— Значитца, летим к Занозе? — спросил я, наверно, в сто первый раз — просто чтобы еще раз позлить Полозкова. — Оч-чень, оч-чень приятно.

— И все же, профессор, я бы на вашем месте… — начал было капитан, но тут мне на выручку пришла Аллиса:

— А вы не на его месте, поэтому заткнитесь! Правда, папа?

— Капитан, вы уж, пожалуйста, не обижайтесь на меня, на старика, — слабым голосом молвил я.

— Я на вас и не обижаюсь, — надул губы Полозков. — А вот доченька ваша…

— Пап, ну можно, я ему вжарю разок?

— Зелезнев, ради нашей дружбы, позволь отлупить твою дщерь…

— ЧТО-О-О?!!

— Несильно, — уточнил капитан, — Твоей же капроновой сеткой для продуктов. Принеси ее, а?

— Не принесу! И вообще, что за рукоприкладство в экспедиции? Аллиса, Феофилакт! Принесите друг другу взаимные извинения!

— Был неправ, — проворчал капитан (которого — если вы еще не знаете, а ежели не знаете, так я скажу — действительно звали Феофилактом!).

— Вспылила, — процедила дочь.

— А теперь в знак примирения поцелуйтесь! — приказал я.

И тут же об этом пожалел — капитан полез к Аллисе своими усищами и тут же отскочил, подвывая и держась за губу.

По местам всех растащил отнюдь не я — проклятая слабость не давала мне возможности прекратить потасовку. И не кок Можейка, появившийся словно по волшебству и принявшийся охаживать всех подряд огромной двуручной сковородой. И даже не механик Голубой. И не ящерка Гайдн. И вообще никто. Унял свару внезапный вой рации, которая передавала сигнал «СОС».

— Нам угрожает опасность? — спросил я, когда кровать со мной спустя десять минут бережно вкатили на капитанский мостик.

— Не нам, — отозвался капитан. — И это самое приятное.

— А почему СОСа больше нет?

— Потому что я выключил рацию.

— И мы не поспешим на помощь?

— Не поспешим.

— И не станем выручать несчастных из беды?

— Ни в коем случае.

— Отчего же, любезный капитан? Объяснитесь!

— С удовольствием. Потому что в противном случае в беду можем вляпаться мы. А это очень плохо есть, да.

— Мне абсолютно все равно, будет ли плохо нам! — кипел я. — В данную минуту плохо им!

— А знаете, кому это «им» сейчас плохо?

— Нет!

— Ну так полюбопытствуйте, — указал мне на экран Полозков. — А потом уже брызгайте слюной.

Я приник к монитору. И то, что я на нем увидел, мне весьма не понравилось.

Оказывается, сигнал пришел с планеты ДэКамерон. Она была действительно уникальна. Дело в том, что когда-то давно на ДэКамероне произошел ядерный конфликт, спровоцированный не людьми, а умными машинами. После того, как половина населения планеты сгорела, остальную половину принялись методично уничтожать кибернетические организмы. И хотя людской разум оказался весьма хитрым на различные выдумки вроде засылания в прошлое охраны для спасения еще не рожденного, уже рожденного и достаточно взрослого лидера людской цивилизации (как вы понимаете, было совершено целых три попытки), машины были более прямолинейны. Они раз за разом отправляли в прошлое своих спецагентов, в результате чего очень скоро остались на планете одни-одинешеньки. Голову лидера восстания они насадили на пику, скрежеща и завывая, тридцать три раза обнесли вокруг планеты всей, а когда голова окончательно потеряла человеческий вид, на нее торжественно наступили.

Но на этом злоключения теперь уже кибернаселения ДэКамерона не закончились. Терминаторы попытались распространить машинную революцию на другие планеты. На нескольких из них вроде бы удалось получить положительные результаты, но во Вселенной уже были наслышаны о строптивых стальных революционерах, посему там, где возникали неприятные инциденты вроде тотального истребления гуманоидного населения отдельно взятой планеты, тут же появлялись и своего рода спасители, избранные, которые вполне успешно справлялись с терминаторами и их агентами.

Очень скоро ДэКамерон стал планетой-изгоем. Корабли с него безжалостно изничтожались, и машинам просто ничего не осталось, кроме как пойти с повинной. Которая была благосклонно принята. Но с одним условием. Вместо центра мировой машинной революции теперь это был самый большой в космическом пространстве завод по переработке и изготовлению пластиковых бутылок.

И именно с такой неблагонадежной во всех отношениях (для людей, конечно) планеты мы и получили сигнал с просьбой о помощи.

Очень весело.

Я поморщился и отдал приказ:

— Поворачивай оглобли.

— Ценю вашу выдержку и смекалку, шеф, — и Полозков щелкнул несколькими тумблерами. «Беллерофонт» начал удаляться от отчаянно СОСующей планеты.

Я же занялся обычными делами космического биолога. И вскоре понял, до чего же я ненавижу выбранную профессию! Судите сами: за какие-то полчаса мне пришлось:

— разнимать драку януса полуэктовича с гэндальфом, который решил позабавиться и прижег зад непереносимому своим рунным посохом;

— вставлять новые прутья в клетку со склипдассом (старые эта крылатая сволочь быстро перегрызла);

— устраивать выговор Аллисе, которая прокралась-таки в кают-компанию с трендуном и разыграла перед ним спектакль под названием «Третья перемена блюд», и отпаивать несчастную птицу валерьянкой;

— делать трендуну очистительную клизму, потому что оказалось, что валерьянка действует на двухголовую птичку неоднозначно: дико хохочущий «попугай» выщипал у себя все перья из хвоста;

— вносить в список новых приобретений борлова (угрюмого типа вполне человечьего вида, но с поросячьей мордой), клетка с которым вообще неизвестно каким путем попала на корабль.

Вот что мне пришлось сделать за какие-то полчаса! А лететь еще было ого-го сколько! А тут еще и авария!

Как? Я не сказал? Ах, да. Прошу прощения. Дело в том, что буквально сразу после того, как я скормил борлову два капустных кочана и один блок жевательной резинки «ТаллинКалев», корабль содрогнулся от взрыва.

— Что случилось? — спросил я у суматошно снующих туда-сюда роботов-ремонтников.

— Пробоина, — немедленно сообщил мне один из них. — Пробоина. Пробоина. Пробоина. Пробоина. Пробоина. Пробоина. Пробоина. Про…

— В восьмой раз выслушав робота, я наконец понял, что в обшивке корабля — пробоина, и кинулся на капитанский мостик. Там истошно матерился Полозков. Увидев меня, он с ликующим криком каннибала вцепился в мою руку.

— Это всссе вашшша доччччч! — шипел он. — Вашшша дочччччерт бы ее взял!

— Не судите, да не судимы будете, — отрезал я, отрывая его пальцы от своего рукава. — Сами-то хороши!

— Я тут ни при чем! — вопила откуда-то из-под стола Аллиса. — Это не я! Моя бомба в другом отсеке!

— Как? Она разве не во мне? — онемел я.

— Это шутка была! Глупый ты, папа. Как бы я могла заминировать дорогого мне человека, который дает мне денег без малейшего понукания?!

— А корабль можно?

— Можно.

— Но в нем же лечу я!

— И я. Не будем об этом забывать!

— А также и о том, — влез Полозков, — что с минуты на минуту от нас останется манная каша.

— С чего бы это? — оскорбленно спросил вошедший Можейка. — Сегодня же плов! Хотя это был секрет.

— Не об этом речь! — Полозкова стало трясти. — Мы сейчас взорвемся!

— Ничего мы не взорвемся, — сухо сказал механик Голубой, выглядывая из-за плеча Можейки. — У нас еще есть вре… Время, апчхи! Чтобы долететь до ближайшей планеты. Я посмотрел расчеты…

— Ближайшая планета! — мы с Полозковым переглянулись и схватились за головы.

— Собственно, в этом есть и хорошая сторона, — утешал я капитана, когда мы с лязгом и скрежетом двигались к ДэКамерону. — Мы поможем им, они помогут нам, и все останутся довольны. Заодно узнаем, что нас пробило и, возможно, прослывем спасителями планеты. «Капитан Полозков — спаситель терминаторов!» Каково звучит? Представь заголовочки!

На белом лице капитана ясной зарей заиграл румянец.

— Смачно! — сказал он шепотом. — Давай поможем железкам!

— Стальные гиганты!

— Киборги-убийцы!

— Матричные выползни!

— Агенты Смиты!

— Арнольдшварценеггеры!

— Тшш! Негоже так о Президенте…

— Ты его видел?

— Ну?

— Очень на робота похож.

— Донесу ведь, — ласково сказал я, показав Полозкову «орла» (да, я служу в тайной полиции, и таскаю ее отличительный знак, и горжусь этим!).

— И что? — капитан ответил мне тем же (черт!).

— Ничего, — отрезал я. — Давай корабль сажай, прилетели.

Тут в динамике ожесточенно заперхали, а затем жестяной голос сообщил:

— Вы имеете честь быть принятыми на великой планете ДэКамерон. Надеемся, это помощь? Надоело ждать, знаете ли. Могли бы и поторопиться.

— Ах ты, алюминиевый огурец! — выругался Голубой. — Назло же не буду делать ничего!

— Мы починим их, а они — нас, — озвучил мою идею капитан. — Что вам не нравится, механик?

— Мне все нравится, кроме одного. Почему мы не можем их надуть?

— Потому что они могут надуть нас, и мы премило брякнемся на их космодром через минуту после взлета. Усекли ли?

— Понятно, опять мне отдуваться, — проворчал механик, но покорно пошел собирать манатки. Я же вежливо осведомился у динамика:

— Какого рода помощь вам требуется?

— Всякая, — и голос понес всякую чушь. — Да-да-да, у них ангина, холерина, дифтерина, менингит, аппендицит, диарея и колит, недержание мочи, обезьяна чи-чи-чи…

— Алле! — заорал капитан отнюдь не по-капитански. — Что у вас, черт возьми?

— Ох, худо нам! — возопил вдруг динамик, а затем, судорожно всхлипнув, отключился.

Придэкамеронились мы на поле, имеющем отталкивающий вид: представьте себе покрытую бурым налетом ржавчины траву, на которой валялись куски листового железа — естественно, не менее ржавого. Как наш корабль не завалился на бок при посадке — ума не приложу. И все-таки, как сказал древний пиит: мы дожили, мы выжили, мы живы, живы мы. Мы (за редким исключением: как обычно, Можейка остался прикрывать тыл) вышли из «Беллерофонта» и направили свои стопы к длинному приземистому зданию космопорта. Отворив лязгнувшие двери с выбитыми невесть когда стеклами, мы очутились внутри довольно мерзоидного здания — именно так наверняка выглядит изнутри старый пылесос. Тесно, пыльно, грязно, уныло, тошнотворно, гадостно, пакостно — много теплых слов можно было бы сказать про внутреннюю обстановочку. Мои спутники разошлись в разные стороны, искать персонал, я же решил посмотреть из окна на городской вид. ТО, что я там увидел, мне не то чтобы не понравилось — некоторая доля эстетизма в этом присутствовала, однако вид дороги, вымощенной человеческими черепами, определенно наводил на размышления. То и дело по ней, лязгая гусеницами, проезжала боевая машина пехоты с прицепом, полным пластиковых бутылок. Понаблюдав с пару минут, я понял, что это была одна и та же машина — просто ездила она по кольцу вокруг космопорта.

— Пап! — крикнула Аллиса. — Мы нашли.

Я оторвался от несколько гипнотизирующего зрелища и поспешил на зов.

В одной из комнат на покрытом пылью столе размещалась квадратная черная акустическая колонка. Как только я подошел, колонка знакомым брякающим голосом сказала:

— Ступайте прямо, потом направо, затем левее и еще через две комнаты.

Преодолев указанный путь и зайдя в третью комнату левее, мы узрели еще одну колонку. Знакомый голос сообщил:

— А теперь поднимайтесь на второй этаж, там прямо и немножечко назад.

Это последнее нас смутило, но мы покорно выполнили указания. «Немножечко назад» оказалось третьей колонкой, стоявшей прямо на полу. Ужасно самодовольный голос из динамика заявил:

— А еще говорят, что людьми нельзя управлять! Ха! Ха!! Ха!!!

— Можно я его разобью? — попросила Аллиса.

— Можно, — разрешил я. — Только потом.

— Слушай дядю, — назидательно сказал динамик.

— Он мой папа! — оскорбилась дочь.

— Слушай папу, — изрек голос. — Итак. Возвращайтесь назад, откуда пришли. Там дверь в стене. За дверью сижу я и командую вами. Ну разве я не молодец?

— Аллиса, — сказал я. — Торжественно тебе обещаю, что если у нас не получится спасти этих мерзавцев от напасти, разрешу отвинтить ему башку.

— А если получится? — хором спросили дочка и динамик.

— Там поглядим, — уклончиво отозвался я.

— Спускайтесь, о существа из плоти и крови, — напыщенно сказала колонка.

— Спускаемся, о отход тяжелой промышленности, — не преминула отбрить Аллиса.

Динамик по-разбойничьи свистнул и вырубился. Я взглянул на презрительно морщащегося механика.

— Хлам, — откомментировал он. — Но это лишь следствие. В чем же причина?

— Разберемся, — сказал капитан. — Пошли.

Остановившись перед дверью, Полозков предостерегающе поднял руку.

— Стоп, — сказал он, — за этой дверцей нас может ждать непознанное.

Он заставил нас встать по обе стороны от двери, затем постучал в филенку согнутым пальцем и отскочил. Тотчас же дверь прошили огненные струи.

— Бластер, — с видом знатока сообщил механик.

— Лучевой пистолет, — поправил его я. — Да и нет такого оружия — «бластер». Сынок, это фантастика.

— Да тьфу на тебя, — просто сказал Голубой. — Эту дверь делал мастер Бластер. Петли крепкие, а двери хлипкие. Его работа.

И действительно. В проделанные пистолетом дырку вывалилась маленькая жестяная табличка. Подняв ее, я прочел:

«Этой полудверью мастеръ Бластеръ начинаетъ новую партию дверей для офисовъ, складовъ и прочей дребедени. Надеюсь, продержится недолго. Бъ»

Из-за двери тем временем послышался все тот же, успевший изрядно надоесть нам голос:

— Надеюсь, я проделал в ваших мерзких бледных животах дырки?

— А как же, — прошипел капитан и, пригнувшись, кинулся прямо через дверь на источник звука. За ним последовал механик. Разумно выждав несколько секунд, я тоже просунул внутрь голову и, убедившись, что опасность миновала, вошел в небольшую комнату, представлявшую собой диспетчерскую.

Робот, довольно мышцастого телосложения дядька, лежал на столе, а Полозков и Голубой заворачивали ему руки за спину. Ну прямо картина неизвестного мастера «Сопротивление аресту»! Судя по вялым движениям терминатора, он и впрямь был поражен какой-то болезнью, иначе свернул бы обоих в бараний рог.

— И мы не устанем вам повторять, — заметил робот. — Руки прочь от Никарагуа! Победа или смерть! Ох, матушки, какая пурга!

— Вот мы как раз тоже хотели бы узнать — что заставляет вас нести подобную гиль? — спросил я.

— Не знаю, — таинственно сказал киборг. — Но, если вы подойдете поближе, я сообщу вам страшную тайну роботов!

Я подошел, и эта консерва лязгнула стальными зубами в сантиметре от моей ноги. Отскочив, я погрозил наглой железяке пальцем.

— Но, но, — сказал я. — Вы это прекратите.

— Так будет со всяким, — холодно сказал робот, и тут же сменил тон на просительный. — Вы мне поможете?

— Фиг, — коротко сказал механик. — Чтобы ты и мне вот эдак руку-то отхватил?

— Я же не отхватил, — обиженно отозвался диспетчер. — Вы меня, уж пожалуйста, протестируйте, а то я сам не смогу.

— Дай тебе тестер, ты же в нас им швырнешь, а потом сбежишь.

— Сбегу, — покаянно повесил голову робот. — Как пить дать. Поэтому повторюсь — мне нужен глобальный осмотр. И еще, — он попытался выбросить вбок руку, но не смог, и потому просто, без позы, задекламировал:

Хлещет из-за угла кровища! На кулак мотаются сопли! Это с нищим дерется нищий, Это нищих несутся вопли!

— Как некрасиво, — покачал головой капитан, пока механик стаскивал с поверженного киборга куртку и вскрывал запечатанную панель на спине.

— Правда? — огорчился терминатор. — Жаль. Тогда вот, из последнего:

Была горячей батарея, Бабах — холодной стала вдруг! «Хе-хе!» — сказала пинскарея. «Хо-хо!» — оскалился пасюк.

Тут даже я не выдержал.

— Что за пинскарея? — потребовал ответа я. — Это такой неизвестный науке зверь?

— Он хотел сказать «Москвошвея», — поправил робота капитан.

— Нет, я ясно слышал! — сердился я. — Пасюк — это крыса серая обыкновенная. А пинскарея?

— Москвошвея, — уперся капитан.

— Москвошвея, — сказал робот, горестно качая головой. — Москвошвея. Примус. Признание Америки. Примус. Не толкайся, подлец. Слезай с подножки. Я тебе покажу твою мать!

— Где? — взвизгнула Аллиса и полезла под стол. Я знал, что единственным человеком, которого боится моя дочь — это наша мама.

— Мама-а-а! — запел приятным баритоном робот, не подымая, впрочем, головы. — У-у-у-у!

Далее пошел какой-то текст на английском, и я мог бы поклясться, что где-то уже слышал эту песню. Полозков явно слышал, потому что принялся тихонько подтягивать. Киборг мгновенно озлился, заорал «Не порть песню!» и стал плевать в капитана. Капитан не остался в долгу. Механик орал, чтобы ему не мешали, а то он вообще не будет к чертовой матери ничего делать и устроит всем короткое замыкание! Я же сидел в углу и размышлял, что же это за болезнь такая, что даже робот — железка! болванка! — ухитрился заразить ею весь наш экипаж.

— Ага! — вдруг ликующе завопил Голубой и выдернул из спины терминатора какую-то штучку. Тут же он и капитан отлетели к стене, а робот выпрямился и принялся разминать суставы, жужжа шестернями. Потом он посмотрел на нас.

— Люди, — сказал он торжественно. — Граждане. Товарищи. Как я рад, что вы есть! Вы только что излечили меня от опасного заболевания. Чем я могу быть вам полезен?

— Для начала надо найти остальных твоих собратьев и попробовать осмотреть и их. Вы поможете оградить нас от возможных инцидентов. А пока мы ищем неполадки, механик расскажет вам, что обнаружил, а вы поведаете о своих догадках насчет заражения.

В жизни я не говорил так складно!

Голубой показал извлеченную деталь, похожую на штепсель, и сказал, что эту хрень он обнаружил вогнанную между платами, отвечающими на координацию движения и память. В результате этого вмешательства робот не смог передвигаться, частично забыл о том, что война с людьми уже закончена, плюс ко всему запутавшиеся сигналы то и дело заставляли автоматически включаться различные заархивированные участки памяти, отсюда и цитаты из народного творчества.

Рассказывать, как мы охотились за терминаторами — это отдельная песня, петь которую здесь — только тратить свое и ваше время. Все было так же, как и в случае с диспетчером, уверяю вас. Только изничтожить нас пытались более изощренными способами, да изрыгаемые роботами фразы и куплеты были довольно распространенной космической географии. Я смог определить лишь отрывок диссертации одного профессора с Мицара, пиратскую балладу «Старый шестиногий пятиглаз», а также, покраснев от стыда, узнал пару фраз на сленге пучков из созвездия Гоблина.

Уже излеченные роботы, хором восславляя нас, принялись починять остальных, а мы отправились обратно на космопорт, где и поинтересовались у диспетчера, как же получилось, что терминаторы, которые крайне тщательно следят за собственным состоянием, допустили столь грубое вторжение в их личную жизнь и спины.

И робот рассказал.