Сначала у Бриджит не было тела. Она плыла в уютной темноте, без мыслей, без чувств. Был только мрак, и была она. Потом темнота рассеялась, появился неяркий зеленоватый свет, и Бриджит вспомнила, что у нее есть глаза. С этого воспоминания началось возвращение тела и ощущений. А потом вернулся и весь мир.

Бриджит упала на кучу сосновых иголок и зашлась кашлем. Разреженный воздух звенел от холода и чего-то еще, чему Бриджит не знала имени. Казалось, легкие вот-вот разорвутся от недостатка кислорода. Бриджит долго стояла на коленях, мучимая удушьем и рвотой. Однако через некоторое время дыхание успокоилось, и она смогла поднять голову и оглядеться.

Со всех сторон — черные стволы и зеленые лапы сосен, смыкающиеся в кроны где-то высоко-высоко. Солнца не видно. В воздухе разлит тусклый зеленый сумрак. На земле — ни травинки, только плотный ковер из рыжих иголок кое-где вздымается холмиками, наводя на мысль, что под ним что-то сокрыто. В воздухе стоит такой густой хвойный запах, что смолянистый привкус оседает на языке. И — ни звука. Только собственное дыхание, оглушительное в этой тиши.

«Я смогла! — было первой мыслью Бриджит. Но за ней явилась вторая: — Что я натворила…»

Бриджит прислушалась, но не уловила ни единого звука: ни голосов ни пения птиц. Завеса тишины была такой плотной, словно Бриджит оглохла. Не было даже ветра, под которым шелестели бы ветви деревьев.

Бриджит вновь хотела глубоко вздохнуть, но вместо этого закашлялась, словно легкие не желали расставаться с воздухом, так тяжело им доставшимся. Она потерла горло, пытаясь расслабить сведенные мышцы, и поднялась на ноги. Звать на помощь не было смысла. Да что там, от одной мысли о том, чтобы так грубо нарушить тишину этого места, у Бриджит все сжалось внутри. Ни она сама, ни деревья не отбрасывали тени, и понять, откуда светит солнце, было невозможно, поэтому все направления казались одинаковыми. Теперь уже Бриджит по-настоящему испугалась.

«Ну,ничего не поделаешь. — Бриджит отряхнула руки и передник — не столько из аккуратности, сколько для того, чтобы успокоиться. — Надо либо идти, либо оставаться здесь».

Однако сама мысль о том, чтобы сидеть и ждать, когда кто-то или что-то ее найдет, была невыносима. И Бриджит решила идти. Для начала она сосредоточила взгляд на дереве, что виднелось впереди, и направилась к нему. Дойдя до этого дерева, она положила ладонь на черный чешуйчатый ствол, выбрала следующий ориентир и двинулась к нему. Если не знаешь, куда идти, так по крайней мере не стоит ходить кругами.

Сухие хвоинки не шуршали под ногами. Ветки не шелестели, когда Бриджит задевала их. Она все шла и шла от дерева к дереву под покровом неестественной тишины, пока не почувствовала, что тихонько погружается в сон, в котором она идет по сосновому лесу, от одного дерева к другому, все время по прямой. Ее цель — где-то в самом конце этой прямой, и главное — не сбиться с курса. Бриджит не ощущала ни голода, ни жажды, только странную опустошенность и смутное ощущение, что с ней что-то не так, вот только непонятно, что именно.

Мало-помалу лес стал меняться, сохраняя при этом сходство со сном. Меж сосновых иголок распустились белые венчики цветов. Среди черных стволов забелела застывшая в неподвижности береза. Потом появился клен, за ним еще один. Листья всех оттенков золотистого и коричневого скрыли от глаз хвою. Вместо невыразительного бурого ковра земля покрылась папоротником. Листья деревьев трепетали на ветру, хотя шелеста все равно не было слышно. Однако светлее не становилось, скорее наоборот. Зеленоватое свечение, которое не было солнечным светом, тускнело, и на этот непонятный мир опускалось что-то вроде ночи, о которой Бриджит было страшно подумать. В ушах звенело — наверное, от этой невыносимой тишины, и Бриджит ужасно хотелось услышать хоть какой-нибудь звук.

Взгляд ее привлекла золотая вспышка. Подумав, что это светлячок, она обернулась: из сгущающихся сумерек сверкнула пара золотистых глаз.

«Ну разумеется, какой же лес без зверей» . Бриджит поспешила вновь уставиться вперед и ровным шагом двинулась дальше. Если побежать, это только спровоцирует погоню. Бежать нельзя.

Два зеленых глаза появились впереди. Забыв о своем решении, Бриджит отпрянула назад. Листья предательски заскользили под ногами, и она чуть не упала. Но все же удержала равновесие, решительно сжала зубы, нашла глазами дерево-ориентир и зашагала дальше.

Еще одна пара зеленых, похожих на кошачьи глаз засияла в наползающих сумерках, на этот раз справа. Теперь уже Бриджит не позволила себе сбиться с шага. Повеяло прохладным ветром и смрадным звериным запахом. Желудок Бриджит сжался от отвращения, но это не заставило ее отвести взгляд от дерева. Оно уже близко, и скоро придется выбирать новое.

«Не останавливаться. Только не останавливаться».

Наконец Бриджит миновала свой ориентир — клен с огромным круглым наростом. Теперь она сосредоточилась на паре буков, до которых было несколько ярдов. Две, нет, три пары зеленых глаз загорелись между ней и буковыми деревьями. Бриджит упрямо шла вперед, но шорох одежды теперь казался ей невыносимо громким, а кожа с головы до ног зудела под устремленными на нее взглядами.

Когда ей было десять лет, Бриджит стала бояться медведей. Неизвестно, с чего все началось, но она была твердо уверена, что медведь может каким-то образом пробраться ночью в дом и сожрать ее и отца.

Никакие объяснения, что медведи на Песчаном острове не водятся, не помогали, и тогда папа взял ее на прогулку в лес. Он показывал ей беличьи дупла, лисьи норы и по пути объяснял, медленно и обстоятельно, так же как объяснял устройство механизмов маяка, что животные редко нападают на людей. О маленьких зверятах и их мамашах вообще не стоит говорить. Но и все остальные звери, даже самые дикие и страшные, всего лишь хотят жить сами и всегда дают жить другим. Бриджит до сих пор не забыла эту прогулку. Страх перед медведями и другими лесными ужасами исчез без следа. И теперь, шагая по призрачному лесу, наполненному светящимися глазами, Бриджит повторяла про себя слова отца: все, что нужно, это просто идти вперед, и звери, кто бы они ни были, отступят.

«Значит, он был добр к тебе. Я очень рад».

Бриджит остановилась как вкопанная. Затем обернулась кругом, задев подолом мелкие листочки папоротника. Со всех сторон, куда ни глянь, одни только звериные глаза. Ни одного человеческого взгляда не сияло во тьме.

В голове у Бриджит помутилось от злости. Ну уж нет, им не запугать ее. Как они смеют насмехаться над ней и перешептываться — эти твари, которых даже не видно! Если ее опять попытаются похитить, она будет сопротивляться.

Бриджит нащупала ногой сухую ветку. Медленно, не отрывая взгляда от глаз, светящихся в темноте, Бриджит наклонилась, чтобы поднять ее. Лес взорвался хихиканьем, разрушив тишину и заставив Бриджит вздрогнуть.

— Ну ладно, погоди, — сквозь зубы процедила Бриджит — не из желания бросить вызов окружавшему ужасу, а для того, чтобы не дать вырваться крику.

— Выходи! — Она схватила палку обеими руками и занесла ее над плечом, чтобы при необходимости тут же ударить. — Кто тут есть, выходи!

— Как скажете, госпожа.

Они хлынули из тени: целое море покрытых шерстью тел — рыжих, бурых, серых, белых. Перед глазами Бриджит замелькали остроконечные уши, пушистые хвосты, заостренные морды и блестящие глаза, но ее ошеломленное сознание не могло понять, что происходит. Они окружили ее, высунув языки из смеющихся пастей, и тогда Бриджит поняла, что это лисы. Сотни лис. Рыжие лисы, размером с небольших собак, припадали к земле у лап белых лис, размером с волков. Бурые и серые лисы оглядывались через плечо, чтобы убедиться, что все остальные тоже находят это зрелище занимательным.

Бриджит обернулась кругом, все еще держа свою дубинку над головой. Она была окружена плотным живым кольцом. Из-под гнилой колоды за ней наблюдали лисята, взрослые лисы сидели на задних лапах с выражением глубочайшего внимания, развернув уши вперед, словно ожидали услышать нечто весьма интересное. Воздух наполнился смрадом, и Бриджит пришлось спешно сглотнуть слюну, чтобы подавить дурноту. Чуть поодаль, почти в тени, взад-вперед двигался чей-то силуэт — слишком огромный, но все же похожий на лису, и Бриджит видела тусклый блеск его громадных глаз. Повеяло теплым ветром, а может, это было дыхание чудовища, и Бриджит ощутила запах падали.

— Ну? — сказала она. — Чего вам от меня надо?

Лисы захихикали высоким, лающим смехом. Один из рыжих повернул к ней морду.

— Будь осторожна, маленькая женщина, — сказал он. У Бриджит же не было сил удивляться тому, что зверь разговаривает. — Не задавай вопросов, ответы на которые ты не хочешь знать.

— Отличный совет, — подхватил белый лис, щелкнув острыми зубами. — Что, например, если мы хотим отведать лакомства, которое вот оно — прямо перед нами?

— Оно явилось издалека. — Рыжий лис махнул хвостом из стороны в сторону. — Готов поспорить, никто из нас не пробовал такого.

Лисята под колодой поддержали эту идею радостным визгом.

«Я скоро умру». Мысль эта прозвучала в голове коротко и ясно. Бриджит покрепче ухватилась за свою дубинку.

— Если вы мне угрожаете, — произнесла она, — значит, я имею право защищаться любыми способами, так?

Это заявление вызвало лишь новый приступ тявкающего, визгливого смеха.

— Отличная мысль, — сказал рыжий лис. — Ну, кто решится попробовать на своей шкуре мастерство великой колдуньи?

Белый лис презрительно фыркнул:

— Да что она может? Она не знает ни того, что ей дозволено, ни того, на что она способна.

— Она даже не знает, кто она такая! — подхватил серый лис, приглаживая усы лапой.

— Она знает, кто она такая, — возразил белый лис. — Она не знает, какая у нее кровь.

— Давайте посмотрим, давайте проверим! — пискнул какой-то лисенок.

— Возьмем ее кровь, — сказал серый лис, на секунду оторвавшись от умывания. — И избавим ее от забот.

— А может, дать ей новую кровь? — предложил белый лис. — Покажем, как много ей еще нужно узнать.

— Я — Бриджит Ледерли, хранитель маяка Песчаного острова, — процедила Бриджит сквозь зубы. — Вот и все, что мне нужно знать.

— Какая мы самоуверенные! — сказал рыжий лис.

— Какие мы гордые! — вторил ему белый. — Ну точь-в-точь как папочка.

Бриджит почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Да что же это такое! Откуда они знают ее отца? Откуда они могут знать Эверета Ледерли?

Или они имели в виду кого-то другого?..

«Не бойся правды. Она не изменит твою любовь к Эверету Ледерли, зато может помочь тебе».

— Хватит! — закричала Бриджит, пытаясь заглушить собственные мысли. — Если вам не терпится расправиться со мной, так делайте это быстрее. А если нет — я пойду своей дорогой.

— Она не должна кричать, — заметил лисенок, высунув кончик носа из-под колоды. Бриджит видела, как блеснули его зеленущие глазенки. — Она не должна быть такой грубой.

Бриджит пошатнулась от нового приступа дурноты, но внезапно в голове прояснилось и откуда-то пришло решение. Бриджит не знала, с чего она взяла, что нужно поступить именно так, но была уверена, что это единственно правильный шаг.

— Лучше бы вам не задерживать меня. А то ваша матушка будет недовольна.

У рыжего лиса, что стоял ближе всех к Бриджит, шерсть на загривке встала дыбом.

— Наша матушка? А что тебе известно про нашу матушку?

Лисы поплыли у Бриджит перед глазами. «Перестаньте!» Она сжала лоб руками. «Оставьте меня в покое!»

«Не бойся…»

— Лисица послала за мной, — сказала Бриджит, — и я пришла.

— Да, ты пришла.

Лисья толпа заволновалась: звери перешептывались, принюхивались и поскуливали от страха. Затем живая стена расступилась, и в образовавшийся проход из леса вступила новая тень. Легкой походкой к Бриджит приближалась лиса — такая огромная, что даже тот серый, что стоял в отдалении на страже, в сравнении с ней казался карликом. Шуба у нее была такого же сочного оранжевого цвета, как скалы на острове Дьявола, а кончик хвоста и пятнышко на груди белели так ярко, что слепили глаза. Напряженно поднятые треугольники ушей находились на уровне плеча Бриджит. Изумрудно-зеленые глаза лисицы спокойно выдержали человеческий взгляд, и Бриджит поспешила потупить взор. У нее не было ни малейшего желания видеть, какие тайны спрятаны в глазах этого существа. Дубинка выпала из внезапно онемевших рук и беззвучно упала на ветки папоротника.

— Ты знаешь меня, Бриджит Ледерли? — спокойно спросила огромная лисица.

Черные когтистые лапы почти упирались в стоптанные башмаки Бриджит, но она с дрожью заметила, что не чувствует дыхания зверя.

— Полагаю, вы — Лисица.

— Ты догадлива. — В голосе Лисицы зазвенела насмешка. — Но что ты обо мне знаешь?

— Ничего, мэм, — покорно ответила Бриджит. — Ничего не знаю.

— Я тоже так думаю, — усы Лисицы дрогнули. — А вот я знаю о тебе очень много.

Бриджит медленно подняла глаза:

— Что именно?

Лисица оскалила пасть в усмешке и обошла Бриджит кругом.

— Знаю, что ты совсем одна, что ты заблудилась и что ты не имеешь ни малейшего представления о том, в каком опасном месте находишься.

Бриджит охватил страх. Он окутывал ее, как холодный душный туман, подавляющий мысли. Бриджит вцепилась в знакомую шероховатую материю передника, словно утопающий за соломинку.

— Спасибо, мэм, — вежливо ответила она. — Но как раз это мне известно.

— Надеюсь. Ты ведь умная девочка. — Лисица остановилась прямо перед Бриджит, и ее зеленые глаза сверкнули. — Наверное, такая же умная, как твоя мать.

Бриджит еще сильнее стиснула уголки передника.

— Спасибо, мэм.

Лисица чуть-чуть отступила назад и, склонив голову набок, оглядела Бриджит с ног до головы.

— Умная девочка, — повторила она. — Хочешь, чтобы я тебе помогла?

От этих слов у Бриджит мурашки побежали по коже.

— Простите, мэм, но с чего это вы, такая важная особа, станете мне помогать?

— Потому что я думаю, что ты можешь помочь мне. — Лисица села прямо, и оба ее уха развернулись к Бриджит. — Ты кое-что понимаешь в целительстве, я это чую.

Бриджит заставила себя разжать кулаки и поправила смятый передник.

— Верно, мне приходилось ухаживать за больными и ранеными.

— Мои сыновья серьезно ранены, и я ничем не могу им помочь Если ты вылечишь их, я позабочусь о том, чтобы ты смогла вернуться в мир живых.

В глубине ее зеленых глаз опять загорелся огонь. Он был похож на тот свет, что появлялся в глазах Калами, когда тот проникал в сознание Бриджит, но только был в тысячу раз ярче.

— Вернуться живой и невредимой? — уточнила Бриджит. — И я ничего не потеряю?

Она вдруг вспомнила того лиса, на кладбище, который посмотрел на нее зелеными глазами и забрал все ее страхи, сомнения и даже саму память о них. Он сделал это, чтобы она попала сюда! Бриджит задохнулась от гнева, но сдержалась и прогнала его прочь. Гнев ей не поможет, во всяком случае не здесь и не сейчас. Не в этом мире, подвластном Лисице. И снова Бриджит не знала, откуда взялось это знание, однако решила ему доверять.

Лисица удовлетворено кивнула:

— Живой и невредимой. — Свет в ее глазах засиял еще ярче. — А еще я позабочусь о том, чтобы ты узнала то, что от тебя скрывают.

Рассудком Бриджит понимала, что ей навязывают новое условие сделки, о котором она, в общем-то, и не просила. Но ее душа и тело страдали от безжизненности разреженного воздуха, от жуткого ощущения одиночества в окружении этих насмешливых тварей и перед лицом их гигантской королевы.

Бриджит понимала, что может отказаться. Лисица несправедливо обошлась с ней, а значит, у нее есть право просто взять и уйти. Бриджит чувствовала, что у нее есть запас неиспользованных возможностей и знаний. Но это знание появилось так внезапно, что она даже испугалась своей уверенности. Бриджит казалось, что ее душа висит на волоске, что ее решение может изменить целый мир. Можно уйти, оставив Лисицу сожалеть о своем грубом вмешательстве, а можно спасти Лисицыных сыновей и смириться с возможными последствиями.

«Но разве можно допустить, чтобы умерло живое существо, пусть даже дикий зверь, если ему чем-то можно помочь?»

— Хорошо, — решилась Бриджит. — Я постараюсь помочь.

— Хорошо. — Лисица вытянулась вперед, пока ее черный нос не коснулся щеки Бриджит влажным поцелуем, и тогда Бриджит наконец услышала, как Лисица потянула носом воздух, вбирая в себя человеческий запах. — Ты постараешься.

Лисица отстранилась и, повернувшись к Бриджит спиной, приказала:

— Следуй за нами.

Бриджит подобрала юбку и пошла за ней. Лисье море вокруг тоже пришло в движение. Лисы обступали ее со всех сторон, следовали за ней по пятам и при этом шумно сопели. Бриджит приходилось идти крайне осторожно, чтобы ненароком не наступить кому-нибудь на лапу. По обочинам шествия звери резвились, напрыгивали друг на друга и катались по земле, устраивая шуточные потасовки. То и дело кто-нибудь исчезал в лесу, а один из них вскоре вернулся, зажав в пасти окровавленную птицу. И все это время Бриджит видела королеву, скользящую меж деревьев — тень среди теней. И за все это время Лисица ни разу не обернулась, чтобы убедиться, что Бриджит следует за ней.

Прошел час, а может, и день, прежде чем деревья расступились перед Лисицей, словно придворные перед королевой, и Бриджит увидела впереди зеленый холм, который возвышался над землей, как пузырь воздуха над закипающей водой. Лисица скользнула в черную расселину на склоне холма, туда же хлынул и поток ее подданных.

«Это всего лишь пещера», — сказала Бриджит тревожно сжавшемуся сердцу и шагнула в расселину.

Мир стал черным так внезапно, как будто кто-то погасил солнце. Бриджит замерла. Вокруг ничего не было видно, кроме блестящих глаз и зубов. И ничего не было слышно, кроме ударов собственного сердца.

«Ничего со мной не сделается, — успокоила себя Бриджит, когда царивший здесь холод стал пробираться под одежду. — Она обещала, что я вернусь целой и невредимой».

Где-то впереди замаячил зеленый свет, и Бриджит разглядела под ногами что-то вроде пола из неотесанных камней, а по обеим сторонам пещеры, на расстоянии вытянутой руки, тянулись сырые стены. Стиснув зубы, Бриджит оперлась ладонью о стылый камень и начала пробираться вперед — так же осторожно, как, бывало, спускалась по мокрым камням к озеру Верхнему.

Узкий лаз закончился просторной пещерой со стенами из камня, земли и корней. Зеленое свечение стало ярче, и Бриджит увидела, что оно исходит от изумрудно-сапфировых язычков пламени, танцующих на полу. Этот огонь не давал тепла и, насколько Бриджит могла заметить, горел без всякого топлива. Лисы живым потоком вливались в логово и рассаживались по периметру, как часовые. Те, кто не поместились, остались в проходе, отрезав путь к отступлению. Светящиеся глаза заполонили все вокруг, и взгляды этих глаз прикасались к Бриджит, словно тысячи пальцев, заставляя ее вздрагивать и покрываться мурашками.

Пересилив страх, Бриджит шагнула в логово Лисицы. Вода выдолбила в полу углубление, которое теперь было выстлано ветками, листьями и клочками шерсти — такой огненно-рыжей, что она могла принадлежать только самой Лисице. На этой странной постели лежали три человека — двое рыжеволосых и один с пепельно-серой шевелюрой. Все они были обнажены и изранены. У одного рыжего глубокий порез зиял на бедре, у второго кровоточил бок. У седого был распорот живот: он свернулся калачиком, словно пытаясь спрятать обнаженные внутренности. Все ранения были очень серьезные — и не только из-за величины и расположения: в тканях началось воспаление, и раны сочились кровью и гноем. Бриджит едва удержалась, чтобы не зажать нос от невыносимого смрада разложения.

Лисица осторожно обошла гнездо и уселась позади раненых. В толпе лис кто-то заскулил, кто-то затявкал, а в голосе Лисицы появилось что-то вроде нежности.

— Это мои сыновья, — сказала она и зарылась носом в волосы одного из раненых. В ответ он застонал и мотнул головой. — Помоги им.

Бриджит решительно устремилась вперед. Лисы бесшумно расступались, пропуская ее к гнезду. Что бы там ни было, эти трое явно очень страдают. От лихорадки их тела покрылись красными пятнами, и пока Бриджит, осторожно прикасаясь, одного за другим осматривала раненых, она чувствовала, как их тела пылают жаром.

Бриджит недоуменно нахмурилась: при ближайшем рассмотрении ранения, которые она приняла за глубокие порезы, оказались всего лишь царапинами. Даже колотая рана в животе седого была не более полудюйма глубиной.

— Ничего не понимаю, — пробормотала она, вытирая руки о передник. — Ранения совсем не опасные, вернее, не должны быть опасными…

— Холодная сталь, — ответила Лисица, словно это все объясняло. — Ты можешь помочь им?

Бриджит села на корточки, недоумевая, но все же немного приободрившись. Если бы дело действительно было так плохо, как ей показалось вначале, она вряд ли смогла бы облегчить страдания раненых. Но оказалось, что нужно всего-навсего промыть раны и наложить швы — с этими операциями Бриджит вполне могла справиться. Она пощупала нагрудный карман передника и с облегчением убедилась, что не забыла захватить с собой швейный набор.

— Мне нужна чистая ткань, — сказала она, — теплая вода, спирт…

— Что такое спирт? — перебила ее Лисица.

«Как же это объяснить?»

— Ну, на худой конец пойдет и виски.

Лисица приблизилась к огню и напряженно в него уставилась. Четыре лисенка подползли к королеве и прижались носами к ее бокам. Она их не замечала. Бриджит обратила внимание, что язычки странного пламени горят таким же изумрудным цветом, как глаза Лисицы. Затем она почувствовала легкое движение воздуха, и в пещере стало холоднее.

Мелькнула тень, и перед Бриджит возник отрез белого полотна, чаша с прозрачной водой, от которой поднимался пар, и бутылка, плотно закрытая пробкой и запечатанная воском. Бриджит сломала печать, вытащила пробку и осторожно принюхалась. Спиртовые пары, поднимавшиеся из бутылки, оказались такими крепкими, что у Бриджит слезы брызнули из глаз. Она вдруг почувствовала невыносимую жажду. Бриджит уже почти решила отпить глоточек — просто чтобы узнать, что же может так крепко пахнуть, но потом отбросила эту мысль. Кто знает, что еще может случиться, поэтому голова должна быть абсолютно ясной.

Кусочками ткани Бриджит промыла каждую рану — сначала водой, потом виски, потом снова водой. Ее пациенты стонали и метались во время этих манипуляций, но они были настолько ослаблены, что Бриджит не пришлось прибегать к чьей-либо помощи, чтобы их держать. Каждую секунду она чувствовала на себе тяжелые лисьи взгляды. Суетясь над ранеными, Бриджит не поднимала головы, рассудив, что сейчас лучше сосредоточиться на разорванной плоти и сочащейся крови. Но, несмотря на это, она все время знала, откуда за ней наблюдает Лисица. Присутствие лисьей королевы Бриджит ощущала как давление, как тяжелую руку на своем плече.

— Вы можете достать шелковую нитку? — спросила Бриджит, выжимая последний клочок ткани и промокая им бок седого человека. Лицо его исказилось от боли, и он стал отбиваться. Но Бриджит отвела его руку и плотно прижала лоскут к ране. Лисы угрожающе зарычали, кто-то затявкал, но вмешаться не посмел ни один.

— Могу, — ответила Лисица, и мгновение спустя в руках у Бриджит появилось веретено с шелковой нитью.

Убедившись, что раны как следует промыты, Бриджит достала из кармана набор для шитья, выбрала подходящую иголку и вставила нитку. У Бриджит была с собой катушка хлопковой нити, но шелк подходил для этих целей куда лучше, будучи более гладким и прочным материалом. От напряжения стиснув зубы, Бриджит склонилась над самым худым из рыжеволосых братьев и принялась сшивать его бедро.

Постепенно в душе у нее разлились теплота и спокойствие. Забыв о жажде, Бриджит сконцентрировалась на своем занятии. Спокойствие переросло в уверенность, а когда Бриджит закончила с первым раненым и перешла ко второму — в удовольствие от своего мастерства. Руки Бриджит проворно накладывали стежки, а мысли тем временем воспарили в небеса. Она думала о том, как замечательно, легко и красиво она выполняет свою работу, о том, что эти люди исцелятся благодаря ей, благодаря ее умению. Бриджит едва заметила, что уже принялась за третью рану. В мире ничего не осталось, кроме алой крови, белого шелка и живого тепла под пальцами. И все это туго сплелось и скрутилось — покуда алый цвет не исчез и остались лишь свежая белизна и тепло. И огонь, вместо крови берущий по венам. До тех пор пока взгляд Бриджит не затуманился.

Когда она упала на каменный пол, сверкнула вспышка боли и мир исчез во тьме.

Калами предпочел бы пересечь Земли Смерти и Духов призраком, тенью, а не человеком из плоти и крови. Проникать в Безмолвные Земли рискованно всегда, но разгуливать там в физическом обличье — значит подвергать себя еще большей опасности: искушениям, иллюзиям и провокациям, особенно если проделывать это часто. Не прошло и дня, как он был в этих краях вместе с Бриджит, а ведь здесь, как и в мире живых, есть и слухи, и противоборство сил, где каждая из которых преследует свои цели. Однако если бы Калами отправился в Безмолвные Земли в виде призрака, он не смог бы передать подарок императрицы, как не смог бы и коснуться Бриджит, чтобы помочь ей вернуться в мир смертных.

И вот Калами шагает по дикому лесу Земли Смерти и Духов с крепкой ясеневой палкой в руках, которая, словно якорь, держит его в этом мире, и вдобавок к кольцу императрицы в кармане у него лежит клочок рыжей шерсти. Во всех смертных лисах есть частичка их королевы, и теперь этот талисман связывает Калами с Лисицей тонкой, но прочной связью. Если он будет терпелив и настойчив, если голова его будет ясной, нужная тропинка появится сама и приведет его к Лисице, а значит, и к Бриджит.

Бриджит… Кулаки Калами яростно сжались. Как она оказалась здесь? Неужели Сакра отдал ее Лисице? Или Лисица самовольно завладела Бриджит? Этого ему не узнать, пока он не отыщет ее. Хотя она, скорее всего, и сама не знает, что с ней произошло, а Лисица вряд ли захочет рассказать правду. Но это неважно. Важно другое: все это происшествие может помешать его столь тщательно разработанным планам. Если Сакра действительно заключил какую-то сделку с локаи… Это может обернуться катастрофой. И если у него ничего не останется, кроме обломков собственных амбиций, мысль о том, что обычно сделки с нечистой силой обходятся слишком дорого тем, кто их заключает, послужит ему слишком слабым утешением.

Сквозь завесу березовых ветвей Калами вышел на поляну — редкое явление в этой глуши. Над головой зеленело бессолнечное небо, шевелилась трава по пояс высотой, но дуновения ветра слышно не было.

Калами начал пробираться сквозь заросли травы, проверяя каждый шаг своим посохом, как человек, который вброд переходит незнакомую реку. Когда он уже почти добрался до середины безмолвного луга, свет неожиданно потускнел и приобрел темно-красный оттенок вечерних сумерек. Калами на мгновение замер, но тут же приказал себе двигаться дальше. Лучше не обращать слишком много внимания на нечто непонятное, а не то оно может обратить внимание на тебя…

Заросли папоротника впереди зашевелились и расступились, пропуская человека в красном, который выехал на поляну на коне цвета запекшейся крови. Нагрудник у всадника сиял ярко-алым, так же как и шлем, закрывавший его лицо, и ленты, что свисали с прикрепленного к стремени копья.

Пальцы Калами сильнее сжали посох. Он отвел глаза от странного рыцаря и сосредоточил взгляд на видневшихся вдали деревьях.

Однако Красный Рыцарь остановил своего коня прямо перед Калами, загородив ему путь:

— Слуга Изавальты, я принес тебе послание от моей госпожи.

Теперь у Калами уже не было выбора: пришлось остановиться. Продолжая крепко сжимать посох в одной руке, он приложил другую к груди и поклонился.

— Для меня большая честь получить это послание, — вежливо ответил он. В этом краю неучтивость могла стоить жизни. — Не будете ли вы столь любезны, сударь, сообщить мне, кто она, ваша госпожа?

То, что рыцарь не назвал Калами по имени, было добрым знаком. У имен есть сила даже в мире смертных, здесь же имена становились настоящим оружием.

— Моя госпожа — хозяйка Избушки, — ответил рыцарь, — Древняя Ведьма, Костяная Нога.

От этих слов у Калами кровь застыла в жилах. Это существо явилось от Бабы Яги!

— Моя госпожа, — продолжал Красный Рыцарь, — требует твоего присутствия и внимания.

Калами опять согнулся в поклоне:

— Сударь, при всем почтении к вашей госпоже сейчас я спешу по срочному делу и не могу медлить.

Существовало множество способов сделать так, чтобы человек потерялся в Землях Смерти и Духов. Отвлечь его внимание от цели — один из них. Баба Яга слишком могущественна, чтобы спокойно отказывать ей, но соглашаться тоже небезопасно.

Рыцарь выставил оружие перед собой, пока что тупым концом вперед:

— Возьми это в знак согласия, и ты пересечешь ее путь, не сворачивая со своего.

«Да некогда мне!» — хотелось крикнуть Калами. С каждой секундой необученной и беззащитной Бриджит грозила все большая опасность безвозвратно затеряться в этом мире. А это значит, что сейчас нет времени играть в игры, независимо от того, насколько могущественны соперники. Но Калами сдержался и покорно взял протянутое ему копье.

Как только Калами коснулся гладкой деревянной рукояти, Красный Рыцарь развернул коня и бесшумным галопом унесся обратно в чащу, растаяв, словно галлюцинация. В тот же миг мир вокруг посветлел и озарился тем же бледно-зеленым свечением, что и прежде.

Калами закинул копье на плечо и двинулся дальше. Он был раздражен этой непредвиденной задержкой и при каждом шаге с силой ударял посохом о землю. Наконец Калами достиг границы леса и углубился в тенистую чащу, понемногу отклоняясь влево. Он не знал, куда его приведет эта дорожка — к Лисице или же к Бабе Яге, и от досады решимости у него поубавилось. Тогда Калами упер посох в засыпанную листьями землю и долго смотрел на его основание, глубоко вдыхая разреженный воздух и концентрируя волю. У него есть задание. И оно может быть выполнено только при условии, что он направит на это все свои помыслы.

Немного успокоившись, Калами поднял голову и чуть не вскрикнул от неожиданности. Прямо перед ним в древней ступе, щербатой от времени и черной от грязи, сидела Баба Яга. В костлявых руках она держала пестик, и от взгляда Калами не укрылось, что это потрепанное орудие вымазано в чем-то сильно напоминающем кровь.

— Значит, Вэлин Калами, ты направляешься к Лисице, — прошамкала Баба Яга, демонстрируя черное железо своих зубов. — Хочешь забрать дочь Ингрид Лофтфилд для своей императрицы.

Калами согнулся в поклоне, насколько это было возможно сделать с занятыми руками.

— Ничто не может укрыться от вас, Великая Мать.

Баба Яга и глазом не моргнула в ответ на эту лесть:

— Лисица отдаст женщину тебе. А ты отдашь ее мне.

Калами помедлил. Что, если ему так и поступить? Не было такого варианта, которого бы он уже не обдумал. Если он потеряет Бриджит, императрица останется одна и доверится ему, откроет ему тайны клетки Феникса, и в его руках засияет настоящая власть изавальтского престола… И сожжет его жизнь, как уже сожгла жизнь императрицы. Без спасительной силы Бриджит очень скоро он станет таким же старым, немощным и безумным, как Медеан. Нет. Калами встряхнул головой. Стремление к власти уже начинает работать против него. Нет, если нельзя оставить Бриджит в руках Лисицы, не стоит отдавать ее и Бабе Яге.

— Это весьма заманчивое предложение, — Калами поклонился, — но я вынужден его отклонить.

— Берегись! — прохрипела ведьма. — В тебе тоже есть силы, я это чую. Твое сердце и ненависть, что живет в нем, иссушают и ослепляют тебя. Скоро ты потеряешь все!

— Скоро я все обрету, — холодно ответил Калами. — С какой стати я должен идти на риск, приобретая такого опасного союзника?

Баба Яга обнажила железные клыки:

— Отдай мне женщину, колдунишка! Отдай ее мне, и будешь счастлив. А не то…

— Я не причинил вам никакого вреда, не принимал от вас даров, никак не оскорблял и ни в чем не обвинял. — Калами развел руками. — Так что вы и пальцем до меня не дотронетесь, даже здесь.

— Я тебе это припомню, жалкий человечишка! Я еще припомню!

Калами опять поклонился:

— Вынужден покинуть вас, Великая Мать. Мое почтение.

Со злобным бормотанием ведьма выхватила у него из рук копье Красного Рыцаря, засунула в ступу, оттолкнулась пестом и, взвившись к кронам деревьев, испарилась так же бесследно, как перед этим — ее прислужник.

Калами не медля двинулся дальше. Однако, несмотря на внешнее спокойствие, на душе у него скребли кошки. Теперь Баба Яга будет следить за ним, и никак, никакими силами во всех мирах с этим ничего нельзя сделать. Ну почему он не послушался, почему не отдал то, что она просила? Дурак, какой же он дурак…

«Стоп! — жестко приказал себе Калами. — Неужели ты и вправду думал, что сможешь завладеть одной из величайших сил мира без всякого риска? Неужели правду говорят о твоем народе, что вы поджимаете хвост, когда тени становятся слишком темными, а ставки — слишком высокими? У тебя будет Бриджит и будет Феникс. С таким оружием ты примешь любой вызов, который бросит тебе Баба Яга, и победишь ее. Ты освободишь свой народ из-под гнета и приведешь его к власти — не только над угнетателями, но и над тремя великими империями. Изавальта будет пресмыкаться перед тобой и твоим народом…»

— Такие большие мысли в таком маленьком мозгу.

Калами чуть было не споткнулся. Огненно-рыжий лис сидел возле гнилой колоды, покрытой мхом и опавшими листьями.

— Добрый день, господин лис, — сказал Калами предельно вежливо. — Умоляю…

— Да-да. — Зверь почесал за ухом. — Твои мольбы разносились по всему лесу, словно вопли коров на бойне. Своими мольбами ты перебудил всех лисят в норах, и теперь бедняжки воют и не могут уснуть. Я должен сказать, су-у-дарь, — он подчеркнуто растянул это слово, — наша матушка недовольна.

Калами низко поклонился:

— Так будьте же так любезны, господин лис, позволить мне лично принести ей свои извинения.

Но тот застыл, словно изваяние, и только самый кончик его хвоста беспокойно подрагивал.

— Нам здесь не нужно смертных, — сказал он. — Что, если я скажу, что наша матушка просит тебя удалиться?

— Ваша матушка никогда не обошлась бы так грубо с официальным посланником, — строго сказал Калами. — И она была бы в ярости, узнай она, как вы разговариваете со мной.

Ответом ему было глухое рычание и блеск клыков. Калами облегченно вздохнул. Если бы он ошибся с ответом, зверь уже вцепился бы ему в горло. Краем глаза Калами заметил, как во мраке исчезли еще две тени. Все, что сейчас нужно, — это сохранять спокойствие и ждать, несмотря на лисье рычание, от которого у Калами тряслись коленки и колотилось сердце.

— Что ж, пойдем, пос-смотрим, как гостеприимно тебя встретят. — Лис взмахнул хвостом и потрусил между деревьями.

Держа палку прямо перед собой, Калами поспешил за ним.

По воле хозяйки этих мест ничто не преграждало им путь. Деревья поднимали ветви и выравнивали корни, так что Калами шел легко, словно прогуливался по мостовой в Бирадосте.

Постепенно деревья отступили, и взгляду Калами открылся тот же зеленый холм, который видела Бриджит. Он казался вполне цельным и основательным, Калами даже слышал, как трава шелестит на ветру. Но в то же время он знал, что в черной расщелине, зияющей в склоне холма, скрыто куда больше иллюзий, чем можно предположить. Это был дом Лисицы, и Калами видел только то, что ему было дозволено видеть.

— Ты должен оставить свою палку здесь. — Лис оглянулся через плечо и оскалился. — Это дерево не выдержит соприкосновения с камнями жилища нашей матушки.

Имелось в виду, что как только его посох коснется холма, Калами тут же попадет обратно в мир смертных. Но он был к этому готов. Калами поднял посох и об колено разломил его надвое. Одну половину он отбросил в сторону, а другую спрятал под кафтан.

Лис фыркнул, словно насмехаясь над этими хитростями, но ничего не произнес и повел Калами внутрь, во мрак.

Проход по черному тоннелю оказался на удивление коротким. Калами слышал рассказы о том, как Лисица заставляла своих гостей блуждать по коридору целыми сутками. Может, ее позабавило то, как остроумно он нашел выход из положения и смог оставить при себе свой ясеневый талисман. Однако скорее всего причина такой милости крылась в том, что Лисица придумала какую-то игру поинтересней.

«Я пришел сюда на законном основании, по поручению правящей королевы, и Лисица не может причинить мне никакого вреда», — напомнил себе Калами, когда прозрачный зеленый свет рассеял темноту и он оказался в пещере, служившей Лисице логовом.

Калами сразу увидел Бриджит — она была здесь единственным человеком. Она лежала на спине в гнезде из шерсти и листьев, одна ее рука покоилась на передних лапах Лисицы. Сама королева возлежала рядом с Бриджит, свернувшись вокруг нее клубочком, словно та была одним из ее лисят.

— Как тебе нравится моя новая дочка? — игриво спросила Лисица. — Правда, она немножко бледновата и слаба, но думаю, со временем это пройдет.

— Конечно, когда она превратится в оборотня. — Калами поклонился, чтобы смягчить едкость своих слов. — Великая королева, я приветствую вас от имени моей царственной госпожи, Ее Величества вдовствующей императрицы Медеан, дочери Эдемско, внучки Начерады, правительницы Вечной Изавальты. Нечто, имеющее некоторую ценность для Ее Императорского Величества, затерялось в ваших обширных владениях, и она просит вас, как монарх монарха, помочь ей в поисках. Взамен она предлагает вам этот знак ее сестринского уважения и дружбы. — Калами достал золотое с изумрудами кольцо.

Лисица принюхалась, изучая ауру кольца, и в то же время прикрыла Бриджит хвостом, словно живым одеялом.

— А что, если я уже нашла это нечто? — робко поинтересовалась Лисица.

Калами решительно встретил ее взгляд. Бриджит казалась мертвенно-бледной, сквозь кожу просвечивали голубые ниточки вен. Она находится здесь уже слишком долго. Нужно вернуть ее как можно скорее, иначе от нее ничего не останется, кроме бесплотного духа.

— Если вы нашли то, что ищет Ее Императорское Величество, то я смиренно умоляю вас с уважением отнестись к просьбе моей госпожи и вернуть пропажу в ее владения.

Лисица в раздумье склонила голову набок.

— И зачем мне это? — спросила она, глядя на Калами сияющими глазами.

Калами заметил, что к Лисице приближаются еще три лиса — два рыжих и один серый. Все трое были размером с нормальных лис и по сравнению со своей громадной мамочкой казались игрушечными. Сердце Калами готово было выскочить из груди. Неужто это те самые, из Лисолесья? Те трое, которых он натравил на Ананду, чтобы они повстречались с Сакрой и его заколдованными клинками? Знают ли они, что в этом и заключался его план?

Если да — то он умрет. Прямо здесь и сейчас, если повезет.

— Хотя бы затем, Великая Королева, что ни одно живое существо не может существовать здесь, в Безмолвных Землях. Оно просто истает, как снег на солнце, и вы останетесь ни с чем. А вот с подарком Ее Величества этого не случится. — Он поднял кольцо вверх, чтобы зеленый свет заиграл на изумрудных гранях. Происхождение кольца было ему неизвестно, но раз Медеан послала именно эту вещь, значит, она должна поразить воображение Лисицы. В чем-чем, а в проницательности Медеан не откажешь.

Лисица снова принюхалась и повела хвостом над Бриджит, словно погладила. Не приходя в себя, Бриджит шевельнулась и тихо застонала. Рот ее приоткрылся, челюсть безвольно отвисла. Калами чудилось, что он слышит, как бьется сердце Бриджит, и с каждым ударом частичка ее души, ее силы утекает в Землю Смерти и Духов, как вода в песок.

Лисица убрала хвост с распростертого тела Бриджит.

— Может, ты и прав, — согласилась она. — Возможно, она чересчур слаба, чтобы стать одной из моих лис. — Она наклонила голову и лизнула сомкнутые веки Бриджит. Та вздрогнула, но не очнулась, только отвернула лицо. — Что ж, забирай свою драгоценность.

Калами еще раз поклонился, положил кольцо перед Лисицей, и она тут же накрыла подарок лапой. Калами расценил этот жест как знак согласия и бережно взял Бриджит на руки. Она даже не шевельнулась.

— От имени моей госпожи я благодарю вас, великая королева, и прошу позволения удалиться.

Лисица кивнула. Калами осторожно повернулся лицом к туннелю. Бриджит лежала у него на руках — холодная и тяжелая. Эта тяжесть обнадеживала: значит, душа Бриджит все еще пребывает в ее теле. И значит, ее можно спасти — если как можно скорее вернуть в мир живых.

Покрепче обхватив бесчувственно тело, Калами шагнул в темноту.

— Ты отдала ее.

— Сын мой, это упрек? — Лисица обернулась так, что живот и соски оказались перед старшим из ее рыжих отпрысков.

— Нет, матушка. — Он выгнулся, подставляя матери белую шею. Она ласково похлопала ее лапой. — Просто удивляюсь, как легко ты отказалась от мести.

— Я? — Лисица лениво растянулась на подстилке. — Я только что отправила во дворец Медеан, где обитают твои обидчики, колдунью невиданной силы. К тому же перед тем как отпустить ее, я преподнесла ей дар, который не раз пригодится ей среди всех этих заклятий и иллюзий, которыми окружила себя та, что «рада считать меня своим другом».

Голос Лисицы вдруг стал зловещим, и тени вокруг нее оцепенели.

— Думаю, она пожалеет, что связалась с тем, кто теперь видит все эти ловушки насквозь. — Лисица оскалилась, обращаясь к темноте и своим видениям. — Да-да, она еще пожалеет, что укрыла в своем доме того, кто обидел моих деток.

Калами выбрался из расселины и обнаружил обломок посоха там, где он его и оставил. Обрадованный этой удачей, Калами опустил Бриджит на землю. Она по-прежнему не шевелилась, ее грудь не поднималась в такт дыханию. И только едва заметный румянец на бледных щеках указывал на то, что в ней еще теплится жизнь. Калами поплевал на ясеневый обломок:

— Я отправляюсь домой. Отведи нас к реке.

Он бросил палку перед собой, она упала на землю и покатилась по траве вперед, к деревьям. Калами подхватил Бриджит на руки и поспешил вслед за палкой. Безымянная река текла вдоль всех Безмолвных Земель и была единственной надежной дорогой между этими краями и смертным миром. Лишь бы добраться до реки, а уж оттуда, с ее берегов, он без труда сможет перенести Бриджит в свой мир.

Калами крепко прижимал Бриджит к груди: чем больше она будет соприкасаться с живым человеком, тем лучше. То ли это воображение разыгралось, то ли и правда тело Бриджит стало немного легче… В душу Калами закрались подозрения. Неужели Лисица его одурачила, вместо женщины из плоти и крови подсунула ему подделку, раскрашенную куклу? Неужели он опять свалял дурака?

Ветви деревьев расступались в стороны, ясеневая палочка без остановки катилась по лесу, повинуясь неумолимому зову бренной реальности. Калами перевел дух и ускорил шаги.

Да, сомнений нет: его ноша становится все легче и легче. Калами стиснул зубы. Пустышка. Подделка, обман! И он попался на эту удочку! Обменял перстень Медеан на безделку, может быть, даже на опасную безделку. Скорее всего, Лисице все известно, сыновья наверняка рассказали ей, и это ее месть. А когда Калами привезет эту куклу в Изавальту, ее тайная сущность проявится и обрушит все его планы.

Вокруг не было слышно ни звука — только его собственное яростное дыхание. Ветки хлестали Калами по бокам, царапали голову, но все это абсолютно бесшумно. Мысли крутились в одном и том же отвратительном ритме: одурачен, одурачен, одурачен…

Зарычав, Калами бросил фальшивую Бриджит на землю. Теперь она валялась на траве, словно труп… Да что там «словно». Фальшивый румянец на щеках подделки становился все слабее. Ну уж нет! Сейчас он вспорет это тело, вскроет его, выпотрошит изнутри и выяснит, что за заклятье в нем скрывается. А потом оставит его здесь, рядом с обманчивой оболочкой…

Калами выхватил кинжал и занес его над призраком. Он одурачен, одурачен, одурачен…

«Если только ты сам себя не одурачил».

Эта мысль остановила его руку. Одурачен, одурачен, одурачен — пульсировало в голове с каждым ударом сердца. Но кем? Каким образом? Все поплыло у Калами перед глазами. Он заблудился, обманут, запутался в собственных сетях, в сетях, расставленных другими, и маска слоями облезает с его лица, чтобы он потерялся…

Бриджит — а может, ее призрак — зашевелилась. Он уставился на нее — на него? — в ужасе вытаращив глаза.

«Погоди-ка, погоди! Не смей терять самообладание. Ты должен выдержать!!!»

Калами с силой сжал рукоять кинжала, но тот металл, который можно было взять с собой в Безмолвные Земли, не мог защитить своего владельца от чар этого мира.

«Одурачен, одурачен, одурачен!»

Калами осторожно провел лезвием по обнаженному горлу призрака. По коже поползла красная нить, послышался вздох удивления и боли.

Кровь — яркая, красная кровь — выступила из неглубокого пореза. Калами содрогнулся: у призраков нет крови. Он поспешил спрятать кинжал в ножны, весь дрожа при мысли о том, что он чуть было не натворил.

Калами осторожно поднял Бриджит и крепко прижал ее к груди. Ясеневая палочка дожидалась поодаль, но стоило Калами сделать первый шаг, как она снова припустила по лесу. Этому проводнику можно было доверять, ведь это было его творение. Калами старался держать себя в руках так же крепко, как держал Бриджит. Где-то там, впереди, бежит река. Ее течение приведет его обратно, в мир живых. Там есть звуки и запахи, свет и тепло. Вот она, цель, вот к чему он стремится и душой и сердцем. Всеми силами души, сердца и измученных легких Калами пытался превратить эту цель в нечто осязаемое.

Наконец деревья поредели и перед Калами заблестела коричневая гладь реки, протянувшейся меж поросших мхом берегов. Не желая больше сдерживаться, он завопил от радости и побежал — тяжело и неуклюже, пока вода не коснулась его сапог. Деревья вокруг превратились в бесформенные тени, и стало холодно. Калами закрыл глаза, а потом вновь открыл.

Он стоял на берегу замерзшего ручья, который впадал в большую реку, что течет к Выштавосу, зимнему дворцу императорской семьи. Неподалеку грызла удила и нетерпеливо била копытом лошадь, привязанная к иве.

Не обращая на нее внимания, Калами стал на колени, и Бриджит соскользнула на снег. Он торопливо расстегнул свой плащ и укрыл ее. Бриджит была слишком бледной и слишком холодной. Калами приложил руку к ее груди: она дышала. Дышала!

От его прикосновения, а может, от зимнего холода Бриджит очнулась и открыла глаза.

— Сны, — пробормотала она, глядя на него невидящими, но тем не менее ясными глазами. — Какие странные сны…

— Да, это всего лишь сны, — ласково сказал Калами, закутывая ее в плащ. — А утром ты проснешься. «Проснешься — и будешь моей, проснешься — и наполнишь мои грезы, Бриджит Ледерли».

Сейчас она показалась ему прекрасной. Время, проведенное в Землях Смерти и Духов, сделало ее черты тоньше и благородней. Впервые он увидел ее восемь лет назад — глазами сгорающего от желания юноши по имени Кьости, и видел в ней просто тоненькую девушку, которой можно заговорить зубы, чтобы затащить в постель. Второй раз он видел ее сам, в темноте безлунной ночи возле озера, и был ослеплен силой, которая бесконтрольно и бессмысленно изливалась в невосприимчивый мир. А когда он вернулся в третий раз и увидел, как она стоит над ним, вытащив его из смертоносного озера, она показалась ему крепкой простолюдинкой, загрубевшей от тяжелой работы.

Но теперь, на грани жизни и смерти, она казалась такой хрупкой, словно в ней не осталось ничего материального — только сила души, поддерживающая биение жизни. Вероятно, эти черты можно усилить… И если так, то, когда он будет стоять за троном Изавальты, она будет не просто служанкой…

Калами улыбнулся и прижал Бриджит к сердцу.