Вернувшись в Париж после объяснения с Пардальяном, Моревер принялся слоняться по городу: он не мог усидеть на месте. Он шел наугад по парижским улицам, шел быстрым шагом, не замечая прохожих, которые в страхе шарахались от него. Неудержимая, злобная радость бушевала в его груди. Время от времени он забегал в какой-нибудь кабачок, одним глотком выпивал стакан вина, швырял на стойку монетку и снова бросался на улицу.

Наконец-то, наконец-то Пардальян оказался у него в руках! Теперь уж он его не упустит! Он не сомневался, что шевалье явится на свидание. Главное — все обдумать. Любое предательство должно быть хорошо подготовлено.

Пардальян явится, и он безжалостно разделается с ним собственными руками. Никаких Бастилии, с Бюсси лучше не связываться! Он сам раздавит Пардальяна! При этой мысли Моревер яростно пристукнул каблуком о камни мостовой, словно желая размозжить голову гадюке, оказавшейся у него под ногами.

Он еще не придумал, как захватить шевалье, но он знал главное: Пардальян у него в руках! Моревер чувствовал себя на седьмом небе и наслаждался своим счастьем.

Наступил вечер, а негодяй все бродил по улицам. Тех прохожих, что попадались ему на пути, он попросту небрежно отшвыривал. Часов в девять он налетел на какого-то мужчину.

— Прочь, мерзавец! — прорычал Моревер и двинулся дальше.

— Эй, приятель! — окликнул его прохожий. — Это меня вы назвали мерзавцем? Остановитесь, не то я ударю вас сзади!

Моревер обернулся и узнал одного из приближенных герцога де Гиза.

— Лартиг!

— Моревер! Ты?!

Моревер посмотрел на приятеля, и в голове у него промелькнула страшная мысль: «Гиз считает, что я выполняю его поручение. Если герцог узнает, что я в Париже — все будет кончено!.. А Лартиг, конечно, завтра же все разболтает. «

— Так это ты! — улыбался Лартиг. — Вовремя ты повернулся, а я уже хотел проткнуть тебя сзади шпагой. — Если я не ошибаюсь, сударь, — холодно произнес Моревер, — вы меня толкнули и назвали мерзавцем?

— Моревер, ты что, с ума сошел? — удивился Лартиг. — Господин де Лартиг, подобное оскорбление можно смыть только кровью.

— Не ожидал, господин де Моревер… Раз вы желаете драться, жду вас с секундантами на Пре-О-Клер завтра в восемь утра!

— Я до завтра ждать не буду! — вскричал Моревер.

Отметим, что Лартиг был отважный дворянин и прекрасный фехтовальщик. Дерзкий вызов Моревера разозлил его до крайности.

— Сударь, по-моему, вы потеряли голову, — сказал Лартиг. — Вы совершенно забыли о дворянской вежливости. Я готов — защищайтесь!

Они обнажили шпаги, и дуэль началась. Противники обменялись несколькими ударами, потом Моревер сделал резкий выпад, и Лартиг пошатнулся. Шпага выпала у него из руки, и он без единого стона рухнул на землю. Клинок Моревера вошел ему в грудь, насквозь пробив правое легкое.

Убийца спокойно вытер шпагу и убрал ее в ножны. Оглядевшись, он увидел, что набережная Сены, где они встретились с Лартигом, пустынна; затем наклонился, желая убедиться, что его противник мертв, и столкнул труп в воду.

Вскоре Моревер неторопливо двинулся дальше. Как ни странно, убийство успокоило его. Мы остановились на этом эпизоде, хотя он и не играет важной роли в нашем повествовании, чтобы читатель понял: Моревер был человеком храбрым, безжалостным и хладнокровным, смерти он не боялся и решения принимал мгновенно.

Исход дуэли не был предрешен — в ней мог победить и Лартиг. Моревер это прекрасно знал, однако ввязался в драку, не колеблясь ни минуты. Впрочем, дуэли были ему не в новинку — он провел не один десяток поединков.

Так почему же при одной мысли о встрече с Пардальяном этот отважный забияка трепетал?

…Убив Лартига, Моревер преспокойно отправился в кабачок «Железный пресс», ибо почувствовал сильный голод. Явился он туда поздно, и Руссотта сказала, что не пустит его — иначе, мол, можно ждать неприятностей от стражников. Моревер сделал тот же таинственный знак, что когда-то Жак Клеман, и добавил:

— Закройте двери, захлопните ставни на окнах и подайте хороший ужин — я умираю с голоду.

Увидев таинственный знак, Руссотта с Пакеттой немедленно подчинились приказу незнакомца. Двери были заперты, и обе хозяйки со всех ног бросились подавать ужин. Моревер уплетал его с большим аппетитом, воздавая должное и еде, и вину, а также не забывая любезничать с дамами.

Но внезапно настроение его изменилось. Он отодвинул недопитую бутылку и углубился в мрачные размышления. Руссотта и Пакетта забились в дальний угол, стараясь не попадаться гостю на глаза.

Наконец Моревер встал, прикрепил к поясу шпагу и собрался уходить. Руссотта хотела было отворить дверь на улицу, но он остановил ее:

— Мне не туда!

И снова повторил тот же таинственный знак. Хозяйка поклонилась и проводила гостя в соседнюю комнату, примыкавшую ко дворцу Фаусты. Он постучал в стену в том месте, где были крестообразно забиты несколько гвоздей. В стене отворилась дверца, и Моревер вошел в зловещее обиталище принцессы.

Дверь за ним захлопнулась сама собой, и Моревер оказался в полутемном помещении. Перед ним как из под земли возникли Мирти и Леа — изящные и прелестные создания, любимые прислужницы Фаусты.

— Ваша хозяйка примет меня? — спросил он. — Или она уже спит?

Девушки с удивлением переглянулись, как будто бы сама мысль о том, что Фауста может спать, была для них странной. И действительно, едва Моревер закончил фразу, как увидел в кресле напротив саму Фаусту. Обе служанки моментально исчезли. Прекрасная принцесса появилась как всегда неожиданно и бесшумно.

— Я не ждала вас сегодня вечером, господин де Моревер, — сказала она.

— Действительно, сударыня, в этот час я рассчитывал быть далеко от Парижа.

— Вы должны были ожидать моих приказаний в Орлеане.

— Да, сударыня…

— Карета и лошадь стояли на холме Монмартр: экипаж для нее, конь — для вас.

— Я видел и лошадь, и карету…

— Я специально устроила так, чтобы герцог де Гиз отправил вас с поручением. Таким образом, дела служебные вам помешать не могли…

— Совершенно верно, сударыня, герцог полагает, что я отправился в Блуа и, согласно его указаниям, занимаюсь подсчетом военной силы короля.

— Итак, все было подготовлено. Герцог дает вам поручение, вы же тем временем выполняете мои распоряжения и едете в Орлеан. И вот вы здесь! Господин де Моревер, опасную игру вы затеяли… Осторожно!

— Я знаю, сударыня. Игра и впрямь опасная. Жизнь моя сегодня висела на волоске. Сударыня, одно лишь слово, и вы поймете, почему цыганочка все еще в монастыре и почему конь и карета мне не понадобились. Поймете, почему я здесь, а не на орлеанской дороге. Мадам, на холме Монмартр меня остановило неожиданное препятствие…

— Когда я приказываю, не может быть и речи ни о каком препятствии!..

— Вы совершенно правы, сударыня. Но то препятствие, что возникло на моем пути, могло бы не только остановить бедного дворянина, но и перевернуть судьбу Франции… Такое уже произошло в Шартре… У этого препятствия есть имя, сударыня, и это имя — шевалье де Пардальян!

Фауста слегка покраснела. Легкий румянец, появившийся на ее щеках, свидетельствовал о том, что гордая итальянка вне себя. Она помолчала, видимо, опасаясь, как бы голос не выдал ее волнения, и, справившись с собой, спросила:

— Вы встретили господина де Пардальяна?

— Да, сударыня!

— Он вас видел?

— Он разговаривал со мной. Понимаю, вас удивляет, почему после разговора с ним я остался жив… То, что я скажу сейчас, удивит вас еще больше: Пардальян у нас в руках!

На этот раз Фауста не смогла скрыть изумления и радости. Она и представить себе не могла, что Мореверу удастся справиться с таким человеком, как Пардальян. Моревер захватил шевалье де Пардальяна! Воистину жалкий конец для последнего из рыцарей нашей эпохи! Но, как бы то ни было. Пардальян схвачен, и значит, ничто не сможет помешать великим замыслам Фаусты!

— Вы ранили его? — спросила женщина.

Моревер отрицательно покачал головой.

— Вы захватили Пардальяна живым? Не может быть…

— Он у меня в руках! — с ненавистью выкрикнул Моревер. — Завтра в десять мы его возьмем! Нужно только устроить засаду, и Пардальян непременно туда угодит!

Моревер расхохотался нервным смехом. Этот хриплый хохот в очередной раз обнажил перед Фаустой всю низость его души.

— Извините, извините, сударыня, — захлебывался от смеха Моревер, — никак не могу сдержаться… Шестнадцать лет я не смеялся… А теперь так счастлив! Наверное, вы решили, что я сошел с ума!.. Позвольте, сударыня, я все организую: сотня хорошо вооруженных молодцов — и шевалье наш! Герцог де Гиз ни о чем не догадывается. Его светлость мне полностью доверяет… глупец! А Пардальян обязательно явится вместе с этим молокососом, герцогом Ангулемским, и с ним мы тоже миндальничать не будем… Ах, сударыня, я только что убил человека, моего хорошего приятеля… боялся, что из-за него сорвется охота на Пардальяна… Да я бы десять, нет, сто человек прикончил, лишь бы стать свободным! Завтра в десять утра шевалье де Пардальян ждет меня в Виль-Эвек!

Фауста, откинувшись на спинку кресла, с любопытством смотрела на человека, наслаждавшегося собственной ненавистью. Отсмеявшись, Моревер продолжал уже спокойнее:

— Я встретил их на холме Монмартр… в Париже они показываться боятся. Они ищут цыганочку. А я как раз шел к монастырю… и вдруг откуда ни возьмись появляется Пардальян. И я понял, что моя смерть пришла за мной! Ах, сударыня, тот отвратительный страх, что шестнадцать лет давил на меня, подогнул мои колени, и я взмолился о прощении!.. И он простил, представьте, простил! Как взыграла моя ненависть: мне, Мореверу, пришлось принять прощение от шевалье де Пардальяна!

Он помиловал меня ради цыганочки Виолетты. Завтра в десять я должен сообщить ему, где прячет девушку герцог де Гиз.

— Завтра… завтра в десять в Виль-Эвек, — прошептала Фауста.

— Да… завтра мы схватим его. Нужно только подготовиться. Я прекрасно знаю окрестности городка и сам выберу место для засады.

Фауста жестом велела ему замолчать. Она размышляла… А Моревер сидел и злился.

«Что она тянет? Время дорого. К рассвету сети должны быть расставлены.»

Какое же решение искала Фауста? Захватить Пардальяна? Это просто, слишком просто. Как сказал Моревер, достаточно устроить засаду… Как бы ни был отважен, силен и хитер шевалье, из такой мышеловки ему не выбраться…

Но нет, не этого хотела Фауста… С того момента, как она встретилась с шевалье в Шартрском соборе, сердце ее терзали странные переживания. Любовь и ненависть в душе Фаусты уравновешивали друг друга… Пускай читатель простит нам такое сравнение: душа Фаусты напоминала весы — на одной чаше любовь, на другой ненависть. До того разговора в соборе обе чаши как бы застыли неподвижно. Но равновесие было нарушено. Тогда, в церкви, победила любовь, и Фауста смирила гордыню, позволила себе стать просто женщиной. Одно слово Пардальяна — и она бы покинула Францию. Но ненависть не отступала — и временами Фаусте мерещилось, что она собственными руками убивает шевалье.

Вот и сейчас она искала и не могла найти решение: то ей хотелось спасти Пардальяна, то разделаться с ним, то она мечтала о счастье с любимым, то воображала, как Пардальян попадет в лапы к Мореверу. Фауста с ужасом почувствовала, что теряет самообладание.

Моревер следил за выражением ее лица, пытаясь догадаться, о чем она думает. «Наверное, размышляет, как лучше устроить засаду!» — решил он.

Тут Фауста подняла взгляд — и Моревер содрогнулся. Словно молния блеснула в глазах ее: решение было принято! Пардальян умрет!.. Она уже рассчитала, как и где это произойдет… Фауста хотела разом покончить со всеми, кто мешал ей. Погибнет и Пардальян, и герцог Ангулемский, и Виолетта, и кардинал Фарнезе, и палач Клод! Все сразу!

Победив своих противников, Фауста спокойно займется осуществлением великих планов. Она станет королевой франции, женив на себе Гиза, который взойдет на престол после смерти Валуа. И она будет властительницей Италии, уничтожив Сикста V!

Фауста, оставаясь внешне совершенно спокойной, обратилась к Мореверу со следующими словами:

— Господин де Моревер, вы, кажется, имеете какое-то поручение от герцога де Гиза?

— Вы сами так решили, сударыня, — недоуменно ответил Моревер.

— Прекрасно. Приступайте же к выполнению этого поручения. Отправляйтесь в Блуа, осмотрите замок, выясните, какими силами располагает Крийон, узнайте, где разместился король и как его охраняют. Когда закончите, вернитесь и отчитайтесь о поездке перед своим господином.

Моревер потрясенно уставился на Фаусту, а она продолжала:

— Это займет дней восемь, самое большее — десять.

— Сударыня, — возразил Моревер, — мне кажется, вы не совсем поняли…

— А мне кажется, что ваша голова едва держится на плечах. Стоит мне сказать несколько слов герцогу — и вам конец… Будет лучше, если вы без возражений подчинитесь…

— Подчиняюсь, сударыня! Но учтите, я готов отдать собственную жизнь, лишь бы увидеть, как умрет шевалье де Пардальян!

— Потерпите! — улыбнулась Фауста. — Выполняйте мои приказы и очень скоро вы увидите, как умрет Пардальян.

— О, простите, сударыня! Я подумал, вы помиловали его…

— Как он помиловал вас? Нет, успокойтесь, господин де Моревер.

— А наша встреча в Виль-Эвек?

— Вы поедете.

— Один?

— Один. Потом направитесь в Блуа и проведете там дней восемь. Вы скажете Пардальяну, что через десять дней приведете к нему цыганочку. Пусть ждет вас у Монмартрских ворот.

— Во сколько?

— В полдень. Итак, через десять дней, за городской стеной, у Монмартрских ворот, ровно в полдень. Поклянитесь, что приведете им Виолетту… А теперь прощайте, господин де Моревер!

Фауста встала и исчезла, прежде чем Моревер смог произнести хоть слово. Появились Мирти и Леа и знаком велели гостю следовать за ними. Они проводили его до дверей, и вскоре Моревер уже шагал по улице.

Он вернулся домой, бесшумно проскользнул на конюшню, оседлал коня и вышел, ведя его в поводу. Добравшись до Новых ворот, он дождался утра и выехал из Парижа. В восемь утра Моревер уже несся во весь опор по тропе, что вилась через поля, охваченный какой-то безумной, дикой радостью… Он скакал не разбирая дороги, и лишь когда конь начал выдыхаться. Моревер пустил его помедленней и направил в сторону Виль-Эвек.

Вскоре на его пути неожиданно появились Пардальян и герцог Ангулемский, вынырнувшие из-за кустов, Моревер понял, как трудно было бы завлечь шевалье в засаду. Он возблагодарил Бога и Фаусту за то, что та предложила новый план.

В какой-то момент Мореверу показалось, что Пардальян раскаивается в своем великодушии. Но он сумел сохранить спокойствие, соскочил с коня и произнес:

— Господа, я к вашим услугам!

Радость осветила лицо герцога Ангулемского; шевалье же де Пардальян хранил молчание и смотрел мрачно. Моревер решил заговорить первым.

— Господа, — начал он, — я явился на встречу, что доказывает — слово мое твердо. Если бы мне вздумалось сбежать, я легко мог бы это сделать…

Он замолчал, ожидая ответа, но Пардальян по-прежнему молчал, а Карл был слишком взволнован, чтобы подыскивать какие-то слова.

— Господа, — продолжал Моревер, — вы простили меня, и я обещал принести вам некие сведения. К сожалению, мне не удалось узнать точно, где находится интересующее вас лицо… Для этого нужно время. Разумеется, если вы откажете мне в доверии, вы можете снова считать меня вашим пленником.

Карл смертельно побледнел, а шевалье с удивлением взглянул на Моревера.

— Ваше поведение, сударь, искупает некоторые ваши поступки, — заметил Пардальян. — Не скрою, сердце мое по-прежнему полно ненависти к вам, но, кажется, вы достойны не только презрения…

Моревер поклонился, хотя замечание Пардальяна трудно было считать комплиментом.

— Итак, сударь, — продолжал шевалье, — вы сказали, что не смогли полностью выполнить то, что обещали нам. Ваши слова, однако, означают, что кое-что вам-таки сделать удалось…

— Да, господа, и сейчас я постараюсь точно объяснить, что я знаю и чего пока не знаю. Девушка, о которой шла речь, увезена из Парижа, в этом нет сомнений. Но куда отправил ее герцог — неизвестно, хотя я целую ночь пытался выяснить это.

— Я потерял Виолетту! Потерял навсегда! — прошептал Карл.

— Господа, — с притворным волнением продолжал Моревер. — поверьте, я испытываю к вам чувство благодарности и готов продолжить поиски…

— Говорите же! Хоть что-то вы узнали?

— Так вот, я клятвенно обещаю через десять дней не только сообщить, где находится эта девушка, но и проводить вас к ней. Десять дней — долгий срок, но мне необходимо съездить в провинцию и встретиться с одним человеком. Я поеду в Блуа. Тот, кому известно местонахождение девушки, сейчас находится именно там. Я не могу сообщить вам, зачем: это государственная тайна. Самой Виолетты в Блуа нет, я уверен. Герцог не стал бы отсылать ее так далеко, к тому же этот город — не самое безопасное место… там может всякое случиться… Но этот человек мне многим обязан и без сомнения расскажет, куда по приказу герцога увезли девушку. Повторяю, господа, через десять дней вы увидите Виолетту!..

Пардальян и Карл переглянулись. То, что говорил Моревер, очень походило на правду. Гиз, безусловно, не оставил своих планов и готовит новое покушение на короля. В такой ситуации вполне естественно, что его приближенные направляются в Блуа. Конечно, все эти замыслы держатся в секрете, и Мореверу предстоит тайком от герцога посетить Блуа и найти этого человека.

Карл умоляюще взглянул на Пардальяна, и шевалье отбросил всякие сомнения.

— Сегодня у нас двенадцатое октября, — сказал Пардальян. — Итак, через десять дней…

— Я буду ждать вас двадцать первого октября за городской стеной у Монмартрских ворот.

— Мы придем! — заключил шевалье.

— Я могу ехать? — спросил Моревер.

— Поезжайте, сударь!

Моревер взлетел в седло:

— Прощайте, господа, мне предстоит опасное путешествие. Но не сомневайтесь, я выполню обещанное. Знайте, сегодняшний день навсегда останется в моей памяти!

Он пустил лошадь вскачь и вскоре исчез за поворотом дороги.

— Что вы об этом думаете? — встревоженно спросил молодой герцог.

— Я думаю, — ответил Пардальян. — что некоторые люди на самом деле не столь уж безнадежны, как я полагал…

— Он действительно поехал в сторону Блуа…

— Он поехал спасать свою жизнь и получать прощение!