Матч-пойнт

/  Спорт /  Exclusive

«После тенниса не хочу больше ни с кем конкурировать. Мне так это надоело: 20 лет в постоянной борьбе, в напряжении...» — рассказывает Анастасия Мыскина

 

Чемпионка, телеведущая, мама троих детей и просто красавица — это все об Анастасии Мыскиной. Сейчас ее чаще можно увидеть на трибунах теннисных соревнований, хотя совсем недавно она и сама играла — да еще как! На протяжении карьеры Анастасия выиграла девять одиночных турниров WTA и два парных. Наибольший ее успех состоялся 5 июня 2004 года, когда она вошла в историю как первая российская теннисистка, выигравшая турнир «Большого шлема». Тогда же, в 2004-м, она была впервые в истории российского тенниса официально признана чемпионкой мира по версии Международной федерации тенниса (ITF). Переход из спортивной жизни в обычную у нашей героини, кажется, произошел неожиданно: только что выигрывала призы и кубки, и вдруг — уже на телеэкране в качестве ведущей...

— Анастасия, как вам удалось так грамотно подготовить плацдарм?

— На самом деле мне очень повезло, потому что после насыщенной спортивной жизни, когда ты в течение 20 лет вообще ничего не видишь, кроме корта, найти себя необычайно тяжело. Особенно в нашей стране, где все меняется со скоростью света. У нас быстро забывают знаменитых спортсменов, олимпийских чемпионов, уже не говоря о победителях турнира «Большого шлема», хотя в теннисе это очень значимая профессиональная победа.

Мне повезло в том, что благодаря знакомым телевизионщикам появилась возможность попробовать себя в новом амплуа. Сначала я комментировала матчи на открывшемся теннисном канале, потом меня взяли «свежим лицом», не примелькавшимся на экране, в футбольную программу, затем был проект «Семейный размер», посвященный проблемам полных людей, и, наконец, «Главные люди» — про детей. Я не боюсь пробовать новое, может быть, поэтому у меня что-то и получается, хотя поначалу не очень хорошо понимала, во что ввязываюсь. На первый эфир пришла в джинсах и уггах, хотя следовало выглядеть поэлегантнее. Я не знала телевизионной культуры, не представляла себе технологический процесс. Этот суфлер бегающий... Глаза — в одну сторону, строчки — в другую. На футбольной программе перепутала имя Антона Шунина, вратаря из «Динамо». Наверное, во время первых передач в глазах футбольных болельщиков я выглядела совершенным дикарем, потому что только кивала головой и говорила два слова — «да» и «ура». «Как зовут этого мальчика?.. М-м-м». «А это команда «Шинник», да? Сейчас запомню». Мне гораздо проще было выйти на теннисный корт, даже если бы весь стадион болел против меня, чем сидеть перед четырьмя камерами. Но что было, то было. Я получила бесценный опыт.

— Можете провести какие-то параллели между миром спорта и миром телевидения?

— Я для себя очень четко поняла: после тенниса не хочу больше ни с кем конкурировать. Мне так это надоело: 20 лет в постоянной борьбе, в напряжении... И воюешь, точнее, соревнуешься, не с командой, а с нашими же девчонками, чтобы попасть в сборную. Я очень устала от соперничества. И когда пришла на телевидение, то для себя сформулировала: мне важно, чтобы руководству и зрителям нравилось то, что я делаю, чтобы рейтинги были высокие. Хотя, с другой стороны, я прекрасно понимаю, что хороших ведущих очень много и что конкуренция неизбежна. Но по мне лучше не бороться с кем-то, а просто делать свою работу.

— В какой момент вы твердо решили уйти из спорта?

— Случилась травма ноги, которая оказалась серьезнее, чем предполагалось. Доктор, который мне сделал в Германии операцию, предупредил: может быть, у вас не получится вернуться на корт. Я не восприняла его слова всерьез, думала, что возьму небольшой перерыв для восстановления и все обойдется. Пробовала возобновить тренировки, но нога так и не восстановилась, к тому же обострилась боль в плече — сказалась старая травма. И все равно я надеялась: еще чуть-чуть, и вернусь. А потом в моей жизни появились дети, и я поняла, что семья перевешивает. Когда родился первенец, Женя, мне было 26 и еще теплилась мысль, что можно попробовать поиграть. Но через два года родился второй сын, и я сильно изменилась. Например, я не могу поступать так, как многие европейцы — подхватили сумки, поехали в аэропорт, ребенка отдали кому-то, сами в теннис поиграли. Мы живем по режиму. Мои дети кушают и спят по расписанию. Я не могу куда-то стартануть ни с того, ни с сего. Мы и поездку на отдых готовим заранее, ездим со всеми нянями-бабушками. Стало очевидно: прежняя спортивная жизнь теперь слишком сложна для меня. И это, пожалуй, было главным препятствием для того, чтобы начать заново тренироваться и участвовать в соревнованиях.

— Став мамой, вы сильно изменились? В спортивном мире требовались собранность, жесткость. А теперь?

— Раньше я думала: спортивная жизнь — такая сложная, лишает многих удовольствий, подчиняет графику и режиму. Но теперь я поняла, что спортивная жизнь по сравнению с моей нынешней — с ее бытовыми проблемами, детскими болезнями — на самом деле была простой и понятной. Надо уметь ценить то, что имеешь. Теперь мне труднее, потому что надо все время думать о детях. С одной стороны, они растут в достатке и имеют то, чего не было у меня. Но в то же время нельзя допустить в них вседозволенности, распущенности, тем более что у каждого сына свой характер. И это гораздо труднее, чем заставить себя тренироваться.

— Если не ошибаюсь, вы тренироваться начали лет с трех?

— С трех до четырех лет я занималась танцами, но почти не помню этого. Затем два года были занятия фигурным катанием. Потом стало некому меня водить в секцию, поскольку бабушки были заняты на работе. Но родители все равно хотели меня отдать в какой-нибудь вид спорта, чтобы куда-то направить мою энергию. Мы жили в Сокольниках, рядом со «Спартаком», и там открылся набор в теннисную секцию. Мне исполнилось шесть лет, одна из бабушек как раз ушла на пенсию и начала водить меня на тренировки. Родители и сами по выходным любили поиграть. Никакой цели поначалу никто не преследовал, но потом, когда начались успехи, и папа, и мама положили все на мою спортивную карьеру. Точно могу сказать: без них не было бы моих побед. Как не было без помощи родителей побед и у Лены Дементьевой, с которой мы вместе занимались с восьми лет. Чем нашим родителям только не приходилось заниматься, чтобы мы состоялись как теннисистки: находить спонсоров, деньги, выбивать корты, поездки на турниры... Мой папа рано утром вставал вместе со мной и заставлял меня бегать в парке перед школой, чтобы я развивалась физически, потому что я всегда была очень худой. Потом возил меня на ОФП, позже стал выезжать со мной на турниры, все лично контролировал. Мама устраивала для меня домашний комфорт. А сейчас очень помогает с детьми.

Когда я уже начала зарабатывать деньги, папа говорил о том, что надо заранее подумать, чем я буду заниматься после спорта. Мама всегда мечтала, чтобы я закончила какой-нибудь очень умный институт, кроме института физкультуры. И когда я поступила на журфак МГУ, для нее это было более ценным, чем выигрыш в крупном турнире. Правда, потом родились дети и уже просто нереально стало его закончить.

— Помощь родителей — это, конечно, здорово. Но чтобы стать хорошей теннисисткой, наверняка в характере следовало иметь стервозность.

— Я согласна. Но сейчас я стала гораздо стервознее из-за того, что жизнь в Москве все время заставляет быть в тонусе, держит в напряжении — то какие-то проблемы с ЖКХ, то на дороге встретится грубый водитель. Но вообще характер у меня мягкий — может, поэтому все и сложилось не так, как хотелось. Например, не далась победа на Олимпиаде в Афинах — пожалуй, единственное, о чем я жалею, за всю мою спортивную карьеру. В полуфинале я выступала против бельгийки Жюстин Энен, сначала вела, но в результате проиграла. Возможно, будь я жестче, выиграла бы.

— Но вы же были вторым номером в мировом рейтинге, и этот результат долгое время оставался непревзойденным для российских спортсменок?

— Потом Маша Шарапова стала первой, Вера Звонарева была второй, так что у наших спортсменок тоже есть хорошие результаты.

— А после какой победы вы осознали, что из обычной теннисистки превратились в спортсменку высокого класса?
— Пожалуй, переходный момент произошел, когда мне было 18 лет и я выиграла свой первый профессиональный турнир, обойдя Лену Дементьеву. Тогда я очень четко почувствовала вкус победы, поняла, что хочу играть на турнирах «Большого шлема», которые показывают по телевизору. Помню, мне всегда очень нравилось смотреть на новые мячи в руках теннисисток — хотелось иметь такие же. Ведь в нашем теннисном детстве они были в дефиците. Мы их стирали и сушили на батарее, чтобы они выглядели как новые. Смешно, но этот детский стимул меня двигал к тому, чтобы попасть на крупные турниры. Потом уже стала интересовать спортивная одежда. Когда мы росли, у всех форма была одинаковая вплоть до кроссовок, от которых красились носки. А когда стали выезжать за границу, то увидели модную экипировку — это тоже послужило мотивацией.

— Свои первые крупные призовые помните?

— Конечно, это было событие! Но, во-первых, у меня на тот момент еще был спонсор, которому следовало отдавать деньги. А во-вторых, я была еще мала и моими финансами всецело занимался папа. Поэтому не помню больших трат — может, какую-то одежду себе купила.

— То есть вкус к большим деньгам не сразу пришел?

— Нет, не сразу. Кстати, хорошо, что в теннисе призовые дают чеком и ты не можешь деньги быстро потратить. Да и времени нет — сыграла, а на следующей неделе уже начинается другой турнир. Некогда наслаждаться выигрышем. А если на следующем турнире проиграла, то настроение портится — опять не до этого.

— Вокруг миллионных призов теннисистов ходит много слухов.

— Теннис — это не командный вид спорта вроде хоккея или футбола, когда люди получают зарплату, заключают контракты, но при этом ни за что не платят. Теннисист сам себе оплачивает переезд, проживание, питание, услуги тренера, массажиста, доктора, спарринг-партнера. На самом деле только кажется, что в теннисе огромные заработки. Например, из 200 тысяч долларов, которые недавно заработала в Дубае Агнешка Радванска, я уверена, что тысяч 50, если не больше, она потратила на то, чтобы эта победа осуществилась в ее жизни.

— Кто из теннисных звезд стал лично для вас если не образцом для подражания, то, может быть, спортивным ориентиром?

— Мне всегда очень нравилась Моника Селеш. Я восхищалась даже не манерой ее игры, а характером. Ведь она пережила нападение на корте в Германии, и даже трудно представить, через что Моника прошла после этого удара ножом в спину. Но она восстановилась и вернулась. Причем случившееся совершенно ее не обозлило, она осталась очень открытым человеком. Я была безумно счастлива, когда познакомилась с ней.

— Неужели дружба вне корта возможна?

— На мой взгляд, предыдущее поколение спортсменок — Чанда Рубин, Амели Моресмо — как-то дружнее жило, чем нынешнее. Мне кажется, сейчас юных спортсменов уже с детства начинают настраивать друг против друга: надо выиграть, друзей не может быть, вы все конкуренты... Азарт ушел в большие финансы. Раньше, мне кажется, дышалось легче, игралось больше в кайф, каких-то интриг было меньше, мы могли вместе сходить покушать, многие друг с другом до сих пор общаются. Например, я знаю, Света Кузнецова близко дружит с Сереной Уильямс, у меня очень хорошие отношения с Аней Курниковой — когда она приезжает в Москву, обязательно видимся. Жаль, она довольно рано ушла из спорта. У нее была очень серьезная травма спины, которая беспокоит ее до сих пор. Врачи не советуют Ане играть даже показательные матчи. Но она все равно идет на это — видимо, когда желание велико или требуется по контракту.

— А вот, например, с Еленой Дементьевой вы знакомы с детства, но часто соперничали за самые престижные теннисные награды.

— Мы с Леной были близки, пожалуй, только в детстве. Но мы все-таки разные люди — и по характеру, и по взглядам на жизнь. Мы прекрасно понимали, что по прошествии какого-то времени наши дороги наверняка разойдутся. Так и произошло. Может быть, отсутствие тесной дружбы и помогало нам в матчах всегда хорошо играть друг против друга, потому что, естественно, каждая хотела стать первой. Между нами существовала хорошая здоровая конкуренция, которая помогала двигаться вперед.

Я много раз слышала про то, что в фигурном катании, гимнастике соперницы могут испортить ботинки, инвентарь. У нас никогда такого не было. Подпиливать струны или подкладывать дырявые мячики в теннисе не принято. Выясняют, кто сильнее, только на корте. Да и случаев некорректного судейства, когда кого-то засуживали, не могу припомнить. Бывают моменты, которые мы называем не очень спортивными: например, игрок начинает по нескольку раз вызывать врача — специально, чтобы сбить твой ритм, если ты выигрываешь. Берут туалет-брейк или останавливают игру по любому поводу — понятно, что это может вывести из себя. Но такие уловки — просто детский лепет по сравнению с тем, что случается в других видах спорта. Всего лишь небольшие хитрости.

— Правда ли, что спортсменки специально слишком громко кричат, чтобы психологически воздействовать на соперниц?

— Кричали всегда, раньше меньше, сейчас больше. Но это не может сильно мешать игре. Я играла и с Машей Шараповой, и с Моникой Селеш, которая первая начала кричать на корте. Была еще такая теннисистка — Елена Докич, она вообще во время игры издавала специфические шипящие звуки — ее папа научил боксерскому дыханию. У каждого свои особенности. Аргументы насчет того, что криком можно заглушить удар, чтобы не было понятно, куда летит мячик, просто смешны. По звуку удара вообще мало что можно понять — ты слишком далеко находишься. В общем, надуманная проблема. Точно так же, как одно время велось много глупых разговоров по поводу Каролин Возняцки — будто она стала первой ракеткой мира незаслуженно, не выиграв турнир «Большого шлема». Но она же не сама себя назвала первой ракеткой, она заслужила это игрой. И обсуждать, честно или нечестно, — дикость. Особенно, когда к разговорам подключились известные теннисистки прошлых лет. Также и про их победы можно сказать, что они были незаслуженными, поскольку раньше мячи были «медленнее», а корты не такие «быстрые». Придраться можно к чему угодно. Но спорт не знает сослагательного наклонения: победа есть победа.

— Вы — продукт советской системы подготовки спортсменов. Хороша ли она была, на ваш взгляд?

— Считаю, моему поколению повезло. Существовала система, которой сейчас уже, к сожалению, нет. Действовала школа олимпийского резерва, где конкретно ставились цели: воспитать чемпионов, работать на результат. У нас был очень жесткий отбор среди детей, начиная лет с восьми. И если ты не прошел, отчисляли — независимо от того, кто у тебя мама или папа. Мы выезжали на сборы с тренерами высшей квалификации — сейчас их все меньше и меньше. Потом распался Советский Союз, а вместе с ним и система...

— Зато теннис в нашей стране обрел бешеную популярность, потому что им увлекся президент Ельцин.

— Нам в этом плане повезло. В теннис начали приходить люди, которые хотели быть спонсорами, участвовать в организации турниров. Теннисисты оказались на виду, стали появляться на обложках журналов.

— Теннисисты часто встречались с Борисом Николаевичем?

— Семья Ельциных дарила нам потрясающую теплоту на протяжении многих лет. У них существовала и существует традиция — приглашать в гости прославленных и подающих надежды теннисистов. Я восхищаюсь Наиной Иосифовной — у нее в гостях всегда чувствуешь себя, как дома. Она превосходно печет, я все собираюсь взять у нее рецепт вкуснейших пирожков с сыром. А Борис Николаевич нам делал пельмени с щукой...

— С нынешними первыми лицами государства вам доводилось общаться?

— Владимир Владимирович поздравлял меня после победы на «Ролан Гарросе». Мы в Париже встречались, в аэропорту, перед отлетом в Москву. Из-за нас даже задержали самолет — люди сидели и ждали, пока мы поговорим. Владимир Владимирович пригласил в Кремль на чай, а тогда, если не ошибаюсь, гимнастки что-то выиграли. В общем, на чай я ходила с десятью гимнастками во главе с Винер. Я тогда чуть ли не впервые оказалась в Кремле и предпочитала молчать, тем более рядом с Винер не особенно получится рот раскрыть. В общем, в результате разговор все больше про гимнастику шел...

А с Дмитрием Анатольевичем я познакомилась, когда мы открывали детскую теннисную школу. Но в то время я уже почти не играла, так что поздравлять меня было не с чем...

— Для спортсмена встреча с первыми лицами может стать возможностью решить личные вопросы. Пользовались шансом?

— Нет, никогда. Не умею просить. Знаю, очень многие спортсмены решили жилищные вопросы, получили машины. При этом я не знаю ни одного теннисиста, который бы воспользовался такой возможностью. Наверное, привыкли сами себя обеспечивать. Теннис у нас всегда был на особом счету. Даже на одной из последних Олимпиад такой случай был: теннисной команде единственной не поставили телевизор. Сказали: вы хорошо зарабатываете, сами, что ли, не можете купить? Немного обидно было. Конечно, смешно сейчас вспоминать.

— Каковы особенности современного тенниса? В какую сторону он развивается?

— В последнее время появилось очень много турниров, на которых спортсмены обязаны выступать. Есть турниры, в которых игроки первой топ-десятки должны непременно участвовать. Случается, что ты не можешь отказаться, даже если болеешь. Если у спортсмена травма, можно сняться с соревнований, но существует система очень серьезных штрафов. Когда я играла, было проще, а сейчас теннисистов загнали в очень жесткие рамки. У меня даже ощущение, что из-за этой колоссальной нагрузки стало больше травм. К тому же теннис стал более силовым, агрессивным. А времени на восстановление и акклиматизацию все меньше, от сплошных перелетов накапливается безумная физическая и психологическая усталость. Возможно, от этого и результаты стали хуже.

Но лично меня больше беспокоит другое. В России сегодня дефицит хороших детских тренеров, могу их по пальцам пересчитать — Женя Манюкова, Ольга Морозова, Катя Цыбина. Бесценный специалист Лариса Савченко-Нейланд вообще живет и работает в Юрмале. Но даже те немногие тренеры, что есть, работают фактически на одном энтузиазме. Если бы в спортивных школах были адекватные зарплаты, то можно было надеяться, что система подготовки теннисистов в нашей стране сохранится. Но такой уверенности у меня нет, и потому нет уверенности в будущем российского тенниса.