В тот час, когда Екатерина Медичи на балконе Лувра ожидала первого удара набата, Като, как мы знаем, шагала в ночи, изредка освещаемой слабым светом фонариков тех таинственных личностей, что ставили кресты на домах. Като шла спокойно и уверенно. Она задумала одно дело — очень простое… и совершенно невероятное.
Като добралась до узкого тупика, темнота и тишина в нем словно сгущались. Она остановилась и кого-то тихонько окликнула. И тотчас же из тупика послышался неясный ропот голосов, замелькали чьи-то тени. Като снова двинулась в путь, но она уже была не одна. Целая армия следовала за ней, и армия очень необычная: около трехсот женщин, все те, кто заходил к ней в кабачок этой ночью. Нищенки и продажные девицы, молодые и старые, калеки, хромые, одноглазые, отвратительные мегеры со Двора Чудес и обольстительные жрицы любви, — все они дружно следовали за Като. Странная армия и странный предводитель…
Женщины шли быстро. Все были вооружены — одни старыми пистолетами, другие проржавевшими шпагами, третьи железными прутьями. Кое у кого оказались дубинки, а остальные собирались сражаться собственными ногтями. Като точно знала, что нужно делать…
Несколько раз ночные патрули останавливали воинство Като. Начальник одного из них решил допросить хозяйку кабачка и остановить женщин. Но Като и ее воительницы так угрожающе посмотрели на него, что стражник отвязался. Впрочем, он решил, что в приближающемся кровавом действе этим дамам уготована какая-то особая роль.
Итак, они подошли к тюрьме Тампль и остановились. Женщины перекликались и посмеивались в темноте. Они больше не хотели ждать и рвались в бой. Худенькая девушка лет шестнадцати воскликнула, потрясая аркебузой:
— Пусть только попробуют его тронуть! У меня мать болела, так он к нам в лачугу пришел, принес курицу и вина!
— А меня он как-то спас от лап ищеек! — заявил хриплый голос.
— А какой красавчик! — вздохнула одна из девиц с аркебузой в руках.
— Всем молчать! — приказала Като.
Воинство притихло, но кое-кто из знавших шевалье де Пардальяна продолжал вполголоса повествовать о его подвигах.
Като решила построить свою армию в боевой порядок: впереди встали те, кому удалось раздобыть огнестрельное оружие; потом те, у кого оказались шпаги, кинжалы, палки; и, наконец, безоружные. Сама хозяйка кабачка сжимала в руках крепкий кинжал.
— Внимание! — сказала Като. — Как только дверь откроется — все за мной!
Снова воцарилась полная тишина. Перед ними высилась мрачная громада тюрьмы Тампль. Вдруг далеко, очень далеко зазвонил колокол, потом еще один…
— Набат! — сказала старая нищенка.
— Где это? — пробормотала Като. — Из-за нас, что ли? А рокот колоколов становился все громче. Звонили во всех церквях Парижа. Выстрелы из пистолетов и аркебуз взорвали тишину ночи. Воинство Като заволновалось; тревога угрожала вылиться в панику. Но неожиданно страх переродился в ярость. К реву колоколов, отдаленным крикам и глухим раскатам выстрелов присоединились ругательства и проклятия. Женщины потрясали оружием и подняли такой крик и ор, словно во время базарной перебранки. Но тут распахнулась низкая дверь и выглянули Руссотта с Пакеттой.
— Вперед! — скомандовала Като.
— Вперед! — громко откликнулись триста голосов.
— Сюда! — крикнула Пакетта.
Вся армия ринулась в дверь, которую Руссотта с Пакеттой отперли изнутри.
— Ключи у меня! — предупредила Пакетта.
— А солдат мы заперли! — добавила Руссотта.
— Скорей, скорей! В камеру! — торопилась Като. — Куда идти-то?
— Через двор!
Женщины выбежали в узкий дворик, который сразу заполнился гомоном голосов.
— Эй! Это еще что? — прогремел вдруг мужской голос. — Откуда эти ведьмы? А ну, назад!
— Вперед! — завопила Като.
— Огонь! Огонь! — раздался приказ.
Выстрелили двенадцать аркебуз, и пять женщин упали, то ли раненые, то ли убитые. Стоны и вопли заглушили шум выстрелов. Оказалось, что у стены дворика выстроилась дюжина солдат во главе с офицером. Он и отдал приказ стрелять, вот как это произошло.
В Тампле был гарнизон из шестидесяти солдат, разделенный на две группы, занимавшие две казармы. Руссотта и Пакетта, крепко связав коменданта Монлюка, вытащили у него ключи, бегом спустились вниз. Двери одной из казарм выходили в тот же двор, что и главные ворота Тампля; сорок солдат отдыхали в этот момент в казарме. Руссотта сумела подскочить и запереть снаружи массивную дверь на два поворота ключа: солдаты оказались в западне, поскольку через забранные решетками окна казарменного помещения выбраться было невозможно.
Потом девицы открыли боковую дверцу и впустили Като с ее армией. Но, к сожалению, существовала и вторая казарма, а кроме солдат, были еще тюремщики и стражники. Совершая обход, один из офицеров и наткнулся на женщин. На шум выстрелов примчались солдаты из второй казармы, явились проснувшиеся тюремщики; стражники, оставив посты, ринулись на поле брани. Все они, увидев, что в Тампль вторглось вопящее и изрыгающее проклятия нищее воинство в лохмотьях, сначала подумали, что им привиделся какой-то всеобщий кошмар. Но удары сыпались на солдат градом; оборванные женщины стреляли, и выстрелы их достигали цели…
В течение нескольких минут во дворике поднялся такой шум, что стало не слышно даже колокола. Уже около двух десятков женщин лежало на земле, но потери солдат были не меньше.
Воительницы, приведенные Като, метались по двору, окровавленные, растрепанные, опьяненные кровью, словно ведьмы на шабаше, яростные и безумные. Солдаты отступали, бежали врассыпную. Слышались стоны раненых, мольбы и проклятия, и наконец раздался торжествующий вопль.
Оставшиеся в живых солдаты и тюремщики бросились в коридор и спрятались, захлопнув за собой дверь, насмерть перепуганные невиданным вторжением озверевших мегер. Во дворе остались лишь один офицер да солдат с сержантом.
— Вперед! — завопила Като.
Ей нанесли уже три раны кинжалом. Она рвалась, как раненая пантера, собирающаяся ринуться на свою жертву.
Като поискала глазами Руссотту и Пакетту: они лежали на земле, раненные, возможно, смертельно. Страшное проклятие сорвалось с губ кабатчицы. Она выхватила ключи из руки Пакетты и бросилась к солдату, вся в крови, бледная, растрепанная.
— Где шевалье де Пардальян? — спросила она у солдата.
— Не знаю! — ответил тот.
Като подняла кинжал и ударила с размаху. Солдат рухнул на землю.
— Ты проводишь меня! — заявила она офицеру.
— Неужели ты думаешь, шлюха, что я… — начал офицер.
Като не дала ему договорить, расправившись с ним одним ударом кинжала.
— Теперь твоя очередь! — обратилась она к сержанту.
— Я покажу тебе дорогу, — ответил бледный как смерть сержант.
Като пошла за ним, на ходу пытаясь остановить кровь, сочившуюся из ран. Но шла она уверенно, оставаясь настороже и не выпуская из рук окровавленный кинжал. Ее воительницы в беспорядке последовали за своей командиршей.
Сержант через коридор вывел женщин во второй двор. В конце этого двора начиналась сводчатая галерея, а в ней, слева — низенькая незапертая дверца. Оттуда шла вниз винтовая лестница. Тут Като остановила сержанта, положив ему руку на плечо:
— Обманешь — убью!
— Принесите фонарь! — крикнул кто-то из женщин.
— Не надо, — заметил сержант. — Испанская механика работает со светом.
— Какая еще механика? — проворчала Като.
— Увидите. Там и найдете тех, кого ищете.
Сержант начал спускаться по винтовой лестнице, бормоча в усы и ухмыляясь:
— Найдете! Конечно!.. Посмотришь, что от них осталось… Пинты две крови, не больше…
Они шагали вдоль длинного узкого коридора. Здесь уже не слышался разносившийся по улицам гром. В конце коридора перед Като открылась странная картина:
В дымном свете факела у основания винтовой лестницы стоял человек, почти карлик, с короткими ногами, чудовищным торсом и огромной головой. Это убогое существо с большим трудом вращало железный ворот.
— Что там? — спросила Като.
— Испанская механика, — ответил сержант.
— А где же они?
— Внутри… задавлены железным жерновом, — сказал он и расхохотался.
Вопль вырвался из груди Като. Ее могучий кулак обрушился на голову сержанта — тот зашатался, крутнулся на месте и упал замертво. Като перешагнула через труп, в два прыжка подскочила к карлику, который, занятый своей работой, похоже, не замечал ничего вокруг. Пальцы ее вцепились в голову тюремного механика, и Като рывком оторвала его от ворота. Скрежет машины прекратился.
Палач ошеломленно уставился на кабатчицу. Като схватила его за шиворот, развернула и приперла к стене. Теперь ее пальцы впились в горло карлика. В коридоре установилась полная тишина. Слышался лишь хрип палача и сдавленное дыхание Като.
— Не убивай! — произнес карлик, потерявший голову от страха при виде разъяренных женщин.
— Где они? — прохрипела Като.
— Там! — ответил палач.
— Открой! Открой сейчас же! А то зарежу!
Като говорила тихо, неразборчиво, словно в бреду. Чудовище протянуло руку, указывая на круглый железный выступ в стене, футов на пять выше ворота.
Кабатчица отшвырнула карлика и бросилась к стене. Она начала отчаянно молотить кулаком по выступу. Но уже после первого удара раздался щелчок и медленно раскрылась железная дверь. Показались два бледных, похожих на привидения человека. Лица их еще были искажены нечеловеческим усилием, и в расширенных глазах читалось непомерное изумление…
— Спасены! — завопила Като, смеясь. Но тотчас же смех перешел в рыдания.
— Спасены…
— Като! — одновременно воскликнули оба.
На какой-то миг отец и сын застыли, потрясенные, в коридоре, заполненном женщинами. А воительницы Като смеялись, поздравляли друг друга, били в ладоши, что-то горланили и плакали. И лишь тогда Пардальяны поняли…
Они поняли, что Като, собрав свое войско, повела женщин штурмовать Тампль, что они, сражаясь, победили и прорвались в страшную темницу. Они поняли, почему как раз в ту минуту, когда они занесли над собой кинжалы, механика остановилась и дверь распахнулась. Като спасла им жизнь! Все эти мысли молнией сверкнули в мозгу Пардальянов.
Отец с сыном бросились к Като, упали перед ней на колени, и каждый приник к ее руке долгим поцелуем. Като же молча прислонилась к стене, не в силах произнести ни слова. Для ее простой, темной, но щедрой души преклонение таких людей, как Пардальяны, было воплощением самых возвышенных грез.
Страшный карлик тем временем ускользнул, удрал на своих коротеньких ножках, гонимый ужасом. В коридоре опять стало тихо, и ясно донесся шум развернувшегося на парижских улицах сражения.
Первый очнулся Пардальян-старший. Он встал с колен, брови его грозно сошлись, усы воинственно затопорщились.
— Пошли! Мы должны отомстить!
— Да, — сказал шевалье, поднимаясь. — Нас ждут дела. Голос Жана звучал совершенно спокойно, без малейшего намека на волнение или тревогу.
Но отец почувствовал в словах сына скрытую угрозу и пробормотал чуть слышно:
— Пусть волки теперь поостерегутся — лев вырвался из клетки… Пойдем же, Като!
Като хотела сделать шаг, но не устояла на ногах и упала. Рукой она молча указала себе на грудь; вся правая сторона ее тела была залита кровью. Пардальян-старший осторожно разорвал потрепанный корсаж — обнажилась широкая и глубокая рана на груди. Кровь из нее капала беспрестанно.
— Уходите! — прохрипела Като.
— Без тебя? Никогда!
Несчастная женщина улыбнулась. Глаза ее с выражением безграничной преданности остановились сначала на старом солдате, потом на шевалье.
— Все-таки… все-таки, — с великим трудом произнесла Като, — вас они не заполучили… уходите… прощайте!
Оба Пардальяна, опустившись на колени, поддерживали умирающую под плечи и под голову. А она все улыбалась. Като прекрасно понимала, что вот-вот наступит конец. Внезапно ее глаза, устремленные на шевалье, подернулись дымкой. Като дернулась и застыла. Душа ее так и отлетела от тела, с улыбкой.
— Скончалась! — произнес Пардальян-старший.
— Вот они! Вот они! — разорвал тишину коридора чей-то безумный, пронзительный и кровожадный вопль.
В коридор ворвался разъяренный человек. Лицо его искажала злобная гримаса… за ним следовали два десятка солдат. Это был Руджьери! Руджьери, явившийся за добычей, за драгоценной кровью, необходимой для совершения перевоплощения и исполнения мечты безумного чародея!