Тиберий возлежал на мраморной скамье, покрытой толстым пушистым покрывалом, в тепидарии своих роскошных терм. На столике рядом стояли несколько кубков с различными винами, которые время от времени он подносил ко рту, наслаждаясь прохладным терпким вкусом благородных выдержанных напитков. Однако долгожданное, обволакивающее тело и разум, опьянение приходило медленно.

Он взял в руку одну из книг Элефантиды и медленно просматривал древние рисунки любовных сцен. Но и они не смогли увлечь владыку Рима.

Воспоминания о Понтии Пилате жгли его душу. Ненавистный соперник был жив, здоров и, вероятно, богател и набирал силу. Император был прекрасно осведомлен, что наместники провинций, пользуясь своим бесконтрольным положением, обирали всяческими путями покоренные Римом народы и становились богатейшими сановниками империи.

Судя по преподнесенной ему первосвященником жемчужине, эти иудеи также владеют немалыми богатствами. И прокуратор провинции наверняка копит деньги, серебро и золото, лелея надежду на возвращение в Рим, чтобы занять здесь подобающее своим заслугам и славе место и покуситься на верховную власть, сместив Тиберия. В армии он по-прежнему пользуется популярностью — еще служат те легионеры, с которыми он ходил в победные походы.

А, с помощью награбленных в Иудее денег и ценностей…

Зря, ох, как, зря он отпустил его наместником в эту далекую провинцию. Надо было найти повод и расправиться с ним здесь. Сенат послушен своему принцепсу, а преторианцы и солдаты гарнизона верны императору. Но тогда Пилат был на пике своей славы и трогать его было небезопасно…

А, что, если…

Тиберий был скор и изворотлив на коварные планы. Следует убить находящегося еще в столице иудейского первосвященника и вину за это преступление свалить на ненавистного прокуратора Иудеи. Задержать несколько вольноотпущенников и рабов и выбить у кого-то из них признание о злодейских замыслах Пилата и поручении уничтожить первосвященника, который осмелился обжаловать действия наместника императора. Все очень логично. Затем казнить мнимого преступника и тайно отправить верных преторианцев за Понтием Пилатом. Сенат одобрит действия императора по наказанию виновных.

Тиберий спустился в калдарий, и жар пропитанного благовониями пара ударил ему в ноздри, расширив легкие и заставив сердце биться быстрее и мощнее. Расторопный слуга легкими круговыми движениями растер его тело кипарисовыми вениками. Затем на носилках его отнесли в просторное помещение натацио, и император с неизъяснимым удовольствием плюхнулся в слегка охлажденные объятия одного из трех бассейнов, наполненного морской водой.

Упрямые мысли вновь вернулись к наместнику отдаленной провинции.

Властитель Рима решительно тряхнул своей крупной породистой головой и повелел слуге привести к нему начальника преторианской гвардии.

Через непродолжительное время квестор Гней Туллий стоял перед императором.

— Ты видел иудея, который был у меня сегодня на приеме?

— Да, венценосный.

— Вели немедленно задержать его. И пусть постараются обойтись без чужих глаз. Он, наверное, находится еще в порту. Другого пути из Рима в Иерусалим нет, а корабли после полудня на восток уже не идут, чтобы не быть застигнутыми темнотой в коварных порожистых верховьях Тибра. Если же он успел отправиться на каком-либо судне, его следует догнать на быстроходной военной галере.

— Я бегу исполнять твой приказ!

Проницательный Тиберий был прав. Троица приютилась на холмистом берегу Тибра, в тени недостроенной триремы и поглощала нехитрый обед. На расстеленной прямо на земле тряпице лежали куски вяленого мяса, овечий сыр, жареные бобы и большие овсяные лепешки. Сбоку стоял неизменный пузатый кувшин с иберийским вином, подле которого притулился кот, любовно обнимающий его лапой.

Судов, отправлявшихся на восток, действительно уже не было. На рейде стояли, в основном военные галеры и рыбацкие лодки, да вдалеке у причала по направлению к императорскому дворцу, находилась роскошная галера римского императора. На ее палубе суетились несколько человеческих фигурок, драивших многочисленные медные и бронзовые части судна и выполнявшие другие подготовительные к плаванию работы. Паруса на ней были полностью спущены. На причалах было безлюдно.

Цокот копыт заставил жевавших друзей насторожиться. На холм выехал первый всадник со сверкавшими в лучах солнца знаками различия центуриона. Заметив обедавших путников, он галопом направил своего коня в направлении к ним. Следом показались еще два всадника. Все они были вооружены короткими римскими мечами, и первый из скакавших уже обнажил его.

— Кажется, это по нашу душу, — недовольно заметил кот, собиравшийся, уже, в очередной раз приложиться к кувшину, — пообедать спокойно не дадут.

Фагот утвердительно кивнул головой и повел вокруг глазами, подыскивая подходящее для сопротивления оружие. Бежать было некуда. Кот напоследок все же успел сделать пару хороших глотков и принялся хозяйственно сворачивать тряпицу со всем ее содержимым в аккуратный узелок.

Обломок реи, валявшийся поодаль, показался Фаготу вполне подходящим орудием обороны, и он подхватил его с земли, примериваясь поудобнее прихватить его ладонью правой руки. Кот, воинственно растопырив усы, присоединился к боевому соратнику, став в трех шагах правее.

Зато с Азазелло, имевшим пока облик иудейского первосвященника, стало твориться что-то непонятное. Его тело внезапно охватили резкие судороги, лицо приобрело землистый оттенок, в уголке рта появилась белая пена. Его плечи, то становились шире и мощнее, то опадали бессильно, изо рта, то появлялся, то исчезал безобразный желтоватый клык, черная борода чередовалась со скудной рыжей порослью на подбородке. Проглядывавшие ненадолго черты лица Азазелло, имели жалкое измученное выражение. И даже грозный клык беспомощно свешивался за губу, утратив свой устрашающий вид.

Друзья зачарованно уставились на него, с удивлением и нарастающей тревогой наблюдая за совершающимися изменениями.

— Что с тобой, старый и верный мой товарищ? — Фагот смотрел на превращения с неподдельным, никак не присущим ему ужасом.

— Не знаю… — с протяжным стоном, извиваясь, прохрипел Азазелло, — личина первосвященника не отпускает меня. По-видимому, он является сильным колдуном и в этот миг обращается к своим богам, моля их о моей гибели.

Он упал ничком на каменистую землю, корчась в невыносимых муках.

Тем временем центурион оказался уже рядом. Походя, он небрежно рубанул длинную фигуру в клетчатом халате мечом, не ожидая сопротивления — ему нужен был живым человек, валявшийся сейчас на земле. Однако Фагот ловко подставил под удар подобранный кусок реи, и меч намертво застрял в твердой древесине, а, затем резко рванул рею на себя. Нападающий, не желая расставаться с привычным оружием, вынужден был сильно наклониться в сторону, едва удерживаясь в седле.

Тотчас кот, неожиданно пружинистым и легким для его неуклюжей стати, прыжком вспрыгнул сзади на круп лошади. Испуганное животное взбрыкнуло задом, и всадник кувырком вылетел из седла и гремя начищенными до блеска доспехами, свалился наземь.

Освободившийся от рывка меч со звоном упал на покрытый мелкими камешками склон. Фагот завершил дело грамотно и безупречно, с противным чмоканьем угодив концом реи в незащищенную сбоку шею центуриона, и тот, коротко всхлипнув, впал в беспамятство.

От удара шлем слетел с его головы и, немедленно завладевший им кот, водрузил его на свою голову, сразу став похожим на диковинного сказочного персонажа.

Фагот подобрал меч и вступил в схватку с подоспевшими всадниками. Его рост позволял биться с конниками почти на равных. Первого из них он одолел с легкостью и некоторым воинским изяществом — коротким ударом выбил оружие, а вторым ударом ловко снес со лба нападавшего широкую полосу кожи, благо тот почему-то пренебрег шлемом. Рана оказалась болезненной, непонятной и вызвавшей обильное кровотечение. Ослепший от крови и ошалевший от неясности серьезности раны всадник, бесполезно гарцевал, кружа на месте и подвывая, силясь определить, жив он или уже мертв.

Но третий преторианец оказался старым, закаленным в сражениях, настоящим рубакой, искусно владевшим мечом. Непрерывный каскад ударов, следовавших во всех направлениях, поначалу ошеломил Фагота. Он вертелся ужом, отбивая мощный натиск и понемногу отступал к корпусу недостроенной галеры.

Кот, как всегда, не сказался сторонним наблюдателем, а пришел на выручку. Он сдернул трофейный шлем со своей головы и с необычайной силой запустил его в представителя старой гвардии. Шлем угодил сзади в затылок конного противника и, столкнувшись с его бронзовым кассисом, вызвал такой звон, что летавшие у берега чайки моментально притихли и сели на воду. Лихой рубака, оглохнув от последовавшего звенящего грохота, явно потерял всякую ориентацию и начал медленно сползать с седла. Меч выпал из ослабевшей повисшей руки. Фагот с готовностью подхватил его на руки и, заглянув в закатившиеся глаза поверженного врага, осторожно опустил тело на землю.

Бой был закончен, но с Азазелло, по-прежнему, было плохо. Его уже не корчило, он лежал на спине, имея облик иудея, и медленно покрывался восковой бледностью. Грудь его подрагивала, а дыхание было сиплым и надсадным, будто ему не хватало воздуха.

Фагот поднял тело товарища на руки и беспомощно осматривался по сторонам. Кот, по приобретенной уже привычке, кинулся было собирать трофейное имущество, но вовремя опомнился. Вид Азазелло не предвещал ничего хорошего, а помощи ждать было неоткуда. Такая ситуация у них возникла впервые.

— Сейчас к, не до конца разгромленному, врагу придет подмога, — голова Бегемота включилась в привычный поиск возможных вариантов, — ну, не сейчас — так несколько позже. К враждебности постороннего мира добавилась неожиданная проблема — Азазелло, став чужаком, превратился в обузу. Нашей энергетической ауре, несомненно, почему-то не хватает силы справиться с возникшими трудностями. Похоже, в игру включились какие-то иные могущественные силы. Что делать?

Он еще раз окинул взглядом горизонт. Чайки вновь замельтешили над водой, громкими криками выражая свое возмущение произошедшей по вине пришельцев заминкой в поисках пищи.

— Галера. Нам нужно захватить галеру, — кот даже заурчал от простоты, пришедшей на ум мысли, не оценивая еще степени сложности ее воплощения в жизнь.

— Галеру… — эхом отозвался Фагот, пришедший к этой идее, почти одновременно с Бегемотом. И сразу конкретизировал ее, — императорскую галеру, военная будет нам сейчас не по зубам.

Он забросил тело бывшего Азазелло, через круп лошади центуриона, возле ее шеи и проворно запрыгнул в седло, смешно дернув при этом своими длинными нескладными ногами. Тычка в шею оказалось достаточно, чтобы умное животное с места взяло в карьер.

Кот на другую свободную лошадь сесть не осмелился, памятуя о реакции на его прыжок и последовавшее мощное взбрыкивание. Он бежал рядом ходкой спортивной рысью, заставляя испуганное животное мчаться еще быстрее. Под мышкой у него был узелок с провизией, которую он все-таки успел прихватить на всякий случай.

Сражение за плавсредство оказалось еще короче. Кто в Риме осмелится напасть на императорскую галеру?

Поэтому ее охранял лишь один весьма престарелый легионер, с лицом полностью изборожденным, то ли шрамами, то ли морщинами, а, скорее, тем и другим вперемешку. Его слезящиеся выцветшие глаза лишь удивленно и с опаской пялились на возникших на причале незнакомцев, один из которых был в седле и вооружен двумя мечами. Единственное вооружение — гаста с проржавевшим наконечником казалась рядом со стражем чужеродным предметом.

Он лишь проводил ее взглядом, когда длинная нога хмурого и злого долговязого верзилы непринужденно столкнула ее в воду, и гаста, медленно раскачиваясь, пошла ко дну. И сделал вид, что утратил всякий интерес к происходящему.

Тем более, не оказала сопротивления команда галеры, капитан которой, кстати, отсутствовал. Покуситься на имущество императора могли только люди, безнадежно тронувшиеся рассудком. Связываться с такими сумасшедшими и кормить потом на илистом дне Тибра раков? Все равно злоумышленникам в империи никуда не скрыться. Всюду войска и шпионы императора и его наместников. А, уж какие муки они претерпят и какая казнь им предстоит — решать императору. Скорее всего, с них живьем сдерут кожу, а затем посадят на кол или распнут на кресте.

Поэтому умелая команда расторопно исполнила команду Фагота поднять паруса и двигаться в верховья Тибра. Погони пока не было, никто не обратил пристального внимания на отбытие императорской галеры, так как это было обычным явлением. Лишь капитан военной галеры сопровождения озадаченно почесал в затылке, провожая ее взглядом, но последовать следом не решился — соответствующей команды не поступало. Да и кортеж императора к причалу не прибывал, значит, судно отбыло по каким-то иным надобностям.

Азазелло положили на императорское ложе в роскошно отделанной, с богатым убранством каюте. Судороги начались вновь. Бегемот попытался дать ему выпить немного вина для подкрепления сил, но оно струйками стекало по подбородку, не попадая в плотно закрытый рот.

— Кажется, мне надо проститься с вами, мои верные товарищи, — едва слышно просипел лежащий.

Крупные капли пота стекали по его, вновь ненадолго проступившему, уродливому лицу. Ужасные корчи сотрясали некогда могучее и бессильное, сейчас, тело.

— Держись, дружище! Еще рано нам по здешним обычаям класть тебе за щеку медную монету и отдавать перевозчику Харону, для сопровождения через подземные воды Стикса в царство мертвых, — Фагот попытался ободряюще улыбнуться и скрыть все нарастающую тревогу.

Впервые в истории, их совместных усилий не хватало, чтобы преодолеть непонятную и, оттого непривычно страшившую, напасть.

Дело было совсем плохо. Азазелло дышал уже все реже и прерывистей, а пот перестал течь. Похоже, каким-то образом в процесс перевоплощения вмешались иудейские боги.

— А, не попросить ли нам помощи у мессира? — спохватился Бегемот.

— Верно! — обрадовано подтвердил Фагот.

— Мессир!!! — посланный ими, неведомый людям, сгусток энергии, вознесся ввысь.

— Мессир!!!

— Он нас не слышит, — печально констатировал кот, но вдруг встрепенулся и выдал новое предложение, — надо, чтобы к нам присоединился и Азазелло.

— Азазелло! — Фагот обеспокоено вглядывался в лицо старого товарища, покрывавшееся смертельной белизной, — Азазелло! — он потряс его за плечо, — воззови к мессиру! Ну, попытайся сделать последнее усилие…

И помертвевшие губы лежащего чуть дрогнули, — мессир… — почти беззвучно прошептал он.

Мессир!!! — дружно подхватили, не оставившие последней надежды друзья.

И сигнал о помощи был услышан.

Тело Азазелло резко дернулось и даже подпрыгнуло вверх, медленно обретая могучие формы своего подлинного обладателя. Лицо приняло знакомый уродливый облик и порозовело. А, увидев знакомый, уже вновь воинственно торчащий клык, Фагот с Бегемотом переглянулись, стараясь, как обычно, скрыть эмоции, но затем не выдержали и крепко обнялись, мощно хлопая друг друга по плечам и спине.

Галера по-прежнему держала курс на восток.

В то же самое время, когда несчастный Азазелло прощался с жизнью, первосвященник Иосиф Каиафа, находясь дома, истово молился своим богам. С ним происходило нечто непонятное, страшное и невероятное.

Казалось, все его тело, включая голову, мнут чьи-то жадные мощные руки, пытаясь вывернуть всю плоть наизнанку. Это были жуткие ощущения. Он почувствовал какое-то шевеление вверху головы, будто его безжалостно расчесывали громадным бронзовым гребнем, обдирая кожу. Ермолка упала на пол.

В смятении Каиафа вырвал рукой клок волос и, поднеся к глазам, с ужасом заметил в своей руке чужие рыжие щетинистые пряди. Окладистая черная борода, напротив, внезапно исчезла, уступив свое место какой-то жиденькой короткой поросли. В довершение всему, перепуганный первосвященник явственно ощутил, что изо рта у него растет инородное тело. Скосив глаза, он увидел громадный желтый клык, оттопыривший верхнюю губу и хищно загибавшийся вниз. Плечи его вдруг раздались широко в стороны, разрывая тонкую ткань туники и натягивая до предела просторную ризу.

Вначале Каиафа подумал, что видит кошмарный сон — в последнее время, в связи с последовавшими событиями ему являлись нереальные мглистые видения. Он с силой похлопал себя по щекам, но мучительные свершения продолжались. Такое с ним было впервые, и в голову пульсирующей болью проникла мысль о серьезном постигшем его недуге, вызвавшем явление, подобно миражу в пустыне.

— Чем я прогневил всемогущих богов, — впадая в панику, думал он, — все мои действия были направлены лишь на благо нашего древнего и многострадального народа. Боги не могут не понимать этого.

Каиафа рухнул на колени и простер руки к небесам.

— Великий Яхве! Помоги мне и спаси от коварной болезни и наваждения!

Трудно стало дышать. Казалось, чья-то исполинская костлявая рука сдавила грудь, а другая схватила за горло и начала медленно сжиматься. Тело его охватила вибрирующая дрожь. Все члены стали леденеть и костенеть…

— О, всемогущий Яхве!!! — Каиафа вложил в свой возглас остатки душевных сил и всю веру, — верни же мне мой облик и мои силы…

И немощь стала неторопливо отступать, зловещие невидимые руки разжались, стали возвращаться обратно свои родные черты лица и своя фигура.

— Ты услышал меня… Прости мне все мои сомнения и совершенные прегрешения, — первосвященник в экстазе воздел руки кверху.