У Фаусты были в городе тайные склады оружия. Пардальян дал себе слово выведать, где они находятся, и уничтожить их. А мы знаем, что шевалье свое слово держал…

Он был просто уверен, что одним из таких складов являлся дом в грязном тупике Барантен, куда накануне завернул отряд, доставивший в Париж испанское золото. И похоже, склады эти были своего рода небольшими крепостями, в которых могли укрываться довольно значительные гарнизоны.

Но Пардальян прекрасно понимал, что сейчас Фауста не могла держать там людей: это немедленно привлекло бы внимание парижан. И шевалье сразу заключил, что вошедшие в дом испанцы, вероятно, потихоньку покинут его рано утром.

Поэтому на рассвете шевалье уже был на улице Тисрандри, рядом с тупиком Барантен, намереваясь последовать за испанцами, куда бы они ни направились. Пардальян был убежден, что они выведут его на остальные склады. Напомним, что, по словам самой Фаусты, их было всего четыре: один в городе, один на острове Ситэ, один в районе Университета и еще один в окрестностях Парижа. Что касается последнего, то обостренное чутье подсказывало Пардальяну: этот склад находится где-то в деревне Монмартр.

Шевалье захватил с собой Вальвера, Эскаргаса и Гренгая, чтобы каждый мог идти по своему следу. Итак, их было четверо — на десяток испанцев. Но Пардальян был почти уверен, что те не станут разбредаться поодиночке, а разойдутся небольшими группами по два-три человека.

Только Ландри Кокнар остался на улице Фуражек, в доме герцога Ангулемского: особнячок этот по-прежнему казался необитаемым. Мы покинем на время Пардальяна и трех его спутников и займемся исключительно достойным оруженосцем Вальвера.

Накануне, после расспросов и рассказов, которые Пардальян, впрочем, свел до минимума, поскольку было уже поздно, а им предстояло встать ни свет ни заря, Вальвер отправился в свою комнату, знаком позвав Ландри с собой. Так господин и слуга возобновили разговор, начатый на набережной возле Лувра.

Вальвер хотел непременно написать перед сном письмо невесте, хоть Ландри и заверил графа, что сначала «все обмозгует» — и займет это день или два. Но Одэ все же написал письмо и вручил его Ландри.

Оставшись утром в одиночестве, Ландри стал думать, как бы передать записку по назначению. Это было непросто… К тому же Кокнар решил действовать наверняка, не рискуя собственной шкурой. Так или иначе, ему надо было проникнуть в особняк Кончини. Но там Ландри сразу узнают… А это для него — верная смерть.

Пролетел день, наступил вечер. Пардальян, Вальвер, Эскаргас и Гренгай вернулись домой. Все они были усталыми и угрюмыми, что означало: охота оказалась неудачной. А Ландри все еще не придумал, как быть.

Но это не помешало ему уверенно ответить хозяину:

— Я шевелю мозгами, сударь… Завтра что-нибудь измыслю.

На следующий день, ближе к вечеру, Кокнара вдруг осенило, и он воскликнул:

— Ла Горель! Как это я раньше не сообразил!.. Стоит дать ей немного золота, и она все для меня сделает!..

От радости он пустился было в пляс, но тут же подумал с досадой:

«Черт! Ла Горель служит госпоже герцогине де Соррьентес. Значит, мне придется отправиться в особняк герцогини! Бедный я, бедный, и у нее, и у Кончини меня вздернут без всяких разговоров! Ведь мадам де Соррьентес — это мадам Фауста. А у мадам Фаусты тоже на меня зуб… Веселенькое положение, ничего не скажешь!»

Ландри возбужденно забегал из угла в угол, не переставая размышлять. И в конце концов воскликнул:

— Ах, дурень, да зачем же мне идти в особняк герцогини де Соррьентес!.. Ведь можно просто вызвать оттуда Ла Горель! Любой мальчишка за деньги проникнет туда без всякого и передаст Ла Горель записочку. И старая чертовка прочтет что-нибудь в таком роде: «Если желаете заработать тысячу ливров, отправляйтесь в такой-то кабак на улице Сент-Оноре». И Ла Горель помчится туда, как молодая лань. Вот и все, черт побери!

Вечером Ландри поделился своими соображениями с Вальвером. Тот признал их разумными и вручил слуге необходимую сумму.

На следующее утро, около одиннадцати, Ландри положил в карман письмо для Флоранс, записку для Ла Горель и туго набитый кошель, завернулся в плащ и вышел на улицу Коссонри. Понятно, что Кокнар был настороже. Но ведь он находился в хорошо знакомом торговом квартале, где толпилось столько народа, что Ландри совсем не обратил внимания на человека, которого повстречал на улице Свекольный ряд.

И совершил таким образом роковую ошибку: человек поджидал тут именно Ландри. Это был Стокко.

Головорез трясся от волнения: Леонора дала ему пять дней на то, чтобы он привел к ней Ландри Кокнара: и это был последний, пятый день. Мы помним, что в случае неудачи Стокко ждала петля. И каждый вечер, когда бандит возвращался ни с чем, Галигаи холодно напоминала ему:

— У тебя осталось только четыре дня… — Только три… — У тебя всего два дня… — Это твой последний день… Не найдешь — и ночью тебя вздернут!

Стокко знал, что Леонора его не пощадит. И тем утром он прихватил с собой все свое золото и несколько любимых вещиц. Как и Ландри, Стокко дорожил собственной шкурой и. решил, если потребуется, сбежать от своей хозяйки в Италию.

Ясно, что Стокко не был так рассеян, как Ландри. Увидев человека, которого он напрасно подкарауливал вот уже пять дней, негодяй страшно обрадовался. Обернувшись, он мигнул четырем или пяти типам, которые весьма смахивали на разбойников. Находясь на приличном расстоянии от Стокко, эти славные люди не сводили с него глаз.

Прикрыв лицо плащом, Стокко живо двинулся за Ландри. Сообщники мерзавца последовали за ним.

Вскоре Ландри свернул направо, на улицу Носочную, которая являлась продолжением улицы Сент-Оноре. Там Стокко ловко сунул Кокнару между ног ножны своей длинной шпаги.

Ландри Кокнар ругнулся и грохнулся в канаву. Не успел он подняться, как на него навалились молодчики Стокко. Ландри скрутили, сунули в рот кляп, завернули в плащ и потащили неведомо куда. Все это случилось с ошеломляющей быстротой.

Кокнару показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он почувствовал, как его не слишком аккуратно опускают на деревянный стул… Веревки на ногах разрезали, плащ развернули. Потом отобрали у Ландри шпагу, и грубые руки стали ощупывать его колет, проверяя, нет ли у пленника другого оружия.

Но веревок на руках не развязали. Не вынули кляпа. И не размотали длинного широкого шарфа, который навертели перед этим пленнику на голову так, что Ландри ничего не видел.

Но, лишенный на время глаз и языка, Ландри сохранил уши. И услышал тяжелые шаги. Потом хлопнула дверь. Кокнар понял, что остался один. Впрочем, это продолжалось недолго. Почти сразу он почувствовал другие руки, которые осторожно снимали с него проклятый шарф. Через несколько секунд Ландри увидел женщину, которая оказала ему эту услугу. Остолбенев от изумления, он воскликнул:

— Ла Горель!..

Да, это была она. Ла Горель вынула у Ландри изо рта кляп, но и не подумала развязать пленнику руки. Ее глаза злорадно блестели, Но она пыталась выдавить из себя любезную улыбку. Похоже, у старой ведьмы не было плохих намерений.

Все это Ландри Кокнар сообразил в один миг. И сразу огляделся. Он находился в комнате, похожей на приемную и обставленную великолепной мебелью. Ландри никогда раньше здесь не был. Но такую роскошь он видел только у герцогини де Соррьентес. К тому же Ла Горель чувствовала себя тут как дома. Полагая, что она все еще состоит на службе у Фаусты, Кокнар решил, что попал в особняк герцогини де Соррьентес.

Это открытие не слишком обрадовало Ландри. Но все же он испытал некоторое облегчение: ведь Кончини Кокнар боялся больше, чем Фаусту. К тому же, увидев Ла Горель, Ландри сразу придумал, как быть.

— Ла Горель! — повторил он. И с самым наивным видом продолжал: — Ну, дела!.. Тебя-то я и искал!

Ла Горель навострила уши. Но, хорошо владея собой, она и бровью не повела, а просто сказала:

— Видишь, как хорошо. Вот она я. Чего тебе?

— Я хотел подарить тебе тысячу ливров, — сладчайшим голосом проговорил Ландри.

— Ого, деньги неплохие, — отозвалась мегера, и глаза у нее загорелись. Протянув руку, она произнесла: — Давай!

— Погоди, — насмешливо покачал головой Ландри. — Если ты хочешь их получить, разрежь сначала веревки у меня на руках.

— Ах да!.. А потом надо будет вывести тебя отсюда, так?

Она не шутила. Это было сказано просто и естественно. Ландри почувствовал, что она готова сделать то, что он от нее потребует. Ему стало легче дышать. И он похвалил мерзавку:

— Такой умной и приятной женщины я больше не встречал! — И уточнил: — Разрежь веревки, выведи меня из этого логова, и я дам тебе тысячу ливров… А потом расскажу, как заработать еще тысячу.

— Значит, всего две тысячи? — спросила Ла Горель, и в глазах у нее вспыхнуло дикое пламя.

— Соображаешь, — ласково улыбнулся Ландри.

Мегера задумалась. Пленник заволновался:

— Разве я хочу от тебя невозможного? Разве тебе трудно вывести меня отсюда?

— Нет ничего проще, — ухмыльнулась старая карга.

— Так что же ты?.. — удивился Кокнар.

— А вот что, Ландри. Веревки я разрежу и на свободу тебя выпущу… только… две тысячи… знаешь, это мало, — заявила Ла Горель.

— Сколько же ты хочешь? — задохнулся Ландри.

— Надо еще пятьдесят тысяч, — холодно уточнила женщина.

Бедный Ландри! А ему-то казалось, что все уже улажено. Названная сумма просто потрясла его. И он вышел из себя:

— Пятьдесят две тысячи ливров!.. Ты смеешься надо мной, чертова колдунья!.. Где же я их возьму, старая ты ведьма?..

— Я просто уверена, что таких денег у тебя нет, — ответила она спокойно, ничуть не рассердившись. — Ну, на нет и суда нет.

Ландри заскрежетал зубами, испепеляя Ла Горель взглядом. А она невозмутимо пояснила:

— Если я отпущу тебя, то потеряю пятьдесят тысяч ливров. Понимаешь, нет?.. Не понимаешь?.. Я ждала тебя с нетерпением…

— Ты меня ждала? — подскочил ошарашенный Ландри.

— Ну да, пять дней уж поджидаю, — кивнула мегера.

— Пять дней, — повторил окончательно растерявшийся Ландри. — Да как же это? Зачем?

— Как это зачем? — изумилась Ла Горель. — А чтобы заработать свои законные пятьдесят тысяч!.. Мне было обещано, что я получу их в тот день, когда ты окажешься здесь… Потому-то я и поджидала тебя с таким нетерпением… Ну, понятно?

Нет, бедный Ландри Кокнар решительно ничего не понимал! Да и как можно было разобраться в объяснениях этой карги, которые — вольно или невольно — она сама отчаянно запутывала? Но Ландри быстро сообразил, что тут дело нечисто и что ему любой ценой надо выяснить, что к чему: ведь речь как-никак шла о его жизни. И он поинтересовался:

— Эти деньги посулила тебе герцогиня де Соррьентес?

— Нет, — отрицательно мотнула головой Ла Горель. — Я больше не служу герцогине.

— А кто же? — нетерпеливо спросил Ландри.

— Моя новая хозяйка, госпожа маркиза д'Анкр, — проговорила женщина.

— Маркиза д'Анкр!.. — вскричал Ландри, подпрыгнув на стуле. Кокнар смертельно побледнел, виски у него вспотели. — Значит, я у нее?..

Глаза мегеры победно горели, она злорадно улыбалась и не спешила с ответом, которого пленник ждал, едва не падая в обморок от волнения. Наконец старая ведьма объявила:

— Ты находишься у монсеньора маршала маркиза д'Анкра. — И с притворной жалостью она спросила: — Разве ты этого не знал, бедный мой Ландри?

— Все кончено, я погиб! — простонал Кокнар.

— Боюсь, что это так, — улыбнулась гадкая старуха.

Тут послышался звон колокольчика.

— Тебя желает видеть монсеньор, — объяснила Ла Горель. — Пойдем, — добавила она, направляясь к каким-то дверям.

Ландри Кокнар окинул комнату отчаянным взглядом, словно утопающий, готовый ухватиться за соломинку. Ла Горель не спускала с пленника глаз.

— Тебе не убежать, — сказала она, — и не пытайся. Лучше покориться. — И с мрачной любезностью старая ведьма подбодрила Ландри: — Терять тебе нечего, тебя быстренько повесят. Так что долго мучиться не будешь… Раз-два, и готово… Ну, входи. Не заставляй монсеньора ждать, он этого страсть как не любит.

Ландри Кокнар понял, что спасения нет. Пленнику оставалось только подчиниться. Мы уже убедились, что, несмотря на излишнюю осторожность, Ландри был очень смелым человеком. Собравшись с духом, он гордо решил показать своему прежнему хозяину, что не боится смерти. Ла Горель открыла дверь, и, уняв предательскую дрожь, Кокнар твердым шагом переступил порог.