Я увидел эту картину во сне. Еще не закончив роман, увидел погибающего от удушья и огня Сен-Жермена… Следил за отстреливающимся от нападавших разбойников Карлом. В конце концов пуля попала ему в лицо и раздробила челюсть. Следующий свинцовый заряд угодил прямо в сердце – немой не долго мучился…
Это была зыбкая, но достаточно отчетливая явь. Дымный смрад перехватил мне горло. В последний момент я успел тонко, громко выкрикнуть: «Хик!» – и затем с особенным выражением добавить: «Пхед!»
Прошлое до утра бередило меня, менялись картины. Вот в снежной круговерти появился бредущий из последних сил Джонатан Уиздом. Конь его пал, теперь он пытался наугад отыскать дорогу. Англичанину не повезло. Он скатился в глубокий овраг, откуда уже не смог выбраться. Весной талые воды прорвали ветхий сгнивший кожаный бок его сака. Оттуда вывалился крупный, с фалангу мизинца, ограненный камень. Струя поволокла его, камень потерял видимость. Где он теперь лежит? Пригрелся, наверное, между галькой в горном ручье. Бумаги же, что лежали в походной сумке, вымывались ещё в течение года. Постепенно таяли следы чернил – я явственно видел, как белела и рвалась бумага…
Странное состояние овладело мною под утро. Былью или небылью являлись увиденные мной картины? Этот вопрос казался мне бессмысленным Всякий, сумевший познакомиться с графом Сен-Жерменом, сжиться с его умонастроениями, рано или поздно увлекался его мечтой. Водораздел, утверждал граф, лежит в другом измерении. Не как, а что – вот в чем загадка. Какой смысл заложен в проявленном сновидении, какую пользу можно извлечь из подобных фантасмагорий – на этом он всегда стоял твердо.
Теперь уходить в страну снов мне было интересно и жутко. Замирало сердце… Через несколько дней я вновь оказался в узкой щели, где погиб несчастный Уиздом. Судьба исполнила его мечту. Он успел обзавестись собственной тайной, сама смерть его стала загадкой для масонских обществ, а странное исчезновение графа поводом для некоторых изобретательных, огневых энтузиастов объявить себя «Сен-Жерменами». Правительство Наполеона II в 1860 году было вынуждено назначить специальную комиссию, которая могла бы разобраться с многочисленными претендентами на это имя. Последний «граф» явился во Франции в 1972 году. В обыденной жизни он именовался Ришаром Жанфреем. Пытаясь с помощью армейской полевой кухни добыть из свинца золото, он, глядя в объективы телекамер гордо заявил: «Я – граф Сен-Жермен».
Все эти фокусы мало занимали меня. Другая тайна – подлинная, озаренная светом истины – влекла к себе. Летние ливни, затяжные осенние дожди между тем вымывали последние листы рукописи. На одном из них я ясно прочитал.
«I have a dream…»
«У меня есть мечта. Я хотел бы поприсутствовать на празднике, который когда-нибудь справят на земле. Устроят всеобщий для всех верующих день поминовения или почитания, поделятся с соседом луковицей, куском хлеба… Я мечтаю о великом чуде, когда все живущие на земле вспомнят и отдадут долг одному из нас. Поклонятся ему в церквах, мечетях, синагогах, молельнях, храмах. Все вместе, в один час по ходу солнца. Пусть этот святой будет равно дорог каждому доброму сердцу. Пусть он будет первым, кто делом докажет, что всех нас объединяет большее, чем плоть и кровь, чем жизненный опыт и любовь к предкам, чем почитание местных святых. Пусть христиане, последователи Магомета, дети Моисея, почитатели Вишны, Брамы и Шивы, потомки Бодхисатвы, при всем различии их верований, впервые обратятся к тому, что их объединяет. Этот день будет первым, когда все мы сможем вздохнуть спокойно. Пусть люди, ответственные за сохранение культов, все вместе внятно скажут, в чем мы едины и будут исходить из того, что эти зерна куда важнее и ценнее, чем всякое различие, отвращающее нас друг от друга.
Да будет так!
Пусть между собой в обыденных делах мы будем замечать то, что нам всем дорого и стараться избегать того, что нас разделяет. Тогда и все народы смогут перевести дух. Только тогда мы сможем воевать со злом, а не между собой».
«I have a dream…»