Тайный союз

Сюзерен был доволен, что случалось очень редко. По дворцу пополз слушок: седицию обнаружили. Правда, этот кот был далеко, очень далеко, но Мифос уже много ночей в пути, и он отыщет запретный цветок, скоро отыщет. Мифос всегда настигал свою жертву.

— План близок к осуществлению, — сказал Сюзерен главнокомандующему своей армией Са Мау.

Командующий снова поклонился, слегка сбитый с толку непрерывным напевом высших жрецов.

— Да, о Великий. Старые связи нас не подвели. Мои шпионы уже нашли некоего сторонника нашей миссии далеко за границами твоей империи, зато совсем рядом с тайным укрытием Тигрового. Некий вождь, молодой и жаждущий власти.

— Верю, что твои посланники были осторожны. Ты ведь ничего не сказал ему о Мифосе, о том, что он послан на юг…

— Нет, милорд. Он знает, что где-то там, поблизости, есть нечто важное для Са. Нам придется попросить его завершить дело, но о нас он не знает, и я изо всех сил стараюсь не допустить ошибок.

— Ошибок? Никаких ошибок не будет!

Взгляд темных глаз Сюзерена обжег командующего.

Командующий, переживший много войн, бесконечно много раз проявлявший холодную жестокость, задрожал.

— Конечно, милорд, не будет… Он не знает никаких подробностей об интересах Империи Са. Он правит по соседству с нужным нам местом и знаком с той территорией, где теперь прячется седиция. Но о самом седиции не имеет никаких сведений. Он просто жаждет власти. И было достаточно обещать ему ее…

— Хорошо. Так и продолжай. — Да, Сюзерен был удовлетворен. — Мифос сам о нем позаботится, в этом я уверен.

Командующий вздрогнул. Он однажды стал свидетелем того, как действует Мифос Разрушитель, и оттого, что он видел, вся шерсть на нем поднялась дыбом.

— Но у меня есть еще кое-что про запас, — продолжил Сюзерен, — еще один фокус, на всякий случай…

«На тот случай, если Мифос потерпит неудачу…» — вот что скрывалось за этими словами Сюзерена.

— Мне подсказали это духи. Помни, Тигровый пока еще просто ребенок. А в чем ребенок нуждается сильнее всего?

Командующий неловко потоптался на месте. Вопросы такого рода заставляли его нервничать.

— Милорд?..

— Ты просто глуп, — прошипел Сюзерен.

С этим командующий был отпущен. А Сюзерен закрыл глаза. Он думал о Великом духе Алии, его союзнике из другого мира. Алия заверила Сюзерена, что Тигровый слаб, что он скоро будет убит так же легко, как лев убивает мышь. И конечно же, Алия была права. Она никогда не ошибалась.

 

Гроза над шлюзом Крессида

Небеса почернели в одно мгновение. Грозовые тучи взорвались, истекая чернильными слезами. Землю залило водой.

— Зачем ты это сделал? — резко спросил Пангур.

Его голос заглушил шум бури.

Мати задрожал и медленно покачал головой, не находя слов. Яростный дождь прижал его к земле, промочил насквозь. Ему показалось, он слышит стон вишневых деревьев под тяжестью воды. Он приготовился к новой вспышке молнии, но ее не было. Мати хотелось, чтобы она ударила в землю под его лапами, расколотила булыжную рыночную площадь так, чтобы земля его поглотила.

— Ты навлек на себя великий позор! — сказал Пангур.

Потом обратился к стоявшим рядом кошкам Крессиды:

— Все кошки должны собраться у брошенного склада, когда луна дойдет до высшей точки своего пути. Там мы решим его судьбу.

Огромный кот повернулся, все последовали за ним в ошеломленном молчании. Среди них Мати заметил Бинжакса, тот переглянулся со своей сестрой. Рядом с Риа был и Домино; он уставился на Мати, разинув рот, и медленно качал головой.

Мати моргнул, смахивая с глаз воду, и всмотрелся в Домино. «Это не я, все не так, как кажется…» Он широко расставил лапы, упираясь в землю, и, с трудом дыша, старался не поддаться силе нараставшего ветра и проливного дождя.

Воробей задержался, вид у него был удрученный. Он повернул в другую сторону и исчез в катакомбах, в тепле своего жилища. Мати помедлил, потом пошел за ним.

— Они тебя не простят, — грустно сказал Воробей. — Иногда инстинкту трудно противиться, особенно молодым кошкам, но они не поймут.

Он говорил это, не глядя на Мати, а потом энергично встряхнулся.

«Я его подвел, — подумал Мати. — Он рискует, позволяя мне оставаться с ним».

— Не знаю, как объяснить то, что случилось…

Мати чувствовал, как от стыда его пробирает дрожь до кончиков лап, хотя он знал, что произошло на самом деле. Но знал ли? В конце концов, что на самом деле произошло?

— Инстинкт, мой мальчик. Ты вряд ли даже понимал, что делал. Я знаю, знаю… Я тоже когда-то был молодым.

— Мистер Воробей, я не убивал ту птицу…

Голос Мати звучал едва слышно. Ему вспомнился удар грома. Откуда взялась гроза, если вечер был совсем безоблачным? Что-то неестественное было во внезапности этой грозы, что-то зловещее в смерти птицы. Сердце Мати трепетало в груди.

— Ты, видимо, имеешь в виду, что не хотел ее убивать. Но теперь это не имеет значения. Если бы тебя нашел я, мы могли бы… Ну, или, по крайней мере, если бы не все кошки сразу…

— Но я ее не убивал! Я ее нашел. Она уже была мертва.

Воробей повернулся и посмотрел на Мати. Его густой рыжий мех висел мокрыми клочьями, возле глаз поблескивала вода. Он моргнул, кивнул, прищурил косоватый глаз.

— Я что-то услышал, — продолжил Мати, — или что-то почувствовал, что-то неправильное. Я побежал к вишневым деревьям и нашел мертвую малиновку. Мистер Воробей, происходит что-то странное… я думаю, малиновка умерла от страха! Но что могло так сильно ее напугать?

— Так ты этого не делал? — пробормотал Воробей.

Мати понял, что рыжего кота интересовало только это и только это он и услышал.

— Нет, нет, я к ней и не прикоснулся! Она была мертвой, когда я ее нашел! Если вы посмотрите на малиновку внимательно, то увидите, что на ней нет следов зубов… ну, моих точно нет.

— Ты этого не делал? — повторил Воробей.

Его глаза расширились, вспыхнув надеждой.

— Нет, я…

— Я так и знал!

Воробей тяжело опустился в свое гнездо; к его влажной шерсти тут же прилипли перья, но он не обратил на это внимания. Мати ощутил огромное облегчение рыжего. У Воробья даже глаза заблестели.

— Конечно, ты этого не делал, мой мальчик, ты просто не мог, ты ведь знал, во что все мы верим, ты знал, что может принести с собой тьма. Ты не стал бы так поступать…

«Не стал бы так поступать со мной, — мысленно договорил Мати. — Он хотел сказать, что я не стал бы так поступать с ним».

— Конечно не стал бы, — согласился он.

— Это было просто… просто неудачное совпадение. Мы сможем объяснить это остальным.

Несмотря на свой солидный возраст, Воробей был наивным, и это очень удивило Мати.

— Не думаю, что они нам поверят, сэр. И я не знаю, вообще-то, что такое неудачное совпадение.

— Но ты ведь сказал, что не убивал птицу, ты просто случайно ее нашел?

Во взгляде Воробья снова появилась неуверенность.

— Верно, я нашел птицу уже мертвой, но… я не знаю… я просто чувствую, что я должен был ее найти, может быть, мне суждено было быть обвиненным… Мистер Воробей, я кое-что ощутил прямо перед тем, как добрался до вишневых деревьев. Мне казалось, меня туда тащат, еще до того, как я увидел птицу, но… я чувствовал еще и то, что должен повернуть назад, пусть даже это опасно… Трудно объяснить. Думаю, возможно…

Он умолк. Подумал о голосе, который предостерегал его, останавливал. Может, это мать звала его? Вспомнились ее прощальные слова: «Я всегда буду рядом. Посмотри на садящееся солнце — и найдешь меня».

Взгляд Мати сам собой устремился к западу, но, конечно, из жилища Воробья он ничего не увидел.

— Надо было прислушаться… — пробормотал Мати.

Он думал вслух.

— Знаешь, Мати, ты здесь совсем недавно, но… У меня мало друзей, и… мне приятно, что… что ты рядом.

Воробей неловко повернулся.

Мати был растроган. И заставил себя отвлечься от мыслей о матери.

— Мистер Воробей, мне никогда не отплатить вам за вашу доброту…

— Конечно отплатишь! У тебя масса времени. И ничего с тобой не случится, котенок, ничего, если ты все объяснил. Не суетись. Если ты этого не делал… Ну, твоей вины нет. Пангур и другие поймут.

Воробей говорил беспечным тоном, однако Мати чувствовал, что нужно еще раз его заверить.

— Я изо всех сил постараюсь объяснить.

Однако он прекрасно понимал: это будет нелегко. Он опустился на пол, ощущая подушечками лап гул дождя наверху. Он старался не думать о том, что кошки Крессиды могут сделать с ним. Отколотят? Может, даже зацарапают до смерти? Мати содрогнулся. И его мысли опять вернулись к странным ощущениям, что накатили перед тем, как он увидел маленькое тело мертвой малиновки. Он понимал в тот момент: что-то не так, — и желал выяснить, что именно, и в то же время боялся…

Он припомнил грозовые тучи, повисшие над вишневыми деревьями, и ужасный страх, волнами исходивший от малиновки… Горло Мати сжалось. Неужели другие ничего не ощутили? Неужели ему просто почудилось? Не сошел ли он с ума?

Нет, страх действительно там был, он висел, словно призрак, даже после того, как ушла жизнь. Страх остановил сердце малиновки. Но что могло так сильно испугать птичку? Что увидела малиновка?

Быстрыми, нервными движениями Мати пригладил мокрую шерстку. Он слышал, как вдали разволновавшаяся река поднималась в берегах. Время бежит, и скоро ему придется предстать перед кошками Крессиды. Что он должен сделать, как убедить их поверить ему?

«Я должен был понять, что птичка в опасности, когда увидел ее днем, — размышлял Мати. — Может быть, мои чувства притупились, а может, я не хотел знать. Или, в конце концов, это и вправду моя вина, пусть даже я не касался малиновки когтями. Я должен был защитить птичку. Я должен был…»

Запутавшись окончательно, Мати с тоской подумал о матери.

«Я знаю, что не убивал малиновку… Но знаю и то, что она не сама умерла. Ох, Амма, если я не сделал ничего плохого, почему я чувствую себя таким виноватым?»

— Мистер Воробей! Мистер Воробей!

— Хмм… — Воробей вздрогнул и проснулся. — Что, уже пора?

Он дремал в тепле своего гнезда, пока Мати умывался, углубившись в собственные мысли.

Дождь продолжал колотить по рыночной площади. Тут и там появились глубокие лужи. Ручейки дождевой воды впадали в них, как реки в океан, напоминая Мати о корабле, что привез его к той пристани. Река поблизости раздулась и потемнела от грязи. Высокая вода билась о металлические ворота шлюза.

Мати обходил лужи по дороге к заброшенному складу, а Воробей следовал за ним. Прищурившись, Мати пытался найти луну. Вон мелькнул тонкий серебристый луч над вишневыми деревьями, но тут же растворился в черном небе. Собрались ли уже остальные на складе, угас ли их гнев? Но дождь мешал Мати сосредоточиться на своих ощущениях, искажал их.

На склад они с Воробьем пробрались через дыру в окне, где разбитое стекло давным-давно заменили плохо подогнанными досками. Воробей с трудом протиснулся внутрь. Там было такое множество кошек, что Мати ослабел от панического страха. Да, новости здесь разлетались быстро. Даже те кошки, которые не собирались под вишневыми деревьями и редко посещали собрания полной луны, явились посмотреть, как зададут взбучку чужаку. Незнакомые мордочки повернулись к Мати — серые, полосатые, персидские, сиамские… кошки всех видов и раскрасок, включая даже совсем маленьких котят. Поодаль стоял Домино, рядом с полосатой парочкой.

Мати поискал взглядом Джесс, но не нашел.

Мати спрыгнул с подоконника. Кошки болтали между собой, злобно перешептывались, наблюдая за ним. Их негодование переходило в ярость.

— Мне так жаль, — шепнул Мати Воробью.

— Ты ни в чем не виноват, мальчик.

— Не виноват? — воскликнул Пангур, услышавший слова рыжего.

Мати съежился, у него упало сердце.

— Не виноват? — еще громче повторил Пангур.

Собравшиеся разом затихли.

— Ты навлек на наше сообщество великую тьму! Ты знал о нашем обычае и вере, но решил не обращать на них внимания! Ты убил первую малиновку луны урожая!

Слова Пангура эхом пронеслись по кошачьему собранию, как будто они впервые услыхали эту новость.

— Он убил первую малиновку! Убийца! Он убил первую малиновку!

— Я не… — начал было Мати.

— По крайней мере наберись храбрости признаться! — выкрикнул кто-то.

Воробей хотел что-то сказать, но Мати взглядом остановил его.

— Сэр Пангур, клянусь, я не убивал ту птицу, она была мертва, когда я ее нашел!

— Вы только послушайте, как он врет, чтобы оправдаться! — провыл Финк.

— Неужто нет конца его вероломству? — добавила Синестра.

— Мы видели, как он до того следил за птицей… ясно было, что у него на уме! — заявил Бинжакс.

По собранию пробежал гул.

— Он говорит неправду! — воскликнул Мати.

— Нет, правду! И ты говорил Домино, что хотел ее убить, говорил, что хочешь ее поймать!

Мати потрясенно повернулся к Домино. Домино медленно кивнул.

— Но это было до того, как я узнал… — начал было Мати.

— Он признается!

— Я не говорил…

— Домино, ты говорил это! — Бинжакс с трудом скрывал свой восторг.

— Я ему сказал, что он не должен этого делать, и он понял! — настаивал Домино. — И сказал, что не будет! Мати! — закричал он в отчаянии. — Зачем ты это сделал?

— Я этого не делал! Пожалуйста, выслушайте меня хотя бы ради себя самих! Мне кажется, там, снаружи, что-то есть. Я думаю, оно могло убить малиновку, и мне кажется…

— Убийца!

— Трус!

— Он даже теперь других обвиняет! Врет, чтобы спастись!

— Убить маленькую беззащитную птичку! Проявить такое неуважение к нашим традициям и вере!

Мати в ужасе посмотрел на Пангура:

— Прошу, сэр, это ведь правда, снаружи что-то есть, что-то опасное! Послушайте, вы можете оказаться в беде, вы должны мне поверить!

Глаза Пангура потемнели. Он заговорил с Мати тихо, так что никто не мог его услышать:

— В беде этой ночью только ты, и за твое положение некого винить, кроме тебя самого. Я дал тебе шанс против воли сообщества. Но во второй раз я такой ошибки не совершу. Тебе придется уйти и больше не возвращаться. И тебе лучше поспешить исполнить мой приказ. Остальные просто убьют тебя, если им подвернется возможность. Они уже требуют твоей крови. Я не стану тебя защищать.

Мати огляделся по сторонам. К его ужасу, кошки вставали, медленно подбирались ближе, прижимаясь к полу, шипели, скалили зубы.

— Он предатель! Скажи ему, что здесь делают с предателями!

Мати попятился к Воробью.

— Почему они тебе не верят? — горестно спросил Воробей.

— Убей его, Пангур! — выкрикнул Финк.

Воробей быстро глянул на Мати.

Пангур заговорил громко, для всех:

— Я вожак нашего сообщества, и мой долг — вершить правосудие. Тебя поймали на месте преступления, ты убил почитаемую первую малиновку. Ты навлек гром и молнии на наши дома. Ты без уважения отнесся к памяти наших прародительниц, Пирруп леди Вильгельмины и Моули Храбрых, Подруг Свободы. Ты навлек бурю и на собственную голову… Немедленно покинь владения кошек Крессиды! Тебя здесь не хотят видеть!

— Нет! — взвыл Воробей, но его протест заглушили мяуканье и шипение кошек.

На мгновение Мати встретился взглядом с Домино. Тот грустно покачал головой и опустил глаза. Бинжакс подобрался ближе к черно-белому и что-то прошептал ему на ухо. Домино отодвинулся, но взгляда не поднял.

Кошки подбирались все ближе.

— Тебе лучше уйти, мой мальчик, наша Территория для тебя теперь опасна, — печально сказал Воробей. А потом вдруг воскликнул: — Я пойду с тобой!

Мати подумал об уютном жилище Воробья, о перьях на его постели, о леди из киоска с одеждой и копченых селедках, о тихом, безмятежном существовании старого кота… Разве мог Мати позволить Воробью бросить все это, знакомое и привычное, и уйти в мир неведомых опасностей?

— Нет, мистер Воробей, — решительно произнес Мати, хотя ему и было очень больно. — Я уйду один. Спасибо за все, что вы сделали для меня, но мне пора идти собственной дорогой.

— Ты уверен, Мати?

— Да, — тихо ответил Мати. — Я уверен.

Он не мог смотреть в глаза рыжему.

— Убийца! — рявкнула Арабелла, прекрасная персиянка.

— Коготь за коготь, так ведь говорят! — закричал Финк. — Убийца должен быть убит!

— Надо уходить, Мати, — пробормотал Воробей.

Мати кивнул, повернулся и вспрыгнул на подоконник. Кошки Крессиды бросились мимо Воробья и столпились под подоконником.

— Мати! — раздался крик Джесс.

Она только что узнала о собрании и пришла поздно, с другой стороны склада. И, стоя позади всех, она не все видела, но услышала достаточно.

— Убийца! Трус! — вопили кошки. — Смерть трусу!

Сгорая от стыда, Мати прополз через узкую щель между досками заколоченного окна. За его спиной все так же негодующе мяукали кошки.

— Трус!

— Убийца! Трус! Смерть трусу!

— Поймаем труса! Отомстим за первую малиновку!

— А вам не приходило в голову, что он мог сказать правду? — закричала Джесс.

Никто не обратил на нее внимания.

— Убийца! Трус! Смерть трусу!

— Бинжакс, пойди проследи, чтобы он не спрятался снова в катакомбах, — приказал Пангур.

Бинжакс ухмыльнулся и выскочил в дождливую ночь.

— Лицемеры! — кричала Джесс сквозь общий вой. — Вы каждый день убиваете птиц, даже не задумываясь об этом! Лицемеры!

Пробившись через кошачью толпу под окном, она вскочила на подоконник и выскользнула в щель.

Ее шкурка мгновенно промокла. Сквозь дождь почти ничего не было видно. Джесс лишь заметила, как исчез в темноте серебристый хвост Бинжакса. Прищурившись, она выискивала взглядом красновато-коричневую шкурку друга. Вдали она заметила какого-то человека в дождевике; черный зонт скрывал его лицо. Других людей на рынке не было.

Джесс внимательно оглядела мокрую площадь. Мати пропал из виду.

— Мати! Мати! — позвала она. — Подожди, я пойду с тобой!

Ее слова улетели в темноту, приглушенные неумолчным дождем.

 

Тепло в дупле дуба

Мати дрожал, хотя и не замечал холода. Ничего не видя из-за дождя, он неровным шагом пробежал по асфальту, попал в лужу, попятился, споткнулся, пошел дальше… На мгновение рыночную площадь осветила молния, и все стало белым: прилавки, деревянная церковь, огромные лужи дождевой воды… Высокие железные ворота парка по соседству возникли перед Мати, словно костлявые пальцы. Мати охватил страх. Он замялся. Разве он не обошел этот парк, когда впервые оказался на этой Территории, разве он не ощутил там угрозу?

«Я трус, — с горечью подумал Мати. — Даже пустого парка боюсь».

Вокруг снова было черным-черно.

Мати побежал к парку. Вспыхнула молния, грянул гром — близко, очень близко, — и Мати вздрогнул. Проскользнул под железной оградой, пробрался сквозь живую изгородь, собирая боками колючки и грязь. Оглянулся через плечо. Непохоже было, чтобы кто-то гнался за ним, но в такой ливень и не разберешь.

«Может, я и не заслужил ничего лучшего, — думал Мати, — может, я просто должен бежать, словно вор. Я потерял честь, и ни одна кошка больше не станет меня уважать. Даже Домино решил, что я виноват. Я подвел Воробья. И где же была Джесс? Наверное, на самом деле я ей никогда не нравился. Но Домино… Мне казалось, что мы друзья. Надо было лучше соображать… как мы могли стать друзьями, если Домино продолжал дружить с Бинжаксом, а тот невзлюбил меня с самой нашей первой встречи? Разве я не видел их вместе на рынке сегодня днем? Как я мог так сглупить?»

Мати мчался мимо скамеек и залитых водой цветников, почти не замечая ничего вокруг. Ветер усиливался, дождь лил беспрерывно, а он все бежал и бежал вперед. Наконец Мати добрался до искривленного дерева; его древние корни выгибались над землей, как разозленные змеи, ветки согнулись и стали узловатыми от старости. Любопытство заставило Мати подойти к этому дереву; и тут, всматриваясь сквозь дождь, он увидел дыру у основания ствола. Мати заполз в нее, чтобы спрятаться от дождя, и обнаружил, что внутри ствол дуба пустой.

— А я тебя ждала, Мати, — тихо произнес чей-то голос, почти не слышный на фоне воющего ветра.

Мати подпрыгнул от неожиданности.

— Кто-то что-то сказал? — пробормотал он, уставившись в темную пустоту внутри дуба.

— В тебе так много печали, так много сомнений…

Мати от изумления разинул рот. Этот дуб умел разговаривать! И знал его имя!

Снаружи опять вспыхнула молния, ее свет проник в дыру у основания дерева, — и Мати увидел тощую белую кошечку, сидевшую в центре пустого ствола. Пространство внутри дерева казалось гораздо больше, чем Мати мог бы вообразить, глядя снаружи. Третье веко затянуло ее глаза, будто легкая кисея, кожа просвечивала сквозь редкую шерсть. Кошка выглядела самой старой из всех, кого Мати доводилось видеть, и больше походила на призрак, чем на существо из плоти и крови.

Снова стало темно, ударил гром.

— Простите, я не знал, что тут кто-то есть… Пожалуйста, скажите, кто вы? И откуда вы знаете мое имя?

— Я многое о тебе знаю. Но об этом мы еще поговорим. А зовут меня Этелелдра.

Ее все такой же тихий голос как будто исходил из глубины самого дуба, хотя теперь Мати знал, что принадлежит он старой леди.

— Подойди ближе, Мати, здесь ты согреешься.

Мати не понимал, почему в глубине дуба должно быть теплее, но послушался. К его удивлению, он обнаружил, что в середине пещеры от земли поднимается тепло. Он с благодарностью уселся на согретую землю, ожидая, когда эта удивительная старая кошка снова заговорит. Внутри древнего дуба вой ветра, шум дождя и гром как будто отодвинулись куда-то. И на несколько мгновений воцарилась тишина.

— В жизнь кошек вмешалась огромная сила, сила другого мира, — сказала Этелелдра. — Ты ее ощущал.

Мати видел лишь ее силуэт. Он боялся эту кошку, с ее незрячими белыми глазами, но также чувствовал себя защищенным рядом с ней.

А она продолжила:

— Я хочу узнать тебя лучше, Мати. Ты можешь говорить откровенно.

— Спасибо, но я…

— Здесь тебе нечего бояться. Я чувствую груз сомнений, который ты несешь. Ты ведь не убивал ту птицу.

— Вы знаете! — Мати был изумлен.

— Я много знаю, но мне нужно и еще многое узнать.

— Вы — шалианка… — осторожно произнес Мати.

Он смутно припомнил, что ему рассказывали о таинственных кошках, обладающих даром особой мудрости и чувствительности. Но кто говорил об этом? Наверное, его мать.

— Уже долгое время мне приходилось разговаривать только с духами, — заговорила Этелелдра. — Такова плата за наше знание, знание шалиан. Я живу между двумя Территориями: Территорией кошек Крессиды, землей Пангура, и землей Канксов, где правит Ханратти, они обосновались к северу от парка. И еще я живу между мирами — между бодрствованием и сном. Компанию мне составляют духи, но они в последнее время стали беспокойными. Не знаю почему, но они упоминали твое имя, Мати. И я ждала тебя.

— Я не понимаю. Где эти духи? — спросил Мати. — И что они такое? Это боги? Джесс говорила, что батраки почитают богов… Или они призраки?

— Наверное, они немного похожи на призраков. Конечно, когда-то они были живыми, много превращений луны назад, но теперь не живут в мире смертных. Давным-давно они были такими же, как ты и я; они дышали нашим воздухом. А когда их тела умерли, какая-то часть их природы осталась здесь.

— Но как вы можете с ними говорить? Они что, поблизости?

Мати оглянулся через плечо, нервно всматриваясь в темноту.

— Не здесь, Мати. Не в парке. Не в этом дубе. Не совсем… я с ними говорю в их собственном мире, в месте, которое называется Фьяней.

Нечто странное произошло, когда шалианка произнесла «Фьяней» — горячая волна промчалась по телу Мати, от волнения его шерстка приподнялась.

— А где это? Это далеко отсюда?

Его усы встопорщились. Ему нужно было понять.

Этелелдра издала странный звук, похожий на сдавленный вздох.

— Фьяней никогда не бывает далеко. Но ты не сможешь туда дойти, даже если пройдешь до самого конца земли. Во Фьянее нет травы, нет улиц, нет неба над головой. Там никогда не идет дождь и никогда не светит солнце.

— Тогда как же он выглядит?

— Он никак не выглядит. Там нет границ, нет красок… только те, что существуют в твоем воображении. Большинство кошек даже не догадываются о его существовании, но Фьяней всегда с ними, и они посещают его каждую ночь, когда засыпают.

— Так это страна снов? — спросил Мати, окончательно растерявшись.

Он вспомнил странные сны, время от времени снившиеся ему. Он ведь иногда пытался понять, что они означают.

— Не совсем так. Фьяней — это сон-бодрствование, полусон, лабиринт, что вьется между снами, разделяет их и связывает вместе. Это и есть дом духов. Ты знаешь, о чем я говорю. Ты слышал, как он зовет тебя, пульсирует в твоих лапах, нашептывает тебе на ухо. Ты родился, стоя двумя лапами в полусне, а двумя — в мире смертных. Лишь редчайшие из кошек, те, кто обладает выдающимися способностями или знанием, могут входить во Фьяней тогда, когда захотят, и оставаться там как гости духов. Эти редкие кошки имеют доступ к такой силе, какую ты и вообразить можешь с трудом. И те, кто способен ее обуздать, обладают невероятной властью.

Но кошки, у которых нет твоего дара, тоже не чужаки в мире полусна. Даже самая бестолковая кошка должна регулярно проходить через Фьяней, хотя она этого и не осознает. Когда ты закрываешь глаза и погружаешься в дрему, перед тем как тобой завладеет сон, ты проходишь через Фьяней. И когда ты просыпаешься и стряхиваешь с себя сны, ты снова проходишь через Фьяней. Ты можешь этого не замечать, но на этом недолгом пути ты идешь плечом к плечу с духами. Более того, Мати, ты задеваешь плечом и свое второе «я».

— Мое второе «я»? — Мати нахмурился.

— Ты никогда не задумывался над тем, что прячется в твоем теле и делает тебя тем, кто ты есть?

— Мое второе «я»?

— Да, и это на самом деле твое настоящее «я». Ты молод, Мати. Ты не можешь сейчас все понять.

— Но тогда что такое мое первое «я»?

— Первое «я» — это твое тело. Лапы, которые тебя несут; хвост, который создает равновесие; усы, которые тебя ведут. Смертная кошка, которая отважится войти во Фьяней, должна оставить свое тело у входа в другую реальность. Но тело нельзя оставлять надолго. Слишком дальнее путешествие по этому таинственному миру — попытки пересечь моря, континенты — способно навлечь гибель. Кошка может затеряться во Фьянее, где путь отмечают постоянно меняющиеся границы сна. Кошка может пропасть в мире духов и не найти обратной дороги.

Мати содрогнулся:

— Но почему бы кому-то захотелось туда пойти? Это, похоже, очень опасно.

— Это опасно, Мати. Куда опаснее, чем ты подозреваешь.

Этелелдра замялась, словно решая, что будет лучше сказать. Когда она снова заговорила, Мати с трудом ее слышал сквозь гул дождя и бормотание ветра.

— Как я уже сказала, это источник огромной силы для кошек, которые знают, как ее использовать. И не все пользуются ею ради добра… — Ее голос дрогнул.

Уши Мати прижались к голове. Жар, исходивший из дуба, пульсировал в его лапах. Мати передвинулся, моргнул, глядя в темноту. Возникло неприятное ощущение, будто кто-то слушает их разговор, хотя кто это может быть, он понятия не имел.

— Будь осторожен во Фьянее, но не бойся его, — сказала Этелелдра. — У духов можно многому научиться, и именно из Фьянея происходят все наши кошачьи инстинкты — то, что защищает нас долгие годы в опасном мире первого «я». От первого «я» ты получаешь пять чувств: ощущение, запах, вкус, слух и зрение. А то, что называют шестым чувством, — кошачьи дары инстинкта и предвидения, — принадлежит твоему второму «я».

Мати смотрел на белоглазую шалианку, изо всех сил желая ее понять. И тут вдруг вспомнил маленькую малиновку и сцену в заброшенном складе. Он вздрогнул всем телом.

— Наверное, с моим вторым «я» что-то не в порядке. Я чувствовал что-то дурное перед тем, как нашел малиновку, но это меня не остановило, я вернулся к вишневым деревьям…

Этелелдра заговорила мягко:

— Фьяней в твоей крови… ты не должен оставаться в нем чужестранцем. Давай вместе исследуем полусон.

— Спасибо, конечно, но вы видите, какая там погода? — сказал Мати, испугавшись. — Дождь льет!

Выйти из укрытия во враждебную ночь? Он не хотел покидать теплое дупло, хотя и понимал, что это все равно придется сделать.

— Я же говорила тебе, Мати: Фьяней — не такое место, куда можно дойти лапами. Ты должен войти туда с помощью ума. Помнишь, что ты чувствуешь, когда засыпаешь? Помнишь ощущения за несколько мгновений до того, как погружаешься в сон, когда твое сознание постепенно уплывает из тела?

Мати совсем не был уверен, что понимает ее, но когда задумался о сказанном, то ощутил какие-то перемены в воздухе. Показалось даже, будто старый дуб тронулся с места. Тусклый свет в дупле угас.

А шалианка заговорила:

Мати сидел молча, неподвижно. Он ждал, не зная чего. Мысли скользнули к Домино, к кислому вкусу удивления и предательства, к стыду из-за чувства, что он подвел Воробья… И вдруг Мати осознал, что Этелелдра перестала бормотать. Тепло, исходившее из-под дуба, ослабло. Мати чувствовал, что шалианка наблюдает за ним слепыми глазами.

— Ты должен очистить свой ум от тревожных мыслей. Освободить свои чувства. Духи ждут тебя — и ты должен быть готов приветствовать их.

Она умолкла. И снова застыла.

Мати понял: он должен что-то сделать. Но что именно? Он попытался перестать думать о Домино и остальных, отогнать страхи из-за первой малиновки. Вспомнились темные глаза птички, смотревшие на него, ее лапки, сжавшиеся в крошечные комочки… Он вспомнил, как Воробей попытался сбить лапой синюю муху, яркий красный ошейник Джесс… Мати глубоко вздохнул и почувствовал при этом, как все эти мысли гаснут в его уме. Он задышал медленно, его тело замерло, и внутренняя неподвижность растеклась по каждому волоску его шкурки и по усам. Тепло дуба стало сильнее.

Ощутив эти перемены, Этелелдра снова монотонно забормотала:

Мати казалось, что ее слова вибрируют в его теле. Его ум расслабился, мысли прояснились. Мати пытался поймать их обрывки, но они ускользали. Воспоминания растаяли. Он входил во Фьяней — в состояние между бодрствованием и сном. Мати был слишком ошарашен, чтобы удивиться, когда услышал у себя в голове незнакомый голос:

— Ты пришла сюда, ища руководства, Этелелдра из Дуба. И привела гостя.

— Да, благородный дух, я привела Мати. Ты говорил о нем, и он пришел.

— Он не готов получить совет, — проворчал дух.

— Пожалуйста, мистер Дух, я готов! — выпалил Мати.

Он, вообще-то, не собирался говорить, но слова вырвались сами.

— Пока нет, Мати. У тебя слишком много сомнений. Этелелдра о них говорила. Сначала ты должен от них избавиться. Должен научиться доверять своим необычным инстинктам, потому что они тебе дарованы с некоей целью. И не обращать на них внимания — значит насмехаться над этой целью. Это первая опора.

— Первая опора! — воскликнул Мати. — Вы знаете об опорах?

Он снова почувствовал на себе взгляд белоглазой Этелелдры, хотя она и молчала, сидя в темноте.

— Это мы создали опоры, — нараспев произнес дух. — Как мало ты знаешь!

— Я не понимаю…

— Со временем разберешься. Больше я тебе ничего не могу сказать. Только то, что твой отец был благородным котом и пал с честью.

— Мой отец? — задохнулся Мати. — Я не помню…

— Он обладал высоким духом и умер, защищая то, во что верил. Ты тогда лишь третий день пребывал на этой земле. Он был великим воином, как и твоя амма. Когда-нибудь и ты станешь таким. Сила обоих родителей прячется в тебе.

— Моя амма? Пожалуйста, пожалуйста, мудрый дух, расскажите мне о моей маме!

— Ты ее помнишь. И когда-то давно мы однажды беседовали с ней в пространствах Фьянея. Но в последнее время мы не слышали ее голоса.

Мати почувствовал горечь в горле:

— Она умерла…

— Ее голос затих, Мати, и ты должен обходиться без нее.

— Значит, я совсем один…

— Не совсем так. Некая часть ее сущности поднимается на западе, когда наступают сумерки. А совсем рядом есть друзья, готовые отдать за тебя жизнь.

Мати нервно вздохнул:

— У меня нет друзей, и уж точно нет таких, кто готов за меня умереть. Даже тех немногих, что у меня были, я потерял.

— Ты их недооценил. Твои суждения подвели тебя. Разум, суждение, здравый смысл — это вторая опора. Есть еще и третья, но ты сам ее обнаружишь. И помни: та, что потерялась, не должна всегда оставаться такой, потому что каждый день вне дома приближает ее к концу.

Мати немножко подумал. И решил, что дух мог говорить только о Джесс.

А дух продолжал:

— Тот, в ком ты сомневаешься, обладает преданностью, которую ты не можешь видеть. Он верит в тебя. Есть и другой. Не суди о нем поспешно. Он молод, и хотя у него доброе сердце, храбрости ему не хватает. Не полагайся на него.

— Пожалуйста, мудрый дух, ты говоришь о Домино? Я ему не доверяю, поверь! Он рассказал Бинжаксу о той малиновке… как будто все так выглядело, словно я ее убил!

— Осторожно… Приближается Великий дух Алия! — воскликнул дух. — Она не должна знать, что мы разговаривали… Мне придется уйти!

— О, не исчезай! — взмолился Мати. — Пожалуйста, скажи мне больше!

— Не все таково, каким кажется. Доверяй своим инстинктам, пользуйся своим разумом. Тебе предстоит испытание. Скоро. Очень скоро.

— Пожалуйста, пожалуйста, мистер Дух, мне нужно знать больше! Прошу, расскажите еще о моих родителях!

Но, говоря это, Мати уже чувствовал, как тьма поднимается, а тепло дуба слабеет. Состояние транса нарушилось, ворота Фьянея закрылись, дух исчез.

— У меня было так много вопросов, — тихо произнес Мати.

— Я знаю, — откликнулась Этелелдра.

— А кто этот дух?

— Его зовут Байо.

— А я еще смогу поговорить с ним?

— Не знаю. Ты юн, Мати, и сам распоряжаешься своим будущим.

— Но я должен верить тому, что он сказал, так ведь? Я хочу сказать, он ведь дух!

— И да и нет, Мати. Байо дух, и он мудр и добр. Но не верь ему просто потому, что он дух. Ты найдешь великое сострадание во Фьянее, но там есть и жестокость.

— Но что это он говорил о каком-то другом духе? Великом духе? Он сказал, это небезопасно…

Шалианка медленно опустила голову. А когда заговорила, в ее голосе звучали старость и усталость.

— Духи когда-то были кошками вроде тебя — смертными существами, жившими на этой земле, спавшими под тем же самым небом. Как и ты, они обладали даром связываться с Фьянеем, а когда их тела умерли, их души остались в полусне, чтобы блуждать вечно. Некоторые взяли на себя обязанность защищать наш род в путешествии между снами. Другие поклялись в преданности темным силам, родившимся после первой великой битвы между древними кошками, нашими далекими предками. Я хочу, чтобы ты это понимал, если тебе доведется бродить по Фьянею в одиночестве. Помни то, о чем мы говорили. Полусон может оказаться опасным местом для молодого кота.

— Но Байо — добрый дух, так ведь? — не отставал Мати.

— Да, Мати.

— И он предупредил, чтобы я не доверял Домино…

— Байо предупредил тебя, что тот обладает добрым сердцем, но тем не менее может тебя подвести. Но не суди поспешно. Все мы — просто плоть и мех. Или были когда-то такими.

— Он и другое говорил… что Джесс должна вернуться домой. По крайней мере, я думаю, он говорил об этом. А что-то я и вовсе не понял.

— Ты в лучшем положении, чем я, Мати, чтобы понять смысл. Я могу только добавить, что Байо убеждал тебя доверять инстинктам. И пользоваться разумом. У тебя есть дар, а любой дар несет с собой ответственность.

— Дух был прав. Я не слушался инстинктов и сомневался в себе.

— Конечно, он был прав, Мати. Духи беспокоятся, если на дар не обращают внимания. Это твое предназначение.

— Но я никто! Я даже не знаю, откуда приехал. Никто не может обладать даром или предназначением, разве не так?

— А что отличает «никого» от «кого-то», Мати? Может быть, происхождение? Или размеры их территории, или власть? Неужели никто не говорил тебе, что считается лишь то, что внутри? Я имею в виду то, что действительно внутри — твое второе «я». Те, кто неохотно соглашается властвовать, как раз и делает это лучше всех. А твои инстинкты — особые, как бы ты их ни описывал.

— Простите. Я, наверное, всего лишь хочу быть таким, как все. Но иногда я как будто чувствую разное…

— А что твои инстинкты говорят тебе сейчас?

— Сейчас? — переспросил Мати.

Этелелдра не ответила, они оба умолкли.

Мати слышал стук непрерывного дождя снаружи, вой ветра. Сидя в теплом дупле, он ничего не чувствовал. Он уже хотел было сказать об этом старой шалианке, но тут внезапно вспыхнувшее ощущение застало его врасплох. От страха все внутри Мати сжалось. Он тихо мяукнул. И на мгновение увидел водоворот, разбухшую реку, стонущую в берегах, увидел, как потоки воды огромной волной устремились к катакомбам…

Напрягшись всем телом, Мати выдохнул:

— Наводнение на шлюзе Крессида!

— Ты знаешь, что должен делать, — сказала Этелелдра.

— Я должен помочь! — закричал Мати.

Он выскочил под дождь и помчался к катакомбам.

 

Солнце на его усах

Дождь лил так, словно собирался идти вечно. К тому времени, как Мати добрался до катакомб, мутные волны из переполненного шлюза уже выплеснулись через берег и хлынули в туннели.

Что говорила Джесс о катакомбах? Что они тянутся под большей частью рыночной площади или даже до самого ее конца. Рынок выглядел пустым. Но кто-то там был — Мати был уверен. Откуда начинать поиски?

Вспомнились слова духа по имени Байо. Первая опора — инстинкт. Мати остановился под дождем и постарался забыть все свои тревоги, позволить инстинкту вести его. Ничего не произошло. Мати почувствовал, как в нем нарастает паника.

— Стоп! — приказал он себе. — Это не выход.

Мати вспомнил, что он чувствовал рядом с Этелелдрой, когда та погрузила его в полусон. Это было там, во Фьянее, и нигде больше, — его инстинкты обрели свободу. Мати сел между двумя растущими лужами и закрыл глаза. Ему хотелось бы мысленно прочитать что-нибудь подходящее, но он смог вспомнить только то, что напевал Воробей перед едой:

К изумлению Мати, воздух вокруг него затих. Земля под лапами согрелась; усы стало покалывать. Мати как будто заглянул в путаницу проходов под рыночной площадью. Его мысленный взор изучал каждое пустое помещение, и в некоторых еще сохранилось тепло их обитателей. С отвращением он осмотрел даже длинный заброшенный проход, где жили одни крысы, — теперь они выскакивали изо всех щелей, с удивительной нежностью неся малышей в длинных желтых зубах.

Мати начал расслабляться. Там никого не было.

Должно быть, они все еще на собрании. Он знал, что Джесс всегда держалась подальше от катакомб, но все же еще раз поискал ее. Он ведь не видел ее в том заброшенном складе…

Ничего.

Но даже вернувшись из Фьянея, Мати продолжал что-то ощущать: торопливый топот лап, отдававшийся от стен туннелей, — шаги были тяжелее, чем у котенка, но легче, чем у взрослого кота. Запах молодого кота, гордого и честолюбивого…

Это был Бинжакс.

Мати побежал ко входу неподалеку от вишневых деревьев. Там он пробрался в туннель, и вода уже плескалась у его лап, поднимаясь с пугающей скоростью.

— Ты! Я так и знал! — прошипел Бинжакс, выходя из жилища Воробья, перегораживая дорогу Мати. — Я знал, что ты проберешься сюда, хотя тебе велели убираться!

— Я здесь из-за тебя. Ты в опасности, мы оба… Нужно поскорее уходить из катакомб.

— Знаешь, это не смешно! Это я здесь из-за тебя! Пангур послал меня разобраться с тобой раз и навсегда!

Комок земли с промокшего потолка упал на лоб Мати, земля попала в глаза. Он моргнул, смахивая ее. Времени уже не оставалось.

— Прекрасно, — сказал он. — Давай выйдем наружу. Можно и там поговорить.

Он шагнул в сторону Бинжакса и выхода к вишневым деревьям.

Бинжакс, наоборот, сделал шаг вперед.

— Поговорить? — прорычал он. — Кто сказал, что я хочу с тобой говорить, убийца?

Он вдруг оглянулся. Выход к вишневым деревьям быстро осыпался.

— Бинжакс, надо поскорее выбираться! — крикнул Мати.

В слабом свете он увидел, как полосатый кивнул.

— Куда идти? Ты знаешь катакомбы лучше меня.

— Вперед, направо у развилки.

Оба подростка поползли по туннелю, повернули в правый ход, и вода уже догоняла их.

— Поспеши, идиот! — рявкнул Бинжакс за спиной Мати. — Уже совсем заливает… я хочу выбраться! Поворачивай! Поворачивай налево! Еще раз! В левый ход!

Мати совсем запутался:

— Ты уверен?

— Идиот, я же сказал — в правый ход!

Несколько раз угодив в тупики и вернувшись в главный коридор, Мати попал в быстрый поток воды.

— Не в эту сторону! — крикнул он, оглянувшись на Бинжакса. — Похоже, эта дорога введет прямиком в реку!

— Заткнись, убийца! Думаешь, я не знаю, куда идти? Я кот Крессиды, а ты никто! Двигайся!

— Но воды все больше…

— Двигайся, я сказал! — Бинжакс подтолкнул Мати.

Вода бурлила вокруг Мати, увлекая вперед. Не успев понять, что туннель кончился, он уже стоял на узком выступе, на который он и другие подростки спрыгнули, убегая от собаки в первый день Мати у шлюза Крессида. Вода хлестала из туннеля, волоча Мати к реке. Он вцепился в выступ и чуть не свалился; его задние лапы на мгновение повисли над грозной рекой, но он подтянул их и удержался, когда огромная волна из катакомб промчалась мимо него. С облегчением он сжался на выступе, жадно глотая воздух и всем телом содрогаясь от страха. «Все в порядке, — подумал он, — все позади… только выберись на берег».

Позади раздался крик. Резко обернувшись, Мати увидел, как Бинжакс летит мимо него, через выступ, прямо в черную воду. Мати замер, всматриваясь через край выступа. Бинжакс бешено молотил по воде лапами. Мати с ужасом наблюдал за ним. Серебристо-серые уши скрылись под водой. Бинжакс вынырнул на мгновение, вдохнул… Мати дрожал на выступе, прижав уши, поджав хвост. А потом прыгнул.

Почти не понимая, что делает, Мати сражался с водой, чтобы добраться до Бинжакса. Полосатый тонул, его голова откинулась назад, глаза и уши залило водой…

— Держись за меня! — крикнул Мати.

Бинжакс не колебался. Он впился зубами в бок Мати, лапами обхватил его шею. Мати зажмурился, вода воняла так, что его тошнило. Но он сосредоточился на том, чтобы двигаться вместе с потоком прочь от опасного шлюза… Коварное подводное течение тащило его назад, увлекало вниз.

— Сюда! — послышался крик Джесс.

Она стояла высоко над шлюзом, на берегу, моргая, чтобы видеть под дождем.

— Забирайся вон туда!

Мати увидел обломки старого велосипеда, прислоненные к берегу. Над водой торчали одно колесо, сиденье и крыло. Мати с трудом сменил направление и устремился к велосипеду. Он слабел под весом Бинжакса. «Ничего у меня не получится!» — с отчаянием подумал Мати.

— Уже близко, Мати… — кричала Джесс. — Еще чуть-чуть… ну же!

До Мати донесся тихий звон ее колокольчика.

Он уже не видел ее, не мог смотреть вверх. Просто отчаянно колотил лапами. На мгновение он уронил голову и хлебнул вонючей воды. Глаза жгло. Мати даже не осознал, что уже добрался до велосипеда, просто почувствовал, как ослабла хватка Бинжакса. Серебристо-серый перелез через голову Мати и запрыгнул на седло, а с него — на берег.

— Мати!

На этот раз послышался голос Домино.

У Мати кружилась голова. Внезапно освободившись от веса Бинжакса, он почувствовал себя легким, как сухой листок.

— Прыгай на седло! — кричал Домино.

— Не могу… — простонал Мати.

— Прыгай на седло! Ну же, Мати, просто запрыгни на него!

Мати протянул лапу и вонзил когти в мягкое сиденье. Он теперь держался крепко, но был слишком слаб, чтобы прыгать. Велосипед шевельнулся.

— Он упадет, Мати! — закричала Джесс. — Скорее, прыгай!

До Мати донеслось отчаянное звяканье колокольчика.

Не в силах прыгнуть, Мати с трудом подтянул свое тело на седло. Оно покачивалось в воде. Мати вспомнил солнце на своих усах, соленый, вкусный запах свежих сардин… Это придало ему сил, он наконец прыгнул на седло велосипеда, и с него — на берег. Седло покачнулось, обломки велосипеда исчезли в черной воде. Задыхаясь, Мати лежал в сорной траве.

Джесс и Домино уже были рядом. В нескольких шагах от них стояли Пангур и Трильон, в изумлении широко раскрывшие глаза.

— Ты как? — тихо спросила Джесс. — В порядке?

— Я в порядке, — эхом повторил Мати.

Но это было не так. Он чувствовал себя измученным, его тошнило от мутной воды, от грязи, налипшей на его шкурку.

— А где Бинжакс?

— Ушел. — Джесс нахмурилась.

— Ушел?

— Пробежал мимо меня. Я особо на него не смотрела. Он даже не остановился, чтобы выяснить, спасся ты или нет.

Мати закрыл глаза, пытаясь осмыслить ее слова.

На дальнем берегу реки, на фоне встающей луны, в высокой траве затаилась фигура наблюдателя. Его яркие зеленые глаза рассматривали шлюз Крессида. Розовый язык чуть высунулся между зубами.

— О, великие духи! — прошептал наблюдатель. — Этот рыночный рай тонет! Точно так, как предсказывал Са. Будут ли слушать его все, когда их дома разрушены наводнением и никакой еды не осталось?

Пангур со своего берега посмотрел в ту сторону. Кто-то шевелился в траве за рекой, невидимый. На мгновение сверкнули зеленые глаза. Вожак Крессиды отступил от края берега.

— Неужели?.. Нет, он бы не осмелился!

— Кто не осмелился бы? — спросила Трильон.

Пангур отвел взгляд от дальнего берега.

— Нет, ничего, я просто увидел свою тень на траве.

 

Тень на траве

Все те кошки, что рискнули отправиться на затопленную рыночную площадь в поисках еды или добычи, вскоре вернулись в уют заброшенного склада. Дождь прекратился, но должны были пройти дни, чтобы катакомбы достаточно просохли и кошки Крессиды смогли возвратиться в свои дома. А ту ночь все сообщество провело в здании склада, и каждая семья свернулась клубочками вплотную друг к другу, чтобы согреться. Мати спал рядом с Воробьем и Джесс; Домино устроился возле своей матери, Трильон.

Один только вожак Пангур не сомкнул глаз и беспокойно расхаживал среди спящих сородичей. Его сверкающие зеленые глаза остановились на Мати, и тот сразу проснулся.

— Пойдем, — прошептал Пангур.

Следом за ним Мати вышел из склада и запрыгнул на прилавок, вокруг которого проходило собрание полной луны. На востоке повисли первые проблески рассвета.

— Ты хочешь, чтобы я ушел, — заговорил Мати.

Да и в самом деле, почему наводнение должно было что-то изменить? Кошки по-прежнему верили, что Мати повинен в убийстве первой малиновки луны урожая, ведь так?

— Нет, Мати. Думаю, я ошибался насчет тебя. Ты спас жизнь Бинжаксу. Это показало, как ты быстро соображаешь и какой ты храбрый. Я должен был позволить тебе объяснить все насчет той птички. Ты меня простишь?

— Да, — с удивлением ответил Мати.

— Хорошо. Позволь мне кое-чем с тобой поделиться. Той ночью я увидел свою темную сторону, и она меня испугала. Иногда кошкой могут руководить неверные мысли, желание угодить сородичам… И не всегда легко принять правильное решение. Возможно, однажды ты станешь вожаком и тогда поймешь, что я имел в виду.

«Это вряд ли, — подумал Мати. — Кто за мной пойдет?»

— Так что случилось с малиновкой?

— Я ее нашел. Думаю, она умерла буквально за несколько мгновений до этого. Похоже, от испуга. Но не знаю, чего она испугалась. Что-то было в воздухе… плохое, неправильное, но я не могу объяснить, что именно. И не знаю, кто ее убил. Но у меня дурные предчувствия…

Все это вырвалось у Мати как будто само собой. Он замолчал. Ему показалось, что его слова прозвучали глупо.

Но Пангур кивнул:

— А наводнение?

— Наводнение? Это ведь просто дождь, разве не так? Река вырывается из берегов.

— Я признаю, что прожил здесь не слишком много зим. Но те, кто старше, никогда такого не видели.

— Но что еще это может быть, мистер Пангур?

— Не знаю. — Пангур покачал головой. — Я не знаю, но… Я ощущаю руку батраков. Разве не глупо звучит?

Он посмотрел на Мати яркими зелеными глазами, и Мати впервые понял, как молод на самом деле Пангур и как неуверен в себе.

— Совсем не глупо. Мне недавно сказали, что я должен доверять своим инстинктам. Может, и тебе следует доверять своим?

Мати тут же испугался, что его совет можно счесть оскорбительным, но Пангур улыбнулся:

— Ты довольно мудр для котенка. Иди, хватит болтать.

— А я…

— Останешься пока. У тебя тонкое чутье. Мы найдем ему полезное применение.

— Спасибо, мистер Пангур…

Оставив обеспокоенного вожака в одиночестве на пустом прилавке, Мати вернулся на свое место и без сил растянулся под боком у Воробья.

На следующий день представители местного совета пересчитывали пустые прилавки, записывая все в свои тетради и переговариваясь между собой. Кошки Крессиды наблюдали за ними издали. Никто ничего не сказал по поводу того, что Мати по-прежнему здесь, или о спасении Бинжакса накануне ночью, хотя эта новость разлетелась быстро. Самого Бинжакса нигде не было видно.

Мати стоял у склада вместе с Джесс. Воробей ушел на поиски своей «хлопковой леди» и завтрака.

— Интересно, как скоро просохнут катакомбы? — сказала Джесс.

— Даже когда просохнут, из-за воды многие места могут стать непригодными. Кое-где в туннелях обвалились стены.

К ним присоединился Домино. Мати почувствовал себя неловко. Он был рад видеть Домино, но его чувства все еще оставались в смятении. Разве Домино не обвинил его накануне перед всем сообществом в желании убить первую малиновку?

Два человека подошли и остановились неподалеку. Мати, редко обращавший внимание на болтовню мужчин и женщин, внезапно насторожил уши.

— Определенно оставил открытым… — сказал первый.

— Ты уверен?

— Абсолютно. У кого еще мог быть ключ?

— Но зачем кому-то хотеть затопить шлюз?

— Эй, притормози! Я не говорю, что это намеренно.

— Мне показалось, ты сказал…

— Я сказал, что кто-то открыл ворота шлюза, но, наверное, этот кто-то просто хотел пройти там на лодке, а потом забыл запереть их за собой.

— Довольно странно, если забыл.

— Согласен, но как еще объяснить весь этот беспорядок? — Мужчина показал на грязные лужи, покрывавшие рыночную площадь. — Тут целый день понадобится, чтобы все убрать, а это значит потерю денег. Но, похоже, никто ничего не видел, и я сомневаюсь, что мы когда-то докопаемся до сути.

— Ключ от шлюза не дают кому попало.

— Его многие могут получить. Любой, у кого здесь есть узкая лодка, и смотритель шлюза, и его помощник, и бог знает кто еще.

— Ты думаешь то же, что и я? — спросила вдруг Джесс.

Мати кивнул.

Домино, который в отличие от Мати и Джесс не понимал человеческой речи, растерянно посмотрел на них.

Мати вспомнил, как Пангур говорил о том, что чует «руку батрака». И о том, что говорили вот эти люди. Зачем кому-то оставлять шлюз открытым, если это не случайность? Чего они хотели добиться? Ведь людям от этого особого вреда не было. Люди ведь не жили на рыночной площади.

Мати вдруг захотелось остаться наедине с Джесс, обсудить свои мысли. Он посмотрел на Домино. Можно ли ему доверять? Ему этого хотелось.

Мати не мог найти решения. Но тут подошла Трильон и позвала Домино обедать.

Мати рассказал Джесс о подозрениях Пангура и заметил, что люди, очевидно, тоже опасаются подвоха.

— То есть кто-то сделал это намеренно, так? — спросила Джесс.

— Да! Нет… Может быть… я не знаю, — пробормотал Мати.

Джесс как будто о чем-то задумалась.

— В чем дело? — спросил Мати.

— Я просто вспомнила кое-что, что видела во время наводнения. Пожалуй, в тот момент я едва это заметила, это показалось не важным… Когда ты ушел со склада, я тебя искала под дождем.

— Так ты там была?

— Я опоздала.

Мати переступил с лапы на лапу, вдруг устыдившись того, что Джесс была свидетельницей его изгнания.

— Тебя я не увидела, — продолжила Джесс. — Но там был человек, он куда-то шел один, высокий мужчина. Я не рассмотрела его лица, и в тот момент мне не показалось странным, что он гуляет вокруг рыночной площади посреди ночи под дождем. Но теперь кажется. Батраки ненавидят дождь почти так же, как мы.

Мати кивнул.

— Нужно ли сказать Пангуру?

— Думаю, да. А ты ждал, пока уйдет Домино, да?

Мати ощутил укол вины:

— Я не уверен насчет него… ну, после того, как он говорил о малиновке, и так, как будто я и вправду собирался ее поймать.

— Может, они исказили его слова. Я никогда не была в восторге от Домино и других подростков, я этого и не скрываю. Но прошлая ночь кое-что изменила. Он действительно хотел помочь. Думаю, он отличается от других. И возможно, тебе стоит дать ему шанс…

К ним шел Воробей, прижав уши и опустив хвост.

— Сегодня нет торговли из-за наводнения. Нет рынка — нет киоска с одеждой; нет киоска — нет хлопковой леди, нет и завтрака, — сообщил он с невыразимой грустью.

После того как Джесс и Мати рассказали Пангуру о беседе людей, события понеслись вскачь. Кошки Крессиды разделились на группы по пять-шесть, чтобы найти того, кто затопил шлюз.

— Но он может быть уже далеко, — пожаловался Финк. — Эти батраки на лодках просто проплывают мимо вниз по реке. Они здесь не задерживаются.

— Тот, кто это сделал, где-то близко. Я это чувствую.

Пангур заглянул в глаза Мати.

Тот кивнул: он чувствовал то же самое. Кошки разбежались в разные стороны.

Мати оказался в одной группе с Воробьем, Джесс, Домино и Трильон. Было ясно, что Трильон все еще с подозрением относится к Мати и Джесс, но спасение Бинжакса смягчило ее.

— Если бы не то собрание прошлой ночью, мы все могли бы утонуть во сне! — сказала Трильон. — Похоже, за это тоже следует тебя поблагодарить, Мати.

Мати неловко замялся. «Ее слова — совсем не комплимент, — грустно подумал он. — Она же все равно считает, что я убил малиновку, да и другие тоже».

— Это торговец рыбой, я уверен, — сказал Домино. — Он нас ненавидит! Помните, как он облил нас водой, меня, Бинжакса и Риа?

— Но мы ищем кого-то, кто живет на одной из тех длинных лодок и у кого есть ключ от шлюза, — напомнила ему Трильон. — А торговец рыбой живет в доме на террасе сразу за рыночной площадью. Сначала думай, сынок, а уж потом говори.

Воробей глубоко вздохнул:

— Мысли батраков — тайна непостижимая.

Какое-то время для Мати с остальными из его команды прошло без особых успехов, а потом их остановил рыжий котенок.

— Пирруп, вождь Пангур Храбрый, король наших мест, настойчиво просит всех собраться у заброшенного склада, — с важным видом сообщил он.

Мати, Воробей, Домино, Трильон и Джесс последовали за другими кошками на склад. Пангур стоял перед всеми, а рядом — Бинжакс и Риа.

— Кошки шлюза Крессида! — заговорил Пангур. — Вы все теперь уже знаете, что вчерашнее наводнение не было случайностью. Затопление катакомб — прямое нападение на наш образ жизни, и ради этого кто-то открыл шлюз. Наводнение означает, что сегодня рынок закрыт и нам негде взять еды. Но что гораздо хуже, кто-то из нас мог легко погибнуть и едва избежал этого.

Все кошки уставились на Бинжакса, а тот смотрел прямо перед собой, не моргая.

— Благодаря команде, в которую вошли Синестра и Круф, а также их дети Бинжакс и Риа, мы теперь знаем батрака, который повинен в этом.

Собравшиеся зашептались. Мати посмотрел на Бинжакса, и тот на мгновение задержал на нем взгляд, но тут же отвернулся. Вид у него был самодовольный.

— Как некоторые из вас уже заподозрили, — продолжил Пангур, — это оказался торговец рыбой, который открыл ворота шлюза и затопил катакомбы. Бинжакс и Риа узнали это с помощью своей бабушки; и хотя у торговца рыбой нет узкой лодки, раньше она у него была.

Кошки Крессиды снова зашептались, стали переглядываться и восклицать: «Я так и знал!» и «Вот ведь чудовище!».

— Вот видишь! — сказал Домино матери.

— Тихо! — рявкнул Пангур, и собрание мгновенно затихло. — Мы думаем, что у торговца рыбой до сих пор сохранился ключ от шлюза. Как вы знаете, он живет в последнем доме на террасе, что граничит с рыночной площадью, и мы за ним наблюдаем. Неужели он считает кошек глупыми?

Кошки Крессиды замяукали, ругая торговца. Но Мати молчал, нахмурившись.

— В общем, мы избавимся от этого торговца. Этой же ночью! План такой…

Той ночью команда из двенадцати кошек Крессиды во главе с Пангуром ворвалась в дом торговца рыбой. Среди прочих были Мати, Домино, Бинжакс и Риа. Джесс не позвали. Бинжакс и Риа делали вид, что не замечают Мати; ни слова не было сказано о прошлой ночи. Другие кошки, хотя и не проявляли больше открытой враждебности, все же держались в стороне от Мати.

Под предводительством Пангура кошки взобрались по стволу яблони, проползли по низкой ветке и через маленькое открытое окно попали в нижнюю ванную комнату торговца рыбой. Они двигались бесшумно; и вот уже собрались в темном коридоре у начала лестницы.

Пангур встал на первую ступеньку и повернулся к Мати:

— Где он?

— Третья дверь, — шепнул Мати. — Дышит медленно и глубоко — должно быть, спит.

— Хорошо, — кивнул Пангур. — Раскрасим его сны.

В ту ночь торговец рыбой проснулся от пронзительного многоголосого мяуканья и воя. Зеленые глаза сверкали на него с его собственной постели, из гардероба, из ящика с носками и со столика у кровати.

— А ну, убирайтесь, зверье! — закричал он, вытаращив глаза. Но даже не подумал приблизиться к кошкам. — Ты! — рявкнул он, тыча пальцем в сторону Пангура, стоявшего в изножье его постели.

Пангур зашипел на человека, его шерсть встала дыбом. Он подобрался ближе, и его черная шкурка сливалась с темнотой. Лишь яркие зеленые глаза были видны отчетливо.

Тон торговца изменился, он заговорил более добродушно:

— Это ведь была просто шутка, ради смеха, я и не думал огорчать твоих кошек… Я просто подумал, что маленькое наводнение выгонит вас в другое место и вы будете держаться подальше от моей рыбы. Я не хотел… места хватает для всех!

Пангур сделал еще шаг, из глубины его горла вырвалось рычание. В окружавшей тьме другие кошки шипели и плевались. А потом так же быстро, как они ворвались в сны торговца рыбой, кошки исчезли.

На следующий день кошки не увидели рыбного торговца, хотя все остальные вернулись на рынок. Еще через день большая деревянная табличка перед его домом сообщила, что здание продается. А на рынке его место занял торговец фруктами и овощами.

Через несколько дней после поспешного бегства торговца рыбой Мати, Домино и Джесс делились мыслями под вишневыми деревьями.

— Чего я до сих пор не понимаю, так это почему ты вернулся в катакомбы после того, как ушел от шлюза Крессида, — сказала Джесс.

— Я встретил Этелелдру… Я ведь вам не рассказывал об этом, так? И она велела мне доверять своим инстинктам, и…

— Этел… что? — переспросил Домино.

— Ну, знаешь, шалианку Этелелдру. Она входит во Фьяней, она может говорить с духами! Она живет в дупле дуба в парке, рядом с рекой.

— Никогда раньше о ней не слышал, — с сомнением пробормотал Домино.

Они с Джесс переглянулись.

— Я ничего не выдумал! — сказал Мати.

— Мы тебе верим, вот только другие не поверят! — весело произнес Домино.

— Это правда!

— Ладно, успокойся, приятель! Может, покажешь ее нам?

— Хорошо, — согласился Мати, немножко рассердившись. — Пойдемте.

Он пошел к ограде парка, пролез под железной оградой и сквозь живую изгородь. Джесс с Домино не отставали. Но Мати колебался. В ночь наводнения было очень темно, он почти ничего не видел сквозь дождь и поэтому не сразу вспомнил направление.

Подростки побежали дальше, мимо парковых скамеек, где сидели люди и что-то пили из бутылок.

— Ничего не понимаю, — в недоумении пробормотал Мати. — Дуб был вот здесь…

— Здесь? — спросил Домино. — Ты уверен?

— Думаю, да, хотя…

Мати огляделся по сторонам. Все почему-то казалось совсем другим.

— Ты заблудился? — предположил Домино. — Нам бы не хотелось потеряться в этом парке. Амма не любит, когда я сюда хожу. Поговаривают, здесь привидения водятся!

— Потерялись? — Джесс как будто слегка развеселилась.

— Ну если мы не знаем, где находимся, то мы заблудились, разве не так? — откликнулся Домино.

Мати немножко подумал над этим:

— Но я долго не знал, где нахожусь.

— Тогда, наверное, ты тоже потерялся, как я? — сказала Джесс. — Ты знаешь, что у тебя есть дом, но не знаешь, как туда добраться.

— Да, — согласился Мати. — У меня где-то есть дом… Или, по крайней мере, был.

— Но это совсем другое дело. — Джесс села и принялась умываться.

— В каком смысле другое? — не понял Домино.

— Ну, мы знаем, как вернуться на рыночную площадь. Мы можем добраться до вишневых деревьев. И пожалуй, Мати встретит Воробья, ты найдешь еду, а я снова окажусь в том старом запертом киоске среди травы, что стоит на дальнем конце рыночной площади. То есть мы не потеряемся, не так, как сейчас. Но я все равно останусь потеряшкой в настоящем смысле, потому что, хотя и знаю, где нахожусь, это место — не мой дом.

— Но оно может стать твоим домом, разве не так? — спросил Домино.

— У меня только один настоящий дом.

— Но у тебя есть убежище на рыночной площади.

— Дом — это не просто убежище, это нечто большее. Большее, чем пища, вода или тепло.

— Тогда что это такое? — спросил Мати.

Они с Домино насторожили уши.

— Дом — это… чувства, ощущения.

Мати заинтересовался. Он открыл было рот, чтобы заговорить. Но Джесс уже повернула обратно к рыночной площади, оставив их с Домино.

— Бедняжка Джесс, — тихо сказал Домино, как будто впервые осознав тяжесть ее положения.

Мати снова огляделся по сторонам, поцарапал лапой землю, как будто дуплистый дуб мог вдруг появиться из-под нее. «А где же мой дом? — подумал он. — Та шалианка, Этелелдра, много знает обо мне, но я не могу ее найти. Может быть, мне никогда больше не удастся войти во Фьяней, и я никогда не узнаю, кто я такой, и я навсегда останусь потеряшкой, как и Джесс». Мати почти завидовал Джесс и ее потерявшемуся человеку — по крайней мере, Джесс знала, по кому грустить. И вдруг подумал о мертвой малиновке, лежавшей под вишневыми деревьями. Теплый ветер пошевелил шерстку на его мордочке. И как будто прошептал: «Уже скоро, Мати…»

 

Что важнее

— Мати, что не так? — спросила Джесс.

Они сидели под вишневыми деревьями, наблюдая за людской суетой на рыночной площади. Смерть первой малиновки луны урожая отметила начало зимы. Вокруг шлюза Крессида похолодало; деревья сбросили листья. Дождя после ночи наводнения не было, и постепенно жизнь на рынке вернулась в привычное русло. Большинство кошек снова перебрались в свои жилища в катакомбах, и Воробей с Мати в их числе.

— Бинжакс, — вздохнул Мати.

— Да забудь ты о нем! Он противный и неблагодарный. От него ничего другого и ждать не приходится!

— Я вовсе не об этом. Тебе все это не кажется уж слишком простым?

— Что кажется простым?

— Я имею в виду, что Бинжакс и его родные обнаружили, что это торговец рыбой открыл шлюз, — именно тот, кого все подозревали, и мы его прогнали, и все такое?

— А почему не так? — не поняла Джесс. — В любом случае ты сам утверждаешь, что торговец был именно таков, как о нем говорили.

— Да, он такой, но… Почему Бинжакс в ту ночь оказался в катакомбах? Наверняка он что-то задумал. У меня такое ощущение, что во всем этом замешан и кто-то из кошек, не один только торговец.

— Даже если так, почему ты решил, что это Бинжакс? Просто потому, что он тебе не нравится? Выброси это из головы! Не впутывайся в неприятности, пока они сами тебя не нашли.

Мати кивнул, но он знал, что не сможет просто забыть. С наводнением был связан и кто-то из кошачьего племени, Мати не сомневался в этом. И похоже, это был Бинжакс. Но как или почему, Мати понятия не имел.

Тем же днем, попозже, Мати сидел под прилавком и подумывал, не пойти ли в гнездо Воробья, чтобы взять еще один урок правил поведения. И тут он заметил пожилого мужчину; вместе с женщиной помоложе и маленькой девочкой он переходил от одного прилавка к другому, раздавая продавцам кусочки бумаги.

— Возьмите на всякий случай, тут мой телефон, — услышал Мати.

— Конечно, — ответил торговец.

У следующего прилавка, где рыжеволосая женщина смахивала пыль с деревянных изделий, старик снова заговорил:

— Простите, но не видели ли вы вот эту кошку?

Женщина на минутку прекратила работу, посмотрела на листок и покачала головой:

— Нет, мне очень жаль. Кошки тут иногда пробегают, но такую я не видела.

— А вы не возьмете это, просто на всякий случай? Тут мой телефон.

Мати посмотрел на другой берег реки. Он продолжал думать о Бинжаксе и наводнении. «Я уверен, что кто-то из кошек имеет к этому отношение, что бы ни говорила Джесс, — размышлял он. — И я ни капельки не доверяю Бинжаксу!»

Пожилой мужчина с пачкой листков бумаги прошаркал мимо прилавка, под которым сидел Мати. Листок из пачки упал на землю, и Мати увидел на нем изображение кошачьей мордочки с какими-то черными закорючками под ним. Это отвлекло его от мыслей. Хотя фотография была черно-белой, а кошка казалась более упитанной, Мати тут же узнал эти большие раскосые глаза.

Но зачем раздавать изображение Джесс?

Присмотревшись к людям более внимательно, Мати понял: скорее всего, этот старик — бывший батрак Джесс. Он был сутул, зимнее пальто сидело на нем криво, волосы были растрепаны, а на затылке виднелась большая лысина. Женщина, похоже, была его дочерью, а девочка — внучкой.

Мати попятился в тень под прилавком. Он не хотел, чтобы люди его заметили, чтобы догадались, что Джесс может быть рядом. И наблюдал за тем, как они уходили все дальше со своими бумажками. Какой-то мальчишка наступил на изображение Джесс, оставив на нем след ботинка. Это расстроило Мати, хотя он и понимал, что на земле лежит просто картинка.

Маленькая девочка, внучка, вдруг обернулась. И заглянула под прилавок.

«Она меня видит!» — подумал Мати.

Девочка уже подходила к его укрытию. Мати инстинктивно захотел убежать. Инстинкты, вспомнил он, — первая опора. Потом вспомнил, что вторая опора — рассуждение и здравый смысл, и это заставило его заколебаться.

Никто из торгующих на рынке, похоже, не узнал Джесс по фотографии. Мати знал характер своей подруги: она никогда не выпрашивала еду на рыночной площади, как делали он сам и другие кошки. Потому-то она и была такой худой!

Старик, принадлежавший Джесс, мог покинуть рынок, чтобы поискать ее в других местах. Но скорее всего никогда не найдет. Мати вдруг вспомнил слова духа Байо: «Та, которая потерялась, не должна оставаться такой долго, потому что каждый день вне дома приближает ее к концу».

Мати засомневался.

— Эй, киса, эй… — заговорила девочка.

Она медленно подходила к прилавку, протянув вперед руки.

Мати шагнул вперед, словно хотел, чтобы она к нему прикоснулась, но тут же отступил назад. И остановился, глядя на девочку. Она была совсем недалеко от пустой стороны площади и запертого киоска, который Джесс считала своим. И если подтолкнуть девочку в верном направлении, она придет к Джесс…

— Ты ведь такой милый, правда? — сказала девочка.

И снова пошла к Мати. И снова ее пальцы почти коснулись его больших ушей, — а Мати снова отступил на несколько шагов в сторону края рыночной площади и отвернулся от девочки.

Он посмотрел на киоск Джесс. Тот дух, Байо, говорил… «Но я ведь не хочу, чтобы Джесс вернулась домой, — убеждал себя Мати. — Да она и здесь счастлива, разве не так?» И он передумал. Проскользнув мимо девочки, он повел ее к толпе покупателей. Подальше от запертого киоска… подальше от Джесс. «Иди за мной!» — мысленно приказал он девочке.

— Глупая киска, не бойся! — медленно выговаривала девочка, осторожно приближаясь. — Неужели не разрешишь мне тебя погладить? Я хочу с тобой дружить!

Она двигалась вслед за Мати к центру рыночной площади. На этот раз Мати позволил ее пальцам слегка коснуться его красно-коричневого лба, а потом снова отпрыгнул в сторону.

— Ханна! Ханна! — звала девочку мать, оглядываясь вокруг. — Ох, прекрасно! Теперь и моя дочь тоже потерялась!

— Я устал, — сказал старик. — Мне нужно немножко посидеть… а ты найди Ханну.

Он заковылял к ближайшей скамье.

— С тобой все хорошо, папа?

— Через минутку все будет прекрасно. Наверное, я просто слишком расстроен. Я так скучаю по моей Джесс…

— Я знаю, папа, и вполне понимаю… ты с этой кошкой разговаривал куда больше, чем со своими родными. Но мы ведь уже везде искали. Думаю, пора смириться с фактами… животное не вернется.

— Она не «животное»! — возразил старик.

— Да… прости. Она не вернется. Послушай, холодно ведь, пора домой, выпить горячего чая.

— Еще несколько минуток…

— Папа! — уже более строгим тоном заговорила дочь старика. — Джесс не вернется. И она не единственная кошка в мире. Мы пойдем в приют для животных и найдем тебе другую.

«Иди за мной!» — мысленно велел Мати девочке.

Она снова двинулась к нему, уже почти погладила его по-настоящему, но Мати отпрянул в последний момент, заводя девочку в гущу толпы, подальше от Джесс. Но тут на него накатило странное чувство… Перехватило дыхание, в лапах что-то запульсировало.

Мати постарался мысленно успокоить себя. Это неправильно — когда кошка имеет батрака. Это неправильно — носить ошейник… Так говорят все кошки. Кошка, владеющая человеком, не может быть свободной… Джесс привыкнет к здешней жизни. Ей не нужен этот старик… он не сделает ее счастливой.

— Я, пожалуй, пойду, глупая киска, а то мама будет беспокоиться, — сказала девочка, теряя интерес к Мати.

Вдруг она подняла голову и присмотрелась через толпу к пустому киоску.

Мати вдруг бросился к ней, потерся о ее ноги. «Нет, даже не смотри в ту сторону», — велел он.

Девочка нагнулась и с восторгом погладила его, правда, против шерстки. Мати мурлыкнул, поощряя ее, но чувствовал себя предателем, и его хвост отказывался подниматься. Дух Байо сказал… Ну, иногда ведь даже духи ошибаются. Разве не об этом говорила ему шалианка?

Совсем недалеко, на расстоянии в несколько хвостов, кто-то тихонько мяукнул, звякнул маленький колокольчик… Мати застыл, прижав уши к голове, в груди разлился страх. Рука девочки внезапно словно ослабела.

— Ой, это… Джесс! — выдохнула девочка. — Поверить не могу!

В одно мгновение Мати был забыт, ребенок в волнении устремился к маленькой пестрой кошечке.

— Жди, пока я ее найду! — сердито бросила дочь старика, озираясь в поисках Ханны.

Старик молчал, грустно глядя на толпу шумных покупателей. И вдруг схватил дочь за рукав и медленно поднялся со скамейки.

Сквозь толпу проталкивалась его внучка Ханна. В руках она неловко сжимала Джесс!

Глаза старика наполнились слезами.

— Джесс! Моя Джесс! — закричал он. — Ханна, ты удивительная, замечательная, необыкновенная девочка!

— Я там играла с маленькой рыжей киской, дедушка, а Джесс вдруг взяла и появилась!

Она передала маленький пестрый комок в руки старика, и тот осторожно взял кошку. Мати остановился неподалеку и затаился между прилавками, опустив хвост.

— Милая Джесс! Я уж думал, что ты пропала навсегда, моя малышка Джесс! Какая же ты худенькая! Бедняжка, бедняжка! Когда придем домой, буду кормить мою милую Джесс только цыплятами, цыплятами и свежим тунцом! И еще твоим любимым кошачьим кормом «Кошка-графиня»! Никакой дешевой ерунды!

Джесс терлась мордочкой о его лицо и тихонько мурлыкала.

Мати молча наблюдал за ними. Люди уже уходили прочь с рыночной площади, унося с собой Джесс, и Мати знал, что так и должно быть. В желудке возникла тупая боль, как от голода, и во рту пересохло, будто от жажды…

На мгновение Джесс подняла голову над плечом старика. Ее взгляд скользнул по толпе и наконец нашел друга.

— Прощай, Мати, прощай! — промурлыкала она, моргая огромными зелеными глазами.

Мати тоже моргнул и постарался порадоваться тому, что Джесс уносили из этой жизни. Он провожал ее взглядом, пока она не стала просто точкой среди толпы, а звук ее колокольчика не превратился в воспоминание.

 

Кто-то знакомый

Подкрадывались самые тяжелые дни зимы. Никто уже не вспоминал о первой малиновке луны урожая или о ночи наводнения. Но и дружить с Мати никто не хотел. Некоторые кошки, вроде Арабеллы и Финка, смотрели на него с откровенным презрением. Но по большей части просто не обращали внимания. Мати, хотя и привык к одиночеству, все же не раз и не два думал о том, не лучше ли ему уйти от шлюза Крессида и поискать более дружелюбную компанию. Но он оставался здесь ради Воробья, который все сильнее к нему привязывался.

Мати очень скучал по Джесс. И, кроме Воробья, который спал целыми днями и почти все ночи, его единственным другом оставался Домино. Черно-белый кот перестал дружить с серыми полосатыми, сказав, что с ними уж очень скучно. Мати знал, что это куда сильнее связано с отношением серых к Мати, чем Домино в том признавался.

Мати по-прежнему был уверен, что Бинжакс сыграл какую-то роль в наводнении на шлюзе Крессида. Но поскольку доказать это было невозможно, он ни с кем не говорил об этом. И не делился своими мыслями с Домино. Ему хотелось доверять Домино, однако Мати по-прежнему сомневался.

В памяти порой всплывали слова духа по имени Байо: «Хотя у него доброе сердце, храбрости ему не хватает. Не полагайся на него».

Как-то днем, после урока охоты с Трильон, Домино пришел навестить Мати. Подростки вышли на морозный воздух. Небо казалось влажным, серовато-белым.

— Амма думает, я должен стараться больше охотиться и меньше есть того, что батраки оставляют на рынке. Она говорит, что я ленивый, — сообщил Домино. Он явно сердился. — Все время твердит: «Делай то, делай это!» Как будто я не стараюсь! Просто я не такой прирожденный охотник, как она и все наши родственники.

— Есть и другие дела, кроме охоты, — постарался успокоить его Мати.

Правда, он не знал, какие именно, но ведь и сам в охоте больших успехов не добился.

— Да, я знаю. Но она мне постоянно твердит: «Ты должен стать хорошим охотником, Домино, если хочешь вырасти альфа-котом!» А я ей говорю, что никогда не захочу стать главным котом. Ей не нравится такое слышать, уж это точно! В нашей семье всегда были альфа-коты, еще со времен чумы, — так она говорит. А я отвечаю, что и блохи всегда существовали! То есть я хочу сказать, если что-то существует давно, то это не обязательно хорошо. И как я говорил тому серому коту, я не хочу власти! Не каждому ее хочется, знаешь ли!

Домино все энергичнее и энергичнее скреб лапами по стволу вишни.

— Какому серому коту? — спросил Мати.

— Ох, это было давным-давно, до наводнения и всего такого. Просто какой-то большой серый кот. Не из наших. Вполне дружелюбный… симпатичный парень, если честно. Вот только очень много вопросов задавал…

— Каких вопросов?

— Ну, знаешь, каково тут жить… Спрашивал, что здешним кошкам нравится… Не знаю. Я же сказал, это давно было, я плохо помню.

— Постарайся вспомнить, что еще он говорил! — На этот раз голос Мати прозвучал требовательно.

Домино перестал скрести дерево и повернулся к Мати:

— Честно, я не знаю… Вроде бы расспрашивал о нашей Территории… да, точно, и о шлюзе, и о катакомбах. Особенно катакомбами интересовался. И вообще о жизни у шлюза Крессида, ну, знаешь, хорошо ли здесь и все такое.

— И что ты ему отвечал?

— Я говорил: да, здесь отлично, это лучшее место в мире! То есть я хочу сказать, у нас ведь есть рынок, и катакомбы, много чего! — Домино с горделивым видом осмотрел рыночную площадь. — Мне кажется, он прикидывал, удастся ли ему присоединиться к кошкам Крессиды, потому что он расспрашивал, какие тут плохие стороны… И не трудно ли жить так близко к батракам, и все такое. Ха! Я ему сказал, что один только старый торговец рыбой противный, а остальные в порядке.

— А он что сказал на это?

— Да ничего… ему стало неинтересно. Ушел. Если подумать, я его больше и не видел. Жаль, хороший был парень. Вообще-то, не так… через день-другой я его видел, да! Он разговаривал с Пангуром, там, около парка.

— И о чем они говорили?

— Не знаю, я был далеко, не слышал. Наверное, серый спрашивал, можно ли ему здесь поселиться, я ведь ему говорил, как здесь отлично. А Пангур, похоже, ему отказал, потому что у нас не любят чужаков. Ох, извини!

Домино замолчал, почувствовав, похоже, что сказал лишнее.

Мати смотрел на него, нахмурившись:

— Разве ты не понимаешь? Он не был дружелюбным! Он просто хотел кое-что разузнать!

— Ха… Что именно разузнать?

— Ты сказал, он расспрашивал о шлюзе и катакомбах и какие тут есть плохие стороны…

— И что? Он просто вежливый…

Домино произнес это медленно. Как будто вдруг потерял уверенность.

Мати смотрел на него в упор.

Хвост Домино дернулся. Черно-белый подросток задумался.

— Ох, слушай… — наконец выдохнул он. — Я ведь ему много рассказал… И о торговце рыбой рассказал!

— А потом через день-два ты видел, как он говорит с Пангуром?

Ум Мати стремительно работал. Он ошибался, сомневаясь в Домино, тот ничего не замышлял и не умел замечать дурные замыслы в других. А вот Бинжакс — другое дело. Ничто не заставило бы Мати доверять Бинжаксу, но может быть — лишь может быть, — вина за наводнение лежит на ком-то другом…

— Да… Если подумать, Пангур и тот серый как будто были знакомы…

Домино изо всех сил сосредоточился, пытаясь вспомнить. Одно мысленное усилие — и он догонит Мати…

— Он знал Пангура?

Это подтолкнуло его память. Совсем недавно, вспомнил Мати, он видел еще кое-кого, знавшего Пангура. Кое-кто неожиданный…

— Ох, крыса тебя забери! Ты помнишь, как повел себя торговец рыбой, когда увидел Пангура в своем доме?

Он вроде как узнал его.

Домино вытаращил глаза.

— Невозможно! Пангур — хороший вожак, ему можно доверять… я готов жизнью поклясться!

— Своей собственной жизнью? — уточнил Мати.

— Ну… Торговец показал пальцем на Пангура… узнал его, да?

— Похоже на то, — согласился Мати.

— Ты ведь понимаешь батраков, да? Что торговец сказал, когда показывал на Пангура? Ты помнишь?

Мати немножко подумал. И вдруг его уши прижались к голове.

— Он крикнул: «Ты!» Он его узнал! — Другие воспоминания нахлынули на Мати. — Пангур разговаривал со мной вечером накануне наводнения. И упоминал о том, как тяжело быть вожаком. Я тогда его не понял, но, может быть, это было вроде признания… Он сказал, что в ту ночь увидел свою темную сторону, и это его испугало.

— И что это значит?

Мысль о том, что Пангур может оказаться бесчестным, невероятно огорчила Домино.

— Но это значит, что мы не можем ему доверять. Это значит, мы не можем доверять никому.

— Иди сюда, вот тебе «Кошка-графиня». Все только самое лучшее для моей девочки!

Старик поставил на пол кухни миску с надписью «Киска».

Джесс радостно мяукнула, с жадностью принимаясь за любимую еду.

— Я включу отопление посильнее, — говорил старик. — Поверишь ли, снег пошел! Снег в марте! Кто бы мог подумать?

Через кухонное окно Джесс взглянула на снежинки, мягко кружившие в воздухе.

— Я в последнее время мало читал. Наверное, ждал… Ждал, когда ты вернешься домой. Совершенно не понимаю, как ты умудрилась уйти так далеко на запад, к реке.

Старик ласково улыбнулся маленькой пестрой, с белыми пятнами кошке.

Она посмотрела на него, моргнула и продолжила есть.

— Но теперь, когда ты снова дома, думаю, я отпраздную это, вернувшись к занятиям в кабинете. Мы можем работать вместе, как прежде.

Покончив с едой, Джесс последовала за стариком в кабинет. Она не заходила туда со времени своего возвращения от шлюза Крессида, дверь всегда была плотно закрыта. Но эта комната нравилась Джесс больше других: здесь пахло старыми книгами и странными вещицами. Кошка сразу нашла самое теплое место на старом ковре, возле радиатора, где обычно лежала, пока старик работал. Джесс тихо замурлыкала, попирая ковер лапами, и оглядела комнату. И вдруг замерла. Ее сердце подпрыгнуло, шерстка встала дыбом. На подоконнике, рядом со стопкой бумаг, стояла фигурка кошки. И она выглядела точно как Мати.

— Если мы не можем никому доверять, кому мы должны рассказать о Пангуре? — спросил Домино.

— Никому, — ответил Мати. — Пока никому.

Они издали наблюдали за вожаком кошек Крессиды. Он гордо шагал по Территории, его черный хвост взлетал в воздух, на морде виднелись пятнышки крови — он недавно убил кого-то.

Бледное солнце уползло с мглистого неба. Поднялась чуть видимая луна. «Сумерки», — подумал Мати. Странное время, между днем и ночью… как вспышка между бодрствованием и сном. Как густая тень перед рассветом. Время Фьянея.

И тут вдруг на рыночную площадь посыпались большие белые хлопья. Глаза Мати расширились. Он никогда прежде не видел ничего подобного. Один белый сгусток опустился на его нос, ледяной, но легкий, как касание усика. Мати повернулся к Домино. Отвлекшись ненадолго от Пангура, подростки принялись гоняться за снежинками, как будто с неба дождем посыпались мыши.

Булыжники мостовой постепенно покрылись мягкой белизной. Мати не видел раньше, чтобы рыночная площадь была такой прекрасной.

— Что происходит?

— Это называется «снег»! — мяукнул Домино. — Это ненадолго. Особый случай!

Мати кивнул. Он и сам понял: это нечто особенное. Словно становилось светлее, хотя день закончился.

Но так же неожиданно, как пошел снег, Мати ощутил, как от его лап поднимается гудение. Он посмотрел на Домино, который уже снова повернулся в сторону Пангура. Вожак Крессиды почти дошел до высокого вяза, ниже по течению реки, неподалеку от парка, где Мати обнаружил пустой дуб Этелелдры.

Снежинки падали на усы Мати, липли к его красновато-коричневой шерстке. Но он уже не замечал этого. Его позвал знакомый голос:

— Мати…

Сердце Мати бешено заколотилось, он задохнулся от изумления.

— Мати…

Почти не понимая, что делает, Мати пошел в ту сторону, откуда звучал голос.

— Я иду, Амма…

Он успел пересечь засыпанную снегом рыночную площадь и бежал дальше, от реки, когда Домино это заметил.

— Эй, Мати, куда это ты?

Мати не ответил. Он лавировал между людьми, собиравшими свои товары и взволнованно говорившими о снеге.

Пару мгновений Домино в недоумении наблюдал за Мати, потом оглянулся на Пангура, который теперь сидел на высоком прилавке рядом с заброшенным складом, оглядывая рыночную площадь. Его черный силуэт резко выделялся на фоне снежного неба.

Мати уже почти дошел до границы Территории, он был далеко от шлюза, далеко от реки с ее потрепанными узкими лодками…

— Иди ко мне, Мати…

Мати колебался. Что-то тут было не так. Этот голос… Голос был не совсем правильным.

— Мати, куда ты идешь? — повторил Домино.

Мати оглянулся на него. Гул в лапах затих. Мати встряхнул головой, прищурился:

— Я…

Все началось снова. Гул. Он поднимался от подушечек его задних лап, выше, еще выше, до самого черного кончика хвоста. Усы, облепленные снежинками, ощетинились. Странный теплый ветер пробежал по шерстке.

Мати снова пошел вперед, уже быстрее.

— Мати, нельзя заходить дальше! Это конец Территории, там опасно…

Мати шел мимо ряда домов на террасах склона — в крайнем до недавнего времени жил торговец рыбой. Снег окрасил мир в белый, он облепил крыши, изгороди и деревья. Мати все шел и шел, оставляя следы маленьких лап на белой земле. Домино еще какое-то время смотрел, а потом неохотно побежал следом за Мати.

По другую сторону невидимой границы Территории запах Пангура растаял. Пространство вокруг Мати словно шевелилось. В его голове теснились слова. Он слышал голос матери, звавший его. Или он его предостерегал, веля держаться подальше? Она как будто говорила сразу двумя языками, и каждый из них произносил свое. Она была уже очень близко, Мати ее ощущал. Очень близко, но вне досягаемости.

Мати пробежал мимо склонившихся подснежников, что выросли в дальнем конце террасы, мимо сорняков, согнувшихся под снегом. Перепрыгнул три высокие ступеньки вверх, на тротуар, которого раньше не видел. Следом за ним спешил Домино. Мати смутно слышал его зов, но тот как будто пролетал мимо. Странный теплый ветер теперь подталкивал его в спину, гоня вперед.

У края тротуара Мати остановился, и Домино наконец догнал его.

— Ты с ума сошел? Куда тебя несет?

По дороге перед ними с ревом неслись машины. От их мощи дрожала земля. Легкий белый снег под ними уже посерел. Домино отпрыгнул назад, его шерстка встала дыбом.

— Пожалуйста, Мати, уйдем отсюда!

Но Мати заметил кое-кого между мчавшимися машинами, на другой стороне дороги. Кошка, прекрасная красновато-коричневая кошка. При виде ее у Мати все напряглось внутри, а лапы ослабли.

— Ну почему ты меня не слушаешь? — умолял Домино, жалобно мяукая. — Мати! Послушай!

Мати медленно повернулся к нему. На его мордочке блуждала счастливая улыбка.

— Там моя амма… я только что ее видел…

— Но это невозможно! Я думал… — Домино посмотрел через дорогу, щурясь от снега. — Мати, там никого нет, это просто игра света! Идем, вернемся домой, пожалуйста!

— А я дома…

И прежде чем Домино успел его остановить, Мати шагнул на дорогу.

Домино отчаянно закричал.

— Амма, я здесь! — сказал Мати.

Но что-то было не так. Он смотрел на свою мать, а ее черты менялись, растворялись… Мати посмотрел на запад, где на небе появилась красная полоса. А потом стало темно.