В годы Великой Отечественной войны базой для возобновления Государственного ансамбля песни и пляски кубанских казаков стал женский ансамбль, образованный в сентябре 1943 года Я. М. Тараненко. В состав его вошли главным образом артистки довоенного ансамбля казаков…
С сентября 1944 года начинает регулярные выступления и Ансамбль песни и пляски кубанских казаков. Первое время из‑за нехватки кадров приходилось принимать в ансамбль случайных людей, попадались они и среди руководителей, часто, кстати говоря, менявшихся. Все это сказывалось на качестве выступлений коллектива, на репертуаре. Порой ансамбль напоминал фронтовую концертную бригаду, программа которой была сшита из разнородных лоскутков: здесь и фронтовая песня, и пародия, и клоунада, и классическая ария. Но ансамбль был нужен зрителям, и филармония помогала ему всем, что было в ее силах. Добрую память о себе оставил работавший некоторое время художественным руководителем А. И. Могулевский.
Вот мнение одного из зрителей, побывавших на концерте ансамбля в начале 1945 года: «Он уже является сложившимся, определенно оформившимся художественным коллективом, хотя и малым по количеству участников и слабым в своих отдельных группах (тенора, например). Замечательно исполнил ансамбль ряд русских песен, причем показал и строгую стройность звучания, и стремление передать, подчеркнуть смысл произведения (даже каждой фразы в нем, каждого слова) и форму. Это особенно наглядно продемонстрировал ансамбль в глубоко лирической песне «Тонкая рябина» и героической «Гибель Варяга». Кубанские песни, однако, звучат слабее (за исключением «Камыш трещит»)… Пляски задуманы неплохо, но еще не нашли достаточно подготовленных технически исполнителей».
Действительной реставрации наш ансамбль достигает с приходом в 1945 году на пост руководителя П. И. Лысоконя, бывшего до этого художественным руководителем Донского ансамбля. Увеличивается до 68 человек состав, яснее обозначаются принципы репертуарной политики, обеспечивающие цельность и идейную направленность концертов, решительно изгоняются малохудожественные произведения. Тема отгремевшей войны во многом определяет построение выступлений: новая программа открывается своего рода гимнами — песнями «Слава Красной Армии» А. Новикова, «Славься, Отчизна» В. Белого, «Слава партии» С. Туликова. В программе много украинских и кубанских народных песен. Современность отражена песнями, близкими по тематике Кубани: «Кубань — река» В. Соловьева-Седого, «Казаки — казаченьки» М. Блантера и др. Включаются и песни кубанских авторов — «Клятва пластуна» Е. Волика, «Проводы казака — кубанца в Красную Армию» Я. Тараненко, героико — патриотическая сюита «Возвращение» молодого композитора Г. Плотниченко.<…>
Начиная с 1947 года в каждой программе ансамбля — песни Плотниченко. В то время появились «Казачья кантата», «Уходили в поход казаки», «Кубанская станица», чуть позже — «Сторонка милая», «Провожали девушки» и многие другие, любимые и сегодня слушателями старшего поколения.
Упорядочивая концертную деятельность ансамбля, П. И. Лысоконь старался вернуть ему тот облик, в каком коллектив впервые предстал перед слушателями в 1937 году. Характерна в этом отношении юбилейная программа 1947 года, показанная слушателям Запорожья, Тулы, Ярославля, Горького, Свердловска, Челябинска, Куйбышева, Ленинграда, Риги, Таллина, Вильнюса и Дальнего Востока. В том же году ансамбль впервые после войны выступает в Москве — в Колонном зале Дома союзов, в Центральном Доме работников искусств, на площадках парков им. Горького, Измайловского, Сокольников. За участие в торжествах, посвященных 800–летию Москвы, ансамбль отмечен благодарностью Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР. В отчете по итогам гастролей появится запись: «Впервые за десять лет существования коллектив признан всей общественностью как крепкая художественная единица".<…>
В 1949 году П. И. Лысоконь оставляет работу в Краснодарской филармонии. В течение последующих трех лет в коллективе меняются несколько художественных руководителей. Это отрицательно сказывается на настроении артистов, качестве их выступлений. Реорганизация, проведенная под руководством заслуженного артиста Таджикской ССР П. С. Мирошниченко, художественного руководителя ансамбля с 1952 года, способствовала улучшению сценического облика коллектива, качества репертуара. И результат не замедлил сказаться — по итогам гастролей в 1952 году наши «казаки» оказались в числе ведущих хоровых коллективов страны.
В 1955 году П. С. Мирошниченко по состоянию здоровья покидает коллектив, и художественным руководителем становится молодой талантливый хормейстер В. Н. Малышев.
Интересна была попытка Малышева возродить на базе ансамбля некоторые черты давно умолкнувшего Певческого хора Кубанского казачьего войска. Так, в 1956 году зрители увидели хор только в мужском составе (женщины принимали участие лишь в плясках). Песни народов СССР в программе уступили место кубанским казачьим, строже и академичнее стала исполнительская манера.
«Ренессанс», однако, был недолог. Колхозная Кубань, шагавшая в ногу со всей страной, не сегодня — завтра должна была «догнать и перегнать Айову», и искусство старалось не отстать от общего напряженного ритма. А тут вдруг — шаг назад, старина… Критика отметила, что «несмотря на отдельные удачи, хор оставляет весьма посредственное впечатление… В его палитре не стало важных тембровых красок, порой не хватает сочности и силы звучания, нет полноты гармонии…».
Лишь в 1958 году ансамбль вновь пересечет границу края — его встречают в Прибалтике, а в 1959–м — в Белоруссии, Ленинграде, Чечено — Ингушетии, Дагестане.
Творческое развитие ансамбля тех лет можно определить кратко: поиск своего лица, своего сценического «я». Этим оправдывались и сокращения, и увеличения штатов, и репертуарные изменения, и изменения внешнего облика артистов, тембровой палитры пения и прочие элементы реорганизации.
Критика старалась подсказать самый правильный путь.
«Он (ансамбль. — Авт.) должен освоить и популяризировать фольклор Кубани, классические произведения русских и иностранных композиторов».
«Хотелось бы, чтобы в репертуаре были поставлены песни и пляски стран народной демократии, братского китайского народа».
Художественные руководители стремились реагировать на критику. Однако формальные реорганизации, затрагивая зачастую лишь внешнюю сторону деятельности коллектива, ожидаемого успеха не приносили, так как ни артисты, ни те, кто их слушал, сути необходимых перемен не понимали.
В эпоху, когда традиционное народное пение часто считалось «устаревшим» примитивом, связанным с «реакционными» обрядами, когда многие заведующие колхозными клубами мечтали не о фольклорных ансамблях, а о симфонических оркестрах и оперных труппах, ансамбль не мог искать свое подлинное творческие «я» там, где его только и можно было найти — в глухих уголках края, где еще слышалось иногда пение старинных казачьих песен.
Желая «двигать» народ в «светлое будущее», коллектив не мог учиться у его прошлого. Да, народные песни включались в репертуар. Но в каком виде? Стерильные обработки подгоняли образ народной песни к сочинениям типа «Казаки да казаки» М. Блантера или «Казачья песня» из оперы «Поднятая целина» И. Дзержинского. Для «свежести восприятия» в концертах к ним прибавлялись вальс «Амурские волны» и песни «Я сейчас такой влюбленный» В. Мурадели, «Зайчишка лопоухий» Е. Родыгина и др., пользовавшиеся успехом у невзыскательной части слушателей…
Таким и запомнился общий план Ансамбля песни и пляски кубанских казаков 50–х годов…
<…>
В 1960 году приказом Министерства культуры РСФСР Ансамбль песни и пляски кубанских казаков переводится из разряда профессиональных в самодеятельные!
Этот приказ имел свою подоплеку.
Желая блеснуть на Всесоюзной олимпиаде в Москве в 1959 году (напомним, это было время бума «художественной самодеятельности»), кубанские самодеятельные сельские хоры на время выступлений в столице были «укреплены» профессиональными певцами из состава Ансамбля казаков. «Как сейчас помню овации зала на ВДНХ, — вспоминает солист ансамбля П. Мотуз, — удивление и восторг публики, когда мы, артисты — профессионалы, запели кубанские народные песни. Голосища у нас были молодые, крепкие, поставленные — заслушаешься… А ведущая концерта объявляет нас — комбайнер колхоза такого‑то, механизатор, полевод… За кулисы приходили дивиться после на «механизаторов». А высокое начальство сделало свои выводы: коль скоро такие прекрасные голоса в кубанской самодеятельности, то зачем Кубани профессиональный хор, поющий нисколько не лучше? Так вот мы и «погорели».
Конечно, не этот курьезный эпизод — главная причина перемен. В конце 1950–х годов в дискуссии по вопросам развития советского искусства получила распространение точка зрения о постепенном исчезновении профессионализма, замене его самодеятельным творчеством трудящихся в эпоху коммунизма. Некоторые административные работники, как водится в таких случаях, бежали впереди паровоза. Руководствуясь мнением, согласно которому пропагандировать народное искусство следует самому народу в лице его многочисленных самодеятельных хоровых и танцевальных коллективов, ответственные лица приняли решение о расформировании десяти профессиональных русских народных хоров местного значения. Были оставлены лишь некоторые ведущие коллективы, которые среди прочих своих достоинств представляли советское искусство за рубежом. Ансамбль кубанских казаков был переведен на попечение объединения «Крайсельхозстрой», а через полтора года прекратил концертные выступления совсем.
Но нет худа без добра. Не сумели сделать рентабельной кубанскую песню — так, может быть, лучшая доля ждет танец? И филармония, лишившись ансамбля, запутавшегося в поисках современности, создает в 1963 году танцевальный коллектив «Кубань», в состав которого вошли многие танцоры теперь уже бывшего Ансамбля песни и пляски. В творческих планах нового коллектива — стремление отразить современную Кубань, ее героическое прошлое и прекрасное будущее.
Ансамбль «Кубань» — типичное дитя 60–х годов. Главное место в его программах занимают темы сельскохозяйственного труда, освоения космоса, воспевания КПСС, «борьбы за мир», дружбы между народами. «У нас большие и интересные планы, — рассказывал его художественный руководитель Б. Лехт. — Начали мы работать над темой о кубанском герое Кочубее. Эта постановка будет иметь разделы: становление Советской власти на Кубани, мирные дни, Великая Отечественная война и Кубань, строящая коммунизм… Зритель увидит новые танцы виноградарей, нефтяников, рыбаков. В наших планах — программа танцев из балетов и опер и специальная программа танцев для детей». В составе нового коллектива — 26 танцоров, 6 музыкантов, 4 администратора.
За пять месяцев 1963 года ансамбль дал 84 концерта. Его выступления видели нефтяники поселка Черноморского и станицы Абинской, жители Ейска и Сочи. В программе были и танец казаков — джигитов, и танцы, посвященные актуальным проблемам кубанского края: «Доярка и пастух», «На кукурузном поле», «Малина», «Кубанская свадебная», лирические современные «Веснушки» и «Щеголь», народные: кубинский «Вива, Куба», болгарский «Треника хоро». Исполнялась и танцевальная сюита «Дружба», состоящая из русского, азербайджанского, таджикского, армянского, молдавского, грузинского и украинского танцев.
«Это замечательный концерт! — читаем в одном из отзывов. — Это воплощение молодости, красоты, грациозности!.. Сама весна, молодость входили в концертный зал… Мы не сомневаемся, что о нем очень скоро заговорит и узнает весь Советский Союз. Счастливого плавания, друзья!»
Однако весь Советский Союз о «Кубани» не заговорил, и дальше края ансамбль не «уплыл». Традиции оказались сильнее новизны. Взятый курс на оперативное отражение современности средствами танца следовало подтвердить действительно новаторскими постановками. Сделать этого, однако, не удалось. Напротив, в программе все более превалировали повторы, штампы. В адрес коллектива стали раздаваться критические замечания, усилилась текучесть кадров (в том же 1963 г. на работу в ансамбль было принято 49 человек, а уволился — 41). В конце концов танцевальный ансамбль «Кубань» уходит из профессиональной концертной жизни.
<…>
С 1970 года непременным участником Кубанский музыкальной весны становится Государственный Кубанский казачий хор, возрожденный в 1969 году.
Но каким он предстал теперь перед зрителем? Можно в нем узнать ушедший Ансамбль песни и пляски кубанских казаков? Не повторит ли он ошибок прошлого?
«Кубанский хор должен быть современным, глубоко народным и обладать высоким мастерством» — так определил основные задачи воссоздаваемого коллектива его новый художественный руководитель заслуженный деятель искусств РСФСР С. А. Чернобай.
Вспомним первые шаги Чернобая на новом посту.
Сначала был объявлен конкурс. К участию в нем приглашалась молодежь — профессионалы и участники художественной самодеятельности. За месяц было прослушано около 4000 человек! Наконец тщательный отбор окончен, и 14 марта 1969 года 44 хориста «сели за парту», начав овладевать мастерством народного пения.
«Мы только на бумаге в то время были профессионалами, — вспоминает С. А. Чернобай, — а в сущности мы были самодеятельностью. Занятия начинались в девять утра и заканчивались порой за полночь. Зная процесс становления голоса у любителей, я предупреждал ребят, что через месяц — два начнут болеть голоса. Так и случилось. Однако после временного перерыва в занятиях все нормализовалось, и больше жалоб на боли не было».
Облик воссозданного коллектива с первых дней концертной жизни прочно закрепил Кубанский хор в семье русских народных хоров. В противоположность Ансамблю казаков 40–50–х годов, хор теперь строил стиль народного пения на основе высокой хоровой культуры. «Человеческий голос, — говорит С. А. Чернобай, — должен подчиняться законам акустики. И исключения для народных певцов здесь нет. Голос должен быть поставлен. Вот этому мы и должны обучать народных певцов».
На этой методологической платформе и раскрылось понятие «современность хора». Оно прежде всего проявилось в манере пения коллектива, которая должна была учитывать то воздействие, которое современные музыкальные явления оказывают на культуру народного пения. Современное — это сплав старого и нового. «Фольклор — это диалектика, — подчеркивает С. А. Чернобай. — Мы должны войти в нашу землю, взять ее живительные соки и вынести песенные сокровища людям, придав народной песне современные интонации».
В трудной работе по воссозданию Кубанского хора новому руководителю во многом помог опыт Государственного Северного русского народного хора. Ведь основную часть своей творческой жизни С. А. Чернобай посвятил работе в этом коллективе. И поэтому дороже других похвала коллег.
«…Прежде всего привлекает в нем свежесть, непосредственность исполнения, хотя молодым артистам еще предстоит совершенствовать свое профессиональное мастерство» — такими словами отметила художественный руководитель Северного русского народного хора народная артистка СССР Н. К. Мешко первые выступления коллектива.
«…Молодой Кубанский хор сразу пришелся по душе… своей самобытностью, свежестью, а главное — новизной. В репертуаре молодого ансамбля нет всем приевшихся хоровых и танцевальных штампов. Действие происходит то в наши дни, то мгновенно переносится в глубокую старину…» — писал заслуженный деятель искусств РСФСР лауреат Государственной премии РСФСР композитор С. Кац.
Первая программа, подготовленная С. А. Чернобаем, прозвучала 6 ноября. Хор посвятил концерт 52–й годовщине Великого Октября. В программу вошли вокально — хореографическая картинка «Летние игры», современная народная песня «Лети, наша песня», «Базар большой» (напев народный, слова В. Борисова), шуточный танец некрасовских казаков «Коленца», старинная ейская кадриль «Четыре конца», «Над Кубанью» (музыка Г. Селезнева, слова В. Бакалдина), народные песни — «Чаечка», «Вспомним, братцы», «Загорелась во поле ковылюшка», «Видно — видно», «За Кубанью огонь горит», а также «Знамя Ленина» (музыка А. Дудника), «Кубанские зори» (музыка С. Чернобая, слова В. Борисова) и другие произведения. Художественным достижением первой программы стала стилизованная обрядовая сцена «Проводы казаков»:
…Казаки, уходя на войну, клялись оружием своим защищать родину, а девушки и женщины повязывали им на руки домотканые платки — символ верности…
В программе, построенной на контрастах настроений, сопоставлении разных времен, характеров, живо воспринимались и частушки «У нас нынче день субботний», «Сашенька на базар ходила», и лирические «Сторонка степная», «Чаечка», «Лети, наша песня». Танцевальные постановки осуществил заслуженный деятель искусств Кабардино — Балкарской АССР Г. Гальперин. Хорошие отзывы получили костюмы, выполненные художником Л. Коротковой.
«Стремительно разворачиваются хористы, танцевальная группа, появляются на сцене ряженые, всеми цветами радуги переливаются яркие разноцветные костюмы, полноводной рекой льется народная музыка — и зал уже очарован этим коллективом», — так приняли кубанцы, судя по отзывам критики, первую программу С. А. Чернобая.
С ноября 1969 по август 1970 года хор дал свыше 200 концертов для тружеников края. Приходил опыт, яснее виделись пути художественного совершенствования. Большую пользу коллективу принесло сотрудничество с кубанскими композиторами и поэтами. Активно сотрудничали с хором композиторы Г. Плотниченко, Г. Селезнев, П. Черноиваненко, Н. Хлопков, А. Дудник, В. Пономарев, поэты В. Бакалдин, И. Варавва, С. Хохлов, В. Подкопаев, музыковед А. Слепов.
Вместе с тем жизнь некоторых авторских песен тех лет оказалась краткой. Призванные отразить «сегодняшний день», песни эти, к сожалению, воплощали не традиционные черты народного творчества кубанцев, а расхожие музыкально — поэтические клише на «сельскую тему», характерные для советской массовой песни в 50–60–х годах. Но случались и удачи, рожденные в сотрудничестве с хором, которые и сегодня составляют украшение программ коллектива.
В 1970 году хор с успехом гастролирует в Москве и столичной области.<…>
А в филармонии тем временем вынашивался новый план, масштабный и «современный» — создание мюзик — холла. Первый опыт на этом пути — попытка «эстрадизации» Кубанского хора. В 1974 году в Краснодар из Москвы приглашается группа постановщиков — композитор В. Зельченко, поэт В. Семернин и балетмейстер Ю. Взоров. Фабула задуманного шоу впечатляла — провести зрителя почти через 200 лет истории Кубани: от «присутствия» при высадке первых запорожцев на Тамани в конце XVIII века до «посещения» в составе кубанской делегации Всемирного фестиваля молодежияи студентов в Берлине (1973 г.). Основные средства — массовые сцены, символизирующие «глобальные» перемены в жизни Кубани: от «танца живота» турчанки, похищаемой свирепыми черноморцами, до ликующих хороводов во имя дружбы народов… Программа в целом понравилась руководству филармонии. Вот краткий фрагмент ее обсуждения.
«В. Малов (режиссер). По — моему, это интересно, свежо, оригинально. В целом замысел программы мне понравился.
А. Рашевский (директор хора). Постановочная группа поработала очень хорошо… Новое всегда будет вызывать сопротивление. Коллектив находится в поиске. Надо продолжить работу».
Звучали и сомнения:
«В. Мамай (солистка хора). Чувствуется, что наши постановщики не жили на Кубани… В таком плане программа не будет жить. Песни не живут, их не будут петь».
Итоги подвел директор филармонии А. Симонов:
«Мы ничего не потеряли, работая над этой программой, — появились профессиональные, хорошие тексты, новая музыка, стал двигаться хор, балет получил уроки талантливого педагога, за это время был создан оркестр».
Правда, довольно скоро выяснилось, что «уроки талантливого педагога» обошлись филармонии примерно в 20 тысяч рублей, программа оказалась нерентабельной, и хор стал разваливаться. Было время, когда от всего оркестра в штате оставался один баянист, тоже подавший заявление об уходе, и артисты горько шутили: «А от Зельченко кантаты хор остался без зарплаты».
Правомерен вопрос: а почему вообще стал возможен подобный эксперимент с Кубанским хором? Ведь, судя по отзывам прессы, он «крепко стоял на ногах» с первых же концертов в конце 1969 года, хвалили коллектив и в Москве, и в других городах. Хорошо принимали его и в Ленинграде, на Урале, в Поволжье, Закавказье, на Украине, севере России. А в 1971 году хор становится дипломантом международного фольклорного фестиваля «Праздник на Сълнычем Бряге» в Болгарии.
Ну, а как принимают его на Кубани?
«Шо ты нам прывез, сынок? — вспоминает А. Рашевский реакцию старожилов одной из станиц на выступление хора. — Це нэ хлопцы — кубанцы, поют гарно, да нэ по — нашему…»
Да и в среде музыковедов, специалистов по музыкальной культуре Кубани мнения были противоречивы.
Из протокола обсуждения программы Кубанского казачьего хора художественным советом Краснодарской филармонии (13 сентября 1973 г.):
«Г. М. Плотниченко (председатель краевого отделения Союза композиторов РСФСР, заслуженный деятель искусств РСФСР). Коллектив все больше и больше раскрывает свои качества как пропагандист кубанского народного искусства. Хор распелся, звучит сейчас качественней, грамотней и интересней, чем это было раньше…
В. Г. Комиссинский (музыковед, кандидат искусствоведения, член Союза композиторов СССР). Малоинтересная программа, не раскрывающая песенная богатство Кубани… Протест вызывают современные частушки. Это ведь не народный юмор, это с налетом пошлости выдумка какого‑то малограмотного автора… В хоре нет ни одного яркого, запоминающегося солиста. Гришин с явно неестественным, если хотите, немужским голосом вызывает чувство удивления. Разве он имеет право олицетворять кубанца?
А. А. Слепов (музыковед, член Союза композиторов СССР). Я думаю, что хор находится на верном пути, но в самом его начале. И не дубинкой мы должны его лупить, а по — дружески направлять…
С. И. Еременко (музыковед, кандидат искусствоведения). С фольклористами никто при создании хора не посоветовался. Очень жаль. В таком виде, мне кажется, хор звучит не по — кубански, инородно.
Н. М. Хлопков (композитор, член Союза композиторов СССР). Коллектив должен иметь свое лицо. Точное, определенное».
Итак, ни сценическая яркость, ни ансамблевое мастерство не смогли восполнить отсутствие правдивого отражения народной песенной культуры казаков в программах хора. Филармония искала пути реформирования хора — ведь каждый его концерт пробивал в ее бюджете дыру в 1500 рублей. Рождается спасительная мысль о сокращении штата и переименовании коллектива вновь в ансамбль песни и пляски. Руководство филармонии полагало, что «можно все загубить и с названием «хор» в составе 120 человек. Сохранить народные традиции можно и в составе ансамбля». В 1974 году С. А. Чернобай оставил пост руководителя коллектива, и хор в творческом отношении оказался предоставленным самому себе. Вот тут‑то коллектив и подстерегла «счастливая» идея руководства филармонии о преобразовании в мюзик — холл… О результатах эксперимента мы уже рассказали.
Но руководители филармонии по — прежнему убеждены — краю нужен мюзик — холл. И в качестве базы для него в 1976 году создается новый коллектив «Экспромт».
<…>
Наиболее яркие воспоминания о путях, пройденных филармоническими коллективами в 70–е годы, несомненно, связаны с переломом в судьбе Кубанского казачьего хора.
Разочарованный в будущем, хор впервые пристально всмотрелся в прошлое. И тут случилось чудо!..
«Да это вовсе не тот хор!» — воскликнет критик в конце 1974 года а спустя некоторое время выразится определеннее: «Внешне хор ни в чем не изменился. Все те же черкески, бешметы, башлыки, газыри, кинжалы, плоскодонные шапки с галунами, цветная палитра женской одежды. Но по своему содержанию он стал неузнаваемым. Своими песнями он перенес нас в какой‑то иной мир, иную эпоху… Они пахнут кубанской стариной… Хор живет. Он не только исполнитель, но зачастую и участник передаваемых событий».
Переломный рубеж в истории Государственного Кубанского казачьего хора, обозначившийся в 1974 году, связан с именем В. Г. Захарченко — уроженца станицы Дядьковской Краснодарского края.
Превосходно подготовленный Новосибирской консерваторией и аспирантурой Института имени Гнесиных, ученик великих педагогов В. Н. Минина и Е. В. Гиппиуса, обладавший к тому времени десятилетним опытом работы с Сибирским народным хором, Захарченко поистине оказался в нужное время в нужном месте.
Новые художественные принципы, привнесенные им в коллектив, требовали коренного пересмотра привычных представлений о задачах, содержании и внешнем облике народного хора, преодоления психологических барьеров и в среде артистов, и в среде людей, ответственных за судьбы кубанской музыкальной культуры.
Бытует афоризм: «В книгах мы в состоянии понять лишь то, что нам уже известно». многие руководители Кубанского хора листали книгу полуторавековой культуры кубанского казачества, на протяжении около сорока лет выхватывая из нее отдельные цитаты, старательно делая их «перевод» в соответствии с духом времени.
Так долгое время вольно или невольно искажался образ подлинного фольклора Кубани — часть выдавалась за целое, внешнее — за суть. Столь же произвольно в сознании многомиллионной аудитории слушателей формировался усредненный, приблизительный образ казачества, главными признаками которого становились шашки да черкески, лихой посвист да зычный говор. Все, что находилось под внешней оболочкой этой «специфики», имело более или менее точные аналоги и в академических хорах страны, и в ансамблях песни и пляски, образцом которых является Краснознаменный коллектив им. А. Александрова, и в государственных русских народных хорах. Культура кубанского казачества, в том числе музыкальная, сужалась до поверхностного местного колорита, окрашивающего знакомые сценические штампы.
Интереснейшие страницы истории края открылись слушателям в программах хора начиная с 1974 года.
Всего за несколько месяцев новый художественный руководитель коллектива записал в станицах и на хуторах Кубани более тысячи народных песен. Откуда они вдруг взялись? Что за чудесный кладезь внезапно открылся в крае, где раньше приходилось слышать жалобы на репертуарный голод Кубанского казачьего хора?
Просто в основу песенных поисков были положены иное измерение, иные критерии, иная оценка. В. Г. Захарченко попал в цель, применив на практике новое мышление, сложившееся в среде фольклористов. Кроме того, счастливый сплав личных качеств: врожденная любовь к кубанской песне, психология казака — кубанца, интуиция исследователя, опыт научной работы и азарт, творческое горение артиста — помог ему увидеть и «вынуть» из народно — песенной стихии кубанских станиц такое количество песен, о котором не догадывался никто из предшественников.
И количество их счастливо сочеталось с качеством. В методике обработки фольклорных образцов для программ хора В. Г. Захарченко опирался на передовые идеи «фольклорной волны» 70–х годов, проповедовавшей «возврат к фольклорности», к аутентичной, не искаженной обработками манере исполнения народных песен, почти буквальное копирование искусства народных мастеров — песельников. Наиболее полное сценическое воплощение эти идеи нашли тогда в деятельности Ансамбля народной музыки Росконцерта под управлением Дмитрия Покровского.
Однако подобные коллективы ограничивали свой состав, как правило, малым количеством участников — пять, семь, двенадцать человек. В таких условиях естественно выглядел отказ от многого из того, что характеризовало сложившуюся структуру профессиональных народных хоров, — деления на хоровые партии, резкого размежевания вокальной, танцевальной и инструментальной групп и т. д. В малом составе значительно легче было отказаться от «нотности» при разучивании песен, узкой специализации артистов. Возможно ли подобное в больших концертных коллективах? И первый удачный опыт такого рода был поставлен на кубанской земле.
Присмотримся к нему внимательнее.
Сам В. Г. Захарченко писал об этом так:
«Меня, практика, глубоко волнует то обстоятельство, что за последние десять лет в творческом развитии народных хоров произошел какой‑то общий спад, вызванный целым рядом объективных и субъективных причин. А в настоящее время, как мне кажется, народные хоры испытывают кризисное состояние, зашли в тупик… Народные хоры в своей массе… потеряли основу истинно народного исполнительства — заразительность, став аморфными и бесстрастными. Они в принципе могут петь и очень чисто, и очень ритмично, и слаженно, но не могут донести до зала идею песни, не могут заразить публику, повести ее за собой…
И профессиональные, и самодеятельные хоры из самых разных областей все больше и больше походят друг на друга и манерой пения, и костюмами, и количественным составом хоровой, танцевальной и оркестровой групп, и принципами обработки фольклорного материала, и формами построения программ, и сценическим поведением певцов и танцоров, а в самодеятельности вдобавок ко всему — еще и репертуаром.
В самобытное творчество многих народных хоров начали проникать и все прочнее утверждаться исполнительские штампы. Поведение любого певца, поющего русскую народную песню, стереотипно и легко укладывается в схему нескольких простейших заученных движений: так повернуть голову, так сложить руки… Артисты наши превратились в манекены: женщины все в одинаковых платьях, с одинаковыми розовыми личиками, деланными улыбками. Плывут по сцене этакие степенные павушки — лебедушки в блестках, плывет по сцене этакое сусальное целомудрие. Да разве такая она в жизни, русская женщина! Не узнать ее — до того засахарили! А мужчины… безликие, невыразительные, все как один в атласных рубахах, подпоясанных кушаками…
Чем же вызвана такая безликость, такая заштампованность на сцене? Думается, прежде всего оторванностью от подлинных образцов».
В. Г. Захарченко говорил артистам:
«Вот смотрите, стоит дед, ничего особенного не делает, вроде просто топчется на месте. Но вы ощущаете характер! А во всех наших замысловатых трюках характеров нет!».
Хранители ключей от великих кладовых народной мудрости стали главным объектом учебной практики артистов. Надо было не просто копировать манеру — суть заключалась в усвоении самого творческого метода. Фольклор убедителен прежде всего правдой чувств, и в центре внимания артистов оказывался не просто репертуар мастера, который надо перенять с возможно большей точностью, но его личность, выражающая мировосприятие целого народа. В сценическом решении песен хор стремился отныне к восполнению тех моментов, которые утрачиваются при переносе фольклора на новую почву — в концертный зал. Не «дополнить несказанное народом», а возможно глубже вскрыть заключенное в песне содержание — основной принцип обработки. Но для того, чтобы увидеть это содержание во всей полноте, необходимо знать тысячи и тысячи песен, судьбу каждой из них — от рождения ее в муках и радостях своего времени до наших дней, куда принесла она опыт жизни многих поколений.
Барометром правильности избранного хором пути явилось признание широчайшей слушательской аудитории. Зрители увидели, что каждый артист хора начал жить песней — искренне, глубоко, всей душой сливаясь с ее содержанием. Не буква подлинности поразила, но сам дух ее — результат раскрепощения личности артиста в рамках фольклорной традиции. Необычными для городских слушателей красками заиграли со сцены старинные песни «За Кубанью огонь горыть», «Полно вам, снежочки, на талой земле лежать», кубанский вариант песни на слова Н. А. Некрасова «В полном разгаре страда деревенская» (обработка В. Захарченко). Подлинным триумфом отмечено было исполнение песни «Трава моя, трава». Впервые в истории коллектива хор активизировался пластически, превратив песню в яркое представление. Хотя в первой программе еще не были представлены обряды кубанских станиц, но в сценическом воплощении песни «Трава моя, трава» уже использовались элементы бытовых сцен, характерные для станичных праздников. В том же ключе были решены и обрядовая свадебная «Ходила Катюша по горе крутой», шуточная «На мельничке на новой».
Безоговорочной оказалась победа Кубанского хора на I Всероссийском смотре — конкурсе русских народных хоров в конце 1975 года. Смелое исполнительское решение песен в программе кубанцев потрясло и жюри, и слушателей. «Подлинный песенный фольклор Кубани предстал во всем своем музыкально — поэтическом и жанровом разнообразии, — писал журнал «Советская музыка». — Впервые мы услышали с профессиональной сцены свадебную песню, на фоне которой звучал плач — причет невесты — сироты. Здесь не просто пели, а проживали каждую песню, как это делается в народном быту. Причем сценическое действие, сопровождавшееся шуточными и плясовыми номерами, было основано на существующих и ныне народных играх; она (программа. — Авт.) покорила глубоким уважением ее создателей к народному творчеству своего края, смелым утверждением правомерности сценической жизни его лучших образцов в их подлинном виде».
Нелегко совмещать непрерывную концертную деятельность с лабораторной работой — фольклорными экспедициями, изучением новых песен, совершенствованием мастерства. Но эта работа, не видимая из зрительного зала, составляет главную работу коллектива. В результате кропотливого и многодневного труда родился тот свободный, лихой и чарующий облик хора, с которым ассоциируются теперь его выступления. Удивительно, но даже такие «запетые» на Кубани, Дону и Украине песни, как «Ой мий мылый варэнычкив хоче…», «Ты ж мэнэ пидманула», «Роспрягайтэ, хлопци, конэй», звучат постоянно в концертных программах кубанских «казаков» свежо, молодо, зажигают темперементом, искренностью, задором. Пожалуй, не было еще за последние года ни одного концерта хора у нас в стране, когда бы зрители не требовали исполнить «Роспрягайтэ, хлопци, конэй». В одном из многочисленных отзывов на исполнение этой песни читаем: «Динамическая устремленность ее размашистого ритма, эмоциональная открытость напева перекликаются с подобными же чертами во всем мире знаменитой “Калинки”… И, думается, можно поздравить Кубанский хор с открытием своей неповторимой “Калинки”».
Но не только народные песни создали славу Кубанскому казачьему хору. Пляски — подлинное украшение его концертных программ.
Композиция лирического танца в сопровождении хора «Подушечка» решена в форме плясового хоровода. Естественно, непринужденно вплетаются в авторский хореографический текст (постановщик В. Модзолевский) мотивы казачьего быта.
Цельно, на одном дыхании, воспринимается танец «Из‑за гор — горы едут мазуры». Каждый новый «куплет» его приносит нечто свое, обыгрывая основной мотив в бесчисленном множестве вариантов.
Поэтическим настроением в исполнении артистов хора наполняется танец «Пара за парой» (постановщик Л. Милованов). Записан он в станице Ясенской и представляет собой ряд непрерывно сменяющихся танцев: вальс, полька, плясовая, хороводная. Удачей сценического решения танца стала фигура распорядителя, который руководит действием, перестраивает ход танца, активно участвует в нем. Много лет в этой роли выступал заслуженный артист РСФСР В. Захаров, создавший незабываемый характер — задиристый, боевой — типичного вожака ватаги станичных хлопцев.
В золотом фонде танцев Кубанского казачьего хора хранятся такие подлинные жемчужины, как «Казачий пляс», «Наурская», «Русский каравай», «Из‑за гор — горы едут мазуры»…
С каждым годом расширяется география зарубежных гастролей коллектива, его активное участие в культурной жизни всей страны.
Памятны, например, концерты, проведенные в рамках культурной программы московской Олимпиады в 1980 году, выступления на традиционном фестивале искусств «Белые ночи» в Ленинграде, поездки на международные фольклорные фестивали в Монтгийон и Канны (Франция), в Аранджеловац (Югославия).
И советская, и зарубежная пресса единодушны в оценке коллектива.
«Концерты хора — праздник народного искусства. Он начинается с первых минут, и после дружных, восторженных аплодисментов становится ясно, что и артистов, и зрителей объединяет искренняя любовь к своеобразному искусству Кубани».
«Концертная программа начинается грустной, протяжной песней, пронизанной тоской по родному дому… затем ритм программы постепенно ускоряется, грусть сменяется весельем… и под восторженные аплодисменты начинаются виртуозные пляски. Буря аплодисментов прокатывается по залу… Это какое‑то необычное, феерическое зрелище».
«Сочетание высокого мастерства, простоты и тепла заставило всех присутствующих в зале влюбиться в ансамбль».
Когда хор возвращается домой, он не только выступает с концертами, но и обновляет программу, готовит новые номера, встречается с фольклорными коллективами края, работает с композиторами и поэтами Кубани.
В 1983 году хор побывал на гастролях в Югославии и Португалии.
Наиболее ярким событием 1984 года стала для коллектива абсолютная победа на II Всероссийском смотре профессиональных русских народных хоров.
В 1985 году — поездки в Чехословакию, Японию, ФРГ, участие в культурной программе Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. В 1986, 1987, 1988–м по — прежнему поездки, концерты, встречи… Стремительнее становится бег времени. Новые города, страны втягиваются в гастрольную орбиту, новые награды достойно увенчивают напряженный, неустанный творческий труд коллектива.
Постановлением Президиума Верховного Совета СССР за заслуги в развитии советского искусства и в связи с 50–летием со дня первого выступления Государственный Кубанский казачий хор в 1987 году награждается орденом Дружбы народов, а его руководитель народный артист РСФСР В. Захарченко — орденом Трудового Красного Знамени.
От редакции
К сожалению, очерк братьев Борисовых и Вл. Бурылева доведен лишь до 1987 года, и за его пределами остаются последующие двадцать лет работы В. Г. Захарченко с хором.
Однако и в те первые годы деятельности В. Г. Захарченко на посту художественного руководителя, о которых пишут кубанские историки, многим было ясно, какого масштаба личность встала во главе коллектива. В 1990–е годы Кубанский казачий хор становится феноменом мировой культуры. Коллектив под руководством Захарченко покорил десятки стран на пяти континентах. Его искусство поистине потрясло мир. Залогом тому стали смелое креативное мышление Виктора Захарченко, его огромный кругозор, тонкий вкус, вдохновенный артистизм, выдающееся дирижерское мастерство, постоянное движение вперед. В 1990–2000–е годы расцветает композиторское творчество Захарченко, значение которого трудно переоценить.
Без сомнения, личность и творчество В. Г. Захарченко заслуживают отдельной книги, и она обязательно будет написана.