«Верно Петр сказал, с ним говорить, что в гнилой требухе ковыряться», — покидая кабинет, с ожесточением подумал Климов и, выходя на улицу, выругался в адрес Слакогуза.

— Краб лупоглазый.

Шедший впереди здоровый парень повернул голову:

— Чи-и-иво?

Квадратный подбородок двинулся вперед. Глаза с мутнинкой, чуть раскосые, в прищуре. Бык на бойне.

— Ты это… мне-е-е? — спросил амбал и начал отводить плечо для локтевого выпада.

У Климова и так внутри все клокотало, а тут еще нарочно задевают… Он не выдержал:

— Гуляй, — и сделал шаг в сторону, — не до тебя.

Удар, задуманный здоровяком, не получился. Климов опередил его, и амбал исчез под грудой досок, балок и битой черепицы. Задавленно вскрикнул петух, и две хохлатки вырвались на волю. Хлипкий был курятник, что и говорить. Взметнувшаяся пыль и перья оградили Климова от любопытных.

Отряхиваясь на ходу, он быстро завернул за почту, перемахнул через забор, отбился от собак, метнувшихся за ним, спокойным шагом пересек задворки кафе. Заглянул в аптеку, купил упаковку анальгина. Две таблетки разжевал сразу — зуб беспокоил. Вышел из аптеки вслед за стариком в зеленой шляпе, глянул в сторону кафе — парней и «мерседеса» уже не было, только швейцар никак не мог принять на грудь футбольный мяч.

«Приехали… Достали… Разместили…» — вспомнились Климову отрывистые фразы Слакогуза.