Деревянные ступени заскрипели; по лестнице подымался парень лет двадцати с черной картонной трубкой для чертежей; Виктор вспомнил, что видел его здесь в прошлый раз за доской во втором ряду. Черные нарукавники на белой рубашке делали его похожим на бухгалтера, и Виктор подумал, что эту деталь одежды надо завести обязательно: хрен его знает, почем тут приличные костюмы.

— День добрый! Виктор Сергеевич? Пришли устраиваться на службу? А я Семин, Геннадий… Михайлович. Конструктор, пока без диплома. Жаль, что в губернии политехнического нет, а лучше, чтоб днем работать, а вечером — на занятия. Да, а время‑то для аудиенций не совсем подходящее. Старик придет с дирекции злой, как чума.

— Ладно, — вздохнул Виктор. — Как выйдет.

— Ну, если что… Старик отходчив, через час попробуйте еще подойти.

Бахрушев появился через четверть часа и выглядел очень озабоченным. Рассеянно поздоровавшись с Виктором, он пригласил его в чертежный зал.

— Так, — вымолвил он, вертя в руках поручительство, — очень хорошо… Вот что, Виктор, как по батюшке…

— Сергеевич.

— Вот что, Виктор Сергеевич, в качестве приемного испытания вы должны спроектировать и рассчитать звено гусеничной цепи катерпиллера. На образцы и примеры не рассчитывайте. Все на вашу инженерную сметку.

Он порылся во внутренних карманах и выложил перед Виктором затертую бумажку.

— Тут исходные данные. Метрическую систему знаете?

— Конечно! — обрадовано выдохнул Виктор. — А таблицы Брадиса или что‑то вроде того, есть? Ну, чтобы считать проще?

— Что‑то вроде того, — буркнул Бахрушев. Порывшись в тумбе своего стола, он протянул логарифмическую линейку — не пластмассовую, как была у Виктора в студенческие годы, и даже не деревянную с целлулоидными пластинками, как у родителей, а из нержавейки, как штангенциркуль, с гравированными шкалами и движком из желтоватого целлулоида.

— Ух ты! — вырвалось у Виктора. — Вечная!

— Умеете хоть?

— Естественно!

— Ну, тогда вот свободное место в третьем ряду, бумагу и инструменты берите.

— Один вопрос можно? Понимаете, я раньше работал с системой конструкторской документации, которая, ну, несколько отличается от принятой здесь. Не найдется книги или справочника по оформлению чертежей? Ну, чтобы на память не полагаться?

— Самоучка, значит… — Бахрушев потеребил бородку, — ладно, сделаете карандашный эскиз от руки, как умеете, только понятно.

— Не расстраивайтесь, — шепнул ему Семин, как только босс вышел на крыльцо покурить. С Семиным они оказались соседями.

— Отчего расстраиваться?

— Задание‑то на засыпку. Чтоб не справились. Но вы не отчаивайтесь. Возможно, он увидит ваше упорство и примет.

— А почему вы думаете, что не справлюсь?

— Надеетесь осилить? — на лице Семина отразилось искреннее удивление.

— Надо сначала попробовать.

Семин, ничего не ответив, пожал плечами и вернулся за свою доску.

"Так как же звали того олуха, которому я делал за бабки курсовик по гусеничному движителю? Неважно, как его звали, важно, что было в спецчасти. А в спецчасти был как раз трак гусеницы. Да здравствуют олухи. И помним: никаких инноваций. Проще, проще, самое тупое и примитивное…"

Легкий ветерок доносил из раскрытых окон запах угля и железной окалины, и этот запах казался Виктору каким‑то домашним, словно на практике после первого курса; он так увлекся работой, что не заметил, как воротившийся Бахрушев, подойдя, заглядывает в его чертеж через плечо.

— Кхм! Как идет задание? — наконец услышал он за спиной несколько нетерпеливый и, как показалось, раздраженный голос.

— Да пока никаких вопросов. Закачиваю.

— Заканчиваете! Кхм! И, позвольте вас, спросить, на какой же пробег своей конструкции вы рассчитываете до износа цепи?

— Ну, не слишком большой конечно. Тысячи полторы, две… — Виктор повернул голову, увидел на лице Бахрушева странную смесь изумления и возмущения и торопливо закончил фразу — … километров. Ну, может, две с половиной тысячи. Это зависит от режимов нагружения…

Бахрушев тяжело дышал: казалось он хочет что‑то сказать, но слов не находит.

— И… и… позвольте! — наконец выдавил из себя он. — Позвольте, а из чего вот это… какой материал вы… вот для этой, так сказать, детали?

— Это, как ее… Сталь Гадфильда, конечно. Ну не делать же с составными звеньями — это же какая гусеница по весу выйдет, а у вас по ТЗ явно не промышленный бульдозер. Звено литое.

Про сталь Виктор знал две главные вещи: она подходит, и раз ее по — старому обозвали в честь какого‑то Гадфильда, стало быть, точно дореволюционная.

— Палец с цементацией и закалкой будет…

— Палец! — хмыкнул Бахрушев и погрузился в раздумья. — Говорите, сталь Гадфильда?

— Да. Высокомарганцевая аустенитная. Сильно наклепывается при ударных нагрузках. Состав…

— Кхм… Действительно, сталь Гадфильда известна своей исключительной стойкостью к истиранию, благодаря чему и нашла применение для изготовления сейфовых замков. Недавно для британской и американской армии из нее заказали каски. Но вы предлагаете делать из нее гусеничные цепи! Сколько же этой стали России придется закупать?

"Пролетел… Импортная она тут… Ладно, обратной дороги нет."

— Почему закупать? Надо осваивать выплавку у нас. Может, даже на нашем заводе, это же окупится. Ресурс резко возрастает, опять же возможность выпускать гусеничную технику со скоростями тридцать — сорок километров в час. Ну, если двигатель соответствующий будет.

— Тридцать — сорок? Это вы, простите, серьезно?

— Потери мощности, конечно, растут. С шарнирами на игольчатых подшипниках, конечно, меньше будет, но я, честно, не знаю, как с поставщиками, во сколько это обойдется, и на чем это на заводе делать. А с шарнирами скольжения — реальный вариант, жестких допусков на обработку не надо. И в России есть огромный потенциальный рынок сбыта для железных дорог, это рельсовые крестовины и стрелки. На этом можно делать большие деньги.

— И что, это где‑то уже используют? Чем можно подтвердить?

— Так это… Оно же из характеристик стали следует. Пожалуйста, можно на стенде испытания провести.

— То — бишь, вы до этого своим умом дошли? Кому‑нибудь еще вы это предлагали?

— Да только что пришло в голову, когда рассчитывал. "А не применить ли сталь Гадфильда?" Догадка такая случайная.

— Случайная, говорите?

— Ну да. Подумал, что завод железоделательный, прикинул, что еще можно из этого…

— Стало быть, смекалкой… это хорошо. Это понадобится. Вот что, давайте мне это ваше творение. На службу вас зачислят с сегодняшнего дня, жалование положат в месяц девяносто два рубля, а дальше — как проявите себя. Я напишу записку в кассу, после оформления зайдете и получите полсотни подъемных. А об этом — и он помахал в воздухе сложенным вчетверо эскизом Виктора, — никому ни слова. Иначе я не смогу поручиться за вашу судьбу здесь. Господа, всех это тоже касается! Устраивают вас такие условия?

Виктор задумчиво почесал голову.

"Девяносто два рубля — это немного повыше младшего конструктора в "Жизни Бережкова". Правда, то в Москве и тогда первая мировая началась. Берет из‑за смекалки… Что‑то тут не так. Хотя, как торговаться, тоже неясно, тем более в таком глупом положении. Непризнанные гении здешней команде, похоже, не нужны. Ладно, устроимся, а потом будем искать лучшее."

— А какие возможности роста?

— Так ведь — как проявите. Причем не только, как инженер, но и как подчиненный. Дирекции нужны люди исполнительные, преданные, не замешанные в политике. Усердие у нас не замеченным не остается, можете не беспокоиться.

— Тогда готов приступить немедленно.

— Ну, немедленно не выйдет. Свидетельство о благонадежности и успешное испытание значит, что вас готовы принять на службу. Чтобы вас оформили, нужна паспортная книжка с пропиской в Бежице. А прописку в полиции при временном разрешении гостапо на жительство можно получить только устроившись на службу.

— И как из этого круга выйти?

— Да запросто. Сейчас я пишу записку в полицию о том, что Общество намерено принять Вас на службу, от имени Буховцева, с приложением — прошение Буховцеву от моего имени взять вас на должность под мою ответственность. Вы сразу же идете в дирекцию и у секретаря Буховцева ставите его факсимиле на записке на основании прошения. Из дирекции вы идете на Брянскую за паспортом с пропиской, это сразу на углу Красной. С Брянской возвращаетесь в дирекцию, сдаете паспорт, вам оформляют приказ, идете в кассу, получаете подъемные. Постарайтесь до обеда управиться.

— Понял… а что, паспорт на заводе оставляют?

— Как и везде. Он же вам больше не понадобится, ежели не едете далее уезда.

До этого Виктор был убежден, что паспорта отбирали только в сталинских колхозах. Впрочем, положение его устраивало. Главное, что благодаря стали Гадфильда он срывался с крючка гостапо, а крепостная привязка к фирме пока особо не пугала.

…Брянская улица здесь вела не к Брянску, а на запад, прямо как в песне, стартуя от Церковной у сада Вольнопожарного общества. Вообще здесь ни одна улица не вела к городу со своим названием. Голубой двухэтажный дом полиции можно было принять за купеческий, если бы не огромный орел на вывеске; нижние сводчатые окна, забранные коваными решетками, никак не сочетались с просторными, светлыми проемами второго этажа. Сбоку, нарушая симметрию, и тесня вбок парадный подъезд, здание протыкала арка с раскрытыми воротами, обитыми железом. Проезд во двор был замощен булыжником, а в глубине виднелось что‑то вроде депо, из которого был выкачен фордовский грузовичок: двое полицейских чинов мыли служебный транспорт из пожарной кишки, и вода ручейком вытекала на улицу, чтобы найти успокоение в придорожной канаве.

В учреждении стоял запах сургуча, ружейной смазки и керосина. Прямо у входа Виктора встретила надпись с перстом, указующим в первую от входа дверь — "Паспортист тут". Виктор толкнул блестящую, истертую от множества прикосновений ручку и вошел в комнату, перегороженную пополам дубовым барьером.

— Господин Еремин, если не ошибаюсь? — воскликнул из‑за барьера молодцеватый полицейский чин с короткими усиками, торчащими в сторону ушами и слегка выпученными глазами. — Подходите сюда. Касательно вас телефонировали. Вас велено быстро и без волокиты. Фотографическую карточку при себе имеете?

"Идиот… Кто же за паспортом без фоток приходит? И какие надо на здешний паспорт — с уголком или без уголка? Попробовать дурачком прикинуться?"

— Не успел. На заводе не сказали, что надо фотографию…

— Книжки английского образца ввели недавно, вот и забывают. Непременно надо.

— Понял. Где можно быстро сняться?

— Сейчас организуем. Пройдемте со мной на второй этаж, там Казимир Михалыч обычно преступников запечатлевает, он сейчас свободен, за отсутствием таковых, и в момент сделает.

Казимир Михалыч оказался толстеньким всклокоченным человеком в халате и фартуке, испачканном химикалиями. Он явно обрадовался работе, долго вертел Виктора на табурете и настраивал камеру — не огромный ящик с мехами, а вполне модерновый "Кодак" девять на двенадцать на штативе, похожий на довоенный "Фотокор", — пока паспортист записывал в книжечку приметы Виктора. Удовлетворившись видом анфас, Казимир Михалыч пыхнул в воздух магнием и ушел проявлять пластинку.

— С вас сборы, ну и для заполнения бланка документы.

— Простите, а какие именно?

— Документы? Ну, как обычно. Нужны подтверждения, где и когда родились, предыдущее место постоянного проживания, что под надзором не состоите, судимы не были, ограничений на проживание в нашем уезде не имеете, и прочее.

— А как же… Дело в том, что в силу непреодолимых обстоятельств требуемые бумаги полностью отсутствуют, восстановление требует много времени, а мне приказали приступить к исполнению служебных обязанностей уже сегодня.

Паспортист почесал в затылке.

— Прискорбно…

Веристов все же все рассчитал, подумал Виктор.

— Прискорбно, — продолжал паспортист, — но из дирекции завода насчет вас телефонировали, а гостапо к вам претензий не имеет. Для афериста или мошенника ваша будущая служба все равно что в пасть тигру голову класть, а на прочее — разное думать нет оснований. Придется взять грех на душу и записать с ваших слов. Вы уж, пожалуйста, не подведите.

— Понял. Как могут быть выражены размеры моей признательности за решение вопроса по существу?

— Что? Нет — нет, даже разговоров никаких быть не может. За вас телефонировали, — многозначительно закончил фразу чиновник.

"О как. Взятки категорически нет, а телефонное право покруче царских указов. И что означает — тигру в пасть? Типа мафия, украдешь — закопают? Ладно, аферы не мой профиль…"