Гиз и Фауста ушли, а Пардальян еще долго стоял в коридоре за портьерой. То, что он услышал, потрясло шевалье до глубины души.

«Клянусь Богом, — думал Жан, — как же щедро одарена от природы эта женщина — ум, отвага, честолюбие, великие замыслы и неземная красота… но сколько в ней при этом злобы! Великая воительница!.. Однако о благодарности у госпожи Фаусты более чем странное представление… Не успел я вырвать ее из лап Сикста V, как она натравила на меня Генриха Меченого с его сворой ищеек… Похоже, принцессу Фаусту не переделаешь…»

Пардальян как раз пришел к такому заключению, когда в зале вновь появилась хозяйка дворца.

— Может, стоит обнаружить себя? — колебался шевалье. — Уж очень хочется сказать этой даме все, что я о ней думаю… Но что это с ней? Плачет? Никогда бы не поверил, будто Фауста знает, что такое слезы…

Действительно, Фауста без сил рухнула в кресло, закрыла лицо руками и зарыдала. Охваченный непонятным волнением шевалье уже собирался покинуть свое убежище и подойти к плачущей женщине, когда Фауста подавила рыдания, встала, встряхнула головой, словно отгоняя от себя мрачные мысли, и ударила молоточком в серебряный гонг.

Появился безмолвный лакей и замер в почтительном ожидании. Фауста подошла к столу и принялась за письмо. Видимо, ей нелегко далось это послание: она часто останавливалась и задумывалась, прежде чем написать очередную фразу.

Письмо оказалось длинным. Фауста писала его целый час. Потом она обернулась к лакею и спросила:

— Где граф?

— Ожидает у базилики Сен-Дени, как договорились.

— Отправьте ему это письмо. Он должен его получить завтра в восемь утра. Пусть едет прямо в Дюнкерк. И пусть вручит послание Александру Фарнезе.

Лакей бережно взял переданный ему запечатанный пакет.

— Сообщите графу, — добавила Фауста, — что, когда он вернется, я, возможно, уже покину Париж. Пусть едет в Блуа.

Лакей с поклоном удалился.

«Все ясно! — подумал шевалье. — В письме приказ Александру Фарнезе вступить с армией во Францию, для того чтобы герцог де Гиз поскорей стал нашим королем, а там и императором Европы и властителем Африки и всех прочих частей света… Но мы еще посмотрим, что из всего этого осуществится!»

Тем временем Фауста вышла из тронного зала. Явился другой лакей и погасил светильники. Потом шаги стихли, дворец погрузился в полную темноту, и шевалье решил, что, видимо, его обитатели наконец-то уснули.

Тогда Пардальян с кинжалом наготове выбрался из-за портьеры и двинулся в путь. Он шагал по огромному зданию наугад, блуждал в каких-то закоулках, ступал осторожно, бесшумно, на цыпочках. Лишь через полчаса он оказался в просторном помещении, освещенном слабым светом свечей. Пардальян вгляделся и узнал коридор, выходивший к парадной двери дворца.

То ли Фауста не очень беспокоилась о своей безопасности, то ли привратники оказались предателями и сбежали вместе со слугами, изменившими хозяйке, но в коридоре не было ни одной живой души.

Конечно, снаружи такую дверь взломать было нелегко, но изнутри открыть ее не составляло никакого труда. Огромные засовы не скрипели и отпирались на удивление просто; через несколько минут шевалье оказался на улице.

Как раз в это мгновение на колокольне Собора Парижской Богоматери пробило полпервого. Пардальян аккуратно прикрыл за собой дверь, рассчитывая на то, что отодвинутые засовы изнутри заметят не сразу и, следовательно, не сразу поднимут тревогу. С облегчением вздохнув, Пардальян направился в сторону улицы Сен-Дени; как, конечно же, догадался читатель, путь его лежал к гостинице «У ворожеи», куда наш герой и прибыл без всяких приключений.

Гостиница была уже закрыта; постояльцы и прислуга спали. Но шевалье постучал условным стуком, и минут через десять ему открыла заспанная служанка.

— Ради Бога, ужинать! — воскликнул Пардальян, умиравший от голода.

— Ах, сударь, — взмолилась служанка, — я засыпаю на ходу, какой уж тут ужин!

— Ну. хорошо, иди спи! — улыбнулся шевалье. — Но мне-то хоть постель приготовили?

— Все готово, господин шевалье, вам остается только откинуть одеяло и лечь.

— Прекрасно. Да, не забудь разбудить меня в шесть утра? Разбудишь?

— Конечно, сударь, я ведь встаю в пять.

— Умница! А теперь иди, спи! Но если забудешь, скажу госпоже Югетте, и она тебя выгонит. А я остригу тебе волосы покороче, так что твой суженый больше и не посмотрит в твою сторону. У тебя суженый-то есть?

— Как не быть! — рассмеялась служаночка. — Но не волнуйтесь, сударь, все в этом доме знают — любое ваше желание надо выполнять. У нас, конечно, есть хозяйка, да только настоящий хозяин тут вы!

С этими словами хитрая девица поспешила спастись бегством, а раздосадованный Пардальян проворчал:

— А я-то пожалел эту вертихвостку! Решил, пусть выспится… Бедная Югетта!.. Кажется, ее репутация погибла!.. Что ж, ничего не поделаешь! Но я все-таки умираю от голода и жажды!

Шевалье отправился на кухню, зажег свечи, отстегнул шпагу и снял кожаную куртку. Поскольку гостиницу он знал прекрасно, ему не составило никакого труда отыскать в погребе пару бутылок получше. Потом он принес дров и зажег огонь в очаге. Потрескивали поленья, и, глядя на них, шевалье чувствовал, что его охватывают умиротворение и спокойствие.

— Видели бы меня сейчас герцог де Гиз, Фауста, Бюсси-Леклерк и Менвиль… — иронически усмехнулся шевалье. — Как они гонялись за мной! Все пошло в ход — и шпаги, и аркебузы, и кинжалы… нагнали в Ситэ целую армию, чтобы взять меня живым или мертвым… А вот он я — на кухне, у очага, и собираюсь зажарить омлет… Вот сейчас выберем сковородку побольше, нальем туда масла… А неплохой из меня повар получается! Ох, и посмеялись бы мои высокопоставленные враги!

И тут он действительно услышал за спиной смех.

— Это еще что такое? — воскликнул Пардальян и обернулся.

Он намеревался схватить шпагу, но совсем забыл, что руки у него заняты тяжелой сковородкой. Впрочем, шевалье тут же успокоился — на пороге кухни стояла Югетта и от души смеялась, глядя на шевалье, вооруженного ее кухонной утварью.

Милая хозяюшка забрала у Пардальяна сковородку и с напускной строгостью произнесла:

— Безобразие! Я выгоню эту лентяйку Жильетту!

— Дорогая Югетта, выгонять надо меня, а не ее! Я силой отправил бедную девочку спать — она так клевала носом, что я испугался, подумав: наверняка сожжет мой омлет! Позвольте, я его сам сделаю, прекрасно получится, вот увидите…

— Ну уж нет! — возразила Югетта. — Пока еще я здесь хозяйка.

В мгновение ока Югетта накрыла маленький столик у очага. Через несколько минут Пардальян уже с волчьим аппетитом набросился на омлет, зажаренный Югеттой, с удовольствием запивая его прекрасным вином. А Югетта все подливала и подливала ему…

Поужинал шевалье на славу; редко, к сожалению, выпадали на его долю такие вот спокойные, счастливые часы. Омлет был вкуснейший, вино — выше всяких похвал. Вокруг порхала улыбающаяся Югетта… Шевалье чувствовал себя на верху блаженства…

А милая хозяйка смотрела на него ласково и нежно, смотрела как сестра, как подруга, а не как любящая женщина. Действительно, чего желала Югетта? Видеть шевалье каждый день, заботиться о нем как мать о ребенке, знать, что он счастлив, спокоен, здоров… А о большем она и не мечтала… Впрочем, нет, иногда Югетта позволяла себе грезить о невозможном, несбыточном…

Кто знает, может, со временем шевалье излечится от скорби, справится со своим горем, и тогда… Югетта с искренним уважением относилась к памяти Лоизы, в ее душе не было ревности (ведь бедная Лоиза умерла), но Югетта так надеялась, что когда-нибудь шевалье попытается еще раз обрести семейное счастье!

Что же касается преград, разделявших в глазах общественного мнения Югетту, хозяйку гостиницы, и Пардальяна, дворянина старинного рода, то Югетта о них забывала: ведь шевалье всегда держал себя с ней так дружески-почтительно, в его словах и поступках было столько уважения и внимания!

— А знаете, дорогая Югетта, — сказал шевалье, — ваша гостиница — настоящий рай земной. Тут я отдыхаю душой, становлюсь лентяем… мне хочется здесь задержаться, я начинаю чувствовать, что скитальческая жизнь мне надоела…

— Ах, господин шевалье, — вздохнула хозяйка, — если бы так было на самом деле.

— Так оно и есть, клянусь вам! Что-то устал я носиться верхом по горам и долам — под дождем и под снегом, в жару и в холод. Порой отправляешься утром в путь и даже не знаешь, где доведется пообедать, а тем более — переночевать. И так годами… это становится несколько утомительным, дорогая моя Югетта… Устал я, устал…

— Так что же вы не отдохнете? — с надеждой в голосе воскликнула Югетта. — Гостиница у нас прекрасная, хозяйка, смею надеяться, неплохая, кормят хорошо — так оставайтесь же! Для вас, сударь, здесь всегда найдется лучшая комната, самая вкусная ветчина и доброе вино. Оставайтесь!.. Знаете, как хорошо посидеть зимой вечером у камелька! Снаружи завывает ветер, метет снег, а здесь тихо и тепло… Вы мне расскажете о ваших приключениях… вы начнете так: «Ехал я однажды по дороге, и вот что со мной случилось… « А я буду слушать вас, и мне будет казаться, что и я объехала с вами всю Францию… И, рассказывая, вы словно заново проживете эти бурные годы…

— Ах, Югетта! Прекрасную картину вы нарисовали!.. Так бы и остался у вас навсегда!

— Как я была бы счастлива! — воскликнула хозяйка. — Господи, да вы и сами все прекрасно понимаете!

И Югетта вздохнула и покраснела.

— Понимаю, — улыбнулся шевалье. — Вы не просто прекрасная хозяйка, у вас, к тому же, золотое сердечко. Вы воистину очаровательны, милая Югетта. А кстати, знаете, ведь у вас поэтическая душа!

— У меня?

— Конечно! Вы так поэтично описали картину зимнего вечера! Даже я, старый волк, и то растрогался! Ах, Югетта, поверьте, вы тронули мою душу, так что, боюсь, я теперь не засну. К тому же мне будет очень тяжело покинуть вас и завтра утром вновь оседлать коня!..

— Завтра утром, — упавшим голосом повторила Югетта, опустив глаза и бледнея.

— Да, в семь утра я должен быть в Сен-Дени… Мне взбрело в голову посетить усыпальницу королей Франции.

— Господин шевалье, вы меня обманули! — обиженно воскликнула Югетта, и глаза ее наполнились слезами. — А я уж и вправду поверила… я так надеялась… а вы опять собираетесь в дорогу!

— Правда, дитя мое, правда… — вздохнул шевалье, — но, поверьте, я должен ехать. На карту поставлена моя честь… и, кроме того, я должен рассчитаться с долгами… это очень давние долги… Но я надеюсь, что надолго не задержусь. А потом… если я вернусь… если ничего со мной не случится… и если мне захочется отдохнуть, заверяю вас, я поеду прямиком в гостиницу «У ворожеи» и, не стану искать другого пристанища. Вы прекрасно знаете, Югетта, что теперь у меня никого в мире не осталось, кроме вас. И я люблю эту гостиницу… Здесь я провел молодые годы, здесь все напоминает мне о прошлом… Здесь жил мой отец, и здесь я встретил… Впрочем, что-то я становлюсь сентиментален. Нарисованная вами картина совсем очаровала меня, но тем не менее завтра в шесть утра я должен встать…

— Спокойной ночи, господин шевалье! — грустно произнесла Югетта.

— Спокойной ночи, хозяюшка! — стараясь казаться веселым, ответил шевалье.

Через несколько минут Пардальян уже спокойно спал. Перед тем как сомкнуть глаза, он с удовольствием подумал о заботливой Югетте — его разбудят ровно в шесть, накормят завтраком, конь его будет уже вычищен, дорожная одежда приготовлена. Останется только прицепить к поясу шпагу — и в путь!..

В шесть утра явилась служанка и разбудила Пардальяна. Он сходил на конюшню, оседлал лошадь, потом позавтракал паштетом и вином. После этого шевалье распрощался с Югеттой, пытаясь убедить безутешную хозяйку, что, когда состарится, обязательно вернется в гостиницу «У ворожеи» греться у камелька.

…Пардальян вскочил в седло и умчался, а Югетта еще долго стояла на пороге и смотрела ему вслед.

— Увижу ли я его еще когда-нибудь? — вздохнула прекрасная вдовушка, возвращаясь в зал гостиницы.

В восьмом часу шевалье прибыл к базилике Сен-Дени, оставил лошадь у коновязи и, чтобы его не приметили, зашел в первый попавшийся кабачок. Он расположился за столом у окна и принялся внимательно следить за дорогой.

В полвосьмого появился всадник, скакавший со стороны Парижа. Это был высокий мужчина, хорошо вооруженный, по виду — дворянин. Пардальян тотчас же узнал в нем того самого слугу, которому Фауста передала письмо, адресованное Александру Фарнезе. Всадник спешился и зашел в соседний с трактиром дом. Пробыл он там не более получаса, потом вышел, сел на коня и помчался по парижской дороге.

«Отлично, — подумал шевалье, — письмо в руках у посланца Фаусты. А теперь подождем, пока появится сам этот посланец собственной персоной».

Через десять минут ворота соседнего дома распахнулись, и на улицу выехал какой-то человек. Он двинулся по дороге на Даммартен и миновал тот трактир, у окна которого сидел Пардальян. Шевалье тотчас же выбежал из кабачка, отвязал коня, взлетел в седло и последовал за всадником, не приближаясь, однако, к нему.

«Посланец, конечно, направляется в Дюнкерк, — думал шевалье, — Фауста назвала его графом. Что это еще за граф?.. Хотел бы я знать, как его зовут… Впрочем, к чему? Обойдусь и без имени!»

Всадник пустил коня рысью, и шевалье последовал его примеру, по-прежнему держась в некотором отдалении. Похоже, посланец Фаусты не очень-то торопился. На разбитой дороге, среди рытвин и ухабов, он и вовсе перешел на шаг. Вот тут-то он, видимо, и заметил, что за ним следят, однако не стал погонять коня, а, наоборот, остановился. Остановился и Пардальян. Всадник помчался галопом, потом попридержал лошадь и заставил ее идти рысью. То же проделал и шевалье. Таким образом, посланец Фаусты окончательно убедился в том, что его преследуют.

Он не стал останавливаться в Даммартене, а поехал прямиком в Санлис. В Санлисе неизвестный граф зашел в старинный трактир «Бочка Вакха». Пардальян оказался там минуты через две. Посланец пообедал в большом зале — шевалье утолял голод за соседним столом. Потом посланец удалился к себе, громко приказав слуге разбудить его в восемь утра.

«Прекрасно! — подумал шевалье. — Голову даю на отсечение, что этот хитрец вскочит в пять!»

Отправляясь в свою комнату, шевалье велел приготовить коня к пяти утра. Перед сном Пардальян долго размышлял о происходящем, пытаясь понять, зачем, в сущности, он едет за графом?

— Чтобы забрать письмо, адресованное Фарнезе… Зачем же еще? — ответил Пардальян самому себе.

Да, но как же это сделать?.. Самое простое — это вызвать графа на дуэль и убить его… Нет, слишком просто… К тому же шевалье не хотел ни за что ни про что убивать или ранить совершенно незнакомого человека, который не причинил ему никакого зла. Но письмо, как же забрать письмо?

— Придумаю что-нибудь! — решил в конце концов шевалье. — Например, подойду к этому дворянину, раскланяюсь, сниму шляпу и скажу: «Сударь, будьте так любезны, вручите мне письмо, адресованное лично генералу Фарнезе. Клянусь, мне оно очень нужно. Век буду вам благодарен за оказанную услугу!» Главное при этом — приятно улыбаться… И посмотрим, сможет ли он мне отказать!..

Пардальян заснул и проспал до пяти утра. Разбудил его гостиничный слуга. Шевалье встал и первым делом выглянул на улицу. Одеваясь, он ни на минуту не терял из виду тот кусок дороги, что был виден из окна.

Но посланец Фаусты так и не появился.

— Неужели я ошибся, и он собирается проспать до восьми? — удивился шевалье.

В семь часов Пардальян позвал хозяина.

— Надеюсь, вы не забудете разбудить в восемь того достойного дворянина? — спросил шевалье.

— Какого дворянина?

— Да того, что приехал вчера чуть раньше меня. Нам ехать в одну сторону, и я бы с удовольствием отправился вместе с ним. а то одному скучно… А он, кажется, милый человек и приятный собеседник.

— В таком случае, сударь, мне, право, очень жаль…

— Что значит «жаль»?

— Думаю, и тот дворянин очень бы огорчился… он, наверное, не знал, что вы хотите ехать с ним, и передумал в последнюю минуту.

— Передумал?

— Ну да! Он уехал еще в три утра!

Пардальян едва сдержал проклятие, готовое слететь с его губ, бросился на конюшню и во весь опор помчался в сторону Амьена.

— Вот и доверяй после этого лицемерам! — ворчал он, подгоняя лошадь. — А я-то ломал голову, как бы его не обидеть, забирая письмо… Вот как он отплатил мне за мою вежливость! Пожалуй, мы с вами поссоримся, господин граф!

Он гнал коня так, что ветер свистел в ушах. Но вскоре Пардальян заметил, что его скакун начал уставать. Так он может потерять коня, а денег на покупку другого у него не было. К тому же он очень дорожил своим верным другом, ибо справедливо полагал, что второго такого коня не найдешь.

Поразмыслив, шевалье решил прекратить бессмысленную погоню. Разумнее проехать полями и попытаться сократить путь, двинувшись наперерез посланцу Фаусты. Шевалье доехал до Мондидье и решил часок передохнуть. Он зашел в кабачок, порасспросил хозяина и узнал, что человек, по всем приметам весьма и весьма напоминавший загадочного графа, заходил в это заведение выпить стакан местного вина. Более того, он проехал через Мондидье всего лишь полчаса назад.

— Пора его догнать и отплатить ему за ту шутку, что он сыграл со мной в «Бочке Вакха»! — решил Пардальян.

Через десять минут шевалье уже был в седле; рискуя загубить коня, он опять пустил его вскачь.

«Одно из двух, — думал Пардальян, — или этот человек, которого называют графом, приедет в Амьен раньше меня, или я успею перехватить его до въезда в город. Если он успеет въехать в Амьен, в городе мне его не найти. Тогда придется ловить посланца Фаусты на выезде из Амьена… В любом случае, от меня он не уйдет!»

Пардальян поднялся на вершину холма и увидел впереди крестьянскую телегу, что медленно ползла по ухабистой дороге. Он поравнялся с телегой, и возчик сообщил, что минут пятнадцать назад его обогнал какой-то всадник. Пардальян, прося в душе прощения у коня, опять пришпорил его. Но через десять минут он увидел вдалеке городские стены и башни Амьена и понял, что всадника ему нагнать не удалось.

— Все! Он уже в Амьене! — вздохнул шевалье.

Вечерело. У самых ворот наш герой остановился и задумался. После недолгих размышлений он принял решение и заставил измученного коня шагом идти вдоль городской стены. В Амьен Пардальян въезжать не стал. Он резонно рассудил, что неизвестный граф наверняка остановился на ближайшем к воротам постоялом дворе и теперь следит из-за занавески через окно, не появился ли на улицах города его преследователь.

«Пусть наблюдает! — усмехнулся про себя шевалье. — Пусть рассматривает каждого, кто въезжает в Амьен! А я ему сюрприз приготовлю…»

Объехав Амьен кругом, шевалье выбрался на северную дорогу, ту, что шла на Дуллан и Сен-Поль. Он доехал по-прежнему неторопливо до первого городка на этой дороге — Виллье. Там он оказался уже ночью.

Северная дорога проходила как раз через Виллье. Единственный постоялый двор также размещался при дороге. Так что любой путешественник, следовавший из Амьена на север, неминуемо должен был проехать мимо этого постоялого двора.

Пардальян спешился, отвел коня в конюшню и убедился, что о благородном животном позаботились: вытерли, почистили, поставили в хорошее стойло и насыпали вдоволь овса. Лишь после этого шевалье, буквально падавший с ног от голода и усталости, подумал о себе.

После хорошего ужина от голода и следа не осталось, но Пардальяну все так же смертельно хотелось спать. А ведь надо было всю ночь следить, не появится ли посланец Фаусты… Что же предпринять?

Ему отвели комнату, что выходила окнами на дорогу. Он бросил взгляд на прекрасную постель и приуныл. Шевалье долго скреб в затылке в надежде хоть что-нибудь придумать. Наконец он заметил лакея, которому вменялось в обязанность провожать гостей в их комнаты.

— Хочешь заработать два экю? — спросил Пардальян.

Туповатый на вид парень в холщовом колпаке и в сабо даже рот открыл, услышав предложение путешественника. Два экю! Он за целый месяц и трех экю не зарабатывал! Хозяин платил ему тридцать экю в год, правда, еще кормил и покупал ему ежегодно куртку, штаны и пару деревянных башмаков.

— Два экю! — воскликнул потрясенный лакей.

— Два экю по шесть ливров! Вот они! — и Пардальян продемонстрировал серебряные монеты.

— А что надо делать?

— Ты уже кончил работу, ваш постоялый двор закрыт, не так ли?

— Мне еще надо запереть ворота в хлеву и на конюшне.

— Иди запри и сразу же возвращайся.

Через десять минут слуга прибежал обратно.

— Все сделал. А теперь скажите, как я могу заработать два экю?

— Ты где обычно спишь? — спросил шевалье.

— В конюшне, на соломе.

— Так вот, проведешь ночь здесь, в этой комнате, и получишь свои два экю… Но это еще не все. Постарайся не заснуть и все время следи за дорогой. Если проедет всадник из Амьена на Дуллан, разбудишь меня… в любой час, но разбудишь обязательно!

— Понял! — воскликнул слуга. — Вы кого-то ждете и боитесь, что он проедет ночью.

— Друг мой, получишь не два, а три экю: один за труды, один — за любезность и еще один — за сообразительность.

Парень поклонился чуть не до земли, потом уселся на стуле у окна и облокотился о подоконник.

— Вот я уже и на месте, — сказал он. — Обещаю, кто бы ни проехал, немедленно предупредить вас. Спите спокойно, господин, я послежу за дорогой.

Пардальян положил пистолет на ночной столик, пристроил в изголовье шпагу, бросился, не раздеваясь, на постель и, счастливый, заснул. Молодой слуга добросовестно глазел на улицу. Как он и обещал, он разбудил шевалье рано утром и отрапортовал:

— Никто не проезжал, только три крестьянские телеги.

— Всадника точно не было? — спросил Пардальян.

— Никаких всадников.

— Держи свои три экю да сбегай принеси мне из погреба бутылочку вина получше и амьенский паштет, говорят, в Париже такого не попробуешь.

Слуга рысью ринулся исполнять приказание. Пардальян с удовольствием позавтракал и даже угостил лакея стаканчиком вина, чрезвычайно осчастливив этим достойного пикардийца.

Уже совсем рассвело. Пардальян отправился на конюшню, оседлал коня, уселся в большом зале на первом этаже и спокойно принялся ждать.

Часов в восемь на дороге появился всадник, и шевалье с удовлетворением ухмыльнулся: наконец-то в Виллье въехал посланец Фаусты с письмом к Александру Фарнезе. Пардальян-таки обвел его вокруг пальца!

Неведомый граф неспешно проехал мимо постоялого двора — он никуда не торопился, видимо, полагая, что наконец-то отделался от назойливого преследователя. Шевалье подождал, пока всадник отъедет подальше, и так же неторопливо поскакал по северной дороге. На этот раз Пардальян предпочел держаться подальше от неизвестного дворянина, чтобы тот не смог его заметить.

Так, друг за другом, они проехали Дуллан, потом Сен-Поль, затем прибыли в Сент-Омер. Здесь всадник остановился переночевать, и Пардальян, естественно, расположился на том же постоялом дворе, стараясь не попадаться ему на глаза. Но, похоже, посланец Фаусты все-таки обнаружил слежку, потому что на следующее утро граф поскакал сломя голову не на север, а в сторону Кале, пытаясь оторваться от Пардальяна.

Шевалье решил нагнать его во что бы то ни стало. Он до сих пор еще не перехватил письмо — а между тем время шло! Придется просто-напросто откровенно поговорить с этим всадником… А если посланец Фаусты заупрямится, Пардальян отбросит всякую вежливость и побеседует с ним со шпагой в руке.

К полудню вдали показались башни Кале. Пардальян попытался нагнать графа, но тот, оставив Кале слева, двинулся по дороге, что вилась вдоль побережья.

— Сейчас уйдет! Надо торопиться! — проворчал Пардальян.

Шевалье пришпорил коня и понемногу начал нагонять графа. Тот вдруг резко осадил и развернул лошадь и, с пистолетом в руке, стал ожидать преследователя. Увидев это, шевалье пустил коня рысью, потом шагом и, наконец, остановился всего в нескольких шагах от графа. Учтиво сняв шляпу, Пардальян приветливо улыбнулся посланцу Фаусты.

Тот застыл в недоумении. Согласитесь, невозможно без предупреждения палить в человека, который столь вежливо тебя приветствует, невзирая на взведенные курки твоих пистолетов! Или этот человек — сумасшедший, или же ему безразлична собственная жизнь. Однако на сумасшедшего шевалье никак не походил.

Графу пришлось не менее вежливо ответить поклоном на поклон. Он убрал пистолет в седельную сумку и произнес:

— Сударь, меня зовут Луиджи Каппелло, граф тосканский. С кем имею честь?

— Жан де Маржанси, граф французский.

Они еще раз коснулись своих шляп и двинулись бок о бок по той дороге, что шла от Кале к городку Гравлен.

— Не будет ли нескромным, — спросил итальянец, — поинтересоваться, откуда вы держите путь?

— Ничуть, сударь! С удовольствием вам отвечу, — сказал шевалье. — Я еду из Парижа, точнее — с острова Ситэ… правда, по дороге я заезжал в базилику Сен-Дени.

При этих словах Луиджи Каппелло вздрогнул и, пристально взглянув на собеседника, как-то странно повел рукой.

Пардальян улыбнулся:

— Господин граф, я весьма сожалею, что не могу ответить на тот таинственный условный знак, который вы мне только что сделали. И не могу по очень простой причине — я не знаю ответа. Вы ошиблись — я не принадлежу к числу сторонников принцессы Фаусты.

— Вот как! Впрочем, я сразу это понял, — ответил раздосадованный граф.

Луиджи Каппелло явно встревожился.

— Скажите же в таком случае, куда вы направляетесь? — спросил граф.

— Как куда?! Туда же, куда и вы — в Дюнкерк. А из Дюнкерка, если понадобится, я поеду в лагерь вашего прославленного соотечественника Александра Фарнезе.

Посланец Фаусты задумался. Зачем этот человек едет в Дюнкерк? Может, его послала принцесса Фауста? Но тогда почему он не знает условного знака? С другой стороны, похоже, ему многое известно…

— Сударь, — продолжал итальянец, — вы так любезно отвечаете на мои вопросы, что я позволю себе задать вам третий и последний…

— Пожалуйста, сколько хотите, но только потом я, с вашего разрешения, тоже порасспрошу вас.

— Договорились. Итак, почему вы преследуете меня, начиная с Даммартена?

— С Сен-Дени, — поправил его Пардальян.

— Хорошо. Почему вы меня преследуете, начиная с Сен-Дени? И почему, когда я оторвался от вас в Амьене, вы вновь последовали за мной?

— Мне просто доставляет удовольствие путешествовать в компании с вами!

— Откуда вы знаете, что я направляюсь в лагерь Александра Фарнезе?

— Потому что я слышал, как об этом говорила благороднейшая госпожа Фауста, — спокойно ответил шевалье.

— Вот как! — воскликнул изумленный итальянец. — Вы сказали, что вам нравится путешествовать вместе со мной, но, полагаю, есть и другие причины?

— Господин граф, позвольте теперь мне задать вам один вопрос.

— Прошу…

— Знаете ли вы, что содержится в письме, врученном вам в Сен-Дени от имени госпожи Фаусты и адресованном герцогу Фарнезе?

Граф был потрясен. Он больше не сомневался: конечно, этого человека послала не Фауста, это враг, и враг опаснейший, подслушавший важные секреты.

Посланец Фаусты огляделся. Справа от дороги простирались поля. Впереди виднелся городок Гравлен — домики рыбаков и церковь с колоколенкой. Вокруг ни души, прекрасное место для того, чтобы отделаться от назойливого спутника.

А Пардальян все улыбался.

— Сударь, мне трудно ответить на ваш вопрос, — наконец произнес итальянец. — Я не везу никакого письма и, следовательно, ничего не могу сказать по поводу его содержания.

— Ах, господин граф, — с сожалением воскликнул шевалье, — вот как вы платите мне за искренность. Я вам сказал правду, чистую правду, а вы пытаетесь меня обмануть! Нехорошо, стыдно, граф!..

— Ну ладно! — не стал возражать Каппелло. — Я везу письмо… ну и что с того?

— А я вас спросил, известно ли вам, о чем говорится в этом послании?

— Нет! И даже если бы я знал…

— …вы бы ничего мне не сказали. Естественно… Но вы не знаете. Хотите, я сам вам расскажу?

— Да кто вы такой, сударь? — крикнул рассвирепевший итальянец.

— Вы спросили, как меня зовут, и я ответил, что ношу титул графа де Маржанси. А вот кто я такой, это другое дело… Письмо, граф, давайте поговорим о письме. Итак, в нем содержится приказ госпожи принцессы господину Фарнезе выдвинуться с армией к границам Франции и по первому же знаку Фаусты выступить на Париж.

Посланец смертельно побледнел.

— И что же? — пробормотал он.

— Только одно — я не желаю, чтобы Александр Фарнезе получил это письмо!

— Как это — не желаете?..

Граф схватился за пистолет, Пардальян сделал то же самое.

— Подумайте, сударь, — настаивал шевалье, — лучше вам добровольно отдать мне послание.

И он наставил оружие на своего спутника. Каппелло только пожал плечами.

— Вы не подумали об одной вещи, — заметил он совершенно спокойно. — Я ведь могу и убить вас… Впрочем, прежде я хочу вам кое-что сказать…

— Я вас слушаю очень внимательно.

— Вы ведь рассказали мне содержание письма, хотя до этого мне было неизвестно, что в нем. Если бы я вас боялся, я бы мог отдать вам бумагу, а приказ передать Фарнезе на словах…

— Не получится, — ответил Пардальян, — герцог выполнит только письменное распоряжение Фаусты.

— Тогда я убью тебя! — выкрикнул итальянец и выстрелил.

Но Пардальян успел ударом шпоры послать коня вбок, и пуля прошла в двух дюймах от его головы. Тотчас же шевалье выстрелил сам, но не во всадника, а в лошадь: пораженное в голову животное рухнуло наземь. Посланец Фаусты успел спрыгнуть и выхватил шпагу. Пардальян тоже спешился и обнажил оружие.

— Сударь, — спокойно произнес шевалье, — прежде чем мы скрестим клинки, будьте любезны выслушать меня. Я назвался графом де Маржанси, и я имею права на этот титул. Но у меня есть и другое имя — меня зовут шевалье де Пардальян.

— Так я и думал! — воскликнул граф.

И он посмотрел на своего противника с любопытством и некоторым восхищением.

— Я вижу, вы знаете меня, — продолжал Пардальян, — что ж, тем лучше. Это избавит нас от долгих речей. Раз вы слышали обо мне, граф, вам, полагаю, известно, что ваша госпожа пыталась убить меня не то три, не то четыре раза. Не так давно я спас ей жизнь, в знак глубокой благодарности она натравила на меня солдат герцога де Гиза. Я легко мог убить ее, и я полагаю, что Бог бы не разгневался, сделай я это. Мне достаточно было просто протянуть руку. Но, признаюсь, я испытываю отвращение к убийствам… Что, впрочем, не мешает мне считать госпожу Фаусту моим заклятым врагом. Я пойду на все, лишь бы разрушить ее преступные замыслы.

Кроме того, у меня есть все основания полагать среди своих личных врагов сторонников, друзей и слуг госпожи Фаусты, начиная с герцога де Гиза и кончая вами…

Я читаю, сударь, в ваших глазах страстное желание убить меня… но вы меня не убьете, нет! Я не желаю, чтобы письмо пришло по назначению, я знаю, что вы служите женщине, неоднократно пытавшейся умертвить меня, следовательно, у меня нет выбора — я заколю вас!

И Пардальян атаковал графа; зазвенели клинки. Граф Луиджи был неплохим фехтовальщиком и больше оборонялся, чем нападал. Ему не требовалось убивать своего противника, он хотел только ранить этого человека, чтобы тот не мешал ему отправиться дальше с письмом к Фарнезе.

Пардальян, как обычно, пошел в атаку, нанося резкие прямые удары. Противнику пришлось пятиться, но несколько минут он достойно сопротивлялся. Шевалье даже проникся к нему уважением и произнес, продолжая наступать:

— Сударь, по-моему, вы — человек достойный, и я приношу вам мои извинения.

— Это за что же? — спросил граф.

— За то, что предложил вам отдать письмо. Я должен был предполагать, что такой человек, как вы, добровольно не сдастся.

— Благодарю вас, сударь! — ответил граф, отражая очередную атаку.

— Примите же мои извинения за предложение, не достойное вас, — продолжал Пардальян. — Я очень сожалею, что мы оказались противниками…

В ту же минуту Пардальян сделал выпад, и его визави зашатался, застонал и, выронив шпагу, упал на землю.

— Черт побери! — раздасадованно воскликнул шевалье. — Я же не хотел его убивать!..

Он опустился на колени, расстегнул камзол итальянца, взглянул на рану и покачал головой. В этот момент раненый открыл глаза.

— Сударь, — заявил шевалье, — вы в моей власти. Я без труда могу отобрать у вас послание. Но мне очень не хочется, чтобы мы расстались врагами, поскольку вы храбрый и отважный дворянин. Отдайте мне письмо по доброй воле, прошу вас! Еще не поздно…

Граф дрожащей рукой указал на внутренний карман камзола.

— Письмо там?

Раненый только кивнул головой.

Пардальян достал письмо, а граф посмотрел на него с безнадежным отчаянием.

— Перестаньте! — взволнованно произнес шевалье. — Что вам в этом письме? Неужели вы думаете, я воспользуюсь им, чтобы скомпрометировать госпожу Фаусту?

— Я боюсь… — чуть слышным голосом прошептал раненый, — я боюсь, что вы отвезете письмо к королю Франции… Тогда я погиб… мое имя обесчещено…

— Так вы этого боитесь?

— Да! — ответил раненый.

— Хотите, я докажу вам, что вы заблуждаетесь? Хотите, я докажу, что Валуа не получит письма?

— Какие тут могут быть доказательства… — прошептал раненый.

— Да самые неоспоримые, и я их вам сейчас представлю, — улыбнулся шевалье. — Смотрите же!

С этими словами он взял письмо и разорвал его на мелкие кусочки — не вскрыв, не сорвав печати, не взглянув даже на имя адресата! Расправившись таким образом с посланием Фаусты, он подбросил бумажные клочки в воздух. Порыв ветра подхватил их и унес в море.

Пока Пардальян рвал письмо, граф Луиджи смотрел на него с изумлением, затем это изумление сменилось восхищением. Раненый с волнением произнес:

— Спасибо, сударь, я так вам благодарен!

Пардальян пожал плечами.

— Я говорил вам, что считаю госпожу Фаусту своим заклятым врагом. Но я не из тех, кто готов подло воспользоваться случайно попавшим в его руки письмом для того, чтобы уничтожить женщину. Я уже и думать забыл этом послании. Я вас успокоил, граф?

— О да, сударь! Я счастлив… теперь я могу умереть спокойно…

— Вот еще! Вы не умрете!

Раненый грустно покачал головой. Потом силы изменили ему, и он потерял сознание.

Пардальян подошел к своему коню, порылся в седельной сумке и вытащил бинты, корпию, мягкую белую ткань — словом, все то, что нужно для перевязки. Не стоит особо хвалить шевалье за такую предусмотрительность. В его времена любой, кто отправлялся скитаться по дорогам, не забывал захватить с собой подобные предметы — на тот случай, если будет ранен.

Пардальян торопливо спустился по крутой тропинке вниз, к морю, намочил в соленой воде тампон из корпии, вернулся к графу, промыл его рану, прикрыл ее тампоном из корпии и умело перевязал.

Раненому, видимо, стало легче, и он пришел в себя.

— Я смывал кровь соленой водой, — объяснил шевалье, — жжет, наверное, но она полезна. А теперь, сударь, соберитесь с силами. Я вас подниму и посажу на моего коня… Эх, отдали бы мне сразу письмо, и мы обошлись бы без этой неприятности!..

Пардальян осторожно поднял раненого и легко посадил его в седло.

— До Гравлена доедете? — спросил он.

— Пожалуй, да…

— Тогда — в дорогу! Если почувствуете, что теряете сознание, скажите мне.

Они осторожно двинулись в путь. Пардальян вел лошадь за поводья и постоянно оглядывался на раненого. Минут через двадцать они добрались до Гравлена.

Городок был невелик — несколько десятков рыбацких домиков. Появление дворянина, ведущего под уздцы коня, на котором сидел раненый, вызвало всеобщее оживление; на улицу высыпали женщины и ребятишки.

— Где тут у вас постоялый двор? — спросил шевалье.

— А у нас его нет! — ответила одна из рыбачек.

— А кто хочет заработать десять экю?

— Это за то, чтобы приютить вашего товарища и ухаживать за ним? — осведомилась женщина. — Так и я могу…

— Где вы живете?

— Вон тут рядом, — и она показала свой домик.

Раненого сняли с коня, перенесли в лачугу, уложили на матрас, набитый сухими водорослями.

— А есть тут у вас врач?.. Ну, лекарь?

— Лекаря нет, но есть колдун…

— Колдун?

— Да. Старик, но он все знает, лечит лихорадку, сращивает сломанные кости, умеет выхаживать раненых…

Тут как раз появился человек, которого в поселке звали колдуном. Его, похоже, предупредили, что в этом доме есть раненый. Старик был высок, сед, с живым и хитрым взглядом. Не говоря ни слова он склонился к графу, размотал бинты и принялся изучать рану.

Делал он все ловко и умело, и шевалье понял, что колдун прекрасно разбирается в своем деле. Он осматривал пострадавшего минут десять, и итальянец снова потерял сознание. Лекарь заново перевязал рану и подошел к шевалье.

— Ну, что скажете? — спросил Пардальян.

— Дело серьезное, но он выживет.

— Слава Богу! — облегченно вздохнул шевалье.

Но тут Пардальяну пришла в голову одна мысль: когда раненый поправится, он сможет поехать к Фарнезе, рассказать о том, что случилось, и попытаться-таки передать приказ устно, И тогда все усилия шевалье окажутся напрасными! Жан отозвал колдуна в сторонку и спросил:

— Вы уверены, что он выкарабкается?

— Конечно!

— Но мне хотелось бы, чтобы мой друг как можно скорей отправился в путешествие…

Колдун покачал головой:

— Если он поднимется с этого матраса раньше, чем через восемь дней, — он погиб!

Если поднимется через месяц, рана может воспалиться. А уж на коня он сядет месяца через три — не раньше.

Три месяца!.. У Пардальяна было еще в запасе время. Он протянул колдуну экю, но тот отказался:

— Мне не надо денег. Я лечу рыбаков, они меня кормят. Зимой лесорубы приносят мне дрова. Женщины боятся, что я могу их сглазить или навести порчу на мужей, поэтому у меня всегда в достатке и овощей, и сидра…

— Странный вы человек! — улыбнулся Пардальян и положил экю обратно в кошелек.

Пардальян провел в рыбацкой хижине еще четыре дня. Уехал он только тогда, когда колдун уверенно заявил, что раненый выздоравливает.

Итак, убедившись, что граф Луиджи чувствует себя лучше и что за ним прекрасно ухаживают, Пардальян распрощался с человеком, которого едва не убил, и не торопясь отправился в Париж. На душе у него было спокойно: он знал, что никто не сможет передать приказ Фаусты Александру Фарнезе.

В Париже шевалье ожидали два дела. Во-первых, он собирался отыскать Моревера, и, во-вторых, ему очень хотелось побеседовать с герцогом де Гизом наедине. Итак, размышляя, что же ему следует предпринять в первую очередь, шевалье де Пардальян неспешно приближался к Парижу.