Глава 6. Меченая королева

Келси проснулась в просторной мягкой постели под нежно-голубым балдахином. Первая ее мысль была весьма тривиальной: в постели слишком много подушек. Ее кровать в доме Барти и Карлин была небольшой, но чистой и удобной, с одной-единственной хорошей подушкой. Эта постель тоже была удобной, но как-то нарочито. В ней могло бы легко уместиться четыре человека. Простыни были из шелка грушевого цвета, а на узорчатом голубом покрывале было разбросано немыслимое количество маленьких белых подушечек с оборочками.

«Постель моей матери – что ж, чего еще от нее ожидать».

Она повернулась на другой бок и увидела, что в углу, свернувшись в кресле, спит Булава.

Как можно тише приподнявшись на подушках, она осмотрела комнату: на первый взгляд она показалась ей вполне сносной, но присмотревшись, Келси обнаружила множество неприятных деталей. На высоком потолке были голубые драпировки в тон кровати. Одна из стен была уставлена книжными шкафами – совершенно пустыми, за исключением безделушек на некоторых полках, и очень пыльными.

Слева от Келси был дверной проем, который вел в ванную. С постели ей было видно половину огромной мраморной ванны. Рядом с дверью стоял туалетный столик с огромным зеркалом, инкрустированным драгоценными камнями. Девушка мельком увидела свое отражение в зеркале и поморщилась: выглядела она как чучело – волосы растрепаны, лицо заляпано грязью.

Откинув покрывала, Келси свесила ноги с кровати. Цепочка с кулоном запуталась у нее в волосах, пока она спала, и ей пришлось с минуту повозиться, чтобы распутать ее. Нужно было перед сном заплести косы и принять ванну, но вчерашний вечер прошел как в тумане. Ее поспешно провели через освещенные факелами коридоры, и она не помнила ничего, кроме указаний Булавы, которые он шептал ей на ухо. Кто-то пронес ее вверх по лестнице, которая казалась бесконечной, и она так утомилась, что уснула прямо в одежде, одолженной Ловкачом.

Одежда была теперь такой грязной, что от нее исходил неприятный солоноватый запах пота. Наверняка теперь у нее будет сколько угодно платьев, так что эти вещи можно смело выбросить. Но она знала, что не сделает этого. Лицо Ловкача было последним, что промелькнуло в ее мозгу, прежде чем она провалилась в сон, и она была уверена, что во сне тоже видела его, хотя и не помнила сновидения. Она подумала о нем еще несколько минут, не смея позволить себе больше, а потом спрыгнула с кровати и на цыпочках подошла к Булаве, наблюдая за ним. На лице его была многодневная щетина, каштановая с проседью. Морщины, казалось, еще глубже врезались в его кожу. Он сидел в кресле, откинув голову, и раз в несколько секунд легонько всхрапывал.

– Значит, иногда ты все-таки спишь.

– Я не сплю, – возразил Булава. – Я подремываю.

Он потянулся до хруста в позвонках и встал с кресла.

– Если бы в этой комнате раздался хоть один лишний вздох, я бы это заметил.

– Здесь безопасно?

– Мы в Королевском Крыле, госпожа. Перед отъездом Кэрролл проверил каждый уголок этой комнаты, а за шесть дней ваш дядя не успел бы наворотить ничего существенного. Но на всякий случай сегодня кто-нибудь проверит комнату более тщательно, пока вас не будет.

– Пока меня не будет?

– Я уведомил вашего дядю, что сегодня состоится ваша коронация, когда у вас выдастся минутка. Это известие его не обрадовало.

Келси открыла ящик туалетного столика и обнаружила там расческу и щетку, сделанные, похоже, из чистого золота. Она резко захлопнула ящик.

– Моя мать была тщеславной женщиной.

– Верно. Вас устраивает комната?

– Избавьтесь от дурацких подушек. – Келси подошла к постели и скинула несколько подушек на пол. – На какой черт нужно…

– У вас сегодня много дел, Ваше Величество.

Келси вздохнула и начала перечислять, загибая пальцы:

– Для начала мне нужны завтрак и горячая ванна. И какая-нибудь одежда для коронации.

– Вы ведь знаете, что короновать вас должен священник из Церкви Господней?

Келси удивленно взглянула на него.

– Этого я не знала.

– Даже если бы мне удалось принудить вашего дядюшку выделить на эту роль священника из дворцовой часовни, он нам не подойдет. Мне придется пойти в Арват и найти священника там. Меня не будет около часа.

– Без священника церемония не будет считаться законной?

– Нет, госпожа.

Келси обреченно вздохнула. Она никогда не обсуждала с Карлин свою коронацию, поскольку это казалось столь малозначительным. Но церемония наверняка изобилует религиозными обетами, так всегда бывает. Так Церковь обеспечивает себе постоянные поступления из казны.

– Ладно. Но, если получится, подбери самого робкого.

– Слушаюсь, госпожа. Держите свой нож при себе, пока меня не будет.

– Откуда ты узнал, что у меня есть нож?

Булава одарил ее многозначительным взглядом.

– Минутку, я приведу вашу камеристку.

Он открыл дверь, из-за которой на мгновение послышался шум голосов, и тут же закрыл ее за собой.

– Столько дел, – прошептала Келси, легонько потирая рану на шее. Та снова кровоточила, оставляя на ее пальцах липкие следы. Она обвела взглядом высокие потолки с узорчатыми драпировками, кровать с бессчетным количеством идиотских подушек и – самое ужасное – пустые книжные полки.

– Посмотри-ка, – прошипела она. – Посмотри, что ты мне оставила после себя.

– Госпожа? – Булава коротко постучал в дверь и вошел. Позади него беззвучно шла женщина, скрытая за его мощной фигурой, но Келси уже догадалась, кто это. Сейчас с ней не было детей, и без них она казалась моложе – всего на пару лет старше самой Келси. На ней было простое шерстяное платье кремового цвета, а длинные темные волосы были причесаны и уложены в аккуратный узел на затылке. Впечатление портил лишь синяк на щеке. Она стояла перед Келси с выжидательным видом, но в ее манере держаться не было ни капли раболепия. Более того, через пару секунд Келси почувствовала такую робость перед ней, что вынуждена была заговорить.

– Вы можете приводить с собой младшую дочку сюда, если она слишком мала, чтобы оставаться без присмотра.

– Она в хороших руках, госпожа.

– Лазарь, оставь нас, пожалуйста.

К удивлению Келси, Булава немедленно повернулся и вышел, прикрыв за собой дверь.

– Садитесь, пожалуйста. – Келси указала на стул, стоявший у туалетного столика. Женщина взяла стул, поставила его перед Келси и плавным изящным движением уселась.

– Как вас зовут?

– Андали.

Келси моргнула.

– Мортийское имя?

– Моя мать была из Мортмина, отец из Тирлинга.

«Интересно, знает ли об этом Булава, – подумалось Келси. – Конечно, знает».

– А сами вы кем себя считаете?

Андали пристально смотрела на нее, пока Келси не пожалела, что не может забрать свои слова обратно. Глаза женщины были холодного пронзительного серого цвета.

– Я тирийка, Ваше Величество. Мои дети тирийцы по отцу, каким бы никчемным человеком он ни был, но я ведь не могу отринуть детей вместе с ним, правда?

– Нет… полагаю, не можете.

– Если вы сомневаетесь в моих мотивах, то могу сказать, что поступила на службу к Вашему Величеству в основном ради блага своих детей. Ваше предложение слишком заманчиво для женщины, у которой их столько, сколько у меня, а возможность держать их подальше от отца – просто подарок судьбы.

– В основном ради детей?

– Да, в основном.

Келси чувствовала такое беспокойство, что не могла решиться задать вопрос. Что-то здесь было не так. Эта женщина была слишком образована для той жизни, которую она вела: замужем за чернорабочим, многодетная мать. Она держалась с удивительной невозмутимостью, и Келси готова была поспорить, что это приводило ее мужа в ярость. Она казалась совершенно отстраненной. Только когда речь заходила о ее детях, в ней появлялась какая-то мягкость. Келси прокашлялась.

– Лазарь назначил вас моей камеристкой. Вас это устраивает?

– При условии, что мне позволено будет отлучаться, когда моя младшая болеет или капризничает с чужими.

– Разумеется. Как я и сказала, вы можете приводить ее сюда, когда пожелаете. Мне никогда не доводилось быть в обществе детей.

Закончив эту фразу, Келси вдруг поняла, что сказала нечто, чего не собиралась никому говорить. Что-то неуловимо изменилось, она ясно это почувствовала, будто по комнате пролетел легчайший ветерок. Теперь Андали не просто смотрела на Келси, а внимательно изучала ее оценивающим взглядом своих серых глаз. Она указала в сторону мерзкого туалетного столика.

– Что касается моих навыков, госпожа…

Келси отмахнулась.

– Я верю, что вы умеете делать все, что положено. Могу я называть вас Андали?

– А как же еще вам меня называть, госпожа?

– Мне говорили, что многие женщины при дворе предпочитают, чтобы им давали титулы. Придворная камеристка или что-то в этом роде.

– Я не чванлива, госпожа. Имени будет достаточно.

– Конечно, – с сожалением улыбнулась Келси. – Если бы я могла столь же легко отбросить свои титулы!

– Простому люду нужны символы, госпожа.

Келси обескураженно уставилась на нее. Карлин много раз повторяла те же самые слова, и эхо ее голоса неприятно резануло ухо – Келси уже было решила, что избавилась от него.

– Могу я задать вам неприятный вопрос?

– Разумеется.

– Что вы делали в ночь перед тем, как ваша дочь должна была отправиться в Мортмин?

Андали сжала губы, и Келси вновь почувствовала в ней страсть, которая напрочь отсутствовала при разговорах на другие темы.

– Я не религиозна, госпожа. Сожалею, если вас это тревожит, но я не верю ни в каких богов, и еще меньше – в церковь. Но два дня назад я была ближе к молитве, чем когда-либо. У меня было самое ужасное видение, какое только может быть: мой ребенок лежал передо мной мертвым, и я не в силах была это предотвратить. Она ведь действительно скоро умерла бы. Девочки умирают быстрее мальчиков. Ее бы использовали на черных работах, пока не позврослеет достаточно, чтобы быть проданной для плотских утех. Это при условии, что ей бы посчастливилось не попасть в руки растлителя малолетних прямо по прибытии. – Андали ощерилась, и эта странная гримаса соединила в себе улыбку и болезненный оскал. – В Мортмине на многое закрывают глаза.

Келси попыталась было кивнуть, но не смогла. Карлин рассказывала ей о торговле детьми в Мортмине, но она не могла вымолвить ни слова или даже пошевелиться, видя внезапный гнев Андали. Казалось, в двух шагах от нее пылал костер.

– Борвен, мой муж, сказал, что придется ее отпустить. Я задумала убить его и бежать, но недооценила его. Он хорошо меня знает, видите ли. Он забрал Гли, пока я спала, и отнес ее к своим друзьям. Но где бы я ни искала, везде я видела перед собой лишь ее тело… и кровь, всюду кровь.

Келси подскочила на месте и поспешно пошевелила ногой, делая вид, что у нее свело мышцу. Андали, похоже, ничего не заметила. Пальцы ее скрючились, будто когти хищной птицы, и Келси заметила, что три ногтя на ее пальцах были вырваны с корнем.

– После нескольких часов этих видений, госпожа, мне ничего не оставалось, кроме как молить о помощи всех известных мне богов. Не знаю, можно ли это назвать молитвой, ведь я на самом деле не верила в этих богов ни в тот момент, ни даже сейчас, когда моя дочь спасена. Я молила о помощи из любого источника, даже из тех, что не стоит называть при свете дня.

Когда я пришла на лужайку перед Цитаделью, моя Гли была уже в клетке, потерянная для меня навсегда. Моей следующей мыслью было отослать остальных детей прочь и отправиться вслед за поставкой, но не раньше, чем я убью своего мужа. Я размышляла обо всех способах заставить его корчиться в предсмертных муках у меня на глазах, госпожа, и тут я услышала ваш голос.

Андали встала, так резко, что Келси, повернувшись вслед за ней, почувствовала, как у нее хрустнула шея.

– Полагаю, Ваше Величество желает принять ванну, переодеться и позавтракать?

Келси молча кивнула.

– Я позабочусь об этом.

Когда дверь за Андали закрылась, Келси судорожно выдохнула. Казалось, она очутилась в комнате с привидением. Но не с каким-то безвредным и бесплотным призраком. О нет. Келси склонила голову, опершись на руку, с чувством пугающей уверенности: «Я должна защитить эту женщину и ее детей любой ценой».

– Она сказала тебе, что наполовину мортийка?

– Сказала.

– И это тебя нисколько не смутило?

– Будь на ее месте другая, могло бы смутить.

– Что это значит?

Булава теребил короткий кинжал, пристегнутый к предплечью.

– У меня немного талантов, госпожа, но все они необычные и крайне полезные. Если бы любой из этих людей представлял хоть малейшую опасность для Вашего Величества, я бы почуял это и выгнал их взашей в ту же минуту.

– Она не представляет опасности для меня, с этим я согласна. По крайней мере пока. Но она может быть опасна. Для любого, кто будет угрожать ее детям.

– Но, госпожа, вы ведь спасли ее ребенка. Полагаю, вы обнаружите, что любой, кто вздумает угрожать вам, столкнется с огромной опасностью в ее лице.

– Она холодна, Лазарь. Она безучастна ко всему, кроме своих детей. Она будет служить мне лишь до тех пор, пока это на пользу им.

Булава некоторое время поразмыслил над ее словами, затем пожал плечами.

– Прошу прощения, госпожа, но я думаю, что вы неправы. Но даже если вы и правы, сейчас вы служите интересам ее детей в тысячу крат лучше, чем этот шакал, ее муж, и даже чем могла бы она сама. Зачем себя терзать?

– Если Андали станет опасна для меня, ты поймешь это?

Булава кивнул с уверенностью, за которой чувствовался опыт стольких лет, что Келси решила оставить эту тему.

– Все готово для моей коронации?

– Регент знает, что вы придете во время его аудиенции. Я не уточнял время. Не стоит слишком упрощать ему задачу.

– Он попытается убить меня?

– Скорее всего, госпожа. Регент не умеет скрывать свои намерения, а он готов сделать все, чтобы корона не оказалась на вашей голове.

Келси осмотрела шею в зеркале. После завтрака Булава усадил ее на стул и заново зашил рану, хотя у него шов получился далеко не такой аккуратный, как у Ловкача. Останется заметный шрам.

Андали подыскала ей простое платье в пол из черного бархата. Келси успела заметить, что в моде были платья без рукавов – многие женщины в городе щеголяли обнаженными плечами. Но у самой Келси руки были слишком полными, чтобы она осмелилась выставлять их напоказ, и Андали, похоже, догадалась об этом. Свободные рукава скрывали руки Келси, а вырез был глубоким ровно настолько, чтобы был виден сапфир. Как и следовало ожидать, Андали ловко управилась и с густыми тяжелыми волосами Келси, заплетя их в косу и заколов в высокую прическу. Умения камеристки оказались выше всяких похвал, но даже черное платье не могло скрыть всех недостатков фигуры Келси. Она с минуту посмотрела на себя в зеркало, стараясь придать своему виду больше уверенности, чем чувствовала.

Одна из ее прародительниц, кажется, бабушка по материнской линии, была известна в народе как Королева Прекрасная – первая в роду прославленных красавиц. Перед глазами Келси возникло лицо Ловкача, и она грустно улыбнулась своему отражению, после чего отвернулась и пожала плечами.

«Я стану чем-то большим, чем просто красавицей».

Булава протянул ей нагрудник от доспехов Пэна, и Келси покачала головой:

– Нет.

– Госпожа, это необходимо.

– Не сегодня, Лазарь. Это произведет плохое впечатление.

– Равно как и ваш труп.

– Разве Пэну не нужны его доспехи?

– У него есть запасные.

– Я не стану их надевать.

Булава взглянул на нее с каменным лицом.

– Вы уже не ребенок. Так и не ведите себя по-детски.

– А не что что?

– А не то я приведу сюда еще пару стражников, чтобы они держали вас мертвой хваткой, пока я буду насильно надевать на вас эти доспехи. Вы правда этого хотите?

Келси понимала, что он прав. Она поняла это еще в тот момент, когда он протянул ей доспех, и сама не знала, зачем спорит. Она и правда вела себя как дитя. Она помнила подобные споры с Карлин из-за уборки комнаты.

– На меня плохо действует, когда мне приказывают, Лазарь. Я никогда этого не переносила.

– Да что вы говорите. – Булава снова потряс доспехами, сохраняя неумолимое выражение лица. – Вытяните руки.

Келси послушалась, поморщившись.

– Мне нужны собственные доспехи, и поскорее. Что это за королева, которую втискивают в мужскую броню.

Булава усмехнулся:

– Вы будете не первой королевой этой страны, которую путают с королем.

– Господь и так обделил меня женственностью. Мне хотелось бы сохранить хотя бы то, что есть.

– Позже, госпожа, я представлю вам Веннера и Фелла, ваших оружейников. Женские доспехи не пользуются большим спросом, но я уверена, что они смогут их найти. Они хорошо знают свое дело. Но до тех пор, выходя из Королевского Крыла, вы будете надевать доспехи Пэна.

– Чудесно. – Келси глубоко вдохнула, пока он затягивал ремни у нее на руках. – Они даже не закрывают мне спину.

– Я буду прикрывать вашу спину.

– Сколько сейчас человек в Королевском Крыле?

– В общей сложности двадцать четыре, госпожа. Тринадцать стражников, три женщины и семеро детей. И, конечно, Ваше сговорчивое Величество.

– Иди ты в задницу, – ругнулась Келси. Она услышала это выражение во время игры в покер у Ловкача, и оно показалось идеально подходящим к случаю, хотя она и не была уверена, что употребила его правильно. – А сколько людей мы сможем здесь поселить, сохраняя безопасность?

– Намного больше, и мы собираемся это сделать, – ответил Булава. – У пятерых стражников семьи живут в укрытии. Как только мы здесь все обустроим, я по очереди пошлю их за родными.

– Какое у всех настроение?

– Тревожное, госпожа.

– Мне нужно ознакомиться с текстом Мортийского соглашения, и как можно скорее.

– Я велю принести вам копию.

Келси послышалось неодобрение в его голосе.

– Я неправильно поступила вчера?

– Что теперь толку рассуждать, правильно или неправильно? Дело сделано, и теперь всем нам предстоит разбираться с последствиями. Вам нужно будет быстро принять несколько решений.

– Это я могу. Но сначала я хочу прочитать соглашение. В нем должна быть какая-нибудь лазейка.

Булава покачал головой.

– Если бы она была, ее бы уже нашли.

Келси нахмурилась, отвернулась, и ее взгляд вновь упал на пустые книжные полки. С каждой минутой они беспокоили ее все больше. Книжные полки не должны пустовать.

– В городе есть библиотека?

– Что?

– Библиотека. Общественная библиотека.

Булава глянул на нее с недоумением:

– Книги?

– Да, книги.

– Госпожа, – заговорил Булава размеренным терпеливым тоном, будто с малым ребенком, – в этом королевстве больше двух столетий не было ни одного действующего печатного станка.

– Это я знаю, – раздраженно бросила Келси. – Я спрашиваю не о том. Я спросила, есть ли здесь библиотека.

– У кого же найдется столько книг, чтобы хватило на библиотеку?

– У дворян. Наверняка у кого-то из них сохранились фамильные библиотеки, которыми никто не пользуется.

Булава пожал плечами:

– Никогда о таком не слышал. Но даже если и так, открывать их для народа никто бы не стал.

– Почему?

– Госпожа, даже если кто-нибудь вздумает сорвать самый назойливый и никому не нужный сорняк в дворянском саду, на него тут же спустят всех собак. Я уверен, даже если у них и есть книги, большинство все равно их не читает, но никто не отдаст их задаром.

Келси уныло уставилась на пустые полки. Она подумала о библиотеке Карлин, где три стены были снизу доверху уставлены переплетенными в кожу томами – художественная литература справа, документальная слева. Мало что в жизни она любила больше, чем усесться в библиотеке с чашкой чая. Был в библиотеке один уголок, куда проникал свет через окно и оставался там до раннего вечера, и Келси любила устроиться в этом уголке воскресным утром, чтобы почитать. Однажды на Рождество, когда ей было лет восемь или девять, она спустилась и обнаружила в библиотеке подарок от Барти: стоящее ровно посреди этого светового пятна большое встроенное кресло с мягкими подушками и надписью «Уголок Келси» на левом подлокотнике. Воспоминание о блаженном ощущении от погружения в это кресло было столь ярким, что Келси даже почудился запах стоящих в духовке булочек с корицей и щебетание скворцов, по обыкновению суетившихся с утра вокруг коттеджа.

«Барти», – подумала она, и на глаза ее навернулись слезы. Ей показалось очень важным, чтобы Булава их не заметил. Она пошире распахнула глаза, чтобы не дать слезам скатиться по щекам, и решительно уставилась на пустые полки, напряженно размышляя. Откуда у Карлин взялись все ее книги? Бумажные книги превратились в раритет еще задолго до Переселения – переход на электронные книги привел к упадку книгопечатания. На самом деле уверенность в том, что электроника никогда не подведет человечество, стала одной из величайших ошибок, спровоцировавших Переселение. Многие из книг Карлин были невероятно древними. В них даже были фотографии, хотя это искусство было утрачено даже еще раньше. Келси провела всю свою жизнь рядом с роскошной библиотекой Карлин и принимала это как должное. Ей никогда не приходило в голову, что это собрание было бесценным в мире, где нет книг. Библиотека всегда казалась ей единым целым, которое не подлежит перемещению, но на самом деле это было не так. Она состояла из нескольких тысяч отдельных томов, а их вполне можно перевезти.

– Я хочу, чтобы сюда привезли все книги из коттеджа Барти и Карлин.

Булава закатил глаза.

– Ну уж нет.

– На это может уйти целая неделя, а то и две, если пойдет дождь.

Он закончил пристегивать тяжелую металлическую пластину ей на плечо.

– К тому же мортийцы наверняка уже давно сожгли коттедж дотла. У вас не так много верных людей, госпожа, неужели вы действительно хотите рисковать кем-то из них ради дурацкой прихоти?

– В королевстве моей матери книги, быть может, и были дурацкой прихотью, Лазарь, но не в моем. Ты меня понял?

– Я понял, что вы молоды и склонны перегибать палку, госпожа. Нельзя добиться всего и сразу.

– То, что откладывается на потом, часто остается несделанным, Лазарь, в особенности в государственных делах.

– Да, госпожа, если разбрасываться властью по мелочам, легко пустить ее всю на ветер, в особенности в государственных делах.

Не найдя, что на это возразить, Келси снова повернулась к зеркалу. Ей вспомнились слова Барти. Они были сказаны всего неделю назад, но ей казалось, что с тех пор прошла целая жизнь.

– Откуда берется еда, которую мне подают?

– Еда не опасна, госпожа. Кэрролл не доверял дворцовым кухням, так что он велел соорудить отдельную кухню прямо здесь, – Булава указал на дверь. – Среди женщин, которых мы привели с собой, есть одна крошка по имени Милла. Она готовила завтрак для всех сегодня утром.

– Было вкусно, – заметила Келси. Было и правда очень вкусно – оладьи и фрукты с чем-то вроде сливок. Келси съела две порции.

– Милла уже объявила кухню своей территорией и настроена весьма серьезно. Я сам едва осмеливаюсь заходить туда без ее разрешения. Думаю, она сумеет прокормить нас всех.

– Но откуда берутся сами продукты?

– Об этом не волнуйтесь. У нас надежные поставщики.

– Женщины не кажутся напуганными?

Булава отрицательно покачал головой.

– Разве что слегка беспокоятся за детей. У одного из малышей рвота, я уже послал за доктором.

– За доктором? – изумилась Келси.

– Я знаю двух настоящих врачей в городе.

– Оба мортийцы?

Булава кивнул.

– К одному мы уже обращались раньше. Он жадный, но не обманщик. Сойдет, чтобы позаботиться о ребенке.

– Двое настоящих врачей, – повторила Келси, качая головой.

– Вам бы стоило лично побеседовать с женщинами попозже, сегодня или завтра, чтобы успокоить их. Но пока, я полагаю, они рады уже тому, что у их детей есть кров и стол.

– Многое предстоит сделать, верно? Не знаю, с чего и начать.

– Начните с успешной коронации. – Булава затянул последний ремешок на ее руке и сделал шаг назад. – Готово. Пойдем.

Келси сделала глубокий вдох и вышла вслед за ним из комнаты. Они оказались в просторном помещении, футов двухсот от стены до стены, с таким же высоким потолком, как в спальне ее матери. Пол и стены были из того же серого камня, что и фасад Цитадели. Окон в помещении не было, свет давали только факелы, закрепленные на стенах. В левой стене был проем, от которого начинался длинный, футов пятидесяти, коридор со множеством дверей, в конце которого была еще одна дверь.

– Комнаты стражников и прислуги, госпожа, – пояснил Булава.

Справа от нее стена сообщалась с помещением, которое явно было кухней – Келси слышала грохот посуды. Булава сказал, это была идея Кэрролла. Хорошая идея – Барти говорил ей, что в дворцовых кухнях, расположенных примерно десятью этажами ниже, работали больше тридцати человек, а входов и выходов там было слишком много, чтобы гарантировать безопасность.

– Думаешь, Кэрролл погиб?

– Да, – ответил Булава, и на лицо его набежала мимолетная тень. – Он сам это знал. Он всегда говорил, что погибнет, когда повезет вас назад, а я никогда ему не верил.

– У него ведь остались жена и дети. Я пообещала ему позаботиться о них, тогда, на поляне.

– Об этом подумаете позже, госпожа. – Булава повернулся и принялся выкрикивать указания стражникам, стоявшим вдоль стен. Из комнат в конце коридора вышли еще несколько стражников. Они окружили Келси столь плотным кольцом, что она не видела ничего, кроме их плеч и доспехов. Похоже, большинство стражников недавно приняли ванну, но в воздухе все равно витал крепкий мужской запах лошадей, мускуса и пота, от которого она чувствовала себя не в своей тарелке. В коттедже у Барти и Карлин всегда пахло лавандой, любимым цветком Карлин, и, хотя Келси раздражал этот назойливый запах, она хотя бы всегда точно знала, где находится.

Мерн протиснулся на свободное место позади нее, замкнув кольцо. Келси хотела было поприветствовать его, но передумала. По его виду было похоже, что он не спал несколько дней: лицо бледное, глаза покраснели. Справа от нее стоял Дайер, с решительным и воинственным выражением на лице. Пэн был слева, и Келси улыбнулась, увидев, что он невредим.

– Утро доброе, Пэн.

– Госпожа.

– Спасибо, что одолжил мне свою лошадь. Я верну твои доспехи, как только смогу.

– Оставьте их себе, госпожа. Вчера вы сделали доброе дело.

Келси покраснела.

– Возможно, ничего от этого не изменится. Я обрекла себя на гибель.

– И нас всех вместе с вами, госпожа, – заметил Дайер.

– Заткнись, Дайер! – огрызнулся Пэн.

– Сам заткнись, недомерок. Как только она поймет, что поставка не пришла, она мобилизует свою армию. И ты тоже огребешь.

– Все мы огребем, – прогремел сзади Элстон. Слова сквозь выбитые зубы звучали по-прежнему неразборчиво, но теперь его уже было не так сложно понять. – Не слушайте Дайера, госпожа. Мы все видели, как эту страну затягивает в трясину. Возможно, вы пришли слишком поздно, чтобы спасти ее, но попытка – хорошее дело все равно.

– Верно говоришь, – раздался чей-то голос позади нее.

Келси оказалась избавлена от необходимости отвечать благодаря Булаве, который протиснулся через группу стражников, встав справа от нее.

– Встаньте плотнее, парни, – пророкотал он. – Если я смог пролезть, сможет и любой другой.

Келси покачала головой:

– Сомневаюсь.

Путь в Большой зал лежал сквозь многочисленные низкие серые коридоры, освещенные факелами. Келси подозревала, что Булава повел их кружным путем, но все равно эти бесконечные коридоры, лестницы и туннели ошеломили ее. Хорошо бы раздобыть карту.

На пути им встречались многочисленные мужчины и женщины в белых одеждах и низко надвинутых капюшонах. Из рассказов Карлин Келси знала, что это дворцовые слуги. В Цитадели были как горничные и водопроводчики, так и множество бесполезной прислуги: бармены, парикмахеры, массажистки, а то и кто похуже. Всем им платили из казны. Слугам положено было вести себя незаметно, пока не понадобятся их услуги, и они с готовностью уступали дорогу Келси и ее стражникам, вжимаясь в стены. Когда им встретился двадцатый по счету слуга, Келси начала злиться, и, сколько бы она ни кусала себя за щеку, успокоиться не удавалось. Вот на что уходили налоги граждан: на роскошь. На роскошь и клетки.

Наконец, они миновали небольшой вестибюль и оказались перед массивными двойными дверями из дуба. Келси показалось, что это не тирский дуб – поверхность, покрытая искусной резьбой в виде знаков зодиака, была слишком гладкой. Тирский дуб плохо подходил для тонкой резьбы – в детстве Келси пробовала вырезать из него фигурки, но обнаружила, что дерево лишь крошится на куски. Она хотела получше рассмотреть двери, но не успела: при ее приближении они открылись сами по себе, и группа стражников увлекла ее дальше.

Слева от нее глашатай возвестил:

– Наследная принцесса!

Келси поморщилась от этих слов, но тут же забыла об этом. Она оказалась в зале такого размера, какой она не могла себе даже представить. Потолки были не меньше двухсот футов в высоту, а противоположная стена была так далеко, что она не могла различить лица тех, кто около нее стоял.

Пол был выложен огромными плитами красного камня, каждая футов тридцати в квадрате. Массивные белые колонны были, очевидно, из кадарского мрамора. За колонны Келси приняла и мощные потоки света, что падали из световых люков на потолке. Но посмотрев наверх, она увидела далеко в вышине солнце, сиявшее сквозь отверстия, казавшиеся с такого расстояния не больше булавочной головки. Освещенный факелами зал, рассеченный этими столпами ослепительно-белого света, производил впечатление чего-то потустороннего. Они прошли сквозь один из столпов света, и Келси на мгновение ощутила жар солнца на руке.

За исключением звуков, сопровождающих их движение, в огромном зале царила мертвая тишина. Стражники Келси слегка расступились, позволив ей посмотреть на толпу – плотные ряды мужчин и женщин, очевидно, дворян. В их одеяниях преобладал бархат алого, черного и синего цветов. Бархат производился исключительно в Калле, и достать его в обход мортийской таможни было невозможно. Неужели все эти люди вели дела с Мортмином? Куда ни глянь, Келси видела густо накрашенные лица, как женские, так и мужские: густо подведенные глаза, напомаженные губы, а какой-то лорд, кажется, был даже напудрен. Многие щеголяли замысловатыми прическами, на создание которых наверняка ушел не один час. У одной дамы волосы были уложены дугой, напоминающей траекторию рыбы, выскочившей из воды. Дуга начиналась у правого уха и заканчивалась у левого. Конструкцию довершала серебряная диадема, усыпанная аметистами. Даже неопытный взгляд Келси распознал в ней исключительно тонкую работу. Но толку от этого украшения было мало: лицо дамы кривилось, будто она была готова в любой момент выразить неудовольствие по любому поводу, не исключая собственной прически.

К горлу Келси подступал смех – невеселый, рожденный в глубинах ее гнева. Прическа дворянки была даже не самой нелепой деталью в этой толпе. Повсюду высились шляпы: всех цветов радуги, огромные и вычурные, с широкими полями и островерхими тульями. Головные уборы были украшены драгоценными камнями, золотом и перьями. Несколько раз Келси даже попались на глаза перья кадарских павлинов – роскошь, которую наверняка можно было раздобыть лишь на черном рынке. Некоторые шляпы были столь широки, что занимали больше места, чем их владельцы. Келси заметила мужчину и женщину, которые, судя по одинаковым узорам на синих плащах, явно были супружеской парой, но из-за ширины своих шляп они вынуждены были стоять на расстоянии больше двух футов друг от друга. Почему-то это разозлило Келси больше, чем все, что она видела с момента приезда в Новый Лондон. Почувствовав на себе ее взгляд, супруги сделали неглубокий реверанс и улыбнулись, но Келси отвернулась от них.

Глаза Булавы были прикованы к узкой отрытой галерее, которая шла вдоль всей левой стены над их головами. Проследив за его взглядом, Келси увидела, что галерея была забита людьми, но явно не дворянского происхождения. Одежда их была темной и простого кроя. Лишь кое-где мелькали вспышки золота. Купцы, догадалась Келси, – достаточно влиятельные, чтобы получить доступ в Цитадель, но недостаточно родовитые, чтобы оказаться в самом зале. Бедняков в этой толпе явно не было, ни одного.

На нее смотрели сотни глаз. Келси чувствовала их на себе, но казалось, между ней и толпой пролегали тысячи миль. Вот он, подвох, который чудился ей в доводах Барти. «Я больше не безвестна, – признала она про себя, – но все еще одинока. Больше, чем когда-либо».

В конце зала на возвышении стоял трон, ослепительно сверкавший даже в свете факелов. Он был выкован из цельного куска чистого серебра, которому придали обтекаемую форму: элементы плавно перетекали один в другой, от подлокотников к сиденью и основанию. Высокая изогнутая спинка трона была не меньше десяти футов высотой и украшена барельефом со сценами из эпохи Переселения. Это было великолепное произведение искусства, но, как и в случае со многими реликвиями тирской династии, имя его создателя было неизвестно, и теперь трон превратился в немое напоминание о давно минувших временах.

По всем законам никто не должен был сидеть на этом троне с того самого дня, когда умерла ее мать, но Келси не удивилась, увидев на нем мужчину. Ее дядя был невысоким темноволосым человеком с завитой бородкой, которая, как она успела понять, была последним писком столичной моды и с первого взгляда вызвала у Келси стойкую неприязнь. Пока девушка шла к трону, дядя теребил бородку, накручивая ее на указательный палец тугими кольцами. На нем был плотно облегающий оранжевый комбинезон, выставлявший его фигуру в не слишком выгодном свете. Возможно, когда-то он был мускулист, но теперь его тело обрюзгло и напоминало приплюснутый мешок, грузно покоившийся на троне. Лицо его было бледным и опухшим, глаза глубоко посажены, а заметные капилляры на крупном носу и одутловатые щеки выдавали беспутный образ жизни. Алкоголизм, а то и что-нибудь более экзотическое, моментально поняла Келси. Она знала, но сама не понимала откуда: если и был в этом мире какой-нибудь особо дорогостоящий порок, ее дядя с восторгом ему предавался. Он наблюдал за ней взглядом, полным безразличия. Одна рука держалась за бороду, пальцы другой рассеянно барабанили по подлокотнику. Он был хитер (это Келси тоже внезапно уловила), но труслив. Это был человек, на протяжении многих лет пытавшийся ее убить, но все же она его не боялась.

У ног Регента, на нижней ступеньке помоста, неподвижно сидела рыжеволосая женщина и смотрела в пустоту. Она была необыкновенно красива, несмотря на отсутствующий взгляд. Лицо ее представляло собой идеальный овал, почти симметричный, с тонким, изящно вздернутым носом и чувственным ртом. Она была облачена в нежно-голубую газовую материю, тонкую, почти прозрачную, которая не скрывала гибкое и соблазнительное тело. Через полупрозрачную ткань виднелись соски – два розовых бугорка, выступавших из-под платья. Келси на мгновение задумалась о том, что же в голове у мужчины, который платит своим женщинам за то, чтобы те одевались, как потаскухи, но тут рыжеволосая красавица подняла голову, и Келси с шипением выпустила воздух сквозь зубы. На шее женщины был ошейник, притом довольно тесный – под ним кожа была воспаленной и вспухшей. Веревка змеилась вверх по ступеням помоста, и другой ее конец лежал в руке Регента.

По сигналу Булавы стража Келси остановилась перед помостом. Ее дядю окружала собственная охрана, но беглого сравнения со стражей Королевы было достаточно, чтобы понять, где истинные воины, а где кучка наемников. Люди Регента были одеты в помпезную униформу темно-синего цвета, а держались они столь же надменно-расслабленно, как и он сам. Когда их взгляды встретились, Келси с удивлением обнаружила, что глаза ее дяди были такого же глубокого зеленого цвета, как у нее. Это действительно ее кровный родственник, причем единственный оставшийся в живых. Эта мысль заставила ее на секунду замереть. Но затем ее взгляд снова упал на женщину в ошейнике, сидевшую на полу, и в висках у нее настойчиво застучала кровь. Она больно укусила себя за щеку, обрадовавшись медному привкусу крови во рту, затем повернулась к дяде, разжав кулаки и постаравшись придать своему голосу спокойный, уверенный тон:

– Приветствую тебя, Регент. Я пришла, чтобы быть коронованной.

– Приветствую тебя, Престолонаследница, – ответил ее дядя сдавленным гнусавым голосом. – Но, разумеется, нам потребуются доказательства.

Накануне, на лужайке перед Цитаделью, Келси заметила, что цепочка с кулоном как будто не хочет сниматься с ее шеи, легонько покалывая кожу. Сегодня дело обстояло еще хуже: она чувствовала, как кулон тянет кожу, будто под нею снует кучка муравьев.

«Кулон хочет снова оказаться у меня на шее» – эта мысль показалась ей одновременно отталкивающей и радостной. Она подняла кулон высоко над головой, позволяя дяде его рассмотреть. Как только он кивнул, она повернулась и продемонстрировала украшение собравшейся в зале толпе.

– А где второй кулон? – спросил Регент.

– Это не ваша забота, дядя. У меня при себе тот камень, с которым меня отослали из Цитадели, и этого доказательства достаточно.

Он махнул рукой, будто все это не имело значения.

– Конечно, конечно.

Келси удивленно моргнула. Неужели он правда был настолько глуп, что считает, что ее присутствие здесь ничего не значит? Разумеется, нет, раз он назначил награду за ее голову. Или он надеялся на свой союз с Мортмином? Что ж, скоро станет ясно, чего он стоит.

– Где метка? – внезапно спросил дядя.

Келси улыбнулась, обнажив зубы, закатала рукав платья и повернула к свету внутреннюю сторону предплечья. В свете свечей шрам от ожога казался не столь уродливым, но все же был отчетливо виден: кто-то взял раскаленный кинжал и приложил его к детской ручке. На мгновение Келси увидела перед собой эту картину: темная комната, горящий камин и истошный вопль младенца, который впервые в жизни ощутил настоящую боль.

«Кто сделал это? – задумалась она. – Кто был на такое способен?»

При виде шрама Регент, похоже, расслабился, опустив плечи под бременем неизбежного. Келси, которой довелось тщательно изучить только лица Барти и Карлин, была поражена, насколько легко она читает по лицу этого человека. Связано ли это с тем, что они родственники? Возможно… как известно, кровное родство способно проявляться самым причудливым образом. Но скорее причина была в том, что дядя ее был весьма заурядным человеком, состоящим сплошь из жадности и чревоугодия. Ему не нравилась неопределенность, даже если она играла ему на руку. Ясность приносила ему облегчение.

– Итак, моя личность подтверждена, – объявила Келси. – Теперь приступим к коронации. Где священник?

– Я здесь, госпожа, – раздался позади нее тонкий дрожащий голос. Обернувшись, Келси увидела, как из-за ближайшей колонны в ее сторону двигается высокий худощавый мужчина лет шестидесяти. На нем была простая белая ряса безо всяких украшений – форменное облачение священника, не поднявшегося высоко в церковной иерархии. Лицо его было аскетичным, истощенным и бледным, а волосы и брови поблекли и потеряли весь цвет, будто жизнь высосала из него все краски. Он напомнил Келси оленя, которого однажды подстрелил Барти. Они преследовали его три мили, а когда, наконец, догнали, тот взирал на них растерянно, будто спрашивал, за что они с ним так поступили.

– Отлично сработано, Лазарь, – пробормотала Келси.

Священник остановился футах в десяти от стражников Келси и поклонился.

– Госпожа, меня зовут отец Тайлер. Для меня огромная честь провести вашу коронацию. Могу я узнать, где корона?

– Ах, – ответил Регент, – с этим возникли сложности. Незадолго до своей смерти моя сестра надежно припрятала корону. С тех пор нам так и не удалось ее найти.

– Ну разумеется, – процедила Келси. Ей следовало ожидать дешевых трюков вроде этого. Корона была лишь символом, но все же важным инструментом – настолько, что Келси не доводилось слышать, чтобы кто-нибудь стал монархом, не водрузив себе на голову какой-нибудь ювелирный шедевр. А хуже всего было то, что ее дядюшка скорее всего действительно приложил невероятные усилия, разыскивая корону, чтобы носить ее. Если уж он за столько лет не нашел этот предмет, вряд ли его удастся найти теперь.

Священник чуть не плакал, переводя встревоженный взгляд с Келси на Регента и заламывая руки.

– Что ж, это будет сложно, Ваше Высочество. Я… я не представляю, как провести церемонию без короны.

Толпа беспокойно зашевелилась. Келси слышала странный шелест бесчисленных голосов в необъятном зале. Повинуясь внезапному порыву, она вытянула шею, глядя поверх головы священника, и обвела глазами толпу. Она без труда нашла ту, кого искала: дугообразная прическа на целый фут возвышалась над окружающими.

– Лазарь, видишь ту женщину с чудовищной прической? Мне нужна ее диадема.

Булава всмотрелся в толпу с растерянным выражением.

– Что такое диадема?

– Серебряная штуковина у нее в волосах.

Булава щелкнул пальцами.

– Корин, скажи леди Эндрюс, что ей возместят убытки за счет Короны.

Корин поспешно спустился по ступенькам, и Келси снова повернулась к священнику:

– Святой отец, сгодится ли диадема, пока мы не найдем настоящую корону?

Отец Тайлер кивнул, и она заметила, как у него нервно подрагивает кадык. Келси пришло в голову, что в своем неприятии Церкви Господней она полагала, что и та относится к ней с равной неприязнью. Но священники-то вполне могли считать, что она была воспитана в церковной традиции и даже искренне верует. Когда священник сделал еще один осторожный шаг вперед, Келси постаралась улыбнуться как можно шире, пока наконец ее улыбка не стала искренней.

– Спасибо, что почтили нас своим присутствием, святой отец.

– Это вы почтили меня своим приглашением, госпожа, – ответил священник, хотя Келси почувствовала за его безмятежным тоном глубокую тревогу. Он боялся гнева церковного начальства?

– Да как вы смеете! – завопила женщина, и за этим сразу же последовал звонкий звук пощечины. Келси глянула в просвет между плеч Элстона и Дайера и увидела, что в зале шла нешуточная потасовка. Когда толпа расступилась, она мельком углядела Корина, чьи руки мертвой хваткой впились в пышную прическу. Затем он снова исчез из вида.

Плечи Элстона подрагивали, и, подняв глаза, Келси обнаружила, что он покраснел от еле сдерживаемого смеха. И не он один: со всех сторон раздавались сдавленные смешки. Мерн, стоявший сзади и по левую руку от нее, откровенно хихикал, отчего на его бледном лице появились хоть какие-то краски. Даже Булава плотно сжал челюсть ладонью, хотя уголки его рта все равно подрагивали. Келси еще не доводилось видеть Булаву смеющимся, не суждено было и в этот раз, уголки его губ на миг приподнялись, но тут же расслабились, и вот он уже снова пристально изучает галерею.

Наконец Корин появился из толпы с диадемой в руках. Вид у него был такой, словно он только что вылез из тернового куста. Одну его щеку украшала длинная уродливая царапина, другая сильно покраснела, а рукав был разодран. За его спиной дворянка с выражением оскорбленного достоинства удалялась по направлению к двери. Ее замысловатая прическа была безнадежно испорчена.

– Что ж, вы потеряли леди Эндрюс, – прошептал Пэн.

– Больно она мне нужна, – ответила Келси, почувствовав внезапный острый прилив гнева. – Мне не нужен никто, кто носит подобные прически.

Корин подал диадему священнику и занял свое место в переднем ряду стражи.

– Пора бы мне перестать заимствовать чужое имущество, – пробормотала Келси и заметила, как на лице Пэна промелькнула улыбка, прежде чем он снова ухватился за меч. Повернувшись к священнику, Келси указала на трон:

– Давайте разделаемся с этим поскорее, святой отец. Я бы не хотела подвергать вашу жизнь дальнейшей опасности.

Эти слова произвели желаемый эффект: отец Тайлер побледнел и метнул беспокойный взгляд через плечо. Келси на мгновение пожалела его, задумавшись, как часто ему позволяют покидать Арват. Карлин рассказывала, что некоторые священники всю жизнь проводят в белой башне, покидая ее только в гробу.

Стражники слегка перестроились, чтобы Келси смогла встать на колени у основания помоста, лицом к трону. Каменный пол был холодным и неровным, больно впиваясь в колени, и Келси подумала, долго ли ей придется пробыть в таком положении. Стражники тесно обступили ее. Половина из них повернулись лицом к Регенту и его охране, остальные сосредоточили свое внимание на толпе. Отец Тайлер подошел так близко, как позволил ему Корин, остановившись футах в пяти от Келси.

Булава стоял прямо за ее правым плечом, рядом с Мерном. Когда Келси, извернувшись, посмотрела на него, она обнаружила, что в одной руке он держит меч, а во второй – булаву, которая была все так же заляпана засохшей кровью. Лицо Булавы было исполнено спокойствия, но за этим умиротворением таилась угроза: это было лицо человека, столь расслабленно и спокойно относящегося к смерти, что, казалось, он бросает ей вызов. Однако остальные стражники были на взводе и разом обнажили мечи, когда в толпе чихнула какая-то женщина.

Сапфир Келси снова начал жечь ей кожу. Вчера на лужайке он горел адским пламенем, но когда Келси осмотрела с утра свою грудь, на ней не было ни одной отметины. И все же она знала, что, если сейчас извлечет сапфир из-под брони, он будет излучать яркий синий свет, и снова случится что-то необыкновенное. Но с церемонией надо было покончить, иначе двигаться дальше будет невозможно.

Отец Тайлер начал так тихо что-то бормотать, что аудитория явно его не слышала. Похоже, он собирался произнести монолог о величии Бога и его связи с монархией, так что Келси на некоторое время перестала вслушиваться. Она украдкой посмотрела через плечо, но в толпе никто не двигался. Ближе к задней стене, почти скрытый за колоннами, стоял человек, в котором она без труда узнала Арлена Торна. Его скелетообразная фигура в сочетании с плотно облегающей синей униформой делала его похожим на богомола. Брови его были сосредоточенно нахмурены, и Келси поняла, что ей не нравится наблюдать, как этот человек думает. Ловкач назвал Торна дельцом, но это делало его еще опаснее – то, что Келси натворила накануне, не сулило никакой прибыли. Она пока не решила, что делать с Бюро переписи, но уже точно знала, что Торн возглавлять его больше не будет, и он наверняка тоже это понимал. Поймав на себе взгляд Келси, он перестал хмуриться и отвернулся.

Священник извлек из складок своей сутаны старинную Библию и принялся читать что-то о правлении царя Давида. Келси сжала челюсти, чтобы подавить зевок. Она прочла Библию от корки до корки. Там было несколько увлекательных историй, в том числе и та, что про царя Давида, но это была всего лишь красивая сказка. Библия в руках священника явно была очень древней – страницы ее были хрупкими, как и он сам. Глядя на нее, Келси вдруг осознала, что у Церкви наверняка есть книги. История свидетельствовала, что каждый раз, когда человечество переживало очередную катастрофу и простой народ оставался неграмотным, Церковь сохраняла книги. Она смотрела на бормочущего священника и размышляла: «Мне надо завоевать его доверие, даже если придется пойти на откровенную ложь».

Она снова подумала о книгах Карлин, которые стояли без присмотра в коттедже, и в груди ее всколыхнулась паника. На коттедж могли набрести вандалы или даже просто дети, бродящие по лесу в поисках дров. Именно это и случилось с большинством книг, сохранившихся во времена Переселения: отчаявшиеся люди использовали их в качестве топлива для обогрева. Нужно, чтобы кто-то отправился туда и забрал всю библиотеку, причем немедленно. Как только закончится эта церемония.

Отец Тайлер теперь стоял на расстоянии двух шагов от Келси, сжимая в одной руке корону. Она почувствовала, как ее стражники напряглись и привстали на цыпочки, услышала справа от себя клацанье меча, извлекаемого из ножен. Отец Тайлер глянул через ее плечо и поморщился – надо думать, выражение лица Булавы было устрашающим. Священник потерял нужную строчку в книге и на мгновение замешкался, уставившись на страницу.

И тут все произошло одновременно. Позади кто-то крикнул, и Келси ощутила острую боль в левом плече. Булава прижал ее к полу, заслоняя ее своим телом. Где-то на другом конце света в толпе завизжала женщина.

Со всех сторон раздавался лязг мечей. Келси с трудом шевельнулась под тяжестью Булавы, пытаясь достать из сапога свой нож. Ощупав свободной рукой плечо, она наткнулась на рукоять кинжала, торчащую прямо над ее лопаткой. Когда пальцы Келси дотронулись до нее, все ее тело до кончиков пальцев ног пронзила боль.

«Меня закололи кинжалом, – в полузабытьи подумала она. – Булава все-таки не сумел прикрыть мою спину».

– Гален! Галерея! Галерея! – прорычал Булава. – Поднимись туда и разгони людей! – Тут он вскочил, и Келси с трудом поднялась на ноги, сжимая в руке нож. Вокруг нее шло сражение. Трое пытались пронзить Булаву своими длинными мечами. Вокруг них мельтешили стражники ее дяди в синих униформах.

Почувствовав позади дуновение ветерка, Келси резко обернулась, обнаружив, что ей в шею упирается меч. Она пригнулась, проскочила под рукой нападавшего и вонзила ему нож между ребер. На лицо ей брызнула горячая жидкость, и она закрыла глаза, ослепленная красным. Убитый рухнул на нее, пригвождая к полу. От удара кинжал глубже вонзился в спину, вызвав ярчайшую вспышку боли. Келси сжала зубы, подавляя рвущийся наружу крик, и сбросила с себя труп. По ее лицу текла кровь, но она не обращала на это внимания. Она вытерла глаза рукавом и вытащила свой нож из ребер покойника, приказав себе подняться на ноги. Глаза ее застилала серая дымка, затуманившая все вокруг. Чья-то рука схватила ее за здоровое плечо, и она неистово полоснула по ней ножом.

– Госпожа, это я!

– Лазарь! – выдохнула она.

– Спина к спине! – скомандовал Булава, потянув ее за собой, и Келси прислонилась к его спине, лицом к толпе, слегка пригнувшись, чтобы защитить раненое плечо. Она держала перед с собой нож с самым грозным видом, на какой была способна, жалея о том, что у нее нет меча, хотя она и не представляла, как им пользоваться. С лезвия капала багровая жидкость, оставляющая липкие следы на руке. Она вспомнила, что Барти преподнес ей этот нож на десятый день рождения, в выкрашенной в золотой цвет шкатулке с маленьким серебряным ключиком. Шкатулка и сейчас лежала где-то в ее седельных сумках наверху. Она наконец использовала его против живого человека и подумала, что Барти бы ею гордился. Но тут ее видение заслонила собой чернота.

Теперь перед ней стоял Пэн, сжимавший по мечу в каждой руке. Стражник Регента сделал выпад, пытаясь прорваться вперед, но Пэн ловко обвел его сбоку и, погружая меч в грудную клетку противника, отсек ему руку на уровне бицепса. Тот издал высокий протяжный стон, и его отрезанная конечность приземлилась в нескольких шагах на каменные плиты. Он рухнул на пол, и Пэн снова принял оборонительную позицию, нисколько не смущенный капающей с меча кровью. Спустя мгновение к нему присоединился Мерн, лицо и светлые волосы которого были запятнаны алым. Мерн повернулся, чтобы посмотреть на Келси, и она увидела, что его лицо стало еще бледнее – казалось, он вот-вот упадет в обморок.

Боковым зрением Келси заметила, как на нее надвигаются какие-то люди, и качнулась в их сторону, стараясь покрепче ухватиться за скользкую рукоять ножа. Но это были всего лишь Элстон и Кибб, вставшие по обе стороны от Келси. С их мечей тоже капала кровь. Кибб был ранен, на руке красовался глубокий порез, похожий на звериный укус, но в остальном они, кажется, были целы. Сражение начинало стихать, звон мечей становился тише. Арлен Торн исчез.

Отец Тайлер сжался в комок у ближайшей колонны, прижимая к груди свою Библию и с ужасом уставившись на труп в синей форме, лежащий в луже крови у основания помоста. Казалось, он готов потерять сознание, и Келси вновь захлестнул прилив жалости к нему: этот человек вряд ли был особенно силен даже в молодости, а ведь он был уже далеко не молод.

«Нужно, чтобы он пришел в себя, – прозвучал в ее голове незнакомый стальной голос. – И поскорее». Келси кивнула, ошеломленная этими холодными интонациями. Просто удивительно, до чего малозначительной и в то же время важной вещью была коронация. У нее вдруг подкосились ноги, и она запнулась о Булаву, зашипев от невыносимой боли, которая впилась ей в спину, словно когти. «Женщины кричат, когда им больно, – услышала она голос Барти. – Мужчины кричат, когда умирают».

«Я не буду кричать ни в том ни в другом случае».

– Лазарь, тебе придется меня поддержать.

Булава взял ее под руку и она привалилась к нему.

– Нужно извлечь этот кинжал.

– Не сейчас.

– Но вы истекаете кровью, госпожа.

– Крови будет еще больше, если его вытащить. Сначала покончим с этим.

Булава мельком взглянул на рану, его лицо вдруг побелело, и он резко отвернулся, уставившись на стражников, заканчивающих бой.

– Что такое?

– Ничего, госпожа.

– Что?

Булава сглотнул.

– Рана серьезная. Рано или поздно вы потеряете сознание.

– Тогда тресни меня как следует и приведи в чувство.

– Я обязался защищать вашу жизнь, госпожа.

– Моя жизнь и трон едины, – хрипло ответила Келси. Это было правдой, хотя она сама того не сознавала, пока не произнесла эти слова. Она ухватила Булаву за плечо и показала на сапфир на своей груди. – Это – вся моя сущность. Понимаешь?

Булава обернулся и окликнул Галена, стоявшего на галерее. Через парапет перевалились два тела в синей форме и с влажным стуком приземлились на каменные плиты. Стоявшие в первых рядах люди завопили и отпрянули назад.

– Следите в оба! – рявкнул Булава. – Смотрите за толпой. Кибб, тебе нужен врач?

– Иди к черту, – добродушно откликнулся Кибб, хотя лицо его было белее снега, и он мертвой хваткой сжимал свою руку. – Я сам лекарь.

На помосте лежали трупы стражников Регента. Несколько человек из стражи Келси были ранены, но тел в серой форме на полу она не видела.

Кто же бросил кинжал?

Регент по-прежнему сидел на своем месте, сохраняя на лице невозмутимое выражение, хотя четверо стражников Келси приставили к его горлу мечи. Однако над его верхней губой выступила испарина, а глаза нервно посматривали в толпу. Учитывая нерадивость его стражников, покушение на жизнь Келси было дурацкой затеей. Просто очередная попытка потянуть время. Ее дядя осознавал важность этой коронации. Плечо Келси начало распространять по всему телу боль какого-то совершенно невероятного масштаба, а на пояснице собиралась кровь. Девушка чувствовала, что у нее мало времени. Она ухватилась за одного из стражников, совсем молоденького, чьего имени не знала.

– Приведи священника.

С сомнением глянув на нее, стражник притащил отца Тайлера обратно на помост, где тот, побелев, уставился на усеявшие пол трупы. Келси открыла рот, и из ее уст прозвучал холодный командный голос, совсем ей не принадлежащий:

– А теперь мы продолжим, святой отец. Переходите сразу к делу.

Он кивнул, трясущейся рукой держа диадему. С помощью Булавы Келси опять опустилась на колени. Отец Тайлер снова открыл свою Библию и стал читать дрожащим голосом, слова сливались в ушах Келси. За спиной священника Келси увидела рыжеволосую красавицу, совершенно неподвижно сидевшую на верхней ступеньке. Тело ее было забрызгано кровью. Она запятнала ее лицо и просочилась сквозь полупрозрачную голубую материю платья. Женщина не сдвинулась ни на дюйм, но была живой, ужасающе живой: ее голубые глаза по-прежнему были прикованы к одной точке на полу и глядели невидящим взглядом. Келси на секунду закрыла глаза, а потом уставилась в потолок – огромную сводчатую конструкцию, которая, казалось, вращалась над ее головой.

Ботинок Булавы врезался Келси в поясницу, и она прикусила язык, чтобы не закричать. В глазах у нее немного прояснилось, и она увидела, как священник подходит к ней с закрытой Библией и диадемой в руках. Стражники привстали на цыпочки, обнажив мечи. Отец Тайлер склонился к ней. Его глаза были широко распахнуты, а лицо белее пергамента. Келси захотелось как-то его успокоить, сказать, что его участие в деле почти закончено.

«Но ведь это неправда, – прошептал внутри нее чей-то голос, тихий, но уверенный. – Даже отдаленно».

– Ваше Высочество, – спросил священник почти извиняющимся тоном, – клянетесь ли вы действовать в интересах этого королевства и этого народа в соответствии с законами Церкви Господней?

Келси судорожно вдохнула, чувствуя в груди какое-то клокотание, и прошептала:

– Я клянусь действовать в интересах этого королевства и этого народа в соответствии с законом.

Отец Тайлер замешкался. Келси попыталась сделать еще один вдох, но почувствовала, как проваливается в забытье, опрокидываясь на левый бок. Булава снова пнул ее, и на этот раз она не смогла сдержать слабый вскрик. Даже Барти понял бы.

– Вы, святой отец, позаботьтесь о своей церкви, а я позабочусь о королевстве и о народе.

Отец Тайлер поколебался еще мгновение, затем сунул Библию в складки рясы. На лице его застыло выражение покорности и сожаления, будто он заглянул в будущее и увидел там все возможные последствия этого момента. Может, так оно и было. Священник обеими руками водрузил диадему на голову Келси.

– Я провозглашаю вас королевой Тирлинга, Келси Рэйли. Да будет долгим ваше правление, Ваше Величество!

Келси закрыла глаза, едва не задохнувшись от облегчения, граничащего с экстазом.

– Лазарь, помоги мне подняться.

Булава поднял Келси, но у нее тут же подкосились ноги. Он обхватил ее сзади, держа словно тряпичную куклу на вытянутых руках, чтобы не задеть торчащий из ее плеча нож.

– Поверни меня к Регенту.

Булава осторожно повернул Келси лицом к ее дяде, в глазах которого светилось тупое отчаяние. Келси медленно и осторожно откинулась на Булаву, пока рукоять кинжала не уперлась в его грудь. Приступ боли заставил ее очнуться, но не до конца – темнота сгущалась, постепенно застилая глаза.

– Убирайтесь с моего трона.

Дядя не сдвинулся с места. Келси наклонилась вперед, собрав все силы. Эхо ее хриплого дыхания было отчетливо слышно в просторном зале.

– Даю вам месяц на то, чтобы убраться из Цитадели, дядя. После этого… даю десять тысяч фунтов за вашу голову.

Ее голос отчетливо разнесся по залу. В толпе зашептались. Глаза ее дяди метнули панический взгляд куда-то за ее спину.

– Нельзя назначать награду за голову члена королевской семьи, – раздался позади нее маслянистый баритон – Торн. Келси не обратила на него внимания, с усилием выдыхая слова.

– Я даю вам фору, дядя. Слезайте с моего трона сейчас же, или Лазарь вышвырнет вас из Цитадели и поднимет мост. Как думаете… сколько вы продержитесь там?

Ее дядя медленно моргнул и спустя несколько секунд поднялся с трона. Его живот тотчас вывалился вперед. «Слишком много эля, – вскользь подумалось Келси. – Боже мой, да он меньше меня ростом!»

В глазах у нее начало двоиться, потом троиться. Она ткнула Булаву, и тот поняв намек, поднял ее и усадил на трон. Это было все равно что сидеть на ужасно холодном камне. Келси поерзала на ледяном металле, закрыла глаза, снова открыла. Надо было еще что-то сделать, но что?

И тут она увидела перед собой рыжеволосую женщину, забрызганную кровью. Дядя неуклюже спускался по ступеням, все еще держа в руках конец веревки и все туже натягивая ее.

– Бросьте веревку, – прошептала Келси.

– Бросьте веревку, – повторил Булава.

Дядя резко развернулся, и впервые Келси увидела в его глазах неприкрытую ярость.

– Эта женщина моя! Мне ее подарили!

Он озирался по сторонам, но ему неоткуда было искать поддержки. Большинство его стражников были мертвы, только трое ступали следом за ним, да и те избегали смотреть на него. Лицо его побелело от злости, но Келси видела в нем и кое-что похуже: обиженное недоумение человека, не представлявшего, за что на него свалилось столько неприятностей. Он бросил веревку и стал пятиться назад.

– Она моя, – жалобным тоном повторил он.

– Она пойдет с нами. Элстон, проследи за этим.

– Ваше Величество.

– Лазарь, прошу тебя, уведи меня, – прохрипела Келси. Теперь даже дыхание причиняло ей невыносимую боль. Булава и Пэн посовещались секунду, встали по обе стороны от нее и сцепили руки наподобие сиденья. Келси ощутила смутную благодарность: этот способ покинуть зал был достойнее, нежели тот, когда тебя тащат на плече, как мешок.

Стражники быстро выстроились вокруг нее, потом спустились с помоста и зашагали по центральному проходу между колонн. Келси ощутила укол стыда из-за того, что толпа видит ее такой – окровавленной и слабой. Они прошли мимо женщины в красном бархатном платье, цвет которого в темноте казался особенно глубоким. Карлин всегда любила носить одежду такого глубокого красного цвета. Келси протянула руку к женщине, прошептав: «Это будет нелегкий путь». Но женщина стояла слишком далеко, чтобы до нее дотронуться. Мимо проплывали туманные очертания лиц. На мгновение Келси почудилось лицо Ловкача, но это был явно обман зрения. Она снова протянула руки, беспомощно хватая ими воздух.

– Сэр, надо спешить, – пробормотал Пэн. Булава что-то пробурчал в знак согласия, и они ускорили шаг, минуя двойные двери. Келси теперь чувствовала запах собственной крови – тошнотворный запах мокрой меди, невозможно резкий. Все ее чувства обострились до предела. Каждый факел казался ярким, как солнце. Но, когда она, скосив глаза, взглянула на Булаву, она увидела, что его лицо окутано мраком. Стражники что-то бормотали между собой, и, хотя их шепот казался оглушительным, Келси не могла разобрать ни слова. Диадема начала сползать с ее головы.

– С меня падает корона, – пробормотала она.

Булава напряг руку, которая поддерживала ее спину, потянувшись к стене, он дотронулся до чего-то невидимого, и, к изумлению Келси, перед ними распахнулась потайная дверь, которая вела в кромешную темноту.

– Ну уж этого-то я не допущу, госпожа.

– И я, – эхом отозвался Пэн. Когда они ступили во тьму, Келси почувствовала, как чья-то рука осторожно поправила корону на ее голове.

 

Глава 7. Рябь на пруду

Проснувшись на следующее утро, Томас надеялся, что все это было лишь дурным сном. Он всеми силами цеплялся за эту мысль, хотя в глубине души уже знал, что это не так. Что-то пошло не так.

Первым признаком было то, что рядом с ним лежала Анна, обнимая подушку наманикюренными пальчиками. Обычно спать в его постели было позволено лишь Маргарите. Анна была ее бледной копией: не такая высокая и стройная, а рыжие волосы не лились янтарной рекой, а закручивались в кудряшки. Рот у Анны был получше, и все же с Маргаритой ей было не сравниться. У Томаса застучало в висках: надвигающееся похмелье давало о себе знать. И Маргарита определенно была частью проблемы.

Он перевернулся на живот, зарывшись лицом в подушку в попытке заглушить шум, доносившийся из-за стен его покоев. Там, похоже, кто-то передвигал коробки: шуршание и глухие стуки не давали ему уснуть. Но от подушки в голове застучало еще сильнее, и наконец он отбросил ее в сторону, бормоча проклятия сквозь зубы, звонком вызвал Пайна и натянул на голову покрывало. Уж Пайн-то положит этому конец.

Девчонка забрала Маргариту, вдруг вспомнил он. Девчонка положила глаз на единственное, потерю чего он не смог бы перенести, и забрала именно это. Она забрала Маргариту себе и теперь будет сама каждую ночь ложиться с ней в постель, и… О! Как же раскалывается голова! Когда стражнику удалось вонзить нож в спину девчонки, и она рухнула на пол, он на короткий миг ощутил облегчение, но потом он увидел, как она поднялась на ноги и лишь усилием воли завершила коронацию, истекая кровью.

И все же небольшая надежда оставалась: она потеряла много крови.

Прошло несколько минут, а Пайна все не было. Томас стащил с головы покрывало и позвонил снова, почувствовав, как Анна рядом с ним пошевелилась. Шум, должно быть, и правда был невероятный, раз он разбудил даже Анну – вчера вечером они уговорили три бутылки вина, а она совсем не умела пить.

Похоже, Пайн не придет.

Томас сел и сбросил покрывала, снова ругнувшись. Он столько раз баловал Пайна, одалживая ему на ночь какую-нибудь из своих женщин, но Пайн был не из тех, кто довольствуется тем, что ему дают. Прошлой ночью Пайн дождался, пока хозяин отключится, и сделал то, что хотел: Томас ни капли не сомневался, что застанет его в постели с Софи.

Ему наконец удалось отыскать свой халат в груде одежды в углу, но шелковый пояс запутался в других вещах и выскочил из петель. Томас снова выругался, на этот раз уже громче, и оглянулся на Анну, которая лишь перевернулась на другой бок и спрятала голову под подушку.

Томас запахнул халат, придерживая полы. Как только он найдет Пайна, того ждет серьезный разговор, если не что похуже. Не явился по звонку, по всей комнате раскидано грязное белье… и еще у них несколько дней назад закончился ром. Все разваливалось, да еще в такое неподходящее время. Ему вспомнилось лицо девчонки – круглая физиономия, какую можно увидеть у любой простолюдинки на улицах Нового Лондона. Но зеленые кошачьи глаза были точь-в-точь как его собственные, и их пронзительный взгляд сковал его липким первобытным страхом, будто он насекомое, застрявшее в янтаре.

«Она видит меня насквозь, – беспомощно подумал он. – Она видит все».

Разумеется, всего она видеть не могла. Она могла догадываться, но знать ей было неоткуда. И Торн, всегда готовый к любому повороту событий, наверняка уже приступил к реализации какого-нибудь запасного плана – ему ведь тоже было что терять. Торн никогда не утруждался скрывать свое презрение к Томасу, рассказывая ему лишь то, что ему нужно было знать, чтобы хорошо сыграть свою роль. Но лишь сейчас Томас осознал, как тщательно Торн спланировал все, чтобы защитить себя от любого риска. План был придуман Торном, но исполняли его стражники Томаса. Никто из Бюро переписи не был причастен к нападению на девчонку. На Торна мог указать лишь сам Томас, который теперь наверняка числился главным подозреваемым.

Живот Томаса снова показался наружу – полы были недостаточно широки, чтобы завернуться в халат целиком. Томасу оставалось лишь придерживать полы, прикрывая живот и пах. Полгода назад, когда он заказывал этот халат, он еще не располнел так сильно. Он стал налегать на еду по мере того, как до него доходило, что никому не удается найти и убить девчонку. Даже наемникам Кейдена, которые никогда не упускали добычу.

Томас направился к двери. Пусть даже Пайн не отзывался на звонок, от хорошего окрика он подскочит и примчится со всех ног. Покои Регента были не столь просторными, как Королевское Крыло, и слышимость была хорошая. Томас как-то раз попытался перебраться в Королевское Крыло, но Кэрролл и Булава дали ему решительный отпор, и именно тогда он понял, что стражники Королевы никуда не делись и по-прежнему живут в своих казармах, не оставляя напрасных надежд на то, что однажды Королева появится. Хуже того, они принимали новобранцев.

Булава проник в такие глухие трущобы, куда никто кроме него не решился бы залезть, и нашел там Пэна Олкотта, который так ловко управлялся с мечом, что мог бы поступить в Кейден, но предпочел стать стражником, хотя платили за это вдвое меньше. Томас несколько раз лично пытался переманить Пэна и еще нескольких стражников Королевы, но никто из них не хотел работать на него, и он не мог взять в толк, почему, вплоть до самой коронации девчонки. Она была совсем не похожа на него, да и, если уж на то пошло, на Элиссу тоже.

«Папина дочка», – мрачно подумал Томас. Ему было известно, что Элисса трижды делала аборт. К своим чертовым таблеткам она относилась так же небрежно, как и ко всему остальному. Как это похоже на нее – избавиться от троих детей, зачатых от случайных хлыщей, а потом по внезапной прихоти оставить того, от которого будет больше всего неприятностей.

И все же жизнь Томаса до недавнего времени была вполне комфортабельной. В его покоях хватало места для всех стражников и женщин, а также для нескольких слуг. Когда он только поселился в этой части Цитадели, тут было довольно убого, но он сумел приукрасить помещения, развесив повсюду работы своего любимого художника, Пауэлла.

К тому же Пайн раздобыл какую-то густую золотую краску, которая оказалась отличным дешевым способом придать всему королевский лоск. Перейдя под покровительство Красной Королевы, он начал получать от нее все более ценные подарки, которые теперь украшали его покои: статую обнаженной женщины из чистого серебра, темно-красные бархатные занавески, усыпанный рубинами золотой сервиз. Последний особенно радовал Томаса – до такой степени, что он каждый вечер ел из этой посуды. У него был вполне комфортный образ жизни, и ему нравилось, что все находится на своих местах, в пределах досягаемости.

Однако сейчас свет ослепил его, как только Томас открыл дверь. Рассматривая собственную гостиную сквозь прищуренные веки, он поразился.

В первую очередь в глаза ему бросился золотой сервиз, который небрежно складывал в дубовый ящик слуга в белой дворцовой форме. Дворцовую прислугу никогда не пускали в личные покои Регента – умыкнут все, что не прибито. Но сейчас один из них был здесь и суетливо сваливал блюдца в ящик с грохотом, от которого Томаса передернуло.

Потом он заметил и другие перемены. Красные бархатные шторы исчезли со своего места на восточной стене. Окна были широко распахнуты, и сквозь них в комнату лился солнечный свет. Обе золотые статуи, украшавшие дальние углы комнаты, тоже пропали.

Да вы только гляньте! В северной части комнаты в угол были свалены бочонков двадцать пива, а рядом с ними – бесчисленные ящики мортийского вина. Еще один дворцовый слуга составлял в ряд бутылки виски (некоторые были весьма ценными – Томас приобрел их на ежегодном Фестивале виски, который проводился в июле на улицах Нового Лондона). Рядом с бочонками стояла тележка, предназначение которой было очевидным: они собирались увезти все его запасы спиртного.

Томас поплотнее запахнул халат, полы которого так и норовили расползтись в стороны, обнажив его торс, и набросился на слугу, занимавшегося сервизом:

– Какого черта ты делаешь?

Слуга, не глядя на Томаса, указал большим пальцем через плечо. Томас посмотрел туда и с упавшим сердцем узнал Корина, который стоял позади груды бочонков и делал пометки на листке бумаги. Серого форменного плаща на нем не было, но был ему и не нужен. Дворцовые слуги и так безропотно его слушались.

– Эй! Стражник! – окликнул Томас. Он хотел было прищелкнуть пальцами для пущего эффекта, но побоялся, что халат распахнется. – Что тут происходит?

Корин спрятал ручку и бумагу в карман.

– Приказ Королевы. Все эти вещи – собственность Короны и будут сегодня же увезены.

– Что значит собственность Короны? Это моя собственность. Я сам их купил.

– Тогда не надо было хранить их в Цитадели. Все, что хранится в Цитадели, может быть конфисковано Короной.

– Но я не… – Томас лихорадочно размышлял: наверняка должно быть какое-то исключение для королевской семьи. Он никогда толком не изучал законы Тирлинга, даже когда был ребенком и ему полагалось учиться. Государственные дела совсем его не интересовали. Но, черт побери, Элисса тоже не училась как следует, а ей-то предстояло стать Королевой. Он посмотрел по сторонам в поисках какого-нибудь аргумента, и его взгляд снова упал на сваленный в ящик сервиз.

– А это! Это подарок!

– Подарок от кого?

Томас захлопнул рот. Халат его снова стал расползаться, и он потуже запахнул полы, с мукой осознавая, что Корин мог увидеть его пухлый белый живот.

– За вами остаются личные вещи – одежда, обувь и любое оружие, какое у вас имеется, – сообщил Корин, чьи голубые глаза сохраняли возмутительное бесстрастие. – Но выделять средства на ваши нужды Корона больше не будет.

– И на что же мне тогда жить?

– Согласно приказу Королевы, у вас есть месяц на то, чтобы покинуть Цитадель.

– А как же мои женщины?

Лицо Корина сохраняло подчеркнуто деловое выражение, но Томас чувствовал, как от стражника на него волнами исходит презрение.

– Ваши женщины вольны делать все, что им угодно. Они могут оставить себе одежду, но их драгоценности уже были конфискованы. Если кто-то из них захочет поехать с вами, мы не станем препятствовать.

Томас в ярости уставился на него, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить, что без него эти женщины провели бы свою жизнь в полной нищете и что все они добровольно приняли свою роль, ну, за исключением Маргариты, но у нее просто был сложный характер. Но солнце светило слишком ярко, мешая ему думать. Когда он в последний раз открывал эти шторы? Должно быть, несколько лет назад. Свет заливал комнату, превращая ее из серой в белую и обнажая трещины, которые так и не были заделаны, пятна на ковре, и даже бубновый валет, который одиноко валялся в углу, будто шлюпка, выброшенная на берег водами Океана Господнего.

«Черт, сколько же конов я сыграл без этой карты в колоде?»

– Я никогда не бил их, – сообщил он Корину. – Ни разу.

– Похвально.

– Сэр! – окликнул Корина дворцовый слуга. – Мы готовы грузить спиртное.

– Приступайте! – Корин кивнул в сторону Регента. – Еще вопросы есть? – Он отвернулся, не дожидаясь ответа, и принялся заколачивать один из ящиков.

– Где Пайн?

– Если вы имеете в виду своего слугу, то я давненько его не видел. Должно быть, у него нашлись другие дела.

– Да, – ответил Томас, кивнув. – Да, я утром послал его на рынок.

Корин что-то уклончиво пробормотал.

– А где сейчас мои женщины?

– Понятия не имею. Они не слишком хорошо восприняли потерю своих драгоценностей.

Томас поморщился – ну разумеется. Он провел рукой по волосам, забыв на секунду о халате, и тот немедленно распахнулся. Он рывком запахнул его. Кто-то из дворцовых слуг хихикнул, но, когда Томас оглянулся, они все занимались своими делами.

– Я навещу Королеву, как только у меня выдастся время, – сказал он Корину. – Возможно, через несколько дней.

– Возможно.

Томас замешкался, пытаясь понять, содержали ли эти слова какую-то угрозу, потом повернулся и побрел в сторону женских покоев. Петра и Лили, вероятно, захотят уйти – они были самыми непокорными после Маргариты. Но остальные наверняка поедут с ним. Разумеется, придется где-нибудь раздобыть деньги. У него было много друзей среди дворян, и они скорее всего помогут ему, и даже Красная Королева, возможно, согласится содержать его, рассчитывая, что он вскоре вернется на трон. Обращаться к ней, конечно, страшно, но он сумеет это сделать, если потребуется.

Пол гостиной в женской половине был усеян остатками еды и бумажками. Шкафы стояли настежь открытыми, с вывернутыми ящиками, повсюду валялась одежда. Как давно Корин приступил к делу? Должно быть, он пришел сюда рано утром – может, даже вскоре после того, как Томас лег спать.

«Его впустил Пайн, – догадался Томас. – Пайн предал меня».

В женских покоях он нашел только Анну. Она, похоже, успела встать, пока он разговаривал с Корином, потому что сейчас она была почти полностью одета, а ее курчавые рыжие волосы были уложены в аккуратную прическу. Если женщины, которым требовалось два часа на сборы, могли при необходимости одеваться во мгновение ока, так какого же черта они делали остальные два часа?

– А где остальные? – спросил он.

Анна пожала плечами, закинула руки за спину и ловкими умелыми движениями начала шнуровать платье. Еще одно откровение, сильнее разозлившее Томаса: зачем же он платил всем этим камеристкам, если она была вполне способна сама зашнуровать собственное платье!

– Что это значит?

– Это значит, что я никого из них не видела. – Анна достала сундук и принялась складывать вещи.

– Что ты делаешь?

– Собираюсь. Но все мои драгоценности куда-то делись.

– Их забрали, – медленно проговорил Томас. – Королева забрала их. – Он уселся на ближайший диван, уставившись на нее. – Куда ты собралась? Вам всем некуда больше идти.

– Конечно, есть. – Она повернулась к Томасу, и он заметил в ее глазах ту же тень презрения, что и у Корина. В его памяти всплыл какой-то образ, но он отогнал его прочь – он чувствовал, что это что-то из детства, а среди его детских воспоминаний было мало хороших.

– И куда же ты пойдешь?

– К лорду Перкинсу. Он сделал мне деловое предложение еще несколько месяцев назад.

Вот это предательство! Томас играл в покер с лордом Перкинсом, раз в месяц приглашал его на обед. Этот старик годился Анне в отцы.

– Что еще за предложение?

– Это касается только меня и его.

– Остальные тоже туда отправились?

– Не к Перкинсу. – В голосе Анны зазвучала горделивая нотка. – Он позвал только меня.

– Это временно. Через несколько месяцев я снова буду на троне. Тогда вы все сможете вернуться.

Анна смерила его таким взглядом, будто перед ней был таракан. Назойливое воспоминание все же всплыло на поверхность. Томас сопротивлялся, но оно его захватило. Именно так смотрела на него его мать. Томас и Элисса учились вместе, и учеба тяжело давалась обоим, но сестра понимала больше, так что она продолжала заниматься с гувернанткой после того, как Томас на двенадцатом году просто сдался. Некоторое время мама пыталась говорить с ним о политике, о государственных делах, об отношениях с Мортмином. Но Томас никогда не мог понять вещи, в которых от него требовалось интуитивное понимание, и это выражение в глазах матери становилось все отчетливее. В конце концов разговоры прекратились, и после этого Томас крайне редко видел маму. Ему позволили заниматься тем, к чему он стремился все это время: полдня спать, а потом отправляться в Кишку, кутить. Прошло много лет с тех пор, как кто-то позволял себе смотреть на него с подобным презрением, но сейчас он увидел его снова и чувствовал себя таким же ничтожным, как в детстве.

– Ты правда не понимаешь, да? – спросила Анна. – Она освободила рабов, Томас. Может, ты и вернешься на трон, а может, и нет. Этого я знать не могу. Но никто из нас не вернется к тебе.

– Но ведь вы не были рабынями! У вас было все самое лучшее! Я обращался с вами, как с благородными дамами. Вам никогда не приходилось работать.

Брови Анны взмыли еще выше, лицо ее помрачнело, а в голосе зазвучала сталь.

– Не приходилось работать?! А когда Пайн будил меня в три часа утра, сообщая, что ты готов меня принять, и я шла в твои покои, чтобы ублажать Петру тебе на потеху?

– Но я же платил тебе, – прошептал Регент.

– Не мне, а моим родителям. Ты заплатил моим родителям кругленькую сумму, когда мне было четырнадцать, и я была слишком юна, чтобы соображать, что к чему.

– Но я платил за твою еду, за твою одежду. Хорошую одежду! И дарил тебе драгоценности!

Теперь она смотрела сквозь него. Этот взгляд ему тоже был знаком: так смотрела на него Королева Арла Справедливая последние десять лет своей жизни, и никакие слова не могли заставить ее снова его увидеть. Он стал невидимкой.

– Тебе стоило бы уехать из Тирлинга, – заметила Анна. – Здесь для тебя небезопасно.

– Что ты имеешь в виду?

– Булава теперь капитан ее стражи. Корин сказал.

– И что?

– Ты пытался убить ее. Я бы на твоем месте убралась из страны.

– Это все временно. – Почему никто, кроме него, этого не понимает? Девчонка уже умудрилась настроить против себя и Торна, и Мортмин. Когда поставка не прибудет в Демин, сложно даже вообразить, что случится.

Никто не видел Красную Королеву в ярости, но в ее молчании всегда чувствовался надвигающийся конец света. В памяти Томаса вдруг всплыла картина, пугающая своей реалистичностью: Цитадель в окружении мортийских ястребов, которые снуют повсюду и пикируют на многочисленные башенки, ни на секунду не прекращая охоту.

– Ее голова будет вздернута на стене Демина к концу месяца.

Анна пожала плечами.

– Тебе виднее.

Она пересекла комнату и достала из комода еще одну груду платьев, потом подобрала с пола расческу. Пока он наблюдал за ее спокойными будничными движениями, до Томаса наконец дошел смысл вывороченных ящиков: они все покинули его, они забрали свои вещи! Его грязно использовали.

Возможно, Анна была права. Пожалуй, он мог бы поехать в Мортмин и кинуться в ноги Красной Королеве, моля о пощаде. Она с тем же успехом может отдать его палачу, но попробовать стоит. Но как ему уехать из Цитадели? Там ведь Ловкач, который, кажется, знал все наперед. Каменные стены служили плохой защитой, ибо Ловкач мог проникать в Цитадель, словно призрак. Если Томас попытается пересечь границу с Мортмином, Ловкач наверняка об этом прознает. Томас знал это как свои пять пальцев. Сколько бы стражников он ни взял с собой, однажды ночью он проснется и увидит над собой эту кошмарную маску.

И то при условии, что у него вообще остались стражники. Больше половины полегло при покушении на девчонку. Никто пока не пришел, чтобы его арестовать, что казалось невообразимой удачей. Возможно, они решили, что стражники задумали покушение без его участия. Но теперь, вспоминая полное безразличие в голосе Корина, Томас понял, что дело было вовсе не в этом. Возможно, они все знали, им просто было наплевать.

Анна защелкнула застежки на своем сундуке и посмотрелась в зеркало. Без украшений она казалась Томасу не до конца одетой, но сама она, похоже, осталась довольна своим видом. Заправив за ухо выбившийся локон, она улыбнулась, схватила сундук и повернулась к нему. Глаза ее, казалось, пронизывали его насквозь, и Томас удивился, почему раньше никогда не обращал на них внимания. Они были теплого яркого голубого цвета.

– Я никогда не бил тебя, – напомнил он. – Ни единого раза.

Анна улыбнулась дружелюбной воскресной улыбкой, которая не могла скрыть нечто неприятное, таившееся в уголках рта.

– Одежда, драгоценности, еда и золото – и ты думаешь, что заплатил сполна. Но это не так, Томас, и даже не близко к тому. Но, думаю, ты еще заплатишь.

* * *

Отец Тайлер провел рукой по книжной полке, вышел из тесной, аскетично обставленной комнаты и, шаркая, побрел по коридору. Он вот уже семь или восемь лет страдал от артрита в левом бедре, но не болезнь заставляла его сейчас медлить, отсрочить неизбежное. Его призвали, когда он только сел за обед, состоявший из простой курятины, разваренной до полного отсутствия вкуса. Тайлер никогда особенно не интересовался едой, но в последние два дня он поглощал пищу исключительно по привычке, ощущая во рту лишь привкус пыли.

Сначала он ликовал: ему выпала роль в одном из величайших событий своего времени. В жизни Тайлера было мало примечательных событий. Он вырос в крестьянской семье в Альмонтской долине. Помимо него у отца было еще шестеро детей. Когда ему исполнилось восемь, отец отдал его священнику в счет десятины. Тайлер не был этим особенно расстроен – в их семье еды на всех не хватало.

Приходской священник, отец Алан, был добрым человеком. Ему нужен был помощник, поскольку он сильно страдал от подагры. Он научил Тайлера читать и подарил ему первую Библию. К тринадцати годам Тайлер помогал отцу Алану писать проповеди. Приход был небольшой, семей тридцать, но священник не успевал уделять внимание всем. По мере того как подагра старика обострялась, Тайлер стал все чаще совершать за него обходы, посещая дома прихожан и выслушивая их печали. Когда кто-то из тех, кто был слишком стар или болен, чтобы дойти до церкви, хотел исповедаться, Тайлер принимал исповедь, хотя еще не был рукоположен в сан. Он понимал, что технически это грех, но считал, что Господь не стал бы возражать, особенно когда дело касалось умирающих.

Когда отца Алана повысили и вызвали в Новый Лондон, он взял Тайлера с собой, и тот завершил учебу в Арвате, а в семнадцать лет принял сан. Ему могли бы дать свой приход, но его наставники к тому моменту уже поняли, что Тайлер не был создан для работы с людьми. Он куда больше интересовался исследованиями, любил возиться с бумагой и чернилами, поэтому его сделали одним из тридцати счетоводов Арвата, поручив ему учет десятины и оброка из близлежащих приходов. Работа была спокойная: иногда кто-нибудь из кардиналов пытался преуменьшить приходские доходы ради собственной выгоды, и тогда около месяца царило оживление, но по большей части будни счетовода протекали тихо, и у Тайлера оставалось полно времени на чтение. Жизнь в Арвате текла размеренно, спокойно и неумолимо приближаясь к финалу… но четыре дня назад все изменилось.

Он провел коронацию, в ужасе гадая, что за причудливый поворот судьбы привел Булаву к нему на порог. Тайлер был набожным человеком, аскетом и искренне верил в величие деяний Господа, которые позволили человечеству пережить Переселение, но выступать перед большой аудиторией он не умел. Он перестал читать проповеди десятки лет назад и с каждым годом все больше отдалялся от мира, углубляясь в книги, в прошлое. При выборе священника для проведения коронации выбор Его Святейшества пал бы на него в последнюю очередь, но Булава постучался в дверь именно к нему, и Тайлер последовал за ним.

«Я – часть великого Божьего замысла» – эта мысль появилась из ниоткуда и так же стремительно унеслась прочь. Он знал историю тирских монархов в мельчайших деталях, поскольку много времени провел за изучением хроник. Династия Рэйли была в каком-то смысле подвержена тем же порокам, что и правители Европы времен до Переселения. Слишком много родственных браков, слишком мало образования. Слишком мало понимания того, что человечество склонно повторять собственные ошибки снова и снова, будто роковую молитву, и вследствие этого – невнимание к изучению истории. Но отец Тайлер знал, что история – это все. Будущее – это всего лишь старые беды в ожидании подходящего времени, чтобы случиться вновь.

К моменту коронации он еще не слышал рассказов о том, что случилось на лужайке перед Цитаделью: ценой его уединения служила прискорбная неосведомленность о текущих событиях. Но в последующие дни другие священники не давали ему покоя. Они постоянно стучались к нему с просьбами прояснить какой-нибудь вопрос теологии или истории, и никто не уходил, не услышав рассказа о коронации. В обмен они поведали Тайлеру об освобождении рабов и сожжении клеток.

В то утро к нему пришел отец Уайд, только что закончивший раздавать хлеб нищим на ступенях Арвата. По словам Уайда, попрошайки называли ее Истинной Королевой. Как будто она была женской версией Короля Артура, легенды о котором бытовали задолго до Переселения. Люди верили, что придет королева, которая спасет страну от невзгод и возвестит начало Золотого века. Тайлеру было известно – пожалуй, лучше, чем кому-либо, – что в Тирлинге не было монарха, хотя бы отдаленно напоминающего Истинную Королеву с самых истоков Тирской династии. Когда Джонатан Тир скончался, не оставив после себя наследника, престол перешел к династии Рэйли, и с тех пор правление было в лучшем случае посредственным, с отдельными светлыми моментами, но по большей части одним сплошным отчаянием. История об Истинной Королеве была не более чем сказочкой, утешением для матерей, потерявших своих детей. И все же слова Уайда заставили сердце Тайлера биться чаще, и он был вынужден повернуться к окну, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

«Я – часть Божьего замысла».

Он не знал, что сказать Его Святейшеству. Королева отказалась присягнуть на верность Церкви, и даже Тайлеру было известно, как важен этот обет. Регент, несмотря на полное отсутствие моральных устоев, всегда оставался под жестким контролем Его Святейшества, жертвуя Церкви крупные суммы денег. Он даже позволил построить отдельную часовню внутри Цитадели. Случись в городе объявиться странствующему проповеднику, желающему познакомить отзывчивую публику с древним учением Лютера, как он немедленно исчезал, да так, что никто о нем больше никогда не слышал. Тайлер был проницательным человеком и прекрасно сознавал все недостатки Церкви. Он все больше и больше отдалялся от мира, любил Господа всем сердцем и мечтал однажды тихо скончаться в своей крошечной комнатушке в окружении книг. Но теперь он необъяснимым образом оказался втянут в гущу мирской жизни.

Сердце Тайлера бешено колотилось в тесной грудной клетке, пока он с трудом взбирался по гигантской мраморной лестнице, ведущей в приемную Его Святейшества. И причиной тому была не только немощь, но и страх. До сего дня его личное общение с Его Святейшеством ограничивалось несколькими поздравительными словами в день, когда Тайлера рукоположили в сан. Как давно это было? Лет пятьдесят назад. С тех пор патриарх состарился, как и сам Тайлер. Ему шел уже сотый год. Его одолевали болезни: пневмония, горячки, расстройство пищеварения, из-за которого он, по слухам, был вынужден отказаться от мяса. Но, несмотря на дряхлую плоть, ум Его Святейшества оставался острым: он на протяжении многих лет столь умело манипулировал Регентом, что над Арватом теперь высился шпиль из чистого золота – роскошь, неслыханная со времен Переселения. Даже кадарцы с их несметными подземными сокровищами не удостаивали свои храмы таких почестей.

Тайлер тряхнул головой. Его Святейшество был идолопоклонником. Возможно, все они были таковы. Когда девушка отказалась принести обет, Тайлер принял немедленное решение – пожалуй, первое за всю свою жизнь. Тирлингу не нужна была Королева, верная Церкви и всей ее жадности. Тирлингу нужна была просто королева.

«Ах если бы только я мог умереть спокойно, наедине со своими книгами».

У дверей в приемную стояли двое прислужников. Несмотря на сбритые волосы и брови, их отличал тот же пронырливый вид, что и все окружение Его Святейшества. Оба неприятно усмехнулись, открывая перед ним двери, и смысл их усмешки легко читался: «Тебе несдобровать».

«Я и сам это знаю, – подумал Тайлер. – Лучше, чем кто-либо».

Он переступил порог, стараясь смотреть в пол со всей возможной скромностью. Поговаривали, что Его Святейшество бывал не в духе, когда люди не выказывали должного перед ним трепета. К тому же Тайлеру не хотелось озираться по сторонам: он в любой момент мог закрыть глаза и увидеть перед собой этот зал в мельчайших подробностях, равно как и услышать крики отца Сета. Стены и пол приемной были сделаны из тщательно отполированного водой камня, который, казалось, сиял в исходящем из потолочных отверстий солнечном свете. В зале было очень жарко, поскольку отверстия в потолке были застеклены. Говорили, что после многочисленных приступов пневмонии Его Святейшество предпочитал находиться в теплых помещениях. Его дубовый трон стоял на возвышении в центре зала, но Тайлер остановился у края помоста и ждал, по-прежнему не поднимая глаз.

– А, Тайлер, это ты. Подойди сюда.

Тайлер взобрался по ступеням, машинально потянулся к протянутой руке Его Святейшества, приложился губами к рубиновому перстню, после чего отступил назад, опустившись на колени на второй ступени. Левое бедро немедленно отозвалось пронзительной болью – стояние на коленях всегда обостряло артрит.

Подняв глаза, Тайлер ощутил легкий прилив жалости. Его Святейшество некогда был статным мужчиной средних лет, но сейчас одна его рука безвольно свисала после перенесенного несколько лет назад инсульта, а лицо перекосилось – правая сторона обвисла, как парус в безветренную погоду. В последние месяцы по Арвату ходили слухи, что Его Святейшество умирает, и теперь Тайлер подумал, что это правда. Кожа его была прозрачна, словно пергамент, и сквозь лысину на макушке просвечивал череп. Он не столько постарел, сколько съежился, и теперь, утопая в складках своей белой бархатной рясы, казался не больше ребенка. Он смотрел на Тайлера благожелательно, но это выражение тут же заставило священника насторожиться, и жалость его растворилась, будто сахар.

Опасения Тайлера оправдались – подле Его Святейшества стоял кардинал Андерс, величественно возвышаясь в своем просторном облачении из алого шелка. Краска, произведенная в Тирлинге, была скверного качества, поэтому сутаны кардиналов когда-то были почти рыжими, но одеяние Андерса было настоящего красного цвета – истинный признак того, что Церковь, как и многие другие, закупала краски из Калле на черном рынке Мортмина. Тайлер поймал себя на том, что вновь думает об отце Сете и о той страшной ночи в приемной зале, и заставил себя прогнать это воспоминание. Никто из священников никогда не говорил о той ночи, по крайней мере, не в присутствии Тайлера, и он прекрасно понимал, почему: некоторые вещи настолько ужасны, что стараешься запереть их в дальнем уголке своего разума, куда не проникают свет и звуки. Но они все равно стучатся, стараясь вырваться наружу в самое неподходящее время.

Присутствие кардинала Андерса на этой встрече не сулило ничего хорошего. Ему было сорок три года – на двадцать с лишним лет меньше, чем Тайлеру. Он попал в Арват в шестилетнем возрасте: родители его были глубоко верующими людьми и с малолетства готовили его в священники. Сообразительный и беспринципный, Андерс поднялся по иерархической лестнице с необычайной скоростью. К двадцати одному году он стал самым молодым священником, пробившимся в епархию Нового Лондона, а всего через несколько лет получил чин кардинала. За все эти годы лицо его, казалось, нисколько не изменилось: оно было словно высечено из дерева, с тяжелыми чертами, шрамами от подростковых прыщей и глазами столь черными, что Тайлер не мог отличить радужку от зрачка. Смотреть на Андерса было все равно что глазеть на тирский дуб.

Тайлер встречал на своем пути священников жадных, продажных и даже имеющих скрытые сексуальные пристрастия, которые претили Церкви и карались анафемой. Но каждый раз, глядя на это деревянное лицо будущего главы Арвата, которое с равным безразличием взирало бы на деяния Господа и происки дьявола, Тайлер вспоминал слова Джованни Медичи, сказанные при восшествии на престол папы римского из рода Борджиа: «Спасайтесь, мы попали в пасть волка».

– Чем я могу служить вам, Ваше Святейшество?

Его Святейшество усмехнулся.

– Думаешь, я призвал тебя сюда ради твоих исключительных познаний в истории, Тайлер? Что ж, это не так. В последнее время ты оказался вовлечен в необычайные события.

Тайлер кивнул, презирая самого себя за услужливый и подобострастный тон.

– Меня позвал Лазарь по прозвищу Булава, Ваше Святейшество. Он дал понять, что я нужен им немедленно, в противном случае я бы послал за другим священником.

– Визит Булавы, бесспорно, способен внушить страх, – мягко ответил Его Святейшество. – И что ты скажешь о нашей новой Королеве?

– Я уверен, что в Тирлинге не осталось ни единого человека, кто бы не слышал эту историю, Ваше Святейшество.

– Я осведомлен о событиях коронации, Тайлер. Я слышал эту историю из множества источников. Теперь я хочу услышать ее от тебя.

Тайлер повторил слова Королевы, наблюдая, как мрачнеет лицо Его Святейшества. Он откинулся на спинку трона, смерив Тайлера испытующим взглядом.

– Она отказалась принести обет.

– Отказалась.

– И все же ты взял на себя смелость завершить коронацию.

– Это была беспрецедентная ситуация, Ваше Высокопреосвященство. Я не знал, что еще сделать. Ведь на этот счет нет никаких правил… не было времени… мне показалось, что так будет лучше для королевства.

– Твоя первостепенная забота – не благо королевства, а благо Церкви Господней, – ответил Андерс. – Благо государства и его народа – забота правителя.

Тайлер пораженно уставился на него. Это заявление почти в точности повторяло слова Королевы, сказанные во время коронации, но при этом смысл их был настолько иным, будто они были сказаны на другом языке. Его Святейшество не вызывал у Тайлера ни симпатии, ни доверия, но тот, по крайней мере, представлял собой предсказуемую смесь религии и практичности. С этим человеком можно было иметь дело. Кардинал Андерс же был человеком совсем иного сорта. Тайлер неожиданно осознал, что искренне боялся Андерса. Боялся того, на что тот может быть способен, оказавшись свободным от всяких ограничений. Его Святейшество был лишь слабой помехой на пути Андерса – помехой, которая скоро будет устранена.

– Я знаю это, Ваше Высокопреосвященство, но у меня не было времени размышлять, и нужно было сделать выбор…

Двое старших священников некоторое время пристально смотрели на него. Затем Его Святейшество пожал плечами и улыбнулся так широко, что Тайлеру захотелось отползти вниз по ступенькам.

– Что ж, значит, иначе было нельзя. Весьма прискорбно, что ты оказался втянут в подобную ситуацию.

– Да, Ваше Святейшество, – ответил Тайлер, выжидая удара, который должен был последовать за этой улыбкой. Бедро его разболелось не на шутку – казалось, артриту причиняли удовольствие его мучения. Он хотел было попросить позволения встать, но передумал. Демонстрировать слабость в присутствии этих двоих было бы ошибкой.

– Королеве потребуется придворный священник, Тайлер. Отец Тимпаний служил при Регенте, она отнесется к нему с недоверием, и будет совершенно права.

– Да, Ваше Святейшество.

– В силу твоей роли в ее коронации логичный выбор падет на тебя.

Это утверждение Тайлеру ничего не говорило. Он ждал продолжения, которое и прояснит весь смысл сказанного.

– Она будет доверять тебе, Тайлер, – продолжил Его Святейшество. – Во всяком случае, больше, чем любому другому из нас, потому что ты короновал ее, хоть она и не принесла обет.

– Но не угодно ли Церкви назначить на эту роль кого-то другого? Кого-то более искушенного в мирской жизни?

И снова ответил Андерс.

– Все мы здесь люди Господа, святой отец. Преданность Богу и Церкви намного важнее, чем понимание деяний кесаревых.

Тайлер опустил взгляд на свои сандалии, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, вызванная происходящим вокруг него кошмаром. Он ждал порицания, даже временного изменения своих обязанностей – священников, совершивших небольшой проступок, бывало, ссылали на кухню, мыть посуду и выносить мусор. Но для священника, чьим единственным желанием было оставаться в своей келье наедине с книгами и мыслями, назначение ко двору казалось бесконечно суровым наказанием. Пожалуй, худшим из того, что могло с ним случиться.

«Быть может, она не захочет иметь придворного священника. Быть может, она погонит всех нас из Цитадели, и эта богомерзкая часовня сгниет, обратившись в прах».

– Нам нужны глаза и уши при дворе, Тайлер, – продолжал Его Святейшество, не меняя обманчиво мягкого тона. – Она не дала обет, и это подвергает Церковь Господнюю величайшей опасности при ее правлении.

– Да, Ваше Святейшество.

– Вот и хорошо. Будешь регулярно докладывать мне лично.

Лично Его Святейшеству? А как же Андерс? Бритоголовые мальчишки у дверей были лишь пешками, на самом же деле посредником между Его Святейшеством и остальной Церковью был Андерс. Почему же не докладывать ему?

Простой ответ нашелся сам собой: Его Святейшество не доверял Андерсу. Он сам выбрал его себе в преемники, но не доверял ему. «Я угодил в змеиное гнездо, – горестно подумалось Тайлеру, – Господь оставил меня в беде».

– О чем мне следует докладывать, Ваше Святейшество?

– Обо всех событиях в Цитадели, имеющих отношение к Церкви.

– Но, Ваше Святейшество, она все поймет! Она совсем не глупа.

Глаза Его Святейшества впились в него.

– Твоя верность Церкви будет оцениваться по степени подробности твоих отчетов. Это ясно?

Тайлеру было ясно. Он станет шпионом. Он снова с тоской подумал о своей келье, полках с книгами. Затем его мысль совершила бешеный поворот, и он услышал крики Сета, увидел огонь, отблеск стали, лицо кардинала, забрызганное кровью, которую он не утруждался вытереть.

– Тайлер? Тебе ясно?

Тайлер отрешенно кивнул, думая про себя: «Я – часть великого Божьего замысла».

– Вот и хорошо, – мягко сказал Его Святейшество.

* * *

Жавель, закутанный в серый плащ, крался по каменным ступеням. Если кто-то его увидит, то примет за стражника Королевы, на что и был расчет. Много лет назад, на заре своей карьеры, он и в самом деле пытался поступить в королевскую стражу, но его не приняли, направив в Стражу Ворот. Но серый плащ до сих пор владел его воображением – каждый раз, когда кто-то уступал ему дорогу или коротко кланялся, Жавель чувствовал себя выше и сильнее. Конечно, это был самообман, но все лучше, чем ничего.

Спустившись, он оказался в узком переулке, где над его головой поднималась завеса тумана, и продолжил свой путь, держа ладонь на рукояти кинжала. Уличные фонари в этой части Кишки были разбиты много лет назад, и лунный свет, рассеянный туманом, окутывал переулок голубоватым свечением, в котором было еще сложнее различить потенциального противника. Денег у Жавеля с собой не было, но местные головорезы не удосужатся проверить это, прежде чем напасть на него, и скорее всего сразу пырнут ножом под ребра на всякий случай.

Из темного дверного проема на него зарычали собаки. Они, возможно, выдали его присутствие, но Жавель не чувствовал страха – лишь настороженность. Он давно служил в Страже Ворот, но, как и большинство его товарищей, никогда не бывал в Цитадели дальше сторожевой будки. Цитадель оставалась для него загадкой. Кишка была его естественной средой – лабиринт гулких темных проулков и лазеек, которые он знал как свои пять пальцев. Весь квартал располагался в низине, между двух холмов. Здесь всегда собирался туман и люди, которым было что скрывать. Каждый, у кого было хоть что-то ценное, держал собаку.

Дверь «Тупика» была покрыта облупившейся краской. Жавель подошел к ней и огляделся, чтобы удостовериться, что за ним нет хвоста. Но, похоже, серый плащ вновь сослужил свою службу. Никто не хотел доставлять неприятности королевскому стражнику, в особенности теперь, когда беднота провозгласила новую Королеву своей героиней. Даже Жавелю, который никогда особо не интересовался настроениями народных масс, это преображение казалось из ряда вон выходящим. Эпидемия добропорядочности охватила весь город (ну, за исключением Кишки), не пощадив почти никого.

Но у Жавеля, как оказалось, был иммунитет. Сейчас жители города напоминали ему заурядных пьяниц, таких же, как он сам. Опьяненные, они наслаждались течением длинной, сулящей забвение ночи, не заботясь о том, что ждет их наутро. Они скоро протрезвеют, но еще раньше мортийская армия мобилизует свои силы – литейные цеха работают без остановки, производя сталь, солдаты готовы к наступлению. Мысли о Мортмине вернули Жавеля к воспоминаниям об Элли и о том, как длинные светлые волосы скрыли ее лицо прежде, чем она исчезла из вида.

Каждый день ему вспоминались какие-нибудь черты Элли, каждая из которых внезапно появлялась в памяти и впивалась в самое сердце, не отпуская. Сегодня это были волосы Элли – поток светлых прядей, что в искусственном свете напоминали янтарь, а на солнце – золото. Жавель взялся за ручку двери паба, пальцы его дрожали. Внутри, что не может не радовать, его ждет виски, но вместе с ним и Арлен Торн.

«Тупик» был заведением для горьких пьяниц – крошечная хибара без окон, с половицами, настолько пропитавшимися пивом, что внутри всегда пахло как в кадке с дрожжами. Этот паб не входил в число любимых питейных заведений Жавеля, но сегодня у него не было выбора. Все мало-мальски приличные пабы Нового Лондона закрывались в час ночи. Кишка была единственным местом в столице, где можно было пить до рассвета. Несмотря на это, в пабе было почти пусто – на часах было около четырех утра, и даже поденщики уже разбрелись по домам. В такое время бодрствовали лишь самые распоследние пьяницы да те, кого ждали по-настоящему темные дела. Жавель подозревал, что попадает в обе категории. На него навалилось ощущение обреченности, предчувствие было столь мрачным, что от него невозможно было отделаться.

Записку от Арлена Торна Жавель получил в полночь, как раз когда сдавал смену, и ее содержание ничего ему не говорило. Торн по праву считался типом слишком скользким и хитрым, чтобы написать что-то компрометирующее. Отказаться от приглашения не представлялось возможным: когда Торн требует вашего присутствия, вы приходите. У Жавеля больше не было родных, чтобы отправить их в Мортмин, но он был не склонен недооценивать способность этого человека придумать что-нибудь в равной степени неприятное. В памяти Жавеля вновь мелькнули золотистые волосы Элли. С того самого дня на лужайке у Цитадели ему казалось, что в мире не хватит виски, чтобы он смог утопить свои воспоминания о ней.

«И все же я готов попробовать, – горестно подумал он, испытывая ненависть к самому себе. – Каждый день я готов пробовать снова и снова».

Торн сидел за столом в углу, прислонившись сразу к двум стенкам, и что-то потягивал из кружки, наверняка воду. Всем было известно, что Торн не пьет спиртного. На заре его карьеры это доставляло ему одни неприятности: трезвость в сочетании с худощавой фигурой и тонкими чертами лица делала его излюбленной жертвой регентовских отрядов по борьбе с мужеложством. Торн не раз терпел от них побои, прежде чем начал продвигаться по служебной лестнице. Интересно, жив ли сейчас хоть кто-нибудь из его обидчиков? Жавель в этом сильно сомневался.

Вил, которому несколько раз приходилось иметь дела с Торном напрямую, говорил, что тот не пьет по очевидной причине: ему не нравится терять контроль, пусть на долю секунды. Жавель полагал, что это объяснение справедливо: в пабе было почти пусто, но Торн, скользнув по нему взглядом, продолжил осматривать помещение, отмечая про себя количество присутствующих, тех, кто мог заметить его и то, что Распорядитель переписи встречается со стражником Ворот, и тех, кого эта информация может заинтересовать.

Рядом с Торном сидела женщина, Бренна. Жавель тут же ее узнал. Ее кожа была такой молочно-белой и полупрозрачной, что под нею были видны вены. Возраст ее определить было невозможно, а лицо ее обрамляла завеса редеющих светлых волос. Многие в городе были наслышаны о ней, но редко видели – она могла выходить из дома только в темноте.

«Темные делишки», – подумал Жавель, заказывая две порции виски у бара. Вторая была для удовольствия, а первая – абсолютно необходима для того, чтобы заставить себя сесть за стол. Торн собственной рукой вытащил бумажку с именем Элли при жеребьевке, такое сложно забыть. Когда бармен подал его заказ, Жавель залпом опрокинул в себя первую порцию. Подняв второй стакан, он уставился на барную стойку, стараясь потянуть время.

Неподалеку сидела стареющая путана в прозрачной белой блузе. У нее были светлые, наверняка крашеные волосы. Она откинулась на барную стойку, изогнувшись, как акробатка, неестественно выпятив грудь, и деловито посмотрела на Жавеля.

– Страж Королевы, да?

Жавель коротко кивнул.

– За пятерку по-быстрому, за десять – полный набор.

Жавель закрыл глаза. Однажды, года три назад, он ходил к проститутке, но у него ничего не вышло, и в итоге он разрыдался у нее на груди. Женщина была очень добра и отнеслась к нему с большим пониманием, но Жавель чувствовал, что оно было показным, поверхностным и что она хочет поскорее избавиться от него и заняться следующим клиентом. Он вполне понимал ее. Жалость жалостью, а работа работой.

– Нет, спасибо, – сказал он ей.

Проститутка пожала плечами, глубоко вздохнула и развернулась, выпятив грудь в сторону еще двух мужчин, вошедших в паб.

– Тебе же хуже.

– Жавель, – раздался низкий елейный голос Торна. – Присаживайся сюда.

Жавель взял свой стакан, пересек помещение и сел. Торн подался вперед, скрестив свои длинные худые руки. В нем было что-то паучье: каждый раз, как Жавель видел Торна, ему казалось, что у того слишком много конечностей и все они слишком длинные. Он отвел глаза и заметил, что женщина, Бренна, смотрит на него в упор невидящим взглядом, хотя ходила молва, что она совершенно слепа. Глаза у нее были типичного для альбиносов розоватого оттенка. Если бы Жавеля попросили угадать, какую женщину Торн выбрал бы себе в невольницы, он описал бы именно такой типаж: угрюмая, слепая и зависимая. На мгновение он задумался о том, какие услуги женщина оказывала Торну в обмен на его покровительство, но предпочел не углубляться в этот вопрос. Поговаривали, что она была с Торном всю жизнь, следуя за ним с самого детства в Кишке, и что она – единственное создание на всем божьем свете, к которому тот питает какую-то привязанность. Но все это была чушь собачья, байка, придуманная каким-то глупым сказочником, которому хотелось добавить романтики даже в образ Торна.

– Ей не нравится, когда на нее пялятся.

Жавель поспешно отвел взгляд и встретился глазами с Торном.

– Ты страж Ворот, Жавель.

– Верно.

– Доволен ты своей работой?

– Вполне.

– Правда?

– Это честный труд, – ответил Жавель, стараясь, чтобы это не прозвучало лицемерно. Немногие в Тирлинге могли бы назвать работу Торна честной, но то была редкая часть людей, которым не приходилось видеть, как золотистые волосы их жен исчезают за Пиковым холмом.

– Твою жену отправили в Мортмин шесть лет назад.

Хорошо, что он сказал «твою жену». Определенно, очень хорошо. Если бы Жавель услышал имя Элли из уст Торна, он бы накинулся на него, наплевав на его положение.

– Моя жена вас не касается.

– Меня касается любой груз, покидающий королевство. – Глаза Торна задержались на сжатом кулаке Жавеля, и его улыбка стала шире. Люди, подобные Торну, обладали природным даром замечать то, что от них пытались скрыть. Стражник искоса глянул на Бренну, не в силах отгородиться от шальных мыслей о той жизни, которую она вела. Торн потянулся к своей кружке с водой, и Жавель с болезненным интересом наблюдал за ним.

«Эта рука отправила Элли в клетку. Дюймом левее – и на ее месте могла бы оказаться чья-то чужая жена».

– Моя жена не была вещью.

– Она была грузом, – снисходительно ответил Торн. – Большинство людей – груз и вполне довольны своим положением. А я доволен тем, что занимаюсь отправкой этого груза.

В голове Жавеля завертелась мысль, становившаяся все более привлекательной по мере того, как виски растекалось по венам. Жавель не понимал, почему не подумал об этом раньше. У каждого стражника Ворот были при себе короткий меч и нож. Сейчас нож торчал у него за поясом, неудобно впиваясь в ребра с левой стороны. Жавель был не слишком умелым воином, но обладал очень быстрой реакцией. Если сейчас выхватить нож, он мог бы отсечь Торну ту самую руку, что потянулась левее, а не правее, и тем самым изменила всю его жизнь. Лишив Торна рабочей руки, он нанес бы тому существенный урон: по слухам, Торн и сам обладал неплохой реакцией, но он пришел сюда без охраны. Он определенно не считал Жавеля угрозой для себя.

Жавель схватил второй стакан и осушил его одним жадным глотком, мысленно прикидывая расстояние между рукой Торна и своим ножом. Еще несколько минут назад он боялся Торна, но теперь любая кара казалась ничтожной в сравнении с тем, что он мог совершить. Конечно, Бюро переписи без Торна не распадется, слишком хорошо налажена его работа, но такая потеря станет тяжелым ударом. Торн управляет своими подчиненными с помощью страха, а этот механизм действует только вертикально, сверху вниз. У Жавеля не было времени перехватить нож рабочей рукой – придется действовать левой и надеяться на лучшее. Он переводил взгляд со своей руки на ладонь Торна, оценивая расстояние.

– Не успеешь.

Жавель поднял глаза и увидел, что тот снова улыбается своей холодной улыбкой.

– А если и успеешь, все равно умрешь.

Жавель обескураженно посмотрел на него. Сидевшая подле Торна женщина издала высокий визгливый смешок, напоминавший лязг ржавых дверных петель.

– Я подмешал в твой напиток яд, стражник. Если не получишь от меня противоядие в течение десяти минут, подохнешь в муках.

Жавель посмотрел на свой пустой стакан. Мог ли Торн что-то подсыпать туда? Мог, пока Жавель пялился на проклятую альбиноску. В Тирлинге было полным-полно разнообразнейших ядов, действующих как медленно, так и быстро, но способен ли Торн на такое? Конечно, способен. Он истязал пятилетнюю девочку на глазах у ее родителей, так что понятие о недопустимых поступках было для него бесконечно далекой областью, куда он не удосуживался заглянуть. К тому же он не лгал: достаточно было одного взгляда в его ледяные голубые глаза, чтобы понять, что он говорил правду. Жавель заметил, что альбиноска с обожанием взирает на Торна, не сводя с него своих розоватых глаз.

– Знаешь, что самое неприятное в моей работе? – спросил Торн. – Никто не понимает, что это всего лишь бизнес. На моей памяти люди раз пятнадцать пытались напасть на поставку где-нибудь на пути от Нового Лондона к мортийской границе. Обычно это происходило сразу за Критой, где на много миль вокруг нет ничего, кроме бескрайних полей, и в пшенице можно укрыть целую армию. И, знаешь ли, десять раз мне удавалось их просто отговорить. Это было несложно, так что я даже не стал их наказывать.

– Ну конечно, – пробормотал Жавель. Сердце тревожно заколотилось в груди, и ему показалось, что в животе, где-то чуть ниже пупка, что-то сжалось. Ему не удалось убедить себя, что это ощущение – лишь плод воображения, но и в обратное тоже не верилось. Он мог бы напасть на Торна прямо сейчас, прежде чем яд сделает свое дело. Но Торн был готов к нападению, у него не было форы.

– Я правда их не наказывал, – продолжал Торн. – Я просто объяснял им ситуацию и отпускал на все четыре стороны. Потому что это всего лишь бизнес. Они поступали дурно, но не причиняли вреда моим клеткам, лишь распугивали лошадей, а это легко исправить. Поставка задерживалась не больше чем на пять-десять минут. Я не наказываю людей за ошибки, во всяком случае, в первый раз.

– А как же остальные пять раз?

В глазах Торна загорелось неприятное самодовольство, и Жавель ощутил в желудке спазм, напоминавший острое несварение. Пока это причиняло лишь дискомфорт, но он чувствовал, что ему может стать намного хуже, и очень быстро.

– Остальные не захотели разговаривать. Я посмотрел этим людям в глаза и понял, что могу сколько угодно разглагольствовать, но они все равно попытаются напасть. Некоторые не понимают или не хотят понимать, что они проиграли.

Жавель возненавидел себя за этот вопрос, но не смог удержаться:

– И что вы с ними сделали?

– Сделал их наглядным примером, – ответил Торн. – Некоторые не умеют просчитывать наперед, но наглядный пример всегда работает. Конечно, я сожалею, что пришлось так поступить…

«Да уж конечно, жалеешь ты, ублюдок, – подумал Жавель. – Так уж и жалеешь».

– Но это действительно было необходимо. Ты бы удивился, узнав, как быстро люди усвоили мой урок. Вот, взять, к примеру тебя.

Медленный терпеливый тон Торна был невыносим. Жавелю казалось, что он снова оказался в классной комнате, по которой ни разу не скучал с того момента, как в двенадцать лет сбежал из дома. Он посмотрел на женщину, обнаружил, что ее невидящий взор обращен прямо на него, и быстро отвел глаза.

– Ты вбил себе в голову, что можешь выхватить свой нож и одолеть меня. Можно подумать, я не был готов к этому еще вчера. И даже позавчера. Как будто я не был готов к этому со дня своего рождения.

Жавелю вспомнился слух, который он однажды слышал: мать Торна была проституткой в Кишке и продала его работорговцу, когда ему было всего несколько часов от роду. Живот снова скрутило, на этот раз сильнее, будто кто-то резко просунул пальцы в его пупок, схватил внутренности и крепко сжал. Он откинулся назад, медленно дыша и стараясь вернуться мыслями к своему плану, но боль перекрывала навеянную виски отвагу. Жавель всегда боялся боли, как дитя.

– Так что, Жавель, вопрос такой: будешь ли ты пытаться на меня напасть или же хочешь поговорить о деле?

– Поговорить о деле, – выдохнул Жавель. Мысли о ноже оставили его. Теперь он мог думать лишь о противоядии. Он сам удивился, до чего сильно все еще хотел жить.

– Отлично. Поговорим о твоей жене.

Элли.

– Что с ней?

– Она жива.

– Чушь! – огрызнулся Жавель.

– Нет, это правда. Она жива и хорошо устроилась в Мортмине, – Торн склонил голову набок, уточнив: – Относительно хорошо.

Жавель скривился.

– Откуда тебе знать?

– Я просто знаю. Я даже знаю, где она.

– Где?

– Э, зачем же мне открывать все карты? Тебя это на данный момент не касается. Тебе достаточно знать, что мне достоверно известно, где она, и более того, я могу вернуть ее.

Жавель ошеломленно посмотрел на него. Откуда-то из глубин его памяти вспыло кое-что, о чем ему совсем не хотелось вспоминать: день рождения Элли, лет девять или десять назад. Она мельком упомянула, что хотела бы получить в подарок кросны, поэтому он пошел в лавку со всякими женскими штуками и прикупил парочку, что показались ему вполне качественными и приемлемыми по цене. Элли выглядела очень довольной, но в последующие месяцы кросны валялись на дне ее швейной корзины. Жавель ни разу не видел, чтобы она ткала, но был слишком озадачен и обижен, чтобы спрашивать, в чем дело. Но затем, спустя полгода после дня рождения, Элли достала их и начала споро мастерить шапки, перчатки и шарфы, а потом свитеры и даже одеяла. Жалованье Жавеля было небольшим, но его всегда хватало на то, чтобы покупать пряжу для жены, и к тому времени, как выпал ее жребий, она сама делала большую часть их зимней одежды, которая была теплой и удобной.

После того как Элли увезли в Мортмин, Жавель все никак не мог заставить себя убрать ее вещи: швейная корзина по-прежнему стояла у камина, а на кроснах болталась незаконченная шапка. Ему нравилось смотреть на эту корзину, полную заготовок: казалось, что Элли просто уехала погостить к родителям и скоро вернется. Порой, особенно сильно напившись, он садился у камина и ставил корзину себе на колени. Он никогда никому не признался бы, что это помогало ему заснуть.

И все же то, как она вела себя в эти полгода, было совсем не характерно для Элли, которая сама признавалась, что даже маленькой девчонкой ей не терпелось добраться до новых вещей, как только они попадали в дом. После того как Элли увезли, Жавель нанял женщину, которая стала обстирывать его и убирать дом. Через несколько недель он взял швейную корзину и показал служанке кросны, спросив, что с ними не так. Тут он и узнал, что это были вовсе не кросны, а вязальные спицы. Ткачество и вязание были совершенно разными видами рукоделия, это было известно даже Жавелю, хотя объяснить разницу он бы не смог.

А Элли, которая обыкновенно без стеснения сообщала ему, когда он делал что-то не так, в тот раз не сказала ни слова и полгода тайком училась вязать. Жавель жалел о многом, что было связано с Элли, и каждый день добавлял ему новых терзаний, но, что было самым странным, больше всего он раскаивался в том, что он так и не узнал секрет кросен до ее отправки в Мортмин. Порой, просыпаясь утром в их кровати (всегда на своей стороне, потому что спать на стороне Элли было все равно что пытаться дышать под водой), Жавель думал, что отдал бы что угодно, лишь бы она узнала, что он все понял про вязальные спицы. Ему казалось жизненно важным то, чтобы она узнала это.

– Откуда мне знать, что ты правда можешь вернуть ее?

– Я могу, – ответил Торн. – И я сделаю это.

Желудок Жавеля в очередной раз скрутило, и он согнулся пополам, пытаясь как можно сильнее сжать брюшные мышцы, однако это не прекратило боль ни на секунду. В конце концов спазм ослаб, сжимавший его внутренности кулак разжался, и Жавель, подняв глаза, поймал на себе взгляд Торна, который смотрел на него совершенно бесстрастно.

– Тебе следовало бы верить мне, Жавель. Я не бросаю слов на ветер.

Жавель принялся размышлять над этим, держа руку на животе на случай нового приступа боли. Город полнился слухами о Торне. Некоторые походили на правду, другие были весьма сомнительны, но стражнику и впрямь никогда не доводилось слышать, чтобы Торн нарушал свое слово. В конце концов, у человека с репутацией обманщика прибыльного дела не получится. Сидевшая рядом с Торном альбиноска вдруг быстро и часто задышала, будто ей не хватало воздуха. Она прикрыла глаза, словно в экстазе, подняла руку и принялась теребить сосок сквозь тонкую ткань своей розовой рубашки.

– Потерпи, дорогуша, – пробормотал Торн. – Мы уже почти закончили.

Женщина утихомирилась и снова сложила руки на коленях. Жавель содрогнулся.

– Чего ты хочешь?

Торн одобрительно кивнул.

– Мне нужно пронести кое-что в Цитадель. Мне нужен человек у Крепостных Ворот, который не стал бы задавать лишних вопросов.

– Когда?

– Когда я скажу.

Жавель посмотрел на него, начиная понимать, что к чему. Новая судорога скрутила его внутренности, и он пробормотал, задыхаясь:

– Ты собираешься убить Королеву.

Торн молча посмотрел на него, сохраняя бесстрастное выражение. Стражник подумал о видении, которое явилось ему на лужайке перед Цитаделью: высокая женщина с короной на голове, внезапно показавшаяся сильнее и старше своих лет.

Королеву все же короновали. Вил, всегда узнававший все первым, рассказал товарищам, что во время коронации Регент попытался убить ее, но его план не сработал. Проезжая по улицам в сумерках, в обычной вечерней какофонии закрывающихся лавок, окликов, болтовни и сплетен, Жавель слышал, что ее называют Истинной Королевой. Ему было незнакомо это выражение, но сомнений быть не могло: это имя принадлежало той высокой величественной женщине, которую он видел на крепостной лужайке и которой пока вообще не было на свете.

«Но ведь это возможно, – подумалось Жавелю. – Однажды она могла бы ею стать». И хотя он ни разу не был в церкви и даже перестал верить в бога с тех пор, как Элли отправили в Мортмин, он внезапно ощутил, как над его головой навис рок. Роковое проклятие и история застыли над ним, словно две руки, готовые раздавить его своей хваткой. Убийц Джонатана Тира так и не поймали, но их страницы были самыми черными в истории Тирлинга. Кем бы они ни были, Жавель не сомневался, что они обрекли себя на вечные муки за свои преступления. Но он не мог высказать все эти страхи Торну, поэтому лишь произнес:

– Она Королева. Нельзя убивать Королеву.

– Нет никаких доказательств того, что она действительно Королева, Жавель. Это всего лишь девчонка, у которой есть шрам от ожога и сапфировый кулон.

Но тут Торн отвел глаза, и Жавеля внезапно настигло озарение: Торн тоже видел эту высокую величавую женщину. Он видел ее и перепугался так сильно, что решился затеять это дело. Никогда еще Торн не был так сильно похож на паука: он словно вылез из своего угла, чтобы починить паутину, и готовился вновь спрятаться в свою темную щель, чтобы плести свои замыслы и с бесконечным зловещим терпением ждать подрагивания нити, возвещающего о том, что в его сеть угодило очередное беспомощное создание.

Жавель оглядел «Тупик», словно видел его в первый раз: половицы с глубоко въевшейся грязью, заляпанные дешевым свечным салом стены, проститутка, отчаянно улыбавшаяся каждому входящему, хозяин, который, казалось, никогда не смотрел на посетителей, но магическим образом возникал из ниоткуда, как только кто-нибудь набедокурит, держа в руке тяжелую дубинку. Больше всего его поразил смешанный запах пива и виски, густой, как туман, висящий в воздухе. Жавель любил и ненавидел этот запах. Он понял, что именно из-за этого смешанного чувства выбор Торна пал на него. Жавель был слаб, Торн чуял это. Должно быть, запах слабости был ему так же приятен, как запах виски самому Жавелю.

«Вот она, его темная щель, – наконец осознал стражник. – Прямо здесь». Его снова согнуло пополам: казалось, в его желудке проснулся какой-то злобный зверек и начал раздирать его плоть когтями и зубами, острыми, словно иглы. Жавелю казалось, что он идет по канату и внизу под ним – бесконечная чернота. Что он увидит, падая в бездну?

– А что, если твой план провалится? – выдохнул он. – Какие у меня гарантии?

– Никаких, – ответил Торн. – Но волноваться не о чем. Только глупец складывает все яйца в одну корзину. У меня же корзин много. Если один план не сработает, попробуем другой и в конце концов преуспеем.

Торн извлек из-за пазухи пузырек с жидкостью янтарного цвета и предложил его Жавелю, который протянул руку, но ухватил лишь воздух.

– По моим подсчетам, у тебя осталась пара минут, прежде чем станет слишком поздно пить это. Итак, стражник, у меня к тебе только один вопрос: соображаешь, что к чему?

«Мне не победить», – подумал Жавель, судорожно хватаясь за живот. И разве не было в этой мысли какого-то гадкого, предательского утешения? Ведь если победить невозможно, то в этом нет твоей вины – какой бы путь ты ни выбрал.

 

Глава 8. Королевское Крыло

Проснувшись, Келси с радостью обнаружила, что все декоративные подушки исчезли с кровати ее матери. То есть с ее кровати: ведь все это теперь принадлежало ей. Эта мысль была уже менее приятной. Спину ее сплошь покрывали бинты. Проведя рукой по волосам, она обнаружила в них какую-то маслянистую субстанцию. Должно быть, она проспала немало времени. Булавы на этот раз не оказалось в кресле, и никого другого в комнате тоже не было.

У Келси ушло несколько минут на то, чтобы принять сидячее положение. Рана на плече не кровоточила, но и не начала как следует заживать, причиняя ей боль при каждом движении. Кто-то, наверняка Андали, оставил на прикроватном столике кувшин с водой и пустой стакан. Келси напилась и плеснула водой на лицо. Андали, похоже, смыла с нее кровь, за что Келси была ей безмерно благодарна. Опустив глаза, она увидела, что Андали отмыла и сапфир: на нем не осталось и следа крови. Девушка подумала о человеке, которого убила, и с облегчением поняла, что ничего не чувствует по этому поводу.

Она с трудом поднялась на ноги и прошлась по комнате, проверяя, как поведет себя рана. На ходу она заметила, что с дальнего края кровати теперь свисает длинная веревка, поднимающаяся к потолку, продетая через несколько крюков и уходящая в маленькое отверстие, проделанное в стене передней. Келси улыбнулась, легонько дернула за нее и услышала приглушенный звон колокольчика.

Дверь открыл Булава, который, увидев, что она стоит у кровати, кивнул с одобрением:

– Хорошо. Врач сказал, что вы должны оставаться в постели хотя бы еще день, но я знал, что он просто миндальничает с вами.

– Какой еще врач? – удивилась Келси, полагавшая, что ее раны залатал Булава.

– Которого я позвал для больного ребенка. Не люблю врачей, но этот оказался достаточно толковым, и, вероятно, именно благодаря ему у вас не началось заражение. По его словам, рана будет заживать медленно, но чисто.

– Еще один шрам. – Девушка осторожно потерла шею. – Скоро на мне места живого не останется. Как малышка?

– Ей уже лучше. Врач оставил ее матери какое-то лекарство, которое, похоже, успокоило боль в животе, хотя оно и обошлось нам в целое состояние. Судя по всему, вскоре ей потребуется еще.

– Надеюсь, вы хорошо ему заплатили?

– Весьма неплохо, госпожа. Но мы не сможем пользоваться его услугами постоянно, равно как и приглашать второго известного мне врача. Они не устоят перед по-настоящему щедрым подкупом.

– Тогда что нам делать?

– Пока не знаю. – Булава потер лоб большим пальцем. – Я думаю над этим.

– Как себя чувствуют раненые стражники?

– С ними все нормально. Хотя кое-кому придется на время ограничить свои обязанности.

– Я хочу навестить их.

– Я бы не стал этого делать, госпожа.

– Почему?

– Королевский стражник – невероятно гордая порода. Они предпочли бы, чтобы на их раны никто не обращал внимания, особенно вы.

– Я? – озадаченно спросила Келси. – Да я ведь даже меч держать не умею.

– Мы устроены по-другому, госпожа. Мы лишь хотим хорошо выполнять свою работу.

– И что мне делать? Притвориться, что с ними ничего не случилось?

– Да.

Келси покачала головой.

– Барти всегда говорил, что есть три вещи, из-за которых мужчины могут вести себя как идиоты: пиво, их причиндалы и гордость.

– Это похоже на Барти.

– Я думала, насчет гордости он ошибался.

– Нет, не ошибался.

За стеной раздался какой-то стук. Рано или поздно ей придется выйти из комнаты. Ее принесли в спальню окровавленной и без сознания, и нужно будет показаться им, особенно женщинам. Воспоминания о коронации породили новые вопросы.

– Кто бросил в меня нож?

– Прошу прощения, госпожа. Я недостаточно хорошо обеспечил вашу безопасность и беру на себя всю ответственность за это. Я считал, что мы надежно вас защитили.

Булава сосредоточенно смотрел в пол, скривив свое морщинистое лицо, будто ждал, что на его плечи вот-вот обрушится удар кнута. Келси понимала, как ему невыносима мысль, что он допустил ошибку, что его застали врасплох. Даже если бы она вздумала наказать его, она не могла не видеть, что он сам уже сотню раз вынес себе суровый выговор. Интересно, каким было его детство? Каким воспитанием можно было породить такое отношение к самому себе? Впрочем, она решила оставить эту тему.

– Но вы ищете этого человека?

– Да.

– И что теперь?

Стражник с видимым облегчением поднял глаза.

– Обычно первым делом новый правитель проводит аудиенцию, но я бы порекомендовал вам отложить ее на пару недель. Вы сейчас не в лучшей форме, а еще столько всего предстоит сделать.

Келси взяла свою тиару с безвкусного туалетного столика и принялась в задумчивости ее рассматривать. Она была красивой, хотя слишком хлипкой и женственной на ее вкус.

– Нужно найти настоящую корону.

– Это будет непросто. Ваша мать поручила Кэрроллу ее спрятать, и поверьте мне, он с такими задачами справлялся на славу.

– Что ж, в таком случае позаботьтесь, чтобы той вертихвостке сполна заплатили за ее украшение.

– С чего вы взяли, что она вертихвостка?

– А разве я неправа?

– Совершенно неправы. – Булава инстинктивно прикрыл тело руками. – Любой, кто попробует подкатить к леди Эндрюс, в мгновение ока лишится своего мужского достоинства.

Келси сдержала улыбку.

– Зачем же она тогда столько внимания уделяет своей внешности?

– Отношения между женщиной и зеркалом – извечная загадка, госпожа. – Булава прочистил горло. – У нас сегодня много дел. Я позову Андали, чтобы она привела вас в порядок.

– Как грубо.

– Прошу прощения, госпожа, но сегодня вид у вас не самый лучший.

Из-за стены послышался еще один глухой удар, настолько сильный, что балдахин над кроватью Келси содрогнулся.

– Что там происходит?

– Мы готовимся к осаде.

– К осаде? Она нам грозит?

– Госпожа, я полагаю, вы не вполне сознаете последствия собственных действий.

– А я не уверена, что ты вполне понимаешь меня, Лазарь. Не стоит считать, будто я не сознаю, какие силы привела в действие. Кто командует моей армией?

– Генерал Бермонд, госпожа.

– Что ж, приведите его сюда.

– Я уже послал за ним. Ему потребуется несколько дней, чтобы вернуться с южной границы, где он проверяет гарнизоны. Он не очень хорошо ездит верхом.

– Командующий моей армией плохо ездит верхом?

– Он хромой. Был ранен, защищая Цитадель при попытке государственного переворота десять лет назад.

– Ах вот как, – смущенно пробормотала Келси.

– Предупреждаю вас, госпожа, с Бермондом придется непросто. Ваша мать позволяла ему действовать по собственному усмотрению, а Регент уже много лет вообще не имел с ним дел. Он привык все делать по-своему. А еще ему претит обсуждать военную стратегию с женщиной, пусть даже и с Королевой.

– Вот незадача. Где Мортийское соглашение?

– Ждет вас, можете с ним ознакомиться. Но, думаю, вам придется смириться.

– С чем?

– С войной, – прямо ответил Булава. – Вы фактически объявили войну Мортмину, госпожа, и поверьте мне: Красная Королева придет по вашу душу.

– Это был рискованный шаг, Лазарь, я знаю. Но я считаю его необходимым.

– Просто помните, что риску подвергаетесь не только вы. Вы ставите на карту все королевство. Ставки высоки, и вам лучше приготовиться к проигрышу.

Он ушел за Андали, а Келси с тяжелым сердцем уселась на кровать. Булава, очевидно, начинал понимать ее, и его веские доводы разили в самые уязвимые места. Закрыв глаза, она увидела Мортмин – чудище, пробудившееся от долгого сна и нависшее, словно тень, надо всем, что она хотела построить.

«Карлин, что мне делать?»

Но голос Карлин больше не звучал в ее голове, и ответа не было.

Мортийское соглашение был разложено на большом обеденном столе, стоявшем в конце приемной залы. Его объем был явно маловат для документа такой важности: всего несколько плотных листов пергамента, слегка пожелтевших от времени. Келси зачарованно прикасалась к этим страницам, на каждой из которых в левом нижнем углу виделись небрежно начертанные черными чернилами инициалы ее матери: Э. Р. Справа были другие инициалы, выведенные темно-красным: К. М. На последней странице документа стояли две подписи: на одной строчке было неразборчиво накорябано «Элисса Рэйли», а на другой теми же кроваво-красными чернилами каллиграфически выведено – «Королева Мортмина».

«Она действительно не хочет, чтобы кто-то узнал ее настоящее имя, – подсказала Келси интуиция. – Для нее важно, чтобы никто не знал, кто она такая на самом деле. Но почему?»

Девушка с разочарованием поняла, что положения договора были сформулированы весьма четко, как и говорил Булава. Тирлинг обязался ежегодно поставлять в Мортмин три тысячи рабов, двенадцатью равными партиями. Возраст невольников не должен был превышать пятидесяти лет, и среди них должно быть не менее пятисот детей, как минимум по две сотни каждого пола. «Почему так много детей?» – удивилась Келси. Мортмин также получал небольшое количество малолетних рабов из Калле и Кадара. От детей было мало проку на заводах и шахтах, где преобладал тяжелый труд, а сельское хозяйстве в Мортмине было не развито. Даже если рынок был наводнен растлителями, на детей не должно было быть такого высокого спроса. «Почему же так много?»

Сухой, сугубо официальный текст договора не давал ответов на ее вопросы. Если очередная партия груза не прибывала в Демин к восьмому дню каждого месяца, Мортмин имел право на незамедлительное вторжение и насильственный захват необходимого количества рабов. Келси отметила, что в документе не была указана продолжительность такого вторжения, равно как и сроки вывода войск. Булава был прав: предотвратив отправку, она дала Красной Королеве все основания для вторжения. Что было в голове у ее матери, когда она подписывала столь однобокое соглашение?

«Будь объективна, – напомнила она себе. – Что бы ты сделала на ее месте, когда враг стоял у ворот?»

И ответа у Келси снова не нашлось. Она сложила страницы договора в аккуратную стопку и с гадким чувством отнесла на письменный стол в покоях своей матери.

Остаток дня Келси провела, осматривая Королевское Крыло и знакомясь с его обитателями. Новая повариха, Милла, была светловолосой и такой крошечной, что Келси отказывалась думать о том, как четыре года назад она умудрилась родить сына. Девушка догадалась, что Милле раньше приходилось заниматься чем-то весьма неприятным, чтобы сводить концы с концами. Услышав, что ее единственной обязанностью будет приготовление пищи, пусть и на двадцать с лишним человек в Королевском Крыле, она пришла в такой неописуемый восторг, что Келси поспешила зарыть руки в складки платья, испугавшись, что Милла кинется их целовать.

Женщину постарше, круглолицую и румяную, звали Карлотта. Она казалась напуганной, но после долгих расспросов призналась, что умеет сносно шить. Келси попросила ее изготовить еще несколько черных платьев взамен того, что было испорчено на коронации, и та согласилась взяться за работу.

– Но было бы лучше, если бы я сняла с вас мерки, Ваше Величество, – робко вымолвила она с таким видом, будто сама мысль об этом внушала ей ужас. Келси эта идея пугала не меньше, но она кивнула и улыбнулась в попытке успокоить женщину.

Она также познакомилась с несколькими стражниками, которых не было с ними в пути: похожим на разбойника Кэйланом, которого все звали просто Кэй, а также с лучниками Томом и Веллмером. Последний казался слишком юным для королевского стражника. Он изо всех сил старался выглядеть столь же мужественно, как и его старшие товарищи, но все же заметно нервничал, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.

– Сколько лет этому мальчику? – шепотом спросила Келси у Булавы.

– Веллмеру? Двадцать.

– Где вы его нашли? В яслях?

– Многие из нас поступили на службу, едва достигнув подросткового возраста. Не волнуйтесь насчет Веллмера. Он может попасть из лука точно вам в левый глаз с такого расстояния даже при свете факела.

Она попыталась примерить эту характеристику на стоящего перед ней бледного от волнения парнишку, но у нее ничего не получилось. Затем Келси последовала за Булавой по коридору в одну из комнат, где наспех обустроили детскую. Комната неплохо для этого подходила: это была одна из немногих спален с окном, и от дневного света обстановка казалась ярче и веселее, чем была на самом деле. Вся мебель была сдвинута к стенам, а по полу были разбросаны самодельные игрушки: тряпичные куклы, набитые соломой, торчащей из-под многочисленных заплаток, игрушечные мечи и даже крошечная копия деревянного торгового лотка.

Заглянув в комнату, Келси увидела детей, сидящих полукругом в центре детской и не сводящих глаз с красивой незнакомки с золотисто-каштановыми волосами. Красавица рассказывала им историю о девушке с невероятно длинными волосами, которую заточили в башне, и Келси, стараясь оставаться незамеченной, прислонилась к двери, чтобы послушать. Женщина говорила с отчетливым мортийским акцентом, но обладала хорошо поставленным голосом и рассказывала очень увлекательно. Когда принц пострадал от рук вероломной ведьмы, уголки рта рассказчицы опустились, на лице отобразилась печаль. В этот момент Келси узнала ее и с изумлением повернулась к Булаве.

Он жестом поманил девушку прочь от двери и тихо сказал:

– Она потрясающе ладит с малышами. Женщины, даже Андали, спокойно оставляют с ней своих ребятишек, пока работают. Это неожиданный подарок судьбы: иначе дети постоянно бы путались у нас под ногами.

Келси снова заглянула в комнату. Рыжеволосая красавица теперь показывала пантомиму, изображая чудесное исцеление принца. В свете свечей она, казалось, лучилась и была совсем не похожа на то забитое создание, которое Келси видела съежившимся в изножье регентского трона.

– Что с ней произошло?

– Я не расспрашивал ее о жизни с Регентом, госпожа, поскольку счел, что это нас не касается. Я бы рискнул предположить… – он понизил голос, – что она была его любимой игрушкой. Он не позволял ей зачать, поскольку это испортило бы ему всю малину.

– Что?

Булава развел руками.

– Она не скрывала, что хочет ребенка, пусть даже от Регента. Остальные женщины вашего дяди охотно принимали противозачаточные, но не она. Говорят, ему приходилось подмешивать их ей в пищу. К тому же он пообещал убить каждое дитя, что она выносит. Эту угрозу я слышал своими ушами.

– Ясно, – кивнула Келси, в последний раз глянув на окруженную детьми женщину. – Как ее зовут?

– Маргарита.

– Еще одна мортийка.

– Это мне тоже было известно, госпожа. В Мортмине рыжеволосые считаются еще большей редкостью, чем в Тирлинге. Красная Королева подарила Маргариту вашему дяде несколько лет назад в знак своей благосклонности.

– Людей дарят как вещи. – Келси качнула головой в сторону дверного проема. Плечо начинало побаливать. – Лазарь, это место похоже на гноящуюся язву.

– Госпожа, тут требовался сильный лидер. Не все обладают вашей отвагой и нравственностью.

– И даже ты?

– Конечно, нет. – Булава указал на открытую дверь. – Я бы не стал отбирать у вашего дяди его любимую игрушку, не удостоверившись наперед, чем она может быть мне полезна. И я бы постарался договориться с Красной Королевой, прежде чем останавливать отправку.

– Я уже поняла твою точку зрения.

– Знаю, госпожа. – Булава снова развел руками. – Я не говорю, что ваш выбор верен или неверен. Я лишь говорю, что нужны были вы, чтобы совершить все это, но вас здесь не было.

В его голосе не было упрека. Раздражение Келси прошло, но ее плечо снова пронзила боль, куда сильнее на этот раз, и она подивилась, как ее состояние могло ухудшиться только от стояния на месте.

– Мне нужно присесть.

Не прошло и пяти минут, как стражники притащили из ее покоев большое удобное кресло в зал для аудиенций и приставили его к стене.

– Мой трон, – сухо заметила девушка.

– Мы пока не можем обеспечить вам безопасность в тронном зале, – ответил Булава. – В нем слишком много выходов, а чтобы перекрыть эту треклятую галерею, нужно больше людей. Но пока мы могли бы перенести трон сюда.

– Мне кажется, в этом нет никакого смысла.

– Может, и нет, а может, и есть. В короне тоже нет смысла, но я вижу, что вы признаете ее ценность. Возможно, трон играет такую же роль.

Келси склонила голову в раздумье.

– Ты сказал, что мне нужно провести аудиенцию.

– Верно.

– Полагаю, это нельзя делать, сидя в кресле.

– Думаю, можно, – ответил Булава, в уголке его рта мелькнула улыбка. – Это стало бы необычным поворотом в истории династии Рэйли. Но, на чем бы вы ни сидели, в этой комнате намного проще обеспечить вашу безопасность. В Королевское Крыло ведет лишь один коридор без окон и дверей.

– Я совсем не помню его.

– Еще бы, вы были почти без сознания оба раза, когда мы несли вас по нему. В этом крыле много тайных ходов, но они хорошо охраняются, и только я знаю каждый из них. Этот коридор позволит нам контролировать движение людей.

– Ладно. – Келси осторожно опустилась в кресло. – У меня что, снова пошла кровь? – Она наклонилась вперед, чтобы Булава заглянул под бинты, закрывавшие ее лопатку.

– Крови нет.

– Кажется, мне скоро снова надо будет поспать.

– Не сейчас, госпожа. Нужно познакомиться со всеми сразу, чтобы никто не был обижен. – Он поманил пальцем Мерна, стоявшего у входа в коридор. – Приведи Веннера и Фелла.

Мерн ушел, и Келси откинулась на спинку кресла. Андали встала у стены, очевидно, намереваясь остаться. Келси решила, что Булава будет возражать, но он не обращал на ее камеристку никакого внимания, и она поняла, что должна вести себя так же. После всех этих лет в обществе Карлин и Барти вокруг нее оказалось столько людей, что некоторые из них порой должны были казаться ей невидимками.

– Когда мы сможем привезти сюда Барти и Карлин?

Булава пожал плечами.

– Может, через несколько недель. Потребуется время, чтобы отыскать их.

– Они в деревне Петалума, рядом с кадарской границей.

– Что ж, это упрощает дело.

– Они нужны мне, – сказала Келси.

Так оно и было, хотя до сих пор она не сознавала, как сильно нуждалась в их присутствии. Она вдруг сильно затосковала по Барти, по запаху чистых кож, исходившему от него, и по тому, как поднимались его брови, когда он улыбался. А Карлин… что ж, не то чтобы Келси скучала по ней. На самом деле она страшилась того момента, когда ей придется держать ответ за свои действия перед наставницей. Но Барти и Карлин шли в комплекте.

– Привезите их как можно скорее.

– Это работенка для Дайера. Мы все устроим, как только он вернется.

– Откуда?

– Я отправил его кое с каким поручением.

– С каким?

Булава со вздохом прикрыл глаза.

– Ваше Величество, сделайте одолжение: предоставьте мне спокойно делать свою работу.

Келси прикусила губу, едва удержавшись от очередного вопроса. Она полагала, что будет полностью контролировать свою стражу, но, очевидно, заблуждалась. Может быть, дело было в самом Булаве: он предпочитал действовать тайно, хотя Келси и понимала, что он не пытался отгородиться от нее. Он хотел делать несколько дел одновременно и при этом оставаться единственным, кто был в курсе всего. Что же будет, если один из ее приказов пойдет вразрез с его тайными планами?

Келси обратила взгляд на четырех стражников, стоявших у стен. Одним из них был Гален, которого она раньше никогда не видела без шлема. У него оказалась копна седых волос, а морщины на его лице при свете факелов странным образом проступали еще сильнее, чем при свете солнца в лесу. Ему было никак не меньше сорока пяти. Он наверняка много лет состоял в страже матери Келси. Она на секунду задумалась над этим фактом, прежде чем переключить свое внимание.

В зале были также Элстон, Кибб и Корин. Все четверо старательно избегали смотреть на нее, и она сочла это стандартной, хотя и несколько оскорбительной манерой поведения. Спустя минуту девушке настолько это надоело, что она через весь зал спросила:

– Кибб, как твоя рука?

Он повернул к ней лицо, не поднимая глаз и отказываясь встретиться с ней взглядом.

– Все в порядке, госпожа.

– Отстаньте от него, – пробормотал Булава.

В коридоре послышались шаги, и появились двое мужчин, одетых в серые плащи королевской стражи. Один был высоким и худощавым, другой – коренастым, но оба двигались с непринужденной грацией, которая, по мнению Келси, была присуща опытным воинами, и в первую очередь самому Булаве. По тому, как держались эти двое, Келси поняла, что они привыкли работать в паре, редко разлучаясь. Их поклон выглядел как хорошо отрепетированное танцевальное движение. Они показались ей чуть ли не близнецами, но высокий был по меньшей мере лет на десять старше своего товарища. Мерн появился вслед за ними из коридора и снова встал у входа. Уже больше недели прошло с тех пор, как они вернулись в Цитадель, но Келси с некоторым беспокойством заметила, что Мерн выглядел ничуть не лучше, чем во время похода. Лицо его по-прежнему было бледно, вокруг глаз залегли темные круги. Почему же он не спал?

– Веннер и Фелл, госпожа, – объявил Булава, заставив ее переключить внимание на стоящих перед ней мужчин. – Ваши оружейных дел мастера.

Келси протянула им руку, они несколько удивились, но пожали ее. У Фелла – того, что пониже, – скула была рассечена уродливым шрамом: очевидно, рану плохо зашили или не зашивали вовсе. Келси внезапно вспомнился рассказ Лира про Белый корабль, про достижения медицины, канувшие в глубокие океанские воды. Она тряхнула головой, отгоняя непрошеную мысль. Ее плечо теперь непрерывно пульсировало, словно напоминая ей, что пора бы снова поспать.

«Булава рассчитывает, что я буду держаться, – упрямо подумала она. – И я буду».

– Итак, господа оружейники, чем именно вы занимаетесь?

Они переглянулись, но первым ответил Фелл.

– Я отвечаю за оружие и снабжение стражи Вашего Величества.

– А я за обучение и тренировки, – добавил Веннер.

– А могли бы вы достать мне меч?

– У нас есть несколько мечей, из которых вы можете выбрать подходящий, Ваше Величество, – ответил Фелл.

– Нет, не парадный меч, хотя такой мне тоже понадобится. Мне нужен подходящий меч, чтобы я могла сражаться.

Оружейные мастера обескураженно взглянули на нее и перевели свои взоры на Булаву. Это так сильно ее разозлило, что она впилась ногтями в мягкую обивку кресла. Но Булава лишь пожал плечами.

– Сражаться, Ваше Величество?

Келси вспомнила глубочайшее разочарование на лице Карлин, появлявшееся каждый раз, когда воспитанница теряла самообладание, и с силой прикусила внутреннюю сторону щеки.

– Мне нужны оружие и доспехи. А еще я хочу, чтобы меня научили искусству владения мечом.

– Вы хотите драться на мечах, Ваше Величество? – с нескрываемым ужасом спросил Веннер.

– Да, Веннер, на мечах. Меня учили обороняться с помощью ножа, а вот управляться с мечом я не умею.

Келси глянула на Булаву, чтобы проверить, как он воспринял ее идею, и заметила кивок и полуулыбку. Его одобрение усмирило ее гнев лучше, чем если бы она сжевала всю щеку изнутри.

– Я не собираюсь сидеть без дела, отправляя других на смерть. Почему бы мне не научиться сражаться?

Оба мужчины открыли было рты, но тут же захлопнули их. Келси жестом попросила их продолжать, и, собравшись с духом, Фелл ответил:

– Госпожа, для королевы важную роль играет внешность. Сражаться на мечах… как-то это не по-королевски.

– А если меч в руках короля, это по-королевски?

Веннер и Фелл беспомощно переглянулись.

– Если я погибну, то тоже буду выглядеть не по-королевски. А в последнее время мне часто приходилось защищаться, довольствуясь лишь ножом.

Веннер и Фелл снова украдкой переглянулись. Похоже, после их соображений о том, что выглядит по-королевски, ей еще долго дожидаться от них откровенности.

– Так вы займетесь мечом и доспехами для меня?

– Прежде всего нужно будет снять мерки, госпожа, – неохотно уступил Фелл. – И потребуется время, чтобы найти кузнеца, который бы сделал броню для женщины.

– В таком случае поторопитесь с поисками. Вы свободны.

Когда оружейники, кивнув и откланявшись, пошли прочь по коридору, Веннер бормотал что-то на ухо Феллу. Как только они скрылись за углом, Булава фыркнул.

– Чего он сказал?

– Сказал, что вы полная противоположность вашей матери.

Келси позволила себе на это коротко улыбнуться.

– Ну, поживем – увидим. Кто еще остался?

– Арлисс, ваш казначей. И Регент также настаивал на встрече с вами. Досадная помеха, но лучше поскорее отделаться от него.

Девушка вздохнула, мечтая о своей мягкой кровати и кружке горячего чая со сливками. Ах, как это вкусно! В коттедже она всегда читала с кружкой чая. Она вдруг встрепенулась, осознав, что начала задремывать в кресле; Андали куда-то пропала, но Булава все еще терпеливо стоял рядом с ней. Выпрямившись, она потерла глаза.

– Начнем с Регента, а после займемся казначеем.

Булава дал знак Корину:

– Приведи Регента.

Корин кивнул и юркнул на кухню.

– Кстати, о вашем дяде. Должен сообщить, что в последнее время он обнаружил себя в весьма стесненных обстоятельствах.

– Сердце кровью обливается.

Рядом с Келси вновь возникла Андали, молча вручившая ей кружку дымящейся жидкости молочного цвета. Осторожно понюхав, девушка уловила запах черного чая, сдобренного сливками. Она с удивлением взглянула на Андали, которая снова встала у стены, устремив безмятежный взгляд куда-то вдаль.

– Я имею в виду, – продолжил Булава, – что Регент чувствует себя сильно оскорбленным моими действиями. Я конфисковал большую часть его имущества.

– Что за имущество?

– Драгоценности, кое-какое спиртное и безвкусные скульптуры. Несколько впечатляюще плохих картин.

– Лазарь, в этом вопросе предоставляю тебе полное право действовать по своему усмотрению, как ты и просил. Тебе бы следовало поблагодарить меня за это.

Булава поклонился.

– Покорнейше благодарю, ваше светлейшее…

– Да заткнись ты.

Булава усмехнулся, после чего снова замер в безмолвном ожидании, пока от западной стены по залу не прокатилось эхо глухого стука. Массивные двери футов двадцати в высоту были не просто заперты, но закрыты на тяжелые дубовые засовы на уровне колен и головы. Кибб открыл небольшой глазок в правой двери, а Элстон дважды постучал по левой. С обратной стороны двери донеслись три ответных стука, эхом отразившихся от восточной стены, и Элстон ответил еще тремя.

Келси эта система показалась интересной. Элстон, с удовлетворенным видом что-то пробормотал, и они вместе с Киббом ухватились за засовы и принялись их вытаскивать. Даже со своего места Келси видела, как на мощных руках Элстона от напряжения выпирают вены.

– Отличная система, – сказала она Булаве. – Твоя задумка, я полагаю?

– Детали продумал я, но сама идея принадлежит Кэрроллу. Мы меняем условленный стук каждый день.

– Кажется, многовато суеты ради всего одного посетителя. Почему нельзя было провести его сюда тем же путем, каким ушел Корин?

Булава одарил ее одним из своих красноречивых взглядов.

– Ох.

– Немногим известно об этих проходах, госпожа, но я был бы потрясен, если бы Регент выполз из своей постели достаточно надолго, чтобы выведать хоть четверть того, что знаю я.

– Понимаю. Он не заслуживает того, чтобы знать твои секреты.

Булава улыбнулся с искренне довольным видом.

– Верно, госпожа. Именно так.

– Пусть кто-нибудь закроет дверь в детскую. Не хочу, чтобы Маргарита слышала все это.

Булава щелкнул пальцами только что вошедшему Мерну. Эта идея отдавать команды с помощью щелчков казалась Келси унизительной, но стражники, похоже, воспринимали ее совершенно по-другому – на самом деле они даже гордились тем, что Булава отдает им распоряжения без слов. В их мире царили другие, военные порядки. И оказавшись в нем, Келси обнаружила, что в нем весьма спокойно.

Элстон и Кибб налегли на двери, распахнули их, и перед Келси открылся вид, который она, казалось, забыла. Широкий тоннель, освещенный множеством факелов, тянулся на несколько сотен футов вниз по пологому склону, исчезая за поворотом. Она помнила этот тоннель, но ведь она по нему не ходила? И правда, Булаве пришлось тащить ее вверх по склону. Зачем кому-то понадобилось создавать искусственный холм внутри здания?

«В целях обороны, разумеется, – раздался в ее голове голос Карлин. – Сама подумай, Келси. На случай, если в Цитадель явится разъяренный народ, чтобы насадить твою голову на вилы».

– Веселенькая картинка, – прошептала Келси. – Спасибо.

– Вы что-то сказали, госпожа?

– Нет, ничего.

В дверях появился Регент в сопровождении Корина. По расслабленной осанке Корина Келси поняла: он был уверен, что Регент не доставит никаких неприятностей. Он даже не держал руку на мече.

Лицо Регента было напряженным и перекошенным. Он был одет в рубашку и брюки все того же отвратительного оранжевого цвета. По мере его приближения Келси все больше уверялась в том, что одежда его была давно не стирана: к рубашке, обтягивавшей пухлый живот ее дяди, присохли остатки еды, а на груди красовались пятна – похоже, от вина. Зато Регент, очевидно, с большим вниманием отнесся к своей бороде, ибо она все так же была уложена неестественными завитками, добиться которых можно было лишь с помощью горячих щипцов.

Когда до кресла Келси осталось футов пятнадцать, Корин протянул руку и схватил Регента за плечо:

– Ни шагом ближе, ясно?

Регент кивнул. Келси вдруг вспомнилось, что при крещении он получил имя Томас. Но она никак не могла связать это имя с человеком, стоящим перед ней. Это было библейское имя, наводившее на мысли о хоре ангелов. Но оно совсем не подходило ее дядюшке с его крысиным блеском в глазах. Ясно, он пришел сюда не просто так.

Когда Келси было четырнадцать, Карлин безо всякого предупреждения или объяснения на время освободила ее от уроков и прочих домашних дел, велев прочесть Библию. Ее это удивило: Карлин никогда не скрывала своего презрения к Церкви, и в их доме не было никаких религиозных символов. Но поскольку это было учебным заданием, девочка послушно прочла толстую пыльную Библию короля Якова, хранившуюся в дальнем углу на самой верхней полке. У нее ушло на это четыре дня, и после прочтения она отправила книгу на место с противоречивым чувством. В Библии оказалось немало увлекательных сюжетов, но там было полно и бессмыслицы. У нее всегда была та же проблема с Диккенсом: если бы его романы можно было сократить вдвое, получилось бы неплохое чтиво.

Келси полагала, что с тяжеленной книжищей покончено, но не тут-то было. Всю оставшуюся неделю (которая навсегда запомнилась Келси как Библейская неделя) Карлин засыпала ее различными вопросами, касающимися Священного Писания, его персонажей, событий и морали, и Келси приходилось снова и снова доставать ее с полки. Так строго Карлин не экзаменовала ее даже по Шекспиру, а уж Шекспир в глазах Карлин был истинным богом. Наконец, спустя три или четыре дня усердной работы, они закончили, и Карлин разрешила воспитаннице убрать книгу насовсем.

– Зачем тебе Библия в таком дорогом издании? – спросила Келси.

– Библия – это книга, которая влияла на судьбу человечества на протяжении нескольких тысяч лет. Она заслуживает того, чтобы иметь ее в коллекции и бережно хранить, как и любую другую важную книгу.

– Ты веришь в то, что в ней написано?

– Нет.

– Тогда зачем мне было ее читать? – с негодованием спросила Келси. Книга оказалась не особенно интересной, но при этом ужасно тяжелой, и она замучилась таскать ее из комнаты в комнату все эти дни. К тому же ей пришлось на время отложить «Билли Батгейта» – книгу настолько же захватывающую, насколько Библия была скучной. – Какой был в этом смысл?

– Врага нужно знать в лицо, Келси. Даже книга может быть опасна в плохих руках, и когда такое случается, винить следует руки, но книгу нужно читать.

Келси тогда не поняла, что имела в виду Карлин, но, когда она увидела золотой крест на Арвате, у нее в голове начало кое-что проясняться. Вряд ли ее дядя вообще когда-нибудь читал Библию, но, глядя на него и пытаясь увязать между собой библейского персонажа по имени Фома (иначе говоря, Томас) и этого человека с завитой бородкой и крысиными глазками, она вспомнила, что к имени апостола Фомы прилагался еще и эпитет «неверующий». Должно быть, Королева Арла, держа на руках новорожденного сына, увидела то же самое, что и Келси сейчас: слабость в опасном сочетании с раздутым самомнением. Он совершенно ничего собой не представлял, но считал, что весь мир чем-то ему обязан.

«Откуда я все это знаю?» – подивилась Келси. Будто отвечая на этот вопрос, сапфир на ее шее слегка дрогнул, и от него по телу пробежала волна тепла, заставив девушку сосредоточенно выпрямиться в кресле. Она могла поклясться, что кулон напоминал ей, чтобы она не отвлекалась от дела.

– Что вам нужно, дядя?

– Я пришел просить у Вашего Величества позволения остаться в Цитадели, – ответил Регент, и его гнусавый голос эхом разнесся по комнате. Очевидно, речь была заготовлена заранее. Четверо стражников, по-прежнему стоявшие на своих местах у стен, больше не смотрели в пол: Мерн уставился на Регента пристальным и выжидающим взглядом голодного пса.

– Я считаю, что решение о моем изгнании несправедливо и опрометчиво. Кроме того, конфискация моего имущества была проведена нелегально, я не имел возможности представить вам свое дело.

Келси удивленно подняла брови и наклонилась к Булаве.

– Что мне с ним делать?

– Как пожелаете, госпожа. Видит бог, мне не помешало бы немного развлечься.

Она снова посмотрела на дядю.

– И в чем же суть вашего дела?

– Что?

– Вы сказали, у вас не было возможности представить мне на рассмотрение свое дело. Так в чем же его суть?

– Многие вещи из тех, что ваши стражники унесли из моих покоев, были подарками. Личными подарками.

– И что из этого?

– Они не являлись собственностью Короны. Корона не имела на них никакого права.

– Корона имеет право конфисковать все, что попадает в Цитадель, дядя, в том числе и ваши безделушки из Мортмина.

– Там были не только безделушки, племянница. Вы забрали и мою лучшую женщину.

– Маргарита теперь принадлежит мне.

– Это был подарок, и весьма ценный.

– Согласна, – ответила Келси, улыбнувшись еще шире. – Она очень ценна.

По шее Регента начала расползаться краснота, постепенно подбираясь к подбородку.

– На мой вкус, у тебя она слегка располнела, но я уже начала над этим работать. Уверена, она хорошо мне послужит.

Регент уставился на свои ноги, сжав кулаки. Келси поражалась, до чего легко было вывести его из себя. Карлин говорила, что большинство мужчин – паршивые псы, но Келси никогда не воспринимала эти слова всерьез: слишком много было хороших книг, написанных мужчинами. Но теперь она поняла, что Карлин была не так уж и неправа. Только представьте – так ревновать женщину, которую приходилось таскать за собой на веревке!

– Быть может, когда Маргарита мне наскучит, я подарю ей свободу. Но сейчас она счастлива здесь.

– Чушь собачья!

– Уверяю вас, она вполне довольна жизнью, – беззаботно ответила Келси. – Мне даже не приходится связывать ее!

Элстон и Кибб, стоявшие у смежных стен, фыркнули.

– Эта стерва нигде не может быть счастлива! – рявкнул Регент, брызгая слюной.

– Следи за своим языком, когда говоришь с Королевой, – прорычал Булава. – А не то я обвяжу тебя большим красным бантом и вышвырну из Цитадели прямо сейчас. Ловкач сможет пустить твои кости на столовые приборы.

Келси щелкнула пальцами, требуя тишины.

– Полагаю, ты пришел обсудить только Маргариту? Никому не захочется тратить время на споры из-за той груды неимоверно безвкусного хлама, который ты называешь произведениями искусства.

Регент раскрыл рот от возмущения.

– Мои картины написаны самим Пауэллом!

– Кто такой этот Пауэлл? – спросила девушка, обращаясь ко всем находившимся в зале.

Ответа не последовало.

– В Дженнере этот художник пользуется большой славой, – настаивал Регент. – Я должен был собрать его картины.

– Думаю, мы позволим тебе предложить свою цену за те, что не сможем продать.

– А как же мои скульптуры?

Тут заговорил Корин.

– Скульптуры можно продать, Ваше Величество. Большинство из них весьма паршивого качества, но материалы дорогие. Полагаю, их можно пустить на переплавку.

Регент выглядел глубоко оскорбленным.

– Меня заверили, что эти скульптуры со временем лишь повысятся в цене.

– Кто заверил? – спросила Келси. – Продавец?

Регент открыл было рот, но не издал ни звука. Келси нетерпеливо заерзала: в этом не было никакого азарта. Травить дядюшку было все равно что гонять по полу раненую ящерицу. И все же это хоть немного развлекло ее стражников, уже неплохо. Элстон и Кибб широко ухмылялись, Корин пытался подавить усмешку, и даже Мерн впервые не выглядел сонным.

– Ваше барахло я оставлю себе, дядя. Не представляю, какие у вас могут быть еще вопросы, но если они есть, то я слушаю.

– Я могу быть полезен тебе, племянница, – ответил Регент, так быстро переключившись, что она подумала, что он все это время подбирался к главному.

– Чем полезен?

– Я знаю много такого, что тебе неизвестно.

– Это становится скучным, Ваше Величество, – вмешался Булава. – Позвольте мне вышвырнуть его из Цитадели.

– Погоди. – Келси подняла руку. – Что тебе известно, дядя?

– Я знаю, кто твой отец.

– Да ничего он не знает, госпожа.

– Ну разумеется, знаю, племянница. К тому же я знаю о твоей матери много такого, что тебя заинтересует. Твои люди ничего тебе не расскажут, они дали клятву. Но я не королевский стражник. Мне известно о Королеве Элиссе все, что ты когда-либо хотела узнать, и я могу все тебе рассказать.

Будь у ее стражников мечи вместо глаз, на Регенте не осталось бы живого места. Повернувшись к Булаве, Келси увидела оцепенение на его лице. Это было страшное зрелище.

«Но ведь я правда хочу знать», – с тоской подумала она. Ей хотелось узнать, кто из бесконечного количества любовников ее матери стал ее отцом. Хотелось узнать, какой на самом деле была ее мать. Карлин таки добилась желаемого: Келси обожала историю, почти столь же сильно, как и художественную литературу. И ничто не манило ее так сильно, как история, которую держали в тайне.

– Чего тебе надобно, Шахерезада? Пристанища в Цитадели?

– Нет, я хочу принимать участие в управлении государством. Я хочу, чтобы ты поделилась со мной властью. У меня есть немало сведений о Красной Королеве.

– Мы правда будем играть в эту игру? Дядя, ты пытался убить меня. У тебя не получилось, так что я прощаю тебя, но это отнюдь не вызывает у меня к тебе приязни.

– Где доказательства?

Булава шагнул вперед.

– Двое твоих стражников уже во всем сознались и сдали тебя, осел.

Глаза Регента расширились, но Булава еще не закончил:

– И мы еще даже не начали разговор о наемниках Кейдена, которым ты поручил выследить Королеву три месяца назад.

– Люди Кейдена никогда не выдадут имен своих нанимателей!

– Еще как выдают, паршивое ты отродье. Надо лишь застать нужного человека в нужном настроении и как следует его напоить. У меня есть все необходимые доказательства. Считай, что тебе повезло, раз ты все еще стоишь здесь.

– Тогда почему же я все еще стою здесь?

Булава собрался было ответить, но Келси знаком попросила его замолчать. Она не могла принять предложение дяди, как бы ей ни хотелось получить информацию. Он никогда не оставит попыток вернуть то, чего лишился, это было очевидно по тому, как он бросал вороватые взгляды вокруг, силясь увидать хоть какую-нибудь слабость, ухватиться за какой-нибудь рычаг влияния. Она совсем не знала этого человека, но отлично знала подобных персонажей из книг. Он никогда не перестанет плести свои интриги.

– Правда в том, дядя, что я не считаю тебя достаточно важной персоной, чтобы сажать тебя за решетку. Возьмем, к примеру, Корина.

Регент с удивлением повернулся к стражнику, словно забыв, что тот стоял рядом с ним. Корин и сам выглядел озадаченным.

– Я бы могла забрать у него все: одежду, деньги, оружие, женщин, которые у него где-нибудь имеются…

– А их немало, – весело отметил тот, и Элстон с Киббом в голос заржали.

Келси снисходительно улыбнулась, прежде чем продолжить.

– И все же он останется самим собой, чрезвычайно ценным и полезным человеком. – Она сделала паузу, достаточно длинную, чтобы Регент мог понять, к чему она ведет. – А теперь посмотри на себя, дядя. Лишенный своей одежды, женщин и стражи, ты просто пустое место. Заточить тебя в подземелье означало бы впустую занять одну из камер.

Регент вдруг отвернулся так внезапно и резко, что Булава вскочил с места и заслонил Королеву, схватившись за меч. Но Регент лишь стоял к ним спиной, плечи его горестно вздымались.

– Мое решение остается в силе, дядя. Теперь у тебя есть двадцать пять дней, чтобы покинуть Цитадель. Корин, проводи его обратно.

– Обойдусь без сопровождающих! – рявкнул Регент, поворачиваясь к ней лицом. Его глаза расширились от ярости, но, к удивлению Келси, к ней подмешивалась боль – даже более глубокая, чем она хотела ему причинить. Она внезапно почувствовала абсурдное желание принести извинения, однако оно исчезло, как только он продолжил.

– Ты заплыла в глубокие воды, девчонка. Не думаю, что даже твой верный Булава понимает, насколько они глубоки. Красная Королева знает, что ты сделала: я сам отправил к ней гонца. Ты встала на пути мортийской работорговли, и поверь мне, она придет и выпотрошит эту страну, как свинью на бойне.

Он бросил взгляд куда-то за ее спину и внезапно умолк. В его расширенных глазах – Келси была готова поклясться – застыл ужас.

Девушка обернулась и увидела, что позади нее стоит Маргарита. Ее шея еще не до конца зажила: следы от петли превратились в темно-красные пятна, ясно различимые даже в свете факелов. На ней было бесформенное коричневое платье, вероятно, позаимствованное у кого-то, но ее вид служил неоспоримым доказательством того, что женщину красит не одежда: высокая и величественная, Маргарита была похожа на Елену Троянскую. Ее волосы в свете факелов сияли как пламя. От ее взгляда, направленного на Регента, у Келси мурашки побежали по коже.

– Маргарита? – промолвил Регент. Вся его прежняя заносчивость куда-то исчезла, и теперь он взирал на женщину с тоской осиротевшего теленка. – Маргарита, я скучал по тебе!

– Не понимаю, как ты смеешь к ней обращаться, – резко бросила Келси, – но без моего разрешения ты этого делать больше не будешь.

Лицо ее дяди потемнело, но он смолчал, не сводя глаз с Маргариты, которая еще на мгновение задержала на нем взгляд, а затем метнулась вперед, заставив Булаву и Корина схватиться за мечи. Но женщина, не обратив на них ни малейшего внимания, подошла прямо к креслу Келси и села у ее ног.

Регент секунду смотрел на них в изумлении, но затем его лицо скривилось от откровенной ненависти.

– Как ты ее приручила?

– Для начала я не держу ее на привязи.

– Ну и радуйся. Эта стерва способна сегодня улыбаться тебе, а завтра – перерезать тебе горло. – Он в ярости посмотрел на Маргариту. – Будь ты проклята, мортийская тварь!

– Ça ne fait rien, – ответила она на мортийском. – Tu t’es damné.

Регент озадаченно уставился на Маргариту, и Келси с отвращением покачала головой: он даже не знал мортийского.

– Нам больше не о чем говорить, дядя. Убирайся прочь, и да пребудет с тобой удача на пути к границе.

Бросив на свою бывшую рабыню взгляд, полный муки, Регент отвернулся и стремительно рванул прочь. Корин следовал за ним по пятам. Элстон и Кибб открыли двери ровно настолько, чтобы Регент мог сквозь них протиснуться. Маргарита дождалась, пока они их закроют, после чего поднялась на ноги и быстро сказала по-мортийски:

– Я должна вернуться к детям, Ваше Величество. Мне лишь хотелось разок взглянуть ему в глаза.

Келси кивнула. У нее имелось множество вопросов к Маргарите, но сейчас время было неподходящим. Она проследила, как женщина уходит по коридору, а затем откинулась на спинку кресла.

– Прошу, скажите мне, что мы закончили.

– Ваш казначей, госпожа, – напомнил Булава. – Вы обещали принять его.

– Да ты просто погонщик рабов, Лазарь.

– Приведите Арлисса! – крикнул он. – Это займет лишь несколько минут, Ваше Величество. Это важно. Личные связи укрепляют преданность, знаете ли.

– Сегодня я не чувствую никакой личной связи с тобой.

– Это ранит меня, Ваше Величество.

Келси посмотрела на него, сузив глаза.

– Разве мы можем доверять казначею моего дяди?

– Я вас умоляю. У вашего дяди никогда не было казначея, только кучка сторожей, которые обычно пили, заступая в дозор.

– Тогда кто такой этот Арлисс?

– Я сам выбрал его на эту должность.

– Чем он занимается?

Булава отвел глаза.

– Он местный делец, очень ловко умеет обращаться с деньгами.

– Какого рода делец? – Перед глазами Келси встал кошмарный проулок, где женщины выставляли себя на продажу. Если Булава нанял в казначеи сутенера, на этом между ними все кончено, решила она.

Булава скрестил руки на груди несвойственным ему чопорным жестом.

– Если вам так уж необходимо знать, он букмекер.

– Букмекер? – Растерянность Келси тут же уступила место радостному возбуждению. – Но ты говорил, что в стране нет печатных станков. Как же он делает книги? Вручную?

Булава некоторое время смотрел на нее молча, а затем разразился смехом. Тут Келси поняла, почему он так редко смеется: его смех походил на гогот гиены, на визг животного. Булава прикрыл рот ладонью, но дело было сделано: Келси почувствовала, как ее щеки залило румянцем.

«Я не привыкла к тому, чтобы надо мной смеялись», – вдруг осознала она и выдавила из себя некое подобие улыбки.

– Что смешного я сказала?

– Он не книгоиздатель, госпожа, а букмекер. Ставки принимает.

– Букмекер? – переспросила Келси, забыв о своем смущении. – Вы хотите, чтобы я отдала ключи от казны профессиональному шулеру?

– А у вас есть идеи получше?

– Наверняка можно подобрать кого-нибудь другого.

– Нет никого, кто бы лучше него управлялся с деньгами. Вообще-то, мне пришлось долго уговаривать Арлисса прийти сюда, так что будьте с ним полюбезнее. У него в голове счетная машинка вроде тех, что были в ходу до Переселения, и он однозначно ненавидит вашего дядю. Мне показалось, это неплохое начало.

– Но откуда тебе знать, что он будет честен с нами?

– А я и не буду, – раздался хриплый голос, и из-за угла появился сморщенный сгорбленный старик.

Похоже, он был хром, поскольку сперва выставлял вперед правую ногу, а затем подтягивал левую. Но даже таким манером он передвигался столь быстро, что Киббу пришлось ускорить шаг, чтобы поспевать за ним. Левая рука Арлисса тоже оказалась увечной: несмотря на зажатую под мышкой стопку бумаг, он придерживал предплечье у груди, как ребенка. Остатки седых волос пучками торчали из-за ушей (и, как заметила Келси, когда он подошел поближе, в ушах тоже). Глаза его пожелтели от возраста, а нижние веки отвисли, обнажили слизистую, которая с годами утратила красный цвет и стала бледно-розовой. Он был самым уродливым созданием, которое Келси доводилось видеть за всю свою жизнь.

«Ну наконец-то, – подумала она, тут же устыдившись этой мысли, – хоть кто-то, на чьем фоне я выгляжу красавицей».

Арлисс протянул Келси руку, и она осторожно пожала ее, опасаясь, что своим обычным твердым рукопожатием сломает ему запястье. На ощупь его ладонь напоминала бумагу: гладкую, прохладную и безжизненную. От него исходил противный густой едкий запах – должно быть, так пахла старость.

– Честностью я не отличаюсь, – прохрипел старик. Он говорил по-тирски с сильным гнусавым акцентом, который Келси был незнаком. – Но мне можно доверять.

– Парадоксальное заявление, – заметила Келси, тут же пожалев о своих словах. Откуда бы этому человеку знать, что такое парадокс?

Но Арлисс смотрел на нее, посверкивая глазами, будто точно знал, что у нее на уме.

– И все же я здесь.

– Арлиссу можно доверять, госпожа, – вставил Булава. – И я думаю…

– Сперва о главном, – прервал его старик. – Кто ваш отец, Королевишна?

– Я не знаю.

– Вот засада! Булава отказывается мне рассказать, а я намерен сорвать большой куш, когда это выяснится.

Арлисс вытащил из-под мышки стопку бумаг и провернул ловкий трюк: зажав бумаги в зубах, он принялся листать их, пока не нашел нужную, после чего выдернул ее из стопки.

– Я провел опись имущества вашего дяди, госпожа. Я знаю подходящие места, где можно продать дорогие вещи, и подходящих дураков, которым можно заложить всякий хлам. Вы можете заработать по меньшей мере пятьдесят тысяч на барахле, которое ваш дядя считал искусством, а драгоценности его потаскух будут стоить в два раза дороже, чем на открытом рынке…

– Следи за языком, Арлисс.

– Простите-извините. – Старик отмахнулся от этого замечания, словно считал его несущественным, и Келси обнаружила, что разделяет его мнение. Ругательство совсем ее не покоробило. Оно ему даже шло.

– Я пока не бывал в самой казне. Верите или нет, но мне так и не удалось найти кого-нибудь, у кого есть ключ. Но я и так неплохо представляю, что там. Один из регентовских сторожей мне здорово задолжал. Кстати, вам нужны новые сторожа.

– Похоже на то, – согласилась Келси. Ее плечо раздирала боль, но она не обращала на нее внимания, попав под обаяние бешеной энергии Арлисса.

– После того как Бюро переписи уводит свою часть прибыли, Тирлинг получает около пятидесяти тысяч в виде налогов. Ваш дядюшка потратил свыше миллиона фунтов с тех пор, как умерла ваша мать. Я бы предположил, а я редко ошибаюсь в подобных вещах, что в вашей казне сейчас около ста тысяч, не больше. Вы на мели.

– Чудненько, – заметила Келси. Впрочем, она и не ожидала ничего другого, Ловкач говорил ей то же самое.

– Ну что ж, – продолжил Арлисс, сверкнув глазами. – У меня есть несколько неплохих идей насчет увеличения ваших доходов.

– Что за идеи?

– А это, Ваше Величество, будет зависеть от того, нанят ли я. Я ничего не делаю бесплатно.

Келси обратилась с безмолвным вопросом к Булаве, но тот лишь выразительно поднял брови, отчего ее так и подмывало ответить «нет».

– Вы человек не честный, но вам можно доверять?

– Верно.

– Думаю, вы зарабатываете не только на ставках.

Арлисс ухмыльнулся. Его тонкие волосы стояли дыбом, будто от удара молнии.

– Может, и так.

– Почему вы хотите работать на меня? Полагаю, сколько бы мы вам ни предложили, это все равно будет меньше, чем выручка от вашей подпольной работенки.

Арлисс хмыкнул, с присвистом выпустив воздух, будто продырявленный аккордеон.

– Вообще говоря, Королевишна, я, пожалуй, буду побогаче вас.

– Тогда зачем вам эта работа?

Лицо старика посерьезнело, и он окинул Келси оценивающим взглядом.

– Вы знаете, что про вас поют песни на улицах? Весь город в ужасе перед надвигающимся вторжением, но все равно слагает песни про вас. Народ называет вас Истинной Королевой.

Она вопросительно посмотрела на Булаву, и тот кивнул.

– Не знаю, правда ли это, но я всегда стараюсь подстраховаться, делая ставки, – продолжил Арлисс. – А если вы окажетесь тем, кем вас считают, я намерен оказаться в вашей свите во время победного шествия.

– А что, если я не та, кем меня считают?

– У меня достаточно денег, чтобы откупиться от неприятностей.

– Сколько вы хотите получать?

– Мы с Булавой уже все обговорили. Вы можете себе это позволить, Королевишна. Вам лишь остается сказать «да».

– Вы рассчитываете, что я буду закрывать глаза на прочие ваши делишки?

– Пока не знаю. Посмотрим по ситуации.

«Скользкий тип», – подумала Келси.

– Лазарь?

– Лучшего специалиста по денежным вопросам в Тирлинге не найти, госпожа, и это далеко не последнее из его умений. Придется хорошенько потрудиться, чтобы восполнить убытки, причиненные вашим дядей. И я бы поручил все именно этому человеку. Хотя, – прорычал он, наградив Арлисса тяжелым взглядом, – ему придется научиться обращаться к вам с должным почтением.

Старик усмехнулся, обнажив кривые пожелтевшие зубы.

Келси вздохнула, чувствуя себя во власти неизбежного и понимая, что это лишь первый из предстоящих ей компромиссов. Это было неприятное ощущение: будто садишься в лодку, намереваясь плыть по бурной реке, которую не перейти вброд.

– Хорошо, вы наняты. Будьте любезны подготовить для меня какую-нибудь отчетность.

Старик поклонился и задом наперед поковылял к выходу.

– Мы еще побеседуем, Королевишна, когда у вас выдастся минутка. А пока могу ли я получить ваше разрешение на осмотр казны?

Келси улыбнулась, чувствуя, как у нее на лбу выступает испарина.

– Сомневаюсь, что вам нужно для этого мое позволение, Арлисс. Но да, разрешаю.

Она откинулась на спинку кресла, но плечо протестующее заныло, заставив ее снова податься вперед. Она слишком устала, чтобы переживать о том, что подумает Булава.

– Лазарь, мне нужно отдохнуть.

Тот кивнул и знаком попросил старика выйти. Казначей по-крабьи попятился в сторону коридора, после чего Булава с Андали подхватили Келси под руки, буквально стащили ее с кресла и поволокли в ее покои.

– Арлисс будет жить здесь вместе с нами? – спросила Келси.

– Не знаю, – ответил стражник. – Полагаю, он будет приходить и уходить, когда ему удобно. Он уже пару дней провел в Цитадели, но лишь для проверки имущества вашего дяди.

Булава отвернулся, предоставив Андали помочь Келси раздеться, и прошелся по комнате, туша факелы.

– Как вам Веннер и Фелл?

«Кто?» – подумала девушка, но потом вспомнила двух оружейных мастеров.

– Им придется научить меня сражаться, или я заставлю их об этом пожалеть.

– Они хорошие ребята. Проявите к ним терпение. Вашей матери даже смотреть на оружие было противно.

Келси поморщилась, снова вспомнив лицо Карлин в тот день, когда она надела платье. Неприятно было признавать правоту Карлин в чем-либо за пределами книг, но, когда Келси открыла рот, в голову ей пришли именно слова Карлин, казавшиеся сейчас наиболее уместными.

– Моя мать была тщеславной дурой.

– И все же ее наследие окружает вас со всех сторон, – неожиданно промолвила Андали, вытаскивая шпильки из волос своей госпожи.

Булава кивнул, соглашаясь.

– Мир ждет, что вы будете такой же, как она, госпожа, и пока вы не докажете ему обратное, придется запастись терпением.

– Королева не обязана делать ничего, что ей неугодно.

– Вот это заявление вполне в духе вашей матери.

Когда Андали наконец разделалась с непростой задачей выпутать Келси из платья, не потревожив рану, девушка забралась в постель, уставшая настолько, что едва отметила про себя прохладу и мягкость свежих простыней.

«Когда они успели сменить белье?» – сонно подумалось ей. Почему-то это показалось ей еще более невероятным, чем все происходящее. Повернув голову к Булаве и Андали, чтобы пожелать им доброй ночи, она увидела, что они уже ушли, закрыв за собой дверь.

Келси не могла лежать на спине и крутилась с боку на бок, пытаясь найти удобное положение. Наконец, она улеглась на бок, лицом к пустым книжным полкам. Постель была очень удобной, но ей казалось, что она долго не сможет заснуть. Ей столько всего предстояло сделать.

«Ты уже сделала немало», – прошептал голос Барти. В голове Келси закружился целый вихрь образов. Горящие клетки. Маргарита, сидящая на привязи у трона ее дяди. Старуха из толпы, рыдающая на земле. Андали и ее пронзительный крик. Дети в детской. Девушка ворочалась под простынями, пытаясь успокоиться, но не могла. Она ощущала все свое королевство вокруг себя и под собой. Оно простиралось на тысячи миль во всех направлениях, и над его жителями нависла опасная и страшная мортийская туча.

«Этого недостаточно, – уныло подумала она. – Совершенно не достаточно».

 

Глава 9. Сапфир

– Быстрее, госпожа! Двигайтесь быстрее! – гаркнул Веннер.

Келси отскочила назад, пытаясь вспомнить ловкие шаги, которым учил ее Веннер.

– Держите выше меч!

Она подняла меч, чувствуя протестующую боль в плече. Оружие было ужасно тяжелым.

– Вам нужно двигаться быстрее, – сказал оружейник. – Вы должны опережать своего противника. Пока же даже неуклюжий мечник сможет вас обойти.

Она кивнула, слегка покраснев, и поудобнее перехватила рукоять меча. Двигаться с ножом было намного быстрее и проще, чем с мечом. Габариты ее тела вкупе с тяжестью самого меча сильно осложняли задачу. Повернувшись, Келси обнаружила, что ее собственные конечности мешают ей двигаться дальше. Веннер не позволял ей сражаться ни с кем, кроме себя, пока она не начнет двигаться быстрее, и Келси признавала его правоту.

– Начнем сначала.

Она приготовилась, мысленно выругавшись. Они еще даже не дошли до самого искусства владения мечом: пока ей надо было просто держать его поднятым перед собой. Рана в плече, отсутствие физической подготовки и тяжелые доспехи Пэна делали эту задачу почти невыполнимой, а уж упомнить при этом замысловатые движения ногами было и вовсе невозможно. Но Веннер был требовательным учителем и настаивал, чтобы они занимались целый час. Он наверняка заставит ее тренироваться оставшиеся пятнадцать минут. Она подняла меч, чувствуя, как пот струится по щекам.

– Танцуйте, госпожа, танцуйте!

Келси сделала несколько шагов назад, затем вперед, будто ожидая выпада воображаемого соперника. На этот раз она хотя бы не споткнулась, что уже было достижением. Но, судя по вздоху оружейника, скорости это ей не прибавило. Девушка повернулась к нему, задыхаясь, и беспомощно подняла меч.

– Ну что мне еще сделать?

Веннер переминался с ноги на ногу.

– Что такое?

– Госпожа, вам нужно прийти в форму. Вам никогда не достичь грации танцовщицы, но вы бы могли двигаться быстрее, если бы меньше весили.

Келси покраснела и отвернулась. Замечание было довольно дерзким, и если бы рядом был Булава, Веннеру это бы не сошло с рук. Но она вдруг осознала, что сама провоцировала подобную дерзость свойским поведением и нежеланием наказывать за неуместные слова.

– Я поговорю об этом с Миллой, – помолчав, ответила Келси. – Наверное, она сможет поменять мой рацион.

– Я не хотел проявить неуважение, госпожа.

Она жестом попросила его умолкнуть, услышав какое-то движение за дверью.

– Лазарь, это ты?

Постучав ради приличия в дверь, вошел Булава.

– Ваше Величество.

– Подглядываешь за моими уроками?

– Нет, госпожа. Просто делаю свою работу.

– Так говорят все шпионы. – Взяв со скамьи небольшое полотенце, Келси вытерла пот с лица. – Веннер, мне кажется, на сегодня хватит.

– Нет. У нас еще десять минут.

– Мы закончили.

Веннер с недовольным видом вложил меч в ножны.

– Всего три дня, и ты сможешь мучить меня дальше, оружейных дел мастер.

– Я мучаю вас ради вашего же блага, госпожа.

– Скажи Феллу, что завтра я рассчитываю получить от него отчет о своих доспехах.

Веннер кивнул, явно смущенный.

– Прошу прощения за задержку, госпожа.

– Можешь также передать ему, что если к завтрашнему дню не будет явного прогресса, то я могу обойтись и одним оружейным мастером. Человеку, который за две недели не сумел раздобыть мне доспехи, вряд ли можно доверить хоть что-то еще.

– Одному с этой работой не справиться, госпожа.

– Тогда позаботься, чтобы он все понял, и поскорее. Мне надоели задержки.

Веннер ушел с обеспокоенным видом. С помощью Булавы Келси начала снимать нагрудник Пэна со своего взмокшего тела, тяжело дыша сквозь сжатые зубы. Стиснутая доспехами грудь болела, но когда их сняли, стало еще хуже.

– Он прав, Ваше Величество, – сказал Булава, положив нагрудник на скамью. – Вам нужно два оружейных мастера; так всегда было. Один отвечает за обучение, другой – за снабжение.

– Но никто из них не должен быть дилетантом. – Келси возилась с застежками наколенников. Они явно были рассчитаны на мужчин – мужчин с сильными пальцами и коротко стриженными ногтями, состояние которых их не заботило. Пытаясь подцепить тонкую кожу, девушка сломала ноготь на указательном пальце и выругалась себе под нос.

– Регент сегодня утром покинул Цитадель.

– Да неужели? Раньше срока?

– Думаю, он пытается избежать погони.

– Куда он поедет?

– Вероятно, в Мортмин. Хотя вряд ли его там ждет прием, на какой он рассчитывает. – Булава прислонился к стене, осматривая нагрудник. – Хотя какая нам разница?

– Лазарь, ты пришел поговорить со мной не об этом. Я слушаю.

На его лице мелькнула тень улыбки.

– Мне необходимо произвести кое-какие перестановки в страже.

– Какие?

– На данный момент я не могу одновременно присматривать за всем и охранять Ваше Величество. Вам нужен настоящий телохранитель, который постоянно будет рядом с вами.

– Почему ты поднял этот вопрос только сейчас?

Булава вздохнул, лицо его напряглось.

– Госпожа, я снова и снова возвращался мыслями к тому, что произошло на вашей коронации. Обсуждал это с остальными. Они прикрывали вас со всех сторон.

– Я слышала крик, прежде чем в меня вонзился нож.

– Это был отвлекающий маневр. Но мы слишком хорошо обучены, чтобы купиться на такое. Стражник Королевы может повернуть голову, но не двинется с места.

– Значит, это был кто-то из толпы? Арлен Торн?

– Возможно, госпожа, но я так не думаю. Вы были защищены от прямого нападения. Нож мог прилететь с галереи, но…

– Но что?

Булава покачал головой.

– Ничего, Ваше Величество. Я пока не знаю точного ответа, в том-то и дело. Именно поэтому вам нужен телохранитель, чья преданность не вызывает сомнений. Тогда я смогу спокойно заниматься расследованием и другими делами.

– Какими делами?

– Делами, о которых Вашему Величеству лучше не знать.

Келси строго посмотрела на него.

– Что это значит?

– Вам не нужно знать все подробности того, как мы защищаем вашу жизнь.

– Мне не нужен второй Дукарте.

Булава выглядел удивленным, что дало Келси повод для гордости: ей редко удавалось хоть чем-то его удивить.

– Откуда вы знаете про Дукарте?

– Карлин говорила мне, что он начальник мортийской полиции, но при этом имеет карт-бланш на пытки и убийства. По словам Карлин, все поступки начальника полиции отражаются на правителе, которому он служит.

– На самом деле официальная должность Дукарте – начальник внутренней безопасности. И, как и многие перлы леди Глинн, это заявление звучит удивительно наивно для нашего времени.

– Не забывайся, Лазарь.

Булава сжал челюсти, и на лице его появилось то упрямое выражение, которое было уже хорошо знакомо Келси.

– Госпожа, мы говорили о телохранителе.

Поняв, что ей больше ничего от него не добиться, Келси оставила эту тему и продолжила возиться с доспехами, перебирая в уме всех своих стражников.

– Пэн. Можно меня будет охранять Пэн?

– Боже, какое облегчение. Пэн так хочет эту работу, что я не представляю, как бы я ему объяснил, что вы выбрали кого-то другого.

– Он лучший кандидат?

– Да. Если уж не я, то Пэн.

Он поднял нагрудник и понес его к двери, но вдруг остановился.

– Священник, тот, что проводил вашу коронацию, отец Тайлер, попросил личной аудиенции.

– Зачем?

– Полагаю, Арват хочет приглядывать за вами. Его Святейшество тот еще хитрый лис.

Келси вспомнила невероятно древнюю Библию в руках священника.

– Я приму его в воскресенье, Церкви это должно понравиться. И окружите его всяческой любезностью. Не запугивайте его.

– Почему?

– Мне кажется, у Церкви много книг.

– И что?

– Я хочу иметь к ним доступ.

– Знаете ли, Ваше Величество, в Кишке есть места, в которых могут удовлетворить любые причуды.

– Не представляю, что ты имеешь в виду.

– Что фетиш есть фетиш. Не хотелось бы вас расстраивать, но печатное дело было уже утрачено к тому моменту, как Уильям Тир бросил якорь в этих местах.

– Ты правда не видишь совсем никакой ценности в книгах?

– Абсолютно никакой.

– Что ж, в этом мы расходимся. Я хочу получить все книги, какие смогу раздобыть, и этот священник может оказаться мне полезен.

Булава одарил ее раздраженным взглядом, но молча взял броню и понес ее за дверь. Обессиленная, Келси рухнула на скамью. В памяти ее снова всплыли слова Веннера, и она вновь покраснела. У нее и правда был лишний вес, она сама это чувствовала. Она всегда была полновата, но сейчас она проводила слишком много времени в помещении и вкупе с полученными ранениями утратила даже ту физическую форму, что когда-то у нее была. Ни одной королеве из книг с такими проблемами сталкиваться не приходилось. Келси решила обсудить это с Миллой, но только завтра, когда она будет не такой потной и разбитой. К тому же после тренировки Веннера ей требовалось хорошенько подкрепиться.

Она кивнула Тому, который стоял на пороге двери одной из комнат. Эта комната представляла потенциальную угрозу, так как вела на широкий балкон с великолепным панорамным видом на город и простиравшуюся за ним Алмонтскую равнину. Келси взяла в привычку выходить на балкон, как только начинала скучать по прогулкам на воздухе, но балкону было далеко до леса, и иногда девушка чувствовала шальное желание убежать прочь и вновь оказаться под открытым небом, в сени деревьев. Желание было сильным, но с каждым днем посещало ее все реже.

«Вот так женщин и приучают сидеть взаперти, – подумалось ей, и эта мысль прозвучала будто надгробная песнь. – Так их приучают ничего не предпринимать».

Келси побрела по коридору в приемный зал, где дежурные стражники застыли перед ней в безмолвном почтении. Сегодня дежурили Пэн, Кибб, Мерн и незнакомый мужчина, которого девушка видела в первый раз. Из услышанных краем уха разговоров она поняла, что в стражу взяли нескольких новобранцев, которых сперва с пристрастием допрашивал Булава. Но пройдя все испытания и дав клятву, они стали королевскими стражниками на всю жизнь. Раздражающая манера стражников отводить от нее глаза не исчезла, но сегодня Келси была этому даже рада. Она знала, что выглядит ужасно, и слишком устала, чтобы поддерживать хоть какие-то разговоры. Ей хотелось лишь принять горячую ванну.

Андали стояла на своем обычном месте у дверей, ведущих в покои Келси, протягивая той чистое полотенце. Девушка сразу ясно дала понять, что ей не требуется помощь с ванной (ее вообще коробила мысль о женщинах, которым такая помощь требовалась), но Андали всегда откуда-то заранее знала, когда нужно приготовить все для купания. Девушка взяла из ее рук полотенце, собираясь направиться в свою комнату, но внезапно остановилась. Что-то в лице Андали изменилось, ее привычное непроницаемое выражение куда-то исчезло. Она хмурилась, а руки ее едва уловимо подрагивали.

– Что такое, Андали?

Женщина открыла было рот, но тут же закрыла.

– Ничего, госпожа.

– Что-то случилось?

Андали покачала головой, в отчаянии морща лоб еще сильнее. Приглядевшись, Келси заметила, что лицо Андали было неестественно бледно, а вокруг глаз залегли темные круги.

– Явно что-то не так.

– Да, госпожа, но я не знаю, что именно.

Келси в замешательстве уставилась на камеристку, но та не стала продолжать, поэтому она сдалась и вошла в свои покои, вздохнув с облегчением, когда за ней захлопнулась дверь. Ванна была готова: над ней клубился пар, затуманивший зеркало. Девушка скинула на пол грязную одежду и погрузилась в горячую воду. С довольным вздохом она опустила голову на бортик ванны и закрыла глаза. Она собиралась расслабиться и ни о чем не думать, но ей никак не давали покоя мысли об Андали. Та всегда все понимала без слов. Если ее что-то беспокоит, то и Келси следует беспокоиться.

Разумеется, в Тирлинге было полно поводов для беспокойства. Мортмин нависал черной тучей над остальными, менее значительными проблемами, которые тоже не давали Келси покоя. Страна просто погрязла в трясине проблем. Пытаясь решить одну, Келси незамедлительно натыкалась на следующую и тут же увязала по пояс в этом болоте.

Арлисс и Булава были хорошей командой. Им уже удалось подкупить кое-кого в Бюро переписи, и информация оттуда стала просачиваться в Королевское Крыло. Сведения оттуда приводили в ужас: в среднем в тирской семье было семеро детей. Неудивительно – Церковь выступала против контрацепции, и Регент поддерживал эту позицию, хотя сам не гнушался пользоваться противозачаточными средствами. Доказанные обвинения в совершении аборта гарантировали смертный приговор и женщине, и врачу. Богатые, как водится, обходили эту проблему с помощью денег, а вот бедные оказывались в тупике, и это привело к извечной проблеме: страна переполнилась нищими детьми. Когда они подрастут, с ресурсами в Тирлинге станет еще напряженнее.

Если, конечно, им удастся подрасти. Медицина, не говоря уже о хирургии, практически отсутствовала. К моменту Переселения Америка достигла невиданных доселе высот в медицине, но после крушения Белого корабля человечеству вряд ли удастся увидеть такое снова. Поэтому тирские бедняки умирали от неудачных проведенных в домашних условиях операций по удалению аппендицита.

Зато христианство сохраняло незыблемые позиции: служители Церкви Господней освобождались от участия в лотерее.

Впрочем, постепенно совершенствовались системы фильтрации воды. Оставалось сильным сельское хозяйство. Продолжало расцветать шляпное дело. Книги и медицинское оборудование, должно быть, занимали много места, поэтому при Переселении люди взяли с собой лишь то, что можно было легко унести: семена растений, Библию и надежную систему очистки воды. И, похоже, инструмент для изготовления огромных вычурных шляп.

Келси намыливала руки, глядя в потолок. Андали нашла ей немного хорошего мыла с легким ароматом ванили взамен тяжелого цветочного, которое, похоже, предпочитали тирлингские богачи. Ее камеристка, по крайней мере, имела возможность каждый день ходить на рынок, пусть и в сопровождении пятерых надежных стражников. Келси не забыла о муже Андали и подозревала, что тот вполне способен уволочь ее прямо с улицы, что стало бы настоящей катастрофой. Она больше не могла отрицать, что Андали была на вес золота: стоило ей ощутить хоть малейшую потребность в чем-либо, как у той все уже было готово. Пэн говорил, что способность Андали предугадывать желания – не что иное, как печать провидицы. Келси не особенно задумывалась, правда ли это, просто приняла этот факт как очередное проявление загадочной природы Андали.

Вдруг сапфир на груди Келси начал нагреваться. Она уже привыкла к этому его свойству, которое то проявлялось, то исчезало, в зависимости от ее настроения. Камень определенно обладал магическими свойствами, но какой цели он на самом деле служил? Келси решила не обращать внимания на кулон и поглубже погрузилась в ароматную воду, продолжая размышления. Столько всего еще предстояло сделать.

Второй по значимости проблемой после медицины было образование. Больше двух десятилетий минуло с тех пор, как в Тирлинге отменили обязательное начальное образование. Еще до того, как всю грамотную часть населения призвали на работу в Бюро переписи, интерес властей к этой сфере неуклонно снижался. Кто же додумался окончательно отменить обязательное образование? Блистательная королева Элисса, разумеется. Это был замечательный способ повысить производительность: разрешить детям не ходить в школу, чтобы они учились обрабатывать поля для дворян. Каждый день Келси узнавала что-нибудь новое о правлении своей матери, и каждое новое открытие было хуже предыдущего.

«Куклы и наряды. Карлин все знала».

Сапфир внезапно накалился и обжег ей грудь. Келси резко дернулась, распахнув глаза.

Меньше чем в футе от Келси возвышался человек.

Он был одет во все черное, а на лице была маска, оставлявшая открытыми только глаза. В руках, затянутых в толстые кожаные перчатки, он держал длинный узкий нож. Может, это был Кейден, а может, и нет, но по его виду было ясно: это палач. Не успела Келси набрать в легкие воздух, как мужчина приставил нож ей к горлу.

– Один звук – и ты умрешь.

Девушка оглядела комнату, но помощи было ждать неоткуда. Дверь, которую она за собой не запирала, сейчас была закрыта. Если она закричит, они прибегут, но будет уже поздно.

– Вылезай из ванны.

Опершись на оба бортика, Келси стала подниматься, расплескивая по полу воду. Убийца сделал полшага назад, но клинок от ее шеи не убрал. Девушка, содрогаясь, стояла рядом с ванной. Вода стекала с нее на холодный камень. Она покраснела от стыда за свою наготу, но подавила это чувство. В ее голове раздался голос, принадлежавший то ли Барти, то ли Булаве: «Соберись».

Убийца убрал нож от горла, приставив его острие к ее левой груди.

– Двигайся очень медленно. – Маска заглушала голос, но Келси догадалась, что он довольно молод. Она задрожала еще сильнее, и кончик ножа больно уколол ее.

– Подними правую руку, сними кулон и отдай его мне.

Келси уставилась на него, хотя под черной маской не видно было ничего, кроме затененной пары глаз. Почему бы ему не убить ее и не забрать кулон? Он ведь в любом случае собирается убить ее, в этом нет сомнения.

«Он не может сам снять ожерелье. Или, по крайней мере, думает, что не может».

– Его можно снять только двумя руками, – осторожно ответила Келси. – Там застежка.

Три тяжелых удара в дверь заставили ее подскочить на месте. Даже убийца вздрогнул, отчего нож глубже вонзился ей в грудь, и она зашипела от боли, чувствуя, как по ее соску медленно стекает струйка крови.

– Отвечай без глупостей, – прошептал убийца, пронзая ее насквозь холодными глазами, посверкивающими из-под маски.

– Да?

– Госпожа? – раздался голос Андали. – С вами все в порядке?

– Все нормально, – как можно беспечнее ответила Келси, приготовившись к удару ножа. – Я позвоню, когда пора будет помыть мне волосы.

Глаза мужчины блеснули под маской, но Келси постаралась сохранять непроницаемое выражение лица. Молчание за дверью затянулось.

– Хорошо, госпожа, – произнесла Андали, после чего снова воцарилась тишина.

Убийца с минуту прислушивался, но снаружи не раздавалось ни звука. Наконец, он успокоился и ослабил давление ножа.

– Кулон. Можешь снять его обеими руками, только медленно. Затем сразу передашь его мне.

Она подняла руки так медленно, словно участвовала в каком-то представлении, взялась за застежку и притворилась, что пытается расстегнуть ее, понимая, что будет убита, как только снимет кулон. Девушка заметила, что одна из каменных напольных плит позади убийцы сдвинута, и аккуратный узор на полу нарушал темный квадрат пустоты. Время, ей нужно время.

– Пожалуйста, не убивайте меня.

– Давай кулон. Живо.

– Почему? – Краем глаза Келси заметила, как шевельнулась дверная ручка, но не сводила взгляда с маски. – Почему бы вам просто не забрать кулон?

– Кто ж знает? За него мне заплатят меньше, чем за твой труп, так что не шути со мной. Снимай его.

Раздался щелчок замка.

В ту же секунду убийца ловко и изящно извернулся и оказался у нее за спиной, одной рукой держа ее за талию, а второй приставив нож к горлу. Все произошло так быстро, что Келси снова оказалась в беспомощном положении еще до того, как дверь открылась.

В ванную медленно вошел Булава. Она увидела за его спиной еще около десятка стражников, но тут убийца вонзил лезвие ей в горло, и у нее в глазах помутилось.

– Ближе не подходить, иначе она умрет.

Булава остановился. Глаза его были широко распахнуты, на лице застыло настороженное, почти нечитаемое выражение.

– Закрой дверь.

Булава протянул назад руку, не сводя глаз с наемника, и осторожно прикрыл дверь, оставив остальных воинов снаружи.

– Если ты и сможешь добраться до меня, стражник, – продолжил убийца светским тоном, – то не раньше, чем она умрет. Стой на месте, отвечай на мои вопросы, и она проживет чуть дольше. Ясно?

Булава кивнул. Он даже не смотрел на Келси, которая стояла, стиснув зубы и чувствуя себя безвольным мешком. Отступив назад, убийца потянул ее за собой, и нож еще глубже врезался ей в горло.

– Где второй кулон?

– Это было известно только Кэрроллу.

– Ты лжешь. – Еще шаг назад. – Оба кулона были у девчонки. Мы это знаем.

– Тогда вам известно больше моего, – Булава развел руки в стороны. – Когда я увозил ее из Цитадели, у нее был только один кулон.

– Где корона?

– Ответ тот же. Это знал лишь Кэрролл.

Еще шаг назад.

«Люк, – вспомнила Келси. – Неужто он хочет утащить меня с собой? Конечно, нет: дыра слишком узка для нас двоих. Он просто перережет мне горло и сбежит».

Булава явно пришел к тому же выводу, поскольку его взгляд все быстрее метался от убийцы к люку.

– И не надейся ускользнуть отсюда живым.

– Почему же?

– Я знаю про все тайные ходы в этом крыле.

– Не похоже, что про все.

Из-за стены доносился гул множества голосов и звон оружия, однако все эти люди могли бы с тем же успехом находиться за тысячу миль от нее. Здесь же было только прохладное свистящее дыхание убийцы над ее ухом, легкое и ровное, без намека на волнение.

– Даю тебе последний шанс снять кулон, – проговорил он, еще сильнее прижимая нож к ее горлу и тем самым заставляя ее прижаться к нему. – Может, я и оставлю тебя в живых.

– Да пошел ты! – рявкнула Келси.

Но за гневом она чувствовала биение отчаяния. Неужели она прошла через все лишь для того, чтобы закончить свою жизнь вот так, голой и беззащитной? Именно так в истории будет описана ее смерть?

Убийца дернул за кулон, болтавшийся между ее грудей, но цепочка не поддалась. Он потянул сильнее, и она врезалась Келси в шею. Она оцепенела, чувствуя, как внутри закипает ярость. Сапфир будто пульсировал у нее в голове, все сильнее по мере того, как убийца все настойчивее тянул цепочку. Камень, похоже, не хотел, чтобы его снимали.

Цепочка не поддавалась, и убийца приложил еще больше силы. Теперь его внимание было рассеяно, уловив это, Булава начал двигаться влево, быстро переводя сосредоточенный взгляд с Келси на убийцу и на дыру в полу. Торс девушки был скользким от крови, и казалось, что она сможет вырваться, но нож по-прежнему впивался ей в горло, а стражник оставался на расстоянии десяти футов. Она не решалась на попытку освободиться.

Убийца с такой силой рванул за сапфир, что застежка больно врезалась в затылок Келси. Тут ее терпение лопнуло, и она почувствовала, как внутри нее словно что-то разверзлось. Ее грудь налилась жаром, и от силы этого взрыва ее отбросило назад. Булава с сухим присвистом выхватил меч, но этот звук показался ей бесконечно далеким. Келси уже поняла, что меч не понадобится. Убийца закряхтел и ослабил хватку на ее талии. Спустя мгновение она услышала, как его тело рухнуло на пол.

– Госпожа!

Булава подхватил ее, не давая упасть. Она открыла глаза и увидела его лицо в нескольких дюймах от себя.

– Я в порядке, Лазарь. Только пара царапин.

Убийца неподвижно лежал на полу, широко раскинув руки и ноги. Стражник отпустил ее и присел на корточки рядом с телом, двигаясь осторожно, на случай, если убийца лишь прикидывался. Он вынул нож из его сжатого кулака, но пальцы даже не дрогнули. На теле наемника не было видимых ран, но Келси знала, что он мертв. Она убила его.

– Что это было?

– Голубой луч из вашего кулона, госпожа. – Булава указал на сапфир. В то же мгновение он внезапно осознал, что Келси совершенно обнажена, и бросил ей большое белое полотенце. Завернувшись в него и не обращая внимания на кровь, сочившуюся из ее левой груди, она внимательно осмотрела сапфир. Столь неожиданно вспыхнувший жар угас, и теперь камень просто болтался на цепочке, мерцая насыщенным синим, словно очень довольный собой.

Булава вновь склонился над телом убийцы. Он, по видимости, не питал естественного отвращения к трупам и деловито ощупывал тело, проверяя пульс.

– Он мертв, госпожа. Но на нем нет и царапины.

Он сдернул черную маску и обнажил лицо темноволосого молодого человека с аристократическим профилем и алыми губами. Что-то неразборчиво бормоча, Булава перевернул тело, вытащил нож из-за пояса и разрезал одежду на спине: на лопатке обнаружилось выжженное клеймо – бегущий пес. Келси с содроганием осознала, что оно находилось на том же самом месте, где ее собственная рана.

– Кейденский подонок, – тихо произнес Булава.

Шум снаружи усилился, и они оба заметили это. Лазарь выпрямился и, подойдя к двери, легонько постучал.

– Это Булава. Опустите оружие.

Медленно открыв дверь, он кивком подозвал к себе Элстона, за которым в ванную комнату вошли еще несколько стражников с обнаженными мечами в руках. Они посмотрели сперва на Келси, а затем на труп на полу. Прибежал Корин со своей лекарской сумкой, но Булава объявил:

– У Королевы только пара царапин.

Келси поморщилась. У нее и правда была лишь пара царапин, но они болели все сильнее по мере того, как отступал адреналин. Плотная ткань полотенца натирала содранную кожу над соском. Коснувшись шеи, она испачкала руку в крови. Она смиренно наблюдала, как Корин вытаскивает белую полоску ткани из сумки и смачивает ее в дезинфицирующем средстве.

Булава стоял, глядя в люк. Лица его Келси не видела, но поза была весьма красноречива. И прежде чем Келси смогла вымолвить хоть слово, он вытащил меч, прыгнул в дыру и пропал из виду.

Несколько стражников обступили тело убийцы.

– Кругом предатели, помилуй господи, – пробормотал Гален, и остальные закивали.

– Регент? – предположил Кэй.

– Он бы никогда не подобрался так близко. Это дело рук Торна.

– Нам ни за что это не доказать, – покачал головой Мерн.

– Кто этот человек? – спросила Келси, крепче сжимая полотенце. Корин приложил к ее шее бинт, и она, закусив губу, зашипела от боли.

– Лорд из рода Грэм, госпожа, – ответил ей новый стражник. – Грэмы были преданы вашей матери, но за последнее время столько воды утекло.

Лицо стражника показалось Келси незнакомым, но голос она узнала. Спустя мгновение она с удивлением поняла, что это Дайер. Он просто сбрил свою рыжую бороду.

– Дайер, тебе идет без бороды.

Тот густо покраснел. Пэн весело фыркнул, а Кибб хлопнул Дайера по спине.

– А я говорил ему, госпожа… Теперь мы видим, когда он краснеет.

– Где ты был, Дайер?

Дверь, распахнувшись, с грохотом ударилась о стену. Все резко обернулись, а Келси слабо вскрикнула: в ванную ворвался Булава. Его щеки покрывали багровые пятна, а в глазах горела такая ярость, что Келси показалось, будто из них вот-вот посыплются искры. В голосе его звучала вся мощь божьего гнева:

– ПЭН!

Тот метнулся вперед.

– Сэр.

– С этого момента ты не оставишь Королеву ни на секунду, ясно? Ни на секунду, никогда!

– Лазарь, – как можно мягче прервала его Келси, – в этом нет твоей вины.

Булава стиснул зубы. Глаза его метались в отчаянии, как звери в клетке. Девушка внезапно испугалась, что он может ее ударить.

– Ни на секунду, сэр, – повторил Пэн и встал перед ней, демонстративно отгораживая ее от остальных стражников.

Булава повернулся спиной ко всем присутствующим, указывая на дыру в полу.

– Там туннель, парни. Я знал о нем, но не беспокоился. Знаете, почему? Потому что он проложен под тремя комнатами и ведет в одно из пустых помещений в коридоре.

Стражники обменялись потрясенными взглядами. Элстон невольно отступил назад, Мерн смертельно побледнел.

– Всем ясно, что это значит?

Все стояли неподвижно, будто в ожидании надвигающейся бури.

– Это значит, – проревел Булава, – что у нас здесь завелся предатель!

Одним резким движением он схватил стул и швырнул его в стену, и от удара тот разлетелся вдребезги.

– Кто-то впустил сюда эту тварь! Тот, кто охранял туннели или знал условный стук. Один из вас – лживый ублюдок, и когда я узнаю, кто именно…

– Сэр, – тихо прервал его Гален, успокаивающим жестом подняв руки.

– Что?

– Здесь замешан не один человек. Предатель в одиночку не смог бы провести сюда убийцу. К этому наверняка причастен кто-то из Стражи Ворот.

Остальные стражники закивали, одобрительно бормоча.

– В гробу я видал эту Стражу Ворот, – прошипел Булава. – Они никчемные бездельники, потому и охраняют Ворота!

Он на мгновение прервался, тяжело дыша, и Келси подумала о грозовых тучах, которые либо растворяются в небе, либо обрушивают на землю шквальный ливень. Она вздрогнула, внезапно зазябнув. Какая-то маленькая эгоистичная часть ее существа гадала, когда уже закончится эта сцена, чтобы она, наконец, смогла одеться.

– Что меня волнует, – продолжил Лазарь, и в его голосе глухо звучала угроза, – так это то, что кто-то из вас нарушил клятву. Готов спорить, это тот самый человек, который умудрился всадить нож в Королеву во время коронации. И я найду его. Он идиот, если сомневается в этом.

Он замолчал, тяжело дыша. Келси обвела взглядом свою стражу. Эти люди окружали ее во время коронации: Элстон, Кибб, Пэн, Корин, Мерн, Дайер, Кэй, Гален, Веллмер… Все они стояли достаточно близко к ней и могли бросить в нее нож. Все, за исключением Пэна, который, похоже, был вне подозрений. Вытащив нож из-за пояса, Булава по очереди смерил каждого из них холодным взглядом. Девушка хотела что-нибудь сказать, но по молчанию остальных стражников было ясно, что никакими словами тут не поможешь.

Мгновение спустя Булава вроде бы немного пришел в себя. Он убрал нож и указал на труп.

– Уберите отсюда этот кусок дерьма!

Несколько человек ринулись вперед, и Келси чуть не последовала их примеру.

– Надо накрыть его чем-нибудь, – пробормотал Кибб. – Нехорошо, чтобы дети видели кровь.

Элстон приподнял труп.

– А на нем и нет крови.

– Шея, значит, сломана?

– Нет.

– Так от чего же он умер тогда? – спросил Мерн, стоявший у дальней стены и пристально смотревший на Келси своими голубыми глазами.

– Пошевеливайтесь! – рявкнул Булава.

Элстон и Кибб подхватили тело. Остальные стражники вышли вслед за ними, украдкой бросая на Келси озадаченные взгляды.

Капитан стражи обернулся к Пэну.

– Объясняю подробно: у тебя будет два выходных один раз в месяц. Но в остальное время чтобы я не видел тебя дальше чем в десяти футах от Королевы, понял? Поселим вас в одну из комнат с передней. Будешь спать там, чтобы не вторгаться в личное пространство Королевы.

– Тоже мне, личное пространство, – пробормотала Келси. Булава обратил на нее свои большие темные глаза, и она примирительно подняла руки. – Ладно, ладно.

Резко развернувшись, Булава большими шагами вышел из комнаты, оставив ее смотреть ему вслед.

– Он скоро отойдет, – заверил ее Пэн. – Мы уже видели его таким. Ему надо лишь пойти убить кого-нибудь, и он снова будет в полном порядке.

Келси подошла к комоду, чтобы достать чистую одежду. Спустя мгновение к ней присоединилась Андали, появившись из ниоткуда.

– Вы вся в крови, Ваше Величество. Вам нужно снова принять ванну.

Пэн виновато улыбнулся.

– Это будет неловко, госпожа. Я не должен оставлять вас одну, но, может, я тогда встану лицом к стене?

Она покачала головой, невесело усмехнувшись.

– Видимо, такое у меня теперь личное пространство.

Пэн отвернулся к двери. Спустя секунду, не видя иного выхода, Келси скинула полотенце и снова залезла в ванну, нахмурившись при виде того, как вода окрасилась в бледно-розовый цвет. Она пыталась забыть о присутствии своего телохранителя, но тщетно.

«Да кому какое дело? Все мои стражники уже видели меня голой». При мысли об этом Келси должна была бы сгореть от стыда, но лишь беспомощно захихикала. Андали, пытавшаяся уложить ее непослушные мокрые волосы в узел и закрепить их серебряной заколкой, кажется, ничего не заметила. Ее лицо оставалось невозмутимым, и Келси в первый (хотя далеко не в последний) раз пришло в голову, что произошла какая-то роковая ошибка: это Андали должна была стать Королевой.

– Чаю, госпожа?

– Да, пожалуйста.

На пороге Андали помедлила и, не оборачиваясь, произнесла:

– Простите меня, госпожа. Я предчувствовала беду, но не знала, какую форму она примет. Я не смогла разглядеть ни убийцу, ни комнату.

Келси моргнула, но женщина уже ушла, закрыв за собой дверь.

Прошло два дня, а Булава все не появлялся. Келси слегка встревожилась, пока не сообразила, что остальные стражники воспринимают его отсутствие как должное. По словам Пэна, Булава имел привычку время от времени самостоятельно решать некоторые вопросы, исчезая и возвращаясь без предупреждения. И Пэн оказался прав: на третий день, выйдя к обеду, Келси обнаружила Булаву за общим столом. Она спросила, где он был, но стражник отказался ответить.

Труп наемного убийцы стражники отнесли на рыночную площадь в центре Нового Лондона и насадили на заостренный кол, оставив его гнить. Оказалось, это традиция, и она ужаснула Келси до глубины души. Если верить Арлиссу, по городу стремительно разлетелись слухи о том, что Королева сама убила наемника, причем сделала это с помощью магии. А коли хотите доказательств – смотрите: на теле молодого лорда Грэма нет никаких следов, хотя он, вне всякого сомнения, мертв. Несколько раз в день Келси доставала сапфир из-под платья и гипнотизировала его взглядом, пытаясь оживить его или заставить сделать еще что-нибудь необычное. Но ничего не происходило.

Булава не разделял ее беспокойства.

– Вышло ничуть не хуже, чем если бы вы сделали это нарочно. Так что кому какое дело?

Оперевшись на стол в столовой, она рассматривала карту мортийской границы. Стражник придавил углы чайными кружками, чтобы она не сворачивалась.

– Мне есть дело, Лазарь. Я понятия не имею, что произошло и как это повторить.

– Да, госпожа, но об этом знаем только мы с вами. И уж поверьте, это нам во благо. Теперь они дважды подумают, прежде чем снова предпринять покушение на вас.

Келси понизила голос, чтобы ее не услышали стражники, стоявшие на своих постах вдоль стен.

– А как там насчет нашего предателя?

Булава нахмурился и наугад ткнул в карту, также понизив голос.

– Мне удалось кое-что разузнать, госпожа, но пока ничего конкретного.

– Что ты узнал?

– Пока это всего лишь мои предположения.

– Негусто.

– Мои предположения редко бывают ошибочными, Ваше Величество.

– Мне стоит беспокоиться?

– Только если Пэна застанут врасплох. Но скорее солнце встанет на западе.

Один из углов карты внезапно выскользнул из-под кружки, и Булава, ругнувшись, снова расправил ее и с грохотом поставил кружку на место.

– Что тебя гложет, Лазарь?

– Кем бы ни был этот человек, Ваше Величество, он не должен был забраться так далеко. Измена оставляет за собой запах, настоящую вонь, и раньше мне всегда удавалось учуять ее.

Келси улыбнулась, легонько ткнув его в плечо.

– Возможно, это собьет с тебя спесь.

– Это не шутки, госпожа. Паранойя помешает мне объективно смотреть на вещи.

Заметив, что его гордость уязвлена, Келси посерьезнела и сжала его плечо.

– Лазарь, ты найдешь его. Я бы не хотела оказаться на его месте, даже если б мне посулили все запасы стали Мортмина.

– Ваше Величество? – из коридора появился Дайер.

– Да?

– Мы хотим кое-что показать вам.

– Прямо сейчас? – Она выпрямилась и увидела странную вещь: Дайер ухмылялся. Булава замахал руками, отсылая ее, и она последовала за Дайером по коридору, слыша за собой мягкую поступь Пэна. Том и Веллмер, стоявшие через пару дверей от ее новой спальни, тоже ухмылялись, и Келси стала ступать с некоторой осторожностью, опасаясь, не задумали ли они подшутить над ней. Может, она и впрямь вела себя с ними слишком уж непосредственно?

– Проходите, госпожа, – сказал Веллмер, жестом приглашая ее внутрь. Из-за радостного возбуждения он казался еще моложе, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, как ребенок в канун Рождества или, во всяком случае, как маленький мальчик, которому приспичило в туалет.

Келси свернула в уютную комнату с низкими потолками и без окон. В ней были беспорядочно расставлены пять кресел и два дивана: на некоторых сидели дети. Девушке показалось, что это дети Андали, но она не могла ручаться. Она обратила на Дайера вопросительный взгляд, и тот указал на дальнюю стену.

Она узнала книжные полки из покоев матери, которые угнетали ее пустотой последние две недели, но они больше не пустовали. Келси пересекла комнату, не отрывая зачарованного взгляда от книг. Ей были знакомы все названия, но лишь увидев огромный том Шекспира в коричневом кожаном переплете, гордость и отраду Карлин, она поняла, что сделал Булава.

– Так вот где ты был, Дайер?

– Да, госпожа, – ответил он. – Булава твердо решил сохранить все в тайне, чтобы сделать вам сюрприз.

Келси принялась внимательно рассматривать книги. Они выглядели точно так же, какими она их помнила в библиотеке Карлин. Кто-то даже потрудился расставить их в алфавитном порядке по фамилиям авторов, хотя художественная литература была перемешана с документальной, что привело бы Карлин в неописуемую ярость. Но Келси, как всегда, в первую очередь бросались в глаза именно художественные книги: «Обитатели холмов»; «Дюна»; «Унесенные ветром»; «Когда я умирала»… Все ее любимые романы снова с ней!

– Мы не потеряли ни одной, Ваше Величество. Мы как следует накрыли повозку, но дождя и не было. Думаю, они все в идеальном состоянии.

Келси еще с минуту как завороженная смотрела на книги, после чего повернулась к Дайеру. Глаза ее вдруг затуманились от слез.

– Спасибо.

Дайер отвел взгляд. Келси перевела взгляд на детей, облюбовавших кресла и диваны: два мальчика-подростка и две девочки, одной лет одиннадцать-двенадцать, другой, очевидно, около восьми.

– Вы дети Андали, верно?

Старшие не произнесли ни слова, но младшая девочка энергично закивала и воскликнула:

– Мы помогли расставить книги по алфавиту! Не ложились до поздней ночи!

– Госпожа, это дети Андали, – подтвердил Дайер.

– Вы сделали очень хорошее дело, – сказала она им. – Спасибо вам.

Мальчики и младшая девочка робко улыбнулись, но старшая просто угрюмо посмотрела на Келси. Та была озадачена. Она никогда раньше не разговаривала с этой девочкой и вообще едва узнала ее. Из всех детей, сидевших на диване, именно она больше всего походила на мужа Андали: уголки рта были постоянно опущены вниз, глубоко посаженные глаза смотрели с подозрением. Спустя мгновение она отвернулась, будто сочтя Келси недостаточно интересным предметом для наблюдения, и девушка успокоилась: может, девочка и похожа на своего отца, но пренебрежение, сквозившее в этом жесте, точно напоминало Андали.

Келси огляделась в поисках Булавы, но того поблизости не было.

– Где Лазарь?

Как выяснилось, он по-прежнему стоял, склонившись над огромной картой Нового Мира, которая была разложена на обеденном столе.

– Спасибо за сюрприз!

Булава пожал плечами.

– Я же видел, что вы не можете ни на чем сосредоточиться, пока мы не достанем вам книги.

– Это очень много для меня значит.

– Не понимаю я вашего увлечения этими проклятыми штуками. Они не кормят и не защищают. Не помогают выжить. Но я вижу, что они для вас важны. Проще уж смириться с этим.

– Если я хоть что-то могу сделать для тебя взамен, только скажи.

Булава вскинул брови.

– Будьте осторожны, раздавая обещания, госпожа. Уж поверьте, я с ними хорошо знаком: они вам аукнутся в самый неожиданный момент.

– Пусть так, но я не отказываюсь от своих слов: если я могу сделать хоть что-то для тебя, стоит лишь попросить.

– Отлично. Тогда сожгите все эти книги.

– Что?

– Вот вам и обещание.

Желудок Келси болезненно сжался. Посмотрев на нее с интересом, стражник усмехнулся.

– Расслабьтесь, госпожа. Должок королевской особы – ценный товар, и я не собираюсь тратить его впустую. Ваши книжки вполне безобидны, по крайней мере, с точки зрения обороны.

– Ну ты и фрукт, Лазарь.

– И то верно.

– Но все равно спасибо.

Он снова пожал плечами.

– Вы заслужили это, госпожа. Капризного клиента удовлетворить проще всего.

Келси сдержала улыбку и встала с места, едва не столкнувшись с Пэном, который извиняющимся жестом коснулся ее спины.

– Прошу прощения, госпожа.

– Как у вас идут дела? – спросил Булава, не отрывая глаз от карты.

Келси удивленно посмотрела на Пэна. Тот улыбнулся и пожал плечами.

– Вроде неплохо. Хотя Пэн ужасно храпит.

– Честно говоря, госпожа, Булава знал это и раньше.

– Серьезно, шума как от целой фабрики, – поддразнила его Келси. – Если б ты еще производил на выходе мортийскую сталь, цены бы тебе не было.

– Ему и так нет цены, – рассеянно заметил Булава, доставший из-за пазухи ручку и принявшийся рисовать жирную темную линию вдоль границы с Мортмином. – Даже несмотря на храп.

– Я тоже так считаю.

– Арлисс! – крикнул Булава в сторону коридора. – Мы готовы тебя принять!

Было очевидно, что Арлисс подслушивал: он показался из коридора почти сразу же и направился к ним своей привычной крабьей походкой, подволакивая одну ногу. Келси скорчила гримасу: она планировала провести несколько часов (если не целый год), просматривая книги Карлин. Но военное командование должно было прибыть в Цитадель через несколько дней, и ее первую аудиенцию назначили на субботу. Нужно было в течение нескольких часов побеседовать с Арлиссом, чтобы подготовиться к этим мероприятиям. Весь объем информации, которую Карлин никогда ей не рассказывала, теперь нужно было втиснуть в одну неделю, так что ее график был изматывающим.

– Неплохое собраньице, Королевишна, – заметил старик, подойдя к столу. – В Тирлинге найдется пара-тройка заядлых книголюбов. Я бы мог выбить для вас чертовски хорошую цену.

– Я скорее расстанусь с короной.

– За нее я бы тоже, пожалуй, смог выбить хорошую цену. – Арлисс сел, взявшись за штанину, чтобы подтянуть хромую ногу. – Но ведь рынок постоянно меняется.

Библиотека Келси приносила радость не только ей. Каждый раз, входя в комнату, она заставала стражников, которые валялись на диванах или в креслах с книгами в руках. Должность обязывала стражников Королевы уметь читать и писать, и хотя многие, кажется, едва ли справлялись с этой задачей (однажды Келси застукала Кэя погруженным в детскую иллюстрированную книжку «Малютка-привидение»), каждый умудрялся найти что-то на свой вкус.

Почти каждый. Булава никогда не заходил в библиотеку. В ней было столько книг, которые бы могли ему понравиться… Келси хотелось привязать его к стулу и насильно прочесть ему вслух роман «Луна зашла». Однако стражник, очевидно, считал, что для чтения подходят лишь донесения, законопроекты и официальные заявления. Келси такое отношение сводило с ума.

Сын Миллы и малышка Карлотты еще не доросли до чтения, но дети Андали, все, кроме крошки Гли, уже умели читать и безвылазно торчали в библиотеке, пока их мать была на работе. Келси не возражала, при условии, что они будут вести себя тихо. И они выполняли это требование. Дети Андали были так хорошо воспитаны, что это казалось неестественным. Впрочем, при столь строгой матери это и неудивительно. У такой Келси бы и сама ходила по струнке.

Без посторонней помощи дети обнаружили семь томов «Гарри Поттера», но не стали из-за них ссориться. Келси изумилась, увидев, как самый старший, Аарон, рассадил остальных вокруг себя, и они чинно тянут жребий. Двенадцатилетний Джонатан получил право на первую книгу, а остальным трем пришлось подыскать себе другое чтение. Аарон нашел анатомический атлас и безошибочно открыл ее на рисунках, которые стоили стольких трудов Леонардо да Винчи. Восьмилетняя Моррин, обладавшая истинно девичьим нравом, казалось, не могла найти ничего подходящего. Романы читать ей еще было рано (кто же станет читать Джейн Остин в восемь лет?), а так называемой «женской» литературы в коллекции Карлин не было вовсе – она, как правило, сопровождала это понятие презрительным фырканьем. В конце концов Келси достала с верхней полки собрание сказок братьев Гримм. Хотя эти истории были не слишком девчачьими, она надеялась, что сказочные принцессы заинтересуют девочку. Моррин побрела к своему стулу, глядя на обложку с глубочайшим недоверием.

Но внимательнее всего Келси следила за двенадцатилетней Айсой, которая одну за другой откладывала многие из ее любимых детских книг. Наблюдая за девочкой, Келси поняла, что угрюмый вид отчасти был обусловлен анатомией ее лица: мужские черты, курносый нос, густые брови. Опущенные уголки рта и поднятые брови придавали ей несколько агрессивный вид.

Набравшись смелости (почему-то эта девочка вызывала у нее почти такой же трепет, как сама Андали), Келси подошла ближе и рискнула предложить свою помощь:

– Может, я смогу посоветовать тебе что-нибудь, если ты мне объяснишь, что именно ищешь?

Айса повернулась. У нее были отцовские черные глаза, но их выражение она унаследовала от Андали. Казалось, девочка видит Келси насквозь.

– Я хочу почитать что-нибудь про приключения. Про такого героя, от которого никто не ждет свершений, понимаете?

Келси кивнула, многое поняв из ее слов, и осмотрела полки, хотя в глубине души и знала, что у нее нет приключенческих историй с женским персонажем. Такие было трудно отыскать и до Переселения. Нет, плохих было навалом, но плохим книгам не было места в библиотеке Карлин. Айсе не досталось «Гарри Поттера», значит, пока придется обойтись без Гермионы. Конечно, был еще «Властелин колец», но его ей читать было рано. Сначала предыстория! Пробежав пальцем по нижней полке, Келси отыскала зеленый том в кожаном переплете с изящными золотыми буквами на корешке и вручила Айсе.

– В этой книге нет девочек, но есть отличный маленький герой, а если она тебе понравится, то в продолжении ты найдешь и героиню.

– Тогда почему мне просто не прочитать продолжение? – спросила девочка, и вид ее снова стал сердитым. Изменения на ее лице поразили Келси: она будто смотрела, как захлопывается ловушка. Келси хотела было ответить резкостью, но завоевать доверие детей Андали казалось почти столь же важным, как завоевать доверие их матери, поэтому девушка постаралась смягчить свой голос.

– Нет. Тебе придется сначала прочитать эту, иначе ты мало что поймешь в продолжении. Обращайся с ней аккуратно: это одна из моих любимых книг.

Айса отошла от нее, держа под мышкой «Хоббита». Келси смотрела ей вслед, разрываясь между желанием понаблюдать за детьми и соблазном самой перечитать всего «Властелина колец», хотя у нее не было времени ни на то ни на другое. Через десять минут ей нужно было переодеваться, готовясь к очередной пытке Веннера. Кивнув Пэну, она собрала свои книги и бумаги с письменного стола и направилась к двери.

Уходя, девушка бросила последний взгляд на четверых детей, которые удобно устроились с книгами каждый на своем месте. На кушетке напротив стены развалился Гален и, свесив ногу с подлокотника, читал книгу в синей кожаной обложке. Интересно, что бы сказала Карлин, увидев в своей библиотеке целый читательский клуб?

Теперь, когда Дайер вернулся, Булава мог послать его в Петалуму. Найти Барти и Карлин будет не так уж сложно. Келси с удивлением поняла, что в последнее время хотела увидеть не только Барти, но и Карлин. У нее было много чего сказать наставнице. С того дня, как Карлин разозлилась на нее из-за платья, Келси долго таила в себе гнев. И хотя Карлин никогда больше об этом не вспоминала, даже косвенно, она наверняка чувствовала гнев Келси и обижалась на его несправедливость. Теперь же Келси поняла, что Карлин скорее переоценивала ее мать. Сама по себе глупость была качеством безвредным, но в случае королевы Элиссы глупость была преступной, причинившей огромный, возможно, невосполнимый ущерб.

Каким облегчением было бы снова поговорить с Карлин теперь, когда все эти барьеры исчезли! Обсудить состояние королевства – истинное состояние, о котором Карлин никогда не могла рассуждать. К тому же, виновато подумала Келси, было бы облегчением сказать Карлин, что та была права в тот день, когда сорвала цветы с ее головы. Надо сказать ей, что она жалеет о своем тогдашнем гневе и что больше не испытывает его. В глубине души она даже надеялась, что Карлин оценит ее деяния, в частности, создание библиотеки – оазиса в стране, изголодавшейся по книгам.

«Нет, даже не изголодавшейся», – мрачно подумала она. Голода-то как раз и не было. Тирлинг напоминал человека, который не ел так долго, что уже даже не помнил, каково это – голодать.

Пэн ждал ее в дверях. Келси с извиняющимся видом улыбнулась ему и направилась по коридору. Повинуясь внезапному импульсу, она остановилась у балконной комнаты (как теперь ее все называли). Сегодня у двери дежурил Мерн. При приближении Королевы он склонился в поклоне. Он был единственным, помимо Пэна, кто регулярно ей кланялся, хотя Келси не особо это волновало. В случае с большинством стражников, особенно с Дайером, поклоны казались бы неестественными. Мерн по-прежнему выглядел так, словно совсем не спал. Девушка начала задумываться, не страдал ли он хронической бессонницей и не принадлежал ли к числу тех несчастных, кто просто не может заснуть, что бы ни происходило. Она почувствовала прилив жалости и, проходя мимо стражника, улыбнулась ему.

Балкон был шириной во всю комнату, футов тридцати от края до края, и был огорожен парапетом высотой по пояс. Стоял морозный мартовский вечер, лишь начавший клониться к ночи. Над Цитаделью нависало темно-синее небо, и ледяной ветер бился в ее стены, глухо завывая в бойницах. Облокотившись на парапет, Келси взглянула поверх беспорядочной мозаики домов Нового Лондона – туда, где до горизонта раскинулась Альмонтская равнина, смешение коричневых и желто-зеленых пятен, рассекаемых руслами Каделла и Криты. Ее королевство было прекрасно, но легло непосильной ношей на ее плечи. Столько земель, столько людей, и все их жизни теперь висели на волоске. Назавтра должны были прибыть военные, и Келси страшилась встречи с ними. Со слов Арлисса и Булавы она поняла, что генерал Бермонд вряд ли ей понравится. Она с беспокойством осматривала свое королевство, желая увидеть его целиком, до самого Мортмина и узнать, что ждет ее страну.

Стоило ей подумать об этом, как ее взор затуманился, будто на него опустилась завеса. Девушка пошатнулась, схватившись за парапет, лишь смутно ощущая себя живым существом, по-прежнему стоящим на балконе. Другая ее часть взмыла в высокое и холодное ночное небо, оглушенная свистом ледяного ветра в ушах.

Внизу Келси увидела обширную территорию, покрытую густым сосновым лесом. Она была исчерчена дорогами – не пыльными трассами вроде тирских, а настоящими дорогами, замощенными камнем, созданными для бесконечных телег и караванов. На севере она увидела холмы, по высоте почти не уступавшие горам и испещренные точками; она догадалась, что это шахты. Ферм нигде не было, только заводы: кирпичные здания, извергавшие клубы дыма и пепла.

– Госпожа? – донесся откуда-то издалека голос Пэна. Она тряхнула головой, чувствуя, что чары могут вот-вот развеяться, а ей так хотелось увидеть, что там.

Впереди простирался огромный город, намного больше Нового Лондона, построенный на каменном плато, которое высилось над вершинами сосен. В центре города поднимался дворец, по сравнению с которым все окрестные здания казались крошечными. Высотой он, пожалуй, уступал Цитадели, но был куда элегантнее и симметричнее. На вершине самой высокой башни развевался кроваво-красный флаг. Келси на мгновение задержала на нем взгляд, а потом снова посмотрела вниз. Город был окружен высокой деревянной стеной. От главных ворот отходила широкая дорога, по обеим сторонам которой стояли высокие столбы. Уличные фонари? Нет. Присмотревшись получше, девушка увидела, что все столбы были увенчаны небольшими продолговатыми предметами – человеческими головами. Местами это были лишь голые черепа, другие только начали разлагаться, и сквозь плесень легко различались черты лица.

«Пиковый холм, – догадалась Келси. – Это же Демин». Недалеко от города, слева под собой она увидела огромную черную массу, усеянную огоньками. Нужно посмотреть поближе. Едва подумав об этом, она резко спикировала вниз, будто хищная птица на добычу.

– Госпожа?

Под ней простиралась армия – огромная масса солдат, покрывавшая землю на несколько квадратных миль вокруг. Палатки и костры, солдаты и лошади, повозки с припасами, ножи, мечи, луки, стрелы и пики. Келси узнала несколько массивных деревянных сооружений, она их видела в книгах Карлин: осадные башни, метров двадцати длиной, уложенные на бок для транспортировки. Келси в отчаянии всплеснула руками, чувствуя, как по бокам от нее хлопают крылья и перья ерошит ледяной ветер.

Она развернулась и сделала еще один круг над лагерем. До рассвета оставалось недолго, солдаты уже готовились ко сну. Она слышала обрывки песен, чувствовала запах жареной говядины и даже эля. Она могла различить любую деталь на земле, видя намного четче, чем в жизни, и ее охватила печаль от того, что придется вернуться к своему обычному человеческому зрению, что эта необыкновенная зоркость не останется с ней надолго.

Пролетая над восточной стороной лагеря, Келси заметила что-то непонятное: металлический блеск довольно крупных предметов, мерцавших в свете костров. Подобрав крылья, она резко спикировала, оказавшись прямо над ними. В ноздри ей ударил резкий запах множества людей, но она все же спустилась еще ниже. Паря над лагерем, она разглядывала ряд приземистых металлических цилиндров, каждый из которых размещался на отдельной повозке, будто в ожидании парада. Ей понадобилось несколько раз пролететь над ними, чтобы понять, что это такое. Когда она наконец поняла это, ее охватило настоящее отчаяние.

Пушки.

«Но это невозможно! Даже в Мортмине нет пороха!»

Десять пушек ехидно поблескивали, будто насмехались над ней. Все они были сделаны из стали и выглядели совсем новыми. Не было даже запаха ржавчины.

«Тирлинг!»

Келси развернулась, чтобы вернуться, предупредить. Надежды на победу не было – лишь металлический запах побоища и смерти.

В груди ее прогремел взрыв. Она слышала, как под ней раздается чей-то триумфальный рев. Что-то пронзило ее грудь, будто пылающее копье поразило ее в самое сердце.

– Мерн! Лекаря! – Голос Пэна доносился до Келси издалека, будто между ними лежала толща воды. – Корина сюда, и поживее!

Келси отчаянно пыталась оставаться в воздухе, но крылья ее больше не слушались. Она позорно рухнула камнем вниз, даже не почувствовав, как ее тело ударилось о землю.

– Вы не понимаете, – повторила Келси, должно быть, уже в седьмой раз за день. – Мортийская армия уже мобилизована.

Генерал Бермонд улыбнулся ей со своего конца стола.

– Я убежден, что вы искренне в этом уверены, Ваше Величество. Но это не значит, что мы не сможем прийти к мирному соглашению.

Девушка сердито посмотрела на него. Беседа проходила не слишком гладко, и у нее уже слегка разболелась голова. Генералу Бермонду на вид было не больше пятидесяти лет, но собеседнице он казался древнее холмов, со своей лысой головой и морщинистым лицом, носившим следы долгого пребывания на солнце. Рукав его униформы был подшит, прикрывая увечную руку.

Подле Бермонда сидел его заместитель, полковник Холл. Тот был моложе лет на пятнадцать, дородный и коренастый, с квадратным подбородком. Холл был немногословен, но его серые глаза примечали все вокруг. Оба прибыли в полном армейском обмундировании – вероятно, чтобы смутить Келси, которая с раздражением поняла, что это сработало.

Пэн сидел рядом с ней, безмолвный как статуя. Келси с удивлением заметила, что ей нравится ощущать его присутствие. Постоянное внимание стражников изрядно ей надоедало, но с Пэном почему-то было по-другому: он умел быть ненавязчивым. И, хотя сравнение было не слишком лестным, Келси он напоминал верного пса, неслышно следующего по пятам за хозяином. Он хранил бдительность, но она никогда не уставала от его присутствия, как это бывало с Булавой.

Тот сейчас сидел справа от нее, и Келси каждые несколько минут бросала на него взгляды, пытаясь принять какое-нибудь решение. Вчера в Цитадель пришла новость: крепость рода Грэм, расположенная в пятидесяти милях к югу от столицы, сожжена дотла. Большая часть гарнизона полегла, равно как и несколько живших с солдатами женщин.

Весь прошлый день Келси усиленно размышляла над таким поворотом событий. Эту крепость подарили младшему лорду Грэму на крестины. Было довольно трудно связать между собой этого ребенка и человека в черной маске, который пытался украсть ее сапфир и перерезать ей горло. Покушение на жизнь Королевы влекло за собой конфискацию всех земель преступника, но в той крепости были и мирные жители, мужчины и женщины, которых никто не предупредил и которые в итоге погибли. Келси нисколько не сомневалась, что пожар был делом рук Булавы, и понимала, что тот отчасти ей неподконтролен. Это ощущение было ей в новинку. Казалось, она подобрала на улице дикую собаку, которая могла в любой момент сорваться с цепи, и не понимала, что с ней делать.

На столе перед ними лежала карта, принадлежащая Булаве, и экземпляр Мортийского соглашения. Последнее не оставляло никаких лазеек, так что Келси сосредоточила свое внимание на карте. Она была очень старой – чья-то умелая рука начертила и обвела линии чернилами задолго до рождения Келси.

– На мировую не пойдем, генерал. Я приняла решение.

– Ваше Величество, я сомневаюсь, что вы понимаете последствия этого решения. – Военачальник повернулся к Булаве. – Сэр, вы ведь наверняка могли бы дать Королеве какие-нибудь советы по этому поводу.

Булава развел руками.

– Бермонд, я охраняю Королеву, а не принимаю за нее решения.

Генерал выглядел ошеломленным.

– Но, капитан, вы же понимаете, что нам не видать победы! Вы же можете сказать ей! Мортийская армия…

– Генерал, я сижу перед вами. Почему бы вам не обратиться прямо ко мне?

– Прошу прощения, Ваше Величество, но я не раз говорил вашей матери, что женщины лишены дара к военному планированию. Она всегда оставляла эти дела нам.

– Ну разумеется. – Келси быстро посмотрела налево, встретив оценивающий взгляд полковника Холла. – Но вы скоро поймете, что я совершенно другая королева.

Глаза Бермонда заблестели от гнева.

– И все же я думаю, что наилучшим решением будет послать гонцов в Мортмин. Жено не дурак. Он знает, что удержать королевство в подчинении трудно. Он не станет спешить со вторжением, но поверьте мне, если уж он решится на это, то преуспеет.

– Генерал Жено не король Мортмина, равно как и вы – не король Тирлинга. Почему вы думаете, что именно его мне придется убеждать?

– Предложите поставку меньшего числа рабов. Откупитесь от них, Ваше Величество.

Келси сжала зубы.

– Я не буду больше отправлять никаких рабов. Смиритесь с этим.

– В таком случае я повторю то, о чем говорил раньше. Вы поставили нас в безвыходное положение. Тирийцы не смогут отразить атаку мортийской армии. А уж если они, как вы предполагаете, каким-то образом заново открыли порох и изготовили пушки, то ситуация становится еще более безнадежной. Вы провоцируете начало массовой резни.

– Поосторожнее с выражениями, Бермонд, – тихо сказал Булава. Генерал сглотнул и отвел взгляд, сжав зубы.

Келси повернулась к Арлиссу, который уже несколько минут сидел молча, и обнаружила, что старик задремал. Челюсть его отвисла, и по подбородку стекала слюна. Этим утром Арлисс появился в Цитадели, сжимая в зубах длинный тонкий бумажный предмет. Не желая выглядеть глупо, девушка не стала спрашивать, что это, а украдкой понаблюдала за ним несколько минут и поняла, что он курит сигарету. Она и не подозревала, что где-то еще существуют сигареты. Оставалось надеяться, что это очередная контрабанда из Мортмина, потому что, если табак производили в Тирлинге, это сулило целую кучу новых проблем.

Келси подумала было разбудить Арлисса, но тут же отказалась от этой идеи. Он лишь еще больше обострит спор. Арлисс был явно невысокого мнения о военных: прежде чем уснуть, он неоднократно упомянул различные промахи армии во времена мортийского вторжения, столь увлеченно их понося, что Келси поневоле задумалась, не потерял ли он на этом деньги.

Келси повернулась к Бермонду, лицо которого снова обрело вежливое выражение.

– Так что первым делом предпримет Красная Королева? – спросила она.

– Введет войска.

– Полномасштабное вторжение?

– Нет. Для начала захватит несколько деревень.

– Какой в этом смысл?

Бермонд безнадежно вздохнул.

– Скажем так, Ваше Величество. Вы же не станете бросаться в воду с утеса, понадеявшись, что внизу достаточно глубоко. На месте Красной Королевы вы бы бросали в воду камни, потому что можете себе это позволить, у вас полно времени и нет недостатка в камнях. Красная Королева, может, и не считает вас серьезной угрозой, но не станет действовать вслепую.

– Но зачем тогда нападать? Почему бы просто не послать шпионов?

– Чтобы сломить дух населения, госпожа. – Генерал вынул небольшой кинжал, оказавшийся среди бесчисленного количества оружия, которое он имел при себе, и резким движением рассек воздух перед собой. – Видите? Я отрезал вам мизинец. Конечно, мизинец вам не так уж и нужен, но теперь у вас течет кровь. Более того, вы теперь понимаете, что я могу в любой момент навредить вам.

Келси это показалось лишь очередным доказательством того, что захват чужих земель – невероятно дурацкое предприятие, но девушка вовремя спохватилась, не успев сказать ничего резкого. Сидевший рядом с ней Арлисс легонько всхрапнул.

– Арлисс, вы разделяете эту точку зрения?

– Да, Ваше Величество, – прохрипел казначей, резко очнувшись. – Но не стоит обманываться: в Тирлинге и так полным-полно шпионов.

Булава согласно кивнул, и Келси снова повернулась к Бермонду.

– Войска пойдут по Мортийскому тракту?

– Едва ли, Ваше Величество. Мортийский тракт проходит через Аргосский перевал, ни одна армия не захочет спускаться с гор, будучи при этом у всех на виду. Хотя нам нужно будет заблокировать тракт, чтобы мортийцы не смогли перевозить по нему припасы. – Покачав головой, генерал склонился над картой. – Жаль, что Аргосской башни больше нет.

Келси вопросительно глянула на Булаву, который пояснил:

– Когда-то, госпожа, на Аргосском перевале стояла крепость. Мортийская армия разрушила ее во время отхода, и теперь от нее осталась лишь груда камней.

Бермонд провел пальцем по мортийской границе, к северу от гор.

– На месте Жено я бы пошел здесь. Местность там холмистая и прихотливая, что замедлит их передвижение, но там множество лесов, и большая армия может растянуться на несколько миль в ширину, не застревая на одном месте.

– Как, по-вашему, лучше всего отразить такое нападение?

– Это невозможно.

– Генерал, ваша уступчивость меня поражает.

– Ваше Величество…

– Полковник Холл, что вы думаете об этом? – спросила Келси, повернувшись к заместителю Бермонда.

– Я вынужден согласиться с генералом, госпожа. Надежды на победу нет.

– Чудесно.

Холл поднял руку.

– Но вы можете замедлить их продвижение, и весьма значительно.

– Поясните.

Он подался вперед, не обращая внимания на сердито нахмурившегося Бермонда.

– Я бы сказал, госпожа, что нельзя допускать, чтобы мортийцы во второй раз дошли до стен Нового Лондона.

– Почему?

– Потому что у вас в руках лишь один козырь, и вы не хотите пускать его в ход. Вы подожгли всю колоду.

Было ли в его заявлении неодобрение? Келси не могла понять. То же самое случалось при разговорах с Булавой.

– Наш единственный выход – тактика сдерживания, то есть кампания, нацеленная на замедление основных сил мортийской армии. А это означает партизанскую войну.

– Какой в этом смысл? – спросил генерал, всплеснув руками. – Они все равно рано или поздно захватят нашу страну.

– Это так, сэр, но мы выиграем время, чтобы Королева смогла заключить мир или рассмотреть другие варианты.

Келси удовлетворенно кивнула. Холл хотя бы был способен творчески мыслить. Бермонд теперь в открытую сверлил его взглядом, но тот, казалось, решил не обращать внимания и продолжил:

– Наши шансы даже улучшатся, если их армия попытается пойти так, как показал генерал. Я вырос в Айдилвайльде, Ваше Величество, и знаю этот участок границы как свои пять пальцев.

– А что же с приграничными деревнями?

– Эвакуируйте жителей, Ваше Величество. Эти деревни уязвимы, а ведь мортийская армия интересуется грабежом не меньше, чем захватом территорий. Пусть лучше вторгаются в пустые поселения: это их, по крайней мере, немного затормозит.

– Ваше Величество, это неразумная трата ресурсов, – с досадой заявил Бермонд. – Потребуется много людей, чтобы организовать эвакуацию. Этих солдат лучше бы расставить на границе.

– Бермонд, вы разве не слышали, что я сказала? Мортийская армия уже мобилизована, а вы сами только что говорили, что первыми будут атакованы приграничные деревни. Этим людям грозит самая непосредственная опасность.

– Они сами выбрали жизнь у границы, Ваше Величество. Они знают, какой риск с этим связан.

Келси открыла было рот, чтобы огрызнуться, но ее прервал Булава.

– Госпожа, эвакуация наводнит центральную часть страны беженцами. Им нужно предоставить питание и жилье.

– Значит, предоставим.

– Где же мы возьмем на это средства?

– Лазарь, я уверена, ты что-нибудь придумаешь.

– А что, если они откажутся уходить? – спросил генерал.

– Тогда пусть остаются, это их выбор. Мы же не говорим о принудительном выселении. – Келси мило улыбнулась генералу. – Но я уверена, что вы сможете объяснить им все как следует.

– Я?

– Вы, генерал. Возьмите с собой столько солдат, сколько считаете нужным, и поезжайте: проводите эвакуацию и обеспечьте безопасность границы и Мортийского тракта.

Бермонд повернулся к Холлу.

– За эвакуацию отвечаешь ты.

– Секундочку, – вмешалась Келси, судорожно пытаясь вспомнить рассказы Барти о военной иерархии. – Холл, раз вы полковник, под вашим командованием находится один из батальонов?

– Так точно, госпожа. Я командую левым флангом.

– Хорошо. Пусть ваш батальон отделится от основных сил и проведет партизанские операции вдоль линий, о которых вы говорили.

– Ваше Величество! – рявкнул Бермонд, заливаясь краской. – Отдавать приказы войскам – мое дело.

– Нет, генерал. Это операция Короны, и я отправляю один из батальонов вашей армии на выполнение другого поручения.

– И вдобавок моего заместителя!

– Да, и его тоже.

Арлисс фыркнул. Бросив на него быстрый взгляд, Келси увидела, как он усмехается, закуривая новую сигарету. Воняла она не лучше предыдущей, но девушка смолчала. Именно Арлисс рассказал ей о давно забытом праве Короны на прямое командование военными операциями, которое являлось пережитком американской системы разделения власти. Встретившись с ней глазами, старик подмигнул ей.

Оглядев сидевших за столом, Келси заметила, что обстановка стала еще напряженнее. Пэн и Булава сердито смотрели на Бермонда, который, в свою очередь, метал яростные взгляды на Холла. Но тот не сводил взгляда с Келси. В его глазах горел амбициозный огонек, но было в них и что-то еще, что ей нравилось, хотя и не поддавалось определению.

«Если бы он не был создан для военной службы, то завтра бы уже состоял в моей страже».

– Меня особенно беспокоят пушки, – сказала она Холлу. – Я видела десять штук, но их может быть и больше. Я не смогла разобрать, железные они или стальные. Вашей первоочередной задачей будет вывести их из строя.

– Понял, Ваше Величество.

– Пушки, – презрительно усмехнулся Бермонд, повернувшись к Булаве. – В мире давно уже нет пороха. Неужели наша военная стратегия будет основываться на бредовых видениях какой-то девчонки?

Стражник собрался было ответить, но Келси его опередила.

– Вы уже во второй раз отказываетесь обращаться ко мне напрямую, генерал. И если вы цените свою карьеру и все годы своей службы столь же высоко, как я, то третьего раза не будет.

– Этот план невыполним! – вскричал Бермонд. – Мы лишь потеряем хороших людей!

– Так же, как и в лотерее! – огрызнулась Келси. – Полагаю, никого из ваших близких не отправляли в Мортмин, генерал?

Пэн мягко сжал ее локоть.

– Из моих – нет, – холодно ответил Бермонд, и его глаза скользнули в сторону заместителя. Пэн наклонился к Келси и тихо сказал:

– Брат Холла, госпожа. Много лет назад. Они были очень близки.

– Простите меня, полковник Холл.

Тот отмахнулся. Непохоже было, чтобы он обиделся: он сидел, сдвинув брови, витая мыслями где-то далеко, у границы.

– Есть еще вопросы?

Никто из военных не ответил. У Бермонда был такой вид, словно его заставили проглотить какую-то редкостную гадость. Келси на секунду задумалась, стоит ли ей сомневаться в его верности, но тут же отвергла эту мысль. Даже будь этот человек лет на двадцать моложе, вряд ли бы он стал затевать государственный переворот. Ему бы просто не хватило на это воображения.

– Тогда на этом все, – объявил Булава. Бермонд и Холл поднялись так резко, что Келси вздрогнула.

– Благодарю вас, – сказала она. – Через неделю жду от каждого из вас рапорт.

– Ваше Величество, – пробормотали они и продолжили стоять, не сводя с нее глаз. Это тянулось так долго, что Келси решила, будто с ней что-то не так. Она уже собралась было спросить, в чем дело, когда наконец сообразила, чего они ждут.

– Вы свободны.

Поклонившись, они удалились.

 

Глава 10. Судьба Томаса Рэйли

«Этого следовало ожидать, – подумал Жавель уже далеко не впервые за день. – Ясно было, что все кончится именно этим».

Он не понимал, почему до сих пор доверял Арлену Торну. Оглядываясь назад, он сознавал всю абсурдность этого плана: Торн поручил убийство Королевы одному-единственному наемнику Кейдена, причем далеко не самому лучшему – младшему лорду Грэму, который был совсем мальчишкой. По городу ходили слухи, что Королева сама убила его, но это была полная чушь. Его убил Булава, после чего вырезал его свиту и сжег дотла его крепость. Грэм провалился с громким треском: его тело не успело провисеть в центре города и часа, как толпа сдернула его со столба и разорвала на кусочки. Жавель решил, что больше и пальцем не пошевельнет для Торна, однако неизбежная записка с требованием встречи пришла, и вот он здесь.

Встреча проходила внутри большого склада на восточной окраине Нового Лондона. Жавелю было знакомо это место. Когда-то в нем хранили древесину перед продажей или ввозом в столицу. Но Торн, очевидно, приспособил склад для своих темных дел. У входа Жавеля встретил один из бесчисленных прохвостов из Бюро переписи, с минуту осматривавший его, а затем знаком велевший ему проходить внутрь. Жавель оказался в небольшой, слабо освещенной передней, в окружении нескольких человек, которые выглядели не менее разозленными и озадаченными, чем он сам.

Торн запаздывал, однако, оглядев комнату, Жавель начинал понимать, что именно было главной целью всего этого предприятия: деньги. Стражник почувствовал себя глупцом оттого, что не понял этого раньше, но ведь все его мысли были только об Элли. Он даже не задумался о том, какие суммы стояли на кону и как много некоторые могли потерять.

Прислонившись к дальней стене, стоял лорд Тэр, чья нелепая шляпа занимала больше места, чем он сам. Тэры владели землями на востоке. Их пшеничные поля простирались на многие мили вдоль Альмонтской равнины. К тому же они взимали плату за проезд по Мортийскому тракту. Стражник даже вспомнил конфликт, возникший однажды в связи с этим: лорд Тэр предпочитал подушевой сбор, а Регент хотел, чтобы он просто брал плату за проезд по тракту. Но влияние Регента оказалось не столь сильным, чтобы изменить устоявшийся порядок, и если лорд Тэр до сих пор следовал ему, то отправка была для него настоящей золотой жилой, принося немалый доход каждый месяц.

Возле камина сидели двое кейденов, братья Беденкур. Они были похожи как две капли воды – оба светловолосые и голубоглазые, с волнистыми бородами, достигавшими их необъятных животов. Никто бы не посмел устроить заговор против Королевы, не посоветовавшись с Кейденом, но Жавель сомневался, что Беденкуры имеют достаточный авторитет, чтобы представлять Кейден. Просто их было легче всего найти, ведь большую часть времени они кутили с проститутками в «Глобусе».

У Кейдена сейчас хватало собственных проблем. В Кишке всем было известно, что Регент предложил наемникам неслыханную награду за голову принцессы, и они, по слухам, направили все свои ресурсы на выполнение этого поручения, забросив текущие заказы, которые обеспечивали им основной заработок: охрану дворян, чьей жизни что-либо угрожало, сбор податей и сопровождение ценных грузов. В последние несколько месяцев деньги у Кейдена постепенно иссякали, но гонорар от Регента наемники так и не получили. На поиски принцессы были впустую потрачены усилия огромного количества людей, а королевская казна тем не менее осталась для них закрыта. Наемные убийцы значительно подпортили себе репутацию, не сумев найти принцессу, отчего их дела пошатнулись еще больше. По устоявшейся практике девять-десять кейденов обычно сопровождали рабов, когда повозки выезжали из Нового Лондона: ничто так хорошо не отпугивало доморощенных мстителей. Сопровождение клеток с рабами считалось легкой работенкой, но все же приносило каждый месяц немалый доход. А теперь не было и этого.

В прошлом месяце до Жавеля дошли слухи, что кейдены стали браться за случайные заработки, чтобы хоть как-то сводить концы с концами: разбойничали на больших дорогах, учили дворянских сыновей фехтованию и стрельбе из лука, брались даже за простую, грубую работу. Один красавчик по имени Эннис нанялся кавалером к какой-то дворянской дочке-дурнушке: водил ее на балы, читал ей стихи и делал бог знает что еще. Даже Жавель, никогда не испытывавший особой симпатии к наемникам, был вынужден признать, что состояние их дел весьма плачевно. Он не мог себе представить, как должны были чувствовать себя сами кейдены, столько лет кичившиеся собственной исключительностью. Так или иначе, было весьма похоже, что Беденкуры пришли сюда в поисках стороннего заработка, так что стражник не верил в их преданность делу.

У камина сидели еще четыре человека, которых Жавель никогда не встречал. Среди них был скользкого вида молодой священник, на котором стражник задержал взгляд: он и подумать не мог, что Церковь Господня пала так низко. Бритая голова и тонкие белые руки церковника выдавали в нем аскета, а учитывая его молодость, он мог быть одним из личных прислужников Его Святейшества. Рядом с ним сидел потрепанный светловолосый человек, у которого был такой вид, словно он недавно выполз из сливной канавы. Вор или просто карманник, наверняка искавший легкий способ подзаработать.

«Деньги, – подумал Жавель. – Все они ввязались в это ради денег. Все, кроме меня».

Но тут, вглядевшись в самый темный угол комнаты, Жавель увидел самое страшное: там, привалившись к стене, скрестив на груди руки, с довольной физиономией, сидел Келлер, его напарник, стражник Ворот. Жавель вспомнил, как несколько лет назад, ночью, Вил по секрету велел нескольким стражникам покинуть Ворота и сходить в «Кошачью лапу» за Келлером, который в тот раз по-настоящему влип. Он и раньше попадал в неприятности: швырнул о стену какую-то женщину, несколько раз обвинялся в изнасиловании, причем однажды, чтобы решить вопрос, пришлось обращаться напрямую к Регенту. Но даже Жавель не был готов к тому, что ждало их в «Кошачьей лапе». Келлер, пьяный в хлам, с окровавленными руками, почти до смерти забил проститутку, после чего изрезал ей бритвой лицо и грудь. У Жавеля до сих перед глазами стояло лицо рыдавшей в углу девушки, верхняя часть тела которой была залита кровью. Ей было никак не больше четырнадцати лет. Они обо всем позаботились, но, вернувшись домой на рассвете, Жавель напился до потери сознания, благодаря бога за то, что Элли не видит, до чего он докатился. И вот он снова оказался втянут в темные дела, стоя в этой темной комнате и пялясь на Келлера.

Вошел Торн, закутанный в темно-синий плащ, свободно развевавшийся вокруг его насекомоподобного тела. Жавель с облегчением увидел, что на этот раз Бренны с ним не было: солнце должно было сесть только через два часа. Чиновник пристально оглядел всех собравшихся своими ярко-голубыми глазами, после чего принялся снимать плащ. Жавель с любопытством наблюдал за ним, гадая, что за игру он на самом деле затеял. Торн руководил Бюро переписи, но это была лишь дневная рутина за казенное жалованье. По ночам же, в своем истинном обличье, Торн был королем черного рынка, и даже если в Мортмин больше не будут отправляться рабы, его доходы сократятся ненамного. Конечно, должность Распорядителя переписи была весьма полезна, поскольку давала нужные связи, но такому скользкому человеку нужны разнообразные рычаги влияния.

«Что же тебе на самом деле нужно, Арлен? – задумался стражник, глядя на него. – Что движет такой тварью, как ты?»

Ответ был прост: власть. Ему не то чтобы хотелось обладать конкретной властью, скорее свободой продолжать делать все по-своему, без каких-либо ограничений. С отменой официальной работорговли Королева, скорее всего, скоро обратит свое внимание на черный рынок: на торговлю оружием, наркотиками, детьми… Новая Королева уже доказала, что не следует путать ее с Регентом: она заботилась о простом народе не меньше, чем о дворянстве. Именно поэтому она должна была умереть.

– Что ж, вот все и в сборе, – объявил Торн. – Давайте приступим.

– Да пора бы уже, – проворчал лорд Тэр. – Ты облажался, жалкий чинуша. Нам еще несказанно повезло, что Булава не взял мальчишку живым: он бы мог всех нас выдать.

Торн кивнул ему и затем обвел взглядом комнату, словно ища подтверждения этим словам.

– Я согласен, – заявил священник, хотя и более примирительным тоном. – Я уполномочен передать, что Его Святейшество разочарован откровенно слабой организацией данного покушения и его провалом.

– Я обещал, что рано или поздно нас ждет успех, – мягко возразил Торн… – Я не говорил, что все получится с первого раза.

– Хорошо сказал, хорек, – усмехнулся Арн Беденкур. Казалось, язык его не слушался.

«Да он же пьян! – с изумлением понял Жавель. – Даже я знаю, что на такое темное дело надо идти трезвым!»

– Почему ты не нанял кого-нибудь из настоящих кейденов? – сердито спросил лорд Тэр. – Дуайна или Мерритта? Профессиональный убийца сделал бы все как надо.

– В Кейдене нет дилетантов! – рявкнул Хьюго Беденкур. По сравнению с братом он казался вполне трезвым. – Мальчишка Грэм прошел те же испытания, что и мы все. Не смей оскорблять память о нем своими сомнениями!

Лорд Тэр развел руками, извиняясь за свои слова, но при этом не сводя яростного взгляда с Торна.

Тот пожал плечами.

– Я не согласен, что план был обречен на провал. Мальчишка подобрался очень близко: мой осведомитель сказал мне, что он приставил нож к горлу Королевы. Однако я признаю, что недооценил Стражу Королевы и, в частности, Булаву. Мой человек подобрался так близко на коронации… Я было решил, что Булава с годами потерял хватку.

– Только полный глупец станет недооценивать Булаву, – мрачно заметил Хьюго Беденкур. – У нас есть информация, что он в одиночку уложил наших четверых на берегах Каделла.

– Что ж, будьте уверены, я не повторю этой ошибки, – ответил Торн тоном, исключающим дальнейшие возражения. – В любом случае не вижу смысла мусолить прошлое. Важно, что будет дальше.

– В прошлом и кроется будущее, Торн, – тихо возразил священник. – Какие у Его Святейшества есть гарантии, что ты не провалишься и в следующий раз?

Жавель был впечатлен. Немногие люди, за вычетом потомственных дворян, посмели бы разговаривать с Торном подобным тоном, даже если бы за ними стояла вся мощь Арвата. К тому же священник точно выразил сомнения самого Жавеля. Заглядывая вперед, он мог представить бесконечную вереницу неудачных покушений на жизнь Королевы. Такое он бы не смог выдержать даже ради Элли: его собственная смелость (не говоря уже о способности творить зло) не была настолько безграничной. Жавелю хотелось выйти из игры, снова жить без всяких заговоров и постоянного страха, что любой стук в дверь возвестит о появлении Булавы, явившегося, чтобы допросить его.

– Я ничего не гарантирую, – холодно ответил Торн. – И никогда не гарантировал. И хотя убийство Королевы решило бы многие проблемы, я признаю, что на данный момент это может быть просто за пределами наших возможностей.

– А как же твой королевский стражник? – спросил лорд Тэр. – Почему он не может сделать это?

– Какой еще стражник? – переспросил светловолосый оборванец, расширив глаза от удивления.

Торн покачал головой.

– Он пока не хочет рисковать своей головой. Булава уже в курсе, что в страже есть предатель; он усилил меры безопасности вокруг Королевы и назначил Пэна Олкотта ее телохранителем. Мой человек напуган, и я не могу винить его за это. В Новом Мире не найдется уголка, где Булава не сумел бы достать его. Да и всех нас.

– Ты сумел подкупить стражника Королевы? – снова спросил блондин.

– Это тебя не касается, малый, – ответил Торн. – Знай свое место.

Карманник вжался в спинку своего кресла, а Жавель покачал головой. Как Торну удалось переманить на свою сторону стражника Королевы? Они были абсолютно верны и свои традиции чтили еще больше, чем кейдены. Насколько было известно Жавелю, в королевской страже предателей не было с тех пор, как два века назад был убит Джонатан Тир. «Но если кто-то и сумел бы это провернуть, – подумал он с отвращением, – так только Торн».

– Пэн Олкотт умело обращается с мечом, – заметил Хьюго Беденкур, задумчиво глядя на огонь. – Мало кто из нас осмелится бросить ему вызов. Разве что Мерритт, но тебе ни за что не удастся втянуть его в это дело.

– Неважно, – отмахнулся Торн. – У меня есть идея, которая получше послужит всем нашим целям. Ален, – он жестом указал на карманника, – предоставил мне информацию, которая имеет ключевое значение для успеха этого плана.

Воришка широко улыбнулся, довольный, словно пес, угодивший хозяину. Жавель начал сомневаться, в своем ли тот уме.

– Я бы сказал, что мы просто не можем потерпеть неудачу, – продолжал Торн, – но подобная самонадеянность контрпродуктивна.

– Потерпеть неудачу в чем? – уточнил Хьюго.

– Так или иначе, всем вам нужны деньги.

Жавель собрался было возразить, но передумал.

– Из Цитадели денег больше не будет. Новая Королева не поддержит отправку рабов ни сейчас, ни когда-либо.

– Ты беседовал с ней один на один? – спросил лорд Тэр.

– В этом нет нужды. И так все ясно. Три дня назад она встречалась с генералом Бермондом, после чего они начали планировать переброс большей половины тирской армии к мортийской границе. Королевское крыло забито запасами на случай осады. Поверьте мне, она готовится к войне, и если мы не будем действовать быстро, мортийцы придут сюда.

Жавель в ужасе раскрыл рот. Мортийское вторжение… Он никогда всерьез не задумывался об этом. Даже после того как Королева сожгла клетки, он полагал, что будет подписан новый договор, или что Торн все уладит, или произойдет что-нибудь еще. Он вспомнил мудрую печальную женщину, которая явилась его взору на крепостной лужайке… Несмотря на все ухищрения Торна, Жавель был уверен, что она каким-то образом спасет их всех.

– Да поможет нам Господь, – пробормотал Ален.

– Всем вам нужны деньги, и все вы, полагаю, хотели бы избежать вторжения, – продолжил Торн. – Мой план позволяет убить двух зайцев одним выстрелом.

Вдруг без всякого предупреждения чиновник вскочил на ноги. Когда он проходил мимо Жавеля, тот отпрянул, избегая прикосновения скелетообразных конечностей. Голос Торна был полон энтузиазма.

– Идите за мной, и увидите все сами!

Они прошли за ним в дверь, которая вела в глубину склада – туда, где когда-то располагалась контора. Пустые письменные столы и стулья были покрыты толстым слоем пыли. Свет шел лишь от развешанных по стенам факелов, поскольку окна были замазаны черной краской. Над одним из письменных столов к штукатурке был приклеен портрет женщины весьма унылого вида. Из-за стены конторы слабо доносились приглушенные удары молотка и визг пилы. Все говорило о том, что в соседнем помещении ведутся крупные строительные работы, хотя сама эта лесозаготовительная компания давно прогорела.

В другом конце конторы оказалась еще одна дверь, ведущая непосредственно на склад. Это было сырое помещение, похожее на пещеру, тускло освещенное факелами. У Жавеля защипало в носу от застарелой древесной пыли. Повсюду высились прямоугольные штабеля очень старой древесины, некоторые футов двадцати в высоту, покрытые плотным зеленым сукном. Как и все давно покинутые здания, склад показался Жавелю жутковатым местом, населенным призраками ушедшей жизни.

– Идем, – скомандовал Торн, и остальные последовали за ним в дальний конец огромного помещения. С каждым их шагом стук молотка становился громче и ближе, и, повернув за угол, Жавель увидел человека, который стоял между козел, деловито распиливая бревно. Рядом с ним были аккуратно и симметрично сложены дубовые доски по десять футов в длину.

– Лиам! – окликнул Торн.

– Тут я! – донесся голос из-за штабеля.

– Поди сюда!

Из-за брезента появился похожий на гнома человек, вытиравший руки о штаны. Он был с ног до головы покрыт тонким слоем древесной пыли, и Жавель внезапно почувствовал уверенность, что ему снится сон, самый яркий кошмар про Элли; вот-вот склад вокруг него исчезнет, а он останется стоять на краю Аргосского перевала, наблюдая, как ее волосы исчезают за Пиковым холмом. Он напрягся, готовясь к этому видению, которое никогда не менялось и не становилось менее ужасным, какие бы странные сюжетные повороты в нем ни возникали.

– Это Лиам Беннекер, – представил гнома Торн. – Полагаю, вы о нем наслышаны.

Жавель и вправду слышал об этом человеке. Лиам Беннекер был одним из лучших плотников в Тирлинге, а также умел работать по кирпичу и камню. Богачи из Нового Лондона часто нанимали его для строительства домов. Даже дворяне порой приглашали его, когда каменная кладка или фундамент их замков нуждались в ремонте. Но на строителя этот человек был нисколько не похож: он был низок ростом и тощ, а руки его казались столь тонкими, что Жавель сомневался, сможет ли он поднять лежавшие вокруг доски. Другой плотник, с пилой, не обращал на посетителей никакого внимания. Жавелю даже подумалось, не глухой ли он.

– Я полагаю, вы хотите посмотреть на них? – спросил Торна Беннекер. Голос у него тоже был как у гнома, высокий и дребезжащий, отзывавшийся в ушах Жавеля неприятным жужжанием.

– Хотелось бы.

– К счастью для вас, три из них уже готовы к работе. – Беннекер протолкнулся через группу людей и поспешил к одной из накрытых тканью куч. – Только быстро. Мы немного отстаем от графика с тех пор, как Филипп подхватил грипп.

Он ухватился за край зеленого сукна и сдернул его. Ткань еще не успела упасть, как Жавеля одолело предчувствие чего-то ужасного, что было даже хуже его кошмаров, и ему захотелось зажмуриться. Но было уже слишком поздно, полотно упало, и первая его мысль была: «Следовало догадаться».

Это была клетка, широкая и приземистая, футов тридцати в длину и пятнадцати в ширину. С одной стороны была дверь, ровно такой высоты и ширины, чтобы через нее смог протиснуться человек. Прутья клетки и все остальное – пол, решетки и колеса – были, похоже, изготовлены из тирлингского дуба. Клетка была не такой надежной, как те, что Жавелю приходилось видеть раз в месяц в течение всей своей взрослой жизни, но все же выглядела достаточно крепкой и прочной.

– Я, черт возьми, на это не подписывался, – проворчал Арн Беденкур, а Жавель ошарашенно кивнул. Взглянув направо, он увидел Торна, восхищенно взиравшего на клетку, как на любимое дитя.

Торн пожал плечами.

– На что ты подписался, значения уже не имеет. Теперь вы все причастны к этой затее. Каждый из нас представляет опасность для другого. Дороги назад нет. Но не вешайте нос! Я уже завершил переговоры с Мортмином. Каждый из вас получит свою награду, как я и обещал.

– А в чем твоя награда, Арлен? – спросил священник, не сводя острого недоверчивого взгляда с чиновника. – Что ты надеешься с этого получить?

– Это тебя не касается. – Торн снова уставился на клетки. Глаза его сияли, как у ребенка рождественским утром. – Твой начальник своей наградой будет доволен.

– Сколько человек вмещает каждая клетка?

– Двадцать пять, может, тридцать. Детей еще больше.

Священник опустил голову, беззвучно шевеля губами. Жавель догадался, что тот боится высшей кары, как и он сам. Стражник оглядел огромный склад, накрытые брезентом нагромождения, которые он принял за кучи бревен. Жавель насчитал восемь штук. Он никогда не был силен в математике, но ему потребовалось лишь мгновение, чтобы подсчитать, сколько людей может туда поместиться.

«Не меньше двухсот человек, – подумал он, покрываясь мурашками. – А то и триста». Он тут же представил восемь клеток, и сквозь прутья каждой на него, казалось, смотрело лицо Элли.

* * *

Уже в сотый раз после отъезда из Цитадели Томас проклинал дождь. Как только он пересек Новолондонский мост, небеса словно разверзлись, и дождь непрерывно лил вот уже три дня. Стоял март, сезон дождей, но все же у Томаса было ощущение, что дождь был послан именно ему. Может, девчонка наколдовала грозу с помощью своего проклятого камня, а может, это была божья кара. Так или иначе, он промок до нитки. Прошло не меньше года с тех пор, как он в последний раз ездил верхом, и костюм для верховой езды оказался ему мал: мокрая ткань брюк уже до крови натерла ему бедра, и каждый шаг лошади отзывался болью. Мир для него теперь состоял лишь из четырех вещей: холода, ливня, боли и бесконечного чавканья копыт по грязи и лужам.

Его люди не жаловались, но и веселыми их было назвать нельзя. Их было всего трое; он обещал им награду по приезде в Мортмин, и лишь эти трое оказались достаточно глупы, чтобы поверить ему. Пайна он так и не нашел, о чем горько сожалел. Хуже того, никто из Кейдена не согласился поехать с ним, даже когда он обещал заплатить им вдвое больше, как только они доберутся до Мортмина. От наемников, конечно, не стоило ожидать верности, но он полагал, что сможет убедить хотя бы одного.

Но все же он смог прихватить с собой Кивера, а это уже кое-что. Интеллектом Кивер не сильно отличался от дубовой колоды, но его семья занималась доставкой продуктов в Мортмин, и он хорошо знал Мортийский тракт. Томас планировал съехать с тракта, как только Новый Лондон останется позади, но из-за непогоды пришлось отказаться от этой идеи, что, возможно, было и к лучшему. На дороге походные навыки не так уж необходимы, а Томас не обманывался: в вопросе выживания в лесу Кивер сильно уступал противнику, как и все они.

Однако и на тракте приходилось нелегко. Дорогу так развезло, что лошади тяжело дышали, с трудом выдирая копыта из тягучей грязи. Всякий раз, заслышав группу всадников, которая превосходила их числом, они были вынуждены съезжать с тракта, прятаться в кустах и ждать, пока дорога не опустеет снова. Томас планировал добраться до Демина за три дня, но теперь уже было ясно, что рассчитывать на это не стоит. На дорогу уйдет дней пять-шесть, и чем дольше он оставался под открытым небом, тем более легкой добычей становился.

«Может, так и ощущается смерть?» — думал Томас, неотрывно глядя на дорогу перед собой. Он чувствовал дыхание надвигавшейся смерти. Стражники то и дело бросали на него неуверенные взгляды, в которых бывший Регент видел тяжелую руку судьбы, готовую сжаться на его горле. Девчонка сказала, что он никто, и он почему-то понимал, что именно никем ему и суждено стать. Из школьных лет Томасу смутно вспомнилась крошечная звездочка и текст внизу страницы. Сноска – вот чем он станет. В историях и мифах, которые в Тирлинге передают из поколения в поколение, он будет лишним персонажем. Даже если он доберется до мортийской границы живым, Красная Королева, скорее всего, убьет его в наказание за ошибку.

«Но в этом не было моей вины», – думал он, хотя понимал, что ей это безразлично.

– Давайте остановимся на ночлег, – предложил он.

– Здесь лучше не останавливаться, – ответил Кивер. – Мы тут как на ладони. Надо ехать дальше, пока не стемнеет.

Томас кивнул и с досадой посмотрел на серое сумеречное небо. Тьма стремительно сгущалась, а они еще даже не доехали до Криты. Даже если погода улучшится, от границы их отделяет не меньше двух дней бешеной скачки. Бедра его саднили так, будто на них совсем не осталось кожи, и с каждым шагом своей лошади он чувствовал, как из ран сочится жидкость, которой не было дело до дождя. Его спутники наверняка мучились тем же, но, разумеется, ничего не говорили, и чем сильнее ему хотелось, чтобы они пожаловались, тем отчетливее он понимал, что они не станут этого делать.

Вдруг Томас услышал какой-то звук.

Он остановил лошадь и обернулся, прислушиваясь, но из-за дождя ничего не разобрал. К тому же на дороге лежал огромный валун.

– В чем дело? – спросил Кивер. Он взял на себя роль неофициального лидера группы, хотя раньше регентская стража не позволила бы ему руководить даже походом на рынок.

– Тихо! – огрызнулся Томас.

Ему всегда нравилось звучание собственного голоса, когда он отдавал приказания. Сейчас получилось особенно внушительно – приказ не допускал неподчинения. Кивер послушно замолчал.

Теперь, несмотря на шум дождя, он снова услышал этот звук: стук копыт, метрах в ста позади, за поворотом.

– Всадники, – объявил Арвис.

Кивер с минуту прислушивался.

– Скачут быстро. Съедем в лес, вон там.

Томас кивнул, и все четверо съехали с тракта в лес, в котором было настолько темно, что Регенту едва удавалось направлять коня. Он даже не знал, как зовут животное – когда-то он дал ему имя, но позабыл его. Как это конь не разучился ходить под седлом за все эти годы? Должно быть, кто-то из конюхов выводил его на прогулки. Сам Томас не был любителем верховой езды. Он даже не вспоминал, что у него есть лошадь.

Отъехав подальше за деревья, чтобы их не было видно с дороги, они остановились среди чахлых кустов. Дождь шуршал листьями у них над головами, но Томас все равно слышал топот приближавшихся лошадей. Внезапно его сердце пронзил ужас. Это могла быть просто компания, припозднившаяся с охоты, или банда торговцев с черного рынка, не желавшая привлекать внимание к своим делишкам, но Томас всем своим сжавшимся нутром чуял, что это не так. Он чувствовал на себе пристальный взгляд угольно-черных глаз, которые каким-то образом видели каждый его ужасный поступок.

Когда до всадников оставалось метров пятьдесят, стук копыт прекратился.

Томас оглядел своих людей, и те ответили ему пустыми взглядами, ища ответов. Но у Томаса их не было. Ехать дальше в лес было бессмысленно: там стояла полная темнота, а быть настигнутым в темноте еще хуже, чем в сумерках.

Томасу вдруг вспомнилась игра, в которую он играл сам с собой в детстве. Он притворялся королевским стражником. Примерно раз в месяц он просыпался, чувствуя необъяснимый прилив смелости. Никакой конкретной причины на то не было, просто особое настроение: мир казался ему более светлым и радостным местом, и на протяжении целого дня он пытался вести себя как стражник Королевы, совершая правильные, благородные поступки. Он не дергал Элиссу за косички, не воровал ее кукол, не врал гувернантке, что ничего не таскал с кухни. Он заправлял постель, убирал за собой игрушки в детской и даже делал домашнее задание, как бы тяжко оно ему ни давалось. Как ни странно, мама или гувернантка обычно замечали это, хвалили его и давали ему что-нибудь перед сном: кусочек шоколадки или новую игрушку. Но со временем таких дней становилось все меньше и меньше, а годам к тринадцати он и вовсе о них позабыл.

«Если б только я просыпался таким каждое утро, – подумал вдруг Томас, и эта мысль наполнила его неизбывной и безнадежной тоской. – Если бы я был королевским стражником каждый день, все могло бы сложиться иначе».

Тут сквозь шум дождя прорвалось пение: звучный мужской баритон эхом разносился по лесу позади них. Голос звучал насмешливо, но в нем чувствовалась и скрытая угроза, от которой желудок Томаса сжался. Он часто слышал этот голос в своих снах и всякий раз просыпался прежде, чем его обладатель успевал убить его. Но теперь это ему не удастся.

Пение оборвалось так же внезапно, как и началось. Томас, прищурившись, вгляделся в полумрак. Он ничего не видел, но ясно понимал, его самого прекрасно видно: глаза у подонка были как у кошки. Охранники окружили его, обнажив мечи и всматриваясь в листву. Он подумал было сказать им, чтобы не тратили попусту время, но промолчал. Если они хотели погибнуть смертью храбрых, не ему их отговаривать. Разумеется, они и сами знали, кто пел. Дождь полил еще сильнее, и в мире, казалось, не осталось никого, кроме этой кучки насквозь промокших людей, застывших в тишине.

Томас задумался, что сделал бы на его месте королевский стражник. Он собирался было как следует поразмыслить над этим вопросом, как в те редкие дни в детстве, но нужды в этом не было: спустя мгновение ответ пришел сам собой.

Томас крикнул:

– Пощади моих людей!

Со всех сторон эхом раскатился смех.

– Людей, которые готовы пойти за тобой и поклясться в верности мортийской стерве? – отозвался Ловкач из своего невидимого укрытия. – Да я скорее оставлю в живых свору бродячих псов. Все вы – трусы и предатели!

Он снова запел.

– Это поют на каждом углу в городе! – прокричал Ловкач, и за насмешкой в его голосе отчетливо проступила злость. – А кто же сочинит баллады о тебе, Томас Рэйли? Кто станет восхвалять твое величие?

Глаза Томаса затуманили слезы, но он не посмел утереть их в присутствии своих людей. Он вдруг понял, почему Ловкач не убил его раньше, несмотря на многочисленные возможности. Он ждал девчонку – выжидал, пока та появится из своего укрытия. И никого не волновало, что Томас ни в чем не виноват.

– Я не стану молить о пощаде! – воскликнул Томас.

– Я уже много раз выслушивал твои мольбы.

Слева от Томаса Кивер рухнул на землю с ужасным булькающим звуком. Из его горла торчал нож. Следом упали Арвис и Коуэлл, пронзенные стрелами. Подняв взгляд, Томас увидел надвигавшуюся на него бесформенную черную фигуру. Он завопил от ужаса, но его крик оборвался, когда существо обрушилось на него, сбив с лошади. Он сильно ударился головой о землю и лежал, оглушенный. Камни врезались ему в спину, в воздухе раздалось пронзительное ржание его жеребца и удаляющийся стук копыт.

Открыв глаза, Томас увидел маску Ловкача, который уселся ему на грудь, будто гигантская летучая мышь, пригвоздив его к земле. Это была все та же маскарадная маска арлекина, которую он надевал всякий раз, когда проникал в Цитадель. Подобные маски продавались во многих городских магазинах, но второй такой же Томас не встречал: обычная миловидность арлекина уступала место совершенно жестоким, мужественным чертам. Подведенный красным рот расплывался в недоброй усмешке, глубоко посаженные глаза утопали в тени. Однажды, проснувшись под ворохом своих одеял, Томас увидел над собой это лицо и описался как ребенок. Ловкач, по своему обыкновению, выскользнул из его покоев и растворился как дым, а Томасу было слишком стыдно, чтобы кому-то об этом рассказать. Ему каждый раз почти удавалось убедить себя, что Ловкач был лишь видением, но тот неизменно появлялся снова, до ужаса реальный в своей жуткой маске.

– Ну что, лжепринц?

Ловкач схватил Томаса за плечи, встряхнув так, как собака трясет кость, и несколько раз приложил его головой об землю, так что у Томаса застучали зубы и помутнело в глазах.

– Больше нечем откупаться, Томас? А где же твоя госпожа? Разве у этой ведьмы нет заклинания, чтобы спасти тебя?

Томас молчал. Раньше он пытался вступать в споры с Ловкачом, но понял, что это делает его лишь более уязвимым. Этот человек дьявольски умело играл словами, и Томас много раз благодарил Бога за то, что Ловкачу приходилось скрывать свою личность. Решись он выступать на публике, последствия были бы катастрофические.

«Впрочем, в этом случае мы бы давно его схватили и убили».

– Бюро переписи в панике, – сладострастно прошептал Ловкач. – Даже если они построят новые клетки, никто не забудет о судьбе старых. Если девушка выживет, то она исправит большую часть того зла, что ты сотворил.

– Красная Королева придет сюда. Она сровняет королевство с землей, прежде чем девчонка успеет хоть что-нибудь сделать.

Ловкач наклонился ниже, и теперь их лица разделяло всего несколько дюймов. Томас попытался вообразить себя королевским стражником, но маска была слишком страшна. Он продержался всего пару секунд, после чего зажмурил глаза.

– Мортийской твари всегда было на тебя плевать, знаешь ли, – светским тоном заметил Ловкач.

– Я знаю, – ответил Томас и захлопнул рот, в тысячный раз удивляясь, откуда Ловкач брал информацию. Его набеги на тирских дворян порождали бесконечные проблемы, ведь он, казалось, всегда был в курсе, как выплачивались налоги, где хранились деньги и когда уходили поставки. Разгневанные дворяне являлись в Цитадель, требуя возмещения, и Томасу приходилось давать крупные взятки, раз уж он не мог обеспечить их безопасность, что заставляло народ еще сильнее презирать его. И где же были эти дворяне сейчас? Уютно устроились в замках, пока он, выселенный из собственного, торчит тут в лесу наедине с этим кровожадным безумцем.

– Это ты бросил нож?

– Что?

Ловкач влепил ему пощечину.

– Это ты бросил нож в спину девчонке?

– Нет! Не я.

– А кто тогда?

– Не знаю! Это был план Торна. Кто-то из его агентов.

– Что за агент?

– Не знаю. Мои люди должны были лишь отвлечь внимание, клянусь!

Ловкач протянул руки к лицу Томаса и надавил большими пальцами ему на глаза, пока тот не издал беспомощный вопль. Его мочевой пузырь не выдержал, и по его промежности, а потом и по саднящим бедрам разлилась влага, обжигая стертую кожу будто раскаленное масло. Томас протяжно закричал, но звук растворился в шуме дождя, не оставив даже эха.

– Что за агент, Томас? – настойчиво повторил Ловкач. Его пальцы нажимали все сильнее, и Томас почувствовал, как левый глаз наполнился жидкостью, в которой плавает сдавленное глазное яблоко. – Скоро я начну резать тебя на куски, жалкий ублюдок. Даже не сомневайся в этом. Это был мортийский агент?

– Я не знаю! – всхлипнув, воскликнул Томас. – Торн мне таких вещей не рассказывал.

– Верно, Томас, и знаешь, почему? Потому что он знал, что ты все испоганишь.

– Это была не моя вина!

– Лучше подумай, что полезного ты можешь мне сообщить.

– У Торна есть запасной план!

– Мне известно об этом плане, жалкий ты подонок. Я знал о нем еще до того, как сам Торн его придумал.

– Тогда что тебе нужно от меня?

– Информация, Томас. Сведения о Красной Королеве. Все королевство в курсе, что ты спал с ней. Тебе должно быть известно что-нибудь полезное.

Томас выпучил глаза. Он попытался сохранить непроницаемое выражение лица, но ему это явно не удалось: Ловкач склонился над ним, сверля его блестящими из прорезей маски глазами. Лицо его оказалось так близко, что Томас почувствовал исходивший от него запах конского пота, дыма и еще чего-то до боли знакомого.

Однажды, лет пятнадцать назад, лежа с ней в спальне, в которой еще витал дух любовных игр, он спросил, что ей от него было нужно. Даже тогда он не обманывался по поводу того, что она хоть сколько-то к нему неравнодушна, хотя бы в плотском смысле. Она занималась с ним сексом бесстрастно и безлично – даже второсортные проститутки из Кишки старались лучше. И все же он не мог освободиться от ее власти. Она захватила его разум будто болезнь.

– Расскажи мне что-нибудь полезное, Томас, и ты закончишь свою жизнь без мучений. Клянусь.

– Мне нужны кулоны, – ответила Красная Королева, и когда она повернулась к нему, в ее глазах полыхнул красноватый лисий огонек. Томас отпрянул, поспешив вылезти из постели, и она засмеялась своим особым хрипловатым интимным смехом, которого оказалось достаточно, чтобы он снова завелся.

Глаза его болели, все вокруг застилал красный туман. Бедра саднили еще сильнее. Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с накрывшей его волной отвращения к самому себе. Ловкач получит от него всю информацию, причем это даже не займет много времени. Он не сумеет оказать ей последнюю услугу, храня молчание.

– Зачем тебе эти кулоны? – спросил Томас заплетающимся языком: она умела привести его в такое состояние, будто он выпил восемь пинт эля кряду. – Ты ведь все равно не сможешь ими воспользоваться, ты же не из Тирской династии?

– А это уже моя проблема, а не твоя, – ответила она, и огонек в ее глазах погас. Она вдруг снова стала просто красивой женщиной, которая лежала в одной постели с ним, игриво лаская его. – Я хочу, чтобы девчонка умерла, а у меня были кулоны. Разве я много прошу? – Она соблазнительно растянулась перед ним, и он согласился найти и убить дочь Элиссы, свою родную племянницу. В тот день он уж точно не воображал себя королевским стражником. Он даже помнил, как сказал «иди к черту», сжимая ее в объятиях. И хотя он обращал эти слова к другой королеве – к той, кто уже много лет лежала в гробу, – она, по обыкновению, все поняла и дала ему ровно то, что ему было нужно.

– Ну так что, Томас?

Томас поднял на Ловкача затуманенный слезами взгляд. Время простиралось на годы назад и на годы вперед, но ничто из событий будущего не могло стереть дела минувших дней. Такой порядок вещей казался Томасу чудовищной несправедливостью даже сейчас, когда он понимал, что жить ему осталось лишь несколько минут. Собрав остатки храбрости, он произнес:

– Если ты снимешь маску, я расскажу тебе все, что знаю о ней.

Ловкач отвернулся, быстро оценив обстановку позади себя. Прищурившись, Томас с трудом разглядел сквозь слезы, что все трое его людей мертвы. Самое ужасающее зрелище представлял собой Кивер: он лежал с перерезанным горлом в луже собственной крови, уставившись невидящим взглядом на остатки дневного света.

Три человека в масках и черных одеждах сидели на корточках в кустах. Они смотрели на Томаса хищным выжидательным взглядом, как принесшие добычу псы. Но все же он боялся этих людей меньше, чем их предводителя. Ловкач был умен, дьявольски умен, а умные люди были способны на самую изощренную жестокость. Именно в этом заключалась особая сила Красной Королевы.

Когда он снова посмотрел на Ловкача, на том уже не было маски, и лицо его было отчетливо видно в угасающем свете дня. Томас утер слезы с правого глаза и долго вглядывался в это лицо, потеряв дар речи.

– Но ты же умер.

– Лишь изнутри.

– Это магия?

– И притом самая черная, лжепринц. А теперь говори.

И Томас заговорил. Поначалу слова давались ему с трудом, но потом стало проще. Ловкач слушал внимательно, даже сочувственно, задавая наводящие вопросы, и вскоре стало казаться совершенно естественным, что они сидят вместе на ночь глядя, болтая о чем-то. Томас поведал своему собеседнику всю историю целиком, как еще никогда и никому не рассказывал, и каждое последующее слово давалось ему легче предыдущего. Он вдруг понял, что стражник Королевы поступил бы точно так же. Это показалось ему настолько значимым, что он даже принялся повторять некоторые особо важные моменты, отчаянно пытаясь донести их до Ловкача. Он изложил все, что помнил, и замолчал, когда ему больше нечего было сказать.

Ловкач выпрямился и приказал:

– Принесите топор!

Томас схватил его за руку.

– Ты не простишь меня?

– Нет, Томас. Я просто сдержу свое слово, вот и все.

Томас закрыл глаза. Мортмин, Мортмин, жгучий страх, ты горишь в ночных лесах, – почему-то подумал он. Хотя Ловкач собирался лишить его головы, Томас обнаружил, что не держал на него зла. Он вспомнил Красную Королеву, первую встречу с ней и на мгновение ощутил смесь ужаса и неизбывной тоски по ней, от которой по-прежнему замирало его сердце. Затем он подумал о девчонке, которая умудрилась подняться с пола с ножом в спине. Возможно, у нее получится вытащить страну из трясины, в которую они ее погрузили. В истории Тирлинга случались и более странные вещи. Возможно, она и была Истинной Королевой. Возможно.

 

Глава 11. Изменник

Когда отец Тайлер вошел в приемную, Кесли сразу показалось, что на нем лежит какое-то тяжелое бремя. Священник запомнился ей робким, но не угрюмым. Он по-прежнему ступал с осторожностью, но теперь его плечи были сгорблены, слово на них легла какая-то новая тяжесть.

– Святой отец, – приветствовала она его. Отец Тайлер посмотрел в сторону трона, и его голубые глаза на мгновение встретились с глазами Келси, но тут же скользнули прочь. Судя по его робости, священник явно редко проводил обряды. За годы учебы у Карлин Келси привыкла считать всех священников либо пустословами, либо фанатиками, но отец Тайлер явно не принадлежал ни к одной из этих категорий. Конечно же, среди священников встречались и слабые люди – Карлин более чем подробно осветила этот вопрос. Но только дурак принимает осторожность за слабость.

– Вам здесь всегда рады, святой отец. Присаживайтесь. – Она указала на стул, стоявший слева от нее.

Отец Тайлер замешкался, что было неудивительно: за спинкой предложенного стула стоял Булава. Священник прошествовал будто на плаху, волоча за собой полы белых одежд, и уселся, не поднимая глаз на Булаву. Но когда он наконец повернулся к Келси, его взгляд был ясным и прямым.

«Булаву он боится больше, чем меня», – горестно подумала Келси. Что ж, не он один.

– Ваше Величество, – начал священник шелестящим голосом, – Церковь, и в особенности Его Святейшество, шлют свои приветствия и наилучшие пожелания Вашему Величеству.

Келси кивнула, сохраняя приветливое выражение. Булава сообщил ей, что всю прошлую неделю Его Святейшество принимал у себя в Арвате многочисленных тирских вельмож. Булава глубоко уважал лукавую натуру Святого Отца, так что и Келси не была склонна ее недооценивать. Вопрос был лишь в том, распространялось ли это лукавство на его подчиненного, который выжидающе смотрел на нее.

«Все от меня чего-то ждут», – устало подумала Келси. Плечо, не беспокоившее ее последние несколько дней, отозвалось болью.

– День на исходе, святой отец. Чем я могу вам помочь?

– Церковь желает проконсультироваться с вами по поводу выбора придворного священника, Ваше Величество.

– Насколько я поняла, этот вопрос остается на мое усмотрение?

– Да, но… – Отец Тайлер огляделся по сторонам, будто ища следующие слова на полу. – Его Святейшество просит проинформировать его о том, что вы решите.

– Кого предлагает мне Церковь?

Его лицо исказила гримаса, выдающая беспокойство.

– Этот вопрос еще не решен, Ваше Величество.

– Ну разумеется, решен, святой отец, иначе вас бы здесь не было. – Келси улыбнулась. – Картежник из вас вышел бы никудышный.

Отец Тайлер удивленно усмехнулся.

– Я никогда в жизни не играл в карты.

– Близки ли вы к Его Святейшеству?

– Я дважды встречал его лично, госпожа.

– Готова спорить, обе встречи состоялись в последние две недели. Так зачем вы на самом деле пришли, святой отец?

– Только за тем, о чем я сказал, Ваше Величество. Я пришел, чтобы проконсультироваться с вами о кандидатуре придворного священника.

– И кого бы вы рекомендовали?

– Себя. – Священник с вызовом взглянул на нее, и глаза его были полны горечи, которая казалась совершенно безадресной. Хотя возможно, она была адресована Богу, за то, что привел Булаву на его порог. – Я готов предоставить себя и свои духовные знания в распоряжение Вашего Величества.

Никто и представить не мог, сколько мужества потребовалось Тайлеру, чтобы заставить себя прийти в Цитадель с этим дьявольским поручением. В случае успеха ему предстояло стать мерзким двуличным существом. В случае провала Его Святейшество не преминет отомстить ему, и месть будет страшна. Его Святейшество верил в необходимость наказаний, и за примером не нужно было далеко ходить: Тайлер помнил историю отца Сета, которому пришлось днями напролет сидеть в Большом зале Арвата. Господь совершил чудо, и Сет остался в живых, но тело его никогда полностью не излечится после таких мучений.

Тайлер же боялся не за себя, а за свои книги. Каждый священник при возведении в сан получал собственную Библию, но Тайлеру, в отличие от коллег, всегда было этого мало. Многие годы Церковь закрывала глаза на растущую коллекцию светской литературы в келье Тайлера. Старшие священники считали его увлечение странным, но безобидным. Пусть уж наслаждается своей коллекцией при жизни: у монахов и без того мало радостей. К тому же никто все равно не питал жгучего интереса к истории допереселенческих времен. После смерти Тайлера из его кельи вынесут все имущество, и его книги отойдут Церкви. И никому никакого вреда.

Но если спросить самого Тайлера, ему бы пришлось признать, что он не был настоящим аскетом. Его любовь к мирскому была не больше и не меньше, чем у прочих. Вино, еда, женщины – от всего этого он отказался с легкостью. Но книги…

Его Святейшество был человеком далеко не глупым, как и кардинал Андерс. Два дня назад Тайлер проснулся от ярчайшего кошмара, в котором он не смог выполнить поручение, и по возвращении в Арват обнаружил свою комнату запертой изнутри, а из-под ее двери валил дым. Тайлер знал, что это всего лишь сон, потому что он был одет в серое, а в Божьей Церкви никто не носил серое. И осознание, что это только сон, ничего не меняло. Тайлер вцепился в дверную ручку, а потом попытался выбить дверь, пока не расшиб оба плеча и не заорал от боли. Сдавшись, наконец, он обернулся и увидел Кардинала Андерса с Библией в руках и в одеждах пылающе-красного цвета. Тот протянул Тайлеру Библию и торжественно произнес: «Ты – часть великого Божьего замысла».

С тех пор Тайлер спал лишь урывками. Он ожидал, что Королева рассмеется ему в лицо, услышав наконец об истинной цели его визита, но этого не произошло. Она пристально смотрела на него, и Тайлер начал понимать, пусть и смутно, как эта девочка может командовать столь грозным человеком, как Булава. Глядя на Королеву, можно было почти разглядеть движение ее мыслей: не заторможенное, как у умственно отсталых, а наоборот, ряд быстрых и сложных расчетов. Это напомнило Тайлеру о существовавших до Переселения компьютерах – машинах, чья главная ценность заключалась в способности делать множество вещей одновременно. Он видел, как Королева прокручивает в голове сотни переменных одновременно, и понимал, что ему не дано угадать их все. Спустя несколько минут Королева приосанилась и посмотрела Тайлеру прямо в глаза:

– Я согласна, но на определенных условиях.

Тайлер постарался скрыть удивление.

– На каких?

– Придворная часовня будет превращена в школу.

Королева пристально смотрела на Тайлера, явно ожидая от него протеста, но священник молчал. В его понимании Бога в этой часовне все равно никогда не было. Его Святейшество будет рвать и метать, но Тайлеру было не до того. Он сосредоточился строго на том, что ему поручили.

– Вы ни под каким видом не будете пытаться обратить меня в свою веру, – продолжила королева. – Я этого не потерплю. Я не стану мешать вам беседовать с другими, но оставляю за собой право оспаривать ваши убеждения в меру своих способностей. Если вы готовы принять мои условия, вам будет дозволено обращать и наставлять любого из обитателей Цитадели, не исключая даже свиней и кур.

– Вы насмехаетесь над моей религией, госпожа, – упрекнул ее Тайлер, но чисто механически, без злобы. Он давно перерос тот период, когда чье-то безбожие могло вывести его из себя. К тому же в этот момент он вообще не думал о Церкви. На уме у него была королева Елизавета I.

– Я насмехаюсь над всем, что кажется мне непоследовательным.

Внимание Тайлера привлекла серебряная диадема на ее голове – диадема, которой он короновал ее. Он снова был поражен тем, насколько история человечества склонна к повторениям, столь причудливым и неожиданным. Коронация королевы Елизаветы тоже состоялась вопреки всему. Ей не суждено было взойти на трон.

«Его Святейшество и слушать не захочет про историю Старой Англии», – подумалось Тайлеру, и он тряхнул головой, чтобы избавиться от этих мыслей.

– Если в Цитадели не будет часовни, Ваше Величество, а вы сами отказываетесь слушать слово Божье, то в чем смысл моего пребывания здесь?

– Насколько я слышала, вы ученый, святой отец. Какова ваша специальность?

– История.

– Прекрасно. Вот этим вы мне и пригодитесь. Я прочла много работ по истории, но и пропустила немало.

Тайлер моргнул.

– Какие работы по истории?

– В основном труды о временах до Переселения. Я тешу себя надеждой, что неплохо знаю историю тех времен, но при этом я плохо осведомлена о ранней истории Тирлинга, в частности, и о самом Переселении как таковом.

Большая часть ее слов пролетела мимо его ушей.

– Какие труды о временах до Переселения?

Королева улыбнулась со слегка самодовольным видом и опустила уголки губ.

– Проследуйте за мной, святой отец.

Она встала с трона без посторонней помощи, исходя из чего Тайлер заключил, что рана ее успешно заживает. Шагая вслед за ней по ступеням, Тайлер старался не делать резких движений, памятуя о стражниках, которые ловко перегруппировались, окружив ее и отгородив от него. Он слышал шаги Булавы прямо у себя за спиной и твердо решил не оборачиваться.

Королева шла решительной походкой, которую многие сочли бы неженственной. Очевидно, ее никто не обучал изящно семенить, как было принято у прирожденных леди. Шаги Королевы были столь широки, что Тайлеру, которому в последние дни не давал покоя артрит, было трудновато поспевать за ней. Мысли его снова вернулись к королеве Елизавете. Он снова почувствовал свою причастность к чему-то необыкновенному и сам не знал, благодарить за это Бога или нет.

Пэн Олкотт шел на несколько шагов впереди Тайлера, след в след за Королевой, держа руку на мече. Тайлер предполагал, что личным телохранителем Королевы станет Булава, да и все королевство наверняка считало так же. Но у Булавы несколько дней назад были другие дела на юге королевства. Весть о пожаре, уничтожившем южную крепость Грэмов, молнией разнеслась по всему Арвату. Грэмы всегда делали щедрые пожертвования, а старший лорд Грэм был давним другом Его Святейшества. Его Святейшество ясно дал понять, что Тайлер должен призвать к ответу Булаву и его госпожу.

«Позже, – подумал Тайлер. – Пока займусь непосредственно тем, что мне было поручено».

Королева провела священника по длинному коридору, где было не меньше тридцати дверей. Тайлер с удивлением осознал, что это комнаты прислуги. Зачем кому-то, пусть и Королеве, может понадобиться столько слуг?

Под охраной было лишь несколько дверей. Когда Королева подошла к одной из них, стражник открыл дверь и отступил в сторону. Тайлер оказался в маленькой комнате, где не было никакой мебели, кроме пары кресел и диванов. Сперва это показалось ему неразумным использованием пространства, но тут он остановился, застыв на пороге как громом пораженный.

Дальняя стена была сплошь заставлена книгами – красивыми томами в кожаных переплетах насыщенных оттенков, которые были в ходу до Переселения: красного, голубого и, что самое удивительное, пурпурного. Тайлеру еще никогда не доводилось видеть кожу пурпурного цвета. Он даже не знал, что такая бывает. Какой бы ни была та краска, формула ее давно была утрачена.

Следуя за пригласительным жестом Королевы, Тайлер подошел ближе, оценивая качество книг опытным взглядом коллекционера. Его собственная библиотека была значительно скромнее и занимала лишь полтора книжных шкафа. Полки он заказал у местного плотника, заплатив из своего годового жалованья. Многие из его книг были такими же старинными, но большинство были переплетены в ткань или бумагу и требовали тщательного ухода и постоянной обработки фиксаторами, без чего просто рассыпались бы на части. Эти книги явно были окружены не меньшей заботой: на их кожаных переплетах не было ни пятнышка. На полках стояло не меньше тысячи томов, но, как не без удовольствия заметил Тайлер, у него было несколько экземпляров, которых не оказалось в коллекции Королевы. У священника чесались руки потрогать книги, но он не посмел сделать это без разрешения.

– Можно, святой отец.

Подняв взгляд, он увидел, что она все это время наблюдала за ним, явно забавляясь. Губы ее расплылись в улыбке, будто во всем этом была какая-то шутка, понятная лишь ей одной.

– Картежник из вас никудышный, это точно.

Священник с нетерпением повернулся к полке и сразу обратил внимание на имена нескольких любимых авторов. Он взял «Оду политической глупости» Барбары Такман и аккуратно открыл ее, сияя от восторга. Многие из его книг были обработаны некачественным фиксатором, из-за чего их страницы мялись и выцветали. У этой же книги страницы были хрустящими, мягкими и почти белоснежными. К тому же в ней было несколько вклеек с фотографиями, которые он принялся пристально рассматривать, почти не осознавая, что одновременно говорил вслух.

– У меня есть «Августовские пушки», это одна из моих любимых книг. И еще «Загадка XIV века». Но эту я никогда не видел. О чем она?

– О нескольких эпохах до Переселения, – ответила Королева. – На примере которых она доказывает, что любое правительство по своей природе подвержено глупости.

– А что она подразумевает под глупостью?

– Такман определяет ее как ведение политики, противоречащей собственным интересам.

Несмотря на его увлеченность книгой, что-то в голосе Королевы заставило Тайлера закрыть ее. Обернувшись, он увидел, как она смотрит на книги взглядом, полным беззаветной преданности, как влюбленный. Или как у служителя культа – он уже не в силах был избежать подобных ассоциаций.

– Тирлинг погряз в кризисе, святой отец.

Он кивнул.

– Его Святейшество дал свое благословение на лотерею.

Он снова кивнул, залившись краской. В течение многих лет приготовленных к отправке рабов провозили мимо Арвата, и даже из своего крошечного окошка он видел разливавшееся по улицам необъятное море страданий. По словам отца Уайда, некоторые семьи шли за клетками по нескольку миль. Ходили слухи, что одна семья дошла до самого подножия горы Уиллингэм. Насколько было известно Тайлеру, отец Тимпаний с разрешения Его Святейшества отпускал грехи Регенту. Было намного проще игнорировать все это, сидя в своей комнате, зарывшись в исследования и счетоводство. Но здесь, под пристальным взглядом Королевы, требующим объяснений, было не так легко отмахнуться от вещей, о которых он в глубине души давно знал.

– Так что вы думаете? – спросила она. – Действовала ли я вопреки собственным интересам с тех пор, как заняла престол?

Вопрос казался чисто теоретическим, но Тайлер понимал, что на самом деле это не так. Он внезапно вспомнил, что Королеве всего девятнадцать, а она уже столько лет обманывает собственную смерть. И все же по прибытии сюда она первым делом разворошила осиное гнездо.

«Ну и дела, да она напугана!» – понял Тайлер. Он как-то даже не задумывался об этом, но ей, разумеется, было чего пугаться. Она была юна, но священник видел, что она уже научилась брать на себя ответственность за свои действия. Тайлер хотел сказать что-нибудь утешительное, но понял, что не может, ведь он совсем ее не знал. Так что он прибегнул к старому приему, укрывшись за гипотетическими формулировками.

– Идет ли речь о собственных интересах правителя или его страны?

– В идеальном мире они едины.

– Даже в моем понимании история не настолько далека от реальности, Ваше Величество.

– Хорошо, тогда пусть будут интересы страны. Если народ недоволен, правитель недолго усидит на троне, это подтверждает любая история.

– Не мне рассуждать о политическом спасении, Ваше Величество. Я духовный наставник.

– Духовные наставления сейчас никому не нужны.

Тайлер ответил резче, чем намеревался:

– Те, кто не заботятся о спасении своих душ, впоследствии часто обнаруживают, что спасать их уже слишком поздно, Ваше Величество. Господь не делает таких различий.

– Как вы можете ожидать от людей веры в вашего Бога в такие времена?

– Я верю в своего Бога, Ваше Величество.

– Значит, вы глупец.

Тайлер выпрямил спину и холодно ответил:

– Вы вольны верить во что угодно и думать о моей Церкви что угодно, но не порочьте мою веру. Во всяком случае, в моем присутствии.

– Не смей указывать Королеве! – рявкнул Булава.

Тайлер съежился – как ни странно, он и забыл, что Булава стоял рядом. Но стражник умолк так же резко, как и заговорил, и, когда Тайлер повернулся к Королеве, он увидел на ее лице странную улыбку – печальную и одновременно удовлетворенную.

– Так вы искренне верите, – пробормотала она. – Простите, но я должна была знать. В этой золотой громадине таких, как вы, должно быть, наперечет.

– Это несправедливо, Ваше Величество. Я знаю много хороших и благочестивых людей в Арвате.

– А тот, кто послал вас шпионить за мной, тоже хороший и благочестивый человек, святой отец?

На этот вопрос Тайлер ответить не мог. К своим обетам он относился весьма серьезно, даже спустя столько лет.

– Вы хотите жить здесь?

Подумав о своих книгах, он покачал головой.

– Я бы предпочел остаться в Арвате.

– Тогда я предлагаю обмен, – с энтузиазмом сказала королева. – Вы возьмете книгу из моей коллекции на неделю. В следующее воскресенье вы вернете ее мне, при желании взяв другую. Но взамен вы принесете мне одну из тех книг, что у меня нет.

– Библиотечная система, – зачарованно ответил Тайлер.

– Не совсем. Писари уже работают над копированием моих книг, сразу нескольких. Когда вы будете давать мне свои книги, их они тоже перепишут.

– Но зачем?

– Оригиналы я буду хранить здесь, в Цитадели, но рано или поздно я отыщу кого-нибудь, кто сможет соорудить печатный станок.

Тайлер прерывисто выдохнул.

– Печатный станок?

Кулон на шее Королевы вдруг сверкнул – Тайлеру показалось, что камень подмигнул ему.

– Я мечтаю, чтобы эту страну наводнили книги, святой отец. Чтобы все население было грамотным. Чтобы книги были повсюду, в таком же широком доступе, как до Переселения, и по карману даже беднякам.

Тайлер потрясенно уставился на нее.

– Неужели вы не видите эту картину?

И спустя мгновение Тайлер увидел. Печатный станок… результаты могут быть головокружительными. Появятся книжные магазины и библиотеки. Писателей будут чтить, как во времена до Переселения. Будут написаны новые книги. Новая история.

Позже Тайлер понял, что принял решение именно тогда, что иного пути у него и не было. Но в тот момент он чувствовал лишь потрясение. Он в рассеянности отошел от книжных полок и столкнулся нос к носу с Булавой. Лицо стражника помрачнело, что удивило Тайлера. Он понадеялся, что причиной гнева стал не он, потому что этот человек по-прежнему вселял в него ужас. Но нет, Булава смотрел на книги.

Тут Тайлера посетила невероятная мысль. Он пытался выбросить ее из головы, но спустя пару мгновений догадка причудливым образом превратилась в уверенность: Булава не умел читать. Тайлер ощутил укол жалости, но быстро отвернулся, прежде чем она успела отразиться на его лице.

– Что ж, это красивая фантазия, Ваше Величество.

Ее лицо посуровело, уголки рта опустились. Булава довольно хмыкнул, что, кажется, еще больше рассердило Королеву. Она заговорила деловитым тоном.

– Так, значит, жду вас в следующее воскресенье. Но буду рада видеть вас у себя во дворце и в любое другое время, святой отец.

Тайлер поклонился, чувствуя себя так, будто его хорошенько встряхнули. «Вот почему я никогда не покидаю свою комнату, – подумалось ему. – Там гораздо безопаснее».

Он повернулся и побрел обратно в приемный зал, сжимая книгу в руке и почти не обращая внимания на трех стражников, следовавших за ним. Его Святейшество, несомненно, захочет безотлагательного отчета, но в Арват можно пробраться через вход для торговцев. Сегодня вторник, значит, дежурит брат Эмори, он молод и ленив и нередко забывает отчитываться о прибывших. Тайлер сможет прочитать больше ста страниц до того, как Его Святейшество узнает, что он вернулся.

– Святой отец, и еще кое-что…

Тайлер повернулся и обнаружил, что Королева сидит на троне, подперев рукой подбородок. Булава стоял подле нее, с неизменно грозным видом держа руку на мече.

– Ваше Величество?

Она лукаво улыбнулась, и впервые с момента их знакомства ее лицо выглядело соответственно возрасту.

– Не забудьте принести мне книгу.

* * *

В понедельник Келси сидела на троне, безостановочно кусая собственную щеку. Технически она проводила аудиенцию, но на самом деле просто позволяла разным заинтересованным личностям поглазеть на себя, а себе – посмотреть на них. После покушения лорда Грэма она решила было, что Булава отменит это мероприятие, но тот, напротив, решил, что теперь ей еще важнее показаться на публике. Так что ее первая аудиенция состоялась в назначенный день, хотя в приемном зале присутствовала вся Королевская Стража в полном составе – даже те, кто обычно работал по ночам, а днем отсыпался.

Верный своему слову, Булава перетащил в Королевское Крыло большой серебряный трон вместе с помостом. Просидев на нем около часа, Келси обнаружила, что серебро было жестким и, что еще хуже, страшно холодным. Ягодицы ее онемели, и она отчаянно скучала по своему старому потрепанному креслу. Нельзя было даже ссутулиться – слишком много глаз было обращено на нее. Комнату заполнила толпа вельмож, среди которых было много людей, присутствовавших на ее коронации. Она видела перед собой те же одежды, те же прически и те же излишества.

Келси много часов готовилась к этой аудиенции с Булавой и Арлиссом, а также с Маргаритой, которая оказалась кладезем сведений о союзниках Регента среди знати. Регент держал ее при себе, даже когда занимался делами. Очередное свидетельство дядиной недальновидности не удивило Келси, но в то же время не прибавило хорошего настроения.

– Вам нравится здесь? – спросила Келси у Маргариты, когда они закончили заниматься и принялись убирать со стола.

– Да, – ответила Маргарита столь быстро, что Келси усомнилась, поняла ли та вопрос. Маргарита прилично говорила по-тирски, но пришла в восторг, обнаружив, что Келси знает мортийский, поэтому между собой они говорили на этом языке. Келси решила задать свой вопрос снова, попытавшись подобрать верные слова.

– Насколько я понимаю, вас привезли сюда из Мортмина насильно. Вам не хотелось бы вернуться домой?

– Нет. Мне нравится заниматься с детьми, а в Мортмине меня ждет все та же участь.

– Почему? – озадаченно спросила Келси. Маргарита показалась ей образованной и умной, а в человеческой природе эта женщина разбиралась просто мастерски. Келси долго пыталась придумать, что делать с остальными женщинами Регента – ни оставить их всех в Королевском Крыле, ни предложить им какой-никакой оплачиваемой работы она не могла. Но считала, что они заслуживали получить от Короны хоть что-то, ведь им наверняка пришлось нелегко.

Но Маргарита заверила Келси, что других женщин Регента мигом расхватают дворяне, большинство из которых годами бросали на них завистливые взгляды. Эта информация была полезной, хотя и явилась для Келси неприятным открытием по части мужской психологии. Маргарита оказалась права: когда Корин пошел убедиться, что Регент съехал, обнаружилось, что все женщины также исчезли вместе со своим имуществом.

– Вот поэтому, – ответила женщина и пояснительным жестом указала на свое тело и лицо. – Это определяет мою судьбу.

– Красота?

– Да.

Келси с недоумением уставилась на нее. Она бы отдала что угодно, чтобы выглядеть как Маргарита. У нее в голове снова зазвучал голос Ловкача, никогда надолго не покидавший ее мысли: «Простовата, на мой вкус». Она успела заметить, какими взглядами стражники провожали Маргариту в те редкие моменты, когда та покидала детскую. Они не позволяли себе откровенного нахальства – ничего такого, за что Келси могла бы их отчитать, но порой ей хотелось надавать им пощечин и заорать: «Посмотрите на меня! Я тоже стою внимания!» Ее тоже провожали взглядами, но совсем иными.

«Если бы я выглядела как Маргарита, Ловкач стелился бы у моих ног». Очевидно, эти эмоции отразились у нее на лице, потому что Маргарита грустно улыбнулась.

– Вы видите в красоте лишь благо, Ваше Величество, но она несет в себе и кару. Поверьте мне.

Келси кивнула, стараясь придать лицу сочувственное выражение, но на самом деле она восприняла слова собеседницы скептически. Красота открывала столько дверей, красота служила валютой. И если бы кого-то из мужчин не впечатлила внешность Маргариты, то сотни других мужчин (и даже женщин) все равно восхищались бы ею. Келси попыталась сдержать свое раздражение потому, что ей нравилась Маргарита и ее острый ум. И все же что-то подсказывало ей, что нелегко будет каждый день смотреть на эту женщину и при этом не возненавидеть ее за то, что она так невероятно красива.

Булава, не желая, чтобы во время аудиенции народ толпился в темных углах, приказал развесить побольше факелов. И где-то раздобыл глашатая – худенького безобидного юношу с поразительно глубоким чистым голосом, который громко представлял каждого, кто подходил к трону. Желающих побеседовать с Королевой лично Мерн сначала обыскивал на предмет оружия. Кто-то смотрел на нее с завистью, кто-то с подозрением. Некоторые пришли, только чтобы присягнуть ей на верность – вероятно, в надежде получить доступ к казне или усыпить ее бдительность. Многие пытались поцеловать ей руку, а один вельможа, лорд Перкинс, даже умудрился запечатлеть слюнявый поцелуй на костяшках ее пальцев, прежде чем она успела вырвать руку. Келси спрятала обе руки в складки платья, чтобы избавиться от дальнейших посягательств.

Андали сидела справа от нее на стуле, который был на несколько дюймов ниже трона, чтобы камеристка не казалась выше королевы. Келси попыталась оспорить эту затею, но Андали и Булава настояли на своем. Как только лорд Перкинс и его свита покинули помост, Андали протянула Королеве чашку воды, и та ее с благодарностью приняла. Рана хорошо заживала, и теперь Келси могла дольше находиться в сидячем положении, но она уже два часа почти безостановочно обменивалась любезностями с посетителями и слегка осипла.

Подошел вельможа по имени Киллиан с супругой. Келси мысленно перебрала все имеющиеся у нее сведения и поняла, кто это такой: по словам Маргариты, лорд Киллиан был заядлым картежником и однажды пырнул ножом другого дворянина, заспорив с ним во время партии в покер. Ни один из его четверых детей никогда не попадал в лотерею. Супруги Киллиан выглядели скорее как близнецы, чем как муж и жена: оба упитанные, с круглыми лицами, на которых застыло то же выражение, которое она заметила у многих дворян в течение дня: смесь подозрительности и хитрости. Она обменялась любезностями с четой и приняла в подарок прекрасный гобелен, который, по уверениям леди Киллиан, та соткала собственноручно. Келси в этом сильно сомневалась: времена, когда дворянкам приходилось самостоятельно заниматься рукоделием, давно миновали, а этот гобелен явно был сделан очень умелыми руками.

Закончив аудиенцию с Киллианами, Келси наблюдала, как они удаляются от трона. Большинство дворян, с которыми она познакомилась, ей не понравились. Их чрезмерная почтительность внушала недоверие. Даже старинная концепция noblesse oblige в этом королевстве вышла из употребления, и представители высших слоев общества отказывались видеть дальше стен собственного сада. Эта проблема во многом способствовала Переселению. Келси почти чувствовала, как Карлин нависает над ней, неодобрительно нахмурившись, как она всегда делала, когда рассуждала о правящих классах давно ушедших времен.

Киллианы скрылись из вида, и стражники уже было расслабились, но тут Булава, всматриваясь в дальний конец зала, резко скомандовал им встать навытяжку. К трону тащился человек, чье лицо почти полностью закрывала густая черная борода. Краем глаза Келси заметила, как Андали непроизвольно дернулась и стиснула руки.

Девушка барабанила пальцами по серебряному подлокотнику трона, размышляя над тем, как поступить, пока мужчину обыскивали. Она взглянула на камеристку, которая тяжелым взглядом смотрела на мужа, сжимая лежащие на коленях руки.

Булава спустился к основанию помоста и принял позу, в которой Келси узнала готовность к броску, хотя со стороны она могла показаться совершенно расслабленной. Но если бы муж Андали сделал хоть малейшее неверное движение, Булава тут же повалил бы его на пол. Мужчина, видимо, тоже знал это – стрельнув глазами в сторону стражника, он остановился по собственной воле и объявил:

– Мое имя Борвен! Я пришел требовать, чтобы мне вернули жену и детей!

– Вы не вправе ничего здесь требовать, – резко ответила Келси.

Он бросил на нее сердитый взгляд.

– Тогда попросить.

– Обращайся к Королеве как полагается, – рявкнул Булава, – или тебя вышвырнут вон.

Борвен несколько раз глубоко вздохнул, медленно протянул правую руку к левому плечу и похлопал по нему, будто успокаивая себя.

– Я прошу Ваше Величество вернуть мне жену и детей.

– Ваша жена вольна уйти в любое время, – ответила Королева. – Но если вы хотите с ней поговорить в моем дворце, то сперва вам придется отчитаться за ее синяки.

Борвен замешкался, и Келси явственно увидела, как в его голове мелькают бесчисленные оправдания. Мужчина пробормотал что-то неразборчивое.

– Повторите!

– Она была непокорной женой, Ваше Величество.

Андали тихо усмехнулась, но Келси уже достаточно хорошо ее знала, чтобы понимать, что этот звук таил в себе смертельную угрозу.

– Борвен, вы верующий человек?

– Я хожу в церковь каждое воскресенье, Ваше Величество.

– Жене полагается слушаться своего мужа, так?

– Так велит Господь.

– Ну разумеется. – Келси откинулась на спинку трона, разглядывая стоящего перед ней человека. И как только Андали угораздило выйти замуж за это чудище? Но спросить ее об этом она бы ни за что не осмелилась.

– И ваши методы сделали ее более послушной?

– Как бы то ни было, я имел на это право.

Келси открыла было рот, сама не зная, что собирается сказать, но, к счастью, ее прервала Андали, которая встала, выпрямившись в полный рост, и сказала:

– Ваше Величество, молю вас, не отдавайте меня и никого из моих детей во власть этого человека.

Девушка протянула руку и стиснула запястье женщины.

– Вы же знаете, что я ни за что этого не сделаю.

Андали опустила взгляд, и девушке почудился проблеск теплоты в ее серых глазах. Но лицо камеристки тут же снова стало холодным и бесстрастным, как всегда.

– Знаю.

– Как мне с ним поступить? – спросила Келси.

– Мне это безразлично, лишь бы он больше никогда не приближался к моим детям.

Голос Андали был столь же бесстрастным, как и ее лицо. Келси на мгновение задержала на ней взгляд, в ее голове возникла ужасная картина, но прежде чем она обрела четкие очертания, девушка повернулась к Борвену.

– Ваша просьба отклонена. Когда ваша супруга пожелает вернуться к вам, она получит на то мое благословение. Но заставлять ее я не стану.

Мужчина гневно сверкнул глазами и издал странный звериный звук. Келси показалось, что он оскалился на нее, но из-за густой бороды было не различить.

– Слово Божье Вашему Величеству не указ?

Келси нахмурилась. Толпа, прежде казавшаяся сонной, встрепенулась, переводя взгляды с нее на Борвена, будто следила за теннисным матчем. Любой ее ответ донесут до Церкви, а лгать она не могла, в зале было слишком много людей. Она заговорила, тщательно подбирая слова.

– История знает множество исчезнувших королевств, правители которых утверждали, будто руководствуются исключительно волей Божьей. Тирлинг не теократическое государство, и я должна опираться не только на Библию. – Она чувствовала, что ее голос становится резче, но не могла ничего с собой поделать. – Если оставить в стороне Божью волю, Борвен, то мне кажется, что, будь вы достойны послушания жены, вы бы смогли добиться его, не прибегая к помощи кулаков.

Лицо мужчины залилось краской, а глаза сузились, превратившись в две черные щелки. Дайер, стоявший у подножия помоста, сделал несколько шагов вперед и преградил путь мужчине, держа руку на мече.

– Писарь здесь? – спросила Келси Булаву.

– Где-то здесь. Я отправил его в толпу, но он вас услышит.

Она повысила голос и заговорила на весь зал.

– Мой престол не потерпит жестокого обращения, что бы об этом ни говорил Бог. Муж, жена, ребенок – неважно. Любой, кто поднимет руку на другого человека, будет за это отвечать, – она снова перевела взгляд на мужа Андали. – Вы, Борвен, как первый нарушитель, наказаны не будете. Вы послужите примером, на основании которого я составлю свой первый закон. Но если вы еще раз предстанете передо мной или перед любым из моих судей с теми же обвинениями, вас покарают по всей строгости закона.

– Мне не предъявляли никаких обвинений! – прокричал мужчина, побагровев от гнева. – Я пришел потребовать обратно жену и детей, которых у меня украли, а вместо этого на меня же что-то валят! Это несправедливо!

– Борвен, доводилось ли вам слышать о доктрине чистых рук, основанной на принципе беспристрастности?

– Нет, и плевать я на нее хотел! – рявкнул он. – Меня обокрали, и, чтобы добиться справедливости, я готов кричать об этом на весь Тирлинг!

Булава двинулся вперед, но Келси щелкнула пальцами.

– Не надо.

– Но, госпожа…

– Не знаю, какие порядки царили тут прежде, Лазарь, но мы не наказываем людей за слова. Мы попросим его уйти, а если он не послушается, можете вывести его каким угодно способом.

Борвен тяжело и хрипло дышал, и этот звук напомнил Келси, как они с Барти как-то раз наткнулись в лесу на дремлющего бурого медведя. Барти подал Келси знак, и они тихо отступили. Даже Барти, способный подружиться с любым лесным зверем, не захотел связываться с разбуженным медведем. Но мужчина, стоявший сейчас перед ней, был существом совершенно иной породы, и она внезапно подумала, что с удовольствием вступила бы с ним в схватку, хоть голыми руками, пусть даже ее бы побили.

«Во мне слишком много гнева», – осознала Келси. Мысль была мрачная, но при этом вселяла некоторую гордость: пусть в чем-то она слаба, но зато она точно знает, что гнев всегда будет с ней как бездонный источник силы. Карлин была бы разочарована, но Келси теперь Королева, а не испуганный ребенок, и она многому научилась с тех пор, как покинула коттедж. Она смогла бы предстать перед Карлин и держать ответ за все свои поступки… пусть не без страха, но хотя бы без опустошающей уверенности в том, что Карлин всегда все знает лучше.

– Борвен, вы отняли у меня слишком много времени своим вздором, и теперь вы покинете мой зал. Вы вольны обвинять мой престол в любой несправедливости, но знайте, что я противопоставлю вашим словам слова вашей супруги. Выбор за вами.

Удар явно попал в цель. Борвен беззвучно шевелил губами, но не находил слов. Его черные глаза бегали, как у загнанного в угол зверя, он стукнул огромным кулаком по ладони другой руки, испепеляя взглядом Андали.

– Все такая же гордячка, а? Она хоть знает, откуда ты родом? Знает, что в тебе течет мортийская кровь?

– Довольно! – Келси рывком поднялась с трона, не обращая внимания на протестующую боль в плече. – Моему терпению пришел конец. Вы покинете этот зал немедленно или я позволю Лазарю вышвырнуть вас отсюда любым угодным ему способом.

Мужчина подался назад, торжествующе улыбаясь.

– Она мортийка! Дурная кровь!

– Лазарь, вперед.

Булава рванулся к Борвену, который тут же бросился наутек. Когда он понесся к дверям, по толпе прокатился одобрительный смех. Андали снова уселась рядом с Королевой, сохраняя невозмутимое выражение лица. Когда ее муж выбежал из зала, Булава прекратил вялую погоню и пошел обратно, и в глазах его горели веселые огоньки. Но Келси устало потерла глаза. «Ну что там еще?»

– Леди Эндрюс, Ваше Величество! – возвестил глашатай.

К трону стремительным шагом подошла женщина. На этот раз ее голову украшала замысловатая шляпа из ярко-фиолетового бархата с пурпурными лентами и павлиньими перьями. Но Келси все равно без труда узнала ее по недовольно изогнутым губам.

– Ради всего святого, – тихо сказала она Булаве. – Разве мы не заплатили за ее проклятую диадему?

– Заплатили, госпожа, да еще и переплатили. Род Эндрюсов славится своей скандальностью, и Арлисс не хотел, чтобы у них был повод для жалоб.

Леди Эндрюс остановилась у нижней ступеньки. Она была гораздо старше, чем казалось в тускло освещенном тронном зале, – пожалуй, лет сорока. Кожа у нее на лице была как-то неестественно натянута, ни дюйма лишней плоти. Пластическая хирургия? В Тирлинге таких специалистов не было, но в Мортмине возродили эту технологию, хотя Келси сомневалась, что у тирских дворян нашлись бы деньги на такое. Леди Эндрюс слащаво улыбалась, но взгляд выдавал ее истинные чувства.

«Да она ненавидит меня», – поняла Келси. Что бы она ни делала, эта женщина никогда не простит ей порчу своей тщательно уложенной прически на глазах у толпы. Эта мысль не вызвала у Келси ни капли сожаления, лишь легкое недоумение: неужто у этой дамы нет забот поважнее?

– Я пришла, чтобы присягнуть на верность Вашему Величеству, – объявила дама. У нее был характерный голос, настолько скрипучий и хриплый, что Келси заподозрила в ней не менее заядлого курильщика, чем Арлисс. Хотя, возможно, дело было просто в пристрастии к выпивке. Келси знала, что алкоголь тоже портит голос.

– Это честь для меня.

– Я принесла Вашему Величеству подарок: платье из каллейского шелка.

Платье и правда было красивым – ярко-синий шелк изысканно мерцал в свете факелов. Но когда леди Эндрюс подняла его, Келси увидела, что оно размера на три меньше нужного и сшито на высокую худую женщину вроде самой леди Эндрюс. Немного поразмыслив, девушка решила, что дворянка нарочно выбрала такой размер – просто чтобы позлорадствовать по поводу того, что Королеве платье окажется мало.

– Благодарю вас, – ответила Келси с легкой улыбкой. – Вы очень любезны.

Арлисс взял платье и положил его среди других подарков, которых становилось все больше. Некоторые были совершенно ужасны – от людей, у которых вкуса было не больше, чем у ее дядюшки. Но, во всяком случае, все подарки были ценными за счет материалов: никто не осмелился подарить Келси совсем уж никчемный хлам. Она как раз решила продать большинство подарков, но Арлисс уже ее опередил. На мгновение задержав оценивающий взгляд на синем платье, он сделал пометку в своей книжице.

– Я также хотела спросить, что Ваше Величество намеревается делать с Мортмином.

– Прошу прощения?

Леди Эндрюс улыбнулась той обманчиво сладкой улыбкой, которая будто создана для того, чтобы скрывать под собой звериный оскал.

– Вы нарушили Мортийское соглашение, Ваше Величество. Я владею землями близ устья Криты, в Восточном Альмонте. Мне есть что терять.

Келси украдкой посмотрела на Булаву, но тот неотрывно следил за толпой.

– Мне тоже есть что терять, и даже больше, чем вам, леди Эндрюс. У меня на кону больше земель, да еще и собственная жизнь. Так что предоставьте мне переживать об этом, ладно?

– Мои арендаторы встревожены, и я их понимаю. Их дома стоят прямо на пути к Новому Лондону, и во время прошлого вторжения они сильно пострадали.

– Уверена, вы и тогда за них глубоко переживали, – промолвила девушка. – Вы и ваша стража пришли им на помощь?

Леди Эндрюс открыла было рот, но помедлила с ответом.

– Вы не защитили их, не так ли? Вы укрылись в своей башне и бросили их на произвол судьбы.

– Я не видела смысла в том, чтобы умирать вместе с ними.

– Ну разумеется, не видели.

– Чем вам мешала отправка рабов, Ваше Величество?

– Простите?

– Это справедливая система. И мы ведь должны давать Мортмину хоть что-то.

Келси подалась вперед.

– Леди Эндрюс, у вас есть дети?

– Нет, Ваше Величество.

«Ну конечно, нет», – подумала Келси. Дети, зачатые этой женщиной, были бы поглощены ее же утробой. Она повысила голос, чтобы было слышно всему залу.

– Тогда лотерея не представляет для вас особого риска, не так ли? У вас нет детей, вы не выглядите достаточно крепкой для физического труда, и вы уже слишком стары, чтобы привлечь кого-либо в сексуальном плане.

Глаза дворянки расширились от ярости. Позади нее раздалось несколько женских смешков.

– Жалобы про Мортмин и лотерею я буду слушать от тех, кому действительно есть что терять, – громко объявила Келси. – Все, у кого есть риски, связанные с лотереей, могут прийти сюда и поднять этот вопрос во время любой из моих аудиенций. – Она снова повернулась к леди Эндрюс. – Но не вы.

Женщина сжала кулаки, вонзив в ладони свои длиннющие ногти, покрытые ярко-фиолетовым лаком. Под глазами у нее выступили темно-красные пятна. Келси подумала, не попытается ли она напасть на нее с голыми руками. Это казалось маловероятным, но полной уверенности у нее не было. Похоже, ее не было и у Булавы, который переместился на несколько дюймов ближе и теперь буравил леди Эндрюс своим самым грозным взглядом.

«Что же она видит, когда смотрится в зеркало?» – гадала Келси. Она не раз встречала рассказы о подобных маниях в книгах, но увидеть такое в реальной жизни – совсем другое дело. Как могла женщина, выглядевшая столь старой, придавать такое значение собственной привлекательности? Какие бы мучения ни доставляло Келси собственное отражение в зеркале, теперь она вдруг поняла, что есть кое-что похуже некрасивого лица: быть уродливой и при этом считать себя красавицей.

«Я хотя бы вижу все как есть».

Леди Эндрюс быстро пришла в себя, хотя ее низкий голос все еще дрожал от гнева.

– А вам что терять, Ваше Величество? Вы провели свое детство в изоляции. Разве ваше имя когда-либо попадало в лотерею?

Девушка вспыхнула, онемев от удивления – об этом она никогда не задумывалась. Конечно, ее имя никогда не включали в лотерею, ведь никто не знал о ее существовании. А существовал ли вообще лотерейный билет с именем Келси Рэйли? Разумеется, нет, равно как не было и с именами Элиссы Рэйли, Томаса Рэйли или любого из бесчисленных вельмож, которые могли себе позволить откупиться.

Леди Эндрюс сделала еще один шаг вперед, не смутившись близостью Булавы. Улыбка ее источала яд.

– На самом деле, Ваше Величество, вы рискуете меньше, чем любой из нас, не так ли? В случае нового вторжения вы просто забаррикадируетесь в своей башне, как и я.

Королева покраснела еще сильнее, вспомнив о нескольких комнатах по коридору, которые были забиты припасами на случай осады: провизией и оружием, факелами и бочками с маслом. Ответить ей было нечего. Шли секунды, в толпе начали перешептываться. Мысли Келси лихорадочно мелькали от страха, что последнее слово останется за леди Эндрюс. Она бросила взгляд на Булаву и Пэна, но те тоже словно лишились дара речи. Перешептывания становились все громче, эхом отдаваясь от стен зала. В любой момент кто-то может засмеяться над беспомощностью Келси, и тогда все будет кончено. Мерзавка победит.

– Я жил в одной из ваших деревень, госпожа.

Келси посмотрела за спину леди Эндрюс и увидела выступившего вперед Мерна. Лицо его было столь же бледно, как и всегда. Келси неоднократно просила Булаву дать Мерну возможность отоспаться, но всякий раз получала уклончивые ответы. Но сейчас стражник вовсе не выглядел сонным. Он не сводил налитых кровью глаз с леди Эндрюс, и на сей раз Келси показалось, что побледнел он не от недосыпа, а от ярости.

– Ты кто такой, черт возьми? – рявкнула дворянка. – Стражник, дерзнувший напрямую обратиться к благородной даме? При моем дворе тебя за такое отходили бы плетьми.

Мерн пропустил ее слова мимо ушей.

– Знаете, мы ведь стучались к вам. Моя жена не умела ездить верхом, а моя дочь была больна. У нас не было шансов убежать от мортийцев на открытом пространстве. Мы добрались до ворот замка и умоляли дать нам убежище, и я видел, как вы смотрели на нас из окна. У вас так много комнат, но все же вы отказались дать нам хотя бы одну.

Леди Эндрюс подалась назад, но стражник подошел ближе, и Келси увидела, что в его глазах стоят слезы.

– Я знаю Королеву Келси едва ли больше месяца, но могу вас заверить: когда придет мортийская армия, она попытается уместить весь Тирлинг в Цитадели, не заботясь о том, давно ли люди мылись, во что одеты или насколько бедны. Она всем найдет место.

Мерн умолк и отвернулся. Плечи его вздымались. Леди Эндрюс не сводила с него взгляда, широко раскрыв рот. Келси бросила взгляд на Булаву и увидела, что тот потрясен не меньше. Спустя мгновение он подошел к Мерну и тихо что-то сказал, после чего тот скрылся за троном. Келси наблюдала, как он уходит по коридору, а потом повернулась к стоявшей перед ней дворянке.

– Что-то еще, леди Эндрюс?

Женщина открыла рот, но долго не издавала ни звука. За считаные секунды туго натянутая кожа ее лица покрылась тысячей крошечных морщинок.

– Нет, Ваше Величество.

– Спасибо за диадему и за платье. Вы свободны.

Леди Эндрюс вжала голову в плечи и пошла прочь. Тяжелая походка выдавала ее возраст. Пока она двигалась по проходу, многие люди из толпы бросали на нее полные отвращения взгляды, но Келси это не впечатлило: сами они наверняка вели себя не лучше. Она волновалась за Мерна, но он со своей гордостью королевского стражника наверняка сейчас хочет побыть один.

– Есть еще кто-то? – спросила она Булаву.

– Вряд ли, госпожа.

Булава, вопросительно подняв брови, глянул на глашатая, который в ответ покачал головой. Стражник рассек воздух ладонью, и юноша объявил:

– Аудиенция закончена. Пожалуйста, проходите к дверям в организованном порядке.

– А он молодец, этот глашатай, – заметила Келси. – Трудно поверить, что у такого худощавого паренька может быть такой мощный голос.

– Из худощавых всегда получаются самые лучшие глашатаи, госпожа, уж не знаю, почему. Я передам ему, что вы довольны.

Девушка откинулась на спинку трона, в очередной раз пожалев о том, что не сидит в своем кресле. Прислоняться к жесткой спинке было все равно что к камню. Она решила завалить трон подушками, когда рядом никого не будет.

Организованного порядка не получилось: у двери образовался затор. Каждый посетитель, вероятно, полагал, что именно он заслуживал пройти первым.

– Ну и толкучку устроили, – фыркнул Пэн.

Келси воспользовалась случаем почесать нос, который уже давно отчаянно зудел, а затем подозвала Андали.

– Мне больше ничего сегодня не понадобится. Вы свободны.

– Спасибо, госпожа, – откликнулась та и сошла с помоста.

Когда толпа, наконец, рассосалась и стража начала запирать двери, Келси спросила:

– Как вы думаете, чего добивалась леди Эндрюс?

– Да ее явно подговорили, – ответил Булава, беспокойно вглядываясь в глубину коридора. – Кто-то просто хотел доставить вам неприятности.

Арлисс, прислушивавшийся к разговору со своего места у основания помоста, кивнул.

– Это наверняка дело рук Торна, он ведь не настолько глуп, чтобы явиться сюда лично.

Келси нахмурилась. Благодаря Булаве и Арлиссу она теперь знала намного больше о Бюро переписи, которое возглавлял Торн. Хотя изначально ведомство было создано как инструмент королевской власти, позже оно зажило собственной жизнью, функционируя как гадкий самостоятельный организм. Бюро обладало в Тирлинге такой властью, что могло соперничать с Божьей Церковью и даже властью самой Королевы. Орган разросся слишком мощно, чтобы его можно было закрыть полностью. Его нужно было разбирать по частям, и самой большой его частью был сам Торн.

– Я не позволю Торну саботировать то, что мы создаем. Он должен уйти в отставку, получив достойную пенсию.

– В Бюро переписи работает большинство образованного населения королевства, госпожа, – предостерег ее стражник. – Если вы попытаетесь расформировать его, то придется найти каждому из них хорошо оплачиваемую работу.

Келси кивнула:

– Конечно, это создает проблему. Может, они могли бы стать учителями или, допустим, сборщиками налогов.

Однако дальнейшее обсуждение этой затеи пришлось отложить, потому что тут у Веллмера громко заурчало в животе, что гулко разнеслось по залу на фоне общей тишины, вызвав приглушенный смех у остальных стражников. Милла готовила ужин, и зал наполнился запахом чеснока. Веллмер покраснел как помидор, но Келси улыбнулась и сказала:

– На сегодня мы закончили. Я поем сегодня в своих покоях, а вы садитесь за стол. Кто-нибудь отнесите еды Мерну и заставьте его поесть.

Стражники синхронно поклонились, и некоторые отправились на кухню, а остальные пошли по коридору к своим семьям. По словам Булавы, Милла твердо заявила, что не потерпит вторжения двадцати стражников на свою кухню во время каждой трапезы, поэтому несколько человек по очереди разносили еду остальным. Они мирно договорились об этом между собой, создав систему очередности, так что Булаве не было нужды вмешиваться. Казалось бы, мелочь, но Келси увидела в этом хороший знак – признак дружного сообщества.

– Лазарь, погоди минутку.

Он склонился к ней.

– Госпожа?

– Есть успехи в поисках Барти и Карлин?

Булава выпрямился. Может, у нее просто разыгралось воображение, но Келси показалось, будто его голос стал жестче и официальнее.

– Пока никаких, госпожа.

Девушка стиснула зубы. Ей не хотелось донимать его, но ей так нужно было увидеть Барти, его улыбающееся лицо с морщинками у глаз. А еще ей ужасно не терпелось рассказать Карлин, что теперь она все понимала про свою мать и знала, что Карлин могла донести до нее правду лишь окольными путями.

– Вы обыскали деревню?

– У нас было много дел, Ваше Величество. Вскоре я займусь этим.

Но даже это заявление для Булавы было слишком сухим, и Келси недоверчиво сощурилась.

– Лазарь, ты меня обманываешь.

Булава просто смотрел на нее безо всякого выражения.

– Почему ты меня обманываешь?

– Госпожа! – окликнул ее из коридора Веннер. – Ваши доспехи готовы!

Келси с раздражением повернулась.

– Почему мне об этом сообщаешь ты?

– Феллу нездоровится.

Еще одна ложь, подумала Келси. А еще ей пришло в голову, что Веннеру в итоге пришлось доставать доспехи самому. Но ее желание поспорить таяло по мере того, как разгорался аппетит, вызванный соблазнительными запахами из кухни.

– Проверим их во время завтрашней позорной тренировки.

Слегка улыбнувшись, Веннер отправился на кухню. Келси повернулась, чтобы продолжить разговор с Булавой, но тот успел испариться как дым.

– Вот скрытный мерзавец, – пробормотала она, но в ее словах не было злобы – лишь отчаяние и страх. Что же случилось с Барти и Карлин?

Девушка спустилась с помоста в сопровождении Пэна, пытаясь решить, что почитать за ужином. Надо бы изучить очередной отчет Арлисса по Бюро переписи, но цифры за едой плохо усваиваются. Ужин – время художественной литературы. Может, что-нибудь из серии про Эркюля Пуаро… Келси была бесконечно очарована этим маленьким хитрым бельгийцем, способным решить любую проблему.

У дверей в свои покои Келси услышала, как в соседней комнате Андали произнесла ее имя, и непроизвольно остановилась, а за нею и Пэн.

– Уверяю тебя, Королева Келси напугана.

– Но она не выглядит напуганной, – это была старшая дочка Андали, Айса. Келси без труда узнала ее полный недовольства голос, начинавший приобретать взрослую глубину.

– Она же королева, детка, – ответила Андали. – Она скрывает свой страх, чтобы мы меньше боялись.

– Я испугалась, когда они начали кричать.

– Все испугались. Но опасный путь, который тебе предначертан, всегда лучше безопасного, который ведет в никуда.

– В каком смысле предначертан?

Андали некоторое время молчала, и Келси прислонилась к стене, зная, что подслушивать нехорошо, но не находя в себе сил уйти. Андали по-прежнему была для всех загадкой. Даже Булава не смог выяснить ничего о ее происхождении, помимо того факта, что она была наполовину мортийкой, но об этом она рассказала сама. Казалось, она свалилась с небес в пятнадцатилетнем возрасте и сразу же вышла замуж за этого ничтожного Борвена. Вся ее жизнь до замужества была покрыта мраком.

– В этом королевстве ужа давно не происходило ничего выдающегося или хотя бы по-настоящему хорошего, – продолжила Андали. – Как гласит «Плач матерей», Тирлингу нужна королева. Истинная Королева. И если Королева Келси выживет, она станет именно такой. Может быть, о ней даже сложат легенды.

Глаза Келси расширились, и она повернулась к Пэну, который прижал палец к губам.

– У тебя было видение об этом, мама?

– Не нужно видений, чтобы понять это.

– Я бы хотела стать частью легенды, мама.

– Поэтому мы и остаемся здесь. – Голос Андали переместился ближе, и Келси отошла от двери. – Как тебе книга, которую она тебе дала?

– Я думала, что мне совсем не понравится, там нет ни одной девочки.

Ответ Андали сопровождался смехом. Это было так непривычно, что Келси подумала, не ослышалась ли она.

– Совсем ни одной?

– И настоящих героев тоже нет. Но есть очень храбрый маленький человечек. Его храбрость проявляется не в бою, а в том, что он не убегает прочь, когда ему страшнее всего.

Келси улыбнулась. Даже Карлин не смогла бы точнее описать Бильбо Бэггинса, а Карлин обожала отважного хоббита, как собственное дитя.

– Это хороший урок, – согласилась Андали. – Я знаю, что ты хочешь научиться сражаться, это все влияние твоего отца. Но истинная отвага не имеет ничего общего с мечами, и я хочу, чтобы ты это тоже помнила.

Келси прикрыла глаза. Карлин говорила ровно то же самое – когда-то давно, в другой жизни.

– Тебе нравится книга?

– Да, и Королева сказала, что в следующей части будет героиня-девочка.

Келси поманила Пэна пальцем, и они ускользнули в ее покои. Стражник закрыл за ними дверь.

– Я же говорил вам, что она провидица.

– И я согласилась с тобой. Но все же было бы ошибкой придавать видениям слишком много значения.

В передней теперь стояла кровать Пэна, на которой были кучей свалены разномастные простыни и одеяла. По полу была разбросана грязная одежда, которую он поспешил пинками затолкать под кровать. В дверь постучались, и Пэн впустил Миллу с двумя подносами, на которых стояли тарелки с говяжьим рагу. Повариха уже отвоевала себе право лично относить Келси еду. По словам Булавы, она также пробовала все блюда, приготовленные для Королевы, прежде чем вынести их с кухни. От такой меры было мало прока, ведь многие яды начинали действовать лишь спустя какое-то время, но Келси все равно была растрогана и велела, чтобы Милле никто об этом не сообщал.

– Хочешь поесть со мной? – спросила она Пэна.

– Давайте.

Он проследовал за Келси через арку в ее спальню, куда Булава принес маленький стол для тех случаев, когда ей хотелось поесть в одиночестве. Милла поставила подносы на стол и, поклонившись королеве, удалилась.

Келси принялась за еду. Рагу было вкусным, как и все блюда Миллы, но сегодня девушка поглощала пищу механически, не переставая размышлять о старшей дочери Андали. Насколько она понимала, кое-кто из детей камеристки, если не все, подвергались насилию, а такое обращение всегда оставляет шрамы. К тому же девочка вступала в подростковый возраст, а Келси хорошо помнила этот переходный период: нехватка столь желанной независимости, ощущение собственной беспомощности и, самое ужасное, резкие вспышки раздражения на взрослых, которые не понимают, что на самом деле важно. Как-то раз, когда ей было лет двенадцать или тринадцать, она даже накричала на Барти за то, что тот передвинул что-то у нее на письменном столе.

Подняв глаза, она заметила, что Пэн смотрит на нее заинтересованным взглядом.

– Что?

– Мне нравится смотреть, как вы думаете. Все равно что наблюдать за схваткой двух псов в загоне.

– Ты ходишь на собачьи бои?

– Ходил, но не по своей воле. Это жестокий спорт. Но мой отец в юности держал загон для собачьих боев. Оттуда и пошло мое имя.

– А где это было?

Молодой человек покачал головой.

– Вступая в Королевскую Стражу, мы получаем право оставить свое прошлое позади. К тому же с вас станется разыскать моего отца и посадить его в тюрьму.

– Может, и следовало бы. Судя по твоим словам, он еще тот живодер.

Келси пожалела о своих словах, как только они слетели с ее губ. Но Пэн всего лишь на мгновение задумался и затем мягко ответил:

– Пожалуй, был когда-то. Но сейчас он всего лишь слепой старик, который не способен никому навредить. В системе правосудия, которая не учитывает обстоятельств, таится опасность.

– Согласна.

Стражник снова принялся за еду, и Келси последовала его примеру, но спустя пару минут отложила ложку.

– Меня беспокоит эта девочка.

– Старшая дочь Андали? Айса?

– Да, она.

– У нее было тяжелое детство, госпожа. Мы не нашли никаких сведений о жизни Андали до замужества, а вы уж поверьте, мы с Булавой старались изо всех сил. Но их семейная жизнь – совсем другое дело.

– В каком смысле?

Пэн помедлил, и видно было, что он тщательно подбирает слова.

– Госпожа, все соседи знали, что мужу Андали нравятся молоденькие девочки. Хуже всего пришлось его дочкам, но были и другие.

Келси сглотнула, пытаясь подавить отвращение и перейти на деловой тон.

– Карлин говорила мне, что в отсутствие нормальной судебной системы люди обычно сами решают подобные проблемы. Почему же они с ним не разобрались?

– Андали запретила.

– Но как же так? Я бы предположила, что в такой ситуации она сама убьет мужа, прежде чем до него доберется кто-то еще.

– Я тоже так думал, госпожа, и это по-прежнему неразрешимая загадка для меня. Соседи с удовольствием рассказывали нам о Борвене, но не об Андали. Они считали ее ведьмой.

– Почему?

– Сложно сказать. Возможно, из-за ее способности видеть людей насквозь. Я сам побаиваюсь Андали, а ведь ни один вооруженный человек никогда не внушал мне страха.

– Меня она тоже пугает.

Пэн положил в рот еще ложку рагу, и его тактичное молчание подтолкнуло Келси озвучить истинную причину своего страха.

– Это Андали должна быть Королевой. Не я. Она выглядит как королева, говорит как королева и внушает страх окружающим.

Стражник с минуту поразмыслил над ответом. Келси нравилось, что он не пытался заполнять паузы в разговоре пустыми фразами, которые проще всего сказать. Проглотив еще пару кусков мяса, он ответил:

– Госпожа, вы сейчас очень точно описали Королеву Мортмина. Пусть в Андали течет и тирская кровь, но по своей сути она мортийка. Из нее бы вышла идеальная королева той страны. А вы пытаетесь построить совершенно иную власть, основанную не на страхе.

– А на чем же?

– На справедливости, госпожа. На внимании к людям. Никто не знает, получится ли у вас хоть что-то. Разумеется, проще править с помощью страха. Но в Андали есть какая-то жесткость, беспощадность, и хотя это может служить преимуществом, я бы не назвал это силой.

Справедливость и внимание. Келси улыбнулась и вернулась к еде. Даже Карлин осталась бы довольна.

Посреди ночи Келси вдруг резко села в кровати. Откуда-то из-за стен ее комнаты донесся крик ребенка. Она непроизвольно глянула налево, ища взглядом камин, но там ничего не было, даже не тлели угольки. Должно быть, скоро рассвет.

Она потянулась к прикроватному столику, чтобы взять свечу, которая обычно там стояла, но ее пальцы ухватили лишь пустоту. На нее накатила волна страха, острого и беспричинного. Принявшись лихорадочно шарить руками вокруг постели, она обнаружила, что и сам столик тоже исчез.

Снаружи закричала женщина. Вопль становился все надрывнее, пока не оборвался с коротким сдавленным хрипом.

Келси сбросила покрывала и спрыгнула с кровати. Ноги ее ступили не на холодный каменный пол, а на что-то, напоминавшее плотно утрамбованную землю. Она метнулась к двери, но не налево через свои покои, а направо через кухню, по ступенькам, которые знала как свои пять пальцев.

Распахнув дверь, девушка съежилась от пронзительно холодного ночного воздуха. Деревня была все еще погружена во тьму, на горизонте едва забрезжил рассвет. До нее доносился топот множества бегущих людей.

– Налетчики! Налетчики! – крикнула женщина в одном из соседних домов. – Они… – тут голос резко оборвался.

Охваченная ужасом, Келси захлопнула дверь и заперла ее на засов. Пошарив по кухонному столу, она нашла свечу и спички, зажгла фитиль и прикрыла слабый огонек ладонью. Джонарл построил им хороший дом из закаленной глины, армированный мелкими камешками, и даже сделал специально для нее пару окон, в рамы которых были вставлены осколки стекла, собранные им во время вылазок в город. Дом был прекрасным свадебным подарком, но снаружи через окошки можно было увидеть свет.

Вернувшись в спальню, она увидела, что Уильям сидел на кроватке и сонно моргал. В этот момент он был так похож на Джонарла, что ее сердце едва не разорвалось на части. К счастью, Джеффри по-прежнему спал в своей колыбели, и она прижала его к себе вместе с одеялом, а свободную руку протянула Уильяму.

– Все хорошо, милый. Вставай. Нам нужно идти. Покажи мамочке, как ты умеешь ходить.

Малыш выкарабкался из-под одеяла и свесил ножки, не доставая до пола. Спрыгнув с постели, он подошел к матери и взял ее за руку.

На улице послышался топот сапог. «Мужских сапог», – механически отметила она. Но все мужчины уехали продавать урожай пшеницы. Паника начала охватывать ее мозг, подобно лихорадке. Она пыталась подавить ее, но куда им было идти? В доме даже не было подвала, чтобы спрятаться. Перехватив Джеффри другой рукой, она принялась искать плащи и обувь в углу.

– Уильям, сможешь найти свою куртку и ботинки? Давай наперегонки?

Мальчик с недоумением посмотрел на нее, но спустя пару секунд стал рыться в куче верхней одежды и покрывал. Отодвинув в сторону стопку стеганых одеял, Келси обнаружила зимний плащ Джонарла, по-прежнему аккуратно свернутый. И вот тогда-то, при виде плаща своего погибшего мужа, она чуть не разрыдалась. К горлу подкатила до боли знакомая утренняя тошнота, всегда появлявшаяся в самый неподходящий момент.

Входная дверь резко распахнулась, хлипкий деревянный засов раскололся надвое, и оба обломка разлетелись по разным углам кухни. Келси положила одну руку на покрытую легким пушком головку Джеффри, другой рукой привлекла к себе Уильяма, спрятав его за собой.

В дверях стояли двое мужчин с измазанными сажей лицами. Один из них был одет в ярко-красный плащ, и даже Келси знала, что это значит.

«Кейден? Здесь?» – пробежала в ее голове лихорадочная мысль, прежде чем мужчина шагнул вперед и ухватился рукой за спящего Джеффри. Младенец тут же проснулся и закричал.

– Нет! – завопила она.

Мужчина оттолкнул ее и вырвал ребенка у нее из рук. Келси повалилась в угол, ухватившись за ножку стола, чтобы не упасть прямо на Уильяма. Она больно ударилась бедром об стену и застонала.

– Возьми мальчишку, – сказал наемник своему спутнику и скрылся за дверью вместе с Джеффри.

Келси пронзительно завопила, чувствуя, будто у нее внутри что-то оборвалось. Это просто дурной сон, иначе и быть не может. Но, опустив взгляд, она увидела, что при падении ее левая нога попала в ее же правую туфлю, которая теперь торчала под причудливым углом. Эта реалистичная деталь разрушила хрупкую надежду на то, что она видит сон. Келси схватила Уильяма и снова спрятала, пихнула его себе за спину, подняв перед собой руки, чтобы защититься от нависшего над ней человека.

– Прошу вас, – сказал он, протягивая ей руку. – Пожалуйста, пойдемте со мной. Я не хочу причинять вреда ни вам, ни мальчику.

Даже под слоем сажи Келси видела, насколько бледно и утомленно его лицо. На вид он был ровесником Джонарла, разве что чуть-чуть старше… Из-за седеющих волос трудно было сказать наверняка. В руке у него был нож, но она сомневалась, что он пустит его в ход: казалось, мужчина и сам о нем забыл.

– Куда он унес моего сына?

– Пожалуйста, – повторил он. – Пойдемте по-хорошему.

– Какого черта ты там застрял, страж Ворот? – раздался снаружи хриплый голос.

– Иду!

Он повернул перекошенное лицо к Келси.

– В последний раз прошу, пойдемте со мной. У вас нет иного выбора.

– Уильяму нужно одеться.

– Только поскорее.

Взглянув на сына, она с облегчением увидела, что тот уже обулся и держал в руке свой плащ. Она присела на колени и надела на него плащ, дрожащими пальцами застегивая пуговицы.

– Вот умница, Уильям. Опередил маму.

Но мальчик неотрывно смотрел на человека с ножом.

– А теперь идемте, прошу вас.

Келси взяла Уильяма за руку и вышла из дома вслед за мужчиной. Она мысленно проклинала Джонарла за то, что он умер и оставил их одних. Но, конечно, будь он жив, это бы не помогло. На дворе конец марта, и все мужчины Хейвена, как обычно в эту пору, уехали в Новый Лондон торговать пшеницей, оставив деревню без защитников. Она никогда не задумывалась об этом раньше. Деревню ни разу не постигали подобные беды со времен вторжения: поселение находилось слишком далеко от мортийской границы и могло не опасаться набегов.

На улице она с облегчением увидела высокого кейдена, который держал Джеффри, аккуратно прижав к бедру. Похоже, ему хотя бы доводилось раньше держать на руках младенцев. Малыш немного успокоился, но вряд ли надолго: он тревожно посапывал, шаря по плащу мужчины в поисках груди. Не найдя ее, он снова заплачет.

– Пошли, – сказал ей наемник.

– Позвольте мне самой понести сына.

– Нет.

Келси открыла было рот, чтобы запротестовать, но тут второй мужчина, тот, что пониже, схватил ее за плечо и мягко пожал его, призывая молчать. Она взяла Уильяма за руку и пошла вслед за кейденом вниз по улице на окраину деревни. Небо на горизонте уже светлело, и она различала вокруг себя размытые очертания домов и конюшен. На их пути к ним присоединялись другие группы женщин и детей. Вот из своего дома вышла Эллисон с двумя дочерьми. Руки ее были связаны, а на предплечье виднелась глубокая царапина.

«Она вела себя храбрее меня», – невесело подумала Келси. Однако большинство женщин выглядели в точности как она сама – ошеломленными и растерянными, будто только что очнулись от сна. Она брела дальше, еле передвигая ноги и таща Уильяма за собой.

Лишь завернув за угол дома Джона Тейлора, который сейчас стоял пустым, она поняла, что происходит, кто эти люди и зачем женщин и детей выволакивали из домов. На фоне светлеющего горизонта возвышался симметричный черный силуэт клетки, внутри которой шевелились человеческие фигуры. Рядом в окружении мулов стояла еще одна клетка, пустая. Бросив взгляд за пределы деревни, Келси увидела еще несколько клеток, растянувшихся в ряд примерно на милю в направлении Мортийского тракта.

«Вот она, кара», – поняла Келси. На ее памяти жители Хейвена лишь дважды попадали в лотерею. В деревне этих несчастных считали покойниками, проводили поминальные обряды и говорили о них со скорбью в голосе. Все они неоднократно наблюдали за отправкой рабов по Мортийскому тракту, и Келси всякий раз втайне радовалась, что эта участь не постигла ни ее, ни ее мужа и детей. «Это кара за мою радость».

Седовласый человек повернулся к ней.

– Теперь я должен забрать вашего сына.

– Нет.

– Пожалуйста, не усложняйте все еще больше. Я не хочу, чтобы они подумали, будто от вас будут неприятности.

– Что вы с ним сделаете?

Он указал на вторую клетку.

– Посадим туда, к другим детям.

– Нельзя ли оставить его со мной?

– Нет.

– Но почему?

– Довольно, – проскрипел незнакомый голос. Из темноты вышел высокий костлявый человек в синем плаще. В голубоватом утреннем свете его худое лицо казалось беспощадным. Келси узнала этого человека, хоть и никогда не видела его. Она инстинктивно подалась назад, пытаясь заслонить собой сына.

– Мы здесь не для того, чтобы разводить споры с этими людьми, страж Ворот. Время дорого. Разделите их и посадите в клетки.

Стражник взял Уильяма за руку, и тот попытался вырваться, возмущенно завопив. Услышав крики брата, Джеффри заревел, сердито стуча крошечными кулачкам по плащу кейдена. Келси схватила старшего сына за руку, стараясь притянуть его к себе, но мужчина был намного сильнее ее. Уильям завопил от боли: если она не отпустит его, они разорвут его надвое. Она заставила себя выпустить запястье сына и закричала сама.

– Госпожа! Госпожа, проснитесь!

Кто-то тряс ее за плечи, но она продолжала тянуться к Уильяму, которого волокли к клетке. Теперь она увидела, что эта клетка была построена специально для детей и заполнена маленькими плачущими фигурками. Высокий кейден отвернулся и широким шагом направился туда же, неся на руках Джеффри, и Келси зарыдала от бессилия. У нее был сильный чистый голос, благодаря которому ей часто доставались сольные партии в церковном хоре, и теперь ее пронзительные протяжные вопли разносились по всей Альмонтской равнине, словно крик банши.

– Келси!

Кто-то влепил ей пощечину, она моргнула, и ее крики оборвались так же резко, как и начались. Подняв глаза, она увидела над собой лицо Пэна, который примостился на краю кровати, держа ее за плечи. Она снова очутилась в знакомом уюте своих покоев, тускло освещенных огнем из камина. Темные волосы Пэна были всклокочены от сна. Он был без рубашки, и, увидев его хорошо сложенную мускулистую грудь, покрытую легким пушком, Келси почувствовала внезапное безотчетное желание пробежаться по ней пальцами. Что-то обжигало ее, вгрызаясь между грудей будто маленький дикий зверек.

«Клетки!»

Она широко распахнула глаза и стремительно приподнялась в кровати.

– Черт подери!

В покои ворвался Булава с мечом в руке.

– Что стряслось?

– Ничего страшного, сэр. Просто дурной сон, – ответил Пэн, не сводя глаз с лица Келси. Но не успел он договорить, как она покачала головой.

– Лазарь. Буди всех.

– Зачем?

Келси оттолкнула Пэна, сбросила покрывала и спрыгнула с кровати. Сапфир выбился из-под ночной сорочки, озаряя всю комнату голубым светом.

– Буди всех сейчас же. Выезжаем в течение часа.

– И куда же, скажите на милость, мы поедем?

– На Альмонтскую равнину, в деревню Хейвен. А может, и до самой границы с Мортмином, точно не знаю. Но нельзя терять ни минуты.

– Да что вы несете? Сейчас четыре утра.

– Торн. Он договорился с Мортмином за моей спиной и теперь везет туда партию рабов.

– С чего вы взяли?

В голове у Келси словно щелкнул предохранитель, и она почувствовала, что начинает терять самообладание. Вряд ли там осталось много таких предохранителей.

– Проклятье, Лазарь, знаю, и все!

– Госпожа, вам приснился кошмар, – настаивал Пэн. – Может, вам лучше вернуться в постель и…

Келси сорвала с себя сорочку и с легким злорадным удовлетворением отметила, как покраснели щеки Пэна прежде, чем тот успел рывком отвернуться к стене. Она повернулась к комоду и увидела, что там уже стоит Андали, держащая в руках пару черных штанов.

– Госпожа, – сказал Булава медленно и рассудительно, будто обращаясь к малому ребенку, – на дворе глубокая ночь. Нельзя сейчас никуда ехать.

Щелкнул еще один предохранитель.

– Даже не думай пытаться остановить меня, Лазарь.

– Это был всего лишь сон.

Вдруг Андали заговорила тихим, но твердым голосом:

– Королеве нужно ехать.

– Вы что, с ума обе сошли? Что вы мелете?

– Она должна ехать. Другого выхода нет.

Келси закончила одеваться и обнаружила, что сапфир снова выскользнул из-под одежды и по-прежнему ослепительно сияет. Пэн с Булавой зашипели и подняли руки, чтобы заслонить глаза от яркого света, но девушка даже не моргнула. Подняв камень, она внезапно осознала, что видит в его глубине лицо – лицо красивой темноволосой женщины с высокими скулами и холодными проницательными глазами. Она улыбнулась Келси и исчезла, а сапфир снова превратился в прозрачный сгусток аквамаринового света.

На мгновение Келси задумалась, не обезумела ли она и в самом деле. Но это казалось слишком простым объяснением: если бы она сошла с ума, реальный мир не имел бы для нее такого значения. Тот день на лужайке перед Цитаделью стал фундаментом, главной основой ее авторитета, и если отправка рабов в Мортмин все же состоится, несмотря на ее указ, ей конец. Она станет лишь номинальным правителем, и все ее последующие начинания будут обречены на провал.

– Андали права, Лазарь. Я должна ехать.

Булава резко повернулся к камеристке, с раздражением заявив:

– Вот спасибо, молодец.

– Всегда пожалуйста. – Келси с удивлением услышала в речи Андали едва уловимый мортийский акцент, чего никогда раньше не замечала. – Вы не доверяете ничьим талантам, кроме собственного.

– Таланты вроде твоего всегда могут дать осечку. Даже прорицательница Красной Королевы не все могла предсказать.

– Предскажите же, что сейчас случится, Капитан.

– Замолчите! – крикнула Келси. – Мы все едем. Оставьте здесь пару стражников с женщинами и детьми.

– Никто никуда не едет, – прорычал Булава и грубо схватил ее за руку. – Вам просто приснился плохой сон, Ваше Величество.

– Он прав, госпожа, – вмешался Пэн. – Почему бы вам не постараться снова уснуть? К утру вы все забудете.

Булава согласно закивал, придав лицу столь заботливое выражение, что Келси захотелось ему хорошенько врезать. Она оскалила зубы.

– Я еду в любом случае.

Она снова направилась к двери, и на этот раз ее схватили оба стражника: Булава за руку, а Пэн за талию. Терпение Келси лопнуло. Ощутив в голове мощный взрыв, она толкнула их со всей силы, чувствуя, как ярость выплескивается из ее тела словно электрический ток. Мужчины отлетели назад: Пэн рухнул к изножью кровати, а Булава с треском врезался в дальнюю стену и осел на пол. Толчок был не слишком сильным, поэтому они быстро пришли в себя, присев и подняв на нее лица, залитые голубым сиянием. Андали отступила назад, прислонившись к стене.

– Я никого не заставляю ехать со мной, – твердо сказала Келси. – Но не пытайтесь меня остановить. Я не хочу делать больно никому из вас, но если придется, сделаю.

Стражники посмотрели друг на друга с непроницаемыми лицами. Что бы они сделали, не будь у нее сапфира? Наверное, заперли бы ее в спальне, предоставив ей хорошенько выплакаться, как поступала Карлин, когда Келси была ребенком. Келси попыталась найти внутри себя свой скрытый запас гнева и обнаружила, что он по-прежнему полон, хоть и временно обуздан. Может, стоит извиниться перед ними?

«Ну уж нет».

Первым в себя пришел Пэн.

– Если вы всерьез намерены это сделать, госпожа, то мы не должны ехать как стражники. Нужно переодеться солдатами. Вам понадобится обмундирование офицера младшего звания.

Булава медленно закивал.

– И придется остричь волосы, Ваше Величество. Все, выше затылка.

Келси украдкой выдохнула с облегчением: ей нужна была поддержка хотя бы одного Булавы. Она ведь даже не знала, где держат ее лошадь, где хранятся припасы. Андали пересекла комнату и вышла за дверь.

– Если обрезать вам волосы, – продолжил Булава с легкой издевкой, – то вас вполне можно принять за мужчину.

– Разумеется, – ответила Келси, но непохоже было, что ей удалось его провести. «Это испытание, – вспомнила она с оттенком ностальгии. – Это все просто испытание».

– Что-нибудь еще?

– Нет, госпожа.

Выйдя из комнаты и закрыв за собой дверь, Булава принялся раздавать приказы направо и налево. Его звучный рассерженный голос был слышен даже через толстые стены спальни.

Пэн устроился в углу. Келси намеренно его игнорировала. Она понимала, как все это выглядит с их точки зрения, и все же… Они не доверяли ей, не верили, что она способна распознать разницу между кошмаром и видением, которое было реальнее любого сна. Она ведь даже чувствовала на руках мурашки от утреннего холода!

Андали вернулась с маленьким полотенцем и увесистыми портновскими ножницами. Келси принялась вытаскивать из волос шпильки. Она пожалела, что в комнате было зеркало. Хотя она никогда особенно не гордилась своей шевелюрой, с коротко стриженными волосами она будет еще некрасивей прежнего. Она положила диадему на туалетный столик, ненадолго задержав ее в руке. Пусть это и не настоящая корона, но Келси успела к ней привязаться. Но сейчас ее придется оставить здесь.

– Спасибо, Андали, – сказала Келси, настороженно поглядывая на Пэна. – Я ценю вашу поддержку.

– Садитесь, госпожа.

Келси уселась, Андали встала за ее спиной и принялась деловито щелкать ножницами.

– Вы еще и опытный цирюльник, кто бы сомневался.

Камеристка состригала волосы с ее макушки, отрезая крупные пряди.

– Я много лет стригла волосы своим детям. Парикмахер нам был не по карману.

– Почему вы вышли за Борвена, Андали?

– В таких делах у нас не всегда есть выбор.

– Вас заставили?

Женщина покачала головой, невесело усмехнувшись, затем наклонилась и тихо сказала Келси на ухо:

– Кто этот человек, Ваше Величество? Я видела его лицо в ваших мыслях много раз. Темноволосый мужчина с улыбкой заклинателя змей.

Девушка покраснела.

– Никто.

– Вовсе не никто. – Андали захватила прядь волос над левым ухом Келси и отрезала ее. – Этот человек много для вас значит, но все же я вижу, что все эти чувства смешаны со стыдом.

– И что?

– Вы сами выбирали, что чувствовать к этому человеку?

– Нет, – признала Келси.

– Этот выбор можно считать одним из худших в вашей жизни?

Девушка кивнула, признавая свое поражение.

– У нас не всегда есть выбор, Ваше Величество. Мы просто выбираем лучшее из возможного, когда все уже решено.

Эти слова не утешили Келси, а заставили ее ощутить полную беспомощность. Она молча сидела и с унылым видом смотрела на растущую груду темных волос на полу. Она знала, что ничего не значит для Ловкача, но даже призрачная возможность поддерживала ее. Решившись остричь волосы, она, казалось, сожгла за собой последний мост, оказавшись там, где у нее точно не было ни малейшего шанса…

В дверь постучался стражник, по приказу Пэна принесший черную форму тирской армии, которую он небрежно бросил на кровать. При виде Келси он удивленно выпучил глаза, но под ее яростным взглядом поспешил ретироваться, прикрыв за собой дверь. Пэн вернулся в свое кресло, очевидно, избегая встречаться с ней взглядом. Андали закончила стрижку, знаком велела Келси наклониться, быстро собрала остатки длинных волос и отрезала их. Затем, заставив ее снова выпрямиться, женщина придирчиво осмотрела результат своей работы.

– Сойдет. Настоящий парикмахер потом все подровняет.

Келси показалось, что ее голова стала легкой, почти невесомой. Набравшись смелости, она решилась посмотреться в зеркало. Андали сделала ей хорошую стрижку, почти как у Корина, оставив лишь аккуратную шапочку волос. Девушке, обладавшей прелестным эльфийским личиком, такая прическа бы даже пошла, но Келси хотелось разрыдаться. Из зеркала на нее смотрел мальчишка – с пухлыми губами и красивыми зелеными глазами, но все же мальчишка.

– Вот дерьмо, – выпалила она. Она много раз слышала это слово от стражников, но лишь сейчас осознала истинную пользу ругательств. Одно это слово передавало ее чувства гораздо точнее, чем сто любых других.

– Пойдемте, госпожа. Теперь нужно одеться. – В бесстрастном взгляде Андали мелькнуло нечто похожее на жалость.

– Как вы думаете, мы вернемся?

– Не знаю, госпожа. Но ехать все равно нужно.