В этом году Довлатову исполнилось бы 70 лет, и материалы о нем появляются как грибы после дождя. Но высокий градус интереса вызван не только этим.
Довлатов — вероятно, самый спорный из писателей конца советской эпохи. А также самый скандальный. Напечатанная несколько лет назад переписка между Довлатовым и его издателем Игорем Ефимовым вызвала судебный процесс и грандиозный скандал. И если поводом для иска со стороны родственников писателя стали вопросы авторского права, то шум вокруг подробностей последних лет жизни Довлатова в Америке имел мало общего с проблемой пиратства.
Тут дело в другом. Довлатов — символ литературной эмиграции. Как всякий символ он должен быть безупречен. И то, что после отъезда писатель по существу не был понят и принят этой самой эмиграцией, — вопрос больной и не слишком афишируемый. Ирония ситуации в том, что там он был обречен на такую же газетную поденщину и полубезвестность, что и тут. Мало того. После перестройки акции Довлатова в СССР стремительно пошли вверх. Есть мнение, что он всерьез рассматривал вопрос о возвращении. Но в результате отмеченного многими внутреннего надлома так и не успел ничего сделать…
Валерий Попов, питерский прозаик и довлатовский приятель, составивший его биографию для ЖЗЛ, утверждал, что при жизни Довлатова можно было посылать за пивом, а после смерти он ужасно обнаглел. Это о популярности. Белая зависть, так сказать. Кстати, книга Попова также вызвала скандал и вышла без единой фотографии писателя.
На этом фоне сборник «Иная жизнь» выглядит вполне невинным изданием. Это так называемый третий круг довлатовского творчества, самые его истоки. То есть тот самый сор, из которого выросла затем большая литература. А именно ранние, малоизвестные вещи, часть из которых не публиковалась нигде, кроме советской периодики. Именно по этим рассказам легко проследить, как Довлатов делал первые шаги.
Известно, что, будучи журналистом, он отдал дань журналистской прозе, из которой состоит, скажем, знаменитый «Компромисс». Литературное освоение журналистских будней мы находим и в самых ранних пробах пера, например в рассказе «Интервью». Поистине феерическая вещь. Почти бурлеск. Корреспондент заводской малотиражки берет интервью у ударника производства. Начинается беседа как тошнотворный официоз и канцелярщина, а по ходу дела превращается в глубокомысленный, почти платоновский диалог. Выходит, в среде советских пролетариев тоже рождались свои Платоны Каратаевы. Новелла «По собственному желанию» радует ироническим взглядом на постшестидесятническую романтику. Некто Борис Сорокин увольняется с завода, чтобы ехать «за туманом и за запахом тайги», в геологоразведку или в загранку. Но, погуляв, раздумывает и возвращается в родной цех. И непонятно, что это — нравоучительная заказуха или фирменный довлатовский кромешный юмор. Но знаменитый «анекдотический реализм» писателя уже в действии.
В общем, перед нами самые азы довлатовского творчества. Литературный бутлег. Истинные поклонники должны высоко оценить сборник. Ну а что касается людей более спокойных и взвешенных… Тут уж всякий имеет свое мнение и о книжке, и вообще о писателе. Для одних довлатовская проза только образец искрометного журналистского стиля. Для других — продолжение пушкинской линии в русской классике. Для знаменитых Вайля и Гениса, например, автор «Компромисcа» и «Зоны» — «трубадур отточенной банальности».
У каждого свой Довлатов. Одно бесспорно: растаскивать его на цитаты и скандалить из-за его персоны будут еще очень долго. О большем признании вряд ли можно мечтать.
Евгений Белжеларский