Годы проживания в гостиницах, годы сна каждую ночь в разных постелях научили Эми быстро засыпать. Она лежала на боку, позволяя телу постепенно расслабляться, пока ей не начинало казаться, будто она плывет и что между ней и матрасом как бы образовалась воздушная подушка.

Тогда ее мозг успокаивался, и она начинала ждать и прислушиваться к себе, и во время этого покоя, этого ожидания ее тело посылало ей сигналы. Она ощущала малейшее напряжение в бедре и понимала, что нужно еще вытянуться; припухание пальцев говорило о том, что она съела слишком много соленого; болезненность грудей напоминала о том, что приближается менструация. Иногда она просто обращала внимание на какую-то часть своего тела — не было никакого особого сигнала, просто ощущение, — и она знала, что это предупреждение о возможной травме, так что в ближайшие несколько дней надо быть поосторожнее.

И только затем она засыпала.

Но этой ночью она лежала на спине и думала о Джеке.

Джек тоже лежал на спине, тоже один в своей односпальной кровати, но думал он не об Эми. Он старательно, изо всех сил не думал об Эми. Он думал о крыше на дровяном сарае — похоже, там надо заменить несколько досок. И ступеньки к мосткам — там тоже не помешало бы приложить руку. И эта ветка над «ночлежкой». Больше всего он пытался думать о ней. Надвигается непогода, может задуть сильный ветер.

Да ладно, это будет не трудно. Ему не надо думать об этой девушке. Это не потребует от него особого труда. Не потребует.

Дождь начался в полночь. Ветер налетел с озера, обрушив ливень на три домика, большой гараж и сауну. Он стучал по островерхой крыше «ночлежки», неистово барабанил по крышам и в окна. Ник не мог спать. Прошлая ночь, его первая ночь здесь, прошла нормально — он периодически проваливался в сон, но этой ночью вой ветра и стук дождя не давали ему уснуть. Дома он никогда не слышал таких звуков природы. Косой дождь рвался в окно. Он слышал, как его струи молотят в маленькие, высоко расположенные окошки в дальнем конце «ночлежки». Звук был довольно пугающим. Он не то чтобы боялся, но это заставляло его думать о Брайане. Через некоторое время ударил гром.

Он перевернулся на другой бок и натянул край спального мешка на плечо. Как только он начинал думать о Брайане, было очень трудно что-то делать, не то что спать. Дома такие грозы начинались вечером и к ночи проходили. Но этот воздушный вихрь пришел со Скалистых гор. О такой погоде он ничего не знал.

Дождь продолжал низвергаться, каждой каплей ломясь в оконное стекло, словно армия японских солдат, жертвующих собой в безнадежном наступлении.

Над головой раздался резкий звук. Что-то затрещало, затем упало с глухим стуком.

Ник сел. О черт! На крышу упала ветка дерева. Он ждал, что надломятся балки, треснут перекрытия, но слышны были только ветер и дождь. Он поискал фонарик.

— Ник? — Это была Элли, та, которая скучная. Ее голос донесся из-за перегородки, делившей «ночлежку» на половину мальчиков и половину девочек. Перегородка была всего восемь футов высотой, так что между ней и крышей оставалось приличное расстояние. Должно быть, она увидела свет его фонарика. — Ты не спишь?

Не спит ли он? А что она подумала? Что он включил фонарик во сне?

— Нет.

— Ты слышал шум?

А зачем, по ее мнению, он включил свет?

— Да.

Он перегнулся со своей нижней кровати и посветил на потолок, ведя белым кружком света по доскам. Они были светлыми, желтоватыми. Он не знал, что это за дерево, никогда в этом не разбирался. Свет двигался дальше, и Ник недоумевал, зачем он это делает, что ищет.

Затем свет остановился — что-то блестело и двигалось, ручеек воды. Отлично, их заливает! Вот так всегда это начинается в кино, с маленького ручейка безобидной на вид воды, которая, как выясняется, заражена ядовитыми радиоактивными отходами.

Вода стекала по доске, пока не добралась до шляпки гвоздя, тогда она закапала. Ник слышал этот стук сквозь шум дождя. Просто это было как раз над верхней кроватью, в которой спал один из этих маленьких «городских». Он и забыл о них.

— Как ты думаешь, это ничего? — Это снова подала голос Элли.

— Конечно.

В этой половине дома были две двухъярусные кровати. Ник спал на нижней, а мальчики — на двух верхних. Ник встал с кровати и подошел к другой, той, что находилась под капелью. Свет выхватил нейлон цвета морской воды — спальный мешок «городского». Как раз посередине расплывался темный круг, сияющий и влажный.

— А с мальчиками все в порядке? — Это опять Элл и. Ник пожалел, что она никак не заткнется.

— Выглядят нормально.

По крайней мере тот, которому не грозило переохлаждение.

Удивительно, как мало места занимал этот ребенок, — больше половины его мешка осталась плоской.

— Мэгги проснулась? — Ник не знал, почему он об этом спросил.

— Ее здесь нет, — ответила Элли. — Она пошла в новый дом почитать и, наверное, там и уснула.

Влажное пятно росло, вид его Нику не нравился. Надо было что-то делать.

Это было на него не похоже, он не из тех, кто что-то делает. Он был Ник, отрицательный Ник, бездельник Ник, Когда живешь с двумя истеричками, самое умное, что можно сделать, — не делать ничего.

И вот он здесь, а вокруг, как в фильме ужасов, завывает ветер, и вместо того чтобы оказаться вампиром, который бродит, кусая людей за шеи, он получил роль как-там-это-называется? Гувернантки. Да, Отрицательный Ник стал гувернанткой, отвечающей за двух крошек.

— Мне кажется, что на одного из мальчиков струится поток воды. — «Струится поток»? Где он этого набрался? Это, должно быть, россказни гувернанток девятнадцатого века. — Он проснется, если я его передвину?

— Он снова уснет. Перетаскивай весь спальник, если сможешь, — посоветовала она. — Но ты уверен, что надо его передвигать? Небольшой поток — ничего страшного.

Это было несправедливо. Почему он жеманничает и нервничает, а она говорит как нормальный человек?

— Нужна моя помощь? — спросила она.

Он не против. Лучше бы вообще кто-нибудь другой занялся этим. В любой ситуации это казалось самым безопасным. Но в перегородке двери не было: чтобы попасть сюда, Элли придется выйти на улицу и промокнуть насквозь.

— Нет, — сказал он. — Пустяки.

Ник положил фонарик, поставил ногу на край нижней кровати и подтянулся на руках. Нелегко будет подхватить ребенка в спальнике, а потом спуститься. Прошлым летом Ник не смог бы этого сделать, но в этом году он занимался борьбой, и его научили паре приемов, как переместить вес другого человека. Ребенок забормотал, когда Ник поднял его, и на мгновение показалось, что он сейчас проснется, но мальчик обмяк в его руках и умолк. Ник спустился вниз и положил малыша на нижнюю кровать. Спальный мешок под ним сбился, Ник расправил его. Мальчик вытянулся и перевернулся на другой бок, но не проснулся. Ник включил фонарик и посветил на спальник. Теперь влажное пятно было как раз на мальчике, но оно хотя бы не увеличивалось. Если им повезет, то этот парень окажется чемпионом по мокрым простыням, привыкшим спать в лужах.

Ник забрался в свой спальный мешок. По крайней мере он больше не думал о Брайане, это уже кое-что. Брайан оценил бы юмор момента.

О черт! Крыша по-прежнему протекает. Надо, наверное, что-то сделать с матрасом. Вероятно. Но что?

Под кроватью лежала пара мешков для мусора емкостью в сорок галлонов. В них раньше хранились спальные мешки.

Он вновь поднялся, включил фонарик, выудил из-под кровати мешки для мусора и опять встал на край нижней кровати. Ему бы сейчас не помешал шлем, какие носят шахтеры, с фонарем. Для того чтобы разостлать мешки, требовались две руки.

«Ну что, Вэл, Барб, — обратился он к матери и бабушке, — вот оно — находчивость, ответственность. Вы этого хотели. Теперь я могу покинуть это место?»

Разумеется, в тот момент, когда он так славно и аккуратно расправил мешки, он вспомнил, что днем Джек провел в дом газ. Он мог его зажечь. Как это он так сглупил?

Ну и ладно. Он снова вернулся на свою кровать.

Трах! Грохот, словно надвигается поезд. «Ночлежка» содрогнулась.

Черт побери! Другое дерево. Что там с ним?

— По-моему, упало дерево. — Это опять была Элли. Голос ее звучал встрсвожснно.

— Видимо, да. — Ник постарался, чтобы его голос прозвучал спокойно. — Но такое, наверное, постоянно здесь происходит, да?

— Нет! — отрезала она. — Деревья ни на одну из построек никогда не падали.

Это потому, что раньше здесь с ними не было Кузена Ники. Приехал Ник, и деревья начали валиться.

Так, надо подумать. Безопаснее внутри или снаружи? Он понятия нс имел. Неужели никто не мог научить его всей этой ерунде?

Может, и учили, но если и так, старина Ник нс слушал.

— Я побегу к родителям, — сказала Элли. Ник услышал, как она зашуршала, выбираясь из кровати, шаря в поисках туфель. — Нет, подожди, кто-то идет.

Ник поднял голову. Сквозь узкие окна он увидел движущийся свет и подумал, что это спешит на выручку один из отцов. Боже, хоть бы это был Джайлс, отец Элли, а не эта задница Йен. Но Джайлс хромал. Пожалуй, это не для него — спотыкаться в темноте.

Он услышал свое имя, затем открылась дверь. Это был не один из отцов, а Джек. На нем была темная непромокаемая накидка, с которой на пол струилась вода.

Отлично! Ник предпочел бы задницу Йена. В аэропорту Джек попытался скрыть от Ника свою реакцию, но все было ясно Маленький милый Ники был не тем, чего ждал от феи Кузен Джек. И вот теперь Джек возник из дождя, чтобы спасти его.

— На крыше дерево, — сказал Джек. — Надо вас отсюда вызволять.

— Крыша протекает. — Ник посветил своим фонариком на это место.

Джек подошел к кровати. У него был фонарь с галогенной лампой, светивший ярко и направленно.

— Я знал, что это случится. — Его голос звучал сердито. — Не знаю, почему я не прислушался к себе? — Он явно злился. — Это ты разложил пластик?

Ник кивнул.

— Значит, ты соображаешь лучше меня. И правильно сделал, что нс зажег лампу. Надо будет утром проверить газовую трубу. Ну и как будем переносить этих малышей?

Почему он спрашивает его? Ник указал на другую часть «ночлежки»:

— Кажется, это Элли — местный эксперт по таким делам.

Они слышали, как она передвигается в другой комнате, тихо разговаривая с девочками. По-видимому, она уже поднимала их.

— Поставьте их на ноги, — тихо посоветовала она. — Они пойдут, но нужно все время их направлять, потому что они будут полусонные и станут на все натыкаться.

Джек принес с собой кипу накидок. Он перебросил пару из них через перегородку. Ник подошел к нижней кровати и вытащил маленького «городского» из его спальника. Сел на кровать, прислонил мальчика к коленям и натянул на него накидку. Джек делал то же самое с другим. Ник тоже надел накидку и начал подталкивать малыша к двери. Накидка была взрослого размера, и ребенок в ней путался. Ник подхватил нижний край накидки. Если его когда-нибудь попросят быть подружкой невесты, у него уже будет опыт.

Снаружи дождь хлестал немилосердно. До двери на девчачью половину было всего два шага, но личики детей намокли, и это их разбудило.

Элли одна одела двух маленьких девочек в накидки. Повалившись на кровать, они снова уснули.

— Обувь, — сказал Джек. — Проклятие, мы забыли про обувь!

Луч его фонаря был направлен вниз, высвечивая край накидки одной из девочек. Из-под пластика торчала маленькая нога в потертой розовой кроссовке. Ник посветил вниз своим фонарем — из-под двух других накидок виднелись блестящие влажные ноги мальчиков, на них уже налипли сосновые иголки и листья.

— Они могут пойти и босиком, — уверенно сказала Элли. — Они все время так делают.

— Мы можем их донести, — предложил Джек. — Ты кажешься крепким парнем, Ник. Повернись-ка!

Ник был крепким парнем. Он стал таким недавно, но это ему нравилось. Приятно было почувствовать собственную силу.

Он присел на корточки, взял мальчика за руку, и секунду спустя ребенок оказался у него на спине. Он достаточно проснулся, чтобы обхватить Ника ногами за талию и руками за шею.

— Отличная работа, — сказал Джек и проделал то же самое.

Элли уже подняла одну из девочек. Джек взял ее на руки и понес, как младенца. Элли повернулась, чтобы взять другую. Она явно собиралась нести ее, ко Ник тут же оказался рядом, подставляя руки. Если Джек несет двоих детей, то и он понесет двоих.

Элли открыла дверь. Дождь резанул Ника по лицу. Ребенок крепче обхватил его за шею, затрудняя дыхание.

Главный дом, где спали Хэл и тетя Гвен, был темным, как и тот, где жили родители Элли и Мэгги; стоявший дальше бревенчатый домик был весь освещен. Элли шла первой, держа два фонаря, и, видимо, она внимательно слушала на занятиях, где обучали, как ходить с фонарем. Один она держала перед собой, чтобы видеть, куда идти, а второй — сзади, для Ника и Джека. Держала она их высоко, чтобы они как можно больше освещали тропку. В опасных местах она останавливалась и, повернувшись, светила на тропинку обоими фонарями. Капли дождя сверкали в их свете.

Холли и фигуристка открыли дверь, в домике было светло и тепло. Фигуристка сразу же взяла из рук Ника девочку. Он присел у дивана, чтобы маленький «городской» спустился сам, а потом растер себе шею. Он надеялся, что рано или поздно она примет прежнюю форму.

— Куда мы их всех поместим? — спросила Холли. — Может, положить детей по двое?

— Не обязательно класть их на кровати, — сказала Элли. — Они могут поспать и на полу, лишь бы не простудились.

Она предложила расстелить один спальник на полу перед огнем, уложить на него всех четверых и укрыть их грудой одеял. Наверное, впервые в жизни трое взрослых выслушали подростка и сделали так, как она сказала. Элли и правда держалась уверенно, ничуть не походя на мышку. Это произвело на Ника впечатление. Может, и скучно знать, как уложить ораву малышей, но это лучше, чем не знать вообще ничего. И прошло немало времени, прежде чем кто-то из взрослых поинтересовался, где Мэгги.

Остаток ночи Ник спал отлично. Неприятно просыпаться утром и чувствовать, что отдохнул всего наполовину.

С минуту он лежал неподвижно. В домике было тихо. Он спал на крытой веранде — на верхней кровати, над Джеком. Веранда была низкой, и потолок находился всего в нескольких футах над ним. Он был плоский и близкий, а у кровати сбоку была перекладина, и внезапно все это напомнило ему гроб.

Он повернулся и спрыгнул на пол.

Постель Джека была пуста и аккуратно заправлена. Джек не походил на парня, который каждое утро заправляет за собой кровать, но, видно, он был таким. Джек, например, никогда не оставлял инструменты валяться где попало. Ник полагал, что это из-за того, что его отец был военным. По всей видимости, военная служба превращает человека в аккуратного чудака. Ник сдернул одеяла со своей кровати, но не смог положить их ровно. Он снова стянул одеяла и начал с простыни. Даже это оказалось трудным делом, потому что он не мог зайти с другой стороны. Ну не глупо ли — он не может заправить даже какую-то дурацкую кровать!

Он вошел в большую комнату дома. Одеяла, на которых спали дети, были свернуты и сложены на диване. В комнате Холли никого не было, и обе постели там тоже были аккуратно накрыты покрывалами, сделанными из маленьких квадратиков ткани — кажется, это называется лоскутное покрывало, вспомнил он. Ник прошел по кухоньке и открыл дверь-сетку.

Ему пришлось сощуриться. Сияло яркое солнце, небо было чистым. Единственное, что напоминало о грозе, — несколько лужиц на земле и обломившиеся с деревьев веточки, их листья еще были зелеными и свежими.

Ник услышал тоненький скрежещущий звук, доносившийся с дороги, он то возникал, то умолкал. Ник предположил, что это бензопила. Должно быть, поперек дороги упало дерево. Он никогда не работал с бензопилой и подумал, что это, наверное, очень классно, если, конечно, знаешь, как с ней обращаться, потому что эти штуки так и норовят во что-нибудь вонзиться, а так как он, разумеется, не знает, как с ней обращаться, то обречен отпилить себе ногу.

Психологи и социологи никогда об этом не говорят, ведь так? О том, что распад традиционной семьи сделал целое поколение американской молодежи неспособным управиться с бензопилой.

К этому времени он почти поравнялся с домом тети Гвен и тут услышал свист, а потом кто-то позвал его по имени. Он поднял глаза — на крыше «ночлежки» сидел Джек.

— Прошлой ночью расшаталась пара досок. Может, поднимешься и поможешь мне?

К стене «ночлежки» была прислонена лестница. Ник поднялся по ней и ступил на крышу. Дерево уже убрали — Джек, без сомнения, знал, как обращаться с бензопилой, — и теперь была видна дыра в крыше размером фута четыре на три. На специальном поясе у Джека висели разные инструменты, а перед собой он держал пару плоских упаковок с новыми досками. Он уже прибил ряд новых досок, они были ярче старых.

— Нам повезло — ни одна из балок не сломалась, а у Хэла оказались новые доски, — сказал Джек. — Так что управимся в два счета.

— Надеюсь, ты не рассчитываешь на меня как на знающего помощника? — поинтересовался Ник. — Я абсолютно ничего в этом не смыслю.

— Это не страшно. Я надеюсь затянуть эту починку как можно дольше — скрываюсь от команды лесопильщиков. Несколько деревьев упало на дорогу, так что все остальные пошли их убирать. Ты слышишь, как пилы то работают, то замолкают? Бьюсь об заклад, они обсуждают, где сделать каждый распил. Они провозятся там целую вечность. Вероятно, соблюдают парламентскую процедуру.

Ник не видел в этом ничего плохого. Здесь больше нечего делать. Почему бы им не жевать до бесконечности свою жвачку, если им так хочется? Пока они не станут привлекать его — пожалуйста.

Но Джека это явно бесило. Ник какое-то время наблюдал, как он работает — в его руках так и мелькали строительный пистолет со скобами и молоток.

— Ты уверен, что тебе нужна моя помощь?

— В этом? Да нет. — Джек сказал это так, словно это было совершенно очевидно, словно Ник мог с первого взгляда определить, что эта работа легкая. — Но пока ты здесь, может, расскажешь мне про эти твои магазинные кражи?

— Магазинные кражи? А кто крал в магазинах? — удивился Ник.

— Я думал, что ты, поэтому твои мать и бабушка и прислали тебя сюда.

— Боже, значит, вот что они тебе сказали? — Ник запустил обе ладони в волосы и сжал голову. — Кражи в магазинах? — На прошлой неделе за этим занятием поймали двух его знакомых, но он не имел к этому никакого отношения.

Джек кивнул:

— По крайней мере твоя мать сказала это Холли.

Ник откинул голову. Как это на них похоже! Свалить свои проблемы на других, ничего при этом не рассказав.

Джек прекратил работу.

— Значит, это не так? Ты не крал?

— Нет… то есть, конечно, я крал. Но никогда не попадался. — Все крадут. Это неотъемлемая составляющая часть подросткового периода. — И вероятно, никогда не попадусь.

— Ну и?..

Первым побуждением Ника было не говорить. Но приравнять Брайана к магазинным воришкам… какое оскорбление! И еще ему не хотелось, чтобы Джек считал его одним из тех идиотов, которых ловят на кражах в магазине. Он пожал плечами и заговорил:

— Пару дней назад один мой друг по собственной воле отбросил коньки.

— Что? — Джек опять прекратил работу. — Ты… ты хочешь сказать, что он совершил самоубийство?

— Похороны должны были быть вчера. Эти суки даже не дали мне пойти.

— Самоубийство? Твой друг совершил самоубийство? — Теперь Джек выглядел по-настоящему встревоженным.

Ник махнул рукой:

— Да ладно. Я не собираюсь убиваться. Брайан был болен. Он это знал, мы тоже об этом знали. У него был рак или что-то в этом роде. Он все время шутил над своей обритой головой, что он, мол, выглядит так, будто ему делают химию…

Боже, он чуть с ума тогда не сошел. Из-за того, что Вэл и Барб думали, будто это что-то вроде простуды, заразы, которую он может подхватить. Но это не так. Никто из них не подозревал, что значит быть Брайаном, когда на тебя все время давит этот груз. Брайан совершил это не под влиянием минуты, это не было нелепой выходкой подростка. Он не сделал это из-за размолвки с девчонкой или из-за плохих оценок. Может, какие-то дети и совершают из-за этого самоубийства, но только не Брайан.

Он был спокоен; он сделал это, лежа в больнице. И при этом сказал:

— Не хочу, чтобы мама нашла тело.

Считается, что в психиатрическом отделении совершить самоубийство невозможно, но Брайан всегда говорил, что у него есть способы. Ник не знал, что именно он сделал. Вэл, если и знала, не сказала ему… словно это могло натолкнуть его на какие-то мысли.

Джек все еще смотрел на него со всей озабоченностью взрослого.

— Я в порядке, — заверил его Ник. — Я приехал сюда не для того, чтобы здесь себя убить. Вэл и Барб просто потеряли голову. Они не смогли с этим справиться, поэтому и послали меня сюда. Послушай, я знаю, ты хочешь, чтобы я оказался сейчас где-нибудь на Марсе. Но я действительно не собираюсь с собой кончать.

Джек качал головой:

— Не могу поверить, что они были с нами неискренни.

— Можешь поверить.

— Тогда, я считаю, тебе следует сказать моей матери и Хэлу.

— Зачем? У них и без того забот хватает, чтобы навешивать еще одну.

— Тайны делу не помогут.

Ник подумал, что он прав. Вэл и Барб обожали секреты, они все время что-то скрывали от него и друг от друга. Уже по одному этому можно было предположить, что ничего хорошего в секретах нет.

Он неохотно согласился. Ладно, он расскажет тете Гвен и Хэлу, он сделает это за ленчем.

Ник подумал, что будет трудно застать этих двоих одних, но все решили есть на улице, и Гвен с Хэлом отнесли свою еду к двум садовым стульям, стоявшим в стороне.

— Джек говорит, что мамочка и бабуля… — начал Ник. Он называл Вэл и Барб так, только когда разговаривал с тетей Гвен, — …сочинили историю про кражи в магазинах, чтобы объяснить, почему они послали меня сюда.

— Нам не важно, почему ты здесь, — сказала тетя Гвен. — Мы просто тебе рады.

В устах любого другого это прозвучало бы неискренне. Но Гвен это казалось почти правдой.

— А какова же настоящая причина? — спросил Хэл.

Ник не мог понять Хэла. Он был слишком обтекаемым — ни трещин, ни щелей, ни выступов, за которые можно ухватиться, ничего, что помогло бы его разгадать. Это нехорошо. Взрослые и так имеют слишком много власти. Единственный шанс ребенка — найти их слабые места.

А может, Хэл просто был отцом, а про отцов Кузен Ник знал не слишком много.

Ему ничего не оставалось, как начать рассказывать свою скорбную историю. Не успел он закончить и первого предложения, как у тети Гвен перехватило дыхание и она попыталась что-то сказать, но Хэл положил ладонь ей на руку. Они сидели тихо, поэтому в конце концов Ник рассказал им гораздо больше, чем собирался.

— Как ужасно, — вздохнула тетя Гвен, — когда себя убивает молодой человек.

— Он не изжил бы этого с годами. Это не имеет никакого отношения к возрасту.

Она склонила голову, словно извиняясь.

Хэл откашлялся.

— Нам придется довериться тебе, Ник. Мы не знаем, действительно ли с тобой все в порядке.

— Все нормально.

— Надеюсь, ты скажешь нам, если что-то изменится. — Судя по всему, Хэл не ожидал, что Ник это сделает… что было очень умно с его стороны. — И на мой взгляд, твои мама и бабушка были не правы, не дав тебе пойти на похороны.

Ник сунул руки в карманы и сжал кулаки.

Все — советники в школе, разные его врачи, — все всегда говорили, что он должен брать на себя ответственность за свою жизнь и не должен винить других. Когда он пытался обрисовать им картину — не для того чтобы найти себе оправдание, а потому что думал, что они должны знать, какими гадкими могут быть Барб и Вэл, какие они бессмысленно суетные, с головой ушедшие в свои мелкие игры в вину и упреки, — реакция всегда была одна и та же: я уверен, они действовали из добрых побуждении… мы здесь говорим о тебе, а не о них.

Это казалось безнадежным. Никто никогда с ним не соглашался. А он всего-то хотел, чтобы его поняли. Но никто не хотел ничего понимать. Даже тетя Гвен, которая должна была знать, которая должна была видеть, никогда не произнесла ни единого критического слова в адрес Барб и Вэл. Все вокруг притворялись, что Барб и Вэл были образцом ответственности и зрелости.

Но этот парень Хэл, который не мог знать и половины всего, просто взял и сказал: они были не правы.

Это было здорово.