия слева, а святого Иеронима — справа. Венецианский художник Карпаччо написал их в середине XVI века, и с этим художником, быть может, встречался Палладио.

Роберта подошла к картине, изображающей триумф святого Георгия. Святой воитель держал дракона на веревке. На заднем плане гарцевали лошади. Подвигом восхищалась небольшая толпа. Горизонт замыкался фантастическими архитектурными строениями.

Картины Карпаччо были прекрасны и ядовиты, как цветы-искусительницы с ароматом, насыщенным ядом. Любуйтесь мною, говорили они, восхищайтесь мною. Но тот, кто забывал об осторожности, незаметно пересекал рубеж и был вынужден любоваться этим миром с противоположной стороны.

«Уверена, Карпаччо писал свои картины не извне, а изнутри, — любила повторять мать Роберты. — Прозрачность, детали, вся его живопись в целом не могут быть объяснены иным способом».

Пробили часы. У колдуньи была назначена встреча с Мартино на площади Сан-Марко. Ей надо было спешить, если она собиралась погрузиться в мечту, если хотела нырнуть в глубины иного мира, как заглядывала еще маленькой девочкой за запретную дверь.

«Что-нибудь», — вспоминала она, когда говорила отцу, который спрашивал, что она искала в мастерской.

— А вдруг отыщешь кошмар? — спрашивал он.

— Превращу его в сон, — с непоколебимой уверенностью отвечала девчушка.

— А если найдешь сон?

Ей не хватало родителей.

Молящаяся женщина незаметно ушла, оставив колдунью наедине с художником. Роберта встала перед святым Георгием и драконом.

Лошадь была до великолепия монументальна. Копье рыцаря пронизывало картину наискосок до пасти химеры, чьи вскинутые лапы и скрученный в спираль хвост говорили о муках чудовища. Под ним лежали человеческие останки, а у стенки — безногое тулово, похожее на фрагмент античной статуи.

Маги и колдуньи обладали даром, который колледж не мог объяснить. Даром погружения. Мать Роберты могла таким образом физически путешествовать внутри Брамса, фламандских примитивистов или в «Исповедях отпрыска века» Альфреда Мюссе. Она часто брала с собой мужа в картины Ван Эйка или Бродерлама. Их медовый месяц прошел в очаровательном домишке, который им предоставил Арнольфини.

При погружении все дело было во вкусе. Только личное восхищение автором позволяло погрузиться в музыкальное, художественное или литературное произведение.

Вкусы Роберты позволили ей посетить Париж, сидя верхом на пере Эмиля Золя, в безумном темпе носиться по ледяным озерам в оркестровке Прокофьева, восхищаться ночным небом Багдада благодаря Шехерезаде Римского-Корсакова, петь вместе с Ослиной Шкурой в замке из папье-маше.

И Перси Файт не был последним в этом списке.

Витторе Карпаччо был единственным художником, на котором сошлись вкусы матери и дочери. Несколько его картин были их тайным садом. Но ни одна из них не смогла прогуляться по самым крупным его циклам, хранящимся в Венеции.

Роберта прищурилась, уставилась в одну точку на картине и позволила ощущениям подхватить себя. Ее периферическое зрение постепенно сузилось. Нарисованные фигуры зашевелились. Послышался далекий звон лат. В ноздри проникла вонь разложения. Роберта услышала прерывистое дыхание мужчины, занятого тяжелой работой, рев дракона.

Она находилась внутри картины, позади стенки с туловищем мертвого человека. Роберта осторожно приподнялась и застыла, пораженная точными деталями сцены насилия.

Святой Георгий выглядел необычайно четким. Его латы бросали темные блики вокруг. Дракон был словно вырезан из единого куска мрамора. Копье насквозь проткнуло ему глотку. Он присел на задние лапы, издавая рев, от которого сотрясались камни. Святой Георгий отступил, выдернул сломанное копье из глотки и ощупал бока едва хрипевшего чудовища. Роберта почти жалела химеру, презирая этого ангела в латах, чье повернутое в ее сторону лицо искажала гримаса ненависти и решимости.

Как Роберте хотелось, чтобы мать очутилась рядом! Сколько раз они мечтали об этом путешествии, восхищаясь старыми репродукциями произведений, хранившихся в Скуоло Сан Джорджио? Тогда Венеция была в забвении, нечто вроде безлюдной страны, где свирепствовали пираты лагуны, а потому не могло быть и речи о посещении города.

Раздался женский вопль. Принцесса Трапезунда заметила Роберту. Святой Георгий в ярости вскинул глаза и увидел колдунью. Он пробормотал нечто невразумительное, отбросил копье, обнажил меч и пришпорил коня, который с ржанием пустился в галоп.

Колдунья быстро отступила, когда жеребец бросился на нее.

Роберта вновь стояла перед картиной. Копье святого Георгия образовывало диагональ между его рукой и пастью дракона. Принцесса Трапезунда уже не кричала. Она, стоя в стороне, недвижно присутствовала при сражении с какой-то фатальной отрешенностью.

Но колдунья до сих пор ощущала вонь от химеры. И слышала шум крыльев, которые молотили по воздуху, пока герой протыкал ему брюхо.

— Именем гомункула, — пробормотала она в шоке от только что пережитого.

Часы пробили пять часов. Пора было встречаться с Мартино.

— В конце этого коридора мы должны найти дверь, выходящую на площадку второго этажа.

— В конце этого коридора мы, быть может, найдем смерть, — мрачно выговорила Моргестерн.

Мартино держал развернутый архитектурный чертеж перед собой. Он бросил отчаянный взгляд на колдунью.

— Что-то не ладится? Уже час вы выглядите словно на похоронах. Я могу помочь?

— Не думаю, Мартино.

Настроение у Роберты было на нуле, но она не знала почему. Оно внезапно испортилось по выходе из Скуола. А Мартино радовался жизни. Но его веселье не заражало. К тому же Моргенстерн не хотелось общаться. Даже ворчать.

— Пошли, — сказала она.

И двинулась по техническому коридору небольшой крутизны. По потолку в пяти метрах над их головами бежали разноцветные трубы.

— Ага, вот она, наша дверь.

Металлическое полотно было оборудовано пневматической ручкой. Мартино нажал на нее, и они вышли на площадку второго этажа библиотеки. Дверь захлопнулась за ними. Ее цвет был таким же, как у гобеленов Ренессанса, — он полыхнул и застыл, сделав дверь невидимой. Следователь наклонился над поручнями лестницы.

— Первый этаж нашпигован датчиками, но насколько известно, «Цемент Мартино» на этом этаже не устанавливал никакой системы безопасности. Ну и отлично, этот этаж нас и интересует.

На двери в читальный зал была изображена Голгофа. Сцена привлекла внимание колдуньи: небольшая толпа следовала за осужденным, понося его. Художник даже вылепил слезы, стекавшие по щекам мученика.

— Проблема? — спросил молодой человек. — Вам нужно специальное заклинание для открывания дверей?

— Что? — очнулась Роберта, отрываясь от лепнины. — Нет. Я любовалась произведением. Красотища. XIV век. Флоренция.

Она нажала на ручку, и дверь распахнулась.

— Глядите! — восхищенно воскликнула она.

Читальный зал тянулся в глубь здания. Уходящий день посылал золотистый свет через окна, выходящие на площадь Сан-Марко. Шум толпы, собравшейся на площади, был приглушен двойными витражами библиотеки.

В зале по всей длине стояли ряды двухэтажных полок. Винтовая лестница из кованого железа вела к галерее, обегавшей второй уровень. Внизу теснились шкафы, бюсты и витрины с самыми ценными образцами. Столы с ножками в виде резных львиных лап стояли без видимого порядка. На них были расстелены гигантские географические карты. Четыре стола.

— Пойду посмотрю, что в витринах, — решил Мартино и бросился вперед.

Роберта остановила его, схватив за ворот и резко дернув назад, пока он не успел ступить на пол. Он обернулся к ней, возмущенно потирая горло.

— Гх-х… Что не так? — разъярился он. — Хр-р… Что на вас накатило?

Роберта указала ему на точку на паркете, на которую он должен был наступить, а потом на вторую справа в двух метрах от первой. В центре паркетных звезд лежали крохотные разложившиеся трупики грызунов. Их кости были раздроблены на тысячи осколков. Рисунок, выложенный паркетинами, бесконечно повторялся по всему полу от входа до видимой границы.

— Звезды Давида, — объяснила колдунья. — Я попала в одну из них в Версале. Изобретение графа, которое я вам советую не изучать.

— Ну и ну. Какой эффект?

— Вы попадаете в плен, и ваши кости тут же становятся хрустальными. И малейший удар становится роковым.

— И как же мы поступим?

Роберта всмотрелась в паркет. Никакой возможности обогнуть ловушку. Лестница, ведущая на галерею, была слишком далека от двери. Не представлялось никакой возможности продолжить путь без того, чтобы не попасть той или иной частью тела в одну из фигур на паркете.

В другом конце библиотеки мелькнула серая тень, издававшая писк.

— Что это? — спросил Мартино.

Новый писк заставил колдунью обернуться. Она увидела мышь, которая пересекла площадку, скользнула меж ее ног и побежала по паркету навстречу своему компаньону на противоположной стороне зала. Крохотный грызун прекрасно знал путь. Он перепрыгнул по прямой через две звезды, повернул налево, потом направо, потом опять припустил по прямой. Внезапно прозревшая Роберта бросилась вслед за зверьком, приказав Мартино:

— Вперед!

Мышь останавливалась у края каждой фигуры, принюхивалась к воздуху и пускалась в путь в верном направлении. Дорога была сложной, полной поворотов на безопасные звезды Давида, которые граф нарисовал на паркете.

Они выбрались в центр читального зала. Роберта уже перестала считать трупики грызунов, которые их окружали. Она внимательно следила за бегом мыши, которая, как ракета, рванула по прямой. Оба зверька, с писком исчезли за плинтусом.

— Моргенстерн! — позвал Мартино.

Голос его был слишком слабым, чтобы раздаваться у нее за спиной. Молодой человек прошел всего лишь половину пути и застрял между шкафом и вторым столом с картами. Он стоял на одной ноге, сохраняя равновесие и не решаясь сделать следующий шаг.

— Клянусь Ураном, Мартино, что вы там делаете?

— Я потерял путеводную нить, — прошептал он. — Куда мне идти теперь?

Помещение не было широким. Но ни один трупик зверька не мог указать ему правильное направление. Любая из восьми звезд Давида вокруг него могла быть ловушкой. И Роберта не помнила, как она двигалась по этой части лабиринта.

— Что мне делать? — с тоской вопрошал Мартино.

— Не двигаться.

Решать только по одной проблеме. Пока он оставался на месте, ему ничто не грозило.

Колдунья направилась к витрине, стоящей у края ловушки. В ней лежали некоторые произведения, названия которых нельзя было прочесть. Корешки обложек были украшены химерами или сложными геометрическими фигурами.

Роберта приподняла крышку витрины и наугад взяла какую-то книгу.

«Liber de metallis transformandis et de natura eorundem», узнала она книгу по печати. Быстро пролистала ее. Роджер Бэкон и его удивительные прозрения… Положила на место и взяла другую: «Химический трактат» Джованни Чинелли с иллюстрациями автора. Он был сброшюрован с «Книгой трансмутации металлов» Герметиса и его «Этюдом истинной науки».

— Моргенстерн, — простонал Мартино.

Бедняга по-прежнему оставался пленником звезды. Роберта вздохнула и поспешно перебрала книги. Отложила в сторону полное собрание сочинений Кристофа Парижского, книгу мэтра Альберта, трактат Архелаи…

Между двух томов «Liber de chemica» Гратиани виднелась папка из черной кожи. Выцветшая этикетка указывала MS. Italian IV. 66 5548. Номер, указанный Роземондом. Роберта схватила папку и открыла ее.

Четыре пергамента, разделенных прокладками из рисовой китайской бумаги. Четыре почерка. Четыре языка. Четыре даты. Четыре подписи. Они были парафированы одной и той же пометкой — пометкой, которую колдунья хорошо знала, поскольку изучала ее в Колледже колдуний.

— Моргенстерн! — позвал Мартино.

Роберта зажала папку под локтем, закрыла витрину и вернулась на поле лабиринта.

— Сколько еще можете терпеть? — спросила она неуверенным голосом.

— Что? Вы не можете вытащить меня отсюда? Бога ради, Моргенстерн, сделайте что-нибудь.

Роберта глянула на трупики мышей, попавших в ловушку, чьи кости разбились, как разбились кости ее астрального близнеца, когда Палладио ткнул ее тростью в галерее зеркал. Мартино не сможет и шагу сделать, чтобы не разбиться на осколки. Если бы она захватила Густавсона. Тот смог бы спросить дорогу у мышей. Но она предпочла дать ему отдохнуть. Идиотка, да и только!

— А если наудачу? — предложил отчаявшийся следователь. — Интуитивно.

— Не советую.

А что ему посоветовать? Ждать судороги? Моргенстерн чувствовала себя бессильной. И принялась проклинать Палладио, проклинать себя, что вовлекла напарника в эту безумную авантюру.

— Та, что слева… Я ощущаю это! — убеждал себя Мартино.

Он сделал глубокий вдох, зажмурился и перепрыгнул на левую фигуру. Моргенстерн едва не закричала, но сумела сдержать себя. Чудо произошло. Он, похоже, не угодил в ловушку.

Мартино двинулся прямо вперед по двум звездам, потом повернул направо, не открывая глаз. Он поколебался, едва не продолжил путь вправо, потом решительно ступил влево. Прямо через две клеточки, налево. Прямо и снова налево. Когда он открыл глаза, то западня осталась позади. Все это время колдунья не двигалась с места. И смотрела на него, обратившись в статую.

— Как… как вы это сделали? — спросила она.

Он пожал плечами. Руки его дрожали.

— Быть может, я в предыдущей жизни был грызуном? — предположил он. — Наверное, по этой причине я и не люблю ежей. Слишком много дурных воспоминаний.

Роберта похлопала ладонью по папке.

— Ладно. Я нашла то, за чем мы пришли. Не стоит задерживаться в этом проклятом месте…

И сообразила, что ляпнула глупость.

— Что? — переспросил ее напарник.

Моргенстерн подошла к стене, замыкавшей зал.

Двери не было видно. До окон не добраться. Мартино тоже понял.

— Только не говорите, что мы в тупике.

— А вот и наши два неутомимых сыщика! — воскликнул голос с другого конца зала. — Быть может, мы можем что-нибудь сделать для них?

На пороге читального зала стоял Симмонс в одеянии могильщика. Он держал руки за спиной и зловеще усмехался. Роберта сунула папку за пояс.

— Симмонс! — с облегчением крикнул Мартино. — Мы в затруднении! Сходите за помощью!

— Вам нужна помощь? — удивился слуга Палладио. — А почему вам нужна помощь?

Он поставил ногу на первую звезду Давида.

— Осторожно! — крикнул молодой человек. Симмонс остановился перед фигурой впереди, повернул налево, потом направо. Он шел, не глядя под ноги. Добравшись до первого стола, он извлек из-за спины карабин с оптическим прицелом. Судя по размеру ствола, калибр его зарядов был способен уложить мастодонта на приличном расстоянии.

— Теперь сообразили? — проскрипела Роберта, обращаясь к Мартино. — Ваш дружок не собирается нам помогать.

Симмонс стоял в центре зала. Он вскинул карабин и прицелился в какую-то точку между двух следователей, бросившихся на пол в момент, когда оглушительный выстрел сотряс пол. На них посыпались обломки деревянной панели. Симмонс вновь двинулся вперед, держа оружие на согнутой руке, словно участвовал в сафари.

— Нам надо выбраться из этого дерьма, — решила Моргенстерн.

— Согласен. Но не знаю, как это сделать, если только не обратиться в грызунов.

Мартино подумал, что Роберта восприняла его слова буквально, ибо встала на четвереньки. Он сделал то же. Казалось, она ищет норку, через которую скрылись мыши.

— Мышиная норка, ее можно увеличить.

— Эй! Вы еще там? — позвал Симмонс, потерявший их из виду.

Судя по голосу, он подошел совсем близко. Моргенстерн, стоявшая у норки, бормотала непонятные слова и скребла ногтем по полу.

— Что вы делаете? — с беспокойством спросил Мартино.

Она вдруг вскочила на ноги и крикнула Симмонсу:

— Давайте, старина. Охота на колдуний открыта.

Симмонс не заставил долго ждать. Мартино, который приподнял голову, чтобы посмотреть на результат самоубийственного поступка Моргенстерн, бросился на пол, услышав грохот двойного выстрела. Роберта не шелохнулась.

Молодой человек различил свист пули у себя над головой. Фрагмент плинтуса, перед которым колдовала Роберта, взорвался метрах в трех от мишени и слишком низко, чтобы Симмонс мог попасть в эту скрытую барьером точку. В стене образовалось отверстие диаметром в полметра. Колдунья встала на колени позади Мартино.

— Все дело в особенностях материи, — объяснила она. — Дерево притягивает металл, если отдать ему приказ.

— Дерево притягивает металл?

— А мы притягиваем Симмонса. Лезьте в дыру, а себя представьте большим быстрым грызуном, за которым гонится огромная и более быстрая кошка.

Мартино пролез в дыру и оказался в комнате без окон. На стенах висели две большие картины. Здесь была дверь, к которой он бросился в сопровождении Роберты. Но та была закрыта на ключ. Мартино отчаянно пытался высадить ее плечом.

— Мы выбрались из одной ловушки, чтобы попасть в другую, — подвела итог колдунья.

Дверь, запертая заклинанием, не уступала. Роберта отказалась от бесполезных попыток и подошла к одной из картин, пытаясь в полумраке рассмотреть композицию.

— Вы думаете, что пришло время знакомиться с культурным наследием? — взорвался Мартино.

Она не ответила. Если эта картина не была подделкой или копией, они могли спастись.

— Попросите господина Симмонса расширить мышиную нору, чтобы было чуть светлее, — предложила она.

Она выглядела совершенно серьезной. Мартино подчинился и подошел к отверстию, использовав ногу как приманку.

— Эй! Симмонс! Здесь можно заснуть! Чего вы ждете? Присоединяйтесь к нам!

И едва успел отдернуть ногу, когда от стены отлетел огромный кусок дерева. Проход теперь доходил до пояса следователю. Было слышно, как Симмонс перезаряжает карабин.

— Иду, — напевал Симмонс, — иду.

— Мы спасены, — объявила колдунья.

Она потянула Мартино за рукав и заставила смотреть на картину, которая теперь была достаточно хорошо освещена.

— Что вы о ней думаете? — спросила она.

— Как что думаю?

— Вам нравится картина? Нравится?

Мартино попытался прочесть то, что было написано на табличке. «Сон святой Урсулы» Витторе Карпаччо. На картине была изображена женщина, спящая в гигантской постели, к которой на цыпочках подходил ангел.

— Карпаччо… Неплохо.

— Вам нравится или не нравится?

— Нравится, — признался Мартино.

— Тогда уставьтесь в одну точку картины и расслабьтесь.

— Расслабиться, ну и шуточки у вас.

Симмонс перезарядил оружие. И мог присесть на корточки и целиться в них. Колдунья схватила молодого человека за затылок и нажала определенную точку. Клеман ощутил, что тело его обмякло, в голове помутилось, а в глазах заплясали бабочки.

— Вот мы и расслабились.

Она взяла его руку в свою и повела к стене, словно та не существовала. Мартино сжался, ощущая, как сужается его периферийное зрение. Нарисованные формы выстроились в своеобразную прихожую. В соседней комнате через приоткрытую дверь виднелся угол кровати.

— Где мы? — спросил молодой человек. Голос его звучал приглушенно.

— В «Святой Урсуле». Не стоит задерживаться. Следуйте за мной и постарайтесь на этот раз не заблудиться.

Они проскользнули в спальню. Мартино узнал сцену, хотя видел ее под другим углом. Женщина во сне что-то бормотала и постанывала. Ангел приближался к кровати со скоростью несущейся галопом улитки.

— Мы в картине! — вдруг сообразил он.

Он ощутил, что кто-то яростно дергает его за низ брюк. Его пытался удержать рыжий песик, упирающийся когтями в пол.

— Моргенстерн, — позвал Мартино жалобным голосом.

— Что еще? — обозлилась колдунья.

Но не улыбнулась, увидев, что происходит.

— Главное, не двигайтесь, Мартино, пока я не вспомню заклинание, которое обратит в камень это чудовище.

Он попытался подтянуть ногу к себе. Пес не отпускал. Урсула с ворчанием повернулась на бок. Моргенстерн, стоя на коленях, нежно разговаривала с собачкой.

— Милый песик. Отпусти господина и получишь к-кусочек сахара.

Собака разжала зубы и, опустив морду, подошла к колдунье, подметая хвостом пол. Моргенстерн дала песику кусок сахара, который достала из кармана. Следователь облегченно вздохнул.

— Что теперь?

— Выбираемся из этой картины в другую из цикла святой Урсулы, переходим в цикл святого Георгия и возвращаемся в реальный мир.

— Не знай я вас, Моргенстерн, я решил бы, что вы сошли с ума.

— Называйте меня Робертой, мой милый Мартино. И перестаньте ныть. Многие хотели бы увидеть эту картину так, как мы ее видим сейчас.

Молодой человек огляделся. Но зрелище нарисованной спальни его не тронуло.

— А Симмонс? Что сделаем с ним?

— Он является частью иной реальности. Мы как бы оставили его на обочине дороги…

— А если он решит вдруг пальнуть в упор в картину?

— Министерство внесет нас в списки пропавших без вести.

Собачка вдруг повернулась в сторону прихожей и с яростным лаем бросилась туда. Урсула села в кровати в момент, когда в спальню ворвался Симмонс. Он вскинул карабин, целясь в колдунью. Единственной мыслью, пришедшей в голову Роберте, оказалась мысль, что Симмонсу тоже нравится Карпаччо. Очко в его пользу.

Пес подпрыгнул и вцепился ему в пояс. Симмонс ударил его прикладом, а потом отбросил ногой в угол спальни, прицелился и выстрелил. Собачка превратилась в кровавую лужу, а по нарисованной спальне прокатился раскат грома.

Урсула потеряла сознание. Ангел ничего не заметил. Симмонс снова целился в двух беглецов.

— Бежим! — крикнула колдунья.

Они бросились в боковую дверь и оказались на берегу Большого канала. Вечерело. На набережной толпились люди. Великолепный понтонный мост позволял перебраться через рукав лагуны.

«Что мы делаем в „Чуде креста“? — спросила себя Моргенстерн. — Эта картина никогда не входила в цикл святой Урсулы…»

— Мы все еще в Венеции? — спросил Мартино.

— В Венеции. Не стоит ждать, пока Симмонс нас догонит.

Они пробились через толпу нотаблей, которые смотрели на них, не понимая, что Моргенстерн и Мартино делают среди них. Через пару минут они уже пересекли древний мост Риальто и углубились в лабиринт узких улочек полуреальной-полувымышленной Венеции.

— Этот цикл святого Георгия… Как вы рассчитываете в него попасть?

— Вернувшись в цикл святой Урсулы и добравшись до некоей сцены, — объяснила Роберта.

Симмонс не подавал признаков жизни. Но они все же часто озирались в поисках преследователя.

— Какая сцена?

— Брак. Дело происходит на берегу моря. Стилистические элементы объединяют эту картину с битвой святого Георгия и дракона. Построение ландшафта. Наклонная мачта корабля, которая воссоздается в копье святого.

— Вы изучали историю искусств или колдовства?

— И то, и другое. Подождите.

Она что-то услышала. Они находились в дворике, который художник не успел дорисовать. В пустоте висел колодец. Роберта прислушалась, но шум, который раздался несколько мгновений назад, стих. Молодой человек показал на папку за ее поясом.

— Договоры?

— Мы успеем их изучить, когда выберемся отсюда. Снова началось.

— Что?

Земля в дворике задрожала, целые пласты краски начали осыпаться вокруг них. Ряд труб растрескался и унесся в желтое небо в виде вихря пыли. Две огромных плиты приподнялись, как створки ворот в мостовой, отбросив неоконченный колодец в сторону. Лошадь, нарисованная одним росчерком пера, выбралась по наклонной плоскости на поверхность и остановилась перед ними. На ней восседал Симмонс.

— Как вам нравится этот маленький эскиз? — воскликнул он. — Я отыскал его под первым слоем краски.

Набросок лошади источал скрытую угрозу. Будучи неоконченным, он стал прекрасным продолжением того, кто восседал на коне. Стоило Симмонсу подумать «Вперед!», как он двинулся бы вперед. Прикажи он «Растопчи!», жеребец бросился бы на беглецов, чтобы растоптать. Молодой человек и колдунья отступили в противоположный угол дворика.

— Вы знаете, как функционирует эта вселенная? Неужели придуманные вещи становятся реальными? — спросил Мартино у Моргенстерн.

— Несомненно, — ответила она, не сводя глаз с Симмонса.

Мартино наморщил лоб, пытаясь сосредоточиться. Симмонс зарядил карабин и направил его на Моргенстерн, считая ее более опасной.

— «Морские линии Палладио» надеются, что вы совершили приятное путешествие, — произнес он, забыв улыбнуться.

— Садитесь! — приказал молодой человек, вдруг дернув колдунью за рукав.

Он сидел на неизвестно откуда возникшем мотоцикле. Моргенстерн не стала искать разгадку и прыгнула в седло позади Мартино. Мотоцикл с ревом рванул с места. Симмонс выстрелил. Пуля вонзилась в мостовую в месте, где только что стояла двухколесная машина. Пока он вновь целился, беглецы неслись по извилистым улочкам древней Венеции. Грохот двигателя постепенно стихал и вскоре исчез.

Симмонс опустил оружие, погладил по несуществующей холке коня. Этот Клеман Мартино оказался хитрецом. И обладал воображением. Но и Симмонс не был лишен воображения…

— Быть может, притормозите? — крикнула Роберта через плечо следователя.

Вот уже пять минут молодой человек гнал на полной скорости, едва справляясь с поворотами, мостиками, крытыми переходами и улочками, созданными Карпаччо, который с точностью воссоздавал оригинал. Мартино взлетел на мостик, в последний раз нажав на газ. Они взлетели и приземлились в нескольких метрах среди снопа искр.

Мотоцикл остановился в центре гигантской площади, окруженной зданиями, похожими на античные усыпальницы. Издали за ними наблюдали нарисованные люди. «Если я решусь слезть с этой дьявольской машины, — подумала Моргенстерн, — они с воплями разбегутся». Она слезла с мотоцикла, немного одурев от скорости. Люди действительно с воплями бросились прочь.

Мартино улыбался во весь рот. Он выглядел восхищенным, хватившим «дури», обалдевшим. Колдунья хотела ему посоветовать порезвиться на площади, не жалея шин. И он бы выполнил ее просьбу, хохоча, словно сумасшедший.

— Потрясающе, — проворчала она.

Она ощущала, что на нее вот-вот обрушится мигрень. Да здравствует общественный транспорт!

— Где вас обучали такой езде? — крикнула она. — Вы хотите убить нас или что? Дурачок, вам надоела эта жизнь?

Мартино ожидал комплиментов за свой талант водителя, который он только что продемонстрировал.

— Но… я… мы оторвались от Симмонса! — защищался он.

— Ну да. Видите вон то круглое здание?

Она указывала на главную усыпальницу, фасад которой нарисовал мастер перспективы. Молодой человек утвердительно кивнул.

— Врежьтесь на своей жуткой машине в него. И испытаете способность поглощения силы удара в венецианской живописи. Давайте. А я буду наблюдать.

Мартино пожал плечами и остановил двигатель, вращавшийся на малых оборотах.

— Глупо, — прохрипел он.

Трое нотаблей, не столь трусливых, как остальные, решительно направлялись в их сторону. Три одеяния — желтое, красное и синее, которые резко выделялись на незапятнанной брусчатке площади.

— Где мы? — осведомился Мартино.

— Вернулись в цикл святой Урсулы. Тот самый «Брак».

Цветная делегация уже прошла половину пути. Люди что-то кричали. Вероятно, на старом итальянском.

— Думаете, это свидетели? — спросил молодой человек.

Намерения дипломатов были яснее от мгновения к мгновению. Теперь было видно, чем они потрясали над головами: кинжалами и стилетами.

— Предлагаю вам пропустить главу «Изучение оружия в венецианской живописи», — предложила Роберта, вновь садясь позади Мартино. — Везите нас в следующую сцену.

Молодой человек повернул ключ зажигания и всем своим весом рухнул на седло. Двигатель заурчал, но не завелся. Он несколько раз повторил свои попытки, крутя рукоятки газа, но напрасно. Троица уже была метрах в пятидесяти. Да и весь свадебный кортеж осмелел и последовал примеру самых решительных. Вокруг них неумолимо сжималось угрожающее кольцо.

— Хотите, чтобы я слезла и подтолкнула? — предложила Моргенстерн.

— Ха! — ответил следователь. Машина завелась, но тут же заглохла.

— Проклятие Божье! — выругался он, наклонившись к двигателю. — Где эта… подача бензина?

Еще двадцать метров, и толпа сомкнётся. Истребление грохочущего демона — прекрасный подвиг во славу святой. Колдунья знала заклинание, позволяющее остановить некоторое количество сумасшедших. Но справиться с бунтующей толпой ей было не под силу. Их разорвут в клочья.

Небо вдруг заволокло, и тут же в воздухе разлилось невероятное зловоние. Карпаччики остановились.

Над ними летела собака с хвостом змеи и крыльями летучей мыши, Настоящая хищная птица. Она направила раздвоенный язык в сторону толпы и разверзла пасть. Из нее вылетел десятиметровый язык пламени.

Те, кто не застыл от ужаса, бросились врассыпную. Дракон преследовал их, развлекаясь тем, что возводил перед ними стены из пламени, превращал людей в живые факелы, и вся площадь пропиталась вонью горящей плоти.

Мартино, увлеченный поисками неисправности, ничего не видел, ничего не чувствовал, ничего не слышал.

— Теперь, наверное, все будет в порядке, — сказал он, нажимая на педаль.

Мотоцикл наконец завелся. И тут следователь увидел, что толпа исчезла. Эспланада была покрыта пятнами сажи размером с темные здания. Он хотел спросить колдунью, какой всемогущей магией ей удалось удалить плебс, когда она приказала ему с исказившимся лицом:

— Стартуйте, Мартино!

От чего она вдруг стала такой? Хватит маленьких секретов! Теперь молодой человек хотел, чтобы с ним поделились тайнами…

Что-то очень тяжелое упало на землю позади мотоцикла, прямо за спиной Моргенстерн. Нечто высотой с небольшое здание, зеленое и блестящее.

Химера развернула крылья и закрыла горизонт. Мартино узнал Симмонса. Черты его лица, несмотря на чешую, не изменились.

— Что?.. — растерянно пробормотал он.

Моргенстерн вместо него врубила сцепление и схватилась за руль. Мотоцикл с ревом сорвался с места. Клеман тут же взял управление на себя, а Роберта обняла его руками за талию. Горячее дыхание, раскалявшее затылок, свидетельствовало, что Симмонс едва не попал в цель. Колдунья увидела, что дракон взлетел и набрал высоту.

— Куда?

— Вдоль канала!

Вдоль канала — послышалось ему. Она сошла с ума или что? По набережной этого дурацкого канала гуляло множество людей. Рядом стояли корабли, с которых сгружали товары.

— Налево, Мартино! — завопила колдунья.

Он буквально уложил мотоцикл на бок, когда с неба прямо на них обрушилась огненная колонна. Мартино нажал на газ и принялся петлять, чтобы вернуться на набережную.

Дракон с ревом пронесся над ними. Он летел метрах в двух над землей. Его голова качалась из стороны в сторону, отслеживая их бегство, а слишком тяжелое тело пыталось справиться с инерцией, бросавшей его в разные стороны. Симмонс исторгнул новый столб пламени, который ударил в землю далеко позади мотоцикла.

Мартино несся, минуя груды бочек, моряков и мостки, сброшенные с судов на берег.

— Дорогу! Дорогу! — орал он и с яростью жал на клаксон.

Пространство перед ними хаотически кипело. Люди в последний момент прыгали в канал или в сторону. Мартино едва справлялся с управлением. Впереди показалась свободная площадка, но он не был уверен, что доберется до нее.

Справа от них что-то взорвалось. Симмонс попал в каравеллу, груженную порохом, и канал превратился в огненную стену. Дракон летел над лагуной и заходил на новую атаку. Они попали в пробку, образовавшуюся из-за паники. Симмонс возвращался, выполнив вираж. Еще десять метров, и они спасены.

— Дорогу! — орал Мартино, мотоцикл которого рвал платья, ткани и камзолы.

Дракон выровнял полет по оси их движения, раскрыл пасть. «Твоя очередь», — сказала себе Роберта. Раскинула руки, приняв позу великой жрицы, и рявкнула, перекрывая крики толпы:

— О воды, разделитесь! О армии, рассредоточьтесь! Да будет устранено препятствие на моем пути и пути моего народа!

Невероятная сила подбросила людей и бочки в небо, открыв перед ними свободный проход. Мартино воспользовался этим и ринулся к свободной площадке. Дракон обрушивал на них ураганы огня. Они удалялись от пламени, брачного кортежа и безумия толпы.

Они катились по пустынной наклонной плоскости, не различая деталей. Показалась структура плоскости, потом пустота.

Они вылетели на мертвую и усыпанную камнями равнину. Мотоцикл медленно наклонился и упал на поверхность картины. Седоков отбросило на несколько метров. Мотоцикл по инерции пролетел дальше и уткнулся в стенку.

Они были живы и здоровы.

Колдунья поднялась, потирая ягодицы. Она не осмеливалась подумать, какого цвета они будут завтра. Пунцовыми или бледно-зелеными?

— Мы в святом Георгии? — спросил молодой человек, ощупывая череп и удивляясь тому, что еще жив.

Моргенстерн кивнула. Именно тот пейзаж, который она помнила по посещению. Но без святого и дракона. Мартино критически оглядел разбросанные повсюду останки человеческих тел.

— Очень бы хотелось вернуться в наш мир, — предложил он.

— Большинство голосов «за». Выход позади этой стенки.

Колдунья хотела дать коллеге пример, как что-то твердое уткнулось ей в спину. Она осторожно оглянулась. Святой Георгий величественно глядел на нее с высоты своего жеребца. Лицо его было полно презрения, а сверкающие латы потемнели.

Воитель поднял свое черно-красное копье. Сунул в кожаные ножны, висящие на правом боку коня, и придержал рукой. Жеребец не шелохнулся.

— Вы, — начал святой с сильным акцентом, обращаясь к колдунье, — вы быть пррричиной… — Он махнул в сторону лежащего мотоцикла и трупов. — Беспорррррядка?

Он напирал на «р». Слова словно вырывались из его глотки. Она не знала, что ответить. Однако святой не выглядел оскорбленным.

— Уже вас видеть. Пррропала. Фьють. Come una nuvola. Вы быть колллдунья.

Роберта ступала по яйцам стервятника. Святой воитель был, быть может, опаснее дракона, от которого они удрали.

— Мы убить колллдунья, — подтвердил Георгий, хватаясь за рукоять меча, лежащего в ножнах.

У них никогда не хватит времени перепрыгнуть через стенку. Они окаменели при виде рыцаря. Она всегда представляла себе Смерть… Смерть в таком облике — благородную, беспощадную, получеловек-полуживотное.

Конь заржал. Святой Георгий подозрительно посмотрел по сторонам. И без всяких объяснений удалился в противоположную сторону картины. Конь яростно бил копытом по камням. Роберта увидела принцессу Трапезунда, безмолвно сжавшуюся в своем уголке с выражением смирения и покорности на лице, нарисованном художником.

— Тс-с, Мартино.

Молодой человек последовал за колдуньей. Они перепрыгнули через стенку. Святой Георгий даже не поглядел в их сторону.

— Он выглядел разозленным, — сказал следователь.

— Вы, конечно, бросились бы мне на помощь, если бы дело пошло плохо?

Мартино не ответил. Вдруг воздух содрогнулся, и небольшое зеленое и мягкое здание приземлилось в центре равнины, подняв облако пыли.

— Мартино? Моргенстерн? — позвал Симмонс. — Где вы, милые червячки?

Молодой человек был готов покинуть картину тут же. Но Моргенстерн положила ему руку на плечо, удержав на месте.

— Поглядите на сцену, которая сейчас произойдет, — шепнула она ему на ухо.

— Я вас слышу! — прошипел Симмонс.

Он встал на задние лапы и вытянул голову в сторону стенки.

— Драго! — крикнул святой Георгий.

Химера повернулась в сторону того, кто позвал ее, и воитель бросился на нее с копьем наперевес. Острие вошло в глотку Симмонса, который от боли развернул крылья. Из его пасти потек ручеек крови, потом он превратился в реку, обагрившую грудь гигантской чешуйчатой собаки.

— Ну и дела, — пробормотал Мартино.

Оба следователя отступили и оказались перед картиной в Скуола далматинцев, едва освещенной луной. Святой Георгий и дракон перестали двигаться. Вокруг стало тихо.

Моргенстерн спросила себя, умер ли Симмонс в момент, когда его рисовали. Этот демон Карпаччо был способен подарить ему вечность на вершине мук, даже не убивая его… Но эти смелые рассуждения годились лишь для искусствоведов, вспомнила колдунья. Договоры были в ее руках. И это было главным.

— Ну и дела, — повторил Мартино, с трудом возвращаясь на родную землю.

 

КАБИНЕТ АРЧИБАЛЬДА ФУЛДА

Двери лифта открывались в приемную на последнем этаже коммунального здания. Молодой человек вышел из лифта и направился к двустворчатой двери, затянутой красным бархатом. Он знал, что его ждали и что за ним следили метчики на этаже. Сердце его отчаянно колотилось, когда он толкнул створку и вошел в кабинет Арчибальда Фулда, всемогущего и опасного министра безопасности.

Он сразу увидел, что целая стена кабинета была стеклянной и выходила в небо. По окнам стекали дождевые ручьи — в Базеле лило вот уже целую неделю. Вторую стену закрывали библиотечные полки. В центре стоял стол министра, массивный монолит, похожий на алтарь. Бювар, подставка для ручек, пресс-папье лежали на столешнице, словно культовые принадлежности.

Моргенстерн сидела в глубоком кресле, как и Грубер в своем вечном серо-антрацитовом костюме.

Была еще одна женщина, которую Мартино не знал. Она держала в руках черную папку, которую они выкрали из Марчиана. Она была ниже колдуньи, взлохмаченные светлые волосы подчеркивали бледность лица, на котором торчал нос-хоботок. Глаза у нее были еще зеленее, чем у Роберты. Они произвели на молодого человека то, что следовало назвать странным впечатлением.

Фулда не было видно.

Мартино подошел к Моргенстерн, своему единственному союзнику в этой комнате. Колдунья показывала ему, что надо смотреть направо, но он не понимал. Никто не произносил ни слова. И это было ненормально.

— Ну что ж, мы все в сборе. Найдите себе место, господин Мартино, и сядьте.

Голос был таким же нежным, как скрип железных опилок по черной доске. Мартино обернулся и увидел Арчибальда Фулда с сигаретой в уголке рта.

Министр безопасности был составлен из удлиненных частей. Лицо выражало смесь усталости, аристократичности и иронии, а светлый взгляд сверкал, как хрусталь. Фулд улыбался, но его глаза не смеялись. Мартино он показался скучающим хищником.

Следователь опустился в пустое кресло. Фулд подошел к столу — за ним тянулся шлейф голубого дыма.

— Позвольте представить вам Сюзи Бовенс, поверенную в делах юридического отдела нашего министерства. Мисс Бовенс, представляю вам Клемана Мартино из Криминального отдела.

— Очень приятно, — низким голосом произнесла женщина.

— Очень рад, — повторил Клеман фальцетом.

Фулд оперся на стол лицом к аудитории. С точностью часовщика снял с губы кусочек табака и заговорил:

— Я собрал вас здесь по настоятельному требованию майора Грубера. Его последний доклад, касающийся дела «Кадрили убийц», как оно было названо… — министр многозначительно поглядел на Моргенстерн, но та даже не моргнула, — был достаточно тревожен. Если я правильно разобрался в этой истории, ее можно свести к следующему — Антонио Палладио, режиссер исторических городов, воскресил по крайней мере двух знаменитых убийц, Потрошительницу Уйатчепеля и проклятую душу Ла Вуазен. Первая уничтожила часть нашей только что отстроенной муниципальной каторги, а вторая сбежала с графом. Истинные фурии.

Грубер кивнул.

— Следователи Моргенстерн и, Мартино по своей инициативе отправились в Венецию, взломали Либрерия Марчиана, чтобы доставить нам вот это.

Фулд ткнул костлявой рукой в сторону Сюзи Бовенс, и та передала ему папку. Он открыл ее, просмотрел договоры, выбрал один из них и поднес к глазам, надев перед этим на нос пенсне. Содержание договоров знали все. Но Фулд все же решил прочесть пергамент вслух:

— «Мы, нижеподписавшиеся, сторона 1 и сторона 2, договорились о нижеследующем. Статья 1, касающаяся предмета договора: сторона 1 требует от стороны 2 выполнения всех преступных актов (оскорбления, убийства, изнасилования, ложь и т. д.) от его имени. В этом случае сторона 1 сможет укрепить Свое могущество, и имя Ее будет жить веками. Статья 2, касающаяся вознаграждения: сторона 1 берет на себя обязательство выполнить любое требование стороны 2. Сторона 2 имеет право на одно пожелание. Это последнее должно быть исполнено, каковым бы оно ни было».

Фулд шумно вздохнул.

— Эта проза еще более неудобоварима, чем отчет Муниципалии.

Только Грубер засмеялся, услышав шутку. Министр с удовлетворенным видом продолжил чтение:

— «Статья 3, касающаяся расторжения вышеуказанного договора: при отказе стороны 1 исполнять свои обязанности (вознаграждение, указанное в статье 2) сторона 2 вправе обязать сторону 1 нести ответственность за нарушение договоренностей по данному договору при соблюдении следующих условий: наличие трех сходных договоров в дополнение к нижеуказанному и присутствие соответствующих подписавшихся сторон; вызов стороны 1 в место и в дату подписания настоящего договора. Сторона 1 обязана предстать».

«Сторона 1 обязана предстать», — повторила про себя Моргенстерн.

— «Статья 4, Intuitus personae. Обусловлено, что стороны подписывают договор своими собственными именами. Если одна из сторон нарушит это первое обязательное условие (будет ли это переуступкой настоящего договора третьему лицу, переходом в другие руки и т. д.), вступает в действие статья 5». — Фулд усмехнулся, приступая к чтению следующей статьи. — Статья 5 касается санкций, мой любимый раздел. «Ответственность за эту часть возлагается на сторону 1. И, наконец, статья 6, которая определяет срок действия договора. Этот договор подписан обеими сторонами навечно и навсегда».

Фулд извлек из папки остальные договоры и разложил их на столе. Он стоял спиной к присутствующим и рассматривал договоры свысока, опершись руками о стол и перечисляя имена, начиная с правого:

— Палладио, 1569 год, джорно ди Реденторе, аль понте ди Дьаволо, договор графа.

Фулд ткнул пальцем во второй пергамент, заполненный позже.

— 1888 год, крестик. Вы ведь знаете, кто его подписал? — спросил министр у тех, кто гонялся за Потрошительницей.

Третий договор в пятнах ржавчины был более древним. Его края буквально рассыпались от ветхости. Дату можно было разглядеть, как и имя, если знаешь, чье оно.

— 1665 год, Ла Вуазен, — сказал Фулд.

Оставался четвертый и последний договор. Он был написан на древнеиспанском. Текст был идентичен остальным, как сообщил консультант-испанист министерства. Но он не имел ни даты, ни подписи в обычном понимании этих терминов.

Квадратный оттиск печати, выполненный красной тушью, и закорючка от Дьявола. Рисунок представлял небольшую фигурку с головой пантеры, запертую в лабиринте. Роберта сразу же подумала об ацтекском символе, когда впервые увидела печать. Но не могла ее расшифровать.

Фулд глянул на часы, стоявшие на столе. 10. 20. Он спросил у колдуньи:

— Ваш специалист должен был появиться ровно в десять?

— Профессор Жагреж придет, — подтвердила она. — Но… он витает в облаках. И вообще живет на другой планете.

— Конечно. Но я живу на планете, где совещания назначаются на определенный час. Через полчаса мне надо быть в Министерстве войны. А в такую погоду… — он глянул на хляби за окном, — министерский фуникулер тащится со скоростью улитки.

Сигарета министра погасла сама собой. Он бросил окурок в пепельницу и взял новую из открытой коробки. Закурил, зажал двумя пальцами и дошел до окна, глядя на потоп.

— Следует сказать, эта история несколько отличается от дел, которыми мы обычно занимаемся.

В кабинете стало чуть светлее. Быть может, стали расходиться облака? Дождь продолжался слишком долго. От далеких раскатов грома задрожали стекла.

— Вот почему я воспользовался советами Сюзи Бовенс, чтобы разобраться во всем. Сюзи, вам слово.

Лампы поблекли, позволили мраку набрать силу. Сюзи собрала договоры и начала свою речь, повысив голос, чтобы перекрыть шум водяных потоков, которые снаружи играли финал Апокалипсиса.

— Мадемуазель Моргенстерн, я сейчас прочту лекцию о сатаническом праве не для вас, — начала молодая женщина.

— Не стесняйтесь, милая, — снисходительно ответила колдунья. — Пока в Колледже колдуний эту дисциплину не преподают.

Грубер вздрогнул. Ему всегда было не по себе, когда при нем вслух говорили о колледже. Тем более в присутствии министра Фулда, даже если последний прекрасно знал ситуацию. Словно было что-то постыдное в работе с магами и колдуньями. Что касается Мартино, то тот не спускал глаз с Бовенс.

— Договоры, подписанные с Дьяволом, обычно построены по одному принципу, — продолжила она. — Эти подчиняются общему правилу. X статей, регулирующих Y положений: предмет контракта, вознаграждение, санкции и т. д. То, что резко отличает эти договоры от тех, что встречались в прошлом, заключено в статье 1. Цитирую. (Она взяла пакт Ла Вуазен и прочла: — «Мы, нижеподписавшиеся, сторона 1 и сторона 2, договорились о нижеследующем. Статья 1, касающаяся предмета договора: сторона 1 требует от стороны 2 выполнения всех преступных актов (оскорбления, убийства, изнасилования, ложь и т. д.) от его имени. В этом случае сторона 1 сможет укрепить Свое могущество, и имя Ее будет жить вечно». — Бовенс положила пакт на стол министра. — Если яснее, сторона 1 — Люцифер, сторона 2 — Ла Вуазен. Дьявол требует от Ла Вуазен делать ему рекламу. Ла Вуазен не вызывала Дьявола, чтобы просить его о службе. Сам Дьявол потребовал услуг от нее.

Вспышка прорезала серую мглу в кабинете. Рядом прогремел раскат грома, от которого содрогнулось все здание.

— Любит, когда говорят о нем, — усмехнулся Фулд.

Зазвонил телефон. Он снял трубку, выслушал собеседника и бросил трубку на место.

— Жагреж прибыл. Его задержал потоп. Продолжайте, — попросил он Бовенс.

— Совершенно очевидно, что Дьявол провел переговоры с четырьмя отобранными им убийцами. «Убивайте от моего имени, и я вас вознагражу», — сказал он. Джек, Ла Вуазен, Палладио подписались под документом. Мы, несомненно, узнаем, кто был четвертым, благодаря господину Жагрежу. Мы не знаем, что потребовали Джек и Ла Вуазен у Дьявола до подписания этого… соглашения. По исследованиям Переписи, которые мне переслал господин Роземонд, речь идет о бессмертии. Палладио получил его в своеобразной форме, вечно старея.

«Роземонд передал этой гусыне досье Переписи?» — удивилась Роберта, ощутив внезапный приступ ревности.

— Князь обманщиков еще раз продемонстрировал свой талант, — продолжала Бовенс. — Отравительница умерла на костре, Джек умер своей смертью в свою эпоху. Никакого вознаграждения тем, кто убивал от Его имени. Что приводит нас к мотивам действий «Кадрили» и к причинам, побудившим Палладио собрать их.

Молодая женщина вновь взяла договор Ла Вуазен.

— «Статья 3, касающаяся расторжения вышеуказанного договора: при отказе стороны 1 исполнять свои обязанности (вознаграждение, указанное в статье 2) сторона 2 вправе обязать сторону 1 нести ответственность за нарушение условий по данному договору при соблюдении следующих условий: наличие трех сходных пактов в дополнение к ниже указанному и присутствие соответствующих подписавшихся сторон; вызов стороны 1 в место и в дату подписания настоящего договора. Сторона 1 обязана предстать».

Все ожидали, что именно в этот момент новая молния осветит кабинет. Но произошло другое — небо просветлело и заиграло на стеклах, превратив дождевые капли в жемчужины.

— Почему Палладио оживил убийц? Чтобы собрать достаточное количество истцов и заставить Дьявола отвечать за свои поступки. Проще простого.

— Да, проще простого, — передразнил ее Фулд.

— Ничто не ново под луной, мисс Бовенс, — внезапно вмешалась Моргенстерн.

Все повернулись к колдунье. Больше всех был поражен яростью ее слов Мартино. Фулд бросился на помощь Бовенс, растерявшейся от такого наскока.

— Хотите что-то добавить, мадемуазель Моргенстерн?

Колдунья повернулась к министру:

— Наша проблема не в том, чтобы узнать, почему собралась «Кадриль», а где и когда состоится встреча. Вызов Дьявола состоится в день годовщины подписания одного из договоров и в месте, где он был подписан.

— Моргенстерн права, — поддержал ее Грубер. — Теперь мы знаем, почему Палладио создал исторические города. Но в какой части Сети эти сумасшедшие проведут свою маленькую церемонию?

— Ни Лондон, ни Венеция, ни Париж, — предположил Фулд. — Граф не сомневается, что мы следим за ним.

— Значит, ответ спрятан в четвертом договоре.

— Это очевидно, и Жагрежу следует поспешить, — сказал министр.

Он остановился перед Моргенстерн, засунув руки в карманы брюк. Сопровождавишй его дым сигареты создавал впечатление, что Фулд был гигантом, голова которого пряталась в облаках.

— Хотелось бы спросить дипломированную колдунью, какие весомые шансы вы кладете на весы, говоря о Кадрили. Дьявол не проявлялся тридцать лет. Станет ли он затруднять себя ответом убийцам?

Моргенстерн задумалась.

— Сила вызова, если он действительно состоится, быть может, заставит его нарушить молчание.

— И ответственность по контракту не оставит ему иного выбора, — уверенно сказала Бовенс.

— Ответственность по контракту. — подхватила Моргенстерн.

Но она уже знала, куда клоню молодая женщина.

— Другого такого волокитчика в процедурных вопросах, как Дьявол, не сыскать, — продолжила Бовенс. — Все его могущество основано на договорах, которые являются настоящими контрактами. Если он не ответит на вызов Палладио, его молчание может быть расценено как признание вины, и «Кадриль убийц» сама устроит суд над ним.

Моргенстерн впервые слышала, как о Дьяволе говорят в юридических терминах.

— Сюзи, — с улыбкой объяснил Фулд, — наш специалист по сатанинскому праву. Совершенно очевидно, что Дьявол попал в затруднительное положение с историей «Кадрили». Быть может, Антонио Палладио удастся заставить Его подчиниться. Невиданное дело. И не могу даже представить, что он потребует от Него в качестве компенсации. А потому я решил… помочь Дьяволу, предоставив Ему самого лучшего адвоката в лице мисс Бовенс.

— Да, — заговорила молодая женщина, словно извиняясь. — Я буду адвокатом Дьявола.

В это мгновение распахнулась дверь кабинета, и появился низенький человечек, чье лицо почти полностью закрывали очки с бифокальными стеклами. На нем был твидовый пиджак и брюки гольфиста. Он направился к окну, остановился на полпути, вернулся назад, поздоровался с женщинами, а потом с мужчинами. Последним он обратился к министру, представившись блеющим голоском:

— Жагреж. Из Исследований.

Жагреж преподавал историю ацтеков в Школе практических исследований, прихожей Колледжа колдуний.

Фулд тут же вручил ему договор, печать на котором никто не мог расшифровать. Специалист схватил пергамент и пробежал его глазами. Какое-то время в комнате слышались только его ахи и охи.

— Вы знаете, что означает эта печать? — нетерпеливо спросил министр.

— Motecuhzoma tchoitci etzalqualiztli, — ответил ученый.

Все с недоумением смотрели на него. Он перевел:

— Мотекухзома берет на себя обязательство в четвертый день праздника Тлалок в своем дворце.

— Мотекухзома? — удивился министр. — Кто такой?

— Мотекухзома более известен под именем Монтесумы. Последний император ацтеков, когда их цивилизация была в апогее развития, — ответил Жагреж. — Убит Кортесом, испанским конкистадором, который разграбил его сказочную столицу.

— Монтесума! Ну конечно! — вскричала Моргенстерн. — Вот наш четвертый убийца!

Жагреж в ярости обернулся:

— Убийца? Мадам, я вас попрошу… Монтесума был величайшим человеком этой цивилизации: воин, строитель и поэт.

— Хорошо, хорошо, — успокоил его Фулд. — Четвертый день праздника Тлалока. Профессор, какому дню нашего календаря это соответствует?

Глаза Жагрежа по-прежнему метали молнии. Но ему все же удалось несколько успокоиться.

— Посмотрим.

Он достал записную книжечку и заглянул в нее.

— Март. 13-е число.

Грубер спрятал лицо в ладонях. Роберта и Мартино одновременно вздохнули. Сюзи принялась расхаживать по кабинету. Только невозмутимый Фулд продолжал настаивать:

— 13-е марта. Вы уверены?

— Если вам больше нравится, то через восемь дней, — Жагреж спрятал книжечку и добавил: — Я не знаю, что здесь затевается. И не знаю, как этот документ попал в ваши руки. Но уверен в одном. Если Тлалок все еще празднуется, то это будет между 10-м и 13-м марта этого года. Вот так.

А Фулд надеялся организовать крепкую защиту с помощью талантов Сюзи Бовенс! На его замысле можно было поставить крест.

Роберта взяла на себя инициативу приподнять последнюю завесу тайны:

— Профессор, у вас есть мысли о месте, где этот договор… этот документ был подписан?

— Но это же очевидно. В Теночтитлане. Монтесума говорит о своем дворце.

— Теночтитлан? — переспросил Фулд.

Он никогда не слышал о городе с таким названием. Во всяком случае, ни одно творение графа так не называлось.

— Если хотите, в Мехико.

Мартино едва не подавился и громко раскашлялся, пока не вернул себе минимум достоинства. Министр безопасности проводил выдающегося специалиста до дверей кабинета.

— Мы вас благодарим, — говорил Фулд. — Вы нам невероятно помогли в деле, которым мы сейчас заняты.

Жагреж окинул министра холодным взглядом.

— Какова бы ни была природа этого дела, — сказал ученый, — надеюсь, что вы не уничтожите сей пергамент из-за смутных государственных интересов. Речь идет об историческом документе. Сведения о Монтесуме слишком редки, чтобы утерять их. Хочу попросить вас об одной услуге. — Фулд кивком головы разрешил ему продолжить. Сделайте факсимильный оттиск печати и перешлите мне.

Жагреж удалился, попрощавшись с собравшимися сухим щелчком каблуками.

В душе молодого следователя царило полнейшее замешательство. Его мать неоднократно повторяла ему, что в жизни случайностей не бывает, что ничего не происходит просто так. Он блестяще справился с тайной трех букв. А теперь Жагреж назвал четвертый город…

Фулд вернулся в центр кабинета. Он хотел затянуться сигаретой, но та уже давно погасла. Он с яростью бросил ее в пепельницу.

— Эта история усадила меня в жерло извергающегося вулкана. Я думал обговорить все с министром войны. И оказался в более деликатном положении, чем раньше.

— Ничего не понимаю, — заговорила Бовенс. — Мехико давно уже не существует. И не входит в Сеть.

Фулд решил просветить ее.

— Вы когда-нибудь слышали о Клубе Состоятельных? — спросил он у молодой женщины.

— А как же. Кружок миллиардеров верхнего города. Крайне закрытое общество.

— Палладио построил тайный город исключительно для членов клуба, город, которого нет в каталоге исторических городов. Я не миллиардер, но знаю, о каком воссоздании идет речь. Прошу вас догадаться самим.

— Мехико, — осторожно предположила Бовенс.

— Они прячутся именно там. И через восемь дней вызовут Дьявола, — вспыхнула Моргенстерн.

Мартино вскочил и воскликнул:

— Надо туда отправиться и действовать так, как мы действовали в других городах! Раствориться в толпе, пойти по следу убийц и схватить их до того, как произойдет непоправимое.

Фулд знаком велел ему сесть.

— Восемь дней, господин Мартино. У вас всего восемь дней, чтобы добраться до них. И метчики в данном случае вам не помогут.

— Почему?

— Помогут ли они вам пробраться во дворец Монтесумы, где они спрятались? Четвертый убийца — хозяин этого города. Прошу не забывать об этом. — Фулд повернулся к Сюзи Бовенс. — Полагаю, срок слишком короток, чтобы выстроить солидную защиту, но попрошу вас сделать все возможное. Начинайте работу немедленно. И сообщите Дьяволу, что вы предлагаете ему свои… услуги.

— Должна ли я использовать почтовый ящик 666, чтобы послать Ему свое предложение? — спросила молодая женщина, вдруг обеспокоенная поспешностью министра.

— Поступайте так, как считаете нужным, но не теряйте ни секунды.

Сюзи собрала договоры и покинула кабинет, попрощавшись с присутствующими. Министр оглядел обоих следователей и главу Криминального отдела, которые не сдвинулись с места. Потом спросил у колдуньи:

— Дьявола не видели здесь уже тридцать лет. И он может принять любой облик, не так ли?

— Несомненно, — ответила Моргенстерн, обескураженная вопросом министра.

— Хорошо. У нас нет времени добраться до «Кадрили». А потому пошлем в Мехико кого-нибудь, кто может сойти за Дьявола. Будет странным, если Палладио не высунет носа из укрытия, узнав, что босс находится в городе.

Фулд был прав. Палладио не упустит подобной возможности. И это позволит иметь на месте хоть одного своего человека в момент вызова. Но кто решится взять на себя подобный риск? Моргенстерн предложила бы себя, но Палладио был знаком с нею. Хотя Дьявол мог принять любой облик…

Роберта заметила необычное волнение Мартино. Похоже, он рассуждал так же, как и она.

Фулд закурил последнюю сигарету и сделал несколько затяжек, стоя у залитого солнцем окна. Из-за дыма его силуэт походил на мираж. Моргенстерн подумала, что министр отлично бы сыграл роль, которую уже готовился кому-то предложить.

— Моргенстерн, Мартино, — заговорил он, не оборачиваясь. — Даю вам приказ забыть об этом деле. «Кадриль убийц» больше вас не касается. Возвращайтесь по домам. Министерство вас предупредит, если понадобитесь.

Мартино вскочил — его лицо побагровело. Колдунья не шелохнулась. В глазах Грубера нельзя было ничего прочесть.

— Я сказал все, — продолжил Фулд. — А сейчас хочу поговорить с майором с глазу на глаз.

— Вам необходимо так гнать? — спросила Моргенстерн.

Она допустила ошибку, сев в машину Мартино. Они неслись на полной скорости через весь город. Молодой человек не обращал внимания на огромные лужи на асфальте, поднимая тучи брызг.

— Мартино! — повторила Моргенстерн.

Он перестал давить на газ и повел машину почти нормально. Он не произнес ни слова с момента, как они покинули кабинет министра. Ярость, которая едва не сыграла с ним злую шутку, странным образом исчезла. Следователь улыбался и спокойно управлял машиной. В его голове явно крутилась какая-то мысль. Моргенстерн очень хотелось бы знать, что это за мысль.

— Приглашаю вас отобедать в «Двух саламандрах», — предложил он, не спрашивая мнения колдуньи.

И через несколько минут остановил машину рядом с. таверной. Роберта пропустила молодого человека вперед и с любопытством отметила, что ручка в виде козлиной головы не укусила и не обожгла. Даже Эльзеар Штруддль с явной радостью встретил Мартино.

— Его сопровождает и сама Моргана! Благословенный день. Придется закрыть лавочку.

Таверна была пуста. Роберта подозревала, что большинство ее собратьев собрались в дворце Кармиллы, в Люксембурге, на ежегодный шабаш. Высшему свету лучше было выбрать Мехико для вызова Хозяина.

— Петух в вине, яблоки с ванилью, десерт-фантазия, — предложил Эльзеар. — Аперитив за счет заведения.

Следователи уселись за столик. Штруддль отправился на кухню, напевая песню стражников. Он вернулся с двумя небольшими стопками из богемского хрусталя. Выпил вместе с ними первую порцию соснового алкоголя, налил по второй и снова исчез, извинившись, что ему надо присмотреть за плитой.

— Итак, Мартино? О чем же вы думаете?

Молодого человека распирало от смеха, но он сдержался, чтобы не расхохотаться.

— Как вы считаете, Фулд пошлет в Мехико Грубера, чтобы сыграть роль Дьявола?

— Это дело нас больше не касается. Вы слышали слова министра?

— Вы считаете, что он нас выгонит с работы, если мы не подчинимся? — с невинным видом спросил следователь.

Колдунья разъяснила так, словно разговаривала с блаженным:

— Мы не можем отправиться в Мехико. Никто, кроме членов Клуба Состоятельных, не знает, где находится этот город. И даже если бы мы знали, уверена, что подходы к нему охраняются лучше, чем спальня министра.

— Мы побывали в Париже и Венеции без ведома Грубера. Будет жаль остановиться на полпути. Ваше здоровье!

Колдунья уже довольно хорошо знала своего напарника. Если он был абсолютно уверен в своих словах, значит, припрятал в рукаве козырной туз. Она перебрала различные возможности и остановилась на самой невероятной. Она же сидела напротив наследника «Цемента Мартино», вспомнила она.

— Вы — член Клуба Состоятельных?

— Я нет, но родители — да. Но я никогда не был в Мехико. Клуб этого не разрешает.

Штруддль вернулся с двумя порциями петуха в вине и бутылкой отличного столового вина, если судить по черной бутылке.

— Тогда не вижу, куда вы клоните, — призналась колдунья, когда Эльзеар удалился.

Молодой человек бросил на стол папочку с гербом «Морских линий Палладио». Моргенстерн открыла ее и увидела два билета в Мехико. Ваучер для счастливого победителя игры «Три буквы за город» и выбранной им персоны для размещения в гостинице «Тескатлипока», что в квартале Дома цапель. Роскошный Пеликан ждал их на западном причале. Они могли отправляться незамедлительно.

— Я получил это сегодня утром, когда собирался на совещание к Фулду. — Мартино наполнил бокалы вином и передал свой Роберте. — Мои маленькие отлучки оказались полезными. Итак, мадемуазель Моргенстерн, готовы ли вы закончить то, что мы начали вместе?

Колдунья медленно кивнула. Ее подозрения, касающиеся следователя, подтверждались.

— Вы знаете, — извинился он, видя задумчивость Морегнстерн, — это была игра. Здесь нет ничего колдовского.

— Так утверждаете вы, — ответила Роберта, в упор глядя на него. — Так утверждаете вы.