11 марта Геринг назначил на шесть вечера в Доме авиации прием для дипломатического корпуса в честь присвоения ему звания рейхсмаршала. Штандартенфюрер Лей вручил Дорну пригласительный билет и с усмешкой сказал:

— Озаботьтесь принарядиться в штатское. Ненароком встретите кого-то из лондонских знакомых, хлопочи с вами, шведский промышленник Дорн. А вообще, я вам завидую, — он подмигнул панибратски, — в программе «Штраусиана», обожаю «Штраусиану», особенно польку «Анну». Видел дазно, году в двадцатом, Тамару Карсавину… Танцует она еще в Лондоне?

— Я не театрал, — ответил Дорн.

— Вот и пойдите, подразовьетесь и подразвеетесь…

— Охотно уступлю билет вам…

Лей тяжко вздохнул:

— Мне отдыхать некогда. Боюсь, — он бросил взгляд на старинные напольные часы, — мне сегодня не придется отдыхать и в собственной постели. Вам же Дорн, предстоит не только отдыхать, не и опекать. Опекать на приеме вы будете жену мексиканского посла. Она даме болтливая, любопытная, а дурак-муж ей многое рассказывает. И кстати, вот вам прекрасный повод продать Мексике шведские опилки. А хотите, купите у них кактусы, если ваша механическая пила не засорится, — Лей натужно рассмеялся.

…Меж столиков, за которыми «а-ля фуршет» подавался крюшон, бродили дипломаты. Но не было сонной обязательности в жестах, позах, брошенных фразах. Дух напряженности, ожидания чрезвычайных событий Дорн уловил сразу. Послы великих держав толпились вокруг фон Папена, который утром прилетел из Вены по срочному вызову Гитлера. Казалось, он ведет пресс-конференцию.

— Шушниг сам не ведает, что творит, — с обычной добродушной миной вещал фон Папен. — Плебисцит… Что такое плебисцит? Узаконенное разрешение народу противоречить правительству, ибо народ уже в своей сущности никогда с правительством не согласен. В самом деле, господа, ну кто любит непосредственное начальство? — Папен усмехнулся. — Если речь, конечно, не идет о вождях… Шушниг не вождь, иначе он был бы умнее. Совершенно не хочет учитывать очевидные вещи; плебисцит положит начало коммунистическому подъему, красные же используют любую дырку, чтобы не только высказать свое мнение, но и навязать его. А в Австрии и без того налицо сильная коммунистическая пропаганда, которая в момент кризиса может стать для страны весьма опасной. Поэтому сегодня, как никогда, помощь Германии имеет большое значение не только в моральном плане, но и в практическом…

Андрэ Франсуа-Понсэ, посол Франции, бледный, встревоженный, стоял один, машинально оправляя полу фрака.

«Где моя подопечная? — Дорн окинул глазами зал. — Она вполне могла бы разговорить господина французского посла. И я бы узнал, как ответят французы на агрессию…»

Высокая мулатка с шоколадной кожей и глазами цвета какао ела мороженое, перелистывая программку балета. Ее яркое пончо вызывающе выделялось даже в обстановке купеческой роскоши, на которую так падок Геринг.

Дорн подошел к ней, они перебросились ничего не значащими фразами. Он заговорил о балете — она о школах самбы, в которых разбиралась куда тоньше.

— В таком случае, мадам, я сейчас познакомлю вас с истинным ценителем хореографии, подлинным балетоманом. — Дорн взял ее под руку и повел через зал: к выходящим на Вильгельмштрассе окнам, где маячила фигура Франсуа-Понсэ…

— А… Так с мосье Андрэ я хорошо знакома, — улыбнулась мексиканка. — И сейчас я заставлю его выпить со мной коньяк. Раньше мой муж представлял нашу родину в Будапеште… Как там было весело! Как свободно на приемах, раутах! Никто никого не держал ни за руку, ни за язык. А посуда, а гастрономия!.. Вы же, немцы, — она посмотрела на Дорна с прищуром, — у вас даже мороженое не сладкое…

Мексиканка трещала без умолку. Понсэ стоял с гримасой вымученной учтивости, и время от времени до слуха Дорна доносилось его сдержанное «пардон» — видно, очень хотел избавиться от собеседницы. Но та была не такова. И наконец Дорн услышал:

— Как глупо делать из Шушнига клоуна. Все-таки политический деятель… Все-таки глава правительства европейской страны. Это же не у нас, где мы сами разобраться не можем — что Боливия, что Парагвай, что Уругвай, — все на одно лицо, все болтают по-испански. И то суверенитет уважается. А если кого-то обидели, мы заступаемся. Мы — крупные и богатые страны континента. Мы помним, что наша мадрэ Спанья учила своих ребятишек жить дружно и слушаться заветов папы Боливара. Почему Франция не хочет вступиться за Шушнига?

Вопрос был прост, прям и так наивен, что Франсув-Понсэ расстроенно посмотрел на нее и ответил с обезоруживающей искренностью, несвойственной дипломату:

— У нас сейчас некому заступаться… Час назад кабинет Шотана подал в отставку… Я не могу дозвониться в Париж. Там некому снять телефонную трубку.

Мексиканка грустно покачала головой:

— Аля-ля, — зацокала языком, — аля-ля… Ай да мосье Шотан!.. Он просто не захотел взять на себя ответственность и решить, как Франция станет действовать, если наши уважаемые хозяева… — улыбка мексиканки была презрительна, но она церемонно поклонилась Франсуа-Понсэ и величественным кивком подозвала Дорна.

Спектакль должен был уже начинаться, но время тянули, все еще не появился Геринг.

Герман Геринг с одиннадцати часов утра неотлучно находился при Гитлере.

— Зачем я кормлю эту свору?! — кричал Гитлер. — Зачем я должен содержать этих подонков, этих сутенеров, этих жиголо?! Тавса, Зейсс-Инкварта, Райнера, Бюркеля, который уже считает себя гауляйтером Вены, Кеплера, Кальтенбруннера с его опившимися пивом штурмовиками?!! Где Гесс? Папена ко мне! Мне нужен Браухич, Кейтель! До сегодняшнего дня я считал, что осуществление соглашений от двенадцатого февраля автоматически приведет к аншлюсу. Он же затевает плебисцит. На послезавтра. Значит, завтра… Нет, сегодня… Нет, ночью! Чтоб к утру дело было бы кончено. Кто из австрийцев тут под рукой? — Он посмотрел на Гесса.

— Сегодня у меня в канцелярии был Кеплер.

— Вот и пусть немедленно летит в Вену и делает что угодно, но плебисцит должен быть отменен! Я не понимаю, почему бездействует этот болван Зейсс-Инкварт!

— Он действует. Только по-своему, — ответил Гесс. — Право же, ему совсем не хочется делить с кем-то власть… С рейхом в том числе.

Гитлер нервно рассмеялся:

— Я слишком много для него сделал… Отправьте ему телеграмму. Что-нибудь в том духе, что я даю ему свободу действий. Он поймет, что свобода действий не свобода решений. А если не поймет… Пусть о последствиях позаботятся его соратники, более преданные мне. Ты понял, Рудольф?

Гесс прекрасно все понял и шепнул Видеману, чтобы тот срочно командировал в Вену Эйке — начальника концлагеря Дахау, большого мастера по части случайных смертей.

— Что еще телеграфировать Зейсс-Инкварту? — спросил Видеман, уже держащий наготове ручку и папку для бумаг. — Я записываю, мой фюрер.

Гитлер сосредоточился:

— Первое. Демонстрации против плебисцита. Отмена плебисцита. На это необходимо ответить также демонстрациями. Рудольф, пусть министерство пропаганды поможет им с наглядной частью… Второе. Отставка Шушнига. Также демонстрации с требованиями его отставки. Потом — демонстрации с требованием передачи власти наци. Демонстрации с требованием аншлюса. Если Шушниг вступит в борьбу, действовать на местах эффективно и слаженно. Сил захватить бюро канцлера достаточно. Браухич, готова ли наша армия поддержать восставшую Вену?

— Мой фюрер, — генерал улыбнулся. — Если вы хотите использовать армию для подкрепления блефа путем демонстрации сил, то вы можете на нас положиться. Но для более серьезного дела мы еще не готовы.

Гитлер бросил на Браухича очень пристальный взгляд и медленно проговорил:

— Хорошо. Но тем не менее. Мы можем поставить на границе части седьмой армии? Я знаю, я там был недавно… И люфтваффе? — Он повернулся к Герингу.

Тот предвосхитил вопрос и выпалил только одно слово:

— Безусловно! — И тут же торопливо добавил: — Если мы сегодня будем формировать австрийский кабинет, министром юстиции надо назначить моего шурина, он прекрасный юрист… И полная ариизация промышленности и банков! Концерн «Герман Геринг» готов принять в состав…

— Да подождите, Геринг, — недовольно поморщился Гесс. — Успеете… с продукцией на ярмарку.

— Вы забываете, Рудольф, у них золотой запас двести тридцать миллионов марок! — Намек Гесса до Геринга не дошел, он уже весь был в дележке.

Отправив телеграмму в Вену, Гитлер ждал событий, глубоко запрятав тревогу — вдруг Шушнигу все-таки помогут те же французы, вдруг все сорвется… Гитлер пропустил мимо ушей подсчеты Геринга и расчеты Браухича, который тоже вычислял, что на присоединенной территории вермахт сможет призвать ни много ни мало 600 тысяч солдат — это 35 новых дивизий…

Без пятнадцати три в приемной адъютанта фюрера Видемана зазвонил телефон. Геринг с поспешностью, ему малосвойственной, устремился на звонок Он не ошибся — на проводе была Вена Зейсс-Инкварт доложил, что плебисцит отменен.

— Одну минуту, — ответит Геринг, — я должен сообщить это фюреру, но от себя добавлю, что на этом нельзя останавливаться. — Он положил трубку на стол.

В кабинете стояла тишина. Все знали, что скажет Гитлер, но ждали, чтобы слово было произнесено.

— Этого мало, — сказал Гитлер. — Но это первый шаг. Шушниг отказывается апеллировать к австрийцам, значит, не уверен в твердости своего положения. Что ж… Значит, немедленно требовать его отставки! И назначить время — до… до половины восьмого вечера. Если ультиматум не будет принят, на Вену посыплются бомбы. Так и передайте Зейсс-Инкварту.

Боком в кабинет вошел Геббельс.

— Может быть, — с ходу включился он в разговор, — может быть, если Зейсс-Инкварт примет пост канцлера, нужно позаботиться о его обращении к народу? — Гитлер кивнул. Йозеф всегда понимал его желания как никто другой. — Мне нужно двадцать минут…

— Он подождет. — Геринг кивнул на двери в приемную, где на столе так и лежала телефонная трубка. Когда Геббельс (писал он очень быстро) положил перед ним два листка — текст речи будущего канцлера и телеграмму Зейсс-Инкварта Гитлеру, — пошел к телефону.

— Окончательный текст ультиматума таков, — строго сказал Геринг в трубку. — Отставка Шушнига и назначение канцлером Зейсс-Инкварта. Текст вашего обращения по радио к австрийскому народу сейчас будет отправлен на аэродром с Глейзе-Хорстенау. Список членов кабинета привезет Кеплер, когда состав будет окончательно согласован. Слушайте текст вашей телеграммы фюреру. «Временное правительство Австрии, которое после отставки Шушнига видит свою задачу в том, — диктовал Геринг, — чтобы восстановить в стране спокойствие и порядок, обращается к правительству Германии с настоятельной просьбой помочь ему предотвратить кровопролитие. С этой целью оно просит правительство Германии о возможно скорейшей присылке в Австрию немецких войск». Впрочем… — Геринг помедлил. — Впрочем, посылать эту телеграмму нет смысла. Мы же имеем ее текст, так что будем считать, что в Берлине она уже получена.

Выслушав ответ Зейсс-Инкварта, Геринг положил трубку и вошел к Гитлеру со словами:

— На случай неожиданного сопротивления правительства Зейсс-Инкварт готов выставить шесть тысяч штурмовиков и пятьсот офицеров СС. Так что, безусловно, седьмую армию придется… — Он озабоченно посмотрел на часы, прикинул, сколько времени осталось до истечения срока ультиматума, и спохватился: — Я совсем забыл!.. У меня же в Доме авиации дипломаты… Ну, ничего, пусть начинают без меня. Там еще балет… А здесь есть много вопросов, которые стоит решить сейчас. Я уже говорил, в банках Австрии вклады семьи Ротшильд… Химические комбинаты, крупнейшие в мире. То, чего недостает «Донау хеми АГ». Оружейников, конечно, возьмет Крупп. Я все должен учесть, все производство Австрии включить в четырехлетний план! А мой концерн «Герман Геринг»…

— Кто будет штатгальтером? — вдруг спросил Геббельс.

— Зейсс-Инкварт, — бросил через плечо Гесс.

— А… Зейсс-Инкварт, — вид у Геббельса стал разочарованным, будто он сам претендовал на это место.

— Ариизация промышленности — дело национал-социалистской партии, ей и должны принадлежать ее выгоды, — продолжал Геринг, не слушая никого.

— И все-таки я боюсь скандала, — сухо кашлянув, обратился Гесс к фюреру. — И Чемберлен, и Гувер, даже Муссолини, все говорили об эволюционном процессе аншлюса. Может статься, им предстоит разочарование.

— Они просто хотят торговаться с нами, — быстро ответил Гитлер, и в его только что полусонно прикрытых глазах опять вспыхнула ярость. — Они хотят сделать из Австрии разменную монету, чтобы получить у меня самые выгодные гарантии для себя. Если я буду ждать, когда они соблаговолят… Я не буду с ними торговаться. Быстрый военный захват Австрии сам по себе исключит подобную возможность! Меньше слов, больше дела… Галифакса Риббентроп прижал, англичане не пикнут!

Зейсс-Инкварт позвонил в половине седьмого, когда прием в Доме авиации уже начался. Геринг доложил Гитлеру, что президент Австрии Миклас отказался назначить Зейсс-Инкварта канцлером.

— Будем ждать. Так и передайте ему, будем ждать. Пока это не свершится. А к восьми часам вечера пусть начнется штурм, — ответил Гитлер.

Геринг тоже немного подождал. Он мог уже уехать, настолько ясен был для него вопрос. К тому же нужно было встретиться с Маетны, послом Чехословакии — он приглашен в Дом авиации. Но задерживало желание проверить, включен ли шурин Ульрих в состав нового австрийского кабинета. Когда Кеплер со списком министров уехал на Темпельгоф, Геринг со спокойной душой отправился наконец к своим гостям…

Шла четвертая картина «Штраусианы». В легких ажурных декорациях вальсировали дамы в шляпах и кавалеры в полосатых брюках со штрипками. Идиллия… Но Герингу было не до венских вальсов. Он напряженно думал, как ему обойти Тиссена и прихватить не только металлургические, но и химические предприятия Австрии в свой концерн. И Шахт, конечно, станет путаться под ногами. «Нужно сказать Адольфу, — решил он, — чтобы он сам следил за перераспределением. Иначе мы просто все вцепимся друг другу в глотки».

Геринг вышел из ложи и попросил адъютанта пригласить к нему в кабинет чешского посла.

— Даю вам слово чести, господин Маетны, — сказал с лицом тревожным и озабоченным, — что Чехословакия не имеет ни малейшего основания испытывать какие-либо опасения в отношении Германии. Единственное, что хотелось бы, — он в упор посмотрел на чешского посла, — это получить заверение вашего правительства, что оно не намерено в связи с событиями в Австрии проводить мобилизацию.

Маетны немедленно отправился в посольство, обещая через полчаса вернуться и передать Герингу ответ президента Бенеша.

Только когда Маетны вернулся из своего посольства с заверениями Бенеша в полной лояльности, Геринг, наконец, вышел к гостям. Время приближалось к полуночи.

Дипломаты, полные впечатлений от спектакля, вновь перешли в холл к накрытым а-ля фуршет столикам. Геринг, как добрый хозяин, с бокалом пунша обходил приглашенных. Послам пожал руки, их женам — руки целовал, остальным кивал и улыбался. Но каждому он повторял одну и ту же фразу:

— Отсутствие добросовестности со стороны канцлера Шушнига заставляет нас действовать решительным образом. Шушниг саботирует все договоренности…

Геринга остановили тревожные глаза Франсуа-Понсэ:

— Что-то стряслось у вашей возлюбленной Марианны?

— Если угодно, господин рейхсмаршал. Президент Лебрен в семь часов вечера поручил сформировать новое правительство Леону Блюму.

— Опять Блюм! А я слышал, что французы кричат на всех углах «Долой евреев!», «Блюм — это война!..» Неужели меня опять обманули? — Он любезно улыбнулся, скрывая досаду.

Посол Французской республики ничего не ответил.

К Герингу протиснулся польский посол Типский и, решительно взяв рейхсмаршала за рукав, даже оцарапался о шитье, отвел в сторону и яростно зашептал:

— В связи с аншлюсом мы должны получить какую-то компенсацию… Мы же поддерживаем вашу акцию… Качественно, ввиду своего геополитического положения, Литва является очень ценной и весьма желанной компенсацией. Вы же знаете, это и ваше, и наше решение, совместно добиваться политического подчинения Литвы Польше. — Липский вдруг посмотрел на часы. — Наши пограничники же действуют… На литовской границе же идут отдельные перестрелки… Сценарий, конечно, ваш, господина Науджока, но исполнение-то наше… Прольется польская кровь. Но повод будет. Далее — ультиматум. — Посол многозначительно поднял бровь.

«Он что, собирается шантажировать? Меня?» — изумленно подумал Геринг и напомнил зарвавшемуся поляку:

— А Клайпеда? Вы не забыли, что Клайпеда — наша? Только вы начнете акцию против Литвы, мы тут же оккупируем Клайпеду. Необходимые меры уже приняты. Потому что русские обязательно зашевелятся. А против русских мы можем быть сильны лишь вместе.

— Ваши слова можно расценивать как предложение о военном сотрудничестве против СССР? — в упор спросил Липский.

— Разумеется. — «Неужели не понимает, что это слишком серьезно, чтобы не бросаться словами на ветер!» — чертыхнулся про себя Геринг, он торопился, на затянувшийся диалог с Липским уже обращали внимание.

— Конкретные шаги?

Геринг раздраженно засопел — этим полячишкам вынь да положь все скопом:

— Сразу же после Вены… Я же сказал, все необходимые меры уже приняты… Гудериану нужно лишь развернуть свои колонны… Кейтель…

— Да-да, — удовлетворенно кивнул Липский, — мне показывали карту с германо-польской демаркационной линией на территории Литвы — она нас устраивает. Жму руку, — и посол направился к выходу.

«И этот побежал патрону звонить, — злобно усмехнулся Геринг. — Это же надо — их устраивает! Скажите спасибо, что раздел Литвы устраивает нас… Что вместе с Клайпедой мы не пристегиваем и Варшаву… Будет еще время!»

Сияя улыбкой, Геринг подошел к британскому послу Гендерсону все с теми же словами о недобросовестности Шушнига.

Гендерсон слушал с непроницаемым лицом — Герингу не понравилась эта маска невозмутимости, она не сулила так ожидаемого от англичан одобрения.

— Но господин рейхсмаршал, — наконец произнес Гендерсон. — Если даже канцлер Шушниг и недостаточно благоразумен, разве это основание, чтобы Германия совершала столь грубое насилие?

«То, о чем говорил Гесс, — отметил Геринг. — Впрочем, нет, обычное британское лицемерие… Галифакс же заверил Риббентропа, что ему до Австрии дела нет. Однако следует принять слова посла за чистую монету».

Геринг взглянул на часы и ответил:

— Слишком поздно. Фюрер уже выехал из Берлина, чтобы завтра утром вступить в Вену.

Перед отъездом из рейха Гитлер подписал приказ о вторжении в Австрию 12 марта в 12 часов дня. В приказе особо выделялось: «В случае сопротивления сломить его при помощи оружия с величайшей беспощадностью».