— Значит, летим к системе Занозы? — спросил однажды утром не вполне проснувшегося меня Полозков.

— Нет. Сначала заглянем на Шушеру, — покачал головой я.

— Какую еще Шушеру?

— Планетка такая. Мне, помнится, птичка на хвосте принесла весть о том, что там живет чьезвычайно едкий звеик по имени склипдасс. Может, удастся купить?

— А вдруг эти склипдассы родственниками не торгуют? — влезла в разговор Аллиса.

— Давайте не будем гадать, — сухо ответил я, и мы весело полетели на Шушеру.

Приземлялись мы ночью, что было нам весьма на руку — ежели чего, мы могли бы аккуратно поймать склипдасса и тихо улететь, никого не разбудив. Я дал указание Аллисе нарядиться перед вылазкой в костюм ниндзя, а сам пошел покормить зверей.

Звери кормиться отнюдь не горели желанием. К примеру, трендун разорался, что ему не дают вкусненьких фисташек и заставляют есть чрезвычайно твердый фундук. На это профессор Зелезнев милостиво сообщил, что ежели попугай, который редок только тем, что имеет две ужасно болтливые головы, не хочет есть, то он не будет есть. И демонстративно унес фундук. Ужасные вопли трендуна заставили светоча науки сменить гнев на милость. Только орехи он не поставил в тарелочке на пол клетки, а пошвырял по одному в поганого строптивца.

За этаким весельем и прошел, собственно, вечер. Голубой и Можейка вымыли ноги и легли спать, Полозков, не заглушив двигателей, остался на мостике. Наступила глухая ночь — как раз для грабежа и разбоя. Еще через несколько часов «Беллерофонт» тихо и практически бесшумно опустился на поверхность Шушеры. Правда, когда я выбрался на землю, оказалось, что одна из ног нашего звездолета задавила насмерть маленькое существо — что-то вроде белого пуделя. Благо, что несчастное животное не успело и гавкнуть, а значит, и призвать на помощь злющего шушеринского сторожа — а я не сомневался, что таковых на данной планете имеется в избытке. Как и на любой другой, собственно.

Двигатели смолкли на удивление тихо, а не с ужасающим гриппозным кашлем, как обычно. Механик Голубой, с удовлетворением отметив, что он не нужен в ловле, взял у Аллисы рейсфедер для послесонного туалета и направился в свою каюту. Капитан тоже сказал, что у него неотложные дела, но я-то заметил, как вожделенно он косился на нашу кухню, откуда доносился звон бутылок, вилок и тарелок — Можейка вовсю стряпал торжественный ужин в честь удачной операции по захвату очередного редкого зверька.

— Видать, дочка, придется нам с тобой вдвоем ловить склипдасса, — вздохнув, сказал я. — Идем. Такова уж наша доля воровская.

— Твоя, папа, целиком и полностью твоя, — несколько дерзко откликнулась дщерь (хотя я, признаться, не очень рассчитывал на ее помощь). — Мне нужно написать письмо.

— Ой! Куда это? Неужели в общество по охране редких зверей, предупредить, что известный профессор космобиологии занимается банальным воровством? А ты не забыла, доча, что твой папка как раз и является председателем этого самого общества?

— Вообще-то забыла, — созналась Аллиса, выбрасывая лист, на котором только что карябала какие-то каракули. — Но у меня есть еще одна неплохая идея.

— Сообщить в Шушерианский комитет по предотвращению браконьерства?

Еще один лист полетел в мусорку.

— Или накатать заяву во Вселенский совет охраны окружающей среды с просьбой отлучить профессора Зелезнева от должности председателя общества…

Аллиса злобно посмотрела на меня и скомкала третье начатое послание.

— Ну ладно, ладно, — проскрежетала она. — Маме письмо напишу, понял, маме!

— И не забудь передать привет, — отечески попросил я (хотя как еще я мог попросить родную дочь?). — И рассказать, как ты кушаешь.

— Кушаю, кстати, мерзоидно, — окрысилась дочка.

— Все вопросы к нашему чудесному повару, — заметил я. — А лично мне некогда. Пора начинать склипдассную охоту. Кстати, отдай ниндзин костюм.

Я двинулся по коридору, взял из запасников прочную сеть, вилы, ружье, стреляющее сонными разрывными пулями — если снотворный состав не подействует, можно с небольшого пульта привести в действие разрывной механизм пули. Это так я написал, для справки, можно было и не читать.

И тут, проходя мимо своей каюты, я обнаружил, что чего-то в супе не хватает. Чего же конкретно не хватало в супе, я не понял, но списал это на охотничий азарт и решил, что ну его, потом-потом.

Подчиняясь рекомендации, полученной накануне на рынке, я искал склипдасса именно там, где он вероятнее всего мог оказаться — на городской свалке. Именно с этой целью мы и приземлились на окраине небольшого городка. Кстати, вот, хоть убейте, не могу понять — каким образом на окраине небольшого городка, возле свалки, мог оказаться маленький белый пудель? Хотя кто их разберет, этих шушериан!

Искомого зверя я обнаружил в одном из котлованов, заполненных пластиковыми пакетами с мусором. Склипдасс — а выглядел он как корова размером крупнее терьера и мельче мастифа — активно накидывался на кульки, разрывал их и с яростью пожирал содержимое. Передернувшись от отвращения, я все же подкрался поближе и стал думать, как мне получше накинуть сеть на пожирателя отбросов. Думал я, видимо, очень громко — вероятнее всего, склипдасса привлек скрип моих мозгов, ибо костюм японских шпионов скрывал меня безукоризненно, — однако злобная копытная тварь при виде меня расправила черные и перепончатые, как у летучей мыши, крылья, и ринулась на меня, но запуталась в сети, которую я бесстрашно набросил на нее. После этого корова-собака принялась яростно грызть тонкие стальные прутья…

Ха! Вы, должно быть, думали, что я взял с собой на охоту обычную веревочную сетку, силок, так сказать, которым пользовались охотники лет пятьсот назад? Не на того напали! Металл сети представлял собой хитрый сплав, повредить который вряд ли бы смог даже Крокозябра! Зубы у коровки были что надо — мелкие, острые и в шесть рядов, как у акулы. Но даже они не помогли хищной говядине вырваться на волю. Поэтому я, прижав склипдасса рогулькой, опутал его как следует сетью и поволок к кораблю. Так что даже ружье не понадобилось…

Ну хорошо, вру. Понадобилось. Из него я подстрелил маленького, но очень злющего помоечного сторожа, который все же решил выбраться на шум и разобраться в происходящем на мусорке. Получив сонный заряд в пузо, сторож раздумал меня арестовывать, а преспокойно задрых на недоеденном зубастой коровкой мусоре.

Притащив отчаянно сопротивляющегося склипдасса на корабль, я приобрел сразу двух верных друзей и нажил одного смертельного врага в лице механика Голубого, который был твердо уверен, что всеядное существо начнет жрать у него прокладочки и шайбы. Друзьями же оказались Можейка и Аллиса: кок был несказанно рад, что теперь появилась возможность сделать кухню совершенно безотходной — корова размером с собаку сожрет все очистки. Дочка же сразу попросила меня:

— Можно, я на нем в школу буду летать?

— Радость моя, ты его раздавишь, — нежно сказал я.

— Посмотрим. Так можно?

— Можно, — разрешил я. — Только в наморднике. Сожрет физичку там, математичку, а папе потом платить?

— Они железные, как наш Гроля. И недорогие, — сказала Аллиса. — Все равно ломаются часто.

— Да уж, — проявил сарказм я. — Ваш класс не всякий выдержит.

Дочь довольно хохотнула и, помахав на прощание ляскнувшему на нее клычищами склипдассу, отправилась спать.

— Профессор, когда отчаливать? — спросил Полозков, чему я, надо сказать, очень поразился — обычно капитан никогда не советуется со мной, а сразу стартует, так сказать, с места в карьер.

— Утречком, — сказал я. — Все равно про склипдасса никто не узнает. Пулька надежная — сторож пару дней проспит.

Пошел на боковую и я. Зайдя в каюту, я принялся стаскивать с ног тапочки и носки, протяжно постанывая в предвкушении сладких снов. И тут я понял, что же царапнуло мой взгляд перед славным походом на редкую коровку.

На моем столе отсутствовал лазерный микроскоп.

Я насторожился. Кому из членов нашей бестолковой команды мог понадобиться такой сложный инструмент? Голубому? Что он в него рассматривал? Гайки? Полозкову? Неужто он внезапно воспылал любовью к делению одноклеточных? Можейке? Ха-ха-ха! Аллиса! О! Вот кто мог! Это она сперла мою технику, чтобы продать ее за бесценок! Просто чтобы позлить меня — деньги-то у нее были… Нет, не то. Триста раз бы уже сперла. Все равно поискать нужно.

Я вышел из каюты — и нос к носу столкнулся с Полозковым. Даже в тусклом свете неоновых ламп, встроенных в переборки, было видно, как он зол.

— Зелезнев, — глядя в пол, голосом сухим и неприятным сказал он. — Будь добр, объясни, зачем ты стащил у меня из каюты подкову?

Я был в полном опупении.

— Прости, — сказал я. — Подкову? Ту самую? По которой еще надпись вьется: «Щастье — вот оно!»?

— Так точно, — сопнул носом капитан. — На что она тебе? Верни!

— Я не брал! — воскликнул я. Потом испугался, что могу разбудить остальных членов экипажа, и повторил шепотом: — Я не брал. Может, Аллиска взяла?

— Вот ей больше делать нечего, — хмыкнул капитан. — Она бы сразу подумала, что на нее падет подозрение, и брать бы не стала. Выходит?

— Че? — хмуро сказал я.

— Ты!

— Во, — я показал ему дулю. — Сам микроспер скоп! Тьфу! Микроскоп спер! Вор! Вор! Навсегда ненавистный Полозссссков!

На всеобщий шум и рукоприкладство сбежались остальные члены экипажа. Применив некоторые усилия, им удалось растащить нас с капитаном. Поведав причины ссоры, мы еще несколько раз побросались друг на друга, пока проявившему несвойственную ему смекалку повару не было предложено проверить все остальные помещения.

После чего выяснилась удивительная вещь — решительно у всех что-нибудь, да пропало! У Голубого как масло на сковородке растаяло теплое полупальто, в котором он привык выполнять наружные работы в космосе. Можейка недосчитался самого лучшего противня, причем как раз в тот момент, когда он собирался вытащить его из печки и проверить готовность своей фирменной пиццы (все перемешать, сметаны и кетчупа по вкусу). Аллиса же была на редкость возмущена — из клетки пропал ее любимец — ящерка Гайдн.

— Ни тебе перегрызенных прутьев, ни сломанного замка! — шумела она. — Кто-то из своих взял, это точно!

Она подозрительно оглядывала с ног до головы каждого из нас, но никто не взял на себя ответственность за пропажу — дураков не было. Списав все на таинственных космических гремлинов, команда разошлась по местам засыпания.

Еще через полчаса дикий вопль отвлек меня от изучения мини-камеры наблюдения, расположенной над дверью в каюту капитана. Кричали с кухни, и я, поставив камеру на режим записи, бросился на помощь. В коридоре я столкнулся с Голубым, и остаток пути мы проделали в этаком ритме ралли, периодически пихая друг друга в бока и заливаясь смехом каждый раз, когда противник с грохотом впечатывался в очередную переборку.

— Что? — пыхтели мы, вваливаясь на камбуз. — Где? Когда? Скажите нам, кто вор?

— …Нам, кто вор, — запыхавшись, подоспел и капитан.

— Вот воры! — и Можейка торжественно показал пальцем на Аллису и трендуна, которые, сжав друг друга в объятиях, болезненно моргали от заливавшего все пространство кухни яркого света. — Воровали еду!

— Он крал! — взмахнула трендуном дочка. — Спер все финики!

— Неправда! — верещал птиц. — Это все она! Хотела меня зажарить в финиках и смолотить! Вот и нож приготовила!

— Верно, — сказал капитан. — Нож присутствует.

— Это чтобы обороняться! — огрызнулась Аллиса. — От возможного похитителя микроскопа, полупальто, подковы и противня! А также ящурки! Не забудем о ящурке! Вот этот гад все и стащил! Верняк!

— Никакой не верняк! Я же в клетке сидел! В запертой! Как бы я стащил? Глупые люди!

Я почесал в затылке. Логика подсказывала мне, что трендун не виноват. А практика говорила, прямо-таки вопила, что он еще и прав!

— Доча, — сказал я как можно более мягко, — отпустила бы ты его, а? У тебя, кстати, финики из кармана сыплются.

— Боже мой! — Аллиса отпустила птицу. — Финики сыплются! Опять мыть надо будет! Я думала, что уже кинула их в кастрюлю… А, чччерт! Сволочи!!!

Но все уже добродушно смеялись. Громче всех, понятно, трендун. Он валялся на столе, задрав тощие лапы, и гоготал одним клювом (другая башка уже не могла смеяться и только икала, пуская пузыри).

— Ничего, попадешься ты мне еще, птичка, — угрожающе проговорила Аллиса. — И без фиников обойдусь. Тоже мне, завтрак туриста!

— Дядя профессор, — испугался двуглавый. — Вы же не допустите? Не станете потворствовать искоренению последнего из трендунов?

— Последний ты, как же, — прошипела Аллиса. — Искоренишь вас.

— Бессмертен, а? — самодовольно сказала птица.

— Не стану я потворствовать, — пообещал я. — Разве что еда закончится… Но ты не бойся, у нас ее много. Кстати, Можейка, раз уж пиццы нет, чем ты нас попотчуешь? Все равно уже никто не ляжет, — и я исподтишка пнул прикорнувшего на полу механика.

— Да вот, есть консервированные ананасы в шампанском, — пожал плечами кок. — И рулетики со сгущенкой. Будете? Чтобы долго не возиться…

— Не надо возиться! — Аллиса, потирая руки, уже усаживалась за стол и колотила ложкой по клеенке. — Еда! Дайте еды! Жрать хочу!

— Только ананасы, — осадил ее я. — Шампанское детям нельзя.

— Пес с вами! Давайте!

Можейка жестом фокусника открыл саркофаг, в котором хранил консервы — и издал полуписк, полухрюк — полностью забитое консервами отделение было уже почти пусто! Стояло лишь четыре банки с изображением ананасовой морды со съехавшими к носу глазами.

— А где-е-е-е??? — взвизгнул механик, засовывая башку в камеру. — Где залежи нанасиков?

— Опять таинственный вор! — прошипел кок. — Ну, попадись он мне! Вырву ему все!

И вдруг — в этом месте неподготовленные читатели могут издать удивленное «ах!» — в холодильнике появился человечек. Был он рыж, космат, с длинным носом и ужасно хитрыми глазами, и вообще, ужасно похожий на давешнего помоечного сторожа. Басом сказав: «ага, осталось еще!», он ухватил одну из оставшихся банок.

— Куда! Куда! — взревел кок. — А скалкой по мордасам не желаете?

Он взмахнул рукой, и тяжелая деревянная колотушка устремилась в пришельца. Но тот вовремя прижал к груди банку и с хохотом испарился. Скалка угодила в оставшиеся три банки и гулко размела их по полке. И тут же рядом со скалкой появился еще один рыжий и косматый.

— Здрасьте, — сказал он, глядя на остатки консервов. — А говорили — много. Ну ладно, тяпну по банке.

Он ухватил сразу две штуки, помахал ими и растаял в воздухе. В холодильнике таким образом остался один, очень одинокий ананас. В тот же миг по камбузу пронеслись резкие, тоскливые, полные нервного перенапряжения звуки — это Можейка катался по полу.

— Моиии ананааааасыыыыы! — голосил он, суча ногами. — Ыааа! Ыааа! Моиии ананааасииикиии!!!

Время от времени он на мгновение прекращал кататься, набирал воздуху в легкие — и все начиналось сначала.

— Прекратить истерику! — взревел капитан. — Тоже мне, жратву воруют! Тут подковы прут — я и то молчу. Надо узнать, в чем тут, собственно? Профессор? Ты профессор? Вот и узнавай.

— А вот и узнаю! — вскинулся я. — Что, думаешь, слабо? Дайте мне любой справочник про Шушеру, и я вам скажу, что за байда тут происходит.

— Поздно, — Аллиса уже вовсю слюнявила пальцы, листая справочник. — Я уже все узнала. И скоро вам будет счастье. Можете идти по местам и ложиться спать — я сегодня же все устрою.

— Рыжих воров ты утопишь в канализации? — с надеждой спросил Можейка, подымая голову с пола.

— Не совсем, однако они у меня взвоют.

— Громко?

— Достаточно для того, чтобы вам полегчало.

Можейка поверил, но с пола все же не встал. И тут же уснул. Я же покачал головой и сказал дочери:

— Ты же знаешь, что нехорошо вселять ложную надежду в товарищей, и все равно со своим ослиным упрямством делаешь это снова и снова.

— Вы закончили, товарищ папанькин? — жестко поинтересовалась дочь. — Тогда валите спатеньки. Ваш горшок уже призывно свистит.

Я проклял тот день, когда мне пришла в голову безумная мысль обзавестись потомством, обнял за плечи капитана и, жалуясь ему на судьбу, проследовал в кубрик — у меня там была заначка. Аллису было решено оставить наедине с ее коварными планами.

Наутро мы с Полозковым пробудились в кубрике с отчаянно трещавшими башками и тут же вступили в глобальную схватку за остатки былого веселья. Покусав и исцарапав друг друга, мы все же поделили живительную влагу, после чего, приняв более-менее презентабельный вид, выползли на свет неоновый. И пошли прямиком на камбуз — Аллиса наверняка все еще там, грызет локти от бессилия.

Вошли.

И онемели.

Прямо посреди обеденного стола лежала куча какого-то хлама, по которой весело ползал целый и невредимый ящур Гайдн. В половине вещей мы опознали свои, в остальной половине — не опознали, но они явно были не менее ценными, чем наши! Один слиток золота примерно с полкило чего стоил! А новехонький космолокатор! А мини-бикини-2121! А… да что там говорить, много хорошего лежало на столе! За оным же пребывала весьма довольная Аллиса.

— Как тебе это удалось? — пораженно спросил ее капитан. — Снимаю шляпу!

Он и в самом деле потащил с себя неизменную пилотку с красной звездочкой, но я уговорил его не делать этого — негоже, в самом деле, выставлять напоказ, тем более на камбузе, безобразные шрамы во весь череп (пусть даже и полученные в честном бою, а не при неудачной операции на гипофизе!).

— Дело в том, — сказала Аллиса таинственно, — что на Шушере единственное развлечение — телепортация. Они очень любят пронзать преграды, в основном для того, чтобы что-нибудь свистнуть.

— Не что-нибудь, — наставительно сказал я, — а куда-нибудь.

— Это куда?

— В кулак, например, — пояснил я.

— Свистнуть — в смысле стырить. Стыбзить.

— А-а-а. Похитить?

— Если хочешь. За это и не любит их никто. И не летает к ним в гости. Так вот, эти мохнатые негодяи узрели наш корабль еще на подлете и возжелали порезвиться вот эдаким образом.

— Высвистеть мой компот? — гневно сказал кок. — Мироеды!

— Именно. Но им-то невдомек, что ваша покорная слугиня тоже умеет пронзать пространство.

Я просто окривел. В смысле, один глаз у меня почему-то закрылся, второй же оказался выпучен до невозможности, и при этом бешено вращался вокруг своей оси. И каким-то не своим, скрипучим голосом я вскричал:

— Да неужели же? Вот радость-то, а! Наша доча теперь сможет пронзить стену банка и унести в клюве толику деньжат! Может, и папке родному что-то перепадет?

— Никакому Толику деньжата я не ношу, — открестилась Аллиса. — Нет, батя, тут другое. Ты помнишь сапоги-скороходы?

— Как не помнить, — я поднял ногу и потер свои натруженную мозолистую пятку.

— Применив эти нехитрые приспособления и прибавив к ним отмычку, которая всегда со мной, я за несколько часов обежала все дома, где эти пакости мохнатые проживали, и обнесла их все до одного за мое почтение!

И она театрально раскланялась. Полозков восхищенно зааплодировал и сделал еще одну попытку содрать со своей изуродованной башки пилотку. Я же заозирался и тревожно спросил:

— Ты, это, доча, ты вообще подумала, что сделала, а? Если сейчас эти длиннорылые к нам пожалуют, они ж от нашего кораблика даже меня не оставят!

— Пап, ну ты ваще как с гор за солью спустился, — осадила меня Аллиса. — Как только я провернула эту операцию, я тут же сказала Голубому, чтобы заводился — и ходу! Он, конечно, ссылался на приказ, но серебряная цепка в двести грамм весом сделала дело. Теперь мы уже где-то в глубоком космосе.

— Да еще и с прибылью! — радостно сказал кок, усердно копавшийся в куче добра. — Ух ты! Классный медальончик! Возьму себе.

Я почесал в затылке, но был вынужден признать, что и от моей во всех отношениях безнадежной дочери иногда бывает польза. Когда совсем распояшется, подумалось мне, пристрелю, набью чучело и повешу на стену — пускай дырку на обоях загораживает…