Размышляя, Аранта пролежала весь скудный остаток дня и ночь, почти не открывая глаз и в то же время опасаясь вернуться в сон, измучивший ее необъяснимыми страхами. В сущности, она имела довольно слабое представление об истинных возможностях Рэндалла. Если сама она могла отклонять стрелы, кто знает, может, он способен был и дурной сон наслать.

Анелька слонялась по поляне, выдавая свои перемещения шорохом высокой травы, метала стрелы куда ни попадя, а потом ползала на четвереньках, собирая их среди валежника. Или, ругаясь сквозь зубы, выдирала их из древесной коры, если выстрел оказывался удачным. С Арантой она не разговаривала. Дулась за то, что та отменила Счастливую Страну.

— Эй! — окликнула ее Аранта. Больше для порядка, с далеко идущей целью наладить отношения, потому что было у нее ощущение дальней дороги впереди. — Чему такому учила вас королева, что церковь так на нее взъелась?

Анелька, не оборачиваясь, всадила стрелу в самый толстый ствол. Несомненная удача, видимо, смягчила ее. Вообще-то это простейший трюк: чтобы расположить к себе человека, надо поговорить с ним о нем. Причем чем фигура незначительнее, тем лучше это работает.

— Было три особенных курса, — смилостивилась она, — на которые по малолетству не пускали принцессу Ренату. Первый — «Физиология и анатомия женщины». Функционирование организма, — Анелька с видимым удовольствием выговаривала ученые слова, — закономерности и особенности, гигиена и наиболее эффективные методы контрацепции.

Это называется: «Вот тебе! Съела? Хоть что-нибудь вообще поняла?»

— Ясно. То, что согласно догме в руце божьей… А второй?

Пожалуй, Анелька не ожидала, что Аранта проявит дальнейший интерес. Способность той поддерживать «интеллектуальную» беседу слегка ее обескуражила.

— Второй — для продвинутых, — неуверенно сообщила она. — «Анатомия мужчины».

— О! — произнесла Аранта, поскольку от нее это, видимо, ожидалось. — И что, были у вас — как это? — учебные пособия?

— Картинки, — ответила Грандиоза с некоторым напряжением, но и с долей превосходства в голосе. Какая еще дева способна похвастать такой полнотой и разносторонностью воспитания! Сколько мужей в этой стране запертых ставен видели свою жену обнаженной, когда церковь строго-настрого предписывала ей быть в темноте и в сорочке?

— Картинки…

Сама Аранта в совершенстве превзошла этот предмет, стоя на подхвате у операционного стола. И пособия у нее были окровавленные, обожженные, с криком рвущиеся из рук. Обрушившись в воспоминания, она и забыла спросить о третьем курсе, но едва ли это остановило бы Грандиозу, которой выпала возможность похвастать.

— А на третьем курсе мы проходили, как все это совместить к обоюдному удовольствию.

— Да вы сами инквизиции в лапы шли, — констатировала Аранта. — Кто преподавал последнюю науку? Мадам из дома терпимости?

— Очень, между прочим, полезная наука, — обиделась Анелька. — Ты предлагаешь тыкаться вслепую, ошибаться и терять мужчину своей мечты? Между прочим, я теперь единственная молодая дама в стране, способная похвалиться образованием этого рода.

— Не считая нескольких тысяч профессиональных шлюх.

— На шлюхах не женятся!

Представив себе Анельку ван дер Хевен, царящую среди столичного бомонда, Аранта мысленно сделала знак, отгоняющий злые силы. Неизвестно, насколько ей самой пригодились бы вышеописанные курсы, но иную науку Аранта превзошла в совершенстве: взгляд Анельки, которым та непроизвольно отыскала в траве едва заметный след Кеннета, более чем наглядно свидетельствовал, кто в данный момент является мужчиной ее мечты.

Впрочем, когда в волосяной силок попался заяц, Аранте волей-неволей пришлось встать. Грандиоза при виде повисших ушей и бархатных щечек мертвого зверька наполнила слезами свои голубые блюдечки, а ждать Кеннета, чтобы тот освежевал тушку, было по меньшей мере бессмысленно: ему одной рукой не управиться. Пришлось делать это самой: да, в общем, не впервые. Тем более есть хотелось отчаянно. За последние благополучные годы Красная Ведьма отвыкла голодать. И, к слову сказать, привыкать не собиралась.

Так что пришлось встряхнуться, испачкать руки, насадить тушку на твердый прут, организовать костерок: все это — лицезрея стриженный затылок Аннелизы ван дер Хевен, демонстративно боровшейся с тошнотой. И лишь когда подвешенная над угольями жертва испустила соблазнительный запах, Грандиоза приблизилась, чтобы получить ножку. Может, Кеннет догадается раздобыть соли? Аранта испытывала тихое удовлетворение, сознавая, что на него можно положиться. Так осточертело заботиться обо всем самой! Хозяйка из нес была никудышная.

Кеннет возник из тишины, бесшумно, как солнечный зайчик, выскользнув из-под ветки, свесившейся над тропой. Позже, чем они стали его ждать, и намного раньше, чем начали беспокоиться. Ступая след в след и низко опустив головы, за Кеннетом, как привязанные, шли три невзрачные коренастые лошадки. Все под седлами: значит, состоялась законная сделка.

Кеннет привез хлеб, а в обмен не отказался от половины , кролика, и пока он обгладывал его, радуя глаз здоровым молодым аппетитом, Грандиоза опасливо приглядывалась к флегматичным мохнатым мордам. Аранта вполголоса поинтересовалась: откуда кони? Почему он отважился приобрести их в Констанце? Не говоря уж о том, чтобы разменять золотую раду. Королевскую раду Баккара! Это было все равно что кричать о себе на площадях. Но больше всего ее взволновало то, что Кеннет не спешил начать разговор.

— Мне помогли, — лаконично ответил он.

— Я и не знала, что у тебя есть друзья.

— Да Децибелл мне, в общем, не друг. Всего лишь сослуживец и старый знакомый. Эй, как ее?.. Анеля! Не сахар, соль возьми. К новой лошади подходи с пригоршней соли, тогда ты на ней, а не она на тебе ездить будет.

— Ты спятил? — Уязвленная Аранта буквально отскочила от него, однако у нее хватило самообладания воскликнуть это шепотом. Анелька даже ухом не повела.

— Не спятил. Децибелл с нами в одной лодке. И более того. Должен тебя огорчить: мы с тобой… и с ней, если уж на то пошло, никому сейчас в Констанце особенно не интересны.

— Хочешь сказать — нас не ищут? — не поверила ему Аранта.

Это не укладывалось у нее в голове. Даже если бы Рэндалл был доподлинно уверен, что она сбежала с Кеннетом накануне свадьбы, чтобы предаться с ним греху, и даже если бы этого соображения ему было достаточно, чтобы махнуть на нее рукой, как на бесполезную отныне игрушку, маг Баккара должен был приложить все усилия, чтобы отыскать и уничтожить того, кто стал магом от крови Красной Ведьмы. А Кеннет опять же был первым, кто напрашивался на эту роль. На самом деле он рисковал ради нее больше, чем предлагал с самого начала. Хотя истинная причина оставалась для него неизвестна. Ей не стоило отпускать его вместо себя в город. Проклятие на ее медлительные мозги!

— Рэндалл Баккара мертв.

В наступившей тишине Грандиоза звонко шлепнула на щеке комара.

— Повтори, — прохрипела Аранта. Кеннет покачал головой:

— В этом нет нужды. Ты расслышала.

В глазах у нее потемнело.

— Сейчас опять припадок будет, — с плохо скрываемым отвращением высказалась Грандиоза вне поля зрения. Аранта стиснула зубы, силясь отогнать прочь злорадную холодную ночь, вздымавшуюся к голове от сердца.

Вот она, мертвая тишина в ее сознании. В панике она вновь и вновь тянулась к этому морю молчания, как вновь и вновь мы прикасаемся языком к больному зубу. Она готова была обрадоваться даже вспышке боли. Тщетно. Рэндалл Баккара, проросший в каждой ее жилке, не отзывался, и ничто даже не вздрагивало в ответ.

Так вот что это значило! Вот как это, оказывается, бывает, когда кто-то говорит: «Не переживу!»

— На троне — Клемент Брогау…

— Заговор, — выговорила она непослушными губами.

— Чертовски похоже, — согласился Кеннет, глядя на нее с состраданием. Пришлось, смежить веки, чтобы его не видеть.

— Цареубийца, — произнесла она классическую формулу, — не может сесть на престол, совершил ли он означенное деяние собственноручно, отдал ли приказ или всего лишь помыслил вслух и был услышан.

— А папенька его сел, — возразил Кеннет. — Времена меняются, а общественное мнение уступает силе. Тем более формально крови на Клементе нет.

— Вот как? Как же ему тогда повезло?

— У нынешнего короля, — с расстановкой сказал Keннет, — есть весьма незаурядный братик.

Если лицо можно изогнуть знаком вопроса, то Аранте это удалось.

— У него два брата, — выговорила она, надеясь непонятно на что.

— Но незауряден только один.

Кеннет кивнул, прочитав имя по ее шевельнувшимся губам.

— Мне очень жаль, — добавил он.

— А вот мне — ни чуточки! — свирепо вмешалась в разговор Грандиоза. — Не знаю, кого вы там между собой имеете в виду, но я искренне благодарна тому, кто избавил мир от этого памятника самому себе. У вашего Рэндалла Баккара в голове гнездились летучие мыши!

В другое время Аранта непременно оценила бы этот пассаж, но сейчас она только поджала губы.

— Тело короля видели?

— О да. В отношении тела соблюдены все формальности. Дабы никто не мог усомниться в смерти государя, тело выставлено на всеобщее обозрение в церкви Грэхема. В городе полно солдат. На ведьм еще охотятся, обвиняя в их разгуле попустительство предыдущего царствования, но, похоже, интерес к ним иссякает. — Он мельком глянул в сторону Грандиозы. — Еще бы, грядут такие перемены! Ожидается, что все, что было хорошо при предыдущем государе, при нынешнем окажется плохим. А потому горожане кинулись по домам, доказывать, какие они добропорядочные ремесленники и как они необходимы любой власти.

Он помолчал.

— Скажи мне честно: когда я уходил, ты уже знала?

Сглотнув слюну, Аранта медленно кивнула. Да. Наверное, она знала. Рэндалл мертв, как мертво у нее внутри. И она виновна. Виновна, как никто. Если бы она не ушла, Уриен Брогау никогда бы и близко…

— Подробности, — спросила она, — известны?

— Город полон разнообразных слухов. Тело короля обнаружили прикованным в подземелье, с вскрытой веной. Кровь его вытекла в землю.

Аранта громко втянула воздух сквозь зубы. Значит, это даже не был поединок, как она смела надеяться в глубине души. Значит, это было подлое, расчетливое предательство. Самое грязное поповское предательство! Инквизиторское! С их молчаливого благословения. Когда-то она думала, что из них двоих, заклятых, она — более уязвимая жертва.

— Одного не понимаю, — пробормотала она. — Да, интересы церкви, безопасность семьи, преданность брату… Но как он мог?! Как конкретно именно он мог сделать конкретно именно это?! Ему же нельзя лгать, спать с бабой, иметь собственность, защищать жизнь…

— Ну так никто и не обвиняет молодца в мелких грешках, — хмыкнул Кеннет. — Цареубийство ему по плечу, не меньше.

— А целый двор стоял и смотрел, как этот ваш героический священнослужитель волок государя в подземелье — не ближний, должно быть, свет, и мышкой проскользнуть у него едва ли получилось! — чтобы приковать там и хладнокровно, беспомощному, перерезать вены? Ну и порядочки у вас там, в старом дворце!

— Уриен Брогау как лицо духовное подсуден только церковному трибуналу, — сказала Аранта. — Срок разбирательства назначен?

— Уже было. Заседал ареопаг.

Она непроизвольно вздрогнула. Уриен Брогау стоял на месте ответчика. На месте, памятном ей по выступлению Веноны Сарианы, откуда так мощно разносится звук. Дорого бы она дала, чтобы посмотреть и послушать…

— …но ареопагу было мало работы. Глядя в глаза высокому собранию, мэтр Уриен признал, что сделал это.

— И что же?

— Сама понимаешь, ворон ворону глаз не выклюет. Тем более если вороны — из одного гнезда. Клемент Брогау воспользовался Королевским Словом. Брат-де его действовал сообразно обстоятельствам на благо государства и церкви, а потому свободен от кары светского суда, и Его свежепомазанное Величество желал бы, чтобы власть церковная прислушалась к его словам. Ведь церковь не проливает крови.

— Ну да. Она нас просто-напросто заживо жжет. И что же, прислушался ареопаг к королевской воле?

— А как же! Они всегда поперву друг перед другом заигрывают. Однако слушай! Он может, если ему угодно, соблюдать обеты, данные им в твердой памяти и совершенно добровольно. Строгость и воздержание ему зачтутся: не здесь, так там. Но он теряет право служить мессу, исповедовать, поскольку нечист перед Создателем, и быть исповедуемым самому, дабы жил со своими грехами, и нес их тяжесть, не перекладывая ее на чужие плечи. Также не смеет он входить в храм Господень и ступать на освященную землю, покуда церковь не удостоверится в полноте его раскаяния и не дарует ему прощения. Ежели же таковое прощение последует после его смерти, до той поры надлежит ему покоиться вне пределов церковной ограды. Сняли с него перстень с галькой. Повезло приятелю Уриену, что он тощий; заплыл бы пальчик жиром, так отрубили бы с пальчиком. И то было сказано, что церковь милостива. «Он не камень, — сказано ему, — он — трещина в камне».

— Интердикт! — выдохнула Аранта. — Каково?! Король простил, а церковь — не прощает. Одним братниным словом держится. Одному — коврижки, а другому — шишки. Поневоле начинаешь уважать Клемента Брогау. Ну что ж, пускай побудет господин инквизитор и в нашей шкуре.

— К вопросу о наших шкурах, — продолжил Кеннет с набитым ртом. — Разумеется, настали черные дни для верных дому Баккара. Однако пока суд да дело, цареубийства и кары на цареубийц, наши с тобой имена и приметы никто по площадям не выкликает. Канули, как в воду — ой, прости! — и ладно.

— А я не поняла, — вновь раздался из-за его спины вредный голосок Грандиозы, — за которого из них вы больше переживаете?

Медленно-медленно, словно преодолевая сопротивление среды, Аранта повернула голову. Фраза выползла, словно змея изо рта:

— Я любила Рэндалла Баккара.

В этот миг перед ее внутренним взором действительно вставали зеленые поля и белые дороги, и Рэндалл: прекрасный, молодой, двадцативосьмилетний. Не тот, из королевской ложи, белое лицо вполоборота, неподвижная рука на подлокотнике кресла.

— Мы знали их обоих, — укоризненно сказал Кеннет. — И вот что… Анеля, принеси-ка Аранте воды.

Анелька, уже разобравшаяся насчет урожденного дворянства, дернула острым плечиком и напомнила, что она тут не горничная.

— Пожалуйста, — прорычал Кеннет. Волшебное слово оказало волшебное действие. Грандиоза поднялась и удалилась, немузыкально заведя: «Топором выруба-а-ала полынь…»

— Будь он проклят, — сказала Аранта, все еще пребывая мыслями там, в прежних годах, где трава по пояс, по грудь в росе. — Пусть будет проклят на одиночество, презрение, смерть и забвение после смерти. Небеса не слышат меня, потому что я ведьма, но пусть услышит земля, по которой я хожу, частица которой я есть и в которую лягу, когда выйдет мой срок. Король простил, церковь наказала, а я — найду и убью. Вы оба свободны. Я возвращаюсь в Констанцу.

«Топором вырубала полы-ы-ынь…» — мстительно выводила с берега Грандиоза.

— Да нет его в Констанце, — нехотя выговорил Кеннет. — Клемент дал ему эскорт, чертовски похожий на конвой, и наш злодей в единые сутки покинул столицу. Дабы не смущать подданных присутствием цареубийцы у подножия трона. И никуда ты одна не пойдешь. Во всяком случае теперь, пока у тебя в глазах один пепел. Я предпочитаю следовать за тобой, когда ты рассуждаешь, а не бесишься. Месть — слово пустое. Оно выдохнется прежде, чем ты пройдешь половину пути.

— А с королевскими детьми что? — спросила Аранта, переждав немного. — Живы они?

— Королевские дети, похоже, один из пунктиков нового правления. Они ведь не говорят: «Рэндалл Баккара». Они говорят: «Человек, называвший себя Рэндаллом Баккара». Таким образом, они оставляют сомнительным статус детей.

У Аранты было ощущение, что она развалится на куски, если перестанет поддерживать себя за локти.

— Они убьют Райса, — глухо сказала она. — Не сразу, но это ясно, как день. Он сын царствовавшего короля. И Ренату заодно. Иначе она может выйти замуж и тоже претендовать на сбою часть пирога. Или на весь пирог.

Она вспомнила черную головенку на тонкой шее, ребенка, заснувшего посреди театрального хлама. Мальчика, которого ей даже не позволили подержать на руках. Раиса Баккара, по возрасту годящегося в ее собственные сыновья. По времени ее знакомства с его отцом — тоже. Проклятие, он должен был быть ее сыном! У нее нет слов, чтобы втолковать это Кеннету, а Грандиоза слишком молода, ей не понять.

Впрочем, будь Райс ее сыном, будь она не более чем матерью наследника, ей бы его не спасти. Ей пришлось бы , только сидеть рядом и смотреть, как люди, свершившие переворот, входят к ее сыну, чтобы убить его. И она ничего не смогла бы сделать.

— …но с Ренатой, конечно, проще. Ее могут насильно постричь в монастырь. Детей разделили?

— Нет.

— Я — служанка Баккара, — горько сказала Аранта. — Вот тебе и повод вернуться. Мне следовало пожертвовать собой, когда надо было спасать его, а не теперь, когда я могу только мстить. Сбежала, как крыса с корабля. Но даже теперь, когда он мертв… — Она зажмурилась. Она знала, что сейчас произойдет. Неотвратимо. Сейчас она наложит на себя заклятие подобно тому, как когда-то Рэндалл Баккара заколдовал самого себя на любовь к ней. — Моя верность переходит по наследству. Теперь я принадлежу Райсу. Клянусь тебе, Кеннет, во мне живет магия. Я способна воспитать Райса, дать ему Могущество и вернуть ему трон.

— Для одного мальчика это уже сделали. Ты его этим осчастливишь?

— Я хотя бы спасу ему жизнь. Брогау не смогут твердо сидеть на престоле, зная, что наследники Баккара живы, даже если их прилюдно объявили ублюдками. У подданных не должно быть альтернативы. Иначе всегда найдется кто-то, способный вытащить их из рукава и разыграть как сильную карту. Клемент уберет их не сразу, но так, чтобы не дать вырасти смуте. Итак, где дети?

— Ты спрашиваешь меня так, словно я знаю, — хмыкнул Кеннет.

— Ты выяснил так много. Я имею основания полагать, что и такая мелочь попалась в твои сети, — резонно заметила Аранта. — Они в Башне?

— В Башне? — Кеннет невесело ухмыльнулся. — Ты, вероятно, не в курсе, что тот памятный налет и разгром тоже возглавлял Уриен?

Подошедшая Грандиоза, не сдержавшись, фыркнула:

— Может, он и казну разграбил по дороге? Впечатление такое, будто на него специально повесят все дерьмо и замочат в финале. Что он такое, этот ваш Уриен Брогау? — Анелька нагнулась, чтобы сунуть в рот еще кусок жаренного на прутике хлеба. — Он что, ест маленьких детей?

Аранта дернула уголком рта.

— Я никогда не видела, чтобы он ел, — сказала она, сдерживая раздражение. Если так пойдет и дальше, она скоро начнет заикаться. Она уже жалела о собственной благотворительности. Анелька вырастала в помеху. Кеннету, к примеру, хотя бы ничего не требовалось объяснять. — Равно как и чтобы он спал. Он слишком хорошо воспитан, чтобы выставлять такие вещи напоказ. Тебе будет достаточно знать, что это самый умный подлец королевства. И что он выглядит, как твоя эротическая фантазия.

— Ну, в общем, — поддержал ее Кеннет, — если ты выбираешь себе врага, лучше, если он тебя не умнее.

— 0-о-у! — только и промычала Анелька, проталкивая в горло непрожеванный кусок. — А давайте ему сдадимся!

— Дети отправлены в Хендрикье, — сказал наконец Кеннет, — «дабы удалить их от трона во избежание давления, склоки и смут, вызванных их происхождением, и взрастить их в соответствии с высоким родством матери, урожденной принцессы Амнези». О Баккара, как ты понимаешь, ни слова.

— И кого они облекли столь высоким доверием?

— Меня Грандиоза засмеет, — протянул Кеннет почти, жалобно. — Это смешнее, чем то, что написано у нее на…

— Вот черт, — беспомощно сказала Аранта. — Куда ни кинь… Как они это провернули?

— Патриарх согласился, что мэтр Уриен — бывший преподобный Уриен, так его теперь надлежит называть — обладает достаточным интеллектуальным багажом, чтобы доверить ему образование наследников самого высокого ранга. Даже учитывая все прискорбные обстоятельства недавнего прошлого, было бы непростительным расточительством пустить прахом эту сумму опыта и знаний…

— Однако своих детей король Брогау брату не вручил. Хотя мог бы, если бы желал явить публичный знак доверия. Немудрено. Он наверняка не хочет, чтобы цареубийца обладал средством давления на власть. И это значит, что Клемент обладает средством давления на самого Уриена. Королевское Слово! Если бы не Королевское Слово, не миновать бы Уриену еще одного расследования, приватного. Церкви наверняка интересно, не коснулся ли он проклятой крови, выпуская ее в землю. И к моменту, когда бы они закончили это свое расследование, вне зависимости от его результата, от уважаемого мэтра Уриена летели бы только клочки по закоулочкам. Кстати… никто не убедит меня в том, что он ее не коснулся. Ведь он знал, с чем имеет дело. Понятно, почему брат прикрыл его Королевским Словом. Он нужен ему для грязной работы. Где одно цареубийство, там и два. Смотри-ка, в правящих кругах стало модным иметь карманное чудовище, которое одно во всем виновато. Это я положила начало славной традиции. Лишенный права исповедовать и исповедоваться… Стало быть, никто никогда не узнает правды. Что ж, план их как на ладони. Уриену, как бы так выразиться, не привыкать, да и терять ему, по существу, нечего. И верность брату он доказал: Едва ли это будет его инициатива, и, пожалуй, он сделает это без удовольствия. Тем не менее сделает. А Клемент опять выйдет без единого пятнышка. Теперь ты понимаешь, почему это — мое дело? Руки Уриена в крови мага, и я единственная, кого можно ему противопоставить. При самом невыгодном раскладе я как минимум равна ему по силе крови.

— Ладно, ладно! Найдем и убьем, и даже разговаривать с ним не станем, — неискренне, как ей показалось, согласился Кеннет. — Но давай завтра, а? Я устал, сказать по правде, а в Хендрикье путь неблизкий. Я, когда все это выяснил, решил, что теперь нам туда дорога, и лучше нам эту дорогу делать верхом. Кто-нибудь возражает?