– Докладывай по порядку все, что установил за последние дни, – хмуро приказывает Земба, когда Корч рано утром является по его вызову на доклад.

Земба, раскладывая на столе папки, задумчиво смотрит на поручика. Парень способный, энергичный, оперативный. Как и он в дни своей молодости. Чем же вызван весь этот поток сплетен, открытой к нему вражды и неприязни? В чем тут дело? Грубо действует, не умеет найти подхода к людям или слишком торопится? Как с ним быть, если дело пойдет так и дальше?

Корч достает документы, раскладывает свои записи:

– Получен протокол повторного вскрытия эксгумированных останков Врубля. На этот раз, – подчеркивает он интонацией, – произведен детальный осмотр. Из заключения врачей следует, что причиной смерти явился перелом основания черепа. Покойный получил сильный удар в затылочную часть головы каким-то тупым предметом. После такого удара он наверняка потерял сознание и в бессознательном состоянии был сброшен в озеро. Врач на первом вскрытии, обнаружив в легких трупа воду, этим ограничился, не произвел тщательного осмотра и сделал вывод, что Врубль просто утонул. Удивительная халатность! Так же халатно проведено и все предварительное следствие. – Корч не может удержаться от комментариев.

Земба воспринимает эти комментарии как упрек всвой адрес. Хмурит брови. Это дело вел капитан Жарский. Жарский, которому он доверял как самому себе. Значит, здесь и его, Зембы, вина? Передоверился, не проконтролировал? «А может быть, оба мы не сумели докопаться до истины?»

– Итак, убийство, – произносит он вполголоса, – но на какой почве?

– Я думаю, следует принять пока версию сестры погибшего, утверждающей, что ее брат, собираясь в тот вечер на встречу с каким-то человеком, взял с собой документы, имевшие, вероятно, отношение к его работе. Материалы, которыми он располагал, представляли, видимо, для кого-то настолько серьезную опасность, что его решили убрать. Преступник или преступники сняли с предварительно оглушенной жертвы одежду, а его самого сбросили в озеро, изъяв уличающие их документы и спрятав затем одежду убитого в заросли терновника.

– Какой предлагаешь план действий?

– Думаю, надо начать с тщательного изучения документации, на стройке. Антос утверждает, что после смерти Врубля там выявилась якобы крупная недостача стройматериалов, всякого рода упущения и даже злоупотребления. Не исключено, что ниточка оттуда потянется и к делу о пожаре.

– Ты полагаешь, Антос настолько глуп, что станет подсказывать тебе версию, которая может привести к раскрытию дела, обличающего его самого?

– А если организатором пожара являлся не он? Во всяком случае, версия о его причастности к пожару пока не нашла достаточно веских подтверждений. Антос пытался уверить меня, что беспорядки на стройке явились результатом некомпетентности Врубля как начальника и конечным результатом порочной кадровой политики, проводимой директором Якубяком. К. этой мысли он всячески пытался меня склонить, не зная, что я располагаю данными о хищении паркетной клепки со склада из той партии, которую он получил в июле.

– Из твоего прежнего доклада, насколько я помню, вытекало, что вся документация на этот паркет в полном порядке. Если это так, то и на стройке Врубля все документы должны оказаться в ажуре. А если нет, значит, версия связи здесь ошибочна.

– Поскольку Антос сам завел речь о недостаче стройматериалов на стройке, думаю, какие-то основания у него есть. Иначе какой смысл ему наталкивать меня на этот путь. Окажись этот путь ложным, я могу потерять доверие к его показаниям. Вряд ли Антос в этом заинтересован.

– Я что-то не вижу в твоих рассуждениях особой логики.

Корч, однако, настаивает на своем. «Ладно, пусть действует по своему усмотрению, – решает про себя Земба. – Посмотрим, что из этого получится».

– Я слышал, у тебя на беседе был Валицкий? Зачем ты его вызывал?

– Уточнял его показания в связи с возобновлением следствия по делу Врубля. Выяснилось, что вечером пятнадцатого сентября прошлого года, в день гибели Врубля, Валицкий находился в мотеле «Под соснами» и, следовательно, дал в тот раз ложные показания. Вот документы, – Корч подает Зембе протоколы и свое заключение.

Земба просматривает их и кладет-на стол.

– Следовало согласовать со мной его вызов, – спокойно говорит он, внимательно глядя на Корча.

– Я не мог этого сделать, вы в тот день уезжали на совещание в воеводство, – объясняет Корч.

«Воспользовался моим отсутствием, – думает Земба. – Может, считал, что я не дам согласия? Он ведь знает, что Валицкий состоит у меня в комиссии по охране общественного порядка и мы встречаемся иногда в неофициальной обстановке. Опасался, что эти наши отношения могут помешать объективному ведению следствия?» Земба испытывает чувство обиды. Такая оценка представляется ему незаслуженной и несправедливой. «Вот как, значит, обо мне думают, вот как я выгляжу в глазах людей со стороны, в глазах своих сотрудников?! Но ведь мои личные отношения никогда не влияли на исполнение служебного долга. Разве только на их форму, вынуждая действовать с большей осмотрительностью и только… Как объяснить это Корчу, который прет к цели напролом? Мой метод он считает перестраховкой, а своим добился лишь целой волны сплетен, жалоб и нареканий».

– Какими мотивами, по твоему мнению, – скрывая раздражение, обращается Земба к Корчу, – мог руководствоваться Валицкий?

– Полагаю, он был заинтересован замять это дело. Речь, конечно, не идет о его непосредственном участии в преступлении. У него железное алиби, но какой-то его заинтересованности исключать нельзя. Я хочу собрать более подробные сведения о его связях и контактах.

– Не слишком ли поспешно ты формулируешь свои умозаключения? Валицкий – уважаемый и авторитетный в городе человек. Мне лично его причастность к махинациям кладовщика или кого-либо другого кажется маловероятной. Самое большое, в чем можно его заподозрить, – это в отсутствии контроля. И уж совсем невероятным считаю, чтобы он хоть в какой-то степени был заинтересован в убийстве, Если бы Врубль представлял для него опасность, он мог снять его с должности начальника стройки или вообще уволить с работы. Как-никак, он его начальник и мог использовать менее рискованные способы действий.

Корч смотрит на Зембу искоса. Он опасался именно такой реакции. «Придется обосновывать свои соображения иным путем, – думает он. – Досадно, что Земба, которого он уважает и ценит, фетишизирует должностное положение людей. Он принимает желаемое за действительное, – размышляет про себя Корч, – впрочем, иначе ему, наверно, тут бы не усидеть».

– Все мной сказанное о Валицком отнюдь не означает запрещения собрать о нем нужную тебе информацию, – говорит Земба, подумав и словно разгадав мысли Корча, – поступай как знаешь. Речь идет лишь о том, чтобы соблюдать при этом чувство такта и меры. Всякое необдуманное твое действие вызовет лишь поток жалоб и недовольство.

Решение Зембы для Корча приятная неожиданность. «Все-таки согласился. Правильный мужик!» Он поднимает на шефа посветлевший взгляд:

– А на меня были жалобы?

– Да. Кое-кто неодобрительно оценивает твое поведение и поступки, Наверно, не без повода.

– Может, это результат того, что мы напали на верный путь, – неуверенно произносит Корч.

– Возможно. Но если даже и так, все равно это результат и допущенных тобой ошибок. В Заборуве нельзя не считаться с общественным мнением. Нужно действовать, не давая пищи сплетням, не появляться, например, в общественных местах вместе с Дузем и не афишировать своих отношений с секретаршей председателя. Эти мелкие, казалось бы, и пустяковые на первый взгляд факты могут затруднить, а то и вообще сделать невозможной твою дальнейшую работу.

Корч понимает обоснованность аргументов Зембы. Другое дело, что эти аргументы противоречат его темпераменту, взглядам, принципам. Но что поделаешь?

– Подумай об этом, – в тоне Зембы отеческие нотки. – И попытайся проанализировать свои поступки и действия. Оцени их сам. Мать Сливяка жаловалась на методы задержания ее сына. На это же ссылался и ее муж, ординатор городской больницы. Следовало их уведомить о его задержании… разумеется, постфактум. Кстати, что удалось установить по этому делу?

– Сливяк признал свое соучастие в нападении на Ирэну Врубль и виновность в попытке запугать Кацинского, в попытке, которая в итоге закончилась трагически. После очной ставки с ним раскололся и Базяк. Этот признал себя виновным в нападении на Врубль и в подстрекательстве Сливяка к запугиванию Кацинского. Однако он так и не сказал, кто поручил ему проведение этой акции. Сливяк же, судя по всему, этого не знает.

– Прокурор дал санкцию?

– Да. С этим все в порядке. Правда, ему пришлось поломать голову над квалификацией действий, повлекших за собой смерть Кацинского. «Непреднамеренное убийство?» Но это уже не наши заботы. Я вот думаю, как установить организатора нападения. Хочу поискать его в кругу лиц, заинтересованных в сокрытии дела Врубля.

– Опять метод дедукции?

– В какой-то мере – да. Если инспиратор этой акции поручил своим подручным шепнуть девушке на ухо, чтобы она не шаталась в милицию, о чем же ином может идти речь? Всем известно, что она упорно стремилась возобновить дело, неоднократно ходила в милицию. Была и у меня. Таким образом, вывод вроде напрашивается сам собой.

– Ладно, действуй, но не зарывайся.