На другое утро Пардальяна-отца разбудил свет солнца, лившийся сквозь круглое оконце. Открыв глаза, старик обнаружил, что шевалье давно проснулся и сидит, уткнув локоть в колено, а кулак — в щеку. На лице шевалье застыло выражение беспредельной тоски.
— Что с тобой происходит? Я уже четверть часа смотрю на тебя и прямо-таки ощущаю, как душа твоя обливается слезами…
— Нет, батюшка, я просто размышляю.
— И о чем же, позволь спросить?
— О гвардейцах, которые караулят дверь. Мне нужно добраться до маршала де Монморанси и привести его сюда. И я это сделаю, меня не остановит и полк солдат. Герцог, разумеется, увезет дочь во дворец, а меня в знак благодарности пригласит на свадьбу мадемуазель Лоизы де Монморанси и какого-нибудь богатого и знатного сеньора, которого сам выберет ей в мужья… Ну, а после этого мы будем свободны, как ветер, и опять отправимся в дорогу, на поиски приключений!..
— По-моему, вряд ли нам удастся уйти дальше Гревской площади! Но ты же хотел навестить маршала только через два дня?
— Мои раны показались мне сначала слишком серьезными, но сейчас они меня совсем не беспокоят. Я доставлю сюда герцога сегодня же!
— Но как ты покинешь этот дом? Я, честно говоря, не вижу ни малейшей возможности выскользнуть отсюда…
И ветеран начал насвистывать охотничьи марши, а шевалье уныло бродил под них по чердаку.
— Есть! — вскричал юноша примерно через час и ткнул пальцем в люк, через который можно было попасть на крышу.
— Ты что, собираешься карабкаться по кровлям? — Старик схватил сына за руку. — Ты всю жизнь поступал по-своему. Хотя, если мне не изменяет память, ты когда-то поклялся неукоснительно следовать моим советам. Пора сдерживать данное слово. Ты помнишь, чему я тебя учил? Не доверяй никому, и прежде всего — самому себе. Ты нарушил клятву, и вот теперь, по твоей милости, мы угодили в ловушку.
Ты пошел на поводу у собственного сердца. Ах, проклятое это племя — люди с добрым сердцем! Мало того, ты влюбился и потерял голову. Хорошо, это я тебе прощаю: Лоиза так прекрасна, что, увидев ее глазки, даже самый разумный мужчина забыл бы обо всем на свете. Обожай ее, если уж иначе не можешь. Но не суйся к маршалу!..
Что ты задумал? Ну, выберешься отсюда, потом притащишь в этот дом герцога, он тебе сделает реверанс, заберет дочку — и привет!.. Зачем, зачем тебе сейчас рисковать собой? Мы же окружены, нас охраняют!
Ну и сиди смирно!.. Нет, тебе не терпится вскарабкаться на крышу и сломать себе шею! Ах, шевалье, шевалье, страдай от любви, если тебе нравится, но оставь в покое маршала де Монморанси — он нас не звал и вряд ли ждет. Это тебя не касается!
— Ошибаетесь, батюшка, очень даже касается!
— Опять, опять не хочешь слушать старого отца? Снова готов вытворять Бог знает что?
— Прошу вас, подсадите меня, иначе я не дотянусь до окошка — тут слишком высоко…
— Значит, решил? Похоже, зря я тебя уговаривал. Ты так и не понял, какую глупость совершаешь!.. Конечно, рыцарская честь, самоотверженность, преданность… Как увидишь хорошенькое личико и заплаканные глазки — сразу кидаешься на помощь. Ни одного бандита пропустить не можешь, немедленно хватаешься за шпагу, даже если этот бандит — один из самых знатных и могущественных сеньоров французского королевства… Ты выбрал свой путь, шевалье… Придется и мне последовать за тобой… Видит Бог, я отрекаюсь от здравого смысла и от тех принципов, что исповедовал всю жизнь!..
И Пардальян-старший прижал к груди Пардальяна-младшего. Бывалый солдат вовсе не лицемерил и не иронизировал. Он говорил совершенно искренне.
Затем он сцепил руки в замок, шевалье встал на них одной ногой, как на ступеньку, подпрыгнул, ухватился руками за края люка, подтянулся и очутился на крыше.
Крыша дома, так же как и кровли соседних строений, поднималась вверх почти под прямым углом. Ползти по такому склону было практически невозможно: запросто скатишься вниз. Но шевалье остановило не это. Он готов был рискнуть и попытаться выбраться наружу. Но ведь он собирался вернуться с маршалом Монморанси, а тот вряд ли полез бы на крутую крышу, чтобы проникнуть в комнату Жанны. Юноша не хотел подвергать жизнь сиятельного герцога такой опасности.
За домом он увидел череду двориков и садов, огороженных высокими заборами. Спрыгивать во двор было бесполезно — из этого лабиринта стен, грядок и деревьев юноша никогда бы не выбрался. Оставался единственный путь — перескочить на крышу соседнего дома.
Это было очень рискованно. Шевалье напряженно размышлял, однако ничего другого придумать не мог. Но внезапно юноше показалось, что кто-то негромко зовет его.
В кровле соседнего строения тоже было небольшое отверстие, в котором виднелось лицо немолодого седобородого мужчины. Глаза этого человека со спокойным достоинством смотрели на Пардальяна.
— Где-то мы с ним уже встречались, — промелькнуло в голове у Жана.
— Спуститесь в дом, — тихо посоветовал старик. — По крышам вам не пробраться. Но этот дом стоит вплотную к моему, они соединяются дверью; сейчас она на замке, но я вам отопру.
Шевалье не сумел удержаться от возгласа радости; Жан хотел было горячо поблагодарить таинственного спасителя, но тот уже скрылся.
— Где же, черт возьми, я с ним сталкивался? — напрягал память юноша.
Он подполз к люку и спрыгнул на чердак.
— Ну как? — поинтересовался ветеран.
Шевалье сообщил ему о загадочном незнакомце; естественно, тот вполне мог заманить Жана в ловушку, но делать было нечего. Пардальяны раскидали наваленную у стены солому и к своему восторгу заметили низенькую дверку, из-за которой доносились неясные звуки. Минут через пять дверь открылась, и в проеме возник старец высокого роста в наряде из темного бархата.
— Приветствую вас, господин Бризар, и вас, господин де Ла Рошетт! — промолвил он. — Пожалуйте сюда.
Оба Пардальяна с изумлением воззрились на него.
— Как, господа! — улыбнулся старик. — Вы не узнаете человека, которого спасли на улице Сент-Антуан? Помните дом аптекаря и молодую даму?..
Ветеран хлопнул себя ладонью по лбу:
— Рамус! Ну разумеется, Рамус! Я, впрочем, не Бризар, как и этот юноша — не Ла Рошетт.
Рамус тонко усмехнулся.
— Мы вынуждены были назваться чужими именами, поскольку нас разыскивают… Разрешите представиться, Оноре де Пардальян, а это сын мой, Жан де Пардальян.
— Господа, — взволнованно произнес ученый, — я видел вчерашнюю стычку… Боже мой! Что за времена!.. Но проходите же, я расскажу вам все по порядку…
Пардальяны зашагали вслед за Рамусом; мужчины спустились по лестнице и попали в обширную столовую, обставленную красивой дорогой мебелью.
— Так вот, господа, — заговорил Рамус. — Вчера я вышел на улицу, чтобы полюбоваться торжественной процессией. И оказался невольным свидетелем жестокой битвы, разыгравшейся у соседнего порога. Что ж, услуга за услугу!.. Недавно вы спасли мне жизнь, и я подумал, что сумею отплатить вам тем же…
Я придумал план, который показался мне весьма и весьма удачным… Вчера я разыскал владельца этого строения и явился к нему.
— Сударь, — заявил я почтенному буржуа, — не могли бы вы сдать мне ваш дом на недельку?
— А зачем он вам? — спрашивает меня хозяин.
— Ко мне приезжают провинциальные родственники. Они живут в Блуа.
— Ах, вот как! Видимо, кто-нибудь из свиты, сопровождающей короля? Его величество как раз возвращается из Блуа.
А я ему и говорю:
— Вы угадали! Родственники — люди молодые, состоятельные. Я должен найти им приличное жилье. Мне показалось, ваш дом вполне подойдет.
— Ну что ж, — соглашается хозяин. — Можете взглянуть на него.
Оба Пардальяна смотрели на старого ученого с удивлением и благодарностью. А Рамус продолжал свое повествование:
— Сам не знаю, господа, как я сумел так удачно соврать… Конечно, лгать грешно, но мне очень хотелось помочь вам… Да и не велик грех… Но владелец отказался сдать это строение на неделю. Я ему предложил сто ливров за шесть дней, он не согласился. Потом двести ливров за пять дней, он опять не желает… Наконец я арендовал дом на три дня… Сумму называть не буду… Главное, я тут же перебрался сюда — и, как видно, вовремя…
— Отлично, сударь! Просто отлично! — воскликнул Пардальян-старший в полном восторге.
— Итак, вы можете в любую минуту воспользоваться задней дверью моего временного обиталища, она ведет в безлюдный переулок, где нет никаких гвардейцев…
— Сударь, но есть причины, которые не позволяют нам с отцом бежать отсюда одновременно. Сначала мне нужно выйти одному…
— Пожалуйста, юноша!
Старец довел Жана до задней двери, и шевалье, осторожно выглянув наружу, удостоверился, что в переулке Могильщиков, который он увидел перед собой, действительно не было ни одного караульного.
Жан не рискнул выйти на Монмартрскую улицу, где мог столкнуться с гвардейцами, а предпочел пробираться проулками; сделав изрядный крюк, он очутился наконец возле дворца Монморанси.
Жан изо всех сил забарабанил в дверь.
«А вдруг маршала нет в Париже? — подумал шевалье. Тогда я вернусь, атакую охрану, а там — будь что будет!»
Пардальян уже представлял, как, совершив чудо, он освободит Лоизу и ее мать, увезет их из Парижа и попросит у Жанны де Пьенн руки ее дочери…
Но тут дверь распахнулась, и на пороге возник достойный привратник. За его спиной подпрыгивал заливавшийся счастливым лаем Пипо.
— Ах, господин шевалье! — радостно воскликнул страж ворот. — Монсеньор ожидает вас с таким нетерпением!
Пардальян грустно улыбнулся:
— Вот как? Монсеньор меня ждет?..
— Да конечно же, конечно! Проходите, сударь!
Через минуту Жан предстал перед Франсуа.
— Вы появились, мой мальчик! — взволнованно проговорил маршал. — Значит, мы можем отправляться в путь. В Париже мы, видимо, ничего не найдем. Мне доложили, что какой-то загадочный экипаж был замечен на дороге, ведущей в Гиень… Это, несомненно, они… Ведь Данвиль — губернатор Гиени. Мы догоним карету и нападем на сопровождающий отряд.
— Сударь, — промолвил Жан, — прошу вас, подождите до вечера. А пока, умоляю, следуйте за мной.
— Шевалье, вам что-то известно!
— Прошу, монсеньор, надо спешить…
— Еще полчаса, и вы бы уже не застали меня в Париже…
— Вы бы уехали без меня?
— Конечно, шевалье. Я хотел догнать ту карету… Пардальян, вам уже что-то известно?
— Ах, сударь, не будем медлить!
— Ладно… Хотя мы теряем драгоценные часы!
И вскоре они шагали по переулку Могильщиков, где никто не обратил на них внимания. Они постучали, Рамус впустил их в дом и проводил в роскошно обставленную столовую.
Шевалье сказал старцу с трогательной прямотой:
— Сударь, вы ведь извините нас и позволите переговорить наедине?
— Чувствуйте себя, как дома! — поклонился Рамус и скрылся в комнате, которую отделял от столовой коридор.
— Куда мы попали? — поинтересовался маршал, изумленно озираясь.
— Заклинаю вас, монсеньор, потерпите еще немного!
Шевалье кинулся на чердак, где его с нетерпением поджидал отец.
— Дамы не находят себе места. Они беспокоятся за тебя! — вскричал ветеран.
Вымотанный шевалье плюхнулся на кучу соломы:
— Батюшка, будьте добры, передайте мадам де Пьенн и мадемуазель де Монморанси, что маршал здесь!
— Черт побери, шевалье! Ты привел его! — прошептал старый рубака и сжал рукой плечо сына. — Тебе плохо? Как ты до него добрался? — сочувственно осведомился Пардальян-старший.
— Не волнуйтесь, батюшка, — заверил его Жан, в голосе которого слышалось равнодушие человека, смирившегося с мыслью о скорой смерти. — Все вышло отлично. Я всего лишь привел герцога де Монморанси к его дочери… Только это — и ничего более!
«Ну что ж! Желаешь молчать — молчи! — решил про себя ветеран. — Оставайся один на один со своими страданиями. Позже я сумею разделить твои муки и поддержать тебя!..»
И старик поспешил вниз, к Жанне и Лоизе… А юноша забился в самый дальний, самый темный угол. Когда мать и дочь пробирались через чердак в соседнее здание, они даже не заметили молодого шевалье…
Невыразимая тревога терзала Франсуа. Сердце его неистово колотилось; он прижал руку к груди, словно стараясь умерить это бешеное биение.
На свете нет ни абсолютно хороших, ни абсолютно плохих людей. И мы должны признаться, что в эту минуту маршал усомнился в шевалье де Пардальяне.
Франсуа показалось, что его завлекли в ловушку. Конечно, маршал вполне доверял Пардальяну, но он жил в кровавую эпоху, когда самый преданный друг мог превратиться в смертельного врага. Герцог де Монморанси привык к изменам. Полная тишина царила в доме… Медленно текли минуты…
Маршал чувствовал себя все более неуверенно. На всякий случай он положил руку на эфес шпаги.
— Кто знает, что сейчас случится?.. Лучше быть начеку, — прошептал Франсуа и устремил застывший взгляд на дверь, за которой исчез Пардальян. Но вот эта дверь медленно открылась, и в комнату шагнула Жанна де Пьенн. Она, как всегда, была в глубоком трауре, и черные одежды лишь оттеняли ее скорбную красоту, трагическую бледность лица, бездонную глубину огромных глаз. Она увидела Франсуа и замерла, прижав руки к груди.
Но ведь ветеран заранее предупредил ее!.. Что же так потрясло бедняжку?
Потом потрясение сменилось безграничным удивлением. Она смотрела на маршала, но, похоже, не понимала, что происходит.
Хриплый крик вырвался из груди Франсуа. Зрачки его расширились; маршалу показалось, что перед ним — восставший из могилы призрак. Потом слезы пеленой застлали ему глаза и покатились по щекам, одна за другой. Он пожирал Жанну взглядом — неподвижный, словно каменная статуя. Он смотрел и смотрел на нее, смотрел с любовью и жалостью, со страхом и отчаянием…
Наконец он медленно приблизился к Жанне и опустился на колени… Склонившись перед безвинной страдалицей, он коснулся лбом пола у ее ног и сквозь рыдания воскликнул:
— Прости меня!.. Прости!.. Прости!
Сколько времени оставался Франсуа у ног Жанны?
Сколько времени твердил он эти слова, чередуя их с рыданиями и стонами?
Он стиснул в горячих ладонях ледяные пальцы Жанны. Потом вскочил и, не сдержав душевного порыва, привлек ее к себе, прижал к груди и, чуть отстранив, взглянул в прекрасные глаза…
Он хотел заговорить, рассказать все, что было у него на сердце, поведать ей, как он мучился, как страдал, как проклинал себя за содеянное…
Но Жанна не позволила ему ничего сказать. Жестом, исполненным безграничной нежности, она обвила руками его шею и положила голову на плечо любимого…
Сердце Франсуа сжалось от неизъяснимого страха…
Она подняла на него чистые, ясные глаза. Так смотрела когда-то юная девушка на своего возлюбленного. Всю ее охватило невыразимое чувство, вспыхнувшее в изболевшейся душе подобно одинокой яркой звезде на небосклоне…
Он вспомнил эти движения, эту улыбку… Да, да, семнадцать лет назад Жанна точно так же доверчиво опустила голову ему на плечо…
— Жанна, что с тобой? Жанна! — с дрожью в голосе спросил маршал.
Она же, не поднимая глаз, проговорила со счастливой улыбкой:
— О, наконец, наконец я расскажу тебе все, дражайший мой муж! Вот уже почти три месяца не решаюсь я поделиться с тобой моим восхитительным секретом… Но я не вправе скрывать от тебя… а потом я признаюсь батюшке…
— Жанна, Жанна! — вскричал потрясенный герцог.
— Да, Франсуа, да, мой милый… настал торжественный миг… Я — твоя супруга перед Богом, и Он благословил наш союз… Франсуа, я жду ребенка…
— Она лишилась рассудка… лишилась рассудка! — простонал Франсуа. Мольба и скорбь звучали в этом стоне…
И герцог де Монморанси без чувств упал на пол будто могучее дерево, поверженное ударом молнии.
Он отыскал наконец ту женщину, которую любил больше жизни…
Какая же судьба их ожидает?
Что будет с Жанной де Пьенн и Франсуа де Монморанси, которые обрели друг друга после долгих лет жестоких мучений? Что будет с шевалье де Пардальяном, горящим любовью к Лоизе? Что произойдет во Франции, охваченной великой войной между католиками и гугенотами?
Обо всем этом читателю поведает следующая книга:
«Эпопея любви».