Когда дочь вернулась из добровольного плена, Кэмарн считал, что самое страшное осталось позади. Что теперь, когда Лураса рядом с ним, в стенах родного дворца, в окружении с детства знакомых людей - все наладится, и ничто уже не омрачит существование всех тэланцев и его собственное, но он ошибался. И сейчас, меряя шагами замковый коридор, вейнгар винил себя в том, что был слеп.
Ему говорили - Сарин и Гарья, что девочка тиха и понура, что, устремив взгляд в ночь, льет слезы, но он отказывался верить. Не желал видеть и слышать. Был слишком счастлив, чтобы обращать внимание на горести других, даже своего ненаглядного цветочка. Стал эгоистичен, охваченный радостью воссоединения, за что теперь мысленно вымаливал прощения у той, что находилась за стеной, пытаясь подарить миру Гардэрна и Траисары новую жизнь.
Кэмарн не увидел дочерней привязанности к шисгарскому карателю, не понял ее, а потом отказывался принимать, тем самым усугубляя боль любимого ребенка. Изначально не предвидевший такой возможности, мужчина оказался не готов к ней и, предпочитая рассматривать годичное отсутствие дочери, как жертву, был ослеплен чрезмерной горделивостью от ее самопожертвования.
Очередной крик, достигший его ушей, заставил Кэмарна застыть. Сердце сжалось от страха и боли, дыхание перехватило. Некоторое время мужчина стоял оглушенный бешеной пульсацией в висках, затем заставил себя вздохнуть - медленно и глубоко. Немного отпустило.
- От того, что здесь расхаживаешь, ничего не изменится, - словно издалека услышал вейнгар слова Сарина, подпирающего стену недалеко от входа в покои роженицы.
- Оставь, - буркнул он, нервно заправив за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос. - Не хочу ничего слышать.
Друг еще что-то сказал, но Кэмарн уже не расслышал, так как внутри него все напряглось вторя очередному болезненному крику.
Он успел позабыть, каково это - ждать за дверью и волноваться. Трижды пройдя через родовые муки, потеряв в процессе двух жен, вейнгар все же оказался не готов стать свидетелем мучений собственной дочери.
- Когда уже?! - воскликнул мужчина, едва справляясь с желанием закрыть уши руками и сбежать туда, куда стенания не донесутся.
Сарин, также скривившийся от душещипательного вопля, выдавил в ответ:
- Должно быть, скоро.
Словно услышав мольбу мужчин, из комнаты выскочила молоденькая служанка, неся в руках измятые, окровавленные тряпки. На ее бледном лице появилась ободряющая улыбка, адресованная вейнгару.
- Уже видно, - шепнула девушка, проносясь мимо, и у Кэмарна чуть отлегло от сердца.
- Недолго, - со знанием дела сказал он Сарину, на что тот ответил неуверенным кивком.
Ночь неумолимо приближалась к рассвету, и роды на данный момент длились почти сутки. Верить в "недолго" с каждым прошедшим мгновеньем становилось все сложнее. Да и память о том, насколько маленькой была Лураса и какой богатырь, должно быть вырос в ней, не давала Сарину покоя.
Прогноз вейнгара не оправдался. Возле дверей покоев роженицы мужчины провели еще несколько часов, и только когда Сарин уговорил своего господина отойти ненадолго, чтобы выпить подогретого вина и подкрепиться быстрым завтраком, им послышался протестующий крик новорожденного.
Вмиг забыв о приличиях и о законах, Кэмарн ворвался в комнаты, где осунувшаяся Гарья показала правителю Тэлы маленький попискивающий сверток.
- Тарген, сын Лурасы, - провозгласила она, глядя на вейнгара, смаргивающего слезы облегчения.
Справившись с собой, Кэмарн сдернул с плеч плащ ритуальных одежд, в который Сарин ранее заставил его облачиться, и, постелив подбитую белым мехом ткань на пол, принял под свое покровительство новорожденного.
- Тарген, сын Лурасы, внук Кэмарна, потомок пустынного тигра, наследник Тэлы по моему слову и праву рождения! - громко подтвердил вейнгар, откидывая с крошеного личика пеленательную ткань.
Малыш, потревоженный неумелыми движениями умиленного деда, открыл глаза, и правящий вейнгар заглянул в насыщенную синеву, подобную которой никогда не видел - синеву полуденного летнего неба, сосредоточенную в любознательном взгляде младенца.
- Мой внук, - повторил Кэмарн. - Наше спасение.
- Наш сын! - вторя его словам, раздалось с кровати, на которой новоявленная мать глотала слезы.
Сын ворвался в комнату осунувшегося, но счастливого вейнгара спустя два часа после рассвета. Кэмарн стоял у окна и любовался, как утренний, еще несмелый диск Гардэрна золотит воды Дивейского моря. Сарин, принесший завтрак своему господину, вздрогнул и выронил крышку сахарницы от злобного шипения, сорвавшегося с уст молодого человека.
- Как ты мог?! - Матерн не кричал, но скулы его были сведены, а на лице застыла маска ярости.
- Что мог?
- Признать это?
- Тарген мой внук и наследник в той же степени, что и ты, - абсолютно спокойно ответил Кэмарн, пристально смотря на сына.
Тот презрительно скривил губы. Лицо мужчины заалело от переполняющего его гнева. Руки сжались в кулаки, и слуге на мгновенье показалось, что мальчик собирается броситься на отца. Сарин напрягся, в случае необходимости готовый принять удар на себя.
В отличие от преданного слуги и друга, Кэмарн не удивился демонстрации сыновнего неудовольствия. Он был готов к ней, ведь отпрыск уже несколько месяцев - с возвращения Лурасы - пребывал в расстроенных чувствах, сперва недовольный пренебрежением отца к собственной персоне, затем - безоговорочным приятием внебрачного ребенка сестры.
Изначально, когда Раса пропала, а Милуани отправилась в Эргастению, Матерн лелеял надежду, что отец спрятал младшую дочь от карателей. Он вполне мог это сделать, учитывая искреннюю любовь родителя к Лурасе, о которой осведомлены все домочадцы. И пусть Кэмарн ни разу не ответил согласием на наводящие вопросы сына, он предпочитал думать именно так.
Возвращение сестры ровно через год с момента исчезновения, навело Матерна на мысль, что он ошибался, а проявившая вскоре беременность - лишила последних иллюзий. Давнишний разговор об откупе всплыл у него в голове и уже не покидал до самых родов, заставляя молодого человека нервничать и тревожиться. Как оказалось, не зря.
Пока сестра бледнела и распухала, вынашивая ребенка, сын пытался воздействовать на отца, чтобы поторопить собственное признание единственным приемником, но Кэмарн каждый раз откладывал обряд. Это раздражало, лишая покоя.
А сейчас, узнав о провозглашении новорожденного одним из возможных наследников, Матерн был взбешен.
- Внук? Какой внук?! - вскричал мужчина, побагровев еще больше. - Это непонятное отродье неизвестно от кого появившееся на свет не может быть твоим внуком! Ты на него смотрел? Он же… - захлебнувшись собственным гневом, Матерн не договорил.
- Видел, и принял его. Повторяю еще раз. Тарген мой внук, сын моей дочери и твой племянник. Тебе придется смириться с этим, Матерн!
Кэмарн все также голоса не повышал, несмотря на то, что Матерн провоцировал его. Он лишь только сделал ударение на имени, взывая к сыновнему достоинству. Вейнгар не хотел ссориться с собственным ребенком. Мужчина надеялся, что мальчик поймет его и, в итоге, согласится с принятым решением. В глубине души он верил в то, что сын перешагнет через личные амбиции во благо всего народа. Лураса же смогла!
- Я, как правящий вейнгар, решил так, и это мое право. Ты обязан подчиниться! - Кэмарн опередил сына, собирающегося продолжить спор. - Тарген член нашей семьи. На этом все!
- Твоей семьи, но не моей! - прорычал Матерн прежде, чем выскочить из комнаты.
Дверь с грохотом захлопнулась за ним, но мужчины успели услышать, как молодой человек сыпет проклятьями на головы стражников, нечаянно преградивших ему дорогу.
- Он смирится, - сказал Сарин, чтобы успокоить своего господина.
- Я надеюсь, - ответил Кэмарн, расстроено качая головой.
Сейчас уверенности в этом он не ощущал.
- Так будет лучше для всех, - чуть слышно добавил вейнгар. - В первую очередь для него самого.
***
Лутарг выдохнул, когда дверь в комнату закрылась за хозяином постоялого двора. Первым делом повязка слетела с глаз, и молодой человек требовательно посмотрел на Сарина.
- Хорошо все. Ужин, вода - все будет. Вот только…
Старик посмотрел на Литу, присевшую на стул и распутывающую затянувшиеся завязки плаща.
- Вниз спустимся, - поспешно отвернувшись, ответил Лутарг.
Как бы девушка сейчас не выглядела - грязной, мокрой, усталой, воображение тут же нарисовало ему вид обнаженных ног и обтянутых серебристой тканью бедер. Если бы это помогло, Лутарг бы ударил себя и Сарина за одно, чтобы не касался задремавшего желания. Он и так слишком часто отпускал привязь собственных фантазий, чтобы позволить чужим напоминаниям подстегивать их.
- Я быстро, - пробормотала Литаурэль, справившись с плащом. - И вам не обязательно уходить, ширма есть.
Она указала на деревянную раму в углу, на которую была натянула серо-желтая ткань, призванная служить укрытием от нескромных глаз. Ее предложение и открытый взгляд стали для Лутарга дробящим ударом кирки, врезавшейся в каменную плоть. Тело среагировало мгновенно. Кровь забурлила требованием, а ноющая боль в паху - желанием. Мужчина мысленно выругался, пряча глаза.
- Мы оставим тебя, - хрипло выдавил он, с чрезмерным усердием накинувшись на узелок возле горла.
- Как скажешь, - пробормотала Литаурэль, не понимая причину его напряженности.
- Без нас из комнаты не выходи, - предостерег девушку Лутарг, заставив себя переключиться с притягательных картинок, рожденных ее предложением. - Заодно раздобудем тебе другую одежду, - закончил молодой человек, все также не глядя на юную спутницу.
- И на счет лошадей узнаем, - предположил Сарин, сдерживая улыбку.
Еще в Шисгарской крепости он заметил искры взаимного притяжения, вспыхивающие между молодыми людьми. Иногда они были настолько яркими, что слепили старика, возвращая в дни давно минувшей юности, окрашенной жаркими стремлениями и жаждой женского тела.
Сарин по себе знал, что в случае, подобном их, сопротивление не может быть долгим. Невозможно бесконечно сдерживать себя, избегая прикосновений и взглядов, когда тело бунтует и требует единения.
"Вопрос времени", - думал старик, занимаясь собственной одеждой. И ему казалось, что ждать осталось недолго.
Робкий стук заставил их всех отвлечься от дум и обратиться в сторону вошедшего. Лутарг, занятый борьбой с самим собой, забыл, что стоит без повязки и устремил взгляд на дверь.
Парнишка вкатил в комнату пустую деревянную бадью и, пристроив ее возле ширмы, оглядел находящихся в комнате. Когда его взгляд остановился на Лутарге, рот паренька приоткрылся в немом крике, в глазах загорелся страх, а тело напряглось, готовое рвануть к выходу, вот только Сарин оказался у него на пути, вынуждая остаться на месте.
- Я… я не… не делал так… - принялся лепетать он, прячась за принесенной бадьей для купания.
Сперва никто из взрослых не сообразил, что случилось с посыльным, а затем в Лутарге шевельнулось узнавание.
- Не ходил к реке? - сурово уточнил он.
- Да… я больше не…
- Рад, что мы поняли друг друга. Уговор помнишь?
- П-помню, - мальчик вцепился в край бадьи, словно она была его единственным спасением.
- Тогда еще один. Ты мне в глаза не смотрел и никому не скажешь об этом, - с тихим предостережением закончил свою речь молодой человек.
- Я не… - краска отхлынула от лица паренька, а глаза расширились еще больше. - Я больше…
Он не договорил, а испуганным зайчонком метнулся к двери. Врезавшись по дороге в старца, отскочил в сторону и, толкнув ничего не понимающую Литаурэль, вылетел за дверь, чтобы попасть в руки проходящего мимо постояльца.
- Смотри, куда несешься! - прикрикнул на парнишку Урнаг, удерживая пленника за выбившийся из штанов подол рубахи.
- Пустите, - отчаянно вырываясь, заскулил мальчишка, уже не зная, что лучше, оказаться в руках синеглазого, грозившего ему ранее за дело, или в захвате мужика, что выпытывал про слепого со стариком.
Он не ожидал, что когда-нибудь еще встретит путников, которых они с ребятами подстерегли у переправы, намереваясь стать разбойниками из дедовских рассказов, и потому выболтал все о виденном ими ужасающем страннике отцовскому постояльцу. А теперь оказался рядом с обоими. Паренька трясло, и он мечтал смыться отсюда поскорее и подальше, возможно в лес, и не показываться, пока эти двое не уберутся из их деревни. Но Урнаг держал крепко, препятствуя беглецу и подталкивая его к комнате с темнокожим.
- Он что-то натворил? - спросил мужчина, обращаясь к стоящему у двери старику.
Тот отрицательно замотал головой, но Урнаг этого уже не видел. Его внимание привлек высокий незнакомец, лицо которого скрывали длинные, распущенные темные волосы.
Что-то пробудилось в груди сподручного вейнгара. Смутное узнавание промелькнуло во взгляде, когда в памяти всплыли слова Матерна. Описывая своего племянника, вейнгар говорил - "весь черный и только глаза горят".
Урнаг еще раз оглядел старика, замершего с опущенной головой мужчину, окунулся в испуганные глаза девушки, и уверенность в собственной правоте еще более укрепилась в нем. Они нашли, что искали.
С заискивающей улыбкой он обратился к мужчине.
- Вы уверены? Хозяин жесткий, три шкуры спустит, если он постояльцев расстроил.
Урнаг заломил мальчишке руку, отчего тот пронзительно взвыл, моля о помощи. Этого Лутарг стерпеть не мог. Одно дело, когда наказание заслуженное, другое - в силу физического превосходства. Мужчина явственно ощущал панический страх мальчишки, выплескивающийся из него с каждым судорожным выдохом, и его корежило от просыпающейся внутри злости.
- Пусти его. Он за водой бежит, - просипел молодой человек, едва контролируя собственный голос. Сила рьястора бурлила в нем, и Лутарг чувствовал ее сейчас так же отчетливо, как в Саришэ рядом с отцом. Впервые с момента перехода он был близок с духом, утопая в его присутствии.
Взгляд, брошенный на Урнага, прожигал даже через завесу волос, опаляя голубоватым свечением. Мужчина ощущал, что дух готов вырваться из него, и опасался, что стремление это слишком велико, чтобы поддаться контролю.
Парнишка от неожиданности перестал голосить, а сподручный вейнгара непроизвольно попятился, стремясь миновать соприкосновение с исходящей от разыскиваемого мощью.
Об этом Матерн его не предупредил. Племянник оказался не только странным, но и необычайно опасным противником, что серьезно осложняло его миссию. Мужчина задумался, как без лишнего шума избавиться от неугодного вейнгару человека?
- Я помочь хотел, - отступил Урнаг, выпуская паренька.
Как бы то ни было, сейчас не время для решения этой проблемы. В одиночку с тремя он разбираться не собирался.
Мальчишка, оказавшись свободным, недолго думая устремился к лестнице, по которой в этот момент поднимался хозяин постоялого двора, провожающий в комнаты еще троих постояльцев.
Каким-то чудом миновав отца, беглец зацепил идущую следом девушку. Падая, он схватился за подол ее платья, и та, не удержав равновесие, полетела за пареньком вниз по деревянным ступеням.
Услышав испуганный женский вскрик и отборную мужскую ругань, Лутарг вслед за Сарином и Литаурэль побежал к лестнице. Паренек, потирая голову, сидел у подножья первой ступени, а снесенная им девушка лежала рядом. Рука ее была неестественно вывернута и пострадавшая тихонько постанывала, пытаясь стравиться с болезненными ощущениями.
На глазах нечаянных свидетелей в ноги брюнетки бросилась ее спутница и запричитала:
- Госпожа Таирия, госпожа Таирия, как вы? Что же делать?
Голос ее звучал испуганно, а взгляд постоянно метался от упавшей к сопровождавшему их молодому человеку, который осторожно приподнимал с пола темноволосую головку.
- Тихо, Панька, - рассержено прикрикнула девушка на свою спутницу, но тут же испустила болезненный стон, когда поддерживаемая парнем, попыталась подняться на ноги.
- Ваша рука! - вскричала названная Панькой, округлившимися от страха глазами рассматривая порванный рукав и виднеющиеся в прорехе окровавленные ссадины.
- Ш-ш-ш, глупая, - зашипела на нее собеседница, поднявшись и придерживая пораненную руку.
- Но вейнгар…
- Кому сказала! - сорвалась на крик брюнетка, перебив говорящую, а затем коротко бросила: - Истарг!
Лутарг наблюдающий эту картину поверх головы Сарина задохнулся, окутанный противоречивыми эмоциями, исходящими от окружающих его людей. Боль и страх ощущались им наиболее явственно, но к ним примешивалось и еще нечто, четкого определения чему он пока дать не мог. Возможно, удивление или узнавание. И они проистекали от мужчины ранее поймавшего хозяйского сынка.
Но долго раздумывать над этим он не стал, а подтолкнув старца, посоветовал: "Помоги им".
Увести поранившуюся, и тем самым прекратить разворачивающееся действо, показалась ему хорошей идеей. Сам он ухватил за руку Литаурэль, двинувшуюся вслед за Сарином, и потянул ее в другую сторону.
- Ты со мной, - шепнул он девушке, вынуждая ее вести себя в комнату и надеясь, что их стремительное появление в коридоре осталось незамеченным. Особенно его.
- Но ей плохо, - чуть слышно запротестовала Лита, при этом не делая попыток вырваться и выполняя требование Лутарга.
- Справятся, - ответил молодой человек.
- Вывих, - вновь зашептала Литаурэль, подводя видящего слепца к двери. - Я могу вправить. Быстро. Она даже не почувствует. Тримс постоянно…
- Хорошо, - перебил ее мужчина.
Чувство вины накрыло его неожиданной волной. Из-за него девушка пострадала. Если бы Лутарг не испугал хозяйского сына, ничего бы не случилось.
- Скажи Сарину, пусть к нам ведет, - сдался он, отпуская Литаурэль.
Дважды просить не пришлось. Оставив молодого человека в дверном проеме, Лита поспешила обратно, чтобы перехватить Сарина. Старец возражать не стал и, молчаливо соглашаясь с предложением Литаурэль, повел девушку в их комнату.
Лутарг не прислушивался к тому, о чем шла речь. Он присел на скамью в дальнем углу комнаты и, прислонившись к стене, закрыл глаза, чтобы не пугать других людей. Самое простое решение.
- Ну, что вы! Ничего страшного, - запротестовала Таирия, когда необычайно высокая девушка предложила ей вправить руку.
Ей было ужасно больно, но Ири не хотела привлекать к себе еще больше внимания, чем уже получилось. Но предложившая помощь отказалась прислушаться к ней и, что-то шепнув старику, потянула их с Истаргом к открытой двери.
- Потерпите немного, а потом все пройдет, - сказала девушка, ободряюще взглянув на Таирию.
- Госпожа? - вопросительно пискнула Панька, предпочитая довериться незнакомке. - Лекарь нужен, - добавила она, зная, что Таирия откажется вмешивать еще одного человека.
- Ох, ладно.
Впутывать лекаря Ири не хотелось, тем более что за спиной у нее, рассыпаясь в извинениях, голосил хозяин ночлежки. "Как же не повезло", - мысленно посетовала девушка, входя в комнату других постояльцев.
Ее усадили на кровать. Таирия попыталась расслабиться, как говорила ей спасительница, но получалось с трудом.
- Очень больно? - взволнованно спросила она, глядя на смуглую красавицу.
Что-то странное было в этой девушке. Таких, как она, Ири еще не встречала.
- Терпимо, - ответила Литаурэль, взглядом приказывая Сарину, удерживать пострадавшую. - Резко, но недолго.
- Хорошо.
Таирия, наполнив легкие воздухом, кивнула.
- Сейчас, - бросила Лита, и сустав со щелчком встал на место.
Ири вскрикнула и прикусила губу от прострелившей тело боли. Лутарг чуть развернулся в сторону кровати, сочувствуя девичьим терзаниям и обвиняя себя в их происхождении.
Неожиданно молодого человека посетила мысль, что он и есть непосредственный носитель несчастья, прошедшего через каждый день его существования. Что он сам является причиной собственной изломанной жизни, которая ко всему прочему, коснулась судеб близких ему людей. Именно он - его рождение - соединило родителей, теперь вынужденных страдать в разлуке. Именно его исчезновение украло двадцать лет жизни у Сарина, вынудив того пройти бесконечное количество дорог. Из-за его невоздержанности Литаурэль лишилась привычного дома (о том, что этот дом из себя представляет, Лутарг не задумывался). А теперь еще и здоровье совершенно незнакомой девушки оказалось под угрозой, благодаря его фантастичной внешности, пугающей нормальных людей.
"Я и есть рок", - пришел к выводу Лутарг, и в груди у мужчины тревожно заколотилось сердце. Что хорошего он сможет принести тем, кому еще доведется оказаться рядом с ним? И сможет ли?
Лутарг из-под опущенных ресниц взглянул на Литаурэль. Она, закусив губу, сосредоточенно трудилась над повязкой, призванной удерживать руку пострадавшей девушки в покое. Словно осязав его взгляд, Лита оторвалась на мгновение от своего занятия и послала мужчине ободряющую улыбку. Молодой человек попытался улыбнуться в ответ, но, чувствуя, что губы кривятся в усмешке горечи, поспешил отвернуться.
Преисполненная признательности к своей неожиданной спасительнице, Таирия рассыпалась в словах благодарности, как только Литаурэль, довольная делом своих рук, объявила о завершении работы.
- У вас очень умелые руки, - со смущенной улыбкой похвалила Ири девушку. - Что я могу для вас сделать?
- Что вы? Ничего не нужно, - отозвалась тресаирка, исподтишка разглядывая новую знакомую.
Теперь Лита понимала, почему Лутарг так волновался за нее. Она не могла не заметить, сколь сильно отличается от этих женщин. Миниатюрные, светлокожие - они совсем не походили на Истинных. Слишком маленькие и хрупкие, чтобы справляться с духом. Ротулы, которых собиратели приводили в Саришэ, выглядели несколько иначе - более мощными, приспособленными к жизни, и на фоне тэланок Литаурэль казалась себе огромной и неуклюжей.
- Но я очень хочу отблагодарить вас! - не согласилась Таирия, попеременно переводя взгляд с девушки на старика и молодого человека, который без движения сидел на лавке. - Если вам нужны деньги я могу…
- Не надо нам ничего, - перебил девушку Лутарг. Ири вздрогнула от звука его глубокого, немного хрипловатого голоса, пробирающего до костей. - Слов будет достаточно.
- Но так же не делается, - возразила Таирия, рассматривая молодого человека. - Добрые дела требуют вознаграждения.
- Добрые - возможно, но мы всего лишь исправили, что натворили.
- Лутарг, - с укоризной прошептала Литаурэль, расстроенная чрезмерной жесткостью его тона.
Она постепенно привыкала к его невоздержанности, перепадам настроения, вспышкам, но все также продолжала искать им объяснение, напоминая себе о загнанности и пустоте, притаившихся в его глазах.
- А я Таирия. Это Панька и Истарг, - подбодренная заступничеством своей спасительницы представилась пострадавшая.
- Литаурэль. А лучше, Лита.
- Тогда Ири.
- Рада знакомству, Ири.
Лита посмотрела на Лутарга, надеясь, что он ощутит и поймет ее просительный взгляд, даже не видя его. Почему-то ей не хотелось обижать эту девушку, казавшуюся такой открытой и наивной.
Сарин в это время отвечавший на вопросы Истарга о Трисшунских горах, взглянул на сидящую на кровати девушку. Она была растеряна и не понимала причин прохладного отношения со стороны Лутарга. Старец решил поддержать ее, не видя необходимости обижать без причины.
- Таирия, красивое имя, - сказал Сарин. - Вас назвали в честь дочери правящего вейнгара?
- Д-да… в честь нее, - запнувшись, ответила побледневшая девушка, и в старике шевельнулось узнавание.
Тонкие, женственные черты Таирии, казались ему все более знакомыми, складываясь из мельчащих деталей, осевших и сохраненных в памяти. Темно-каштановые вьющиеся волосы Кэмарна, что так часто выбивались из хвоста и раздражали друга, грозившегося пойти наперекор традициям и укоротить их. Непослушная, волнистая копна, доставшаяся в наследство сыну правителя. Плавленая карамель глаз матери Матерна, когда-то будоражившая двор и собиравшая огромные букеты алых роз, столь любимых Лаитэрой. Высокие скулы и пухлая нижняя губа светловолосой красавицы Расы, так похожей на прабабку Кэмарна, с каждым мгновением все четче обозначающиеся в облике девушки, становились роднее и ближе, возвращая старика в дни юности и служения. Все в этой хрупкой девчушке было старику знакомо - знакомо до боли и любимо, как часть его самого.
Сарин по очереди осмотрел новых знакомых. На лице парня и обеих девушек отражался одинаковый испуг, однозначно заявляющий, что они что-то скрывают, и подспудно старец знал, что именно.
Его взгляд вновь остановился на темноволосой девушке, все еще сидящей на кровати. Она искала помощи у молодого человека, с которым он разговаривал до этого, всем видом моля что-нибудь предпринять, но Сарин сумел опередить его вмешательство, спросив:
- Как поживает ваша тетушка - Лураса?
От этого вопроса глаза девушки округлились еще больше, а лицо стало белее праздничных одежд вейнгара. Панька, бочком приближающаяся к хозяйке, выглядела немногим лучше, а Истарг походил на обитателя подземелий Аргерда целую вечность не видящего небесных светил.
- Госпожа, - с благоговением выдохнул Сарин, преклоняя колени перед дочерью Матерна. - Я был другом вашего дедушки - Кэмарна.
Четверо из находящихся в комнате людей судорожно выдохнули, но лишь в одном из вздохов сквозило нечто большее, чем страх.
- Она моя…
- Сестра по матери, - закончил за Лутарга Сарин. - Дочь Матерна.
***
Вейнгар нервно выстукивал пальцами дробь на гладкой поверхности стола. Чувство тревоги, поселившееся в груди, не давало покоя. Матерн сам не мог понять, что именно волнует его. Из-за чего сердце сжимается, пропуская удар, а руки сводит болезненной судорогой, словно нечто жуткое подстерегает за поворотом.
Два дня осталось до назначенной встречи - весомой и необходимой тэланцам. Ему нужно было собраться, чтобы предстать перед посольством рианитов во всем величии правителя Тэлы. Взять себя в руки и показать достойным звания, возложенного на плечи, но Матерн не ощущал готовности быть лицом тэланцев.
- Все из-за него! - рыкнул вейнгар, саданув кулаком по столешнице.
Он чуял проклятье, лежащее на нем, сгибался под его тяжестью, не имея сил сбросить груз ответственности, с каждым днем все больше погрязая в мутные воды раскаяния. Матерн гнулся под чувством вины, сочувствующим взглядом сестры довлеющим над ним. Ее словами, обращенными к кормилице - "он раскается".
Они прожигали дыру в его груди, ежесекундно увеличивая зияющую рану. Острием ядовитого клинка свербели внутри, лишая уверенности в собственных силах и правоте.
- Это должен быть я. Только я, - напомнил себе мужчина, но облегчение ускользало, просачиваясь сквозь растопыренные пальцы неуверенности. - Это мое место! - вскричал вейнгар, обманывая тени, рожденные языками пламени. - Я правитель по праву!
- Господин?
Свеча на столе погасла, с шипением выпустив извивающуюся струю черного дыма. Матерн с раздражением выдохнул:
- Что, Арунг?
Час был довольно поздний, и вейнгар не ожидал, что его потревожат.
- Гвардеец из сопровождения прибыл, - пролепетал слуга, испуганный гневным тоном правителя.
- Какого сопровождения?
- Кортежа вашей дочери в Эргастению, - выдохнул Арунг, мечтая провалиться в царство Аргерда, лишь бы не встречаться с недовольством вейнгара.
- Пускай, - рявкнул Матерн, которого накрыло волной нехорошего предчувствия.
- Слушаюсь, господин.
Слуга распахнул дверь, пропуская в личный кабинет вейнгара взмыленного от долгой скачки охранника. Поклонившись в пояс, мужчина, чеканя шаг, подошел к столу и протянул Матерну письмо. Печать советника блеснула в свете каминного пламени.
- Свободны, - приказал вейнгар, вырывая послание.
Прежде, чем закрылась дверь, восковой кружок разлетелся на части, а веревочный жгут, опоясывающий письмо, свалился к ногам тэланского правителя. Он погрузился в чтение.
- Не может быть! Она не могла… - выдохнул Матерн, когда последний, витиеватый завиток, украшающий подпись советника, оборвал неожиданно-неприятную весть. В глазах вейнгара вспыхнул стальной блеск ярости.
Таирия пропала! Сбежала, пренебрегши волею отца! Проигнорировала его указания! Это недопустимо. Невозможно! Но подтверждение лежало перед мужчиной, выведенное красивым почерком советника.
Матерна затянуло в пучину бешенства, моментально поглотившего единичные капли раскаяния.
- Это все она! - вскричал вейнгар, сметая со стола переписку, перья, чернильницу - все, что подернулось под руку.
Сорвавшись с места, он бросился к той, кого винил во всех своих бедах. Имя сестры пылало на языке. Оно горело в нем, кривя очертания губ, но так и не сорвалось с них, словно не могло быть озвучено.
- Ты! Все ты! Одна ты! - прошипел Матерн, без стука ворвавшись в покои Лурасы.
Она готовилась ко сну и встретила брата тонкой, полупрозрачной сорочкой и серебром распущенных волос.
- Будь добр, выйди. Я оденусь, - лишенным эмоций голосом велела она, отворачиваясь, будто не слышала обвинений, брошенных им в лицо.
И только пылающий взгляд старой кормилицы окатил его волной презрения. Жгучей волной, каковой бывает лишь искреннее, неприкрытое осуждение близкого.
Под этим взглядом Матерн ощутил себя вывалявшимся в грязи и, спасая остатки достоинства, поспешно покинул комнату. Желание высказаться утонуло в ясных глазах Гарьи и бездушие сестринского голоса. Его место заняло стремление спрятаться и зализать раны.
Он вновь был побежден ими. В который раз отброшен назад в годы сомнений и раздумий, в период, когда страстное желание стать вейнгаром подогревалось в нем присутствием маленького урода во дворце. Он снова ощущал страх остаться в стороне от того, к чему стремился. Вновь потерял уважение близких людей, предав то, во что они верили. В одночасье лишился отца и младшей сестры. Стал одинок.