Филипп не знал точно, как Мадлен поведет себя во время завтрака на следующее утро. Она по-прежнему оставалась для него „темной лошадкой“. Их знакомство было очень недолгим, и он все еще не мог выработать своего мнения о ней.

Отбросив воспоминая о происшедшем на балконе, Филипп попытался сосредоточиться на проблемах текущего дня. Но оказалось, Мадлен уже подготовила все для работы. Он по достоинству оценил это, и когда они занялись делами, ни один из них даже словом не обмолвился о том, что случилось ночью. Они работали в паре спокойно и продуктивно. А когда достигли удачного соглашения с мистером Макконналли и его адвокатом и уже находились на борту самолета, возвращающегося в Даллас, Филипп продиктовал Мадлен четыре приказа и три письма.

Надо немного подождать, и все образуется само собой, решил Филипп, устраиваясь в кресле поудобнее и принимая поднос с обедом от стюарда. Они вылетели сразу после встречи, так как очень торопились домой. Мадлен ни разу не заговорила о своей дочке, но Филипп понимал, как ей не терпится снова оказаться с ней.

Он не мог объяснить тот приступ полного сумасшествия, да, впрочем, и не старался. Они оба пришли к негласному соглашению, что с этим покончено раз и навсегда. Филипп испытывал странное чувство разочарования, полагая, что она слишком легко забыла его поцелуй. Все же это было намного лучше, чем скандальное выяснение отношений или повторение событий.

Мадлен снова выглядела первоклассным секретарем. Аккуратно отложив в сторону блокнот, она принялась за обед. Ни единого волоска не выбивалось из ее аккуратной прически.

Филипп вспомнил о красивых шпильках, которые поднял после того, как смог оторвать руки от холодных перил балкона. Он спрятал их в свой дипломат и хотел вернуть ей позднее. Вряд ли шпильки представляли большую ценность. Но кто знает? Может, они дороги ей как память.

– Расскажи мне о дочке, – попросил Филипп, решив, что сейчас самое время хоть как-то загладить события прошлой ночи.

Улыбка, которая немедленно осветила лицо Мадлен, подтвердила, что он выбрал правильную тему для разговора.

– Ее зовут Эрин, ей около двух лет. У нее темно-каштановые волосы и карие глаза, а еще потрясающе забавные маленькие ямочки на щеках. Филипп только смог улыбнуться в ответ, и еда сразу показалась ему по-настоящему вкусной. Он отпил ароматного кофе и взглянул на Мадлен.

– А что умеют делать двухлетние дети? Мадлен проглотила кусочек, а потом на секунду задумалась.

– Они „вечные двигатели“. Моя дочка пытается забраться, куда только сможет, и ее нельзя оставить без присмотра ни на минуту. Она испытывает неописуемый восторг, когда я забываю запереть какой-нибудь шкаф. А мое хождение за ней по пятам считает самой интересной игрой.

– Она разговаривает?

Мадлен начала рассказывать, но потом остановилась. Подняла на него взгляд и, поддразнивая, усмехнулась.

– Похоже, рядом с тобой нет маленьких детей.

– Я заметил, ты произнесла это как утверждение, а не вопрос. – Филипп откусил от шоколадного слоеного торта. – Могу смело сознаться, дети для меня – существа с другой планеты. Следующее поколение Амберкрофтов еще не начало появляться, поэтому нет никаких племянников и племянниц для накопления опыта.

– А тебе хочется иметь своих детей? Филипп собирался дать привычный в такой ситуации ответ: „Конечно“, но вдруг засомневался.

– Я не уверен, – наконец ответил он. Мадлен удивленно подняла бровь.

– Ну, по крайней мере, честно. Он пожал плечами.

– Так случилось, что продолжение рода Амберкрофтов падает на мои плечи. Я полагаю, что мне придется иметь своих детей, но пока не знаю, хочу ли этого.

– Ни один ребенок не должен родиться как необходимость, – произнесла Мадлен тихо, но твердо.

– Ты права, – искренне согласился Филипп. – Я сказал глупость. Извини.

– Не извиняйся. Просто не заводи детей, пока сам не захочешь. Им нет цены. Когда-то я тоже не была уверена, хочу ли детей. Мне пришлось пройти через серьезные испытания, когда я забеременела, и это сильно изменило мою жизнь. Но, даже воспитывая дочку одна, я знаю, как это прекрасно, по крайней мере для меня.

– Отец Эрин принимает участие в ее воспитании? – помолчав, спросил Филипп, хотя и понимал, что это его не касается.

Вопрос был задан не только из любопытства. Ему захотелось узнать, присутствует ли в ее жизни мужчина, даже если он и не живет с ней вместе постоянно.

– Нет. Несколько лет назад я совершила невероятно глупую ошибку, влюбившись в своего босса. Я не понимала тогда, что для него это всего лишь веселое времяпрепровождение, а мысли о свадьбе даже и не возникали у него в голове. – Она сделала кислую мину. – Меня уволили за аморальное поведение в тот же день, как он узнал о моей беременности. Так дорого я заплатила за служебный роман.

Голос ее звучал чересчур беспечно, и Филипп понял, что таким образом она недвусмысленно предупреждала его. Забавно. Что ж, он это вполне заслужил. Никто не имеет права совать свой нос в чужую жизнь.

– Да, об этом не говорилось в моем резюме, – продолжила Мадлен, – но только потому, что я работала на него менее года.

– Я обратил внимание, что в твоем послужном списке отмечены только годы работы, но это теперь вполне обычно. Так можно легко скрыть недолгие периоды безработицы и не упоминать о них в резюме.

– В действительности у меня не было никаких перерывов, потому что я сразу устроилась в компанию Прайсов. Мне повезло, они такие замечательные люди. Когда узнали о моей беременности, их отношение ко мне не изменилось. Они любят Эрин, как собственную внучку.

– Это не первый случай, когда ты с такой благодарностью отзываешься о Прайсах. Я удивляюсь, почему ты вообще решила уйти от них, учитывая столь доброе отношение с их стороны.

От Филиппа не ускользнул ее резкий взгляд в сторону. Он успокоил свою совесть, убедив себя, что не спросил ничего лишнего. Ему просто хотелось узнать, чем вызвана такая благожелательность к этим людям.

– Я работала бы на них вечно. Но мне кажется, я уже объясняла: миссис Прайс хочет вернуться в дело. Она говорит, что ей надоело заниматься одной благотворительностью. У них наверняка есть планы, в которые я не посвящена. Не хочу лезть не в свое дело.

Филипп понял намек и закрыл тему. Для его спокойствия с них достаточно „откровений“ на этот день, решил Филипп, и ему не нужно больше задавать никаких вопросов. Поэтому сразу после обеда они вернулись к работе.

Вскоре самолет приземлился, и лимузин отвез Мадлен домой. Филипп разрешил ей не появляться сегодня в офисе, причем сделал это скорее ради себя самого, чем ради нее.

Но когда уселся за свой стол в кабинете, ему стало как-то одиноко. Пятнадцать лет он не испытывал ничего подобного.

Как же все это странно…

Мадлен не стала спорить с Филиппом. Она торопилась домой, чтобы поскорей увидеть дочку. Всего одна ночь без Эрин показалась ей целой вечностью.

После приятного ужина и долгого разговора с матерью Мадлен стала готовить Эрин ко сну. Усевшись в любимом кресле в детской, она теснее прижала дочку к себе. Под нежное укачивание девочка быстро успокоилась, а вот ее матери потребовалось гораздо больше времени, чтобы привести свои мысли в порядок.

Она поцеловала мягкие, как пух, волосы Эрин на затылке.

– Ты знаешь, – шептала Мадлен, – очень странно, но я рада, что все так произошло. Теперь твоя мамочка перестанет быть такой наивной.

Мадлен коснулась нежной щечки Эрин. Та крепко спала, и ее можно было опустить в кроватку. Но сегодня Мадлен ощущала острую потребность подольше побыть с ней вместе.

– Видишь ли, – продолжала она нашептывать сладко посапывающей дочурке, – отныне мама может забыть про свои детские фантазии. Она поцеловала его, теперь и она, и он знают, какую серьезную ошибку они совершили. Хотя должна сказать тебе, целуется он просто неотразимо.

Слово „ошибка“ абсолютно не подходило к событиям прошлой ночи. Мадлен вообще не могла описать то, что произошло. Во всяком случае, они оба сразу ощутили, что ведут себя неподобающе, и все сразу встало на свои места. И Мадлен, и Филипп достаточно взрослые люди, они оставят все это в прошлом и продолжат работу соответственно их профессиональному уровню. Филипп с должным уважением и пониманием отнесся к ее предупреждению, когда они обедали в самолете.

Мадлен была чрезвычайно рада, что немедленно ушла с балкона и не разрушила всего того, к чему так долго стремилась. Ей нравилась эта работа, и она почувствовала бы душевное опустошение, если бы получила увольнение.

Или если бы ей пришлось уйти по собственному желанию. По крайней мере, пока в этом не было необходимости. Тот странный поцелуй, в конце концов, помог ей освободиться от фантазий, которые затягивали ее как трясина, и не думать о той старой-старой сказке, о рыцарях на белых конях и о счастливой жизни… Она должна всегда помнить о том, что Филипп – ее босс, а она лишь его секретарь, и никогда граница их отношений не будет нарушена вновь.

Мадлен упорно старалась заглушить боль в сердце, которую ей причиняли эти мысли.

– Кроме того, он даже не знает, хочет ли иметь детей. – Она снова поцеловала Эрин. – Глупый человек.

Эрин сладко, по-детски вздохнула во сне. От этого вздоха Мадлен всегда просто млела, а сейчас приняла его как полное согласие дочки с тем, о чем она говорила.

– Ты права, он нам не нужен. Нам никто не нужен. Только эта работа, и все.

Когда Мадлен опустила наконец спящего ребенка в кроватку, она решила не признаваться дочурке в том, что солгала. К сожалению, Филипп нужен ей, очень нужен.

За завтраком Эрин не замечала красных кругов под глазами матери, вызванных еще одной бессонной ночью. Мадлен радовалась тому, что маленькие дети не умеют задавать каверзных вопросов. Неотложные утренние дела отвлекли ее, и ей удалось восстановить душевное равновесие. Когда Мадлен пришла на работу, она совершенно спокойно, выйдя из лифта, направилась к массивному столу, заваленному бумагами. Разумеется, это не постоянное ее рабочее место, но на сегодня оно принадлежало ей. Такая мысль вернула девушке немного спокойствия и дала возможность почувствовать себя нужной.

Она почти освободила стол от бумаг, когда двери лифта снова открылись. Мадлен даже не подняла головы, так как считала, что это Филипп. Сейчас вежливо скажет ей „доброе утро“ и пойдет мимо нее в свой кабинет.

Мадлен чуть не подпрыгнула от удивления на своем стуле, услышав совершенно незнакомый протяжный голос:

– Приве-ет. Определенно не миссис Монтаг, поэтому полагаю… мм… мисс Секретарша.

Мадлен не нужно было долго ломать голову, чтобы понять: перед ней стоит Джин Амберкрофт. Даже если б она не узнала его по фотографиям из прессы, в нем можно было безошибочно узнать одного из Амберкрофтов по темным волосам, орлиным чертам лица и загорелому и мускулистому телу. Правда, мужчина показался Мадлен менее красивым, чем Филипп.

Она улыбнулась и протянула ему руку.

– Привет, меня зовут Мадлен Вайер. А вы, должно быть. Джин.

Он усмехнулся в ответ и задержал ее руку немного дольше, чем того требовали приличия.

– Должно быть? – Он вздохнул. – Думаю, так оно и есть.

Мадлен осторожно высвободила руку.

– Миссис Монтаг в отпуске, а я ее замещаю.

– Везунчик… Я имею в виду Филиппа. В мужчине было что-то такое, что сразу располагало к нему. Мадлен почувствовала, что не может вести себя с ним строго. Ей стало понятно, почему Джин имел репутацию плейбоя, о чем часто упоминалось в прессе. Если он так непринужденно общается с секретаршей, то можно предположить, какой производит эффект, когда пускает в ход все свои чары.

– Филиппа еще нет. Передать ему, что вы заходили?

– Его еще нет? – Джин приложил руку к груди, словно у него остановилось сердце. – Быстро вызывайте „скорую помощь“. Он, должно быть, болен, умер или что-нибудь еще.

Со стороны лифта донеслось фырканье.

– Или что-нибудь еще, – произнес Филипп, проходя через приемную. Он бросил взгляд на Мадлен:

– Отставить „скорую помощь“.

– С добрым утром, братец. Ты что, проспал? – осведомился Джин.

– Некоторые из нас имеют такие обязанности, как, например, встречи с советом директоров, и их день начинается задолго до начала обеда. – Улыбка Филиппа выглядела натянутой, но, осознав свое излишнее высокомерие, он пожал протянутую братом руку и хлопнул того по плечу. – Не знал, что ты вернулся. Как Европа? – спросил он, по мнению Мадлен, с искренним любопытством.

– Ты скучал по мне? А в Европе холодно. – Джин в свою очередь похлопал брата по плечу и обратился к Мадлен:

– Запишите, дорогая. Никогда больше не позволяйте мне летать в Англию раньше июля. В марте у них еще зима. Живя в Техасе, я забыл об этом.

Мадлен схватила блокнот и начала быстро писать.

– Готово.

Джин рассмеялся:

– Эй, Филипп, она мне нравится. Можно мне забрать ее себе?

– Она не игрушка, Джин. И забрать ее тебе нельзя.

– Но у тебя уже есть секретарь, я имею в виду миссис Монтаг, благодаря стараниям которой ты раздулся от важности, как индюк. Разве ты не понимаешь, что мне необходима именно такая квалифицированная мисс Вайер, чтобы привести меня в порядок?

Филипп схватил Джина за отворот рубашки и потащил к себе в офис.

– Забудь об этом, или я лично приведу тебя в порядок.

Джин бросил умоляющий взгляд через плечо и воскликнул:

– Помогите мне!

Мадлен рассмеялась, когда за братьями наконец закрылась дверь.

Из кабинета слышались громкие голоса. Естественно, Мадлен не могла разобрать слов, да и не старалась прислушиваться. Любопытство возникло тогда, когда через некоторое время она услышала громкий смех. Сразу можно сделать вывод: они действительно родные братья – минуту назад ссорились, теперь смеются. Будучи женщиной и имея только одного ребенка, она не знала, как обычно складываются отношения между братьями, просто у нее появилось впечатление, что Джин и Филипп очень близки.

Джин сразу понравился Мадлен, но работать ей больше хотелось под началом старшего брата. Здесь она находилась в гуще всех дел. Филипп старался не загружать ее, однако скучать Мадлен не приходилось.

Через полчаса мужчины вышли из кабинета, попрощались с Мадлен и отправились обедать. Казалось, Филипп торопился увести Джина, но Мадлен подумала, что это глупо. Пожав плечами, она снова вернулась к делам, стараясь не поддаваться изводящему ее страху потерять работу из-за временного безумия, которое охватило их на балконе.

Остаток недели прошел довольно спокойно, и Мадлен почувствовала себя немного легче. Она не совершала никаких промашек. У нее даже появилась слабая надежда, что Филиппу нравится, как она работает. А раз он упорно делает вид, что на балконе ничего не произошло, Мадлен решила, что место в „Корпорации Амберкрофт“ ей обеспечено.

Мадлен и Филипп организовали совместную деятельность так, что снова чувствовали себя комфортно друг с другом. Ощущая себя полезной, Мадлен стала по-новому относиться к своим обязанностям. Ей нравились ее должность и лихорадочный ритм работы. А о возвращении миссис Монтаг не хотелось и думать.

В субботу мать уехала в Луизиану, и к полудню воскресенья Мадлен и Эрин втянулись в свой обычный распорядок дня.

Все протекало слишком хорошо, чтобы быть правдой, хотя следующая неделя началась так же гладко.

Мадлен следовало бы знать, что перед штормом всегда наступает затишье…

В среду среди ночи она испуганно вскочила, услышав отчаянный плач Эрин. Мадлен сразу поняла, что у малышки высокая температура, как только взяла ее на руки.

Термометр показал, что у Эрин жар, но не опасный. Мадлен дала девочке лекарство, чтобы сбить температуру, искупала ее и сменила влажное белье в кроватке. Эрин не хотела слезать с рук матери даже на несколько минут, но Мадлен, не прекращая тихо напевать дочке, сделала все необходимое. Потом они сели в кресло-качалку:

Эрин – с бутылочкой разбавленной детской микстуры, а Мадлен – с чашкой крепкого кофе.

Не в первый раз они проходили через это. Не так давно Эрин страдала от хронического воспаления уха, но казалось, что заболевание отступило. А сейчас Мадлен была абсолютно уверена, что это очередной приступ, все классические симптомы были налицо: Эрин постоянно терла ушко, спать могла только урывками.

Ночь обещала быть долгой.

Мадлен неожиданно проснулась несколько часов спустя, с удивлением заметив, как яркий солнечный луч пробивается сквозь щель между занавесками в комнате Эрин. Она бросила сонный взгляд на часы и увидела, что уже начало девятого.

Мадлен осторожно опустила спящую Эрин в кроватку, надеясь, что бедная крошка спокойно полежит хотя бы несколько минут, пока она позвонит доктору и Филиппу.

В приемной педиатра наконец ответили, и Мадлен записала время, на которое ей назначили прием.

Теперь надо предупредить Филиппа. Мадлен очень нервничала, когда набирала номер офиса. Эрин, конечно, прежде всего, но и место в корпорации потерять не хотелось. Ведь у нее сейчас испытательный срок, а она не знала ни одного босса, который был бы терпелив даже с постоянными сотрудниками, если вдруг возникали проблемы, связанные с детьми. Если же временные служащие отпрашиваются с работы, это, скорей всего, грозит увольнением.

На долю секунды Мадлен подумала, что ей было бы легче услышать автоответчик, а потом упрекнула себя за трусость. Кроме того, шанс, что Филиппа нет в офисе, слишком ничтожен и…

– Филипп Амберкрофт слушает.

– Филипп, это Мадлен. Извини, но я дома.

– У тебя все в порядке?

Беспокойство в его голосе заставило Мадлен испытать чувство вины из-за того, что она проспала вместе с Эрин и не позвонила раньше.

– Со мной все нормально, но дочка заболела. Я иду с ней к врачу в десять тридцать, поэтому не смогу выйти сегодня на работу. Извини.

– Ничего страшного.

– Я пойму, если тебе придется найти мне замену…

– В этом нет необходимости. Просто дай мне знать, как у тебя дела. Ладно?

– Конечно. И спасибо тебе.

Остаток утра прошел в суматохе. Эрин капризничала и не хотела, чтобы ее клали в кроватку. Мадлен выбивалась из сил, стараясь как можно быстрее одеться и успеть к назначенному сроку на прием. К тому времени, как они побывали у врача, заехали в аптеку за антибиотиками и вернулись домой, Мадлен была так же измотана, как и дочка.

Она редко жалела себя, не разрешала себе хныкать, когда все шло из рук вон плохо. Но иногда, в короткие минуты, не могла не чувствовать боль одиночества, которая застигала ее врасплох.

Эрин наконец спокойно уснула у нее на руках. Мадлен стояла у кроватки и смотрела на дочку. На глазах у нее выступили слезы, но она решительно вытерла их. В такое время, как это, она думала, а правильно ли она поступает. Сейчас ей очень недоставало рядом хорошего и верного друга, с кем она могла бы поговорить, к кому бы могла прислониться хотя бы на минутку. Ей хотелось найти для Эрин отца, который любил бы девочку так, как она того заслуживала, отца, которому была бы интересна ее жизнь, и он наблюдал бы за тем, как она растет и развивается.

Можно позвонить в Луизиану Киту, но это несправедливо. Он возложил огромные надежды на их одно-единственное свидание, поэтому было бы жестоко позволить ему надеяться на что-то снова. Кит славный малый. Мадлен знала: он давным-давно влюблен в нее, но ей пришлось убедить его, что они не более чем друзья. Он, не задумываясь, женился бы на ней. Кит обожал Эрин, и от этого становилось еще печальнее, потому что Мадлен не могла ответить ему теми же чувствами. Но сейчас был тот случай, когда ей очень хотелось опереться на его плечо.

Мадлен не могла заставить человека, имеющего прямое отношение к рождению Эрин, взять на себя ответственность за девочку, но также не могла выйти замуж за другого, чтобы переложить на него все трудности матери-одиночки.

Глубоко вздохнув, она распрямила плечи и заставила себя прогнать мрачные мысли. Все так, как оно есть, и…

Раздался звонок в дверь. Мадлен помчалась через весь дом, надеясь добраться до двери быстрее, чем человек снаружи позвонит еще раз и разбудит Эрин. В спешке укладывая малышку, она забыла повесить на дверь табличку „Ребенок спит“.

Вместо почтальона, которого Мадлен рассчитывала увидеть, она обнаружила Филиппа. От неожиданности она застыла, как парализованная.

– Привет, – наконец произнесла Мадлен, вспомнив о необходимости пригласить гостя войти.

Филипп быстрым взглядом окинул гостиную, прежде чем снова посмотрел на нее, давая всем видом понять, как ему неловко. Однако она вынуждена была улыбнуться, когда он подарил ей букет весенних цветов и секунду спустя протянул игрушечного розового зайчонка.

– Это тебе. Честно говоря, я не знал, что принести.

– Спасибо. Мне всегда хотелось именно розового зайчонка.

Он рассмеялся вместе с ней:

– Вообще-то, он для твоей дочки. Что принести ей, я тоже не знал.

– Тебе ничего не нужно было приносить, Филипп. Но все равно спасибо.

Она проводила его на кухню и угостила вином, а потом занялась букетом.

Смущение Филиппа понравилось ей. Прежде она видела его только в роли начальника, и теперь это казалось открытием. Но Мадлен не хотела пасть жертвой его очарования. Для них возможны только служебные отношения, и об этом не надо забывать. А все другие мысли опасны.

– Что-нибудь случилось? – спросила она, надеясь тактичным вопросом выведать причину появления здесь Филиппа. Хорошие новости или плохие, но лучше она сразу все узнает от него.

– Случилось?

Она пожала плечами.

– Пытаюсь выяснить, почему ты приехал в такую даль.

– Сказать по правде, сам не знаю. Я сидел в своем кабинете, но после твоего звонка подумал, что ты одна и как это тяжело – быть одной с больным ребенком. По твоему звонку я понял, что ты переживаешь из-за работы, и решил успокоить тебя. Я пытался дозвониться, но думаю, вы были у врача или где-нибудь еще, и я просто не удержался и приехал навестить вас.

Она слушала его объяснение, пребывая в полном недоумении. Даже мистер и миссис Прайс никогда не приезжали лично, когда случалось что-либо подобное. Они всегда звонили, но никогда не навещали ее и Эрин. Такое определенно, с ней впервые.

– Не знаю, что сказать тебе… Напрасно ты беспокоился.

Мадлен поставила вазу с цветами на стол и теперь не знала, куда деть руки. Сунула их в карманы, чтобы они не дрожали, и только тут поняла, как она выглядит, и сразу почувствовала себя неловко. Волосы убраны в конский хвост, далеко не новая топ-майка намокла при кормлении Эрин, а шорты, хотя и очень удобные, совершенно не соответствовали моде. На ней не было ни косметики, ни украшений, ни туфель.

В общем, Мадлен чувствовала себя не в своей тарелке перед лицом безупречно одетого босса.

Филипп же, казалось, не замечал ее неудобства. Он был и сам каким-то скованным, и она решила, что это из-за того, что им не о чем говорить. Такая мысль окончательно разрушила ее мечты о Филиппе. Его пребывание в маленькой трехкомнатной квартирке заставило ее остро почувствовать, насколько разными были их миры.

Эрин проснулась, заявив о себе плачем. Мадлен, извинившись, отправилась к нарушительнице спокойствия и взяла ее из кроватки. Детское личико еще хранило следы нездорового румянца, но температура уже спала.

– Как она? – озабоченно спросил Филипп, стоя в дверях детской комнаты.

– С ней все будет хорошо, – заверила его Мадлен, пристраивая одеяло на плече, чтобы дочке было удобней. – Эрин, – сказала она, – это мамин босс. Поздоровайся с ним.

Крошка отрицательно покачала головой, прячась за материнским плечом.

– Иногда она стесняется. Извини.

– Не извиняйся. Честно говоря, я не думал, что нас познакомят.

– У нее больше нет жара, лекарство уже действует. Скоро она снова станет общительной. У Эрин воспаление уха, это не заразно. Но мне как-то неловко оставлять ее с няней, когда она так неспокойна.

Филипп удивленно посмотрел на Мадлен.

– Разве я сказал, что ты должна оставить ребенка с няней? Мне хотелось успокоить тебя, пет ничего страшного в том, что ты не вышла на работу.

– Думаю, мне просто нужно было оправдаться.

Филипп провел ладонью по лицу.

– Похоже, мой порыв приехать сюда не совсем уместен. Кажется, своим визитом я только причинил тебе массу неудобств.

– Пожалуйста, не говори так. Ты правда поступил очень любезно, – сказала она, снова направляясь в гостиную.

Мадлен села в кресло-качалку, которое они с мамой называли большим, чтобы отличать его от кресла в детской, а Филипп расположился на кушетке.

– Если честно, я беспокоилась из-за работы. – призналась Мадлен, когда они устроились. – Было бы грустно, если бы меня уволили, потому что мне очень правится работать у тебя.

– Не переживай. Глупо пытаться найти нового временного секретаря, когда нам так хорошо работать вместе.

– Спасибо. Просто поразительно – найти такое понимание!

– С моей стороны? Или вообще?

Мадлен покраснела, чувствуя, что ее щеки полыхают, как и у Эрин.

– Со стороны человека, который занимает такое высокое положение, – дипломатично уточнила она. – Ты не только поступаешь великодушно, но и позволяешь мне отнимать у тебя массу времени.

Тонкий намек на то, что ему пора откланяться, но Филипп, казалось, и не собирался уходить. Он по-прежнему выглядел взволнованным, что было для нее не совсем привычно.

– Отец Эрин навещает ее?

Вопрос был задан неожиданно. Быстро вспомнив их разговор на борту самолета, она поняла, что сказала ему очень мало, но удивилась его любопытству.

– Нет, я не поддерживаю с ним связь.

– Он совсем не видится с дочкой?

– Он вообще не признает ее. Филипп помолчал с минуту.

– Видишь ли, когда в самолете я узнал, что ты мать-одиночка…

– Ну… мы с ним не были женаты.

– Я не представлял, что ты воспитываешь дочку одна.

Это как-то влияет на мою работу?

– Нет, нет. Я просто думал… Честно говоря, не знаю, что я думал.

Мадлен поставила ноги на перекладину сервировочного столика и качнула кресло-качалку.

– Послушай, Филипп. Я, в самом деле, очень благодарна тебе за то, что ты навестил нас, но тебе не стоило беспокоиться. Мы прекрасно живем с Эрин вдвоем. Ее отец предпочел не принимать участия в ее судьбе, и я не желаю о нем слышать до тех пор, пока он сам не захочет взять на себя ответственность за нее.

– Но ведь можно заставить его в судебном порядке…

– То есть обязать его выплачивать мне деньги? – усмехнулась она.

– Но это же не правильно, что он все взвалил на тебя одну.

Мадлен грустно улыбнулась:

– Не всякую проблему можно решить с помощью денег, Филипп. Да, я могла бы вынудить его выплачивать мне алименты на содержание ребенка через суд. Но, знаешь ли, мне не нужны ни он, ни его деньги, ни его забота. Он предпочел отказаться от всех родительских прав на ребенка.

– Вот подонок, – с чувством произнес Филипп. Потом взглянул на Эрин и покачал головой. – Как он мог так поступить?

– Мне кажется, ему не нужны были проблемы. – Она усмехнулась. – Слышала, что он собирается жениться. На особе, занимающей видное положение в обществе. Как мне известно, он всегда это планировал. Говорил, что в его планы входит непрерывный служебный рост, и никакой сопливый ребенок не помешает ему в этом.

– Он так назвал Эрин? Мадлен кивнула.

– Что ты ему ответила?

– Ничего. Ударила его по щеке и ушла. С тех пор я с ним не встречалась.

– Жаль, я не знаю, что нужно говорить в таких случаях.

– Тебе ничего не надо говорить, Филипп, – заверила она его уже веселым голосом. – Время рыцарства прошло. А нам и вдвоем с Эрин очень хорошо.

Филипп долго молчал. Эрин нарушила вынужденное молчание и попросилась на пол. Благодаря детской способности быстро выздоравливать, она почувствовала себя лучше и требовала внимания к себе.

Не отрывая глаз от дочери, Мадлен обратилась к Филиппу:

– Я рада, что ты навестил нас, и за подарки большое спасибо. Но я уверена, что тебе необходимо вернуться в офис.

Филипп воспользовался намеком и поднялся, а девушка изо всех сил старалась не выдать желания улыбнуться, когда заметила, с каким облегчением он сделал это, хотя и не хотел показывать своих чувств.

– Да, думаю, мне пора. Могу я что-нибудь сделать для тебя прежде, чем уеду?

Она весело рассмеялась и наклонилась, чтобы поднять игрушку, которую уронила Эрин.

– Нет, благодарю. Твой визит оказался приятным сюрпризом.

У двери Филипп щелкнул пальцами и повернулся.

– Почти забыл. Раз Эрин чувствует себя нормально, хочу напомнить: завтра в парке праздник для сотрудников корпорации. Ты можешь взять Эрин, у нас будут воспитатели, которые позаботятся о детях.

Мадлен вспомнила, как в свой первый рабочий день печатала приказ о праздновании Дня семьи за счет „Корпорации Амберкрофт“. Но она даже не могла предположить, что выходной день распространяется и на нее тоже.

– Это очень мило, но…

– Не отказывайся, Мадлен, – сказал он строго. – Ты сотрудник корпорации, а срок службы в данном случае не имеет значения. Собственно говоря, будет лучше, если я заеду за тобой и Эрин.

Мадлен отрицательно покачала головой, пытаясь справиться с необъяснимым чувством страха. Целый день, проведенный вместе с Филиппом? Это может закончиться неизвестно чем.

– Нет, Филипп, я не могу.

– Потому что Эрин еще не совсем здорова? – спросил он, указывая на девочку, которая возилась с игрушкой на полу.

– С ней наверняка все будет в порядке, но…

– Тогда решено. Я приеду около девяти, и мы успеем к открытию праздника.

– Филипп…

– Ты опять споришь с начальством? – спросил он с напускной строгостью. Наконец она сдалась:

– Нет, больше не спорю. Спасибо тебе еще раз. Он посмотрел на нее и как-то робко произнес:

– Я должен признаться, что, пригласив тебя, имел скрытый мотив.

– Да, и какой же? – усмехнулась в ответ Мадлен, прислонившись к двери, чтобы не было заметно, как трясутся у нее колени.

Когда он улыбался так, она, казалось, не могла заставить сердце биться медленнее, а ее ладони становились влажными.

– Ненавижу чувствовать себя третьим лишним на всех этих мероприятиях.

– Каким третьим лишним? Ты о чем?

– Понимаешь, я босс. Предполагается, что я там тоже должен быть, по никто не чувствует себя комфортно в моем присутствии. Поэтому если у меня будет спутница, наверняка все потихоньку расслабятся.

– Спутница?

– Ну, да. С кем можно кататься на каруселях, есть сладкую вату, в общем, весело проводить время.

– Но наверняка…

– Все, я решил. Увидимся завтра утром. Вопль, который издала Эрин, заставил Мадлен спешно попрощаться и поторопиться к ней на помощь. Ничего серьезного не произошло. Всего лишь неприятность из-за игрушки, но Филипп уже ушел. Мадлен задумалась над тем, во что же она опять втягивается.

По дороге в офис Филипп, в свою очередь, тоже размышлял над тем, что он сделал, а главное, почему. Сначала идея показалась превосходной. Это самое лучшее из того, что он придумал за день.

Когда же он приехал к Мадлен домой, то почувствовал себя полным дураком. Но благодаря ее чувству юмора ему снова стало с ней легко.

Вспомнив, как застыла Мадлен на пороге, Филипп улыбнулся. Конечно, она могла одеваться как угодно, находясь дома и ухаживая за дочкой. Но ее вид был скорее сексуальным, как и все в ней, чем небрежным. Волосы Мадлен всегда были тщательно убраны, а одежда соответствовала ее положению в корпорации, так что Филипп оказался не готов увидеть красивые длинные ноги, которые не могли скрыть шорты, и соблазнительный вырез ее майки. Он старался не выглядеть полным нахалом и не пялиться на нее, но все же ему стало неловко, когда она открыла дверь.

Дом Мадлен также вызвал у него удивление. Она представляла собой идеального секретаря квалифицированного, организованного. Газоны перед домом были такими, какими он и ожидал их увидеть: аккуратно подстриженные, с клумбами распускающихся цветов. На него это произвело приятное впечатление, особенно сейчас, когда он узнал, что ей никто не помогает. Мадлен обладала настоящим талантом дизайнера, хотя как ей удавалось все делать одной, было сверх его понимания.

Войдя в квартиру, Филипп замер на месте. На большом синем диване лежали подушки. Огромная репродукция с подсолнухами Ван Гога висела над камином. Кокопелли танцевал со своей флейтой на одной стене, а почти всю другую стену занимал яркий пейзаж. Казалось, это нельзя было соединить, но у Мадлен как-то получилось. Квартира выглядела эклектической, яркой, привлекающей внимание. Кухня была выдержана в клубничных тонах: от коробки для чая до штор и полотенец для рук. Комната Эрин напоминала рисунки из детских книжек. Филипп заметил Шалтая-Болтая и Чеширского кота, но ничего другого он не мог припомнить.

До сих пор Филипп не понимал, что привело его к Мадлен. В конце концов, может, как раз хорошо, что он побывал у нее. Теперь он знает, насколько они отличаются друг от друга, какая разная у каждого из них жизнь. К несчастью, ему захотелось заботиться о ней.

Филипп никак не мог отделаться от желания узнать о Мадлен как можно больше. Он никогда не интересовался детьми миссис Монтаг. Черт, даже о внуках, которых она уехала навестить, спрашивал только из вежливости. А Мадлен засыпал вопросами об отце Эрин!

Он прижал руку ко лбу. Может, это у него жар…

Сознание того, как она одинока, не оставляло Филиппа в покое. Каким-то образом это связывало его с собственным детством. Он любил отца, временами сильно скучал по нему, но Филиппа Амберкрофта III никогда нельзя было назвать папой. Отцом можно, а папой нет. И Филипп вдруг понял, чего хочет от женитьбы – быть папой.

Наблюдая за Мадлен и Эрин, он ощутил, что все те желания, которые он подавил в свое время, вспыхнули в нем с новой силой. Эрин просто восхитительна, темноволосая, очень похожая на мать. Все же она улыбнулась ему, спрятавшись за плечом матери. Та даже не заметила этого, а он заметил, и это пленило его сердце.

Филипп не знал, как поступить, и поэтому тоже улыбнулся в ответ. Потом девочка сползла с колен матери и начала играть.

Приглашение Мадлен на праздник стало для него таким же сюрпризом, как и для нее. Однако оно имело смысл. Филипп в самом деле чувствовал себя третьим лишним на таких мероприятиях. Все видели в нем только босса, а не простого сотрудника компании. Что, в конечном счете, было правдой. Если же он не придет, его будут считать высокомерным. Праздник был приурочен к заключению компанией важного договора.

Явиться вместе с девушкой, которая не будет тушеваться из-за того, что она „с боссом“, показалось ему хорошей идеей. Мадлен не проявляла никакого страха и не заискивала перед ним с самого первого дня, и ему это ужасно понравилось. Поэтому, находясь в квартире Мадлен, он решил пригласить ее на праздник в качестве своей спутницы.

Сейчас, сидя в одиночестве за рулем машины, Филипп понял, что натворил. Они вдвоем изо всех сил старались отдалиться друг от друга после случая на балконе. Филипп мог восстановить в памяти каждое мгновение того поцелуя, а это чревато последствиями. Вернувшись в офис, она спряталась за свое положение секретаря, а он – за положение босса, но теперь они снова оказались в рискованной ситуации. И все из-за его приглашения на праздник. Филипп никогда не поддавался чувству одиночества раньше, и ему придется заплатить высокую цену, если он и впредь будет потакать своим желаниям. Рискованно вновь открывать двери, которые он прочно закрыл много лет назад, двери, которые, казалось, опечатаны навсегда.

Он подъехал на место своей парковки и выключил мотор. На празднике будет весело. Если повезет, они проведут день интересно и без проблем.

Если им повезет.