Три колокола появились в небе Рима в назначенный час. Они плотным строем летели с севера на небольшой высоте. На бреющем полете прошли над деревьями виллы Боргезе, скользнули по склонам Эсквилина, направляясь к затопленной водой равнине Форума. Самому легкому взбрело облететь Колизей, чьи верхние ряды выступали из-под лагуны, потом он присоединился к двум нетерпеливо звонящим собратьям над дворцом Консерватории.

Троица гудящих колоколов пролетела над куполами Дель Джезу, Святого Игнатия и крышами самых высоких римских дворцов перед тем, как показаться над широкой серой лагуной, отделявшей их от Яникульских холмов. Можно было приступать к самой деликатной фазе операции. Дети города на семи холмах давно ждали посланцев весны. И спектакль не должен был обмануть их ожиданий.

Колокола спустились к самой воде, страшно перепугав цыгана-рыбака, сидевшего в лодке. Потом ринулись в небо и пролетели над детьми, звоня изо всех сил. Из бронзовых чрев посыпался дождь красных яиц, часть которых долетела даже до стен Ватикана в километре от детской ватаги. Отбомбившись яйцами, колокола разделились и вернулись к своим колокольням, как птицы возвращаются в родные гнезда после долгого отсутствия.

По Яникульским холмам уже неслись десятки повозок, запряженных пони, — они направлялись туда, где упали яйца. Пристегнутая ремнем Лилит сидела на облучке, а справа от нее Роберта управляла детской армией, громко цокая языком. Часть яиц гроздьями висела на деревьях. А дальше они устилали белый ковер из опавших вишневых лепестков. Охота за сокровищем началась.

Дети знали, что надо делать: собрать как можно больше яиц, уложить в корзины и быстро вернуться в Старый Париж, чтобы полакомиться содержимым добычи. Роберта позволила им рассыпаться по всему Яникульскому полуострову. Когда дети разъехались в разные стороны, она спрыгнула в траву вместе с Лилит, поставила ее на ножки, отошла и протянула к ней руки.

— Иди, Лилиточка. Не бойся.

Девочка сделала свои первые шаги несколько дней назад в руинах Палатина. Лилит оценила расстояние до Роберты и бросилась к ней, храбро преодолела три метра, равные целому километру, и на полпути шлепнулась на попку.

Какой-то мальчишка — настоящий фавн в этом волшебном мире — пробежал мимо нее с охапкой красных пасхальных яиц, украшенных золотой росписью. Одно из них упало и подкатилось к ножкам Лилит. Она схватила его, потрясла, понюхала, надкусила шоколадную скорлупу. За ее действиями внимательно наблюдала маленькая девочка.

— Вы сказали, что их нельзя есть до возвращения в Старый Париж! — с обидой выкрикнула она, глядя на Роберту.

— Лилит пробует яйца, проверяя, не отравлены ли они, — быстро нашла ответ колдунья.

— Отравлены? — Пятилетняя девчушка вытаращила глаза.

Вытащила из полной корзины яйцо и положила его в пухлую ладошку Лилит.

— Попробуй за меня. Если ты умрешь, я не стану их есть. Лилит царственно кивнула и отложила яйцо в сторону в ожидании следующих подношений.

Аматас Лузитанус особой гордости не испытывал. Конечно, летающие колокола вернулись в Рим, а не улетели прочь. Впрочем, судя по радостным крикам, доносившимся с Яникульских холмов, колдун воздушных наук считал свою миссию удачной, хотя выполнял ее впервые.

Яиц должно было хватить на всех детей. Колокола загрузили под завязку. И правильно сделали, поскольку изначально для операции выделили четыре бронзовых вместилища. Один из дароносцев, самый крупный, колокол Святого Франциска, пока не вернулся. Аматас вглядывался в небо на севере, частично заслоненное холмом Обсерватории, и уже отчаялся увидеть беглеца. Он тщетно прислушивался — в воздухе не звучало ни малейшего звона, ни малейшего звука литой бронзы.

«Не может же трехтонный колокол улететь как пятицентовик!» — повторял про себя колдун. Заклинание Бернулли не сможет вечно держать его в воздухе. Неужели он по недоразумению приложил магические силы к блудному колоколу?

Аматас стоял на крыше Шартра, самого высокого средневекового здания, расположенного между крыльями собора Святого Петра. Может, стоило изложить проблему пиратам. На подлодке Луи Ренара был радар, который наверняка сумеет засечь колокол. Пираты устроили базу в замке Святого Ангела. Используя пассето — древний крытый проход, который позволял папам уходить в укрытие во время нападения варваров, — он за несколько минут доберется до крепости.

Члены пиратского братства предпочитали жить под открытым небом и спать в гамаках при звездах, если позволяла погода. С возвращением хороших дней они перебрались на крышу древнего круглого здания. Чтобы добраться до них, не надо было проходить через двери. Поэтому Лузитанус появился в их логове без предупреждения, просто разведя в стороны символические стены из ткани.

Но перед последним занавесом застыл. Луи и Клод Ренар беседовали с Эрнстом Пишенеттом, журналистом, бежавшим вместе с ними из Базеля. Он не хотел мешать их разговору. Но невольно слышал каждое слово.

— Эта штука, — говорил Пишенетт, — вызов моему пониманию. Очень хотелось бы узнать, как она работает.

После короткого молчания послышался голос Луи Ренара:

— Вы ничего не добьетесь, тряся ее, как грушу. Дайте мне и смотрите.

Аматас решил, что приказ относится и к нему, слегка раздвинул занавес и увидел, как Пишенетт отдает Луи Ренару какой-то прозрачный булыжник размером с кокосовый орех.

— Придется довериться мне, коли я играю роль проводника, — произнес журналист, слегка обиженный поведением пирата. — К тому же этот кварц должен быть совершенно неразрушимым.

— Это не кварц, а прозрачный ортоклаз. И не вы один повезете его на Тонгу.

«Пираты отправляются на Тонгу?» — подумал Аматас, все больше заинтригованный происходящим. Луи бросил на брата хитрый взгляд и раскрыл камень ловким движением кисти. В его руках оказались две половинки. В выемке одной из них катался совершенно белый шарик. Пират соединил обе половинки и вернул ортоклаз Пишенетту. Бывший писатель попытался открыть его, но безуспешно.

— Те, кто придумал этот предмет, прекрасно знали историю трех братьев, которые пошли разными дорогами. — Луи вновь взял камень, открыл его, передал половинку Пишенетту. — Возьмете эту часть. У Клода останется вторая половинка. А я сохраню сердечко. — Он сунул шарик в карман. — Воссоздадим камень на Тонге. И увидим, действительно ли существует Долина Сокровищ или она сплошное надувательство.

«Долина Сокровищ» — эти слова крутились в голове колдуна, когда Клод заметил его. Луи инстинктивно схватился за саблю. И каждый поспешно спрятал свою часть артефакта. Смущенный Лузитанус, заикаясь, невнятно изложил свою просьбу пиратам.

— Вы потеряли колокол? — наконец сообразил Клод.

— Да, и… з-э-э… я думал, может, ваш радар сможет…

— В данный момент мы его эталонируем, — внезапно ответил Луи Ренар, которому не понравился нежданный приход колдуна. — И до завтра он не будет работать.

— А завтра мы уже уйдем, — с вызовом бросил Пишенетт.

— Тогда простите. Спасибо.

Аматас быстро попятился и спустился на понтон у подножия замка Святого Ангела. Что подумают братья лагуны? Колдуну его возраста не пристало шпионить. Он корил себя все время, пока лодка везла его к колонне Траяна, на вершине которой Пленк прислушивался к Эфиру.

Лузитанус вскарабкался по винтовой лестнице внутри бронзовой колонны и нашел озабоченного Пленка на боевом посту. Тот не мог помочь ему отыскать колокол. Эфир кипел, то разогреваясь, то охлаждаясь, словно под влиянием невероятной магнитной бури. Кроме того, прервался контакт с Базелем. Готовилось что-то серьезное.

— Хорошо, пойду узнаю хоть что-то у Грегуара, — пробормотал Аматас, ссутулившись. — Быть может, он подскажет, где затерялся мой колокол.

Мостки позволили ему добраться до Пантеона пешком. Из воды выступала лишь верхняя часть храма. Он взобрался на купол, склонился над верхним отверстием, вгляделся во влажную пустоту и позвал:

— Грегуар? Эге-гей!

Профессор истории высадил колдовские деревья в плавучем саду внутри памятника. Корни уходили прямо в воду. На возрождающихся деревьях уже набухли почки.

— Я здесь.

Аматас рывком выпрямился. Грегуар Роземонд стоял позади него и курил сигарету, разглядывая небо.

— Погода меняется, — заключил он.

— Да. Пленк говорит, что Эфир нестабилен.

— Ваше воздушное шоу — настоящий успех, — поздравил Аматаса Роземонд, наблюдавший за колоколами с Пантеона.

— У меня должно было быть четыре колокола. Один не вернулся.

Специалист по странностям истории вскинул бровь.

— Каким именем он наречен?

— Святого Франциска.

— Полагаю, Ассизского? — криво усмехнувшись, спросил Роземонд.

Аматас хлопнул себя по лбу.

— Я применил заклятие Бернулли…

— К металлическому воплощению того, кто разговаривал с птицами. В настоящее время он улетел далеко.

— Нет ли опасности, что он кого-нибудь ранит?

— Он воюет лишь со Злом. Не забывайте, это освященный колокол. Не волнуйтесь. Нам предстоит решить более важную проблему. Я провожу вас до Старого Парижа. Нам всем, Штруддлю, Отто, мне и вам, надо многое обсудить. Пленка прихватим по пути.

Почти все яйца были перенесены в квартал колдунов и выложены перед Отто Ванденбергом, который приложил к каждому сатисфецит. Наделенные возможностью исполнять любое желание яйца были розданы детям, которых ждало немало сюрпризов под шоколадной скорлупой. Внутри лежали волшебные палочки, снежки, дождевые шарики, крохотные волшебные зеркальца. Противокошмарные ночники и призракобойки пользовались особым успехом.

Эльзеар Штруддль превратил таверну «Две саламандры» в Кондитерский дворец. Наполеоны, карамельные кремы, человечки из миндального теста и огромные сладкие булочки были съедены в мгновение ока. Главный двор Старого Парижа стал до наступления ночи гигантской игровой площадкой.

Роберта ни на шаг не отходила от Лилит, мешая ей отведать все яйца, которые дарили детишки. Ее спутницей была королева цыган. Они болтали о корсетах, ядах, мужчинах. Когда праздник завершился, а Лилит уложили спать, Роберта наконец окунулась в спокойствие чердака Поэтов. Чудесный праздник вымотал ее до предела.

Днем она столкнулась с Грегуаром, который в компании с Отто, Пленком и Аматасом шел в сторону колледжа Клюни. Потом вспомнила, что там был и Эльзеар. Странно. Словно заговорщики. Хотела спуститься, чтобы расспросить приятеля, владельца таверны. За Лилит последит Ганс-Фридрих. Он оповестит ее, если ребенок проснется… Она с трудом встала, посмотрела на входную дверь, потом на дверь спальни…

— Роберта Моргенстерн, не станешь же ты ложиться в постель, когда еще нет и десяти часов? — простонала она, прилагая неимоверные усилия держать глаза открытыми.

Последние силы позволили ей добраться до кровати, раздеться и забраться под одеяло. Она попыталась прочесть несколько страниц самурайского романа. Буквы кружились в ее глазах, как вороны в заснеженном небе. Осилив одну главу, она выронила книгу, погасила свет, натянула одеяло на уши. И провалилась в черный бездонный колодец, не беспокоясь о том, что найдет в бездне.