Стивенсон облачился в синий бархатный пиджак. Мужчины красовались в праздничных набедренных повязках, а женщины с цветами гибискуса в волосах надели тапа и выглядели столь же прекрасными, как в день свадьбы. Островитяне уже посмотрели «Спящую красавицу», «Кота-в-сапогах» и «Мальчика-с-пальчик». Писатель открыл крышку волшебного фонаря и убедился, что масла хватает для питания фитиля, пока О'Талоло будет доставать диапозитивы со следующей сказкой.

Сидящие напротив белой стены жители Улуфануа спорили по поводу последней истории. Если бы Мальчик-с-пальчик разбросал по пути кусочки красного перца, а не хлебные крошки, птицы бы их не склевали. А тыквочки? — предложил другой. Ему не хватило бы обоих карманов, чтобы набрать нужное количество, непререкаемым тоном произнес вождь.

Мужчины замолчали. А женщины захихикали, приглаживая эбеново-черные волосы.

Роберт Луи особенно любил следующую сказку. Его добрая старая Камми, преданная няня, не раз рассказывала ее, когда он сражался с Кровавым Джеком, всегда вонзая ему в грудь свой кинжал. Сказочник Перро взял на себя тяжкую ответственность. В конце повествования волк пожирал очаровательную девчушку. А апокрифические версии, следовавшие одна за другой, не меняли сути дела.

Первый слайд скользнул в жестяную камеру. Появилась деревня в базарный день. По самому центру площади шла крохотная девочка-блондинка. В помещении воцарилась тишина. Стивенсон начал рассказ:

— В одной деревеньке жила-поживала самая красивая девочка в мире — мать была от нее без ума, а бабушка тем более. Эта милая старая женщина сшила ей красную шапочку, которая так шла ей, что девочку все называли Красной Шапочкой.

Деревенька был средневековой, холодной и серой, что было экзотикой для жителей Улуфануа. Стивенсон говорил на самоа. Лилит, сидевшая в партере, слушала синхронный перевод, который обеспечивала Мишель Густавсон. Ежиха транслировала сказку с помощью телепатии, переводя слова в эмоции и чувства, позволяя уловить главное. Стивенсон сменил слайд.

— Однажды ее мать приготовила тесто, испекла пирожки и сказала: «Иди и проведай бабушку, мне говорили, что она больна. Отнеси ей пирожки и горшочек сливочного масла».

Стивенсон приготовился ввести третий кадр, на котором девчушка бодрым шагом выходила из деревни, но вопль, исторгнутый зрителями, заставил его остановиться. Изображение на стене ожило. Красная Шапочка сама распахнула дверь. Она пересекла деревню с корзинкой на руке. За ней следили восхищенные глаза крестьян. Она действительно была самой красивой девочкой в мире. Когда первое удивление прошло, островитяне стали следить за действиями ребенка с удвоенным вниманием. И затаили дыхание, когда деревня стала исчезать на горизонте, а вдоль дороги потянулись первые деревья мрачного леса.

Стивенсон заглянул внутрь волшебного фонаря, увидел неподвижную пластинку, которую только что сунул в щель, потом услышал неодобрительный ропот зрителей. Красная Шапочка остановилась. Ей не было суждено двинуться дальше. И не потому, что ее остановил страх — это чувство было ей неведомо, — а потому что рассказчик не спешил с показом новой сцены. Писатель закрыл волшебный фонарь и объявил:

— Красная Шапочка тут же отправилась к бабушке, которая жила в другой деревне.

Девочка тряхнула светлыми кудрями и весело побежала дальше. Островитяне качали головой в ритм ее шажкам. Никто не боялся серого волка, который прятался в чаще леса. Они никогда не видели такого зверя. Стивенсон пытался понять, каким образом ожили статичные изображения. Его внимание привлекло движение в парке, Он бросил взгляд наружу и сначала подумал, что начался снегопад. Но на самом деле с неба сыпались плотные и упругие хлопья пены.

Писатель присел, захватил пригоршню губчатого вещества. И увидел в кипении пузырьков изображение маленькой девочки, которая готовилась к встрече с врагом. Встреча должна была произойти на стене, если судить по крикам, которые издавали аборигены. Стивенсон вернулся к волшебному фонарю и увидел громадного волка, который сидел перед Красной Шапочкой. Герои сказки не обращали внимания на рассказчика. Они вели диалог, который сочинил Перро, без помощи какой-либо машины.

— После движения — звук, — пробормотал Стивенсон, который, лишившись права рассказчика, машинально сунул в рот сигарету.

Но внезапное открытие заледенило его кровь, не позволило закончить жест. Лицо Красной Шапочки изменилось. Она уже была не блондинкой, а брюнеткой. Несмотря на разницу в возрасте, он узнал в ней Лилит, какой та будет в пять лет. Стивенсон не видел девочки среди зрителей. Он мысленно призвал Мишель к ответу. Ежиха ответила очень быстро, поскольку сидела позади писателя.

— У тебя появился приятель-еж? Плевать мне! — взорвался он. — Я спрашиваю тебя, где Лилит, которую ты охраняешь?

Если бы ежи умели краснеть, Мишель Густавсон выиграла бы конкурс по смущению. Она выбросила ментальные иглы во все стороны. Лилит в помещении не было. Она выбежала на порог и прозондировала парк. Из леса до нее донеслось далекое эхо. Стивенсон глянул на окраину леса — серебряный полумрак не предвещал ничего хорошего.

На стене встреча волка и девочки завершилась. Один направлялся к домику бабушки кратчайшей дорогой, вторая шла кружным путем. Стивенсон оставил дом и зрителей на попечение О'Талоло. А сам подхватил Мишель и сунул ее в карман бархатного пиджака. Выскочил из оранжереи и быстро пересек парк.

— Только бы не опоздать, старый нянь, — взмолился он, углубляясь в лес.