«Да у меня и вариантов: раз-два и обчелся! — Климов ступил на поваленное дерево и сделал шаг по скользкому стволу. — Если не первый, так второй».

Балансируя над пропастью, он перебрался по толстому стволу через расселину и устремился вверх по каменной гряде. Камни — это его укрытие, сила и надежда на спасение.

Сознание того, что выход найден, наполняло его бешеной энергией.

Все время вверх. Площадка была где-то близко. Но ничего, кроме неясных очертаний, Климов пока не видел.

«Так и не угостил меня кенийским чаем, — неожиданно подумал он, вспомнив обещание Петра, — но, может быть, все еще и обойдется».

Мысль о горячем чае, скорее, выдавала измучившую его жажду, сильнейшее желание добраться до воды.

Поднявшись на очередной каменный выступ, Климов с трудом перевел дыхание и облизал губы. Затем запрокинул лицо и стал ловить ртом мокрые хлопья снега и капли дождя.

В узком туннеле он вспотел от духоты, а пока добрался до подножия «каменного стола», все промокло: десантный «камуфляж», пиджак, сорочка. Словом, все.

Морозно-леденящий западный ветер больно стегал по лицу, пронизывал насквозь, заставлял двигаться.

Боясь напороться на мину, Климов тщательно выбирал отвесные участки, острые выступы и крупные камни. Каждый шорох и каждая тень таили для него опасность.

Пальцы одеревенели от напряжения и холода. Мышцы ног сводила судорога. Но, несмотря на все это, им овладело чувство возбуждения, как бывало в Афганистане, когда он шел по следу, приближаясь к цели.

Где-то далеко внизу осталась штольня, превращенная в подземный каземат, заваленный камнями вентиляционный канал, ржавые рельсы, сваленные набок вагонетки, перекрытия и балки крепежа, поручни лесенки и даже скалы Ястребиного Когтя, под толщей которых была жуткая дыра, всосавшая в себя, словно пушинку, Медика…

«Нет такого человека, который бы в итоге не получил того, что он заслуживает», — подумал Климов о страшной смерти, постигшей его спутника.

Обследовав очередную расселину и не обнаружив в ней ничего опасного для своей жизни, Климов поднялся еще на несколько метров, с трудом перевел дыхание и попытался немного расслабиться. Промокший и окоченевший, он не знал, откуда у него берутся силы, да ему и некогда было об этом думать. К вертолету надо было добраться затемно, иначе его план не сработает. Любопытство не порок, но за него частенько лупят, причем больно. Климов это знал по собственному опыту.

Вдавившийся в расселину под огромным камнем, Климов хватал ртом воздух и восстанавливал дыхание, когда ему на голову посыпалась щебенка, мелкая горная осыпь. Он инстинктивно замер, весь обратился в слух. Послышался журчащий звук, в нос ударил запах мочи. Климов сцепил зубы, его лопатке стало горячо.

Кто-то стоял на камне и справлял нужду.

Через несколько секунд снова скрипнул и посыпался, проваливаясь в темноту, щебень.

Климов понял, что находится у цели.

Осторожно обогнув каменный выступ, он облегченно вдохнул прохладный сырой воздух, присел на корточки и разглядел фигуру, уходящую в темноту. Это был рослый плечистый «десантник» с расслабленной, пружинистой походкой. На левом плече висел автомат, на поясе — фляжка.

Климов тщательно вымазал грязью лицо и пожалел, что у него нет сажи или жженой пробки. Ночь была темная, но глаза того, кто имел на своем поясе фляжку, давно должны были привыкнуть к темноте.

Прячась за камнями и выступами, Климов осторожно настиг медленно шагавшего «десантника» и оглушил его прикладом автомата. Все произошло мгновенно и абсолютно без шума.

Подхватив тяжелое бесчувственное тело, Климов оттащил его за небольшой валун и сунул в рот «десантнику» кепку-афганку. Затем вытащил из его кармана носовой платок и туго завязал лицо рослого парня. Брючным ремнем перетянул кисти его рук и снял с пояса фляжку. Если посчитать, то получалось, Климов около суток был без воды. Под укрытием валуна он отвинтил пробку, понюхал содержимое фляжки, ополоснул горлышко и сделал несколько глотков. Это был крепкий чай с лимоном. Вполне горячий, чтобы немного согреться. Переведя дыхание, он еще несколько раз хлебнул из фляжки и завинтил ее пробкой. Хватит, иначе мышцы станут вялыми и инертными.

Найдя у парня рацию, Климов пристегнул ее к своему поясу, вынул из чужих ножен клинок, располосовал комбинезон «десантника» и крепко привязал его ноги к стволу кривой осины, росшей у валуна. Сунув клинок под камень, он поднял автомат «десантника» и посмотрел на часы. Без четверти семь.

«Через час, от силы полтора будет совсем светло, — подумал Климов. — Истечет срок ультиматума, и тогда Зиновий нажмет на кнопку».

Запечатленная в памяти карта-схема горного разреза и ощущение подъема заменяли Климову компас и ориентир. Он знал, что должен двигаться на юго-восток, как можно круче вверх, почти что вертикально, и чутье его не подвело. Появившийся охранник лучше любой приметы говорил о том, что вертолет с Зиновием поблизости.

Карабкаясь по мокрым от дождя камням, Климов представил свое изможденное бессонницей и жутким напряжением лицо со ссадинами и кровоподтеками и горько усмехнулся. Кто любит дичь, не станет звездочетом.

Чувствуя, что дождь смывает с лица грязь, он снова тщательно намазался вязкой землей и вытер руки о комбинезон.

Вымазав грязью лицо, Климов ухватился за корни какого-то дерева, свисавшие над головой, и, неудачно переступив с одного камня на другой, поскользнулся. На какое-то мгновение он потерял равновесие, балансируя, замахал руками, но уже в следующую секунду ноги обрели устойчивость.

«Осторожно, — сам себе сказал Климов и вскарабкался на мокрые плиты известняка. — Я его вижу».

Метрах в пяти от него озябше переступал с ноги на ногу еще один «десантник».

Осторожно, затаив дыхание, Климов передвинулся правее, наметил впереди себя укрытие: ствол поваленного дуба, и, тихо перебросив свое тело, нырнул в потемки. Упав на грудь, ударился ребром. От боли резко втянул воздух и надсадно выдохнул. И этого было достаточно, чтобы охранник оглянулся.

— Стой! — скорее для себя, чем для кого-то, сказал он и начал пятиться назад. — Стреляю сразу.

Распластавшись, вжавшись в землю, Климов пристально следил за каждым шагом противника. Пальцами нащупал небольшой камень, чуть перевалился на бок и метнул камень правее от себя в кусты.

Охранник тотчас развернулся. Опасливо шагнул навстречу только что услышанному шороху. Климов еще раз метнул в кусты комочек грязи и бесшумно отполз немного левее, в сторону.

Охранник замер.

Климов осторожно поднялся. Бесшумно передвигаясь, он постепенно подкрался к «десантнику» со спины…

Порывистый ветер и яростно хлеставший дождь заставляли того вжимать голову в плечи и отворачивать лицо.

Это позволило Климову приблизиться на расстояние прыжка.

И в этот миг «десантник» обернулся:

— Кто тут?

Ослепительный луч света вырвался из фонаря в его руке, и Климов инстинктивно пригнул голову и прыгнул.

В тот момент, когда охранник разворачивался к нему, перенося тяжесть тела с ноги на ногу, Климов в прыжке подсек его, лишил опоры, и они, ломая ветки и кустарник, покатились вниз.

По профессиональному захвату Климов понял, что «десантник» сильный и опасный, но удар локтем в висок лишил противника сознания. Климов придавил коленом его сонную артерию, захватил голову и свернул шею. Толкнул бесчувственное тело, вытащил из-под него короткоствольный автомат, снял с пояса гранату.

Неожиданно на его поясе заговорила рация. Видимо, включилась при падении. Климов присел за камень.

— Седьмой, Седьмой… ответь… Седьмой, Седьмой… я — Третий.

Климов прижался к камню и ответил:

— Здесь я. Что за кипиш? Уже поссать нельзя.

Третий взорвался:

— Ты мне, бля, ответишь! Недоносок! Спрашивают — отвечай, чумарь с подливой.

— Ладно, — виноватым тоном, глухо сказал Климов. — Не базлань впустую! Здесь я, здесь…

— Восьмого видишь?

Климов поднялся, подобрал скатившийся к камню фонарь, прижал стеклом к земле, включил и выключил: фонарь сработал. Аккуратно вытер стекло изнанкой куртки, помолчал, делая вид, что вглядывается в темноту, и вялым голосом проговорил:

— Да вон он, позвать?

— Не надо, — уже спокойным тоном сказал Третий. — Стойте. — И выключил рацию.

Старший не узнал по голосу подмены, и это придало Климову сил. Он быстро поднялся к тому месту, где стоял Седьмой, и занял его пост. Сколько бы ни было охранников, их старший должен догадаться, что на площадке что-то происходит. Долго молчал Седьмой, Восьмой не отвечает…

Будь на его месте Климов, он бы уже насторожился. Даже если допустить, что Восьмой уснул на посту, старший не успокоится, пока не узнает, в чем дело.

Едва Климов занял место Седьмого, как до его слуха донесся легкий шорох и мягкое постукивание. Он повернулся — и замер от неожиданности. Сзади него маячила темная высокая фигура, еще один охранник переступал с ноги на ногу, пытаясь согреться.

«Да сколько же их тут?» — подумал Климов и резко присел на корточки.

Охранник постукивал ботинком о ботинок и, увлеченный своими мыслями, не заметил, когда из-за валуна появился Климов. По-видимому, он не допускал мысли, что на площадке может быть чужой. Уже светает, ночь прошла спокойно, никого, ничего… Говорить по рации ему порядком надоело, все обрыдло и давно наскучило. Его поставили, он и стоял, поэтому устал и хотел спать. Промок и замерз. Чтобы согреться, стал постукивать ботинком о ботинок, представлять, что будет, когда акция закончится, когда получит баксы.

Климов не дал ему додумать свою мысль до конца…

Лезвие ножа вошло под первый шейный позвонок.

Подхватив, Климов осторожно опустил его на землю.

Оглянулся. И тут заговорила рация:

— Седьмой, я Пятый. Как ты там?

«Если не ответить, начнется паника», — подумал Климов и, понижая голос, чтобы не узнали, глухо вымолвил:

— Нормально. — Выслушал короткий анекдот про тещу. Посмеялся. Сам ответно рассказал другой, про Сару и Абрама. Услышал смех еще двоих, а там и голос старшего. Тот проверял посты.

— Пятый?

— Я!

— Как ты?

— На ять.

— Четвертый с тобой?

— Рядом.

— Тагды «ой».

Рации, как понял Климов, были не у всех, а через одного.

Если Третий — старший, то пилот вертолета, по идее, — Второй, поскольку Первым может быть только Зиновий.

Климов осторожно двинулся в обход площадки. Нужно было уяснить расположение постов.

«Восьмого, Седьмого и Шестого уже нет, — подвел первые итоги Климов. — Первый и Второй, конечно же, сидят в кабине вертолета, готовые в любой момент подняться в воздух. Значит, остаются Пятый, Четвертый и старший — Третий».

Не так много, решил Климов, и лег на землю. Он наконец-то разглядел в потемках вертолет. По виду — восьмиместный. Стоял он в самом центре крохотной площадки, хвостовой частью в сторону Климова. Около него прохаживался старший. Такой же рослый и плечистый, как и все его парни. Не теряя ни секунды, Климов прижался к земле и бесшумно пополз к вертолету. Дождь и ветер колотили в спину старшего, он невольно отворачивал лицо, сутулился и отходил все дальше… Климова это вполне устраивало. Пистолет с глушителем сейчас пришелся бы кстати. Можно было бы почти моментально снять старшего и взять на мушку Первого… Зиновия. Продолжить детскую игру в «пятнашки».

Оказавшись под вертолетом, Климов осторожно вытащил взрыватель с усиком-антенной и примагнитил его к бензобаку. Затем быстро откатился в сторону, достал портативный зубной аппарат, крохотную и надежную в работе «Мицуету», вставил титановое сверлышко и нажал кнопку. Легкий свист стремительно вращавшегося бора был совершенно не слышен в шуме ветра. Климов вспомнил, как легко и безболезненно сверлила его зуб японская машинка, и приставил бешено вращавшееся тонкое сверло к металлу бензобака. «Дзы-ы», — тонко прожужжал бор и мгновенно провалился в пустоту.

Климов выдернул сверло и сразу же услышал, как из бензобака потекла тонкая, упругая струя горючего.

Не выпуская из вида старшего, Климов отполз к краю площадки и, помня, что на горной щебенке легко поскользнуться, медленно двинулся разыскивать оставшихся часовых.

Главное для него сейчас — надежность и скрытность. Один неверный шаг — и все пропало.

Как он и предполагал, Пятый стоял недалеко от вертолета, на самой крутизне горного спуска. Климов залег среди каменных обломков и пополз. Выбрал за крупным валуном место для засады, сел на корточки и притаился. Рацию и «Мицуету» он давно уже выбросил, чтобы не мешали. Оставил самое необходимое, нож, два пистолета.

Когда Пятый включил рацию и что-то глухо сказал старшему, Климов вскочил и по-кошачьи мягко перепрыгнул через глыбу валуна. Присел, застыл. Ощущая тревожные нотки в голосе Пятого, невольно оглянулся. Никого. Светало. Климов все фиксировал и замечал. Кривые ветви дерева. Фигура. Шорох. Легкое покашливание… Крутой, почти отвесный склон горы, и ровная, как стол, площадка с вертолетом.

Тихо и очень-очень медленно, выдерживая низкую стойку змеи, Климов подкрадывался, подбирался к явно нервничавшему охраннику:

— Ни Леха, ни Толян не отвечают…

Прыжок с ножом. Точный удар.

И все — в доли секунды.

Голова Пятого упала на грудь, зубы лязгнули. Он еще раз дернулся и вытянулся на земле. Климов успел отметить бледное пятно лица, страдальческий излом бровей и пену на губах.

Подхватив автомат и рацию, Климов быстро побежал в ту сторону, где, по его расчетам, был Четвертый.

— Третий, я Пятый, — сдавленной скороговоркой прохрипел он на бегу, заметив впереди фигуру часового. — Леха молчит, узнай, в чем дело?

Увидев Четвертого, стоявшего у края пропасти, Климов поднялся во весь рост и, продолжая говорить по рации, старался громко и отчетливо произносить подслушанные имена Лехи и Толяна.

— Что с ними? — возбужденно двинулся навстречу Климову Четвертый.

Климов пробурчал что-то непонятное.

— Что, что? — не разобрал ответа охранник.

«Осел с копытом», — про себя подумал Климов и сделал вид, что падает:

— Ложись!

Реакция Четвертого была отменной. Он упал, перекатился, вжался в землю. Климов прыгнул на него сверху и вогнал нож в спину по самую рукоять.

«Еще один готов. Считал, наверное, что он достоин иной жизни. Сам вызвался на эту грязную работу», — перевернув убитого, мрачно подумал Климов и вызвал по рации Третьего:

— Скорей, сюда! Леха приполз… в крови…

Увидев движущийся луч фонарика, Климов взял автомат за ствол, взвалил на себя тяжелое тело Четвертого и медленно, пошатываясь от усталости, пошел навстречу старшему.

— Вот, — глухо сказал себе под ноги Климов, когда увидел чужие ботинки и взметнувшийся луч фонаря. — Леха приполз… — И бережно уложил на спину мертвое тело.

Третий невольно наклонился, стал на колено, и страшный удар свалил его на землю. Автомат убитого полетел в сторону.

— Это вам за Федора и за Петра.

Климов отер лицо от грязи и, сунув один пистолет за пояс, а другой взяв в левую руку, поднял на плечо труп старшего и пошел напрямую к вертолету.

«Если в вертолете есть кто-то еще, кроме пилота и Зиновия, — думал он, медленно приближаясь к винтокрылой машине, — швырну гранату и расколошмачу бензобаки».

Как можно ниже склоняясь под ношей, чтоб скрыть свое лицо, он чувствовал, что две последние схватки начисто лишили его сил, вымотали до предела.

«Все-таки я следователь, не убийца», — сказал сам себе Климов и уже на подходе к вертолету неожиданно увидел, как из кабины — один за одним — выпрыгнули еще двое охранников и стали по обе стороны двери. В ее проеме появился третий, стал на ступеньку, но на землю не спустился. Все трое напряженно следили за Климовым. Сделав вид, что поудобнее перекладывает на плече ношу, Климов выбрал для себя позицию и пожелал сам себе, чтоб все прошло успешно.

Сделав маленькую передышку, он еще медленнее потащился к вертолету. Шел и шатался под нелегкой ношей. А внутренне был четок и спокоен. Глаза смотрели прямо, взгляд был отсутствующим…

— Что случилось? — властно спросил стоявший на ступеньке громила, и Климов узнал голос Плахотина, любимчика спортивного Ростова, того, кто харкнул много лет тому назад ему в лицо.

Затягивая паузу, Климов опустил труп к своим ногам, устало, сокрушенно наклонился, стал на колено, расстегнул на груди мокрую куртку, сделал вид, что слушает, стучит ли сердце, незаметно вытащил из кобуры старшего заранее взведенный пистолет и четко — упор на колено — выстрелил из двух стволов. Двинувшиеся было к нему охранники одномоментно отшатнулись, точно по глазам хлестнула ветка, и, получив еще по одной пуле, рухнули на землю.

Кубарем перелетев через труп старшего, Климов пружинисто вскочил и взял Плахотина на мушку:

— Здравствуй, Зюня.

Сзади него коротко рявкнул автомат, чей-то палец конвульсивно надавил на спуск, но Климов даже не дернулся. Он делал все автоматически, интуитивно уходя от смерти. Двадцать лет работы в «уголовке» развили дар предвидения.

— Здравствуй, — вальяжно произнес Плахотин, довольно быстро справившись с оцепенением. Высокомерие важной особы так из него и перло. — Я ждал тебя.

— Да что ты говоришь, — с издевкой сказал Климов и перевел один из пистолетов на пилота. — Сиди и не шурши. — Тот сразу присмирел. — Кончай трепаться.

— В самом деле ждал, — сказал Плахотин. — Как только с Медиком связь прервалась.

— Выбрасывай взрыватель. — Климов указывал подбородком на дистанционный пульт в руках Плахотина. Хотя чувствовал, что своего он не добьется. Большой палец Зиновия строго лежал на кнопке.

— Даже не подумаю, — небрежно сказал Плахотин и, бравируя своей невозмутимостью, своим контролем над ситуацией, сел на ступеньку. — Это я потребую, чтоб ты выбросил пушку. Одно твое неловкое движение, выстрел или просто упрямство, и я нажму, — он показал на пульт, — вот эту кнопку. И твоя совесть, Климов, будет плакать: сотни невинных душ окажутся на том свете.

Он по-хамски засмеялся, показывая, что уже пришел в себя от потрясения, и Климов с досадой подумал, что там, где жизнь не стоит и полушки, хамить всегда резонно.

Климов сделал вид, что честь его уязвлена и он негодует. Демонстративно направив пистолет в лицо Плахотина, он обозвал того «парчушкой», причем лагерной. Он знал, что самолюбивые страдают больше.

— Ты сидишь на заборе, — неожиданно спокойно отреагировал на оскорбление Плахотин, — пора спрыгнуть с него.

— Зачем? — Климов сделал шаг назад и влево.

— Затем, что ты нам нужен.

— Кому это вам? — держа пилота под прицелом, спросил Климов.

— Тем, кто сделает переворот в российском эмвэдэ и скоро придет к власти.

Видя заинтересованность Климова и чувствуя, что может разыграть карты, Плахотин живо сплел бесхитростную паутину лести и без обиняков объяснил, что там, где рыба гниет с головы, идти на преступление всегда благоразумно.

— Будь реалистом. Это лучше, чем витать в облаках. Я предлагаю тебе десять миллионов долларов — твоих, плюс доля Медика и Чистого, кстати, спасибо, что ты мне помог от них избавиться, я очень благодарен. — Он ернически приложил руку к груди, и Климов резко поменял позицию. — Не бойся, — успокоил его Плахотин, — мне нет нужды марать об тебя руки. Ты нам нужен: бесстрашный, умный, волевой. Такой как есть.

— Не всегда нужно идти против ветра, можно дождаться, когда он сменит направление, — выказывая благоразумие и явную заинтересованность в предложенной ему огромной сумме денег, отвел пистолет от лица Плахотина Климов и подтолкнул того к откровенному разговору.

— Пойми, — держа на кнопке палец, возбужденно произнес Плахотин. — Война, развязанная в Афганистане, продолжается, только теперь на нашей территории. И тем, кто хочет повлиять на ее ход, необходимы деньги. И эти деньги выделит правительство.

— На усиление борьбы с бандитскими формированиями? — еще ниже опустил ствол пистолета Климов и сразу же услышал похвалу Плахотина.

— Вот именно. Изыщет средства. Поэтому те люди, что внизу, — он указал на землю, — давно списаны. Обречены. Участвуют в массовке.

— В спектакле-провокации?

— Ага, — с циничным простодушием подтвердил Плахотин. — Маленькие скандалы в провинции помогают делать большие деньги в центре. А путь от незаконных доходов к захвату власти — путь любой партии.

— Мафию при свете не увидишь? — Климов сделал вид, что озадачен только что услышанным, и подошел поближе.

— Мафию? — Плахотин усмехнулся. — Брось чудачить. Ты умный мужик и понимаешь, что управляют всегда те, кого не видно. Люди-призраки. Их нет, и они есть. В этом вся суть власти. А мафия… — Он помолчал, потом добавил: — Мафия, это когда снизу вверх, а не наоборот. Не стоит путать хрен с морковкой. Понимаешь?

— Вроде да, — пожал плечами Климов. — Но ведь десять миллионов не такие, в общем-то, деньги…

Чувствуя, что Климов проглотил наживку, начал торговаться, Плахотин деловито объяснил ему, что нужно сделать с этими деньгами:

— Короче, так: когда уран закончился, в горах нашли вольфрам и молибден. А после — серебро. Об этом помни. Когда мы проведем, — он указал на Климова и на себя, — спектакль до конца, взорвем газгольдеры, устроим большой шум — вся пресса взбеленится, представляешь? — Глаза Плахотина горели торжеством злорадства. — Мы создаем концерн, можешь назвать его «Климплах» — «Климов—Плахотин», по бросовой цене приватизируем рудник и городок, распространяем наши акции, заманиваем молодежь: даем им заработать, открываем бары, рестораны, казино, устраиваем шоу. Городок начинает процветать, а мы гребем деньги! Миллиарды! — Плахотин уже видел будущее Ключеводска и постанывал от возбуждения.

— А инвестиции? — с холодной недоверчивостью алчного пройдохи поинтересовался Климов и снова шагнул в сторону и чуть назад, стараясь не стоять на одном месте.

— Нет проблем! — хвастливо заявил Плахотин. — Все уже схвачено и обговорено заранее. Двести миллионов долларов уже лежат в калифорнийском банке, ждут своего часа.

— Мало! — с неожиданной обидой в голосе признался Климов. — Десять миллионов долларов мне мало.

— Погоди, — сказал Плахотин. — Ты забыл про долю Медика и Чистого.

Ты сам их ликвидировал и сам все заработал.

— Сколько? — Климов вновь направил пистолет в лицо Плахотину.

— Считай, сто миллионов. Пятьдесят и пятьдесят.

— Гринов? — по-свойски спросил Климов и удовлетворенно опустил ствол пистолета.

— Разумеется, — сказал Плахотин. — Итого сто десять.

— Обижаешь, — после непродолжительного раздумья протянул Климов. — Я дороже Медика и Чистого в два раза. Не они, а я их всех обыграл. Давай мне двести!

— Много! — запротестовал Плахотин. — Это нереально.

— Ты подумай, — угрожающе поднял ствол пистолета Климов. — Скупой платит дважды. Я стреляю.

— Ты самоубийца, — отстранившись, побледнел Плахотин. — Ты рискуешь жизнью.

— Мне не привыкать.

— Но самоубийца никогда не будет губить ближнего.

— Ты, что ли, ближний? — спросил Климов, не скрывая иронии в голосе.

— Не я, — вздохнул Плахотин. — Твои дети и твоя жена. О них ты хоть подумал?

— Сволочь, — с тихой болью выговорил Климов. — Мразь ползучая. — Он обреченно опустил ствол пистолета. Его приперли к стенке. — Чего ты хочешь?

— Чтоб ты сел в вертолет, и мы взорвали этот городок к едрене фене. — Плахотин пальцем зажал кнопку пульта.

— Ты не сделаешь этого, — хрипло предупредил Климов и почувствовал, как в горле запершило, как будто нахватался едкого дыма. — Свяжись с конторой и скажи, что ты отказываешься от своих требований! — Климов целился в пилота. — Сначала я убью его, потом тебя. — Два пистолета угрожающе зависли в воздухе. — Живее! — Ложь, коварство и продажность на всех уровнях власти взбесили Климова. Если раньше он догадывался обо всем этом, то весьма смутно. Скорее, допускал нечто подобное, но верить… нет, поверить он не мог.

— Дурак ты, Климов, — зло сказал Плахотин и приказал водителю включить двигатель.

Тяжелые винты стали раскручиваться над кабиной, и Климов резко пригнулся и отступил.

— Предупреждаю!

— Идиот! — Плахотин продолжал держать палец на кнопке. — Выстрелишь в меня — погубишь всех, и себя в том числе, до тебя все равно доберутся.

«Да, конечно, — сумрачно подумал Климов, — человека окружает множество смертей».

— Если соглашусь, где гарантии? Я хочу верить. — Воздушная струя валила с ног, и Климов, пригибаясь, отходил все дальше.

— Не торгуйся! — пытаясь пересилить грохот двигателя, крикнул Плахотин, и обрывок его фразы заглушил ревущий свист винтов.

«Они мне хребет перебьют, — пригнулся Климов и отбежал дальше. — Эти гады».

Времени на колебания, раздумья и сомнения не оставалось. Ждать было некогда. Грохочущая «стрекоза» зависла в воздухе. Плахотин был на мушке.

Климов опустился на колено, почувствовал, как с головы сорвало, унесло кепку-афганку, и подумал, что игра в «пятнашки» кончилась.

Выстрелить он не успел, да и не собирался нажимать на спуск. Всего лишь делал вид, чтобы заставить Плахотина нажать на кнопку.

Огненный смерч, мгновенно разлетевшийся на тысячи огней, заставил спрятаться за камень, прикрыть голову. Кипящее марево пламени обдало жаром, и Климов ринулся в лес, в его спасительную чащу, скользя на мелкой осыпи и мокрой глине.

Пламя взрыва еще расплескивало мириады брызг, в воздухе еще вращались мощные винты, объятые огнем и черным дымом, а Климов уже спешил по склону вниз, в утренние сумерки предзимья.