Глава 1

Проклятая мобила

– Лёх, а, Лёх, ну скача-а-й…

Это было уже слишком! Стеклов приставал к нему третий круг. Пару раз Лёшка пытался оторваться, но Стеклов, пыхтя и отдуваясь, его нагонял и нудел своё. Шумно дыша, Лёшка остановился:

– Слушай, Гласс, шёл бы ты, а! Бегать мешаешь!

– Ну, будь человеком! Сам же хвастался, что тебе родители смарт подарили.

– И что?

При упоминании о потерянном родительском подарке Лёшка насторожился. Да, у него имелся смартфон, купленный мадам Добрэн, той же марки и модели, что и прежний. Родители и впрямь не заметили подмены, но он-то прекрасно знал, чем тот смартфон отличается от этого.

– Твой ведь такой же, как мой. Может, у тебя получится скачать игру, моим сетевым партнёром станешь… Лёшка удивился: у Стеклова смартфон? С чего это Гласс до сих пор не растрепал такую новость? Обычно Стеклов похвалялся своими новыми гаджетами перед каждым встречным, надеясь вызвать завистливый восторг. Но подобная реакция перепадала ему редко, и Гласс быстро переходил к рассказам о своём дяде, занимавшем крупный чиновничий пост. Лёшка стекловских врак о дядиных связях и богатстве терпеть не мог и однажды издевательски продекламировал:

Гласс иронии поначалу не понял и одобрительно закивал: «Точно, в отличие от дурачков». Однако, когда добавка «самых честных правил» намертво приклеилась к его фамилии, Стеклов решил набить ехидному рифмоплёту морду.

– Претензии, Гласс, не по адресу, – невозмутимо ответил Лёшка в ответ на шипение разъярённого Стеклова. – Обращайся к Пушкину. Александру Сергеевичу. «Евгений Онегин», глава первая, строфа первая, если тебе это о чём-то говорит.

Видимо, Стеклову первая строфа из «Евгения Онегина» ничего не говорила, поэтому он с силой толкнул насмешника в грудь. Лёшка отлетел, но мигом вскочил и принял боевую стойку. Стеклов, хотя был на год старше и превосходил Лёшку ростом, избегал прямой агрессии, если не имел полной гарантии, что та ему сойдёт с рук. Лёшкин настрой подобной гарантии не давал, и с видом дуэлянта-победителя, задавшего противнику изрядную трёпку, Гласс развернулся и гордо зашагал прочь. Лёшка тут же придумал ему новую кличку: «Погремушка»! С тех пор они не разговаривали. А тут, значит, Гласс партнёрство предлагает…

– Иди ты со своей игрой! – любезно отклонил предложение Лёшка. – Мне заняться, что ли, больше нечем?

– Ну, будь человеком! Меня же закэнселят, если я партнёра не найду…

– Кто тебя закэнселит?!

– Мобила моя, – еле слышно выдавил Стеклов и тут же заозирался по сторонам, не слышит ли кто. Точно продавал государственную тайну заграничной разведке.

Лёшка покрутил пальцем у виска:

– Ты, Гласс, видно, со своей мобилой совсем съехал. От счастья.

Однако вид у Гласса был не счастливый, а затравленный. Как у щенка, которого в воспитательных целях от души натыкали носом в его же лужу.

– Нет, Лёха, слушай, – зашептал Стеклов. – Я как игру запустил, мне и выдаётся информация, что, мол, сетевой партнёр требуется. И времени у меня десять дней, чтобы его найти. А если не успею, будет мне кэнсел… Так и написано красным по чёрному: CANCEL! И растёт эта надпись с каждым днём! Кошмары, Лёх, снятся, просто жуть какая-то! – Погремушка едва не расплакался, но, взяв себя в руки, продолжил: – Я, понятно, к ребятам. «Скачайте игру», – предлагаю. А у них мобилы старые, приложение не находят. Может, оно только для новых моделей. Ну и сволочь же этот Петрович!

– Петрович-то тут при чём?! – не понял неожиданного заключения Лёшка.

– А кто мне мобилу за три штуки загнал?

– Ты смартфон у Петровича купил?! – вздрогнул Лёшка. – Давно?

– Восемь дней назад.

С той ночи, когда потерялся смартфон, или, по выражению мадам Добрэн, «ушёл талисман», прошло десять дней.

– Что тебе Петрович говорил, когда продавал?

– Что племянники внучатые подарили игрушку, а ему, старику, мол, без надобности.

– И ты поверил?

– Что я, лох? Любой знает, что Петрович всё на помойках собирает и племянников никаких внучатых у него нет.

– И ты купил вещь с помойки? Ты?! Со своим дядей?

– Ну, чего мне дядю по пустякам беспокоить. А модель-то классная, сам знаешь! В магазине стоит раз в пять дороже.

– Обратно Петровичу вернуть не пробовал?

– Пробовал, да куда там! Он, едва мобилу проданную завидит, сразу пьяным в стельку делается без бутылки. Лёх, скачай игру! Может, у тебя выйдет!

– Как приложение называется?

– «Игра талисмана». Скачаешь? – с робкой надеждой спросил Стеклов.

Сомнений в том, какой смартфон продал алкоголик Погремушке, у Лёшки не осталось. Он вздохнул:

– Попробую. Только ты, Гласс, не особо обольщайся. Мне кажется, не в модели дело.

– А в чём?

– Как тебе сказать… Ты вот купил дорогую вещь, найденную на помойке. Кто-то просто так такие вещи выбрасывает?

– Ну, мало ли что случается…

– Вот именно! Мало ли что случается. Сам-то выбросить его не пытался?

– Пытался разок. – Гласс посерел. – Прямо среди бела дня такое примерещилось, что я вскочил, побежал к помойке и подобрал! Лёх, у меня всего два дня до кэнсела осталось!

Стеклов снова затрясся, и Лёшке, несмотря на отсутствие симпатии к Погремушке, стало его жаль.

– Вот что, Гласс, я попробую найти твою игру в Сети, а ты тем временем пообщайся с Петровичем. Поднеси ему пиво, что ли, и выясни точно, где и когда он нашёл твой смарт. И что с ним делал до того, как тебе продал. Понял?

– Лёха, я тебе по гроб…

– Повезёт – обойдёмся без гроба, – отрезал Лёшка и помчался домой.

Никакого приложения с названием «Игра талисмана», разумеется, найти в Сети не удалось. Игра закачана в единственный смартфон, и в неё играет талисман! Развлекается со Стекловым, как кот с мышью! «Неужели, соединив талисман со смартфоном, я создал монстра?! – ужаснулся Лёшка. – Что же теперь делать?!»

Очень хотелось с кем-то посоветоваться. Лучше всего с мадам Добрэн, однако, едва вернулась с дачи тётя Липа, француженка спешно улетела. У Альки был номер её мобильного, но подруга обязательно начнёт выпытывать, зачем ему понадобилась «волшебница». А он в присутствии мадам Добрэн поклялся считать Альку своей названой сестрой, оберегать её от врагов, во всём поддерживать и никогда не обманывать. То есть соврать он не сможет, а рассказать о своих подозрениях – значит перепугать Альку до смерти. Нет, подруге лучше ничего не знать! Он должен сам найти решение! Прежде всего, помочь Стеклову, чёрт бы его побрал. Пусть Погремушка и противный тип, но человек же, а не игрушка талисмана! Странно, что Петрович сумел избавиться от смартфона, а Гласс не может. Или всё-таки может? Как там говорила мадам Добрэн: единственный способ для передачи некоторых вещей другому лицу – добровольное дарение. Вот и попробуем!

Лёшка собрался немедленно бежать на поиски Стеклова, как вдруг новая мысль пригвоздила его к месту. Если Гласс передаст смартфон ему, не станет ли он сам следующей игрушкой талисмана?!

* * *

Понуро сгорбившись, Стеклов сидел на той же лавочке перед стадионом, возле которой они расстались пару часов назад.

– Расколол Петровича? – без предисловий спросил Лёшка.

Блеснув злыми слезами, Гласс помотал головой:

– Прихожу я на стоянку, где Петрович с алкашами своими тусуется. Точно, на месте старикан. Едва меня завидел, навстречу бросился, улыбается слаще Нестле, а глазки у самого бегают, словно крысы помоечные. «Привет, пацан, – говорит. – Забери свои денежки, грех с детей брать! Считай, дедушка тебе подарок сделал от чистого сердца!» Сунул мне три тысячи – и нырк в свой подъезд. Я и рта раскрыть не успел. Ждал его, ждал, да всё без толку. Удалось игру-то скачать?

Лёшка протянул ему свой смартфон:

– Держи. Найдёшь – скачивай. Буду сетевым партнёром.

Оставив Стеклова искать приложение, он отправился «стимулировать мозг». Через полчаса, потный и красный, возвратился к Глассу. Тот пристально уставился на их дом, словно видел его впервые. Лёшкин смартфон валялся на скамье. Затравленность во взгляде Погремушки сменилась лихорадочным возбуждением. Эта перемена Лёшку насторожила:

– Скачал?

– Нет такой игры! Ты, Лёха, прав, дело не в модели. Сволочной дедуля мне прóклятую мобилу загнал! Подарил, значит.

С оживлённой улыбочкой Гласс снова предался созерцанию своего балкона на тринадцатом этаже.

– Что ты задумал?

– Сам себя закэнселю, опережу прóклятую мобилу, – пробормотал Стеклов.

Лёшку словно окатило ледяной волной.

– Не дури, Гласс! У тебя ещё целых два дня есть!

– Не дури-и-и?! Ещё две ночи видеть это?! – Погремушка взорвался истерикой, как перекалённое стекло, в которое швырнули острым камушком. – Ты не знаешь, о чём говоришь! Небось, увидел бы то, что я, давно бы с балкона спрыгнул!

Вообще-то Лёшка собрался это сделать завтра. Не прыгать с балкона, естественно, а забрать у Стеклова смарт с талисманом. Но, поняв, что Гласс доведён до ручки, решил не откладывать. Днём раньше, днём позже – без разницы.

– Неси сюда свою мобилу. Идея одна появилась.

Стекловские глазки мгновенно высохли. Гласс споро вернулся, держа смартфон от «дедушки» брезгливо, как тарантула.

– Слушай меня внимательно и делай, что скажу.

Гласс в точности выполнил все указания.

– И что теперь?

– Если не выйдет, можешь прыгать, – жёстко ответил Лёшка, засовывая прóклятую мобилу в карман. – Если выйдет, подаришь этот Альке на день рождения. В случае, если я сам не смогу.

И протянул Стеклову смартфон, купленный мадам Добрэн.

 

Глава 2

Первый сетевой партнёр

Лёшка довольно долго колебался: включать или не включать? Не потому что боялся – просто было совершенно непонятно, чего ожидать от затеянной талисманом «Игры». «Ты не знаешь, о чём говоришь!» – вопил в истерике Погремушка. «Мы не знаем, с чем имеем дело», – повторяла мадам Добрэн. В конце концов Лёшка решил, что будет действовать по обстоятельствам, и, резко выдохнув, включил смартфон. На чёрном матовом экране проступили алые буквы: «Добро пожаловать в Игру, сетевой партнёр!»

* * *

Ослепительно-ясный морозный день плавно переходит в вечер. Солнце коснулось вершины западного холма, но ещё не скрылось, и снег окрашен багрянцем лучей. Со стороны восточного холма тени наливаются синевой, а впереди – бесконечное искрящееся пространство, на котором играют закатные краски. Пустота и тишина, кажется, упади снежинка, и то можно услышать. Но небо ясное, ни облачка, ни ветерка. Слышны только шаги да дыхание маленького человечка.

Мальчику лет шесть-семь. На нём косматая серая шубка, великоватая ему шапка, сползающая на лоб, варежки размера на два больше, чем нужно маленьким ладошкам, валенки, к которым кожаными ремнями привязаны короткие лыжи. Пушистый шерстяной платок кто-то заботливо замотал мальчику по самые глаза, чтобы уберечь его дыхание от мороза, но паренёк сдвинул платок вниз, и теперь с наслаждением вдыхает ртом студёный воздух и выдыхает молочный пар. Детское дыхание да мерный хруст лыж по насту – единственные звуки, нарушающие тишину.

Взрослые называют это место Идавелль-полем, для мальчика же оно – просто родина. Самое знакомое и дорогое место в мире. Место, где нет тревог и забот, где всё своё, близкое, родное – западный и восточный холмы, белое снежное пространство между ними; солнце, почти севшее за холм; месяц, бледно соседствующий с дневным светилом. Даже ямки, которые мальчик время от времени оставляет, оскальзываясь на насте и падая, тоже родные. Мальчик чувствует себя частью этого поля, а может, поле частью себя, и его переполняет любовь. Хочется расстегнуть шубку, распахнуться и обнять каждую снежинку под ногами, каждую звёздочку над головой! Так, как он обнимает маму.

* * *

В понедельник, первый школьный день после затянувшихся праздников, Алька не узнавала названого брата. Лёшка был обращён внутрь себя, и на её рассказы реагировал слабо, точнее, никак. Увлечённая подготовкой к своему дню рождения, девочка не стала к нему приставать. Во вторник Лёшка в школу не пришёл, и Алька заволновалась. Попробовала ему звонить, телефон не отвечал. После уроков она поспешила к другу домой. Открыла Лёшкина мама. Всегда улыбчивая и жизнерадостная, Ольга Владимировна выглядела осунувшейся.

– Спит. Утром пыталась растолкать в школу, но он пробормотал что-то, вроде сил нет, и толком не проснулся. Участковый врач не сумел диагноз поставить. Вызвала «скорую», пусть в больнице обследуют.

Алькины глаза мгновенно увлажнились:

– Можно я с ним посижу немножко?

Лёшка спал тихо, без малейшего движения. Дыхание было едва заметным. Алька присела на краешек его кровати:

– Лёш, это я, проснись. Ну, открой же глаза! Слышишь?! – Алька потрясла спящего за плечи, но тот не реагировал.

Дверь распахнулась, впуская молодого румяного врача «скорой помощи».

– Говорите, спит больной, мамаша? А это что за красотка над ним слёзы льёт? Подруга? Вот ведь любовь-морковь! – Доктор жизнерадостно хохотнул. – Телефончик парня возьмите. При нём оставите. Как очнётся, сразу вам позвонит.

Доктор указал на смартфон, валявшийся на тумбочке возле Лёшкиного изголовья.

* * *

Лохматый гигант сунул в рот зелёную ветку и прижмурил маленькие глазки. С наслаждением пожевал и потянулся хоботом за следующей. Летом большая семья всегда перебиралась к пойме реки, чтобы лакомиться сочным лозняком. Поодаль, на пригорке, начинался хвойный лес, почти чёрный по сравнению с яркой зеленью травы и кустарника низины. На вершине переднего дерева, длинного и корявого, сидел такой же неказистый ворон и неодобрительно косился на заполонивших низину громадных животных. Впрочем, опасности для ворона они не представляли невзирая на чудовищные размеры, угрожающие бивни и огромные кучи навоза. В последних, по мнению птицы, даже имелся несомненный плюс. И всё же шумная возня гигантов раздражала ворона.

Птица отвернулась, собираясь почистить перья, как вдруг её блестящий глаз заметил круглый белый камушек внизу. Камушек ни с того ни с сего подпрыгнул. Ворон склонил голову и недоумённо воззрился на шалый камень. Камушек скакнул ещё раз. Вслед за первым подпрыгнул ещё один. И ещё. Почему камушкам положено лежать, а не выплясывать, ворон, конечно, не знал. Но что-то не понравилось ему в их поведении. «Непор-р-рядок», – каркнул ворон и сорвался с ветви. С воплями поднялась стая его сородичей и отчаянно замахала крыльями.

Внезапно воздух загудел. Ураганный ветер, возникший из ниоткуда, сначала придал птицам небывалое ускорение, потом в ярости скрутил их тельца. Со стороны реки раздался рёв. Лохматый гигант, не успев проглотить зелёную веточку, недоумённо повернулся на звук. Взбесившиеся бурые воды вырвались из русла, взметнулись до небес и обрушились на низину.

Последнее, что запомнил мальчик, – полный недоумения взгляд животного и вздыбленный к небу мохнатый хобот с падающей веточкой лозняка. И сразу вслед за этим невыразительный голос произнёс: «Ты умрёшь».

Мальчик закричал и проснулся.

* * *

Алька понуро плелась из школы. В ушах звучали перемешанные с всхлипываниями слова Ольги Владимировны: «Алёшу перевели в реанимацию, говорят, он в коме. Врачи ничего понять не могут».

– Чё, Лёха правда в реанимации?

Алька хмуро подняла голову. Перед ней стоял Стеклов «самых честных правил» (он же Гласс, он же Погремушка). Она недолюбливала Стеклова, а Лёшка откровенно его презирал.

– У тебя ведь сегодня день рождения? – не унимался Стеклов. – Тогда вот тебе подарок. Лёха просил меня передать, если сам не сможет.

Гласс протянул Альке смартфон.

– Бери-бери, не бойся! Этот чистый, его собственный.

– Что Лёша просил тебя сделать?!

– Смарт его тебе передать. Ты же с ним вроде дружила…

– Что значит дружила?! – возмутилась девочка неуместному употреблению прошедшего времени. – Я с Лёшей и сейчас дружу!

– Не-е-е, забудь! Это дело прошлое… Закэнселят его скоро, – угрюмо сообщил Стеклов.

Алька вздрогнула:

– Что ты сказал, Гласс?! А, ну, выкладывай, что тебе известно!

Диковато озираясь, Стеклов рассказал о прóклятой мобиле.

– Слушай, ты после того, как… ну… его закэнселят, может, со мной дружить станешь? Ты симпатичная, и я перед Лёхой вроде как в долгу.

Алька смерила Погремушку презрительным взглядом:

– Спасибо, что передал подарок. Ты действительно перед ним в долгу!

* * *

Вчера он, кажется, испугал маму…

Она сидела перед зеркалом и расчёсывала волосы. Мальчик обожал, когда мама расплетала косы и начинала плавно водить гребнем вдоль длинных густых кудрей. Служанки помогали ей одеваться и раздеваться, но никогда не прикасались к её волосам. Никому не дозволялось трогать её волосы. Только ему. Он бросался к маме в объятия, нырял в шёлковый водопад её волос и удивлялся, что всякий раз они пахнут чем-то особенным. То липовым цветом, то морским бризом, то ранней осенью… Вдыхая аромат маминых волос, мальчик чувствовал себя укрытым от всех бед и напастей.

Но вчера было иначе. Вырвавшись из кошмара, он побежал к маме, с разбегу воткнулся в её колени и крепкокрепко прижался к ним. Мама отложила гребень и ласково подняла его подбородок:

– Посмотри на меня, Бальдр. Что-то случилось?

– Мама, если все-все в мире будут плакать из-за того, что я умер, я оживу?

* * *

Попасть в реанимацию оказалось невозможно – с Алькой никто не хотел даже разговаривать! Если бы случайно не встретился тот румяный врач со «скорой помощи», который отвёз Лёшку в больницу. Доставив в приёмное отделение очередного пациента, он с папкой бумаг проходил мимо, и Алька вцепилась в его рукав, как в спасательный круг:

– Доктор! Вы меня помните?! Мальчик заснувший! Он сейчас в коме, я знаю, как его спасти! Мне нужно к нему!!!

Доктор недоумённо поморгал от её воплей, потом вспомнил, пробормотал «любовь-морковь», спросил Лёшкину фамилию и пошёл что-то выяснять. Всё-таки это был правильный доктор! Он вернулся минут через пятнадцать в сопровождении женщины в зелёном костюме. Та повела Альку по запутанным больничным коридорам и наконец ввела в кабинет с табличкой «Заведующий отделением реанимации».

– Ну-с? – обратился к Альке немолодой мужчина с острыми чёрными буравчиками вместо глаз. Он сидел за большим столом и что-то писал. – Что мы имеем сообщить?

– Мне нужно увидеть Лёшу!

– Это невозможно. В реанимацию не пускают даже родственников, не говоря о посторонних.

Заведующий вновь занялся бумагами, давая понять, что разговор окончен.

– Я не посторонняя! – не сдавалась Алька. – Лёша мой лучший друг и названый брат!

– Хоть бы и родной.

– Я могу его спасти!

– Спасать – наше дело.

Алька задохнулась от злости! Этот твердолобый врач скорее позволит Лёшке умереть, чем отступит от своей инструкции. Ах, как она мечтала о талисмане! Посмотреть бы через кристалл в чёрные буравчики! В дверь постучали, и в кабинет вошла Лёшкина мама.

– Аля? – ахнула Ольга Владимировна, уставившись на девочку. – Что ты здесь делаешь?

– Рвётся к вашему сыну, – нелюбезно буркнул заведующий.

– Ольга Владимировна! Мне очень нужно к Лёше! Я могу ему помочь! Только я, и никто больше!

– Они с Алёшей дружат с пяти лет, – объяснила заведующему Ольга Владимировна и поднесла к глазам скомканный платок, – и оба такие фантазёры. Но доктор прав, Аля, в реанимацию нельзя.

И тут Альку осенило:

– Если я не могу увидеть Лёшу, то пусть у меня будет хоть что-то от него! Хотя бы телефон! У меня такой же! Вот! Можно, чтобы ему отнесли мой, а мне передали его? А когда он проснётся, мы снова поменяемся! Умоляю вас!!!

– Ладно, ладно, – поморщилась от её визга Лёшкина мама и взяла смартфон, который протягивала Алька. – Извините нас. Можно сделать так, как просит подруга моего сына?

Женщина в зелёном костюме коротко глянула на заведующего, тот раздражённо кивнул. Ему не терпелось, чтобы истеричная девчонка с дурацкими выдумками быстрее убралась из кабинета. Женщина взяла Алькин смартфон, вышла и через несколько минут вернулась точно с таким же.

Девочка просияла:

– Я буду держать в руках его телефон и очень-очень желать, чтобы Лёша выздоровел! И увидите, скоро он проснётся!

 

Глава 3

Второй сетевой партнёр

Родители предлагали отметить день рождения в узком семейном кругу, но Алька отказалась. До Лёшкиного выздоровления ни о каком празднике речи быть не могло! Удалившись в свою комнату, девочка плотно заперла дверь и активировала экран. «Добро пожаловать в Игру, сетевой партнёр!» – приветливо заалела надпись на матовом экране. Потом Альку вдруг потянуло в сон, и голос издалека позвал: «Вёльва… Вёльва… Вёльва…»

* * *

Открываю глаза и вижу лицо Хель, обезображенное багровым родимым пятном. Из-за этой «адской отметины» издевательств на долю дочери Лóки выпало предостаточно. Когда Óдин предложил ей стать хозяйкой заброшенного, безлюдного Хельма, Хель с радостью согласилась. Подальше от людей!

Хельм являл собой обширную местность на севере владений Одина, гиблую и болотистую, малоподходящую для человека. Отряды поселенцев, снаряжённых для освоения Хельма, один за другим растворялись в ядовитых туманах. Шли годы, а Хельм оставался пустым и диким. Эти-то владения Одноглазый и передал дочери Лóки. Для любого другого Хельм был местом ссылки, а для Хель – спасением от насмешек и глумления.

Когда по причине возраста одинокая жизнь стала для меня слишком тяжела, я попросила о приюте в Хельме. Хель с радостью согласилась. Рядом с ней я обрела кров и пищу, внимание и заботу, а также покой, какого не знала за всю жизнь. Относительный покой, конечно, с учётом моего дара.

– Прости, что нарушаю твой сон, вёльва. – В низком голосе хозяйки Хельма звучат нотки извинения. – К нам пожаловал гость. Одноглазый. Настаивает на беседе с тобой.

Моё настроение катастрофически портится. Что-то срочное и скверное пригнало Одина в Хельм! Иначе зачем бы ему понадобилась я?

* * *

В субботу в восемь утра Ольге Владимировне позвонили из больницы и сообщили, что её сын очнулся.

– Ничего не понимаю! – разводил руками лечащий врач. – Мальчик выглядит ослабленным, но вполне здоровым. Температура нормальная, реакции и рефлексы тоже. Даже чувство юмора у вашего сына, похоже, не пострадало. Понаблюдаем за ним до понедельника. В вашем роду не было случаев летаргии?

* * *

День перевалил за полдень, Алька всё не выходила из своей комнаты. Заглянув к дочери, мама обнаружила, что та спит прямо в одежде, а рядом с ней на подушке валяется смартфон. Мама очень удивилась и принялась тормошить Альку:

– Почему ты до сих пор спишь? Почему легла, не раздевшись? Откуда у тебя смартфон?

Вопросы сыпались как семечки из порвавшегося пакета. С трудом разлепив веки, Алька пробормотала:

– Смартфон Стеклов на день рождения подарил…

– Что ещё за подарки такие дорогие?! Сегодня же верни ему смартфон!

– Можно я ещё немножко посплю?

Коротким треньканьем старый Алькин мобильник сообщил о пришедшей эсэмэске. Едва девочка глянула на имя отправителя, её сонливость растаяла, как облачко в ясный день.

– Ура! Лёша проснулся! Мамочка, мне нужно к нему!

* * *

Ольга Владимировна сидела подле сына и совала ему в рот йогурт. Ложку за ложкой. Лёшка страшно исхудал и побледнел, голубые глаза запали так, что казались чёрными. Но, увидев подругу, он улыбнулся и отвёл руку с йогуртом:

– Всё, мам! Привет, Аль!

Сияющая Ольга Владимировна вскочила и сжала девочку в объятиях:

– Не иначе это ты спасла Алёшу! – И подробно рассказала о том, что происходило вчера в кабинете заведующего реанимацией.

Алькина мама от изумления не могла вымолвить ни слова.

– Можно мы с Алей одни поговорим? – попросил Лёшка.

Когда женщины вышли из палаты, Лёшка сжал Алькину ладонь:

– Спасибо, что вытащила из комы. Ты в игре? Сетевой партнёр? Значит, вот что хотел талисман от Погремушки! Не себе Гласс должен был найти партнёра по игре, а талисману! Сам Стеклов ему не подошёл…

– Я талисман понимаю, – скривилась Алька, вспомнив вчерашнее предложение Стеклова дружить с ним.

– Спать хочешь?

Подруга зевнула в ответ.

– Завтра ты уже не сможешь встать. С тобой будет то же, что со мной. Это Глассу талисман давал десять дней на наши поиски. У сетевого партнёра только один день на втягивание, потом полностью отключаешься. Срочно звони мадам Добрэн! Пусть прилетает как можно быстрее. Втроём мы сможем передавать смартфон с талисманом по кругу, правда, будем вялыми, как снулые карпы, но это лучше, чем кома. Мы должны найти способ…

Вернулись Ольга Владимировна и Алькина мама, и Лёшка замолчал.

– Алёшин смартфон с тобой? – спросила у Альки мама.

– Нет, а что?

– Жаль, а то бы мы сейчас их обменяли, а потом отдали бы Стеклову его подарок.

Девочка растерялась, не зная, что ответить, но Лёшка пришёл ей на помощь:

– Не надо отдавать смартфон Стеклову, это не его подарок. Смартфон купила мадам Добрэн. Когда мы занимались с ней французским, она заметила, что у Али старый мобильный. И решила сделать ей подарок на день рождения. Я должен был его вручить, а потом попросил это сделать Стеклова, если сам не смогу…

Лоб Ольги Владимировны прорезала морщина.

– Что ты говоришь, Алёша?! Ты знал, что заболеешь?!

– Любой может заболеть.

– Заболеть, конечно, может любой, но нельзя об этом знать заранее! – воскликнула Ольга Владимировна.

– Я почувствовал, что засыпаю на ходу, и попросил Стеклова передать смартфон, чтобы подстраховаться.

Переглянувшись с Ольгой Владимировной, Алькина мама подключилась к дознанию:

– Аля, почему ты сказала, что смартфон подарил Стеклов, если это подарок мадам Добрэн?

– Стеклов мне об этом не говорил.

– Я выясню правду! – решительно заявила Алькина мама.

Ольга Владимировна хмуро кивнула. Что детки что-то скрывают, было ясно обеим.

* * *

Дар проявился у меня в четыре года, как у всех вёльв в нашем роду. Вёльва – моё имя, род и судьба. К вёльвам приходят видения, открывающие истину. Раз в год сёстры (все вёльвы считаются сёстрами) собираются вместе, и каждая рассказывает, что ей открылось за двенадцать месяцев. Из этих рваных, разбросанных во времени и пространстве кусочков истины мы, как лоскутное одеяло, шьём летопись мира. В этом тайный смысл нашего дара.

Но другие сёстры счастливей! В видениях им открывается разное, хорошее в том числе. Я же вижу лишь смерть и страдание во всех формах, доступных воображению. И никогда – гармонию, мир, изобилие. Впрочем, я не ропщу. В детстве наставница внушала мне, что дар – не награда и не наказание, а знак отличия. Мы отличаемся от других людей способностью видеть кусочки истины, а я, увы, отличаюсь от сестёр кошмарной направленностью видений.

Это известно Одину! Зачем же ему понадобилась я?! Прикрываю веки и жду гостя. Царь входит стремительной, лёгкой походкой – мне не нужно это видеть, я слышу. В крупных мужчинах меня всегда покоряет лёгкость поступи.

– Не прикидывайся спящей, вёльва! – Один даже не удосужился поздороваться. – Ты возьмёшься выполнить заказ?

* * *

Мамин голос звенел натянутой струной.

– Ты сказала неправду! Стеклов уверяет, что передал тебе смартфон Алёши и ты это знала!

Алька села, зевая. Когда они вернулись из больницы, мама сразу же отправилась на поиски Стеклова. Алька едва доплелась до своей комнаты, оставила француженке сообщение и прилегла. Всего на минутку, а мама уже дома! Девочка постаралась держать голову прямо, ибо её (голову) неудержимо клонило к груди. А ещё лучше к подушке.

– Смартфон действительно купила мадам Добрэн, но не мне, а Лёше… Он потерял подаренный ему родителями и ужасно огорчался… Потом потерянный смартфон нашёлся, и второй он передал мне через Стеклова… Мы не сказали всей правды в присутствии Ольги Владимировны… Лёша не хотел, чтобы родители узнали, что он терял их подарок…

Мама в крайнем возбуждении не заметила заторможенности дочери и продолжала выводить Альку на чистую воду.

– Если ты заявляешь, будто оба смартфона принадлежат Алёше, то зачем устроила сцену с обменом в кабинете заведующего реанимацией? Как вообще ты туда проникла? Аля! Если ты знаешь, что случилось с Алёшей, то должна всё рассказать! Твой друг едва не погиб! Ты не представляешь, что пережила его мама!

Глаза у Альки слипались, сил держать голову прямо больше не осталось.

– Мамочка, я хочу спать… Наверное, от Лёши заразилась…

И мама испуганно смолкла.

* * *

– Фригг считает тебя своей матерью, вёльва…

Голос царя смягчается, когда он произносит имя жены. А меня его слова забрасывают в прошлое, в день, когда я нашла маленькую Госпожу.

Я шла на ежегодную встречу сестёр. Весна готовилась передать эстафету лету, воздух вливался в грудь, в ушах звенело от птичьего щебета. Опушка леса и поляна словно соперничали друг с другом оттенками зелёного: у кого красивее? Конечно, у старого дуба посреди поляны! Я залюбовалась сияющей зеленью дубовой листвы и не сразу приметила ребёнка. Крошечная девочка лет полутора, казалось, выискивала букашек в траве. Вдруг она повернула ко мне головку, покрытую золотыми кудряшками, и посмотрела требовательно, в упор. Зелень её глаз была сродни зелени дубовой листвы – ни до, ни после ни у кого я не видела таких глаз! Через мгновение малышка улыбнулась и протянула ко мне ручонки. Сердце моё раскрылось и навеки впустило в себя Фригг. Так я назвала девочку.

Для вёльв все найдёныши – дети Богини. Мальчиков мы пристраиваем сразу, девочек оставляем у себя, пока не выяснится, кто из них владеет даром. Этих начинаем учить, остальным подыскиваем приёмных родителей. Дети все разные, но я не встречала ребёнка более прелестного, чем Фригг в её ранние годы. Более любознательного, деятельного и бесстрашного. Чувство достоинства и независимость были у неё в крови, а вот дара не оказалось.

* * *

Алькина мама металась по квартире, не зная, куда и к кому обращаться. Вызывать «скорую»? Проделывать тот же путь, что и Лёшины родители, которым ни один врач не объяснил, что случилось с их сыном? Зазвонил сотовый дочери.

– Аля, это мадам Добрэн.

– Аля спит.

– Извините. Она полчаса назад оставила мне голосовое сообщение и просила с ней связаться. Когда Аля проснётся…

– Мадам Добрэн, я не знаю, когда она проснётся! Они с Алёшей чем-то заразились! Алёша в понедельник почувствовал упадок сил, вялость, сонливость, а через три дня – кома! Врачи в полном недоумении, целый консилиум собирали, ничего не поняли. Сегодня мальчик проснулся, теперь Аля спит! Чертовщина у нас какая-то! И со смартфоном, который вы Алёше купили, очень странная история. Дети что-то скрывают.

– Вылетаю ближайшим рейсом.

* * *

Когда стало ясно, что Фригг не обладает даром, я начала подыскивать ей приёмных родителей. Сёстры мне рассказали, что супруга воеводы Фьёрга недавно потеряла единственного ребёнка. Умевший крепкой рукой наводить порядок среди воинов, воевода совсем растерялся перед безутешным горем жены. Целыми днями женщина бродила с замотанным в плат поленом и пела ему колыбельные песни. Я попросила одну из вёльв, лично знавшую супругу Фьёрга, намекнуть ей на возможность удочерить Фригг. Не знаю, что именно вёльва нашептала безумной матери, но та сожгла полено вместе с платком и стала готовить палаты для приёмной дочери.

Накануне приезда воеводы я долго не могла заснуть. Фригг встала с соседней лежанки, подошла ко мне и обняла своими пухлыми ручонками:

– Завтра я уеду с новым папой и буду жить с ним и новой мамой до самой свадьбы. Обещай, что ты приедешь ко мне на свадьбу!

Что же за неотложная надобность пригнала ко мне твоего мужа, моя девочка? Словно отвечая на мой незаданный вопрос, Один повторяет:

– Ты возьмёшься выполнить заказ? Видение о судьбе Бальдра.

* * *

Француженка прилетела в воскресенье утром и немедленно отправилась к Альке. Девочка спала тихо-тихо, не шевелясь, едва заметно дыша.

– Проснись, доченька, мадам Добрэн здесь. – Алькина мама, не выдержав, всхлипнула. – То же самое было с Алёшей!

– Не переживайте раньше времени, ведь мальчик пришёл в себя. Я уверена, что завтра и Аля проснётся, – постаралась её успокоить француженка. – Я зайду к ней, а пока навещу её друга.

Узнав, в какой больнице находится Лёшка, мадам Добрэн стала прощаться и вдруг, словно что-то вспомнив, указала на смартфон, валявшийся в изголовье девочки:

– Это тот телефон, что я купила Алёше? Можно я им временно воспользуюсь? Мой совсем разрядился, а зарядку я впопыхах забыла.

* * *

Асы часто обращаются к нам, чтобы узнать, будет ли успешным исход их предприятия. Вёльвы не очень любят работать с заказами. Для видения на заказ нужна тщательная подготовка, а результат может не понравиться заказчику. Что, понятно, притупляет его желание выкладывать кругленькую сумму за полученную информацию. Поэтому вёльвы всегда берут плату вперёд. При нашем образе жизни нам самим мало что требуется, но так мы пополняем фонд детей Богини, позволяющий хорошо пристраивать найдёнышей. Когда-то я неплохо работала с заказами, только обращаться ко мне себе дороже, ведь ничего хорошего я не вижу. Тогда Локи научил асов задавать мне «правильные» вопросы, то есть спрашивать не о своей судьбе, а о судьбе врагов.

Значит, Один хочет узнать о судьбе?! Не военного похода с целью захвата чужих земель, не коварной вылазки с целью похищения чужих богатств, не удачливого вора, прикарманившего его собственные сокровища! Хочет узнать о судьбе своего второго сына, любимца Фригг. О судьбе светлого мальчика, в котором заключена надежда асов. У меня! Он что, забыл?!

– Я помню, – вздыхает царь, – но обращаюсь именно к тебе. Ты никогда не лжёшь, вёльва.

* * *

– Что было в твоей «Игре»? – спросила мадам Добрэн, выслушав Лёшкин рассказ о том, как нашёлся смартфон с талисманом.

– Маленький мальчик. Я был им. Помню заснеженное поле, и мне так хорошо, я так люблю это поле, да и вообще всех. А больше всего маму. Потом мне стали сниться кошмары. И каждый заканчивался одними и теми же словами: «Ты умрёшь». Ну, а мальчик, то есть я, совсем ведь маленький. Я побежал к маме и спрашиваю: если все-все будут плакать по мне, когда я умру, я смогу воскреснуть?

– Не помнишь имя мальчика?

– Мама его называла как-то на Б… Бэль… Баль… Точно, Бальдр!

Мадам Добрэн не сумела скрыть изумления.

– Вы знаете, кто такой Бальдр? – воскликнул Лёшка.

– Так в скандинавской мифологии звали одного бога.

– Расскажите про него!

– Обязательно. Только не тебе одному, а вам обоим, когда Аля проснётся.

– Но ведь тогда заснёте вы! Если вы вступите в игру сегодня, то завтра ещё сможете что-то рассказать, а послезавтра будете полностью внутри игры, как мы с Алькой. Я вот что предлагаю: давайте передавать смартфон с талисманом по кругу!

– Отличная идея, – улыбнулась француженка.

 

Глава 4

Третий сетевой партнёр

Талисман предлагает им всем одну игру или каждому свою, как во время путешествия Али и её друга по живой памяти? Но их слишком мало! Даже если воспользоваться Лёшиной идеей и передавать смартфон с талисманом по кругу, игра утянет их всех! Нужны дополнительные игроки! Однако француженка подозревала, что ненастроенные на талисман люди не будут им приняты в качестве партнёров по игре. Так что остаются только бывшие помощники Несруки. Мадам Добрэн поморщилась, вспомнив тягостное объяснение с братцами. Ну да ладно, дело прошлое.

* * *

– И чего ты занудел: «Мы ещё подумаем»? – возмущался Ю, младший из братьев. – Это же фантастика, что нам предлагали! Семинар «Магия вуду для вашего благосостояния»! Набрать триста участников! Не работа, а пальчики оближешь!

– На, облизывай. – Йа невежливо сунул брату под нос волосатый кулак. – Ты договора когда-нибудь читать научишься? Ты хоть понял, о чём речь? Распространение информации о семинаре через сайт, с их стороны, и стопроцентная предоплата за аренду помещения – с нашей. А если информация с их сайта даст нам одного человека, а не триста? Пальчики оближешь?!

Ю насупился и умолк. Разница в возрасте с братом у них составляла минут пять, тем не менее Йа воображал себя гораздо опытнее. В кармане брата раздался сигнал вызова, и Йа достал телефон.

– Здравствуйте, мадам Добрэн. Да, мы в городе. Повторите ещё раз название вашего отеля. Через час будем.

* * *

Мадам Добрэн приняла бывших помощников в гостиничном номере.

– Значит, от нас требуется участие в сетевой игре, сутки через трое, – резюмировал Йа. – Оплата еженедельная по факту проведённой работы.

– Может, авансик? – пискнул Ю.

– Аванс не предусмотрен, – отрезала француженка. – Жду вас у себя в номере завтра в полдень.

Несруки откланялись, и мадам Добрэн включила смартфон. «Добро пожаловать в Игру, сетевой партнёр», – выплыло из матовой черноты приветствие талисмана.

* * *

Погружённый в раздумья, Бальдр не заметил моего приближения.

– Что ты делаешь под этим дубом, мой мальчик? Асы собрались на поле, шары кидают, к игрищам поминовения готовятся. А ты почему не со всеми?

– Позже, Локи. Сейчас мне не хочется.

– Ты плохо выглядишь, Бальдр. Что случилось?

– Опять эти сны стали сниться…

– Какие сны?

– Неважно. Локи, ты ведь такой же умный, как папа…

Я хмыкнул. Ну, спасибо, юноша, польстил!

– Вот я и хочу тебя спросить: отчего вы такой неправильный мир устроили?

Уже интересно! Папа, значит, неправильный мир устроил…

– Что же тебя не устраивает, Бальдр?

– Тор вчера похвалялся, что разнёс череп деве-великанше. А знаешь, за что? Ладья его в иле увязла, и всей его силы богатырской не хватило, чтобы с места ладью сдвинуть. А дева мимо проходила и предложила помочь. И когда он с её помощью ладью сдвинул, охватил его гнев, что она смогла сделать то, что величайший из асов не сумел. Тор выхватил молот и разбил ей череп. И теперь всем рассказывает, что очередную великаншу убил. Это нормальный мир?!

Он сидел, я возвышался над ним, надо мной возвышался дуб, а в листве притаилась омела. Я погладил юношу по льняным волосам:

– Тор дурак, и мир ненормальный.

– А дева-великанша? – Бальдр испытующе смотрел на меня. – Она-то ведь была нормальной! Увидела, что кому-то нужна помощь, и помогла! А ей за это молотом по черепу!

– Тор – дурак, исполненный гордыни.

Что ещё я мог ему сказать? Мы все такие же, как Тор. Все, кроме него!

Бальдр кивнул, точно услышал мои невысказанные мысли, и опустил голубые глаза:

– Вот и я не как Тор и не как все. И мне тоже скоро дадут молотом по черепу.

Не зная, чем его утешить, я молча рассматривал затаившуюся в ветвях омелу. А та словно внимательно вслушивалась в наш разговор.

* * *

– Привет, Госпожа!

Фригг с неохотой отвела взгляд от зеркала. В красивых женщинах меня всегда бесила страсть к самолюбованию, однако я отчасти признавал их правоту. На месте зеркала я бы не позволил Фригг от меня отвернуться. Притягивал бы к себе! Слишком хороша была Госпожа!

– Привет, Локи. – Зелёные глаза Фригг вовсе не радовались моему появлению, а словно вопрошали: «Зачем пожаловал, Лукавый?»

– Всё ли благополучно в доме? – поинтересовался я.

Очи Фригг зазеленели ещё сильнее – кажется, мой вопрос её оскорбил.

– Мудростью мужа и моими неусыпными трудами, – гордо ответствовала царица.

Вот ведь самовлюблённая дура!

– С детишками всё в порядке?

Зелень вспыхнула совсем уж нестерпимо! Нет, всё-таки Фригг тупа и прямолинейна, как незаточенное бревно! Хотя и я хорош, детишки-то все уже взрослые мужики!

– Не темни, Локи! Что ты хочешь сказать?

– Бальдр какой-то скучный стал.

– Не замечала!

В этом она вся! Сплошной гонор и ни капли проницательности!

– Ну, тогда я пошёл.

– Локи, ты уже лет двадцать твердишь, что приходишься Хель и отцом, и матерью. Давно хотела спросить: каково тебе было рожать?

Ага, мы уже насмехаемся…

– Давать жизнь – ни с чем не сравнимое ощущение! Я всегда завидовал женщинам, а когда побывал в их шкуре, стал завидовать вдвойне.

Кажется, Фригг купилась.

– Может, всё-таки присядешь?

– Спасибо, Госпожа, спешу – опять на сносях! А ты всё-таки приглядись к Бальдру.

* * *

«Не суйся не в свои дела, когда не просят», – зло клял я самого себя и, тем не менее, обнаружил, что стою возле дуба с омелой. Бальдр сидит на том же месте, точно не вставал, а поодаль в чахлой тени берёзки примостился слепой Хед.

Первенец Одина и Фригг потерял зрение после того, как во время игрищ ему заехали по затылку кожаным шаром, набитым песком. Пущенный богатырской рукой, такой шар не только глаза, душу мог вытряхнуть. Душа у Хеда осталась, а вот зрение целители вернуть ему не смогли. Пока был зрячим, Хед считался отличным воином, даже одним из лучших. А тут стал беспомощным, как слепой котёнок. От отчаяния хотел руки на себя наложить, но Бальдр не отходил от брата ни на шаг. И внушал Хеду, что его воинские навыки никуда не делись и слух при нём остался. Потом братья стали надолго пропадать вдвоём. В потайных местах Бальдр помогал Хеду овладевать слухом, служил добровольной мишенью, в которую слепой бросал копья во время тренировок, пока полностью не освоился со своим новым состоянием. Шумных скопищ молодёжи Хед избегал, зато от Бальдра его было не отклеить. Он мотался за ним повсюду, разве что на свидания с Найной не ходил.

Найну сосватала Фригг. Странной всё-таки была матерью зеленоглазая Госпожа! К своему первенцу вообще никаких чувств не питала, даже когда того постигла слепота, навестила всего-то раз, а может, того меньше. Младшего тоже не замечала. Вся её любовь сосредоточилась на втором сыне.

Решение о женитьбе Бальдра Фригг приняла внезапно и выбрала в невесты Найну, дочь Цепа. И рода Найна хорошего, и воспитания, да только сама – никакая! А что в Бальдра влюблена, так в него все девицы влюблены, эка новость! Но любая великанша, не говоря уже о женщинах асов, обладает собственным лицом. Найна же похожа на зеркало: отражает другого, а сама остаётся невидимкой. Умна Фригг, ничего не скажешь! Телом, значит, будет Бальдр при Найне, а душой останется с матерью. Ибо как этой простушке, душе-невидимке, с Госпожой сравниться! Умна… Только дура! Всё просчитала, а того, что перед глазами, не видит. А перед глазами – Бальдр под дубом уронил голову на колени (почему-то он здесь, а не в невестиных объятиях), и незрячий Хед маячит в чахлой тени березки.

– Привет, Бальдр.

Юноша с трудом оторвал лицо от колен, скользнул по мне мутным взором, и я опешил. Да он пьян! Это Бальдр-то, который ни единого рога на праздниках не осушал! Икнув, Бальдр снова уронил голову. Я склонился и сжал в ладонях его виски. К этому приёму из колдовского арсенала великанши Анбоды я прибегал лишь в исключительных случаях – зрелище пьяного Бальдра определённо относилось к таким! Через меня прошла струя хмеля, чужого, а потому отвратительного.

– Спасибо, Локи. Мне лучше. – Глаза Бальдра слегка прояснились.

Что же довело парня до такого состояния? Ведь не предстоящая женитьба…

– Снова сны, Бальдр? – озвучил я внезапную догадку.

Он мрачно кивнул.

Я опустился рядом и тоже привалился спиной к дереву:

– Расскажи.

Юноша тоскливо глянул на меня и неожиданно сжал мою ладонь:

– Расскажу, Локи. Можно я буду держать тебя за руку? Она такая тёплая. И живая…

* * *

Горничная постучала ещё раз, затем открыла номер и занялась уборкой в ванной комнате. Тележка с чистыми полотенцами и туалетными принадлежностями стояла возле распахнутой двери. Несруки на цыпочках проникли в прихожую и спрятались в гардеробе. В гардеробах убираться не принято, а следить за горничной оттуда было очень удобно.

– И что теперь? – шёпотом спросил Ю, когда горничная удалилась.

– Войдём в комнату и будем ждать. Мадам Добрэн нам назначила встречу в двенадцать. Мы торчим перед дверью уже полчаса, а её всё нет.

– Может, ещё разок позвоним?

Ю опасался вторгаться в пустой номер, но Йа решительно толкнул дверь и вскрикнул. Француженка сидела в глубоком кресле. Её руки покоились на подлокотниках, голова была откинута назад. Лицо бледное и спокойное, глаза закрыты.

– Умерла? – потрясённо выдохнул Ю.

Йа бесшумно подобрался ближе к креслу.

– Дыхание ес ть, – с ообщил он. – Странно…

На полу рядом с креслом валялся смартфон. Йа поднял аппарат и обернулся к брату:

– Вызови-ка её ещё раз.

Ю с готовностью исполнил. Смартфон в руке Йа молчал, приглушённый сигнал вызова донёсся из сумки, брошенной на кровати.

Йа снова повернулся к спящей:

– Мадам Добрэн, проснитесь!

Веки француженки дрогнули. Некоторое время она взирала на братцев без малейшего выражения, так сказать, не видя их в упор. Затем пошевелила пальцами рук, потянулась и, наконец, соизволила улыбнуться:

– Я, кажется, спала.

– Мы вообще-то уже полчаса пытаемся до вас дозвониться и достучаться.

– Спасибо за пунктуальность. – Стряхнув остатки сна, мадам Добрэн забрала у Йа свой смартфон. – Кто заступает на вахту?

– Я! – хором откликнулись Несруки.

– Хорошо. Йа, раз уж первым его взял ты, пусть он сегодня остаётся у тебя. – Француженка протянула старшему братцу смартфон. – «Игра», о которой я говорила, походит на путешествие по живой памяти. Она захватывает сознание играющего так, что тот не может выйти из неё, пока не вступит новый игрок. Чтобы избежать потери контакта с реальностью, нужно действовать командой.

– Команда – это вы, я и Ю?

– Плюс девочка и мальчик. Вы с ними уже знакомы. Надеюсь, на сей раз вам удастся произвести на них лучшее впечатление. Сегодня в «Игру» вступит Йа, а мы с Ю пообщаемся с ребятишками. Завтра встретимся все вместе, потом Йа передаст вахту Ю, его сменю я и так далее. Наша цель закончить «Игру», по возможности поняв её смысл.

– Зачем искать смысл, если компьютерные игрушки создаются просто для развлечения? – удивился Ю.

– Эта игрушка называется «Игра талисмана». И смысл в ней есть наверняка.

– Что от меня требуется? – перешёл к делу Йа.

– Сядь на моё место и включи смартфон. Что видишь?

– Надпись «Добро пожаловать в Игру, сетевой партнёр», – ответил старший братец и невежливо зевнул.

– Удачи, – пожелала мадам Добрэн и потянула Ю к выходу. – Пора навестить Алю и её друга.

* * *

Лёшку выписали в десять утра, к двенадцати он был дома. Ольга Владимировна готовила сыну протёртые пюре и свежевыжатые соки, потому что глотать ему было больно. Когда же она видела Алёшины вены и запястья, исколотые капельницами, то едва не плакала. Заметив мамину реакцию, Лёшка сменил футболку на рубашку с длинным рукавом и придал себе бодрый вид. Даже чрезмерно бодрый, потому что от смены положения его подташнивало, а при движении иногда пошатывало. Однако беспокоило мальчика другое. Он-то завтра войдёт в норму, но единственная возможность забрать у мадам Добрэн смартфон – сегодня! Надо узнать у Альки телефон француженки. О том, что подруга проснулась накануне вечером, он слышал от мамы. Но и он, и Алька (и мадам Добрэн наверняка тоже) сейчас заторможенные, как снулые карпы. Как встретиться с француженкой?! Эх, побегать бы для озарения! Но о беге в таком состоянии можно было только мечтать.

Лёшка вышел на балкон. На стадионе уже гоняли в футбол ребята, вернувшиеся из школы. Вздохнув, мальчик перевёл взгляд во двор и заметил человечка, праздно расположившегося на одной из лавочек. Стоп! Где-то он уже видел этого типа! Да здесь же и видел, когда демонстрировал Альке папин телеобъектив! Только тогда типов было двое. Как их называла подруга… Несруки?

Подозрительный тип поднял голову, заметил Лёшку, вскочил и начал отчаянно жестикулировать. Понять смысл жестов не составляло труда: коротышка призывал мальчика спуститься или выражал готовность к нему подняться. Лёшка протянул руку вперёд – дескать, жди. О том, чтобы выйти на улицу, речи не шло, а вот упросить маму сходить в магазин было вполне реально. Конечно, то, что он собирался сделать, в корне противоречило его мужским принципам, но…

– Мам, хочу мороженого.

«Одну минутку», – бросила мама в телефонную трубку и повернулась к сыну.

– «Баскин Роббинс», – краснея за себя, уточнил Лёшка. – С пеканами.

Через десять минут, исполняя желание своего драгоценного чада, Ольга Владимировна вылетела из подъезда. И совсем не обратила внимания на низкорослого незнакомца, который, пропустив её, зашёл внутрь. А зря! Ибо через минуту коротышка стоял перед их квартирой, а драгоценное чадо, распахнув дверь, приглашало его войти.

 

Глава 5

Четвёртый сетевой партнёр

Наконец-то перевитые жемчужинами косы легли так, как надо. Фригг ещё раз придирчиво оглядела себя и осталась довольна – зеркало отражало лицо без единой морщины и безупречную осанку, которой завидовали все.

– Хорошо.

Хороша была она. Хорош Фенсалир – отданная мужем в её безраздельное пользование часть их обширных хором. Хорош её супруг – некогда конунг, а ныне могущественный царь, почитаемый наравне с богами. Хорош разросшийся Асгард. Хорошо было всё, кроме того, что творилось с её любимым сыном!

Ведала она и без Лукавого, что с её мальчиком неблагополучно, от того и поторопилась обручить его с дочерью Цепа. Надеялась, что объятия Найны развеют скуку Бальдра. Зря надеялась! Вчера Найна вновь жаловалась, что Бальдр погружается в страшные сны и ни ласками, ни уговорами не удаётся его пробудить. И горько пожалела Госпожа, что поспешила с выбором невесты. Слаба оказалась дева! Будь на её месте Фригг, уж она-то нашла бы способ вырвать жениха из кошмара. Мысль царицы внезапно скакнула в прошлое, в день, когда она впервые увидела Одина.

* * *

Слухи о доблести, справедливости и военной удаче конунга Водана стлались алым сукном, опережая его передовые отряды. Говорили, молодому конунгу предсказано основать великую державу и господствовать над народами. Вот и двигался Водан с юга на север в поиске подходящих земель, а его слава и разноплемённая рать росли как снежный ком. И докатились наконец до владений воеводы Фьёрга.

Воевода к тому времени овдовел и сильно сдал. Управлялась с немалым хозяйством приёмного отца семнадцатилетняя Фригг, и, надо сказать, успешно. Молва о красоте и мудрости дочери Фьёрга долетела до Водана. Разбираемый любопытством, так ли уж хороша и разумна Фригг, как о ней говорят, конунг, одетый простым дружинником, явился к Фьёргу с одним из своих отрядов. Командир отряда передал старому воеводе, что Водан предлагает ему покровительство.

Вместе с любимой женой Фьёрг утратил и жизненную силу. Отражать враждебные набеги с каждым годом ему становилось труднее. Самое время было выдать Фригг замуж и передать власть зятю. В женихах девица недостатка не испытывала, да уж больно сама оказалась разборчивой: ни один из претендентов её не устраивал!

Покровительство Водана избавляло воеводу от головной боли. Фьёрг попросил передать конунгу, что примет помощь с глубочайшей благодарностью, и пригласил ратников разделить с ним трапезу. Под руководством Фригг дружно сдвигались столы, покрывались коврами лавки, расставлялась посуда. Вращались вертела с кусками бычьей туши, шипели засыпанные в яму угли, на которых жарился кабан. Пробегая мимо гостей, Фригг внезапно ощутила чей-то пристальный взгляд. Обернулась – и застыла на месте! Ни у кого из князей и вождей не видела она более значительного лица, более проницательных глаз, чем у этого простого воина! А он тем временем уже вставал со скамьи, и девушка залюбовалась не только его лицом, но и статной фигурой.

– Предлагаю осушить первый рог за хозяина этого дома и его прекрасную дочь, оказавших нам царский приём.

В ту ночь Фригг ворочалась, вздыхала, вставала, снова ложилась и едва закрывала глаза, как перед ними вновь и вновь появлялось лицо воина, предложившего первый рог за приёмного отца и за неё. В ушах звучал его голос, и девушка упивалась им, как райской музыкой. Заснула Фригг лишь под утро, да и то всего на часок. Вскоре её разбудила служанка и передала, что воевода хочет видеть дочь незамедлительно. Наспех одевшись, Фригг поспешила к отцу, недоумевая, что тому потребовалось в такую рань.

Фьёрг восседал на обычном месте хозяина, а перед ним стоял воин, образ которого не давал ей заснуть. Щёки Фригг вспыхнули, она с ужасом подумала, что не успела заплести косы. От досады навернулись слёзы, но, вместо того чтобы броситься вон из палаты, Фригг едва слышно спросила:

– Зачем ты звал меня, отец?

– Доблестный конунг Водан просит тебя стать его женой. Этот витязь должен передать ему ответ.

Воин сделал шаг к девушке, взял её правую ладонь и аккуратно надел на средний палец великолепный перстень с крупным сапфиром.

– Конунг Водан просит тебя принять его скромный дар вне зависимости от того, что ты ответишь, – мягко молвил он.

Фригг же смотрела не на прекрасное украшение, а на свою узкую белую кисть, которая покоилась в твёрдой ладони воина. Более всего девушке хотелось, чтобы время замерло и её рука оставалась в этой ладони навечно. Наконец все присутствующие почувствовали, что пауза слишком затянулась.

– Ты готова дать ответ, дитя? – спросил воевода.

– Благодарю за щедрость, которую я ничем не заслужила. – Фригг подняла голову, её взгляд снова столкнулся с глазами воина, и вновь зазвенела тишина.

Фьёрг не выдержал:

– Что ты ответишь конунгу?

– Я слышала о нём самые лестные отзывы. Только отчего же конунг сам не пришёл свататься? Ему неинтересно взглянуть на невесту? У него их так много? – Не поворачивая к отцу головы, Фригг вопрошала серые глаза воина.

– У конунга до сих пор не было невест, – отвечал тот, – но он доверяет мне. А я не видел девушки более восхитительной. Если ты согласишься стать его Госпожой, он будет счастливейшим из мужей.

– Что же ты не посватался сам, раз я так тебе приглянулась?

Фригг не ожидала от себя такого! Как у неё мог вырваться столь нескромный вопрос?!

– Я всего лишь обычный воин.

– Путь многих вождей начинался с обычного воина. Назови своё имя.

– Называй меня Один. Или Един.

– Один-Един… Значит, один-единственный.

Фьёрг слушал, багровея. Приёмная дочь, красавица из красавиц, умница из умниц, сошла с ума! Откровенно вешается на шею какому-то безвестному дружиннику!

– Ты готова отказать могущественному конунгу ради простого воина? – тихо спросил Один.

– Ради одного-единственного простого воина, – отвечала Фригг, изумляясь себе ещё больше. – Стать твоей женой я соглашусь. Если осмелишься посвататься.

Серые глаза вспыхнули радостью.

– Жди сватов!

Поклонившись воеводе, Один стремительно вышел.

– Что ты наделала? – потрясённо прошептал Фьёрг. – Без ратей Водана мы не продержимся долго, а ты оскорбила его своим отказом! Чем нам поможет этот твой Один?

Но Фригг бросилась отцу в колени и зашлась безутешными рыданиями.

– Влюбилась, – обречённо вздохнул воевода, и головная боль, рассеявшаяся было, обложила сознание старика грозовыми тучами.

На следующее утро, едва взошло солнце, перед их вратами уже стоял конный отряд. Зычно загудели рога, забили мечи о щиты, и давешний командир объявил:

– Конунг Водан просит владетельного воеводу принять его для разговора!

Фригг той ночью опять не сомкнула глаз, задремала лишь на рассвете и вскоре была разбужена шумом. Нырнув в первое попавшееся платье, она помчалась разыскивать приёмного отца. Когда ей сообщили, что Фьёрг у ворот встречает конунга Водана, сердце девушки отчаянно заколотилось. Две фигуры были видны издалека – отец и высокий воин в доспехах. Фригг застыла поодаль от них.

– Спроси её сам, конунг, – донеслись слова воеводы.

Фьёрг подозвал дочь. Смущённо потупившись, Фригг приблизилась к мужчинам.

– Я полюбил тебя, как только увидел… – произнёс знакомый голос.

– Один? – пр олепетала Фригг. – Но как же…

– В моём войске люди разных племён, говорящие на разных языках. Меня называют и Водан, и Один, и Един, и многими другими именами. Твой вчерашний отказ Водану и обещание согласия, если посватается Один, окрылили меня надеждой, я едва дождался утра! Обещаю, Фригг, ты не пожалеешь, если станешь моей женой! Клянусь до конца жизни почитать тебя и хранить тебе верность. Что ты ответишь мне, Фригг?

Потом была пышная свадьба и две трети жизни, прожитой совместно с Одином. Слово супруг сдержал – Фригг ни разу не пожалела о своём согласии! Только благодаря силе любви, связавшей её с мужем, в мир мог прийти Бальдр.

Мысли царицы вернулись к насущным вопросам. Зря поторопилась она с помолвкой! Найна-то влюблена в Бальдра не меньше, чем Фригг в Одина, да вот сын, в отличие от своего отца, совсем не околдован невестой. Подавив невольный вздох, Госпожа вынула из ларца холщовый мешочек и задумчиво повертела в руках. Не пора ли доставать талисман?

 

Глава 6

Сетевая игра: Первый раунд

КОМАНДА

Сетевые партнёры в полном составе и не заступивший пока на вахту Ю собрались в номере мадам Добрэн. Француженка попросила всех по очереди пересказать фрагменты того, что открылось им во время «Игры».

– Так ты в «Игре», мой сын, да? А ты, значит, моя приёмная мать? – Утративший всю деловитость, Йа крутился от Лёшки к Альке. – А вы, мадам Добрэн, что ещё за Лукавый? Вы мне, между прочим, не очень нравитесь!

– Если мы начнём сейчас разбираться в чувствах своих персонажей, то забудем, ради чего собрались. Нам нужно отделять себя от «Игры»! Ю, возьми смартфон. Дома вступишь в «Игру». Завтра Йа тебя разбудит и передаст смартфон мне.

– Мадам Добрэн, вы обещали рассказать про Бальдра! – напомнил Лёшка.

– Это имя одного из скандинавских богов. Исландец Снорри Стурлусон в первой четверти тринадцатого века написал книгу и назвал её «Эддой». В ней он изложил мифы о богах. Через четыреста лет после его смерти нашли пергаментную рукопись, содержавшую песни о тех же богах. Книгу Стурлусона сейчас называют «Младшей Эддой», а найденную пергаментную рукопись – «Старшей Эддой», поскольку она древнее.

– А Бальдр был каким богом? – Лёшке не терпелось узнать про своего героя, а исторические подробности могли подождать.

– Мнения расходятся. По-моему, ближе всего к истине, что Бальдр был богом света.

Ю: ОМЕЛА

Эти двое опять пристроились под моим дубом! Ишь, расселись, бездельники! Я, значит, добросовестно тружусь, чтобы поддерживать свою красу, а они внимания не обращают! Да как они могут не восхищаться мной?!

Все – от друида до простого крестьянина – круглый год любуются моим лиственным шариком! Только благодаря мне, неувядающей, дерево начинает зеленеть по весне! Раньше всех, в марте – апреле, я радую мир золотистыми цветочками! А о ягодах, которые в августе украшают глянец моих листьев, вообще молчу! Что сравнится с их прелестью?! Чтобы не восхищаться мною, нужно быть полным слепцом – вроде вон того, что торчит под соседствующей с моим дубом березой. Хорошо бы и эти перебрались туда же! Не ясно разве, что дуб занят мной?!

Ой! Кажется, уже не только мной! На ветви справа новый побег тянется! Теперь хоть приличное соседство будет, не то что эти невежи!

Всем – от друида до простого крестьянина – известно, что без меня нет счастья! А вот ежели правильно исполнить ритуал, я исцелю от ядов, язв, ожогов, обморожения. Обеспечу урожай и приплод скота, вызову вещие сны, открою клады, отведу колдовские чары…

Какой ритуал? Да обычный! На шестой день новой луны нужно облачиться в белые одежды, почтительно забраться на моё дерево, предварительно подведя к нему двух белых быков. Золотым серпом (золотым, понятно?) меня срезать. Положить на кусок белоснежной ткани, принести быков в жертву, а потом… Ну, да что объяснять вам, невежам?! Вы небось и на дуб-то не залезете, и шестой день луны прозеваете, и белых быков у вас нет, не говоря уж о золотом серпе! Так что вам счастье не светит! По крайней мере, от меня!

Омела передёрнула веточками и прислушалась к разговору внизу.

* * *

– Кошмары стали сниться мне лет в шесть-семь. В моих детских снах не было людей, лишь животные. Какие-то паслись, какие-то охотились, но все были частью круга жизни и радовались ей. А потом с неба на землю бросался огонь, в чёрном дыме исчезали солнце и луна. Все животные гибли в один миг, и я оплакивал их. Каждый сон заканчивался одинаково. «Ты умрёшь», – говорил чей-то скучный голос. И я пытался представить мир без себя. Все, кого я знаю, остаются жить дальше, а меня больше нет… Я представлял, как будет страдать мама, и думал: если все-все станут плакать по мне, может быть, я воскресну?

* * *

Омела отвлеклась и попыталась вообразить, что будет с миром без неё. Вот осиротевшая дубовая ветвь засыхает с горя, за ней и весь дуб превращается в безлиственный скелет. Она не защищает жилища от молний, и повсеместно занимаются пожары. Её мелко изрезанные листочки не высевают со злаками, и не плодоносит земля. Её веточки не осеняют целующихся, и уходит из мира любовь. Нет изготовленных из неё амулетов, и ничто не предохраняет воинов от ран, а женщинам не помогает зачать.

По всему выходило, случись с ней чего, мир загнётся в два счёта! Так что не бездельника внизу, а её, омелу, оплачут все слезами горючими!

МАДАМ ДОБРЭН: ЛОКИ

Бальдр наконец отпустил мою ладонь. А я поражался… Не содержанию его рассказа, в котором ничего особенного пока не просматривалось. У многих в детском возрасте начинает всплывать тема смерти – обычное дело. Поразило меня, как юноша об этом рассказывал. И вообще! Невозможно представить, чтобы в шесть лет Водан или Фригг, да кто угодно из асов или их жен оплакивали бы каких-то доисторических тварей! Зато представить малыша Бальдра, плачущего от жалости к вымершим животным, было очень легко.

Всё-таки очень необычного сына произвела на свет Госпожа! И характером Бальдр ни в отца, ни в мать, да и с внешностью неувязочка… Хед – сероглазый брюнет, как Один. Младший сын царя унаследовал от Фригг зелень глаз и рыжие кудри. А у Бальдра волосы цвета льна, голубые очи, молочно-белая кожа, не обгорающая на солнце, но и не поддающаяся загару. В кого он такой уродился? Надо бы расспросить Госпожу, не являлся ли к ней светлый альв, пока муженёк пил с дружинниками. Шучу, шучу…

– Лет двенадцать я жил спокойно, – продолжил Бальдр. – Но недавно кошмары вернулись. Теперь в моих снах нет животных, только люди. И то, что они творят, заставляет меня выть по ночам…

* * *

Громадный овраг, разрезавший город, сверху походил на треугольник. Невзирая на обрывистые склоны и обвалы, случавшиеся после дождей, окрестные сорванцы частенько спускались на дно, где по крупнозернистому песку весело бежал ручеёк.

Когда в город вошли враги, овраг оградили колючей проволокой и запретили к нему приближаться под страхом смерти. В течение двух лет оттуда неслось металлическое стрекотание. Та-та-та, та-та-та… не смолкало ни днём, ни ночью. Потом запретная зона окуталась чёрным дымом.

После того как прогнали врагов, проволоку убрали. Отчаянные мальчишки с опаской спустились в овраг. Дно ручья усыпали странные камушки, с одной стороны белые, с другой – чёрные. Присмотревшись, мальчики поняли, что не камушки это, а обгоревшие кости. Мальчики пошли вдоль ручья и добрались до места, где песок утратил золотистость, стал серым. Там, где размытый дождём склон рухнул, обнажился бурый угольный пласт. Самый глазастый из мальчишек заметил что-то, блеснувшее в угле. Подобравшись повыше, выковырял ножом из спёкшегося угля кусочек металла. Золото! Не то оплавленное кольцо, не то серёжка. Побродив по окрестностям, мальчики нашли человеческие кости, почти целые, кое-где черепа, но в основном песчаные склоны чернели выжженной золой.

* * *

– Всё. Не могу дальше, Локи! Почему ты не дал мне остаться в пьяном беспамятстве?!

– Продолжай, Бальдр. Твои сны отравляют тебе кровь, хмель не растворяет яд. Поэтому не держи яд в себе, говори.

* * *

Длинная улица запружена людьми. В основном женщины с детишками на руках, подростки, старики. Иногда попадаются мужчины, но совсем не воинственные, растерянные. Все твердят: «Поезд, поезд», надеясь на какого-то большого коня, который вывезет их в безопасное место. Толпу сжимает оцепление вооружённых воинов. Это чужие воины, не свои. Вот улица сужается, по её бокам нагромождены колючие заграждения, между которыми ведёт узенький проход, в него ручейком втекает толпа. Пропускают за «ворота» небольшими группками, вошедшим приказывают оставить свои вещи. «Конечно, конечно, – соглашаются люди. – Вещи отправят багажным вагоном, а нас вывезут обычными, пассажирскими».

Людей без вещей загоняют в душный барак. Заходят воины и начинают срывать с собравшихся красивые одежды и украшения. Люди испуганно смолкают, а их уже подталкивают к ещё более узкому выходу. Вдоль прохода выстроились воины с чёрными волками, бьют проходящих дубинками и весело смеются. На падающих натравливают волков. Люди вываливаются на открытое пространство, спотыкаясь о ворохи чужой одежды и обуви. Край площадки вздыблен земляным бугром. Воины приказывают раздеваться донага и лупят дубинками стесняющихся девушек и женщин. У слишком мешкающих матерей выхватывают из рук визжащих детей и швыряют их за бугор. Что за ним, никто не видит, но все уже понимают, что поезд их там не ждёт. Обнажённых людей толкают дубинами по узкой тропе и загоняют на выступ. Та-та-та, та-та-та… несётся металлическое стрекотанье, и люди, пронзённые невидимыми стрелами, рушатся в карьер. Женщины с детьми, подростки, старики…

* * *

– Когда стихли внизу стоны, тела забросали песком. Привели новую партию, и всё повторилось. И так на протяжении двух лет. Потом в обмельчавший овраг вылили какую-то жидкость и подожгли. Сладко-жирная вонь от того, что горело в карьере, с месяц витала над обезлюдевшим городом.

Я стал слушать Бальдра вполуха ещё на середине рассказа. Будет тебе, мальчик, врать! Ты, верно, белены объелся, коль такие сны в твою льняную башку лезут! Но, встретив взгляд юноши, чёрный из-за расширенных зрачков, я поднялся:

– Принесу нам выпивки, Бальдр.

– Не нужно, Локи. Ты прав, хмель не растворяет яд.

ЙА: ФРИГГ

Талисман ей вручила первая приёмная мама-вёльва двенадцать лет назад. Узнав о кошмарах малыша Бальдра, Фригг обеспокоилась. Мужа в Асгарде не было, и, не зная с кем посоветоваться, она отправила крылатого гонца к вёльве. Та по прибытии долго говорила с мальчиком наедине.

– Твоему сыну каждую ночь снится гибель всего живого, – сообщила вёльва, когда вечером к ней зашла Фригг. – Это не просто сны, а видения. Их кошмарная направленность напоминает мою. Пока Бальдру открывается только прошлое, и мне жутко подумать о ночи, когда он прозреет будущее. Я сделала для него всё, что в моих силах, и в течение десяти-пятнадцати лет он будет видеть только обычные сны. Потом видения возобновятся, но я надеюсь, что за это время Бальдр окрепнет физически и закалит своё сердце, слишком чистое и открытое для такого мира, как наш…

Помолчав, вёльва добавила:

– Твой сын родился с судьбой, более высокой, чем у любого из асов. В нём ваша общая надежда. Берегите мальчика! Эта вещь тебе поможет.

Вёльва сняла с пояса холщовый мешочек, достала из него кулон и протянула Фригг. Царица с любопытством рассматривала крупный прозрачный кристалл, вставленный в золотую оправу. Она неплохо разбиралась в драгоценных камнях, но такой видела впервые. Что это? На топаз не похоже. Может, берилл?

– Спрячь талисман в надёжное место, – наставляла вёльва. – Достанешь, когда у Бальдра вновь начнутся видения, не раньше. Запомни, дитя, не раньше!

Если бы Фригг сразу догадалась, что у Бальдра возобновились видения, она не поспешила бы его сватать. Но слова вёльвы Госпожа истолковала по-своему: видения начнутся через десять или пятнадцать лет. А двенадцать – ведь ни то ни сё! Увидев, что сын ходит как отравленный, Фригг решила, что мальчик заскучал, а влюблённость, по её мнению, являлась лучшим средством от скуки.

– Тебе нравится Найна? – спросила царица, оставшись с сыном наедине.

– Она очень мила, а что?

– Тогда я пошлю сватов к Цепу?

Бальдр вскинул на мать удивлённые глаза:

– Но ведь Хед старший, мама! Разве не следует сначала женить брата?

– Найна любит тебя, а не Хеда!

О возвращении видений Госпожа узнала от будущей невестки. Когда та начала жаловаться на дурные сны жениха, Фригг встревожилась. Вчера Найна примчалась в слезах и поведала, что Бальдр во сне заходится таким страшным криком, от которого даже слуги попрятались. Сомнения Фригг исчезли. Увы, началось! Вместе с заплаканной девой царица бросилась в покои Бальдра и затрясла сына с такой силой, что тот наконец очнулся.

– Спасибо, мама, – тускло сказал Бальдр. И так же невыразительно обратился к невесте: – Найна, мы поженимся, раз того хотят наши родители. Но запомни, детей у меня не будет. Если хочешь детей, ищи себе другого мужа.

* * *

Фригг и Найна полночи обсуждали, что могут значить эти слова. В итоге Госпожа решила, что Бальдр из видения узнал о болезни, по причине которой не может иметь детей. Простившись с дочерью Цепа, Фригг решительно достала из холщового мешочка кулон. Время пришло! «Талисман поможет тебе уберечь Бальдра», – обещала вёльва. От чего уберечь? Как поможет? Вопросы и догадки путались в голове, но с первым лучом солнца в воспаленном сознании матери возник ответ. От всего! Никто и ничто не посмеет навредить её сыну!

Ю: ОМЕЛА

Явились! Ну, чего они к моему дубу ходить повадились, прямо как свиньи за желудями?! Омела прислушалась.

– Привет, Госпожа!

– Локи! Ты меня испугал, так бесшумно подкрался…

– Что надеешься высмотреть на дереве через этот кристалл?

– Пытаюсь оградить Бальдра.

– От чего?

– От дуба, от омелы…

– От омелы – правильно! Если к парню такой же паразит прицепится, как этот шарик к дереву…

Как ты меня обозвал, сквернослов?! Паразитом?! От возмущения листья омелы свернулись в трубочки. Всем – от друида до простого крестьянина – известно, что я – благословение небес! Священное дитя молнии, ударившей в высокую ветвь! Ладно, не спорю, всё это выдумки крестьян… Не от молнии я появилась, а от птички небесной. Склевала птичка сочную ягодку, перелетела на дубовую ветвь, клювик о кору почистила, и прилипло клейкое семечко намертво к коре. Впилось острым корешком, потянуло на себя древесные соки. Глядь, через какое-то время уже отросточек пошёл, за ним другие стебельки, веточки, а там и маленький зелёный кустик. Не один год для этого требуется, между прочим! Если бы всё было так просто, как крестьяне думают – молния жах! и я на ветке сразу во всей красе! Долог путь до красы!

А думаете, круглый год красу поддерживать легко?! Труд непрерывный, вам бы так попыхтеть! А что дереву от моих трудов ничего не достаётся, так оно о себе и само позаботиться может. Вон какое здоровенное. Не ива чахлая, а дуб-богатырь! Мой здоровяк и десяток омел выдюжит, а я у него, между прочим, одна! То есть уже не одна, но сосед мой не в счёт, больно молод…

«Не смей причинять вред Бальдру!» – властный приказ ударил в омелу внезапно, как молния в ветвь дуба. «Сдался мне ваш Бальдр!» – возмутился кустик. До Бальдра омеле дела не было, а вот свалиться на голову ненавистному сквернослову хотелось ужасно! И чтоб при этом внутри её зелёного шарика прятался увесистый камень! А обозвавший её паразитом всё не унимался:

– Смотри правее, Фригг, ещё один побег омелы. И его не забудь заговорить!

– Довольно насмешничать, Локи! Этот крошечный побег не представляет опасности для моего сына.

– Госпожа, ты занимаешься неблагодарным делом. От судьбы нельзя уберечь.

– Не смущай меня, Локи! Я Ба льдра уберегу!

Женщина развернулась и гордо зашагала прочь. Оставшись в одиночестве, сквернослов поднял голову и задумчиво уставился на омелу. А может быть, чуть правее…

АЛЬКА: ВЁЛЬВА

Видение на заказ окончилось, я с трудом перевожу дыхание. Слёзы текут по моему морщинистому лицу, но я свидетельствую…

* * *

Узкая полоска суши коротким клинком разрезает залив. На самом острие – ладья, поставленная на катки. В центре ладьи поленница, сложенная из пропитанных маслом брёвен. К ней приставлена лестница, чтобы можно было подняться наверх – туда, где на красном ковре спит юный бог. Прекрасное лицо белее снега, волосы цвета льна, белые одежды… На эту белизну больно смотреть, но оторвать глаз невозможно.

Над песчаной косой, подобно рукояти, вздыбился берег, забитый людьми. Разноплемённая толпа с немой скорбью взирает на юного бога, который скоро уйдёт на небо с дымом погребального костра. На небесах светлые альвы введут его в чертоги, и никогда в тех чертогах не случится злодейства, ибо принадлежать они будут беспорочному Бальдру. Там-то не будет злодейств и порока, а тут?! Люди косятся друг на друга.

Проститься с Бальдром пришло множество племён. Явились даже горные великаны и низкорослые пикты, никогда не водившие с асами дружбы. Как они все, разношёрстные, разномастные, смогут уживаться друг с другом теперь? Бальдр словно имел волшебный ключик, который в каждом без исключения открывал самое лучшее. Он-то уйдёт в небо и воссядет на небесный трон, но что без него станется с ними здесь, на земле?

К ладье спускается процессия. Царь и его супруга облачены в белое. На тёмных волосах Одина не видно короны, косы Фригг распущены. За ними воины несут носилки с девушкой. Невеста, не успевшая стать женой, приняла яд, и родители жениха не отказали ей в последнем желании возлечь на костёр вместе с их сыном. Двое асов ведут осёдланного коня с роскошной сбруей. Дальше двигаются носильщики с драгоценной утварью и личными вещами Бальдра и Найны. Замыкают шествие факельщики в красных одеждах.

Царь ступает на ладью, поднимается по лестнице и замирает в неподвижности, всматриваясь в спокойную белизну сыновнего лика. Толпа взирает с берега, боясь шевельнуться. Один снимает кольцо и надевает на мраморный палец Бальдра. Касается губами его лба и спускается, освобождая место супруге. Госпожа стоит над сыном дольше, гладит холодные щёки своего мальчика. Все женщины на берегу понимают, что она поёт прощальную песнь матери, и беззвучно поют её вместе с Фригг. Вдруг неестественно прямая спина царицы переламывается пополам, водопад медовых волос скрывает от глаз собравшихся алебастровое лицо юноши. К беззвучным рыданиям матери присоединяются женщины на берегу, скорбь накрывает всех, словно тень громадной птицы.

* * *

Я замолкаю, слёзы душат меня…

– Продолжай, – хрипло требует Один.

* * *

Царь окликнул супругу. Фригг выпрямилась, стала слепо спускаться, оступилась и упала в объятия мужа. Один отнёс её подальше. Так, издалека, они и наблюдали дальнейшее. Воины опустили носилки с невестой. Тор передал им молот и факел, поднял мёртвую девушку и уложил рядом с женихом. Затем стали аккуратно размещать вещи. Завели на ладью коня, полоснули острым лезвием по шее, собрали в чашу кровь и принесли в жертву волнам. Факельщики окружили поленницу и одновременно ткнули в неё огнём. Красно-синие язычки не торопились заниматься, лениво лизали древесину, словно пробуя её на вкус. Но вот огонь разошёлся, от поленницы потянуло жаром, защёлкали и полетели во все стороны искры. Начался отлив, следовало поторопиться. Асы напрягли мышцы, но ладья точно приклеилась к каткам.

И тогда с берега побежали добровольные помощники. Впереди оказался маленький пикт, когда-то угодивший в капкан. Капкан для охоты на лис установил Хед, в ту пору ещё зрячий. Хед отлично помнил отравленные стрелы обитателей лесистых холмов, унёсшие жизни многих асов. Увидев, что за «лиса» попалась в его капкан, он зло рассмеялся и вытащил кинжал. Но мальчик с льняными волосами уже склонился над пиктом:

– Хед, быстрее разомкни! Ему же больно!

Глядя на огорчённое лицо брата, Хед передумал учинять расправу (по крайней мере, в присутствии Бальдра) и нехотя разомкнул капкан. Искусство целителей спасло пикта от хромоты, а Бальдра, помогавшего его выхаживать до полного выздоровления, пикт навсегда впустил в своё сердце. И сейчас бежал по песчаной косе, желая хоть что-то сделать для мальчика, который был так добр к нему. Для мальчика, похожего на светлого альва, который теперь всем кажется белым богом. Пусть его путь на небеса ничем не омрачится!

Пикт хотел помочь и очень неудачно попал под ноги Тору, взбешённому тем, что асы не могут сдвинуть прилипшую к каткам ладью. Тор дал ему пинка, и пикт полетел в нижние ярусы поленницы, где уже вовсю бушевало пламя. В этот миг подоспела вторая помощница – Текк, девушка из племени горных великанов, как и пикт, впустившая Бальдра в своё сердце. С разбега она всей мощью врезалась в ладью, с катков посыпались искры. Полыхающее судно, словно специально дожидавшееся Текк, соскользнуло на воду и тут же было подхвачено отливом. Рассвирепевший с досады Тор замахнулся на Текк молотом, но его руку перехватили, не позволив ещё одним убийством омрачить прощание с Бальдром.

Ладья удалялась, но с берега пока можно было различить две белые фигуры на красном ковре. Но вот верхний ярус поленницы рухнул вниз, и белизна исчезла в пламени. Хемдаль затрубил в рог, слышимый во всех мирах, чтобы светлые альвы встречали Бальдра на небесах. Ослеплённая горем Фригг не видела того, что творилось вокруг. Зато Один единственным глазом подметил и летящего в костёр пикта, и желание Тора размозжить череп добровольной помощнице, и множество других мелких деталей, складывавшихся в горькую истину: надежда асов погибла. Без Бальдра они обречены!

ЛЁШКА: БАЛЬДР

– И ещё, Локи, мне открылось в видении, что те воины с чёрными волками – наши потомки! Не хочу порождать убийц! Я сказал Найне, что детей у меня не будет.

– Зря ты сказал это, Бальдр! Готов побиться об заклад, что Найна отнесла твои слова на собственный счёт. Наверняка теперь думает, будто ты не считаешь её достойной стать матерью твоим детям. Представляю, как терзается дочь Цепа! Не умножай страданий, мой мальчик, и без тебя умельцев хватает.

А ведь Локи прав! Торопливо простившись с Лукавым, Бальдр поспешил к невесте.

Найна устроилась подле окна с шитьём на коленях, но не сделала ни стежка. Её вид унылостью напоминал ноябрьский пейзаж.

– Найна, я не сомневаюсь, что ты можешь быть прекрасной матерью, – прямо с порога воскликнул Бальдр. – Но если хочешь иметь детей, выбери себе другого мужа! У меня детей не будет!

– Госпожа обещала тебя вылечить, – смущённо прошептала дева.

Он не сразу понял, о чём говорит дочь Цепа.

– Вылечить? От чего?

– Ну, от этого… – Найна покраснела. – У нас с тобой будут дети! Обязательно будут!

Солнце отыскало меж тучами прореху и бросило на Найну сноп золотых лучей. И средь бела дня на Бальдра обрушилось видение: бесконечная вереница убийц с чёрными волками, чеканя шаг, выходит из вздутого горой живота Найны.

Он в ужасе отшатнулся.

– Я и впрямь болен! Найди себе другого мужа, Найна!

* * *

Тропа становилась всё круче, Серебристый чаще и чаще давал понять, что он конь, а не горный козёл. Оставив коня, Бальдр начал карабкаться вверх по склону.

В первый раз он шёл этим путём год назад. Тогда, на летнем празднике солнца, один из скальдов исполнил песню, задевшую Тора и Бальдра. Скальд пел о волшебном водопаде, исполняющем желания, который охраняют два злобных великана. Тор решил найти это место, чтобы истребить великанов. Долго пропадал в горах, обнаружил с дюжину небольших водопадиков и несколько пустующих пещер. Бальдр же отправился разыскивать волшебный водопад – и нашёл!

Место оказалось сказочно красивым! Юноша залюбовался хрустальными струями, с грохотом низвергавшимися со скалы, белой пеной природного бассейна, отражением небес, мельканьем серебристых форелей. И не сразу заметил молодую женщину, выходившую из воды. Кажется, они увидели друг друга одновременно и замерли – она испуганно, он восторженно. Над водой выступали её голова, плечи и сильные руки, которыми женщина придерживала тугой узел волос. Её кожа была цвета тёмного мёда, а лицо показалось Бальдру восхитительным.

Поняв, что чужак не представляет опасности, незнакомка сделала шаг к берегу, затем ещё один и ещё. Бальдр увидел две смуглые полусферы с вишневыми кружками посередине, узкую талию, переходящую в крутые бедра, лёгкую выпуклость живота… По мере того как женщина выходила из воды, Бальдр отступал назад, стараясь смотреть только на её лицо, но взгляд юноши тянуло вниз, словно магнитом. Женщина была на полголовы выше Бальдра, в сравнении с ней он ощущал себя воробушком-заморышем рядом с прекрасной голубицей.

– Ты богиня? – потрясённо выдохнул Бальдр.

– С чего ты взял? – В низком голосе женщины прозвучало удивление.

– Какая ты красивая! Я никого прекраснее в жизни не видел!

Незнакомка улыбнулась и быстро опустила глаза – ей было приятно это слышать.

– Так смотри!

Она тряхнула головой, и мокрые кудри полетели вниз, обвив её стан чёрными змеями. Повернувшись к нему спиной, женщина наклонилась и стала расчёсывать волосы костяным гребнем. Бальдр, не отводя глаз от ее крепких, гладких ягодиц, сглотнул – слюна была вязкой и сладковатой. Заплетя косы, незнакомка начала одеваться. Её незамысловатый костюм состоял из короткой юбочки и безрукавки, сшитых из шкуры рыси. Одевшись, она повернулась к юноше:

– Кто ты и что здесь делаешь?

– Моё имя Бальдр. Я услышал песню о волшебном водопаде, исполняющем желания, и отправился на его поиски.

– Водопад, исполняющий желания? И чего же ты желаешь?

– Не обидишься, если скажу честно? – смутился Бальдр. – Больше всего я хочу оказаться под струями водопада вместе с тобой!

Незнакомка рассмеялась.

– Возможно, это твоё желание волшебный водопад исполнит! Ты тоже мне приглянулся.

Внезапно её низкий смех оборвался. Тревожно вслушиваясь во что-то, она быстро бросила Бальдру:

– Уноси отсюда ноги! Сейчас же!

Юноша вспомнил о злобных великанах, охраняющих водопад, но не двинулся с места.

– Пообещай, что я увижу тебя снова!

– Буду ждать тебя здесь в первый день полной луны. Беги же!

* * *

В первый день полной луны Бальдр снова пришёл на место, где впервые увидел красавицу-великаншу. И на седьмой день ущербной луны пришёл. И ещё много, много раз водопад исполнял его желания… Бальдр совсем потерял голову – все его мысли были лишь об этой женщине.

Её звали Текк. Она жила с двумя свирепыми братьями в пещере неподалёку от водопада. Порой Бальдр замечал синяки на её теле: «Это сделали они?» Текк всегда отнекивалась. Бальдр ей не верил, но не знал, чем помочь. Не тащить же сюда Тора! Не везти же Текк в Асгард! А как он мечтал, чтобы Текк родила ему ребёнка! Однако когда он заикался об этом, великанша всегда уклончиво отвечала: «Не сейчас, не время». Последний раз они встретились за день до того, как у Бальдра возобновились видения. Он снова заговорил о ребёнке, но Текк вдруг рассердилась:

– Ты не понимаешь, о чём просишь!

Теперь с разговорами о детях было покончено. И не затем юноша карабкался вверх по склону, чтобы в водопаде исполнялись его желания. Не желание жгло его, а откровение Локи!

– За что Тор так ненавидит великанов? – спросил у Лукавого Бальдр. – Неужели он верит в сказки, будто великаны – людоеды? Но ведь это всё выдумки, ложь!

Локи помрачнел:

– Не всё ложь, мой мальчик. Я прожил с великаншей Анбодой больше трёх лет. Она была чудовищем, пожирающим людей, но при этом… Представь необузданность и силу в сочетании с дикой красотой… Прекрасный ужас, к которому меня влекло неодолимо. Я никак не мог себя заставить сбежать от неё, решился, лишь когда у нас родилась дочь. Если бы я не успел скрыться с Хель, Анбода сожрала бы собственного младенца.

Слова Локи впрыснули Бальдру яд в самое сердце! Он карабкался к Текк, чтобы женщина-великанша, к которой его влекло неодолимо, избавила сердце от яда! Пусть Текк скажет: «Этого не может быть» – и всё! Больше ему ничего не надо! Пусть просто скажет…

«Может», – пришло вдруг изнутри, и Бальдр едва не сорвался.

Найдя плоский уступ, он сел, отёр лоб, мгновенно покрывшийся холодным, липким потом, и… новое видение безжалостной плетью хлестнуло его по глазам. Вот великан одним рывком разрывает крошечное тельце и швыряет половину сестре. Текк с чавканьем вгрызается в тёплую плоть, а когда отрывает вымазанное в крови лицо, на нём написано наслаждение.

 

Глава 7

Сетевая игра: Второй раунд

КОМАНДА

Сбор команды проходил в субботу. Ю не скрывал досады за доставшуюся ему второстепенную роль. По щекам Альки беспрерывно текли слёзы, мадам Добрэн то и дело передавала ей бумажные платочки. Йа, закончив повествование, неожиданно сказал:

– Мадам Добрэн, я прошу о другом формате отношений. Хочу быть членом команды, а не работать за вознаграждение.

Француженка кивнула, покосившись на Ю.

– Ага, понимаю, – нахохлился младший. – Ты же у нас Госпожа, а я амёба, то есть омела. Кому-то, значит, слава и почёт, а кто-то паразит! – Затем серьёзно добавил: – Я тоже хочу быть партнёром.

И тут Альку взорвало:

– А я не хочу!!! Не хочу участвовать в этой «Игре»! Не хочу этих гадких видений!

– И я не хочу, – попытался успокоить её названый брат, – но наши желания мало волнуют талисман. Сомневаюсь, что он позволит нам выйти из «Игры» до её окончания.

Лёшка повернулся к француженке:

– То, что привиделось Бальдру в кошмаре про овраг, просто галлюцинации или происходило на самом деле?

– Мне на ум приходит Бабий Яр, – вздохнула мадам Добрэн. – Так называли громадный овраг на северозападе Киева. За два года нацистской оккупации в нём было расстреляно более ста пятидесяти тысяч мирных жителей.

– Я поеду на это место. – Лёшкин голос дрогнул. – Тот овраг я прекрасно помню. Если увижу, то узнаю его!

– Вряд ли узнаешь, Лёша. Большую часть оврага засыпали и застроили. Сейчас на территории Бабьего Яра стоят памятники жертвам массовых убийств.

ШЕСТОЙ СЕТЕВОЙ ПАРТНЁР

Всю дорогу Алька всхлипывала. Её веки отекли, щёки покрылись красными пятнами.

– Аль, ну чего ты, это же просто игра… – успокаивал Лёшка.

– Это не просто игра! – вскричала Алька. – В нормальной игре исход зависит от тебя! А здесь всё давным-давно предрешено, и что бы ты ни делал – ничего не изменится! – Уже тише девочка добавила: – В видении о погребении Бальдра вёльве не могло быть так больно! Ведь она почти не знала Бальдра. Больно было не ей, а мне. Потому что это ты… это с тобой…

– Я не Бальдр, – решительно отмежевался Лёшка. – Мадам Добрэн всё время подчёркивает, что нам нужно отделять себя от «Игры»!

– Я не могу… – Алька снова зашмыгала носом.

– Значит, тебе нужно выходить из «Игры»!

– Ты же сам говорил, что талисман не позволит.

– Мало ли что я говорил! Заказ Одина вёльва исполнила, может брать отпуск. Если ты выйдешь из «Игры», мы вчетвером вполне справимся.

Алька покачала головой:

– Не справитесь! Мадам Добрэн неслучайно завербовала Йа и Ю.

– Несруки – прикольные парни, – ухмыльнулся Лёшка. – Особенно Ю.

– У него роль смешная.

– По-моему, она ему вполне подходит.

Алька резко остановилась:

– Думаешь, талисман предлагает роли, которые каким-то образом нам подходят?

– Не знаю, об этом я не думал. Требуется срочная стимуляция мозга! Идёшь со мной на стадион?

– Бегать не буду, даже не надейся.

* * *

Стеклов вышел на балкон и оглядел двор в надежде обнаружить кого-нибудь из знакомых. Дядя подарил ему суперский гаджет, и Глассу не терпелось им похвастаться. Заметив Альку на скамейке перед стадионом, он шустро натянул кроссовки и бросился к лифту.

– Привет!

Девочка повернулась к нему, и Стеклов слегка растерялся, не зная, как завести разговор о дядином подарке. Приличия требовали начать с чего-то нейтрально-вежливого.

– Чего у тебя лицо такое раздутое? – спросил Гласс, отдавая дань вежливости. – И в красных пятнах!

– Аллергия на цветение одуванчиков, – соврала Алька, злясь на бестактность Погремушки.

Соблюдя приличия, Стеклов перешёл к интересующему его предмету:

– Мне дядя вчера подарил классную игру! Идём поиграем!

Алька аж подскочила! На распухшем от «аллергии» лице появилось такое выражение, словно Стеклов предложил ей проглотить таракана.

– Эй, что происходит?! Опять к Альке в друзья набиваешься, Гласс?

Увидев вспотевшую от бега Лёхину физиономию, Стеклов смутился.

– Нет, Лёш, в друзья не набивается. Просто предлагает мне поиграть с ним!

– Ты давно не играл, что ли? – прищурился Лёшка.

Стеклов окончательно стушевался, вспомнив обстоятельства, при которых они с Лёхой расстались на этом самом месте полмесяца назад, и поспешил разъяснить:

– Правда, убойная игра, Лёх! Включаешь телик, выбираешь режим и хочешь – гоняй в «Формулу-1», хочешь – дерись с орками, хочешь – стреляй в пришельцев! Да, чего рассказывать, пошли, сам убедишься!

– Ладно, Гласс. Переоденусь и зайду.

* * *

Смывая холодной водой следы «аллергии», Алька собирала воедино разрозненные мысли. Когда Лёшка заметил, что Ю подходит роль омелы, девочка ощутила себя на пороге важного открытия. Если Ю подходит смешная роль омелы, то как насчёт остальных? Алька пока недостаточно знала Йа, поэтому решила о нём не думать. Локи казался умнее всех персонажей в «Игре», как и мадам Добрэн в жизни. Но главный вопрос: что общего между её другом и Бальдром?

Выйдя из ванной, девочка направилась в комнату мамы.

– Мамочка, что ты думаешь о Бальдре?

– О ком? – Мама удивлённо оторвалась от монитора. – Это один из героев скандинавской мифологии.

– Знаю. Что в нём было особенного?

* * *

– Скажи же, классно?! – то и дело восклицал Стеклов, пока гость рубился с орками.

Намахавшись мечом, Лёшка выключил телик и обернулся к Глассу:

– Классно. Отличная игрушка для старшего дошкольного возраста.

У Стеклова вытянулась физиономия.

– Ты, Гласс, не обижайся, но после сетевой игры все твои махалки и стрелялки кажутся детским развлечением.

Лёшка решил во что бы то ни стало вывести свою названую сестру из «Игры». Пусть приходит на собрания команды, слушает остальных, но только не смотрит жуткие видения. Он по собственной роли знал, каково это. Если не отделять реальность от «Игры», недолго свихнуться. У Альки отделять не получалось, значит, требовалось найти ей замену, поскольку уменьшать число игроков действительно неразумно. Когда он заметил Стеклова, ошивающегося возле Альки, и подруга сообщила, что Гласс предлагает ей поиграть, Лёшка нашёл решение. И теперь воплощал его в жизнь, заманивая Погремушку в партнёры по «Игре».

– Сетевая игра – это реально кру тые ощущения!

– Ты играешь в игру проклятой мобилы? – побледнел Стеклов.

– Не только я, но и Алька. Режется как миленькая. И другие сетевые партнёры.

– Ты нашёл сетевых партнёров? – выпучился Гласс.

– Нашёл. И могу им тебя рекомендовать, хотя не уверен, что они согласятся. Игра-то действительно крутая. Не для всех.

– Ты же говоришь, Алька в неё режется. Что я, хуже девчонки?

– Ну, смотри не подведи. Завтра сообщу тебе решение команды.

* * *

– Иди сюда, – позвала Альку мама. – Вот что написано о Бальдре: «Он лучше всех, и его все прославляют. Так он прекрасен лицом и так светел, что исходит от него сияние».

– Мамочка, я читала то, что написано! Мне интересно знать твоё мнение!

– Ну, если я правильно понимаю, на Бальдре держался мир асов. После его смерти начались распри, междоусобные войны, а затем внешняя война привела ко всеобщему концу. Я думаю, что Бальдр – избранник.

У Альки в голове всё мгновенно сложилось!

В этот момент раздался Лёшкин звонок.

– Радуйся, сестрёнка! Стеклов будет новым сетевым партнёром и заменит тебя на вахте.

– Ты – гений! – восторженно запрыгала Алька.

– Ответственный, заме ть! – рассмеялся Лёшка.

– Между прочим, я сделала открытие. Ты – избранник!

– Что-то новенькое! Раньше ты так не обзывалась.

– Мама перечитала «Младшую Эдду» и сказала, что Бальдр – избранник. Я с ней полностью согласна! Талисман отвёл тебе роль Бальдра не случайно, а потому, что ты сам – избранник!

– Логика железная! – хмыкнул ответственный гений. – Ну, а как насчёт тебя? Почему тебе досталась роль пророчицы? Ты можешь прозревать будущее или видишь прошлое? Мне кажется, это лучше умеет мадам Добрэн.

– Конечно, мадам Добрэн умеет это лучше. Но думаю, смысл моей роли не в том! Вёльва дала Фригг талисман для защиты Бальдра. Это самое важное из того, что она сделала в «Игре». Моя задача – беречь тебя!

Помолчав, Лёшка задумчиво заметил:

– Знаешь, что-то в твоих рассуждениях есть… Ведь именно ты вытащила меня из комы.

– Интересно, какую роль получит Стеклов?

– Сегодня дежурит Йа, завтра мадам Добрэн настроит смартфон на Гласса, и узнаем!

ЙА: ФРИГГ

Фригг отправилась к Железным горам, не сказав никому ни слова. Да и кому было говорить? Муж умчался по неотложному делу, даже не сообщив куда. Бальдр, терзаемый видениями, бродил бледной тенью. Остальных же посвящать в свои планы она не собиралась.

Железные горы находились на западе владений Одина, на самой границе, которую охраняли воины Хемдаля. Среди соратников царя Хемдаль был единственным, кому Фригг без колебаний доверила бы собственную жизнь. Он обладал безупречной репутацией, а как воин не имел себе равных. Может, Тор и был сильнее, но мечом Хемдаль владел лучше, а его быстрота и неутомимость намного превосходили человеческие возможности. Спал Хемдаль меньше птички и при этом чувствовал себя бодрым. Слышал, как растёт шерсть на овцах, видел ночью не хуже, чем днём. Этими способностями его наделили девять приёмных матерей. Как и Фригг, Хемдаль был найдёнышем и так полюбился подобравшим его вёльвам, что, вопреки обычаю, они оставили мальчика у себя и решились расстаться с воспитанником, лишь когда у того стал ломаться голос. Хемдаля называли многими прозвищами. И Сыном девяти сестёр, и Круторогим за форму золотого шлема, и Белым асом из-за цвета доспехов, и Стражем, и Хозяином Химинбьёрга… Помимо других даров, девять сестёр вручили приёмному сыну чудесный рог, слышимый во всех трёх мирах, и жеребца по имени Золотая Чёлка, который перелетал через пропасти, словно птица.

Гарцуя на Золотой Чёлке, Хемдаль в знаменитом золотом шлеме и ослепительных доспехах встретил Фригг возле моста, перекинутого в месте сужения через пропасть. Мост служил въездом в крепость Химинбьёрг. Поприветствовав царицу, Хемдаль обеспокоенно спросил:

– Госпожа, всё ли благополучно в Асгарде? Почему ты без супруга? Что вынудило тебя в одиночку путешествовать по приграничным землям в костюме валькирии?

– В Асгарде всё в порядке. Один в отъезде, ты же знаешь, ему не сидится дома. Костюм валькирии удобен для путешествий, а мне пришлось проделать немалый путь. Я направляюсь к Железной горе, и ты меня туда проводишь.

– Зачем тебе к Железной горе, Фригг?

– Дело, которое меня привело, связано с Бальдром.

Хемдаль встревожился:

– Что случилось с Бальдром, Госпожа?

Вспомнив, как посмеялся Локи, узнав о её желании уберечь сына от всего на свете, Фригг сейчас же пожалела о сказанном и поспешила пресечь дальнейшие расспросы:

– Больше ни о чём не спрашивай, Хемдаль! Цель моей поездки тебя не касается! Утром ты меня проводишь к Железной горе и оставишь, в Химинбьёрг я вернусь сама.

– Что?! Оставить тебя одну у Железной горы?! Даже речи быть не может!

Царица нахмурилась:

– Это не просьба, Хемдаль, а приказ!

Губы Хозяина Химинбьёрга упрямо сжались.

– Мой ответ: «Нет».

Изменив тактику, Фригг сказала мягче:

– Ценю твою заботу, но не волнуйся. Не только тебя одарили девять сестёр, я тоже получила кое-что в дар от своей вёльвы. Оберег, который она дала мне, надёжнее эскорта воинов. С ним мне ничего не грозит!

* * *

Ночь царица провела в Химинбьёрге, а с первыми лучами в сопровождении Хемдаля двинулась к Железной горе. Фригг старалась запоминать путь, но в этом не было необходимости – нахоженная рудокопами тропа просматривалась чётко. Предгорья густо поросли елями, тёмными и неприветливыми. В честь горы этот лес называли Железным.

Всю дорогу Хемдаль не прекращал попыток отговорить свою спу тницу:

– Ты не знаешь этих мест, Фригг! Железная гора соседствует с землями великанов, в лесу водятся не только волки, но и кое-кто похуже! Я не собираюсь выведывать твою тайну и мешать тебе заниматься делом, которое ты задумала. Позволь лишь охранять тебя!

Всадники миновали Железный лес. До перевала, за которым начинался спуск к Железной горе, было рукой подать, и Фригг придержала своего коня:

– Дальше можешь не провожать, Хемдаль, до перевала я доберусь сама. Возвращайся в крепость.

– Я не оставлю тебя, Госпожа!

Да как он смеет ей перечить?! Царица грозно свела брови. Однако Хемдаль не поддавался на давление, Фригг поняла, что гневом ничего не достигнет. Сына девяти сестёр можно лишь убедить!

– Скажи, Хемдаль, гвардейцы Химинбьёрга хотя бы раз нарушали твои приказы? Приведи пример, когда кто-либо из них счёл, что осведомлён лучше, чем ты, и на этом основании не подчинился тебе.

Хозяин Химинбьёрга не нашёлся что ответить.

– Теперь оставь меня одну! Это приказ!

Хемдаль мрачно поклонился:

– Когда ты планируешь вернуться в крепость, Госпожа?

– Завтра.

* * *

Всадника в рогатом шлеме и белой кольчуге Фригг провожала взглядом до тех пор, пока тот не скрылся из виду. Не совершила ли она ошибку, отослав Хемдаля? Впрочем, с ней талисман. Значит, беспокоиться не о чем!

Поднявшись к перевалу, Фригг спешилась, оставила жеребца пастись и направилась к каменистой площадке, с которой открывался вид на Железную гору. Облачённая в кожаные штаны, камзол и сапожки валькирии, в раздуваемом ветром плаще, царица застыла, слушая доносившийся снизу звон молоточков карликов-рудокопов и любуясь Железной горой. Металлические пласты, натекающие один на другой, сверкали на солнце множеством оттенков – от кармина до кобальта. Не в силах оторвать глаз от великолепия красок, Фригг думала, что поистине великий живописец потрудился над созданием этой картины!

Постепенно небо стало хмуриться, и краски потускнели. Только когда солнце окончательно скрылось в тучах, Фригг наконец очнулась. Собиралась гроза, следовало поторопиться. Из притороченного к поясу мешочка царица достала талисман и поднесла к глазу кристалл. Зрение на мгновение обрело необычайную ясность, словно тело горы приблизилось вплотную. Затем цвета и плотность ушли, гора сделалась полупрозрачной, ледяной и незаметно вобрала в себя женщину. Вихри бесчисленных синих огней завертелись вокруг в бешеном танце, и Фригг, забыв, кто она, слилась с танцующими огнями.

К действительности её вернул оглушающий громовой раскат. Едва придя в себя, Фригг закричала:

– Я обращаюсь к тебе, Железная гора! Не причиняй вреда Бальдру! Не позволяй ни одному металлу, вынутому из твоих недр, ни одному изделию, изготовленному из него, навредить моему сыну! Слышишь меня?!

Молния ударила в металлический бок горы, как молот Тора в щит исполина. Гора дрогнула! От места, поражённого молнией, побежали искрящиеся изломы, будто трещины по хрупкому льду. Считать ли это знаком того, что мольба услышана?

Громыхнуло с такой силой, что у женщины подкосились колени. Поспешно спрятав талисман в холщовый мешочек, Фригг сунула его за пазуху и бросилась к полянке, на которой оставила своего рыжего любимца. Но того и след простыл. Испугавшись грозы, конь умчался неизвестно куда. Фригг едва успела нырнуть под густой еловый лапник, как сверху обрушилась лавина воды.

* * *

Одежда валькирий шилась из тщательно выделанных шкур жеребцов чёрной масти, отловленных из диких табунов. Только благодаря этому костюму и лапнику, Фригг к концу грозы не вымокла насквозь. Выбравшись из-под ели, она увидела, что мокрая хвоя покрыта градинами размером с ноготь. Разноцветная световая дуга изгибалась в прояснившемся небе. «Радуга – добрая примета», – возликовала царица. Знаки говорили, что ей удалось исполнить задуманное!

Фригг решила незамедлительно двигаться в Химинбьёрг. Правда, коня у неё теперь не было, но дорога шла под гору. К тому же близился праздник летнего солнцестояния – время самых длинных дней, и Фригг надеялась проделать большую часть пути до темноты. Но когда впереди замаячил частокол Железного леса, стали сгущаться сумерки.

Днём Железный лес совсем не показался Фригг пугающим. Тёмный и хмурый, как все еловые чащи, не более. Однако то было при свете солнца, и её сопровождал Страж этих земель, прекрасно знающий их. Теперь же она осталась без коня, без надёжного спутника, ночью и совершенно одна! Чёрные пики елей угрюмо наступали на дорогу, охватывая плотным кольцом. Фригг почти перестала различать, что впереди, и в который раз горько пожалела о своём глупом упрямстве. Хемдаль – не Лукавый! Он не стал бы насмехаться над её желанием оградить сына от неведомой угрозы. Следовало довериться Белому асу! Следовало послушать его и позволить ему остаться!

«У меня талисман! Мне ничего не страшно», – в десятый раз повторила себе царица и вскрикнула, пребольно налетев ногой пониже колена на что-то острое. Сучок торчал из ствола дерева, упавшего поперёк тропы. Странно… Днём никакие брёвна дорогу не преграждали. Наверное, дерево рухнуло во время грозы. Фригг наклонилась и вытянула перед собой руки, чтобы на ощупь определить размеры препятствия. Ствол упавшего дерева был облит чем-то вязким! Женщина с отвращением отдёрнулась, но не тут-то было. Ладони приклеились! Сомнений не оставалось: дерево оказалось на пути не случайно, кто-то подстроил ловушку! «В этом лесу водятся не только волки, но и кое-кто похуже», – вспомнились слова Хемдаля, и Фригг похолодела. Всматриваясь в окружающий мрак, она чувствовала, как нарастают страх и отчаяние. Вот вам и гордая Госпожа! Попала в западню, как муха в паутину! Без рук она не сумеет воспользоваться талисманом! Сзади почудился шорох. Хрустнула ветка. Фригг рванулась что было силы, оставляя клейкому бревну кожу ладоней, а в следующий момент увесистый удар по затылку поверг её в небытиё.

ГЛАСС: АНБÓДА

Анбода с удовольствием рассматривала добычу. Эта валькирия, безусловно, будет на вкус нежнее жилистых карликов-рудокопов, попадавших в её ловушки. Сильна, однако, дева! К чужой силе великанша относилась с почтением. Сильная духом пища прибавляла мощи её колдовскому искусству, трусливая только брюхо тешила. Валькирия обещала и то и другое. Интересно, чего эта девица забыла ночью в Железном лесу? Анбоде пришла мысль, что добыча может послужить не только вкусной и полезной пищей, но и отличным развлечением.

Правда, мать учила Анбоду не вести беседы с говорящей едой. И была права! Великанша вздохнула, вспомнив, как много лет назад попал в её ловушку один сладкоречивый ас. Вопреки материнским наставлениям, она тогда вступила в разговор, поддалась на его коварные речи и три года прожила с ним как с мужем. Не один чародейный секрет выведал у неё хитрый ас, троих детей родила она ему. Поначалу Анбода планировала закусить двумя близнецами и частенько облизывалась, кормя младенцев грудью, дожидаясь, когда те обрастут жирком. Но муж не спускал с детей глаз, стерёг их, не давая Анбоде возможности оставаться наедине с мальчиками. На исходе третьего года великанша родила дочь с белой кожей и багровым родимым пятном в пол-лица. И твёрдо решила, что уж этим страшилищем непременно полакомится! Увы, не удалось.

Любопытный муж всё выспрашивал у Анбоды, каково рожать. Когда ей надоели его приставания, колдунья сказала в сердцах, что если он так жаждет, то может сам стать матерью. Главное, правильно провести обряд «нового рождения». Ас чрезвычайно заинтересовался и предложил провести обряд на их новорождённой дочери. Анбода не возражала, надеясь, что, когда ас должен будет уронить ребёнка между ног, имитируя роды, злополучная девчонка свернёт себе шею и пойдёт ей на ужин. Но муж провёл обряд без единой погрешности и проявил обезьянью ловкость, успев подхватить младенца. Той же ночью коварный муж навсегда покинул пещеру Анбоды, прихватив с собой малышку. Великанша бросилась в погоню, однако асу удалось уйти. Анбода так рассвирепела, что собралась в тот же вечер сожрать сыновей. Но передумала. «Нет, я не буду вас есть, – кусая губы, приговаривала колдунья. – Лучше я взращу вас в ненависти к асам, с единственной мечтой в сердце уничтожить их всех! Вы, мальчики, отомстите за моё унижение».

Когда сыновья подросли, она провела обряд распознавания скрытой сущности и дала им имена. Одного, имевшего сущность Волка, назвала Фенриром; другого, с сущностью Змея, Ермунгáндом. Внешностью близнецы пошли в неё – были смуглы, высоки и красивы. От отца же унаследовали пытливый ум. Пять лет назад Ермунганд отправился странствовать. Фенрир остался с матерью и был всецело предан Анбоде. Они охотились на пару и редкий день, когда не лакомились человечиной. До тех пор, пока в Химинбьёрге не поселился ужасный ас в золотом шлеме.

Соседство Круторогого вынудило Анбоду научиться осторожности. Вёльвы, развившие у Хемдаля волчье чутьё, слух рыси и зрение коршуна, сделали его чрезвычайно опасным. Когда карлики-рудокопы пожаловались Хозяину Химинбьёрга на регулярное исчезновение собратьев по молотку, тот устроил охоту на людоедов, выследил и схватил Фенрира. Самой Анбоде чудом удалось скрыться. Никогда великанша никого не боялась, а тут впервые почувствовала страх. Колдунья призвала на помощь волчью стаю, с которой часто охотился Фенрир, и сумела освободить сына. Но после этого случая им пришлось надолго затаиться, чтобы не привлекать к себе внимание Хемдаля.

Вот и нынче Фенрир отправился на охоту совсем в другую сторону, Анбода же решила попытать счастье на тропе рудокопов. И какая удача, что в ловушку попала заблудшая валькирия! До сих пор Фенриру не доводилось пробовать женского мяса, и Анбода представляла, как сын будет наслаждаться деликатесом. Великанша и сама не поняла, когда стала испытывать к Фенриру что-то вроде нежности и некое подобие признательности к беглому супругу за то, что не позволил тронуть детей. Интересно, какова ныне дочь?

Размышляя так, Анбода раздевала свою добычу. Стянула с валькирии мокрые сапоги, сняла влажный плащ и принялась расшнуровывать камзол. Распустив шнуровку на груди, обнаружила холщовый мешочек с каким-то предметом. С любопытством открыла мешочек и достала из него кулон. Ого! Анбода происходила из рода Чёрного Главы – самого могущественного чародея древности. Мать с детства обучала её распознавать силу волшебных вещей. С такой магической мощью Анбода сталкивалась впервые! Кристалл властно требовал посмотреть сквозь него. Однако колдунья решила, что нельзя позволять этой вещи брать над собой верх. Убрала находку в холщовый мешочек, положила его в тайник и продолжила раздевать валькирию.

Что-то с этой девицей обстояло не так! Во-первых, не будет валькирия шляться ночью по Железному лесу, нечего ей делать в лесу. Во-вторых, ни одной из жертв Анбоды не удавалось оторваться от заговорённого клея. В-третьих, у простой валькирии не может быть магического предмета такой силы!

* * *

С первым лучом солнца вернулся с охоты Фенрир.

– Что за странный запах, мама? – нахмурился сын.

Стараясь не выдать ликования, Анбода небрежно кивнула в угол пещеры, где валялась бесчувственная валькирия, прикрытая шкурой барса. Некоторое время Волк рассматривал женщину, затем повернулся к матери:

– Где ты охотилась, мама?

– На тропе рудокопов.

– Мы же решили, что охотиться на тропе слишком рискованно!

– Но, сынок, прошло уже столько времени. И потом, вряд ли кто-то хватится одинокой валькирии.

– Эта женщина – валькирия? – ещё сильнее встревожился Фенрир. – Мы должны немедленно избавиться от неё! С самого перевала я чувствовал её цветочный запах. Любой, обладающий более-менее чутким нюхом, легко возьмёт её след, который приведёт к нам.

– Ну и добро пожаловать, – усмехнулась Анбода. – Мы рады гостям!

– Не всем гостям, мама! Мне совершенно не хочется, чтобы к нам на огонёк заглянул спутник этой женщины.

– Она была одна!

– Ты ошибаешься! В этот раз я не брал на охоту Желтоглазого, и волк видел, как вчера днём по тропе рудокопов в сторону Железной горы двигались двое верховых. На одном был знакомый тебе рогатый шлем. Второй всадник – женщина, одетая валькирией. Хемдаль оставил её на перевале, ведущем к Железной горе, потому что женщина приказала покинуть её. Понимаешь, мама?! Какая-то валькирия приказала Хозяину Химинбьёрга! И он повиновался, хотя с большой неохотой. И ещё Желтоглазый видел, как в начале грозы в сторону Химинбьёрга промчался конь без всадницы. А ночью на той же тропе женщина в костюме валькирии влипла в твой заговорённый клей. И если сопоставить всё это, мама, то даю голову на отсечение, что из крепости сюда уже мчится отряд во главе с Круторогим! А нюх у него, как ты знаешь, не хуже моего. Так что немедленно одевай эту женщину, и я отнесу её на перевал. Ты же как можно быстрее убери с тропы свою ловушку.

* * *

Едва Анбода очистила тропу от бревна с заговорённым клеем, послышалось приближение всадников. Великанша затаилась в непролазном еловом лапнике, не спуская глаз с тропы. Вскоре появился конный отряд.

– Стойте! – властно приказал Хемдаль и спрыгнул с коня.

Анбода боялась дышать. Хорошо, что кони, в отличие от молчаливых людей, фыркали, прядали ушами, переминались с ноги на ногу. Хорошо, что пели птицы. Хорошо, что ветер дул со стороны Круторогого.

– Я уверен, что ночью Госпожа была здесь, – сообщил Хемдаль спутникам и подозвал всадника с секирой.

Тот спешился, в два счёта срубил нижние ветви и сделал на стволе крестообразную метку.

– Позже мы внимательней осмотрим этот участок. Что-то тут не так!

– Железный лес всегда был гиблым местом, господин, – согласился воин с секирой.

– Как же ты оставил Фригг одну, Круторогий? – услышала Анбода чей-то укоризненный вопрос.

– Не могу себе простить, – мрачно ответил Хемдаль. – Госпожа настаивала, чтобы я покинул её.

– Как ты оправдаешься перед царём, если с его женой что-то случится?

– Я найду её, Браги, не сомневайся!

Хемдаль вскочил в седло и поднёс к губам рог, слышимый во всех мирах.

С хриплым карканьем сорвались с елей вороны, заскрипели стволы, зашевелились ветви. Забились в истерике кони, дрогнули руки всадников, державшие поводья. Переглянулись на небесах светлые альвы, оторвались от работы искусные подгорные гномы, затрепетали тени в нижнем мире. Далеко на юго-востоке замер с поднятой секирой Ермунганд. На перевале, ведущем к Железной горе, женщина в костюме валькирии открыла глаза.

* * *

Когда стихли звуки копыт, Анбода выбралась из лапника и поспешила в пещеру. Нужно уносить ноги! Покинуть родные края следовало незамедлительно. После того как Хемдаль протрубил в рог, асы не дадут им житья! Когда появился Фенрир, Анбода уже заканчивала собирать пожитки.

– Ну что, я был пра в? – невесело спросил Волк. – Только я не думал, что из-за этой женщины асы устроят светопреставление. Рог Хемдаля ты, верно, слышала?

– Да, сынок. Пробрал до самых печёнок.

– Ты приказала Змею возвращаться, когда протрубит Хемдаль. Почему?

– Потому что этот звук означает, что для асов наступили не лучшие времена. Я хотела, чтобы твой брат вернулся в удачный момент и вы объединили свои силы, дабы привести славу асов к закату.

– Сейчас мы вынуждены бежать, потому что у асов не лучшие времена? – усмехнулся Фенрир.

– Не всё так просто, сынок! Мы вынуждены бежать, потому что Хемдаль достанет нас после того, что случилось с его спутницей. Она тебя видела?

– Нет, валькирия не очнулась.

– Эта женщина – не валькирия.

– А кто?

– Жена Одина, царя асов.

Фенрир присвистнул:

– Ты права, мама, теперь здесь житья нам не будет. Но зачем в наши края пожаловала царица асов?

– Тут кроется тайна, сынок! Не знаю, каким колдовством эта женщина занималась на перевале, но она явно не хотела иметь свидетелей.

– Почему ты думаешь, будто жена Одина занималась колдовством?

– Потому что при ней было вот это!

Анбода достала из-за пазухи холщовый мешочек.

ЛЁШКА: БАЛЬДР

Казалось, звук пришёл не извне, а изнутри. Словно каждый орган тела издал долгую низкую вибрацию. Бальдр оторвал лицо от земли и провёл по нему ладонью, стряхивая мелкие камушки, впившиеся в кожу. После того как он рухнул лицом на камни, должны были появиться ссадины и боль. Однако их не ощущалось. Бальдр выпрямился, прикинул расстояние до крутого склона, по которому карабкался. Затем сделал три размашистых скачка и бросился головой вниз, словно прыгал в воду.

Склон кувыркал его, подбрасывал и, наконец, швырнул на острый валун. Юноша застыл в изломанной позе и прислушался к ощущениям. Хребет валуна упёрся ему в спину, но боли не чувствовалось совершенно. Бальдр мечтал о ней! Мечтал, чтобы физическая боль помогла ему забыть о боли иного происхождения, которую и болью-то трудно назвать, потому что нигде не режет, не колит, не саднит. Просто не получается дышать, будто на груди лежит валун такого же размера, как тот, на который он упал. Бальдр сполз с камня, осмотрел свои руки, ощупал лицо. Ни царапины! Локи открыл ему план Фригг уберечь сына «от всего на свете» и при встречах всякий раз насмешливо спрашивал: «Ну, как? Госпожа уже сделала тебя неуязвимым?» – «Пока не было случая выяснить», – отговаривался Бальдр.

Вот и выяснил! Задрав голову к небу, он испустил вопль отчаяния. Ему ответило грозное рычание, а вслед за тем на голову посыпалась галька и упала тень. Громадный медведь, чей покой он нарушил воплем, навис, подобно грозовой туче. Юноша не отводил взгляда от зверя, пока тот, беспрерывно рыча, грузно спускался к нему. Закончив спуск, медведь оторвал от земли передние лапы, угрожающе развёл их, демонстрируя смертоносные когти, и начал наступать. Зверь был вдвое выше Бальдра и раз в семь массивней. Приблизившись почти вплотную, медведь оскалил пасть, заревел и замолотил лапами в воздухе. Сцена продолжалась довольно долго, пока зверю не надоело заниматься запугиванием. Опустившись на передние лапы, медведь презрительно повернулся задом и вразвалку двинулся прочь. Перед тем как начать подъём, обернулся и проревел последнюю угрозу.

Встреча с медведем изменила внутреннее состояние Бальдра. Видимо, ему требовались не сочувственные слова, а яростный рёв и хорошая трёпка. Он словно встряхнулся, посмотрел на себя со стороны, и от этого стороннего взгляда сыну Одина стало нестерпимо стыдно. Как мог он оказаться таким слабаком, чтобы биться головой о камни?! Чего он таким образом собирался достичь?! Убиться и не испытывать терзаний?! Из-за чего ты так терзаешься, Бальдр? Из-за того, что мир не соответствует твоим иллюзорным представлениям? Если не хочешь отказаться от иллюзий, попробуй изменить мир! Можешь ли ты хоть что-то изменить?!

Юноша даже вздрогнул. Кажется, его мысли начали обретать новое направление! Он поднял глаза к небу – с запада надвигались тяжёлые тучи, предвестники близкой грозы. Бальдр поспешил туда, где оставил Серебристого, надеясь выбраться из предгорий до начала ливня. За себя он не опасался, но вряд ли его неуязвимость распространялась на коня.

* * *

Гроза свирепствовала вовсю. Хлёсткие струи заливали глаза, грохот раскалывал небеса, исполосованные молниями. Конь мчался по хорошо знакомой дороге, вдоль поросших дубами холмов. Вдруг Бальдру показалось, что молния высветила рядом с одним из деревьев человеческую фигурку. Громкий оклик хозяина и сила натянутых поводьев заставили Серебристого встать на дыбы. Спрыгнув, юноша бросился к скорчившемуся человеку. Ещё одна молния ударила в дуб, расщепив дерево вдоль ствола. Левая часть вспыхнула свечой, правая начала рушиться.

В отчаянном прыжке Бальдр отшвырнул человека в сторону. Как раз вовремя, потому что через мгновение на месте, где тот закрывал руками голову, пылал громадный кусок древесины. Тревожно ржал Серебристый, призывая хозяина, а Бальдру никак не удавалось освободить ноги, придавленные упавшей частью ствола. Упираясь руками в землю, превращённую ливнем в жидкое месиво, он изо всех сил дёргался вперёд, а справа и слева от него сыпались искрящиеся ветви. Наконец удалось вырваться! Бальдр немного отполз и перевёл дух. Боли не чувствовалось, но от усталости он едва мог шевелиться. С трудом поднявшись, юноша добрёл до укутанной в тёмный плащ фигуры. Человек лежал без движения – по всей видимости, лишился чувств. Бальдр подтащил его к Серебристому и перекинул через холку.

Добравшись до дома, Бальдр передал слугам коня и спасённого человека и поплёлся к себе, мечтая как можно быстрее оказаться в постели. Мама сделала его неуязвимым, но не сочла нужным позаботиться о неутомимости. Едва он стянул мокрую грязную одежду, как в дверь постучали. Вошёл старый слуга и торжественно сообщил:

– Твоя невеста пришла в себя, господин.

Открыв рот, Бальдр недоумённо уставился на старика, пытаясь осознать поступившую информацию. Так и не поняв, пожал плечами:

– Рад слышать, а что с ней произошло?

– Ты доставил её в беспамятстве.

Юноша ошеломлённо сел на пол:

– Ты хочешь сказать, что человек, которого я привёз… – Твоя невеста, господин. Её переодели, напоили горячим мёдом, и она готова встретиться с тобой.

– Немедленно отправьте дочь Цепа в дом её отца!

– Но она желает тебя видеть.

– Я встречусь с ней завтра.

Наскоро смыв с себя грязь (на более тщательное мытьё уже не оставалось сил), Бальдр растёр тело и натянул сухие штаны. Надеть рубаху не успел, так как дверь снова распахнулась, и в палату ворвалась Найна.

– Мой спаситель! Я знала, что ты любишь меня! – Дева бросилась ему на шею.

С некоторым усилием Бальдр оторвал её руки от своих плеч:

– Что ты делала так далеко от Асгарда, Найна?

– Искала тебя! Когда ты умчался так поспешно, я места себе не находила. Подумала, что тебя оскорбили мои слова о твоей болезни.

– Довольно об этом, Найна! – поморщился Бальдр. – Я не гожусь тебе в мужья. Прости и забудь о сватовстве. Мама всё уладит с твоим отцом.

– Почему не годишься?! Ты же примчался, чтобы спасти меня!

Не зная, как быстрее положить конец этому разговору, Бальдр сказал:

– Найна, я понятия не имел, что это ты. И уехал из Асгарда вовсе не потому, что обиделся на тебя. А потому, что хотел увидеть женщину, которую любил.

На щеках невесты выступили красные пятна.

– Что ты такое говоришь, Бальдр?! Зачем же ты посватался ко мне?!

– К тебе посваталась мама. Я совершил ошибку, пойдя у неё на поводу.

– Почему же ты не посватался к своей любимой женщине?! – Рот Найны кривился, словно у неё разболелись зубы. – Не потому ли, что её не существует! Ты выдумал её только для того, чтобы унизить меня!

– Пожалуйста, Найна, уйди. Мне необходимо побыть одному. Прошу тебя…

– Все тебя считают добрым, Бальдр! Но это не так!

Блеснув слезами, дева выскочила за дверь. Объяснение с Найной исчерпало последние силы, и всё же Бальдр радовался, что ему хватило решимости открыть правду. За истёкший день дух его окреп, словно сдвинулся с груди чудовищный камень, и снова можно было дышать.

* * *

Сон был обычный, не видение. В видениях Бальдр только наблюдал, но сам не присутствовал, а в этом сне шёл по Идавелль-полю. Только любимое поле почему-то было покрыто не травой, а твёрдым, похожим на камень песком. Стояла ночь, бархат неба усыпали яркие звёзды. Из-за того, что его взор был устремлён к звёздам, Бальдр едва не натолкнулся на человека, сидевшего к нему спиной. Тот коротко оглянулся и жестом пригласил присаживаться напротив. Бальдр послушно опустился на песок.

– Я жду тебя? – спросил человек.

Голос показался Бальдру знакомым, несомненно, он слышал его много раз.

– Не знаю. А кого ты ждёшь?

– Сына царя. Твой отец – царь?

– Да. А тв ой?

– Бог.

Бальдр изумлённо воззрился на сидевшего напротив, но лицо незнакомца скрывал глубоко надвинутый капюшон. Больше странный человек ничего не добавил, и Бальдр решился спросить:

– Какой бог?

Человек откинул капюшон. Ему на плечи упали льняные волосы, в знакомых голубых глазах мелькнуло удивление, по знакомым губам скользнула улыбка. Это лицо Бальдр видел всякий раз, когда подходил к зеркалу!

– Разве ты не догадываешься какой? – удивился человек с лицом Бальдра, и сквозь его кожу проступило свечение.

А в следующее мгновение перед юношей возник ослепительный световой конус. Бальдр растерянно мигнул, и видение пропало. Напротив по-прежнему сидел человек в капюшоне.

– Чего ты хочешь, сын царя? – спросил знакомый голос.

– Чтобы люди перестали быть такими жестокими, – тихо ответил Бальдр.

– Хочешь изменить людей? Ты задумал непростое дело… Для этого нужна добровольная жертва. Ты готов её принести?

– Я не уверен, что понял тебя.

Назвавшийся сыном бога улыбнулся и принялся растолковывать свою мысль.

МАДАМ ДОБРЭН: ЛОКИ

Вернулся мой крылатый посланник. Сокол доставил письмо от Хель, в котором дочь сообщала, что Хельм посещал Один. Царь сделал вёльве очень странный заказ – видение о судьбе Бальдра. Новость повергла меня в шок! Я был отлично осведомлён об особенности дара вёльвы, жившей в Хельме, сам советовал асам заказывать ей видения только о судьбах врагов. А Один, значит, пожелал узнать о том, что ждёт любимого сына Фригг. Что же задумал Одноглазый?

Бальдр выглядел оживлённым, как никогда. Я полагал, что причина его весёлости кроется в неуязвимости, обретённой трудами Госпожи. Как же я ошибался! Юноша отловил меня неподалёку от поля, где молодёжь играла в шары, и отвёл в сторонку:

– Локи, нужна твоя помощь.

Асы часто обращались ко мне за помощью – находчивый ум в большой цене! Но обычно, становясь пособником в их сомнительных делишках, я в итоге зарабатывал горькую изжогу презрения к самому себе. Зато, если случалось помогать Бальдру, ощущал себя чуть ли не благороднейшим человеком на свете. Поэтому с готовностью воскликнул:

– Всегда к твоим услугам, мой мальчик!

– Помнишь, мы говорили о том, что мир – неправильный?

Разумеется, я не забыл тот разговор.

– И я хочу… – юноша на мгновение запнулся, – исправить мир.

Мне стоило большого труда не расхохотаться ему в лицо. Пожалуй, я был неправ насчёт светлого альва. Такое заявление мог сделать лишь сын самонадеянной Фригг и самоуверенного Одина! Всё-таки великая вещь порода, рано или поздно обязательно себя проявит.

– Чем же я могу тебе помочь, Бальдр?

– Ты ведь знаешь, что мама сделала меня неуязвимым. Я хочу, чтобы ты придумал, как меня убить.

Я потерял дар речи – единственный дар, не оставляющий меня ни при каких обстоятельствах. Секунду я тупо пялился на безумца, потом развернулся и быстро зашагал прочь. Но Бальдр меня догнал:

– Подожди, Локи! Я сейчас всё объясню! Мир, нынешний и будущий, изменится, если асы изживут в себе желание убивать!

– Убийство себе подобных – излюбленное развлечение асов, – невесело усмехнулся я. – Чего ты хочешь от своего воинственного племени?

– Хочу изменить его вкусы.

– И для этого нужно тебя убить? – спросил я, не скрывая издёвки.

Он серьёзно кивнул.

– Полный бред!

– Асы должны меня убить, – уточнил Бальдр, делая ударение на «асы».

– Дважды бред! Асы ни за что не будут тебя убивать! Ты всеобщий любимец!

– Поэтому асы и должны убить меня. Чтобы до них дошло: если твоё излюбленное развлечение – убийство себе подобных, ты обязательно убьёшь того, кого любишь. Когда асы осознают это, их сердца очистятся от жестокости.

– Оставь свои бредовые фантазии, Бальдр! Асы не будут тебя убивать!

– Будут, Локи, и с превеликим удовольствием.

А ведь верно! Пока о неуязвимости Бальдра знал только я. Но стоит пустить об этом слух, как асы непременно захотят проверить…

– И нужно, чтобы убийство свершилось, – закончил юноша мою мысль. – Помоги, Локи!

Мои внутренности сжались от дурного предчувствия. Бальдр был способен уговорить кого угодно!

– Тебя так замучили кошмарные видения?! – вне себя заорал я. – Надоело жить?!

– Нет, Локи, дело в другом. Чтобы люди изменились, требуется добровольная жертва. Я готов её принести.

Я подпрыгнул на месте! Асу такая мысль никогда бы не пришла в голову! Ни Одину, ни мне, ни одному из нас! Кто же надоумил мальчика?! Кажется, без вмешательства свыше дело не обошлось. Даже если в своё время светлый альв не навещал Госпожу, то определённо являлся к её сыну.

Той же ночью я отправился в Хельм выяснить, что узнал от вёльвы Один. А когда вернулся, асы вовсю «убивали» Бальдра. С превеликим удовольствием!

Ю: ОМЕЛА

– Всё, не могу больше! – Листочки омелы поникли, как плечи истомлённого тяжкой работой невольника.

Правда, омела вкалывала на себя, а не на чужого дядю, так что правильнее было бы сравнить её с упахавшимся на родном поле фермером. Верно и то, что трудовой подвиг омела совершала не по доброй воле. Никогда прежде вечнозелёному кустику не приходилось работать в таком бешеном темпе. А что толку?! Тот, кто пробовал пить через соломинку молочный коктейль, слишком тягучий и вязкий из-за того, что мороженое не успело растаять, в силах понять безнадёжность потуг. Пыхтишь-пыхтишь, тянешь в себя, тянешь, а в рот почти ничего не попадает! Теперь представьте, что пыхтеть приходится денно и нощно, и с тем же мизерным эффектом. А кто её, красу и гордость дуба, обрёк на каторжное существование? Не догадываетесь? Правильно, в-о-о-н он справа, сосед ненавистный! Укрылся древесным отёком своей ветви и жрёт, как не в себя! Кажется, ещё во время прошлой луны был крошечной стрелочкой, а теперь вытянулся копьём. И даже не думает куститься, дубина, знай тянется вперёд! Одно слово, паразит!

Вдруг глянцевые листики нервно затрепетали. Неужели накликала?! К дубу приближался давешний сквернослов. Раскинул в стороны свои верхние отростки, облепил ими ствол, да так и застыл. Не иначе тоже соки из её богатыря тянуть вознамерился! С самого низу, между прочим! Теперь ей вообще ничего не перепадёт! Не смей, ты слышишь?! Чтоб тебя свиньи сожрали!

Появилось новое действующее лицо. Тот самый бездельник, что каждый день таскался под её дерево.

– Локи, я не помешаю?

Ишь ты, вежливый какой! Омела возмущённо передёрнулась. Меня, значит, он не спрашивает! А это мой дуб, между прочим!

Сквернослов медленно обернулся на голос, отлепившись наконец от коры. Хоть на том спасибо! Вечнозелёный шарик прислушался. Эта пара обычно вела крайне занудные беседы, но других развлечений не наблюдалось, а омела после трудов праведных была не прочь развлечься. Вы-то небось тоже не соком единым живёте!

– Ты сам распустил слух о своей неуязвимости?

– Я сообщил только маме, когда она вернулась. Дальше всё вышло само собой. Ты мне поможешь, Локи?

– Назначай время.

– Можно завтра?

– Как пожелаешь.

* * *

Разошлись, и славно, решила омела, ничего не поняв из разговора. Полюбовалась красками заката, затем узким серпиком луны, звёздной россыпью. Внезапно тишину нарушили быстрые шаги. К дубу снова приближался человек, и омелу охватило странное возбуждение. Послышался тихий свист рассекаемого воздуха. Ветку омелы тряхнуло. Кто-то лез на дуб! Неужели местные невежи нашли друида для священного ритуала? Ой, кажется, добрался! Ну, сейчас начнётся… Серп-то у него хоть золотой? Ой-ой-ой! Что ж ты режешь так, изверг?! Где твой золотой серп? Где твоя почтительность?! Где-е-е…

Омела полетела вниз и приземлилась отнюдь не на белоснежную ткань. Святотатство! Срезать её каким-то кинжалом! Швырнуть на землю! А белые быки где?! Жертвенные быки, чьи рога никогда не оскверняли привязью… В этот момент справа ещё что-то глухо шмякнулось. Ну, дела! Сосед-то зачем понадобился?! Этот горе-друид счастье, что ли, от него получить желает? Хотя приятно, что соседушка здесь, внизу. Всё, конец твоей пирушке, паразит!

 

Глава 8

Сетевая игра: Третий раунд

КОМАНДА

На сей раз сбор команды прошёл без эмоционального надрыва. Правда, Стеклов смотрел на сетевых партнёров, как карп из отдела «живая рыба», и так же смешно шевелил толстыми губами. Особенно Гласса потрясли братья Несруки.

– Ну, чего уставился? – неприязненно спросил Йа. – Хочешь взглядом зажарить? Так я не карлик-рудокоп и не валькирия.

– Зачем ты так? Он же новенький, – вступилась Алька.

– А если новенький, пусть ведёт себя прилично, – поддержал старшего братца Ю. – Ты при первом знакомстве вполглазка на нас поглядывала. А этот пялится, невежа!

Сетевые партнёры взорвались хохотом. Стеклов растерянно переводил взгляд с Лёшки, хлопающего себя по коленям, на утирающую слёзы Альку и нерешительно улыбался неизвестно чему. Но компания ржала так заразительно, что Гласс, сражённый всеобщим весельем, даже не заметил, как сам стал похрюкивать от смеха.

Алька, освобождённая от вахты, за истёкшую неделю значительно посвежела и теперь радовалась, что стала отделять партнёров от их персонажей. Когда закончился пересказ фрагментов, Ю потребовал, чтобы очерёдность распределяли по жребию. Никто не возражал.

– И последние станут первыми! – возгласил Ю, вытягивая свёрнутый в трубочку номер.

Ему, как последнему в предыдущем раунде «Игры», было предоставлено право первым тянуть жребий. Раскрутив трубочку, Ю вздохнул:

– Первыми последние не стали. Спасибо, что опять не остались последними.

Последним оказался Стеклов, первым Йа, вторым Лёшка, затем Ю и предпоследней мадам Добрэн. Алька тянуть жребий отказалась.

Домой Алька и Лёшка возвращались в компании Стеклова.

– Лёх, ну круто! – трещал Гласс. – Я не представлял, что бывают такие игры! Всё как по-настоящему! Только почему мне роль какой-то Бабы-яги досталась? И вообще, что происходит? Я не совсем въехал.

– Позже перескажу содержание предыдущих серий, – пообещал Лёшка, в душе испытывая стыд.

Погремушка заглядывал ему в глаза с преданностью собачонки, которой добрый хозяин почесал брюшко, и разве что хвостом не вилял.

– Аль, а ты почему не играла? – не унимался Гласс. – Лёха сказал, ты режешься в сетевую игру с утра до ночи, за уши не оторвать.

– Неужели так и сказал? – Алька бросила на друга вопросительный взгляд.

Ответственный гений покраснел.

– По причине избыточного благородства Аля свою вахту отдала тебе, – поспешно объяснил он Стеклову. – Сам я, признаться, так не поступил бы, поскольку моё благородство ограничено чувством меры.

– Я же последний! – вдруг охнул Гласс.

– Ну и что? – удивился Лёшка. – Какая разница?

– Большая! Мы послезавтра в Грецию летим!

– Ага. Значит, тебя не будет.

Стеклов чуть не плакал от досады.

– Вернёшься из Греции – доиграешь, – подбодрил Лёшка. – Талисман теперь у Анбоды, значит, и главная роль твоя.

ЙА: ФРИГГ

По голубому небу двигались невесомые облачка. Лёгкий, пахнущий хвоей ветерок ласково пробегал по коже, и это было очень приятно. Потом над Фригг склонилось лицо, полное участия и заботы. Она всматривалась, пытаясь понять, кто это… Лицо было очень красивым, но всё время расплывалось перед глазами…

– Ты жива! Какое счастье! – шевелились прекрасные губы.

Верно, это её альв-хранитель… Фригг собралась сказать, что узнала его, но не успела. Пронзила боль! Словно Тор ударил молотом по затылку, а на ладони вылили кипящую смолу. Царица издала жалобный стон, как ребёнок, которого незаслуженно обидели.

– Что не так, Фригг?

– Руки…

Альв-хранитель перевёл взгляд на её ладони, уголок его рта задёргался.

– Я сейчас.

– Не уходи…

– Хорошо-хорошо, я буду всё время с тобой!

Оглянувшись, он отдал короткий приказ и вновь склонился к Фригг.

– Потерпи ещё немножко, сейчас станет лучше, – нашёптывал альв-хранитель, утирая ей слёзы.

Было приятно, только очень больно. Чтобы не закричать, Фригг закусила губу. А потом ощутила, что на ладони льётся какая-то жидкость, остужает кипящую смолу, и боль сменяется лёгким пощипыванием.

– Теперь глотни это. – Альв-хранитель поднёс к её рту сосуд.

Фригг послушно сделала глоток. Огонь на мгновение обжёг горло и пищевод, а потом осталось только тепло. Веки закрылись сами собой.

* * *

Затылок покоился на холодном пузыре, и это приносило облегчение. Кисти были туго забинтованы. На ладонях лежал густой слой мази. Между ним и тканью перевязки – пластины, вроде тех, что делают из медовых сот.

Знакомое лицо склонилось к Фригг:

– Выпей лекарство.

Она глотнула, и вновь наступило забытьё. Когда Фригг опять пришла в себя, память к ней вернулась полностью. Не успела Госпожа позвать Хемдаля, как он тут же явился. Сколько же, интересно, не спал Хозяин Химинбьёрга, если так осунулся…

– Я постоянно рядом, Фригг. Но никогда себе не прощу, что оставил тебя одну на перевале!

– Спасибо, что вовремя пришёл, – с признательностью пробормотала царица. – Я вела себя как глупая девчонка. Мне следовало внимательнее отнестись к твоим словам.

Чтобы её не смущать, Хемдаль поспешил перевести разговор на другую тему:

– Сегодня в крепости пир в твою честь, Госпожа. Я позову служанку. Она поможет тебе одеться и причесаться и будет прислуживать за столом.

Сын девяти сестёр поклонился и вышел. Фригг неловко ощупала себя забинтованными руками. Холщовый мешочек отсутствовал!

* * *

Подготовка к ужину заняла много времени, поскольку царица вдруг решила обучить служанку секретам укладки волос. Девушка то и дело впадала в отчаяние, но Госпожа терпеливо приговаривала:

– Рано или поздно Хемдаль женится. Когда его супруга узнает, какие причёски ты умеешь делать, ты станешь самым главным человеком в Химинбьёрге!

Девушка улыбалась, стряхивала слёзы досады на себя, и всё начиналось сначала.

Когда Фригг явилась на пиршество, собравшиеся были уже изрядно пьяны. Она присела рядом с Хемдалем, который один сохранял трезвость. К угощению Фригг не притронулась, лишь изредка глотала воду, с трудом удерживая кубок забинтованными руками. Тем временем в её честь поднимались бесчисленные здравицы. Браги, считавшийся лучшим скальдом среди асов, сообщил, что сложил песню о драме, свидетелем которой он был.

– Железный лес стоит стеной… – затянул Браги, перебирая струны арфы.

По телу Фригг пробежала дрожь. Чуткий Хемдаль уловил это и склонился к её уху:

– Пойдём, Госпожа, балладу Браги допоёт без нас.

Хозяин Химинбьёрга увлёк царицу прочь из пиршественной залы. Небольшая уютная комнатка, в которую они вошли, располагала к беседе.

– Расскажи, что с тобой случилось, – мягко попросил Хемдаль, усадив гостью.

К завершению её рассказа он был мрачнее тучи.

– Понятно, в чью ловушку ты угодила. Счастлива твоя судьба!

– Кто это сделал?

– Анбода, мать Хель.

– Мать Хель?! Но… Локи всегда утверждал, что сам родил Хель…

Брови Хемдаля изумлённо взлетели вверх:

– И ты поверила?! Разумеется, Хель произвела на свет женщина! Анбода родила Локи троих детей. Двух сыновей-близнецов и дочь. Дочь Локи забрал с собой, когда сбежал от Анбоды. Сыновей, пока те были малы, оберегал от матери-людоедки, не позволяя их сожрать. Я не знаю, где теперь один из сыновей Локи, второй остался с Анбодой.

– Так я попала в западню, расставленную женой Лукавого?

– Не выдумывай, Госпожа! Локи никогда не называл Анбоду женой. В своё время он так же, как и ты, попал в ловушку великанши.

– Хемдаль, у меня пропал оберег!

– Главное, ты сама цела, Фригг! Мало кому из жертв Анбоды посчастливилось отделаться такой мелочью, как оберег. Эта людоедка – самая могущественная колдунья в здешних краях.

– Волшебная вещь, оставшаяся у великанши, очень ценная! Её можно вернуть?

– Забудь о своём обереге, Фригг! Колдунья и её сын уже покинули эти места. Не сомневаюсь, что всё ценное они забрали с собой.

* * *

Вернувшись в Асгард в сопровождении Хозяина Химинбьёрга, Фригг рассказала царю обо всём, что сделала, чтобы защитить Бальдра.

– Я так тебя люблю, – прошептал Один, обнимая жену, когда она закончила.

Однако Фргг заметила, что её муж чем-то удручён.

На следующий день Бальдр сообщил матери о своей неуязвимости, и сердце Фригг возликовало. Труды и мучения не пропали даром! Ей удалось защитить сына от всего на свете!

Царице очень хотелось расспросить Локи об Анбоде, но Лукавый как сквозь землю провалился. Впрочем, у Фригг накопились и другие дела. Узнав, что Бальдр расторг помолвку, она бросилась улаживать скандал. Решили пока никому не сообщать о разрыве, пусть Найна продолжает считаться невестой Бальдра, глядишь, Фригг удастся повлиять на сына. Однако Бальдр сильно изменился за то время, что мать его не видела. Стал не только неуязвимым снаружи, но и полностью закрытым изнутри. Царица не знала, как подступиться к нему с разговором, хотя ей не терпелось выяснить, что это ещё за «любимая женщина». Либо Найна сочиняет невесть что, либо… Неужели она прозевала момент, когда её мальчик влюбился?!

Три дня спустя её навестил Хемдаль, которого царь задержал в Асгарде.

– На поле собралась толпа, – сообщил Хозяин Химинбьёрга. – Швыряют в Бальдра копьями, мечами, секирами, а те, не долетая, падают к его ногам.

Фригг не удержала победной улыбки:

– Копья, мечи и секиры не могут навредить моему сыну! Они сделаны из металла, выплавленного из руды Железной горы.

– Да, ты рассказывала, что взяла с Железной горы клятву. Но, признаться, я не поверил. Твоя сила просто чудесна, Госпожа!

– Не моя, – вздохнула Фригг. – Помнишь, я спросила, можно ли вернуть пропавший оберег? Его даровала мне приёмная мать-вёльва для защиты Бальдра, потому что в моём сыне заключена надежда асов. Это не просто оберег, а могущественный талисман, которому подвластны не только люди, животные и растения, но вообще всё на свете!

– И эта вещь попала к Анбоде?! – Синие глаза Хемдаля расширились. – Колдунья – злейший враг асов! Она очень быстро поймёт, какую силу заполучила, и обратит её против нас! Дело пахнет войной, Фригг! Нужно немедленно всё рассказать Одину.

* * *

В тот вечер Бальдр сам зашёл в Фенсалир, и Фригг несказанно обрадовалась.

– Я так давно не видела тебя, сынок! – воскликнула она, стискивая юношу в объятиях.

Сын улыбнулся:

– Сегодня твои волосы пахнут незабудками.

– У меня к тебе есть разговор.

Госпожа указала на кресло, но Бальдр покачал головой:

– Мне хочется просто полюбоваться тобой, мама. Ты расчёсывай волосы, а я буду смотреть.

Фригг не стала настаивать и, устроившись перед зеркалом, принялась расплетать косы, время от времени поглядывая на отражение сына. В детстве он любил сидеть на полу под окном. Там же опустился и теперь, не сводя глаз с распущенных кудрей матери, по которым та плавно водила гребнем.

Текли минуты, Бальдр не шевелился. Наконец Фригг не выдержала:

– Тебе не наскучило работать мишенью, сынок?

– Завтрашний день будет последним, мама, обещаю.

– Найна мне сказала…

– Какая разница, что сказала Найна?

– …будто бы у тебя есть любимая женщина. Это правда?

Бальдр встал, поднялась и Фригг.

– Это уже неважно, мама.

– То есть как?! Что же, по-твоему, важно?

Сын обнял её за плечи:

– Важно, что я люблю тебя и папу. И надеюсь, вы оба уже взрослые.

Рассмеявшись, Фригг прижала своего мальчика к груди. Не догадываясь, что смеётся так счастливо последний раз в жизни.

ЛЁШКА: БАЛЬДР

Едва Бальдр покинул Фенсалир, как столкнулся с Хемдалем.

– Я искал тебя, – остановил его Белый ас. – Почти все в сборе. Тор подъедет завтра. Передай Хеду, что Большой совет назначен на послезавтра.

– Большой совет?! Что-то стряслось?

– Всё имеет свою цену, – уклончиво ответил Хемдаль. – Боюсь, за твою неуязвимость асам придётся расплачиваться войной.

– Что произошло с мамой в Железных горах? – нахмурился Бальдр.

– Всё нужное узнаешь на Совете.

– Нет! Мне необходимо узнать сегодня! Пожалуйста, Хемдаль!

Бальдр был способен уговорить кого угодно, и Сын девяти сестёр не являлся исключением.

– Госпожа считает, что в тебе заключена надежда асов, – закончил Хемдаль рассказ. – Говорят, ей ведомы судьбы.

– Не уверен. – Юноша задумчиво покачал головой. – Мне кажется, до какого-то момента судьбы неопределённы. Люди могут делать выбор и отменять его. Но есть точка перехода, после которой отменить уже ничего нельзя. Любое действие становится необратимым. Завтра последний день игрищ в мою честь. Приходи утром на Идавелльполе, Хемдаль.

– Хорошо, раз ты просишь, приду. Я очень удивился, впервые увидев, как от тебя отскакивает оружие. Но, если честно, ваша забава мне совершенно не по нутру!

Бальдр опустил глаза:

– Мне она тоже не нравится.

* * *

Вот и оно, Идавелль-поле! Еле различимые при свете нарождающегося месяца западный и восточный холмы. Невидимое, но почти осязаемое пространство между ними. Поющие цикады, вскрики ночных птиц, шорох полёвок. Ветер, несущий ароматы летней ночи, и звёзды, рассыпавшиеся над головой. Самое знакомое и дорогое место во вселенной. Место, где нет тревог и забот, где всё близкое, своё, родное.

Бальдр сел так, как сидел во сне парень с его лицом, называвший себя сыном бога. Сердце полностью очистилось от яда видений и наполнилось любовью. Слёзы восторга щипали глаза юноши, хотелось обнять весь мир, вобрать его в свою душу…

Ночь незаметно сменилась утром, и Бальдр вскочил. Ноги стремительно несли его по полю. Он бежал, раскинув руки, и не ощущал тела, только ветер и свет.

– Бальдр! Где ты? – донёсся хриплый голос Хеда.

Он побежал на голос, сгрёб брата в охапку, оторвал от земли и закружил.

– Бальдр, перестань!

Слепой воин растерялся. Он был старше, выше и массивнее Бальдра. Но сейчас Хеду казалось, что кружит его свет и ветер.

– Да поставь ты меня на ноги, вепрь тебя задери! Совсем сдурел! – заорал Хед.

Бальдр бережно отпустил брата.

– Смотри, – Хед показал юноше жалкий прутик, – мне Локи сунул эту дрянь и сказал, что я должен ею уважить тебя. Ты не обидишься, если я кину в тебя этим?

Бальдр обнял слепца за плечи:

– Не обижусь. Сделай именно так, как тебе сказал Локи. Пошли, Хед.

В обнимку братья подошли к собравшейся толпе. Хмурый Хемдаль стоял особняком и, в отличие от прочей компании, не имел при себе ни весёлости, ни оружия.

– Сегодня последний день развлечений, – объявил Бальдр, вставая напротив асов. – Пробуйте силы, кто ещё не успел.

– Тор никогда не простит себе, что опоздал, – вознёсся над толпой насмешливый голос Локи.

Первыми выступили Фрейр и Ньёрд, прибывшие в Асгард только вчера и в ранних представлениях не участвовавшие. Олений рог Фрейра, не долетев до груди Бальдра, завис в воздухе и упал. С тем же эффектом был брошен гарпун Ньёрда.

Подошёл Локи, повесил юноше на шею венок из омелы и торжественно возгласил:

– Приветствуйте Бальдра Неуязвимого!

Толпа взорвалась овациями.

– Эй, Бальдр! – выкрикнул один из асов. – Ты с этим венком похож на жертвенного бычка!

Шутка показалась на редкость смешной, толпа весело заржала.

– Давай, Хед, – шепнул Локи слепому. – Уважь брата.

Хед неуверенно выдвинулся вперёд и поднял свой прутик. Хохот усилился.

Бальдр заметил, что к ним по полю кто-то бежит. Но человек был слишком далеко, чтобы Бальдр мог его узнать. Остальные асы стояли к бегущему спинами и не видели его.

Хед не зря считался могучим воином. И не зря Бальдр столько времени служил брату добровольной мишенью. Хед сделал замах и пустил свой прутик как копьё. Прутик не завис и не упал на землю, а вонзился Бальдру в шею. Долю мгновения юноша всматривался в бегущего и вдруг понял, кто это. Даже успел поднять в приветствии руку. Затем мир окрасились алым, и снизошла великая тишина.

Ю: ОМЕЛА

Подвергшись беспримерному насилию и надругательству, мой шарик превратился в куцее подобие окружности. Даже если его и называют венком, дело, по сути, не меняется. Надругавшись надо мной, палач поизмывался и над моим юным, даже не начавшим куститься соседом. Впрочем, я подозреваю, что участь моего соседа никого не волнует, как и моя собственная судьба. Что ж, в таком случае я выступлю как свидетель, ибо не только я и мой сосед стали жертвами! И не того покарали, кто в действительности виновен!

Надев себе на шею то, что осталось от меня, и прихватив то, во что превратился мой сосед, преступник отправился на поиски подельника. Разыскал слепого и принялся его обрабатывать:

– Ты должен уважить брата, Хед. Завтра последний день игрищ в его честь. Если ты на них не выступишь, нанесёшь Бальдру обиду.

Слепой долго отнекивался, но преступник его уговорил.

– Покажи Бальдру это оружие и передай, что тебе его дал я. – Преступник сунул подельнику останки моего соседа. – Дальше поступай, как скажет брат.

Потом мы таскались вместе всё утро, потому что преступник не желал освобождать меня от себя. Я видела всё, что происходило. Видела, как собравшиеся на поле психи швыряли в человека, часто являвшегося под мой дуб, какими-то отвратительными предметами. Преступник оторвал меня от себя, надел на этого человека, и мне вдруг стало хорошо! Правда, человек не обращал на меня внимания, но как только я очутилась на нём, воздух словно потеплел и наполнился чем-то столь сладостным, с чем даже древесные соки не идут в сравнение. Однако моё блаженство длилось недолго. Преступник вытолкнул вперёд подельника, тот размахнулся и швырнул моего соседа прямиком в меня. Но, разумеется, не попал – он же слепой, где уж ему точно прицелиться. Вместо меня сосед вонзился в человека, на котором мне было так хорошо. Тот упал, и меня начала заливать какая-то тёплая жидкость. Мне стало плохо видно, зато слышно было всё.

Толпа остолбенела. Затем тишина сменилась воплями: «Убийца!» Я надеялась, что покарают преступника, но нет! Преступник и ещё какой-то тип оказались рядом со мной, а озверевшая толпа бросилась на подельника.

– Зажимай кровь, Хемдаль! – орал преступник.

Второй попытался куда-то надавить на шее моего человека, но, видимо, надавил не туда. Брызнул тёплый фонтан.

Подбежал ещё кто-то, и все затихли. Я хотела пожаловаться, какому беспримерному насилию и надругательству подверглись мы с соседом, но до меня по-прежнему никому не было дела. Вновь прибывший прижимал к груди голову моего человека, и прозрачные капли катились из его единственного глаза.

МАДАМ ДОБРЭН: ЛОКИ

Когда добрался Один, всё было кончено. Уступив отцу место возле сына, Хемдаль поднялся. Его белые одежды были залиты кровью Бальдра, лицо побелело от гнева.

– Вы хоть поняли, что натворили? – тихо спросил Белый ас, окинув взглядом побоище.

– Хед – убийца, – мрачно бросили из толпы.

– Не более чем каждый из вас! Вы все занимались убийством, швыряя в Бальдра оружием. Прутик Хеда оказался не заговорённым. Думаете, он об этом знал?! Думаете, Хед хотел убить брата, которым дорожил больше, чем собственной жизнью? Разве Хед начал испытывать неуязвимость Бальдра? Разве это предложил Бальдр?! – Хемдаль рубил словами, как секирой. – Нет! Вы все убили Бальдра, а теперь растерзали Хеда. Вы убийцы!

Асы онемели. Над полем плыла тишина.

* * *

Возвращались в Асгард в подавленном молчании. «И ты надеялся отучить этих людей от убийства? – мысленно обращался я к юноше, чьё тело сейчас укладывали на носилки. – Первое, что они устроили после твоей добровольной жертвы, был самосуд над Хедом, который ничего не понял, потому что ничего не видел. Что-то ты напутал в своём плане, мой мальчик».

Хемдаль тронул моё плечо:

– Бальдр все эти дни искал тебя, Локи.

Я старался не глядеть в честные глаза Белого аса. Из всей компании, возвращавшейся с поля, Хемдаль был единственным человеком с врождённым чувством порядочности. И единственным, кто меня ни разу ни о чём не просил. Зато, когда четыре года назад я попросил его не причинять вреда Анбоде и моим сыновьям, он дал слово и выполнял его безоговорочно. Хотя соседство великанши и её мальчиков, воспитанных в лучших традициях людоедов, наверняка доставляло Хозяину Химинбьёрга немало хлопот.

– Один тоже искал тебя, да и я, – продолжал Хемдаль. – У нас назревает проблема, Локи. Дело в том, что, будучи в моих краях, Фригг попала в ловушку Анбоды.

Я споткнулся на ровном месте, поражённый новостью:

– Как же тебе удалось спасти Госпожу?

– Думаю, благодаря твоему сыну, Фенриру.

– Фригг невероятно повезло, что всё завершилось благополучно!

– Не совсем благополучно. Поэтому Один экстренно созвал Большой совет. Но теперь у него другие дела… Потерять в одно утро сразу двух сыновей! Ужасно!

– Согласен, ужасно… Но Один, прежде всего, царь, а уж потом отец. А вот для матери гибель Бальдра – сокрушительный удар. Так о какой проблеме ты начал говорить, Хемдаль?

– Царица утратила вещь – оберег, полученный ею от вёльвы. Скорее всего, эта штука теперь у Анбоды. Будучи в Химинбьёрге, Фригг спрашивала, нельзя ли вернуть оберег, но я тогда не придал должного значения её просьбе. Потому что лишь в Асгарде Госпожа раскрыла мне свою тайну. Утраченная вещь – могущественный талисман, который может управлять даже силами природы. Пошли гонца к дочери, Локи! Пусть Хель разузнает у вёльвы, что это за талисман.

– Я только что вернулся из Хельма. Норны перерезали нить жизни приёмной матери Фригг. Узнать о талисмане от вёльвы мы уже не сумеем. Мне кажется, Хемдаль, прежде чем выносить вопрос на Большой совет, нужно удостовериться, действительно ли талисман попал к Анбоде.

* * *

Через день после погребения Бальдра мы с Хозяином Химинбьёрга скакали на запад с особой миссией, о которой кроме нас знал только Один.

 

Глава 9

Сетевая игра: Четвёртый раунд

КОМАНДА

– Мы с Лёшей и Ю остались без персонажей, – заметила Алька, когда закончился пересказ фрагментов. – Значит, мы вышли из «Игры»?

Девочка вполне восстановилась и была не прочь проверить в новом раунде гипотезу относительно своей роли, да и Лёшкиной тоже.

Йа пожал плечами:

– Были бы актёры, а персонажи найдутся.

– Я вот рад распрощаться с омелой, – заявил Ю. – Надеюсь, вторая роль окажется менее древесной.

– Ну да, будешь мокрицей, которую Фригг забыла заговорить, – чутко отреагировал на желание брата Йа.

– Стеклов тоже озадачен своей ролью, – попыталась предотвратить назревающую перепалку Алька.

– Если Госпоже угодно оскорблять малых мира сего, пожалуйста, – фыркнул Ю. – Только не забывай, что ещё есть вакансия царя.

– Роль царя тебе не светит! – Йа выразительно постучал себя по лбу. – Репкой не вышел.

– Какая разница, что за роль? – присоединился к миротворческим усилиям подруги Лёшка. – Глассу досталась людоедка, а он счастлив, что в «Игру» приняли!

– Тебе, юноша, без разницы, потому что твоему амплуа уже ничто не повредит, – нахохлился Ю. – Ты в нашей памяти останешься всеобщим любимцем, хоть на данный момент и покойным. Глассу твоему некультурному тоже без разницы. А вот мне, набирающему ролевое портфолио, очень даже не всё равно!

– А ролевое портфолио тебе зачем сдалось? – ехидно осведомился Йа. – Собрался пробовать себя в Голливуде?

– Это никого не касается, – с достоинством ответил Ю.

– Думаю, талисман раздаёт роли неспроста, – многозначительно вставила Алька, которую так и подмывало изложить всем свою гипотезу.

– Конечно, – подлил масло в огонь Йа. – Каждому по способностям!

– По-моему, мы должны понять смысл «Игры», а не принцип раздачи ролей, – напомнил Лёшка.

– Может, смысл как раз и состоит в наших ролях, – возразила ему названая сестра.

– Давайте проведём мозговой штурм и соберём в кучку все идеи, – предложил Ю. – Я, например, думаю, талисман просто развлекается.

– Или обучает, как им пользоваться, – подхватила Алька.

– Талисман хочет продемонстрировать своё могущество, – продолжил Йа.

– Хочет, чтобы мы узнали, как всё происходило на самом деле, – предположил Лёшка. – В «Эддах» события излагаются иначе.

– Между прочим, о талисмане «Эдды» не упоминают, – подала голос мадам Добрэн. – Среди множества волшебных вещей, которыми владели асы, не было талисмана. А в «Игре» всё построено вокруг него.

На сей раз Алька тоже участвовала в жеребьёвке и вытянула первый номер.

АЛЬКА: ФЕНРИР

Узнав, что Круторогий покинул Химинбьёрг, они вернулись в родную пещеру. Фенрир вытребовал у матери клятву никогда не охотиться на тропе рудокопов, и Анбода дала её без размышлений. С того дня, как к ней попал амулет жены Одина, колдунья утратила интерес ко всему другому. Денно и нощно Анбода ставила какие-то эксперименты, забыв об охоте и равнодушно ужиная тем, что добывал Фенрир. Однажды они услышали исполненный скорби звук рога Хемдаля.

– У асов стряслась беда, – с недоброй усмешкой сказала мать. – Второй раз за одну луну трубит Хемдаль, значит, грядут большие перемены. Скоро возвратится твой брат, день вашей славы близится. К приходу Ермунганда ты должен собрать войско.

И Фенрир отправился воодушевлять на битву кланы горных великанов. Он не жалел красноречия, описывая безжалостность асов, пришедших как захватчики в исконные земли великанов, алчность и коварство врага, а также сокровища и богатства, которые асы награбили у всех народов мира. Жаждой крови и жадностью вспыхивали глаза его слушателей. Гремели в кузницах молоты, выковывая боевые топоры. Рубились на тренировочных площадках воины, готовясь к будущей войне. Фенрир единодушно был признан вождём горцев. Вряд ли бы ему, полукровке, светила подобная честь, если бы не талисман, который Анбода дала в дорогу.

– Я хочу, чтобы эта вещь была с тобой, – загадочно произнесла мать, передавая Фенриру холщовый мешочек. – Это залог нашей победы над асами.

– Но ведь талисман принадлежал царице асов. Почему ты думаешь, что он станет помогать нам? – усомнился Фенрир.

– Не знаю, как эта вещь попала к жене Одина, но уверена, что создали её не асы.

И Анбода принялась обучать Фенрира пользоваться талисманом. Результаты его кампании у горных великанов показали, что он оказался способным учеником. Вернувшись к матери, Фенрир сообщил, что горцы готовы выступить.

– Не торопись, сынок! Не следует недооценивать противника. У асов большие силы, поэтому дождёмся Ермунганда. А если у тебя чешутся руки, попробуй разрушить Химинбьёрг.

– Ты шутишь, мама? – изумлённо воскликнул Фенрир. – В одиночку?!

– Нет. Вместе с талисманом.

– Круторогий вернулся?

– Его не видели в окрестностях. Правда, какие-то всадники шляются по дорогам, но это обычные воины, и их мало.

Той же ночью, оставив талисман матери, Фенрир отправился на разведку к крепости. Хемдаль отсутствовал, а обычные воины не представляли для Фенрира опасности. Так что в талисмане не было нужды. Да и разрушать Химинбьёрг он не собирался, а лишь хотел выяснить, насколько хорошо охраняется мост. Своих верных волков Фенрир тоже не взял – пусть охотятся! Молодой великан возглавил стаю после того, как в честном бою убил её прежнего вожака, а потом надел маску, сделанную собственноручно из волчьей головы. Стая признала Фенрира и стала всецело ему преданной. Так, как умеют быть преданными только волки, значительно превосходящие людей в соблюдении законов чести. Особенно коварных асов, которым, судя по словам матери, вообще нельзя доверять.

Правда, когда четыре года назад Хемдаль выследил его и схватил, Фенрир не ощутил со стороны Хозяина Химинбьёрга ни коварства, ни жестокости. Разумеется, воины Хемдаля не церемонились с пойманным людоедом. Сын Анбоды получил немало тычков тупыми концами копий, пока бесновался в цепях. Когда он выдохся, Хемдаль приказал воинам выйти.

– Я не буду убивать тебя, Фенрир, – сказал Круторогий, оставшись с пленником наедине, – потому что дал слово твоему отцу. Хотя ты вполне заслуживаешь смерти, лишив жизни массу безвинных людей. Ты останешься в крепости, пока я не решу, что с тобой делать. Но запомни хорошенько на случай, если вдруг ты окажешься на свободе. Ещё хоть раз мне пожалуются, что в моих землях пропадают люди, я тебя найду. Тогда пощады не жди!

Фенрир запомнил это напутствие, особенно загадочную фразу: «Я дал слово твоему отцу». Подбираясь ползком к стенам Химинбьёрга и чувствуя несокрушимую мощь крепости, он внезапно подумал, что Хемдаль в тот раз просто позволил Анбоде освободить сына. Потому что «дал слово отцу». Внезапно чуткий слух Волка различил хруст ветки. Настороженно приподнявшись, Фенрир уловил свист рассекаемого воздуха, а в следующий миг на его горле стянулась петля.

ЛЁШКА: ХЕМДАЛЬ

– Очнулся? Можешь открыть глаза, здесь не такое освещение, чтоб ослепнуть.

– Ты? – задушенно прохрипел Фенрир.

– А ты кого рассчитывал встретить? – удивился Хемдаль. – Ты же вроде направлялся в Химинбьёрг, значит, ко мне в гости. Или Волк надеялся навестить овчарню в отсутствие пса?

Мышцы пленника напряглись.

– Даже не думай! – Хозяин Химинбьёрга резко выбросил руку вперёд, предвосхищая движение. – Если ты не скован цепью, это не значит, что я не защищён. Конечно, можешь проверить, но не думаю, что результат тебе понравится.

Эти слова были чистым блефом – никакой страховки у него не имелось! Но в том деле, что они с Локи задумали, приходилось идти на риск.

– Я соблюдал твои условия, – хрипло выдавил Волк.

– У меня нет к тебе претензий. В данный момент, Фенрир, ты мой гость, а не пленник.

– У асов принято гостей слегка придушивать? Интересный обычай!

– Званых гостей – нет. Но я не помню, чтобы приглашал тебя в Химинбьёрг. Так что, не обессудь, каждый защищается, как может. Тем более что ты пытаешься развязать войну!

– Чего ж ты церемонишься, если всё знаешь? Я уже не тот мальчик, Хемдаль, что был четыре года назад!

– Жаль. Тот мальчик мне скорее понравился, невзирая на дурное воспитание. И я об этом сообщил его отцу.

– Прекрати немедленно! Или я порву тебе глотку!

– Я до сих пор не сказал ничего оскорбительного.

– Ты снова его помянул! – прорычал пленник. – Любое напоминание о нём для меня как пощёчина! Оскорбительно уже то, что мой отец – ас!

– Вста нь, – холодно приказал Хемдаль.

Фенрир лениво поднялся и усмехнулся. Хемдаль был без шлема, и выяснилось, что пленник смотрит на него сверху вниз, хотя на рост Хозяин Химинбьёрга не жаловался.

– Своему отцу-асу ты трижды обязан жизнью. Первый раз фактом своего появления на свет. Второй раз тем, что твой отец неусыпно стерёг вас с братом. Ты знаешь пищевые пристрастия своей матери, поверь, твоему отцу стоило больших трудов присматривать за вами день и ночь. Твой отец ушёл вместе с вашей сестрой, понимая, что не сумеет защитить всех троих. Вы с братом достаточно подросли, но крошечная девочка была абсолютно беспомощна и беззащитна. Если бы он чуть-чуть повременил, у тебя сейчас не имелось бы родной сестры.

Фенрир выглядел таким ошеломлённым, словно ему заехали дубиной по затылку.

– Твою сестру зовут Хель, – продолжал Хемдаль. – Она уже взрослая девушка, умная и сильная, хозяйка немалых земель, которыми наделил её Один. Анбода не рассказывала подробностей, понимаю. Зачем вам с братом знать, что главной угрозой вашей жизни в младенчестве являлась собственная мать.

– Я тебе не верю! Ни единому твоему лживому слову! Хочешь настроить меня против матери? Не выйдет!

– Жаль, что у тебя нет талисмана, который Анбода отобрала у Госпожи. С его помощью ты бы выяснил, правду ли я говорю.

– Действительно жаль, – оскалился в недоброй усмешке Волк.

– Наконец, в третий раз ты обязан жизнью своему отцу, потому что я дал ему слово не причинять вреда его сыновьям и Анбоде. Вы творили страшные дела в моих землях, и это не сошло бы вам с рук, не вступись он.

– Мой отец – такой влиятельный ас? – криво ухмыльнулся Фенрир.

– Нет, сынок, – Локи выдвинулся из тёмного угла, – не такой влиятельный. Просто мой друг – человек чести.

Надо отдать должное выдержке Волка, железной, как взрастившие его горы: ни один мускул у него не дрогнул. Не поворачивая к отцу головы, Фенрир бросил Хемдалю:

– Учту. Если ты действительно человек чести, то с честью и умрёшь.

– Постараюсь, – без тени улыбки ответил Хозяин Химинбьёрга. – Только, извини, не сейчас.

МАДАМ ДОБРЭН: ЛОКИ

Наблюдая из своего угла за беседой Хемдаля с Фенриром, я любовался обоими. Конечно, пригожие барышни из Асгарда предпочли бы безупречность Белого аса. Знаменитый рогатый шлем, хоть золотой, а всё же нелепый, сейчас не скрывал природной красоты его волос. Синие глаза смотрели на пленника спокойно и твёрдо. В белой кольчуге и коротком светлом плаще, застёгнутом на плече пряжкой с эмблемой Химинбьёрга, Хемдаль выглядел так, словно собрался на праздничный пир, а не вернулся с охотничьей вылазки. Интересно, он знает, сколько прекрасных дев и дам сходит по нему с ума? Хотя мир полнится слухами, до меня ни разу не долетало, чтобы какая-либо из красоток завладела сердцем Хозяина Химинбьёрга. Ходил, правда, шепоток, будто девять сестёр в обмен на свои дары взяли с воспитанника обет безбрачия. Возможно. Кто их, вёльв, поймёт?! А Белый ас нерушимо исполнял свои обеты.

Лучшей тактики, чем выбрал Хемдаль в разговоре с Фенриром, я и сам бы не придумал. По контрасту с Волком, всецело пребывавшем во власти эмоций, он сохранял бесстрастность. Стиль его беседы больше походил на увещевание, чем на допрос, хотя по факту являлся допросом. Фенрир, оказавшийся в сравнении с Хемдалем наивным мальчиком, выложил доброму дяде всё, что тот хотел знать. Волк умеет пользоваться талисманом. Грядёт война. Получив эти сведения, Хемдаль оставил сына в моём распоряжении. Я не сомневался, что он где-то неподалёку страхует меня – слишком «нежную любовь» к отцу привила своим сыновьям Анбода, и Волк мог легко разорвать меня голыми руками.

Малыш, которого я оставил двухлетним карапузом, за двадцать с лишним лет превратился в великолепного и чрезвычайно опасного зверя. Воспитанный людоедкой, Фенрир обладал безупречными инстинктами животного, острым умом аса и волей прирождённого вожака. Но до чего он был хорош! Я любовался сильным и грациозным телом сына как произведением искусства! Одет Фенрир был в кожаные штаны и сапоги, грудь прикрывала безрукавка из волчьей шкуры мехом наружу. Под смуглой кожей обнажённых рук играли прекрасно развитые мускулы, запястья обвивали кожаные браслеты. Чёрные волосы стянуты в хвост, усов и бороды Фенрир не носил. Кроме гривы на голове, густых ресниц и бровей, волос на теле вообще не наблюдалось, кожа казалась гладкой, как у девушки.

Сын смотрел на меня со смешанным выражением презрения и брезгливости, как на насекомое. Собственно, я не рассчитывал, что он со слезами восторга бросится в мои объятия.

– Вижу, Хемдаль зря старался, пытаясь пробудить у тебя сыновнюю признательность, Фенрир, – усмехнулся я.

– Фенрир-р! – с чувством крикнул Мунин. – Пр-р-обуди пр-р-изнательность!

Когда крылатому посланнику Одина нравилось звучание какой-то фразы, он непременно её повторял и запоминал.

– Пр-р-обуди пр-р-изнательность! – ещё раз каркнул ворон и впился когтями в моё плечо.

Увлекаясь обогащением своего и без того не бедного лексикона, Мунин терял над собой контроль и вполне мог продырявить когтями кожу. Поморщившись, я аккуратно снял птицу с плеча и посадил на пол.

– Это ещё что за асов прихвостень? – скривился сын, впервые удостоив меня прямым вопросом.

– Мудр-р-ый вор-р-он! – не замедлил представиться Мунин.

– Все, ш-ш-ах! – Я твёрдо потребовал, чтобы царский вестник перестал проявлять неуместную инициативу. – Что тебя удивляет, сынок? У тебя же есть волчья стая, почему у меня не может быть говорящего ворона?

Мунин, отправленный с нами в Химинбьёрг, разумеется, был не моим, но сыну знать об этом вовсе не требовалось.

– Мои волки не поддакивают мне, – возмутился Фенрир. – И я, в отличие от асов, учусь понимать животных, а не заставляю их учить свой язык.

– Сынок, ты говоришь очень скучные вещи, – устало произнёс я. – Зачем-то пытаешься доказать себе, что великаны лучше, чем асы. Мне совершенно неинтересно вступать в такие дискуссии. Тебе нравится осваивать язык волков? Ну, и на здоровье. А Мунину нравится учить язык людей, никто его не заставляет. Я же хотел просто познакомиться с тобой, поскольку давно тебя не видел.

– Ты сам сбежал от нас! – со злостью воскликнул мой сын.

– Фенрир! Ты слышал всё, что сказал Хемдаль? Я покинул Анбоду, чтобы спасти вашу сестру. Вы уже понемногу начали лопотать, и ваша мать стала разговаривать с вами. Таким образом, вы получили страховку жизни, пусть и не самую надёжную.

– Не понимаю, о чём ты!

– Анбода рассказывала, что мать учила её не разговаривать с пищей. Поэтому, когда вы заговорили, я стал меньше бояться, что Анбода вас сожрёт. А жизни Хель угрожала серьёзная опасность. И я предпочёл забрать девочку к асам.

– Мать говорила, что ты похитил её третьего ребёнка!

– С согласия Анбоды я провёл для дочери обряд нового рождения, став ей и отцом, и матерью. Поэтому я никого не похищал, ушёл со своим ребёнком.

– Я тебе не верю!

Враждебность Фенрира порядком мне надоела, хотелось быстрее закончить «душевный» разговор.

– Используй талисман, загляни в память своей матери и узнай правду. Твой брат ненавидит меня так же сильно?

– Понятия не имею! Я не видел его пять лет. Змей скоро вернётся, спросишь у него сам.

Я вздрогнул, услышав имя своего второго сына.

– Твоего брата зовут Змей?

– Ермунганд-Змей.

– Ясно. Что ж, Фенрир, надеюсь, талисман поможет тебе докопаться до истины. И если нам доведётся встретиться снова, ты станешь приветливее.

– Я стану более приветлив, если твой приятель Круторогий не будет тащить меня на свидание с тобой с помощью удавки на шее.

– Тогда не лезь в его владения! – отрезал я.

Бесшумно появился Хемдаль:

– Я на твоём месте послушался бы отца, Фенрир, и больше не приближался ночью к Химинбьёргу. Если я тебе зачем-то понадоблюсь, приходи днём, как честный человек.

– Ты мне понадобишься, уж поверь! – оставил за собой последнее слово сын.

* * *

– Плохи дела, Хемдаль. – Я рассеянно погладил иссиня-чёрные перья ворона. – Тебе не удержать Химинбьёрг.

Хозяин крепости воззрился на меня с неподдельным изумлением.

– Я говорил тебе, что перед смертью Бальдра ездил в Хельм, – продолжил я, отвечая на его немой вопрос. – Хель рассказала мне о последнем видении вёльвы – великой битве асов с великанами. Дочь описывала видение в общих чертах, но одну фразу она запомнила дословно. «Море хлынуло на сушу, ибо Змей поворотился в великанском гневе и лезет на берег». Я ломал голову – какой ещё Змей? Теперь всё прояснилось. Второго сына Анбоды зовут Ермунганд-Змей. Ермунганд отсутствует уже пять лет и скоро вернётся. Змей придёт со стороны моря и приведёт с собой флот. Как только тот появится, объединившиеся горные племена начнут штурм Химинбьёрга. Я думаю, Фенрир сегодня проводил разведку, отыскивая самое уязвимое место в твоей крепости. И мы с тобой прекрасно знаем это место.

– Мост, – мр ачно произнёс Хемдаль.

– Совершенно верно. Если Фенрир разрушит мост, твой гарнизон обречён. Ты на Золотой Чёлке, может, и сумеешь перелететь через пропасть, однако ни у кого из твоих людей больше нет такого коня.

– Я прикажу усилить охрану моста.

– Не поможет. Никому, кроме тебя, не выследить Фенрира. Значит, ты должен будешь караулить мост все ночи напролёт. Но как только к брату присоединится Ермунганд и пойдут на штурм горцы, тебе станет не до того. Не забывай, что у врагов в руках будет талисман, которому, если я правильно понимаю, подвластно любое оружие.

– Что же делать, Локи? – растерялся Хозяин Химинбьёрга.

– Нужно срочно отправлять Мунина к Одину и просить о подмоге. Нам потребуются здесь все силы.

– Но мы не можем оставить Асгард без защиты! Особенно если Змей явится с флотом. – Хемдаль на минуту задумался. – Давай сделаем так… Ты, Локи, поскачешь к Одину и передашь наши новости. А Мунин полетит к побережью и, едва заметит приближение флота, немедленно вернётся ко мне. По воздуху он значительно опередит врагов, и гарнизон успеет покинуть Химинбьёрг. Я буду защищать крепость до последнего, а когда исчерпаю свои возможности, перескачу через пропасть на Золотой Чёлке.

– Идёт, – согласился я.

Скосив умный глаз, ворон важно кивнул.

Ю: МУНИН

Тяжело рассекая крыльями воздух, Мунин взял курс на побережье. Ворон летел всю ночь и очень устал. Когда встречный ветер принёс солёный запах большой воды, Мунин решил передохнуть, примостился на первой попавшейся ели, спрятал голову в перья и задремал. Поспал совсем недолго и снова двинулся в путь.

Море шумно дышало, вздымались и с грохотом опадали волны. Воздух разрезали крики чаек, стремительными тенями над водой проносились бакланы, в шипящей прибрежной пене мелькали изящные остроклювые кулики. Со стороны горизонта приближалось множество чёрных точек. Опустившись на вершину утеса, ворон принялся наблюдать за ними. Но подозрительные точки замерли, словно передумали двигаться к берегу. В несколько скачков Мунин достиг обрывистой оконечности утеса, расправил крылья, сделал мощный взмах и затерялся в птичьей кутерьме. Чем дальше он удалялся от берега, держа курс на застывшие точки, тем меньше становилось крикливых чаек и пикирующих в воду бакланов, но всё же они попадались в достаточном количестве, чтобы вид одинокого пернатого разведчика не привлекал внимания.

Мунин уже был совершенно уверен, что чёрные точки – не водоплавающие птицы, как он сначала подумал, а корабли, и собирался выяснить намерения тех, кто на них приплыл. Переднее судно с толстой обшивкой потрясало воображение. Настоящая плавучая крепость! Самый крупный из драккаров Одина по всем размерам уступал кораблю раз в пять. Ворон присел на одну из мачт и осмотрелся. На палубу поднялись двое – смуглый великан, облачённый в обтягивающие доспехи, сверкавшие на солнце зеленоватым перламутром, и невысокий, по плечо ему, желтокожий человечек в одежде странного покроя и яркой расцветки. Тонкий женоподобный голос человечка искажал слова, и Мунин не сразу понял вопрос:

– Каковы дальнейшие указания, Змей?

Зато ответ великана прозвучал очень отчётливо:

– Передай адмиралу, пусть дожидается меня в бухте. Часть людей нужно отправить охотиться, вялить мясо и наполнять бочки пресной водой. Оставшиеся должны привести корабли в состояние боеготовности.

– Ты обещал императору баснословные богатства, а я не вижу роскошного города, полного сокровищ, который ты расписывал в своих рассказах. Только неприветливый берег и скалы, покрытые лесами.

– Для начала этот город нужно захватить. Асгард – не рыбацкая деревня, и асы – не миролюбивые землепашцы. Чтобы наше путешествие не оказалось напрасной тратой императорской казны, тебе придётся убедить адмирала и людей набраться терпения и подготовиться.

– Мне?

– Тебе, Чен. Я же отправляюсь за металлом для отливки ядер. К моему возвращению ты должен принарядить флагманский корабль. На всех палубах установите катапульты и наковальни.

– Какие ещё оставишь рекомендации по оформлению? Может, разноцветные ленты на мачтах?

– Шары. Вот эти. – Великан швырнул к ногам желтокожего связку черепов. – Они должны украшать оба борта от носа до кормы. В трюме ты найдёшь необходимое количество черепов. Если окажется недостаточно, используй головы тех, кому придутся не по душе мои указания. Тебе оставить в помощь Ужика?

– Нет-нет, Змей, я справлюсь.

– Как знаешь. Где он, кстати?

– Вон. Решил пообедать уставшей птичкой.

Мунин скосился вниз, и перья на нём встали дыбом. Два жёлтых глаза с вертикальными чёрными зрачками, не мигая, уставились на ворона. Пасть распахнулась, из неё стрелой вырвался узкий, раздвоенный на конце язык… В ужасе сорвавшись с мачты, Мунин что было силы замахал крыльями по направлению к берегу.

ЙА: ФРИГГ

Самые чёрные дни наступили после погребения. До этого нужно было заниматься церемонией, отбирать вещи, которые будут сопровождать Бальдра и дочь Цепа. Потом готовили тризну по сыновьям и Найне. Но вот проводы и хлопоты закончились. Улеглось потрясение, асы вернулись к своей обыденной жизни, к своим жёнам и детям. Один был всё время занят, а Фригг осталась наедине с беспросветной тоской.

Она перестала вставать с постели, причёсываться, выходить из своих палат. Во время одного короткого забытья царице привиделось, как малыш Бальдр вбегает в её комнату, утыкается лицом ей в колени, затем поднимает голову и пытливо спрашивает: «Мама, если все-все будут плакать из-за того, что я умер, я оживу?»

Фригг вскочила. Неубранная, толком неодетая, бросилась разыскивать Одина по Фенсалиру, не соображая, что вряд ли найдёт его на своей половине. Служанки шарахались от Госпожи, как от бесноватой. Срочно послали за царём. Увидев мужа, Фригг бросилась к нему с воплем:

– Я знаю, как вернуть Бальдра! Объяви указ! Разошли гонцов! Пусть все-все плачут по Бальдру! Пусть Хемдаль трубит в рог! Пусть внемлют его звуку светлые альвы! И когда они увидят, что все оплакивают моего мальчика, то не будут удерживать его и отпустят!

– Хемдаль уехал, – устало ответил Один.

– Я поскачу за ним в Химинбьёрг! Пусть твой указ разнесут по землям асов! Пусть все оплакивают Бальдра!

– Его и так все оплакивают, не нужно никакого указа.

Фригг молотила мужа кулачками, обвиняя в бездействии, в нежелании возвратить сына. Царь крепко прижал её к груди и не отпускал, пока она не затихла. Только тогда отстранился и мягко сказал:

– Собери всё мужество, Фригг. Бальдра не воскресить. Ты и так сделала больше, чем в человеческих силах, чтобы его уберечь. Но в противоборстве с судьбой победить невозможно.

В ту ночь ей привиделся Свет. Он был ослепительнобелым, потом из Света соткалась фигура юноши, и от неё исходила такая сила любви, что безумие и отчаяние растворились без следа.

– Я люблю тебя, мама, – говорил Свет. – Твои волосы сегодня пахнут ландышами, ты знаешь?

Фригг протягивала к нему ладони, покрытые новой кожей, на которой не было ни линий жизни, ни линий судьбы, и шептала как молитву: «Бальдр… Бальдр… Бальдр…»

– Ты ведь у меня взрослая, мама? – вопрошал Свет, и Фригг кивала, согласная на всё, лишь бы он не покидал её.

– Ты будешь приходить ко мне, Бальдр? Хотя бы так?

– Я всё время буду с тобой, мама…

На следующее утро впервые неизвестно за сколько дней Фригг привела себя в порядок, заплела и уложила косы, надела нарядное платье. Вернулся Локи и надолго заперся с царём. Вскоре Асгард загудел как растревоженный улей, у всех на устах было одно слово: война! Дружины под предводительством Тора готовились выступить на запад. Каждый день Один ждал известий из Химинбьёрга, но они всё не поступали. А потом в Асгард примчался знаменитый конь Золотая Чёлка, любимец Хемдаля. Когда Фригг увидела пустое седло с наспех прикрученным рогом, слышимым в трёх мирах, ей сделалось очень страшно. За мужа и за них всех…

 

Глава 10

Сетевая игра: Пятый раунд

КОМАНДА

– Игра приобретает динамику, – заметил Лёшка, после того, как партнёры пересказали свои фрагменты.

У Альки в голове не укладывалось, как ей могла достаться роль врага нового Лёшкиного героя! Её замечательная гипотеза не выдерживала испытания экспериментом и была на грани краха.

Йа по привычке подначивал брата:

– Твоё ролевое портфолио, Ю, пополнилось представителем царства животных. Огромный эволюционный прогресс по сравнению с царством растений, которое ты представлял ранее. Ты не просто пернатый друг, а ворон говорящий, то есть разумный. К тому же личный осведомитель царя!

Ю, кипя от возмущения, только разводил руками, словно махал крыльями.

Стеклов, вернувшийся из Греции, канючил:

– Я не играл в прошлый раз, пропустил по уважительной причине. Можно я начну?

– Дудки тебе! Пока ты на греческих пляжах валялся, у меня дело неотложной важности возникло! Мне Хемдалю, – Ю ткнул пальцем в Лёшку, – нужно срочно информацию доставить!

– Доставляй, – миролюбиво заметил Йа. – Хотя, судя по тому, что мы узнали, ему твоя информация без надобности. Лёхе талисман подберёт новую роль, ещё кого-нибудь беленького! А ты, Гласс, займёшь вахту после Ю. Остальные по жребию, нам торопиться некуда.

Ю: МУНИН

Ворон спешил из последних сил. Но сказывались солидный возраст, недосыпание и усталость. К тому же испортилась погода, и встречный ветер сильно сбивал скорость. До Химинбьёрга оставалось не более трёх часов полёта, и Мунин пристроился на вершине ели, однако заснуть не получалось. Стоило прикрыть веки, как перед глазами впечатлительного вестника возникала раскрытая пасть с чёрным зевом, в который легко мог провалиться средних размеров кабанчик. Ворон шумно передёрнулся.

– Кого я вижу?! – воскликнули внизу. – Не иначе мудрый ворон?!

Голоса Мунин различал прекрасно, этот был знакомым. Мунин обрадовался.

– Фенрир-р! Пр-р-обуди пр-р-изнательнос ть! – каркнул он во всю глотку.

Звучание этой фразы необычайно нравилось птице.

– С кем ты разговариваешь, Фенрир? – удивлённо прогудел низкий женский голос.

Мунин решил, что людям внизу тоже нравится благозвучная фраза, поэтому ещё раз громко крикнул:

– Пр-р-обуди пр-р-изнательность, Фенрир-р!

– Сейчас пробужу. Мама, дай талисман. А теперь возьми лук.

– Зачем? – удивился ворон.

– Ты ведь учёный, Мунин? – насмешливо спросил Фенрир.

Птица гордо приосанилась. Да уж, поучёней многих!

– Как учёный, ты сейчас узнаешь нечто любопытное! Мама, я навожу талисман на стрелу, а ты стреляй.

– Что значит стреляй? – заволновался ворон. – В кого стреляй?

– Ни в кого, – успокоил Фенрир и указал на соседнюю ель. – Видишь гроздь шишек, Мунин? Сбей крайнюю шишку, мама.

Женщина пустила стрелу. Та полетела к цели, но вдруг, вопреки всем законам природы, развернулась и ударила птицу в грудь. Ворохом окровавленных перьев ворон упал, даже не каркнув.

– Вот, мама, мы и опробовали талисман в бою, – донеслись издалека последние слова, которые услышал Мунин.

ГЛАСС: АНБОДА

– Что за странные речи вела эта птица, Фенрир? – спросила великанша, рассматривая мёртвого ворона.

– Ерунда, мама. Просто ворон считал, будто я должен испытывать признательность к отцу. Якобы он не позволил тебе сожрать нас с Ермунгандом в младенчестве. Представляешь, какая чушь?

Анбода потрясённо выпрямилась, и в этот миг сын направил кристалл ей в лицо. Неизвестно, сколько длилось молчание.

Наконец Фенрир опустил руку и криво усмехнулся:

– А ведь покойная птица была права! Я должен испытывать к отцу признательность, вместо того чтобы оскорблять его! Ни отец, ни Хемдаль не солгали ни словом, а ты говорила, что асам нельзя верить. Выходит, тебе нельзя верить, мама!

Вздумай сын хватить её дубиной по затылку, Анбода не испытала б большего удара. Колдунья зашаталась, а когда пришла в себя, то увидела склонившееся к ней лицо Фенрира.

– Выпей воды. – Сын пр отянул чашу.

– Я ненавидела асов, потому что… любила твоего отца. Он жестоко оскорбил меня, бросив.

– Он ушёл, пытаясь защитить ребёнка, – с горечью возразил Фенрир (поверил ли он насчёт любви к отцу, было непонятно). – Каким я был идиотом!

– Я благодарна ему за то, что он сохранил вас всех.

– Поздно благодарить, мама! Ты постаралась развести нас по разные стороны, и между нами пропасть! Мы враги!

– Кто с кем здесь враги?

Мать и сын обернулись одновременно. У входа в пещеру стоял удивительный воин, с шеи до ног затянутый в зеленовато-перламутровый панцирь из змеиной кожи.

* * *

Едва увидев второго сына, Анбода буквально каждой порой ощутила его беспощадность. К ней и к брату Змей питал не больше чувств, чем древесные корни, о которые они спотыкались. Колдунья мгновенно поняла, что Ермунгад признаёт лишь силу и непременно бросит вызов Фенриру. «К счастью, талисман у Волка!»

– Возле входа я заметил дохлую птичку, пронзённую стрелой. Неужели так скудно стало с пропитанием, мама, что братец уже охотится на ворон? – насмешливо спросил Ермунганд.

Фенрир быстро вышел и вскоре вернулся с мёртвым вороном:

– Сделаю из него чучело и поднесу в подарок.

– У тебя появилась зазноба, Волк?

– Это птица нашего отца.

– Жаль, Ужик им не отобедал. Кстати, знакомьтесь!

Ермунганд коротко свистнул, и в пещеру заструилось змеиное тело, толщиной с плечо великана. Покрытое серовато-золотистой кожей с тёмно-коричневыми пятнами, тело втягивалось внутрь пещеры, собиралось в кольца и всё никак не заканчивалось.

– Мне кажется, для твоего Ужика у нас тесновато, сынок, – преодолела оторопь колдунья. – Пусть побудет снаружи.

– Конечно, мама, Ужик проголодался. Он питается мышами, крысами и прочей мелочью. Возле вашего логова ошивается с полдюжины волков, ими Ужик вполне насытится.

Фенрир положил мёртвого ворона, поднял талисман и обернулся к Ужику. Два конца пятиметрового питона взвились, и хвост исчез в разверстой пасти.

– Всегда хотел узнать, во что превращается змея, пожирающая себя с хвоста, – с любопытством произнёс Волк. – Отличная возможность выяснить!

Мысленно поаплодировав сыну, Анбода миролюбиво сказала:

– Ермунганд, нашу пещеру стережёт стая твоего брата. Если ты не хочешь, чтобы я из Ужика сшила Фенриру такой же красивый доспех, как у тебя, позаботься о том, чтобы с его волками ничего не случилось. Понял меня, сынок?

– Ты всегда объясняешь доходчиво, мама. Опусти свою побрякушку, брат, я пошутил. Ужик поохотится на тропе рудокопов. Заметь, мама, в нашей семье все мужчины привязаны к животным. Отец, как выяснилось, питает слабость к птичкам. Братец пестует волков, а я симпатизирую ужикам. И только ты, мама, отличаешься беззаветной любовью к людям. Помнится, у тебя была коллекция черепов. Она сохранилась? Мне бы пригодилась сотня-другая.

– Что ещё тебе нужно, сынок?

– Металл.

Фенрир опустил руку с талисманом. Питон, вытянув из пасти хвост, поспешно заструился к выходу.

– Зачем тебе металл, Ермунганд? Если не секрет.

– Разве могут быть секреты от самых близких, братец?

Металл мне нужен, чтобы сжечь флот асов.

– Ты его получишь, сынок. Что ещё тебе требуется?

– Отдых, мама! Надоела чужбина, давно не видел родимых мест. Хочу развлечься! Как там крепость Хемдаля, Волк? Пока стоит?

– Собираешься сжечь Химинбьёрг? – прищурился Фенрир.

– Зачем же так радикально? Крепость нам самим понадобится, а вот её хозяина пора сменить.

ЛЁШКА: ХЕМДАЛЬ

Время шло, а вестей от Мунина не было. Тревога нарастала, и Хемдаль решил эвакуировать из крепости слуг и гарнизон, оставив только свою личную гвардию. Дольше прочих упиралась девушка, помогавшая Фригг укладывать косы.

– Не отсылайте меня, господин, – молила служанка. – Царица учила меня правильно убирать волосы, а это так сложно! Она обещала, когда вы женитесь, я буду первым человеком в крепости!

Однако Хозяин Химинбьёрга внимал ей с бесчувственностью истукана.

Спал Хемдаль теперь очень мало, поэтому услышал приближение врагов задолго до того, как те подступили к стенам. Вывел из стойла Золотую Чёлку, прикрутил к седлу рог, прошептал на ухо своему любимцу несколько ласковых напутствий и выпустил коня из крепости. Затем поднял гвардейцев. С первыми лучами солнца Белый ас верхом на жеребце, похожем на Золотую Чёлку, восседал у внутренних западных ворот.

– Открывай, Хемдаль! – раздались наглые голоса. – Мы пришли, как честные люди, при свете дня!

– Что вам нужно? – холодно осведомился Хозяин Химинбьёрга.

Вместо ответа воздух засвистел, и тяжёлые железные ворота содрогнулись от удара, словно в них швырнули скалу. Подпрыгнули болты в петлях, посередине образовалась вмятина.

– Просто хотим в гости зайти по-соседски, – ржали голоса снаружи. – Или ты не рад гостям?

Ворота потряс ещё один удар, вмятина увеличилась. Хемдаль подал коня назад, гвардия вжалась в крепостные стены по обе стороны от вмятины в воротах. При новом ударе петли не выдержали, и Хемдаль махнул гвардейцам, чтобы встречали «гостей».

– Как же ты неприветлив, Круторогий! – с упрёком заметил голос сверху.

На крепостной стене стоял Фенрир с луком в руках. Вопреки привычке Волк облачился в облегающие доспехи с мелкими чешуйками, блестевшими в солнечных лучах перламутром. «Какой странный наряд сын Анбоды выбрал для штурма», – отстранённо подумал Хемдаль.

– Не хочешь уважить гостей, пришедших с миром, – укоризненно покачал головой чешуйчатый. – Мы, между прочим, и стрелять-то толком не умеем.

Небрежно натянув тетиву, он пустил стрелу непонятно куда, будто ткнул пальцем в небо. На середине пути стрела неожиданно развернулась и со свистом вонзилась в глаз жеребца, на котором сидел Хемдаль. Конь захрапел и начал заваливаться.

– Извини, нечаянно в твоего коника попал! Говорю же, стрелять не умеем, – издевался Волк на стене, сжимая в правой руке уже не лук, а копьё. – С копьями вообще беда!

Он метнул оружие куда-то влево. Копьё повело себя столь же непредсказуемо, как и стрела: описало параболу и вонзилось в рог золотого шлема. Оглушенный Хемдаль на мгновение не только утратил свой чудесный слух, но и вообще перестал слышать любые звуки.

– Ты уж не сердись, Круторогий, я тебе без злого умысла рог обломал, – насмехался «гость». – Кинь копьё хоть просто в небо, оно непременно в чью-то башку попадает.

Теперь чешуйчатый покручивал за кончик древка секиру. Играючи, словно смертоносный топор был детским прутиком.

– С копьём беда, а с секирой того хуже. Говорят, в окрестностях только ты ею махать наловчился. А я эту штуку и в руках никогда не держал. Даже не знаю, как ей пользоваться. Так вот, что ли?

И он швырнул секиру с такой силой, что, попади лезвие в уже несуществующие ворота, вполне могло бы прорубить в железе дыру. Однако своенравная секира не послушалась пославшей её руки. Вместо того чтобы снести жертве голову, отлетела в сторону, развернулась, сбросила скорость и ударила в кольчугу древком. Но и этого щадящего толчка хватило, чтобы Хемдаль, схватившись за грудь, рухнул на колени. «А ведь весельчак на воротах – не Фенрир! – пришло к нему внезапное прозрение. – Это Ермунганд! Волк же почему-то не дал брату убить меня, хотя Змей, несомненно, метил в мою голову».

Опираясь на секиру, Хемдаль поднялся с колен и выдернул из ножен меч:

– Мечом ты тоже не владеешь, Ермунганд? Спускайся, покажу пару приёмов.

В руках Змея невесть откуда появилась тяжёлая кованая цепь.

– Это лишнее. Вид на мою крепость мне больше нравится отсюда.

Раскрутив цепь с лёгкостью верёвочного каната, Ермунганд сделал движение, словно набрасывал лассо, и цепь зажила собственной жизнью. Подобно атакующему удаву, она бросилась к Хемдалю и ударила в висок. В глазах Хозяина Химинбьёрга потемнело, а цепь начала сноровисто обвивать его тело железными кольцами.

АЛЬКА: ФЕНРИР

– Ну вот, час нашей славы пробил, слава асов подходит к закату. Можешь не отвечать, у тебя после игр с Ермунгандом голова болит. Я и так знаю, что ты думаешь. Химинбьёрг – всего лишь небольшая крепость, затерянная в Железных горах, её падение не отразится на могучей державе Одина. Поживём – увидим. Мне вот любопытна твоя мысль…

– Ты читаешь мои мысли? – Хемдаль с трудом приоткрыл один глаз.

– Конечно! У меня ж есть вот это! – Фенрир помотал над лицом скованного кулоном на золотой цепочке.

– А… оберег Фригг…

– Я бы не назвал эту штуку оберегом. И если ты до сих пор не заметил, она сейчас находится вовсе не у Фригг.

Хемдаль не ответил.

– В прошлый раз ты был красноречивей.

Фенрир навёл кристалл на бескровное лицо узника. Ощущения Хемдаль испытывал не из приятных: рёбра были сломаны, вздохнуть толком цепь не позволяла, припечатанный ею висок отёк и жарко пульсировал. В намерения Фенрира не входило причинять особые страдания приятелю отца, поэтому он ослабил давление металлических колец. Затем послал образ чаши, из которой льётся на голову прозрачная ледниковая вода. Лицо Хемдаля слегка оживилось, глаза приоткрылись.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности. Иначе с тобой разговаривать неинтересно.

– Чего тебе со мной разговаривать? – удивился бывший хозяин Химинбьёрга. – Час твоей славы пробил, иди встречай славу. Чего ты со мной тут лясы точишь?

– Мой братец жаждет прикончить тебя, а я с ним не согласен. Вот и решил немного посторожить.

– С какой стати ты обо мне печёшься?

– Раз отец считает тебя своим другом, то обязательно примчится к тебе на выручку. А я хочу с ним кое о чём потолковать, – усмехнулся Фенрир. – Кроме того, я обещал, что ты умрёшь с честью. Змей тебе это вряд ли позволит, он у нас весельчак. Но цепь, уж извини, придётся оставить, не хочу ссориться с братом.

– Это неизбежно, хочешь ты того или нет.

Усмешка мгновенно сбежала с лица Волка. Фенрир прищурился:

– Однажды ты уже пытался настроить меня против матери. Теперь собираешься стравить с братом?

– Я не настраивал тебя против Анбоды, всего лишь сказал правду. Ты в этом убедился, поэтому я до сих пор жив. Мои приёмные матери-вёльвы развили у меня немало способностей, но лишили таланта лгать. Можешь выслушать или дать мне по зубам, чтоб я умолк.

– Когда желание дать тебе по зубам станет неодолимым, я сообщу.

– Определять скрытую сущность я не умею, но чувствовать различия могу. Ермунганда на стене я поначалу принял за тебя и был сбит с толку – лицо твоё, голос твой, а сущность совершенно иная. Точно вынули изнутри огонь и вставили лёд. Потом я понял, что передо мной твой брат. А правда состоит в том, Фенрир, что дружбы со Змеем у тебя не выйдет. Вы несовместимы по сущности. Мать могла бы тебе об этом сказать…

– Я уже едва сдерживаюсь, Хемдаль.

– Я лишь озвучил то, о чём ты догадываешься, но пытаешься отрицать. И вот ещё что… Не позволяй Змею забрать у тебя эту штуку. – Пленник указал глазами на талисман. – Иначе тебе конец.

Фенрир вздрогнул. Вечером памятного дня, когда после пяти лет отсутствия объявился брат, Анбода, оставшись с Волком наедине, шепнула: «Ни при каких обстоятельствах не отдавай талисман Ермунганду, сынок».

– Так что за любопытную мысль ты откопал в моей голове? – спросил Хемдаль.

– Она не твоя. Ты её только обкатываешь, как круглый камушек на ладони. Мысль, что до какого-то момента можно отменять прежний выбор и выбирать что-то другое. Но наступает точка перехода, после которой любое действие становится необратимым.

– Мне сказал это лучший из асов.

– Кого же ты так величаешь?

– Бальдра, второго сына Одина.

– Почему его?

– Да как тебе объяснить… Пожалуй, расскажу одну историю. Однажды я оказался случайным свидетелем того, как ребята дразнили твою сестру. Она родилась с большим родимым пятном на лице и ростом пошла в вашу породу. Всегда была выше сверстников и, стесняясь, сильно сутулилась. В тот день мелюзга окружила её и изгалялась, выкрикивая всяческие оскорбления. Когда я увидел набычившуюся девчушку, то понял, что драки не избежать. Но вдруг мальчик с льняными волосами, растолкав толпу её обидчиков, протиснулся к Хель, схватил её за руку и закричал зубастой саранче: «Вы что, сошли с ума?! Ослепли?! Это же наша Хель!» Мелюзга мигом стихла. Повернувшись к Хель, мальчик сказал: «Не слушай их, слушай меня! Ты красивая! Я же вижу». В этот момент на неё упал луч солнца, и я внезапно увидел статную девушку с лицом суровым и красивым, которое не уродовало родимое пятно. Мальчик потянул её за ладонь: «Пошли отсюда». Последнее, что я расслышал: «Прости их, Хель! Они только притворяются злыми, а на самом деле просто глупые!» Мальчика звали Бальдром. Я ответил на твой вопрос?

Заметив, что Хемдаль едва ворочает пересохшим языком, Фенрир поднёс ко рту пленника флягу. Потом сказал:

– За то, что Бальдр был добр к моей сестре, я после взятия Асгарда сохраню ему жизнь.

Хемдаль покачал головой:

– Ты ведь слышал, как я трубил в рог во второй раз. Мы прощались с Бальдром. Люди всех племён собрались на берегу. Я запомнил их лица, когда ветер уносил в море его погребальную ладью. Потерянные и испуганные, прозревшие на миг, что лишились того, кто мог бы их спасти.

– От кого спасти?

– От самих себя. Бальдр не разделял людей на своих и чужих. В его присутствии у всех возникало ощущение, что мир – единый, наш общий, в котором можно быть друзьями!

– От чего он умер?

– От руки брата.

Волк снова вздрогнул, словно его кольнуло в самое сердце.

– Фенрир, остановись! Ты развязал бойню ради мести отцу, но теперь знаешь, что отец никогда не был твоим врагом. Один отдаст тебе Химинбьёрг, только не делай следующего шага!

– Химинбьёрг уже мой, я не нуждаюсь в подачках Одина! А останавливаться поздно. Точка перехода была пройдена, когда ты оставил женщину в костюме валькирии одну на перевале. Тебе не следовало этого делать.

– А тебе, братец, не следует вести задушевные беседы с врагом.

Поблёскивая в свете факелов перламутром чешуйчатого доспеха, в проёме окованной железом двери высился Ермунганд.

– Повезло тебе, Хемдаль! Мой братец не тюремщик, а прямо-таки заботливая нянюшка. То-то ты расчирикался не в меру.

Фенрир выпрямился:

– Хочешь что-то сообщить, Ермунганд?

– Какой-то ас явился к воротам крепости и разоряется. Зовёт попеременно то тебя, то его. – Змей кивнул в сторону пленника. – Можно я его заткну, чтобы не шумел?

– Ни в коем случае! Веди его сюда!

– Ну, уж нет! Ступай к нему сам, а я с бывшим хозяином Химинбьёрга поболтаю, объясню ему законы гостеприимства.

– Веди его сюда, Ермунганд, – с нажимом повторил Фенрир. – Как ты сам сказал, этому асу мы требуемся оба, тащить к нему пленника с твоей цепью тяжеловато. Да и законы гостеприимства Хемдалю уже без надобности, Химинбьёргом ему больше не владеть.

– Воля твоя, братец. Только я бы пришлого аса прикончил, а этого немного повоспитывал. Не умирать же ему невежей.

– Не сомневаюсь, что ты поступил бы именно так, Змей. Но здесь пока моя воля.

– Кто же спорит, братец? Конечно, пока твоя.

МАДАМ ДОБРЭН: ЛОКИ

– Фенрир! Хемдаль! Фенрир!

Ворота крепости раскрылись, и в них возникла высокая фигура в отливающих зеленью змеиных доспехах.

– Чего ты так орёшь? – спросил чешуйчатый.

– Привет, Ермунганд! Мне нужен твой брат и…

– А то я не понял, кто тебе нужен, – усмехнулся Змей. – Следуй за мной.

Посреди внутреннего двора валялись сброшенные в груду окровавленные доспехи. На нагруднике, обращённом в мою сторону, была выбита эмблема: два скрещённых меча на фоне щита. Я споткнулся и застыл, уставившись на нагрудник. Доспехи с гербом Химинбьёрга носила лишь личная гвардия Хемдаля. Неужели Фенриру не хватило рассудка оставить гвардейцев живыми?!

– Так ты идёшь? – оглянулся Ермунганд.

Через некоторое время он ввёл меня в каземат, освещённый парой чадящих факелов.

– Вот тот, кого ты искал.

Фенрир, сидевший на корточках спиной к двери, поднялся. Я не знал, какого приёма ожидать. Во время прошлого свидания сын был готов свернуть мне шею…

– Здравствуй, отец. – Волк протянул мне руку.

Облегчённо выдохнув, я пожал его ладонь. Похоже, Фенрир заглянул-таки в память своей матери и стал ко мне более приветлив. За свою шею можно было пока не опасаться. Ладонь сына оказалась сравнительно небольшой для его внушительного роста, а кожа – гладкой, как у девушки, ежедневно втирающей масла. На обнажённой груди Фенрира поблёскивал оберег Фригг. Волк указал на моего проводника:

– Познакомься, это Ермунганд.

– Я догадался, сын, у вас одно лицо. Где Хемдаль?

– И папаша у нас невежливый, – процедил Змей. – Нет чтобы облобызать сыновей по-отечески после долгих лет разлуки. А ему сразу эту падаль подавай!

Неужели и Белый ас среди своих гвардейцев…

– Где Хемда ль?! – вскричал я.

Волк коротко оглянулся.

Усмотрев на полу скованную фигуру, я бросился к пленнику:

– Рад, что застал тебя живым, друг! – Я обернулся к сыну: – Фенрир, немедленно сними с него цепь!

– Это не моя цепь, а брата.

– Ермунганд…

– На каком основании ты указываешь, что нам делать? – Змей шагнул ко мне и впился в моё лицо холодными глазами с вертикально вытянутыми зрачками. – У меня и для тебя цепь найдётся, папаша.

– Я бы на твоём месте послушал отца и снял цепь, – невыразительно произнёс Фенрир.

– Оставайся на своём месте, брат! Не лезь в мои дела!

– Это не твои дела! – прорычал Волк. – Если тебе дорога цепь, исполни просьбу отца!

– И не подумаю!

– Тогда извини.

Фенрир быстро поднёс к глазу кулон, и цепь рассыпалась на множество звеньев.

– Не хочу ссориться с тобой, – с ненавистью прошипел Змей, – но…

– Не хочешь – не ссорься! – отрезал Фенрир. – Хемдаля я отпускаю.

– То есть как это отпускаешь?! – Лицо Ермунганда позеленело от бешенства.

– Развлечения закончены, Змей! То, что тебе требовалось, уже доставили, можешь забирать и заниматься своим делом. Отец, ты мне нужен на два слова.

За время, истёкшее со дня нашей последней встречи, Фенрир возмужал. Ещё немного, и станет настоящим вождём. О том, чьим вождём он станет, я старался не думать. Сын помог Хемдалю сесть, протянул ему флягу и отвёл меня в сторону:

– Ты остаёшься с нами. Такова моя цена за жизнь твоего друга.

Я кивнул:

– Только прикажи завязать ему глаза. Он не должен видеть, что сделали с его людьми.

Волк резко обернулся к Змею:

– Я же распорядился не трогать гвардейцев, выживших после штурма!

– Ты слишком долго любезничал с врагом, братец, – скривился Ермунганд. – Не обессудь, но выживших нет.

Змей вышел. Фенрир стремительно последовал за братом. Я присел рядом с Белым асом. Похоже, известие о гибели гвардейцев сразило его наповал.

– Чего хочет Фенрир за моё освобождение? – хрипло спросил Хемдаль после долгого молчания.

– Чтобы я остался с ним.

Сын девяти сестёр вздрогнул:

– Ты ведь не будешь драться против асов, Локи?

Я пожал плечами.

– Локи, тебе не дорога честь?! Твоё доброе имя?!

– Утешусь тем, что спас твою жизнь. И потом… Мне уже неважно, на чьей стороне сражаться.

– То есть как неважно?! Что за бред ты несёшь?!

– Останься Бальдр в живых, было бы важно. Сработай его план – тоже. Но жертва Бальдра оказалась напрасной, поэтому мне без разницы.

– Какой план? Какая жертва? Ничего не понимаю!

И я рассказал ему всё, хотя видел, что мои откровения отнимают у друга последние силы.

– Так что, асы ничем не лучше своих врагов, – закончил я. – Бальдр и ты – исключения. Поэтому я считаю, что моё доброе имя за твою жизнь – весьма скромная цена. Однако, вне зависимости от того, на чьей стороне мне придётся сражаться, я хотел бы принять смерть из твоих рук. Обещай, что поможешь мне в этом, Хемдаль!

ЙА: ФРИГГ

– Вперёд!

Рыжий жеребец безошибочно понимал, что хозяйке хочется очутиться подальше от города, на скалистом берегу, в который шумно бьётся прибой. Покинув Асгард, они мчались по пустошам на запад, к побережью. Внезапно рыжий встал, настороженно поводя ушами. Раньше на столь незначительном расстоянии от Асгарда ничего не угрожало. Теперь же опасность была повсюду.

Фригг всмотрелась в пожелтевшие стебли, увенчанные пушистыми метёлками. Они лениво колыхалась под ветром, и пустошь производила впечатление живой. Раздвигая травы, в их сторону неспешно двигался конь, не направляемый рукой всадника. Двигался плавно и величаво, точно плыл. Фригг узнала его по белой отметине на лбу, формой похожей на звезду. Коня звали Сполох. На нём Локи ускакал в Химинбьёрг, когда Золотая Чёлка примчался в Асгард без всадника. Теперь возвращался Сполох, тоже без всадника. Царица вздохнула. Из-за проклятого Химинбьёрга Один потерял двух лучших соратников!

Тронув поводья, она направила рыжего жеребца навстречу Сполоху. Тот, словно усомнившись в намерениях приближавшихся, повернул вправо, и Фригг вдруг увидела человеческое тело. Однако разглядеть свесившегося человека было невозможно.

– Сполох! – как можно мягче позвала Фригг.

Услышав своё имя, конь прянул ушами и повернул к ней голову.

– Иди сюда! Ты меня знаешь, не бойся!

Фригг соскочила, достала из седельной сумки половинку яблока и протянула руку вперёд. Её рыжий жеребец удивлённо обернулся, недоумевая, почему лакомство предлагают другому, и обиженно пожевал мягкими губами.

Фригг похлопала своего любимца по шее и сделала шаг к Сполоху:

– Попробуй угощение!

Когда сомнения коня были развеяны, Фригг раздвинула высокие стебли.

– Теперь давай посмотрим, что с твоим седоком.

Всадника держали ремни, которыми его бедра были прикручены к спине Сполоха. На нём была кольчуга, серая от грязи и пыли. Пояса с ножнами и мечом, как и иного оружия, не наблюдалось. Шлема на голове тоже. Определить истинный цвет его волос не представлялось возможным из-за той же пыли, грязи и запёкшейся крови. Но, очевидно, они были светлее и длиннее, чем волосы Локи. Дотронувшись до руки, свисавшей безжизненной плетью, Фригг не ощутила смертного окоченения. Человек был ещё жив!

– Эй, очнись!

Всадник не шевельнулся. Фригг легонько потрясла его ладонь и вдруг заметила на среднем пальце перстень с печаткой. Поднесла кисть поближе к глазам и увидела два скрещённых меча на фоне щита. Перстень с гербом Химинбьёрга носил лишь хозяин крепости!

* * *

– Один, ты с ним говорил? Что произошло в Химинбьёрге?

– Хемдаль сказал, что его личная гвардия погибла и крепость захвачена врагом. Его жизнь спас Локи, который, по требованию Фенрира, остался в крепости.

– Так это Фенрир напал на Химинбьёрг? Сын Локи и колдуньи-людоедки?

– На пару со своим братом-близнецом, Ермунгандом-Змеем. С Фенриром мы могли бы договориться, с Ермунгандом – никогда. По мнению Хемдаля, Змей – само зло во плоти. И у него есть флот. Насколько большой – неизвестно.

– Что ты планируешь делать?

– Ньёрд стянул наши корабли к Асгарду. Мы готовы к нападению с моря.

– Мне нужно увидеть Хемдаля!

– Не советую, Фригг. Впрочем, когда тебе что-то нужно, ты обходишься без моих советов.

* * *

На расспросы царицы целительница Эйр лишь качала головой:

– С ним что-то случилось, Фригг. Приёмные матери-вёльвы наделили Хемдаля исключительной выносливостью. Раны, смертельные для любого другого, заживали на нём, подобно царапинам. Сейчас телесные повреждения незначительны, но поражён его дух. Словно не Белый ас вернулся из Химинбьёрга, а тень из нижнего мира. Он не хочет жить!

– Я посижу с ним, Эйр.

– Как пожелаешь, только радости тебе будет мало.

Госпожа вошла в палату с душным, спёртым воздухом, окна были плотно завешены, лежанка придвинута к очагу с еле тлевшими углями. На глаза Фригг навернулись слёзы. Она словно увидела себя, когда после погребения Бальдра вот так же лежала в полутьме, не спя и не бодрствуя, не желая видеть никого и ничего. Склонившись над очагом, Фригг принялась укладывать на угли тонкие щепочки. Когда те затрещали, присела на краешек ложа. Убрала со лба бывшего хозяина Химинбьёрга потускневшую золотую прядь и ласково погладила худую щёку, заросшую светлой щетиной.

– Госпожа… – тихо, но внятно произнёс Хемдаль, не открывая глаз.

– Как ты узнал меня?

– По аромату. Он меняется, но всегда остаётся твоим. В Химинбьёрге ты пахла дикими розами, сегодня – ландышами.

Фригг ощутила, что воздух со свистом покидает её грудь.

– То же сказал мне и Бальдр… После того, как превратился в Свет.

Ресницы Хемдаля дрогнули:

– Я должен был прекратить это убийственное развлечение, Фригг! Должен был остановить всех, кто испытывал неуязвимость твоего сына!

– На тебе нет вины в смерти Бальдра.

– Каждый из асов повинен в его смерти! А на моей совести ещё война, гибель гвардейцев и жертва, принесённая другом ради спасения моей жизни.

– Ты слишком много взваливаешь на свою совесть! Может, обвинишь себя также в неурожаях, падеже скота и зимней стуже?

– Нет, Фригг. Я должен был сделать всего три вещи… Не покидать тебя на перевале. Остановить асов, швырявших в Бальдра оружием. Отослать из Химинбьёрга вместе с гарнизоном и свою гвардию. Только три действия! Я не сделал ни одного.

Его веки снова устало опустились.

Фригг подошла к окну, отдёрнула занавеси и распахнула ставни, впуская в помещение ветер. Затем обернулась к ложу:

– Гвардейцы погибли, защищая тебя, Хемдаль! Локи пожертвовал верностью Одину, чтобы тебе сохранили жизнь. Если хочешь, чтобы смерть гвардейцев и жертва друга оказались напрасными, можешь и дальше сводить себя в могилу! Один не винит Локи и не считает его предателем. Я тоже. Но знай, я буду считать предателем тебя, если ты позволишь терзаниям себя угробить! Ты меня понял?!

Внезапно Хемдаль открыл глаза:

– Дым! Запах со стороны моря!

Резко отбросив покрывало, он сел. Фригг не почувствовала запаха, зато услышала в коридоре громкий топот. Через секунду в палату ворвался вооружённый воин:

– Поторопись, Хемдаль! Царь срочно зовёт тебя! Змей сжигает наш флот!

 

Глава 11

Game over

КОМАНДА

– Ему бы сценарии сериалов писать, – мечтательно произнёс Ю, дослушав рассказ брата. – А то смотреть по телику нечего! Талисман же каждый раунд заканчивает на высокой трагедийно-интригующей ноте.

– Для тебя особенно интригующей, – незамедлил откликнуться Йа, – если учесть скорость, с которой ты меняешь персонажей. Держу пари, на сей раз талисман подсунет тебе роль змея!

– Ермунганда?! – испуганно воскликнул Ю.

Йа замахал на него коротенькими ручками:

– Что ты, братец?! Ты у нас актёр комический – злодеи не твоё амплуа! Я имею в виду Ужика. Он хоть и здоровенный, но не ядовитый. Индусы вообще питонов вместо кошек держат. Между прочим, я тебе немножко завидую. Мне роль царицы, признаться, надоела, но мы с мадам Добрэн коней на переправе не меняем. Твои герои, Лёха, на редкость однотипны! Даже по цветовым предпочтениям. А от их патологического чувства вины и терзаний у меня уже оскомина. Гласс играет слишком недолго, его Анбода пока не приелась. Вот кому действительно везёт, так это Альке! Какие колоритные персонажи! Пророчица, запудрившая всем мозги! Симпатяга-людоед с нежными сыновними чувствами! И обратите внимание: талисман-то опять у Алькиного героя! Походил по рукам и снова вернулся. Аль, чего он к тебе так и льнёт?

Алька не ответила. Её радовало, что Фенрир спас Лёшкиного героя от кровожадного Ермунганда. Таким образом, её гипотеза снова получала подтверждение, хотя и не очевидное.

– Лёх, ты обещал, что главной будет моя Баба-яга. – Стеклов разочарованно выпятил нижнюю губу. – Чего ж теперь все с твоим Хемдалем носятся, как раньше с Бальдром? Между прочим, ни один из них талисман даже в руках не держал!

– Им талисман не нужен, – отозвался вместо Лёшки Йа. – Бальдр и так ни от кого не имел отказа, Хемдаль вообще супермен!

– Против талисмана и супермену слабо, – упирался Стеклов. – Эх, зря Баба-яга его Волку отдала! Нет чтобы себе оставить!

Йа обвёл взглядом компанию:

– У кого-то снова срочные дела или тянем жребий?

– Погоди… – остановил брата Ю. – У меня к вам просьба… Ко всем. Персонажи у меня нечеловеческие и роли коротенькие. Можно я в этом раунде сыграю дважды?

– Не возражаю, – сказала мадам Добрэн.

Остальные согласно кивнули.

ЛЁШКА: ХЕМДАЛЬ

Когда они подскакали к царю, побоище на море было в самом разгаре. Гигантский многомачтовый корабль с тремя ярусами палуб по-хозяйски расположился во входе в залив. А за ним на самом горизонте замерли чёрные точки. Драккары, стиснутые шириной фьорда, использовали свою обычную тактику нападения: пытались подойти на веслах поближе, протаранить шипами и взять на абордаж. Однако корабль-монстр их не подпускал. Асы забрасывали его борта копьями, стрелами, камнями из пращей, но те не достигали цели. Зато жидкий огонь, посылаемый с палуб вражеского судна, бил точно. Из пятидесяти четырёх боевых ладей Одина объятий пламени избежало лишь двадцать. В водах, подёрнутых дымом, барахтались тонущие люди.

План Ермунганда был предельно ясен! Очень скоро гигант неспешно вплывёт в залив, оттесняя к берегу и попутно поджигая оставшиеся драккары. Когда флоту асов придёт конец, корабли, дрейфующие на горизонте, заполнят фьорд, дождутся подхода сухопутного войска и нападут на Асгард. Перед глазами Хемдаля словно воочию мелькнули картинки, как Змей врывается в город. Ермунганд не удовлетворится ограблением, а будет развлекаться, как развлекался с его гвардейцами. При воспоминании о гвардейцах бывший хозяин Химинбьёрга почувствовал отчаяние. Этого нельзя допустить! Сколько бы ни доказывал Локи, что неважно, за кого сражаться, допустить Ермунганда в Асгард нельзя! Нужно остановить корабль-монстр!

Примерно в середине фьорда, ближе к правому берегу, находилась мель, едва проходимая для драккара. Киль огромного вражеского судна наверняка ниже. Хемдаль сжал плечо Одина, перекрикивая грохот:

– Мель! Прикажи дать мне лодку с двумя самыми сильными гребцами!

Пока царь отдавал распоряжения, Хемдаль поднёс к губам рог. Воды фьорда на мгновение онемели от звука ярости, пронзившего все три мира. Ответ не замедлил прийти. Люди на корабле-монстре содрогнулись от рёва великана в чешуйчатых доспехах.

* * *

Когда миновали мель, Хемдаль приказал гребцам покинуть лодку, а сам, выпрямившись, легонько дунул в рог. Игривый вызов, подобный усмешке ветра, пронёсся над заливом, подняв волну. Змей повернулся на звук. Утлое судёнышко раскачивалось на волнах. А в его центре, бросив вёсла и сжимая обеими руками меч, балансировал человек. И громко кричал:

– Ермунганд! Я обещал! Научить тебя! Пользоваться мечом! Предложение в силе!

Солнце на мгновение прорвалось сквозь тучи, и лезвие меча вспыхнуло. Корабль-монстр стал разворачиваться к лодчонке. Люди, окружавшие великана в чешуйчатых доспехах, указывали на группирующиеся ладьи асов. Но Змей не замечал ничего, кроме человека с мечом, чудом удерживавшего равновесие в качающейся лодке.

– Видите цель? – процедил сквозь зубы Ермунганд. – Огонь!

Суровый желтокожий воин указал на драккары:

– Цель там.

– Я лучше знаю, где цель, адмирал, – прорычал великан. – Этот враг стоит многих. Сначала прикончите его!

– Змей пребывает во власти чувств. С этим человеком Змей сочтется после того, как вражеский флот будет сожжён. Сейчас у нас иная цель.

– Я сказал, стреляйте по нему! – Ермунганд едва сдерживал бешенство.

– Я подчиняюсь императору, а не тебе.

– Напрасно! Император далеко, в отличие от меня!

Великан сделал молниеносный взмах секирой, и раскроенное пополам тело адмирала рухнуло на верхнюю палубу. Люди бросились врассыпную, рядом со Змеем остался лишь человечек в цветастой одежде.

– Огонь! – заревел Ермунганд, указывая на лодку.

С катапульт полетели раскалённые ядра. Они с шипением падали в воду справа, слева, сзади, спереди от цели, но не попадали.

– Ермунганд! – смеялся человек с мечом. – Ты по-прежнему не владеешь оружием!

Лодку пронесло над мелью, корабль Змея следовал за ней как привязанный. Драккары обходили его, пользуясь тем, что вражеский огонь сосредоточился на утлом судёнышке. Вдруг раздался страшный скрежет, и чудовищный корабль замер в неподвижности. Несомая течением лодка удалялась. Ермунганд подозвал человечка в цветастой одежде и отдал распоряжение, затем свистнул. Покинув ближайшую мачту, Ужик заструился к хозяину.

* * *

План, кажется, сработал! Хемдаль с облегчением снял с шеи рог, опустил на скамью и собрался вернуть меч в ножны. Внезапно из воды взвился мокрый канат, опутал ноги и с силой дёрнул. Хемдаль не успел толком вдохнуть, как был утянут под воду. Живой канат, гладкий и толстый, состоявший из сплошных мышц, стремительно оплетал тело, сжимаясь всё туже. Ноги и бедра омертвели. Канат подбирался к груди. «Если захватит руки, конец», – отрешённо подумал Хемдаль. Перед его лицом мелькнула плоская морда, и он всей силой, которая ещё оставалась, ударил по ней. Ещё раз и ещё. Потом бил, уже не зная куда. Просто двигал рукой с мечом, не понимая, попадает ли. Бил, пока воздух не кончился совсем.

* * *

– Эйр! Я снова в твоём лазарете?! Как я сюда попал?

– Как обычно, болтаясь на чьих-то ру ках, – проворчала целительница. – Ты попадаешь ко мне всегда одним и тем же способом.

Хемдаль попытался сесть, но острая боль в подреберье остановила его порыв.

– Эй, без резких движений! – строго прикрикнула Эйр. – Лежи и не рыпайся! Твои рёбра не успели срастись с прошлого раза, а ты ломаешь их снова. Все мои труды прахом!

– Прости, Эйр. Рёбра быстро срастутся, клянусь. Кстати, к тебе кто-то пришёл.

– Меня просили оповестить, когда ты очнёшься. Так что пришли к тебе.

Хемдаль прикрыл веки, определяя запах посетителя, и невольно расплылся в улыбке. Аромат яблок, медовых и хрустких, вплывал в дверь.

– Я опередила Одина! Хочу первой сказать… О… Ты улыбаешься?!

Не выдержав, он рассмеялся:

– Ты опередила Одина ради этой новости?

– Для меня она самая свежая и приятная! А главная новость, что ты спас Асгард! Если б не ты, мы лишились бы флота, потеряли бы сотни людей! Это я и хотела сообщить первой. И ещё не терпелось увидеть тебя живым! Но застать на твоём лице улыбку я даже не надеялась. Считаю, мне повезло!

– Предателем больше меня не считаешь?

Фригг, смахнув что-то с ресниц, покачала головой. Хемдаль успел заметить то, чего не разглядел в их прошлую встречу: синюю жилку вены, пульсирующую у нижнего левого века; тонкую сеточку под глазами, вертикальную бороздку в межбровье… Когда в Химинбьёрге он дежурил у изголовья царицы, ничего этого не было. Госпожа постарела… Словно в кожу её лица впитался пепел от погребального костра сына.

– Все славят тебя, Хемдаль!

– По Эйр так не скажешь. Кто меня вытащил?

– Гребцы, которых дал тебе Один. Царь приказал им без тебя не возвращаться. Они дрейфовали на обломках драккара и оказались неподалёку от места, где гигантский змей утянул тебя под воду. Ты убил тварь, но она намертво оплела твоё тело, не давая всплыть. К счастью, мель там ещё не закончилась, и помощь успела вовремя. Обо всём остальном расскажет муж. Не хочу отнимать у царя его право.

– Фригг, у меня к тебе одна просьба… Помнишь служанку из Химинбьёрга, которая помогала тебе с волосами?

Госпожа кивнула:

– Помню, конечно. Очень славная девушка.

– Когда я приказал гарнизону и слугам оставить крепость, она упиралась до последнего. Ей нравился парень из моей личной гвардии. К тому же ты внушила этой девице вздорную мысль, что она станет первым человеком в крепости, когда я женюсь. Жены у меня пока нет, крепости уже нет, парня её больше нет. Позаботься о ней, возьми к себе, ладно?

Фригг, снова смахнув слезинку, склонилась и поцеловала его в лоб:

– Твоя просьба запоздала, Хемдаль. Эта девушка уже первый человек в Фенсалире.

Ю: ЧЕН

Двенадцати гребцам, слаженно махавшим веслами, следовало благодарить императорского палача. Если бы тот сохранил им языки, они остались бы на флагманском судне.

Ермунганд с кормы лодки бесстрастно наблюдал, как уцелевшие драккары вцепились в посаженный на мель корабль, словно псы в раненого медведя.

– Ты успел сжечь все лодки, Чен?

– Все. Но признаться, не понимаю зачем.

– Чтобы никто из видевших смерть адмирала не уплыл. Свидетели нам не нужны.

– Что Змей думает делать дальше?

– Отведём наш флот обратно в бухту, откуда пришли. Вернёмся к Асгарду, когда я получу оружие.

– Разве наше главное оружие не уничтожено вместе с флагманским кораблем?

– Нет, Чен, я имею в виду совсем другое оружие. Волшебное.

– У Змея есть волшебное оружие?

– Пока нет. Но ведь ты не разучился красть?

– У кого я должен украсть волшебное оружие?

– У свирепого велика на, – усмехнулся Змей. – Волшебное оружие всегда носит при себе какой-нибудь свирепый великан. Или людоед. В данном случае и то и другое. Великан-людоед по кличке Волк.

– У Змея есть план, как это сделать? – спросил Чен, не комментируя шутку насчёт людоеда.

– Когда флот вернётся в исходную бухту, мы с тобой отправимся к лагерю Волка. Ты незаметно проберёшься в лагерь и дождёшься подходящего момента. Затем выстрелишь в Волка сонной иглой, снимешь амулет и принесёшь мне. Всё очень просто!

– Как я узнаю Волка?

– От меня он отличается лишь одеждой.

– Я должен украсть волшебное оружие у твоего брата? – опешил Чен. – Но… разве он не союзник? Насколько я помню, его армию мы должны были дождаться, чтобы напасть на Асгард.

– Верно, Чен. Однако мой брат питает недопустимую слабость к врагам. Отпустил самого отпетого из них, по чьей милости сейчас гибнет флагманский корабль.

– Змей имеет в виду храбреца в лодке? Этот человек достоин уважения!

– Не сомневайся, я давно бы его уважил, не встрянь брат, – процедил сквозь зубы Ермунганд. – Когда мы войдём в Асгард, я не хочу столкнуться с досадными помехами. А Волк их непременно создаст, если будет иметь при себе волшебное оружие. Выкради амулет, Чен, и доставь мне.

* * *

Сменив пёстрый наряд на штаны и камзол невзрачного бурого цвета, Чен притаился в ореховых кущах. Темнота позднего вечера и гомон военного лагеря надёжно скрывали его присутствие. Чен с любопытством наблюдал за двумя мужчинами, усевшимися возле костра поодаль от основного войска.

Старший, закутанный в серый плащ, время от времени подбрасывал в костёр хворост. Судя по золотому обручу на лбу, он был важной птицей. Впрочем, не только обруч, все черты безбородого лица с очень белой кожей указывали на то, что этот человек не прост. Длинные узкие губы – признак хитрости. Высокий лоб – свидетельство ума. Твёрдые скулы говорили о воле и решимости. А судя по морщинкам в уголках серых глаз, человек любил посмеяться. Впрочем, сейчас его лицо напоминало застывшую маску.

Что же до младшего, смуглого красавца великана, то его абсолютное сходство со Змеем просто поражало! Разве что чёрные волосы были стянуты в густой хвост, а не заплетены в косу, как у Ермунганда. Перевернув вертел с насаженной заячьей тушкой, младший нарушил молчание:

– Отец, я совершил ошибку, заставив тебя остаться. Прости.

«Он называет этого белокожего отцом? – изумился Чен. – Змей даже словом не обмолвился ни о каком отце!»

– Спасибо, что отпустил Хемдаля. Когда раздался звук его рога, у меня словно камень спал с души. Я боялся, что он не доберётся до Асгарда.

– Почему ты боялся, отец? Смертельных повреждений твой друг не получил. Я старался, чтобы Змей не слишком…

– Я нанёс ему рану более серьёзную, чем цепь Ермунганда.

Волк бросил на белокожего удивлённый взгляд.

– Ранят не только копьё и секира, сынок. Тебе ли не знать?

Смуглый красавец задумчиво кивнул:

– Да, отец. Правда ранит больней. Что ты ему рассказал?

– Узнай, если хочешь, Фенрир.

Волк поднёс к глазу кулон, висевший у него на груди, и замер в неподвижности.

Чен затаил дыхание. Змей называл амулет «волшебным оружием». Как оно работает? Чем стреляет? Кулон не стрелял ничем. Отец и сын полностью погрузились в созерцание. Чен прикинул, не время ли пустить пару сонных игл, но решил не рисковать. Лучше запастись терпением и дождаться, когда они разделятся.

«Интересно, почему сыновья, неотличимые друг от друга, так не похожи на родителя? – размышлял Чен. – Никогда не подумал бы, что одна порода».

Ему вдруг вспомнился человек в лодке, по которой били все орудия флагманского корабля. У белокожего отца было больше сходства с тем храбрецом, чем со своими сыновьями.

«Так вот в чём дело, – смекнул Чен, – у Змея и Волка отец – ас! А братья, значит, полукровки! Потому Волк и питает слабость к врагам. Змей прав! Такой союзник может создать проблемы, когда мы ворвёмся в Асгард».

Фенрир опустил руку с кулоном:

– Почему ты уверен, что победителей не будет, отец?

– Вёльва, чьи видения всегда сбывались, видела последнюю битву асов и великанов. В ней не будет ни славы, ни победы. Только всеобщая гибель. Ты хочешь этого, сын?

– А что ты предлагаешь, отец?

– Прекратить войну!

«Вон он куда гнёт… Змей, пожалуй, может не дождаться армии своего брата, и тогда не видать нам сокровищ Асгарда как своих ушей».

– Как я могу прекратить войну, если сам поднял горные кланы против асов! Это сделал не кто-то, а я!

– Ты совершил ошибку, Фенрир. Постарайся её исправить.

– Поздно исправлять! Точка перехода пройдена! Мои люди опьянены победой в Химинбьёрге! Ты обрадовался, услышав рог Хемдаля, но разве не помнишь, как яростно он звучал?! Ермунганд обещал сжечь флот асов – и справился со своей задачей!

– Не справился! Хемдаль бросал вызов Змею, только и всего.

– Значит, я ошибся, отпустив твоего друга.

– Это твой единственный верный поступок!

– Верный поступок? Отпустить воина, сражающегося за врага?!

– Кого ты называешь врагом, сын? – устало спросил ас. – Одина, сделавшего Хель госпожой Хельма?

– Ты давний друг царя! Один наделил её владениями, потому что она твоя дочь!

– И твоя родная сестра, между прочим!

«О сестре Змей тоже не упоминал, – отметил про себя Чен. – Он вообще в курсе, что у него имеется не только брат, но и другие близкие родственники?»

– Один не покушался на ваши горы! Хемдаль стёрег границу, не причиняя тебе вреда. А что натворил ты?! На тебе кровь его гвардейцев!

– Я распорядился их не трогать, – помрачнел Волк. – Но Ермунганд пожелал развлечься и отменил мой приказ. Если бы я оставил Хемдаля, чтобы проверить, как там его люди, твоего друга не было бы в живых.

– Больше всего я жалею, что не позволил вашей матери сожрать Змея в младенчестве!

«Сожрать в младенчестве? – вздрогнул Чен. – Так Змей не шутил? Мать у братьев людоедка? Очень любопытная семейка! Прямо-таки императорский дом! Только Змей явно преувеличил свирепость брата. У Волка и волшебное оружие на шее, и целая армия за спиной, а он оправдывается перед отцом, как щенок!»

– Отвечать за развлечения Ермунганда придётся тебе, Фенрир! Сюда идут дружины Тора.

– Это ещё кто?

– Скоро узнаешь! Тора зовут Истребителем великанов и считают лучшим воином асов. По мне, так он не воин, а убийца, как и твой брат!

«Змея папаша явно недолюбливает», – заключил Чен.

– Когда Тор впадает в бешенство, – продолжал ас, – то превращается в ураганный ветер, в горную лавину. Своим молотом он один снесёт черепа половине твоего войска, остальных прикончат его бесноватые дружинники. Ты хочешь этого?!

– Я сожалею о своей ошибке! – в голосе Волка звенело отчаяние. – Но исправить её не могу! Не могу остановить своё войско! Что мне сказать людям?! Что мать настроила меня против отца, а теперь я узнал правду? Что асы нам больше не враги? Да меня просто разорвут!

– Ты нашёл убедительные доводы, чтобы поднять их на войну, найдёшь и теперь. Скажи, что получил информацию о подходе врага и лучше всего вернуться в Химинбьёрг. Я поскачу в Асгард, попытаюсь уговорить Одина, чтобы он остановил Тора.

«Какой ушлый ас! – вскипел от негодования Чен. – Сейчас дожмёт своего щенка! Из-за этого белокожего лиса с золотым обручем на лбу золото Асгарда того и гляди накроется медным тазом!»

– Они меня не послушают, отец, – вздохнул Волк.

– Послушают! – Ас указал на кулон, висевший на груди сына, и поднялся.

Фенрир склонился к почерневшей тушке, осматривая, осталось ли что-нибудь, кроме углей. Дождавшись, когда белокожий скроется из виду, Чен вытащил из недр камзола крошечный арбалетик и выстрелил. Игла с веществом, обездвиживающим слона, впилась в обнажённое плечо Волка. Молодой великан рухнул, не издав ни звука. Чен бесшумно выскользнул из орешника, подскочил к нему и быстро сдёрнул кулон. «Теперь тебя точно не послушают!» – смеялся на бегу вор.

ГЛАСС: АНБОДА

Жидкость тихо побулькивала в котле. Колдунья, не сводя с неё глаз, время от времени подбрасывала в котел корешки и сушёные грибы, вдыхала пар и ждала, когда возникнет очередная картинка. Она потеряла счёт дням, завороженно сидя над котлом. Возникали лишь отрывистые образы, мало связанные между собой. Но кое-что Анбода всё-таки видела!

Змея, выгружающего железную руду.

Волка, разнимающего сцепившихся великанов.

Воды, объятые дымом, и горящие суда.

Фенрира во главе войска, движущегося по мосту из Химинбьёрга.

Ермунганда, покидающего чужеземный корабль.

Маленького человечка, срывающего с шеи неподвижного Фенрира талисман.

Колдунья вскочила.

* * *

Её сопровождала волчья стая, оставленная Фенриром, чтобы заботиться о матери. Анбода бежала, не отставая от волков. Химинбьёрг миновали беспрепятственно и теперь двигались по следу, оставленному армией Фенрира. Внезапно звери остановились и замерли, принюхиваясь. Желтоглазый обернулся к великанше, на морде волка читалось смятение. Анбода прислушалась. Кто-то приближался, и этот кто-то явно привёл волков в замешательство.

– Что, мама, не сидится на месте? – услышала она.

Из темноты вышел сын в кожаных штанах и безрукавке. Однако волки не бросились радостно ему навстречу, как бывало обычно при встрече с Фенриром.

– Почему ты без своего красивого змеиного панциря, Ермунганд?

– Этой местности больше подходит костюм брата.

– Как ты здесь оказался, сынок? Ты же вроде собирался сжечь флот асов?

– Две трети сжёг. Уцелевшая треть подождёт. Я волнуюсь за брата – давно не было от него вестей. Вот и решил узнать, всё ли с ним в порядке. Ты здесь по той же причине, мама?

– Ты догадлив, сынок.

– Раз мы беспокоимся об одном человеке, давай подождём вестника, которого я послал к Волку. Присядь, отличное бревно. Я расскажу тебе о битве на море.

* * *

Когда послышалось шумное дыхание бегущего человека, Ермунганд прервал рассказ:

– Вот и мой вестник.

Вестник был маленького росточка, как и человечек, сорвавший с Фенрира талисман.

– Привет, Чен! Ты уже знаком с моим братом, теперь познакомься с матерью. У меня от неё нет секретов! Братец здоров?

Чен понял, что Змей не хочет получить «волшебное оружие» при свидетеле.

– Твой брат пребывает в добром здравии и наслаждается обществом вашего отца, питая к нему сыновние чувства, подобающие благородному мужу. И слушает его во всём.

– Что же папаша напевает моему брату, Чен?

– Ваш отец – мудрейший человек, ни дать ни взять, первый советник императора! Будучи старым другом царя асов, он убедил твоего брата прекратить войну.

– Что?! – Анбода и Ермунганд вскочили с бревна одновременно.

– Волк возвращает своё войско в крепость. На землях воцаряется мир! Скорее всего, твой брат получит то же, что и твоя сестра.

Змей вопросительно взглянул на мать, Анбода безмолвствовала.

– У вас заботливый отец, любящий детей, – пояснил Чен. – Его стараниями царь асов наделил вашу сестру владениями и сделал госпожой. Полагаю, благородный ас замолвит словечко перед царём и за своего сына Волка. Твой брат тоже получит какой-нибудь надел в знак признательности за отказ от войны. Например, крепость Химинь-бо. Однако тебе, Змей, не стоит рассчитывать на отцовскую приязнь. Благородный ас весьма разгневан на тебя из-за каких-то людей, убитых в крепости. И открыто выражал сожаление, что, когда ты был младенцем, он не позволил вашей достойной матери возвратить тебя обратно в утробу.

– Это правда, мама?

– Ты же послал вора, чтобы выкрасть у брата талисман, – пожала плечами колдунья. – Так зачем спрашиваешь? Посмотри и узнай правду.

– Как я мог забыть, что от тебя ничего не утаишь, мама, – усмехнулся Ермунганд. – Давай амулет, Чен.

– Прежде пусть скажет, что сделал с Фенриром!

Анбода издала короткий звук, и Змея с его порученцем окружили волки. Чен испуганно уставился на рычащее кольцо вздыбленных загривков и оскаленных зубов:

– С твоим сыном, достойнейшая, всё в порядке. Он немного поспит и очнётся.

– Мой вестник говорит правду, мама, – подтвердил Ермунганд. – С Волком ничего плохого не случилось. Отзови его зверушек, а то невзначай зашибу кого.

Великанша издала новый звук, и волки остановились.

– Ради маминого спокойствия покажи, что ты сделал с братом, Чен. Пусти сонную иглу в ближайшего зверька.

Анбода не успела глазом моргнуть, как ловкий вор что-то выдернул из камзола, и стоявший напротив него Желтоглазый беззвучно рухнул. Рассвирепевшая колдунья бросилась к «вестнику», но Ермунганд обхватил её и сжал в железных объятиях.

– Не надо нервничать, мама, зверь просто спит! Доза снотворного немного великовата для волка, но он скоро очнётся. – Сын развернул Анбоду к себе лицом: – Неужели ты принимаешь меня за братоубийцу?!

Великанша мысленно расхохоталась, однако успокоилась. Ермунганд не лжёт. Брат ему пока нужен, значит, Фенрир жив. Ну, а в будущем… Зря, что ли, Анбода – самая могущественная колдунья в здешних краях?

Чен протянул Змею волшебное оружие. Ермунганд повторил те же действия, что и его брат, поднёс к глазу кристалл и уставился на великаншу. Пялился на мать он довольно долго, потом опустил руку:

– В чём дело, мама? Почему у Волка эта штука работала, а у меня нет?

– Талисман попал к тебе не тем путём, сынок. Его нельзя украсть. То есть украсть-то можно, что доказал твой вор, только работать он не будет.

– Что нужно, чтобы он работал?

– Добрая воля. Разве ты никогда не слышал о наличии у людей доброй воли? Бедный мой мальчик! – Анбода уже не скрывала издёвки. – Если бы Фенрир отдал его тебе сам, волшебное оружие работало бы. Но ты его украл! В твоих руках талисман будет просто украшением.

– Как хорошо ты разбираешься в этих вещах, мама! – Зрачки Змея сузились еще больше. – Полагаю, талисман оказался у брата по твоей доброй воле?

Колдунья и не собиралась этого отрицать:

– Фенрир получил талисман от меня, чтобы начать войну.

– Я в детстве обожал разыскивать тайники, в которых ты прятала увлекательные безделушки. Такую вещь я ни за что не забыл бы. Следовательно, амулета среди них не было. Он попал к тебе недавно, мама, не так ли? Интересно, от кого?

– Талисман перешёл ко мне от царицы асов, которая забрела в наши края.

– И царица асов отдала его тебе по доброй воле? Сомневаюсь, мама! Как же тогда талисман заработал у тебя?

– Не забывай, что я из рода Чёрного Главы! Мне добровольная передача не требуется. Я могу взять то, что хочу, собственной силой!

Некоторое время Ермунганд обдумывал услышанное. Затем вновь обратился к матери:

– Ты дала талисман Фенриру, чтобы он начал войну. Брат её начал, а теперь собирается прекратить! Сперва он любезничал с Хемдалем и отпустил его, потом взял в советчики отца. Ты не раз говорила нам, что отец – самый подлый из асов! А брат ныне внимает ему, забыв все твои наставления! Я же их помню и чту. Тебе не кажется, мама, что ты вручила талисман не тому сыну?

– Ты отсутствовал, Ермунганд. У меня не было выбора.

– Зато сейчас есть! Передай талисман мне, и, клянусь, я не остановлюсь на полпути! Ты получишь нашу победу и увидишь закат асов. Брат будет сражаться рядом со мной, и мы исполним то, к чему ты нас готовила. Я сжигал флот асов ради тебя! Я твой сын, мама! Поверь в меня и дай мне волшебное оружие!

Анбода помолчала, что-то прикидывая в уме.

– Хорошо. Я передам талисман тебе, Ермунганд, – согласилась она наконец. – Но ты поклянёшься своей жизнью, что не причинишь вреда брату, отцу и сестре. Я наложу на тебя заклятие. В тот миг, когда ты посмеешь нарушить клятву, оно вступит в силу, и ты умрёшь. Понял, сын?

– Ты всегда объясняешь доходчиво, мама. Что я должен сделать?

* * *

Справа от тракта Ермунганд нашёл подходящую поляну, о которой просила мать, отнёс туда Желтоглазого, сложил костёр. Анбода села у огня, достала из-за пазухи мешочек и бросила в пламя пригоршню не то сушёных грибов, не то кусочков мха. Ермунганд и Чен слушали её монотонное, усыпляющее бормотание и упустили момент, когда поляна изменилась: раздалась вширь и превратилась в абсолютный круг, освещённый бледнозелёным светом. Анбода бросила в огонь ещё пригоршню и запела горлом что-то вроде: «Анум… Анум… Анум…»

А потом в круг стали входить они… Первым появился изящный белый конь с короткой чёрной гривой. Змей уставился на него в изумлении и вдруг увидел вместо коня человека с очень светлой кожей и тёмными волосами, стянутыми на лбу золотым обручем. Ермунганд мигнул, и наваждение пропало. Белый конь равнодушно отвернулся от него и отошёл в сторону.

На поляну выскочил высокий гнедой жеребец. Вздыбился, заржал яростно, но беззвучно, замолотил перед собой передними копытами. Ермунганд невольно отшатнулся, а перед ним уже стоял брат с сурово сведёнными бровями. Змей не успел опомниться, как Фенрир исчез, а гнедой жеребец выскочил из круга.

Сменившая его пегая кобыла обернулась девушкой. Её лицо было белым, как у отца, но правая щека багровела родимым пятном. Чертами девушка очень напоминала Анбоду. Змея царапнул неприветливый взгляд серых глаз, и образ растаял.

– Клянись, Ермунганд… Клянись жизнью…

Казалось, бормотание идёт отовсюду – от земли и с неба. Бледно-зелёный свет словно вытягивал из него клятву, и Змей с удивлением услышал собственный голос:

– Клянусь жизнью не причинять вреда своему брату, отцу и сестре.

– Ни действием, ни помыслом…

Ермунганд повторил.

– Теперь всё?

– Посмотри, что случится, если ты нарушишь клятву.

Спиной почувствовав, что сзади кто-то стоит, Ермунганд резко обернулся. Перед ним высился грозный вороной жеребец без единого светлого пятнышка. Передние ноги коня вдруг подломились в коленях, и вороной рухнул, завалился набок и захрапел в агонии. Плоть отваливалась от него кусками и разлагалась на глазах. Через секунду перед оторопевшим великаном валялся скелет.

– Заклятие сделает то же самое и с тобой, сын, если вздумаешь навредить брату, отцу или сестре. Не только действием, но и помыслом! Ни подосланный вор, ни наёмный убийца не сойдут тебе с рук.

Вот же ведьма! Ермунганд уже обдумывал, как обойти заклятие, но мать его переиграла! Змея захлестнуло бешенство. Тем временем колдовское свечение исчезло, поляна вернула себе прежний облик. Мать, по-прежнему сидевшая у костра, велела дать ей талисман. Ермунганд исполнил приказ.

– Я хочу, чтобы отныне эта вещь была у тебя. – Анбода пристально взглянула в вертикально вытянутые зрачки, и снова вложила кулон в ладонь Змея. – Продолжай войну, Ермунганд, и закончи её победой!

– Талисман теперь будет работать?

– Проверь.

Змей навёл кристалл на мать. Одетый в волчью безрукавку и кожаные штаны, он внешне был неотличим от брата. Анбоде на мгновение почудилось, что время сделало кульбит и вернуло её в день, когда с помощью талисмана Фенрир впервые управлял полётом стрелы. Впрочем, перед ней стоял не Фенрир…

Ермунганд повесил кулон себе на шею и указал на Желтоглазого, который слабо поскрёб лапой:

– Зверь просыпается.

Едва Анбода склонилась к волку, как за её спиной холодно прозвучало:

– Людям свойственно совершать ошибки, мама. Одни поправимы, другие нет. Ты совершила роковую.

– Какую же? – Колдунья обернулась к сыну.

– В моей клятве не было ни слова о матери.

АЛЬКА: ФЕНРИР

Следуя совету отца, Фенрир уговорил войско отступить в Химинбьёрг. Уговорил без талисмана. Уловив тошнотворный запах задолго до остальных, он помчался вперёд – выяснить, в чём дело. Запах привёл его на поляну, скрытую от тракта кустами. Над человеческими останками основательно поработали насекомые и падальщики, но Фенрир признал одежду и мешочек с сушёными колдовскими травами. Лицо матери, обуглившееся до костей, было неузнаваемым, но волосы принадлежали Анбоде. На поляне валялись и трупы его волков. Осмотрев их, Фенрир не нашёл следов оружия, казалось, звери загрызли друг друга. Охваченный внутренним оцепенением, Фенрир тупо работал руками, стаскивая ветви для погребального костра. Уложил их в некое подобие поленницы, бережно опустил на неё останки матери и своих волков. На грудь Анбоды положил её мешочек.

Глядя, как огонь перекидывается от ветви к ветви, он думал о том, что мать лгала, разжигала в его сердце ненависть к отцу, заставила его развязать войну… Всё это так, но важно другое. Анбода была его матерью! Иной ему не выпало, да Фенрир и не хотел иной. Всем, что знал и умел, он обязан матери. Она всегда была рядом с ним и оставалась центром его мира даже сейчас. Фенрир поклялся останкам матери, что найдёт убийцу и поквитается с ним. Но исполнение клятвы пришлось отложить.

Когда его войско вышло к мосту, тот оказался разрушен. Путь к крепости преграждала пропасть. Химинбьёрг тоже изменился – башни были снесены, сохранившаяся крепостная стена почернела от гари. Фенрир приказал заново навести мост. Работы затягивались. Он боялся появления дружин Тора, однако, по счастью, известий об их приближении не поступало. Возможно, Один, с подачи отца, отозвал Истребителя великанов, но мост требовался в любом случае.

Глубокой ночью, сидя у одинокого костра, Фенрир в который раз пытался понять, кто убил мать и сжёг крепость. Не было сомнений, что и то и другое – дело рук вора, похитившего талисман. Но асы не стали бы разрушать крепость, а великаны не посмели бы тронуть колдунью. Вор же посмел и разрушил! Кто?!

Фенрир услышал шаги дозорного, а потом ветер донёс до него неожиданный запах… Женщина?! Откуда в его военном лагере взяться женщине? Запах был таким, что пламя костра, вспыхнув, выплеснулось в кровь Фенрира.

– Волк! К тебе рвётся красотка, – раздался грубый бас Скрюммира. – Приснись мне такая, я бы точно обмочился!

– Ты, что ли, вождь этих, страдающих недержанием?

Фенрир вздрогнул, услышав голос Анбоды. А когда поднял голову, сердце учащённо заколотилось: перед ним стояла мать! В тёмном шерстяном плаще с надвинутым капюшоном, и совсем юная, не старше самого Фенрира. В свете костра левая половина её лица светилась бледной луной, правая алела закатным солнцем. Волк потрясённо уставился на незнакомку, не в силах вымолвить ни слова.

– Ты немой или глухой? – Хрипотца в низком голосе девушки ласкала слух. – Я, кажется, задала вопрос.

– Прос ти, – пробормотал Фенрир, когда к нему вернулся дар речи. – Ты меня поразила…

– Своим уродством? – Губы девушки болезненно скривились. – Не тебя первого!

– Уродством? – переспросил Фенрир, пытаясь стряхнуть чары. – О чём ты?

– Так ты ещё и слепой?! Об этом! – Незнакомка со злостью ткнула себя в правую щёку.

– Не пойму, что ты называешь уродством. Я поражён твоим сходством с матерью.

– Чьей матерью? – Девушка прищурилась.

Пожалуй, только серые глаза принадлежали не Анбоде.

– Твоей.

– Моя мать умерла при родах. Ты не можешь её знать!

– Ошибаешься, Хель.

– Откуда тебе известно моё имя?

– Мне рассказывали о тебе.

– Могу себе представить! «Мокрая Морось – палаты Хель. Голод – её блюдо. Она наполовину синяя, наполовину – цвета мяса, сутулая и свирепая». – Девушка скорчила страшную рожу.

Фенрир улыбнулся:

– А ты умеешь нагнать страху, Хель! Нет, не угадала. Я слышал, что ты умная и сильная, хозяйка немалых земель. А если тебя так беспокоит пятно на лице, хочешь узнать, почему оно у тебя появилось? Могу рассказать… – Его глаза лукаво блеснули.

– Передо мной великий колдун? Уж не сам ли Чёрный Глава?

– Почти в точку! Садись к костру, сейчас мы всё узнаем!

Девушка присела на краешек бревна.

– Потребуется твоя рука. – Фенрир придвинулся, взял её кисть и снова оцепенел.

Запах, исходивший от девушки, заставил его забыть всё, что он намеревался сказать. Пришлось напрячь всю волю, чтобы встряхнуться.

– Пятно появилось из-за того, что мать и отец боролись за тебя друг с другом. Мать происходила из рода чародея Чёрного Главы и была могущественной колдуньей. Отец – чистокровный ас. Мать хотела, чтобы ты пошла в её породу, и подарила тебе свои черты и голос. Но отец очень любил тебя, и твои глаза стали серыми, а кожа обрела белизну. Мать разгневалась, увидев, как сильно ты походишь на асов, и принялась ворожить, чтобы изменить цвет твоей кожи. Колдовство не сработало, твоя кожа осталась белой, и отец забрал тебя к асам.

Хель слушала, как ребёнок, которому рассказывают волшебную сказку. Суровость исчезла из её взора, губы слегка приоткрылись. Фенрир, по-прежнему сжимавший ладонь девушки, вдруг понял, что её лицо приблизилось почти вплотную. Точнее, это он склоняется всё ближе к её лицу, словно притянутый невидимыми нитями. Сын Анбоды поспешно отдёрнулся и нежно провёл ладонью по щеке Хель:

– Но в результате материнского колдовства осталось это родимое пятно.

Серые глаза девушки влажно блеснули:

– Может, назовёшь наконец своё имя.

Он назвал.

– Я искала тебя! Мой отец просил передать…

– Новости подождут. – Фенрир протянул Хель флягу и поднялся с бревна. – Утоли жажду, а я поищу чего-нибудь перекусить. Потом отдохнёшь в моей палатке. Я же вижу, как ты устала.

– Погоди! Почему ты рассказывал о моих родителях так… будто хорошо их знаешь?

– Уж поверь, я знаком с ними обоими. Они ведь и мои родители, сестрёнка.

* * *

Хель, остолбенев, смотрела вслед смуглому красавцу в волчьей безрукавке. Молодой вождь великанов – её родной брат?! Как такое возможно?! Или Фенрир разыгрывает её, потешается над ней, как все? Хель так часто слышала насмешки, что научилась безошибочно улавливать их в любой интонации. Фенрир говорил с ней немножко лукаво, как обычно отец, но так же мягко, по-доброму. Небылица о том, как отец и мать боролись за неё друг с другом, тронула Хель. Вот ведь выдумщик! Отец известный мифотворец, но Фенрир его переплюнул! А ласковое прикосновение к её обезображенной щеке?! Никто, кроме отца, не решался дотронуться до «адской отметины». Неужели она действительно нашла брата?

Утомлённая долгой дорогой, Хель прикрыла веки и, уткнувшись лбом в колени, незаметно задремала. А потом ощутила, что чьи-то сильные руки поднимают её и несут. Что это, сон? В детстве она часто засыпала где придётся. Отец всегда находил её и относил в постель. Когда Хель подросла, отцовские руки стали ей сниться. И вот, сон вернулся, сделался явью, только вместо отца её нёс брат. От него пахло костром и молодым потом, Хель ощущала силу его мышц под удивительно гладкой кожей. И хотела лишь одного: чтобы этот сон никогда не кончался.

Вождь великанов внёс её в палатку, уложил, стянул с неё сапоги, заботливо прикрыл шкурами и снова погладил изуродованную щёку. Хель поняла, что Фенрир прощается. Сейчас он исчезнет в ночи, и чудесный сон закончится!

– Не уходи… – Девушка всхлипнула. – Твоё присутствие… так приятно… Ты… так добр… тебя не отталкивает…

Лицо брата приблизилось к ней.

– Не знаю, что тебе наговорили другие и что ты напридумывала сама себе…

– Не надо, Фенрир… Не надо… утешать меня…

– Утешать?!

Невидимые нити, влекущие Фенрира к девушке, дёрнулись все одновременно! Он почти упал на Хель, жарко шепча:

– Я онемел, увидев тебя, сестрёнка! Я люблю закаты и могу бесконечно смотреть на луну. На твоём лице бледная луна соседствует с заходящим солнцем. В твоём голосе хрустят льдинки, рождённые первыми заморозками. От тебя исходит запах туманного утра и колдовских трав. Хочешь знать правду? Я мечтаю остаться с тобой, но быть тебе вовсе не братом!

– Останься, Фенрир! Забудь этой ночью о нашем родстве!

* * *

Сквозь щели пробивался тусклый свет. Хель любовалась братом, раскинувшимся на шкурах. Его глянцевой кожей без единого изъяна и рельефными мышцами, не выпирающими напоказ. По какой насмешке судьбы этот мужчина, прекрасный, как бог, вдруг полюбил её, уродину? Даже дикарь, доставивший Хель к костру Фенрира, не преминул пройтись насчёт её «красоты». Девушка не обиделась – слишком привыкла к грубости. Но дальше случилось то, к чему она совсем не была готова! В самом чудесном сне Хель не могла вообразить, что вождь великанов окажется её родным братом! Братом, который назовёт мерзкое родимое пятно «закатным солнышком» и навсегда сотрёт с неё проклятие «адской печати»! Сердце Хель тоскливо сжалось: она ещё не выполнила поручение отца, не сообщила Фенриру дурные вести. Как же не хочется его будить!

Кончиком косы она пощекотала его щёку и лоб. По губам спящего скользнула едва заметная улыбка. Хель пощекотала его нос. Смуглые руки взвились ей навстречу, и Фенрир со смехом притянул девушку к себе. Но Хель упёрлась ладонью ему в грудь:

– Ты ещё не выслушал новостей.

– Они подождут!

– Отец просил передать, что у него ничего не вышло.

Улыбка мгновенно сбежала с лица брата. Он сел.

– Мне казалось, отец был уверен, что уговорит Одина.

– Царь объявил, что судьба асов должна зависеть от них самих. Пусть все сообща решат, прекратить войну или продолжить. Асы проголосовали за войну. Отец просил тебя не выступать, оставаться пока в Химинбьёрге. Он надеется, что ему всё же удастся изменить общий настрой.

– Химинбьёрга больше нет. Мост разрушен, крепость сожжена. Кто-то хотел отсечь мне путь к отступлению…

Вдруг Фенрир смолк, прислушиваясь.

К палатке приближались люди. Двое. Чуткий слух Волка уловил тяжёлую поступь Скрюммира и чьи-то лёгкие шаги. Незнакомый голос, тонкий и женоподобный, сильно искажал слова:

– Тебе не стоит тревожить своего командира. Вдруг, он не один?

– Точно, – пробасил дозорный, – его вчера какая-то баба разыскивала.

– Тогда тем более не стоит. Женщина – услада воина, если только не ведьма. Ведьма околдовывает, похищает сердце воина и его мужество. И свирепый волк превращается в ягнёнка. Поэтому ведьм нужно убивать! Воин со свободным сердцем с лёгкостью делит женщину со своими товарищами по оружию, как разделяет с ними пищу у костра и ратный труд. Но если воин околдован ведьмой, то не захочет делить её ни с кем.

– И как отличить обычную бабу от ведьмы? – оживился Скрюммир, которого всегда увлекали разговоры о бабах.

– У ведьм имеются отметины, – охотно объяснил женоподобный голос. – Чаще всего родимые пятна особой формы, цвета или размера.

Фенрир почернел от гнева: «Вырвать бы гадине ядовитый язык! Скрюммир вчера видел Хель! Рано или поздно до него дойдёт, и он сделает вывод…»

– Что-то случилось? – спросила девушка, удивлённая поспешностью, с которой брат натягивал одежду.

– Тебе нужно срочно покинуть лагерь! Я провожу.

Фенрир напряжённо вслушивался в звуки, доносившиеся снаружи, и его тревога нарастала всё сильней.

– Нет, не успеем! Зачем только отец послал с известием тебя?! Он что, не знал, что в военном лагере девушке не место?! Особенно в лагере противника!

– Отец послал весть, чтобы предупредить тебя. И доверить её не мог никому, кроме меня. Разве что своему крылатому вестнику, часто прилетавшему ко мне в Хельм. Только птица пропала – наверное, убита.

Хель имела в виду сокола Локи, но перед глазами Фенрира мгновенно возник учёный ворон Мунин, падающий к его ногам ворохом окровавленных перьев. Затем другая картинка: великаны волокут из его палатки девушку с родимым пятном на белом лице. Распалившуюся толпу не остановить! Что он натворил?! Все его деяния сливались в одну сплошную непоправимую ошибку! Фенрир застонал, сжимая голову.

Хель мягко оторвала его ладони от висков и повернула к себе лицом:

– Не знаю, что внезапно повергло тебя в отчаяние, но хочу сказать одно… За единственную ночь ты подарил мне столько счастья, сколько я не испытывала за целую жизнь. Ты совершил чудо, заставив меня забыть об уродстве! Я не устану благодарить отца за то, что он послал меня с вестью, а тебя, Фенрир, буду любить до своего последнего вдоха.

Девушка хотела добавить ещё что-то, но хриплый бас Скрюммира её опередил:

– Эй, Волк! Чего ты там заспался? К тебе гонец от Змея!

– Иду! – выкрикнул в ответ Фенрир.

– Ты ведь послушаешь отца? – Хель поймала его ладонь.

Брат застегнул пояс с мечом.

– Не выходи из палатки! Если кто-то сюда сунется, зови меня. Я услышу!

Хель испуганно кивнула.

* * *

Утро выдалось сумрачным. Холодный туман был напитан мелкой водяной пылью. Фенрир слушал посланника Ермунганда и с трудом сдерживал желание зарубить его на месте. Затем приказал Скрюммиру собрать глав горных кланов.

– Я получил вести от брата, но решение зависит от вас. У нас есть выбор. Мы можем соединиться с чужеземной армией Змея и вступить в битву. Или поднять из руин Химинбьёрг и сделать его своей пограничной крепостью.

Слова Фенрира утонули в негодующем рёве. Он поднял руку и дождался, когда великаны стихнут.

– Из похода никто не вернётся.

– Откуда ты знаешь?

– У вёльвы было видение. В войне с асами погибнут все.

– Предлагаешь остановиться из-за какого-то видения?

– Нет, – пробасил вдруг Скрюммир. – Не из-за видения, а из-за бабы в палатке! У Волка нынче другие битвы, ему не до асов!

В толпе заржали.

– Поделился бы бабой, Волк! Или мы тебе не товарищи?

– Точно! Может, и нам воевать расхочется!

Губы посланника Змея растянулись в усмешке.

– Я повторяю: из похода ни один не вернётся. Не знаю, зачем явились чужеземцы, но наша земля здесь. – Фенрир махнул на горы, высившиеся за Химинбьёргом. – Если мы восстановим крепость, асы не сунутся к нам.

– Зачем восстанавливать Химинбьёрг, если нас ждут богатства Асгарда?!

– Раньше ты вёл иные речи, Волк!

– Ты последнее время всё что-то запугиваешь нас! То Истребителем великанов, теперь видением какой-то вёльвы! Где же твой Истребитель, из-за которого мы отступили? Не там ли, где и видение? В твоих ночных кошмарах! Ты просто перетрусил, Фенрир!

– Может, Химинбьёрг нужен вовсе не нам, а тебе, Волк? Там ведь удобнее с бабой, чем в палатке!

– Откуда у тебя баба, Фенрир? Не асы ли подослали? Покажи её нам!

Тропинки неповоротливых мыслей внезапно сошлись в недалёком уме Скрюммира.

– Точно, братцы! Асы подослали! Я ведь видел бабу-то, что ночью Волка искала. Одета не по-нашему, и лицо белое, с пятном! Порешить ведьму!

Фенрир молниеносно выбросил вперёд руку с мечом:

– Ещё одно слово, Скрюммир, и рукоять будет торчать у тебя из пасти!

Повисло угрюмое молчание.

– Уже околдовала! – не унимался Скрюммир. – Тащим сюда ведьму!

– У меня гостит дочь Анбоды, – процедил сквозь зубы Фенрир. – Клянусь, что убью любого, кто прикоснётся к ней хоть пальцем. Ясно? О видении я вас предупредил. Теперь решайте. Кто за продолжение войны?

Единодушный рёв был ответом.

– Сворачивайте лагерь. Выступаем завтра на рассвете.

Фенрир развернулся и зашагал к своей палатке. Голоса бились ему в спину, как гулкий прибой.

– Дочь Анбоды?

– Брехня! Не было у Анбоды дочери!

– Ты почём знаешь? Колдунья тебе докладывала?

– Волк же ведьмин сын, вот его к ведьмам и тянет!

– Не вяжись к его бабе, Скрюммир! Если она и впрямь приходится Волку сестрой, он тебе за неё глотку перегрызёт!

* * *

Полог палатки откинулся, впуская туман и человека, обсыпанного с головы до ног водяной пылью. Девушка подалась ему навстречу, стряхивая капельки с отсыревшей шерсти безрукавки, с его длинных волос.

– Дождь?

– Просто морось.

Не поднимая глаз, Фенрир уткнулся влажным лбом в щёку с родимым пятном. Хель, догадавшись обо всём, задрожала. Брат распахнул полы волчьей безрукавки и привлёк девушку к обнажённой груди.

– Поле Вигрид, – пробормотал он. – Передай отцу, когда доберёшься до Асгарда.

«Рати сойдутся на поле Вигрид…» – всплыло в памяти Хель. Вёльва свидетельствовала о последней битве, и слёзы сочились из-под закрытых век старой пророчицы.

Хель впилась ногтями в гладкую кожу брата и исступлённо замотала головой:

– Нет, Фенрир! Не ходи туда! Только не на поле Вигрид! Только не ты!

Внезапно её крик захлебнулся. Хель ощутила толчки в свою грудь. Сердце Фенрира колотилось, как заблудший путник, который стучит ненастной ночью в случайную дверь, мечтая о приюте. Хель прижалась к брату так крепко, как могла, словно надеялась, что это объятие послужит ему защитой. И взывала к высшим силам, умоляя их сжалиться и уберечь того, кто ей дорог. Как делали миллионы женщин до неё, и как будут делать миллионы после.

А Фенрир шептал сестре в ухо самые лживые слова из всех, придуманных мужчинами:

– Всё будет хорошо…

Ю: ЧЕН

Посланник Ермунганда довольно потирал ручки: задание Змея исполнено.

Ермунганд изменил первоначальный план, и три дюжины императорских кораблей пришвартовались в укромной бухте, расположенной неподалёку от поля Вигрид. Чен был вновь отправлен в сторону сожжённой крепости Хим-Инь-Бо, чтобы склонить Волка к объединению с армией Змея. Хитрый вор решил не сразу приступать к поручению, а сначала разузнать, что за настроения витают в войске Фенрира. И быстро смекнул, что загвоздка состоит исключительно в брате Змея. Волк собирался навести мост и заняться восстановлением крепости, а не драться с асами. Великаны, рвавшиеся в бой, были недовольны, но открыто против решения Фенрира никто не выступал. Поэтому Чен не торопился оглашать предложение Ермунганда, дожидаясь благоприятного случая. И, благодаря своей неизменной удаче, дождался!

Сестрицу Волка и Змея Чен мельком видел, когда колдунья накладывала на Ермунганда заклятие, поэтому мгновенно опознал девку с безобразным родимым пятном. Вор издали засёк её встречу с дозорным великаном и, крадучись, последовал за ними. Позже схоронился неподалёку от палатки Фенрира и только диву давался, вслушиваясь. Судя по звукам, брат Змея обрёл своё уродливое счастье. Каких чудес не бывает на свете!

Когда в палатке затихли, Чен, стараясь не выдать себя ни малейшим шорохом, отправился на поиски дозорного. Если не дать этой пегой кобыле покинуть лагерь до всеобщего подъёма, Волк угодит в капкан! Чен наблюдал за Фенриром недолго, но вполне мог предвидеть его действия. А вот Змей для своего порученца оставался непостижимым невзирая на продолжительное знакомство.

Их пути сошлись несколько лет назад в тёмном сыром подвале, наполненным едким дымом. Вор нередко посещал курильни, чтобы выведать полезную для своего промысла информацию. Молодой смуглый гигант пускал дым из трубочки, подобно остальным завсегдатаям притона. Однако он совершенно не походил на бледных курильщиков с помутившимися взорами и текущей изо рта слюной. Оторопевший Чен сам едва не пустил слюну. Не по причине зелья, которое никогда не употреблял, лишь имитируя курение, а потому, что чужеземец был божественен! Чен же являлся страстным поклонником мужской красоты. Наверное, он пялился на красавца великана столь откровенно, что тот повернул к нему голову и поманил пальцем.

– Я плохо понимаю местный язык, – сообщил незнакомец, когда Чен приблизился. – Мне показалось, вон тот тип болтал о какой-то гробнице, где недавно упокоили императорскую пассию и немало драгоценностей вместе с ней. Выясни, говорил он правду или описывал грёзы, навеянные дымом. Если правду, узнай, где гробница. Ты же вор, не так ли?

Чен кивнул, удивляясь самому себе.

– Станешь моим напарником – открою путь к сокровищам, которые тебе не снились. – Пронзительные глаза чужеземца с вертикально вытянутыми зрачками впились в лицо Чена. – Попробуешь обмануть – тебя ждёт линчи.

* * *

Чен сделался напарником Змея. Их первым совместным предприятием стало ограбление могилы наложницы императора, о которой Змей услышал в курильне. Раньше вор не решался грабить покойников – чрезвычайно рискованное дело, наказуемое мучительной смертью, если попадёшься. Однако Ермунганду и Чену сопутствовала удача. Усопшая красотка без возражений подарила им нефритовое ожерелье и серьги, перстни с драгоценными камнями, золотые браслеты, шитый золотом пояс и множество других дорогих безделушек.

Когда они поделили награбленное, Змей спросил, что Чен собирается делать со своей долей. Вор знал нескольких перекупщиков краденого, вполне надёжных. Добыча, если сбыть её с умом, позволяла провести как минимум год в праздности и довольстве.

– Советую ничего не продавать, – сказал Змей, выслушав планы напарника.

– То есть как не продавать? – воскликнул Чен. – Почему?!

– Грабителя скоро найдут и казнят.

– Кого найдут? – Вор вытаращился на компаньона.

– Того, кому я подкину неоспоримые улики. – Ермунганд указал на свою долю. – Если продашь хоть одну вещь, то и тебя.

– Змей не воспользуется добычей?

– Моя цель – не побрякушки из могильника, – усмехнулся Змей.

– Что же тогда?

– Асгард!

Так начался их путь к Асгарду. Змей подкинул улики императорскому чиновнику, отвечавшему за секретность при погребении членов императорской семьи, и донёс на него. Чиновник, чью виновность доказывали вещи из гробницы, найденные в его доме, был приговорён к смерти, а Ермунганда заметили. Змей начал стремительное восхождение к священной особе императора по лестнице, ступенями которой являлись фальсифицированные кражи императорского имущества, мнимые измены и попытки заговоров. Итогом, помимо сотен казнённых, стали тридцать семь кораблей и четыре с половиной тысячи воинов, направленных для разграбления Асгарда.

Чен поклялся служить Змею и не собирался нарушать клятву. Да и вряд ли Ермунганд, более беспощадный, чем все императорские палачи, вместе взятые, позволил бы её нарушить.

* * *

Мечтавший лишь о безбедном, спокойном существовании, Чен не мог уразуметь, какие демоны влекут Змея штурмовать далёкий город за неведомыми морями. Ермунганд поднялся достаточно высоко и вполне мог претендовать на хорошую должность. К чему куда-то рваться, если все удовольствия можно получить прямо здесь и сейчас?! Но удовольствия, доступные воображению маленького вора, у Змея вызывали лишь презрительную усмешку.

Чен почти уверовал, что его напарник не способен не только наслаждаться, но вообще испытывать мало-мальски сильные чувства. Однако когда флагманский корабль вошёл во фьорд, Чен вынужден был признать, что ошибался. Ермунганд упивался зрелищем горящих драккаров, как завсегдатаи курилен – видениями, порождёнными едким дымом. Так вот какой дым ему требовался, чтобы впасть в экстаз!

Когда же ас с мечом в раскачивающейся лодке бросил Змею вызов, Чен вместе с окружающими содрогнулся от бешенства Ермунганда. Куда девалось неизменное хладнокровие?! В таком же бешенстве Змей забивал ногами собственную мать. И к бешенству примешивалось наслаждение! У оторопевшего вора тогда впервые мелькнула мысль: нужно уносить ноги, бежать от этого одержимого! Только куда бежать? И, продолжая послушно исполнять поручения Ермунганда, Чен готовил Фенриру дальнюю дорогу на поле Вигрид.

* * *

Ветер свирепствовал над полем, словно намеревался сдуть всю мелкую шелупонь, заполнившую голую равнину. «Хотите сражаться? – ярился ветер, обращаясь к двум армиям, склонявшимся под его бешеными атаками. – Давайте сразитесь со мной!» Но воинства не внимали ветру, а упрямо ползли навстречу друг другу.

Щёки Чена, сопровождавшего Волка к шатру Змея, покраснели от ледяных пощёчин, а память назойливо прокручивала наставления из трактата «Искусство войны»: «Лучший результат достигается, если следовать Пути. Средний результат, если задействовать мощь. Худший, если опираться лишь на силу».

Чен точно знал, что на поле Вигрид никто не собирается следовать Пути, что, согласно трактату, означало побеждать, не сражаясь. Мощь, под которой подразумевалось сплочение, не на их стороне. Горные великаны Фенрира и императорские воины Ермунганда не имеют ничего общего, кроме желания разграбить Асгард. У асов мощи будет побольше. Зато волшебное оружие в руках Ермунганда! Может, сила обеспечит и худший результат, но даже такой предпочтительней никакого.

Задыхаясь от ветра, Чен одёрнул полог походного шатра:

– Входи!

Фенриру пришлось согнуться почти вдвое, чтобы протиснуться внутрь.

– Ну, и где Змей? – хмуро спросил Волк.

Весь путь до поля Вигрид Фенрир был мрачнее зимней ночи.

– Наконец-то! – Ермунганд, облачённый в императорские доспехи и длинный чёрный плащ, возник перед братом бесшумно и приветливо протянул ему ладонь. – Я тебя заждался!

Тяжёлый взгляд Фенрира остановил руку Змея.

– В чём дело, Волк? – усмехнулся Ермунганд, убирая ладонь под плащ. – Ты не в духе?

– Твой брат устал с дороги, – поспешил сгладить натянутость Чен.

– Причина твоей угрюмости лишь в этом, братец?

– Кто-то убил Анбоду, – процедил Фенрир.

– Не может быть! – Ермунганд изумлённо вскинул брови. – Мне казалось, наша мать непобедима.

– Её убил вор, укравший у меня талисман.

– Воры редко бывают у бийцами. – Чен постарался, чтобы его замечание прозвучало как можно более нейтрально, можно даже сказать, философски.

Резко развернувшись к нему, Фенрир яростно прорычал:

– Зато убийцы часто оказываются ворами!

– Так отомстим врагам за нашу мать! – с чувством воскликнул Ермунганд. – Она готовила нас к битве с асами всю жизнь!

– Это сделали не асы, Змей! Не асы украли у меня талисман, убили Анбоду и сожгли Химинбьёрг!

– Покончим с асами и выясним, кто виновен.

МАДАМ ДОБРЭН: ЛОКИ

Две рати сошлись и замерли друг против друга. Воинство моих сыновей неоднородно: цепи горных великанов, вооружённых палицами, топорами и секирами, перемежаются с колоннами чужеземцев. Лучники, мечники и копейщики Ермунганда в пластинчатых металлических кирасах с широченными наплечниками, в сферических шлемах с назатыльниками.

Змей восседает на вороном жеребце. На нём шлем из чёрного металла, поверх кирасы длинный чёрный плащ. Левой рукой с намотанной на неё цепью Ермунганд держит поводья, в правой сжимает булаву. В двадцати шагах от него стоит Фенрир. Он без коня, всё в тех же кожаных штанах и волчьей безрукавке, накинутой поверх кожаного нагрудника. Ни шлема, ни маски у Фенрира нет. Руки, невзирая на холодный ветер, обнажены, лишь на запястьях – кожаные браслеты. Правая ладонь на рукояти меча. Я помахал сыну, но он не заметил, всматриваясь в рать асов.

Один в крылатом шлеме и блестящих золотом доспехах величественно восседает на Восьминогом. Серый в яблоках жеребец с роскошной белоснежной гривой и длинным хвостом получил это прозвище за свою стремительность, хотя ног у него, разумеется, не больше, чем положено коням природой. Синий плащ царя плещется на ветру. Один сжимает не знающее промаха копьё. Я усмехаюсь, невольно вспомнив, как когда-то затеял состязание меж двумя подгорными карликами и те в пылу азарта превзошли самих себя, выковав копьё, всегда поражающее цель, и молот, впоследствии доставшийся Тору. Эх, весёлое было времечко!

По левую руку от царя белеет кольчуга Хемдаля. Ветер развевает его светлый плащ и золотые волосы – лишившись в Химинбьёрге своего знаменитого шлема, другого Хемдаль уже не надевал. На поясе у него меч, на груди – рог, слышимый во всех мирах.

Справа от Одина рыжебородый Истребитель великанов. Тор никогда не дружил с конями, и на поле Вигрид предпочёл сражаться пешим. На нём медный шлем, медная кираса, повторяющая узор могучих мышц. Руки в кожаных перчатках нетерпеливо покручивают молот. За Тором выстроились его бешеные дружины.

Царь воздел копьё. Хемдаль выдвинул Золотую Чёлку на полкорпуса вперёд, поднял голову к хмурому небу и поднёс к губам рог. Звук, от которого стыли внутренности, пронёсся над полем Вигрид, пригибая к нему конных и пеших. Достиг небесных чертогов, недр земли и нижнего мира. «Рагнарёк!» – пронзило яростью все миры. Заревели воины с обеих сторон, замолотили мечи о щиты и доспехи, воздух задрожал от рук, потрясавших копьями и секирами. Поднял булаву Ермунганд, вырвал меч из ножен Фенрир. Помчался вперёд Тор со своими дружинами. Один пришпорил Восьминогого. И началось!

Град стрел, взмахи мечей, секир, удары копий… Крики, хрипы, стоны – всё слилось в один кромешный ад. Я старался не отставать от царя, чьё копьё работало без устали. Прикрывал спину Одина, рубя направо и налево. В сплошном кровавом месиве я потерял из поля зрения сыновей. Вдруг откуда-то справа донёсся рёв бесноватого Истребителя великанов. Рассекая пополам чужеземного воина, я на долю секунды бросил туда взгляд – и время остановилось!

Тор, потерявший шлем, нёсся со своим сокрушительным молотом к всаднику на вороном жеребце. Тот выдернул что-то из-под чёрного плаща, и молот вырвался из богатырской руки Тора. Описав дугу и наращивая скорость, молот с чудовищной силой вошёл в затылок своего владельца.

Так вот оно что! Талисман в руках Змея! Фенрир наверняка в неведении!

Ермунганд уставился на дружинников Тора, и те начали раскраивать черепа друг другу собственным оружием. В глазах – растерянность и изумление! Один, тоже увидевший эту жуть, направил Восьминогого к всаднику на вороном. В этот миг на круп моего коня обрушился удар шипастой булавы, превративший зад Сполоха в мясо с костями. Едва успев спрыгнуть, я снизу вонзил меч в брюхо великана, не прикрытое кожаным доспехом, и побежал за царём. Но где уж мне было угнаться за Восьминогим! Я знал, что будет дальше! Словно воочию видел, как Один вздымает копье, швыряет его в Змея и как копьё разворачивается… Только бы остановить бросок Одина! Я бежал, уворачиваясь от секир и палиц, отбивая удары мечей, уклоняясь от лошадиных копыт. И вдруг споткнулся о крик, перекрывший шум битвы:

– Хемда ль!!! Я у бил твоего царя!

Всадник на вороном потрясал копьём Одина.

* * *

Человек, крутившийся с мечом, точно у него имелось десяток рук и ног, был заметен издалека. Вихрем мелькали золото волос и белые доспехи, изрядно забрызганные алым. Наседавшая толпа чужеземцев не могла к нему приблизиться, зато каждый его выпад уносил чью-то жизнь. Быстрота и точность ударов Хемдаля вызывали изумление, но мне было не до восторгов. Задыхаясь, я бежал к другу, потерявшему своего златогривого коня, как я Сполоха. Расстояние, разделявшее нас, по-прежнему было слишком велико, а к нему уже приближался всадник на вороном. Нападавших точно ветром сдуло. Хемдаль остановился, утёр лоб тыльной стороной ладони и повернулся к врагу.

Мне снова показалось, что время замерло. Плоскость поля Вигрид словно накренилась. Сдвинулись в сторону разверстые в воплях рты, выпученные глаза, колющие и рубящие руки. Остались лишь двое, застывшие друг против друга. Пеший и конный. Белая кольчуга против чёрной кирасы. Меч против булавы, копья и… талисмана.

«Я спешу к тебе, – рвался из меня крик, – держись!» Сын девяти сестёр, слышавший, как растёт шерсть на овцах, должен услышать и меня! Не успев к одному своему другу, я надеялся хотя бы поспеть к другому. Чтобы убить гадину, которую сам породил, прежде чем она прикончит всех, кто мне дорог!

Змей воткнул копьё в землю, опустил булаву и достал из-под плаща талисман. Губы Хемдаля скривились в презрении. Будь на его месте я, то сказал бы:

– А! Это ты, Ермунганд-вор, обокравший брата!

Возможно, это он и сказал и, сжав обеими руками меч, двинулся навстречу всаднику в чёрной кирасе. Тот крутанул левой рукой, и цепь взвилась, оплетая плечи в белой кольчуге, прижимая локти к бокам. Хемдаль снова что-то презрительно бросил врагу. Будь на его месте я, то сказал бы:

– Ты не умеешь драться честно, Ермунганд-трус!

Возможно, это он и сказал. Змей опустил талисман, подхватил булаву и копьё, не спеша, объехал Хемдаля по кругу и резко швырнул булаву. Тяжёлый железный набалдашник с острыми металлическими шипами вошёл моему другу в правое бедро, вырывая крик боли. Меч, который он держал перед собой, вонзился остриём в землю. Хемдаль повис на нём, упёршись животом в рукоять. Бросив свой меч, я бежал так быстро, как мог. Был уже близко. Видел и слышал все. Перенеся вес на левую ногу и меч, Хемдаль кое-как удерживал шаткое равновесие. Мышцы скованных рук, вцепившихся в рукоять, взбугрились в усилии, он стал выпрямляться. Ветер донёс его хриплые слова:

– Кутайся в плащ, Ермунганд! Если талисман заметит твой брат, пощады тебе не будет!

Всадник на вороном отъехал подальше и поднял руку с копьём.

– На сей раз мой брат тебя не спасёт. Привет тебе от Одина, Хемдаль!

И со всей недюжинной силой Ермунганд метнул оружие. Тут наконец-то подоспел я. Сшиб своего друга с его шатких опор, и копьё, всегда поражающее цель, пронеслось мимо Хемдаля. Оно умчалось туда, откуда ветер нёс исполненный ярости вопль: «Зм-е-ей!» Вскинувшись на локте, я обмер, увидев, как они встретились: копьё, перешибавшее калёное железо, словно солому, и смуглый красавец в волчьей безрукавке, огромными скачками нёсшийся к нам. Остриё пробило кожаный нагрудник, заставив задрожать длинное древко. Фенрир сделал ещё несколько шагов с копьём в груди, гневно указывая мечом на Ермунганда, и рухнул навзничь.

«Считаешь меня чудовищем, Локи? – пришёл из памяти голос Анбоды. – Нет, чудовище мы породили вместе! Я не вёльва, но знаю, один из них вырастет чудовищем! Отдай этих детей мне!» Я прижал к себе младенцев, отступая от великанши: «Ошибаешься, Анбода! Наши мальчики прекрасны! Никто из вас не будет чудовищем, правда, ребятки?» Один малыш едва заметно улыбался, второй сонно сопел.

– Будь ты проклят, Ермунганд! – заревел я, вырывая из ладоней Хемдаля меч. – Будь проклят день, когда ты появился на свет! Будь проклят день, когда я не позволил твоей матери сожрать тебя!

Я пошёл на него, но всадник на вороном даже не посмотрел в мою сторону. Взгляд, полный ужаса, был прикован к брату. Сделав ещё шаг, я понял, что не могу двигаться, точно мои ноги увязли в заговорённом клее. Поле Вигрид стихло, и отовсюду пополз жуткий шёпот, чуждый этому миру – миру пока живых.

– Ермунганд… – вползало в уши из стылой земли, с хмурого неба. – Ты поклялся… не причинять вреда отцу, брату и сестре… поклялся жизнью…

Вокруг Змея стало сгущаться мертвенное свечение. Страшный шёпот усиливался:

– Ты нарушил клятву, Ермунганд… Убил брата…

Вороной, захрапев, замотал головой и упал на колени. Кожа на лице Змея стала вздуваться, пузыри лопались, из них тёк белесый гной, красно-жёлтая жижа, глаза вылезли из орбит. Задыхаясь, Ермунганд содрал с себя шлем вместе с волосами, сорвал с шеи талисман в тщетной надежде развеять заклятие. Но плоть отваливалась от него кусками… Я зажмурился, чтобы не видеть кошмара. Если бы мог, заткнул и уши. Открыл глаза лишь, когда страшный шёпот смолк. Бледно-зелёное свечение исчезло. Рядом с мёртвым конем валялся скелет человека в чёрной кирасе и чёрном плаще.

Я не стал поднимать талисман, прикрытый костлявой кистью. Пусть оберег Фригг или волшебное оружие Анбоды забирает тот, кому нужно. Мне уже не требовались ни оружие, ни обереги.

Бледно-зелёное сияние оставило после себя широкую просеку, заполненную лишь павшими и умирающими. Поодаль по-прежнему кипела битва, похожая на драку богомолов, которые сражаются с откушенными головами, и никак до них не дойдёт, что они уже убиты. Впрочем, мне не было дела до продолжавших истреблять друг друга на поле Вигрид. Я брёл к сыну.

Дошёл, присел рядом. Обтёр ему рот, закрыл глаза. Словно дожидаясь моего прикосновения, гнев сошёл с лица Фенрира. Стало видно, насколько оно юно и красиво. Гладкая кожа ещё хранила тепло, казалось, мой сын просто спит.

– Спасибо за Хель, сынок. Она вернулась от тебя преображённой. Перестала сутулиться, в глазах появился блеск. Как бы я хотел…

Не сомневаюсь, он тоже хотел бы. Я помолчал вместе с ним ещё немного. Затем, заливаясь внутренними слезами, поковылял обратно к Хемдалю. В отличие от сына, мой друг ещё дышал. Но крови из него вытекло столько, что мёрзлая земля отказывалась её впитывать. Черты заострились, Скульд готовилась перерезать его нить.

– Я хотел принять смерть из твоих рук, помнишь?

Ответа я не ждал, но упрямый Сын девяти сестёр всё-таки ответил. Приоткрыл глаза, плеснув напоследок синевой.

– Подержишь?

Он мигнул в знак согласия. Вложив меч в его ладони, я принялся расстёгивать доспех.

ЙА: ФРИГГ

Над великим полем Вигрид, где сошлись дружины асов и рати их врагов, тишина. Ветер стегает по щекам воинов, точно призывает их очнуться и подняться. Но крепок сон воинов, не добудиться их ветру. И тот с досады набрасывается на женщин, которые бродят по полю, словно молчаливые тени нижнего мира. Все они в костюмах валькирий, собирают тела павших и относят к погребальным кострам. Кони с повозками были бы сподручней, но кони шарахаются, а повозки не могут проехать из-за тел. Поэтому у женщин нет помощи. Они ходят в парах, укладывают на носилки тела. Дело долгое и кропотливое.

Следуя за Хель, Фригг бредёт по молчаливому полю сквозь пронизывающий ветер. Вёльва, уходя в нижний мир, попросила Хель позаботиться о зеленоглазой Госпоже. Покинув Хельм, дочь Локи вернулась в Асгард. Неуместная на праздниках и пирах, Хель незаменима в горе. Её присутствие словно смягчает боль.

Фригг то и дело останавливается и кланяется своим хорошим знакомым. Вдруг Хель удивлённо замирает, указывая на скелет всадника. Откуда взялись кости, успевшие пожелтеть? Скелет, что ли, вырядился в новую кирасу и чёрный плащ, чтобы поучаствовать в побоище? Женщины недоумённо пожимают плечами и бредут дальше.

Вот застыли два воина. Первый лежит на спине, золотые волосы разметались по земле. На его правое бедро страшно смотреть, плечи опутаны цепью, локти прижаты к бокам. Из ладоней выпала рукоять. Несомненно, он сжимал её, когда второй, темноволосый, скинув нагрудник и кольчугу, пристраивал остриё у себя меж рёбрами. Так, чтобы клинок под нужным углом вошёл слева, между четвёртым ребром и пятым. Это действие, совершённое осознанно и хладнокровно, заставляет женщин вздрогнуть сильнее, чем всё, увиденное на поле Вигрид.

Хель вырывает остриё, приподнимает тело и укладывает рядом с первым. Она сильна, дочь великанши Анбоды и лукавого аса, но выдержка ей изменяет, губы начинают дрожать. Сняв плащ, Хель заботливо укрывает отца, словно тот может замёрзнуть. Фригг преклоняет колени рядом, всматриваясь в посиневшее лицо человека со скованными цепью плечами. Точно пытается отыскать разгадку, ключик к тому, что здесь случилось. Впрочем, Локи может не тревожиться: Хемдаль не выдаёт чужих тайн. Он и не тревожится. Оба спокойны тем последним спокойствием, которого никогда не встретишь на лицах живых. Фригг прикасается губами к ледяному лбу Белого аса и встаёт. Хель безмолвно прощается с отцом и тоже поднимается. На тело Хемдаля кладёт меч. Расправляет плащ, укрывая лица обоих, чтобы их не расклевало вороньё.

Склоняясь под ветром, женщины бредут дальше. Через сотню шагов Хель спотыкается. Из её горла вырывается звук, похожий на мычание. Фригг смотрит на девушку с удивлением. Хель обеими ладонями зажимает себе рот, точно силится затолкнуть звук обратно. Потом делает несколько неверных шагов и вцепляется в длинную железную палку, торчащую из груди молодого великана. Если бы Фригг присмотрелась внимательней, то, возможно, признала бы в палке копьё своего мужа. Хотя вряд ли – женщины мало интересуются копьями. Палка себе и палка. Хель дёргает древко раз, другой, третий. И наконечник с неохотой покидает грудь, в которой надеялся найти вечный приют.

Хель отбрасывает копьё. Она сильна, дочь великанши Анбоды и лукавого аса, но ноги её подламываются в коленях. Она уже не пытается затолкнуть мычание и бульканье обратно себе в горло, и Фригг слышит: «Только не ты, Фенрир… Только не ты…» Хель обхватывает смуглые плечи брата и зарывается лицом в шерсть волчьей безрукавки, а Фригг рассматривает того, по чьей вине поле Вигрид усеяно трупами и сытым вороньём. Удивительно, но сын Локи и великанши Анбоды совершенно не похож на злобного хищника! Красивый парень, в котором и волчьего-то ничего нет, кроме безрукавки. И ещё удивительно, почему Хель оплакивает брата, затеявшего эту бойню, горше, чем любимого отца. Впрочем, Фригг не задаёт вопросов. Уже неважно.

Она бредёт дальше и едва не спотыкается о рыжебородого богатыря с размозжённым затылком. Пожалуй, несправедливо обвинять во всём лишь Фенрира. Давно ль ты, Тор, потрясая грозным молотом, рычал, что будешь разбивать им черепа врагов, как гнилые орехи. Видел бы ты собственный затылок, Тор! Нет, Хель, твой брат – не единственный, кто здесь постарался! Вон их сколько лежит!

Наконец Фригг замечает синий плащ и останавливается:

– Вот и ты, Один-Един.

* * *

На золотом нагруднике царя устроился ворон, ленивый и сытый, как гость на щедром пиру. Недовольный появлением женщины, ворон сделал несколько скачков и взмахнул крыльями. А Фригг присела на мёрзлую землю, взяла в ладони холодную руку мужа, всмотрелась в родное лицо. На нём застыл такой же покой, как у Хемдаля и Локи. Как у Бальдра, когда его принесли с Идавелль-поля…

Фригг и думать забыла о вороне, тот же в своём отяжелевшем полёте радовался, как правильно устроен мир. Не нужно в нём ничего менять! Достаточно, чтобы этого хотели другие – вон те, что валяются внизу. Всё, умницы, сделали сами, и просить не понадобилось. Ещё вчера на пустой равнине было даже дохлой мыши не сыскать, а сегодня поле Вигрид превратилось в роскошный пиршественный стол! «Кр-р-асота!» – не удержал восторженного вопля ворон. «Кр-р-асота!» – согласно откликнулись его бесчисленные собратья.

Устав махать крыльями, ворон опустился на чей-то череп. Покрутил головой, осматриваясь, и неодобрительно мигнул. Череп – это неправильно, время костей ещё не пришло. Впрочем, один скелет не портил общей праздничной картины. Внезапно внимание птицы привлёк некий предмет, прикрытый костлявой кистью. Соскочив с черепа, ворон ухватил клювом цепочку и отпрыгнул в сторону. Кулон проволочился по мёрзлой земле. Птица подождала, но скелет не предъявлял прав на вещь. Всё верно, скелетам права не положены! Зажав в клюве цепочку, ворон оттолкнулся от земли и взмыл в воздух.

Повалил густой снег, казалось, он идёт сразу со всех сторон. Фригг, сидевшая подле мужа, подняла лицо к небу и увидела ворона. Ей почудилось, будто вокруг птицы образуется воронка Света, такого же яркого и любящего, как в её сне.

– Бальдр… – прошептала она, вся подавшись навстречу этому Свету.

КОМАНДА

Лёшка достал из пачки новый бумажный платочек и вложил в Алькины пальцы. Финал «Игры» угнетающе подействовал на всех, особенно на девочку, которая беспрерывно шмыгала носом. Лёшка опасался повторения истерики. Не стоило подруге проверять свою гипотезу и возвращаться в «Игру»! Концовка-то была заранее известна.

– Нет, ну что же за гад?! – возмущался Гласс. – Убить родную мать! Правильно Анбода его в скелет превратила! Только надо было раньше это сделать, и всё бы закончилось путём. Фенрир женился бы на Хель, моя Баба-яга помирилась бы с Локи…

– Валяй перепиши сценарий, – предложил Йа. – Предположим, колдунья превратила бы Змея в скелет на поляне. Каким был бы конец?

– Тем же самым! – немедленно отозвался Ю. – Мать снова науськала бы Фенрира на войну! А если бы он не послушался и отступил в Химинбьёрг, к стенам крепости рано или поздно явился бы Тор со своими дружинами! Пойми, Гласс, проблема не в Змее, а в том, что обе стороны хотели войны! И, между прочим, первой к ней стремилась твоя Анбода!

– По-твоему, Баба-яга во всём виновата? – набычился Стеклов.

– Единственный камень, даже увесистый, ещё не создаёт погребального кургана, – произнесла мадам Добрэн. – Все наши герои приложили руку к тому, чтобы призрак катастрофы из вероятности превратился в неизбежность.

– Думаю, причина в том, что каждый из них совершил большую ошибку, – задумчиво сказал Лёшка. – Взять, к примеру, Бальдра. Его жертва не могла вызвать реакции, на которую он рассчитывал. Асы не созрели для этого…

– Интересно вот что, – нетерпеливо перебил его Йа, – среди героев «Игры» единственным стопроцентным злодеем являлся Ермунганд. Анбоду я прямо-таки зауважал, когда она взяла со Змея клятву о неприченении вреда. К Фенриру тоже проникся. Все остальные, кроме второстепенных персонажей Ю, руководствовались лучшими побуждениями. Однако итогом их бурной деятельности стало всеобщее побоище. И, как мы поняли, злодей им для этого вовсе не требовался, хватило бы и собственных заморочек. Тогда зачем талисман ввёл в «Игру» Ермунганда?

– Откуда только берутся такие Ерму-Гады?! – снова вскипел Стеклов. – Баба-яга их с Волком вместе воспитывала! Близнецы опять же! Но один вырос нормальным, а второй – уродом!

– Было же сказано, что у них разные сущности. – Алька наконец перестала хлюпать носом.

– Сущность, Аль, из области мистики, – поморщился Йа. – Гласс верно ставит вопрос: гены одни, воспитание общее, а результат контрастный!

– Сущность вовсе не из области мистики! – упрямо возразила девочка.

– Может, тогда объяснишь, что это такое?

– То, что определяет характер, – пришёл ей на помощь Лёшка.

– Зачем талисману понадобился Ермунганд, – снова вернулся к своему вопросу Йа, – если Змей необязателен для финала «Игры»? Заметьте, что как только Ермунганд появился на сцене, то сразу стал центральной и самой сильной фигурой!

– Я бы не называл «самой сильной фигурой» труса, не умеющего драться честно, – услышала Алька и похолодела.

Голос принадлежал не Лёшке! На том месте, где только что сидел её друг, находился яркий световой конус.

– В отличие от твоего супермена, Лёх, понятия «честно» и «бесчестно» для Ермунганда не существенны, – заметил Йа. – Змею был важен лишь результат, и он его получил, сокрушив всех. Не сработай заклятие Анбоды, один Ермунганд и остался бы на поле.

– Пожалуй, Йа прав, – кивнула мадам Добрэн. – Ермунганд введён в «Игру» неслучайно. Это предупреждение.

«Никто, кроме меня, ничего не замечает! – Алька по-прежнему видела вместо Лёшки ослепительный световой конус. – Значит, у меня галлюцинации!» Ужаснувшись своему открытию, девочка зажмурилась.

– Какое ещё предупреждение?! – донёсся до неё скептический голос Ю. – По мне, так Ермунганд – персонаж, добавленный для остроты сюжета. Это же просто игра!

– Вряд ли «Игру талисмана» можно считать просто игрой, – возразила француженка.

Алька почувствовала, что кто-то потряхивает её руку.

– Что с тобой, Аль?! Очнись!

Она приоткрыла глаза. Слава богу, наваждение исчезло! Лёшка был на месте и смотрел на неё с беспокойством.

– Всё в порядке, Лёш. Ерунда какая-то привиделась…