Из дней складывались недели, из неделей месяцы, из месяцев года. У жизни своя простая арифметика. Ее правила не переделаешь. Не остановишь. Все, что ты можешь – это «потерять» время. А потом удивляться, куда оно делось. Можешь попытаться вспомнить то, чем ты занимался и что происходило. Если ты деятель, то ты обязательно вспомнишь, то, что ты успел сделать за этот промежуток времени, чего достиг, в чем проиграл. Меня не волнует течение жизни, моя работа, и люди, которые меня окружают. Я слишком устала от всего этого. Я просто жду… Жду, когда это все закончится. Поэтому мои дни жутко однообразны… Серой полосой течет рабочая часть времени, и чуть светлее выходные дни и праздники. У меня ничего нет, и я ничего не хочу.

Заглянув внутрь бутылки, я увидела ее дно.

Вино почти закончилось.

Я поболтала бутылкой, в глупой попытке размазать остатки жидкости по голубому стеклу, прислушиваясь к плеску. Пойти еще взять? Часы показывали начало первого ночи, и я точно знала, что единственный ночной супермаркет находится минимум в двух кварталах от меня. Идти лень, но продолжить «баловаться алкоголизмом» жутко хотелось. Проклиная свою несуразную жизнь и не выпуская бутылку, я стала натягивать джинсы. Перед дверью я сделала последний глоток «Золотых небес», вино чуть обожгло горло и противной теплой струйкой скатилось в желудок. Не глядя, я опустила теперь уже бесполезный сосуд на полочку с телефоном, мимоходом подумав, что стоило бы оставить бутылку на полу или сразу выкинуть ее, потому что пустая тара имеет обыкновение падать и разбиваться. Но меня окончательно накрыла лень, даже мысли текли вяло и как-то тупо. Наверное, так и начинает происходить отупение. И, как следствие, во время того, как я поворачивала ключ в замке, закрывая дверь, с моих губ слетело еще одно непечатное слово, так как характерный звук падения стеклотары о напольную плитку я все-таки услышала.

На улице было темно. Вечером шел дождь, а теперь к сырости добавился ветер. Ночи становились холоднее, капли дождя уже не испарялись с асфальта, а растекались по нему, образовывая тонкую блестящую пленку. Воздух был мрачным, сырым и промозглым. Я вышла из дворика и двинулась к супермаркету.

Закупив необходимое количество вина, добавив к нему винограда и персиков, я, мысленно ругая себя за расточительность, двинулась в обратный путь. Три дня. Всего три дня после зарплаты, но я за это время успела истратить почти всю наличность. До аванса оставалось примерно недели две, мои финансы явно не выдерживали такой длительный срок растягивания. Прикидывая в уме суммы, которые я могу позволить себе тратить в день, то отнимая, то прибавляя некоторые продукты, получилась совсем мизерная сумма, и я решила, что либо это последний раз когда я поддаюсь депрессии, либо я пойду занимать денег у кого-нибудь. Хорошо еще, что этот список очень короткий – я очень не люблю занимать деньги. Как говорится: тратишь чужие, а отдаешь свои кровные. Хотя, может, произойдет чудо, и на меня свалятся большие деньжищи. Но это очень и очень маловероятно… Может взять калым? Но тогда придется вкалывать… Калым и вкалывать… Интересное сочетание… И корень какой? КАЛ?!

– Где это ты ходишь?

Я резко затормозила, буквально вывалившись из своих мыслей. Оказывается, я уже стояла перед своим подъездом.

– В магазине хожу. – тупо ответила я. – А ты кого-то ждешь?

Лешка вышла на свет и отрицательно покачала головой.

– Вообще-то жду тебя. Давай сумку, помогу.

– Это зачем ты меня ждешь? – спросила я, протягивая ей пакет и ступая в подъезд.

– Ну, просто шла мимо, решила зайти, тебя проведать. Иди, не останавливайся. И чего ты в этот пакет положила? Кирпичи?

– Нет, там «небеса». – я осторожно нащупала ногой первую ступеньку.

– Тяжелые они у тебя.

– Всего лишь пара бутылочек. – она хмыкнула мне в спину что-то неопределенное.

Поковырявшись в кармане, я выудила ключи и попыталась вставить их в замочную скважину. Ничего не вышло. За спиной что-то зашуршало – раздался щелчок, и замок осветился чуть живым огоньком зажигалки. Свет жил долю секунды, но этого мне хватило, что бы впихнуть ненавистный ключ в замок.

– С каких пор у тебя есть почти целая зажигалка? – съязвила я, открывая дверь и, не оглядываясь, проходя в коридор. Не услышав шагов за спиной, я повернулась к дверному проему.

– Ну что? Будешь там стоять, или зайдешь?

– А ты сильно пьяная?

– Пока еще нет, но скоро буду очень сильно. А что? Да ты не переживай, я не кусаюсь!!!

Я в два шага оказалась у двери и, схватив ее за руку, втянула к себе в дом и захлопнула дверь.

– Давай пакет. – Она молча отдала мне сумку, но осталась стоять на месте. Я прошла на кухню и поставила сумку на стол. «Небеса» сразу же заняли свое место в холодильнике, фрукты я свалила в раковину. Мыть или не мыть – вот в чем вопрос? Я открыла кран, и вода хлынула на гроздья винограда, сбивая спелые ягоды с веточек. Прополоскав таким нехитрым способом большую часть фруктов, я скинула их в большую пластиковую вазу. Глупо рассчитывать, что за это время «небеса» остыли, не люблю теплое вино – пока оно холодное, в нем восхитительный вкус винограда и лета. Ладно, будем пить теплое, потому что ждать я не хочу никак. Выудив из холодильника только что водворенные туда бутылки и взяв в другую руку вазу с фруктами, я пошла в комнату. Сунув бутылку Лешке, которая уже примостилась в углу дивана, я сделала большой глоток из своей бутылки.

– Там в коридоре разбитая бутылка, – мрачно сообщила Лешка.

¬- Ну и что? Мне какое дело. – выдохнула я, и, выхватив из вазы кисть винограда, сползла на пол.

– Пойдешь пьяная, наступишь…

– Откуда в тебе столько мрачности? Оракул, предскажи что-нибудь веселое, – посоветовала я, прикрывая глаза и отдаваясь пьяным волнам в голове.

– Ты пьешь вино из горла, закусывая его виноградом, лежа при этом на полу, и ты настолько пьяна, что стекло в коридоре тебя совершенно не волнует.

– Ну, а что в этом такого? Если тебя это травмирует, то веник и совок в ванной. Если нет, то перестань читать мне мораль. Тебя, кстати, молчание не напрягает? – подала я тонкий намек.

– Нет, ты хочешь помолчать?

– Точно! – я приподнялась и сделала еще один глоток. Закинув следом виноградину, я блаженно откинулась назад.

Я слышала, как Лешка встала с дивана, какое-то время она, мрачно сопя, орудовала веником. Потом все стихло, и шум ссыпаемого в мусорный пакет стекла стал последним аккордом в этом потоке звуков.

– Можно, я лягу с тобой рядом?

Я невольно вздрогнула. Лешка по обыкновению тихо подошла и нависла надо мной.

– Да сколько угодно. Пол большой. – пробурчала я.

Действительно, пол большой, но Лешка улеглась слишком «рядом со мной». Я заставила себя подвинуться. Теперь наши ноги не соприкасались. Мне было наплевать, поняла она мой жест или оценила его по-своему. Мне не хотелось, чтобы она касалась меня даже «случайно». Мне просто хотелось отключить мысли. Примерно через полчаса Лешка стала ворочаться. Понятно, что без привычки сложно долго лежать на полу и молчать, запивая молчание вином. Черт, Ларка, она же как бы твоя гостья. Я повернулась на бок и, подперев голову рукой, посмотрела на нее.

– Устала?

– От чего? – буркнула она через добрую минуту.

– Ну… – я замешкалась. Мне показалось, что она хочет поговорить? – От молчания, например.

– Мне казалось – ты хочешь помолчать.

– Ну ладно. – я откинулась в обратное положение. Мы молчали еще с полчаса, я курила, отхлебывали вино из бутылок. И молчали. Наверное, со стороны мы странная пара: тридцатилетняя, ну, хорошо, почти тридцатилетняя тетка, и маленькая девочка, блин и почти маленькая девочка. Интересно, мне можно припаять статью за спаивание малолетних? Хотя ей вроде 19, но на вид меньше 15. В 19 же уже считаются взрослыми? Или нет? Даже ее настоящего имени не знаю. Вообще почти ничего не знаю о «внешней» информации. Только «внутреннюю». Странно, люди придают гораздо большее значение информации «внешней»: сколько лет, как зовут, где работает или учится, и даже сколько зарабатывает. И внутренний мир им интересен в последнюю очередь. Они узнаю «внешку» и говорят, что знакомы с человеком. А потом удивляются тому, что этот человек их обкрадывает или ставит палки в колеса. Как искренне их изумление: «Он оказался таким дерьмом, а ведь производил такое хорошее впечатление»!

А что я знаю о ней? Ни-че-го. Ровным счетом ничего. Я даже рассказать-то о ней не могу никому, потому что если я не смогу ответить на вопросы о «внешней» информации, а тем более, если скажу, что мне неинтересна такая информация – меня сочтут совсем больной. И почему меня не беспокоит то, что я не знаю ее номера телефона, ее адреса, ее имени. Из обрывочных фраз я знаю, что она вроде бы учится. По тому, как ловко она управляется с моим компьютером, можно сказать, что вроде бы на программиста. Почему программиста? Систему переустановила, не задавая лишних вопросов. Играет хорошо. Игрульку взломать может без проблем, а вот пакеты программ, отвлеченные от управления компьютером, вообще не знает. Эх, не забыть бы достучаться до наших программистов, что бы они «Зебату» мою посмотрели, потому что опять половина почты пролетает мимо меня и оседает в ящике директора.

– Почему ты не замужем?

Я поперхнулась дымом – настолько неожиданным был вопрос.

– А это обязательно? – я не стала приподниматься, а лишь повернула голову в ее сторону. Она лежала на спине, сверля глазами потолок.

– А обязательно отвечать вопросом на вопрос?

– Не знаю. Просто не замужем и все.

– Мне нравится, что ты не пытаешься прикрыться, а просто отвечаешь.

– Прикрыться?

– Да. Как обычно прикрываются люди. Ты же не стала говорить, что вот работа занимает все твое время, что нет подходящей кандидатуры, и что вообще брак без брака не бывает.

Я промолчала. Я не знаю, почему я не замужем. Правда, не знаю. Даже не думала никогда об этом. Просто не замужем, и все тут.

– А кандидатура есть?

Я подумала. Какая еще кандидатура?

– Нету никакой кандидатуры. – моя бутылка опустела и я рывком поднялась с пола, чтобы принести себе еще одну. Я, почти пританцовывая, отправилась на кухню, открыв холодильник, я поставила в него пустую бутылку, и, взяв следующую, мимоходом отметила, что только что сделала глупость, отмахнулась от этой мысли и…

– А этот Дима, он тебе кто?

Я чуть не выронила бутылку, Лешка стояла у меня за спиной.

– Вы часто проводите вечера вместе.

– Ты это о чем? – я поставила стеклотару на стол и взялась за штопор.

– Дай я. – она ловко скользнула между мной и столешницей. Я безропотно отдала ей штопор, но не отодвинулась ни на миллиметр. Она замерла, чувствуя, что я стою слишком близко. Я буквально кожей ощущала ее смущение. Я чуть наклонила голову и увидела яркий румянец, заливший нежные щечки Лешки. Боже ты мой! Я что, ее смущаю??? Бред какой. А между тем штопор уперто не хотел ввинчиваться в мягкую пробку.

– Не получается? – ласково прошептала я в ее ушко. И какой черт меня толкает на подобные эксперименты? Лешка замерла. Мне казалось, что Лешкино сердце колотится прямо мне в грудь, пробивая ее позвоночник. Мое сердечко тоже сладко защемило, как от сознания того, что я сейчас очень нагло прикоснулась к чему-то запретному.

– Давай вместе? – я протянула руку и положила ладонь на ее кулачок, судорожно зажавший многострадальный штопор.

– Отойди. – зло прошипела она.

– Ладно. – я пожала плечами и ушла в комнату. Я села на подоконник, подтянув колени к подбородку. Лешка появилась несколько минут спустя. Наверное, именно столько времени требовалось, что бы привести в порядок дыхание. Она поставила бутылку передо мной и села на диван, обняв свою почти полную стеклотару.

Я смотрела в окно. Фонари освещали листья на деревьях, ветер играл в догонялки, собирая в хоровод все, что попадалось под его прозрачную лапу. Он развлекался, как мог. Вначале собирал листву и мусор в большую охапку, потом начинал залихватски раскручивать ее, иногда на особенно крутом вираже потока листья или бумажка выпадали из этого танца, и им оставалось только лежать, тихо приподнимая края, как бы прося принять их снова в безумный хоровод. Это так глупо. Крутиться в водовороте, быть из него выкинутым, и не понять блаженства того, что ты больше ничему никому не должен. Что теперь ты можешь просто лежать и ничего не делать. И не быть никому должным. Но с другой стороны, только при помощи этого водоворота ты живешь. Ты двигаешься, что-то делаешь. Может быть, именно это желание жить так устремляет тебя обратно туда, в поток воздуха, для того, чтобы снова подняться вверх, а потом ухнуть вниз. А больно это? Когда падаешь? Казалось бы, вот всего секунду назад ты паришь, ты летишь, ты лучше и быстрее всех, а потом – бах! И ничего нет.

– Что ты там видишь? – прошептала Лешка прямо мне в ухо. Пока я думала, она незаметно перебралась ко мне, и теперь ее дыхание приятно щекотало мне щеку.

– Ветер… – немного подумав, ответила я.

– И что для тебя в ветре?

– Наверное, свобода… – я повернулась к ней, слишком поздно осознав, что наши губы находятся в соблазнительной близости.

– Ты думаешь, ветер – это свобода?

Ее дыхание обожгло мне губы. В голове затуманилось еще больше. Я поймала себя на том, что тянусь губами к ней.

«Меняй тему» – спасительно, но каким-то удушающе-далеким голосом скомандовало мое подсознание. О чем там она говорила? Почему я не замужем?

– А ты сама хочешь замуж? Ну, потом когда-нибудь? – выдавила я спасительную фразу.

Лешка вздрогнула и отстранилась, магия возможного поцелуя немедленно растворилась в воздухе, оставив после себя аромат абрикоса.

– Не могу представить себя в роли жены. – спустя мгновение ответила Лешка. – Наверное, это не мое.

Она отошла от меня и вернулась на диван.

– Вот как? – я повернулась к ней, свесив ноги с подоконника. – Но ты же считаешь, что женщины должны выходить замуж?

– Когда это я такое сказала? – теперь она не сидела, нахохлившись на краешке дивана, а, развернувшись ко мне, полулежала, прикрыв глаза, упираясь головой в мягкий подлокотник.

– Ээээ, ну вот, недавно… Я так поняла… – Лешкины ответы иногда меня просто вводили в ступор.

– Ничего подобного я не говорила, я только спросила у тебя, почему ты не замужем. Ты любишь одиночество и не любишь людей. Но некоторых терпишь. Выбираешь не по принципу «кого больше люблю», а по принципу «кто меньше мешает».

Она проговорила это спокойно и как-то без эмоций, даже глаз не открыла. Просто как факт. Мне нечего было на это сказать, кроме того, что за такой короткий промежуток времени она кое-что узнала обо мне. Хотя я такими словами никогда не думала, но, в сущности, она оказалась права.

Мы помолчали.

– А ты сама, по какому принципу выбираешь?

– А я не выбираю.

– Совсем?

– Совсем. Уже навыбиралась и выбрала.

– Ого. Так ты у нас влюбленная?

– Влюбленная. – она кивнула, и все так же, не открывая глаз, поднесла бутылку ко рту и сделала большой глоток вина. Что-то шевельнулось внутри меня. Оказывается ее жизнь, вне приходов в мой дом, мне интересна. Наверное, мне хочется расспросить ее. Но, блин, Ларка, подумай, какая любовь может быть в 19 лет? Первая? Или первая чуть раньше? Тогда вторая, пусть вторая будет. Можно ли ее считать серьезной? Наверное, нет. Можно ли вообще воспринимать серьезно человека в 19 лет?

Я сползла с подоконника.

– Лешка, а Лешка… Давай спать а?

– Давай.

Спустя некоторое время я лежала в темноте, слушая спокойное Лешкино дыхание. Она уснула сразу же, как только коснулась головой подушки. Мне нравился этот ребенок. Мне нравилось слушать ее дыхание. Она права, редко кто не раздражал меня. Я любила одиночество. А вот она не раздражала. Но и пустым местом, как большинство людей, она не была. Я осторожно повернулась и положила свою руку ей на талию. Даже через футболку я ощущала мягкость и нежность ее тела. Осторожно, стараясь не разбудить ее, я уткнулась носом в затылок и глубоко вдохнула ее запах. Теплый и сонный, кружащий голову запах, который подталкивает меня на необдуманные поступки и желания. Я бесцеремонно залезла рукой под ткань и положила ладонь на ее живот. Лешка беспокойно заворочалась. Стараясь не думать, о том, что делаю, я прижалась к ней всем телом, каждой клеточкой стараясь повторить изгиб спящей девушки. Она вновь пошевелилась и вдруг ответила на мои объятия. Теперь и ее тело вжималось в мое. Я не могу точно сказать – спала она или нет, но очень умно поступала, если притворялась спящей. Просунув одну ногу между ее бедрами, я приказала себе спать. Хотя больше всего на свете в тот момент мне хотелось забраться ладошкой повыше живота, и ощутить другую приятность и мягкость.

Спи, Ларка. Спи, чудовище!

Ситуация повторялась до смешного: почти ночь, я и он. В это раз не было качелей, кафе или ресторана. Просто в кино сходили, на какой-то жутко унылый фильм. Не высидели и половину, и решили сбежать и просто пошататься по городу. Шатались почти час, пока мои ноги просто не стали гудеть выше колен. Хорошо что, к этому моменту мы были почти около моего дома.

– Все. Провожай меня домой. И желательно на руках, потому что я и метра пройти не смогу. – Чуть капризно заныла я.

– На руках? Легко! Прыгай! – он подставил мне согнутые в локтях руки.

– Издеваешься? Злыдень! А я серьезно не могу больше идти.

Я подняла голову, он чуть наклонился мне навстречу. Вот сейчас он меня поцелует, а я не буду сопротивляться. Пусть целует. Я прикрыла глаза, и почти сразу же на мои подставленные губы обрушился поцелуй. Чуть жесткий и властный… Почему я решила, что он должен быть нерешительным и нежным? И мягким-мягким…

Почему-то перед глазами появилось Лешкино лицо…

Я быстро стерла его и заставила себя погрузиться в поцелуй. Что-то не так… Может быть, я… А может быть, он? Я как будто разделила себя надвое: одна часть меня умело делала вид, что поцелуй захватил ее всю, а вторая цинично отсчитывала секунды про себя. Одна, две, три, четыре… Поцелуи обычно заводят… Ну, или возбуждают…Ну, или хоть что-то при этом чувствуют?… Пять, шесть, семь… Ощущают что-то внутри, помимо того, что к твоим губам прижимаются чужие губы и чужой язык врывается к тебе в рот? Восемь… Девять… Хватит? Пожалуй, да.

Я чуть подвинула голову. Дима, тяжело дыша, уткнулся носом мне в волосы…

– Лар, знаешь… я хочу тебе сказать.

«Только не это» – мысленно простонала я.

– Давай не сегодня? Ладно? – шепотом попросила я. Он кивнул и сильно прижал меня к себе. Вдруг в один миг я заразилась его возбуждением. Меня пронзила удушающая волна наслаждения, от близости этого сильного горячего тела, внизу живота сладко защемило, и я, прикрыв глаза, позволила мужским рукам гладить меня. Наверное, мое дыхание стало выдавать меня, потому что его руки стали более уверенными, даже чуть наглыми. Если это не прекратить, то либо я ему отдамся прямо сейчас, либо я ему отдамся, когда приглашу его к себе… сейчас.

– Мне пора…

– Ларочка… – почти простонал он.

– Мне пора. – я отлепила его руки от себя. Вернее, себя отлепила от него. И пошла к подъезду.

– Я позвоню тебе завтра. – сказал на прощание Димка.

– Ладно, позвони.

Мой дом встречал меня темным зевом холодного лабиринта. Лампочки, как всегда, не горели, и я, закрыв глаза – все равно ничего не видно – отдалась внутреннему ощущению пространства. Я развлекалась – шла по памяти. Так вот тут поворот, еще пять шагов, и если я сейчас открою глаза, то передо мной будет еле видный проем окна, забитый куском фанеры перед наступающей осенью.

Меня остановило ощущение… Ощущение того, что я не одна. Сердечко резко забилось, к горлу подступил комок. Ну конечно, там маньяк. Он притаился в темноте, и ждет тебя, непутевую. Кого же еще? Глаза открылись сами собой, и я до боли стала вглядываться в темноту. И я скорее почувствовала, чем увидела ее… Но уже знала точно, что она там, и что она все видела.

– Лешка? – спросила я темноту. В ответ мне раздалось злое шуршание камешков, как будто кто-то со злостью пнул ногой пол.

– Выходи. Я знаю, что ты там. – сказала я тихо, чувствуя себя полной дурой. А если там не она? А если там вообще кошка?

– Леш, я устала. Ты будешь сидеть там или пойдешь спать?

Опять молчание.

– Ну и сиди! – я психанула. – Нравится тебе – сиди сколько влезет! Я пошла спать!

Я ворвалась в квартиру, как ураган.

Вот упрямая! Ну и что? Она так и будет сидеть там в подъезде? Господи, почему я чувствую себя так глупо? Надо пойти и позвать ее. Если там вообще была она.

Я открыла шкаф. Где-то на верхней полке должен быть фонарик, интересно, батарейки еще рабочие? Вот он! Я нажала кнопку – ура! Он горит! Быстро выйдя из квартиры, я по лучу фонаря спустилась вниз. Напрасно я чертила фонариком прямоугольники в пространстве. В подъезде никого не было. Даже кошки. Но внезапно луч фонарика ударился о блестящий сверток, лежавший на подоконнике. Я подошла ближе.

Это был букет цветов.

Я тупо скользила по нему лучом фонаря. Какая пошлая розовая ленточка…

Кто-то тут был. И этот кто-то оставил цветы, так и не донеся их до адресата.

Ларка, ты сходишь с ума…

Может быть парочка, которую ты спугнула, просто забыла его в спешке. Это совсем не обязательно могла быть Лешка…

Да и вообще… с чего Лешке таскать тебе цветы?

Ты больна. Иди спать.

Димка сосредоточено вел машину. А я пристально разглядывала его профиль. Как он не похож на Грошика. Грошик водит машину слишком… развязно – что ли. В нем сразу видно опытного водителя. А Димка… как ученик… Старательно так поворачивает руль, осторожно жмет педали… так осторожно и мягко, что даже мне это заметно. Где-то слышала, что как человек ведет машину, так он и сексом занимается. Дать шанс себе проверить эту теорию или фиг с ним?

Гулять ногами для меня было уже прохладно и непривлекательно, поэтому Дима пригласил меня в театр, потом мы покатались по городу. А теперь он вез меня домой. Мне было скучно, и я жалела, что согласилась на «свидание». Лучше бы я испортила жизнь Грошику. По крайней мере, с ним можно быть самой собой, а не делать вид, что ты… какая? Вот такая… живая. Делать вид, что тебя безумно интересует жизнь во всех ее проявлениях.

Мы остановились. Наконец-то я дома. Димка заглушил мотор и повернулся ко мне. Наверное, он ждет, что я приглашу его к себе, но я уже увидела в свете фар знакомую фигурку на крыльце. Меня ждали.

– Ты сегодня какая-то странная. – он взял мою ладошку в свои руки.

– Не бери в голову, я просто устала. Извини, я пойду. Я, правда, очень устала.

– Хорошо, не буду настаивать. – он потянулся к моим губам, а я, дежурно мазнув по поцелую щекой, вышла из машины.

– Привет. – я остановилась напротив Лешки, которая подпирала стену моего дома.

– Привет. Ты сегодня поздно. Кто это был? – она подбородком показала на отъезжающую машину.

– Так. Знакомый. Пойдем? – я вошла в подъезд.

– Ты сегодня трезвая. Почему? – она шла следом за мной, и я буквально чувствовала ее дыхание между лопаток.

– Я иногда не пью. Чем ты занималась днем?

– Тебе правда интересно, или это риторический вопрос?

– Риторический. Я очень устала.

Мы остановились перед моей дверью. Я, на автомате, сунула ключ в замок и открыла дверь.

– Я могу сделать тебе массаж. Хочешь? – спросила она меня, проходя в комнату. Я, не разуваясь, прошла следом и упала на диван. Ну и подумаешь, что на нем свежая простынь. У меня не было времени с утра его заправлять. Зато мне под бок услужливо упиралась подушка, а спину заботливо поддерживало одеяло.

– Лар, что случилось? – Лешка подошла и села рядом со мной. Я не включила свет, и она тоже не стала этого делать. Так лучше. В темноте легче спрятать себя и свои переживания.

– Лешк, я не знаю… Я почему-то не такая… – на глаза навернулись непрошеные слезы. Стало как-то нехорошо и слишком тяжело…

– Какая «не такая»? Лар? – она в темноте нащупала мои пальцы и переплела их с моими. – Вы поругались?

– Кто? А, ты про это… Нет. Мне нечего с ним делить. Но он, понимаешь, Лешка, он хочет и ждет чего-то большего…

– А ты?

– А я… А я не знаю…

– Тебе поэтому плохо? – она мягко и ненавязчиво перебирала мои пальцы, то чуть сильнее сжимая, то проводя кончиками своих пальцев по всей длине моей кисти.

– И поэтому тоже. Не хочу говорить об этом. – я усилием воли отмела от себя мысли. Дожила. Жалуюсь на проблемы с психикой ребенку. Что-то было в ней, такое, что разлепляло губы и снимало запреты. Если с Грошиком я могла быть самой собой, то с Лешкой… С Лешкой я вообще не ощущала напряжения. Могла оборвать разговор, не боясь, что она обидится или начнет задавать вопросы. Может быть, мне все равно? Останется она или уйдет…

– Кто-то говорил про массаж? – решительно я поменяла мысли и тему.

– Я не отказываюсь от своих слов. – она с легкостью переключилась, и, встав с дивана, подошла к выключателю.

– Нет! – я предупредила ее действие вскриком. – Не включай. Пусть будет так.

– Ну, хорошо. У тебя есть крем?

– Какой?

– Все равно, какой. Любой.

– Да. Там, в ванной. Где-то был.

– Раздевайся, а я поищу.

Я стянула с себя одежду, ругнулась на то, что забыла снять ботинки, но, в конце концов, сняла все вместе с ними. Немного подумала, и стянула майку. Теперь я стояла посреди комнаты в одних трусиках… Вернулась Лешка. Она шла на ощупь, по всей вероятности, ослепленная светом, при котором искала крем.

– Ложись. – скомандовала она.

Первые ее движения были робкими и какими-то несущественными. Но постепенно она расслабилась, и массаж получился великолепным. Сильные и одновременно нежные пальцы не оставили ни одного миллиметра кожи, ни одной самой маленькой мышцы на спине без внимания. Я сама не заметила, как начала дремать. Чуть позже я все же почувствовала, как Лешка, скинув одежду, нырнула ко мне и укрыла нас одеялом. Спустя еще миг ее нога оказалась между моих бедер. И совсем позже, когда я уже почти спала, ее ладошка нежно и почти невесомо легла на мою талию. Но думать об этом мне уже было лень, и я не стала сопротивляться сну.

А в середине рабочей недели я решила «заболеть». Почему-то ведущий проекта разрешил мне не брать больничный, а просто посоветовал выспаться, и приходить на работу, когда захочу. Не знаю, какая муха его укусила, но мне это было в плюс. Моя и без того небольшая зарплата не уменьшится, а я смогу побыть одна. Наверное, смогу. Димка почему-то стал атаковать меня все чаще. Неужели ему так хочется переспать со мной? Глупые мысли, конечно, хочется. Им всегда чего-нибудь хочется. Я давно не видела и не слышала Грошика, он не звонил, да и у меня не было особой потребности. Лешка тоже куда-то пропала и не появлялась уже несколько дней. Приняв во внимание все эти факты, я решила, что точно могу побыть одна.

А что делать дома одной? Я прошлась по тихой комнате, заглянула на пустую кухню, зачем-то открыла и закрыла дверь ванной. Грустно посмотрела на компьютер. Можно скачать игру, поиграть пару часов, там, глядишь – ночь наступит. А можно фильм посмотреть. Может быть, что-то новенькое в сети появилось… Вместо всего этого я легла на диван, и, широко раскинув руки, стала сверлить потолок глазами. Что не так в моей жизни? Да, блин, все не так. Начать с того, что меня ничего не радует… И почему я не могу жить как все другие? Ну вот, девушки… Растут, влюбляются, выходят замуж, рожают детей… Почему я так не могу? А потому, что не хочу. Я даже животных заводить не хочу, потому что это проблема. А я не привыкла к таким проблемам. Послушаешь разговоры наших замужних дамочек в курилке, и аж выть хочется. Как можно так жить? Зачем жить с человеком, который тебе не то что не нравится, а которого ты даже не уважаешь? Зачем рядом человек, который пьет, изменяет тебе, или, что еще хуже – бьет тебя и твоих детей? Ну, какой смысл тащить это на себе? Любовь? Не понимаю я такой любви. Да и любовь ли это? Наша бухгалтер – очаровательная тетка, я очень сильно удивилась, когда узнала, что она младше меня на пару лет. Господи, она в свои 26 выглядит лет на 40. У нее ребенок и муж, этого «мужа» надо видеть – здоровый такой кабаняка, пышущий здоровьем и подозрением. Где он работает и чем занимается, бухгалтер объясняла очень невнятно, из ее блеяния я поняла что, блин, да ничем он не занимается! Пьет с друзьями, катается на ее машине, жрет и одевается на ее деньги, ну и на кой хрен это нужно? Я ее как-то спросила, нафига ей это надо? Ответ был грустный. Она считала, что никому больше не нужна. И искренне в это верила. После этого разговора у меня появилось стойкое убеждение, что именно этот боров «популярно объяснил» ей, что толстая тетка, да еще и с ребенком, никому кроме него не нужна, и что он с ней только потому что… Блин, а почему? Какую лапшу надо навешать на уши молоденькой, очаровательной, хоть и пышной девушке, что бы она стала теткой? Бред. Я же хотела от отношений некоторого тандема. Впрочем, мне тоже достаточно популярно объяснили, что такого не бывает. А жаль… Тогда мне не надо никакого, если нет того, чего я хочу.

Настойчивый звонок в дверь вытащил меня из моих мыслей. Интересно, кто бы это мог быть? Я проигнорировала пять или шесть звонков. Видимо, человек за дверью либо точно знает, что я дома, либо решил проверить мой звонок на прочность…

Я на цыпочках подошла к двери. Звонок не унимался. А в глазке маячила довольная рыжая морда. И кто бы это мог быть? Почему то захотелось выругаться матом.

– Лаааааар! Открывай, я слышу, что ты пыхтишь около двери. И вообще, я у тебя на работе был. Так что точно знаю, что ты дома. ОТ-КРЫ-ВАЙ! – проскандировал он, в такт звонкам. Делать нечего. Похоже, рыжему снесло крышу бесповоротно и окончательно. Нужно впустить это чудовище, пока он не поднял на уши всех бабулек в округе, которые всенепременно настрочат на меня пару поэм нашему участковому.

Я распахнула дверь.

– Ну и? – я стояла в позе знаменитой украинки «а-мне-пофиг-где-твоя-тюбетейка-когда-у-меня-руки-в-боки». – Типа, че хочу?

– Я тоже рад тебя видеть! – он чмокнул воздух около моего носа, и аккуратно отодвинув меня, просочился в комнату. Вот те раз. Ну ладно. Я закрыла дверь.

– Послушай, я не очень люблю гостей, и еще меньше люблю нежданных гостей.

– Я в курсе. Ты вообще людей не любишь.

– Точно. – я стояла в проходе, внимательно наблюдая, за тем, как меняется его выражение лица.

– Но я думал, что на меня это не распространяется.

– А ты меньше думай, больше спрашивай.

Он смутился, наверное, всего на секунду. Но быстро взял себя в руки.

– Я хочу горячего вкусного кофе.

– У меня нет кофе.

– Я так и думал! Поэтому я привез его с собой. – только сейчас я заметила в его руках довольно объемный пакет.

– А водки ты не принес? – Ехидно поинтересовалась я.

– А ты пьешь водку?

– Ну, ты же таскаешь кофе ко мне в дом.

– Я принес вина и виноград. Но если ты против, я могу уйти.

– Ладно. – я решила не быть скотиной. – Если вино, да еще и с виноградом, то я тебя прощаю. Кухня там.

– Эм, это что намек?

– А ты догадливый. Назвался груздем – полезай в кузов.

Он пожал плечами, усмехнулся и исчез на кухне.

– А где у тебя бокалы? – донеслось спустя мгновение.

«В магазине» – мысленно ответила я, заходя в крошечную кухню и вставая около холодильника. Я оперлась плечом о глянцевый бок холодного, пустого и молчаливого товарища и внимательно следила за Рыжим.

– Лар? Ну, так где бокалы? – он повернулся ко мне, в очаровательном недоумении разведя руки в стороны.

– Неужели ты не продумал такую мелочь, как бокалы?

– Виноват, в следующий раз исправлюсь, – он улыбнулся и начал поочередно открывать ящики в поисках чего-нибудь, во что можно налить вино. Я посмотрела на бутылку. Это были не «небеса», но тоже германское… Хорошо, что не Питер Меер… Как оказалось, и немцы могут вино испортить. Дима тем временем отыскал пару высоких стаканов, выложил виноград в невесть откуда появившуюся вазу, и, держа в руке стаканы и виноград, спросил меня:

– Бутылку до стола донесешь?

– А если надорвусь?

– Не будь, бякой – помоги мне чуть-чуть.

Я небрежно подхватила пальцами горлышко бутылки:

– Шагай, ковбой… Там в комнате журнальный столик. Вроде бы относительно чистый.

– А я думал, ты так и оставишь меня на кухне.

– Разговорчики в строю! – грозно прикрикнула я.

Господи, ну о чем можно разговаривать с парнем, который смотрит на меня как на булочку с изюмом… Такой голод в глазах, как будто его год не кормили. Мы обсудили музыку, кинофильмы, мою и его работу. А разговаривать хотелось все меньше. Как же хорошо напиваться с Лешкой. Лежишь себе на полу, молчишь, и медленно сползаешь в пьяное забытье. А тут приходится напрягать мозги и не давать себе расслабиться, иначе упустишь нить разговора и… и что? Будешь выглядеть глупо? Когда меня это пугало? Вино путало мне язык и понижало голос. Ларка. Ты у себя дома… И можешь делать все что захочешь.

Я встала и, подойдя к стене, щелкнула выключателем. Вот так. Темнота заткнула Димкины догадки о способах появления на свет прокуроров. В полной тишине я прошествовала к подоконнику и села на него в любимой позе – подтянув коленки к подбородку.

– Лар?

– Шшшшш…

– Лар? – теперь шепотом позвал он.

– Тихо… Ты слышишь?

Он подошел ко мне.

– Что?

– Неужели не слышишь? Прислушайся! Правда, это самый замечательный звук на свете?

– Лар… какой звук? Тишина же стоит.

– Вот именно. Послушай, как она звучит!

Мы замолчали. В воздухе повисло напряжение. Оно смешивалось с тишиной и начинало тонко звенеть в ушах. Близость и тепло сильного мужского тела завораживала. Не хотелось двигаться, что-то говорить. Да и нужны ли слова? Я подняла голову и наткнулась глазами в свое отражение в его глазах.

– Дим… Поцелуй меня?

Я почувствовала, как свежий воздух прохладной лапой мазнул меня по щеке. Сон отступал плавно, как бы нехотя, под натиском этой прохладной лапы и незнакомых, и от этого тревожащих запахов. Пахло цветами… От этой мысли мои глаза распахнулись. Действительно цветы. Букет. Розы, что ли… А если сфокусироваться, то за букетом можно увидеть… Димку… Довольную улыбающуюся морду. Слишком довольную.

– Ты такая красивая, когда спишь…

– Ну да, а как только я просыпаюсь, очарование исчезает, да?

– Глупости говоришь. Ты всегда красивая. И я… Я… – он вдохнул воздуха и выпалил на одном дыхании. – Я люблю тебя.

– Ддда. – промямлила я. – Это я помню. Наверное.

Наверное… Вот именно, что «наверное»… Сколько я вчера выпила? Видимо, много, если оказалась с ним в постели. Последнее, что я помню, так это как сильные руки куда-то меня несли. По всей вероятности, донесли… Мда…

– Наверное? – он удивился.

Я оглянулась. Оценив обстановку, я пришла к выводу, что сейчас утро, причем раннее утро… Я на диване… Рядом на корточках сидит мужчина, улыбается и признается мне в любви… КОШМАР! Но все – же я очень хочу пить…

– Ты куда?

– Пить хочу…

– Лежи уже. – он так ласково улыбнулся, что я невольно ответила смущенной улыбкой. Он пошарил где-то на полу и подал мне чуть запотевший высокий стакан с соком. Господи, как же хорошо! Как же хорошо, когда в раскаленное сухое горло льется ледяной чуть кисловатый сок, голове становится легче, тело бодрее… И начинают работать мысли… Я отняла стакан от губ и его тут же подхватила заботливая Димкина рука.

– Ларис…

Ну почему он так выжидательно на меня смотрит? Черт с ним… Пусть весь мир идет к черту! На ближайший час.

– Иди сюда!

Он так обрадовался, что мне стало стыдно. В Димкиных объятиях было тепло, уютно, удобно… Он пытался что-то там сказать, но я прервала его признания горячим поцелуем… Пусть все катится к черту…

Мне пришлось пойти на работу, чтобы избавится от него днем. Я соврала, что у меня есть важное дело, поэтому вечером мы не увидимся. Господи, неужели он думал, что я после первой же ночи стану с ним жить? А встречаться каждый вечер… Это и есть «почти» жить вместе… Нет уж. Не в этот раз. Послонявшись по офису пару часов, я незаметно ускользнула и поехала домой.

Дима позвонил около одиннадцати вечера, когда я, нежась, лежала в пенной ванне.

– Привет, ты уже дома?

– Ага… – томно протянула я.

– У тебя такой голос…

– Какой? – неискренне удивилась я.

– Может, мне приехать?

– Нет, Димочка, не сегодня. Я устала и хочу просто выспаться.

– Хорошо, тогда завтра встретимся? – а вот он непритворно огорчен.

– Может быть.

– Я заеду за тобой завтра на работу. Хорошо?

И почему они всегда думают, что могут решать за кого-то? Ну, хорошо, не все «они», а конкретно этот экземпляр мужского пола. Если не остановить сейчас, то потом будет поздно, я решительно ответила:

– Нет, Дима. Не нужно. Я сама тебе позвоню, когда освобожусь.

– За это время ты не позвонила ни разу…

– Перестань… Ладно, давай, пока. До завтра… – я уже не хотела его слушать и просто положила трубку. Вода остыла, и я чуть приоткрыла кран с горячей водой, чтобы согреться. Почему они все время ноют? Ты не позвонила, ты не пришла, ты не захотела… А потом еще настаивать начинают. Как же этого избежать, не обидев человека? Почему все так сложно? Хотя в сексе Димочка меня потряс, но этого совершенно мало для того, чтобы я согласилась видеть его каждый день по нескольку часов кряду. А может, зря я ему сегодня отказала? Тело отозвалось горячей волной… Да… Секса в моей жизни маловато… А у него такие нежные руки… Почти как у Лешки… Только у Лешки пальцы более сильные… И обнимает Лешка по-другому… Нежно-нежно… Почти невесомо… А если прижаться щекой к ее груди? Почувствовать, как начнет колотиться о ребра ее сердце… Или просто поймать губами ее сбивающееся дыхание? Поймать и вернуть его ей обратно?… Пора бы это признать… что она возбуждает меня сильнее, чем кто-то еще… Я хихикнула… Как глупо… Ну же! Скажи это вслух… Скажи и сама напугайся…

– Я хочу… Боже, как это глупо!!! – я резко встала из ванны. Голова закружилась, и мне пришлось ухватиться рукой за стенку, чтобы не упасть. Машинально я вытиралась, чуть просушивала волосы, смотрелась в зеркало, готовила чай…

А в мыслях… я раздевала Лешку, отдавалась горячим нежным поцелуям, погружалась в сумрак ее глаз, дышала ее дыханием, добровольно сходила с ума… И не было такой силы, которая смогла бы заблокировать мои мысли. Фантазии вспенили мои мозги окончательно, я, как сомнамбула, добрела до дивана, зарылась горящим лицом в прохладу подушки…

– Хватит… Хватит… Больше не надо… Да, черт подери, да! Я ее хочу!

Это идиотизм. Я дотянулась рукой до трубки, быстро набрала номер:

– Димк, приезжай, а? Прямо сейчас…

Утро пришло слишком быстро. Оно без спроса зашло в мою комнату и серым комком нахмурилось на краю дивана. Я подумала, может ему улыбнуться? Ну как там, в детских сказках: улыбнись, и тебе в ответ улыбнутся. Но, приоткрыв глаз, я поняла, что такое утро улыбаться не умеет. Только скалиться.

Димка спал. Почему я разрешила остаться ему до утра? Ответ на этот вопрос потонул в естественных желаниях моего организма. Хочу кофе, хочу в душ… Хочу спать! Я откинула одеяло и босиком прошлепала в ванную. Уже стоя под упругими струями душа, я внезапно вспомнила, почему Дима оказался у меня дома. Я прислушалась к себе. Мыслей о Лешке не было.

– Ларрррр, – промурлыкал Димка мне в ухо, вставая под душ. Его руки уже как-то привычно скользнули по мокрой коже, обвивая меня кольцом. Я откинула голову ему на плечо и довольно улыбнулась, чувствуя, как отзывается мое тело на быстрые и нежные Димкины поцелуи.

– Завтракать будешь? – спросил он меня минут сорок спустя.

– Только кофе, – я мурлыкнула, ощущая последние жаркие волны, плавно покидающие мое тело. – Ты же его принес.

– Хорошо. – нежно шепнул он, одновременно прихватывая губами мочку моего уха.

– Прррекрррати, – рыкнула я. – И вообще, иди готовь мне кофе.

– Нахалка. – с сожалением произнес он, убирая руки с моего тела.

– Иди-иди. Потом обсудим, кто есть оно, а кто нормальный человек.

Рыжий ушел, предоставив меня самой себе. Приняв наспех душ, я вышла, и, как была обмотанная полотенцем – направилась на кухню, откуда уже доносились запахи еды.

– Пахнет вкусно, – похвалила я, заглядывая через Димкину руку в сковородку. – Что это?

– Завтрак. Но ты сказала, что будешь только кофе, поэтому на тебя я не готовил. – он повернулся и легко чмокнул меня в лоб.

– Злыдень. Неужели ты все это съешь? – обидчиво спросила я, садясь на табуретку и беря в руки кружку с горячим кофе.

– Если не съем, то оставлю тебе.

– Вот еще. Я не ем объедки.

– Ну, тогда ходи голодная. – покладисто согласился он. – Для фигуры полезно.

Я стала искать глазами предмет, которым можно было запустить в эту самодовольную спину.

– Все ножи я спрятал. – предупредил он, с улыбочкой присаживаясь на соседний табурет и водружая на стол тарелку с завтраком.

– Весьма предусмотрительно, – кисло ответила я.

– Чем ты занимаешься сегодня?

– Избавляюсь от тебя.

– Зря. Мы подходим друг к другу. Не находишь?

– Это ненадолго. Как только развеется первоначальное очарование. – буркнула я в чашку с кофе.

– Мое очарование? – поддел он.

– Нет! Мое! – я поставила кофе на стол и ушла в комнату сушить волосы.

Дима благоразумно не выходил из кухни, пока шумел фен. И пока я одевалась, он тоже сидел на кухне. Какой мудрый мужчина – саркастично подумала я, беря в руки легкую куртку.

– Ну? – я стояла в дверях кухни и с осуждением смотрела на рыжего. Он с недоумением посмотрел на меня.

– Баранки гну…

– Смешно. Мы едем, или как?

– Ты уже готова?

– А по мне не заметно?

– Заметно. – Он улыбнулся и подошел ко мне. – Ладно, злюка, поехали. Отвезу тебя на работу.

Тоже мне… Подарок.

Конечно, все вокруг лоботрясы и негодники! Отшлепай их тапком! Все как один присосались к тебе и пьют твою кровь, и никто не хочет работать. А, да! Я самая главная злодейка – в офис приезжаю только за зарплатой и всегда интересуюсь: почему она такая маленькая. Да-да-да, я именно такая…

Я молча слушала руководителя проекта, развлекаясь в мыслях за его счет. Мое умное лицо делало мне честь, поэтому помусолив мою персону несколько минут, он переключился на следующего нерадивого работника. Это называется «планерка». Я всегда наивно полагала, что на планерках что-то планируют, однако к нам это определение не относится. Видимо, вчера у начальничка был не самый лучший вечерок, ночь похоже вообще не удалась, и утром на прощание ему прищемили…руку! Руку ему прищемили дверью! Вот козел! Я украдкой глянула на часы. Планерка длилась час. Осталось еще два человека, которых не коснулись моральные нравоучения – из этого можно было сделать вывод, что еще с полчасика придется сидеть. Неужели МихМих, а звали его Михаил Михайлович, совсем не понимает, что отрывает нас от работы? Что все его слова и речи давно нами заучены, и через полчаса, когда он выдохнется и уйдет в свой кабинет начнется настоящая планерка? Все начальники идиоты, или это относится только к нашему? Интересно, а начальство – это заразно? Ну, если ты, например, нормальный сотрудник, а потом – бац! – стал начальником, мозги резко усыхают, и ты начинаешь раздуваться от собственной значимости?

– Лариса Александровна!

– Да, Михаил Михайлович. – я отозвалась утвердительно. Все равно, что он там спросил – главное согласиться.

Как и было мной предсказано, после настоящей планерки все побежали резво наводить порядок в мыслях и делах. Я послонялась по офису и пошла в Информационно-технический отдел.

– Жень? Привет. – с особо очаровательной улыбкой я обратилась к программисту.

– Привет, Лар. Что-то случилось?

– Разумеется, – встрял в разговор Степан – второй программист в нашей шараге. – Она приходит только тогда, когда у нее что-то случается.

– Ну а что же мне делать, если тут чаще всего сидишь ты, и совсем не облагораживаешь общей картины? Я, как человек тонкой душевной организации и приобщенный к искусству просто не могу долго смотреть на тебя – дисбаланс, возникающий в организме, никакой Активией не исправишь.

Все рассмеялись, а Степан благоразумно умолк.

– Жень, ты не возьмешь мой компьютер на профилактику, а? – всё так же обворожительно улыбаясь, я приблизилась к столу программиста.

– Лар, но он же недавно был на профилактике, ты что же – домой хочешь?

– Ага. – я довольно озорно улыбнулась. – Ну, так как? У меня, кстати, почтовая программа «глючит» – половина почты оседает в ящике МихМиха, не достигая меня.

– Ладно, так и быть, – со вздохом согласился Женя. – Потом приду у тебя отпрашиваться.

– Все что угодно для хорошего человека! – я еще раз обнажила зубки и пошла к выходу. Ну, вот. Теперь можно с чистой совестью сообщить начальнику, что у меня сломалась машина и, так как в офисе мне делать совершенно нечего, я честно поехала домой. Пусть попробует возразить! Вот так-то!

Сидеть дома было скучно, я вздремнула пару часиков и решила сходить в магазин, чтобы прикупить себе винца. Наверное, я много пью. Вернее – очень много пью. Наверное, я алкоголик. Я стремлюсь напиться всегда… Чтобы оторваться от действительности… Зачем мне действительность, если есть прекрасное забытье. Позволяющее тебе все на свете. Почему люди пьют вино? Потому что оно жидкое… было бы оно твердое… они бы его грызли… Опьянение дает возможность расшириться рамкам, в которые мы сознательно или бессознательно себя упихиваем… или запихиваем… разве это важно? Все равно мы в них… в рамках… талантливые люди много пьют… или курят… или… беспорядочный секс… наркотики… все равно их что-то убивает… талантлива ли я? Не знаю… и что убьет меня? Что может меня убить… Глупость… Хотя… может и она имеет право на существование? Но только не в моем мире… Черт… Кто-то звонит в дверь? До чего же моя жизнь похожа. Каждый день, как под копирку… И как так можно жить? Да и нужно ли? Если это Рыжий, я его пошлю! И в этот раз я уже не буду лапочкой-душкой.

Я зло рванула дверь на себя и…

– Привет, Лешка. Проходи!

– Опять пьешь? – в ее голосе я услышала добрую порцию неодобрения.

– Пью. Присоединишься?

Мы зашли в комнату и Лешка тут же заняла свое место в углу дивана.

– Присоединюсь. Не пить же тебе в гордом одиночестве. Как прошел день?

– О, давай без риторики…

Я пошла на кухню и принесла ей холодную бутылку.

– Ты вчера была не одна. Кто это был? – она приняла холодное стекло и огляделась в поисках штопора.

– А ты откуда знаешь? Следишь за мной что ли? – я прошла и села на подоконник.

– А как же… Штопор где? – я кинула штопор, который лежал рядом со мной. – Слежу. За такой, как ты – глаз да глаз нужен.

Я пристально смотрела, как острый кончик штопора мягко входит в пробку.

– Это почему?

– Ну, потому что ты напиваешься, а потом тащишь в дом незнакомых людей с улицы.

– Это кого? – я искренне удивилась.

– Меня, например. Забыла уже? Или мы с тобой на званом вечере познакомились? – Она вытащила пробку и сделала большой глоток вина.

Ну, в общем-то она была права… Однако…

– Кого хочу, того тащу… – я обиделась и отвернулась – смотреть на улицу.

– Первый-то твой ухажер даже в подъезд не был допущен, а второй, я смотрю – до койки добрался.

– Тебя это как касается? – я от удивления чуть не свалилась с подоконника.

– Ну да, ну да, – пробормотала она себе под нос. – С кем хочу с тем и сплю.

– Слушай, ну если ты вчера опять ошивалась около моего подъезда ночью, то почему не зашла?

– Тебе никто не говорил, что ты часто говоришь глупости? Вы тут кувыркаетесь, и тут я такая вся из себя в белом пальто…

– У тебя синяя куртка…

– Что? Какая разница, это образное выражение.

– У тебя опять неприятности дома?

– С чего ты взяла?

Я начала злиться.

– Ну, с того, что ты ночью караулила у моего подъезда.

– А с чего ты решила, что я караулила? И вообще, подъезд не только твой, и, может быть, я не одна была, и у меня были более приятные занятия…

Фантазия услужливо нарисовала объемную картинку: Лешка в обнимку с парнем на лавочке. Бред! Тяжелое слово упало в картинку прямо Лешке на голову, и она смешно повалившись, задергала ногами в воздухе.

– Врешь ты все. – я вздохнула и опять повернулась к окну.

Какое-то время мы молча пили вино, потом Лешке надоело молчать:

– А у тебя с этим рыжим серьезно?

– Не говори глупостей, – отозвалась я.

– А с тем, первым?

– Игорь вообще просто мой друг.

– А куда он делся?

– Какая разница? Делся и делся. Забудь ты про него. Давай потанцуем – это одна из моих любимых мелодий. – я спрыгнула с подоконника, подошла к музыкальному центру и вывернула регулятор громкости на максимум.

Мы танцевали под ласковую медленную музыку. Танцевали как-то тупо. На мой взгляд, это нельзя назвать танцем, это просто тупое переставление ног в огромном желании не наступить на ногу партнера. Может быть, будь я чуточку трезвее, я бы почувствовала момент, и, возможно, даже сгладила бы его, но я уже достаточно отупела от выпитого, и мне стало просто интересно, когда рука Лешки сползла ниже моей талии и пальцы стали подбираться под мой топик. Алкоголь властвовал над моим телом, он совершенно нарушил любую координацию моих движений. Сейчас, – лениво подумала я, – не только мои мысли напоминают пластилин, а я вся как бы состою из такой медленной, вязкой, плавно перетекающей субстанции. Все, что я сейчас имела, делало меня счастливой. Это не было визжаще-пищащее счастье, это было тихое отупение. Я переставляла ноги, плавно покачивала бедрами, рука Лешки давно уже гуляла по моей спине. А я, уткнувшись носом в ее шею, слушала музыку, наслаждаясь собственным состоянием. Но продолжение момента не заставило себя ждать.

– Можно я поцелую тебя?

Возможно, мне приснился этот вопрос, возможно, я ждала его, возможно, даже знала ответ. Не так давно я призналась себе, что хочу этого ребенка. Так почему же сегодня, после всех нотаций, прочитанных мысленно самой себе в тот момент, я просто подняла голову и наткнулась на ее губы…

В начале она лишь робко коснулась моей нижней губы легким поцелуем. Потом, осмелев, и чувствуя, что я не против, Лешка поцеловала меня по-настоящему. Губы Лешки оказались на удивление мягкими, теплыми и чуть влажными. Ощущение от ее поцелуя было очень новым, сильным, захватывающим и… все. Не было того волшебного ощущения, когда кружится голова или подкашиваются ноги. Не было возбуждения. Может, я слишком пьяна? Лешка же вся отдалась этому поцелую. Я открыла глаза и смотрела на нее. Длинные ресницы откидывали тень на мягкие и бархатистые даже на вид щеки. По ее лицу было понятно, что сейчас она где-то не здесь, а на седьмом «голден скай». Хотя выпила она всего ничего. Двумя руками она держала меня за талию, как будто боялась упасть. Что-то в ее облике развеселило меня, я совсем забыла, что мы целуемся, и невольно улыбнулась. Она тут же разжала руки и выпустила меня. Я покачнулась и чуть не упала. Лешка спрятала глаза в пол и не смотрела на меня, а мне почему-то нестерпимо хотелось увидеть ее глаза именно сейчас, когда в них еще бушует возбуждение и желание. Почему-то я была уверена, что она возбудилась. Ее дыхание было резким и прерывистым, как будто она только что пробежала стометровку. Мы так и стояли на «пионерском расстоянии» друг от друга. Внезапно я поняла, что очень устала, и нестерпимо хочу спать. Я сделала шаг назад, и Лешка как-то съежилась.

– Извини, я очень устала, и хочу спать, – пробормотала я.

– Д-да… Я пойду? – полувопрос-полуутверждение.

– Куда ты пойдешь в четыре часа утра? Оставайся тут, – я устало села на диван. – Ляжем на диване, выспимся, а утром пойдем по своим делам.

Она молчала. Лешка очень хотела остаться, я просто чувствовала это, но что-то мешало ей сказать «да».

– Оставайся, – у меня совсем не оставалось сил спорить. Что не дает ей остаться? Неужели только лишь… боязнь лечь со мной в одну кровать? Но раньше ее это не останавливало. Или, может быть, она прячет что-то еще? Не важно. Я так устала, что даже нет сил раздвигать диван.

– Я не могу, – она отвернулась. – мне нужно домой.

– Как хочешь, – я подтянула ноги на диван и уставилась в окно. Лешка тихо прошла в коридор, обулась и тенью выскользнула за дверь. Я протянула руку и, взяв пульт, выключила музыку. Стало тихо. Безразличным взглядом я обвела комнату. Убираться буду завтра, а сегодня я устала. Нужно было еще заставить себя расправить постель, спать на сложенном диване ой как не хотелось. Упав лицом в плюшевую обивку, я, почувствовав себя совершенно, абсолютнейше несчастной, разревелась. Мгновенно заложило нос, веки распухли, и при каждой попытке моргнуть под ними перекатывалось не меньше килограмма песка. Усталость брала свое – я так и уснула, под собственное хлюпанье носом.