— Кто это? — поинтересовался Гульнов, входя в кабинет сразу же, как только за Легостаевой закрылась дверь.

— Да так, — потянулся Климов, — одна из тех несчастных матерей, чьи сыновья ушли и не вернулись.

— Откуда?

— Из Афганистана.

— А-а… — понимающе протянул Андрей, и Климову пришлось в двух словах обрисовать ситуацию.

— Мистика! — загорячился Андрей.

— Не веришь?

— Нет!

Синие его глаза смотрели непреклонно.

Выйдя из-за стола, Климов прошелся по кабинету, постоял у окна, пора была заканчивать рабочий день, и, как бы размышляя вслух, проговорил:

— Конечно, факт сам по себе дурак. Все зависит от того, кто и как на него посмотрит.

Обернувшись и заметив недоумение на лице своего помощника, он пояснил:

— Это я о мистике. И вот в связи с чем. Лет пять назад, да ты садись, исчез один мужик. Вчера был, а сегодня нет. Сообщила нам его жена, по чьей просьбе мы не однажды уже разыскивали «ее защиту и опору». Вся прелесть в том, что драгоценный ее супруг имел обыкновение под этим делом, — Климов щелкнул себя согнутым пальцем по горлу, — цепляться за товарняки и ехать на край света. Память детства.

— Послевоенное сиротство?

— Безотцовщина! Мать скурвилась, попал в детдом, а там ведь хуже, чем на воле…

— Ясно: хуже.

— Ну, так вот. Мы принимали к сведению, искали, находили, возвращали. Дважды принудительно лечили в ЛТП. И вот он исчез снова.

— В очередной раз.

— Само собой. Стали искать. Ни тпру ни ну! Как заколодило. Был человек, и нет. Учитывая, что по стране и так бичей шатается без счета, розыск вынуждены были прекратить. И что ты думаешь? — Сунув руки в карманы, Климов развел локти так, что хрустнуло между лопаток, и несколько раз резко мотнул головой взад-вперед. — Два года спустя безутешной вдове на голову спрыгнула кошка. И не приблудная, а собственная, знавшая хозяйку, так сказать, с младых ногтей.

— Как это спрыгнула?

— А так. Когда вдова спала в своей постели.

— Ну и что?

— А то, что стала драть ее когтями и грызть черепушку.

— Да ну-у?

— Ну… я сообщаю факт.

— И все это, конечно, ночью?

— Разумеется.

— С ума сойти!

— И я о том. Тихо-мирно почивает человек, и вдруг такой кошмар! Понятно, что ее душераздирающие вопли разбудили весь квартал. А кошка — та зашлась от злобы и остервенения.

— Картинка.

— Жуть. Едва оборонили бедную от взбеленившегося зверя.

Гульнов чуть вскинул брови: это ж надо!

— А что дальше? — Он с заинтересованным недоверием подался вперед, и его пальцы плотно обхватили подлокотники кресла. Предчувствие чего-то необычного сделало его нетерпеливым.

Не вынимая рук из карманов, Климов посмотрел на носки своих туфель и подумал, что глинистой почвой отличается район новостроек на месте бывшего рыбного рынка. Надо будет начать поиск Легостаева оттуда.

— Понимаешь, — вернулся он к описываемому событию, — вдова после ночного ужаса маленько тронулась, пошатнулась умишком. Начала нести какой-то вздор про мужа, дескать, тот вылезает по ночам из-под земли. Ее лечили, кстати, занимался ею сам профессор Озадовский, но она кричала про сарай, который душит ее Колю. Соседи что-то заподозрили, пришли ко мне. Когда проверили, все подтвердилось.

— Что?

— На глубине одного метра, под сараем, нашли разложившийся труп ее мужа. Вот тебе и мистика.

Андрей пораженно молчал. У него было лицо человека, которого через час-другой должны женить, а он не ведает, на ком. Безысходно-кроткое и скорбное.

— Ладно, — махнул рукой Климов, — вернемся к нашим кражам.

Гульнов пружинисто поднялся, но глаза у него еще были отсутствующими. Он явно находился под впечатлением услышанного. Климова в свое время эта история тоже поразила.

— Начнем с первой. Что мы по ней имеем?

Остановившись около стола, Гульнов на мгновение задумался и стал загибать на руке пальцы:

— Значит, так. Второго октября или в ночь со второго на третье обворовали Звягинцевых.

— Соседей стоматолога?

— Ну, да. Правда, брать у них особо нечего, люди живут на зарплату, но все же… Похитили золотые серьги, десять облигаций по пятьдесят рублей каждая и две небольшие картины…

— Размеры известны?

— Трудно сказать. Хозяева не знают…

— Хотя бы приблизительно. Андрей развел перед собой руки и попытался показать величину картин.

— Одна примерно вот такая…

— Тридцать на сорок, — предположил Климов.

— А другая, — Андрей рывками развел руки на ширину плеч и выпрямил ладони, — может, чуть побольше.

— Ясно. Где-то девяносто пять на шестьдесят. Работы чьи?

— А Бог их знает! Звягинцевы говорят, что приобрели эти картины двадцать лет назад, когда женились. И то лишь потому, что какой-то алкаш просил за них всего-то навсего червонец.

Климов усмехнулся.

Если невежда платит за картину, она должна быть или гениальной, или пошлой.

— Что там, на картинах этих, было изображено? Целующиеся голубки?

— Звягинцева говорит, что цветовые пятна.

— Уже веселее. Будем думать, что украдены шедевры…

Уловив иронию в голосе Климова, Андрей задумался:

— А что? «Плохую лошадь вор не уведет».

— Да, это верно. Есенин прав.

— Еще бы! Гениальный человек был.

— Никто не спорит.

— Спорят, спорят! — запротестовал Андрей. — В газетах пишут, что его убили…

— Правильней сказать, предполагают.

— Теперь расследовать должны.

— Будем надеяться.

— Эх! Покопался бы я в этом деле. — Гульнов погрозил кому-то сжатым кулаком и как-то весь взъерошился. — Такого человека загубили! Помните, Юрий Васильевич?

— Что?

— Какую-то хреновину в сем мире…

— Большевики нарочно завели?

— Здорово, правда?

— Ну, мы отвлеклись… Давай о деле.

— Такого человека…

— Ты выяснил, кто Звягинцев по специальности?

— Оператор вычислительных машин.

— Круг его друзей, знакомых?

— В большинстве своем филателисты.

Климов постучал пальцами по подоконнику.

— А тебе не кажется, что человек, собирающий марки, должен хорошо разбираться, по крайней мере, любить живопись? Филателисты — народ дотошный. Основательный. С энциклопедическими знаниями.

— Я как-то не подумал. А действительно…

Гульнов виновато покрутил головой.

— Стоит покопаться.

Непринужденный тон, терпимость и доброжелательность давали Климову возможность оставаться и в конфликтные моменты честным и принципиальным. Он давно заметил, что злые редко бывают справедливыми, впрочем, как и мужественными.

— Вот и копии. Лишним не будет. Кстати, — Климов подошел к столу, полистал протоколы допросов, нашел нужный лист. — В этом же кооперативе «Медик», только в другом подъезде, живет бабка Звягинцева, Яшкина Мария Николаевна. Ты наводил о ней справки?

— Узнавал.

— И как соседи ее характеризуют? Чем занимается?

Самому ему она показалась странной, запуганной и нелюдимой. Хотя чего он от нее хотел? Бабке девятый десяток. Пережила две революции, три жуткие войны, всех дочерей пережила, похоронила мужа… Такие всегда имеют странности, причуды… словом, малость не в себе.

Андрей пожал плечами.

— Аптечные пузырьки собирает.

— Хм, — удивился Климов. — Она ведь на пенсии.

— И собирает пузырьки.

На ум пришла расхожая шутка: скупать пустую посуду выгоднее, чем торговать ею.

— Продолжай, я слушаю.

— А что продолжать? Собирает пузырьки. Обычные, из-под настоек. Всяких там пустырников, боярышника, эвкалипта. Тех, что на спирту.

— Доходный промысел?

— Наверно. Пьют ведь все подряд.

— А парфюмерные флаконы принимают? Например, из-под одеколона?

— Я не узнавал.

— Понятно. Если верить древним, даже молодые вожди забываются быстрее, чем причуды стариков.

За окном давно стемнело, а им еще во многом надо было разобраться.