Селективная актуализация исламского нормативного наследия как способ бытования ислама

Распространено мнение, что ислам, как вечная и неизменная религия, представляет собой законченный ряд раз и навсегда кодифицированных и унифицированных норм, положений, представлений. Немусульманская широкая публика полагает, что своего рода всеохватным кодексом ислама является Коран, Богооткровенная Книга, а также хадисы – сообщения о высказываниях и действиях Мухаммада, Божьего Посланника. При таком понимании ислама Писание и Предание рассматриваются в качестве своего рода цитатников, в которых несведущие читатели без труда обнаруживают мнимые подтверждения своей правоты.

Подобный подход позволяет утверждать, что ислам – это религия мира, терпимости, милосердия и согласия. Следовательно, те политические экстремисты и даже террористы, которые называют себя исламскими моджахедами – «бойцами джихада за веру на пути Аллаха», обосновывая свои действия ссылками на отдельные положения Корана и Сунны, не имеют отношения к исламу, а им «прикрываются», «маскируются» и тому подобное. Но тот же подход продуцирует и другое распространенное утверждение: если некие мусульмане, называющие себя моджахедами, обосновывают свои действия, подпадающие под категорию политического экстремизма и терроризма, ссылками на положения Корана и Сунны, то ислам якобы является религией вражды и насилия, жестокости и нетерпимости.

В реальности же, что бы ни говорили исламофилы и исламофобы, ислам представляет собой динамичную, постоянно эволюционирующую систему норм и правил, взглядов и представлений, которые формируются и формулируются верующими в ответ на вызовы меняющегося времени и на основе человеческого понимания Корана и Сунны Божьего Посланника. История ислама – это непрекращающийся процесс экспликации (толкования) Богоданного Текста. Идеальная цель исламского сообщества – уммы, вернее, ученых и учителей исламского сообщества, заключается не столько в том, чтобы найти в Тексте доводы истинности той или иной человеческой акции, сколько в том, чтобы понять замысел Творца и Законоустановителя, явленный в Тексте. И если подходить к истории ислама чисто количественно, то можно констатировать, что результаты экспликативных усилий (не только обычные толкования – тафсир или символическо-метафорические объяснения – та’виль, но и богословские и философские трактаты, религиозная поэзия и проза, а также этические, юридические и политические сочинения на разных языках) по количеству слов многократно, в тысячи раз, превосходят Богооткровенный Текст, не превосходя его по значению.

Иными словами, ислам, как он есть здесь и сейчас, – это в конечном счете результат человеческих усилий. Этим объясняется, кроме всего прочего, наличие разных исламов, то есть различных систем норм и действий, которые существенно отличаются одна от другой, но претендуют на то, чтобы быть исламом par excellence, к слову сказать, являются таковыми для отдельных групп мусульман. Что уж говорить о разнобое норм, касающихся отдельных вопросов (вспомним хотя бы все тот же джихад). Важно подчеркнуть, что не существует никакой процедуры принятия окончательного решения относительно истинности/неистинности той или иной нормы или системы норм. И исторически, так, как он существует и складывается, ислам представляет собой сумму всех бывших и настоящих систем норм, соотнесенных с Кораном и Сунной. Во всех тех ракурсах глобального историко-цивилизационного процесса, в которых ислам наличествовал или наличествует, он представляет собой то, что сами мусульмане называют наследием (по-арабски турас, мирас).

Древо – семантема, широко применявшаяся в истории исламской мысли. Если воспользоваться этой метафорой, то ислам можно представить могучим деревом с глубоко ушедшими в почву корнями и буйно ветвящейся кроной. И в этом дереве хранится память разных эпох – годичные кольца, каждое из которых имеет неповторимые очертания. Они неотъемлемы от дерева и просматриваются даже в отдельных брусках, если дерево срубить и пустить его в распил.

Но такой ислам невозможно реализовать в системе норм, регулирующих жизнедеятельность конкретного исламского сообщества в конкретный исторический момент, – прежде всего, потому, что в этом аспекте исламская система норм избыточна в масштабах, невообразимых для неспециалиста.

Глобальный ислам в том виде, в котором он существует в мире в то или иное время, характеризуется сегментарной анабиотичностью. Иными словами, являются спящими, пребывающими в анабиозе для данного периода и конкретного места те нормы ислама, которые были выработаны в прошлые эпохи и преодолены в ходе исторического развития постоянно изменявшейся исламской общности. Однако преодоление не означает отбрасывание их как абсолютно неправильных, ошибочных или устаревших (неактуальных), пусть даже они и оказались таковыми в какой-то определенный момент времени и в конкретном месте. Ярким примером здесь могут быть «фетвы против татар» Ибн-Таймийи, которые существовали в исламском наследии в состоянии анабиоза и были абсолютно неизвестны, например, мусульманам в первой половине XX века на территории российского Северного Кавказа. Подобная анабиотичность норм сегментарна в том смысле, что она не является универсальной, всеобщей. Те же «фетвы против татар» составляли неотъемлемую часть реальной системы норм, действовавших среди ваххабитов – последователей Ибн-Абд-аль-Вахха-ба с XVIII века вплоть до наших дней. Нельзя не привести еще один пример – широкий пласт пребывавших до второй половины XX века в анабиозе проблем, связанных с определением тех, кто может считаться мусульманином (и при каких условиях мусульманин становится вероотступником). Сама эта проблематика уходит в VII век, к движению хариджитов.

Селективная актуализация норм – оборотная сторона сегментарной анабиотичности. Из буквально необозримого и исключительно богатого и разнообразного исламского наследия выбираются отдельные нормы или системы норм. Этот процесс получил название возрождения исламского наследия или возрожденчества. Но не бывает (просто не может быть) возрождения всего наследия, именно поэтому оно выборочно. Берется одно, игнорируется другое.

То, что называется салафизмом1, – один из вариантов селективной актуализации исламского нормативного наследия. Именно салафизм к концу XX века стал самой распространенной, господствующей формой исламского радикализма, который в конечном счете ориентирован на установление истинной исламской власти, по замыслу идеологов этого течения, соответствующей шариату как системе норм, которые были выработаны в ранние периоды существования исламской уммы (сообщества правоверных). Салафитскими являются не только те группировки исламских радикалов, которые продолжают воевать, например, в Алжире и называют себя прямо салафитами – «Салафитская группа проповеди и джихада», «Защитники салафитского призыва» (ранее именовались «Батальоном ужасов» —Катиба аль-ахваль – и входили в «Вооруженную исламскую группу»), но и масса радикальных исламистских организаций, в названии которых отсутствуют слова «салафизм», «салафитский». Среди них та же «Вооруженная исламская группа» (Алжир), «Исламская группа» и «Джихад» (Египет), «Реформа и вызов» (Иордания), «Абу-Сайяф» (Филиппины), «Исламское движение Курдистана» (Ирак, основатель и руководитель – шейх Усман бин Абд-аль-Азиз), «Исламское движение Узбекистана» (руководитель – Джума Намангани), «Обвинение в неверии и уход от мира» (Ат-Такфир, Египет, Ливан), «Боевая исламская группа» и «Сторонники Аллаха» (Ливия), ХАМАС (Палестина), «Сторонники шариата» и «Мухаджиры» (Великобритания), «Хизб-уль-Муджахидин» и «Лашкар-э-Тайба» (Индия, Джамму и Кашмир), «Джихад» (Бангладеш), «Исламская миротворческая бригада Конгресса народов Ичкерии и Дагестана» (боевики «эмира» Хаттаба и Шамиля Басаева, Россия), «Международный фронт борьбы против евреев и крестоносцев», наконец, «Основа» (или «База» – аль-Ка‘ида)Усамы бен Ладена2. Эти организации возникли в арабских странах, а уже оттуда расходились по миру концентрическими кругами, пока наконец не появились в таких отдаленных, в том числе и неожиданных на первый взгляд, местах, как Центральная Азия, Кавказ, Западная Европа, Северная Америка, Юго-Восточная Азия, Австралия. Затем они сформировали глобальную сеть, скрепляемую не столько организационно, сколько идеологически – самими салафитскими установками, реализуемыми в политической практике.

Достаточно долго исламский радикализм в форме суннитского салафизма находился в тени, а все исследовательское поле едва ли не целиком занимал радикализм шиитско-имамитского толка в форме хомейнизма – начиная с исламской революции 1978–1979 годов в Иране, через захват американских заложников в Тегеране, фетву имама Хомейни против Салмана Рушди и тому подобное и заканчивая результатами экспорта хомейнизма типа опорных баз на юге Ливана (зона, контролируемая движением «Хизбалла»), в Судане и других странах Африки и Азии3. Хомейнизм тоже является результатом селективной актуализации исламского наследия, но шиитского в вероучительном отношении в отличие от суннитского салафизма.

 

Исламский радикализм в форме салафизма как альтернатива полевению арабского мира (70-е годы и далее)

Для исследователей – историков и политологов разных политических взглядов и научных школ – общим местом является то, что с 70-х годов ислам (исламская идеология, исламские деятели, исламские группировки) стал активно использоваться в ряде стран, в первую очередь арабских, как своего рода противоядие от распространения левых идей (левонационалистических, левопатриотических, социал-демократических, марксистских, марксистско-ленинских, троцкистских и маоистских), а также против возникновения соответствующих организаций, общественно-политических движений и даже государств (имеется в виду Народно-Демократическая Республика Йемен, официальной идеологией которой был провозглашен научный социализм). Процесс оказался настолько массовым, что уже не резало слух название «Коммунистическая партия Саудовской Аравии» (основана в 1975 году), пусть эта партия и была немногочисленной. Возникали объединенные патриотические (национальные) фронты, в которые входили местные коммунисты и националисты (Сирия, Ирак), радикализировалось Палестинское движение сопротивления (за счет становления марксистски ориентированных Народного фронта освобождения Палестины и Демократического фронта освобождения Палестины). Историческая логика того периода: всякое полевение означало приближение к Советскому Союзу, вовлеченность в орбиту коммунистического мира, утрату Западом позиций на глобальном уровне.

Сама возможность использовать ислам в антикоммунистических целях обусловливалась тем, что Советский Союз, руководствуясь идеологическими установками марксизма-ленинизма, в котором была сильна атеистическая составляющая, либо поддерживал в арабском мире существовавшие там нерелигиозные политические организации, группировки, режимы, либо способствовал созданию и становлению таковых. Позднее, несмотря на открытый антиамериканский характер установившегося в Иране после 1979 года режима, Советский Союз, опять-таки в силу идеологического отторжения, сам оказавшись в роли «малого Сатаны» («большой Сатана» – США), никак не мог воздействовать на этот режим и поддерживал светское движение «Моджахедин-э-хальк», оппозиционное установившейся в Иране муллократии. В этом смысле у СССР есть своего рода алиби – в использовании ислама и его политизации в ходе холодной войны он прямо не участвовал.

Однако эти верные констатации об исламе как противоядии (коммунизму) не учитывают одно важное обстоятельство, являющееся ключевым для понимания того, что произошло в 70-х годах в арабском мире. Ислам к моменту распространения в ряде арабских стран советского (коммунистического) влияния там уже был. Но ислам, в тех формах (вероучительных, политико-доктринальных, организационных), в каких он бытовал в рассматриваемый период в арабских странах, не препятствовал распространению левых идей, тому, что получило название «социалистическая ориентация». Более того, на протяжении 60-х – начала 70-х годов в ряде этих стран (Египет, Сирия, Ирак и другие) стал формироваться «прогрессистский политический ислам», «ислам, тяготеющий к социализму (socialisant)» и, более того, «прогрессистский, даже социалистический ислам»4. Приведенные оценки касаются результатов активности официального духовенства в соответствующих странах, действовавшего согласованно с правящими группами. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что даже исламская оппозиция в арабских государствах (в том же Египте, Сирии), если воспользоваться приведенной формулировкой, «тяготела к социализму». Сейчас мало кто знает, что понятия «исламский социализм» и «социализм ислама» впервые были введены в оборот влиятельными членами всеарабской организации «Братья-мусульмане» – соответственно египтянином Мухаммадом аль-Газали и сирийцем Мустафой ас-Сибаи5.

В этих условиях для успешного противостояния распространению левых идей требовался иной ислам, который был бы не только противоядием полевению ряда арабских обществ, но одновременно являлся бы и своего рода альтернативой уже имевшемуся, слабому в политическом отношении исламу (который был представлен в деятельности официального духовенства и исламской религиозно-политической оппозиции) – исламу, реально не сумевшему сыграть роль противоядия. Таким иным исламом стал салафизм.

Египет оказался государством, в котором процесс салафизации приобрел во многом архетипические черты, которые затем воспроизводились в Алжире и Судане, на оккупированных палестинских территориях и в Ливане – везде, где стали возникать салафитские очаги. При этом обращает на себя внимание один парадокс. С начала 70-х годов, после прихода к власти Анвара Садата, когда исламизация государства после «социалистической ориентации» времен Гамаля Абдель Насера стала набирать обороты, в стране появились радикальные (и даже крайне радикальные) группировки – «Молодежь [пророка] Мухаммада», «Обвинение в неверии и уход от мира» (Ат-Такфир ва-ль-хиджра), «Исламская группа», «Джихад». Они встали в жесткую оппозицию к режиму. Боевики «Джихада» и убили Анвара Садата в октябре 1981 года.

Салафизация ислама в Египте началась резко, рывком, именно с приходом к власти Анвара Садата. В 1971 году египетский президент встретился с радикальными «братьями-мусульманами», находившимися в изгнании, в основном на территории арабских монархий. Именно тогда он заявил об «общности целей в борьбе против атеизма и коммунизма». «Братья» стали возвращаться на родину и либо восстанавливали организационные структуры своей ассоциации, либо вливались в новые радикальные организации. В 1973 году в Египте возникли тысячи исламских групп для «борьбы против атеистического марксизма»6. Важно подчеркнуть, что, по абсолютно верной оценке египетских исследователей, идеология этих групп была салафитской7. Именно эти исламские группы, которые поначалу занимались пропагандой в салафитском духе, предоставлением помощи студентам и вопросами исламской морали, и стали началом той радикальной, экстремистской и террористической организации, которая в дальнейшем получила название «Исламская группа» (Аль-Джама‘а аль-исламийя).

Но не только исламские группы были салафитскими. К таковым следует отнести все упомянутые выше группировки – и «Джихад», и «Обвинение в неверии», и «Молодежь пророка Мухаммада», и многие другие, более мелкие и менее известные, возникшие в начале 70-х8. Салафитский радикализм всех этих группировок проявлялся в неприятии существующего в Египте политического режима как неисламского – по той причине, что государство построено не на основе шариатского права, а на основе законов и установлений (норм), имеющих человеческий, а не божественный источник. Такой политический режим должен быть заменен в ходе джихада (священной войны), в результате которого и установится истинно исламская власть.

Важным пунктом салафитской идеологии радикальных групп является то, против кого вести этот джихад. Очевидно, что это в первую очередь сам «тиран» или «узурпатор» власти. Но он не существует в одиночестве и изоляции. Значит, необходимо бороться против всех тех, кто составляет государственную машину (полиция, армия, спецслужбы и так далее). Все эти люди подвергаются такфир’у, то есть объявляются неверными (куффар, единственное число кафир). С позиций шариатского права существует принципиальная разница между тем, кто является неверным от рождения, и тем, кто был верующим, а потом стал неверным. Этот человек считается вероотступником (муртадд), и «его кровь разрешена» – его не только можно, но и нужно убить. Салафитская логика приводит к тому, что вероотступниками объявляют не только тех, кто непосредственно поддерживает «тирана», но и тех, кто не восстает против него, а это все мусульмане, кроме радикалов-салафитов. Перечисленные идеи и практические рекомендации, подтверждаемые ссылками на отдельные положения Корана и Сунны, обнаруживаются у руководителя «Молодежи пророка Мухаммада» Салиха Сиррийи и идеолога «Джихада» Абд-ас-Саляма Фарага (оба казнены: первый за покушение на жизнь Анвара Садата в 1974 году, второй – за участие в его убийстве в 1981 году)9.

Все эти идеи получают прочное шариатское обоснование в фетвах и сочинениях шейха Омара Абд-ар-Рахмана, преподавателя религиозных наук в филиале исламского университета Аль-Азхар в Асьюте, когда он соглашается стать муфтием организации «Джихад», а затем – верховным муфтием «Исламской группы» (в настоящее время по приговору суда находится в пожизненном тюремном заключении в США за участие в подготовке террористического взрыва Всемирного торгового центра в Нью-Йорке в 1993 году).

Ясно, что радикальные группировки выступали против официального духовенства, которое в массе своей было лояльно к государству (сначала к режиму Абдель Насера, потом к режиму Анвара Садата). Но новые исламистские объединения (например, «Исламская группа», «Джихад» в Египте) боролись и против достаточно традиционных для страны «Братьев-мусульман», заставляя их либо радикализироваться, либо терять сторонников. Салафиты обвиняли «Братьев-мусульман» в том, что члены этой организации ограничивались «паллиативной реализацией» исламских норм, шли на сговор с «тиранами», соглашаясь участвовать в демократическом (ну, относительно демократическом в условиях садатовского режима) политическом процессе10.

В последующем, где бы салафитские группы ни возникали, они обязательно проводили в жизнь (точнее сказать, «проводили в смерть») линию на то, чтобы последовательно бороться против всех тех (мусульман в первую очередь), кто не приемлет их позицию. Все несалафиты объявлялись неверными, еретиками, вероотступниками, против которых необходимо бороться огнем и мечом. (Кстати сказать, верная примета современных салафитских текстов – частое употребление этих терминов по отношению к своим соотечественникам-мусульманам. Необходимо при этом иметь в виду, что данные термины – не просто некие оценочные характеристики, а шариатско-правовые категории, отнесение которых к тому или иному мусульманину или группе мусульман предполагает обязательность применения конкретных санкций.)

В Алжире аналогичные процессы отставали на 7-10 лет и начались, насколько можно судить, сразу после смерти Хуари Бумедьена в 1979 году. Именно тогда активизировался процесс арабизации, который на практике означал, что распространение арабского языка, который всегда рассматривался в стране в качестве сакрального, по времени совпал с распространением салафизма. С одной стороны, это проявлялось в резком увеличении количества соответствующей литературы, раздаваемой бесплатно11, а с другой – в том, что страну заполонили преподаватели арабского языка из уже прошедшего процесс возрождения салафизма Египта, которые были «братьями-мусульма-нами» и активно распространяли салафитские установки. Яркое проявление второй тенденции – приглашение президентом Шадли Бен-джедидом, сменившим Хуари Бумедьена, идеологов салафизма Мухаммада аль-Газали и Юсуфа аль-Кардави на работу в религиозном комплексе Алжира в качестве исламских авторитетов. (К слову сказать, высказывание аль-Кардави «Ислам – вот решение!» станет лозунгом радикальных салафитов в Алжире в конце 1980-х – начале 1990-х годов, в период, когда произойдет радикализация ислама и он выйдет на политическую арену.)

Можно только согласиться с теми исследователями, которые констатируют, что эти процессы исламизации (точнее, салафизации) Алжира проходили в тесной связи с вытеснением левых сил из политической сферы. «Исламистское брожение долго терпелось и даже поощрялось правящей верхушкой [Алжира], которая стремилась превратить его в средство борьбы против левых движений, особенно в университетах в начале восьмидесятых годов»12. И эта задача была решена. «Мы никого не опасаемся. Коммунисты и синдикалисты (профсоюзные деятели. – А.И.) – вот наши единственные враги, и мы их раздавили». Так, по свидетельству алжирского журналиста, на встрече с палестинской делегацией в январе 1988 года оценивал внутриполитическую ситуацию в стране один из руководителей военной безопасности, реальной политической силы Алжира13. А в октябре того же года прошли массовые антиправительственные выступления, жестоко подавленные армией (по официальным данным, 110 убитых среди гражданского населения; по данным алжирских медицинских учреждений, 500 убитых и несколько тысяч раненых). По сути дела, октябрьские беспорядки стали первой открытой и широкомасштабной демонстрацией того влияния в обществе, которое приобрели исламисты.

Страшной загадкой продолжающейся до сих пор гражданской войны в Алжире является то, как люди из группировок, провозглашавших себя исламскими, могли уничтожать мирных жителей – от организации «слепых» террористических актов, направленных против случайного скопления людей, до уничтожения целых деревень со стариками, женщинами, детьми, не говоря о мужчинах14.

Как минимум одна из причин массовых актов против мирного населения заключается в идеологическом характере тех исламистских группировок, в первую очередь – «Вооруженной исламской группы» (ВИГ), которые возникли в Алжире на рубеже 80-х и 90-х годов. ВИГ с самого начала создавалась как салафитская группа, для которой характерно жесткое отношение практически ко всем остальным алжирцам и неалжирцам. При создании ВИГ один из ее основателей – шейх Абдельхак Лайяда – издал конституциональную фетву (шариатско-правовое заключение), в которой неверными (куффар) провозглашались все без исключения алжирские руководители: министры и офицеры, чиновники и другие работники государственного аппарата и, самое главное, «все те, кто не противостоит этим неверным»15. Тем самым в шариатско-правовых терминах сразу определялся круг непосредственных противников ВИГ и, опять-таки в терминах шариатского права, разрешенной (халяль) объявлялась кровь такого человека. Тем самым снимался шариатский же (не только шариатско-правовой, но и шариатско-этический) запрет на убийство человека (мусульманина).

Этот человек (еще раз подчеркнем – любой, кто не был согласен с салафитами из ВИГ) выводился, по сути дела, за рамки человечности, низводился по своему статусу до уровня скота. Именно как скоту перерезали горло тысячам людей боевики ВИГ. Есть свидетельства, что в лагерях подготовки исламистов именно этому их и обучали – голыми руками поймать барана, корову или быка, обездвижить их и перерезать им горло. Подобные убийства провозглашались частью джихада против неверных16.

В 90-х годах в Алжире среди исламистов начались споры. Отдельные группы, входившие в ВИГ, не только осуждали друг друга, но даже откалывались от организации. Однако идеологическая линия, оправдывающая насилия и массовые убийства, проводилась с абсолютной последовательностью. Так, в октябре 1997 года в коммюнике № 51 (опубликовано в тот же период в качестве директивы в журнале «Аль-Ансар», лондонском органе салафитских группировок) тогдашний руководитель ВИГ Антар Зуабри, осуждая перемирие, которое объявила на тот момент другая алжирская группа – «Исламская армия спасения», взял на себя ответственность за все убийства мирных жителей и заявил, что такие акции будут продолжены. В коммюнике прямо отмечалось, что ВИГ воевала и будет воевать (вести джихад) не только против «тиранов», но и против их сторонников. Ранее, 15 октября 1996 года, в коммюнике № 49 Антар Зуабри призвал население Алжира во всем следовать нормам шариата. Руководитель ВИГ заявил, что его люди убьют каждого, кто откажется молиться или платить закят (очистительную милостыню). Смерть грозит тем, кто обратится в светские суды. Для решения всех вопросов алжирцы должны обращаться только в ВИГ, где есть специалисты по шариатскому праву. Та же самая угроза обращена к женщинам, если они выйдут из дома в «нешариатских» одеяниях17.

В первой половине 90-х годов специалисты по шариатскому праву из салафитской «Вооруженной исламской группы» неоднократно разъясняли шариатские основания убийства неверных. Это делалось в распространявшихся по стране в виде листовок фетвах: «Убедительные ответы [на вопросы] об убийстве (так! – А.И.) еретиков» (Ар-рудуд аль-мукни‘а хавль катль аль-мубтади‘а), «Острый меч, или Борьба против злостных еретиков» (Ас-Сарим аль-баттар фи киталь аль-мубтади‘а аль-ашрар), «Высочайшие наказы относительно искоренения великих грехов» (Аль-авамир аль-асма би-изаля аль-мункараталь-узма). Аутентичность этих фетв и содержащихся в них призывов убивать неверных (вероотступников, еретиков) подтвердил правовед ВИГ Абу-ль-Мунзир Абд-ар-Рахман Зубейр бен-Абу-Сулейман (он же Махфуд Ассули). В июне 1997 года на страницах издающегося в Лондоне бюллетеня «арабских афганцев» «Аль-Джама‘а» он, в частности, отмечал: «Если вы, слышите о том, что происходят убийства и кому-то перерезали горло в городе или деревне, знайте: он был сторонником тирана [тагут]». Одновременно он дал ответ в рамках шариатского права на вопрос, который не мог не занимать всех тех, кто пытался понять шариатско-юридические или шариатско-этические обоснования массовых убийств. Ведь там могли быть (и были во множестве) люди, как на них ни смотри, невинные, те же дети. Да, такое может случиться, но в этом случае «невинным уготован Рай».

В целом ВИГ строила свою деятельность и оправдывала ее, опираясь на собственную салафитскую интерпретацию шариатского права. Так, в упоминавшемся выше коммюнике № 51 Антар Зуабри не только обещает убивать всех «тиранов» и их сторонников, но и объясняет, что их собственность будет рассматриваться как военная добыча (ганима в шариатских терминах), их жены и дочери станут пленницами (сабая в категориях шариатского права)18.

Примеры Египта и Алжира не исключение. Всюду, где возрождался и/или внедрялся салафизм, воспроизводился механизм радикализации ислама, возникал экстремизм, применялось насилие, выливавшееся либо в вооруженные действия, либо в террористические акции, либо в то и другое одновременно.

 

Саудовская Аравия как спонсор исламского радикализма

Сам факт распространения иного ислама (салафизма) в ряде арабских стран может служить свидетельством того, что мы имеем дело с регулируемым процессом. Селективная актуализация исламского наследия не происходит спонтанно, она всегда институционализирована, то есть предполагает наличие определенных социальных групп, организаций, проектов, планов их реализации и тому подобное. Говоря конкретно, должны быть некие люди, которые знают, что существуют, например, «фетвы о татарах» Ибн-Таймийи, выводят их из анабиотического состояния и внедряют в сознание мусульман, используя технические возможности распространения (средства массовой коммуникации)19.

Во внедрении салафизма как иного ислама с начала 70-х годов все более четко прорисовывалась роль Саудовской Аравии, что, вообще-то говоря, естественно: салафизм в форме ваххабизма является официальной идеологией монархии, которой правит династия Саудидов (Аль Сауд). Можно было бы сформулировать правило для историка последней трети XX века: если где-то обнаруживается салафитское возрождение, ищи саудовский след20. И нельзя упускать из виду, что эту свою роль Саудовская Аравия могла сыграть только благодаря востребованности салафизма (ваххабизма) в качестве оружия в холодной войне.

Здесь, пожалуй, требуется одно разъяснение. Некоторые авторы полагают, что термин ваххабизм вообще не является научным, а представляет собой своего рода «страшилку»21. Не возьмусь оправдывать все случаи употребления выражения «ваххабизм». Сам был как-то поражен, увидев в одной центрально-азиатской газете выражение «иранский ваххабизм». (Таковой не существует и, главное, не может существовать.)

К тому же идеологи, координаторы и члены ваххабитских (неоваххабитских) группировок не употребляют по отношению к самим себе наименование «ваххабизм» и опровергают приемлемость такого их наименования по нескольким причинам. Во-первых, такое словоупотребление исключено для них, потому что оно, называя ту форму ислама, которую они исповедуют и проповедуют, по имени основателя движения Ибн-Абд-аль-Ваххаба, идет вразрез с постулатами ваххабизма, в частности с последовательным единобожием, для сторонников которого является истинной религией только религия Богоданная, то есть имеющая своим источником единственно Бога. Полагать же, что основателем строго монотеистического движения XVIII века в Аравии был человек, пусть и такой выдающийся, как Ибн-Абд-аль-Ваххаб, для ваххабитов неприемлемо: это было бы своеобразной формой того, что они называют ширк, то есть придаванием Богу сотоварищей. Сами последователи Ибн-Абд-аль-Ваххаба, как и он сам, называли себя просто мусульманами. И название «ваххабизм» в отношении движения Ибн-Абд-аль-Ваххаба не является самоназванием. Во-вторых, ваххабизм представляет собой миноритарное направление в исламе, то есть то, которому следует меньшинство глобальной исламской общности, а ваххабизм претендует на то, чтобы выступать в качестве ислама par excellence, а не какой-то одной формы ислама. В-третьих, в связи с предыдущим пунктом проповедники-ваххабиты стремятся скрыть или затушевать прямую организационную связь с государственными и общественными структурами Саудовской Аравии, которая в полной мере использует ваххабитскую пропаганду для реализации своих партикулярных интересов в глобальной исламской общности и в сфере международной политики. Наконец, в-четвертых, ваххабиты не воспроизводят в точности и исключительно положения учения Ибн-Абд-аль-Ваххаба. С одной стороны, они обращаются к наследию салафитских движений прошлого, к которому обращался и сам Ибн-Абд-аль-Вах-хаб. С другой – они добавляют новые адаптирующие интерпретации ваххабизма. В этом отношении на современный ваххабизм повлияли сочинения палестинца Абдаллы Аззама, саудовца Усамы бен Ладена, египтянина Омара Абд-ар-Рахмана и других. Поэтому ряд исследователей определяют это исламское течение как неоваххабизм. Но выражение «ваххабизм» является в настоящее время устоявшимся в неваххабитской среде (среди противников ваххабизма, а также исследователей, политиков и журналистов), употребляем его и мы, имея в виду разъяснения, приведенные выше.

Впрочем, необходимо признать, что исследовательская проблема здесь есть. Но едва ли ее решение заключается в том, чтобы упомянутые выше группировки радикального толка называть совершенно недифференцированно попросту исламскими. И уж совсем странными являются встречающиеся попытки решить эту сложную проблему через провозглашение этих группировок неисламскими в соответствии с простейшим силлогизмом: ислам – религия мира и милосердия; радикальные (экстремистские, террористические) группировки, называющие себя исламскими, призывают к насилию (то есть противоположности миру и милосердию) и практикуют его; следовательно, эти группировки на самом деле не являются исламскими. Хотелось бы обратить внимание на то, что не только ученые, но и исламские религиозные деятели стремятся к определению ваххабизма, признавая тем самым как его существование, так и опасность (в первейшую очередь для мусульман). Так, Совет муфтиев России, объединяющий религиозные авторитеты значительной части регионов страны, 30 июня 2000 года выступил с заявлением «О недопустимости использования исламской символики в нерелигиозных целях». В нем, в частности, говорится следующее. «Совет муфтиев России осуждает все виды экстремизма и терроризма, в том числе и в форме так называемого „ваххабизма“, которые содержат в себе следующие признаки: 1) отрицание основополагающих традиций ислама, то есть четырех исторически сложившихся мазхабов или шиизма; 2) учение о собственной исключительности вплоть до наделения себя самих правом объявлять „немусульманами“ традиционных верующих, не согласных с такой трактовкой шариата, в том числе последователей любого из четырех суннитских мазхабов или шиизма; 3) наделения себя правом по собственному усмотрению ущемлять в правах или убивать вне рамок необходимой самообороны „неверных“, в том числе и традиционных мусульман, не примкнувших к данной организации»22.

Саудовская Аравия играла довольно важную роль в холодной войне, причем эта роль постепенно становилась все более значимой. С начала 1970-х годов саудовское государство было задействовано именно как источник иного ислама, призванного вытеснить коммунизм. Эта задача во многом решалась в духе холодной войны – в ходе тайных операций.

После победы Иранской революции 1979 года аятолла Хомейни разрешил известному египетскому публицисту и общественному деятелю Мухаммаду Хасанейну Хейкалю поработать в шахских архивах. И тот обнаружил документы, из которых следовало, что в начале 1970-х годов сложилась поначалу неформальная группа, которая патронировалась администрацией Соединенных Штатов (конкретно Генри Киссинджером). В нее вошли Александр де Маранш, с 1972 года возглавлявший французскую Службу документации и контршпионажа (SDECE, внешняя разведка), Анвар Садат, ставший президентом Египта в 1970 году, шах Ирана Мухаммед Реза Пехлеви, король Марокко Хасан II, а также КамальАдхам, тогдашний руководитель общей разведки Королевства Саудовская Аравия. (На каком-то этапе к группе предложили присоединиться тогдашнему президенту Алжира Хуари Бумедьену, но он отказался23.) Цели и задачи этой группы были зафиксированы уже после того, как появились первые результаты ее работы, – в сентябре 1976 года между разведками упомянутых государств было подписано соответствующее соглашение. Задачей этой группы (Мухаммад X. Хейкаль назвал ее «Сафари-клуб») была «борьба против коммунизма», под которым подразумевалось как проникновение советского влияния в страны тогдашнего «третьего мира», так и распространение – с участием СССР и не только – левых идей, а также появление режимов, как тогда это называлось, «социалистической ориентации».

В активе «Сафари-клуба» – спасение заирского диктатора Мобуту с использованием марокканских и египетских войск, а также французской авиации, переориентация самого Египта и выдворение в 1972 году советских военных специалистов из страны, затем отказ от услуг советских военных специалистов в Сомали и провоцирование Сомали на войну против провозгласившей «социалистическую ориентацию» Эфиопии и так далее. Но здесь важно подчеркнуть, что именно в тот период члены клуба начинали систематически использовать ислам для решения поставленных перед ними задач. И упомянутая выше встреча египетского президента Анвара Садата с радикальными «братьями-мусульманами» в 1971 году была организована при содействии короля Фейсала, ибо по преимуществу в Саудовской Аравии отсиживались эти радикалы в период правления Гамаля Абдель Насера. Для «борьбы против атеистического марксизма» непосредственно Саудовская Аравия на собственные средства и под саудовским организационным и идеологическим контролем создала тысячи исламских групп, получив на то разрешение от египетских властей24. Идеология этих групп была салафитской (ваххабитской). И если принять во внимание, что их спонсорами и идейными вдохновителями были деятели из Саудовской Аравии, то в этом нет ничего неожиданного.

После беспорядков октября 1988 года и относительной либерализации внутриполитической жизни в Алжире перестало быть секретом, что Саудовская Аравия не только уже достаточно давно проводит идеологическую индоктринацию алжирского общества, но и щедро финансирует исламистские организации. Так, руководство созданного в 1989 году «Исламского фронта спасения» (ИФС) не скрывало, что существует на саудовские деньги25. По свидетельству французских и алжирских исследователей, победу ИФС на муниципальных выборах в 1990 году обеспечило то, что его предвыборную кампанию финансировала Саудовская Аравия, причем, по оценке местных наблюдателей, с согласия США26. Выяснилось, что она финансировала не только ИФС (американская администрация считала ее умеренной)27, но и явно экстремистскую и террористическую «Вооруженную исламскую группу» (ВИГ)28. Французские и алжирские спецслужбы постепенно вскрыли и механизмы финансирования, в частности, через Швейцарию (например, при посредстве саудовского банка «Ат-Таква» со штаб-квартирой в Лугано и посольства Саудовской Аравии в Берне)29.

Возрастанию роли Саудовской Аравии в распространении иного ислама способствовало одно обстоятельство. И саудовские чиновники, занимающиеся вопросами исламской благотворительности, и иностранные исследователи считают, что широкомасштабное вложение денег в распространение саудовского варианта салафитского ислама игаса (арабск. помощь, поддержка, спасение, благодеяние) началось в 1973 году30. Именно в 1973 году начался «нефтяной бум», связанный с арабо-израильской войной и ставший результатом целенаправленных усилий арабских нефтедобывающих государств (в основном монархий) в использовании углеводородных ресурсов в качестве средства давления на западные страны. Прибыли Саудовской Аравии как крупнейшего в мире экспортера нефти (четверть мировых разведанных запасов) фантастически росли после 1973 года. Если за базовый принять уровень 1971 года, то в 1973 году доходы государства от экспорта нефти увеличились на 208,5 %, а в 1976 – на 1 266,2 %. Пик пришелся на 1981 год – 4 015,3 %. Тем самым за десятилетие (1971–1981) доходы Саудовского королевства возросли в 41 раз. В 1981 году, рекордном для саудовского нефтяного бизнеса, династия Саудидов на экспорте нефти заработала 118,998 миллиарда долларов31.

За двадцать лет (1973–1993) Саудовская Аравия предоставила помощь семи десяткам развивающихся стран на сумму 245 миллиардов саудовских реалов (примерно 80 миллиардов долларов), что составляло в среднем 5,5 % ежегодного валового национального продукта (ВНП)32. При этом важны два момента. Во-первых, эта помощь была адресной и направлялась только мусульманам. Во-вторых, указанные цифры отражают лишь часть средств, которые расходовались на помощь (игаса) мусульманам. Значительный вклад внесли и неправительственные благотворительные организации, которые собирали средства как в Саудовской Аравии, так и за ее пределами. Сформировалась целая система организаций – и постоянно действующих, и создаваемых ad hoc – для решения конкретных проблем. Эту систему стала координировать «Лига исламского мира» – саудовская организация, действующая на международном уровне и ориентированная по преимуществу на мусульман (как меньшинства) в разных странах. В-третьих, эта помощь всегда была связана с распространением специфической формы ислама, а именно той, которая является официальной или господствующей в Саудовском королевстве, то есть ваххабитского салафизма. Обязательное условие оказания помощи – строительство мечетей одновременно с промышленными или медицинскими объектами. В эти мечети имамов назначали по согласованию с саудовскими представителями, а сами мечети в дальнейшем становились центрами распространения ваххабизма.

В-четвертых, в очень многих случаях саудовская игаса выражалась лишь в распространении ваххабизма. И не только в развивающихся странах Азии и Африки, но и в Западной, а затем и Восточной Европе. Можно согласиться с мнением французского исламоведа Жиля Кепеля, который отмечает, что «впервые за четырнадцать веков существования исламского мира в разных концах уммы (сообщества верующих мусульман. – А.И.) можно обнаружить одни и те же книги, кассеты (я бы добавил сайты в Интернете. – А.И.), которые имеют источником одни и те же каналы распространения. При этом данные материалы, вопреки плюрализму ислама, ориентированы только на внедрение одного-единственного направления (салафизма в форме ваххабизма), агрессивно вытесняя или подавляя все другие направления»33.

Есть один аспект проблемы, который, насколько мне известно, исследователи не заметили. Он объясняет, с одной стороны, крайний радикализм современной ваххабитской формы салафитского ислама, а с другой – то, что политико-религиозный истеблишмент Саудовской Аравии оказался в ситуации, когда он прямо или косвенно вынужден поддерживать исламский радикализм за рубежами королевства.

В контексте «холодной войны» саудовская игаса в идеологическом отношении представляла собой, с одной стороны, распространение саудовской модели как альтернативы коммунистической, а с другой – либерального (западного) варианта общественно-политического устройства. Иное дело, что эта модель не называлась саудовской, а именовалась просто – исламом, под которым подразумевался определенный набор идей, норм, правил и установок. Такое же общечеловеческое содержание приписывалось и либеральной, по сути американской, и коммунистической, советской, моделям. Этим моделям, несомненно, присуща привлекательность. Саудовское королевство действительно добилось многого, выдерживая баланс между осторожно реализуемыми потребностями модернизации и сохранением традиционных устоев бытия и властвования34. При этом следует отметить важный момент этого процесса «догоняющей модернизации». Семейство Саудидов декларировало свою верность исламу, исламским нормам и установлениям, обосновывало свои действия с помощью подавляющей массы ваххабитского духовенства. Или, в иной формулировке, все то, что делалось, интерпретировалось как реализация ислама.

Но при всей ее привлекательности для мусульман в разных концах света саудовская модель была абсолютно нетранспортабельной, она не выдерживала экспорта. Первое и самое главное заключается в том, что благосостояние Саудовского королевства имеет своим источником не верное исполнение норм и установлений ислама35, а фантастические сверхприбыли от добычи и экспорта углеводородного сырья. И чтобы эта модель работала за пределами Саудовской Аравии, ее нужно было бы переносить, во-первых, со всеми теми гигантскими суммами, которые королевство получало и получает от экспорта нефти, а во-вторых, с мудростью и терпением реформаторов из династии Саудидов. Нет нужды объяснять, что ни первое, ни второе в полной мере реализовать невозможно.

В конце концов оказалось, что для распространения саудовской модели за рубежами королевства пригоден только ваххабизм. Но (здесь ключевой момент) не тот ваххабизм, который идеологически, организационно и институционально адаптирован к модернизирующемуся саудовско-аравийскому государству, а ваххабизм чистый, от которого отфильтрованы конкретные обстоятельства и результаты его адаптации и трансформации в ходе истории саудовского государства. Радикальный ислам в форме салафизма (ваххабизма) – вот характеристика той идеологии, которую стала экспортировать Саудовская Аравия в рамках помощи (игаса) мусульманам во всем мире. Восприятие этой идеологии (иного ислама) облегчалось благодаря финансовым вливаниям. Продолжение финансовых вливаний обусловливалось степенью восприятия салафизма (ваххабизма) и успехами в практической реализации салафитских (ваххабитских) норм.

Видели и понимали ли главные игроки холодной войны, что происходит? Мне кажется, что нет – не видели и не понимали. Об этом свидетельствует отсутствие достаточного количества исследований, которые сопровождали бы процесс распространения салафизма (ваххабизма) по миру в 1970-1980-х годах. Правда, в 80-х годах спецслужбы Советского Союза говорили о проникновении какого-то «ваххабизма» на территорию Средней Азии и Кавказа, но кого на Западе это могло обеспокоить? Сейчас такие исследования, содержащие подробные материалы о распространении ваххабизма по миру в 1970-1980-х годах, есть36. В какой-то момент бывшие союзники по холодной войне стали понимать: что-то неладное творится в Саудовском королевстве. В этом отношении показателен один документ, рассекреченный к настоящему времени. Так, в рамках совещания «большой семерки» (Париж, октябрь 1996 года) заседали главы ведомств, ответственных за антитеррористическую борьбу. Они констатировали, что «в отношении суннитов, в частности „арабских афганцев“, часть финансирования [терроризма] проходит через НПО (неправительственные организации), которые снабжаются Саудовской Аравией»37. Но до этого началась и закончилась одна афганская война, и началась другая, а салафизм в форме ваххабизма еще больше радикализировался и приобрел формы, угрожающие не только потерпевшему поражение в холодной войне Советскому Союзу, но и всему Западу.

 

Афганская война – «мать джихадов»

Сейчас, в умышленно и целенаправленно искажаемой ретроспективе, формируемой ангажированными историками и политиками, война в Афганистане преподносится как агрессия Советского Союза против исламского народа Афганистана, который в ответ на эту агрессию начал джихад (исламскую священную войну) против захватчиков-неверных. Хотя, если бы историческая реальность полностью соответствовала этой черно-белой (или красно-зеленой) схеме, то война в Афганистане должна была бы закончиться с выводом советских войск с афганской территории (конец 1989 года). Из мемуаров и рассекреченных документов той эпохи известно, что за полгода до ввода советских войск с подачи советника по вопросам национальной безопасности Збигнева Бжезинского президент США Джимми Картер подписал директиву об оказании помощи и поддержки афганским силам, оппозиционным тогдашнему афганскому режиму левого толка, установившемуся в стране после Апрельской (Саурской) революции.

Поначалу это была в некотором смысле рутинная операция времен холодной войны. Подобные действия давали желаемые результаты (пусть в разной мере) и в Анголе, и в Мозамбике, и в Эфиопии, и в других местах земного шара. При этом напомню, что в качестве противоядия экспансии коммунизма в исламских странах предполагалось обязательно использовать исламский фактор. Логика была простой. К власти в Кабуле пришли просоветские марксисты из НДПА (Народно-демократической партии Афганистана)? Значит, нужно им противопоставить ислам и мусульман. Именно эта незатейливая логика демонстрируется в интервью Збигнева Бжезинского.

Вопрос. Бывший директор ЦРУ Роберт Гейтс утверждает в своих мемуарах (Robert Gates. «From the Shadows». – А.И.), что американские спецслужбы начали оказывать помощь афганским моджахедам за шесть месяцев до советского вторжения…Вы это подтверждаете?

Збигнев Бжезинскийг. Да. По официальной версии, помощь ЦРУ моджахедам началась с 1980 года, то есть после того как советская армия вторглась в Афганистан 24 декабря 1979 года. Но в действительности, и это было до сих пор секретом, все складывалось иначе. На самом деле уже 3 июля 1979 года президент Картер подписал первую директиву о тайной помощи оппозиционерам просоветского режима в Кабуле…

Вопрос: Когда Советы оправдывали свое вторжение, заявляя, что они намерены бороться против тайного вмешательства Соединенных Штатов в Афганистане, никто им не верил. А ведь в этом было истинное основание. Вы ни о чем не сожалеете сегодня?

Збигнев Бжезинскийг. Сожалею о чем? Эта тайная операция была прекрасной идеей…

Вопрос. И вы не сожалеете о том, что поощрили исламистский фундаментализм, что давали оружие и советы будущим террористам? Збигнев Бжезинский: Что является более важным с точки зрения мировой истории? Талибы или крах советской империи? Несколько исламистских фанатиков или освобождение Центральной Европы и конец холодной войны?!..38

В «Сафари-клубе» за исламский фактор отвечали Саудовская Аравия, садатовский Египет и шахский Иран. Но 1979 год – время, когда начал рассыпаться восточный фронт антикоммунистической борьбы. В том году сошлись три исключительно важных исторических события. Первое: победа исламской революции в Иране (февраль) – революции антимонархической, закончившейся свержением одного из членов «Сафари-клуба», шаха Реза Пехлеви. Второе: ввод советских войск в Афганистан (декабрь). Третье событие, мало известное широкой публике: захват группой ваххабитов под руководством Джухаймана аль-Утайби мекканского храма Аль-Масджид аль-Харам (ноябрь). Саудовские власти делали все для того, чтобы снизить значение этого события, представляя его как акцию небольшого количества умалишенных. Но факты говорят о другом. В восстании приняли участие около трех тысяч человек, которые пронесли под одеждой оружие в храм.

Осада продолжалась 22 дня. Со стороны правительственных сил погибло 2700 человек, среди восставших было убито 450, а 63 участника восстания, в том числе Джухайман, в январе 1980 года были казнены39.

О масштабе этих событий говорит и то, что саудовские органы правопорядка сами не справились с восстанием и для его подавления в Мекку из Франции срочно перебросили парашютистов-спецназов-цев (в качестве помощи от еще одного члена «Сафари-клуба», главы внешней разведки Франции).

Можно представить себе тогдашний ужас правящей династии Саудидов. Восстание в Мекке было антимонархическим и провозглашало свержение «коррумпированного проамериканского режима». Более того, это было религиозное выступление: восставшие, повторим, были ваххабитами, которые обвиняли правящий режим в том, что он неверный (кяфир), то есть неисламский и антиисламский. К тому же сразу возникал образ известного «принципа домино» – упала одна костяшка (в результате революции под религиозными лозунгами пал монархический режим в Иране), начинала падать другая «костяшка» – монархический режим в Саудовской Аравии. (Тут еще подоспело восстание шиитов в саудовско-аравийской Восточной провинции, явно инспирированное Ираном.) А ведь был выстроен целый ряд «костяшек» – другие арабские монархии Персидского залива…

Для саудовского режима введение советских войск в Афганистан стало историческим шансом. Возникла реальная возможность направить в определенное русло накопившийся в стране импульс исламского радикализма. Русские – вот они, настоящие неверные, которые угрожают исламу и мусульманам! Из Саудовской Аравии через Пакистан широким потоком направляли в Афганистан деньги, оружие, проповедников, добровольцев-моджахедов, для войны на афганской территории формировался арабский экспедиционный корпус40. Сначала в этих целях использовали возможности пакистанской Межведомственной разведки и Центрального разведывательного управления США. Вскоре к ним присоединились созданные в Пешаваре собственные саудовские структуры, замыкавшиеся на спецслужбы Саудовской Аравии: Бюро по обслуживанию моджахедов (Мактаб хидамат аль-му-джахидин), Партизанский дом (Байт аль-ансар). Первоначально они находились под руководством палестинца Абдаллы Аззама, работника, к слову сказать, Лиги исламского мира (ЛИМ), а затем перешли под начало Усамы бен Ладена. Поданным британского журнала «Джейнз», через арабский экспедиционный корпус моджахедов в Афганистане прошло не менее 15 тысяч человек (3 тысячи йеменцев, 2 тысячи египтян, около 3 тысяч алжирцев, примерно по 400 иракцев и тунисцев, около 200 ливийцев, а также иорданцы, сирийцы и другие). Больше всего было саудовцев – не менее 5 тысяч человек; по некоторым данным, только из Медины, города Пророка, в Афганистан отправились воевать 4 тысячи молодых мусульман.

Если бы реальность афганской войны была красно-зеленой, то и говорить было бы не о чем: мусульмане воюют против неверных. Но участие арабского экспедиционного корпуса моджахедов, состоявшего из тех, кто в большинстве случаев взял в руки оружие по религиозным мотивам или именно религиозными мотивами объясняя свое решение (из соображений исламской солидарности, для защиты ислама от неверных в ходе джихада, священной войны), привело к серьезной мутации салафизма и, пожалуй, в XX веке повлияло на эволюцию ислама как такового.

Реальность афганской войны состояла в том, что она, как своего рода обострение холодной войны, была, кроме всего прочего, войной гражданской, внутриафганской, в которой советские войска воевали бок о бок с афганцами-мусульманами против других афганцев-мусульман, которых поддерживали (в разной степени и в разных формах) США, Великобритания, Пакистан, Китай, Саудовская Аравия, Израиль, Франция. И иностранные моджахеды, люди, как предполагается, по определению обладающие развитым и обостренным религиозным сознанием, оказались перед необходимостью убивать мусульман, своих братьев по вере. Для моджахедов, добровольцев из арабских стран, нужно было найти религиозное, исламское оправдание допустимости (или даже обязанности) убивать мусульман – граждан другой страны, и требовалось, чтобы это было обосновано не в форме политической публицистики, а обращением к шариату.

При всем разнообразии салафитских обоснований военной активности арабского экспедиционного корпуса на территории иностранного государства ключевыми стали два момента. Во-первых, получила дальнейшее развитие идея и практика такфир’а, то есть квалификации в качестве неверных тех мусульман, против которых воюют салафитски ориентированные моджахеды. Но такфир в новых условиях приобрел новые акценты. Если раньше (например, в Египте, Алжире) упор делался на внутриобщественные аспекты (скажем, такфир’у в Египте «Исламская группа» подвергала Анвара Садата и всю местную систему власти), то теперь на первый план выдвигался внешнеполитический фактор: речь шла о провозглашении неверными мусульман другой страны (иного государства). Они ассоциировались с теми, кого салафиты полагают неверными «по определению»: коммунистами, сионистами, западными «крестоносцами», а также христианами, иудеями, буддистами, идолопоклонниками и так далее. Более того, категория неверия (куфр) в интерпретации салафитов периода афганской войны, опиравшихся на классиков салафизма, стала распространяться на лицемерие (мунафака). Это не этическая, а шариатско-юридическая характеристика человека, который, скажем, заявляет, что он мусульманин, и исполняет все исламские религиозные обряды, поступает как мусульманин, но на самом деле таит в душе некую враждебность по отношению к исламу или не следует всему тому, что полагают правильным салафиты (ваххабиты). Нечего говорить, что категория лицемерия, уравненного с неверием, являлась (и является до сих пор) исключительно удобной формой для выведения за рамки исламской уммы, как ее понимают салафиты, любого мусульманина, не согласного с их идеями и действиями. Эта концепция была внедрена в сознание всех без исключения арабских моджахедов в Афганистане. Она получила название Аль-валя’а ва-ль-бара’а, примерный перевод– «Симпатия и антипатия»41.

Может возникнуть вопрос о том, когда именно и по какому случаю возникла и/или стала распространяться концепция «Симпатии и антипатии». В некотором смысле она появилась именно в период афганской войны и стала, по нашей гипотезе, обоснованием допустимости или даже предписанности убийства мусульман, противостоявших исламскому экспедиционному корпусу. Возникла – в смысле стала результатом селективной анабиотизации именно в таком виде. В салафизме (а рассматриваемая концепция – салафитская) в принципе не может быть ничего нового, а концепция «Симпатии и антипатии» как раз и представляет собой определенным образом интерпретированные аяты Корана, хадисы пророка Мухаммада, а также идеи классиков салафизма, среди которых и Ибн-Таймийя, и Ибн-Кайим Аль-Джавзийя, и основатель ваххабитского движения Мухаммад Ибн-Абд-Аль-Ваххаб. Свидетельством того, что концепция «Симпатии и антипатии» являлась нововозрожденной, могут быть слова из вводной части одного из текстов, излагающих эту концепцию. «Мусульмане живут в такое критическое время, когда многие основополагающие и жизненно важные положения либо забыты, либо неправильно поняты, либо не применяются. Среди таких положений – концепция и/а/-аа‘ и baraa‘. В результате многие мусульмане не осведомлены о тех качествах, которые отличают верующего от неверного. А это, в свою очередь, привело к тому, что вера многих мусульман серьезно ослабела и многие из них стали брать неверных себе в близкие друзья и союзники, следовать их обычаям, образу [жизни], стремлениям»42. Теория «Симпатии и антипатии» до сих пор входит в курс молодого бойца в лагерях подготовки моджахедов на территории Афганистана – как в тех, которые подчиняются Усаме бен Ладену, так и в тех, которые находятся под контролем движения «Талибан» (впрочем, это одни и те же лагеря)43.

Во-вторых, с концепцией «Симпатии и антипатии» тесно сплелась концепция джихада во имя освобождения исламских территорий, которая, как это следует уже из самой формулировки, ориентирована во внешнеполитическую область (в отличие, скажем, от того джихада, который предполагалось вести против провозглашавших себя неисламскими режимов в отдельных странах – в Египте, Алжире и так далее). Во многом упрощая, можно сказать, что эта концепция появилась как одно из салафитских оправданий действий арабского экспедиционного корпуса в Афганистане.

Суть этой концепции, которая, что важно подчеркнуть, представляет собой воспроизведение постулатов, выдвинутых салафитскими классиками, исключительно проста. Обязанность каждого мусульманина (в шариатских терминах—фардайн) вести джихад за освобождение исламских земель. Интересен список, который приводится в произведениях теоретика этого джихада Абдаллы Аззама: Бухара, Палестина, Аден, Испания (Андалусия), Эритрея, Болгария, Судан, Ливан, Сомали, Бирма, Кавказия (так в текстах Абдаллы Аззама), Уганда, Чад, Занзибар, Индонезия, Нигерия – все те земли, которые, по оценке Абдаллы Аззама, являлись исламскими, но перестали ими быть44. Для большей ясности необходимо подчеркнуть, что эта концепция – салафитское обоснование обязанности мусульманина отправляться воевать в другие страны, против «узурпаторов» исламских земель.

И здесь нельзя не отметить, что исламскими в таком ракурсе перестали быть не только Испания и Болгария, но и Бухара (Центральная Азия), и «Кавказия» – регионы, где проживают мусульмане. Предполагается освобождение этих исламских земель иностранными моджахедами – пусть даже с этим и не согласится какая-то часть мусульман, проживающих на этих землях (мнение «неверных по определению» никого не интересует). Они будут провозглашены либо вероотступниками, либо лицемерами, с которыми необходимо обходиться соответствующим образом – по-шариатски.

Для многих мусульман в разных странах мира (и не только для «арабских афганцев» – ветеранов антикоммунистической битвы в Афганистане, но и для многих молодых людей – «афганцев» второго поколения) именно эти радикальные идеи стали религиозным обоснованием их участия во многих джихадах: в Боснии и Косове, Кашмире и Синьцзяне, Узбекистане и Кыргызстане, Чечне и Дагестане, на Филиппинах и в Индонезии, во Франции и Германии, Турции и Грузии. И в США45.

Эффективным ли средством оказалось использование Западом и его союзниками на Востоке ислама (точнее, одной из его форм) в антикоммунистической борьбе времен холодной войны? Конечно, да. И тому свидетельством – поражение СССР в этой войне.

Но нельзя не заметить, что эта победа досталась дорогой ценой. И дело не в том, что Усама бен Ладен «отбился от рук», стал ярым и открытым противником как Соединенных Штатов, так и королевского режима в Саудовской Аравии. Проблема в том, что к началу XXI века радикализм стал одной из форм бытования ислама, оказавшись интегрированным в сознание какой-то части мусульман (но отнюдь не всех!) в разных концах света. Станет ли он исламом par excellence? И как сложатся судьбы человечества, если это произойдет? И что делать?

Думается, что опыт закончившейся (закончившейся ли?) холодной войны подсказывает как минимум одно – чего не нужно делать. Не надо политизировать ислам, не следует использовать его как средство в достижении конъюнктурных внутриполитических и внешнеполитических целей.

 

Примечания

Впервые: Центральная Азия и Кавказ. 2001. № 1.

1 См. статью «Эндогенный радикализм в исламе» в наст, книге.

2 Список далеко не полный. По моим подсчетам, в настоящее время в разных странах мира действует не менее двух сотен радикальных исламистских группировок салафитского толка, включая как достаточно крупные, так и крайне немногочисленные. Критерии отнесения той или иной группы к салафитским проясняются ниже.

3 Доходило до трагикомичного. Даже Омара Абд-ар-Рахмана, одного из главных обвиняемых по делу о взрыве Всемирного торгового центра в Нью-Йорке в 1993 году, считали человеком, за которым «стоят иранцы», хотя салафитская принадлежность этого слепого шейха указывала совсем в ином направлении (Turque В., Waller D., Cohn В., Beachy L. An Iranian Connection // Newsweek. 1993. 22 march. P. 29).

4 Olivier Carre. La legitimation islamique des socialismes arabes. Analyse conceptu-elle combinatoire de manuels scolaires egyptiens, syriens et irakiens. Paris, 1979. P. 12–16. При том что обозначенная тенденция могла бы быть прослежена на ином материале – программных документах политических партий и движений, заявлениях политических деятелей, конкретной политической активности тогдашних правящих групп, полагаю, что именно это исследование заслуживает того, чтобы на него сослаться в данном контексте. Оно посвящено концептуальному анализу школьных учебников по исламу, по которым обучались дети в Египте, Сирии, Ираке. При этом египетские учебники использовались в Судане, Ливии, Алжире, Северном и Южном Йемене и частично даже в Саудовской Аравии и Кувейте. Именно учебники, которые являются выражением долгосрочных доктринальных устремлений правящих групп, поддержанных исламскими улемами, могут быть наилучшим индикатором тенденций, формирующихся в обществе на перспективу.

5 Мухаммад аль-Газали. Аль-ислам ва-ль-манахидж аль-иштиракийя [Ислам и социалистические методы]. Каир, 1949; Он же. Аль-ислам аль-муфтара аляйхи байн аш-шую’ийин ва-р-ра’смалийин [Ислам как объект нападок коммунистов и капиталистов]. Каир, 1950; Мустафа ас-Сибаи. Иштиракийя аль-ислам [Социализм ислама]. Дамаск, 1959.

6 MirelP. L’Egipte des ruptures: L’Ere Sadat, de Nasser a Moubarak. Paris, 1982. P. 109.

7 Халя Мустафа. Аль-ислям ас-сийяси фи Миср: Мин харака аль-ислах иля джа-ма ’ ат аль-унф [Политический ислам в Египте: От движения реформы к группировкам, использующим насилие]. Каир, 1992. С. 159.

8 Там же. С. 168–169.

9 Сиррийя Салих. Рисаля аль-иман [Трактат о вере]. Каир, 1977. С. 43; Мухаммад Абд-ас-Салям Фараг. Аль-фарида аль-га’иба [Невыполняемая ныне обязанность мусульманина]. [Б. м.], 1981. С. 27–28.

10 Халя Мустафа. Указ. соч. С. 160, 165, 167, 176.

11 См., например: Игнатенко А.А. Халифы без халифата: Исламские неправительственные религиозно-политические организации на Ближнем Востоке: История, идеология, деятельность. М., 1988. С. 68. Автор имел возможность непосредственно изучать книжный рынок Алжира в начале 1980-х годов. Примечательно, что процесс арабизации не сопровождался распространением арабской националистической литературы, скажем, из Ирака или Сирии, не говоря уже о марксистской, которой очень много публиковалось в рассматриваемый период в Ливане.

12 Leveau R. Algerie des adversaires // Cahiers de Chaillot. 1992. Septembre. В связи с событиями в Алжире могу предложить личное свидетельство от противного, доказывающее на конкретном примере, что советские внешнеполитические органы с условиях «холодной войны» и, к слову сказать, уже шедшей к тому времени «горячей войны» в Афганистане просто органически не могли проводить политику, ориентированную на мобилизацию исламского фактора в прокоммунистических, просоветских (и, положим, антиамериканских) целях. В 1983 году, в период, когда происходило становление радикального исламистского движения в Алжире, в стране были проведены традиционные дни советско-алжирской дружбы. Ключевым мероприятием этих дней стала демонстрация в крупнейшем киноконцертном зале алжирской столицы «Эль-Мугар» художественного фильма «Надежда и опора», привезенного из Москвы (и, что важно, одобренного там для показа в Алжире) представительной делегацией советской общественности. Фильм повествовал о чем-то, что считалось в Москве на тот момент крайне важным, – то ли о бригадном подряде, то ли о развитии животноводства. Но все перипетии, включая ссоры между героями-влюбленными по поводу того, как внедрять этот самый подряд, происходили… на свиноферме. Для мусульман, которые воспитаны с детства в представлении, что свинья – нечистое животное, трудно было придумать более отвратительное зрелище – практически в каждом кадре свиньи, ассоциирующиеся с Советским Союзом. Какой там учет исламского фактора!

13 Ellyas Akram. Les lecons oubliees des emeutes d’Octobre 1988 // Monde diplomatique. 1999. Mars [http://www.monde-diplomatique.fr/1999/03/ELLYAS/11762.html]. Ha октябрь 1988 года планировалось объявление в Алжире на внеочередной сессии Национального совета Палестины (палестинский парламент в изгнании) о создании палестинского государства. Это было сделано с задержкой – 15 ноября 1988 года.

14 Существует очень серьезное, объективное и хорошо документированное исследование акций по массовому уничтожению людей в период гражданской войны в Алжире (см.: An Enquiry into the Algerian Massacres. / Ed. by Youcef Bedjaoui, Abbas Aroua and Meziane Ait-Larbi. Geneva, 1999). He доказано, что все эти преступления – дело рук салафитов. У исследователей есть подозрения, что часть из них совершали отряды самообороны или даже местные спецслужбы. Но никто не отрицает, что значительную часть этих геноцидальных акций проводили салафиты. Не отрицают этого и они сами.

15 JaquardR. Fatwa contre I’Occident. Paris, 1998. P. 233.

16 Ibid. P. 245.

17 Ibid. P. 238–239.

18 Al Jamaa. 1996. Сентябрь. № 10.

19 По моей гипотезе, главной социальной группой, заинтересованной в шариатизации (или решариатизации) общества, является антимодернизаторское духовенство, в первую очередь в Саудовской Аравии и Иране, где ему был предоставлен исторический шанс – возможность распоряжаться прибылями от экспорта углеводородного сырья (об этом см. статью «От Филиппин до Косова» в наст, книге.

2 °Cправедливости ради нужно отметить, что существует еще один сторонник салафизма, скорее даже суперсалафизма. Это ливийский лидер Муаммар аль-Каддафи, который призывает отказаться не только от сформировавшихся в ходе развития ислама мазхабов (направлений), но и от Сунны Пророка (как он считает, сомнительной в смысле ее аутентичности), ограничившись Кораном как результатом Божественного откровения, лишь в отношении которого можно утверждать, что он не подвергся человеческим изменениям (Kadhafi М. Islam et Revolution [http://rafale.wordnet.net/~Eijed/]). Но результаты его салафитской активности неизмеримо меньше саудовских.

21 Эткин М. Ваххабизм и фундаментализм – термины-«страшилки»: Лексикологические изыски противников ислама // Центральная Азия и Кавказ. 2000. № 1.

22 Мусульмане Сибири (Тобольск). 2000. Август.

23 Haykal Mohammad. Iran, the Untold Story. N.Y., 1982. P. 112–115; Cooley John K. Unholy Wars: Afganistan, America and International Terrorism. London; Sterling (Virginia), 1999. P. 24–28.

24 Mirel P. Op. cit.

25 Kepel G. Jihad, expansion etdeclin de I’islamisme. Paris, 2000. P. 178.

26 Devoluy P., Duteil M. La Poudriere Algerienne. Pfris, 1994. P. 119–121; Amirouche H. Algeria’s Islamist Revolution: The People versus Democracy? [http://www.waac.org/ articles_reports_99.htm]. Суммы в предвыборную кампанию ИФС вкладывались громадные. Так, саудовцы заплатили один миллион долларов одной техасской фирме только за то, что на одном из предвыборных митингов ИФС она, используя лазерные технологии, спроецировала на ночное небо арабское слово «Аллах», вызвав тем самым энтузиазм толпы. См.: Devoluy P., Duteil М. Op. cit. Р. 119.

27 См., например: Gerges FawazA. America and Political Islam. Clash of Cultures or Clash of Interests? Cambridge, 1999. P. 147.

28 Daniel S. Le flic, les islamistes et I’Algerie // Nouvel Observateur. 1997. 12 juin. № 1701.

29 Ibid.

30 Указ. Эр-Рияд. 1999. 26 сентября (Указ – название газеты по местности в Саудовской Аравии).

31 Александров И.А. Монархии Персидского залива: Этап модернизации. М.,

2000. С. 19.

32 Указ. Эр-Рияд. 1999. 26 сентября.

33 Kepel G. Op. cit. P. 72.

34 См., например: Яковлев А.И. Социально-политические реформы на родине ислама и Дом Саудидов// Ислам и исламизм. М., 1999.

35 Хотя в сознании многих мусульман в мире благосостояние Саудовской Аравии расценивается как проявление Божественного расположения. Правда, тогда не понятно, почему в состоянии, близком к коллапсу, пребывают Пакистан и Бангладеш, Афганистан и Мавритания – государства, в которых и население, и правящие группы демонстрируют искреннее следование исламским установлениям.

36 См., например: Labeviere R. Les dollars de la terreur. Les Etats-Unis et les islami-ste. Paris, 1999 (английский перевод: Labeviere R. Dollars for Terror: The United States and Islam. N.Y., 2000.)

37 Confidentiel. Reunion des responsables de la lutte anti-terroriste. Paris. 1996. 21,

22 octobre; Compte rendu // Jaquard R. Op. cit. Annexe 17.

38 Nouvel Observateur. 1998. 15 janvier. № 1732.

39 Абд-Аль-Мун‘им аль-Хафани. Мавсу’а аль-фирак ва-ль-джама’ат ва-ль-мазахиб ва-ль-ахзаб ва-ль-харакат аль-исламийя [Энциклопедия исламских сект, группировок, толков, партий и движений] / 2-е изд. Каир, 1999. С. 38–39.

40 Египет, отношения которого с СССР к тому времени охладились, открыто участвовал в формировании этого экспедиционного корпуса; Алжир, стремясь сохранить СССР в качестве внешнеполитического союзника и источника вооружений как минимум, закрывал глаза на то, что алжирская молодежь отправлялась воевать в Афганистан.

41 http://www.islamworld.net/wala.html, members.tripod.com/~Suhaib или taliban.com. См. также: http://www.sultan.org/, сайт в Интернете, принадлежащий саудовскому принцу Султану.

42 The Islaamic Concept of Walaa’ and Baraa’ [http://www.sultan.org]. Выделено мной.

43 Аш-Шарк аль-Авсат (Лондон). 1999. 7 марта.

44 Azzam Abdullah. Defense of the Muslim Lands. The First Obligation After Iman [http://azzam.com]. Это классическое произведение можно найти на любом другом исламистском сайте. См. также: Аззам Абдалла. Баша ’ иран-наср [Предвестие победы]. Бейрут, 1992. С. 26.

45 Выплеском этого джихада стал взрыв Всемирного торгового центра в Нью-Йорке (1993 год). Но проблема более масштабна. Выступая в Государственном департаменте США 7 января 1999 года, глава Высшего исламского совета Америки (ВИСА) Хишам Каббани сообщил, в частности, что люди, названные им «экстремистами», контролируют 80 % более чем 3 тысяч мечетей в США. Это, по оценке Каббани, означает, что в США «идеология экстремизма распространена среди восьми-десяти процентов мусульманского населения, по большей части среди молодежи и подрастающего поколения».