Очередной новый день, а мысли все те же, - отругала себя Таирия, смахнув со стола стопку свежезаточенных перьев. С легким шелестом писчие средства спланировали на пол, своим негромким возмущением родив в груди юной руаниданы нечто похожее на сожаление.

Она этого не хотела! Не желала принизить чей-то труд! Не думала обижать! Так получилось…

Уже который день пред глазами тэланской правительницы стояло одно и то же донесение. Ири гнала его прочь, нагружала себя делами, чтобы не думать, но волнительное известие, то и дело, выплывало из памяти, вновь заставляя ломать голову над своим содержимым.

Особенно трудно было противостоять тревожным мыслям, когда девушка оставалась наедине с собой. В оные моменты думы ее тут же устремлялись к посланию из Эргастении, где среди прочих новостей мелким убористым почерком соглядатая было выведено: "Милуани Тэланская отбыла с краткосрочным посольством к Неизменному рианитскому властелину". Все остальное Ири сочла несущественным и с легкой совестью отдала на разбор советникам, а вот упоминание рианитов ни в какую не шло у нее из головы. Больно странным в свете последних событий казалось ей подобное совпадение. Похищение Литаурэль, отбытие Лутарга и Лурасы, цель их пути и, конечно, недавнее бегство собственного отца из Тэлы, также известно куда, придавали эргастенским новостям некую двусмысленность. И чем дольше Таирия размышляла над этим, тем сильнее становилось ее беспокойство.

Ири постоянно мучилась вопросом: что за дела сподвигли ее тетку отправиться в закрытые для большинства земли Риана Неизменного? Ответа у девушки не было, но зато имелась уверенность, что не случайно все это. Далеко не случайно!

С раздраженным сопением Таирия встала с кресла и собрала разбросанные перья. Возвращаться за стол не хотелось, разбирать прошения советников - тоже, а потому юная руанидана, сложив подобранные трофеи в специальное хранилище, покинула комнату. Застывшим у входа гвардейцам девушка велела донести до главы совета, что она удалилась к себе и примет того несколько позднее, предварительно сообщив о своей готовности с посыльным. Вникать в суть его доклада сейчас у Ири не было ни сил, ни желания.

Поднявшись к себе в покои, девушка некоторое время бродила по комнатам, не находя себе места и не зная, чем заняться. На душе было неспокойно, и это волнение гнало ее от одного к другому, лишая возможности расслабиться и отдохнуть. Сделав несколько бессмысленных кругов, Таирия поняла, что не может здесь находиться - одна, в четырех стенах. Что ей просто необходим свежий воздух и солнечный свет, чтобы почувствовать себя лучше! Без дальнейших раздумий Ири направилась в дворцовую теплицу, намереваясь укрыться от всех и от себя в первую очередь, среди зеленеющих побегов и разноцветья цветочных бутонов. И те, и другие должны были скрасить пустоту, поселившуюся в ее груди.

Если с отъездом тетушки Таирия чувствовала себя покинутой, то сейчас, когда Гарья также отбыла из дворца, девушка виделась себе самой надломленным стеблем. Не к кому стало обратиться, не с кем было поговорить, не к кому прижаться, в надежде хоть ненадолго ощутить себя живой. Без дорогих сердцу людей вейнгарский замок превратился для нее в огромный склеп, как тот, где сохранялся для потомков прах тэланских правителей. Всякий раз, когда Ири заходила в него, у девушки появлялось навязчивое ощущение, что сотни глаз наблюдают за ней со стороны. Что никто из отстоящих не желает протянуть руку и поддержать, ибо все происходящее в этом мире давно уже не их удел. Ждать помощи или совета от них - дело гиблое. Они не имеют возможности вмешаться, даже если захотят, но и этого желания у былых вейнгаров никогда не возникало. Только зреть и оценивать, не думая о последствиях, ибо свою миссию они уже давно выполнили. Ири всегда поражало, что никто, кроме нее не замечает этого. Что остальные тэланцы продолжаю просить ушедших о заступничестве перед пустынным тигром в то время как и великий предок и бывшие правители остаются глухи к чужим мольбам.

Сейчас же нечто подобное преследовало Таирию во дворце. Великое множество людей окружало ее, но тех, кто способен поделиться теплом не осталось. Она знала это наверняка. Ее уделом стало одиночество.

Устроившись под сенью сиреневых кустов, Таирия устремила взор в небо. Солнечный свет еще не слепил. Огненный диск Гардэрна лишь только слегка касался края раздвижной крыши и давал возможность безболезненно любоваться голубой далью. Одинокое пушистое облако зависло непосредственно над проемом, будто решило полюбоваться на дворцовые недра. Его закругленные очертания вновь напомнили девушке о Лурасе.

Когда-то давно они вместе с тетушкой приходили сюда. Слуги расстилали для них длинноворсный ковер посреди розовых кустов, раскидывали по нему мягкие подушки, которые маленькая Ири неизменно сваливала в одну кучу на краю, предпочитая делить с дочерью вейнгара ту единственную, что Лураса клала себе под голову. Вместе они смотрели на небо и давали имена проплывающим по нему облакам. Ири настолько любила это занятие, что просыпаясь по утрам, не позволяла служанкам одеть себя, пока не посмотрит в окно и не убедится, что небесная высь усыпана белоснежным пухом, ожидающим, когда они с тетушкой придут в оранжерею и начнут свою любимую игру "Наречение".

От воспоминаний о тех беззаботных днях губы Ири тронула печальная улыбка. Девушка спросила себя, как тетушка могла веселиться вместе с ней, играть, смеяться, если в сердце ее жила беспросветная грусть? Как у нее получалось преодолевать собственную боль, чтобы подарить радость племяннице?

Сейчас Таирии многое виделось иным, нежели тогда. То, что ранее казалось необъяснимым, теперь обрело смысл, и знание это лишь только усугубляло желание оказаться рядом с Лурасой, сказать ей, насколько сильно Ири ее любит, что ее благодарность тетушке безгранична. И никогда, никогда не иссякнет. Что бы не случилось!

За тягучим скольжением белоснежных перин Гардэрна и Траисары Таирия наблюдала, пока не заломило шею, и не заслезились глаза. Покуда взгляд девушки блуждал по небесной дали, Ири будто бы парила в облаках, вновь став непоседливым ребенком, ищущим развлечений, но стоило отвести взор от бескрайних высот, и она камнем рухнула на землю ко всем проблемам и сомнениям, которые всюду шествовали за ней по пятам.

Вздохнув, руанидана поднялась со скамьи. Былое желание оповестить тетушку о происходящем в Эргастении переросло в твердую уверенность, что именно так необходимо поступить. Не мешкая далее, Таирия подобрала юбки и направилась на поиски подходящего гонца, искренне сожалея, что Истарг отбыл с обозом: единственный гвардеец, которому она, не задумываясь, доверила бы свою жизнь.

***

Тримс давно знал, что обижаться на брата бесполезно. Собственно, так же, как дуться, злиться, мяться поблизости в надежде уловить что-либо краем уха, клянчить, упрашивать или выпытывать что-то, если его зазнайство калерат Перворожденного не имеет на то благостного расположения духа и желания чем-либо поделиться. За время, что все они провели бок о бок в заточении, не выучить привычек друг друга задача не просто сложная, а скорее невыполнимая. Вот Тримс и выучил. Наравне с остальными братьями мужчина научился улавливать настроение старшего из них с полуслова, и даже в отсутствие оного. Как говорят, увидел - оценил. Заметил напряженный разворот плеч, не вздумай задавать глупых вопросов.

Именно поэтому Рожденный с духом вот уже добрых четыре дня продирался вслед за братом через густой подлесок и не произносил ни слова, понимая, что никакие его возражения не возымеют действия. В данный момент Сальмир был закрыт для всех так же надежно, как подземелье Нерожденной. Вынужденное молчание тяготило, но Тримс не решался нарушать его, покуда брат не соизволит заговорить первым, чего Сальмир в ближайшем будущем, видимо, делать не собирался.

Отсутствие прямой мысленной связи с Антаргином, не позволяло Тримсу даже предположить, что же такого стряслось той ночью, когда Сальмир решил нарушить все правила. Мужчина лишь допускал, что неприятность, взбудоражившая брата, крайне серьезная и чрезвычайно значительная, если калерат, наплевав на неизбежную потерю энергии, решил изменить первоначальный маршрут и свернул с тракта в непролазные дебри.

Несмотря на умение преодолевать любые преграды, тресаиры всегда предпочитали передвигаться по наезженным дорогам и тропам. Бессмысленная трата сил никогда не поощрялась ни калератом, ни Антаргином, ни самой Нерожденной. Главной задачей собирателей тел при выходе из Саришэ неизменно считалось сохранение жизненных сил Рианы. Сейчас же протаскивая себя и летящих галопом вороных сквозь частый кустарник, мелкие деревца и необхватные стволы, Рожденные с духом расходовали такой запас этих самых сил, который в былые времена всей семерке выделялся на месяц сборов.

Это обстоятельство изрядно волновало Тримса. Истинный помнил, что одному из них Перворожденный велел оставаться рядом с Лурасой, а в том, что найдутся силы, начинал сомневаться. Сказать же об этом брату тресаир так и не решился.

Благодаря сумасшедшей скачке устроенной Сальмиром, к каменным стенам Анистелы Рожденные с духом прибыли на закате восьмого дня. Тримс даже присвистнул, когда городская громада открылась его взору. Рекордные сроки передвижения даже для неутомляемых тресаиров, - похвалил сам себя мужчина, и во взгляде его зажглись искорки гордости. Вслух ничего не сказал, продолжая наблюдать за колоподобной осанкой брата. Тот все еще не отошел.

***

Услышав свое имя, Раса оторвала взгляд от опустевшего бокала и посмотрела на сказителя. Он только что закончил представление своей новой баллады, написанной по случаю посещения дочерью почившего правителя славного города Анистелы, и теперь вопросительно смотрел на гостью коменданта, намереваясь продолжить с ее соизволения. Едва сказитель обратился к ней с вопросом, негромкие разговоры и тихие перешептывания смолкли. Все удостоенные чести присутствовать на обеде во дворце вейнгара обратили свои взгляды на виновницу празднества в ожидании ее ответа. Лураса внутренне поежилась от их хищнических взглядов. Казалось, они готовы растерзать ее.

Подавив горестный вздох, женщина утвердительно кивнула, скрыв собственное раздражение за маской вежливой заинтересованности. Мало того, что Лураса порядком отвыкла от праздных посиделок и светских бесед, которые умышленно стала избегать с рождением сына, а потом и вовсе забросила вследствие запрета Матерна, так еще чрезмерное желание угодить, буквально бьющее из всех обитателей замка, довлело над ней сродни покаянию у позорного столба. И то, и другое не вызывало в дочери покойного вейнгара ничего, кроме протеста.

Покидая Антэлу, Лураса даже предположить не могла, что ей придется стать законодательницей мод и предметом для подражания. Укорачивая волосы, она не задумывалась над тем, что ее примеру последуют юные кокетки и молодящиеся дамы. Подбирая себе добротные, незамысловатые одежды простолюдинки, не мыслила устроить модный переворот в рядах знати, и уж точно не ожидала, что подпадет под изучающие взгляды холостых и вдовых мужчин, которые станут воспевать ее божественную красоту и душевность, попутно расспрашивая о возлюбленной племяннице и претендентах на ее руку. Свора голодных хищников, не иначе!

За дни вынужденного бездействия в Анистеле, как напускное раболепие, так и приторное восхваление успели Лурасу порядком утомить, тем более что она догадывалась - нельзя было не догадаться - о чем шушукаются сплетники по уголкам, исподтишка кидая на нее заинтересованные взгляды. С ее возвращением в свет после бегства Матерна вновь вспомнились все слухи и домыслы, которые изначально сопровождали заточение младшей из вейнгарских сестер в столичном дворце, а представление Лутарга народу еще больше подогрело интерес к их персонам. Ни мало не задумываясь, Раса могла озвучить самый наболевший вопрос, гуляющий как в среде знати, так и по самым темным улочкам городов. Те, кто знали ответ на него, в силу различных причин помалкивали, а остальные довольствовались тем, что выдумывали небылицы, одна замысловатей другой. Припомнив случайно услышанный разговор про аргердова демона и проклятье пустынного тигра, Раса впервые за вечер искренне улыбнулась. На ее беду сказитель отнес улыбку на свой счет и заголосил еще вдохновеннее, чем ранее.

От необходимости с восхищенным видом вслушиваться в слова баллады, Лурасу спас комендант Анистелы.

- Земляничного? - поинтересовался мужчина, забирая из рук Расы пустой бокал и протягивая ей полный.

- С удовольствием, - отозвалась Лураса, принимая вино.

Комендант ей нравился. Воспитанный человек, с прекрасными манерами, а самое главное умеющий обходить стороной неприятные собеседнику темы и не позволяющий себе наводящих вопросов и фраз с завуалированным подтекстом. Последнее радовало вейнгарскую дочь больше всего.

- Вам не нравится у нас, не так ли? - сказал мужчина, когда Раса пригубила вина и, поставив бокал на широкий подлокотник кушетки, принялась поглаживать тонкую резную ножку.

- Что вы? Нет! У вас… - запротестовала она, но увидев во взгляде коменданта искреннее сопереживание, решила не отпираться. - У вас правда замечательно, но я предпочла бы сейчас находиться в другом месте.

Легкий румянец разлился по бледным щекам, и мужчина понимающе склонил голову:

- Я так и думал.

- Отменное вино, - Раса подняла бокал и, полюбовавшись на розовато-красный оттенок, отпила глоток. Углубляться в тему ее желаний не хотелось, и женщина поспешила перевести разговор на другое. - Давно не пробовала земляничного. В Антэле все больше виноградное предпочитают.

- Оправданное решение. Хранится дольше, и вкусовых оттенков больше. Я и сам любитель крепкого, - признался комендант.

- Что вы? Так и крепкого?

- Истинно верно, - поддержав ее игривый том, мужчина деланно вздохнул. - Но Аилия предпочитает напитки послабее.

В его голосе появились обиженные нотки, и Раса вновь искренне улыбнулась. Если план коменданта сводился к поднятию ей настроения, то мужчине это почти удалось. Лураса даже перестала раздумывать над тем, чтобы нарушить данное сыну обещание и уговорить Сарина отправиться в Шисгарскую крепость не дожидаясь обоза.

- Ваша дочь замечательная девушка. Рада, что представилась возможность познакомиться с ней.

- Не ошибусь, если скажу, взаимно. Аилия давно мечтала побывать в столице. Она в восторге от того, что увидела своими глазами воспетое в балладах серебро.

- А вы льстец, господин Пратерн, - рассмеялась Раса, заправив за ухо выбившуюся из прически прядку.

- Ни в коей мере. Подлинная правда, - с улыбкой отозвался комендант и говорящим взглядом обозрел отливающие серебром локоны.

- И все же…

- Нет, не говорите. Я еще помню…

Мужчина продекламировал несколько строк из оды, написанной в годы ее юности одним из претендентов на руку вейнгарской дочери. В них ее глаза сравнивались с глубокими горными озерами, а волосы с лунными нитями, сплетенными самой Траисарой. Раса зарделась. Это было настолько давно, будто в другой жизни.

- Полно вам, - смущенно прошептала Лураса, растерявшись и не зная, как реагировать. Ее взгляд заметался по залу в поисках предлога закончить разговор, но ничего подходящего не находил, а просто встать и уйти, Раса считала невежливым.

- Простите. Я не хотел вас встревожить, - извинился мужчина, заметив ее неловкость, на что Лураса ответила благодарным взглядом, искренне желая, чтобы вернулась былая непринужденность. Общение подобного рода тяготило ее.

Пока дочь вейнгара делала вид, что вслушивается в слова баллады и прятала стеснение за бокалом вина, к коменданту подошел слуга с бегающим в испуге взглядом и что-то обеспокоенно зашептал тому на ухо. Раса заметила, как кровь отхлынула от мужского лица, как плотно сжались губы, а в глазах зажглось тревожное волнение. Резким кивком комендант отпустил докладчика, а сам внимательно осмотрел зал, наполненный гостями. В итоге взгляд его остановился на дочери, ведущей беседу с женой начальника комендантской канцелярии, и уже не отрывался от нее.

В попытке сообразить, что же так расстроило коменданта, Лураса также оглядела зал. Ничего интересного или неожиданного ее взгляду не открылось. Разбившиеся на кучки гости, жеманные и льстивые улыбки, косые взгляды и тихий шепот - обыденность высокородного собрания, и только напряженная поза, в которой застыл комендант, недвусмысленно заявляет об обратном. В тот момент, когда женщина практически убедила себя в необходимости открыто поинтересоваться о случившемся, в нее проник знакомый, до боли родной и, несмотря на собственный отказ, безумно ожидаемый, немой призыв.

Сердце остановилось. Лураса вскочила на ноги. Звон упавшего бокала привлек к ней заинтересованные взоры гостей, но женщина не видела их. Не замечала. В безрассудной надежде ее взгляд метался по залу, выискивая знакомые призрачные силуэты. Антаргин - бурлило в крови.