Шушниг не знал, что в Гитлере умер актер. Шушниг готовился к встрече с главой государства. А надо было — к представлению театра абсурда.
Утром 12 февраля Шушниг любовался яркими фигурками лыжниц на дальнем склоне Бергхофа из большого окна виллы Адлерхорст…
Вчера, едва Шушниг вышел из машины, Гитлер сказал теплым голосом: «Как я счастлив, когда бываю здесь!» — и обвел рукой панораму.
Они прошли к широкой террасе, нависшей над крутым обрывом.
— С каким удовольствием я бы навсегда остался здесь и занялся только живописью. — Гитлер улыбался. — Ведь я художник! Но нация призвала меня. И я верен долгу. — Шушниг услышал тяжелый вздох.
Фюрер поник головой и, взяв гостя под руку, повел его к вилле. На пороге поднял руку кверху, указав на вершину горы:
— Я хочу, чтобы у рейха были три столицы. Административная — Берлин. Столица партии — Мюнхен. И эта, столица красоты… Здесь будет ее центр, я назвал его Адлерхорст. Конечно, приходится вырубать в скале вертикальную шахту, но разве гнездо орла, который присел отдохнуть на край герба рейха, того не стоит? Проект я сделал сам. — Гитлер горделиво приосанился. — В стиле чайного домика. Изящество, строгость — вот мои принципы архитектора.
Вечером Шушнигу дали так называемый малый прием. В беседе тщательно обходили все острые вопросы. «Скорее всего, — размышлял тогда Шушниг, — речь пойдет о военном союзе. Гитлер держится со мной любезно, как и положено с человеком, в котором заинтересован. Конечно, Германии нужна большая армия, иначе Восточный поход себя не оправдает… Я соглашусь на все! Чрезвычайные военные поставки? Ради бога… И конечно, перед такими глобальными действиями Гитлер не станет возвращаться к вопросу об аншлюсе… Обычный союз ему сейчас выгоднее объединения».
Гитлер говорил о Моцарте, о Вагнере… Он усыплял бдительность Шушнига. Рисовал радужные перспективы создания в Линце музея, картинной галереи… «Я сам, — повторял он, — сам подберу экспозицию. Это моя родина. Я не могу не отдавать ей должного».
Расстались они рано, Гитлер намекнул, что состояние его здоровья требует соблюдения строжайшего режима.
…От вчерашней актерской раскованности Гитлера не осталось и следа. Перед Шушнигом стоял затянутый в полувоенный френч прагматик. Гитлер не предложил даже сесть, хотя — Шушниг заметил — стулья у овального стола посреди кабинета отодвинуты, перед каждым стулом — стопа документов. Что это? Предложения германской стороны? Проект соглашения?
Гитлер отчеканил:
— Вы, вероятно, думаете, что сегодня между нами должна состояться последняя беседа об условиях аншлюса? Но я изменил свои планы. — Шушниг подавил вздох облегчения, и опять пришла мысль о спасительном военном союзе. — Мы будем говорить лишь о необходимости создания для австрийских национал-социалистов нормальных жизненных условий. О том, что члены одной со мной партии должны ощущать себя на австрийской земле такими же равноправными немцами, как и на земле германской. Я хочу также напомнить о политических правах членов национал-социалистской партии.
— Не могу сказать, господин рейхсканцлер, чтобы кто-то стеснял их…
— Однако в вашем кабинете нет ни одного! — Голос Гитлера неожиданно взлетел и сорвался на высокой истерической ноте. — Ни одного министра, который бы последовательно проводил в жизнь политику родственной мне партии! А жизнь партии — это прежде всего ее политика!
— Но…
— Какие «но», какие «но», вы слушайте, что я вам говорю! Почему до сих пор Зейсс-Инкварт не получил портфель министра безопасности? Я вас спрашиваю?
Шушниг поискал глазами хоть какую-то поддержку. Но Шмидта, министра иностранных дел Австрии, национал-социалиста, в кабинете не было. Или Гитлер хочет провести предварительную беседу с глазу на глаз? Шушниг взял себя в руки и заговорил как можно спокойнее:
— Я понимаю причины вашего настойчивого желания, господин Гитлер, чтобы именно портфель министра безопасности принадлежал одному из лидеров национал-социалистской партии. Сейчас, когда Германии важны гарантии военного времени… Со стороны Австрии безусловно… Мы окажем всестороннюю поддержку…
Гитлер сосредоточенно смотрел на Шушнига, и тот видел — Гитлер его не понимает. Потому сказал напрямик:
— Нам стало известно, что вы начинаете восточную кампанию против СССР…
— Ха! — Гитлер презрительно усмехнулся. Он уже собрался унизить Шушнига, пояснив ему без проволочек кое-что об австрийской разведке — униженный противник уже наполовину уничтожен, — но спохватился, уцепившись за другую мысль, она была явно выгоднее для конечных целей встречи, и Гитлер спросил с ехидным притворством:
— Вы заинтересованы в моем восточном походе? Я не сомневался! Вы и Бенеш — заинтересованы, спрашиваю?
Шушниг решил держаться уклончиво — этому человеку ничего не стоит потом на весь мир объявить, что канцлер Шушниг толкает его на войну с русскими. Но и перед Гитлером нельзя сейчас демонстрировать неприятие его политики. Шушниг дал самый нейтральный ответ, который смог придумать в считанные секунды:
— Я всегда сдержанно возражал против восточного пакта русских и чехов…
— Вы не ответили. Я спросил — да или нет, вы заинтересованы в моем выступлении на Россию? Да или нет? — Гитлер распалялся, начинал покрикивать. — Мне ответить за вас? — Шушниг молчал еще и потому, что в тирады Гитлера невозможно было вставить слова, и отчасти потому, что всегда терялся от любого, и политического тоже, хамства. А главное, он не знал, что сказать. — Так я отвечу… Отвечу! — Гитлер довольно засмеялся. — Да! Потому что вы и Бенеш боитесь коммунизма! И знаете — только я могу защитить вас от большевистских орд! Знаете, я — единственный ваш защитник. — Гитлер вдруг захохотал, Шушниг ужаснулся бесовской этой степени самовосторга. — Но даром я не стану защищать никого… — Гитлер подошел совсем близко, погрозил Шушнигу пальцем и повторил зловеще: — Никого!
Шушниг вдруг увидел, что глаза фюрера налиты кровью, будто разом лопнули все капилляры белков. Шушниг поспешно заговорил, лишь ради того, чтобы продолжить разговор, а не пугаться кровавых глаз собеседника.
— Нет-нет, отчего же даром… — Шушниг почти лепетал, — мы готовы предоставить Германии… Мы согласны. Я надеюсь, президент Миклас… Поставки, ресурсы, включая людские, любая готовность. Займы, отсрочки, скидки, тем более…
Гитлер понял, к чему клонит Шушниг. Он, оказывается, согласен на кабальные условия в военном союзе. Ну да, все лучше для него, чем аншлюс. Но это уже шло вразрез его, Гитлера, конечным планам. Нужны не поставки, не союз и даже не людские ресурсы, а нужна вся Австрия разом. И совершенно не нужен послушный, на все готовый Шушниг. Шушниг нужен сопротивляющийся — иначе как его смещать? И Гитлер сказал спокойно:
— От кого только вы, канцлер, могли получить информацию о моих планах на Востоке? — Он так актерски недоуменно повел бровями, что Шушниг вообще перестал что-либо понимать. Казалось бы, только что было дано косвенное подтверждение, и вот… — Я совершенно не собираюсь воевать ни с Советами, ни с другой державой в Европе. Совершенно не понимаю, кто мог вас попутать… Ваша разведка? А разве вы не знаете, что ваша разведка давно на пайке у моего Канариса? — Вот, унизил, плюнул в лицо канцлеру на откидном стуле, теперь можно подавлять. — Вы через вашу, то есть через нашу, разведку получили дезинформацию. И она имеет успех, однако! — Гитлер довольно потер руки. — Вы, Шушниг, клюнули на эту удочку, — он захихикал, — клюнули и перекрестились перед алтарем святого Стефана. Почему, Шушниг, вы не стали попом? Вам бы шло… И не надо было бы сейчас передо мной придумывать ответный ход. Вон вы как напряглись! Полно! Моя дезинформация призвана расслаблять. И вы расслабились, вы ослабили бдительность, вы не готовы…
— К чему? — упавшим голосом спросил Шушниг. Да, конечно, сейчас будет произнесено это проклятое слово — «аншлюс».
Но Гитлер не спешил:
— Вы не готовы к моему ультиматуму. Вы надеялись, я начну воевать и ослаблю внимание к менее насущным вопросам… Нет. Сначала мы добьемся единства и свободы передвижения.
За спиной Гитлера открылась незаметная среди деревянных панелей дверь. Вошли генералы. Кейтель, Рейхенау, Шперле.
— Прошу ознакомиться с текстом ультиматума правительства рейха правительству Австрии, — сказал Гитлер, указав на верхнюю страницу той стопки, что лежала перед каждым из шести стульев.
Шушниг взял в руки документ:
«1. Австрийское правительство немедленно обязуется назначить Артура Зейсс-Инкварта на пост министра безопасности с правом полного и неограниченного контроля над всеми полицейскими силами;
2. Назначить военным министром бывшего офицера рейсвера австрийца по происхождению Глейзе-Хорстенау;
3. Ввести в состав правительства для урегулирования австро-германских экономических отношений на пост министра без портфеля Фишбека;
4. Предоставить в течение трех дней всем заключенным в тюрьмах и обвиненным в создании общественных беспорядков членам национал-социалистской партии свободу и амнистию;
5. Открыть свободное проникновение германского капитала в банки Австрии и свободную беспошлинную торговлю германской продукцией, минуя таможенные запреты».
«Боже мой, — Шушниг невольно схватился за сердце, — да это же программа условий политической парализации Австрии!»
— Это не что иное, как политическое давление на Австрию, — сказал он. — Я не понимаю…
— Мы же хотим помочь вам, — тон Гитлера стал почти мирным. — Вы же сами говорили о восточной кампании… Я ответил, что не имею возможности ее вести, успешно вести, иначе не стоит. Но почему вы не говорите об ударе в спину, который готовит восточный пакт? Не сегодня завтра Бенеш пропустит Красную Армию… через свою территорию. Это может означать конец немецкого мира… Почему вы не думаете об этом? Вы боитесь потерять независимость. А жизнь? Свобода с немцами или таежная каторга на…
— На Алтае, — подсказал Кейтель.
— Вот-вот… Почему вы закрываете глаза на реальность? Только диктатура партии национал-социалистов спасет мир. Простые дружелюбные австрийцы встретят нас цветами и песнями. Но в случае вашего сопротивления через несколько часов германская авиация будет над Веной. А вы держитесь за свой престиж премьера… с непонятным ослиным упрямством. Почему вы упрямитесь? Подписывайте…
— В самом деле, почему? — отозвался Рейхенау.
— Потому что… — Шушниг поднял на них глаза, полные слез, — потому что я не имею права отдать страну на порабощение.
— О чем он?! — заломив руки, воскликнул Гитлер.
— Я обращусь в Лигу наций, — глухим голосом продолжал Шушниг. — К главам великих держав… Разбой, агрессия, насилие… Это неслыханно! Покажите мне одну-единственную конвенцию, в которой было бы сказано о праве одного государства навязывать свою волю, диктовать состав кабинета другому… Ни один международный документ этого не предусматривает!
Гитлер неожиданно весело заулыбался:
— Что ж, после вашей подписи и ратификации Микласа этот документ будет первым в этом роде…
Шушниг был потрясен.
— Никогда! — выдохнул он.
— Посмотрим, — ответил Гитлер, поднимаясь с места. — Я всегда верил в трезвость и разум канцлера Шушнига. Что же касается великих держав… К примеру, Великобритании… Она не пошевельнет ни одним пальцем для Австрии. А к Сталину вы сами не захотите обратиться. Разве нет?
Гитлер развернулся как по команде кругом и строевым шагом покинул кабинет.
За ним засеменил Рейхенау. Кейтель на минуту задержался над сидящим Шушнигом:
— Я быстро подписываю свои приказы по армии. Имейте в виду, если за оставшиеся до тринадцатого февраля двенадцать часов вы не согласитесь на наш ультиматум, не договоритесь с Микласом о его ратификации, я крикну войскам — вперед. Один танковый переход — и Линц будет нашим. Вы можете войти в состояние войны с Германией, но вся ваша сталь, весь ваш уголь, едва мы займем Линц, будут в наших руках. Флаг рейха через двадцать часов после взятия Линца взовьется над венской ратушей. Зачем вам все это?
Шушниг долго сидел над текстом ультиматума наедине с сердечной и душевной болью. «Десять часов я боролся с сумасшедшим, — думал он. — Если я не приму ультиматум, один танковый переход, и они в Линце. Если же я принимаю ультиматум? Что потом? Большего он уже требовать не может, уже нечего требовать. Я пойду в политический полон, но сохраню собственные границы, герб, знамя и гимн…»
В двадцать три часа 12 февраля 1938 года канцлер Шушниг подписал ультиматум, надеясь, что за его ратификацией уже ничего не последует.
Гитлер был доволен. Ключевые посты в австрийском правительстве займут нацисты — и создадут внутри Австрии обстановку, благоприятную для захвата этой страны.