Ночь была светлая: звезды усыпали небо до самого горизонта, и небосвод отливал неясным бледным светом, какой обычно бывает перед самой зарей. Но рассветет еще не скоро… Като шагала, изумляясь этой ночной ясности, и бормотала:

— Как ночка-то хороша!

Ей показалось странным, что в Париже так тихо. Куда девались влюбленные? Где же жулики и воришки? Почему все спрятались? Вдруг Като увидела, что двери одного из домов распахнулись. Это был богатый дом, принадлежавший, наверное, дворянину или, по крайней мере, состоятельному горожанину. На улицу вышли человек пятнадцать, вооруженных аркебузами, пистолетами, протазанами и алебардами. Кое-кто нес фонарь с затемненными стеклами, а один — бумагу, какой-то список. У всех на рукавах были белые повязки, у некоторых на груди нашит белый крест.

Группа бесшумно двинулась по улице. Человек со списком шагал впереди, за ним шел тот, что с фонарем.

«Куда это они пошли? И зачем?» — подумала Като.

Внезапно вся компания остановилась. Шагавший впереди сверился со списком и, подойдя к дверям дома, что-то начертил. Вооруженный отряд проследовал дальше, а Като, приблизившись к дому, увидела на двери начерченный мелом белый крест.

Отряд остановился еще около двух домов, и снова человек со списком нанес на двери белый крест. Потом они свернули в проулок, а Като продолжила свой путь. Но в двадцати шагах впереди она увидела еще один такой же отряд, а выходя на перекрестки, стала замечать группы людей в боковых улочках и справа, и слева. И всегда среди них был человек со списком, который останавливался, смотрел в бумагу и отмечал дом белым крестом…

Като попыталась сосчитать увиденные отряды, потом принялась подсчитывать двери с крестами, но в конце концов сбилась со счету: уж очень много было таких домов. Вдали пробило два часа, звон торжественно проплыл в тишине. Женщина вздрогнула и ускорила шаг, пробормотав:

— И чего я тут разглядываю? Меня уже ждут…

Итак, пробило два. Над городом пронесся какой-то неясный ропот, словно ветер просвистел в кронах деревьев. Затем снова воцарилась глубокая тишина…

Генрих Гиз был во дворе своего дома, заполненного вооруженными людьми.

Герцог д'Омаль и сто аркебузиров стояли около дворца Колиньи, под навесом.

Маркиз канцлер де Бираг находился около церкви Сен-Жермен-Л'Озеруа и вполголоса отдавал распоряжения капитану квартального ополчения, который привел пятьдесят человек.

Маршал де Данвиль ждал на улице, около своего дворца, поеживаясь от ночной прохлады. Он был верхом, в окружении трехсот всадников, похожих на конные статуи.

Крюсе сидел в засаде у дома герцога де Ла Форса, старого гугенота, удалившегося от света после смерти жены и посвятившего себя воспитанию сына.

Неподалеку прятался и мясник Пезу, а с ним тридцать подручных из мясных лавок с широкими ножами в руках.

Владелец книжной лавки Кервье и некто Шарпантье командовали бандой пьяных негодяев, жаждавших крови. Этот Шарпантье, магистр и человек довольно ученый, был завистником и соперником великого Рамуса.

Маршал де Таванн дежурил на Большом мосту. Склонившись к шее лошади, он прислушивался к темноте. Двести пехотинцев с пиками в руках не отрывали взгляда от темного силуэта своего командира.

У каждого моста нагромоздили странные баррикады, а вокруг университета протянули цепи, чтобы на войска не могли напасть сзади.

На каждом перекрестке стояли квартальные капитаны ополчения и с ними сорок — пятьдесят вооруженных горожан.

За закрытыми дверями домов, где проживали католики, ожидали, вслушиваясь…

Непроницаемая тишина повисла над Парижем: тишина смерти…