Только после долгих и ожесточенных споров Бриджит согласилась, что Калами все-таки имеет смысл съездить в Бейфилд. Она один раз уже вытаскивала его из воды, и ее нежелание совершать этот подвиг вторично было вполне объяснимо.

Калами стоял перед ней и изо всех сил старался сохранять спокойствие.

— Если моя лодка не годится даже для того, чтобы доплыть до вашего материка, то как же она сможет доставить нас в Изавальту? Я должен убедиться, что она выдержит это путешествие.

— Вы не знаете озера, — возражала Бриджит. — Верхнее — это не океан, и волны могут надвигаться с любой стороны. А если налетит шквал и вас, — она ткнула его пальцем в грудь, — захлестнет волна высотой футов в тридцать?

— Бриджит, можете быть уверены, я буду предельно осторожен. К штормовому морю я привык.

Она всплеснула руками, поражаясь его непонятливости:

— Я вам уже десять раз повторяла: это не море, а озеро. Вы что, не понимаете разницы?

Калами улыбнулся:

— Понимаю. Я понял это в ту ночь, когда приплыл сюда.

— Ладно, если вы пойдете на дно между островом и Бейфилдом — пеняйте на себя!

Поначалу Калами думал, что Бриджит склонна преувеличивать опасность. Но когда он все же отправился в плавание между красным и зеленым островом, которые Бриджит называла Апостолами, то понял, что это были не пустые слова.

В жизни Бриджит то и дело возникали ситуации, которые вытаскивали ее из постели по ночам. И не раз она оказывалась бессильной свидетельницей того, как озеро поглощает человеческие жизни. Однажды, когда Калами взобрался вместе с ней в тесную комнатку на вершине башни и зачарованно наблюдал, как она зажигает огонь в лампе, Бриджит рассказала ему об одном таком случае. В детстве она видела, как корабль пошел ко дну, оттого что сел на мель и его разбило о камни налетевшим штормом. Бриджит говорила, что по-настоящему испугалась лишь тогда, когда поняла, что тут бессилен даже ее отец: он просто стоял под дождем и молился. Бриджит ни разу не взглянула на Калами, пока рассказывала эту историю, и еще долго после этого она задумчиво смотрела на луч маяка, играющий на волнах.

Бриджит постаралась предупредить Калами обо всех возможных опасностях, показала ему маршрут по карте и настояла на том, чтобы он пять раз повторил его. Но, несмотря на все опасения, озеро, которым она так его напугала, оставалось спокойным на протяжении всего пути. Опасность поджидала Калами, когда он приблизился к оживленной набережной Бейфилда. Благодаря воспоминаниям, позаимствованным у Сэма, у Калами имелось некоторое представление о пароходах, но он оказался совершенно не подготовлен к тому, что они такие огромные и их так много. При виде металлических бортов, вздымающихся ввысь над его крошечной посудинкой, он почувствовал себя мелкой рыбешкой, которая пытается проложить себе дорогу сквозь стаю китов.

Но в конце концов он все-таки сумел проскользнуть к причалу и привязать там лодку, после чего направился в портовую контору, чтобы заплатить за стоянку. Специально для этой цели Бриджит дала ему несколько монеток. Калами заметил, что здесь его родной мир и мир Бриджит не слишком-то отличаются друг от друга. Он увидел людей знакомого ему типа: это были мужчины в теплых куртках, заштопанных штанах, с матерчатыми или вязаными шапками на головах. Их одежда казалась ему странной, но обветренные лица и грубые ладони были до боли знакомы, точно так же как интонации, с которыми они обсуждали проблемы ввоза товаров, корабельного бизнеса и вероятных перемен погоды, что предвещал холодный ветер с озера. Таким же знакомым был и мощный запах рыбы и мужского пота, исходивший от этого сборища.

Все детство Калами прошло на острове Туукос, среди таких же людей. Это было до того, как отец записался на службу к одному из изавальтских лордов. Что и говорить, питаться после этого они стали значительно лучше, но ощущение свободы исчезло навсегда.

— Здорово, парни, — добродушно сказал Калами простецким тоном Дэна Форсайта. — Отличный денек.

— Да ну? — процедил один из рыбаков постарше и сплюнул на землю.

Несколько парней помоложе переглянулись и стали подталкивать друг друга локтями. Очевидно, этот ответ не был для них неожиданностью. Как только Калами отошел к окошку кассы, компания тут же вернулась к прерванному разговору.

Кассир, молодой человек в белой рубашке с черными нарукавниками, забрал монетки, нацарапал что-то на клочке бумаги и передал его Калами.

— Спасибо. — Тот запихал бумажку в карман и приветственно помахал молодому человеку ладошкой, но тот уже отвернулся.

— Ты откуда такой будешь? — спросил у Калами один из бездельников помоложе, с чрезвычайно длинной шеей. Она выступала по меньшей мере на три дюйма над высоким воротничком темно-синей куртки. А уши у него торчали так, что казалось, голова, укрепленная на столь неустойчивом шесте, могла ими балансировать.

— С Песчаного. Вот, решил заглянуть. — Калами сунул руки в карманы. Он заметил, что здесь так было принято — если только ты не выстругивал что-нибудь, не втыкал в землю нож и не вертел в руках трубку или леску.

Некоторое время собравшиеся лениво обдумывали это сообщение. Затем один из них, крепкий парень с лицом землистого цвета, вытащил изо рта покрытую сажей трубку, достал из кармана складник и принялся с его помощью вычищать ее, говоря:

— Что-то не видал я тебя в Истбэе.

— А я там и не бывал. — Калами развязно прислонился плечом к стене. — Я пока живу на маяке.

— На маяке?! — Длинношеий выпучил белесые глаза. — Ты что, хочешь сказать, что добился кое-чего от этой старой зануды?

— Ну, не он первый… — добавил человек с резкими, словно вырубленными топором, чертами лица, и многозначительно поправил кепку, нахлобученную на рыжую шевелюру. Поскольку ожидаемой реакции не последовало, он пихнул длинношеего под ребра.

— Ты что, ревнуешь? — с издевкой спросил старший с трубкой, засовывая ножик в карман, а трубку — в рот.

— Не-а, — сказал рыжий. — Он просто до сих пор бесится, что она не поверила, когда он сказал, будто у него не только шея такая длинная. — Он фыркнул. — Да еще предлагал доказать, как я слыхал.

Дружный гогот был прерван чьим-то резким окриком:

— Попридержи-ка язык, Джек Чэппел! — На пристани, в толстой юбке, подоткнутой под пояс передника, стояла торговка рыбой. Один из ее увесистых кулаков упирался в мощное бедро, в другом был зажат веник. — И вы все тоже. Не желаю я больше этого выслушивать.

— Бросьте, миссис Такер, — глубокомысленно произнес старший с трубкой, — парни молодые, дело обычное.

— А коли молодые, так надо хорошенько треснуть им по башкам, чтоб вспомнили, как себя вести. — Она замахнулась на них веником, словно намереваясь осуществить на практике свой принцип воспитания хороших манер, а затем подступила к Калами и ткнула его грязным пальцем в грудь. — А ты что на это скажешь?

Калами отодвинулся от стены и спокойно встретил ее яростный взгляд.

— Я скажу, мэм, что мисс Бриджит — хорошая женщина. Она вытащила меня из воды, когда я тонул, и позволила мне пожить у нее, пока я чинил свою лодку.

— Тогда ладно, — торговка удовлетворенно кивнула и отступила назад, видимо, выражая этим свое уважение. — Может, хоть ты чему-то научишь этих оболтусов.

В довершение ко всему она плюнула под ноги Джеку Чэппелу и длинношеему, закинула веник на плечо и гордо удалилась.

Когда она отошла подальше и уже не могла их услышать, «молодые парни» принялись сдавленно хихикать и качать головами.

— Не обращай внимания, — сказал старший с трубкой. — Она знает, что говорит. Бриджит Ледерли спасла ее парнишку.

— Да она половину города вытащила с того света, — заметил до сих пор молчавший коротышка с блестящими черными глазами. — Это озеро — сущий дьявол, а из-за островов — и того хуже. Побольше бы таких, как эта Ледерли.

Все вокруг задумчиво закивали. Только Джек Чэппел, кажется, опять хотел сморозить какую-то пошлость, но длинношеий вовремя пнул его по лодыжке, и Джек усвоил, что иногда лучше промолчать.

Когда самый старший из этой компании передвинул трубку из одного угла рта в другой и принялся ее шумно посасывать, Калами решил прервать затянувшееся молчание.

— Ну вот что, — поскреб он в затылке. — Я тут по поручению мисс Бриджит. — Он сунул руку обратно в карман и кивнул в сторону материка. — Не скажет ли кто, где мне найти Грэйс Лофтфилд?

— Цыганку Грэйс? — Старший удивленно поднял брови. — Сдалась она тебе… — Он вынул трубку изо рта и, скосив глаза, заглянул внутрь. — У нас о них обеих не говорят.

— А мне-то что с того? — Калами пожал плечами. — Мое дело маленькое — передать письмо и всего делов.

По пронзительному взгляду собеседника Калами видел, что ему страсть как хочется узнать, что это за письмо. Но, видимо, даже его наглость была не безгранична.

Он указал трубкой на широкую улицу, что уходила прямо в глубь материка.

— Вот это — Риттенхаус. Пойдешь по ней до Второй улицы. Там найдешь аптеку. Ее квартира — прямо над ней. Там такой знак висит, с рукой, не пропустишь.

— Надеешься, что там повезет больше? — сострил длинношеий, и вся компания снова расхохоталась.

Калами ухмыльнулся, давая понять, что оценил шутку, и ушел, предоставив своим новоявленным знакомцам и дальше развлекаться догадками и сплетнями.

Если не считать того, что Вторая улица оказалась третьей по счету, у Калами не возникло особых проблем с поиском нужного дома. Аптека была знакома как Сэмюэлю Хансену, так и Дэну Форсайту. Калами не смог прочесть надпись на неимоверно прозрачных окнах, но с помощью чужой памяти он узнал две бутылки — одну с красной жидкостью, другую с зеленой, — что были выставлены на обозрение среди чудесного строя склянок и бутылок из цветного, прозрачного и граненого стекла. Калами не мог оторвать от витрины зачарованного взгляда. Никогда в жизни он не видел столько стекла! Только императорский дворец по большим праздникам украшали цветным стеклом, но этим украшениям было уже не меньше ста лет.

Калами украдкой взглянул вверх и увидел в одном из окон второго этажа большой белый плакат с изображением ладони — так детально прорисованной, словно это была мореходная карта. Это, очевидно, и был тот самый знак, который, если верить человеку с трубкой, нельзя было не заметить.

Калами запомнил расположение окна, после чего отыскал узкую дверь с маленьким окошечком, сквозь которое виднелась скособоченная деревянная лестница. Калами вошел внутрь и поднялся в обшитый панелями холл с единственной узкой полоской истертого ковра на полу.

Как того требовали местные обычаи, Калами снял позаимствованную у Сэмюэля кепку и постучал в облупленную дверь, первую по левой стороне.

— Войдите, — послышался женский голос.

Зажав головной убор под мышкой, Калами повиновался.

Открывшаяся его взгляду комната разительно отличалась от обстановки в жилище Бриджит. В доме на острове соображения практичности преобладали над стремлением к комфорту, и потому жизнь Бриджит проходила среди простых крашеных стен. Здесь же все было буквально забито всевозможными подушечками, коврами и тяжелой мебелью. На массивных полках бесконечными рядами выстроились статуэтки и безделушки, а также множество предметов, которые Калами не смог опознать даже при помощи чужой памяти. Стены были увешаны подробными схемами различных форм рук, голов и глаз. Между ними помещалось несколько черно-белых портретов. Изображенные на них люди куда-то напряженно вглядывались, все они казались мрачными и удивленными. Видно, нарисовавший эти картины художник был не слишком-то жизнерадостным человеком.

Среди этого разнообразия вещей Калами не сразу заметил хозяйку квартиры. Она восседала за покрытым гобеленовой скатертью столом, на котором под складками длинного красного кружева, покоился какой-то круглый предмет. В женщине легко угадывалось сходство с Бриджит. И хотя Калами не мог определить, какого она роста, он заметил, что у нее, как и у Бриджит, крепкие кости, большие глаза и прямой нос. Волосы у нее были светлее, чем у племянницы, но даже в тусклом свете, который с трудом пробивался сквозь тяжелые портьеры, было видно, что кожа у обеих одинаково бледная.

— Доброе утро, мэм. — Приветствие в лучших традициях Дэна Форсайта. — Я…

Грэйс Лофтфилд не дала ему договорить:

— Я знаю, кто вы. — Голос ее был хриплым от бешенства.

— Да? — Калами смущённо скомкал свой головной убор. — Но ведь…

Женщина встала, и Калами увидел, что она еще ниже ростом, чем Бриджит, к тому же тело у нее более рыхлое и слабое. Но когда Грэйс медленно встала из-за стола, он увидел также, что в руке у нее зажата длинная деревянная дубинка.

— Убирайтесь отсюда! — прошипела она.

— Но мисс Бриджит велела мне…

— Тьфу! — Плевок был не настоящий, но звук был похож. — Вы опытный лжец, сэр, но я вас знаю. — Она указала на него дрожащим пальцем. — Вы один из них. Один из тех, кто увез мою сестру.

— Возможно, вы и знаете меня, — возразил Калами, вернувшись к своему нормальному голосу, — но тот, кто увез вашу сестру, давно мертв.

Это заявление нисколько не умерило ярости Грэйс Лофтфилд.

— Моя сестра тоже. Кто бы вы ни были, убирайтесь туда, откуда явились! — Теперь указующий перст был направлен в окно, как будто она предлагала ему выпрыгнуть со второго этажа или улететь. — И оставьте меня и мою племянницу в покое.

Медленно, не отрывая от нее взгляда, Калами покачал головой:

— Не могу.

Рука Грэйс еще крепче сжала рукоять дубинки.

— Вы не посмеете.

— Иначе нельзя, — сказал он твердо. — Она нужна мне.

— Я сказала, убирайтесь! — взвизгнула Грэйс, и ее лицо исказилось от гнева и страха.

— И этого я не могу сделать, потому что вы мне нужны тоже.

Чаша терпения Грэйс переполнилась. Она размахнулась и опустила бы дубинку прямо на череп Калами, если бы тот не увернулся в последний момент. Калами упал на диван, Грэйс ударила снова, но он успел откатиться в сторону. На этот раз Грэйс размахнулась слишком сильно, потеряла равновесие сама и полетела вверх тормашками на диван. Не дав ей опомниться, Калами схватил дубинку и потянул на себя, пытаясь вырвать оружие из ее рук. Грейс лягалась изо всех сил, но ее легкие туфли не могли соперничать с его сапогами. Калами завладел дубинкой, и теперь, тяжело дыша, они стояли лицом к лицу.

— Не желаете присесть? — предложил Калами, указывая на кресло свободной рукой. — Нам многое нужно сказать друг другу.

Взгляд Грэйс метнулся к двери, затем к окну. Ясно было, что она всерьез обдумывает этот рискованный выход, и Калами приготовился пресечь ее маневр. Но она прочитала его мысли так же легко, как он — ее, и, вместо того чтобы бежать, вернулась к своему креслу и рухнула в него.

— Благодарю вас. — Калами не оборачиваясь сбросил несколько подушек, расчищая себе место, и сел на краешек дивана. Дубинка заняла почетное место у него на коленях. — Сударыня, ваша племянница рассказала мне, что вы являетесь тем, что у вас называется «медиум».

— Вам-то что до этого? — Грэйс пригладила волосы, растрепавшиеся во время борьбы.

— Я хочу использовать ваши способности.

Губы Грэйс изогнулись в торжествующей улыбке:

— И напрасно. Вы будете разочарованы, но это не более чем способ заработать на жизнь. Мои сеансы — просто мошенничество и подделка. Я могу показать вам, как это делается, если хотите. Странно, что Бриджит не сообщила вам об этом.

— Она сообщила. — Калами выдержал паузу, чтобы убедиться, что Грейс внимательно его слушает. — Но я думаю, она ошибается.

Некоторое время Грэйс боролась с собой: она то открывала, то вновь закрывала рот, словно не могла решиться ответить. Калами понимал, что, с одной стороны, ей хотелось скрыть свои способности, а с другой — она гордилась ими.

— Я сполна заплачу за ваши услуги, — негромко добавил он. В глазах женщины появился алчный блеск, а на лице опять отразилась внутренняя борьба.

— Сколько? — вырвалось у нее.

В знак доверия Калами отложил дубинку в сторону, правда, подальше от Грэйс, так чтобы при необходимости легко дотянуться до оружия.

— Я отплачу вам той же монетой, — ответил он. — Я тоже кое-что умею. Наверняка у вас есть какое-нибудь желание, которое нельзя выполнить традиционными способами.

Грэйс отвела глаза и закусила губу. Калами не торопил ее с решением. В магии, как и во многих других делах, гораздо надежнее полагаться на добровольного помощника.

Калами наблюдал, как Грэйс в раздумье поглаживает подлокотник. В этой руке было слишком много плоти, и кожа на ней уже начала обвисать старческими складками. Калами наклонился вперед:

— Вы ведь знаете, что я могу сделать то, что обещаю. Вы видели это, не так ли?

Грэйс ничего не ответила, но ее рука еще быстрее заерзала по подлокотнику, как будто она пыталась стереть что-то с ладони. Калами медленно поднялся. Он обошел маленький столик и склонился над креслом.

— Вы тревожитесь за племянницу, потому что у вас доброе сердце. — Он коснулся руки Грэйс, останавливая ее беспокойное движение. — Вы знаете, что не по своей вине она стала здесь изгоем и у нее нет ни друзей, ни семьи. Я хочу помочь ей, отвезти ее туда, где ее будут почитать, а не презирать.

Он взял ее руку и сжал в своих ладонях:

— Но прежде чем я смогу помочь ей, вы должны помочь мне.

Его слова почти убедили Грэйс. Лицо ее смягчилось, и она не пыталась отдернуть руку. И все же голос ее прозвучал сердито:

— Но один из вас пришел и отнял у меня сестру.

Калами осталось разрушить последний бастион.

— Нет, Грэйс, — ласково сказал он. — Вашу сестру отняли родовые муки. Такое могло случиться с кем угодно. Вы не должны винить в этом нас.

Грэйс строго посмотрела на него, но он молчал, склонив голову набок и глядя ей в глаза. Калами ясно видел, что она взвешивает все за и против на весах своей души, тщательно и скрупулезно, как человек, которому в жизни приходилось принимать слишком много тяжелых решений. В этот миг она была очень похожа на вдовствующую императрицу.

Затем Грэйс отняла руку и положила ее на колени, накрыв сверху другой рукой.

— Хорошо. Чего вы от меня хотите?

Калами поднялся. Он облегченно улыбнулся, надеясь, что Грэйс воспримет это как свидетельство благодарности. Конечно, заставить ее повиноваться при необходимости можно было. Но кто знает, хватило бы у него после этого сил на то, чтобы связаться со своим миром.

Калами вытащил из-под рубашки кожаный мешочек и достал из него нефритовое кольцо в виде дракона, кусающего собственный хвост.

— Мне нужно, чтобы вы нашли того, кому принадлежит вот это.

Грэйс взяла кольцо двумя пальцами и подняла его повыше, чтобы блики света заиграли на блестящей поверхности камня. С видом знатока она повертела кольцо между пальцами, словно оценивала его стоимость.

— Мне потребуется полная тишина, — ворчливо предупредила Грэйс, зажав кольцо в кулаке.

Калами кивнул и поставил одно из засаленных кресел с обивкой из конского волоса за столик напротив нее.

Грэйс сняла красное кружево с предмета в центре стола. Это был шар из голубого прозрачного стекла.

— У вас тоже есть глаза, — заявила она, скомкала кружево и отложила в сторону. — Может, вы тоже что-нибудь увидите.

Калами снова кивнул. Он уже чувствовал, что все эти приготовления против воли завораживают его. Что она станет делать, эта женщина? Все это совершенно не походило на то, к чему привык Калами. Ясновидение Бриджит было непрошеным и невольным даром. Каким образом Грэйс собирается сделать это осознанно?

— Дайте мне руку, — сказала она, протягивая ладонь.

Калами подал ей руку, и Грэйс ее крепко сжала. Ладонь у нее была мягкая и сухая, но на пальцах были мозоли — как знак того, что ей действительно приходилось что-то делать. Некоторое время она просто вглядывалась в стекло, удерживая руку Калами с одной стороны шара, а кольцо — с другой. Ничего не происходило. Калами так и подмывало сменить позу или задать какой-нибудь вопрос, но он пересиливал себя. В этой женщине была сила, и она знала, как с ней обращаться. Так что оставалось только набраться терпения и ждать.

Стоило Калами об этом подумать, как в комнате повеяло холодом. Поток воздуха коснулся его лодыжек и приподнял кружевную занавеску за спиной Грэйс. Ее голова наклонилась вперед, зрачки расширились. Калами старательно вглядывался в голубое стекло, но не видел ничего, кроме искривленного отражения комнаты.

— Смотри… — Грэйс прижала его ладонь к гладкой поверхности шара. — Я вижу человека. Он идет по коридору из цветного дерева. Его одежда из шелка, она переливается тысячами оттенков. Кто-то шил это платье многие годы. Оно и его, и не его. Многие носили это платье до него, и многие будут носить после… Но именно оно делает его тем, кто он есть. Смотри!

Ее рука прижалась к шару, другая сжала кольцо так крепко, что побелели суставы. Калами почувствовал, как его охватывает ощущение незнакомого волшебства. Без всякого плетения, без колдовства, без видимых усилий эта женщина может видеть сквозь миры. Здесь, где чужаку так трудно удержать энергию, она сама щедро льется в руки детей этого мира. Что же произошло с этой семьей? Что оставило после себя такие дары?

Грэйс всматривалась в отдаленную сцену, которая разыгрывалась перед ней. Глаза ее возбужденно блестели.

— Его кожа покрыта татуировками, такими же пестрыми, как его платье. Все ветры мира запечатлены на его лице, а на руках у него драконы. Это для того, чтобы сделать его тем, кто он есть сейчас, и скрыть то, кем он был раньше. Он стар, очень стар, но он собирается встретиться с теми, кто еще старше, а самого старшего среди них нет. Он далеко, он в заточении. Нет, не он, а тот, кем он стал. — Она в замешательстве наморщила лоб, пытаясь понять.

Калами судорожно сглотнул. Только бы она не отвлеклась и не потеряла связь…

— Это Министр Воздуха. Вы можете с ним говорить?

Грэйс, казалось, не слышала. Все ее внимание было обращено к шару.

— Он оборачивается. Поднимает голову. Он чувствует, что за ним наблюдают. Он поднимает руку. На ней столько цветных рисунков. Драконы и ветер свиваются вместе, когда он шевелит рукой. Они свиваются и вновь разделяются. Они зовут, зовут…

Грэйс повалилась на стол, глаза ее закатились, челюсть отвисла. Потом она внезапно выпрямилась, как будто кто-то дернул ее за волосы. Все ее тело было напряжено, глаза бессмысленно вытаращены.

— Кто ты? — челюсть Грэйс задвигалась вверх-вниз, не совпадая с речью, как у марионетки. Губы застыли в мертвецком оскале, но из горла исходил знакомый голос. Не голос Грэйс, а глубокий, мягкий голос Тауна Чи-Тханха, Министра Воздуха, одного из Девяти Старцев Хун-Це.

Калами стоило немалых трудов говорить спокойно. Чи-Тханху незачем знать о том, что здесь произошло нечто поразительное.

— Я Вэлин Калами, Вечный Чи-Тханх.

— Я ощущаю тебя не как Вэлина Калами. — В голосе Чи-Тханха не слышалось огорчения, это была простая констатация факта.

— Я вынужден был воспользоваться помощью посредника, так как нахожусь от вас дальше, чем обычно.

Голова Грэйс дернулась в сторону в нелепой имитации движения Чи-Тханха, которое он имел обыкновение совершать, задумавшись о чем-нибудь.

— Любопытно. Тогда ты простишь меня, если я попрошу тебя предъявить доказательства твоей личности.

— Вечный Чи-Тханх, я был бы крайне разочарован, если бы вы этого не сделали. Вы нашли голос моего посредника, можете ли вы найти его глаза?

Голова Грэйс дернулась вновь и приняла нормальное положение, а зубы несколько раз клацнули, пока ее рот открывался и закрывался, повинуясь далекой воле Чи-Тханха. В зеленых глазах Грэйс мелькнула вспышка сознания, а затем, медленно, словно при обмороке, глазные яблоки закатились вверх, так что радужная оболочка исчезла, остались только белки.

— Я видел тебя, Вэлин Калами. — Подбородок Грэйс откинулся, язык свесился между зубов, но голос продолжал звучать, словно на сеансе чревовещателя. — Ты очень далеко от дома.

Калами ответил не сразу. Ему потребовалось время, чтобы совладать с тошнотой, которая подступала к горлу при взгляде на Грэйс.

— Я здесь по поручению вдовствующей императрицы.

Челюсть Грэйс отпала, чтобы испустить долгий вздох Чи-Тханха.

— Ах вот как. Из твоего последнего послания я сделал вывод, что эта поездка не продлится долго.

— Скоро она завершится, — заверил Калами. — Я нашел то, что искал.

— Выяснил ли ты, насколько это существо опасно для наших планов?

Калами кивнул.

— Оно могущественно, но совершенно не обучено и не имеет понятия о своем истинном происхождении. В течение нескольких месяцев я смогу полностью держать его под контролем, поскольку оно не будет понимать язык и обычаи Изавальты. Затем я подведу его к правильному пониманию того, что происходит.

Тело Грэйс наклонилось вперед, белки глаз поблескивали в тусклом свете.

— Оно несет в себе слишком много силы, слишком много выгоды. Лучше бы ему вообще не попадать в Изавальту.

— Вечный Чи-Тханх, — Калами постарался вложить в этот титул максимум покорности, — вы должны понять, что без этой силы я не смогу оберегать Сердце Мира от созданной вами же угрозы.

— Ты забываешь о том, что пленница императрицы призвана защищать Хун-Це. — Голова Грэйс отрицательно закачалась из стороны в сторону. — Она не опасна для нас.

— Вы уверены? — Калами задал вопрос не сразу, чтобы Чи-Тханх хорошенько подумал. — Медеан нашла способ посадить ее в клетку. Кто знает, возможно, придет день, и она сможет направить ее против вас?

Впервые Калами услышал раздражение в голосе Чи-Тханха:

— Мы говорим об одной из величайших сил мира. И ты думаешь, что какая-то императрица способна изменить саму природу этой силы?

Калами вдруг подумал о том, как, должно быть, устал Чи-Тханх. Почти тридцать лет назад Девять Старцев, самые могущественные маги в этом мире, создали великое заклятье, но лишь для того, чтобы увидеть, как оно потерпело полнейшее поражение. И словно этого унижения было недостаточно, древнейшая империя Хун-Це стала заложницей женщины, еще почти девочки. Сколько часов Чи-Тханх провел в размышлениях, пытаясь найти выход из этой ловушки! И сколько часов провели Девять Старцев в спорах, пытаясь убедить друг друга, что самое худшее не может произойти.

Калами продолжал, тщательно подбирая слова:

— Я спрашиваю, уверены ли вы в самой ее сути? Да, это одна из величайших сил, но это еще и птица в клетке, это еще и перепуганный старик. Вы сами многолики и понимаете, что это значит.

В этом была извечная угроза. Императрица была беспощадна в своем стремлении к государственной безопасности. Не исключено, что она могла презреть собственную безопасность и все мыслимые пределы благоразумия ради того, чтобы защитить границы империи.

Голова Грэйс безвольно качнулась влево, потом вправо.

— Когда? — выпалила она и клацнула зубами. Калами мысленно улыбнулся.

— К весне. Когда начнут таять снега и с рек сойдет лед.

— Я сообщу тем, кто должен знать.

— Я буду держать вас в курсе.

Голова Грэйс дернулась вверх, а потом вниз — этот жест, видимо, должен был выражать согласие Чи-Тханха. У Калами мелькнула мысль о том, что Грэйс, вероятно, тоже устала и эти чуждые ей движения наверняка болезненны для ее собственного тела. Что ж, даже если это правда, отпускать ее рановато. Нужно задать еще несколько вопросов.

— Вечный Чи-Тханх, могу я узнать, как здоровье моей дочери?

Лицо Грэйс скривилось. Быть может, эта гримаса означала одобрительную улыбку Чи-Тханха. А быть может, и нет.

— Она быстро растет и делает успехи в науках. Ее способности к изучению звезд и планет, а также разного рода предзнаменований просто поразительны для такой маленькой девочки.

«И она поразит вас еще больше, когда вырастет».

— Не будете ли вы так любезны сообщить ей о том, что мы беседовали с вами? А также передать, что я благословляю ее и напоминаю, чтобы она была хорошей девочкой и слушалась своих учителей и покровителей.

— Сочту за честь передать ей это послание. — Тело Грэйс наклонилось вперед, не сгибаясь в позвоночнике. — Буду ждать вашего следующего сообщения.

Невидимые нити, управлявшие Грэйс, разом оборвались, и Калами не успел подхватить ее тело, прежде чем оно рухнуло на стол. Резко запахло мочой, и Калами понял, что Грэйс потеряла контроль не только над своим сознанием.

Подавив в себе брезгливость, Калами подхватил Грэйс под мышки и оттащил за кружевную занавеску. Как он и предполагал, обстановка задних комнат оказалась менее загадочной и более пригодной для повседневной жизни. Калами положил Грэйс на кровать с медной спинкой и накрыл вязаным покрывалом. Затем он осторожно заглянул ей в рот — убедиться, что она не прикусила язык, и взбил повыше подушки под ее головой, чтобы она ненароком не проглотила его.

Полка над фарфоровым умывальником была уставлена всевозможными бутылочками и коробочками. Квадратная бутылка из прозрачного стекла показалась ему, а точнее, Дэну Форсайту, знакомой. Калами вытащил пробку, понюхал янтарную жидкость и понял, что это какой-то крепкий спиртной напиток. Обернувшись к Грэйс, он стал тонкой струйкой вливать содержимое бутылки ей в горло, до тех пор пока она не закашлялась и не открыла глаза.

— Хватит, — простонала она.

Калами отступил назад, чтобы Грэйс могла сесть. По тому, как покраснело и скривилось ее лицо, Калами понял, что Грэйс уже почувствовала под собой сырость. Скорее всего, сейчас она мечтает только об одном: чтобы он поскорее убрался. Но Калами не мог уйти, не исполнив обещанного.

Грэйс потерла виски и прочистила горло.

— Я ничего не помню, — хрипло сказала она, разглядывая покрывало на своих коленях. — Кажется, вы получили то, что хотели?

— Да. И я обещал заплатить вам. Назовите вашу цену.

Грэйс наблюдала за своими грубоватыми пальцами: как они перебирают полосатое покрывало и вытаскивают из него крошечные пушинки — из розовой полоски, затем из красной, потом опять из розовой…

— Просто… позаботьтесь о Бриджит. Обещайте, что вы будете ее беречь. — Она подняла глаза: в них стояли слезы. — Знаете, о ней некому было заботиться с тех пор, как умер ее отец.

«Ты прекрасно знаешь, что это полностью твоя вина, но однако же ни разу ты не снизошла до того, чтобы помочь ей».

— Я буду помогать ей, насколько это будет в моих силах, и защищать ее, насколько она сама мне это позволит. Клянусь прахом и именами моих предков.

— Боюсь, вам придется несладко. Бриджит такая упрямая. — Грэйс отвернулась лицом к стене и стала наматывать кончик покрывала на палец. — А теперь вам лучше уйти.

Калами оставил ее в спальне, а сам вернулся в гостиную за кольцом Чи-Тханха и не услышал всхлипываний женщины, которая плакала над собственной слабостью.

Итак, все послания отправлены, все обещания даны. Игра разыграна и движется к финалу. На игровом поле не хватало только одной фигуры — Бриджит.

Калами вышел из дома и направился обратно к набережной, чтобы там сесть в свою лодку и отплыть на Песчаный остров. Он шагал, не глядя по сторонам, и не видел, что с голой ветки дуба за ним наблюдает ворон.