За окном шел дождь. Природа умывала ночной город. Я сидела на подоконнике, обняв руками колени и смотрела на улицу. В колонках негромко бубнил Дельфин, он предлагал свой вариант объяснения состояния любви.

«Она сама по себе невесома,

Она легче, чем твои мысли…

…Ты можешь с ней расцвести и засохнуть

Она сожрет тебя, как цветок тля…»

В чем-то я была с ним согласна, в чем-то нет. Его речитатив смешивался со стуком капель о карниз и создавал какую-то новую вариацию музыки. Окно было открыто, и летний ветер доносил до меня запах мокрого асфальта и свежести. Сегодняшний день вымотал меня своей жарой и шумом, и сейчас я просто впадала в нирвану от прохлады, тишины и темноты. Я свесила ноги за окно. Хорошо бы сейчас выбежать на улицу и станцевать в ритме дождя. Плюхать голыми пятками о блестящую поверхность луж, подставлять лицо под капельки воды. Вместо этого глупого действа я протянула руку и, взяв бутылку, сделала хороший глоток вина прямо из горлышка. Это мой прикол. Я люблю пить хорошее вино из горла. Моя мать говорит, что это надругательство над напитком, но разве она не надругалась надо мной, родив меня 28 лет назад?

Да, сегодня мой День Рождения. Обычный день в календаре, даже красным цветом выходного дня не помечен. Кто сказал, что в такой день должны звонить и приходить друзья? Кто сказал, что в этот день дарят подарки, и что этот день самый лучший, и что его ждешь с нетерпением, и тщательно к нему готовишься? А я не люблю свой день рождения. Не люблю улыбаться на заказ и делать вид, что я безумно счастлива.

Счастлива от чего?

От того, что вижу всех-всех-всех?

От того, что куча подарков, абсолютно не нужных?

От того, что стала еще старше?

Вот он – мой самый лучший подарок – одиночество.

Кто сказал, что это плохо?

Никто не знает, чего мне стоило уговорить всех оставить меня в покое, хотя бы раз в год. Хотя бы в этот раз. Почти получилось. Почему почти? Потому что звонил телефон. Я стащила свое тело с подоконника, возвращая ноги в душную комнату и лишая себя воздуха, и подошла к телефону:

– Говорите, вы в прямом эфире.

– Как тебе погодка?

– Восхитительно.

– С твоим энтузиазмом только танки в одиночку брать.

– Не остри, у тебя не получается. Чего хотел?

– Не хочешь прогуляться?

– Пошли. Когда?

– Я у твоего подъезда. То есть прямо сейчас.

– Ух ты! Круто. Зонт есть?

– Я на машине.

– Ясно. Сейчас выйду.

Я положила трубку. Игорь. Грошик, как его ласково называла я. Наверное, это в моих правилах – выдумывать человеку новое имя, и, общаясь с ним, использовать только то имя, которое я ему придумала. Грошик, как мне кажется, очень созвучно с Игорем, скорее всего это произошло от сочетания «гор» и «гро». Звуки я путаю регулярно. Грошик-Игорь имеет необыкновенное свойство – всегда появляться вовремя. Иногда даже раньше, чем я ощущаю в нем потребность. Мой слушатель, советчик, моя клетчатая жилетка. Я натянула джинсы, сунула ноги в сабо. Накинув легкую куртку, я закрыла дверь и пошла вниз по лестнице.

Я вышла в ночь. Капли воды, падающие с неба, достигнув земли лениво и медленно испарялись с горячего асфальта, создавая эффект пребывания в джунглях. Дышать было довольно тяжело, и даже ночная прохлада не остудила воздух окончательно. Когда сидишь на окне, воздух кажется свежее, чем тут, так близко к асфальту. Но мне, уже хорошенько так нагрузившейся «небесами», было абсолютно пофигу, чем и как дышать. После яркого света лампочек в подъезде у меня было ощущение, что я уткнулась носом негру в подмышку. Я поморгала несколько раз, постепенно глаза привыкали к темноте, и я смогла даже выделить на темном фоне еще более темное пятно машины. Яркий свет фар ударил в глаза, причиняя боль мозгу. Я громко выругалась и побежала на этот треклятый свет. Так, по крайней мере, ноги не сломаешь. Как только моя рука коснулась дверцы, фары погасли. Я открыла дверь и плюхнулась в уютные объятия автомобильного кресла.

– Привет. – Игорь повернулся ко мне.

– Здорово. – ответила я, поворачиваясь к нему. Он протянул руки, и я уткнулась носом в его щеку. Я глубоко вдохнула запах его туалетной воды, подавляя в себе желание разреветься. Он чмокнул меня в лоб и опустил руки.

– Держи. – он протягивал мне небольшую коробочку темного цвета, с золотым бантиком.

– Что это? – подозрительно спросила я. Только не подарок!!! Ну зачем все портить!

– Просто, увидел. Подумал, что тебе понравится. Можешь не озираться, цветов и шампанского не припас.

– Ну, спасибо и на этом. – криво усмехнулась я, осторожно беря коробочку. Ну, что теперь? Радостно открыть ее, сорвав бантик, и выразить восторг? Вяло и совсем без интереса я открыла подарок. На черном бархате тускло блеснул металл. Зажигалка. Прохладный предмет приятной тяжестью лег мне в ладошку. Что и говорить, такие вещи я люблю. Откинув пальцем крышку, я задумчиво чиркнула колесиком. Огонь осветил салон. Огонь всегда завораживает. Так же, как и вода. Так же, как и труд другого человека. На эти три вещи можно смотреть бесконечно долго. Я бы к этому списку добавила еще пустую улицу.

– Спасибо. – я, погасив огонек, снова спряталась в темноту.

– Совсем хреново?

– С чего ты взял? – я криво улыбнулась, запуская руки в бардачок с грязным намерением сменить его веселенькую попсу на более депрессивную музычку.

– Ты в одиночестве, пьешь вино, но подходишь к телефону. – он с интересом наблюдал за мной, как в лаборатории наблюдают за кроликами.

– То есть, если бы я не подошла, то все было бы нормально? – спросила я, выуживая из кучи хлама диск.

– Да. – он пожал плечами. – Значит, ты просто хочешь побыть одна.

– Поставь. – я протянула ему диск. – Вначале в магазин, а потом куда захочешь. До тяпницы я совершенно свободна! – процитировала я Пятачка.

– Незапланированный отпуск? – Спросил Игорек, выруливая на дорогу.

– Ну, что-то около того, – буркнула я, выворачивая громкость магнитолы на максимум. Не хочу я разговаривать, понял, да?

Дождик вскоре закончился и перед моими глазами проплывала яркая, умытая дождем картина. Я задумчиво смотрела на проносящиеся за стеклом фонари, деревья, дома. Все они были сейчас необычны. Мокрый асфальт дороги напоминал Млечный путь с тем отличием, что на этом пути звезд было много больше, и они все сияли и перемигивались под желтым светом фонарей с мокрой листвой деревьев.

Я закурила сигарету, и окно плавно поползло вниз. Игорь не курит, и он не разрешает курить в машине. Однако сегодня – мой День Рождения. Значит, мне можно. Пальцами, одной рукой, я крутила свой подарок. Нет, мне определенно нравится эта вещица. Гладкая, прохладная, тяжелая. А зачем мне две зажигалки? Выпустив на мгновение бутылку, я извлекла из заднего кармана джинсов старую зажигалку. Обыкновенный кусочек пластика, обернутый какой-то бумажкой. Кинув на нее прощальный взгляд, я размахнулась и выкинула ее в окно. Со стороны Игоря раздался довольный хмык. Все верно, Грошик, мне понравился твой подарок.

Я ухватила пальцами тонкое горлышко бутылки и сделала большой глоток вина. Но разговаривать я все равно не хочу. Бутылка вернулась в уютное гнездышко между моих бедер, а я продолжила смотреть в окно. Только теперь было намного лучше, потому что озорной прохладный ветерок перебирал мои пряди волос, ласково дул в щеку, и, похоже, шалил на заднем стекле авто, потому что там возмущенно шелестели бумаги.

Как же пусто ночью в городе. Но как он красив и загадочен в своей пустоте. После дождя весь мир становится глянцевым. Блестящим и загадочным.

Летом небо недолго имеет глубокий синий цвет. Толща воздуха долго переходит в ночь и быстро теряет глубину черно-синего, вместо этого приобретая дико депрессивную серую окраску. Ночь почти кончилась. Вернее, она кончилась по моему понятию. Мне пора домой. Чтобы успеть уснуть под этот скучный серый цвет неба. Я редко видела, но точно знала, что через пару часов небо станет розовым – будет всходить солнце. Оно принесет нестерпимую жару и удушливый запах асфальта. Но это будет потом, не сейчас. Сейчас все еще восхитительно – прохладно и мокро. Я протянула руку к магнитоле и свернула звук почти на минимум.

– Ну что, полуночница? Домой? – Игорь понимает меня без слов. Иногда это очень удобно. Иногда нет. Чаще мне все равно.

– Да, Грошик. Поехали домой. Спать пора. Была рада тебя увидеть.

– Так говоришь, как будто выходишь на этом светофоре.

– Нет, просто решила сказать все сразу, чтобы потом не заморачиваться.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты патологически ленива?

– Не-а. Высади меня у ларька. – попросила я, снова врубая громкость на полную.

Через пару минут меня подвезли к моей улице. Он остановил у ярких окошек ночного магазина. Наверное, продавщица спит и седьмой сон видит, а тут я, с желанием взять чего-нибудь вкусного домой. Открыв дверь, я махнула рукой на прощание своему ночному спутнику. Подойдя к двери магазина, я еще раз обернулась. Игорь улыбнулся, машина тихонько зашуршала шинами и, легко развернувшись, ушла в тающую ночь. Вот так.

Просто.

И никаких заморочек.

Я вошла в магазин. Сонная девушка раздраженно запихнула в пакет мое вино, ветку винограда, сигареты и шоколадку. Вообще-то я не ем шоколад, и вообще равнодушна к сладкому, но почему-то мне захотелось ее купить. Теперь она будет лежать в моем холодильнике бесконечно долго. А потом мне вдруг захочется сладкого, и я съем одно окошечко, и снова забуду о шоколаде на дальней полке холодильника. Потом, через пару месяцев, на меня найдет желание убраться, и я выкину шоколад, потому что он станет старым.

Накинув капюшон на голову и мягко упрекая себя за покупку ненужного, я медленно шла по мокрому асфальту к подъезду. Легкое опьянение не давало мне замерзнуть, и я наслаждалась погодкой. Мое внимание привлекло темное пятно на серой кирпичной стене. Я замедлила шаг. Приближаясь к двери подъезда, я по очертаниям пятна определила в нем человека. Пьяный, наверное. Устал – присел отдохнуть.

Я почти вошла в подъезд, когда услышала голос:

– Огня не найдется?

Странно. Голос не был пьяным. Он принадлежал молодому человеку. Даже, наверное, мальчику.

Я повернулась к нему, одновременно выуживая новенькую зажигалку из узкого кармана.

– Держи.

Огонь выхватил из темноты лицо. Точно. Мальчик. Лет пятнадцати. Что делает тут ребенок в это время?

– Спасибо.

По дрожащему огню сигареты в пальцах юноши, я поняла, что он сидит тут давно. И порядком замерз. Обычно я очень осторожный человек, не знаю точно, что подкупило меня в этом человеке. Наверное, бутылка «Голден скай», выпитая мной во время прогулки.

– Чаю хочешь?

Тень молчала. Я поняла, что хочет. И не только чаю. Хочет к свету, в тепло.

– Пошли. – я тронула Тень за плечо, и, не оглядываясь назад, вошла в подъезд. Почему я была так уверена, что Тень пойдет за мной? Но она пошла.

Когда я открыла входную дверь и вошла в квартиру, меня ожидал еще один сюрприз. При тщательном визуальном изучении моя находка оказалась девушкой. Причем настолько похожей на парня, что определить ее пол я смогла лишь по выпуклостям, которые находились именно там, где у парня их просто не может быть.

– Проходи. – сказала я, снимая куртку и вешая ее на крючок. – Куртку можешь повесить тут. – Я пошла на кухню. Щелкнув выключателем небольшого бра над столом, я в который раз мысленно похвалила себя за чистоплотность. Я долила воды в чайник, щелкнула кнопкой включения.

– Иди сюда! – позвала я свою находку. Интересно, что она там застряла? Я взяла в руки пепельницу, и, повернувшись, чуть ее не уронила. Находка тихо сидела на табурете за моей спиной. Двигается как кошка.

– Я тут. – теперь она говорила тише, потому как точно знала, что ее слышат, и ее голос стал глубже и ниже на полтона.

– Я вижу. – ответила я, ставя пепельницу на стол.

– Ты кто? – я залезла на табурет и, достав сигарету, закурила.

– Лешка.

– Ты врешь. – доброжелательно ответила я, выпуская струйку сизого дыма. Вино веселило меня и отгоняло всякую осторожность.

– Какая разница? – она наконец-то подняла свои глаза и посмотрела прямо на меня.

– Почему ты сидела у подъезда под дождем?

– Потому что у меня неприятности дома. – она смотрела на меня, и ее глаза говорили «ну давай, расспроси меня об этом и я скажу, куда тебе нужно идти и с каким ускорением, потому что это не твое дело, какие у меня неприятности». Что ж. Мне все равно неинтересно, что у детей могут быть за неприятности. А она все так же смотрела с ожиданием вопроса. Мы молчали. Чайник шумно закипел и выключился с громким щелчком. Я пожала плечами и повернулась к чайнику.

– Сколько тебе сахара? – две чашки – два пакетика – две ложки.

– Я не пью сладкий чай. – минус ложка.

Ладно. Я поставила перед ней чашку и села напротив. Мы опять молчали. Интересно, ее напрягает молчание? Почему-то на людей это действует, как тонкий психологический прием. Они теряют уверенность, начинают нести всякую чушь – лишь бы не молчать – и выглядят еще более глупо, чем, если бы они подхватили молчание. Я смотрела, как она отогревает замерзшие пальцы о горячий фарфор. У нее будут красивые руки. Именно будут, когда подрастет. Сейчас длинные и по-мужски изящные пальцы были покрыты заусенцами, точками от шариковой ручки, даже пара царапин была в наличии. Ногти явно обгрызены.

Молчание затянулось.

– И часто у тебя неприятности?

«Лешка» замешкалась. Раньше я никогда ее тут не видела, но я так редко обращаю внимание на окружающий мир, что запросто могла бы пройти мимо нее и не заметить. Во дворе же все время тусуются чьи-то дети. Она шумно отхлебнула из чашки, умудрившись спрятать в ней почти все свое лицо. Я видела лишь ершик когда-то светло-русых волос, которые теперь переливались всеми цветами радуги. Она, наверное, почувствовала, что я смотрю на нее. Чашка медленно опустилась. Над краем нежно-голубого фарфора показались серые с зелеными искорками глаза. Я затушила сигарету.

– За что же твои родители могли выгнать тебя ночью на улицу? – я решила немного подразнить ее. – Они тебя совсем не любят?

– Совсем. – она поставила чашку на стол и вновь посмотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд мне откровенно говорил: «это вообще-то не твое дело, но раз ты меня напоила чаем, то так и быть – я потерплю»

– А, понятно. Плохая, непослушная девочка. Поймали за курением? Двойка в дневнике? Хотя нет, сейчас же лето, какая двойка…- я совершенно не понимала, какие еще могут быть проблемы у детей ее возраста.

– Я не курю. – удивила она меня. – И не нужно обращаться со мной как с нашкодившей школьницей.

– Да? – я с интересом окунулась в серые глазки, пытаясь поймать взглядом хотя бы одну зеленую искорку. – А сколько тебе лет? – я задала вопрос просто так, для того, чтобы она не отводила глаз, и я могла бы дальше заниматься «охотой» в ее глазах. Почему-то именно когда ты спрашиваешь человека, глядя ему в лицо, он тоже смотрит на тебя, но стоит вопросу закончится, то… в общем редко кто отвечает, глядя вот так же прямо.

– Мне 19.

– Ого. Учишься? Или слоняешься со шпаной из нашего двора?

– А кто тебе сказал, что эта шпана не учится?

– Не знаю. Просто они все время галдят, там, внизу. Создается впечатление, что они приходят туда рано утром и рассасываются поздно вечером.

– А ты не думала, что это разные люди? Ну, что утром это одни, днем другие и вечером все вместе?

Я удивленно посмотрела на нее. Нет, я о таком даже не предполагала. Они все для меня на одно лицо: проколотое, татуированное детство плавно переходящее в стадию отроков. Хотя кто их сейчас называет отроками?

– Ладно, не важно. Пошли, придется тебе спать на полу. Не страшно?

– Ты… что? Хочешь оставить меня на ночь? – мне показалось, что она сейчас просто упадет с табурета.

– Нет, я хочу выгнать тебя на улицу, чтобы ты дальше сидела там и мерзла. – улыбнулась я, спустив ноги с табурета и вставая. – Пошли-пошли. Да и ночь-то почти кончилась. Так что это не считается. Не стесняйся. Я не кусаюсь.

– Ну, очень надеюсь на это. – пробурчали мне в спину.

Раскладывать диван я не стала. Просто кинула себе подушку и, открыв ящик для белья, выудила из него легкое одеяло. Находке постелила плед, отдала вторую подушку и свое теплое одеяло. На полу иногда бывает холодно. Особенно если ты трезв, а окно всю ночь открыто. Я переоделась в домашние брюки и майку и юркнула под одеяло. «Лешка» посидела еще с минуту на кухне, потом я услышала, как тихо открылся кран и зажурчала вода. Она что, моет посуду?!? Больной ребенок. Однозначно. Потом вода перестала литься, и свет погас. Теперь я видела лишь тень. Она кошачьим шагом прошла в комнату и так же тихо растворилась под одеялом. Я закрыла глаза. Мне стало интересно, что могло выгнать человека из дома? Я вспомнила своих родителей, свое детство. Интересно чем я занималась в 19 лет? Ах да. Я уже работала и жила отдельно. Я уехала от родителей, когда мне стукнуло 18 лет. В другой город. Я тщательно выбирала себе профессию, старательно выбирала город. Чтобы он обязательно был подальше от моего родного, и что бы там были удобоваримые для меня условия обучения и проживания. Я училась, я работала и жила в общежитии. Усиленно копила на собственное жилье. Девчонки вечно бегали на свидания и дискотеки, и мне было непонятно: когда они успевают учиться, и на какие деньги удовлетворяются их желания? Какие-то странные у них проблемы были… колготки-помады-тушь-бусики-тряпки-мужчины, и все это обсуждалось в одном разговоре, в одном порыве поделиться радостью от купленной по дешевке туши, до секса на прошлой вечеринке. Квартиру мне подарили за окончание университета. Ну, подарили – это громко сказано, за пять лет, я смогла прикопить неплохую сумму, поэтому наполовину этот подарок был честно оплачен мной самой. Родители долго не могли понять моего желания остаться в чужом городе. Это для вас он чужой, а мне за эти пять лет он стал родным. Роднее вас. Ну, простите, вот такая я неблагодарная. Мой мозг совсем ушел в воспоминания, и я даже не заметила, как уснула. Мне снилось что-то невообразимо яркое. Яркое солнце, яркая листва, даже мяч был ярко красный. Хотя откуда там был мяч? Не важно. Пусть.

Открыв глаза, первое, что я увидела это пустое спальное место. Мозг заработал и через минуту выдал информацию, что вчера я привела с улицы домой совершенно незнакомого мне человека. Также он мне услужливо подсказал, что если я так и дальше буду делать, то все может закончиться для меня очень и очень печально. И если я уже начинаю так делать, то мне стоит задуматься о своем психическом благоразумии. Конечно, на самом деле все было намного короче и в матах. Но итог был одним – ты дура, Лариска.

Я прислушалась. Дома было тихо. На кухне? Чай пьет? Что за дурацкое имя – Лешка? Я встала и осторожно заглянула на кухню. Там никого не было. Я метнулась в ванную, но и она радовала своей пустотой. Идиотка, чему ты радуешься? Я подергала входную дверь. У меня автоматическая собачка, которая захлопывается сама. Моя ночная гостья просто проснулась утром раньше меня и ушла. Я вернулась в комнату и пристально осмотрелась. Красть у меня особо нечего, денег немного, все деньги я храню на карте. Сумочки у меня отродясь не было. Золота тоже. Я постояла, подумала еще маленько, а потом махнула рукой. Даже если Лешка что-то вынесла из моего дома, то так как я этого не заметила сразу, значит мне это неважно. А ей, наверное, нужно.

Всё утро. Целое утро и кусочек дня я потратила на то, что бы купить себе футболку. Мои ноги ныли, казалось, по самое колено. Удобные ботинки теперь казались неимоверно тяжелыми и неудобными. Нагруженная сумками, потому что по пути я решила заглянуть в супермаркет, я думала, что никогда не дойду до дома, и эти сумки становились тяжелее с каждым шагом.

Дойти до угла дома.

Поменять руки.

Дойти до заборчика вокруг детской площадки.

Поменять руки.

Черт, запястья ноют нечеловечески, обувь неудобная, дороги неровные, сумки тяжелые, денег мало, на работе сплошная небритая задница.

Дойти до подъезда.

Еще чуть-чуть.

Ступенька, две…

Почему нельзя поставить одну сумку на подоконник и быстренько дотащить вторую до квартиры и вернуться за первой? Потому что сумку стащат. Всенепременно стащат. Вон они, сидят на подоконниках. Явно обкуренные или под дозой. Все как один ¬¬¬¬¬¬- в широких штанах, грязных засаленных футболках.

Интересно, Лешка среди них есть? Я, бегло стреляя глазами, оглядела подростков. Лешки там не было. Ну, как можно вот так прожигать жизнь? Такое ощущение, что нынешнее поколение на 50% находится в периоде ожидания, ожидания непонятно чего. Им скучно в этот период, и они совсем не знают, чем и как себя занять. Чего можно ждать от жизни в 15 или 17 лет? Под свои ворчливые мысли я дошла до своей двери. Вот так. Еще рывок, и я буду дома.

А чем можно себя занять в таком возрасте, думала я, разбирая покупки в холодильник и шкафчики. Можно и нужно учиться. Для чего? Наверное, для того, чтобы потом пойти учиться дальше, или пойти работать. А работать для чего? Учиться дальше – это понятно, ты 10 лет учился – у тебя уже вроде привычки что-то образовалось, и следующие 5-7 лет постепенно избавят тебя от этой пагубной привычки.

А работать?

Боже, ни за какие блага мира я не согласилась бы снова оказаться в школе, детском саду или универе. Никогда не понимала людей с такими желаниями. Какая в этом радость? Беззаботное детство и юность? Почему-то никто никогда не вспоминает о зависимости в этом возрасте. Самая большая зависимость у самых маленьких детей, чем старше становится ребенок, тем меньше сама эта зависимость, но тем больше других зависимостей. Или кто-то согласится поменять теперешнюю жизнь на жизнь ребенка? Шарфы, варежки, лекарства, учителя, воспитатели и еще куча всякого барахла – зависеть от всего этого, потому что у тебя просто нет выбора. Ты пьешь лекарство, если кашляешь. Тебе завязывают рот шарфом, если на улице ветер. И по утрам тебя кормят кашей, которую ты ненавидишь, но ешь: выбора-то нет. Тебе придется идти в школу, потому что не можешь и не имеешь права внятно сказать родителям: сегодня в школу не пойду. Тебя могут не пустить на дискотеку, в кино, к друзьям. Могут запретить общаться с мальчиком или девочкой, потому что не считают их нормальными, благополучными детьми. Но зато когда ты идешь работать, вся эта лабуда испаряется. Нет практически никакой зависимости, кроме твоего желания работать. Ты делаешь то, что считаешь нужным, живешь, так как считаешь истинно правильным для себя, общаешься с самыми неблагополучными, на взгляд твоих родителей, людьми – и никто не имеет права запретить тебе жить. Жить как считаешь нужным.

Я с грохотом закрыла окно. Черт бы побрал этих детишек. Ну почему они вечно орут под окнами до поздней ночи? Родителей совсем не беспокоит тот факт, что все послушные дети в девять вечера должны спать?

Может купить уже кондиционер? К черту. Лучше ружье. Тогда можно отстреливать тех, кто орет громче всех, и простреливать шины автолюбителям, которые очень любят сигнализацию и крепко спать. И тогда настанет благодатная тишина. Или поставить стеклопакеты? Говорят, они очень хорошо отгораживают тебя от уличного шума. Я решила пойти погулять. Ну и пусть душно-жарко-липко. В лесу хорошо. Там, конечно же, прохладнее. Но и народу тоже, наверное, много. Я кинула в пакет небольшое байковое одеяльце, книжку и вышла на улицу.

– Здравствуйте, девушка.

Я недовольно оторвалась от чтения и подняла голову. Передо мной стоял высокий парень. Блин, ну почему? Почему мне так не везет? Я специально долго шла вначале по лесу, потом спустилась в овраг и дошла до самой речки, чтобы уйти как можно дальше от народа и цивилизации, и всего, что к ней прилагалось. И дальше по берегу, где нет даже намека на песок или приятно-округлую гальку – тут не было ничего из того что манило бы «нормальных» людей. И вот – на тебе.

Я приподняла темные очки и выразительно огляделась вокруг. Снова подняла голову:

– Здраве будь, отрок. – чуть издевательски ответила я. Казалось, он чуть опешил от такого ответа, но все-таки решил продолжить.

– Читаете что-то интересное?

– Неимоверно. – сопроводила я свои слова кивком, и снова уткнулась в книгу, умоляя мысленно, чтобы этот человек исчез. Ну, неужели мне нужно переезжать на Марс, чтобы побыть одной?

– Неужели чтение, даже неимоверно интересное, способно заменить приятное общение? – он без приглашения сел рядом. Я подвинулась, чтобы мое бедро не касалось его горячей загорелой кожи.

– Скажи мне, отрок, вот что: ты, наверное, специально забрел так глубоко по берегу в поисках общения? – спросила я, закрывая книгу.

– Ну почему «отрок»? Меня Дима зовут. – он улыбнулся, демонстрируя в улыбке ровные белые зубы. Я перевернулась и села так, чтобы видеть его лицо. Симпатичный. Загорелый. Мускулистый. С намеками на терпеливость и чувство юмора. Рыжий. Он безумно рыжий. Дима, значит.

– Хорошо, Дима. – с натяжкой произнесла я. – Ну, так что, ты за общением шел так долго и нудно?

– Нет, собственно. Я просто загорал, тут отличное место. – он махнул рукой в том направлении, где, по всей вероятности, загорал.

– Ага, отличное. Наслаждался одиночеством?

– Ну, в какой-то степени да.

– Нравилось?

– Было неплохо. – он невольно поежился под моим взглядом. Наверное, жалеет, что без очков.

– Вот и мне было неплохо, пока ты не пришел. Доступно? – я внимательно посмотрела на парня.

– Вполне. – он снова улыбнулся. – Мне уйти?

– Точно. – я снова взяла книгу и демонстративно уткнулась в нее, давая понять, что это были мои последние слова.

Он посидел, помолчал. Потом встал и ушел.

Через часик меня стало неудержимо клонить в сон. Я бездумно откинула книжку, прикрыла голову сарафаном, который скинула в желании подставить под лучи солнца побольше тела, и закрыла глаза. Как же хорошо! Как же хорошо лежать тут, пусть на камнях, пусть они кое-где довольно неприятно впиваются в ноги и живот, но все равно – как же мне хорошо. Солнышко жарит сверху, шорох волн по камушкам, ласковый теплый ветерок ласкает кожу. И тишина. Хо-ро-шо!

– Девушка, неужели Вам никто никогда не говорил, что нельзя спать на солнце?

Господи! Простонала я про себя. Опять он. Ну почему он не исчез?

– А тебе никто никогда не говорил, что быть назойливым – плохо? – спросила я ворчливо, не открывая глаз.

– Пить хочешь? – он перешел следом за мной на «ты».

Я почувствовала, как Дима опять приземлился на мое одеяльце.

– Я хочу, чтобы ты исчез. Дим, ну тебе что, совсем нечем заняться? Ну, вместо того, чтобы тратить свое время на девушку, которая не хочет, чтобы на нее тратили время?

– Тебе повезло. Именно сегодня мне совершенно нечем заняться и поэтому я потрачу на тебя столько времени, сколько ты не хочешь. – по интонации его голоса я поняла, что он улыбается. Вот больной.

– А вчера тебе было чем заняться?

– Вчера было. И завтра будет.

– И чем ты будешь заниматься завтра?

– Позвоню тебе и приглашу поужинать.

– А почему не позавтракать? – лениво поинтересовалась я.

– Хочешь позавтракать – давай устроим ужин плавно переходящий в завтрак.

– Ты и готовить умеешь? – я перевернулась на бок, и теперь смотрела на него.

– Умею. И даже цветы дарю… Через раз. – он снова улыбнулся.

– Ты – чокнутый. – подвела я итог, и снова легла, закрыв глаза. Нужно собираться домой. Хватит уже, назагоралась. Но было катастрофически лень двигать себя. Еще и нести домой одеяло. Главное неудобство этого «пляжа» заключалось именно в том, что он находился под крутым, почти отвесным склоном. То есть, когда ты идешь на пляж – ты спускаешься вначале в овраг, а потом суперосторожно ползешь несколько метров по отвесному срезу глины, которая образует склон, думая только о том, как бы не сломать ногу. А когда идешь домой – без навыка альпинизма ты туда не попадешь. Но меня привлекали несколько другие плюсы этого местечка – тут была вода, правда, течение реки в этом месте слишком сильное – плавать без разряда по плаванию невозможно. И, главное – тут нет людей. Ну, или не было до сегодняшнего дня. Я с сожалением подумала, что теперь придется искать другое место для единения с природой, ибо тут становится людно.

Я села и стала одеваться.

– Уже уходишь? Надеюсь не из-за меня? – казалось, он непритворно огорчен.

– Нет, мне просто пора. – ответила я, укладывая книгу в пакет. Дима поднялся.

– Я провожу тебя.

– Спасибо, но я знаю дорогу домой.

– Но я-то ее еще пока не знаю. – он поднялся, и взял одеяло.

– А ты нахал. – сказала я, наблюдая за тем, как он резко встряхивает клетчатый кусочек ткани.

– Да, я такой. Тебе придется подождать, пока соберусь я. – ответил Дима, отдавая аккуратно сложенное одеяло. Мы подошли к месту его «стоянки». Я бегло оглядела местечко: плед, полотенце, несколько журналов и ноутбук.

– Ты, что работал на природе?

– Да. Знаешь ли, иногда нужно подумать – что может быть приятнее работы на свежем воздухе? – ответил он, складывая ноут в специальную сумку-чехол. Дима быстро собрался и мы пошли в гору.

Спустя минут сорок мы подошли к моему дому. За это время я узнала, что Дима адвокат, весьма успешный. Что он любит Стивена Кинга, шоколад и игры-симуляторы. Также что он был женат, но весьма неудачно.

– Спасибо, что проводил, дальше я сама. – сказала я, протягивая руку, что бы взять свой пакет.

– Даже чай за труды не предложишь? А говоришь, что я нахал! – он скорчил рожицу, отдавая мне пакет. – Ну, может, поощришь, хотя бы номером телефона? Иначе мне придется караулить тебя здесь каждый раз, когда я захочу тебя увидеть.

– Чаю не предложу. Телефоном не поощрю. Ты сам напросился меня провожать, я тебе ничего за это не обещала. Ты помимо того, что нахальный, еще и корыстный.

– Ну, теперь, когда ты знаешь почти все мои отрицательные черты, может, дашь возможность, проявится положительным чертам?

– Дам. – ответила я, кивая. – Обязательно дам. Но не сегодня. Приятно было и все такое, но мне действительно пора. Пока.

Я отделилась от него, и, не оборачиваясь, пошла домой.

Придя домой, я залезла под прохладный душ. В такую жару одеваться не хотелось совершенно, поэтому я, как была голышом, со спутанными мокрыми волосами, так и вышла на середину своей комнаты. Ррраз! И на пол полетел пушистый плед. И два – я плюхнулась на него голая и замерла, уставившись в потолок, ощущая всем телом приятное щекотание ворсинок пледа. Теплый ветерок продувал мокрые пряди волос, приятно скользил по коже, и пропадал где-то в районе ног, нагреваясь от духоты комнаты. Меня неудержимо клонило в сон. Закрыв глаза, я задремала.

– Лариса! Лариса! Где ты? – я резко открыла глаза на крик. Я задремала над учебником. Кажется, матери что-то нужно. Я протерла глаза и пошла на крики.

– Ну что? Мам, что тебе… – я так и не смогла закончить фразу, на кухне, прямо передо мной сидел совершенно синий человек. Он был похож на татарина или еще кого-то, я плохо разбираюсь в национальностях, но он был синий, у него были длинные, почти до груди, тонкие усы и узкие с прищуром глаза. Может, монгол? Но что даже монголу делать у меня на кухне, и почему он синий?

– Вы кто?

– Я друг. – голос, казалось, пронизывал меня насквозь. Он был спокойным, но внушал какой-то непонятный страх.

– Чей друг? – я почувствовала, как детская теплая ладошка оказалась в моей руке и крепко ее сжала. Мой братик. Мы же идем гулять. Ему пять. И я его обожаю.

– Его. – мужчина кивнул на моего брата. Мне стало страшно, я инстинктивно прикрыла собой маленького ребенка.

– Ты ему не друг. – покачала я головой. – И близко к нему не подходи.

Я вышла из кухни, крепко сжимая ручонку братика. Мы идем гулять. Я ковыряюсь в песочнице, строю замки и куличики, на улице жаркое лето, пахнет сиренью. Вдруг я понимаю, что братика нет со мной рядом, я оглядываюсь, громко зову, но его нигде нет. Леденящая волна страха поднимается из пяток, и, как цунами, обрушивается на меня… Я точно знаю, где он… Он пошел туда, к этому страшному человеку… Бегом, бегом, бегом по лестнице вверх, вот мой этаж, вот моя квартира, коридор… Я задыхаюсь от бега… Болят легкие… Мне так страшно… Я на цыпочках подхожу к кухонной двери. Она закрыта… Через стекло в двери я вижу, как они разговаривают, братишка кивает головкой и доверчиво кладет свою руку в протянутую синюшную ладонь…

– Нет!!! Нет!!! Отпусти его!!! – я кричу что есть сил, но они не слышат меня, я поднимаю руки, и что есть силы бью по стеклу… Оно должно было разбиться, но нет, оно прочное, как сталь…

– Отпусти его!!! Отпусти!!! Не ходи с ним!!! Нет!!!

Я смотрю, как они уходят… Откуда в кухне вторая дверь? Они уходят куда-то далеко… Так далеко, что мне туда ни за что не попасть… Как бы я не старалась – туда мне входа нет… И ему выхода… По моему лицу бегут слезы… Я все еще стучу по стеклу…

– Пожалуйста!!! Нет! – мой собственный крик разбудил меня. Пару секунд я так и лежала, с широко открытыми глазами смотря в потолок. Сон… Это снова тот же сон. Он снится мне слишком часто, с тех пор, как умер мой брат. Постепенно мое дыхание успокаивается. Это сон. С этим ничего не поделаешь. Я свернулась в клубочек, на глаза набежали слезы. Прошло столько лет, а я все еще по нему скучаю… Наверное, это единственный человек, по которому я скучаю так. И по-другому не будет.

«Кто сказал, что время лечит?

Оно лишь делает привычной боль…»

Психиатр сказал, что со временем чувство вины должно пройти. Но я с трудом верила в его слова. И глубоко внутри себя считала, что если пройдет и это чувство, то тогда я совершенно никчемный человек. Все вокруг говорили, что я очень тяжело пережила гибель брата, но мне казалось, что они преувеличили. Зачем-то появился психиатр. Я послушно ходила на приемы и тренинги. Я делала это лишь для того, чтобы от меня отстали, и дали возможность подумать. Подумать о себе, о нем… Побыть одной… Это так несправедливо. Он был такой маленький, и он совсем ничего не видел в этой жизни, кроме урода-отца, вечно отсутствующей матери, и бабулек – стаи оголтелых ворон. С самого рождения не нужный никому, кроме меня и матери. Нас было двое – в огромном мире нас было только двое. У меня появился маленький человечек, который ждал меня, радовался мне, делил со мной свои радости и несчастья. Как же я любила его. Мне нравилось быть старшей сестрой…

Если бы в тот день я пошла с ним… Он просил, чтобы я пошла с ним на речку, но я бездумно попросила его сходить с друзьями… Как же это было бездумно…

Почему в тот момент ничто не екнуло внутри меня?

Я была спокойна, весела и легкомысленна. Я даже не забеспокоилась когда позвонила мать, и сказала что его до сих пор нет дома, а раньше он никогда не задерживался так долго.

Я не забеспокоилась, когда его друзья не открыли мне двери, а мой вопрос – где Олежка? – остался без ответа…

Кто первым придумал позвонить в милицию? Не помню. Но именно из этого звонка мы узнали, что маленький мальчик с такими приметами три часа назад был сбит автобусом, и сейчас лежит в больнице…

Он в коме…

Состояние тяжелое…

И все завертелось в бешеном вальсе…

Я останавливаю машину на улице, мы прыгаем в нее и несемся к детской больнице… Сумка дома… с собой нет денег, чтобы рассчитать водителя… плевать… судорожно объясняю ему ситуацию… он кивает… оставляю ему номер телефона:

– Позвоните, я Вам отдам деньги… Спасибо, огромное… До свидания…

Серый, холодный холл приемного отделения…

К нему пропускают только мать… Не меня…

Мать…

Она находится там всего несколько секунд…

Это называется «опознание»…

Несколько секунд живет надежда, что это не он… Что они все перепутали… Несколько секунд…

Выходит мать… Без слов я понимаю…

Это он.

Три дня в коме…

Три дня около моей постели сидят подруги. Они не спят. Они по очереди дежурят около меня и матери. Непонятно, кто умирал в эти долгие три дня… Я или он?

Страшно звонить в больницу… Страшно… Состояние без изменений… Без изменений – это хорошо или плохо? Это нормально…

Не лучше, не хуже…

Под утро третьего дня я задремала. Меня разбудила мать. Разбудила страшными словами. Никогда не забуду ее голоса…

Ее лица в этот момент…

Он умер…

Он умер, а я осталась… Я осталась одна… Без него… Почему он? Почему не я? За что? Неужели он сделал что-то плохое? Или я? Если я сделала, нужно было наказывать меня, но не так жестоко! Не так!

Почему он?

Почему?

Даже после стольких лет… Этот вопрос оставался главным для меня. Появись передо мной фея и спроси: что я готова отдать за то, чтобы он жил, я, не задумываясь, отдала бы все, что имею. Все, до капельки.

Наверное, именно в тот момент появилась усталость…

Я сидела на полу и глотала слезы. Боль не стала привычной, даже спустя столько лет… Все так же больно… И все так же обидно… И все так же его не хватает…

Ладошками я отерла струящиеся по лицу слезы. Необходимо отвлечься. Я включила телевизор, вяло пощелкала каналами – ничего интересного или увлекательного. Немного поразмыслив, я решила накинуть футболку, умыться и прибегнуть к самому простому способу ухода от реальности – напиться. Напиваться в одиночестве мне не хотелось, поэтому я, быстренько сполоснув лицо, набрала номер Грошика.

– Грошик, ты сильно занят? – спросила я в ответ на его стандартное «алло».

– А в чем дело?

– Покатай меня, а?

– Интересно, у тебя хоть раз в жизни возникла мысль, что я могу тебе отказать?

– Ой, давай ты мне будешь отказывать в следующий раз, а? – плаксиво протянула я.

– Ладно, сейчас приеду.

Вот и замечательно. Закинув свое тело в джинсы, я, прихватив ключи, выскочила на улицу, решив подождать его прибытия где-нибудь у подъезда на лавочке.

– Грошик, скажи, а я красивая? – спросила я, рассматривая свое отражение в окне автомобиля. Игорь с недоверием посмотрел на меня. Мы стояли на светофоре. Мы колесили по городу несколько часов. Наверное, Игорь устал. Устал от меня, от моего молчания, от моей недоговоренности. Я его понимаю, иногда сама от себя устаю, но что поделать. Назвался моим другом и плакательной жилеткой – будь добр соответствовать.

– С чего вдруг тебя стали волновать такие вопросы?

– Не знаю. Так просто, стало интересно. Я смотрю в зеркало и вижу себя. Простую себя. Интересно, что видят другие?

– Все равно. Это подозрительно. Стареешь что ли?

– Поехали! Зеленый уже. И не язви, я серьезно спрашиваю.

Игорь плавно нажал на газ, машина тронулась. Некоторое время мы ехали молча.

– Грошик, ну серьезно. – капризно протянула я, возвращаясь к прежней теме.

– Ты нормальная. – ответил он, сворачивая к дороге, которая вела к моему дому. – Хотя, какая ты к черту нормальная? У тебя снаряд в голове видно за 20 метров. Похоже, ранение в голову увеличивает свои масштабы, и скоро доберется до твоего позвоночника.

– Вот и я думаю, что обыкновенная. – вздохнула я, пропуская мимо ушей поток сарказма.

– Послушай, – он остановил машину у моего подъезда и заглушил мотор. – Тебе что, кто-то сказал, что ты красива, и тебя это огорчило?

– Мммм… Нет, мне сто лет этого никто не говорил. – я задумчиво водила пальцем по кожаной обивке сидения.

– У тебя появилось увлечение?

– Грошик, если я тебе скажу: что у меня появилось, то ты мне не поверишь, а потом начнешь собирать всякие гадости. Ладно, я устала и хочу спать. Отложим этот разговор на потом. – я открыла дверь и вышла из машины.

Медленная музыка заполняла меня целиком. Правда, ее место во мне уже съедалось опьянением, но все же музыка заполняла мои уши и приникала глубже. Саунд трек из очаровательного фильма ужасов Сайлент Хилл – был поистине великолепен.

Катание с Игорем приносит все меньше удовольствия. И от мыслей не убежишь. И от себя тоже. На работе появилась новая сотрудница. Наши мужчины сделали стойку. Была бы я мужчиной, может, и у меня было бы больше радостей в жизни, например, делать стойку на таких, как она. Красивая, стильная, строгая… Совсем не такая, как я. Из той породы девушек, что даже в 30 градусов по Цельсию надевают колготки, и мучаются на высоких шпильках в душных деловых костюмах. Зато как красиво. Лицо фирмы или компании, и в минус и в плюс 30. А я? Я совсем не такая. Меня не видно. Хотя рыжие волосы нельзя назвать «серыми и незаметными», но я умудрялась сделать их такими. Иногда хотелось быть красивой. Но быть красивой просто так. Без всяких ухищрений типа шпилек, помады, туши. А быть красивой просто так, от природы. Я подошла к зеркалу. Обычная. Самая обычная. Но стоит вот так улыбнуться, чуть приподнять удивленно бровки, или чуть приоткрыть губы – получалось именно то, на что мужчины делают стойку. Почему-то это меня развеселило. Я криво улыбнулась своему отражению и быстро стерла у себя на лице следы этой похабщины. Чушь какая, меня совершенно не интересует как я выгляжу. Мне все равно. Наверное потому, что одна «голден скай» уже внутри меня. А алкоголь имеет волшебное свойство прибавлять сексуальности и загадочности.

Даже мне.

В дверь позвонили.

– О, привет. – я чуть пьяно улыбнулась. Передо мной с ноги на ногу переминалась Лешка. – Прикольно. Заходи!

Я распахнула дверь и пошла в комнату. Лешка тенью скользнула за мной и замерла на диване.

– У тебя появляется привычка исчезать и появляться. Ты фокусник? – меня слегка штормило, но все равно было весело. Как будто куча маленьких веселых пузырьков поднималась внутри меня, начиная свой путь от ног и лопаясь где-то в голове.

– Нет. – она пожала плечами.

– Ладно, какая разница. Давай потанцуем! – я подлетела к ней и, схватив за руки, дернула на себя. Лешка взлетела и оказалась в моих объятиях. По тому, как резко покраснели ее щеки, я поняла, что она смутилась. Чего она смутилась? Меня? Или моих рук, кольцом охватившим ее стройную талию? Я отстранилась от нее и посмотрела в глаза. Она снова вспыхнула до кончиков ушей и спрятала взгляд себе в плечо. Я весело от души рассмеялась и приникла к ней, уткнувшись носом в тонкую шейку. Она вздрогнула, но не оттолкнула меня. Просто замерла, как кролик перед удавом. Мы медленно переступали ногами под томную и тяжеловатую музыку, которую написал, как мне сказали, какой-то японский композитор. Я расслабилась и вновь позволила мелодии войти в себя, я вдыхала запах Лешки, постепенно забывая, что это ребенок, и ребенок женского пола. Медленно исчезали стены, потолок, все вокруг. Казалось, не существует ничего, кроме этого пола, мелодии, и ощущения теплого податливого тела, необыкновенно мягкого и гибкого. Плавно кружилась голова, внизу живота возникало непонятное томление. Лешка чуть повернула голову, и ее дыхание коснулось моих губ. Ощущения росли и поднимались внутри меня, заставляя еще крепче прижаться к такому влекущему телу. Я вздрогнула, когда почувствовала руку Лешки на своей спине. Это одним махом разрушило паутинку очарования. Я в миг осознала, что за ощущения возникли во мне, чего я хочу сейчас, и почему низ живота так неожиданно заломило. Так же, как и то, что в моих объятиях находится девушка, которая младше меня почти на 10 лет. Я приоткрыла глаза. Такой спокойно-умиротворенной мордашки, я, наверное, не видела никогда. Нужно это остановить.

– Где ты была все это время? Чем занималась? – тихо спросила я. Мне не хотелось тревожить ее или пугать. Я хотела мягко все остановить. Глаза распахнулись с немым вопросом, рука тут же опустилась вниз, губы, такие мягкие и влекущие всего секунду назад, стали твердеть и сжиматься в полосочку.

– Так, ничем особенным. Дома была. – она пожала плечами. Я разжала руки, и Лешка, пошатнувшись, сделала шаг назад.

– Прикольно.

Веселые пузырьки внутри меня растаяли. Наверное, их действие тоже ограничено, как и все вокруг.

– Что-то я устала. Давай расправим диван, посмотрим фильм… Ты любишь ужасы? – спросила я, выключая музыку.

– Триллеры.

– Выбери что-нибудь на свой вкус. – я кивнула на стойку с дисками. – А я пока раскину лежбище.

Она подошла к полке.

– Кстати, ты есть хочешь? – спросила я, бросая две подушки на разложенный диван.

– А у тебя есть что поесть? – она наклонилась к стойке и пальчиком вела по названиям фильмов. Вытаскивала один, читала, качала головой и ставила обратно.

– Хм… ты права, но можно заказать пиццу.

– Да ну ее. Не хочу я есть. Как тебе «Полусвет»? Еще раз посмотришь? – она протягивала мне диск. Хороший фильм. Интересный. Я кивнула, соглашаясь.

– Лешк, а ты вино пьешь? Или тебе еще нельзя?

– Пью. Иногда. А ты хочешь меня напоить? – спросила она, устраиваясь на диване.

– Мне не хочется пить одной, когда дома есть еще кто-то, кроме меня. Будешь?

Она кивнула.

¬- Заводи шарманку, а я сейчас вернусь.

Я открыла холодильник и извлекла из него две бутылки «небес». Достав штопор, я вывернула обе пробки. Интересно ей нужен стакан или фужер, ну из чего обычно пьют вино? Подумав еще чуть-чуть, я достала стакан. Надев его на горлышко одной из бутылок, я пошла с ними в комнату.

– Я не знаю, как ты пьешь вино, поэтому принесла тебе бутылку и стакан. – протягивая ей вино, сказала я.

– А как его пьешь ты? – она смотрела прямо на меня.

– Из горла.

– Вкусно?

– Безумно! – я немедленно ей это продемонстрировала. Вино кисло-сладкой леденящей струйкой пролилось в желудок. Она сняла стакан и поднесла горлышко к губам. Глотнула и посмотрела на меня, ожидая одобрения. Я одобрительно кивнула, перебралась через нее и удобно устроилась на диване рядом. Мы погрузились в созерцание истории о человеческих чувствах: любви, горя, страдании и страха.

Я проснулась оттого, что мне было холодно. Блин. Телевизор показывал синий экран – фильм давно кончился. Я огляделась, насколько позволял призрачный свет телевизора. Рядом, свернувшись в калачик, посапывала Лешка. Тоже замерзла. Нужно достать одеяло. Я быстро открыла шкаф и, достав оттуда огромное синтепоновое одеяло, укрыла замерзшую Лешку, и нырнула следом. Сейчас будет тепло. Ногой нащупав пульт от телевизора, я подтянула его к себе и выключила ящик, погружая себя в блаженную темноту. Лешка заворочалась и стала что-то бормотать. Не думая, я повернулась к ней, обняв двумя руками, подтянула к себе, и, закинув одну ногу ей на бедро, – вырубилась, как тот ящик.

Второй раз меня разбудил запах кофе и яичницы. Если я дома, то откуда у меня запах кофе? А если я не дома, то как я вообще оказалась вне его? Открыв один глаз, я увидела Лешку. Она сидела у дивана, сложив руки под голову, и смотрела прямо на меня.

– Привет. – она улыбнулась. У нее красивая улыбка с утра.

– Привет. Слушай, а ты никогда не пробовала красить волосы в более удобоваримый цвет и не делать из них ирокез? – я сладко потянулась под теплым одеялом, прикрывая глаза.

– Хочешь, попробую? – она смешно наклонила голову на бок.

– Хочу. – я улыбнулась в ответ. – А еще я хочу кофе.

– Сейчас. – она, как птичка, вспорхнула и улетела на кухню. Спустя пару минут у меня в руках дымилась большая кружка вкусного кофе.

– Завтракать будешь? – Лешка снова сидела у дивана, только теперь у нее в руках тоже была чашка. Я помотала головой. Кофе, сейчас только кофе.

– А сколько времени? – спросила я.

– Почти 10.

– Ого! Мне на работу пора. Спасибо за кофе. – я отставила кружку и поднялась. Краем глаза я заметила восхищенный взгляд Лешки, скользящий по моим ногам, чуть прикрытым футболкой. Стало немножко неудобно, и я, выхватив первые попавшиеся джинсы, запихала в них себя. Лешка, почувствовав мое смущение, подхватила обе кружки и удалилась на кухню. Ее уход позволил мне быстренько натянуть другую футболку и чистые носки. Я уже обувалась, когда Лешка появилась в коридоре.

– Я побежала на работу. Работаю я обычно до шести вечера. – скороговоркой проговорила я, втискивая ноги в ботинки. – Дверь захлопывается, так что, если надоест сидеть в одиночестве, то можешь уйти. – я подняла голову и наткнулась на ее взгляд.

– Мне можно остаться и подождать тебя?

– Да, вдруг я вечером захочу кофе. Ты его делаешь отлично. – я озорно ей подмигнула и, подхватив сумку, выскочила за дверь.

– Я буду ждать тебя, возвращайся скорее. – донеслось мне вслед через пролеты этажей. Интересно, мне понравится, что меня дома кто-то ждет?

День пролетел незаметно. В хлопотах, беготне и ругани. Как всегда. Домой меня гнало любопытство. Ждет или ушла? Влетев в подъезд, я быстро простучала подошвами пару этажей и остановилась в нерешительности перед своей квартирой. Рука медленно поднялась, и палец коснулся звонка.

Ти-ши-на.

Я пожала плечами, и полезла в сумку за ключами. Открыв дверь, я, обутая, прошла в кухню, комнату, даже заглянула в ванную. Никого нет. Ушла.

Ну и ладно, может, ей стало скучно.

А вот я, гонимая непонятно какими чувствами, даже не заглянула в магазин. И теперь в холодильнике шаром покати. Пошарив на полках, я нашла шоколадку. Вот, сейчас налью себе чаю, съем шоколадку, и будет не так грустно. Я налила себе чаю и пошла в комнату. Сев на диван, я включила телевизор. Как-то странно он показывает. Слишком четко, и как-то необычно – цвета сочнее стали? И только теперь мой мозг стал замечать некоторые перемены в окружении. Никаких признаков того, что вчера у меня был «депресс»: диван заправлен, пол подметен, бутылок не было видно. Я поставила кружку на пол и подошла к телевизору. Провела пальцем по нему – чисто. Огляделась. Девственно чистая, вымытая пепельница стояла на таком же чистом столе. Газеты и журналы, обычно кучей занимавшие стол, строгой стопкой покоились на предназначенном им месте. Я открыла шкаф, он приветствовал меня аккуратно сложенным бельем. Похоже, Лешке было действительно скучно. А, ну и ладно.

Я допила чай, съела шоколадку, и решила, что пора принять ванну. Скинув одежду, я голая прошлепала в ванную, пустила воду, секунду подумала и насыпала соли с запахом хвои. Небольшая комнатка заполнилась чудесным запахом леса. Я погрузила свое тело в эту вкусно пахнущую, чуть зеленоватую воду и расслабилась. Поленившись 20 минут в ванной, я вытащила пробку. Большое махровое полотенце приняло мое горячее распаренное тело в пушистые объятия. Уже надевая футболку, я услышала телефон.

– Да? – выдохнула я в трубку, пытаясь запихнуть влажную руку в рукав.

– Привет Лара. – голос в трубке мне показался смутно знакомым, но угадать точно, кто это, было сложно. Тем более футболка никак не желала надеваться на влажное тело, стараясь закрутиться в самых неожиданных местах.

– Ага, а кто это?

– Богатым буду. – голос рассмеялся. – Дима. Если помнишь.

– Помню. – от неожиданности я попала рукой в рукав и футболка наделась на меня сама.

– Это уже хорошо. Раз помнишь, это избавит меня от необходимости напоминать о нашем знакомстве.

– Тебе никто никогда не говорил, что ты произносишь слишком много лишних слов?

– Такая у меня работа – произносить лишние слова. – голос улыбнулся.

– Думаю глупо спрашивать, где ты взял мой номер телефона, но вот спросить, знаешь ли ты о том, что звонить человеку, который не давал тебе номера телефона и не ждет твоего звонка, неприлично, думаю, стоит. Ответ есть?

– Да, это все моя работа. Мне часто приходится звонить людям, которые не ждут моего звонка.

– Ты же адвокат, а не налоговый инспектор…

– Адвокат иногда хуже налоговика. Ну ладно, давай поговорим о моей работе при встрече.

– А кто тебе сказал, что она будет?

– Ну, есть же ты хочешь?

Я подумала.

– Ну, хочу.

– Ну, пошли тогда. Что за девушка? Встретимся через полчаса у городского сада.

– А если мне не хватит полчаса? У меня полчаса только на дорогу уйдет! – Возмутилась я.

– Лара, ты же хочешь кушать? За час ты просто с голоду умрешь. И я тоже. Ну, хорошо, я подожду тебя еще минут 10, но не больше. – он положил трубку.

Нахал.

Подумала я, прикидывая, что можно на себя надеть.

Наглец.

Продолжала я список его достоинств, надевая светлые льняные брюки и тунику.

Нахал, наглец, самоуверенный тип.

Подвела я итог, смотря на себя в зеркало. В целом неплохо выгляжу. Повесив сумочку на руку, я пошла на встречу.

Димочка очаровывал меня весь вечер. Я все время думала: неужели его так приперло? Молодой, интересный, неженатый, без детей, с работой и деньгами – неужели на него никто не польстится, лучше меня? Сплошное удовольствие, а не мужчина. Ему бы очень подошла наша новая сотрудница – обалденная бы пара получилась. Хотя, с другой стороны, если все эти достоинства на виду, то наверняка есть какие-то заморочки, которые сводят на нет все плюсы. Может, он алкоголик? Но за весь вечер он кое-как выпил бутылку пива, и теперь пил только сок. И перегаром от него не пахло. Игрок? Ну, из тех людей, которые проигрывают все деньги, оставляя только на дорогу до дома? Что же в нем не так? Как в анекдоте: рыбка, где нае*ка?

– Дим, а почему ты расстался с женой? – ой, кажется я, перебила его «наиинтереснейший» рассказ «даже-не-помню-о-чем». Он замолчал на полуслове с самым изумленным видом.

– А… Не знаю. – он помолчал, задумчиво раскручивая сок в стакане пластиковой соломинкой. – Просто так получилось.

– Она была стервой? – снова спросила я.

– Нет. Она изумительная женщина.

– Значит, ты был сволочью? – сделала я следующее предположение.

– А других предположений у тебя нет?

– Ну, вы, мужчины имеете обыкновение любое состояние женщины объяснять ПМС или недобором секса, почему бы и мне не быть столь же узкой. – пожала я плечами.

– Ну, я бы не стал равнять всех мужчин под одну гребенку.

– Аааа… Ты типа из поколения современных мужчин? Так почему вы расстались?

– Просто любовь прошла.

– У кого?

– У обоих. – коротко ответил он. – Давай поговорим о чем-нибудь еще, а?

– Давай. – легко согласилась я. На самом деле, любая другая тема мне была уже не интересна. Мысль зацепилась за последнюю фразу и начала разматывать события сама по себе. Просто любовь прошла… Разве может любовь просто пройти? В этой жизни слишком мало вещей, которые, проходят сами по себе. Все взаимосвязано. Если болел зуб, а потом перестал, значит, либо выпили обезболивающее, либо вырвали зуб, либо вылечили. Может ли такое чувство как любовь пройти «просто так», само по себе? Или любовь остывает постепенно, под натиском каких-то невидимых сразу факторов? Капелька раз – и чуть-чуть любви стало меньше, еще капелька, еще и еще и так до тех пор, пока чаша не будет пуста… Можно ли заметить такую вот течь? Можно ли как-то сохранить то, к чему ты никогда не сможешь прикоснуться? Ведь любовь нельзя потрогать, ее можно почувствовать, но можешь ли ты быть уверен в том, что это именно любовь, а не что-то другое? Изо дня в день ты просыпаешься рядом с человеком, ты открываешь глаза и видишь его, он смотрит на тебя и хриплым со сна голосом говорит тебе «доброе утро, любимая»… Потом просто «доброе утро»… Потом вообще ничего не говорит, просто встает, одевается, и уходит на работу. В какой из этих моментов нужно начинать думать, что любовь «проходит»? И можно, а главное, нужно ли что-то делать?

– Ла-ри-са! Ау! Ты где?

– Извини, я задумалась…

– Ну вот, я тут распинаюсь перед ней, а она задумалась. О чем хоть задумалась?

– А, тебе это неинтересно. Так о каких птичках мы ведем разговор? Может, пойдем прогуляемся?

Он рассчитался и мы вышли из кафе. На город вместе с ранней ночью спустилась благодатная прохлада. Тут и там слонялись парочки, где-то под гитару орали малолетки – город жил своей ночной загадочной жизнью. Я молчала, молчал и Дима. Просто так, молча, мы дошли почти до моего дома.

– Хочешь покачаться на качелях? – вдруг спросил он, хватая меня за руку? Мы как раз проходили мимо детской площадки.

– А давай!

Мы почти бегом устремились к высокому и какому-то несуразному сооружению из железа. Димка подсадил меня, и вот, спустя пару секунд, я вся наполнилась смехом и каким-то почти щенячьим восторгом. Ветер обдувает лицо, треплет волосы, екает сердце, под ногами проносится земля, а если запрокинуть голову, то можно увидеть, как качается небо. Это как давно забытые ощущения из детства, беззаботность, радость, скорость и… самое странное ощущение – свобода.

Наверное, только ребенок может выдержать долгое качание на качелях. На взрослых качели действуют как наркотик – временное удовольствие и кураж, которое потом сменяется унынием и ностальгией.

Веселые смешинки исчезли так же внезапно, как и появились.

Качели замедлили ход…

Я продолжала все так же тупо сидеть на них, уставившись на кончики своих туфель. Я почувствовала теплое прикосновение Димкиной руки. Он стоял так близко, что мои колени упирались ему в живот. Я подняла голову. Пусть он поцелует меня. Сейчас.

– Лар… знаешь… я…

Ну почему, почему мужчины вечно все портят? Неужели я хотела каких-то слов? Я просто хотела, чтобы меня просто поцеловали, к чему вся эта мишура из слов и фраз? Неужели я так много хочу?

– Не нужно Дима. Не сейчас. – я отпихнула его и легко соскочила с качелей. – Мне пора домой. Спасибо и все такое, приятно было, но мне пора.

– Я прово…

– Не сегодня Дима. Пока.

Я оставила его на площадке и ушла.