Впереди ехал уазик. За нами шел КАМАЗ солдатами, далее кунг. Колонну замыкала буровая. В дороге по просьбе майора я рассказал ему все что знаю и пересказал наши приключения с момента моего звонка в московский офис. Майор внимательно слушал, периодически задавал вопросы, просил подробнее рассказать отдельные моменты. Лейтенант ехал молча, хмуро глядя в окно.

Вскоре, наша колонна выехала к мосту, который ранее мы проехали ранее и свернули в сторону видневшегося недалеко городка. Блокпоста уже не было. Нам навстречу шел поток машин.

Мы ехали по хорошей, ровной асфальтовой дороге. Боясь упустить этот замечательный случай, я вытащил сотовый и набрал Аленку.

Дозвонился я раза с седьмого.

— Наконец‑то!!! Привет, ты куда потерялся? Мы до тебя с утра дозвониться не можем! У тебя все в порядке? Ты когда приедешь? — зажурчало из динамика. Голос Алены был дрожащим и взволнованным. — Мы тут такие ужасы по компьютеру смотрим. В Москве кошмар полный. А у нас пожар где‑то. На улице еще вчера стрелять начали.

— Хороший мой! Все у меня в порядке. Жив и здоров. Едем на трех больших грузовиках, все вместе. На дорогах везде блокпосты стоят. Никого не пропускают. Сотовая связь плохо работает. Приходится или объезжать или договариваться. Не волнуйся, сладкий мой. Я скоро приеду. Все будет хорошо, — сказал наиболее оптимистичную часть правды.

— Саша, приезжай скорее, мне действительно страшно.

— Не дрейфь. Ты же у меня умница.

Сотовая связь пропала. Через полчаса мы уперлись в высокий бетонный забор и КПП. Ворота перед нашей колонной раскрылись, и мы заехали на территорию госпиталя. Нас сразу встретили медики с носилками. Одеты они были в странные белые комбинезоны с бахилами до колен. На головах у них были глухие пластиковые маски наподобие противогазов, но со сложными устройствами для дыхания и большим панорамным прозрачным забралом.

Сержант Забегаев уже был без сознания. Мы с лейтенантом помогли вытащить его из машины. Его уложили на носилки и унесли к остальным. Всех наших раненых положили на носилки и перенесли в большие палатки с красными крестами на боках.

Недотрупы завернули в большие пластиковые мешки и на тележках увезли в большое одноэтажное здание, напоминающее спортивный зал.

Пока мы возились с ранеными, лейтенант куда‑то пропал. Затем ко мне подошел человек в военной форме без знаков различия и попросил пройти с ним в старое кирпичное здание, стоящее сразу у выезда с территории госпиталя. Пройдя по длинному темному коридору, мы свернули направо, и зашли в маленький темный кабинетик с зарешеченным окном и покрашенными масляной краской удручающего синего цвета стенами.

Посередине кабинетика за белым столом в старом ободранном крутящимся кресле сидел лысоватый человек средних лет в маске и белом халате. На столе перед ним стоял включенный ноутбук и большая рация. Рация шипела, из динамиков были слышны голоса переговаривающихся в эфире. Человек отключил рацию и жестом предложил мне сесть на обычный табурет, стоящий в полутора метрах от стола.

— Подполковник Мигунов, — представился он мнем после того как я сел.

— Здравствуйте, — акцентировал я свое приветствие.

— Ах, да! Здравствуйте. Конечно, конечно — добродушно сказал он. Еще он, наверное, улыбнулся под маской, но по глазам было сложно понять улыбается он или нет.

— Постараюсь вас долго не задерживать, — продолжил он, — Представьтесь, пожалуйста.

Я представился, он записал мое имя в блокнот.

— А как мне к вам обращаться? — спросил я.

— Можете по имени отчеству — Аркадий Петрович, — сказал он, опять улыбнувшись или не улыбнувшись.

— Аркадий Петрович, мне в Москву срочно надо. Я думаю, мне и моим товарищам ехать уже пора.

— Помогите мне, а я помогу вам, — опять псевдоулыбнулся подполковник. — Без моей санкции Вас все равно не выпустят.

— Что Вы от меня хотите, Аркадий Петрович? — задал я вполне предсказуемый вопрос.

Ответ также был предсказуемым, можно было и не спрашивать:

— Честные ответы на мои вопросы. Я думаю, мы поладим. Вы не возражаете, если я буду записывать наш разговор?

— А вы не будете записывать наш разговор, если я буду против?

— Буду. Прошу Вас отнестись к этому с пониманием.

— Ок. А что вы хотите знать?

Далее в течение неопределенного, но не очень продолжительного, периода времени Аркадий Петрович задавал мне вопросы. Кратко я рассказал о себе, о своей работе, о последнем дне на объекте, о том как мы ехали, о происшедшем около колхозного моста и даже о гламурной чике.

От ответов на мои вопросы он уходил виртуозно и легко. Ни одного резкого слова, ни одного лишнего слова. Просто мастер.

В самом конце беседы я все‑таки спросил его:

— Подполковник, все‑таки скажите, что происходит?

— Не знаю, — ответил он. Честно или нечестно ответил — сложно было сказать — По последним данным какая‑то эпидемия. Возможно теракт. Карантин объявлен по всей территории центрального федерального округа. Стараемся не допустить распространения заразы.

Из его ответа я понял, что нас уже отсюда не выпустят. Приплыли зайцы — Мазай зайчатиной торгует.

Я спросил:

— Когда можно буде ехать.

— Вы идите сначала покушайте, затем заполним бумаги, и можете ехать. У входа в главный корпус полевая кухня стоит.

— Не будет наглостью с моей стороны попросить какие‑нибудь штаны. Свои я совсем разорвал, когда железки из кунга выгружали.

— Хм. Думаю смогу помочь человеку, оказавшему помощь следствию.

Пауза. Мигунов смотрит, как я отреагировал на слово «следствию». Я никак не отреагировал, устал до чертиков, да и плевать мне было на их следствие.

Он, что‑то написал на листке бумаги.

— Пойдите на вещевой склад в подвале главного корпуса. Там найдете старшего и передадите ему эту записку, — он с усилием потер ладонями глаза и щеки. — Ох, срочно спать надо ложиться. Вторые сутки не сплю.

— Спасибо Вам.

— Потом благодарить будете. Можете идти.

Переспрашивать я не стал. Поднялся, попрощался и вышел из кабинета. Есть действительно хотелось, во рту росинки не было уже почти сутки. На улице уже было темно.

На крыльце меня встретил Карл Людвигович:

— Вы себя хорошо чувствуете, Саша? На вас лица нет.

— Ничего страшного, просто устал. Пойдемте, поедим, тут, говорят, бесплатно кормят. Да и переодеться мне надо срочно.

Вещевой склад я нашел сразу, меня проводил туда богатырского сложения медик в перепачканном кровью халате, но уже без маски.

Старшим оказалась пожилая женщина в военной форме без погон. Помусолив руками бумажку, полученную мной от подполковника, она внимательно осмотрела меня с головы до ног.

Написав на обратной стороне бумажки какие‑то загадочные цифры и буквы, она отправила меня за металлическую решетчатую дверь забранную сеткой рабицей на всю высоту. Невзрачный мужчина с погонами прапорщика пропал в недрах вещевого склада минут на пять, а затем выдал мне полный комплект полевой офицерской формы с нижним бельем и кепи. Еще раз, внимательно посмотрев на меня, он принес армейский бушлат. Все было ношение, но в приличном состоянии и чистое.

Я переоделся сразу на месте, оставив свой испорченный деловой костюм и куртку в углу.

Переодевшись, я вышел на крыльцо главного корпуса. Сотовая связь не работала. Телефон пиликал, оповещая о необходимости зарядки. Мы с главным инженером подошли к месту халявной кормежки. Стоящий на большом ящике повар зачерпнул большим черпаком из котла полевой кухни горячую, исходящую паром, порцию гречневой каши с тушенкой. Ловко раскидав содержимое по трем тарелкам, он протянул их нам.

На улице было холодно, резкий ветер гонял влажный воздух ранней весны. Я застегнул бушлат до самого подбородка. Около кухни переговаривались вояки в полной боевой выкладке. То, что они рассказывали друг другу, мне очень не нравилось.

На территорию госпиталя заехали две грузовые машины и один автобус Мерседес. За ними въехал БТР, на броне которого сидели солдаты с автоматами в бронежилетах и титановых сферах. У ворот началась суета и беготня.

Из здания, в которое ранее отнесли наших недопокойников, донеслась частая пистолетная стрельба. К знакомым щелчкам ПМов примешивался незнакомый звякающий звук другого оружия. Затем, ударили две короткие очереди из калаша. Буквально через несколько секунд из главного корпуса госпиталя стали с криками выскакивать люди, на некоторых было всего лишь нижнее белье. Снова защелкали выстрелы, затрещал автомат. Стоявшие рядом с нами вояки побросали плошки с кашей и побежали в сторону стрельбы.

Мы переглянулись с главным инженером.

— Карл Людвигович. Надо валить отсюда. Давайте собирать наших, — сказал я в полголоса.

— Константин и электронщики в машине спят. Равиль ушел куда‑то с военными. Геодезист Вадим какие‑то бумаги в вестибюле за столом пишет. Остальные не знаю где.

Мы пошли к нашим машинам. Шли молча. Внутри ощущалась какая‑то тягучая усталость и легкая апатия. Думать и говорить ни о чем не хотелось.

Около машин нас встретил Борис.

— Я уж думал, вас не выпустят. Нас всех опрашивали, а потом о нас совсем забыли. Ничего не говорят, за ворота не выпускают. Как вы?

— Да все нормально Боря. Эпидемия вокруг и карантин. Выбираться отсюда надо и чем быстрее, тем лучше.

— Так не дают нам отсюда выходить.

— А мы не выйдем, мы выедем. Пошли наших искать. Встречаемся у машин через полчаса.

Мы разделились.

Равиля мы нашли быстро. Он в пятидесяти метрах от нас разговаривал с вояками на КПП. Вадим меня нашел сам.

— Александр, мы должны оформить бумаги, мы должны все оформить, вы должны мне пописать соглашение и акты. У меня доверенность есть. Я сам все сделаю. Точнее я сам уже все подготовил.

— Что у тебя? — я его уже не слушал. Молча взял у него бумаги. Вытащил ручку у него их рук и подписал каждый лист.

Не веря своим глазам, тефтель выхватил у меня бумаги и попытался убежать, но я подсек ему правую ногу, и он упал коленями в грязь. Я схватил его за волосы и притянул к себе. Он тихонько и жалобно заскулил, но, тем не менее, его руки продолжали запихивать вожделенные бумажки в недра одежды.

— Дурень, к машинам беги. Мы скоро уедем. А я тебе еще и печать поставлю, куда скажешь поставлю, — наклонившись, проговорил ему прямо в ухо.

Отпустив геодезиста, я пошел дальше.

Через некоторое время мы собрались около машин. Не было только Тимура. Мы сообща обсудили новости. Равиль разговаривал с бойцами на КПП. С его слов, в госпиталь свозили всех оживших покойников и всех пострадавших от них. В соседнем с госпиталем здании сформирован оперативный штаб и идет обмен информацией с другими городами. В госпитале работают ученые. Они выяснили, что воскресают именно трупы. Живыми они от этого не становятся, но продолжают двигаться и нападать. Во всех документах их уже называют зомби. Зараза, скорее всего, по воздуху не передается. Для заражения нужен непосредственный контакт с ожившим покойником, это, как правило, укус или попадание тканей недопокойника в организм жертвы. Зомби можно уничтожить, только разрушив мозг. Я мысленно пожелал майору и сержанту Забегаеву скорейшего упокоения.

Электронщики умудрились выйти или войти в интернет (не знаю как правильно), используя оборудование геологов обнаруженное в кунге. Новости неутешительные. Эпидемия охватила весь мир. Заражение распространяется в геометрической прогрессии. Серьезнее всего пострадали самые густонаселенные местности, в первую очередь — крупные города.

Единогласно решили прорываться из госпиталя всеми правдами и неправдами. Оставалось найти Тимура.

Мы разошлись искать Тимура, договорившись, что собираемся около машин через каждые полчаса. На нас никто уже не обращал никакого внимания.

Проходя мимо котельной, я наткнулся на допрашивавшего меня полковника. Он сидел на мокром бревне уже без маски, закутавшись в короткое драповое пальто и накрывшись сверху плащ–палаткой какого‑то древнего образца, он курил очень крепкие сигареты. Холодный ветер разносил едкий дым и запах дорогого табака.

— Доброго утра, Аркадий Петрович. Чего же вам не спиться после бессонной ночи? — осведомился я.

— Присядьте со мной, коллега. Все веселей будет время коротать. Не пожалеете, я точно говорю.

— Бессонница, — снова поинтересовался я.

— Нет. Ни в коем случае. Жить тороплюсь. Вы же понимаете, что больше ничего не будет. Прежняя жизнь кончилась. И будет ли новая жизнь — неизвестно. Я оперативные сводки получил из конторы. По–моему все закончится очень быстро. А я тут в сраном клоповнике торчу, никому ненужные бумажки строчу. Жаль.

— Жалеете о времени потраченном на меня?

— Нет. Речь не о Вас. Вот оглядываюсь на прошлое и понимаю, что жил‑то жизнью не своей. Все амбиции какие‑то пустые, гордыня — мать ее перетак. А вот жизнь заканчивается, вдруг понимаешь, что своей‑то жизнью практически и не жил.

Тут я понял, что он пьяный, не просто пьяный, а в дупелину. Только практически не пахнет от него. Пьяный блеск в глазах, путаная речь.

— Не интересно вам со мной? Понимаю. Когда будете возвращаться, зайдите ко мне в кабинет, я вам пропуска уже выписал, и поедете вы в Москву. У вас хоть цель есть. И жизнь своя есть. Завидую я Вам, коллега. Белой завистью завидую. Ладно. Идите, идите.

Я поднялся с бревна и пошел дальше, оставив подполковника опускаться в пучину терзаний кризиса среднего возраста. Бывает же.

— Аркадий Петрович, а вы нашего водителя Тимура не видели? — обернулся я к нему. — Чернявый такой, в военной форме.

— Тимур ваш в прачечной, недавно он туда ушел с кем‑то. Сам видел. Не забудьте за документами зайти, напомнил он.

Странно все это. Пьяный ГБист, очень добрый и разговорчивый какой‑то. В добрых и разговорчивых особистов я верю точно также как в Деда мороза, Бабу ягу и национальную программу «Доступное жилье».

Сначала я нашел прачечную. Потом в прачечной я нашел Тимура. Собственно говоря не нашел, а снял его с какой‑то девки. Резвились они на старых матрасах, укрытых свежими простынями.

— Тимур! Ехать надо.

Тимур скатился с пухленькой барышни. Та, прикрывшись серым больничным одеялом, забилась в угол. Их одежда вперемешку валялась на полу.

— Мы сейчас выезжаем.

Тимур посмотрел на меня своим обычно мрачным взглядом и начал натягивать на себя одежду. Я не стал проявлять галантности и дождался, пока он полностью оденется. Натянув ботинки и подхватив черный пакет, Тимур вышел вслед за мной, не оглянувшись на притихшую в уголке пассию.

Мы шли молча. Около машины Тимура приветствовала дружная толпа «бегунцов». Переговорив с коллегами, я отправился к подполковнику.

Зайдя к нему в кабинет, я застал его ковыряющим вилкой в тарелке с гречкой из полевой кухни.

— А, это вы! — расплылся он в улыбке. Улыбка оказалась вполне приятная и располагающая. Он протянул мне белую картонную папку.

— Берите, берите. Не сомневайтесь, там все в лучшем виде, — закончил он.

Я открыл папку, там были два заполненных бланка разных форм, которые я не стал рассматривать.

— До свидания, Аркадий Петрович.

— Нет уж! Прощайте!

Я вышел из здания и вернулся к машинам.

Все уже сидели в машинах. Двигатели прогревались.

Вдруг меня окликнули со спины. Я обернулся. К нам подходили майор и капитан, по милости которых мы застряли в этом госпитале или штабе, или зомбо–центре, или как его еще там называть.

По лбу майора катился пот, взгляд его был мутным. Лицо стало серым и каким‑то одутловатым. На руке была наложена уже вполне аккуратная повязка. Смуглая кожа на руках майора заметно побледнела.

— Мужики, — обратился он к нам придушенным неестественным голосом, и от этого становилось. — Я вас прошу: довезите капитана. Здесь недалеко — километров десять. Мне конец уже, недолго осталось.

Речь майора была невнятной, растянутой, говорил он с усилием, как человек больной ангиной или иной горловой болячкой. От прежнего громкой отрывистой командирского голоса не осталось и следа.

— Извини, майор, нам срочно в Москву нужно. Сам знаешь, что происходит. У нас семьи, дети. Нас и так тут продержали. Боюсь, что можем опоздать.

— Знаю, что происходит. Я договориться хочу. Без оружия вам никак. Я вам три СКСа дам, — он замолчал, переводя дух. Он сипло дышал, было видно, что ему трудно стоять. Он продолжил: и ствол охотничьий с патронами. К СКСам цинк патронов дам. Капитан все объяснит. А мне хана.

— Сейчас дороги откроют. Карантин оказался бесполезен. Зомби сейчас везде. Люди начали бежать из городов. На дорогах стрельба и пробки. На выезде из города заправку сожгли. Никто не знает, что делать. Из центра никаких указаний. Милиция и МЧС с ситуацией уже не справляются, мечутся как тараканы. Что с властями твориться — вообще беда. В городе рядом психушка и морг находились, вчера вечером все психи и свеженькие покойники по городу разбежались, большинство из них инфицировано. Эпидемия распространяется нереальными тепами. Прогнозируют, что ситуация выйдет из‑под контроля дня через два. Самое худшее впереди. В оперативном штабе планируют начать отстрел оживших покойников, но решили дождаться согласования от вышестоящих, — продолжил Капитан.

— Держи задаток, — майор достал из кармана куртки ПМ с запасным магазином и протянул их мне. — Номер спилен, это трофей из командировки.

Какая командировка я уточнять не стал, и так было все понятно. Майор начал заваливаться на бок, но удержался, схватившись за опору освещения, и грузно сел на, стоявшую рядом, лавку.

Я прекрасно понимал, что оружие в такой ситуации нам действительно потребуется и ох как потребуется. Возможно, даже потребуются сразу, как только выедем с территории госпиталя. На стрельбу уже никто не обращал особого внимания, она уже воспринималась как фон или звуковое сопровождение и не вызывала ни удивления, ни страха.

Около котельной утром поставили два больших мусорных контейнера на 27 кубов каждый. В него солдаты, одетые в костюмы химзащиты, таскали черные мешки с трупами. После всего услышанного, это зрелище воспринималось еще более мрачным, от этой зловещей, ломающей разум, сюрреалистической картины хотелось скрыться убежать, выкинуть ее из головы. Но картинка‑то была реальнее всех нас вместе взятых. Апокалипсис происходил на наших глазах.

— Стволы нужны, — вывел меня из ступора Равиль, — если дальше будет хуже, то без стволов мы как болонка в дремучем лесу. Кто‑нибудь да схарчит.

Тут майор повалился со скамьи на землю. Капитан попытался его удержать, но поскользнулся и упал сам. Мы подняли вояк на ноги. Точнее капитан подняли на ноги, а майор весел на руках у Бориса и Кости, бормоча какие‑то несвязанные слова. Вдруг рядом с нами появились два здоровенных детины в марлевых повязках и халатах с автоматами за плечами. Они подхватили майора под руки и бодро поволокли его в сторону большой армейской палатки. Именно поволокли, не повели, не понесли, а поволокли как мешок с мукой, рутинно и сноровисто. Вместе с ним появился старенький военврач в распахнутом бушлате. Не вынимая дымящую сигарету изо рта, он накинулся на капитана:

— Вы зачем его с собой утащили? У Вас головы совсем нет? Вы понимаете, что Вы делаете? Вы видели, что вокруг твориться? Вы понимаете, в каком он состоянии и чем это чревато? Да Вы…

Майор забился в руках бугаев. Капитан и военврач, увидев, что бугаи пытаются не дать майору вырваться из их рук, синхронно кинулись к дёргающемуся всем телом майору и подхватили его за ноги. Вчетвером они споро понесли его в сторону большой арамейской палатки. Военврач на ходу все также ругал капитана и матерился.

Все бегунцы вышли из машин и стали совещаться. Голоса распределились примерно поровну. Половина нашей группы ратовала за то чтобы сразу ехать в Москву, половина считала, что сначала надо разжиться оружием. Особенно за поездку в часть ратовал Вадим. Он постоянно говорил, что нужно будет погрузить все оборудование. Похоже, это был какой‑то защитный механизм или еще что‑то, я не специалист во всех этих психологических премудростях, но поведение Вадима уже выбивалось за рамки логичного. Сохранность вверенного имущества для него стала целью номер один. В чем‑то он был прав. Но на фоне надвигающейся катастрофы, заботиться о сохранности какого‑то металлического барахла, было неразумным. Или инстинкт самосохранения у него напрочь отказал?

Я покрутил в руке Макаров, вытащил магазин, оттянул затвор. В стволе был патрон. Итак, один патрон в стволе и два полных магазина. Я вставил магазин обратно в пистолет. Не густо.

— Обороняться как будем? — задал я вопрос спорщикам. — Машинами покойничков давить будем? Если народ побежал из городов, то будет анархия и бандитизм. Вооруженной швали сейчас хватает, так что лучше два часа потерять, но зато живыми здоровыми и на своих колесах до дома добраться.

Не особо заботясь о мнении окружающих, я волевым решением определил дальнейший наш маршрут. Мы едем за стволами, заодно забрасываем в часть капитана.

Со стороны палатки к нам трусцой подбежал капитан.

— Ну что решили? — и, не дожидаясь ответа, он продолжил, — Поехали. Сейчас раненых подвезут. В центре города на ювелирный напали какие‑то непонятки. Настоящий бой был, много народу положили, еще больше раненные. Особист застрелился.

— Как застрелился? — оторопел я.

— Пять минут назад. В рот себе выстрелил. Только что принесли из старого здания. Поехали, а то хрен его знает, что может случиться, — закончил он мрачно и направился к кунгу.

Выехали мы минут через десять. Минут семь, из которых, полностью экипированный вояка рассматривал наши документы. Но тут подъехали омоновский автобус и УАЗик буханка в сопровождении двух открытых УАЗов с вооруженными людьми. На этом проверка закончилась, и нас отпустили восвояси.