Только для взрослых
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге
«Если Бриджит Джонс полтинник, то мне-то самой сколько?» — в разных формулировках этот вопрос рефреном звучал в моих френд-лентах на протяжении большей части прошедшей недели. Переживания по поводу раннего вдовства любимой героини и страданий матери-одиночки, выпавших на ее долю, тоже, разумеется, присутствовали, но вопрос возраста был все же ключевым. Думаю, не ошибусь, сказав, что именно факт внезапного и непостижимого старения Бриджит Джонс перепахал российскую женскую аудиторию сильнее, чем все остальные душещипательные подробности нового романа Хелен Филдинг «Без ума от мальчишки», скорый выход которого анонсировала британская пресса.
В принципе, коллизия понятная и обыденная — видеть чужое старение, соотнося его с собственным, всегда болезненно (особенно для женщины). Единственное, что вызывает легкое недоумение в данном конкретном случае, — это повод: Бриджит Джонс никогда не существовала в реальности, она состоит из бумаги и чернил, ее придумала писательница Хелен Филдинг. Бриджит — не живой человек и никогда им не была…
Или все-таки была? Судя по реакции, похоже, что для многих моих ровесниц Бриджит Джонс поживее многих реальных персонажей, и дело тут вовсе не в литературных достоинствах романов Филдинг, а в вещах более тонких и сложных, имеющих отношение скорее к социальной, нежели к литературной сфере. В конце 90-х годов (именно тогда «Дневник Бриджит Джонс» был опубликован в России) сословие офисных девушек, успешно сформировавшееся за предшествующее этому десятилетие, не было никак институциализировано. Всех их — много работающих, тридцатилетних, неплохо образованных, мечтающих похудеть и/или выйти наконец замуж, проводящих время между кофейнями и фитнес-клубами, самостоятельных, читающих глянцевые журналы, романтичных, любящих путешествовать, покупающих обувь и одежду определенных марок — словно бы не было в природе. Вернее, каждая отдельная носительница этих ценностей, конечно, существовала, но увидеть в них некую общность никто (в том числе и они сами) не пытался.
Явление Бриджит Джонс стало для них — разобщенных, непонятых, таких обычных и вместе с тем уникальных — настоящей революцией. По сути дела, упитанная барышня за тридцать, позже блестяще сыгранная Рене Зеллвегер, стала голосом и лицом целого поколения — именно она сформулировала основные принципы офисных девушек, позволила им лучше понять себя и друг друга, каждой из них сказала: «Ты не одна на свете». А потом еще и продемонстрировала, что даже такие, как она, вполне могут рассчитывать на личное счастье с немного неуклюжим, но таким милым юристом. И в этом смысле, конечно, ее роль куда важнее, чем роль литературного персонажа — даже самого культового. Позже — уже в нулевых — вслед за Хелен Филдинг и ее восхитительной героиней устремилась настоящая армия чик-лита (именно так стали называть этот новый литературный жанр), а среди голосов зарубежных писательниц все громче зазвучали российские голоса. Но первая любовь — она всегда самая яркая, именно поэтому видеть в ее волосах седину, а на лбу морщины особенно тяжело.
Сможет ли сегодняшняя, изрядно распустившаяся от чтения всевозможных «оттенков серого» читательница обрадоваться постаревшей Бриджит Джонс после долгой разлуки — большой вопрос. То, что в девяностых годах считалось верхом попсовой простоты, граничащей едва ли не с дурновкусием, сегодня может показаться избыточно сложным и интеллектуальным. Многие старые бриджитоманки прямо заявляют о том, что не будут читать новую книгу Филдинг — не хотят прощаться со сказкой (а заодно, вероятно, и с собственной молодостью). Станет ли новая книга о Бриджит Джонс бестселлером, покажет время, но одно вполне очевидно: место в пантеоне литературных героев, отделившихся от своего создателя и заживших собственной, практически фольклорной жизнью, за этой милой толстушкой закреплено прочно и окончательно. И таких примеров в литературе не много.