Башня над пропастью

Ирвин Ян

Часть 3

 

 

32

В сторону Фаранды

— А теперь я готов выслушать вас, — объявил Надирил, когда убрали бокалы и принесли чистые. — Расскажите мне все, ничего не пропуская, а я добавлю то, что знаю. Тогда, Мендарк, если в этом не отпадет необходимость, ты сможешь задать мне свои вопросы.

Мендарк и Таллия рассказали свою историю. Лилиса сгорбилась на стуле, внимательно слушая и не произнося ни слова. Она так преобразилась, теперь в ней было не узнать ту маленькую уличную девчонку с худым личиком и острым подбородком, какой она была несколько недель тому назад. Глаза сияли, с лица не сходила улыбка. Однако иногда ее взор затуманивался, а челюсти сжимались. Очевидно, ей вспоминалось что-то дурное из ее прошлой жизни на улице, предположила Таллия.

Сгустились сумерки, и в воздухе разлилась прохлада. Слуга принес плащи гостям и Надирилу.

— Плохо дело, — заключил Надирил. — Остались только ты, я и старый Вистан, а от меня никакой пользы.

— Да уж! — согласился Мендарк.

Надирил проигнорировал его.

— Ты попытаешься обновить Совет?

— Орстанда незаменима. И даже Хенния-дзаинянка, хотя она и предательница!

— У тебя есть Таллия, — заметил Надирил.

Таллия пошевелилась, словно собираясь запротестовать.

— Слишком молода!

У Лилисы был такой вид, словно ее друга только что оскорбили.

— Ты был так же молод, когда впервые вошел в Совет, — ответил Надирил. Его слезящиеся глаза посмотрели на Таллию, казалось, в них был вопрос. Она слегка приподняла бровь, и Надирил снова перевел взгляд на Мендарка.

«Я не хочу этого, — подумала Таллия. — Когда все закончится, я уеду домой и вряд ли вернусь».

— Тогда были другие времена, — возразил Мендарк.

— Тебе, конечно, виднее, — с невинной улыбкой поддел его Надирил.

— Хватит с меня твоих насмешек и хитрых игр! — раздраженным тоном сказал Мендарк. — Где ты был, когда я нуждался в тебе, все эти последние годы?

— Здесь, — ледяным тоном ответил Надирил. — Ждал твоего зова.

— Ты десять лет не посещал Совет.

— Совет ничего не делал и лишь занимался пустой болтовней. Я нужен был Библиотеке, а когда ты наконец снисходил, чтобы задавать мне вопросы, я мог ответить на них и здесь. Я что, должен был проделать путешествие, на которое ушло бы два месяца, чтобы выслушать твою лекцию о моих обязанностях? Несмотря на всю его глупость, Тиллан прав в одном: победа Иггура и падение Туркада — это твоя заслуга.

— Я был Магистром, а не Губернатором! — Мендарк сплюнул.

— Ба! Но ведь Губернатор был марионеткой в твоих руках, Мендарк, да и вся Ассамблея тоже! Взгляни правде в лицо: ты жадный, эгоистичный, злобный старик, и у тебя не осталось мужества для такого поста.

Мендарка буквально трясло от ярости. Он встал, сжимая кулаки.

— Ты, проклятый старый дурак, только посмотри на себя — ты же разваливаешься от дряхлости! Меня так и тянет…

Лилиса залилась слезами.

— Прекратите сейчас же! — вмешалась Таллия. — Вы оба! Что за парочка идиотов?

— Прости, Лилиса! — обратился к девочке Надирил. — Не тревожься, дитя: мы давние враги. Что ты хочешь у меня спросить, Мендарк?

Мендарк сделал над собой усилие, и самообладание к нему вернулось.

— Что ты знаешь об Арканском Зеркале? Какие силы в нем заключены? Какие секреты? И самое главное, для чего оно нужно Тензору?

Надирил долго подбирал слова. Лампа освещала лишь часть его лица, а глаза оставались в тени, и от этого его голова стала еще больше походить на череп. Наконец он заговорил:

— С тех пор, как впервые возник вопрос о Зеркале, я начал просматривать записи. Пока что я обнаружил только три упоминания о Зеркале — причем все три записаны с чьих-то слов. Возможно, есть и другие, но на их поиск уйдет много времени, и цена будет высока. Впрочем, у тебя никогда не иссякало золото.

— Я захватил достаточно, чтобы выплатить твое непомерное вознаграждение, — резко произнес Мендарк.

— Есть еще одна вещь, которая беспокоит меня не меньше, чем Тензор, — продолжал Надирил. — Это гаршарды! Почему они захватили Шазмак и что теперь замышляют? Мы еще должны к этому вернуться. А теперь твой вопрос: о Зеркале в Сказаниях почти ничего не говорится, так как вначале оно казалось пустяковой вещицей. Летописцы восхищались гораздо более значительными изобретениями. Позднее, когда Ялкара изменила Зеркало, его секреты стали скрывать. И тем не менее странно, что о нем так мало сведений. Весьма странно. Первое упоминание о нем встречается в древней аркимской книге «Нажак тель Мардукс». Считается, что ее написал Питлис незадолго до смерти, хотя я полагаю, что она была создана после того, как он умер. В книге рассказывается о ранней истории аркимов, когда у них было Зеркало. Однако книга давно утеряна, и я никогда ее не видел.

— Лиан читал ее в Шазмаке! — воскликнул Мендарк. — Но этот глупец оставил ее там.

— Тогда он определенно должен сюда явиться, когда вы его найдете. Возможно, «Нажак» уничтожен при падении Шазмака, и тем важнее то, что запомнил из него Лиан. Второе упоминание содержится в «Сборнике старинных рукописей Ялкары» — я бы назвал их ее Сказаниями. Если этот «Сборник» существует, он, несомненно, является наиболее ценным из источников, поскольку Ялкара — самая великая и умная из всех, кто использовал Зеркало. Сведения о ней крайне противоречивы. Поистине Ялкара самая загадочная личность древних времен.

Мендарк молчал. Он погрузился в глубокое раздумье.

— Третье упоминание не менее туманно: оно содержится в документе под названием «Тайны Архивариуса». Все, что известно об Архивариусе, — пояснил Надирил, поворачиваясь к Лилисе, — это то, что он записал историю сражений Феламоры и Ялкары вплоть до момента бегства последней с Сантенара. У меня есть только неполный и неточный вариант. Ты можешь прочитать его, Мендарк. Мы даже не знаем, кто такой этот Архивариус, — разве что его звали Джиллиас. Но это имя было очень распространенным в прежние времена: в Сказаниях есть сведения о нескольких Джиллиасах.

Мендарк продолжал безмолвствовать.

— Боюсь, что не очень-то помог, — сказал Надирил. — Вероятно, в Библиотеке есть что-нибудь еще насчет Зеркала, но никто не помнит, что именно. Здесь много свитков, которые не читались уже тысячу лет; книги, которые никто не может расшифровать. Однако интуиция подсказывает мне, что здесь больше ничего не найти.

— Позволь мне взглянуть на тот фрагмент, который у тебя есть, — попросил Мендарк. — А Лиан расскажет мне о том, что он прочел в «Нажак тель Мардукс», если мы его отыщем.

— Если он ее прочитал, то сможет и записать. Я мечтаю увидеть этот текст.

— Наверно, тебя к тому времени уже не будет, — сказал Мендарк. Таллия поморщилась.

Надирил смерил Мендарка ледяным взглядом.

— Никто не может предвидеть собственный конец, и я, конечно, тоже. Но мою скорую кончину так давно предсказывают, что, полагаю, я еще буду трудиться, когда ты обратишься в прах.

Мендарк вздрогнул, словно ему на руку прыгнула жаба. Таллия перевела разговор в более безопасное русло, заговорив о «Сборнике старинных рукописей Ялкары». Наконец Надирал сказал:

— А теперь, Лилиса, ты нас извинишь? Нам с Мендарком нужно обсудить одно приватное дело.

Таллия отошла вместе с Лилисой к парапету, и они стояли, глядя на огни города и на звезды.

— Видимо, ты скоро уедешь, — сказала девочка, шмыгнув носом.

— Наверно.

— Я буду скучать по тебе, Таллия.

— И я по тебе, — ответила Таллия, обнимая Лилису за плечи. — Но я вернусь.

— Что еще ты от меня хочешь? — спросил Надирил. — Ведь это еще не все.

— Это… — Мендарк раздраженно теребил бороду. — Не знаю, есть ли в этом что-то или нет.

— Тебя интересует, что на самом деле произошло во время возникновения Непреодолимой Преграды?

— Как ты узнал?

— Мой дорогой Мендарк, сказания — моя работа. На прошлой неделе я услышал о выступлении Лиана на Чантхедском Празднике, где он поведал свое Сказание.

— А могло в этом что-то быть? Насчет того, что кто-то тайно пробрался в башню?

Надирил почесал свою лысую голову.

— Я годами размышлял над этим и не видел никаких убедительных доказательств. Хорошо было бы прочесть черновики Сказания Лиана, но старый Вистан запер их, и нет никакой возможности добраться до бумаг, пока он не скончается.

— Старый кретин! — вскипел Мендарк. — У меня есть желание немного ускорить дело. — Надирил холодно на него взглянул, и Мендарк поспешно добавил: — Но я не стану.

— Итак, каковы твои планы, Мендарк?

— Найти Тензора и Зеркало.

— А затем? У тебя достаточно сил, чтобы принять решение?

— Не знаю. Я стар.

— А если ты отойдешь от дел, кто заменит тебя?

— Я надеялся, что Таллия. Она способная…

— Но недостаточно алчная?

— Да. Ей вовсе не нужно все, как было нужно мне, а до меня — Руле. Рула! Она была самым великим Магистром из всех нас. Таллия недостаточно тверда. И она слишком привязывается к людям. Два роковых недостатка для Магистра, на мой взгляд.

— У меня другое мнение, — заметил Надирил. — Впрочем, что мне известно о бремени твоей должности?

Проходили недели. Мендарк сидел в Библиотеке над древними картами и документами. Таллия бродила по Зилю, беседуя с продавцами и посетителями таверн. Все они были рады поболтать.

Она пристрастилась к прогулкам ранним утром. Первое время ее сопровождала Лилиса, но вскоре девочка занялась своей работой в Библиотеке у Надирила и уроками, так что у нее не оставалось свободного времени.

Сегодня Таллия гуляла уже целый час, наслаждаясь покоем. Иногда из тумана выныривал какой-нибудь одинокий прохожий и, кивнув, снова исчезал. Когда взошло солнце, Таллия уселась за столик своей любимой уличной закусочной. Вскоре вышла хозяйка. Это была стройная седоволосая женщина с красивым лицом, еще совсем не старая.

— А вы сегодня рано, — почтительно обратилась она к Таллии. — Чего желаете?

Таллия заказала, добавив:

— Какое сегодня холодное утро!

— Холодное! — согласилась хозяйка. — Ничего, сейчас мы вас согреем! Подождите минутку, пока я растоплю плиту. Это мне в радость! Сейчас посетителей мало — вчера вообще не было.

Таллия осталась ждать, предавшись размышлениям. Из трубы повалил белый дым. Наконец Таллии принесли завтрак: пышные оладьи, посыпанные мускатным орехом и душистым перцем, маленький кувшинчик с черным сиропом, а также большую чашу с горячей ванилью.

— От этого у вас быстрее потечет кровь по жилам, — весело сказала женщина. Таллия отхлебнула обжигающий ароматный напиток, затем вылила содержимое кувшинчика на оладьи и принялась за еду.

— Вчера не было посетителей? Что же происходит в Зиле? — Хозяйка пожала плечами:

— Война коснулась и нас. И засуха — она длится уже тридцать лет. Однажды древний Зиль занесет песком. Даже Великая Библиотека погибнет.

— Это будет печальный день.

— Не много осталось от нашей древней славы.

— Великая Библиотека — ею все еще славится Сантенар.

— Может быть, но Сантенар о ней не заботится. Нет, Зиль пропал, и это так же верно, как то, что Сухое Море сухо. «До тех пор, пока Перионское Море снова не заплещется у берегов острова Катадза, не подняться вновь Зилю». Так гласит предсказание.

— Катадза! Разве это не большая гора в середине моря?

— Да, но раньше это был остров, и, надеюсь, есть, хотя теперь там все превратилось в пустыню.

Какая-то мысль осенила Таллию. Она застыла с вилкой в руке. Осушив свою чашу, она стала рыться в кошельке.

— Вам не понравились оладьи? — забеспокоилась хозяйка. — Я могу…

— Они очень вкусные, но я вспомнила об одном срочном деле. Спасибо, мне надо бежать.

В глубине Библиотеки она нашла Надирила. Рядом с ним Лилиса что-то переписывала из книги на грифельную доску. Старик, нахмурившись, проверял ее работу. Быстро стерев с доски, Лилиса начала все заново. Под глазами у нее были темные круги, но вид был счастливый.

— Никогда еще у меня не было такой ученицы, — сказал Надирил. — Она почти не спит. Лилиса, почитай-ка Таллии. Продемонстрируй свои успехи.

Лилиса, сияя, прочла страницу, почти не запинаясь.

— Вот так, — похвалил девочку Надирил, гордясь ею, как будто она была его дочерью. — Однажды ученица превзойдет своего учителя. Так что ты хотела у меня спросить? — обратился он к Таллии.

— Что тебе известно о Катадзе?

— Очень мало. Время от времени находятся смельчаки, которые пытаются пересечь Сухое Море, хотя они и не знают, ради чего рискуют жизнью. Погибает большинство. У меня есть кое-какие записи о переходе через Сухое Море тех, кто выжил. Насколько я помню, двое упоминают Катадзу, хотя лишь один поднялся на гору. Пойдем посмотрим каталоги. Лилиса, пошли, я научу тебя еще одной важной вещи.

Как раз в этот момент появился Мендарк.

— А, Мендарк! Таллия думает, что Тензор, возможно, в Катадзе.

Порывшись в пыльных архивах, они нашли три отчета о переходе через Сухое Море. Один представлял собой всего лишь порванную карту с примечаниями, сделанными бисерным почерком; второй — растрепанную записную книжку с красиво нарисованной картой; третий — свиток, испещренный неразборчивым почерком.

— Вот тут, — указал Надирил на свиток, — названа Катадза, а также говорится о местонахождении ручья у подножия горы, где автор нашел воду. Путешественники увидели снег на горных пиках. Вот это — лучший из отчетов, — сказал Надирил, передавая Мендарку записную книжку.

— Знакомый почерк, — удивился Мендарк. — Нет, не могу вспомнить.

— Твой старый друг, — заметил Надирил, с трудом скрывая радость.

Мендарк пристально смотрел на него.

— Шанд! — сказал Надирил. — Он передал Библиотеке множество ящиков с бумагами, когда уезжал в Туллин.

— Шанд! Ну что же, посмотрим, что он тут пишет.

— Тут записи о каждом дне путешествия, обозначены места стоянок, имеется карта. А несколько страниц посвящены самой Катадзе.

— Катадза! — повторил Мендарк. — Кто бы мог подумать! — Он прочел первую страницу дневника: — «В Сказаниях говорятся, что Катадза была твердыней каронов. Башни Кандора вздымаются в небо над лазурным Перионским Морем». У него очень цветистый стиль. А есть запись о том, что дневник Шанда видел Тензор?

— Нет. Однако он часто приходил в Библиотеку в последние годы. Не могу утверждать, что он не видел этих бумаг. Возможно, он даже сам побывал в Катадзе.

— Мне понятно, почему он захотел там укрыться, — сказал Мендарк. — Катадза — самое лучшее убежище для того, кому нужно лишь одиночество и время для приведения своих дел в порядок. Но мне необходимо знать точно, что он там, чтобы пуститься в такое путешествие.

На следующий день доказательства появились: прилетел скит, посланный одним из агентов Мендарка. Среди прочих депеш была и такая: «Большой отряд под предводительством Тензора провел три дня в Сифте, а затем поспешно отплыл на судне к Фаранде. И с ними был молодой человек среднего роста, похожий на Лиана».

— Фаранда! — воскликнул Мендарк. Настроение его внезапно улучшилось. — Таллия, немедленно отправляйся во Фрэман и отыщи Пендера. Я перепишу эти документы и последую за тобой завтра.

— Это чудесно! — просиял Надирил, не скрывая своей радости по поводу столь внезапного отъезда Мендарка. Лилиса, напротив, расстроилась.

— Я не думала, что ты уедешь так скоро. — Таллия обняла ее.

— Я тоже. Но чем скорее мы расстанемся, тем скорее встретимся снова.

— Лилиса, послушай меня, — вмешался Надирил. — Таллия отправляется искать твоего друга Лиана. Расскажи нам о своем отце, и мы будем искать его тоже.

Девочка повторила все, что уже рассказывала Таллии.

— А как насчет судна? — спросила Таллия.

— Оно было немножко похоже на «Уличную девчонку», — ответила Лилиса. — Я помню, у него были красные паруса.

— А как оно называлось?

— Я не могла прочесть. Но, — взволнованно продолжала девочка, — я слышала, как люди произносили его название. Что-то вроде «Кинжала».

— Если ты вспомнишь название, его можно проследить по записям в таможне, — заметил Надирил. — Правда, придется потратить много денег, чтобы их подкупить.

— У меня есть деньги. — Лилиса вынула кошелек.

— Спрячь его, дитя, — сказала Таллия. — Я должна тебе кое-что передать. Люди, которых ты спасла в Большом Зале Тайного Совета, заплатили тебе за это. — И она протянула Лилисе тяжелый кожаный мешочек. — А теперь — до свидания. Я буду расспрашивать во всех портах. — Они обнялись, и, пожав руку Надирилу, Таллия поспешила прочь.

Во Фрэмане Мендарк и Таллия прождали два дня, пока Пендер, опечалившийся, что Лилиса с ними не плывет, запасал все необходимое для путешествия. Мендарк разгуливал по палубе и отпускал скрытые угрозы в адрес сумасшедших капитанов.

Наконец они отплыли, и, поскольку был попутный ветер, через несколько дней оказались у берегов Фаранды. Им удалось узнать только то, что здесь довольно давно проходил большой отряд аркимов.

Они обсудили, что делать дальше. Мендарк лучше всех разбирался в географии северных земель, поскольку не раз тут путешествовал.

— Я знаю, что мыс Фаранда довольно далеко выступает в Сухое Море, — сказал он, — так что нам придется меньше идти по соленой пустыне.

Несколько дней они плыли на север, затем встали на якорь в скалистом заливе.

— Что теперь? — осведомился Пендер.

— Лучше ему все рассказать, — предложила Таллия.

— Зайди в каюту. Оссейон, встань на страже и следи, чтобы нас не подслушали. — Дверь захлопнулась.

— Мы собираемся пересечь Сухое Море, лодочник, — объявил Мендарк.

— Катадза! Тогда лучше бы вам переписать «Уличную девчонку» на меня, потому что вы определенно не вернетесь. — Пендер сказал это полушутя.

— Мы вернемся к середине лета, — без улыбки ответил Мендарк, — если вообще вернемся. Тогда нам понадобится судно. Где ты будешь в это время?

— Здесь, если ты заплатишь мне вперед за пять с половиной месяцев.

Договорившись обо всем и пожав руки, они на следующий день заключили сделку в конторе начальника гавани ближайшего порта.

— Ты представить себе не можешь, как я счастлив, — сказал Пендер Таллии, когда они направились к боту. — Сбылась мечта моей жизни. Но…

— Но ты истратил все до последнего гринта, и у тебя даже нет резерва на крайний случай.

— Откуда ты знаешь?

— Я умею считать, — ответила Таллия.

— А ведь еще надо заплатить команде, — мрачно заметил Пендер.

— Как в таком случае ты отнесешься к моему предложению? У меня есть деньги, и мне бы не хотелось тащить их с собой в Катадзу и обратно. Что если я стану твоим партнером?

— Даже если бы ты не собиралась отправиться в долгое путешествие по соли, это было бы выгодное предложение, — просиял Пендер и расцеловал ее в обе щеки.

Через шесть недель, проехав верхом с проводником по горам и плато Фаранды, они добрались до дна Сухого Моря. Путь через море, выбранный Мендарком, оказался удачным: стоило им спуститься на дно, как они вышли к большому ручью. Разбив на его берегу лагерь, они наловили рыбы, наполнили мехи водой и подготовились к ночному переходу. До Катадзы оставалось примерно шестьдесят лиг, но они хорошо отдохнули, были сыты и подготовлены к походу.

— Интересно, что мы найдем в Катадзе?

— Несомненно, не то, что ожидаем, — ответил Мендарк. — Будем надеяться, что Тензор там — иначе мы зря пустились в это тяжелое путешествие. И нам предстоит еще более изнурительное возвращение из Катадзы.

— А если он там, что тогда? В равной степени нам нужно бы надеяться, что его там нет. — «Ты никогда не был ровней Тензору, — мелькнула у Таллии мысль, которую она не стала высказывать. — Почему на этот раз должно быть иначе?»

Мендарк часто размышлял на эту тему во время их долгого путешествия, но так и не нашел ответа.

— Не знаю, — сказал он. — Все будет зависеть от того, сколько с ним людей и что он предложит. Пока ничего не известно. Я должен оказаться там, прежде чем он применит Зеркало.

Они шли еще полтора дня, оставляя за спинами другие ручьи — пресные и соленые. А к концу второго дня набрели на следы, ведущие к расселине.

— Что это? — сказал Мендарк, тревожно озираясь. — Аркимы?

Таллия засмеялась.

— Вряд ли, мой друг. Посмотри, какого размера эти следы.

— И тут проходили только двое, — вставил Оссейон. — Это следы мужчины примерно твоего веса, но только уставшего и с больными ногами: смотри, видимо, он еле тащился. Другие отпечатки гораздо меньше. Может быть, детские?

Мендарк внимательно изучил их. Было ясно, что следы оставлены давно: ветер присыпал их соленой пылью.

Отряд во главе с Мендарком двинулся по следам, ведущим к расселине. У подножия горы-острова Катадза они заколебались, поскольку солнце уже садилось.

— Из карты Шанда не совсем ясно, каким путем подниматься, — сказал Мендарк, присевший, чтобы снова свериться с копией карты.

— По-моему, его путь проходил севернее, — заметила Таллия, заглянув через плечо Мендарка. — Я за то, чтобы продолжать. Чем раньше мы расстанемся с этой солью, тем лучше. Давай попробуем — первый утес не очень высокий.

Однако к тому времени, как они вскарабкались на вершину, все выбились из сил и уже совсем стемнело. Они оказались на покатом склоне, заваленном огромными круглыми валунами.

— Я выдохся, — заявил Мендарк, плюхнувшись на землю.

— Я чую воду, — сказал Оссейон.

Он помог Мендарку подняться. Они стали пробираться между валунами на шум воды. Раздвинув листву, Оссейон обнаружил ручей, стекавший со скалы. Мендарк плеснул себе в лицо, потом попил из рук.

— Пресная, хотя и с привкусом железа, — сказал он про себя.

Все они думали только о том, чтобы напиться холодной воды и передохнуть. Даже Оссейон забыл о следах. Когда Мендарк снова наклонился над ручьем, кто-то спрыгнул с валуна ему на спину и, повалив, прижал к земле. Чья-то рука потянула его голову назад за волосы и приставила к горлу нож. Какой-то острый предмет уперся Таллии в спину. Рука Оссейона потянулась за его собственным ножом, но застыла в воздухе.

Хриплый голос проскрипел:

— Не двигаться, или я перережу ему горло.

 

33

Ордер на арест

Наутро после того дня, когда они поужинали лангустами, Карана и Шанд продолжили свой путь. Карана плохо спала, так как беспокойство Шанда по поводу гаршардов пробудило дремавший в ней страх, и она боялась увидеть сны, которые привели бы их к ней.

В полдень они разбили палатку и отдыхали до ночи, а затем снова двинулись вперед. При лунном свете они шли довольно быстро и вскоре добрались до соляных равнин. Сначала соль под ногами походила на свежевспаханное поле, но дальше поверхность равнины стала гладкой и скрипела при каждом шаге. Кое-где на их пути встречались соляные горы, в которых даже были пещеры.

У одной из таких соляных пещер они и устроили следующий привал. Карана спросила Шанда об их маршруте, и он начал рассказывать, чертя схему ножом на соли.

— Это самое опасное предприятие, в которое ты когда-либо пускалась, — заявил он. — Четыре меха с водой на восемь дней! Много людей умерло, пытаясь пересечь это море. Но ты не могла выбрать себе лучшего проводника. Думаю, мы туда попадем.

— Хвастун!

— Карана, вставай! Нас преследуют!

Карана сонно оттолкнула руку Шанда, и его слова не сразу дошли до ее сознания.

— Что?

— Я их видел. Будут здесь через полчаса. Не можешь ли ты почувствовать, что они замышляют?

— Где? Кто? Гаршарды? — От ужаса она говорила односложно. Только не гаршарды! Ей это больше не вынести!

— Не думаю. Ты что-нибудь чувствуешь? — Карана напряглась, но ничего не ощутила.

— Тут что-то другое. За день до твоего исчезновения в пещерах Эшмода прилетел почтовый скит.

— Что?! — Она смотрела на Шанда, вне себя от гнева. — Почему же ты мне не сказал? Меня несколько дней беспокоило, что кто-то идет за нами по пятам.

— После того, что случилось, мне не хотелось тревожить тебя понапрасну, — оправдывался он. — Но я выяснил, кто прислал скита. Это был Иггур!

— Иггур! Это плохо. Ничего от меня не скрывай! Я не собираюсь возвращаться — лучше умру!

— Вздор, — спокойно произнес Шанд. — А как же Лиан? Кто вызволит его из беды, если ты сейчас сдашься? Давай решим, что делать. Их всего двое.

— Двое! А мы практически безоружны.

— Прятаться бесполезно. Отнеси свои вещи в пещеру и тщательно замети за собой следы.

— Что ты им скажешь?

— Что-нибудь придумаю. Возможно, скажу, что ты утонула.

Карана содрогнулась, взглянув на зеленую воду.

— Если меня схватят или убьют, — бодро продолжал Шанд, — ты должна вернуться в Эшмод. Не вздумай идти в Катадзу одна.

— Разумеется, я пойду дальше, — возразила Карана. — Дай мне карту.

— Я еще не умер, — рассмеялся Шанд, отталкивая Карану.

Преследователей было двое — мужчина и женщина. Оба высокие, худощавые, в потрепанной одежде.

— Я Гвоссела Сну, сержант из Эшмода, — представилась женщина. — Прейд — мой констебль. У меня ордер на арест рыжеволосой женщины, которая покинула город вместе с тобой. — Она развернула лист бумаги, чтобы Шанд мог прочитать. Тут был и рисунок, на котором довольно сносно была изображена Карана. — Ордер пришел из Туркада, на нем печать самого Иггура. А вот подпись мэра Эшмода. Где Карана Ферн из Готрима?

— Мертва, — лаконично ответил Шанд.

Карана, спрятавшаяся за выступом соляной горы, почти ничего не слышала из их разговора, но уловила слово «мертва», от которого похолодела.

— Увы, прошлой ночью мы шли в темноте, когда прохладнее, и она свалилась в соленое озеро и утонула, — печально произнес Шанд.

— Как тебя зовут?

— Мое имя Шанд, я из селения Туллин, располагающегося недалеко от Чантхеда, на Мельдорине.

— Утонула, говоришь. Тогда мы должны видеть тело, — сказал мужчина.

— Оно опустилось на дно. — Тут Шанд осознал свою ошибку и добавил: — Не в этом озере, а в одном из тех, вдали.

Последовало долгое молчание.

— В такой воде тело не может утонуть, — медленно произнесла женщина. — Она слишком соленая. — Гвоссела Сну с подозрением взглянула на Шанда. — Покажи нам озеро, в которое, как ты говоришь, она упала.

Поблизости было только два соленых озера, но следы не вели ни к одному из них.

— Ты лжешь, — холодно оказала Гвоссела Сну. — Взгляни, у него на рукаве кровь! — обратилась она к своему коллеге.

— Мой нос, — слабо возразил Шанд, но мужчина уже связывал ему руки.

Женщина осмотрела его рукав, даже понюхала.

— Шанд из Туллина, я обвиняю тебя в убийстве Караны Ферн из Готрима.

Привязав Шанда к соляному столбу, они тщательно обыскали площадку лагеря, даже тыкали палкой в зеленую воду. Вскоре Прейд наткнулся на то место, где Карана упала в темноте вчера ночью и разбила нос.

— Я нашел… вот где он сделал свое черное дело. Грязный убийца! — воскликнул он.

— Итак, — обратилась к Шанду женщина, — ты протащил ее весь этот путь и потом убил, бедняжку. Интересно, что у нее было такого ценного, из-за чего ты ее убил? Ты сознаешься? Нет? Неважно. Ты заколол ее, не правда ли, и, привязав к телу камень, бросил в воду? Сомневаюсь, что нам удастся ее найти: эти озера бездонны. Жаль. За живую мы бы получили пять теллей, а за мертвую — один. Мы поспим до рассвета, Прейд, а потом повернем обратно.

Карана, скорчившаяся в крошечной расселине за горным выступом, попала в затруднительное положение. Смерть ее была доказана, но что же ей делать с Шандом? Даже если ей удастся его освободить, как избавиться от их преследования?

Ночью похолодало. Отхлебнув воды из меха, Карана смотрела вниз, на лагерь. Она умирала от голода, но ее рюкзак был далеко. Офицеры поели сами и покормили Шанда, затем женщина легла спать, а мужчина нес вахту. Через несколько часов они поменялись. Карана осторожно спустилась, двигаясь бесшумно.

Гвоссела Сну вздохнула, опустила голову на свою куртку и затихла. Карана проскользнула к столбу Шанда, но в этот момент женщина громко зевнула и поднялась. Карана тихонько выругалась. Ее план зависел от того, удастся ли ей освободить Шанда: с двумя ей одной было не справиться.

Карана замерла на месте. Женщина приблизилась к Шанду, проверила веревки, которыми он был связан, потом обошла лагерь. Не заметив Карану, она вернулась на свой пост. Карана не смела пошевелиться.

Наконец Гвоссела Сну снова зевнула и повернулась в другую сторону, устремив взгляд на Шанда. «Что же делать?» — подумала Карана. Она вытащила нож, зная, что не сможет хладнокровно убить женщину. Сердце ее гулко билось. Она подползла поближе и поднялась. Женщина была на целую голову выше Караны.

Подобравшись сзади, Карана зажала ей рот и нос и приставила к горлу нож.

— Не шевелись, — прошипела девушка. — Лечь на живот!

— Прейд! — закричала Гвоссела и ударила Карану сапогом по лодыжке.

Каране показалось, что ее лягнула лошадь. Девушка дернулась, нож выпал из руки. Она наклонилась поднять его, и в этот момент Гвоссела снова ударила ее. Карану отбросило в сторону.

Гвоссела Сну была большая и сильная — хорошо обученный офицер.

Карана увидела, как с земли поднимается Прейд.

— Шанд! — закричала Карана, метнувшись к нему.

Она споткнулась о рюкзак и швырнула его в женщину. Он угодил той по ногам, и Гвоссела упала. Каране удалось перерезать веревки.

— Бери на себя мужчину, — шепнула она старику, в то время как женщина, прихрамывая, уже направлялась в ее сторону.

Карана забежала за большую соляную глыбу и взобралась на него. Когда Гвоссела пробегала мимо, Карана прыгнула ей на спину, и та повалилась на землю. Карана приставила нож к горлу женщины, а когда Гвоссела напряглась, сильнее надавила на рукоятку.

— Я это сделаю, — задыхаясь, выговорила Карана, и ее противница вдруг затихла.

Опасаясь внезапной атаки, Карана прижала Гвосселу к земле коленом и, воспользовавшись длинными рукавами плаща женщины, связала ей руки за спиной. Получилось что-то вроде смирительной рубашки. В темноте слышались удары, сопение, выкрики и ругательства. Чья-то тень нависла над ней, и Карана резким движением откатилась в сторону, нащупывая нож.

— Это я, — задыхаясь, произнес Шанд.

Карана забрала сапоги противников. Обмотав ноги тряпками, они смогут добраться домой, но не отважатся преследовать их по соляной равнине. Шанд бросил оружие Гвосселы и Прейда в озеро.

— Думаю, обвинение в убийстве снято, — обратился Шанд к поверженным, надевая на спину рюкзак.

Поглощенная переходом, Карана только на рассвете заметила, что у Шанда подбит глаз. Он так сильно распух, что Шанд им почти не видел.

— Что случилось?..

— Этот мерзавец двинул меня коленом. У меня онемели от веревок руки. Так что он чуть не одолел меня.

Карана хлебнула воды.

— Вот дураки! — воскликнула она. — Почему мы не забрали их мехи с водой и не отдали им наши, плохие?

— Чертовски глупо, — устало согласился Шанд.

В ту ночь дорога начала идти в гору. Карана безуспешно пыталась вновь обрести свой дар. Он начисто исчез. Отчаянно стремясь в Катадзу, девушка постоянно торопила Шанда, пренебрегая собственной безопасностью.

Поздно ночью, когда оба были молчаливы и измотаны, Карана увидела впереди черный барьер.

— Что это такое? Похоже на утес.

— Это и есть утес. — Шанд даже не поднял головы. Утес находился дальше, чем казалось при свете звезд, и, когда они добрались до него, уже почти рассвело.

— Давай разобьем лагерь, — предложил Шанд. — Тут мы можем спрятаться от солнца в тени.

— Мы еще недостаточно прошли, — возразила Карана. Хотя она очень устала, но рвалась вперед.

— Мы прошли достаточно! Но я все равно огорчен.

— В чем дело?

— Мы должны были увидеть первую гору позавчера, — сказал Шанд.

— Возможно, карта неверна.

— Вполне вероятно. Но и местность тоже могла измениться. Например, если было землетрясение.

— Ладно, давай будем печалиться по этому поводу после завтрака. Что у нас сегодня?

— Все тот же рис с луком, что и вчера. — Шанд развернул остатки еды, которую они готовили в последний раз, и разделил их на две части.

Запив рис теплой водой, не очень свежей, Шанд поднялся.

— Пошли. Воздух всегда чище всего на рассвете. Я хочу убедиться, что мы идем правильно.

Оказавшись на вершине горы, Шанд стал всматриваться в даль соляной равнины.

Гор не было видно ни на севере, ни на северо-востоке. Карана взглянула на него и сказала:

— У меня осталось воды на четыре-пять дней.

— Карта неправильная, — устало произнес Шанд.

— Я не стану возвращаться.

В этот момент скала затряслась.

— Что это? — спросила испуганная Карана.

— Землетрясение!

— Сколько дней идти до воды?

— Это зависит от того, каким путем мы пойдем. Если на восток — четыре-пять дней. На северо-восток — возможно, неделя.

— Значит, идем на восток, и надо поднажать, чтобы дойти за четыре дня.

Шанд вытер лоб.

— Давай-ка уйдем с солнцепека, — предложил он. Они спрятались в палатке, поставленной в тени утеса, и спали так крепко, как им давно уже не приходилось поспать. Карана проснулась в полдень, вся мокрая. Палатка все еще была в тени, но стоило девушке отойти на несколько шагов от нее — и солнце моментально высушило пот. От солнца соль сверкала нестерпимым блеском, от которого болели глаза. Карана надвинула на лицо капюшон и поискала в кармане защитные очки.

Смотреть было особенно не на что — только белая соль и черная скала, ветер, кружащий соль, и полуденный туман. Кошмарная жара! Карана снова спряталась в тень, в палатку, и долго вертелась и чесалась, так как у нее зудело все тело. Сон пропал.

Ближе к вечеру они двинулись на восток и еще засветло вышли из гористой местности обратно на соляные равнины.

Рассвет окрасил розовым белую соль, но из-за тумана не были видны утесы на востоке. Карана покачнулась, ухватившись за плечо Шанда. Губы у нее пересохли и сильно потрескались.

— Сколько мы прошли сегодня ночью?

— Я потерял счет. По крайней мере, десять лиг. — Вдруг кровь отхлынула от лица Караны.

— По-моему, у меня не осталось сил. И у меня зуд во всем теле. Эта жара меня иссушила.

— Помоги мне с палаткой и залезай внутрь.

Карана заползла в палатку и легла на землю. Она так устала, что не могла ни есть, ни пить. Когда через несколько минут вошел Шанд с миской, в которой были кусочки сушеного мяса, смешанные с луком и ломтиками лимона, она лежала ничком и, похоже, была без сознания.

— Карана! — воскликнул он. — Что с тобой? — Девушка не двигалась. Он перевернул ее на спину. Глаза у нее закатились. Шанд приподнял ее. Кожа была совсем сухая. Веки затрепетали, и она, казалось, увидела Шанда и даже протянула к нему руку, затем рука безвольно упала на землю.

 

34

Укус скорпиона

Разжав Каране зубы, Шанд пощупал ее язык. Он был сухой, как бумага.

— Чертова дуреха! — сказал он и принялся вливать ей в рот воду из меха, поддерживая голову. Вода попала не в то горло, девушка подавилась и открыла глаза.

— Когда ты последний раз пила? — спросил Шанд.

— Не могу вспомнить… Да… давно.

— Ты пила во время вчерашнего ночного перехода? Глупое ты дитя!

— Я хотела сэкономить воду. Вскоре я перестала ощущать жажду.

Шанд наклонил мех, и она сделала глоток. Веки затрепетали, и эти поразительные зеленые глаза взглянули прямо на него.

— Прости. Наверно, я и впрямь немного сглупила.

— Немного, — проворчал Шанд. — Правда, думаю, ничего страшного пока не случилось. А теперь послушай меня! Я знаю, почему ты так рвешься вперед, но ты должна держать себя в руках. Ты рискуешь и своей, и моей жизнью.

— Прости, — повторила Карана.

— Я дам тебе урок выживания в пустыне. Ты никогда не сэкономишь воду тем, что не будешь ее пить. Тебе нужно определенное количество жидкости в день, и каждую потерянную каплю нужно возместить. Мы идем ночью, а днем отсиживаемся в палатке, поэтому тебе нужно выпить полмеха в день. Если бы мы шли по солнцу, даже целого меха было бы недостаточно. Если твой организм недополучит два полных меха воды, то, не возместив их, ты умрешь. Единственный способ сэкономить воду — это не терять и не тратить ее понапрасну. Никогда не выходи на солнце. Двигайся днем как можно меньше. Когда есть тень, используй ее! И не передвигайся ночью слишком быстро, чтобы не потеть. Мне бы надо было это объяснить тебе перед тем, как мы отправились в путь.

— Мне уже лучше. — Она села и отпила еще немного. — О, эта вода ужасна.

— И несомненно, будет все хуже.

В ту ночь они пошли помедленнее, но все же сделали почти восемь лиг. После полуночи они миновали соляные равнины, которые сменились полого поднимавшимся склоном, и в предрассветном свете увидели вдали утесы. До них, судя по всему, оставался всего один день пути.

— Сколько нам осталось?

Сверившись с картой, Шанд ответил:

— Около пятнадцати лиг до утесов, но мы должны найти воду задолго до этого.

В полдень они набрели на зеленый оазис.

— Спокойно, — сказал Шанд, положив руку на плечо Караны. — Давай сначала убедимся, что там есть вода и ее можно пить. И будь осторожна: в таких местах водятся самые ядовитые твари на Сантенаре. Даже от укуса муравья ты не сможешь ходить неделю.

Карана осмотрела весь оазис, но воды не нашла и вернулась очень разочарованная. В это время Шанд рыл ножом ямку в центре оазиса, выкапывая корни и сгнившие листья и выбрасывая из нее влажный черный песок. Скоро в ямке начала собираться темная вода.

— Вот бы пошлепать по воде босиком! — мечтательно произнесла Карана.

— Это для питья, — сказал Шанд. — Если хочешь, вырой свою.

Она выбрала место, где почва была помягче, и, сбросив сапоги, взялась за дело. Скоро вода уже доходила ей до лодыжек, и Карана со счастливой улыбкой смывала с рук грязь.

— Если бы мы провели тут неделю, я бы выкопала бассейн.

— Прекрасно, — ответил Шанд, — Я рад, что ты больше не спешишь. А теперь пора обедать.

Она опустилась на землю рядом и осведомилась:

— Какой пир ты приготовил сегодня?

— Во-первых, я выкопал парочку твоих любимых ракушек, а во-вторых, тут есть фруктовые деревья. Вот, попробуй. — И онпротянул ей какой-то серый орех.

— Как его едят?

— Воткни вот так острие ножа, поверни, и половинки скорлупы раскроются.

Карана осторожно попробовала мякоть.

— О, сладко!

— А вот еще. — Он показал ей шапку, полную каких-то коричневых семян или ягод. — Горох пустыни. Из него получается хороший суп, но нужно долго возиться.

Обед был очень вкусный: ароматный «гороховый» суп, запеченные лангусты и чай, подслащенный экзотическими фруктами. Начали сгущаться сумерки. Карана пошла к своей яме за сапогами. Вдруг Шанд, полоскавший кружки, услышал ее крик.

Он помчался к Каране. Девушка лежала на земле, пытаясь скинуть сапог.

— Меня кто-то укусил! — крикнула она.

Сняв с нее сапог, Шанд перевернул его и вытряхнул на песок маленького черно-красного скорпиона. Шанд задавил его каблуком.

— Ничего, — со слабой улыбкой сказала Карана. — Уже не болит.

— Плохо, — заметил Шанд, туго обматывая свой пояс вокруг ноги девушки. Он надрезал укус и высосал кровь из ранки, сплевывая на песок. Очень скоро у него начал неметь язык.

Пот выступил у Караны на лбу, голова склонилась на плечо, глаза закатились. Взвалив ее на плечо, Шанд бегом пустился к костру. Выхватив из огня головешку, он прижег рану, после чего забинтовал девушке ногу.

Карана стонала, ее била дрожь, затем ее вырвало. Ей стало очень холодно, губы посинели. Боль была ужасная, невыносимая. Девушка потеряла сознание.

Через несколько часов она очнулась и встретилась взглядом с встревоженным Шандом.

— Зачем ты это сделал? — слабым голосом произнесла она. — Тебе обязательно нужно было прожигать во мне такую здоровую дырку?

— Это был скорпион, укус которого смертелен. К счастью, он ужалил тебя в пятку, где кожа грубее. Если бы в палец или лодыжку, мне, вероятно, не удалось бы тебя спасти. Вот почему пришлось прижечь рану: тепло обезвреживает яд. Надеюсь, ты понимаешь, что о Катадзе не может быть и речи. Ты не сможешь ходить неделю.

Ничего не ответив, Карана отвернулась и страдала всю ночь, проклиная свое легкомыслие. У нее были дурные предчувствия относительно Лиана, которому постоянно угрожала опасность. Она увидела на ночном небе туманность Скорпиона, которая была ярче, чем обычно. Каране показалось, что небеса издеваются над ней.

Путешественники задержались на два дня, пока Карана не смогла наконец наступать на больную ногу. После этого девушка заторопилась в дорогу. Шанд соорудил ей костыль из ствола молодого деревца.

— У нас осталось мало еды, — сказал Шанд. — В тридцати лигах к северо-востоку отсюда Труно — самая большая река Лауралина, — несет свои воды в Сухое Море. Это край озер и болот, там можно заблудиться, зато полно рыбы и дичи. Мы направимся туда, а дальше посмотрим, как твоя нога.

Они провели в озерном краю две недели, пока Карана не оправилась после укуса. Затем они снова тронулись в путь.

Дорога до Катадзы заняла еще дней тридцать, и все они были похожи один на другой, но каждый последующий день был жарче предыдущего.

У Караны было достаточно времени, чтобы поразмыслить над своей жизнью и попытаться построить планы на будущее. Ей было двадцать четыре года, и она вдруг осознала, что большую часть жизни провела в странствиях. Она чувствовала себя загнанной в ловушку этим бесконечным путешествием. Ей страстно хотелось наверстать упущенное и дать Готриму наследника.

Последняя часть пути отняла гораздо больше времени, чем Карана с Шандом предполагали, поскольку гладкая поверхность соляных равнин сменилась базальтом с острыми, как ножи, краями. Тут было опасно идти ночью, и они совершали переходы только утром и вечером.

Через шестнадцать недель после Тайного Совета они добрались до небольшого горного пика. Не найдя там воды, они пошли к следующей горе.

— Сколько нам еще идти? — спросила Карана. — У меня осталось совсем немного воды, да и еды почти нет.

— Слишком долго, — раздраженно ответил Шанд, держась за живот.

— Где-то должна быть вода.

— Здесь нет никаких «должна». Некоторые из этих островов были бесплодными еще до того, как высохло Перионское Море.

— Ты сказал, что дважды побывал в Катадзе. Как же ты мог забыть, где здесь вода?

Лицо Шанда потемнело.

— Я тебе много раз говорил, что прежде шел другим путем.

Они передвигались ночами при свете звезд, а днем отлеживались в палатке. И вот наконец они ощутили, что пологий склон начинает слегка подниматься у них под ногами, и, к своей великой радости, увидели в предрассветном сумраке три пика. Это, конечно, была Катадза!

Солнце уже сильно припекало, хотя едва показалось над горизонтом. У Шанда был измученный вид. Карана низко надвинула шляпу на глаза.

— В тумане мы взяли слишком сильно на запад, — сказал Шанд. — Так что перед нами западная сторона Катадзы.

Если бы Карана могла, то заплакала бы, но глаза были слишком сухими.

— Ты хочешь сказать, что только из-за этого мы все еще не там?

Шанд скрючился и отошел в сторонку. Его долго рвало.

— В чем дело? — спросила Карана, когда Шанд вернулся.

— Колики! У моей воды такой вкус, словно в ней сдохла крыса.

Они двигались к Катадзе мимо кипящих соленых ручьев и фонтанов, от которых поднимался пар. В воздухе пахло серой, и от этого у Шанда с Караной болели глаза и першило в горле. К берегу последнего соленого озера прибило какую-то пену пурпурного цвета.

— Это можно есть, — сказал Шанд, собирая пену в горшок.

— Что это? — с сомнением спросила Карана.

— Понятия не имею — растет в кипящей воде и приятна на вкус.

— Какой ужасный край, — заметила Карана, чувствуя себя так же неуютно, как в портовом городе. — И Катадза такая же?

— Вовсе нет.

Колики у Шанда усилились. Когда они добрались до подножия горы Катадзы, ему стало совсем плохо. Вода у него осталась лишь в мехе из Грейнвиса, но она была такая мерзкая, что его тошнило от одного ее запаха.

К следующему утру старик допил и эту воду, а у Караны оставалось чуть больше половины последнего меха. Однако даже когда он пил воду девушки, Шанду становилось все хуже, его мучили рвота и понос.

У него не хватало сил взбираться по длинному склону к подножию утесов, и они пролежали весь день в палатке, где даже в тени земля была такая же горячая, как воздух. Перед тем как снова пуститься в путь, они доели и допили все, что у них было.

После часа ходьбы перед ними предстало большое озеро с чистой водой, которая, правда, оказалась такой соленой и горькой, что у Караны и Шанда начались желудочные спазмы. От этой воды их стала еще сильнее мучить жажда. Шанд лежал на берегу озера, держась за живот. Карана была в ужасе, опасаясь, что старик умрет.

После длительного отдыха в тени Шанду стало лучше, хотя организм был обезвожен. Карана пошла удить и поймала несколько мелких рыбешек. Они съели сочное мясо сырым, и это слегка утолило жажду. Но девушка знала, что без воды Шанд умрет через день, да и сама она протянет недолго. Всю ночь измученные Шанд с Караной плелись вперед, а незадолго до рассвета нашли крошечный родничок у подножия скал. Вода текла такой тонкой струйкой, что их мехи пришлось бы наполнять весь день, но ее было достаточно, чтобы спасти им жизнь и чтобы они взяли немного с собой.

Вечером они снова пустились в путь и наконец обнаружили дорогу, ведущую к самому низкому утесу Катадзы.

Еще через пару часов они добрались до ущелья, куда никогда не попадали солнечные лучи. Здесь, в лощине, росли какие-то серые растения, а выше на склоне зеленела трава. Казалось, утесы никогда не кончатся. Шанд был слишком слаб, чтобы взбираться на них дальше.

— Завтра станет лучше, — сказал он, очищая какой-то клубень, выкопанный Караной.

Девушка ничего не ответила. Ее мучил голод: за весь день она съела лишь горстку муравьиных яиц.

— Мы попытаемся завтра, — повторил Шанд на следующий день, но он был так измучен коликами, что Каране казалось: он никогда не сможет двинуться с места.

Наступило «завтра» но Шанд был не в состоянии подняться, а когда Карана вернулась с охоты с большой ящерицей — еда на несколько дней, — он не проявил никакого интереса.

— Ступай, — сказал он, — приведи помощь.

— Я тебя не покину, — возразила она, разрываясь между привязанностью к нему и желанием найти Лиана. Временами она почти чувствовала Лиана, и то, что она чувствовала, ее пугало.

— Тебе придется, или мы умрем оба. Возьми пищу и иди.

— Ты умрешь, если я уйду!

— У меня достаточно воды, — со слабой улыбкой сказал Шанд. — И даже есть немного еды. От голода умирают неделями — ты вернешься раньше.

Карана колебалась. Она действительно страстно хотела идти дальше — в груди у нее жгло огнем. Но она не могла оставить Шанда.

 

35

Ужасное оскорбление

Когда Лиан, потрясенный беседой с Малиеной, вернулся к Тензору, он обнаружил, что тот все еще сидит в своем кресле из черного дерева, поставив локти на служившую столом скамью, которая располагалась вдоль всей стены. Она тоже была из черного дерева. В отполированной до блеска поверхности скамьи отражалось Зеркало, а в Зеркале — лицо Тензора: темные волосы, зачесанные волнами с широкого чела, длинный прямой нос и густая курчавая борода, скрывавшая нижнюю часть лица.

Тензор сжал раму Зеркала руками, и оно, покачнувшись, замерло на месте. В нем появилось изображение — в точности то самое, которое Лиан видел прошлой зимой в Туркаде.

Это был мрачный пейзаж с черными тенями. Равнину, испещренную какими-то пузырьками стального цвета, пересекала глубокая расселина. Железная башня накренилась, словно собираясь упасть. На заднем плане горы, похожие на фарфоровые черепки, вонзались в небо. Маленькое красное солнце пыталось разорвать грозовые тучи, но безуспешно.

Это был Аркан — или, быть может, воспоминание Тензора тысячелетней давности. Существовал ли еще Аркан?

Изображение отличалось от того, которое предстало перед Мендарком: оно было живое. Солнце и луна двигались по небу, тучи проплывали, свет усиливался.

Однако, кроме этой картинки, Тензору так ничего и не удалось извлечь из Зеркала. Он рвал на себе волосы, сердито орал на Лиана и порой даже покрикивал на своих друзей аркимов. Малиена была довольна, когда Лиан сообщил ей об этом.

Тензор так сильно стукнул кулаком по скамье, что Зеркало подскочило и опрокинулось.

— Почему оно не открывается? Почему? Почему?

— Ялкара заперла его, и есть только один ключ. Этот ключ у меня, — сказал Лиан, думая вслух.

Тензор резко повернул к нему голову с буйной гривой волос, и Лиан был потрясен, осознав, что желает аркиму успеха с Зеркалом вопреки мрачным прогнозам Малиены.

«Нет! — подумал он. — Я должен написать Сказание, но мне не нужно ему помогать. Пусть сделает это сам или совсем не делает».

— Что? — вскричал Тензор.

— Ничего, — ответил Лиан, отступая бочком. — Я ошибся. — Вдруг его схватили за горло и высоко подняли в воздух.

— Что ты сказал? — орал Тензор, изо всех сил тряся Лиана. Потом швырнул его на пол и наступил на него.

— Феламора… сказала это на Тайном Совете, — задыхаясь, объяснил Лиан. Рука у него ныла: он приземлился на локоть.

Тензор отвернулся и словно забыл о присутствии Лиана.

— Да, сказала! Что она имела в виду? — задумчиво произнес он. — Как заперла? Как? — Он принялся расхаживать по комнате. — У Феламоры Зеркало пробыло совсем недолго — во время ее борьбы с Ялкарой, причем последней хозяйкой Зеркала была не она. Значит, и заперла его не Феламора. Только Ялкара могла это сделать, а ее давно нет. Но зачем? Я часто размышлял о Ялкаре. Только один человек умел читать в ее уме.

— А что это за ключ? — спросил Лиан. — Феламора говорила, что ключ у нее.

— Кто знает? Может быть, она вырвала секрет у Ялкары? — Тензор удалился, бормоча себе что-то под нос.

Когда Тензор вернулся, Лиан сказал:

— Я слышал, что аркимы отказались от Зеркала, поскольку его было опасно использовать. — Юноша надеялся с помощью Тензора заполнить кое-какие пробелы в истории Зеркала.

— Действительно опасно, и именно я это сделал — хотя Зеркало и было моей самой ценной вещью. Я тайно привез его на Сантенар, а это было недопустимо! Запрещалось перевозить предметы из одного мира в другой.

— Почему?

— Потому что они могли преобразиться и начать представлять собой угрозу — как Флейта. И Зеркало тоже! Если бы меня тогда поймали, мне был бы конец. Затем Квинлис (он был нашим предводителем до предателя Питлиса, летописец, — я же вижу, что ты хочешь спросить) пользовался Зеркалом. Он спас нас ценой своей жизни… — Тензор умолк. Он сидел и глядел куда-то вдаль, словно всматриваясь в давно ушедшие времена. — После этого им никто не пользовался. Зеркало лежало без присмотра в архиве, и при падении Тар Гаарна Ялкара его украла. Но теперь я должен его открыть любой ценой. Зачем ей было его запирать?

Взяв в руки Зеркало, он поднес его к самому лицу. Несмотря на смелые слова, Тензор явно терял уверенность. Казалось, что все было зря. Шазмак был разрушен из-за его слепой погони за Зеркалом, а теперь он обнаружил, что даже не может им пользоваться.

А между тем аркимы неустанно трудились, укрепляя Катадзу. Даже Малиена начала успокаиваться, видя, что у Тензора ничего не получается. В конце концов Лиану наскучило наблюдать за безрезультатными попытками Тензора, и он почти все время проводил, исследуя бесчисленное множество комнат Катадзы и ее башни.

Как-то раз он обнаружил очень уютную комнату на верхнем этаже Великой Башни, под самым платиновым куполом, откуда открывался вид на море. Высунувшись из окна, юноша увидел ленту из золота и ляпис-лазури, окружавшую башню, — она проходила как раз под окном его комнаты, в которой он просиживал теперь день за днем — надо было зафиксировать в дневнике произошедшее за последние недели.

Когда Лиан записал в дневнике все, что произошло с ним вплоть до настоящего момента, он занялся поисками архива Кандора, который мог сохраниться в Катадзе. Тензор не звал его, и юноша проводил в кабинете аркима все меньше и меньше времени, так что Малиена была вынуждена сделать Лиану замечание, что от него как от шпиона нет никакого толка, раз Тензор предоставлен самому себе. Лиан искал архив повсюду, но не нашел ни клочка бумаги и потому решил, что нужно прибегнуть к чьей-то помощи.

— Зачем тебе нужны бумаги Кандора? — холодно спросила Малиена.

— Сказания каронов малоизвестны, — ответил он полуправдой. — «Сказание о Распаде» — самое слабое из всех Великих Сказаний. То, что я могу тут узнать, поможет его улучшить.

Малиена пристально смотрела ему в глаза, и в конце концов он отвел взгляд.

— Ты чего-то недоговариваешь, летописец. Назови настоящую причину, и тогда, возможно, я тебе помогу.

— Это и есть настоящая причина, — упорствовал Лиан, но зеленовато-серые глаза видели его насквозь.

— Я знаю тебя, летописец. Ты не все мне сказал.

И ему пришлось поведать о таинственной гибели девушки-калеки после возникновения Непреодолимой Преграды, о том, что рассказал ему в Шазмаке Тензор, и показать украденное письмо Кандора, адресованное Рульку.

Малиена слушала внимательно, понюхала бумагу и даже попробовала на язык.

— Похоже, оно подлинное. Как это Мендарк позволил тебе оставить у себя такой важный документ?

— Э-э… — Лиану было стыдно сознаться в воровстве. — Когда я вернулся из Туркадской крепости, он был так рассержен, что у меня не было возможности сообщить ему о письме. Он не захотел видеть меня до Тайного Совета, а потом… «Потом» не было.

— Ясно. О письме кто-нибудь знает, кроме нас с тобой?

— Никто.

— Тогда я сама буду хранить его.

— Но оно же…

— Оно же мое, хотел ты сказать. Я так не считаю, летописец. Ты уже и так принес много вреда, сотрудничая с Тензором. Я знаю, что ты замышляешь. Ты хочешь выяснить, стоит ли что-то за этим письмом, а затем предложить его Тензору в обмен на какой-то секрет. Неужели ты думаешь, что мы тебе позволим сделать это? Дал бы ты младенцу поиграть с бритвой?

— Тогда как насчет?..

— Насчет архивов Кандора? Я рада, что ты их не нашел. Отныне они для тебя закрыты. И если ты попытаешься до них добраться…

— Ты выдашь меня Баситору, — закончил за Малиену Лиан.

Она улыбнулась:

— Рада, что ты так хорошо меня понимаешь. Знаешь ли, он тебя подозревает. Если бы не Тензор и я, скиты давно пообедали бы твоими мозгами. Итак, мы снова друзья?

Когда в следующий раз Лиан проходил по коридору крепости, он заметил, что одна из дверей была заперта и на ней висит огромный замок размером с голову Лиана. Итак, он вернулся к тому, с чего начал. Нет, теперь было хуже: то, чего он хотел, было так близко, но он не мог подобраться к желаемому.

Время шло, а Тензору так ничего и не удалось добиться от Зеркала. Зима давно закончилась, и весна растопила лед. Знания и магия Тензора оказались бессильны, так, может быть, чувства, которые он так давно подавлял, помогут найти подход к тайнам Зеркала?

Однажды поздней весной Тензор сидел ночью перед Зеркалом, размышляя. Он смотрел на меняющуюся и в то же время неизменную картинку Аркана, и тут чувства прорвали барьер самоконтроля, и он позволил памяти вернуться в далекое прошлое, когда он был молод и служил подмастерьем у Рулька на Аркане.

Он вспомнил, как ему подарили Зеркало и как он впервые взял его в руки. Тензор настроил тогда на него свой ум и увидел. Правда, на небольшое расстояние, но он ощущал, как перед ним раскрывается весь Аркан. Позже Тензор научился настраивать Зеркало на другие зеркала, и ему удавалось видеть практически все.

Он представил себя молодым, полным радости жизни и сил. Эйфория была так сильна, что он сумел бы сделать в тот миг что угодно. Взяв в руки Зеркало, Тензор вернулся в тот далекий вечер, и Зеркало открылось ему!

Весь день он играл и грезил, но, вернувшись из своих грез, Тензор понял, что Зеркало открылось ему на изначальном уровне — до ловушек, обманов и заблуждений более позднего времени. Он знал, что далекое прошлое не может ему помочь. А новый уровень, содержащий секреты Ялкары, пока что закрыт для него.

Тензор провел перед Зеркалом два дня и одну ночь без еды, питья и сна. Казалось, он был в трансе, и лишь глаза следили за картинками, мерцающими на поверхности Зеркала.

Лиан не мог понять природу информации, которую ищет или сортирует Тензор, поскольку образы в Зеркале непрерывно менялись. Мелькали слова, рисунки, городские и сельские сценки, рукописи и планы, лица и встречи, музыка и голоса, и почти все аспекты жизни на Сантенаре и Аркане. Один раз юноша увидел изображение самого Тензора, молодого и ослепительно красивого.

Как-то Тензор так громко застонал, что Лиан, находившийся этажом выше, прибежал посмотреть, что случилось. Что бы ни взволновало Тензора столь сильно, изображение уже исчезло.

В середине ночи Лиана разбудил какой-то шум. Вбежав в кабинет Тензора, он увидел, что тот бьется головой о скамью. В кулаке был зажат клок черных волос. Лиан положил руку на скамью, так чтобы арким не расшиб себе лоб, и вскоре Тензор затих.

Лиан заметил Зеркало у дальней стены — на нем была лишь крошечная зазубрина с краю. Картинки продолжали мелькать на его поверхности. Лиан присел на корточки и взял Зеркало в руки. Ему показалось, что он видит там собственное лицо, но через секунду оно исчезло. Время остановилось. Затем Зеркало вырвали у него из рук, и Тензор пинком вышвырнул его из комнаты.

Лиан долго лежал в темноте на своем жестком ложе с открытыми глазами, ощущая непреодолимое желание снова подержать Зеркало. Наконец образы потускнели, и он уснул.

Лиана разбудил яростный рев. Тензор схватил его за горло и яростно тряс.

— Что она с ним сделала? — орал он. Потом швырнул Лиана на ложе.

— Что она сделала с Зеркалом? — Тензор на чем свет стоит ругал Карану, ее отца и всех ее предков.

Лиан так разозлился, что, отодрав рейку от кровати, ударил Тензора в пах. Тот замер на месте, скорчившись.

— Никогда больше не говори о Каране плохо, — обратился Лиан к нему, — или клянусь, что я…

Тензор медленно выпрямился.

— Как она могла его изменить? — сказал Лиан, отступая назад. — Вспомни слова Феламоры на Тайном Совете.

— Зачем ты все время твердишь мне о моем позоре, червяк!

Память вновь вернула Лиана к моменту появления Магреты на Тайном Совете, тщательно срежиссированному Феламорой. Оно явно было рассчитано на то, чтобы поразить. Но кого — Тензора или Мендарка?

— Карана ничего не сделала, — повторил Лиан. — Она даже ничего не знала о Зеркале и не могла извлечь из него изображение, — продолжал он. — Тебе же лучше всех известно, что у нее нет силы такого рода.

Тензор внезапно опустился на стул и долго не произносил ни слова, явно страдая от боли.

— Да, — наконец заговорил он. — Я давным-давно об этом позаботился.

— Что ты сказал? — ледяным тоном осведомился Лиан.

— Я начинаю сожалеть о том, что не вышиб тебе мозги, летописец, — снова взорвался Тензор. — Еще одно слово — и я…

Он надвигался на съежившегося Лиана.

— Ты думаешь, что одурачил меня своими очками и мазями? Для меня не секрет, кто ты такой, так же как и то, что ты шпионишь для Малиены. Так что хорошенько запомни: в ту самую минуту, как ты станешь мне не нужен, никакая Малиена тебя не спасет. А теперь убирайся! — Вытолкнув Лиана из комнаты, он с грохотом захлопнул дверь.

Шатаясь из стороны в сторону, Лиан побрел из башни на поиски Малиены. И в этот раз он нашел ее в павильоне под смоковницей. Она сидела, положив подбородок на колени, и мечтательно смотрела на море.

— Что тебе, летописец? Он справился с Зеркалом?

— Нет! Но он все знает. И про клеймо, и про то, что я шпионю для тебя, — все!

— Он умный и коварный враг! Я и не думала, что это удастся от него скрыть.

— Малиена, я пришел сейчас по другому поводу, — осторожно начал Лиан.

Она приподняла рыжеватую бровь.

— Он обвинил Карану, что она что-то сделала с Зеркалом, и оскорбил ее. Я разозлился и ударил его палкой по причинному месту. Боюсь, как бы не было последствий.

Малиена смотрела на Лиана с благоговейным страхом.

— Летописец, я поражена! Ты нанес ему ужасное оскорбление, хотя этот его орган немного… усох. Ты смелее, чем я предполагала. Да ты же настоящий тигр! — Она засмеялась. — И это называется не привлекать внимания, не так ли? Как это ты до сих пор еще жив?

— Я сам удивляюсь. Правда, я лишь отплатил за его оскорбление. Он собирался размозжить мне голову, и тут я сказал ему, что Карана не владеет Тайным Искусством. Тогда он остановился и произнес как бы про себя: «Да, я давным-давно об этом позаботился». Я хотел бы понять, что он имеет в виду.

— Не знаю, — вздохнула Малиена. — А впрочем, погоди! Когда Карана, будучи маленькой девочкой, впервые приехала в Шазмак, я как раз жила там. Было ясно, что у нее огромный талант. А спустя годы я узнала, что из нее ничего не вышло. Судя по твоим словам, Тензор что-то предпринял, чтобы не дать расцвести таланту Караны. Это жестоко, хотя раньше именно так и поступали. Какую опасность она могла представлять? Я постараюсь выяснить.

Остаток дня Лиан предпочел держаться как можно дальше от Тензора, но когда поздно ночью крался в свою комнату, увидел, что тот снова спокоен. Правда, при резких движениях его лицо все еще искажала гримаса боли.

— Послушай, летописец, — дружелюбно обратился он к Лиану, постучав пальцем по Зеркалу, — Феламора была права. У Зеркала нет силы, совсем нет. У него есть знания и много-много секретов. Вот что она сказала, и в кои-то веки слова Феламоры оказались правдой.

— Тогда зачем оно тебе? — осведомился Лиан.

— У Зеркала есть знания — оно может заменить целые библиотеки. И я надеюсь раскопать в нем секреты, которые помогли бы в достижении моей цели. Всего три сотни лет тому назад Ялкара обнаружила брешь в Непреодолимой Преграде и сбежала обратно на Аркан. Я хочу узнать, какую роль в этом сыграло Зеркало, и по возможности этим воспользоваться.

Тензор по-прежнему проводил все дни и ночи перед Зеркалом. Теперь он копался в секретах прошлого: прошлые жизни, прошлые подвиги и предательства.

И вот однажды, когда Лиан наблюдал за Тензором, он, казалось, увидел что-то, чего не мог заметить Лиан. Тензор вскочил.

— Что там такое? Что ты нашел? — спросил Лиан, заразившись его волнением. — Ты что-то узнал?

— Нет, но мой путь теперь ясен! Больше я ничего не скажу.

 

36

Архитектор врат

После своего открытия Тензор принялся за работу, как безумный. Он дни и ночи просиживал перед Зеркалом, иногда часами уставившись на какую-нибудь одну картинку. Временами его зачаровывало прошлое, и тогда его суровое лицо светилось радостью, а щеки увлажнялись слезами. Порой картинки были совсем живые, и Лиан, заглядывая через его плечо, видел людей, разгуливающих по улицам, выглядывающих из окон высоких башен или в ужасе бегущих от наступающей армии. Несколько раз Лиан замечал чисто символические сцены — чаще всего это были три тихих черных озера, над которыми висела огромная арканская луна, не отражаясь в воде.

Лиан докладывал все это Малиене, хотя теперь его шпионская деятельность стала необременительна: сама Малиена или кто-то другой из аркимов все время стоял теперь за спиной Тензора. Он знал, что они там, но не обращал на них внимания. Даже те аркимы, которые раньше во всем его поддерживали, напугались. Наконец и они не выдержали.

— Мы ужасно боимся, Тензор, — сказала седовласая Селиала. — Мы тебя предупреждали, чтобы ты опасался собственного безумия. Ты не прислушался, и Шазмак пал! И все-таки мы последовали за тобой. Но теперь довольно! Мы больше не с тобой, раз ты замышляешь новое бедствие!

— Вы правы, укоряя меня, — тихо ответил Тензор, — но кого же вы выберете на мое место?

Малиена признала:

— Мы не можем найти предводителя. Нас возглавит Аркимский Совет.

— Я не согласен, чтобы мной управлял Совет, — заявил Тензор. — После Тар Гаарна мы отдали власть Аркимскому Совету. Посмотрите, что из этого вышло!

— Ты украл у Совета власть и вернул себе! — яростно возразила Малиена и плюнула в его сторону. — Вот что из этого вышло.

— Выбирайте, или я пойду своим путем, — сказал Тензор и склонил голову, дрожа от еле сдерживаемого волнения.

Аркимы посовещались. Наконец вернулась Селиала с ответом:

— Аркимский Совет остается.

— Тогда я один…

— Нет, подчинись нам — или ты станешь изгоем, — уговаривала Селиала. — Завтра мы отправляемся в восточные города. Подготовку начинаем немедленно. Ты отдашь нам Зеркало.

Тензор побелел как мел. С трудом поднявшись, он шаркающей походкой пошел по коридору. Поравнявшись с Лианом, Тензор схватил его за руку.

— Пошли, — пробормотал он. — До утра надо многое сделать.

Лиан был безутешен. Катадза обещала так много, а что он приобрел — лишь несколько глав для своего сказания, у которого не было конца.

После всех тягот путешествия он и подумать не мог о пути обратно. К тому же у него до некоторой степени наладились отношения с Тензором. Хотя тот не доверял ему, но явно ценил ум юноши. Тензор научил его немного разбираться в аркимской письменности, а для летописца это было бесценное приобретение.

Аркимы закончили свои приготовления и легли спать. Они поднялись засветло и, взвалив на спину рюкзаки, прошли по мостику к Великой Башне и ждали на площадке. Наконец на лестнице появился Тензор, который этой ночью совсем не спал.

— Отдай нам Зеркало, — сказала Селиала, — я позабочусь о нем по поручению Аркимского Совета. — Она с улыбкой протянула руку, но Тензор не улыбнулся. Лиан заметил, что суставы пальцев у того побелели.

— Увы, — ответил он, — я отрекаюсь от своей нации и своего мира. Я больше не арким. Я никогда не отдам Зеркало. Вы можете уходить, но я останусь в Катадзе.

Вероятно, аркимы ожидали чего-то подобного, поскольку все они стали подниматься по ступеням. Когда они добрались до площадки, на которой стоял Тензор, он поднял руку. Они сразу же остановились.

— Не идите против меня.

Наступил страшный момент, когда арким мог пойти против аркима. Но этого никто не хотел. Тензор начал медленно отступать, и никто не решился его преследовать. Пройдя еще один пролет, он крикнул:

— Лиан!

Лиан сопротивлялся, но почувствовал, что снова попал в рабство к Тензору. Ноги пошли сами, против его воли. Малиена схватила юношу за руку.

— Ты вынудишь меня применить силу против тебя, — мрачно произнес Тензор. — Я это сделаю.

— Оставайся здесь, если тебе угодно, — сказала она. — Ты знаешь, что я не могу причинить тебе вреда, но мы забираем Лиана, и Зеркало тоже.

— Я сделаю это, — угрожающим тоном произнес Тензор. — Подумай, нужно ли тебе это.

— Нет! — вскричала Малиена. — Мы больше не станем уступать твоим фантазиям и безумствам! Ты — сумасшедший!

Тензор пошатнулся.

— Хорошо, пусть я сумасшедший. Но я говорю — посмотрите на него! Взгляните на его глаза и кожу. Что вы видите? Это дзаинянин, на котором клеймо Рулька! Ты возьмешь его с собой, Баситор? А ты, Хинтис?

Лиана чуть не хватил удар от ужаса. Баситор выступил вперед и, сорвав с него очки, раздавил их каблуком. Взяв Лиана за подбородок, он сказал:

— Посмотрите на его глаза. — Хинтис распахнул рубашку на Лиане:

— Видите белые веснушки у него на груди? — Селиала внимательно изучила эти доказательства.

— У него «дар Рулька», но его нельзя наказывать за преступления предков, которые давно умерли. Он не совершил ничего постыдного.

Баситор сплюнул на пол.

— Для меня сам «дар» — преступление после того, что случилось с Шазмаком. Если он пойдет с нами, я сверну ему шею при первом же удобном случае.

Малиена встретилась взглядом с Лианом.

— Я побеждена, летописец. Наши души будут бродить по страницам Преданий. Карана, прости меня! — И она отпустила руку Лиана.

Теперь у Лиана не было сил сопротивляться Тензору, и он поднялся по ступеням. Тензор сжал его запястье, как тогда на Тайном Совете. Он втолкнул Лиана в комнату, захлопнул дверь и запер засовом. Аркимы стали стучать кулаками в дверь, осмелев теперь, когда Тензор скрылся.

— Эта дверь их не удержит, — сказал Тензор и повел Лиана в свой кабинет.

Эта комната была спроектирована так, чтобы выдержать любой натиск врага — все, кроме полного разрушения башни. Тензор с мрачным удовлетворением оглядел железную дверь, гигантские запоры и еще какие-то защитные устройства, неведомые Лиану.

Лиан был сильно напуган, но в то же время испытывал облегчение оттого, что ему пока что не нужно было переходить через Сухое Море.

Юноша увидел, что Тензор хорошо подготовился на случай возможной осады башни аркимами: в углу стояла бочка с водой, рядом с которой Тензор сложил большое количество различных продуктов.

Арким проследил за направлением взгляда Лиана.

— Надеюсь, тут достаточно всего, — сказал он, — потому что до тех пор, пока я не узнаю, как сделаны врата в Ночную Страну, и не доставлю его для мщения, мы не покинем эту комнату.

И, словно ничего не случилось, он уселся и возобновил прерванную работу. Вскоре в дверь яростно застучали. Затем осаждавшие кабинет, вероятно, использовали какое-то взрывчатое вещество: башня содрогнулась. Затем нависла тишина, действующая Лиану на нервы. Однако дверь осталась невредимой.

— Им никогда ее не сломать, — сказал Тензор, даже не оглянувшись. — Сам Кандор сделал ее несокрушимой.

Позднее аркимы вернулись и снова попытались открыть дверь, но им и на этот раз ничего не удалось.

Солнце село. Тензор продолжал работать в тишине. Заблокировав вход на лестницу, он добился того, что все верхние этажи башни были в его распоряжении, потому что другого пути наверх не было.

Когда Лиан проснулся утром, Тензор все еще работал с бешеной энергией и сосредоточенностью. Не реагировал он и когда возобновились атаки на их дверь. Он лишь устало вздохнул и повернулся к двери.

Шум на минуту затих, и Лиан услышал конец фразы:

— …я это сделал!

Пока Тензор спал, Лиан взял его свиток. Это был длинный документ, написанный бисерным почерком на языке аркимов. Юноша еще мало знал этот язык и поэтому не мог расшифровать свиток, но узнавал отдельные слова. Были тут и рисунки: большие арки и прочие детали с украшениями разной формы и размеров какой-то непонятной конструкции. И несколько раз в тексте встречалось слово, которое, как Лиан решил, означало «врата».

Итак, Тензор узнал секрет врат — это портал, связывающий одно место с другим. Или ему казалось, что узнал. Путь к бегству! Возможно (как в душе надеялся Лиан), с их помощью можно будет попасть обратно на Мельдорин, не мучаясь в Сухом Море.

Вдруг Лиан застыл, почувствовав, что за спиной у него стоят.

— Да, это врата, — сказал Тензор. — А почему ты удивляешься — ведь о них было столько разговоров. Принцип прост, но удастся ли мне их сделать? И будут ли они работать?

Его перебил голос, донесшийся сквозь единственную щель высоко в стене:

— Тензор! Тензор! Нас преследуют. — Тензор улыбнулся.

— Преследуют? — повторил он, притворяясь удивленным. — И кто же?

— Неизвестно. Они идут с юга.

— Видишь, как низко мы пали? — обратился Тензор к Лиану. — Несколько одиноких путников, наверняка изжаждавшихся, изголодавшихся и изможденных переходом, — а мы трясемся от страха! Нечего со мной советоваться! — закричал он через стену. — Я отрекся от вас, я больше не ваш предводитель.

После этого никаких звуков снаружи не доносилось.

Тензор занялся изготовлением врат, а Лиан с удивлением наблюдал за ним. В дело шли подручные материалы: арким использовал камни, которые отковыривал от стен своего кабинета, искал в комнатах металлические предметы, сам изготавливал инструменты. Он изменял первоначальный проект в зависимости от того, что попадалось под руку. У Тензора была поразительная сноровка и чувство материала, и по-видимому, работа доставляла ему удовольствие.

Врата в форме павильона с семью стройными каменными колоннами, поддерживающими металлический купол, сделанные Тензором, выглядели просто и изящно. Они были красивы, но им не хватало симметрии — характерная черта для архитектуры аркимов.

Вначале Лиан просто сидел, глядя, как работает Тензор, но потом его заворожил процесс, и он начал задавать вопросы и выдвигать предложения. Вскоре Лиан был полностью захвачен идеями Тензора и сознанием, что то, что ему само идет в руки, не снилось ни одному летописцу.

Он постоянно расспрашивал Тензора о языке и сказаниях аркимов, и тот охотно отвечал. У Лиана была определенная цель: он собирался сделать перевод «Аркимских Сказаний» и посвятить его памяти Шазмака. Ведь Лиан был мастером-летописцем, для которого Сказания — профессия, а их язык — хлеб насущный.

«Я почти так же развращен, как Тензор, — подумал Лиан. — Что бы подумала обо мне Карана?» Эта мысль на некоторое время отрезвила его. Той ночью ему снились горькие сны о девушке, но утром он очнулся и осознал реальность. Карана потеряна, а Тензор рядом.

В один из дней Тензор неожиданно поднялся, вытер грязные руки, отступил назад и оглядел свои врата.

— Они закончены, — сказал арким. — Они хороши. Они готовы, и я тоже. — Он повернулся к Лиану: — А скоро я использую тебя для той цели, ради которой тащил за собой. Тогда мы посмотрим, кто более велик.

 

37

Неожиданная встреча

Мужчина приглушенно вскрикнул от ужаса. Он не мог говорить, потому что лежал на животе и рот был забит грязью.

Затем заговорила женщина, и в голосе ее звучал смех.

— Оставь его, Карана. Мы теперь по одну сторону.

Карана вздрогнула. Голос был знакомый, но она не могла вспомнить, кому он принадлежит. Опознав в своей жертве Мендарка, она спрятала нож и слезла с его спины. Она даже протянула руку и помогла Магистру подняться, хотя и с явной неприязнью, а потом демонстративно вытерла руку о свои штаны. К ней вернулись старые воспоминания об ужасном времени перед Тайным Советом.

— Ты дурак, Оссейон! — бушевал Мендарк, сплевывая грязь. — Ты что, и мозгов, и глаз лишился вместе с пальцем?

Обе стороны были так изумлены при виде друг друга, что долго не находили слов. Наконец Таллия пожала руку Шанду.

— Какая приятная встреча! — сказала она. — Правда, ты кошмарно выглядишь.

Шанд очень похудел, а загорелая кожа была желтоватого оттенка.

— Я болел, — ответил он слабым голосом и, выронив нож, опустился на землю.

— Шанд! — воскликнула Карана, падая возле него на колени. Таллия тоже склонилась над ним.

— Все в порядке, — сказал он, не в силах поднять голову с травы. — У меня несколько недель колики. Думал, я здесь умру.

— У меня есть хорошее лекарство, — заявила Таллия и начала рыться в рюкзаке. — К утру будешь готов карабкаться по горам.

Таллия смешала в кружке разные порошки и, долив водой, дала выпить Шанду. Он выпил содержимое одним глотком.

— Ну и гадость — почти как моя вода!

— Так и должно быть. Зато так хорошо тебя «запечатает», что будешь по нужде со штопором ходить. — Она весело засмеялась. — Значит, вот что ты замышлял, Шанд, в ту ночь в Туллине, когда познакомил меня с Пендером. А я-то гадала!

— Я и не думал тогда, что в конце концов попаду сюда, — ответил Шанд. — От Туллина до Катадзы долгий путь, но я рад, что по крайней мере встретил тебя. Однако мы расскажем друг другу наши истории позже, а сейчас хорошая еда — это то, что нам нужно, да побольше.

Таллия подошла к Каране, стоявшей в одиночестве. Та протянула руку, и, пожав ее, Таллия обняла девушку, к удивлению последней.

— Я оставила тебя в Тайном Совете, — сказала Таллия. — Нужно было позаботиться о многих, и я не могла тебя унести. А когда вернулась, ты уже исчезла. У меня все время было чувство вины.

— Твоя задача заключалась в том, чтобы доставить живых в безопасное место, а тебе не удалось даже это. Не понимаю, почему ты должна чувствовать себя виноватой из-за мертвых, — подал голос Мендарк, все еще сердитый.

— И тем не менее мне стыдно, — продолжала Таллия, отмахнувшись от Мендарка.

— Я тебя не виню, — ответила Карана. — Все вышло наилучшим для меня образом. А теперь я положительно умираю от голода.

— У нас есть еда, — сообщил Мендарк, все еще смотревший на Шанда с изумлением, а на Карану — с враждебностью.

— Так давайте же ее! — вскричала она. — Последние два дня мы ели только ящериц.

— А вот мой друг Оссейон, — представила Таллия. Оссейон радостно улыбнулся Каране.

— Я много раз слышал твою историю, Карана. Я очень рад.

Она робко протянула руку, которая тут же исчезла в огромной четырехпалой лапе. Однако, к удивлению Караны, пожатие было очень осторожным.

— Я капитан стражи Мендарка, — сказал Оссейон. — Я защищаю его от тех, кто прячется с ножами за камнями. Сегодня я потерял свою работу. — И он тихо, от души рассмеялся. — А ты очень быстрая. Думаю, мы подружимся с тобой.

Карана тоже так думала. Про себя она решила, что Оссейон ей нравится больше всех. Они последовали за Шандом в лагерь, разбитый под деревьями, которые защищали его от ветра. Карана мешала угли в очаге, сложенном из камней, пока Таллия доставала из сумки остатки съестного. Женщины нарезали еду в горшок, а Оссейон наполнил два сосуда поменьше водой из ручья.

Мендарк все еще не мог оправиться от нападения Караны. Когда она приставила нож к его горлу, он познал такой страх, какой ему не доводилось ощущать целые столетия. И, что еще хуже, его видели в таком состоянии. Он не мог оставить это безнаказанным.

— Сразу видно, что Карана из Готрима, — громко сказал он, когда девушка, подцепив кусочек сырого лука, ела его с ножа. — У нее манеры как у конюха.

Воцарилась мертвая тишина. Взгляды Мендарка и Караны скрестились над костром, и она швырнула горшок со всем содержимым ему в лицо. Если бы он не увернулся, она бы вышибла ему зубы. Карана бросилась в темноту ночи. Мендарк слишком поздно вспомнил их первую встречу, когда попытался отнять у Караны Зеркало. В тот раз девушка почувствовала, что он собирается сделать, даже раньше, чем он сам это понял, и мгновенно среагировала.

Таллия, выхватив из костра ветку, при свете ее собирала разбросанную пищу. Она так разозлилась, что этот факел дрожал у нее в руке.

Шанд крепко схватил Мендарка за руку.

— Ты дурак! Ты покинул Карану, хотя она была тебе очень нужна, когда у нее было Зеркало. А потом она прошла весь долгий путь от Туркада и добралась до Катадзы через Сухое Море, рассчитывая только на себя, не то что ты, сытый и устилающий свою дорогу золотом Магистра! — Шанд побледнел. — Она самая мужественная и верная из всех, кого я знаю, и стоит сотни таких, как ты. Клянусь, что сброшу тебя со скалы, Мендарк, если увижу, что ее обижают! А теперь прочь с дороги!

Шанд поискал Карану в темноте. Она не ушла далеко, так как идти было некуда. Она сидела, свесив ноги, на краю утеса и тихо плакала. Устроившись рядом, Шанд обнял ее за плечи.

— Мендарк! — Ее передернуло. — Как я его ненавижу. Когда-то он притворялся другом, этот вонючий, жадный лицемер!

— Ты ошибаешься в его мотивах, Карана. Им движет не жадность, а долг. Магистр вынужден подчинять этому всю свою жизнь.

— Он оказался несостоятелен как Магистр, но кошелек у него не становится тоньше! Жадный, злобный, плохой человек!

— И все-таки долг есть долг. Мендарк остался верен своим обязанностям. У него много слабостей — как у меня и даже у тебя, Карана. Он слишком любит свое положение и власть. Гордый человек не любит, когда его суют носом в грязь. К тому же он нам нужен: он еще сыграет свою роль в истории с Зеркалом.

— И ты, которого я люблю и уважаю, на его стороне.

— Я не на его стороне. Я представляю обе стороны. Я буду тебя защищать, если до этого дойдет. Но нам нужно идти в Катадзу по нашему делу вместе с Таллией и Мендарком.

— Я не смогу с ним разговаривать, — прошептала Карана. — Однако я дала тебе клятву, и если ты потребуешь, я буду его терпеть.

— Я тебя прошу, — ответил Шанд. — А теперь давай вернемся — у меня еще болит живот.

Шанд встал, и Карана последовала за ним к костру. В котелке весело булькала похлебка. Карана была так голодна, что еле удерживалась, чтобы не лезть своей ложкой в котелок. Однако она заставила себя сидеть спокойно, памятуя о замечании Мендарка. Потом она поймала на себе взгляд Шанда и вспомнила о своем долге.

Она направилась к Мендарку. Он сделал к ней полшага навстречу, потом замер в нерешительности. Приблизившись, она протянула руку. Мендарк взял ее и подержал минуту, потом слегка поклонился Каране, и они разошлись. Мир был восстановлен. Они взяли свои тарелки и принялись за еду.

К утру у Шанда прошли колики, но он все еще был слаб, поэтому они все вместе задержались на один день. Когда они отправились в путь, утреннее солнце начало заливать долины, окрашивая белое в розовый цвет. Морское дно особенно отсюда, со склона горы, за который не попадали солнечные лучи, казалось прекрасным, прохладным, мирным.

Карана поднималась уверенно, перепрыгивая с выступа на выступ, как горная козочка, хотя сапоги у нее разваливались и подошва одного была подвязана веревкой.

Они с Таллией сделали передышку и беседовали, когда наконец появились Шанд с Мендарком, отставшие от них. Оба запыхались, лица раскраснелись. Увидев посеревшие губы Шанда, Карана сразу же вскочила с места, за ней — Таллия.

— С тобой все в порядке, Шанд? — озабоченно спросила Таллия.

— Не беспокойся, я немного передохну здесь с Караной. Мои ноги отвыкли подниматься в гору, к тому же все еще болит.

Мендарк, Таллия и Оссейон двинулись вверх по склону.

— Шанд, ты ужасно выглядишь!

— Я чувствую себя лучше. Таллия была права насчет штопора! Однако хватит о моих печалях. Мы скоро будем в Катадзе.

— Да, и Лиан там.

— Может быть, — осторожно произнес он. — Не забегай вперед! А теперь послушай меня. Я часто размышлял о твоей роли в этой истории. Ты совсем особенная, и ты здесь для какой-то цели. В Катадзе произойдет развязка, и, что бы ни случилось, ты рискуешь, будь осторожна.

— Да, конечно, — с рассеянным видом ответила Карана. Шанд умолк. «Она не может ни о чем думать, кроме объятий своего возлюбленного. Ну что же, я тоже помню, как это было у меня. Надеюсь, она получит то, чего заслуживает. И лучше бы Лиану оценить ее должным образом».

Прошел день, затем еще один, и наконец они взобрались на последний утес, самый крутой, и стояли на древнем берегу, созерцая башни Катадзы, возвышавшиеся над ними. Однако их поджидал сюрприз.

Прямо на пути отряда неподвижно стояли шесть аркимов. Таллия и Оссейон, двигавшиеся впереди, резко остановились.

— Стойте смирно и поднимите руки, — сказал Мендарк пришедшим с ним.

Аркимы в ответ тоже подняли руки, продемонстрировав добрую волю.

— Осторожно идем к ним, — скомандовал Мендарк.

Когда они оказались поближе, Карана узнала двух аркимов: Селиалу, судившую ее в Шазмаке, и Малиену, мать Раэля, которую не видела много лет. Она подбежала к ней.

— Малиена! — заплакала девушка. — О, прости меня, Малиена. Это я виновата. — Она опустилась к ногам женщины.

— Карана, — сказала Малиена, поднимая девушку и обнимая ее. Аркимка роняла слезы на огненные кудри Караны. — Ах, мой Раэль! Я возлагала на него такие надежды. Но он был истинным сыном Элиноры. — Довольно долго женщины стояли, прижавшись друг к другу. Их обступили остальные.

— Я Селиала, — представилась седая женщина, — и я выступаю от лица Аркимского Совета. Какая встреча, Карана. — Она представила своих спутников, а Карана — своих.

— Не спрашивая вас, по какому вы здесь делу, расскажу о нашем. Мы должны поведать печальную историю. Тензор взял Зеркало и заперся с ним в Великой Башне, отвергнув Аркимский Совет. Мы полагаем, что он нашел секрет изготовления врат и в данный момент создает их. Мы не сумели ни остановить его, ни пробраться к нему в кабинет. Боюсь, что близится наша погибель. Если ты в состоянии помочь нам, Мендарк, это может спасти положение.

— Наши интересы совпадают, — ответил Мендарк. — Я сделаю все, что в моих силах.

Карана горела от нетерпения. И вдруг Селиала подняла руку.

— Прежде всего, у нас есть незавершенное дело, касающееся Караны, вернее, суда над ней в Шазмаке. Карана, подойди ко мне.

Карана встревожилась, но подчинилась. У Селиалы был суровый вид.

— Я должна сообщить тебе, что в твое отсутствие, три дня тому назад, Аркимский Совет продолжил судебное разбирательство. Мы решили, что ты виновна в одном из трех преступлений, а именно: ты принесла Зеркало в Шазмак и не отдала его нам. Как ты знаешь, это преступление карается смертью. К тому же мы выяснили, что каким-то необъяснимым образом тебе удалось обмануть Совет.

Карана упала на колени. Из всего, что могло случиться в Катадзе, она меньше всего ожидала этого. Селиала сделала ей знак подняться.

— Однако что касается первого преступления, мы оправдали тебя в свете дальнейших событий, касающихся Зеркала, поскольку ты действовала в наших интересах. Что до второго преступления, то, хотя ты в нем виновна, мы не назначаем никакого наказания, поскольку ничего подобного не происходило прежде. Мы только требуем, чтобы ты рассказала для наших Преданий, каким образом тебе удалось нас обмануть.

Карана склонила голову. Селиала улыбнулась:

— А теперь ты можешь задать вопрос, который так тебя волнует.

— Где Лиан? — воскликнула Карана. — Он здесь?

— Прости, — вмешалась Малиена. Лицо Караны стало белым как полотно. — Нет, он жив, — поспешно добавила она, дотронувшись до щеки Караны. — Он в Катадзе и в добром здравии, хотя мне и пришлось много раз лечить его во время путешествия. Боюсь, что он с Тензором, и они заперлись вместе. Но, боже мой!

— Что такое? — воскликнула Карана, снова встревожившись.

Малиена улыбнулась во весь рот:

— У него есть обаяние, у этого твоего Лиана. Но, боже мой, Карана, какой же он дурак!

Отряду еще предстоял долгий и тяжелый путь до Катадзы; склоны круто поднимались, земля была бесплодная, и кругом валялись круглые черные камни. Только в глубоких долинах была растительность: тут оливковые деревья, там — высохшие черные плоды, рассыпанные по земле, или колючие кустарники и каменные деревья.

Карана шла как во сне, не замечая странного пейзажа. Она способна была думать лишь об одном, и даже когда в сумерках они добрались до вершины горы и стояли перед удивительными, словно бы плетеными башнями, нигде больше не встречавшимися на Сантенаре, она почти не заметила их.

— Где он? — закричала она у западной двери крепости. Малиена улыбнулась и показала:

— Там, в Великой Башне. Иди через эту дверь, поднимись до перехода через мост, ведущий в башню, затем ступай по лестнице до пятого уровня. Ты увидишь на двери отметины. Но внутрь тебе не попасть.

Карана уже умчалась. Она неслась по холлам мимо аркимов, смотревших на нее в изумлении, вверх по лестнице и через мост и остановилась лишь, чтобы снять развалившиеся сапоги. Ее сердце бешено билось и, казалось, вот-вот выскочит из груди. Добравшись до пятого уровня, она подбежала к массивной двери, за которой был кабинет Тензора, лестница и доступ в верхнюю часть башни.

Дверь была из стали, поцарапанной во время атак аркимов. Карана начала стучать в нее кулаками, но удары были беззвучными.

Погодите-ка! Высоко наверху, у двери, были большие щели между кирпичами. Пролезть сквозь них было невозможно даже маленькому ребенку, но зато ими можно было воспользоваться, чтобы позвать Лиана.

Карана понеслась на тот этаж, где видела скамейку и доски. Разбежавшись, она с размаху ударила тяжелой доской в дверь, вогнав себе в руку занозу. Она долго колотила в стальную дверь, чтобы привлечь внимание. Положив доски на скамью, она взобралась на это шаткое сооружение и, приподнявшись на цыпочки, приложила лицо к щели.

— Лиан, Лиан, ты там?

 

38

Кривое зеркало

В дверь снова начали колотить, и в комнате все задрожало.

— Дураки, — сказал Тензор, но шум все не утихал, и он разозлился. — Я больше не арким! — заорал он. — У вас нет на меня прав.

Дрожь пробежала по спине Лиана. Этот шум был другой.

— Заткнись, — прошептал он себе под нос, почесывая ухо. У него за спиной Тензор сжал свой могучий кулак, потом опустил.

Прижавшись к двери, Лиан уловил тончайший аромат лимонной воды. Мороз пробежал у него по коже, из глаз потекли слезы. Тензор пристально смотрел на него.

Внезапно через щель над дверью донесся голос. Чистый молодой голос, который Лиан слышал много месяцев тому назад в Туркаде. Он считал, что потерял ее. В тот ужасный день, когда состоялся Тайный Совет, она, храбрая, безумная, спокойно шла на смерть. Комок стоял у него в горле, мешая дышать.

— Лиан, Лиан, ты там?

— Карана! — крикнул он. — Карана, неужели это ты?

— Лиан, — сказал голос, — говорят, ты здесь. Выходи!

— Я не могу, — заплакал Лиан. — Тензор никогда мне не разрешит.

Карана ругалась отчетливо, мастерски и яростно.

— Тензор! Освободи его. Он тут ни при чем. — Тензор смотрел вверх, на щель, и глаза его сверкали, — правда, Лиан не понял, какие эмоции овладели аркимом. Казалось, Тензор хочет поверить в то, что Карана жива. Возможно, он все еще ее любил, но не мог простить ей падение Шазмака, независимо от того, была в этом ее вина или нет.

— Уходи, предательница! — И, отвернувшись к своим вратам, занялся ими.

— Тензор! — крикнула Карана в щель. — Это твоих рук дело, а не моих. Посмотри! Там люди, от которых ты заперся и которые пытаются спасти тебя от твоего же безумия. Лиан, Лиан, разве ты ему не говорил?

— Говорил, — прошептал пристыженный Лиан. — Но он не слушает.

Последовало долгое молчание. Что думает Карана? Лиан знал, что она ничего не может сделать. Подтащив к стене скамью и поставив на нее стул, он вскарабкался наверх. Заглянув в щель, он увидел лишь освещенный прямоугольник.

— Карана, — тихо позвал он.

Сразу же появилась тень и показались рыжие волосы.

— Карана, покажи мне свое лицо.

Девушка подвинулась, и свет упал на копну рыжих волос и знакомое красивое лицо.

— Карана, — сказал он, не трудясь вытирать слезы, — я думал, ты умерла. Как ты сюда попала?

— Пешком! Шанд вынес меня из зала Тайного Совета и выходил. Мы сбежали из Туркада, странствовали, а когда добрались до Сухого Моря, я почувствовала, что ты где-то здесь. Я пришла, чтобы забрать тебя домой.

Ее самоуверенность пробудила у Лиана воспоминания и вызвала улыбку. Однако эту тюрьму ей не взломать.

— Дай мне руку, — попросил он.

Она потянулась — их руки встретились. Лиан гладил кончиками пальцев маленькую теплую ручку Караны.

— Карана, ты чудо.

В ту первую ночь Карана провела с Лианом целый час, вглядываясь в лицо любимого, беседуя через щель в стене и держа его руку. Но она была слишком нетерпелива, чтобы долго этим довольствоваться, и на следующий день лишь ненадолго подходила к стене утром и вечером. «Интересно, что она делает в остальное время», — думал Лиан. Сам он мог бы провести вот так с ней бесконечные часы. Тем временем в отсутствие Караны он вернулся к изучению письменности аркимов, которой начал его обучать Тензор, и к переводу свитков Тензора. Вскоре к нему вернулся его энтузиазм, хотя и не в той мере, что прежде.

Лиан постоянно думал о Каране и видел ее в своих снах, но и тогда он видел лишь часть ее лица, обрамленную темным прямоугольником.

Теперь, когда в жизни Лиана воскресла надежда, он стал беспокоиться по поводу того, для чего он нужен Тензору. Как арким собирается использовать дар Рулька? Какими образом намерения Тензора связаны с Рульком?

В занятиях Тензора наступила пауза. Врата были готовы, но именно сейчас он вдруг утратил уверенность. Оттого ли, что он не знал, как с ними обращаться, или же появление Караны напомнило ему обо всех его страхах, безумствах и о чувстве вины? Ему хотелось попросить у нее прощения, но гордость не позволяла это сделать. К тому же, если бы она не оказалась в Шазмаке, ничего бы не произошло. Еще больше сомнений вызывал у Тензора Лиан. А что если Карана обратит против него и это оружие? К тому же он, Тензор, отрекся от своего народа — а для аркима это гибель.

Тензор чувствовал себя очень одиноким и напуганным. У него не было ни друзей, ни братьев, ни своего народа. То, чем он сейчас занимался, он делал для себя одного, делал из ненависти. Его мечты рухнули: аркимам никогда не подняться. Больше ему терять было нечего. Не осталось ничего, кроме ненависти и мщения. Ничто не сможет отнять у него их, кроме смерти, и он будет рад ее объятиям, когда долг будет выполнен.

Поддерживаемый этими мыслями, он возобновил свои эксперименты с вратами. Тензор пытался понять, как они приводятся в действие, открываются, перемещаются в пространстве к месту назначения и обратно.

Лиан с ужасом наблюдал, как Тензор прилаживает Зеркало к пластине, закрепленной на одной из колонн врат. Оно сразу же встало на место. Прикоснувшись к Зеркалу, Тензор произнес какое-то слово. Замелькали картинки — незнакомые пейзажи. Они мелькали все быстрее, сливались, исчезали.

Тензор напряженно всматривался в Зеркало, крепко сжимая в руке металлический футляр. Затем арким поднял руку. Мелькание неожиданно прекратилось, и теперь осталась одна неподвижная картинка: тускло освещенная комната. Это был зал для аудиенций в каком-то дворце с очень высокими потолками. В комнате в тени сидела мрачная фигура.

Тензор вскрикнул и подтолкнул Лиана, так что тот упал, оказавшись внутри врат. Рука Тензора была высоко поднята, и с минуту он оставался в полной неподвижности. Лиан увидел, как фигура в Зеркале вздрогнула и стала озираться, и тогда Тензор, вскрикнув, взмахнул поднятой рукой.

Пол задрожал у них под ногами. В ушах у Лиана гремело, было трудно дышать. Свет в комнате погас. Голову тянуло в одном направлении, ноги — в другом. Он ощутил вкус крови во рту. Потом у Лиана начались галлюцинации: в небе мелькали цвета, свет то гас, то снова вспыхивал, извивались ленты пламени, оглушительно гремел гром. Что-то сильно ударило юношу в спину, и он потерял сознание.

Лиан очнулся и увидел, что лежит на полу возле врат Тензора. Лампы по-прежнему мерцали на стене на кронштейнах. Эксперимент казался не более реальным, чем ночной кошмар при пробуждении. Врата стояли на прежнем месте. Ничего не изменилось — лишь появилась небольшая трещина в каменном основании врат. В конце концов, ничего не случилось.

У него текло из носа, попадало на губы и подбородок — что-то густое, липкое, соленое. Поднявшись на ноги, Лиан поплелся к Зеркалу и увидел свое лицо. Рот и борода были в крови, из носа шла кровь. Он прикусил губу и язык. Глаза были в красных прожилках, волосы растрепались.

До него донесся через стену испуганный голос Караны:

— Лиан, Лиан, у тебя все в порядке? Что ты делаешь? — он осознал, что Тензора не видно.

— Это Тензор! — закричал он, взобравшись на скамью. — Он сделал врата, прошел сквозь них, и он не вернулся.

Карана выругалась.

— Не ходи с ним. Держись от него подальше. Никогда не помогай ему. Поклянись, что не будешь.

— У него надо мной власть — как у Эмманта, но только гораздо сильнее. Вот как я оказался здесь.

Она ударила кулаком в стену, потом воцарилась тишина. Очевидно, она размышляла.

— Трогательный дурачок со слабой волей! — воскликнула она. — Дай мне руку. Она у тебя холодная. О, что с твоим лицом! Он сумасшедший! А теперь поклянись, что не станешь ему помогать. — Лиан как раз собирался это сделать, как вдруг задрожала башня. — Иди и спрячься, пока он не вернулся! — закричала Карана. Жди меня. — Она отняла свою теплую руку, и лицо ее исчезло.

Лиан сел на ступеньку павильона врат. О чем говорила Карана? У нее ничего не получится. Аркимы уже все перепробовали.

А что если Тензор никогда не вернется? Что если его поглотило пространство или он открыл путь врагу? Лиан уже провел больше недели, забаррикадировавшись с Тензором. Он может тут умереть от голода.

Вдруг у него за спиной раздался треск, и Лиана сбросило со ступеньки. Обернувшись, он увидел, что во вратах появился Тензор. На самом же деле Лиан увидел Тензора в копии врат, слегка смещенной по отношению к оригиналу. Затем оригинал и копия слились. Тензор зашатался и приземлился на четвереньки. Одежда его была порвана, на щеке и на плече — отметины когтей. Кровь капала с пальцев на землю. Он смотрел прямо на Лиана невидящим взглядом. Потом глаза его прояснились.

— Какую боль причиняют эти врата! — сказал он. Очевидно, Карана недалеко ушла, так как она почти сразу же оказалась у щели.

— Лиан? — позвала она.

— Рульк? — одновременно с ней заговорил Лиан.

— Не Рульк, — хрипло ответил Тензор. Глаза аркима смотрели сквозь Лиана. — Ничего похожего. Это был ужас, кошмар. Зеркало солгало! — Он отвернулся, тяжело опустился на свою скамью, уже страдая от последствий: у него началась дурнота. — В старых преданиях оно называется Кривым Зеркалом, или Зеркалом Обманов. Но я решил, что овладел им. Какой я дурак! Обман внутри Зеркала, и обман вне его.

— Тогда почему же ты все еще надеешься на него? Только непроходимый дурак совершает одну и ту же глупость дважды.

Тензор дернулся, и Лиан инстинктивно отпрянул.

— Вся моя долгая жизнь была прожита ради этой минуты, — сказал он. — Мог бы ты, когда все остальное разрушено и погибло, отказаться от Преданий, в которых смысл твоего существования?

— Нет, но…

— Лиан? Лиан? — повторял взволнованный голос Караны.

Тензор так сильно ударил по колоннам врат своим большим кулаком, что купол закачался, и волосы его осыпала каменная крошка.

— Если тебе нечего предложить, лучше молчи. — Затем он подпрыгнул к щели в стене и заорал на Карану: — Прекрати свое нытье, если не хочешь, чтобы я использовал его в своем следующем эксперименте. — Казалось, эта идея поразила его. — Тут есть над чем подумать. Врата следует испытать, а кто же лучше него подходит для этой цели?

По другую сторону стены замолчали, потом Карана закричала:

— Лиан, беги, прячься! Я приду за тобой. Если ты причинишь ему вред, Тензор, я прокляну тебя и твоих потомков до сотого колена.

— Делай что хочешь, — ответил он равнодушно. — Я уже и так проклят. Лиан, иди сюда. Вижу, у тебя есть идея. И лучше бы ей быть разумной, потому что тебе первому испытывать врата.

Снаружи что-то грохнуло — похоже было, что Карана упала со своего насеста.

Лиан колебался. У него действительно появилась одна мысль, но он не был уверен, что лучше — сказать Тензору или молчать. Теперь врата наводили на него ужас. «Зеркало солгало!» Конечно, солгало, и он знал почему. Куда оно его пошлет в своей злобе?

— Скажи мне! — ревел Тензор, тряся Лиана и используя свою власть над ним, и Лиана одолела неудержимая жажда заговорить.

— Когда ты впервые начал использовать Зеркало, — промямлил Лиан, — казалось, тебе нужен от него лишь секрет изготовления врат.

— Изготовления врат и их применения. Это так.

— Но ты положил Зеркало внутрь врат.

— Я же должен видеть место назначения.

— Если ты помещаешь Кривое Зеркало внутрь врат, как же ты можешь знать, правду ли оно показывает? Как ты можешь ожидать от него этого?

Тензор так яростно хлопнул Лиана по плечу, что сшиб его с ног, но сразу же поднял юношу с земли и отряхнул одежду на нем.

— Клянусь оранжевой луной Аркана, летописец, — пророкотал он, — если бы ты не был жалким дзаинянином, предателем, негодяем и дураком, я бы снял перед тобой шляпу.

Он направился к лестнице и стал подниматься, а затем исчез из виду. Тензор пошел искать в других доступных ему помещениях башни металл, пригодный для изготовления второго зеркала.

Для Лиана Зеркало и врата теперь начисто утратили свое очарование. Карана не отвечала на его зов, так что юноша вернулся в свое «орлиное гнездо» под куполом башни и попытался систематизировать свои знания о каронах, Рульке и Зеркале. И он вспоминал все загадочные события — такие, как первая встреча с Шандом — стариком, который, по-видимому, знал больше, чем казалось, и был не тем, за кого себя выдавал. Теперь Шанд тоже был здесь. Лиану припомнились сны Караны после того, как они сбежали из Сета, — у них даже был один общий сон. Это был кошмар о Рульке, заточенном в Ночной Стране. Тюрьме, созданной для того, чтобы ослабить и иссушить его. Так сказал на Тайном Совете Тензор, да и Тиллан тоже. Но так ли это было?

Он вспомнил свои дурные предчувствия, появившиеся чуть ли не с первой встречи с Караной. Даже обычные путники на дороге ощущали, что надвигается катаклизм: мир медленно, но верно двигался к ужасному концу.

Лиан не находил объяснения этим странностям, и в конце концов жажда погнала его обратно вниз. Когда он спускался по лестнице, башня вдруг содрогнулась. Интересно, это опять аркимы ломятся в дверь или это землетрясение? Врата стояли в центре комнаты, как и прежде, но рамка для зеркала была переделана. На скамье Тензор работал над своим новым зеркалом, придавая ему окончательный блеск. Оно было больше, чем Арканское Зеркало, и Тензор даже нашел время, чтобы сделать по краям узор из завитков. Лиан смотрел, как арким последний раз протирает Зеркало и вставляет в рамку. Отступив назад, Тензор посмотрел на собственное творение, склонив голову набок. Затем он с загадочной улыбкой повернулся к Лиану:

— Что у вас там за дело с Малиеной?

Лиан не был уверен, что именно Тензор имеет в виду.

— Письмо, которое ты сюда принес, — нетерпеливо пояснил Тензор.

— О! — Лиан не был уверен, что об этом следует говорить. «Дал бы ты младенцу поиграть с бритвой?» — предупреждала его Малиена. Но ведь это Тензор посоветовал Лиану поискать записи Кандора. — Я украл письмо из архива крепости в Туркаде, — сказал Лиан. — Оно от Кандора к Рульку, и там поднимаются вопросы времен возникновения Непреодолимой Преграды. Но Малиена отобрала у меня письмо и заперла дверь комнаты, где хранятся записи Кандора, чтобы я не смог попасть внутрь.

— В любом случае сомневаюсь, чтобы ты там что-нибудь нашел, — заметил Тензор. — Однако ты умеешь настоять на своем. Ты оказал мне услугу, и я тебе отплачу. Зайди во врата.

— Нет! — в ужасе закричал Лиан. — Я не хочу!

— А на Тизанской Горе ты говорил совсем другое, когда бродил среди призраков. Ты твердил, что сделаешь что угодно ради Сказания. Заходи. — Схватив Лиана за шиворот, Тензор швырнул его в павильон врат.

Лиан попытался выбраться, но его без всяких усилий втолкнули обратно.

— Возьми это, — приказал Тензор, подтолкнув к нему лампу, стоявшую на полу.

Изображения завертелись на поверхности нового Зеркала, и Тензор отправил Лиана в пыльную комнату, заваленную бумагами и записными книжками. Послышался всасывающий звук за спиной у Лиана, и он остался один. Врата исчезли.

 

39

Великая башня

Карана выбежала во двор и стояла возле расщелины, глядя вверх, на башню, в которой держали Лиана. Туда не попасть! Она дважды обошла вокруг этого большого здания, но ничего не придумала. Наконец блуждания привели ее в лесок, к павильону, располагающемуся под смоковницей. Она уселась там в тишине, напряженно размышляя о том, что еще она может предпринять. Девушка провела там несколько часов. Ее уединение нарушила молча вошедшая в павильон Малиена. Карана почувствовала, что Малиена огорчилась, увидев свое любимое убежище занятым.

— У вас что-нибудь не так с Лианом? — спросила Малиена.

— Все так, насколько позволяет стена.

— Что-то случилось? Что?

— Тензор использовал врата!

Малиена была потрясена.

— Я надеялась, что у него ничего не получится, как у всех остальных.

— Я ужасно боюсь. Он хочет использовать Лиана, чтобы их испытать. А что если Лиан не вернется? — Карана прикрыла лицо руками. — Как мне к нему попасть?

— Никак, если только ты не умеешь летать, как птица, или ползать, как паук. Они там в безопасности, пока не кончатся еда и вода — а их запасов хватит по крайней мере на месяц.

Карана долго молчала.

— Ползать? — задумчиво повторила она наконец.

— Я же сказала это не всерьез. Мы исследовали все подходы. Башни облицованы изразцами, так что никто не сможет на них удержаться, даже самый блестящий альпинист.

— Я блестящий альпинист, — нескромно заявила Карана. — Меня обучал самый лучший специалист в Шазмаке.

— Но ты присмотрелась внимательно? Нет, потому что ты проводишь целые дни в грезах, беседуя с Лианом. Полезай на крышу крепости. Оттуда открывается лучший вид на Великую Башню. Я покажу тебе, почему это невозможно.

Они поднялись на крышу крепости, крытую черепицей, вывезенной из-за моря. Карана пробралась между куполами, покрытыми эмалью, и разукрашенными шпилями туда, где плетеные башни тянулись в небо. Обойдя башни кругом, они обнаружили, что изразцы гладкие и скользкие. Малиена сказала:

— Вот видишь, Катадза была задумана неприступной. Туда нельзя залезть.

— Нельзя, когда ее защищают. Тензор не может оборонять ее в одиночку. Я вобью шипы в камень — они пройдут сквозь изразцы.

— Сама? — спросила Малиена. — Погоди, взгляни-ка сюда!

Когда-то изразцы были плотно подогнаны один к одному, образуя гладкую поверхность. Однако заморозки и оттепели многих столетий оказали воздействие на раствор, скреплявший их. Стыки заросли мхом и лишайником. Кое-где в трещинах виднелись папоротники.

— Если и Великая Башня такая же!.. — воскликнула Карана. — Пошли!

Она спустилась и, пробежав по мостику к башне, влезла на ограду. Подойдя к стене, она нащупала у себя над головой трещину, вставила в нее пальцы и подтянулась, царапая разваливающимися сапогами по стыкам изразцов. Потом легко спрыгнула вниз и, сбросив сапоги, сделала новую попытку. Вскоре она уже была высоко, упорно продолжая карабкаться по стене. Девушка крикнула вниз:

— Это, пожалуй, было невозможно две тысячи лет тому назад, но я уверена, что смогу сделать это сейчас.

Малиена перешла через мост, чтобы взглянуть на башню вблизи. Башня вырастала из земли, и девять каменных лент переплетались, образуя сложную спираль. Примерно на уровне шестого этажа косичка проходила под парой каменных «пончиков» со свисающей металлической «юбкой» — защитные устройства, призванные еще больше затруднить подъем по стене башни. Посредине располагалась широкая горизонтальная лента из ляпис-лазури, ослепительно синевшая в золотистом полуденном свете. Широкую полосу окаймляли две узкие. Эту часть башни будет особенно трудно преодолеть. Дальше — снова каменная спираль, затем — вторая горизонтальная лента из ляпис-лазури с золотом. Потом — относительно легкий участок: вверх и внутрь, через высокие амбразуры под платиновым куполом башни.

— Если какой-то изразец плохо держится, на него опасно полагаться, — сказала Малиена успевшей спуститься Каране. — К тому же во многих местах могут быть неповрежденные стыки между плитками.

— Если я найду клинья и веревку, этого будет достаточно. Даже если я поскользнусь, то не упаду, а съеду, и веревка меня подстрахует. Это возможно. Согласись со мной.

Малиена вынуждена была признать, что это предприятие не совсем безнадежно.

— Но, моя дорогая Карана, тут возникают три проблемы. Во-первых, ты не можешь подниматься на башню босиком: ты сильно поранишь ноги об острые края. Во-вторых, у тебя нет клиньев.

— Я умоляю тебя, помоги мне сделать несколько.

— Я не стану. Я категорически отказываюсь.

— Тогда я сделаю их сама. Я видела, как это делается.

— Ты! — произнесла Малиена с презрением. — Я еще не встречала никого из твоей расы, кто бы умел обрабатывать металл.

Карана благоразумно воздержалась от того, чтобы упомянуть Шутдара, который изготовил Золотую флейту, с чего и начались беды трех миров.

— Может быть, но если мастер отказывается, подмастерью приходится полагаться на себя.

— Хорошо. — Малиена тут же измерила на глазок необходимую длину для клиньев. — Они будут готовы рано утром. Но только, пожалуйста, никому об этом не говори.

— Подожди! — остановила Карана Малиену, повернувшуюся, чтобы уходить. Она смотрела на ноги Малиены. — У тебя маленькие ноги.

— Нет, я никогда не одолжу тебе сапоги. В любом случае они больше твоих.

— Ну пожалуйста! Они идеальны для карабканья по стене.

— Ах, хорошо! Все, чего пожелаешь. Приходи в мою комнату и уноси все самое ценное. Почему бы и нет?

— Ты сказала, что есть третья проблема, — со смехом напомнила Карана.

— Как ты переберешься через эти ленты из ляпис-лазури?

— Я заброшу крюк из железа.

Малиена нахмурилась:

— Полосы широкие. Сомневаюсь, что тебе удастся забросить крюк так высоко.

— Если они будут легкие, то смогу.

— А не лучше ли тебе шепнуть Лиану, чтобы он спустил сверху хорошо закрепленную веревку?

— Ты бы доверила свою жизнь веревке, осмотренной Лианом, или узлу, завязанному им? — добродушно пошутила Карана. — В любом случае, он ужасно боится высоты. Скорее он вывалится из окна до того, как я туда доберусь, или бросит веревку, не закрепив ее. Как я смогу взбираться наверх, если он будет падать в обморок и умирать у меня над головой?

— Значит, для тебя еще нужно сделать и крюк, не так ли? Да, не придется мне спать сегодня ночью.

— Определенно, тем более что, кроме всего прочего, необходим маленький молоток.

— Что-нибудь еще? Портативную ванну, чтобы ты могла прибыть к своему возлюбленном благоухающей свежестью?

— Нет, спасибо, больше ничего не надо, — усмехнулась Карана. — О, и еще крепкую веревку по крайней мере. — Она посмотрела на верхушку башни. — Семь или восемь пядей. Нет, пусть будет…

Малиена уперла руки в бока и смотрела на Карану.

— Насколько я понимаю, тебе понадобится по крайней мере десять, так что я принесу веревку длиной в двенадцать пядей. Итак, до завтра, сразу после восхода.

Лиан провел целый день и полночи в комнате, где хранились записи, поскольку врата не вернулись и дверь все еще была заперта снаружи. Правда, его труды не увенчались успехом. Не многие из бесчисленных документов в этой комнате можно было прочесть, а то, что он прочел, не относилось к делу. Что сказал Кандор в своем письме? «Я потратил колоссальные средства, но так и не выяснил…»

Потратил колоссальные средства. Если он платил шпионам и летописцам, чтобы они рылись в прошлом, должны остаться отчеты о результатах их поисков, причем на языках, которые Лиан может расшифровать, а не на этом ужасном языке каронов, который никто не может разобрать. Что еще он сказал? «Я охотно доставлю в Альцифер то, что у меня есть, если это тебя интересует». Чтобы предоставить доказательства другому карону, Кандору нужно было привезти оригиналы документов. Но такой осторожный карон, имеющий склонность к Сказаниям, о чем говорит эта огромная комната, заваленная бумагами, сохранил бы копии. Лиан искал до того самого момента, как с треском появились врата.

Он прыгнул во врата, не оглядываясь, и они доставили его обратно в кабинет Тензора.

Арким был доволен результатом испытаний.

— Новое Зеркало гораздо лучше старого, — сказал он. — Все так четко видно, словно я смотрел через окно. Значит, ты не нашел того, что искал? Я и не думал, что там что-нибудь будет. Кандор был самым хитрым из каронов. Он бы не оставил такие важные документы в столь очевидном месте.

В Катадзе или где-то еще должен быть тайник. Лиан, разочарованный, с легким головокружением, взял еду, питье, свой плащ и удалился в «орлиное гнездо», чтобы проспать там остаток ночи.

Было холодно, когда Карана перед самым рассветом выскользнула на улицу. Прохладный ветерок шевелил папоротники, которые росли в трещинах на башне. Малиена уже ждала ее там, где мост соединялся с Великой Башней.

В руке у Малиены был мешок. Она безмолвно продемонстрировала Каране его содержимое: шесть плоских стальных шипов с кольцом на конце, железный крюк, похожий на крошечный якорь, небольшой моток тонкой веревки и другой, побольше, а также молоток и холщовый пояс с петлями для молотка и клиньев. Карана разложила все по местам и с помощью Малиены обвязала пояс веревкой, оставив длинный конец, чтобы привязывать его к клиньям. Малиена потянула носом: пахло лимонными духами.

— Ну и надушилась!

— Чуть-чуть, — самодовольно ответила Карана. — А как я понесу крюк?

Малиена достала крошечный брезентовый рюкзачок.

— Тут бутылка с водой и сушеные персики.

Затем Малиена вручила ей пару сапог с поношенными носами.

— Мои сапоги! Спасибо. — Карана надела их. — Как раз.

— Мои сапоги, и я заберу их обратно, как только это закончится. — Малиена сердито взглянула на Карану.

Карана опустила глаза, но не смогла скрыть ухмылку. Пора! Она застегнула пояс, надела рюкзачок и еще раз все проверила.

— О, все вместе довольно тяжелое.

— Если ты этим хочешь предложить мне пойти вместо тебя, ничего не выйдет.

Карана фыркнула и повернулась к стене. Она поднималась по пути, который наметила накануне. Сначала все шло легко.

— Пока что ничего сложного! — прокричала Карана. Малиена подняла руку и удалилась.

Первую часть пути Карана одолела довольно быстро, поскольку там было много трещин и выбоин. На этом отрезке ей всего лишь трижды пришлось воспользоваться клиньями. Она вбила клинышек молотком, закрепила в кольце веревку и поднялась. Затем вбила второй, поднялась выше и наклонилась, чтобы вытащить нижний. Но ударила лишний раз, клинышек выскочил и полетел вниз.

«Осталось пять», — подумала Карана, разозлясь на себя за легкомыслие.

Карана исчезла. Выйдя во двор, Шанд увидел Малиену, которая, прислонившись к дереву возле восточной лестницы, смотрела на башню и горы за ней. Лицо у женщины было усталое, словно она не спала всю ночь. Наверно, переживает из-за Тензора. Несколько поодаль стояла Селиала — теперь фактически предводительница аркимов. Она повернулась к Шанду. Малиена взглянула наверх, потом удалилась. Она явно избегала общества.

— Эти врата нас погубят, — горевала Селиала. — Тензор заставил нас совершить очередную глупость. С аркимами Шазмака все кончено.

— Есть же и другие аркимские города, еще более великие, чем Шазмак, — заметил Шанд.

— Но они так изменились к худшему! В них не хранят старые традиции. Сантенар лишил аркимов энергии и благородства.

Вернулась Малиена и снова встала у дерева, прислонившись к нему. Шанд окинул взглядом пейзаж. Ничего не изменилось с тех пор, как он был здесь столетие назад, — разве что лес немного приблизился. Посмотрев на высокую башню, старик вдруг заметил, как на ней что-то мелькнуло. Он различил бледное лицо Караны, карабкавшейся по стене, и очень испугался.

Шанд услышал стук, затем что-то металлическое полетело вниз и упало на землю. Он взглянул на помертвевшее лицо Малиены. Оба задрали головы. Но больше ничего не произошло. Карана продолжала карабкаться. Шанд подошел к башне и подобрал с земли металлический клинышек.

— Хорошо сделан, — заметил он, протягивая клинышек Малиене.

— Я потратила на них всю ночь.

Шанд снова взглянул вверх. Карана скрылась из виду. Уж если кто и умеет лазать по стене, то это она. Он долго смотрел на башню, погрузившись в размышления.

Как долго он стоял так, грезя наяву? Казалось, совсем недолго, потому что солнце словно замерло в небе. Но Малиена ушла.

Шанд вернулся в дом. Мендарк заключил временный союз с аркимами, экспериментирующими с устройством, с помощью которого надеялись сокрушить дверь Тензора. Шанд наблюдал за действиями Мендарка, забавляясь в душе.

— Иди и помоги нам! — крикнул Мендарк. — Ты разбираешься в таких машинах.

Шанд заинтересовался. Тщательно все изучив, покачав головой, ушел на кухню и заварил себе чай. Он с первого взгляда понял, что у них ничего не выйдет.

Мендарк посмотрел ему вслед, озадаченный и сердитый.

— Старый дурак, — сказал он, обращаясь к аркиму, стоявшему рядом, и вернулся к работе.

Лиан сидел на самом верху башни, наблюдая за рассветом. Он очень мало разобрал из рассказа Караны, так как было трудно переговариваться через щель в стене. Он знал, как она сюда попала и с кем, но не знал почему. Она все еще охотится за Зеркалом? Если да, то с какой целью?

Ему было известно, что, кроме Караны, в Катадзу пришли Мендарк, Таллия и Шанд, но Карана ничего о них не сказала. Он вспомнил о своем долге перед Мендарком. Несомненно, как только все закончится, Мендарк потребует его вернуть.

Лиан сидел в своем «орлином гнезде», любуясь восходящим солнцем. Далеко за Перионским Морем начинаются первые грозы, и соляная пыль кружится в воздухе, а западный ветер несет ее в родной Лиану Эпперанд — на землю дзаинян.

Снег уже сошел с пиков Катадзы; даже южные склоны обнажились, и показался голубовато-серый камень. Солнце освещало башни, которые, несмотря на их древность, казались гладкими и блестели, как стекло. Лиан насчитал девять извивающихся каменных лент, сплетающихся друг с другом, которые как бы опоясывала лента из ляпис-лазури с золотом. Юноша высунулся из окна, сам удивляясь своей смелости. Он заметил, что в трещинах между каменными плитами стены выросли мох и лишайник. Любопытно, как жизнь пробивается в самых неожиданных местах.

Он обнаружил, что внизу, над нижней голубой лентой, что-то движется. Он высунулся еще дальше, чтобы посмотреть, какая птица свила там гнездо. Но это был не зверь и не птица. В стебли папоротника вцепилась тонкая рука.

И тут Лиан увидел бледное лицо и рыжие волосы Караны. Она ползла наверх, время от времени вбивая клинья и продевая в их кольца веревку.

Лиану стало дурно от этого зрелища, но он не мог отвести взгляд. Карана была очень далеко и продвигалась довольно медленно. Несколько раз она начинала сползать вниз, когда подводила опора, но сразу же зацеплялась снова, совершая чудеса ловкости, которые были за пределами понимания Лиана.

Карана чувствовала, что силы слишком быстро покидают ее, — она не должна была еще устать, ведь пока что подъем был довольно легким. И тут башню затрясло так сильно, что без страховки она бы упала.

Наконец девушка вбила последний клинышек и добралась до узкого выступа, где могла посидеть в безопасности. Но на всякий случай она снова вбила клин и продела в кольцо веревку, привязанную к поясу. Затем села, свесив ноги. Какое блаженство! Икры ныли, и она принялась их массировать. Потом выпила воды из бутылки и съела сушеный персик. Никогда она не пробовала ничего слаще.

Карана с удовлетворением увидела, как много прошла. «Наверх лучше не смотреть! Отдыхай, расслабляйся, набирайся сил, — сказала она себе. И взглянула вверх. — Еще так далеко! Так круто! Туда невозможно залезть!»

Червь сомнения начал ее терзать. Она глотнула еще воды и поднялась. Икры сразу же заныли, колени ослабели, и запястье, дважды сломанное, тоже начало болеть.

«Я не буду думать! Я не буду думать!» — твердила она про себя, мощным ударом вгоняя клин. Плитка откололась и полетела вниз вместе с клинышком.

«Четыре! Ты растяпа, Карана. Он бы тебе несомненно пригодился».

И тут она увидела лицо в амбразуре под самым куполом. Кто-то наблюдал за нею. Конечно, не Тензор. Нет, еще хуже! Лиан!

«О Лиан, уходи! Как мне преодолеть этот путь, если ты на меня смотришь?» Она вообще не любила, когда кто-нибудь наблюдал, когда она пыталась сделать что-то трудное.

Теперь усталость навалилась с такой силой, что она словно со стороны видела каждое свое действие, каждый вбитый клинышек, каждый промах, и от этого начала совершать ошибки. Она знала, что силы у нее кончаются.

Карана продолжала подъем все медленнее и медленнее. Теперь лицо Лиана было уже совсем близко. Оттуда, где она находилась — у сине-золотого выступа, — Лиана можно было увидеть только в том случае, если он рискованно высунулся из окна. «Бедный Лиан! Если я упаду, это его убьет».

Тут она осознала, что думает о том, что упадет, и это ее потрясло. А приблизившись к выступу, еще больше пала духом. С земли все казалось гораздо легче. Даже когда она была сильной и тренированной, перебраться через этот выступ и подняться по вертикальному скату было бы тяжким испытанием. Икры нестерпимо заныли, как бы взывая: передышка! Она вбила клинья — два наверху, два внизу, — и, продев в кольца веревку, которая ее страховала, встала на нижние и расслабилась.

«Да, но у меня же есть крюк! Это меняет дело!» Она достала крюк размером не больше ее руки. Карана выглянула из-под выступа и посмотрела вверх, ища, за что бы его зацепить. Но там не было ничего подходящего: ни изразцов, ни щелей. Над ней была узкая золотая лента, затем гладкий полированный лазурит — и еще одна золотая полоска сверху. На ценном камне были выбоины от времени, но совсем неглубокие.

До окон было по крайней мере семь саженей, а ей надо было добросить туда крюк. Это будет очень трудно — бросать надо вертикально вверх, да еще с ее ненадежного насеста. Добросит ли она? Но там, по крайней мере, Лиан, и он может закрепить веревку. Под каждым окном был длинный шест, на который, должно быть, когда-то вешали флаги. Она подумала о том, что до шеста легче добросить, а Лиан сможет там закрепить веревку. Однако она сразу же отказалась от этой идеи: слишком опасно для Лиана.

Карана подготовилась, завязав узлы на веревке: так легче будет взбираться наверх; еще раз проверила веревку для страховки, осмотрела клинья. Она дважды обвила веревку вокруг руки на случай, если промахнется, встала поустойчивей на нижние клинья и, ухватившись левой рукой за верхний, забросила крюк вверх, а затем сразу же схватилась правой рукой за клин, освободив левую руку, чтобы веревка взлетела вслед за крюком.

Увы! Должно быть, расстояние было больше, чем ей казалось. Карана крепко вцепилась в клинья. Ударившись о выступ у девушки над головой, крюк пролетел мимо нее и полетел вниз с ужасающей скоростью. Опустившись на длину веревки, крюк рывком натянул веревку, и та больно врезалась в руку Караны.

— Ах! — закричала Карана.

— Ты… с тобой все в порядке?

— Да, — выдавила она, скрипя зубами от боли. Подтянув крюк, девушка осмотрела руку. На ней появился кровоподтек, и прямо на глазах Караны росли огромные кровавые пузыри. Она приготовилась ко второму броску, но на этот раз дважды обмотала конец веревки вокруг клинышка, привязала ее так, что повисла петля.

Она снова забросила крюк, размахнувшись изо всех сил. Слишком сильно, слишком высоко! Веревка взвилась над окном и обвилась вокруг шеста для флага. Они с Лианом посмотрели друг на друга.

— Я бы мог дотянуться и освободить ее, — очень тихо произнес Лиан.

В эту минуту ее капризный талант вызвал такую боль в груди, что она закричала:

— Нет! Шест не выдержит твоего веса!

С этими словами она дернула за веревку, надеясь, что та соскользнет с шеста. Проржавевший металл издал стон, шест оторвался от стены и полетел прямо в Карану. Она прижалась к стене, вцепившись в клинья. Шест просвистел мимо ее головы, волоча за собой веревку.

Веревка натянулась, как струна, вырывая из щели клин. Ноги Караны съехали с нижних клиньев, и вес шеста потянул девушку вниз. Она закричала и повисла в воздухе, дернувшись от рывка, как кукла. Второй клинышек выдержал!

Далеко внизу шест подпрыгивал на конце веревки. Карану буквально разрывало в разные стороны: шест тащил вниз, веревка на поясе натянулась так туго, что девушка едва могла дышать, узлы впивались в тело.

И вдруг ее осенило: если повернуть выдернутый из стены клинышек вертикально, веревку утащит вниз, и шест с крюком упадут. Ей с большим трудом удалось это сделать, и один кровавый пузырь прорвался. Наконец петли веревки соскользнули. Карана была свободна! Девушка раскачивалась на конце веревки, страховавшей ее. Она качнулась к стене и встала на нижние клинья, дрожа всем телом.

Шест полетел вниз и врезался в мост. Услышав грохот падения, внизу начал собираться народ. Они указывали вверх и что-то кричали.

Лиан отчаянно звал ее:

— Карана, ты цела? Карана, скажи мне что-нибудь! — Ей было все равно. Единственное, чего ей хотелось, — это лечь, свернуться калачиком и натянуть на голову одеяло. Так она делала в детстве, когда горевала.

Минуты проходили. Лиан все еще что-то кричал наверху. Каране стало очень холодно.

— Да, со мной все в порядке! — крикнула она в ответ, лишь бы он замолчал.

Но с ней было далеко не все в порядке. В груди жгло, голова болела, и на виске была ссадина, — правда, она не помнила, когда ударилась головой. Карана выглянула из-под выступа, чтобы посмотреть на Лиана.

— Шест насквозь прогнил, — сказал он. — Хорошо, что ты меня остановила…

— Заткнись! — отрезала она.

— Как ты собираешься одолеть последний участок?

— Не знаю. Оставь меня в покое!

Над собой Карана видела что-то вроде выступа, а несколькими саженями выше — амбразуры окон. Если бы только ей удалось взобраться на этот выступ, она была бы в безопасности. Карана изучила полоску лазурита и снова начала паниковать. Она была гораздо более гладкая, чем нижняя лента из ляпис-лазури.

Карана вытащила один из нижних клиньев и переместила его повыше, под самым выступом. Она закрепилась и, выбив следующий клин, попыталась подняться. Боль была ужасная. «Я смогу это сделать», — говорила она себе, но уверенности больше не было. Она попыталась вбить выдернутый клин в щель между золотой лентой и лазуритом. Промахнувшись, она ударила по большому пальцу, и клинышек полетел вниз. Она яростно выругалась, но его было не вернуть.

Ушло полчаса на то, чтобы преодолеть маленький кусочек выступа. Она висела на трех оставшихся клиньях. Больное запястье горело. Казалось, вес пояса и молотка сейчас увлечет ее вниз. Она безвольно повисла на веревке, прижавшись щекой к синему камню, и взглянула на Лиана. Бедный Лиан!

На этот раз он, по-видимому, понял, в каком она состоянии.

— Подожди! — крикнул он и исчез.

Она осмотрелась, подумала, не вбить ли клинышек вон в ту щель наверху, потом решила не делать этого. «Да, я подожду сколько захочешь. Я просто повишу тут немного. Теперь так спокойно!» Карана закрыла глаза.

 

40

А мне больше досталось!

Лиан вылез из окна и спустился на выступ — только так он мог видеть Карану. Трудно было сосредоточиться, так как от высоты кружилась голова и он боялся, что вспотевшие ладони соскользнут с камня. Чтобы вскарабкаться наверх, Каране оставалось преодолеть всего несколько саженей, но она не могла. Лиан понял, что она это тоже знает.

Наконец она пошевелилась. Лиану было заметно, как дрожат руки девушки. Мускулы больше не повиновались ее воле. Она закрыла глаза, словно ей захотелось спать. Это сильно встревожило Лиана.

— Подожди! — крикнул он беспомощно.

Он вернулся в свою комнату и лихорадочно принялся за поиски: нужно было из чего-нибудь сделать веревку. Ведь даже если бы тут и нашлась веревка, то за сотню лет она скорее всего сгнила и никуда не годится. Поэтому Лиан решил использовать свой плащ.

Ткань была прочная, и ему с трудом удалось разрезать плащ на полоски и сплести что-то вроде грубой веревки. Сделав на одном конце петлю, другой он прикрепил к каменной раме и проверил, сильно дернув несколько раз. Затем перебросил ее через подоконник наружу. Она оказалась недостаточно длинной: не хватало двух-трех саженей.

Сняв сапоги и даже не думая ни о своем страхе высоты, ни о том, что станет делать, добравшись до цели, Лиан вылез наружу. Спускаться было не так уж трудно: он упирался ногами в стену и двигался от одного узла на веревке к другому. Внезапно веревка кончилась, и он повис, держась обеими руками за петлю. Он посмотрел вниз, осознав, как далеко до земли. Одно неверное движение — и он разобьется. Голова у Лиана закружилась, и он вскрикнул:

— Ах!

Глаза Караны открылись, и она взглянула на него. Девушка была всего в трех саженях от Лиана.

— Возвращайся! — прошипела она.

Он поискал опору для ног, ощущая, как напряглись руки и плечи. Веревка раскачивалась. Их взгляды встретились.

— Возвращайся наверх! — просила Карана.

Он заметил слепой ужас в ее глазах и понял, что она боится за него. Его потные ладони заскользили по веревке, и тут пальцы ног нащупали опору — это был узкий выступ над полоской ляпис-лазури. Лиан соскользнул на него.

— Нет! — крикнула Карана. — Не отпускай веревку! — Слишком поздно. Петля вырвалась у него из пальцев, и он в ужасе прислонился спиной к камню, поняв, что натворил. Веревка раскачивалась у него над головой. Он очутился в ловушке на этом выступе, поскольку у Лиана не было мужества, чтобы спуститься, и сноровки, чтобы подняться. Он сидел на корточках и даже боялся встать, уверенный, что тогда колени упрутся в стену и он полетит вниз. Узенькая площадка — не шире книжной полки, казалось, становится все более скользкой под ногами.

— Я не могу подняться! — крикнул он. — Я упаду.

— Ты слишком близко к стене, — закричала она в ответ. — Отодвинься.

Но Лиан не мог. Он умрет из-за нее. Она уже видела, как он падает, летит бесконечно долго и разбивается о булыжники. Именно это заставило ее очнуться. Она знала, что он не в состоянии ничего сделать, чтобы спастись.

Неожиданно Карана ощутила прилив сил. Выбив нижний клин, она подтянулась к верхнему. Затем забила клинышек в крохотную щель между плитами лазурита. Осколки ценного камня посыпались ей на волосы. Она попыталась прикрепить веревку, но ничего не получилось: кольцо сплющилось.

Тогда она зацепила веревку на клине, на котором стояла, и попыталась вышибить самый нижний. Один удар — и клин отломился: в металле был изъян. Забравшись на верхний клин, Карана поняла, что попала в беду: ей теперь было не дотянуться, чтобы вытащить нижний. Самую тяжелую и опасную часть пути ей придется подниматься по веревке. «Я не могу это сделать!» — в отчаянии подумала девушка, но, бросив взгляд на Лиана, который раскачивался на узком выступе, поняла, что должна.

И она полезла вверх по веревке. Наконец Карана нащупала пальцем ноги трещину и ухватилась за выступ, затем подтянулась, и ее лицо оказалось на уровне ног Лиана. Ее потные пальцы скользнули по краю.

Карана просунула в щель молоток и попыталась подтянуться. Мускулы не слушались. Лиан издал сдавленный стон. Сделав еще одну попытку, она судорожно рванулась, оказалась на выступе рядом с ним и крепко схватила его за рубашку. Она потянулась вверх, но не смогла достать веревку.

— Возьмись за веревку! — настойчиво сказала она. Лиан опасно раскачивался, не решаясь открыть глаза.

Карана почувствовала жгучую боль в груди. Она прижала его к стене, вбила клин в трещину и прикрепила к нему веревочную петлю. Ее колени чуть не подогнулись от облегчения. Нет, рано расслабляться! Скорее, пока не иссякли силы! Придерживая одной рукой Лиана, она ударила его по лицу.

— Открой глаза, проклятый идиот! — заорала она. — Достань эту чертову веревку!

Лиан сразу же схватился за веревку.

— А теперь крепко держись за нее и ни в коем случае не отпускай. Ты готов? Стой спокойно, пока я буду забираться на тебя.

— Да, — прошептал он.

Оказавшись у Лиана на плечах, она привязала конец веревки Лиана к петле и начала взбираться по веревке, сплетенной из плаща Лиана, как заправский моряк, к тому замечательному выступу под окном, к безопасности!

— Давай! — крикнула она.

Лиан попытался, но он никогда не умел лазать по веревке. Он делал слабые попытки, так что его скорее втащили наверх, чем он влез сам, а потом бесцеремонно бросили на пол. Он поднялся, пошатываясь, и прислонился к стенке. Карана пластом лежала на полу, задыхаясь, и долгое время даже не могла пошевелиться. Ее мускулы свело судорогой.

Наконец она перевернулась на живот, встала на колени и подползла к Лиану. Лицо ее было белее мела, и всю ее трясло, но чудо свершилось. Она осталась жива, и он тоже, и наконец-то они были вместе. Стоя на коленях, Карана раскрыла объятия.

— Это твой самый глупый поступок в жизни, — сказала она. — И самый смелый.

Лиан молчал. Он не находил слов, да они и не были ему нужны.

Наконец Карана шевельнулась. Ноги у нее совсем ослабели.

— Принеси мне что-нибудь поесть, Лиан, — попросила она. — Я слаба, как младенец… — Она вдруг усмехнулась, вновь обретя чувство юмора: — Или мастер-летописец! И постарайся ничего не говорить: Тензор вряд ли будет рад меня видеть.

Лиан спустился по длинным лестничным пролетам в кабинет Тензора. Тензор был чем-то занят. Поскольку Лиан полдня сюда не заходил, было вполне естественно, что он направился к стене, где были сложены свертки с едой, и к бочке, чтобы наполнить водой бутылку. Однако Тензор посмотрел на Лиана, когда тот проходил мимо, и глаза у него блеснули.

— Значит, она пришла за тобой, не так ли? Потрясающее восхождение — я преклоняюсь перед ее отвагой и сноровкой. Но ни для тебя, ни для нее нет другого пути вниз, кроме этой двери. Незачем делать из ее присутствия здесь тайну: бери открыто все, что хочешь. Но будь уверен, что я приду за тобой, когда ты мне понадобишься. — И он вновь погрузился в свою работу.

Лиан вернулся с пакетами, водой и большим одеялом.

— Он знает, что ты здесь, — сообщил он. — Говорит, что нет пути вниз.

Карана вытянулась на остатках плаща Лиана.

— Закрой дверь, — сказала девушка.

Она протянула к нему здоровую руку, и Лиан помог ей сесть. Тут она заметила амулет из нефрита, висевший у него на шее, и отпрянула как ужаленная.

— Что это? — резко спросила она.

— Амулет, который дала мне моя мать.

— О, скорее сними его. Я не могу его видеть.

Лиан спрятал его в мешочек. Эммант использовал этот амулет, чтобы заманить Карану в ловушку.

— Прости, — сказал Лиан. — Если бы он не был мне так дорог, я бы его выбросил. Но Малиена сняла с него чары.

— Я ничего не имею против того, чтобы он у тебя оставался. Просто не носи его, когда я рядом. Пожалуйста.

Карана открыла пакеты. В одном были сушеные фрукты, в другом — твердый черный хлеб, в третьем — козий сыр, который аркимы выменяли у робких лесных людей. Лиан также принес пирог, буквально лопавшийся от начинки, состоявшей из фруктов и орехов. Карана попробовала всего понемножку. Лиан передал ей бутылку с водой.

— Ты не боишься, что он сюда поднимется? — спросил юноша после того, как они покончили с едой.

Был полдень. Солнце чертило прямоугольные тени на полу. Карана положила голову Лиану на грудь. Девушка открыла глаза и уставилась в потолок.

— Я не боюсь его теперь. Я поступила правильно, и Тензор это знает.

Лиан не был в этом столь уверен, но он ничего не ответил. Они оба отводили взгляд. Как давно они не были вот так вместе! И теперь были немного смущены и скованны.

— Ты только посмотри на себя! — воскликнул Лиан. — Худая, как щепка!

— А вот грубить ни к чему! Доставь меня обратно в Готрим, и я скоро стану круглая, как яичко!

Карана попыталась встать, но мускулы у нее онемели. Она шлепнулась на спину.

— Очень сильно болит, — пожаловалась она, когда Лиан озабоченно нахмурился.

— Где болит?

— Везде. Ноги, руки, спина, голова.

Он взял ее за больную руку и попытался поднять.

— Ой! Ай! Отпусти! — Выдернув руку, она прижала ее к боку.

— Прости! В чем дело? Дай мне взглянуть на твою руку.

— Все в порядке. Оставь меня в покое, — заупрямилась она.

Карана не хотела, чтобы он увидел, как сильно она пострадала.

— Нет, не оставлю. Ты снова ворвалась в мою жизнь и теперь должна терпеть меня. Покажи твою руку. — Он опустился рядом с ней на колени.

Их взгляды встретились. «Я отталкиваю, а он не сдается, — подумала Карана. — Это новая стадия. Ну что же, так тому и быть». Она протянула руку, всю в синих и черных кровоподтеках, с кровавыми пузырями.

— Карана! — воскликнул он и, внимательно осмотрев руку, поднес к губам.

Какой он нежный! От его прикосновения по телу Караны пробежала дрожь.

— Это всего лишь одна из ран, которые я приняла за тебя, — сказала она со слабой улыбкой, — пока ты совершал легкую прогулку. И каждый из этих долгов тебе придется уплатить. О, в какое рабство ко мне ты попал! — усмехнулась она в предвкушении.

— Легкую прогулку! — возмущенно повторил Лиан. — У меня столько шрамов, что не сосчитать. Ты называешь похищение, побои, удары по голове, удушение, угрозы смерти и сбрасывание со скалы каникулами?

— Сказитель громко похваляется, но кто отличит факты от вымысла? Мне нужны доказательства. Вот, я представлю еще одно, а твоих пока не видела.

Карана откинула волосы со лба, и Лиан приложил губы к шишке.

— Я поцелую каждое доказательство — вот как я заплачу эти долги, о которых ты говоришь.

— Поцелуи! Тогда начинай, — засмеялась Карана. — На моих ногах по крайней мере сотня…

Лиан наклонился и взялся за ее сапог.

— Нет! Я пошутила!

Стянув с девушки сапоги и носки, не смотря на ее протест, Лиан увидел, что ее кожа покрыта шрамами и кровоподтеками. Он целовал пальцы и лодыжки ног Караны. Девушка задрожала.

— Посмотри, куда меня укусил скорпион, — сказала Карана.

Лиан осмотрел зажившую ложбинку со шрамом.

— Такой большой шрам! — сказал он, нежно целуя это место.

Карана описала жестокий метод лечения Шанда.

— У меня есть и побольше, — похвастался он и показал шрамы на ладонях, полученные при падении в краю базальта, и длинную отметину от икры до колена.

— Увечья, полученные при падении, не считаются, — возразила Карана, прижавшись щекой к его ладони. — Шрамы должны быть честно заработаны.

— Даже если они заработаны из легкомыслия? — рассмеялся Лиан, снова дотрагиваясь до раны от укуса скорпиона. — А нет у тебя чего-нибудь получше?

Карана показала множество других шрамов. Лиан поцеловал каждый, продолжая разыгрывать презрение.

— И это самое лучшее? В то время как мне протыкают бок копьем, ты ранишь палец на ноге?

Ее улыбка исчезла.

— Копье в бок? Ты, конечно же, сочиняешь? — Лиан расстегнул рубашку и показал след от копья.

— Малиена зашивала рану. Чуть левее — и я бы умер.

Каране показалось, что копье входит ей под ребра. Дрожащим пальцем она коснулась шрама.

— Я не знала. Я даже не почувствовала.

— Это произошло через несколько часов после Тайного Совета. Я даже не знаю, что ты тогда делала.

— Лежала без сознания. Я пришла в себя только через два дня.

— Ты пролежала там два дня?

— Нет, Шанд нашел меня ночью. Я не хочу сейчас об этом говорить. Я хочу узнать, что случилось с тобой. Твое «Сказание о Зеркале», наверно, уже очень длинное, — прошептала она с закрытыми глазами, водя пальцем по шраму на боку Лиана. Потом ее рука скользнула под его рубашку, и Карана провела по его груди. — Как это случилось?

— Довольно длинное, и даже сказитель играет в нем небольшую роль. Копье угодило в меня, когда я открыл дверь виллы Тензора, пытаясь вернуться в Большой Зал. Вот и все. Я не герой. Давай-ка вернемся к твоим бедам. Пока что я не вижу, чтобы ты одержала надо мной верх.

— У меня есть что показать, правда я немного стесняюсь. — Она заколебалась, потом медленно расстегнула рубашку и сбросила ее на пол. На белой коже были ужасные следы от веревки, которой она страховалась при подъеме в башню.

Потрясенный, Лиан опустился на колени и прижался щекой к ее животу. Она гладила его растрепанные волосы.

— Очень больно? — спросил он. — Я даже не решаюсь поцеловать тебя.

— Довольно сильно болит. И тем не менее я должна потребовать, чтобы ты сдержал обещание.

Подняв голову, Лиан заглянул ей в глаза.

— Как я люблю тебя, — сказал он.

— Я тоже тебя люблю. Мою плату, пожалуйста.

Лиан с подчеркнутой медлительностью осмотрел Карану, подтрунивая над ее нетерпением. Стройный изгиб ее шеи с рыжими завитками, изящное ухо, шелковистая кожа, нежная грудь. Ужасные шрамы.

— Тут понадобится бездна поцелуев.

Карана откинулась назад и распростерла руки. Она дрожала всем телом.

— Впереди целая ночь, — сказала она.

Им был дарован остаток дня и ночь. Хотя после наступления сумерек похолодало, оба хотели только одного — быть друг с другом. Уважал ли Тензор это желание, или, быть может, был занят другим, — во всяком случае, он не появился. Влюбленные разожгли огонь, использовав сгнившую старую мебель, и вскипятили воду для чая, чтобы согреться и взбодриться.

Лиан поднес к губам кружку. Чай был слишком горячий. Нужно сказать что-то еще.

— Существуют меры предосторожности… — начал Лиан.

— Как всегда слишком поздно. Я подумала об этом несколько недель тому назад, — перебила его Карана.

— Откуда ты могла знать, что я жив? Ах ты, маленькая хитрюга!

— Тише! Иди сюда! Я замерзла и устала. Оставь в покое это одеяло. Помоги мне постелить постель.

Они завернулись в одеяло и провели всю ночь, прижавшись друг к другу. Они мало спали, да им и не хотелось. Просто наслаждались друг другом, дремали и просыпались, смотрели на странные южные звезды и ощущали в душе покой. И снова дремали.

Очнувшись от сна, Карана подивилась возвращению своего таланта, который так мощно проявился, когда Лиан был в опасности.

Ранним утром они сошли вниз, рука в руке, не зная, что же сделает Тензор. Они издали заметили, что его кабинет пуст. Карана, готовая к столкновению, пребывала в растерянности.

Вдруг что-то загремело, и в центре врат появился Тензор. Карана схватила Лиана за руку, но опасения их были напрасными: арким был слишком поглощен тем, что обнаружил там, откуда вернулся.

— Я видел его! — воскликнул Тензор. Однако врожденная осторожность не покинула аркима. — Когда я проверил новое Зеркало и выяснил, что оно работает, я не стал атаковать Ночную Страну. Вместо этого я построил крошечные врата для слежения, оснащенные защитными и предохранительными устройствами. И весь день наблюдал за Ночной Страной. Рульк восседал в большом зале, — продолжал он, — на кресле, огромном, как трон. Вокруг валялись части какой-то конструкции — жалкое устройство, одна из тех штуковин, что так любят кароны: там полно колесиков, рычагов и каких-то неведомых деталей. Рульк выглядел старым и усталым. Хотя я сам приложил к этому руку, я не думал, что Ночная Страна так его вымотает.

— Не позволяй себя одурачить, — возразила Карана. — Он много раз являлся мне во сне. Он гораздо сильнее тебя.

Тензор засмеялся.

— Сны подвластны ему и показывают лишь то, что он хочет показать, а я видел его. Мои глаза не лгут. Он сидит там тихо, возится со своими конструкциями, веря, что может проложить собственный путь к свободе. Дурак! Из Ночной Страны не убежать — оттуда можно только выпустить. Я освобожу его навсегда.

Тензор засмеялся, и Лиан с Караной поняли, что он полностью захвачен своими мечтами.

— Ты глупец! — воскликнул Лиан. — Рульк тебя одурачил. Он показывает тебе то, что ты хочешь увидеть.

Глаза Тензора сощурились.

— Он сильнее, чем я надеялся, но слабее, чем я ожидал. Он хитер, но я тоже. И у меня есть оружие.

— Тензор, — обратилась к нему Карана, — я умоляю тебя во имя нашего родства.

— Ты сама обесценила эту валюту, — сказал Тензор, отворачиваясь.

Тензор вернулся к своим экспериментам. Он несколько раз исчезал с вратами. В последний раз он отсутствовал гораздо дольше обычного и вернулся бледный и весь в поту. Ни слова не говоря, он помчался вверх по лестнице.

Лиан дремал на полу, в то время как Карана беспокойно расхаживала взад и вперед, прокручивая в уме один вопрос: что это за секретное оружие? Она ходила вокруг врат, осматривая их со всех сторон. Зачем он притащил Лиана так далеко? Зачем ему нужен летописец?

— Лиан, — позвала она. — Лиан! — Она стала его трясти.

— Я не сплю, Карана, — сказал он спокойно. — Что такое?

— Что случилось на Тайном Совете? В конце?

— Когда Тензор забрал Зеркало?

— Да. Расскажи мне, что тогда произошло.

Лиан все ясно видел даже сейчас, спустя столько времени.

— Тензор посмотрел на Магрету, и что-то в ее лице ужасно напугало его. Он поднял на нее руку, но опустил, словно ему не хватило мужества. Кто-то крикнул: «Нет!» Думаю, это была ты. У тебя волосы встали дыбом, ты размахивала руками. Послышался чей-то крик, — возможно, Магреты. Тензор поднял руку, последовала вспышка, и Нелисса упала замертво. Ты тоже оказалась на полу — сначала я подумал, что ты умерла. Все лишились чувств, даже Феламора, а потом Тензор забрал Зеркало.

— А ты потерял сознание?

— На несколько секунд. У меня словно захлопнулась дверца в мозгу, а другая открылась. Я увидел, как ты лежишь, и во мне вспыхнула ярость. Я поднял палку Нелиссы и ударил Тензора по голове. Но он сказал что-то вроде слов «Ты мне нужен» и схватил меня за руку, а я не мог ему противиться, и сейчас не могу. Он имеет надо мной власть.

— Но кто ему нужен — летописец или дзаинянин? Что именно он сказал?

Лиан задумался, вспоминая.

— Он сказал: «Один ты — как ни в чем не бывало! Мне как раз такой и нужен… Теперь ты мне за все заплатишь». Потом взял меня за руку и увел. Мне удалось высвободиться и подбежать к тебе, но он применил свою силу, и я не мог сопротивляться.

— Было только одно оружие против Рулька, о котором говорили аркимы. Его изобрели в давние времена. Именно ради того, чтобы найти защиту от этого оружия, разрушающего мозг, дзаиняне вступили в сговор с Рульком. Ты мне сам рассказывал. Должно быть, у тебя «дар Рулька».

— Да, — ответил Лиан. — Кажется, дар был скрытым, но в тот миг, когда Тензор использовал это оружие, он высвободился.

— Но то, что он сделал на Тайном Совете, не было запланировано заранее, значит, он не мог тогда знать о тебе.

— На тебя единственного не подействовало, — повторил Лиан.

— Конечно! Это тебя и выдало. — Все было хуже, чем она себе представляла. Рулька выпустят, а глупый, беззащитный Лиан будет щитом Тензора. Должно быть, он планирует употребить «дар» против Рулька, но как?

Как раз в эту минуту Тензор с горящими глазами сбежал по лестнице. Он прыгнул во врата, прокричал новую команду, и Зеркало ответило. Оно осветило лицо Тензора, словно прожектор. Он повернулся на каблуках и заорал:

— Лиан! Лиан из Чантхеда! Иди, твое время пришло. — Лиан медленно двигался к нему. По выражению лица и походке было заметно, что ему этого не хочется, но остановиться было не в его власти. Карана схватила его за руку, но не смогла удержать. Она была вынуждена отпустить юношу.

Лиан приблизился к вратам. Как робот, поднялся по ступенькам и встал рядом с Тензором. Арким поймал его руку, и изображение в новом Зеркале замерло.

Карана задохнулась от волнения.

Тензор открыл врата.

 

41

Запрещенные искусы

Наступила середина бунса — последнего месяца весны, в Туркаде было жарко, как летом. Магрета сидела в кабинете Иггура, как когда-то в Фиц Горго, наблюдая за ним. Он работал с жаровней, бросая в огонь металлические стружки и порошки, затем проносил сквозь многоцветное пламя различные предметы — амулет, кольца, стеклянный шар. Магрета задрожала. Магические приспособления были запрещены феллемам, и, хотя Магрета не принадлежала к этой расе, запрет был привит и ей.

Над чем он работает? Она не знала, и ей было все равно. Однако что бы это ни было, у Иггура ничего не получалось. То ли что-то в комнате мешало ему, то ли чего-то не хватало в нем самом.

Хотя ее отношения с Иггуром не достигли той близости, которая возникла в первую неделю, они находили, что между ними было нечто, привязывавшее их друг к другу.

— Как я ненавижу это место! — пылко воскликнул Иггур. — Полгода в Туркаде зной, полгода — мороз, и круглый год — вонь. Мне никогда не усмирить этот город, если только я не разберу его по камню и не соберу снова.

В комнате было темно и сыро — Иггур предпочитал для работы именно такие места, словно ему придавали силу не звезды, а сырость и мрак.

— Мне трудно привыкать к тому, что ты используешь Тайное Искусство, — заметила Магрета. — То, что моя безопасность зависит от какого-то предмета, действие которого находится вне пределов моего понимания и который я не могу контролировать, — меня пугает.

Она сидела на низкой кушетке в другом углу комнаты возле еще одной жаровни, подогревая масло, пахнувшее жасмином. На Магрете была длинная кремовая юбка и шелковая блузка сливового цвета с высоким воротом, расстегнутая до третьей пуговицы. Она оперлась о стол тонкой рукой, и ее каштановые волосы упали ей на плечи. Кожа у нее была гладкая, как шелк. Печальный изгиб ее рта теперь почти стерся, и однажды она даже улыбнулась при взгляде на Иггура.

— И тем не менее ты всю жизнь позволяла, чтобы тобой управлял кто-то другой — причем не более значительный, чем ты. Если бы Феламора сегодня вернулась, разве бы ты не покорилась ей?

— Вся моя жизнь была долгом перед Феламорой, — сказала Магрета. — Больше я ничего не знаю.

— Взгляни на это кольцо. — Он снял с пальца перстень, сделанный из двух серебряных колец с золотым посредине. — Оно дает мне силу и может дать тебе тоже. Но не Феламоре. Как могла она научить тебя тому, что запрещено ей? Магрета, ты не феллемка! И я предпочитаю держать свою безопасность в собственных руках, зная, что она продлится столько, насколько у меня хватит силы и воли, а не зависеть от милости кого-то другого.

Магрета опустила глаза. Такие разговоры смущали и пугали ее: восстание против долга, игры с неведомым, с тем, что запрещено.

Вообще-то за время долгого отсутствия Феламоры Магрета приобрела некоторую уверенность в себе. Несмотря на их сдержанные отношения с Иггуром, было так хорошо любить и быть любимой. Никогда прежде не позволяла она себе испытывать подобные чувства.

И однако кое-что в Иггуре тревожило ее: его резкость, порой даже жестокость, презрение к его верным слугам — вельмам. Кроме того, она всегда хотела от Иггура большего, но знала, что он не только неспособен дать ей желаемое, но даже не имеет представления, как это сделать. Он никогда не приходил к ней в постель после той первой ночи. Должно быть, что-то с ней не так. Она тосковала по его телу.

Дверь резко отворили, и вошла вельмиха Вартила. Магрета отодвинулась в тень. Она никогда не сможет забыть, как издевалась над ней Вартила в Фиц Горго.

Лицо Иггура покраснело от гнева.

— В чем дело? — резко спросил он. — Почему ты мешаешь мне работать?

Вартила улыбнулась, показав серые зубы. Вельмы улыбались так редко, что это зрелище вызывало беспокойство. Магрета вспомнила другие стычки между Вартилой и Иггуром, в которых та порой одерживала верх.

Вартила с наглым видом положила перед ним сумку с депешами.

— Я прочту их позже, — сказал он.

— Прочти сейчас, — проскрипела Вартила, — или «позже» может не быть.

— Скажи, что в них, — нахмурился Иггур.

— Как угодно. Первое. — Она подняла палец ведьмы, костлявый, с длинным ногтем. — Еще одна партия припасов пропала вчера в портовом городе. Это уже третья за месяц!

Иггур внезапно опустился в кресло.

— П-пошли генерала Фванди тотчас же. Направь туда половину Четвертой армии, если нужно.

— У тебя и так всего половина Четвертой армии, — ответила Вартила. — Если они туда пойдут, они не вернутся как армия — да и вообще могут не вернуться.

— Да что такое с этим местом? — взвился Иггур. — Я очистил эту помойную яму, дал им закон и порядок, а весь город меня проклинает.

— Туркад прогнил сверху донизу.

— Разве они не видят, что им стало лучше?

— Ха! — безрадостно фыркнула Вартила, подняв второй палец. — Тиллан собрал мощную армию, по крайней мере тридцать тысяч, и сосредоточил ее за морем. Вскоре у него будет достаточно судов, чтобы вторгнуться.

— У меня пять армий — сто тысяч закаленных воинов!

— Растянутые на двести лиг! Если ты бросишь двадцать тысяч на поле боя, то рискуешь, что завоеванные земли останутся без присмотра. Она подняла третий палец. — И еще одно: гаршарды уходят из Шазмака. Они уже пытаются внести смуту в рядах твоей Второй армии в Баннадоре.

В душе Иггура шевельнулся страх. Он чувствовал, что если не избавится сию же минуту от вельмихи, то закричит.

— Довольно, — отрезал он.

— Есть и другие проблемы, — начала Вартила.

— Тогда разбирайся с ними!

Вартила низко поклонилась и вышла. Иггур поймал на себе критический взгляд Магреты. Она начала снимать очки, но остановилась. Еще одна проблема, тоже неразрешимая. Иггур все еще не мог справиться со своим страхом, когда видел цвет глаз Магреты, поэтому ей приходилось носить очки постоянно.

— Мне это осточертело! — заорал Иггур, сметая со стола сосуды и тигли.

Он больше не хотел быть властелином империи, но и отказаться от нее не мог. Власть для Иггура была всего лишь средством для достижения цели — мести Мендарку и Рульку, планы которой он давно лелеял. Но последнее время Иггур начал сомневаться, удастся ли ему их осуществить.

Он отвернулся, вцепившись себе в волосы.

— Не работает! — воскликнул он с таким измученным видом, что ей стало его жаль.

— Что не работает?

— Мое Искусство — все выходит не так.

— Иди ко мне! — сказала она повелительным тоном.

Он подошел, хромая сильнее, чем обычно, и взял своими холодными пальцами ее теплую руку. Магрета притянула его, заставив сесть рядом. Иггур задрожал, сопротивляясь. Она вдруг ощутила прилив гнева. «Неужели я должна умолять? Слишком долго я с этим мирилась. Если кто и приползет на коленях, то он, а не я».

Она перевела весь свой гнев в силы, дремавшие в ней много месяцев. Магрета отправила мысленное послание и внедрила его в сознание Иггура.

«Выполни мое желание на этот раз! Обними меня, прими от меня утешение и дай утешение мне — сейчас и сегодня ночью!»

Иггура затрясло, как дерево от сильного порыва ветра. Магрета напряглась, преодолевая его сопротивление, пока у нее в висках не стало покалывать. Вдруг глаза его закатились, и он склонил голову к ней на грудь. Магрета была изумлена. «Он покорился мне!»

Она обняла его, притянув к себе. Осознав, что Иггур с удивлением смотрит на нее, она погладила его чело и прикрыла ему глаза. Ее пальцы задержались на его веках, посылая сквозь них приятное тепло, успокаивая. Аромат ее кожи приносил гармонию, покой, радость. У Магреты был безмятежный, царственный вид.

Так они провели около часа, Иггур очистился от забот и погрузился в спокойный сон. Магрета не спала, но тоже погрузилась в приятное дремотное состояние, и не было ни долга, ни груза обязательств, ни страха перед чем-то дурным.

Наступила ночь. Жаровня погасла. Оба спали, и постепенно холод и тьма постепенно проникли в их грезы, принеся мучительные видения: мрачные дворцы, покрытые льдом, покосившиеся башни на холмах, освещенных красным светом, кружащийся туман, который был чернее самой темноты. Туман сгустился вокруг них, затем рассеялся. Перед ними возникло благородное, невероятно красивое, жестокое лицо с глазами ярко-красного цвета, в которых сиял живой огонь.

От этого сновидения Магрета проснулась испуганная, однако завороженная этим лицом. Она открыла глаза. В высоком окне она увидела желтую луну. И сразу же тяжелая голова Иггура дернулась у нее на коленях, и он поднялся, глядя прямо на нее.

— Ты это почувствовала? — хрипло спросил он.

Магрета кивнула.

— У меня было видение. Сон об аркиме, смешанный с фрагментами из жизни Аркана, а в конце — лицо, которое меня преследует.

— Рульк! — сказала Магрета. — Но оно же часто является тебе во сне — как ты говорил.

— Но никогда он не был таким! Он никогда прежде не был таким выжидающим, таким уверенным в своей силе. И я ощутил кое-что еще — дрожь времени и пространства, будто кто-то пытался сократить пространство между «там» и «здесь».

— Тензор!

— Боюсь, что он использовал Зеркало. Но зачем?

— Что можно сделать, чтобы остановить его?

— Ничего. Тензор отправился в Фаранду. Я не могу его найти. Я, самый могущественный военачальник на всем Сантенаре, бессилен.

Иггур поднялся и принялся расхаживать по комнате, прихрамывая. Подойдя к узкому окну, он посмотрел на крыши Туркада, залитые лунным светом, и на серебристую гавань, где даже в это время стояло много его судов.

Магрета не шелохнулась. Одной из причин, по которой она не ушла от Иггура, было ее восстание против Феламоры. Но чем сильнее становилась Магрета, тем слабее ей казался Иггур.

Несколько позднее в ту ночь дверь неслышно отворилась. На пороге показалась Феламора, вернувшаяся оттуда, где была прошедшие месяцы. Она встретилась взглядом с Магретой, и та почувствовала, как сила ее уходит и что ее восстание — глупая выходка, которую ей снисходительно позволила Феламора.

Феламора обратилась прямо к Иггуру:

— Тензор угрожает всем нам, играя подобным образом с Ночной Страной.

— Откуда ты знаешь? — спросил потрясенный Иггур.

— Я знаю, и все. Что ты собираешься делать?

— Пока мне неизвестно, где он и какую силу использует. Что я могу сделать? Разве что вооружиться против Рулька, чем я и занят, на случай, если Тензор проиграет.

— На случай, если он проиграет? — с презрением произнесла Феламора. — У Тензора старческое слабоумие. Он снова вызовет Катаклизм, а ты ничего не предпринимаешь!

Иггур разъярился:

— Твоя родословная более древняя, чем моя. Опирайся на собственные возможности.

— У нас, феллемов, нет такого рода силы. Ты же славишься тем, что не боишься прибегнуть к Запрещенным Искусам! Или твоя храбрость тебя покинула? Найди его, или мы все погибли. — Не произнеся больше ни слова, Феламора вышла из комнаты.

Иггур прикрыл лицо руками. Магрета вскочила.

— Ты мог бы? Его можно найти таким способом?

— Вероятно, хотя у меня инстинктивное отвращение к Запрещенным Искусам. У меня такое ощущение, будто Рульк оставил отравленную иглу в моем мозгу, и когда он обо мне думает, там болит.

Иггур вернулся к своей работе, но скоро снова швырнул инструменты.

— Не могу сосредоточиться. Запрещенные Искусы! С одним из них могло бы получиться. Если Тензор действительно использовал врата против Ночной Страны, с их помощью можно его найти. Если бы только я больше знал о вратах.

— Не позволяй Феламоре подбивать тебя на глупость, — сказала Магрета. — Не обращай внимания на ее «шпильки» — я их так долго выносила! И я знаю, что она никогда не пускает их в дело просто, без цели.

— Я это понимаю, — ответил Иггур невнятно.

— В любом случае сейчас об этом поздно думать. Пошли наверх. Утро — лучшее время для подобных раздумий.

К удивлению Магреты, Иггур пришел к ней в постель, и они обнялись со страстью, которой ни один из них не испытывал прежде. После Иггур быстро заснул. Магрета лежала, глядя на разрисованный потолок при тусклом свете, пытаясь разгадать, что на уме у Тензора, Феламоры и Рулька. Возможно, поэтому занятие любовью не удовлетворило ее: мысли Магреты были далеко.

На какое-то мгновение она почувствовала во сне, как ее дух сливается с духом Рулька. Лицо его стало задумчивым, когда он глядел на нее. Ей передалось его жгучее желание освободиться — освободиться от Ночной Страны и от долгих лет заключения. Магрета внезапно ощутила в себе эту муку. Всезнающие ярко-красные глаза Рулька пробудили в ней голод, подобный тому, который она впервые ощутила, когда посмотрела в Зеркало в Фиц Горго. Только сейчас Магрета вдруг поняла, что находится здесь с какой-то целью.

Магрета погрузилась в сон, и ей снилось, что Рульк ее любовник. Это был такой безумный и страстный сон, что ее стоны разбудили Иггура. Позже, не просыпаясь, она почувствовала, что его нет рядом, и была уверена, что он бросил ее на растерзание ужасным вельмам. Сон превратился в кошмар, от которого она никак не могла очнуться.

За ночь у Иггура выкристаллизовался план. Когда он почувствует, что Тензор испытывает свои врата, он прибегнет к одному Искусу, чтобы притянуть врата из Ночной Страны к себе. Затем применит другую силу, чтобы захватить врата и проникнуть в убежище Тензора. О следующем шаге он не думал — он понятия не имел, что делать, когда он туда попадет.

Магрета пробормотала что-то во сне и повернулась на другой бок, сжимая его руку. Он тронул ее за плечо. Она что-то прошептала и затихла, и он тоже заснул.

Когда взошло солнце, в его сне снова возникло то странное ощущение съеживания пространства, которое было прежде, но теперь оно стало сильнее. Магрета начала бешено метаться возле него и стонать с такой страстью, которой никогда не проявляла с ним. Она резко села, и ее глаза открылись во сне. Иггур в ужасе уставился на нее. Его враг повсюду. Нужно немедленно что-то делать! Он выскочил из кровати, накинул халат и помчался в кабинет. Он занялся Искусом, который применял когда-то давно. Заглянув сквозь время и пространство, Иггур понял, что у Тензора получилось с вратами. Это был шанс.

Иггур ясно увидел свое предназначение. С дрожащими руками он принялся за работу. Иггур ухватился за ту нить, которую Тензор пытался прикрепить к барьеру Ночной Страны. Какая боль! Он мягко подтянул нить к себе, и за ней последовали врата.

Врата со стуком отворились, всасывая воздух кабинета, бумаги на его рабочем столе и втягивая все в черный туннель, ведущий в никуда. Вихрь попытался затянуть и Иггура. Его босые ноги поскользнулись на влажном полу, он в отчаянии ухватился за жаровню, и она упала, осыпав все кругом пеплом и углями.

— Нет! — закричал Иггур.

Он не был готов, и никогда не будет. Он чувствовал себя, как человек, который бросился в океан, думая, что умеет плавать, и вдруг понял, что его умение — ничто по сравнению с морской стихией. Если он пройдет сквозь врата, он утонет, терзаемый муками, которые принес ему Рульк. Он уже ощущал, как скорпион собирается укусить его.

В деформированных дверях кто-то появился — это была высокая, худая женщина с седыми волосами и серыми зубами. Вартила! Она отбросила Иггура с дороги и промчалась мимо.

— Дурак! — сплюнула она, бросаясь во врата.

Но когда она туда входила, иллюзия на мгновение исчезла, и Иггур увидел миниатюрную женщину. Это была не Вартила, а Феламора. Врата исчезли.

Его бумаги посыпались вниз дождем, как конфетти. Иггур рассеянно подобрал их, положил на свой стол и побрел обратно в постель — по иронии судьбы единственное место, где он не чувствовал себя полным неудачником.

 

42

«Вперед, вперед!»

Как только врата отворились, Карана поняла, что что-то не получилось. Они открылись с ревом, и в воздухе комнаты закружился вихрь. Потом налетел влажный теплый ветер, который приподнял девушку и швырнул на пол. В сухом воздухе Катадзы появился и исчез туман.

Тензор стоял, широко расставив ноги, в развевающемся плаще, вцепившись в руку Лиана. На бороде и волосах аркима появилась изморось, состарившая его на глазах у Караны. Земля дрожала, и вся башня тряслась. Пол казался еще теплее, чем раньше.

Врата заблудились, и знала об этом только Карана. Она поняла это по запаху. Ее чувства были тесно связаны с воспоминаниями о местах и предметах, а воздух, проходивший сквозь врата, был пропитан влажным запахом, который она тотчас же узнала. Туркад! Ни у одного другого места не было такого запаха: смесь специй и сырости, гниющих отбросов и грязи бесчисленных людей, живущих буквально на головах друг у друга. Как он отличался от чистого, прохладного, соленого воздуха Катадзы!

Тензор этого не знал, и Карана изумилась. «Он не знает!» Арким встал на цыпочки, захлебываясь от волнения.

— Вперед! Вперед! — кричал он, и иней начал таять у него на бороде.

Долгое время ничего не происходило. Потом во вратах внезапно появилась вельмиха Вартила. Тензор, увидев ее, словно рехнулся: он долго силился понять, что врата вышли из-под его контроля.

Увернувшись от протянутой руки Тензора, Вартила выскочила из врат. Лицо Тензора исказилось от ненависти и ярости.

— Гаршарды! — заорал он, все перепутав, и поднял кулак.

Она выпустила заранее подготовленную иллюзию. Комната завертелась, в ней происходило что-то невероятное. Карана прикрыла глаза и вцепилась в скамью, чтобы не сойти с ума. Тензор сжал голову руками.

Вартила остановилась перед Караной.

— Как ты?.. — воскликнула она.

Тензор резко повернулся, уже не осознавая, где реальность и где иллюзия. Врата затихали. Вихрь прекратился. Вартила подняла руку. Карана не понимала, почему Вартила хочет ее убить.

Они стояли так, застыв, потом высокая женщина исчезла, и на ее месте оказалась Феламора. Тензор пошатнулся при виде той, по вине которой погиб Шазмак.

Феламора вытащила нож. Лиан вырвался от Тензора, все еще державшего его, и, подбежав к Феламоре, сшиб ее с ног.

Тензор вытянул руку, чтобы применить оружие, разрушающее мозг. Затем он заколебался, и Лиан догадывался почему. После использования этого оружия у Тензора будет дурнота. Что если его злейший враг появится в то время, когда он будет беспомощен? Он не осмелился рисковать.

При виде поднятой руки Тензора Феламора дернулась, как марионетка. На этот раз оружие аркима убьет ее. Она закричала: «Кейоллеллиоуллаллиллюм!», и все люди и предметы в комнате рассыпались на двадцать изображений. Было невозможно понять, где реальность, а где иллюзия.

Двадцать Тензоров медленно двигались, руки их поднимались, замирали и падали. У Лиана закружилась голова. Закрыв глаза, он пополз туда, где лежала Карана. Они столкнулись головами, и двадцать Лианов взяли на руки двадцать Каран.

Очевидно, ссору услышали снаружи, так как атаки на дверь возобновились. Лиан понес Карану вверх по лестнице, нащупывая каждую ступеньку. Когда они завернули за угол, иллюзии начали таять.

— Со мной уже все в порядке, — сказала Карана. — Опусти меня.

Он поставил ее на ноги, но колени у девушки подогнулись, и она схватила его за руку. Они услышали шаги внизу на лестнице.

— Скорее наверх! — сказала Карана.

Оказавшись внутри, в «орлином гнезде», Карана заперла дверь.

— Что случилось? — спросил дрожащий Лиан.

— Врата прибыли из Туркада. Как мог Тензор так заблудиться?

— Может быть, Феламора притянула их туда. Почему она так тебя ненавидит?

— Не знаю! У нас осталось что-нибудь из еды? Я умираю от голода!

Остались два пакета со сладким пирогом, начиненным фруктами и орехами. Она разломила один кусок пополам и протянула половину Лиану.

— Как ты можешь есть? — воскликнул он.

— Когда мне страшно, я ем. Ты видел ее лицо? Что я ей сделала?

Как раз в этот момент дверь задрожала и начала открываться, потом ее заклинило.

— Это она! — прошептала Карана. — Что нам делать? — Лиан захлопнул дверь, но с голосом Феламоры ничего нельзя было поделать. В нем была магия, особенно опасная для Караны. Девушка опустилась на пол, как умирающий лебедь.

Слова Феламоры воздействовали и на мозг Лиана. Постепенно до него дошло, что она рассказывает предание, вплетая в него свое волшебство.

Возможно, потому, что его собственное «очарование» сказителя было таким мощным, Лиан смог противостоять Феламоре. Но теперь она обращалась прямо к нему, и он испугался. Нет, это дуэль, и нельзя допустить, чтобы она победила.

Чтобы отвлечься, он начал рассказывать собственное предание. Это была длинная трагическая история, и он использовал все свое «очарование». Феламора запнулась.

Потом голос ее снова окреп. Лиан не повышал голос, хотя и вложил все свои надежды, страхи и мечты о Каране в предание.

Феламора снова запнулась и умолкла. По ту сторону двери воцарилась тишина.

Карана села, вся в пыли, растерзанная, и уставилась на Лиана. Она никогда еще не была свидетельницей такого отчаянного вдохновения. Он рассказывал ради их жизни и любви. Это была зрелая страсть, которая так сильна, что может сдвинуть землю. Он повествовал и о другой стороне — об ужасе знания, что все это может быть загублено по роковой случайности, из-за равнодушной жестокости судьбы.

Рассказ Лиана не был вызовом — это была мольба. Вызов не тронул бы безжалостное сердце Феламоры, а мольба Лиана тронула. Карана чувствовала, как за дверью льются слезы. Ведь Феламора не всегда была такой: она была молода, когда прибыла на Сантенар, и любила жизнь, как умеют любить лишь феллемы.

Наконец Сказание, одно из самых прекрасных, которые когда-либо создавались, закончилось. Вымотанный Лиан тяжело опустился у стены.

Карана обняла его, охваченная нежностью. Чудилось, молчание будет длиться вечно. Косые лучи солнца проникли в окно, и рыжие волосы Караны вспыхнули, как медь.

С помощью чар Феламора усыпила Лиана. Каране тоже захотелось спать, но она не должна была.

Талант Караны показал ей, что происходит за дверью. Ее враг медленно поднимался. Далекие мечты, воспоминания о жизни на Таллаламе, великая любовь Феламоры — все это растаяло, и осталась лишь сладкая ностальгия, смешанная с горечью.

Карана почувствовала, как Феламора распахивает дверь и входит в их убежище. Промелькнуло видение: она смотрит глазами Феламоры на большую комнату, яркий свет из окон, двоих людей у стены. Мужчина дремлет с открытыми глазами, женщина с испуганным взглядом обняла его, словно защищая от врагов.

Карана смотрела на Феламору, Феламора — на нее. Ни одна не осмеливалась нарушить тишину. Карана обняла Лиана в последний раз, потом потрясла его за плечо и встала. Она была одного роста с Феламорой. Лиан сонно протер глаза.

— Иди, — мягко сказала ему Карана. — Это моя битва. Я не знаю, что я сделала, но уж раз битве суждено быть, то пусть это будет сейчас.

— Останься, Лиан из Чантхеда, — обратилась к нему Феламора. — Ты показал, чего стоишь как сказитель. Теперь мне нужен мастер-летописец, чтобы кое-что мне поведать.

— В таком случае придется заплатить, и ты знаешь, какова цена, — прошептал Лиан. Он встал, все еще держа Карану за руку. — Вот моя цена, — заявил он, глядя прямо в глаза Феламоры.

— Ах! Ты не знаешь, о чем просишь.

— Почему ты так ненавидишь Карану?

— Я ненавижу и страшусь того, чем она является. Поверь мне: я бы никогда и пальцем ее не тронула ради себя. Но Таллалам плачет о нас, а мы не приходим. Это было предвещено. Она та самая.

— Та самая?

— Больше я ничего не скажу.

— Тем не менее она — моя цена.

— Я была глупой гордячкой, думая применить против тебя то оружие. Мои чары оказались пустой иллюзией, тогда как твое Сказание было реальным. — Она закрыла лицо руками, потом открыла, и на него глянули холодные древние глаза. — Я не могу тебе отказать. Следи за ней хорошенько, — мрачно произнесла Феламора, — потому что, я говорю тебе сейчас, нам дается только одна жизнь.

Она выскользнула за дверь, и Карана с Лианом услышали, как задвигается засов. Они даже не стали подходить к двери и проверять.

Наступила ночь. На небе одна за другой появились звезды. Они были удивительно яркие. Влюбленные допили остаток воды, доели последний пирог и слизали с пальцев крошки, жалея, что не захватили с собой наверх побольше еды. Прижавшись друг к другу, они ежились от ночной прохлады и предрассветного ветерка, влетавшего в открытое окно. Они говорили тихо, хотя никто их не слышал. Позднее высоко в небе появилась туманность Скорпиона.

— Я боюсь, — сказала Карана. — Боюсь, что это плохо кончится. — Она посмотрела на сильную руку Лиана, вспоминая его ласки и желая их сейчас. Она получила то, чего хотела, и все, что ей нужно теперь сделать, — это доставить Лиана целым и невредимым домой, в Готрим. Но ее беспокоило дурное предчувствие: вихрь из мрака, и ее швыряет в одну сторону, а Лиана — в другую. Лиан слабо улыбнулся.

— От этих врат одни неприятности.

С тех самых пор, как Тензор забаррикадировался, аркимы яростно трудились над тем, чтобы сломать дверь. Однако все, что они перепробовали, было предусмотрено Кандором. И тем не менее, то, что построено одним инженером, может быть разрушено другим. С тех пор, как стало известно, что Тензор использует врата, они удвоили усилия.

Шанд в кухне с каменными сводами заваривал себе чай из чарда. Сверху до него донеслись голоса — аркимы опять спорили. Селиала и ее группа проповедовали осторожность, примирение и отчаяние, тогда как те, кто пережил падение Шазмака, предлагали более крутые и яростные меры. Мендарк с Таллией подбадривали консерваторов и утихомиривали ястребов, но все напрасно.

Мендарк просунул голову в кухонную дверь.

— Шанд, иди сюда! Скажи мне, что ты думаешь!

Прихватив кружку с чардом, Шанд пошел наверх посмотреть на новое средство. Таллия, помогавшая готовить взрывчатку вместе с близнецами Ксарой и Шалой, суетилась тут же. Вымазанная с ног до головы в саже, она была очень бодра.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Мендарк у Шанда, когда тот, не торопясь, отхлебнул чай из кружки. — Честное слово, ты хуже Надирила.

— Благодарю за комплимент. Это может сработать, — правда, вероятно, снесет всю башню.

Когда Шанд возвращался на кухню, его поймал за рукав Оссейон.

— Будет беда, как только взорвут эту дверь, — прошептал Оссейон, потирая челюсть четырехпалой ручищей. — Нам бы лучше быть готовыми к этому.

— Какая беда?

— Пять-шесть аркимов — ты, вероятно, знаешь, о ком речь, — взвинтили себя. Хуже всех Баситор и Хинтис. Я видел такое раньше — берсеркеры! Самые страшные враги в бою, потому что их ничто не может остановить, кроме смерти. Нужно смотреть в оба. Эта парочка войдет первой, когда откроют дверь.

— Карана и Лиан? Я об этом не подумал. Где Таллия?

— На улице. Я схожу за ней.

Он ушел, а Шанд отозвал в сторонку Малиену и Селиалу.

— Я этого боялась, — сказала Малиена, узнав, в чем дело. Теперь пора, Селиала, — продолжала она, теребя густые рыжие волосы. — Мы должны оказать сопротивление или погибнуть.

— Лиан — это ключ, — ответила Селиала, которая была похожа на привидение.

— Да! Как только дверь откроется, мы должны его вынести. Нас пятнадцать, и только семь верны Тензору. Я пойду за Лианом, — сказала Малиена, — а ты перекроешь им путь, пока я буду его уводить.

Вскоре раздалось несколько мощных взрывов, которые следовали один за другим, и, наконец, самый оглушительный. Пыль закружилась в воздухе.

— Вот оно, — прошептала Малиена. — Наше время пришло, мой друг Селиала. Арким против аркима. Какой ужасный день! Не подведи нас теперь.

 

43

Ужасная сила

— Чего ты от меня хочешь? — спросил Лиан Феламору, когда она вернулась.

— Это имеет отношение к Непреодолимой Преграде, — ответила та, — которая заточила нас на Сантенаре так же, как мы заточили Рулька в Ночной Стране. Лиан, расскажи мне, что случилось после смерти Шутдара, да поскорее.

Лиан подскочил. Она знает, что он ищет разгадку этой тайны уже целый год?

— Особенно нечего рассказывать. — И Лиан поведал ей об окончании «Сказания о Непреодолимой Преграде», но умолчал о собственных изысканиях и о странных обстоятельствах убийства девушки-калеки.

— Должно быть что-то еще, — сказала Феламора. — Кто там был в конце?

— Целые армии, возглавляемые величайшими предводителями того времени. Конечно, Рульк, затем Кандор, Квинлис, первый Магистр Совета. Несколько других аркимов…

— Тензор? — перебила она.

— Он был там; после уничтожения флейты вокруг башни возник ореол смерти на пол-лиги, но, как ни странно, не внутри нее. В это время Великая Преграда закрыла путь между мирами.

— Продолжай!

— Прошло много часов, прежде чем осмелились пересечь поле, заваленное трупами, и войти внутрь. Думаю, первыми там оказались Рульк, Ванс, Баггус, Ялкара…

— Ялкара, Ялкара! — Трясясь от злости, Феламора повторяла имя своего врага. — Я этого не знала. Расскажи все.

— Об этом мало что известно. Ялкара сильно обгорела, но ничего не нашла. Да и никто не нашел, хотя позднее башню разобрали по кирпичу. Наверно, Золотая флейта уничтожена, поскольку не осталось никаких ее следов.

— А Ялкару обыскали?

— Всех, кто выходил из башни, раздевали донага перед остальными. Даже Рульк подчинился.

Лицо Феламоры было бесстрастным, напоминая маску. Узнала ли она что-нибудь ценное? Она ушла, заперев за собой дверь изнутри.

— Я не могу это вынести, — пожаловалась Карана. — Что происходит внизу?

Лиан не отвечал. Вместе они стояли у окна, глядя на море. Было чудесное утро, такое ясное, что вдали был виден горный пик. Башня дважды вздрогнула. Лиан с Караной заметили, что один из маленьких конусов у подножия Катадзы дымится и извергает огонь.

— Итак, — произнесла девушка, — снова твое «Сказание о Непреодолимой Преграде». Оно послужило началом и, возможно, станет концом всего. Что ты узнал с тех пор, как попытался спасти меня из крепости?

Лиан поведал ей о письме Кандора.

— Чтобы продолжить Сказание, мне необходимо восстановить ход событий, но пока я ни на шаг не приблизился к разгадке таинственной гибели девушки-калеки.

В этот момент на пороге показалась Феламора.

— Тише! — предостерегла Карана и, обвив руками шею Лиана, заткнула ему рот поцелуем.

Феламора уселась на пол и достала из трубки-чехла свиток, который медленно развернулся. Она подняла его дрожащей рукой. Наконец-то! Тензор по небрежности оставил Зеркало на скамье и отправился еще в одно путешествие с вратами.

— Я полагал, что вам запрещено использовать магические приспособления, — заметил Лиан.

— Да, это наше древнейшее табу.

— Тогда…

— Я нарушила табу, — отрезала Феламора. — И я дорого заплачу за это. А теперь оставь меня!

— Что это!? — воскликнула Феламора, задрожав. — Этого не было, когда я в последний раз сражалась с Ялкарой.

Лиан заглянул ей через плечо, зачарованный. На Зеркале не было ничего, кроме символа в виде огненной луны и серебристых иероглифов по краям. Феламора сосчитала иероглифы.

— Их девяносто девять, — сказал Лиан. — Неповторяющихся всего тридцать три. Некоторые встречаются много раз, другие — нет.

— Значит, это не украшение, — заметила Феламора. — Иероглифы что-то обозначают.

— Я нигде не встречал прежде этой письменности, — сказал Лиан.

— Я… Мне это не нравится. Боюсь, это ловушка. — Феламора была как натянутая струна.

— Ты можешь пользоваться Зеркалом? — спросил Лиан, и летописец в нем так же жадно наблюдал за ней, как раньше — за Тензором.

— Оно заперто, а ключ — в Туркаде. Но я видела, как его использует Ялкара.

Долго ничего не происходило. Карана вернулась к окну и изучала извержение внизу. От взрыва камни взметнулись в воздух так высоко, что почти достигли вершины горы Катадзы.

И в эту минуту Зеркало открылось со вспышкой белого света, которая снизу осветила лицо Феламоры. Слова и картинки замелькали на поверхности с головокружительной скоростью. Лиан попытался вглядеться, но она погрозила маленьким кулачком.

— Только мои глаза, летописец. — Лиан присоединился к Каране у окна.

— Где ты, мой враг? — кричала Феламора, поднявшись на ноги и держа Зеркало перед собой. — Где ты, Ялкара? — Но образ, который особенно часто должно было отражать Зеркало, не появлялся.

— Выходи! Покажись мне! Я вырву твой секрет у Зеркала! — говорила трясущаяся, как лист, Феламора.

Ни Карана, ни Лиан не понимали, чего она хочет от Зеркала. Какую силу надеялась она направить против врага, который был всего лишь тенью в Зеркале?

— Где ты? — взывала Феламора. И тут коварное Зеркало стало обычным зеркалом, отразив в себе искаженное ненавистью лицо Феламоры.

С минуту она пристально вглядывалась в Зеркало, затем отшвырнула его. Зеркало покатилось по полу, на секунду в нем мелькнуло улыбающееся лицо, затем оно снова стало простым зеркалом, и в нем отразился потолок.

— Смейся! — тихо вымолвила Феламора. — Я знаю, что ты оставила. Я нашла это и сломала, и все твои планы и надежды вместе с ним. А из него я сделала то, что освободит нас. Тебе меня не одолеть!

Вдруг она вспомнила о паре у окна. Лиан стоял с открытым ртом. А Карана занесла над Феламорой руку, сжимавшую блестящий нож.

— Теперь я тебя знаю, — сказала Карана. — Твой образ запечатлен у меня в сознании вместе с другими моими врагами, и каждый раз, как ты обо мне думаешь, у меня покалывает в голове. Малейшее движение — и этот нож войдет в твой глаз. И тогда феллемам действительно будет о чем плакать, потому что они никогда не вернутся на Таллалам.

Феламора искоса взглянула на Лиана.

— Не вздумай, — прошипела Карана. И опасность вдруг миновала их. Феламора повернулась и пошла к лестнице, оставив дверь открытой.

— Это был ужасный момент, — сказала Карана, глядя в глаза Лиана. — Думаю, она выдала что-то, о чем жалеет.

— Мир может прийти к своему концу, там внизу, а мы так и не узнаем об этом, — заметил Лиан.

— Я узнаю, — возразила Карана. — Но все равно мне трудно вынести наше заточение. Давай осторожно сойдем вниз.

Во время их спуска по лестнице у Караны заныли натруженные мускулы. Она присела на холодную ступеньку. Ступенька завибрировала под ней.

— Забавно, — мечтательно произнесла она.

— Что?

— Кажется, ступенька затряслась. Смотри, вот опять. Теперь ходила ходуном вся лестница.

— Землетрясение?

И тут раздался взрыв. Звон металла, грохот выпавших из кладки камней. Карана схватила Лиана за руку.

— Они сломали дверь комнаты Тензора, — сказал он.

— Наконец-то! Даже Тензору не устоять против них всех, да еще с Мендарком в придачу. Скоро все закончится. Давай спустимся.

Они шагали вниз по лестнице рука об руку, как вдруг услышали топот: снизу кто-то бежал наверх. Аркимы показались из-за поворота лестницы: Хинтис и Баситор. Лиан застонал, поскользнулся и приземлился на четвереньки.

— В чем дело? — воскликнула Карана.

— Они хотят меня убить…

Лица аркимов были такими мрачными, что даже она, знавшая обоих, струсила.

— Нет, оставьте его, — просила она, но Хинтис схватил Лиана за руки, и она была бессильна против аркимов.

Баситор скрутил Лиану руки за спиной, связал его и потащил вниз по лестнице. Они очень быстро исчезли из виду. Хинтис толкнул Карану, и она села на ступеньку.

— Оставайся здесь! Не вмешивайся. — И он умчался, перепрыгивая через пять ступенек.

Вся в слезах, Карана последовала за ним. Она заглянула в кабинет Тензора. Дверь выпала наружу, и в кабинете зияла огромная дыра, заваленная камнями. Что-то догорало, белый дым клубами вздымался к потолку, ухудшая видимость.

Однако остальная часть комнаты не пострадала. Правда, она была засыпана обломками камней и штукатурки, а бумаги слетели со стола Тензора и были разбросаны по полу. Тензор стоял внутри врат, широко расставив ноги, одна рука была поднята. Снаружи шесть аркимов караулили дверной проем.

Хинтис привязывал Лиана к одной из колонн врат, а Баситор выпрыгнул с другой стороны павильона. Карана, хромая, направилась к подножию лестницы. Там она увидела кружок Малиены, собравшийся у врат. Часть аркимов ползала среди перевернутых столов и скамеек. Остальные во главе с Селиалой в нерешительности болтались между сломанной дверью и вратами, не желая воевать со своими.

Малиена оглянулась, словно ожидая, что аркимы сыграют свою роль, но они замерли на месте. Вдруг в ее руке сверкнул нож, и она прыгнула на площадку. Тензор отпрянул, а Хинтис подпрыгнул и лягнул ее обеими ногами, сильно ударив в грудь и плечо. Что-то хрустнуло, Малиена издала приглушенный крик и свалилась с площадки, как тряпичная кукла.

Тензор побелел как полотно и закричал, как будто ударили его. Но, несмотря на это, не пришел ей на помощь. Хинтис двинулся к дверям и присоединился к стражам. Селиала направилась было к Малиене, но мужество снова оставило ее, когда Тензор вновь поднял вытянутую руку.

Карана бросилась к Малиене. Та еще дышала, но кровь выступила у нее на голове, плече и текла из уха. Рубашка вымокла в крови, сломанная кость торчала, прорвав кожу. Каране стало дурно. Она тщетно попыталась приподнять Малиену. Несомненно, Малиена умрет. И тут, словно чудо, рядом с ней возник Шанд. Карана заплакала от облегчения: Шанд всегда знал, что делать.

Когда Шанд склонился над Малиеной, к ним подбежали Баситор с Хинтисом. На их лицах было одинаковое выражение берсеркеров в ярости. Хинтис бешено размахивал огромным кривым мечом.

Шанд выпрямился, руки безвольно повисли. Аркимы были на голову выше его. Хинтис подпрыгнул, и меч описал дугу, грозя разрубить Шанда надвое. Рука Караны потянулась к ножу, но она опоздала.

Шанд посмотрел на противника.

— Не надо, — тихо произнес он, но тон был такой, что у Караны мороз пробежал по коже: в голосе звучала угроза. Он пошевелил рукой, подняв ее в воздух.

Длинные волосы Хинтиса встали дыбом, зрачки сужались до тех тор, пока глаза не стали черными дырами. Ноги у него подкосились, и Хинтис рухнул на пол. Меч зазвенел и откатился.

— Убирайся, — еще тише сказал Шанд.

Хинтис так рвался убежать, что пополз на четвереньках, бросив свой меч. Баситор умчался опрометью, и длинные руки болтались, как у большой бегущей обезьяны. Старик повернулся к Малиене и был бы прежним Шандом, если бы не лед в глазах, который уже начал таять. Вместе с Караной он отнес Малиену к носилкам, на которых лежала Таллия, и положил рядом на пол. Глаза у Таллии были закрыты, голова перевязана.

— О, что случилось с Таллией? — закричала Карана. Лицо Шанда позеленело, глаза стали стеклянными.

— В нее попал камень, когда падала дверь, — прошептал он. — Думаю, с ней все будет в порядке.

Шанд занялся Малиеной. Карана разрывалась между своим долгом перед Малиеной и необходимостью позаботиться о Лиане.

— Иди, — сказал Шанд. — У него теперь есть только ты.

— Ах! — заплакала Карана. — Малиена…

Он тронул ее за руку.

— Спроси себя, чего бы она от тебя хотела, и беги. Я занимался ранеными после боя на дюжине полей. Тут не так все страшно, как кажется.

Малиена со стоном открыла глаза.

— Карана, — прошептала она. Девушка заплакала. — Ты должна его остановить, или все мы погибнем.

— Зачем ему нужен Лиан?

— «Дар»…

— Да, но что он сделает?

— Тензор планирует использовать «дар», чтобы усилить свои… чары. — Малиена попыталась поднять голову, но не смогла. — Чтобы даже Рульк не был в состоянии сопротивляться… Использовать Лиана, как живую линзу.

— Лиан…

— Это разобьет линзу. Быстрее, Карана.

Девушка поцеловала Малиену в лоб, оросив его слезами, и убежала.

Селиала умоляла Тензора, но тот сошел с ума. Он размахивал перед ее лицом черной палкой. Привязанный к колонне врат Лиан пребывал в уверенности, что ему осталось жить считанные секунды.

В Туркаде Иггур провел день, заперевшись в кабинете, вне себя от страха. Он попытался отвлечься работой, причем взял самые опасные предметы: необработанный изумруд, шестигранную призму и великолепный рубин размером с грейпфрут. Он никогда прежде не пытался с ними работать, но пришло время отчаянных мер.

«Что это за стук снаружи?» Одолев свой страх, Иггур открыл дверь, но это была всего-навсего Магрета, которая принесла еду и напитки. Любой оробел бы перед ним, но только не она. Она лишь взглянула на Иггура из-под ресниц и улыбнулась своей забавной улыбкой.

На ней не было очков. Свет подчеркнул цвет ее глаз, и Иггур содрогнулся. Ее улыбка угасла.

— Входи, — сказал он грубо, выхватывая блюдо у нее из рук.

Он рассказал Магрете, что случилось ночью.

— Феламора прошла через врата, а я испугался.

— Феламора пошла, потому что у нее не было выбора, и она не будет сражаться в твоей битве — у нее своя. На нее нельзя ни в чем положиться.

Он видел, что Магрета в нем разочарована. Это причиняло боль. Они действительно поменялись ролями.

— Быть может, если бы ты не купался в своих ужасах, — произнесла она с легкой насмешкой, — ты бы смог их преодолеть.

Он закрыл лицо руками.

— Скажи, что мне делать, — попросила Магрета, думая, что это ему поможет. — Притяни сюда врата, и я войду в них.

— Это будет твоим концом.

— Возможно. Я этого не боюсь.

— А я боюсь, — застонал Иггур.

— Мы сделаем это позже, — сказала она. — Пошли! — И он снова последовал за ней.

Наконец страх перед тем, что может произойти, если он будет бездействовать, одолел другие ужасы Иггура. Иггур проснулся с криком, весь в поту. Изумруд на ночном столике сиял. Магрета, выпрямившись, сидела возле Иггура. Она дотронулась до его влажного лба. Иггур со стоном положил голову ей на плечо, Магрета обняла его.

Солнце начало медленно всходить. «Нет, — подумал он, — я должен!» Он протянул руку за изумрудом и снова поискал врата. На этот раз было гораздо труднее. Стены дрожали, в комнате стало холодно, как зимой. Туман клубился, закручиваясь спиралью, собираясь в центре комнаты.

Сейчас! Это должно случиться сейчас! Иггур высвободился из рук Магреты и оделся. Рубин был в кармане плаща, изумруд — в руке. Он крепко сжал его.

Внезапно перед ним появились врата, представляющие собой павильон с куполом на стройных колоннах. Ревел ветер, и клубился туман меж колонн. Длинные волосы Иггура развевались. Сунув изумруд в карман, он сделал шаг вперед. Больная нога горела огнем. Плащ вздымался, словно рвался во врата.

Иггур снова заколебался: воздух втягивал его, а ноги не слушались. Он боялся, что врата возьмут над ним верх. В панике он выхватил изумруд из кармана. Протянув его к вратам, он выкрикнул команду. Между пальцами заструился зеленый свет. Он почувствовал, как открываются врата и мощный заряд силы вливается в изумруд. На мгновение Иггур ощутил, что способен сделать все, одолеть любого, затем изумруд угас. Врата начали засасывать простыни и одеяла с кровати, притягивая к себе все, что не было закреплено.

За спиной у Иггура раздался вопль. Нагая, с разметавшимися каштановыми волосами, Магрета кричала:

— Нет, Иггур! Не используй это!

Он едва слышал ее сквозь вой ветра. Ее образ колебался, лицо искажалось. Шелковый халат сорвался с гвоздя и, извиваясь, ударил его по лицу. Иггур тряхнул головой. Халат улетел во врата.

— Магрета! — закричал он и бросился к ней за помощью.

Она протянула к нему свою прекрасную руку. Иггур колебался, не в состоянии выбрать, но тут вновь ощутил укус скорпиона. Это невозможно было дольше выносить. Иггур обернулся, сделал глубокий, быть может последний, вздох и бросился во врата. Его прощальные слова прозвучали так тихо, что их заглушил ветер. Он исчез.

Магрета сделала шаг к вратам. Они отклонились вбок. Еще шаг. Снова они отпрянули от нее. Она прыгнула к ним, но врата начали скользить по комнате, медленно вращаясь, и врезались в дальнюю стену, обрушив штукатурку.

Она с бешеной скоростью ринулась к вратам и чуть не дотронулась до них, но они опять увернулись и исчезли, сорвав на прощанье со стен обивку и обвалив полпотолка. Туман рассеялся, ветер стих. А когда улеглась пыль, в комнате стало светло. Наступило утро.

— Не уходи, — тихо сказала Магрета, но было слишком поздно. Она осталась одна — только она и вельмы. Магрета оделась, не видя, что натягивает на себя, и легла на кровать. Ее кожа была белая от обсыпавшейся штукатурки. Магрета ждала со спокойным отчаянием, уверенная, что именно ее насмешки довели Иггура до этого безумия.

Он не вернулся.

Карана стояла в дверях, глядя на Лиана так пристально, что было странно, почему он не посмотрел на нее в ответ. Мендарк крался по лестнице с согбенной спиной и опущенными плечами. Он рассеянно взглянул на Карану, и она удивилась: какой он старый и изможденный. И тут она вспомнила, что это одно из его свойств. В то же самое время Феламора, которую нельзя было увидеть, но можно было почувствовать, пробиралась в другом направлении. Каждый из них искал самую выгодную позицию в предстоящей битве.

И вдруг Тензор что-то закричал Баситору, прыгнув к своему Зеркалу. Что-то было не так: врата действовали сами по себе. Повеяло дымом, воздух стал влажным. Карана вновь уловила вонь Туркада. На этот раз Иггур — она знала это точно.

Туман продолжал валить из врат, так что аркимов уже было почти не видно.

Внезапно земля задрожала. Башня покачнулась несколько раз. И вдруг пол стал уходить из-под ног Караны. Она лихорадочно озиралась. Какой-то каменный круг скользил вниз. Появился освещенный полумесяц, становившийся все шире, и наконец он полностью раскрылся — круглая дыра там, где был очаг. Девушка отпрыгнула на твердый пол и робко заглянула в дыру. Казалось, шахта уходит глубоко под землю. Далеко на дне Карана увидела оранжевое сияние — расщелина? Но, что бы там ни было, Лиан важнее.

Врата внезапно раскрылись перед нею. Обрывки пергамента и одежды закружились в воздухе. Это действительно был Иггур. Какой он высокий!

Тензор застыл на месте, готовый обрушить удар, разрушающий мозг. Но против этого врага его было бесполезно использовать. Они сошлись, эти двое высоких темноволосых мужчин с широкими плечами, потом Иггур спрыгнул из павильона врат на пол. Там он лицом к лицу столкнулся с Мендарком…

Его Мендарк никак не ожидал и был в панике. Иггур, не менее удивленный, быстро пришел в себя и расхохотался. Он отошел и прислонился к стене, чтобы держать Мендарка и Тензора в поле зрения.

Иггур ощутил, как к нему возвращаются сила и самоуверенность. Туркад принадлежал Мендарку. Туркад и Магрета — Иггур внезапно осознал это — высосали из него всю жизнь.

Он изучал комнату, оценивая опасность: Мендарк, Тензор и где-то там, в тумане, — Феламора. Лучше выяснить, где именно. И тут он заметил странное свечение над камином. Иггур вздохнул. «Неужели? — подумал он с возрастающим волнением. — Неужели это тут? Неужели это то место?»

И подобравшись поближе, почувствовал уверенность, что это так. Да, это была расщелина, где так долго работал Кандор, — одно из самых могущественных мест на Сантенаре. Должно быть, расщелина открылась, когда он командовал вратами. Осмелится ли он спуститься? Его пальцы скользнули по изумруду в кармане. Камень снова был безжизненным, но там, внизу, его можно наделить такой силой, что даже Рульк не сможет сопротивляться.

Иггур огляделся. Туман был настолько густой, что Иггур почти не видел своих врагов. Зажав изумруд в кулаке, он начал спускаться в дыру.

В павильоне остался один Лиан. Карана едва различала его в тумане. Она подобралась к нему ползком.

— С тобой все в порядке? — прошептала она Лиану. Пол был влажный, и вода капала с подбородка юноши ей на щеку.

— Пока что. Какое Сказание я собираюсь сложить! — Он улыбнулся своей характерной улыбкой. Бедный Лиан. Хотя он и храбрился, Карана знала, что он в ужасе. Ей захотелось заключить его в объятия.

Карана начала разрезать веревки у него на ногах. Нож оказался тупым. Одна веревка никак не поддавалась. И все же она справилась и тогда взялась за веревки на руках юноши. Она пряталась от Тензора за Лианом и колонной. Прикосновение к любимому успокоило девушку.

Возле лестницы сверкнула молния. Видимость немного улучшилась: из тумана показались аркимы. Загремел гром, и с потолка посыпались мелкие кусочки камня. Сквозь туман Карана увидела, что Иггур навис над Мендарком. Селиала и ее аркимы с воплями набросились на стражу врат.

Предатели-аркимы держались стойко, звенело оружие, где-то заорал Тензор: «Сдерживайте их!» — и вскочил в павильон с черной дубинкой в руке. Заметив Карану, он бросил в нее дубинку, как копье. Она увернулась, и тогда Тензор скинул девушку со ступеней. Лиан бешено рвался на помощь любимой, но не мог одолеть последние путы: Карана не успела перерезать все веревки у него на ногах.

Тензор дотронулся до нового Зеркала, пытаясь вновь подчинить врата своей воле. И сразу же рассеялся туман и стих ветер. Внутри врат стало темно, сгустились черно-синие тени. И вдруг зазвучал невероятно высокий звук. Карана, еще лежавшая на полу, заткнула уши. Павильон покачнулся и исчез. Все, разинув рот, смотрели на пустое место. Через пару секунд павильон вновь появился. Послышалась протяжная музыка, похожая на стоны и рыдания, и врата снова раскрылись. Подул бриз.

Однако этот бриз рожден был не в Туркаде. Воздух был очень холодный и имел металлический привкус. Мрак в центре расступился, и Карана увидела коридор, которому, казалось, нет конца. Свет в коридоре был ярко-голубой, напоминая цвет ледника.

Ветер усилился. С купола свисали сосульки. У Караны заныли пальцы от холода. Под потолком комнаты закружились крошечные снежинки.

Из ледяной голубизны начала выкристаллизовываться зловещая тень. Тензор схватил Лиана за шиворот. Последняя веревка разорвалась. Высоко подняв его в воздух, Тензор с вызовом взревел:

— Выходи! Приди ко мне! Питлис, сейчас ты увидишь, как я отомщу тебе!

Он медленно вытянул правую руку, сжатую в кулак. Вокруг него образовалось золотое сияние. Феламора, причитая, появилась из воздуха — она бежала, спеша спрятаться в разрушенной стене.

Шанд, появившийся на пороге, закричал:

— В укрытие! — и снова исчез.

— Да, отойдите, — мягко сказал Тензор. — То, что я сделал в Тайном Совете, пустяки по сравнению с тем, что я сделаю сейчас.

Все в комнате ощущали, как он готовится нанести удар. Лиан сжал виски — ему казалось, что его голова взорвется.

Тень во вратах приблизилась, но потом заколебалась в испуге. Карана знала, что оружие, разрушающее мозг, на этот раз сработает в полную силу и убьет и ее, и всех в комнате: ведь оно будет усилено «даром» Лиана, который и умрет раньше всех.

— Помогите! — закричала Карана, и Оссейон, стоявший рядом с Мендарком, бросился к ней, расшвыривая по пути аркимов. Карана схватила кусок отколовшегося мрамора и запустила Тензору в лицо.

Тензор, у которого из носа хлынула кровь, выронил Лиана. Ледяной ветер окружил вихрем сверкающий кулак. Тензор поскользнулся на окровавленном полу и упал на одно колено. Во вратах выросла тень. Оссейон, у которого из пореза над бровью лилась кровь, схватил под мышки Лиана и Карану и выскочил из павильона.

Он поставил их на пол и закричал: «Бегите!» Они устремились к лестнице.

Тензор с трудом поднял слабо мерцающий кулак, пытаясь направить удар в центр врат. В комнате стало темно, аркимы попадали на пол, но Тензор был вынужден признать, что удара не получилось.

Вдруг тьму прорезала молния, и три раза прогрохотало — словно рассмеялся гигант. Тензор пошатнулся и упал на ступени врат, которые на мгновение сделались прозрачными, совсем исчезли и потом снова обрели свою форму, став каменными.

Врата были пусты. В комнате еще похолодало. Затем под громыхание бури в центре появилась темная фигура с развевающимися черными волосами и сверкающими ярко-красными глазами. Это был великан, голова которого упиралась в купол павильона. На груди и на ногах у него были оковы — тяжелые цепи, но сейчас они волочились за ним. Он сделал шаг вперед и, сломав железные оковы, отшвырнул их. Там, где они упали, загорелись камни.

Рульк явился, более могущественный, чем прежде, и никто не мог с ним совладать. Вторая молния расколола врата. Передняя часть обрушилась, и осталось всего три колонны, поддерживающие металлический купол.

Тензор озирался с безумным видом, на бороде была кровь, нос расплющился. Удар его оружием не состоялся. Лиан исчез. Начиналась дурнота. Тензор сломался и побрел прочь.

Рульк приблизился к ним. Он был в черном, алый плащ спадал с плеч. На нем были черные сапоги до колена. Он озирался, высматривая врагов.

Карана услышала тихий свист, словно закипел чайник. Затем свист постепенно перерос в рев, от которого затрясся пол. Сияние очага померкло, и из дыры, прорезавшей башню и уходящей глубоко под землю в центре комнаты, вылетела темная фигура, взмыв в воздух, словно на крыльях. Иггур приземлился на ноги, потом воздел кулак к небесам. Лучи света исходили от зажатого в нем изумруда.

— Пришла твоя погибель, Рульк! — выкрикнул он, и на лице его засияла радость, когда он швырнул кольцо во врага.

Рульк замер и в последний момент поймал изумруд в воздухе. Изумруд сиял сквозь пальцы. Рульк сжал его еще сильнее и приложил руки к животу.

— Сожги! — ревел Иггур. — Сожги моего врага дотла! — Изумруд вспыхнул так ярко, что стали видны кости скелета Рулька. Он закричал, он взвыл, раздираемый силой, заключенной в изумруде, но не выпустил камень из рук. Лицо его исказилось, руки начали дымиться.

Иггур замер на месте. Он потянулся за своим ножом, чтобы нанести удар врагу. И тут Рульк зашептал слова заклинания против заклинания Иггура. Радость начала сходить с лица Иггура.

Рульк разжал ладонь. На пол посыпалась изумрудная пыль. Он громко закричал от боли и ликования.

Иггур выронил нож и начал отступать.

— Не сработало, — ничего не понимая, произнес он. — Почему?

— Это башня каронов, — нетерпеливо сказал Рульк. — Кандор нашел расщелину, построил Великую Башню над ней и две тысячи лет копил ее силу. Как высокомерен ты, представитель древней человеческой расы, если думаешь, что можешь сюда прийти и у тебя все получится! Как невежествен!

Рульк сжал дымящийся кулак. Иггур издал вопль муки и забился на полу в конвульсиях. Он выгибал спину, рвал на себе волосы, словно пытаясь избавиться от того, что приникло к его черепу, но оно впилось в него множеством когтей и сдавило горло.

 

44

Право первородства

У Караны болела голова. Все в комнате страдали от дурноты после примененной в ней магии. Ни у кого не нашлось мужества, чтобы противостоять Рульку: ни у Мендарка, ни у Иггура, ни у Феламоры, ни у Тензора. Аркимы собрались в тесный кружок, поддерживая друг друга. Оружие Тензора, разрушающее мозг, несмотря на то, что удар был слабым, сильно навредило аркимам. Отчаянно напуганные, они ждали теперь удара Рулька. Сколько раз кароны и прежде властвовали над ними!

Иггур корчился на полу. Карана вспомнила, как встретила его впервые. Это было в Фиц Горго, год тому назад, когда она украла Зеркало. Иггур не проявил тогда милосердия, и власть его была огромна. Она никогда никого так сильно не боялась. У Караны была вспышка прозрения, и она увидела плачущую Магрету. Ей стало понятно, что Иггур и Магрета были любовниками. Конечно, в нем должно быть что-то хорошее.

Карана вскочила на лестничные перила и крикнула звенящим голосом:

— Вместе! Мы должны атаковать его вместе. Он не сможет сопротивляться всем нам.

Рульк обернулся посмотреть, откуда поступило такое предложение. В это время из своего укрытия выбралась Феламора. Казалось, это его поразило. Он не знал, что и она здесь, не хотел рисковать, сражаясь с ней. Он заколебался.

— Вместе! — эхом вторила Феламора.

Она сбежала по лестнице, щебеча на мелодичном языке феллемов. Рульк остановился, озираясь, не в силах решить, с каким противником расправиться первым. Феламора направилась прямо к нему, и Карана задержала дыхание, думая, что та без всяких усилий одолеет Рулька. Так ли это легко?

Нет, это не было легко. Феламора быстрыми короткими шажками пробежала мимо Рулька, держа в руке Зеркало. Она вошла в разрушенные врата, и они сразу же засветились призрачным огнем. Врата остались открытыми! Все смотрели на нее, не в силах поверить, что Феламора их покинет. Тензор покачал головой, поднимаясь на колени.

— Зеркало мое! — хрипло закричал он. — Ты его не получишь. — Он потянулся к ней длинными пальцами, и Зеркало упало на пол.

Феламора прыгнула за ним, оно ускользнуло, и, как бы она ни напрягалась, пытаясь дотянуться до Зеркала, оно не давалось в руки, пока Рульк не поставил на него ногу, обутую в черный сапог. Трясясь от дурноты, Феламора попыталась создать еще одну иллюзию. Тензор поднял руку, вспыхнувшую зеленоватым светом.

— Нет! — закричал он. — Я тебя разложу на атомы. Ни один феллем не может противостоять этому.

Феламора была побеждена — Карана это видела. Тензор мог нанести ей удар до того, как была бы завершена начатая ею иллюзия, и на этот раз Феламора умерла бы. Она вернулась к вратам. Рульк наблюдал за Феламорой прищурившись. Она споткнулась о камень — кусок врат. Схватив его, Феламора заглянула в новое Зеркало в рамке на вратах, настроила врата на место своего назначения и отбыла.

Рульк с обиженной улыбкой наблюдал за смятением в рядах врагов.

— Трое выбыло! — тихо произнес он. Розовая жидкость капала с его обожженных пальцев.

Он вытянул руку, и купол павильона загорелся красным и синим светом, и с грохотом упал на пол. Одна колонна упала, две остались стоять. Рульк повернулся, сжимая вытянутую правую руку в кулак, с гримасой боли. Иггур, лежавший все это время молча, вскрикнул. Другую руку Рульк протянул к Тензору, который упал на колени. Тензор шевелил губами, но так и не произнес ни звука. Он с мольбой протягивал руки.

Никто не смел пошевелиться. Крик беспомощного Тензора пронзил Карану. «Как презренны аркимы, у которых даже не хватает мужества, чтобы защитить друг друга. Если никто не осмелится, придется мне», — сказала она себе, нащупывая нож на поясе. Молниеносным движением она швырнула его в Рулька.

Рульк обернулся при этом неожиданном броске и вскинул руку, но он слишком долго пробыл в Ночной Стране. Рефлексы его ослабли. Нож вошел прямо в ладонь и застрял между костями. Лицо его стало невероятно холодным — то ли от боли, которую он не ощущал вот уже тысячу лет, то ли от унижения.

Он задрожал, уронив окровавленную руку и прижав ее к боку, как будто нож угодил туда. Он смотрел сквозь Карану, и взор его был обращен к событиям, происшедшим сорок сотен лет тому назад.

— Два пореза, Элинора! Кто угодно, только не ты. — Он растерялся, потом взор его прояснился. — Кто ты? — прошептал он. — Ты вовсе не Элинора. Ты даже не арким.

— Я Карана Элинора Мелузельда Ферн, и я из Готрима, — ответила она. — Я не арким, но я ее родственница.

— Карана, — улыбнулся Рульк, и улыбка эта была не особенно приятной. — Это хорошо. С Элинорой я никогда не мог справиться. Значит, вот на кого ты похожа! Являясь тебе во снах, я думал, что ты высокая и темноволосая, с крючковатым носом и большими ногами. Я знал тебя изнутри, но никогда не догадывался, что ты похожа на нее. Если бы мне это было известно, не стал бы использовать тебя. Но что сделано, то сделано. Ты пригодишься мне для еще более важного дела. Иди сюда!

Рульк взмахнул рукой, и нож полетел на пол, звеня и разбрызгивая кровь по комнате. Он выкрикнул какое-то слово, и каменные ступени, на которых стояли Карана и Лиан, превратились в прах, и они упали. Рульк сделал к ним шаг. Карана была беззащитна. При желании он мог бы расплющить ее о стену.

Ногой Рульк задел Зеркало, брошенное Феламорой, он быстро наклонился, чтобы поднять его. Он долго смотрел на Зеркало пристальным взглядом. Он, несомненно, что-то видел: мелькавшие образы отражались на его лице. Потом Рульк отшвырнул Зеркало.

— Игрушка аркимов! — произнес он с презрением. — Зачем мне такие бесполезные устройства — у меня есть получше. Ах, как хорошо, что я сюда пришел: ты именно то, что мне нужно для моего проекта. — Он не отрывал взгляда от Караны и Лиана, и каждый из них боялся за другого. — Как удачно, что я не убил тебя тогда, маленькая Карана. Иди ко мне. Ты можешь мне понадобиться. — Глаза Рулька светились, и Карана вспомнила, что так же было в ее снах когда-то.

Он сделал к ней шаг, Карана отступила, лихорадочно озираясь в поисках Лиана. Тот опирался о каменную глыбу у нее за спиной, держась за колено, разбитое при падении. Она схватила его за руку, и они пустились бежать среди каменных обломков, валявшихся по всей комнате.

В тишине слышны были лишь их шаги по усыпанному обрушившейся штукатуркой полу. Рульк преследовал их. Он был огромный, но двигался бесшумно, и только его дыхание было слышно у них за спинами.

Карана ужасно испугалась. Наступив на что-то, она посмотрела вниз и увидела свой нож, лежавший там, куда его отшвырнул Рульк. Она нагнулась за ним.

Ей почти удалось подобрать его. Окровавленная рукоятка обожгла ей пальцы, и тут невидимая сила отбросила нож. Они с Лианом побежали дальше.

— Остановись! — сказал Рульк. — К чему эти игры? Ты моя.

Карана не повиновалась. Она заметила слабое свечение между двумя колоннами — это было все, что осталось от врат, — и тут у нее зародился план. Если нет другого выхода, она убежит в Туркад, как это сделала Феламора.

— Остановись! — загремел Рульк, и Карана застыла на месте. Что же ей делать? Она увидела слева от себя Тензора.

— Тензор! — воскликнула она. — Вспомни тот день, двенадцать лет тому назад, когда все Стражи в Шазмаке зазвонили разом! Ты подошел к воротам Шазмака и впустил гордую девчонку в поношенном платье. Она сказала тебе: «Я пришла домой», и ты взял ее на руки. Я та девочка, Тензор, и я все еще люблю тебя. Разве ты меня не любишь? — Карана протянула к нему руки.

Рульк наблюдал за этой сценой, забавляясь, и наконец рассмеялся.

— Лучше бы тебе было задать этот вопрос до того, как ты разбила ему нос! — воскликнул он.

Ее призыв прорвался сквозь дурноту, напомнив Тензору о его безумии и его позоре. Он неожиданно сделал прыжок и очутился между Караной и Рульком, размахивая руками перед лицом Рулька. Но сказывалась дурнота: он двигался медленно, как немощный старик.

Рульк ударил его с презрительной жестокостью. Тензор упал на колени, обмякнув. Он попытался вновь подняться и даже схватил Рулька за ногу, но был отброшен, как надоевшая приставаниями собачонка. Карана заплакала и бросилась было на помощь Тензору, но остановилась: путь ей преградил Рульк. Она загнана в ловушку! Тензор лежал неподвижно, глядя на Карану.

— Оставь меня, — прошептал он. — Спасайся!

В отчаянии она огляделась. Все застыли, словно их парализовало, ни ей, ни Тензору ждать помощи было неоткуда.

— Пожалуйста, кто-нибудь!

После того, как досталось Тензору, никто не осмеливался пошевелиться. Сжав руку Лиана, Карана тащила его назад, озираясь по сторонам. Бежать было некуда. Она увидела на пороге Шанда, старого Шанда, который постоянно отрицал, что у него есть сила, но всегда был способен что-то предпринять в крайних обстоятельствах.

Но у Шанда был совсем неважный вид. Он прислонился к двери, измученный тем, что сделал прежде, придя на ее защиту. Как можно снова просить у него помощи? Но выхода не было.

— Шанд, — умоляющим голосом произнесла она. — Помоги мне!

Лицо Шанда исказилось от усилий, и он что-то начал делать руками. Пол завибрировал, но больше ничего не произошло.

— Попытайся снова, старый дурак! — заорал Рульк с презрительным смехом. Он повернулся к Каране.

Рульк мог бы протянуть руку и дотронуться до нее, но не делал этого, явно наслаждаясь погоней. Он играл с Караной, как кошка с мышкой. Она ступила на площадку павильона врат. И мгновенно между колоннами вспыхнул яркий свет.

«Почему бы и нет?» — подумала Карана. Больше идти некуда.

— Карана, не надо! — закричал Шанд через всю комнату.

Но было слишком поздно. Рульк бросился к Каране, и она отпрыгнула назад, в открытые врата, таща за собой Лиана. Последовали две яркие вспышки, и они с грохотом умчались, растаяв в воздухе.

С минуту никто не шевелился. Рульк снова громко рассмеялся.

— Если бы они знали, куда доставят их врата, они бы менее охотно в них вошли, — заметил он, вытирая глаза.

— Перемирие, Мендарк! — прошептал Иггур в то же самое время. — Ты можешь искупить свое давнее преступление. Помоги мне!

Мендарк старался выглядеть слабым и ничтожным: он тянул время, выжидая, когда Рулька можно будет поймать врасплох. Теперь он увидел, что пора. Мендарк знал, как освободить Иггура от власти Рулька; вообще-то он всегда знал это, что и было причиной их взаимной ненависти. Но их ненависть друг к другу была слабее, чем страх перед Рульком.

Приблизившись к Иггуру, Мендарк приложил пальцы к его голове.

Казалось, его пальцы проникают внутрь черепа. Взгляд Иггура стал бессмысленным, и он опустился на пол со стоном, бормоча что-то нечленораздельное.

Мендарк черпал знание и силы, которые были давно забыты и не использовались со времен Запрещенных Искусов. Он глубоко проник в сознание Иггура и сделал то, что следовало сделать тогда, — вырвал отравленную иглу.

— Иггур! — тихо прошептал Мендарк. — Сейчас у нас есть шанс.

Иггур встряхнул головой, изумленный и ослабевший. Наконец-то он был свободен! Но он не мог пошевелиться. Ничто теперь не сдерживало его — кроме собственных страхов, но он все еще был их пленником. Кошмар нельзя было так легко преодолеть. Он дрожал в руках Мендарка.

Мендарк, сознавая, что возможность почти упущена, отпустил Иггура и вскочил на ноги. Он был в ужасе, но скрывал это. Рульк во много раз превосходил его как противник — если только он готов к столкновению. А быть может, и не готов.

Переступив через Иггура, Мендарк оказался лицом к лицу с врагом. Это был самый смелый поступок в его жизни. Сделав глубокий вдох, он поднял руку и выкрикнул:

— Рульк! Иди-ка сюда, проверь свое мужество на мне. Ты колеблешься? Тогда попробуй вот это!

Рульк резко обернулся. Он покачнулся, потеряв равновесие, и Мендарк нанес удар, от которого Рулька отбросило назад. Но он быстро пришел в себя, произнес какое-то слово, от которого руки и ноги Мендарка конвульсивно задергались. Ноги двигались в безумном танце, все быстрее и быстрее.

Тут Мендарк вскрикнул и снова овладел своими руками и ногами. Он произнес заклинание, и пот выступил на лбу у Рулька. Тот попытался нанести ответный удар и от усилий схватился за сердце.

Мендарк побелел от напряжения и, пошатнувшись, опустился на одно колено.

— Давайте же, вперед! — призвал он остальных, вновь поднимаясь. Он сделал еще один шаг к Рульку, и вид у него был такой властный, как в пору своего расцвета.

При этом остальные, чувствуя, что ситуация изменилась, начали подтягиваться к Мендарку. Искалеченный Тензор стоял на коленях, но даже он протянул руку. Иггур, все еще изумленный, заставил себя встать. Мендарк помог ему, в то время как Оссейон подошел и стал поддерживать Иггура с другой стороны. Иггур был почти такой же огромный, как Рульк. Даже напуганные аркимы, казалось, несколько приободрились. Шанд прислонился к косяку, наблюдая и выжидая.

Рульк заколебался. Расстановка сил была не в его пользу. Он был окружен врагами. Даже понимая, что у них нет плана, Рульк начал отступать. Возможно, они тоже не готовы к бою и ему удастся сбежать. Он свободен! Это все, что имеет значение. Битва произойдет в другое время, в другом месте. Рульк отскочил назад, к разрушенным вратам.

— Он слаб! — закричал Шанд. — Атакуйте его, все вместе!

Мендарк оказался быстрее всех. Он сорвал новое Зеркало с колонны врат, и оно пролетело через всю комнату, ударившись о стену. Без Зеркала врата не действовали.

Рульк проскочил между двух колонн, обрушив их на своих преследователей, и, перепрыгнув через груду обломков, помчался вверх по лестнице. Мендарк снова оказался на высоте.

— За ним! — заорал он и, увернувшись от падающей колонны, побежал за Рульком. Другие последовали за ним — Иггур и Оссейон, свора аркимов и Шанд. Два аркима несли Тензора на носилках, которые только что собрали.

Скоро Рульк начал спотыкаться: Ночная Страна обессилила его. На двенадцатом уровне преследователи чуть не нагнали его, но он швырнул в них каменную глыбу, обломок стены, и понесся наверх.

Оссейон рвался вперед, но Мендарк крикнул, задыхаясь:

— Не торопись! Ты ему не ровня. Мы должны держаться вместе.

Наконец они добрались до самого верха. Дверь была заперта.

— Сломайте ее! — крикнул Мендарк.

Восемь человек налегли на дверь, и она распахнулась. Рульк стоял у окна. Его широкая грудь вздымалась при каждом вдохе.

— Тебе некуда деться! — заорал Мендарк. — Ты в ловушке! Сдавайся!

Рульк засмеялся от отчаяния. Платиновый купол башни затрясло.

Преследователи замешкались, и в этот момент за их спинами Рульк увидел запыхавшихся аркимов, которые несли Тензора.

— Все как один! — скомандовал Мендарк. — Сейчас! На этот раз мужество их не покинуло. Черпая силы в своей ненависти и ярости, они собрали свою волю в мощный световой удар, который попал Рульку в грудь и отбросил его прямо в окно.

— Ему не уцелеть, — сказал Мендарк, и лицо его сияло. Победа была на его стороне, и она была сладостна. Пусть теперь только назовут его неудачником! — Рульк разобьется насмерть, хоть он и карон.

— Слишком уж просто! — возразил Шанд, который, хромая, пересек комнату.

Они ринулись к окну, чтобы посмотреть, как Рульк рухнет на камни, но обнаружили, что это еще не конец.

Рульк висел, схватившись рукой за шест для флага. Его лицо искажала боль: руки обгорели. Но он посмотрел в глаза своим врагам, всем по очереди.

— Послушайте, что гласит предсказание, — сказал он так тихо, что им пришлось напрягаться, чтобы уловить его слова, заглушаемые воем ветра. — «Когда темная луна будет полной в день середины зимы, я вернусь. Я расколю Непреодолимую Преграду и открою путь между мирами. Никто не в силах меня остановить. Три мира навеки будут принадлежать каронам».

Все посмотрели на небо. Оставалось несколько дней до того, как луна станет полной, но сейчас темная сторона не была видна. Шанд продекламировал в ответ:

Сломай Золотую флейту, Пожелай, чтобы разбилось Зеркало, Бойся трижды рожденного И опасайся трижды преданного.

Мендарк вытянул перед собой ослабевшую руку, которую пришлось поддерживать под локоть второй рукой, и произнес заклинание. Шест, на котором висел Рульк, обломился и полетел вниз, как недавно это случилось с другим шестом.

Рульк повис в воздухе, казалось отрицая гравитацию. Шест выпал у него из рук. И тогда он начал падать, все быстрее и быстрее, и все видели, как он летит к металлическим поручням моста далеко внизу. Но не долетев еще до моста, он соединил над головой сжатые кулаки, и его окутала та же черно-синяя мгла, которая предшествовала его появлению. Рульк исчез.

— Ночная Страна притянула его назад, — слабым голосом произнес искалеченный Тензор.

— Значит, твое безумство было напрасным, — укорила его Селиала с горечью.

— Еще того хуже: он стал сильнее, а мы сокрушены. Я беру себе имя тил-Питлис. Я называю себя самым гнусным предателем и самым последним глупцом всех времен.

Все собравшиеся посмотрели друг на друга, а потом — на Шанда. Их заинтересовало предсказание Рулька и ответ Шанда. Темная сторона луны редко бывала обращена к Сантенару в день середины зимы — хайт. Но полная темная луна в хайт! Никто даже не помнил, когда это случилось в последний раз. Никто не знал, что означают слова Рулька и ответ Шанда, а Шанд больше ничего не сказал.

— Пойдемте, — воскликнул Мендарк. — С Катадзой покончено.

Они стали спускаться по бесконечной лестнице, жестоко страдая от дурноты. Добравшись до нижней площадки, они прошли мимо разрушенных врат, и Тензор застонал и пошевелился на носилках.

— Принесите мне Зеркало. Не оставляйте его здесь. Оно должно быть у меня.

— Ты дурак! — закричала Селиала, трясясь от ярости. — Я тебя лично убью, если ты только до него дотронешься.

Старый Шанд подобрал Зеркало, все еще лежавшее на полу, там, куда швырнул его Рульк.

— Я позабочусь о нем, — сказал он, — в память о том, кому оно принадлежит по праву первородства.

Он положил Зеркало в карман, и, хотя никто не понял его слов, ему не стали возражать.