Утром я уехал, когда еще дети спали. Чмокнув каждого из них в сопящие носы, я вышел на улицу. Там меня уже ждала буханка зомборазведки. Во время поездки жутко трясло, наверное это устроили для того, чтобы меня взбодрить после сна.

В центре меня встретил Изуверов. Он был упакован в специальный кевларовый противоосколочный костюм и кевларовые доспехи. На голове у него был арамидный шлем с прозрачным забралом. На левом плече Максима лежала небольшая, обточенная на клин, кувалда на длинной ручке, в правой руке он сжимал здоровенный широкий мачете. Вид у Изуверова был действительно кровожадный. Он напоминал воина из фэнтэзийных сериалов. Ну, прямо муж Зены королевы воинов.

— Здравствуйте, Максим.

— Привет, Сусанин. Давай бегом в БТР. Садись рядом с механом.

— А одежду специальную?

— Зачем тебе одежда. Ты для нас и так красивый. Ты же даже из БТРа выходить не будешь.

— Точно?

— Мы слаженная группа, каждый знает свое место. Ты нам только мешать будешь.

Смысла дальше разговаривать не было. Я сел на командирское сиденье и одел шлем. Со мной был мой калаш и один из ПММов. Для защиты я взял с собой мотоциклетный шлем и одел бронник без пластин.

Наш БТР шел в авангарде. Водитель намеренно чуть отклонялся о курса и сбивал зазевавшихся зомбаков. Мы проехали мимо центральной площади. На игровой площадке сидела стайка собак. Мы перебили не всех. Около здания администрации стоял сгоревший автомобиль как обелиск моим погибшим товарищам.

Перед забором торгового комплекса остановились, Изуверов долго выяснял ситуацию переговариваясь по рации с выжившими. Им дали десть минут для перехода на технический этаж к выходу на крышу гаража.

— Три, два, один. Пошел! — он хлопнул водилу по плечу.

БТР рванул с места. Колонна влетела на территорию, давя мертвецов.

— Слева обходим строительный гипер. Потом на синюю будку. Через тридцать метров открытый люк на асфальте, — я начал давать ориентиры.

Объехав здания, мы выехали на прямой путь к гаражу.

— Гараж, — кинул я в микрофон.

— Эвакуация! Товсь! — Хрипло прошумело в наушнике.

Мы проскочили мимо гаража.

— Вот, впереди ворота. Белые с цифрой три сверху. — продолжал я.

БТР остановился за пятнадцать метров до ворот и дал короткую очередь из КПВТ прямо в центр ворот. Металл искрами и кусками полетел в стороны. После чего водитель подвел машину вплотную к воротам и остановился. Ворота распахивались наружу. С брони спрыгнули два бойца и закрепили тросы за пробоины в створках. БТР дернул назад. Сворки распахнулись. Одна створка ворот распахнулась и повисла на сорванной петле, вторая полностью оторванная створка потащилась в след за БТРом. В открывшийся проем мог проехать не только бардак но и танк наверное. Бардак сорвался с места и заехал по пандусу в коридор. Бардак прокатился по коридору вперед–назад раза три, Давя скопившихся мертвяков и расчищая путь. Наконец раздался голос водилы бардака:

— Чисто, проход закрыл. Мертвых много. Бойся!

Пара бойцов цеплявших тросы бросили две шумо–световые гранаты, укрывшись за стеной, а потом забежали внутрь. Оба бойца были вооружены РПК с большими дисковыми магазинами. За ним задом въехал тентованый ГАЗ-66. В проеме ворот было видно бурое месиво на полу коридора.

— Успеваем. Сусанин, какую дверь открывать? — прошипел шлемофон.

— Третья от выхода в торговый зал, там над дверью окно разбитое и надпись «элекрощитовая» на ней, но мелко, — отозвался я.

— Приято!

Через рацию послышался удар кувалды. Дальше шуми и короткие переговоры.

— Парамонова забрали.

— Серверную вскрыли. Что брать?

От гаража послышалась стрельба. Сначала интенсивная, но потом выстерлы практически стихли. Снова хрипло забубнил шлемофон:

— Норма. Верх чист. Внизу зомбаков из пулеметов отстреливаем.

— Принято.

Вдруг из коридора раздались выстрелы. В воротах показался морф, он тащил с собой окровавленное тело бойца в камуфляже. Это же водитель шишиги. Прикрывающий пулеметчик открыл огонь по твари. Морфа сгубило то, что он не выпустил труп водителя. Мгновенной задержки хватило, чтобы его настигла очередь. Морф опрокинулся и попытался вскочить, но короткая очередь из башенного КПВТ разнесла его в клочья.

В наушнике зазвучал напряженный голос:

— В шишигу водитель нужен! Мы блокированы, не можем машину обойти.

Перед БТРом появился боец в шлеме с опущенным забралом. Он ударил прикладом по броне и помахал мне рукой.

— Пойдем, Сусанин. С грузовиком поможешь. Давай быстрее — больше не кому.

Я вылез через люк и, перехватив автомат поудобнее, побежал за ним в провал ворот. Впереди меня бежал пулеметчик и боец с автоматом, который меня позвал.

В нос ударила вонь мертвечины и ацетоновый запах. Дверь мастерской была открыта. Автоматчик выдернул гранату из кармана и сделал жест пулеметчику. Автоматчик кинулся вперед, занося гранату для броска, но бросить он не успел. Сверху на него спрыгнул второй морф. Голова бойца отлетела как футбольный мяч.

«Граната» — пронеслось у меня в мозгу. Я уже поднимался по пандусу и бросился в сторону. Приземлившись на останки вчерашнего упокоенного зомбака, присел на корточки и закрыл голову. Грохнул взрыв. Я выскочил на пандус. Дым от взрыва рассеивался по коридору. Прямо у входа стонал раненый пулеметчик, похоже, его в ноги ранило и в бронежилете отметки от осколков есть. Впереди вяло ворочался покалеченный морф. Его серьезно посекло осколками, и почти оторвало заднюю лапу, наверное, на гранату наступил. Подхватив пулемет с пола, я всадил подряд три кроткие очереди в загривок монстра. Мутная жижа и темные ошметки полетели в стороны. Урод затих. Я выпустил коротким очередями весь магазин в висящие над головой лотки с проводами и кабелями. Сменив барабан и добежав до убитого морфом автоматчика, я склонился над ним и вытащил из подсумка еще одну эфку. Задумавшись, вытащил еще светозвуковую гранату. Я бросил шоковую гранату в дверной проем мастерской. После взрыва ко мне подбежали двое бойцов, отстреливавших зомби перед зданием. Один из них встал в дверном проеме и веером выпустил в недра мастерской длинную очередь из пулемета.

Кабина шишиги была пробита осколками и выстрелами из КПВТ. Были пробиты оба передние колеса. Мы размотали трос с передней лебедки и зацепили его за БТР. БТР вытянул шишигу из коридора. За шишигой выскочили бойцы во главе с Изуверовым. Погрузка уже была закончена — серверы выломали прямо со шкафами из пола и забросили их в кузов шишиги.

Осмотрев шишигу, Изуверов покачал головой. Шишига не желала заводиться, а возиться с ней, не было времени. Шишигу бросили. На улице серверы пришлось перегружать прямо на броню БТРа.

Ситуация накалялась. Зомбаки подходили со всех сторон. Море зомбаков. Прямо по стене здания начал спускаться морф, из КПВТ в него не попали, но загнали обратно на крышу. Наверное, это тот, которого мы вчера не добили. Парамонов отстреливался из автомата наравне со всеми. Вид у него был как у старого партизана.

Изуверов скомандовал отход. Трупы автоматчика и водилы спеленали сеткой и забросили их на броню между серверами. Раненого погрузили в десантное отделение.

Из ворот выехал бардак. Он развернул башню и врезал из КПВТ по коридору. Из проема ворот ударил мощный взрыв. Вывалилась стена мастерской. Пыль окутала нас облаком. Во все стороны полетели осколки. Один из бойцов схватился за лицо. Куда угадил стрелок бардака, оставалось только гадать.

В эфире раздалась отборная матерная брань. Причем сразу от нескольких человек.

— Эвакуация, уходим.

— Что у вас там?

— Что‑то взорвалось в мастерской или компрессорной. Отходим.

Мы тронулись.

— Аккуратнее. Электронику не растряси, — Изуверов хлопнул ладонью механа по шлему.

— Вторая группа! Бардак, остаешься в прикрытии у первой группы.

Проезжая мимо гаража мы увидели, как люди спускаются по поднятой на крышу пожарной лестнице. Тройки прикрытия мерно отстреливали приближающихся мертвяков. Водитель нашего БТРа поехал к воротам зигзагом, давя попадавшихся зомбаков. В БТРе было тесно. Туда набились все, кто должен был ехать в шишиге. Шкафы серверов грохали по броне.

Выехав с территории центра, механ развернул машину бортом к выезду. С территории торгового комплекса разом грохнула стрельба. Я услышал в шлемофоне ругань и крики.

— К эвакуации, вперед, бегом! — заорал Изуверов.

БТР скакнул. На броне жалобно грохнули шкафы серверов.

Когда мы доехали, КАМАЗ с наращенными бортами горел. Около грузовика валялись трупы людей и труп морфа. Окровавленных людей затаскивали на броню. Изуверов прямо через меня выскочил в верхний люк на броню. Двое бойцов выскочили через десантные люки. Я тоже выскочил в люк вслед за Изуверовым.

Зомбаки валили не разбирая дороги. Да их же в разы меньше было! Откуда они появились? Было похоже, что у них забирают самое ценное. Оставшихся в живых, грузили кого на броню, кого в машины. Я затащил на броню молодую девчонку с ополоумевшим выражением лица. Она была залита кровью с макушки до пят. В гараже грохнул взрыв. Затем я помогал затаскивать на броню парня без ноги. Окровавленную культю ему перетянули жгутом. Следующей была полная женщина в синей куртке также уляпаной кровью. У нее были глубокие кровоточащие раны на щеке, уха у нее не было. Кое‑как погрузившись, мы ретировались. Стрельба не прекращалась ни на секунду. Одной рукой держась за ручку на броне, я стрелял из ПММа. Стрелять на ходу из автомата, держа в одной руке, я посчитал неразумным.

Когда мы уже практически выехали с территории, раздался взрыв. Над крышами всплыло и исчезло оранжевое облако огня. Занялся пожар.

По городу мы летели со все возможной скоростью. Я держался, как мог и помогал держаться пожилому мужчине в сером костюме.

В центре нас уже ждали. Стояли готовые носилки и каталки. Спасенным прямо здесь накладывали жгуты, штопали раны, ставили капельницы и делали инъекции.

Произошло следующее. Когда погрузили в машину практически всех эвакуированных, и с крыши спустились бойцы групп прикрытия, из окна ангара выскочил морф и спрыгнул в, прикрытый сверху тентом, кузов грузовика. Он мгновенно разорвал тент и оказался вместе с эвакуируемыми. Морф устроил в кузове кровавую баню. Сделанные для того, чтобы защищать, железные стены превратились в ловушку.

Спаслись только те, кто еще не успел погрузиться или сумел выпрыгнуть из кузова машины. В итоге, монстр наткнулся на очередь в упор из ПКМа. Ему сначала выстрелами перебили задние ноги, а потом его добили его из пулеметов в упор. Морфа разобрали на части аж из трех пулеметов.

Операция стоила слишком дорого. Потери были действительно очень высокие. Группа зомборазведки потеряла двоих человек, трое были ранены. Эвакуационная группа потеряла троих. Из выживших осталось в живых только пятнадцать человек, включая Парамонова. Все выжившие из торгового комплекса и бойцы группы эвакуации были ранены. Тяжесть ранений была разной, но целых не осталось. Меня тоже ранило. Осколок прошел вдоль спины, о смерти меня спас кевларовый чехол бронника. К тому же я сильно до пузырей обжег обе ладони.

Когда я умудрился поймать осколок и обжечь руки я совершенно не помнил. Осколками, наверное, накрыло после взрыва в здании, а вот обо что я обжёгся — было совершенно непонятно, наверное, за ствол горячий схватился.

Всех нас оперировали и перевязывали прямо в вестибюле. Мне вкололи промидол, обработали и перевязали руки. С моей изодранной спиной возились долго. Рана была неглубокая, но длинная, равная и грязная. Слава Богу, что чехол не дал осколку пройти в ткани, и мышцы были не задеты. Спину я не чувствовал совершенно. Там все залили и закололи ультрокаином или еще какой‑нибудь, облегчающей страдания штуковиной. Пол в вестибюле был залит кровью. Люди стонали. Некоторые начинали орать. То, что орут — это хорошо, значит, силы кричать есть. После первой помощи нас разделили. Легких отправили в карантин. Тяжелых унесли лечить дальше.

Не смотря, на ранения, я чувствовал себя совсем неплохо. Была усталость и тупая давящая боль в спине, рук я вообще не чувствовал. Молоденькая девушка в белоснежной медицинской курточке и бирюзовых штанишках, помогла мне переодеться. Из помещения меня не выпустили. Лежать на предложенной койке я не стал принципиально. Нас напоили чаем с пряниками и вишневым джемом.

Через сорок минут к нам зашел некробилог и тщательно нас осмотрел. Укушенных среди нас не было. У каждого взяли кровь из вены, и эскулап удалился. Неужели опять решат, что я заразный. Ну, уж нет. В это раз я попрощаюсь со своими как человек и пойду с автоматом город чистить. Пусть они со своими научными забавами сами играются. У двери стояли два бойца с автоматами. Караулят значит.

Еще примерно через час к нам зашла сестричка, которая меня одевала.

— Уважаемые прибывшие, среди вас зараженных нет.

В комнате поднялся радостный галдеж. Сразу нашлись три записные ловеласа, которые закидали сестричку комплиментами. От некоторых комплиментов можно было и воздержаться.

Она вежливо, но холодно поблагодарила ловеласов за комплементы, после чего исчезла за дверью. Автоматчики тоже исчезли.

Я первым попытался выйти за дверь, но стразу же наткнулся на Изуверова.

— Спасибо тебе, братишка. Должник я твой теперь, — Изуверов обнял меня за плечи. Братское объятие его худощавых рук было удивительно крепким. Мне показалось, что на меня одели металлический обруч равный по толщине рукам Максима. В глазах у меня потемнело, ноги стали подкашиваться.

— Прости, прости. Ты чего? Плохо? Да? — вопросы доносились уже из далека.

Очнулся я, лежа животом на столе. Мою голову поддерживали на весу руки Изуверова. Давешняя сестричка колола мне прямо в шею укол. Глаза нестерпимо щипало, под носом жгло. Это меня пытались в чувства нашатырем привести, но не смогли.

Сестричка молоденьким писклявым голосом, но очень громко и серьезно отчитывала Изуверова, меня и руководство, которое свалило всех нас грешных не ее слабые плечи. Ругалась она на нас еще и для устрашения присутствующих, дабы дисциплину блюли и безобразия не хулиганили.

Я попытался сказать им, что уже пришел в себя, но не смог. Я вдохнул пары нашатырного спирта и закашлялся.

— Ну, вот сестренка. Он отжился. А ты мне все кома, кома.

От кашля меня всего скрутило болезненным спазмом.

— Нельзя вам кашлять, швы разойдутся — звонким колокольчиком оглушил мое правое ухо голосок сестрички.

— Нашатырь. Глаза. — выдавил я из себя.

Она заохала, заойкала и принялась вытирать мне лицо платочком. Стало легче. Потом она протерла мое лицо мокрой ваткой. Стало вообще замечательно. Сестричка оказалась крашеной голубоглазой блондинкой с короткой стрижкой и множеством сережек в розовых детских ушках.

После моего чудесного спасения я увидел как бирюзовые штанишки и белые сабо с розовыми пяточками покинули наше пристанище, с пожеланием на прощание оставшимся соблюдения предписанного режима и угрозой страшной карой тем, кто ее ослушается. Я не специально смотрел на нижнюю часть тушки нашей благодетельницы, просто, лежа животом на столе, я не мог выше поднять голову.

Изуверов долго извинялся предо мной за свой внезапный порыв, хвалил и благодарил меня за помощь. Я попросил Изуверова соединить меня с женой и ребятами из форта.

Делом это оказалось простым. Изуверов по своей рации запросил у связистов соединения с нашим фортом. Связь установили, и я услышал голос Артема. Кратенько выспросил у него о делах в форте. По его словам все шло своим чередом. На утреннем совещании генштаба вместо меня пошел Палыч. Утром вернулась группа Георгия сильно потрепанная и с потерей одного человека и одной машины, и еще раненых у них было трое. Группа вояк утром выехала за овощами на колхозный рынок. По предварительным сведениям там остались машины с картошкой из Белоруссии. Наши второй день всем составом переделывают автомобили. Руководит всеми Гриша. Женя увела детей учить стрелять. В усиление с ней отправился Степан и девушки из трех наших молодежных пар. В общем, это было все.

Я долго не мог собраться и, наконец, попросил его предать Алене, что вынужден задержаться и вернусь вечером. Артем тут же мне сообщил, что приготовили мой любимый борщ, и Альфия учит моих девчонок готовить какое‑то невообразимое восточное блюдо. Только информация про восточное блюдо — это страшный секрет, и про это я должен забыть о нем напрочь.

Дома меня действительно очень ждали. В груди нудно закололо. Можно было списать обожженные руки на случайную травмы, но зашитую спину придется как‑то объяснять. Я не боялся объяснений или разноса. Скандалы у нас в семье были явлением редким. Да и чувство вины за ложь меня не мучило. Я пошел туда осознанно, и даже не за ленты и патроны к ДШК и не за медикаменты. Просто так было нужно. А вот то, что я заставлю любимого человека испытать боль и страх терзало меня хуже всего.

Что сделано, то сделано.

Погружаться в самобичевание мне не дали. Двое молодых ребят санитаров пришли за мной с носилками. Кто‑то уже доложил, что я вырубился от жарких объятий Изуверова. От носилок я отказался и деланно бодрой походкой пошел в операционную. Вся спина занемела, ощущалась только тяжесть, было похоже, как будто к лопаткам и плечам приклеили каменную плиту.

В операционном блоке меня снова уложили на стол. Я принимал очередную экзекуцию уже абсолютно безразлично.

— А вы, как посмотрю, стоик у нас. Все так мужественно боль переносите, — ободрил меня военный хирург.

— Нет, доктор. Я просто мазохист. Не останавливайтесь.

В углу захихикали молодые женские голоса.

— Рад, что вы шутите. Люди с юмором быстрее выздоравливают.

Ему было абсолютно неинтересно со мной разговаривать. Ему просто нужно было знать, что я в сознании и адекватно воспринимаю окружающее. Или он просто зубы мне заговаривал, отвлекая от моего ранения. Я чувствовал, как он занимается моей раной.

Закончил он относительно быстро.

— Все можете подниматься. Постройтесь денька три рану не тревожить. Зажить все должно дней через десять–двенадцать. Я вам рану специальным клеем заклеил и скобы наложил. Сегодня у нас останетесь, а с завтрашнего дня будете к нам на перевязочки ходить. Спиртное, кофе и крепкий чай не пейте, деньков пять потерпите. Я вам антибиотик поставил.

— Доктор, — перебил я его. — Мне сегодня домой в форт надо. Я не смогу остаться.

— Это с главным разговаривайте. У нас сейчас никакой вольности и самодеятельности.

— Жаль, что у вас самодеятельности нет. Я на бубне играть умею и танцую немного.

Три молодые женщины залились звонким смехом. Хмурящий брови хирург, тоже рассеялся, закрыв ладонью усталые, красные от недосыпа глаза и темные круги вокруг глаз.

— Идите больной к Борису Михайловичу. С ним договаривайтесь. А на счет танцев не беспокойтесь, будете прыгать и скакать, как новенький. Гловой ручаюсь.

С улыбками и дружелюбными подначками меня выпроводили из операционной. Я, безусловно, знал цену хорошей шутке в трудной ситуации, никакого желания выставлять себя клоуном у меня не было.

Главврача я нашел на лестничной площадке. Они с Орловым жарко спорили о возможности смертельного заражения через попадание тканей морфов на слизистые оболочки.

— А вот и мое доказательство идет, — удовлетворенно заулыбался мне главврач.

— Борис Михайлович, мне домой уехать нужно. Я же не думал, что так все повернется. Меня там заждались.

— Я вас сегодня с собой увезу. Мне как раз домой нужно. Вы пока в палате поваляйтесь. Вам сил набираться надо. Постельный режим для вас сейчас обязателен. Отдыхайте, спите. Сон для вас сейчас — первое лекарство.

— Не могу я спать.

— Журнальчики тогда почитайте, кинишко посмотрите, а потом мы вас еще раз перевяжем и вместе поедем. Идет?

— Очень даже идет. Я уж думал, опять на буханке трястись придется. А во сколько поедем?

— После девяти. У меня обход в восемь, потом летучка.

— Ок.

Я поплелся искать Изуверова или связистов, чтобы сообщить Алене о своем прибытии. Вместо Максима я нашел Лисеева. Он как раз в радиоузле читал с хмурым видом радиограмму.

Заметив меня, он невесело улыбнулся.

— Ругаться пришли?

— Почему ругаться? По рации со своим фортом связаться хочу. Мне надо предать, что сегодня вместе с Борисом Михайловичем вернусь.

— Угу. Антоша, помоги нашему гостю.

— Говорите текст. Я позже сам предам. — спросил меня маленький круглоголовый и розовощекий парень с редкими светлыми волосиками на голове. Он напоминал мне толстенького коротышку из польского мультфильма про Болика и Лелика.

Я надиктовал простой текст из двух предложений, разместившихся на одной строке: «Приеду после 22–00 вместе с главным врачом. Алена, люблю тебя, целую.»

— Все? — спросил розовощекий.

— Да.

— А вы есть хотите? — неожиданно спросил меня Лисеев. — Составьте мне компанию за обедом.

Я понял, что хочу есть. Утром я не завтракал, только чай попил, а больничные пряники с джемом у меня уже переварились. Я согласился.

Попрощавшись с радистом, мы поднялись на этаж выше и оказались в просторной столовой. Лисеев провел меня в закуток, выгороженный перегородкой из цветных стеклоблоков. Стол там был уже накрыт. Меню не отличалось разнообразием и изысканностью, но все было очень сытно и вкусно. Кроме нас здесь никого не было.

Лисеев демонстративно вытащил плоскую металлическую фляжку и посмотрел на меня, вопросительно подняв брови.

— Нет, спасибо. Мне сегодня антибиотик поставили. Врач сказал пять дней воздерживаться.

— А, понимаю, — кивнул он. — А я, с твоего позволения, товарищей помяну.

Он налил прозрачное содержимое фляжки в столовский граненый стакан и выпил залпом. Поморщившись, он занюхал выпитое котлетой и откусил от нее здоровенный кусок. Мрачно сосредоточенно жуя, он смотрел куда‑то в сторону.

— Ребят жалко, — помолчав, сказал он и налил себе еще сто граммов. — Я с ними десять лет уже вместе. И огонь, и воду вместе прошли, а вот тут о трупы споткнулись.

Я молча ел. Говорить не хотелось. Меня захватило подавленное настроение Лисеева. Есть забинтованными обожженными руками было непривычно сложно — вилка постоянно занимала самое неудобное положение и норовила выскользнуть.

— Ты прости меня, зла не держи, — неожиданно он переключился на меня. — Сам понимаю что значит буквально с того света вернуться, а назавтра опять туда же попасть. Не думали, что так получиться. С огневым прикрытием на несколько раз перестраховались. Морфы раньше от боя уходили если силу чувствовали. Они твари хитрые, осторожные и себя берегут. А эти не берегли — на пулеметы перли.

— Мы так же с собаками попали, — поддержал разговор я, — Думали, что они побегут, когда стрелять начнем, а они на нас поперли всей сворой. Наших много погибло. Места себе не нахожу.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Тебе бы напиться сейчас. Это самое лучшее. И бабу погорячее.

— Нет. Мне домой к жене и детям срочно нужно. Как они там без меня?

Сзади послышался звук шагов. Я не смог обернуться — раненая, замороженная до бесчувствия, спина мешала.

К нам присоединился Орлов.

— Приятного аппетита коллеги.

Он достал из кармана завернутые в салфетку столовые приборы и сел за наш столик.

— Чем кормят? — задал он дежурный вопрос и не выдержав сразу переключился на волновавшее его: — Вы даже не представляете, что за материал вы привезли. Мы еще только часть скачать сумели. Над остальным программисты колдуют. Но даже полученного на докторскую диссертацию хватит. Понимаете, там заснят не только процесс некротрансформации, но и поведение морфов в некой свободной среде. Жаль, что не все дис4ки перевозку перенесли.

— Извините, Альберт Борисович, мне идти пора, — поджав губы, сказал Лисеев, — Разрешите идти?

— Да, если вам надо.

Лисеев вытер губы салфеткой, встал и вышел. Его порция оказалась наполовину недоеденной. Я понимал его. Добывать информацию — это была его работа. Но цена в этот раз оказалась слишком высокой.

Орлов накинулся на меня:

— Вы представляете, Александр, морфы демонстрируют коллективное поведение с выраженными социальными элементами. То, что они охотятся парами- это мы уже изучаем. Но то, что они имеют особенность собираться в группы во вполне определенных местах и демонстрируют сложные социальные взаимодействия — это действительно ново. Причем в вне этих мест они ведут себя диаметрально противоположно — здесь они крайние индивидуалисты за исключения взаимодействия для совместной охоты.

Он выдержал интригующую паузу для того, что бы я ощутил важность услышанного.

— Меня все больше и больше поражают эти создания. Похоже, что некробиоты являются не только восставшими трупами, а представляют собой альтернативную форму существования, которая работает на новых принципиально отличных от всего известного принципах. Вот вы представьте. Существует растительный мир, который получает энергию за счет фотосинтеза. Животный мир получает энергию за счет окислительных процессов. Древнейшие формы микроорганизмов получают энергию за счет сбраживания. Есть на земле и иные формы жизни, например вокруг термальных глубоководных источников, где биохимия организмов построена на совсем иных принципах. А вот скажите мне, откуда энергию берут мертвые?

— Не знаю, — честно признался я.

— Я вот тоже не понимаю. Существует единый для всех закон сохранения энергии. В биологии он тоже действует. Ваш организм не может потратить энергии больше, чем вы извлекли из поглощенной вами пищи, а также использованного организмом кислорода для окисления сахаров, жирных кислот и прочих полезных веществ. Откуда энергию берут восставшие кадавры, мне не понятно. Даже если восставший труп остается без корма, он все равно мобилен, двигается и совершает определенные примитивные действия. Морфам полученного белка едва хватает на перестройку организма. Они используют полученный белок в качестве кирпичиков для некротрансформации. Для роста и перестройки организма помимо материала, нужна еще и энергия. А учитывая взрывной характер их изменения, энергии необходимо просто чудовищное количество. Он должны не только человека сожрать, они заесть его мешком сахара и еще бочкой оливкового масла запить. Вы понимаете, уравнение не сходится. На выходе мы все равно получаем больше, чем имеем в начале процесса. Баланс потребление — расход энергии нарушен многократно в пользу последнего. Я над этим, который день уже ломаю голову. Какую энергию они используют? Как они ее получают? Мертвая клетка продолжает работать, но совсем на иных принципах. Опять же, даже имея в достаточном количестве энергию и материал для перестройки организма, как им удается добиться столь быстрого роста тканей? Клетка может делиться, но скорость этого деления не беспредельна. Здесь тоже работают вполне известные законы и принципы. Зомби существуют вне этих законов и принципов.

Орлов умудрялся разговаривать и элегантно есть одновременно. Позже он скатился в такие научные дебри со специальной терминологией, что я вообще перестал что‑либо понимать. Похоже, что он пытался уложить в своей голове новый материал, вычитывая мне лекцию по некробилогии.

— Вы обязательно к нам еще приезжайте. Я вам наш некрариум покажу и с материалами исследований познакомлю.

От мозголомного монолога ученого меня спас все тот же Лисеев, который вызвал Орлова по рации в пункт приема беженцев. Альберт Борисович церемонно со мной попрощался и величественно легкой походкой удалился из столовой.

Ко мне подошла работница столовой с грустным понурым лицом. Казалось, что она мыслями прибывает далеко за стенами этой столовой.

— Может вам еще что‑нибудь принести?

— Большое спасибо, я наелся. Все было очень вкусно.

Она повернулась и сделала два шага в направлении раздачи, но замерла, не сделав третий шаг, и резко повернулась ко мне.

— Вы с Альбертом Борисовичем разговаривали, — утвердительно сказала она, — он не говорил вам, что нас всех ждет. Когда‑нибудь это кончится?

— Нет не говорил. Сейчас мало кто может сказать что‑то определнное.

Он присела напротив меня и спросила:

— Про вас говорили, что вы уже после начала всего этого из Белгородской области приехали. Это так?

— Да.

— А что там за пределами области твориться? У меня муж с детьми к своим родителям в деревню в Калужской области уехал. После катастрофы от них никаких вестей. Со мной тут все в порядке. Я в безопасности и при деле пристроилась. Смогут они сюда добраться, как вы думаете?

— Не им сюда, а вам к ним добираться нужно. Чем дальше от Москвы тем спокойнее. Людей там меньше. Пространства больше. Выжить там намного легче. Будущее именно за сельскими районами. Своих мертвяков там мало, с ними быстро справиться можно. Городские мертвяки туда не доберутся. Морфы в городах промышлять будут. К тому же на земле прокормится легче. А что мы тут будем делать, когда консервы закончатся? Предки наши на земле натуральным хозяйстве столетия кормились.

Она мгновенно расслабилась и повеселела.

— Вы на самом деле так считаете.

— Я сам все это видел. Думаю, до деревень и вирус‑то пока не добрался. Пересидят ваши пик заразы и вас начнут разыскивать. Думаю должны что‑нибудь придумать, — я вдохновенно врал.

Была ли это лож во спасение? Сложно было сказать. Передо мной сидела женщина средних лет в теле, но не полная. Обычная русская женщина, для которой на первом месте была семья и дети. Что я должен был ей сказать?

Она порывисто встала и обняла меня. Перед глазами опять пошли круги. Я невольно вскрикнул. Ее руки наткнулись на мокнущую под одеждой повязку. Она испуганно отпрянула.

— Ой! Простите! Я сейчас врача позову.

— Нет, не надо.

Я сжав зубы встал на ноги, попрощался с приободренной поварихой и пошел в палату. Она догнала меня, когда я начал спускаться по лестнице.

— Подождите. Это вам, — она протянула мне прозрачный пластмассовый контейнер с нарядным пирогом внутри. — Возьмите, возьмите. Семье своей увезете. Я кондитер, свадебные торты и торты для детских праздников делала. А сейчас стараюсь людей хоть чем‑то порадовать.

По ее лицу градом катились слезы. Она неловко вытирала их тыльной стороной ладони. Тушь темными разводами была размазана по раскрасневшемуся лицу. Я ничего не смог сказать.

— Спасибо вам. Громадное спасибо. Камень с души свалился.

Сколько таких камней на сердце у большинства из людей. После Великой отечественной десятилетиями близки люди искали друг друга. Катастрофа разорвала семьи, друзей, родственников, родителей с детьми. И все же взять пирог я не смог, не смог бы я его донести обожженными руками.

Она донесла торт до палаты и помогла открыть мне дверь.

Пирог мы срубали всей компанией выздоравливающих. Я лег животом на кровать и уснул. Разбудил меня главврач. За окном было уже темно.

— Вставайте, мне к полуночи вернуться нужно будет.

Ехали мы на бронированном тигре — нашем ответе американскому хамви.

Встречали меня уже у ворот. Встреча была бурной. Уже оказывается все знали и о второй вылазке в торговый комплекс, и моем ранении.