Глава 1

Регрессия

Стого дня, когда на экране прóклятой мобилы возникла надпись GAME OVER, прошёл год. Лёшка больше не отпускал язвительных замечаний в адрес одноклассников, учителей и школьной программы и не нарывался на конфликты. Правда, по-прежнему старался искать нестандартные способы решения задач, но в дискуссии с математичкой не вступал. Просто просил указать, в чём его ошибки, если есть претензии к решениям. Математических ошибок Ева Адамовна не находила, но боролась со «злокозненным упрямством» мальчика, ставя ему четвёрки вместо пятёрок. Впрочем, когда потребовалось выдвинуть кого-то на олимпиаду по математике и Ева Адамовна попросила Лёшку участвовать, он не проявил «злокозненного упрямства», а занял первое место сперва на районной олимпиаде, потом на окружной и, наконец, на городской. Тут-то администрация школы спохватилась: почему у нашего юного дарования стоит по математике четвёрка? Директриса вызвала Лёшку и принялась выпытывать, что за проблемы у него с математичкой.

– У меня с Евой Адамовной нет проблем. Просто она поставлена в очень сложную ситуацию. Ей нужно либо отступить от того, что с неё требуют, либо снижать мне оценки. А мне нужно либо согласиться на сниженные оценки, либо пользоваться только методами решений, предусмотренными программой. Я выбираю первое, потому что оценки для меня не важны.

Ответ юного дарования директриса разбирала потом со школьным психологом, после чего та пригласила для беседы Лёшкину маму.

– По своему физическому развитию Алёша соответствует возрасту, по интеллекту значительно опережает сверстников. Но дело даже не в интеллекте… – Психолог пересказала Лёшкин ответ директрисе. – Понимаете, тринадцатилетний школьник не мог так ответить! Не способен подросток поставить себя на место учительницы! Не бывает, чтобы мальчик в его возрасте воспринимал свои успехи с таким непоказным безразличием. Я хорошо помню, каким Алёша был год назад. Показатели его интеллектуального развития тогда тоже превышали возрастные, но его поведение и отношения с окружающими соответствовали норме. Сейчас же я бы сказала, что по своей личностной зрелости он обогнал не только сверстников, но и многих взрослых. Вам следует гордиться сыном!

Однако Ольга Владимировна не возгордилась, а расстроилась. Расхождение между интересами Алёши и увлечениями нормального подростка стало проявляться сразу же после загадочной «сонной болезни». Алёшу вдруг ни с того ни с сего заинтересовал Бабий Яр. Он изучил всё, что было выложено о страшном овраге в Интернете, и пересмотрел все фильмы на эту тему. Ещё Алёша собирал материалы о глобальных катастрофах и как-то прочитал родителям целую лекцию об извержении супервулкана, произошедшем на Суматре не то семьдесят, не то восемьдесят тысяч лет назад. Причём с таким знанием дела, словно являлся очевидцем события. После разговора с психологом стало ясно, что не только Алёшины интересы, но и его поведение не соответствует тому, которое должно быть у мальчика его возраста. В тот же вечер Ольга Владимировна долго говорила с Алькиной мамой.

– Она потеряла интерес к кошкам, – растерянно делилась Алькина мама своими наблюдениями. – Всю жизнь была от них без ума, а теперь стала относиться не то чтобы равнодушно, но как-то очень уж спокойно. Зато от вольера с волками в зоопарке было за уши не оттянуть! Пришлось идти смотреть на других животных без неё. Откуда взялась такая тяга к волкам?!

Ещё прошлым летом Аля удивила родителей заявлением, что не поедет на дачу к тёте Липе. Сперва думали, девочке надоело проводить каникулы на даче, однако дочь объяснила, что причина не в ней, а в тёте Липе. Действительно, папина сестра вскоре сообщила, что хочет повидать мир и уезжает путешествовать. И ведь что поразительно: племяннице о своих планах она не докладывала! Как Аля могла узнать, что тётя собирается нарушить традицию и провести отпуск не на даче?

Обе родительницы сокрушённо качали головами: всё это последствия мозговой инфекции, подхваченной детьми год назад!

Альке же временами казалось, что Лёшкин облик растворяется в очень ярком свете. Однако больше никто этих метаморфоз не замечал, и девочка смирилась с тем, что у неё бывают галлюцинации. Мадам Добрэн улетела сразу же после завершения «Игры», забрав смартфон с талисманом. С тех пор вестей от неё ребята не получали. Зато они крепко сдружились с Йа и Ю.

* * *

В последнюю субботу апреля Несруки пригласили их в гости отметить годовщину «Игры». Лёшка указал на вопиющую неточность в датоисчислении, но Алька, загоревшись идеей, сказала, что можно отметить годовщину их погружения в живую память.

Йа налил Альке сладкий чай с лимоном, достал для Лёшки из холодильника бутылку колы и внёс чашечки с дымящимся кофе для себя и брата. После чего Несруки потребовали от ребят рассказа о путешествии по живой памяти. Альке так и не удалось вытянуть из друга, что же ему тогда открылось. Пришлось довольствоваться обещанием, что Лёшка обязательно расскажет о своём путешествии, когда всё уляжется у него в голове. Но поскольку этого до сих пор не произошло, Алька поняла, что Лёшка будет молчать и слово предоставляется ей.

– Очень любопытно, Аль! – воскликнул Ю на середине истории. – Сначала ты видишь сны, потом то же самое тебе открывается в живой памяти… Не иначе, талисман забросил тебя в прошлую жизнь!

– Вы же гипнотизёры! – Лёшкины глаза загорелись. – Отправьте нас в эту прошлую жизнь!

– Что значит вас? – удивился Ю. – При чём тут ты? Я говорю только об Але, а не о вас обоих!

– В той прошлой жизни мы с Лёшей были вместе! – убеждённо заявила Алька.

Йа, до этого молчавший, проворчал:

– Лично я не верю ни в какие прошлые жизни! Это чушь! И вообще мы никого никуда не направляем, а всего лишь являемся специалистами по регрессии.

– Регрессия – это движение во времени в обратном направлении? – спросил Лёшка.

– Примерно так. Возвращение в детство.

– Вы можете провести для нас регрессию?

– Регрессия – не «Игра талисмана». Боюсь, вы будете разочарованы…

Лёшка переглянулся с подругой:

– Ты, Йа, за нас не бойся!

– Когда вы хотите, чтобы мы провели регрессию?

– Первого мая! – выпалила Алька. – И не здесь, а на даче у тёти Липы. Нужно, чтобы всё-всё повторилось! Тогда мы снова попадём в ту прошлую жизнь!

Несруки скептически пожали плечами, но спорить не стали. На даче, так на даче!

* * *

Тётя Липа, накатавшаяся прошлым летом по миру, пришла к убеждению, что на земле существует лишь одно райское место – её дача. Все прочие просто любопытные туристические местечки. Алька не сомневалась, что в «райском месте» их с Лёшкой ждёт радушный приём. С прошлой весны тётя и племянница очень сблизились. Лёшкин огородный подвиг произвёл на тётю Липу самое благоприятное впечатление. Когда же она узнала, что Алькин друг – победитель математических олимпиад и гордость школы, то зауважала его ещё больше. Алька сообщила, что на даче они с Лёшей собираются осваивать новые технологии развития памяти под руководством двух коллег учёной француженки. Тётя Липа не удивилась. Даже просьба не рассказывать родителям о планируемых занятиях не вызвала у неё возражений – хотят дети сделать родителям сюрприз, ну и ладно.

* * *

Добравшись до дачи, Несруки принялись обихаживать тётю Липу. Галантные комплименты сыпались на хозяйку, как горох из дырявого сита. Алька шепнула Лёшке, что братцы занимаются «обольщением». Ответственный гений хмыкнул, взял лопату и отправился вскапывать грядки. Алька, естественно, присоединилась к другу. Когда ребята вернулись к ужину, тётя Липа была окончательно «обольщена».

В комнате для занятий, куда они прошли после ужина, ничего не изменилось: тот же диван со множеством подушек, кушетка, кресло, на полу шерстяной ковёр с геометрическим рисунком. Ю достал из рюкзака упакованный предмет, оказавшийся курительницей для благовоний, и воткнул в неё палочки. Йа зажёг три красные свечи, а Лёшка с Алькой вытащили из корзины Колхой, объяснив, что светящийся кактус, по мнению мадам Добрэн, помогал осуществлять навигацию по живой памяти.

– Раз уж вы собираетесь отправиться в совместное путешествие, – сказал Йа, когда приготовления были закончены, – вам нужно определить, что вы хотите узнать там, куда собираетесь попасть.

– Мы хотим узнать, вспомнила ли Синголь, о чём просил её Старец, исполнила ли его наказ или что-то ей помешало… – начала Алька.

– Покороче, – прервал её Йа.

– Что сделала Синголь с талисманом, – сформулировал Лёшка.

– Да будет ваше желание услышано. Закройте глаза. Представьте тёплый летний вечер, перед вами – пагода. Войдите в неё и обратитесь к пяти стихиям. Назовите свои имена и произнесите: «Я прошу помощи в поиске решения вопроса». Повторите, что вы хотите узнать.

Дав Лёшке и Альке немного времени, чтобы исполнить инструкцию, Йа продолжил:

– Теперь выходите и двигайтесь по лесной тропинке. Узнаёте тропинку?

Тропинка перед мысленным взором ребят возникла легко – та самая, ведущая от аллеи на холм. Узловатые корневища, по которым они тряслись на Лёшкином велике…

– Идите по тропе.

Друзья двигались между могучих стволов, лес полнился птичьим гомоном, сверху доносился дробный стук дятла.

– Теперь поверните направо.

Лес оставался таким же дружелюбным, хотя стал менее знакомым. Постепенно корневища превратились в камни, неизвестно откуда возник ручей. Небольшой, легко скачущий по камушкам, играющий солнечными бликами.

– Найдите мост и перейдите на ту сторону! Поспешите!

Алька растерянно огляделась, но не обнаружила моста. Правда, поваленные стволы в одном месте почти запруживали поток, а особенно длинный и широкий ствол, хотя и выглядел скользким, всё же позволял перейти ручей, не намочив ноги. Девочка сделала шаг по бревну, другой, ступила на тот берег и вдруг поняла, что она одна, спутника рядом нет! Испугавшись, захотела его позвать, но забыла имя.

– Присядь и опусти руку в воду, – потребовал незнакомый голос.

Ощущать поток, струящийся между пальцев, было очень приятно.

– Посмотри на свои ноги. Во что ты обута?

Она удивлённо опустила глаза и пожала плечами: обычные сандалии! Подошвы из полос толстой кожи, верёвочная шнуровка, обвивающая голени и икры. В летнее время такие носят все симхаэты.

 

Глава 2

Синголь

Это была очень подходящая, можно сказать, уютная пещерка. Наконец-то Синголь облегчённо перевела дух. Здесь её другу не грозило быть зажаренным живьём на знойном солнце! Как ни трудилась симхаэтка, мастеря Алзику шляпу и солнцезащитные очки, для дневных переходов охой не годился. Поэтому двигались по ночам, а так далеко не уйдёшь, невзирая на старания Пышки. Оставив Алзика дремать в пещере, предусмотрительно передав ему для защиты талисман, Синголь отправилась разведать окрестности.

Горный поток шумел внизу, в ущелье. Спускаться к воде по острым сыпучим камням Синголь не решилась и направилась вдоль кромки леса. Лес был старый, с множеством поломанных и поваленных деревьев. Девушка продиралась между колючими еловыми ветками, перелезала через упавшие стволы, прорывалась сквозь густую паутину, обходила громадные муравейники. Очевидно, что идти этим путём ночью сущее безумие! Придётся спуститься к речке и двигаться вдоль воды.

Синголь поднялась с бревна, на которое присела передохнуть, и вдруг увидела птицу с ярко-синими крыльями. Птица сидела на ветви сосны и поворачивала изящную головку то вправо, то влево, словно с любопытством рассматривала девушку. Затем призывно крикнула и перепорхнула на соседнюю ель. Синголь сделала шаг по направлению к ней. Вновь прозвучал слегка тревожный крик. «Она явно пытается что-то сказать, – подумала симхаэтка. – Будь со мной талисман, я бы поняла! Может, она хочет указать мне путь? Но до чего хороша!»

Птица её очаровала, и Синголь последовала за синекрылой красавицей. Дивная птица терпеливо дожидалась, пока девушка перелезет через очередное препятствие или проползёт под ним, затем перелетала на следующее дерево. Шум потока доносился всё слабее, постепенно сделался неотличимым от шелеста ветвей, постанывания сухих стволов, а увлечённая Синголь всё пробиралась по лесу, задрав голову кверху.

Вдруг птица резко вскрикнула, взмахнула крыльями и скрылась из виду. Только тогда Синголь поняла, что потеряла направление. Вдобавок ко всему стало смеркаться. Пробираясь по лесу, девушка на чём свет стоит кляла свою глупость. Когда на небе появились первые звёзды, лес наконец смилостивился и вытолкнул её на обширную поляну.

Посреди поляны высился громадный, в пять человеческих обхватов, дуб, и Синголь поспешила к нему. На высоте своего роста симхаэтка заметила дупло, достаточно большое, чтобы в него пролезть. Ночевать, конечно, безопаснее в дупле, чем на открытой поляне. Девушка бросилась к лесу и довольно быстро отыскала толстый сук, подтащила его к дубу, поставила под углом и, цепляясь за кору, залезла в дупло. Убежище оказалось трухлявым, сухим и пустым – ни насекомых, ни змей, ни птиц, ни зверей. Странно, что такое замечательное дупло пустовало, особенно если учесть его вместительность. Внутри вполне комфортно могли разместиться они вместе с Алзиком.

Синголь представляла, как из-за её отсутствия переживает друг, и её сердце заходилось тревогой: «Разве ты его не знаешь?! Едва стемнеет, он отправится за тобой!» – «Ночью Алзик хорошо видит, и у него оберег», – успокаивала себя девушка. Чтобы не воображать опасности, подстерегающие охоя в Большом мире, симхаэтка сосредоточилась на мыслях об Апанхуре. Сомнений в том, что безумцу требуется талисман, не было, однако Синголь не могла понять настойчивости его преследований. Подумать только, даже полез за ней в пропасть! Интересно, откуда Апанхуру стало известно о том, что талисман обладает чудодейственной силой? Как вообще охотник мог заранее знать, что она получит талисман в подарок?

Вдруг Синголь бросило в жар! Она отчётливо вспомнила, почему поднялась в святилище: отшельник просил её принести талисман в дар богу, чьё имя начиналось на «А»! Ашмару или Алллару! Апанхур же служит чёрному богу, следовательно талисманом жаждет завладеть… Хунгар! Эта догадка объясняла и упорство охотника, и его осведомлённость. А также все счастливые «случайности», сопутствующие её бегству от Апанхура. Воле Хунгара противостояла воля Аллара! Боги!

Внезапно жар сменился ознобом – талисман у Алзика! Охой не чтит богов симхаэтов, Аллар не будет ему покровительствовать! Апанхур же своих преследований не оставит! Готовая мчаться на выручку другу неизвестно куда, Синголь выглянула из дупла и затряслась: дерево плотным кольцом окружали волки!

Один из зверей поднял голову. Немигающие глаза уставились на девушку, потом превратились в две жёлтые луны, лýны слились, раскатились светящейся дорожкой по водной глади, и Синголь увидела бегущих. Человек мчался наперегонки с волками, раскинув в стороны руки. Звери подскакивали, пытаясь лизнуть его ладони, кувыркались в лунном свете, бесшумно опускались на мягкие подушечки лап, снова нагоняли хохочущего человека… Плавными скачками они пронеслись сквозь зачарованную Синголь. Видение исчезло. Луны снова превратились в волчьи глаза и подмигнули: «Спи! Мы подарим тебе песню!»

Из облака выплыла луна, и волк задрал морду… Вой, доносившийся порой из лесной чащи, всегда заставлял Синголь содрогаться. Сейчас же песня волков, напротив, растворила все её страхи. Осталось лишь чистое благоговение перед ночным светилом, и Синголь молила луну позаботиться о щуплом, лишённом волос пареньке.

 

Глава 3

Алзик

– Проснись! Ну, проснись же! – теребила Алзика подруга.

– Ага… Уже проснулся… Что ты хочешь?

Синголь сняла талисман, протянула ему и положила его ладонь поверх кристалла:

– Я хочу, чтобы оберег был у тебя.

У Алзика вдруг закружилась голова, он сглотнул, но головокружение и тошнота быстро прошли.

– Поднеси к глазу кристалл и посмотри на меня.

– Зачем? – не понял Алзик.

– Делай, что я говорю!

Алзик не стал спорить и взглянул на девушку через кристалл. «Я хочу, чтобы ты кое-что узнал», – почудился ему голос Синголь, а вслед за тем её воспоминания стали открываться юноше так явственно, словно являлись частью его собственной памяти. Алзик ощутил метания симхаэтки в поиске того, чем защитить от солнца его глаза. Её радость при виде куропатки, из которой можно приготовить ему настоящий ужин. Ощутил, как Синголь подсовывает ему под щёку свою ладонь, чтобы в его кожу не впивались острые камушки. Ощутил её страх, что испытания Большого мира окажутся ему не по силам…

Когда Алзик отнял от глаза кристалл, то был настолько ошеломлён и переполнен чувствами, что не мог вымолвить ни слова. Синголь быстро сообщила, что собирается засветло разведать путь, но он ещё не опомнился от потрясения. А, когда сообразил, что она ушла без талисмана, девушки уже и след простыл.

Близились сумерки, а Синголь всё не возвращалась. Алзик метался по пещере, не находя себе места. «Она совсем одна и беззащитна! – в отчаянии кусал губы охой. – Как я мог позволить ей отправиться на разведку без оберега?» Усилием воли юноша попытался взять себя в руки. Скоро достаточно стемнеет, и он сможет броситься на поиски подруги.

Явился Пышка, покормившийся рыбой и ягодами. Через некоторое время медведь также начал проявлять беспокойство, с каждой минутой всё более сильное. Алзик направил кристалл на «братика»:

– В чём дело, Пышка?

– Сюда идёт безволосый! Не такой, как ты, не такой, как друг-мама. Страшный и большой, как тот медведь, который ударил тебя лапой.

Алзик мгновенно догадался, что к ним идёт безумный охотник, которого Синголь называла Апанхуром.

– Пышка, я передам тебе одну важную вещь. Ты должен её доставить другу-маме, а я задержу того, кто идёт сюда.

– Ты пытался задержать страшного большого медведя в прошлый раз, и у тебя не получилось. Садись на меня, убегать – так вместе.

– Я присоединюсь к тебе, как только управлюсь…

Повозившись, Алзик застегнул на Пышкиной шее цепочку кулона и обнял медведя:

– Пока, Пышка!

Выбравшись из пещеры следом за зверем, юноша присел на корточки и стал ждать.

* * *

«Безволосый» оказался огромен и чудовищно космат.

– Отдай амулет Хунгару, – потребовал охотник, вытаскивая нож. – Отдай по-хорошему.

Отдавать Алзику было нечего, да и не отдал бы он этому страшилищу оберег Синголь ни по-хорошему, ни по-плохому. Охой поднялся, просто чтобы встретить смерть стоя. Едва он выпрямился, будто сотни Колхоев вспыхнули одновременно! Зловещую рожу охотника исказила мука, Апанхур выронил нож, в ужасе попятился и бросился бежать.

Алзик долго не мог прийти в себя от изумления. Озирался по сторонам, но никого не видел. Не мог же в самом деле этот страшный человек испугаться безоружного охоя? Смешно! Однако другого объяснения не находилось, потому что именно на него, Алзика, Апанхур взирал так, словно вид юноши причинял ему невыразимые страдания.

«Уж не выросла ли у меня во-о-от такая морда, с во-о-от такими зубами? – недоумевал охой. – И откуда взялся странный свет, безвредный для моих глаз, который столь же внезапно пропал? Ничего не понимаю!»

Впрочем, заниматься гаданиями было некогда, следовало поторопиться. Он постарается нагнать медведя и вместе с Пышкой отправится на поиски Синголь.

Луна выплыла из-за туч, и на каменистом выступе в её свете что-то блеснуло. Наклонившись, Алзик подобрал нож, оборонённый охотником. Добротный нож с длинным, остро заточенным лезвием, зазубренным у основания.

– Вот, спасибо, Апанхур, – усмехнулся охой. – Шляпа и очки в наличии, теперь и оружие есть.

Алзик споро зашагал по Пышкиным следам. Его настроение изменилось. Раз он каким-то образом прогнал Апанхура, то обязательно разыщет Синголь! Всю жизнь, проведённую в подгорном Доме, юноша чувствовал себя одиноким среди соплеменников. А в Большом мире находилась девушка-симхаэтка, для которой Алзик что-то значит, и которая столь много значит для него! И этого вполне достаточно, чтобы, вопреки неизвестности и опасностям, навсегда полюбить Большой мир! Чувства, нахлынувшие на Алзика, когда он смотрел на Синголь через кристалл, вновь затопили его сердце и выплеснулись в слова. Охой бормотал их себе под нос, потом стал тихонько напевать:

Под ноги он не смотрел, поэтому споткнулся и проехался правым коленом по острым камням, рассадив кожу. Послюнявил пальцы, отёр кровь с колена, и тут ночь взорвалась смертным криком. Узнав голос, он бросился в сторону, откуда нёсся крик, крепко сжимая нож Апанхура.

Лес был старый, с множеством поваленных ветрами и временем стволов и сучьев. Тем, чьи глаза не видели в темноте так хорошо, как глаза охоев, ночью нипочём не разглядеть, что под набросанными ветками нет земли. Вот и Пышка не разглядел и решил перемахнуть через кучу ветвей. Разбежался, прыгнул и провалился. Брюхом на острый кол! Медведь рванулся, пытаясь освободиться, но остриё только вошло глубже, разрывая внутренности. Не помня себя от боли, медведь звал безволосого братика или друга-маму, да кого угодно, кто бы облегчил его страдания.

– Потерпи, Пышка, потерпи, – бормотал Алзик, раскидывая ветви, скрывавшие ловушку. – Сейчас спущусь.

Медведь уже не кричал, а издавал стонущие звуки, словно жаловался братику на свою невезучесть. По щекам юноши катились слёзы, но верёвки для быстрого спуска не было, поэтому требовалось отыскать длинную ветку, чтобы по ней сползти к Пышке. Наконец нашлась подходящая – не сухая, не гнилушка, – вполне способная выдержать вес охоя. Алзик подтащил ветвь к ловушке и стал аккуратно опускать, стараясь нечаянно не потревожить раненого зверя.

Пышка перестал жалобно стонать и только хрипло дышал, с каждым вдохом и выдохом под собственной тяжестью всё глубже насаживаясь на кол. К тому моменту, когда Алзик спрыгнул на дно зловонной ямы, остриё дошло до сердца медведя. Зверь судорожно дёрнулся, из его пасти и ноздрей вытекли густые чёрные струйки, и страдания Пышки закончились.

В последний раз обняв «братика», Алзик снял с косматой шеи талисман. А когда поднял голову, столкнулся взглядом с тремя парами глаз, горящих как жёлтые угли.

 

Глава 4

Клык

Таких тварей в Большом мире Алзик ещё не видел! Впрочем, он много чего ещё не видел. Судя по размеру клыков, звери питались не травкой. Он навёл на них кристалл.

– Мы ищем их? – спросил один из клыкастых.

– Кого вы ищите? – послал в сознание зверя вопрос охой. – И зачем?

– Безволосого и медведя. О них просили позаботиться.

– О «братике» заботиться поздно, – вздохнул юноша. – О братике? – удивился зверь. – Ты безволосый медведь?

– Какой он медведь, Клык! – насмешливо фыркнул второй. – Ни шкуры, ни мяса, ни когтей!

– А это видел? – Алзик взмахнул ножом.

Звери мгновенно прижали уши и оскалились.

– Откуда у тебя этот нож? – с угрозой прорычал самый крупный из троицы.

Алзик послал картину, как он находит нож охотника.

– Хорошо, что нож не твой. Иначе мы бы позаботились, чтобы твои останки упокоились рядом с «братиком». Этот нож выпил немало волчьей крови, и мы поклялись отомстить убийце волков.

– Кто такие волки? – спросил Алзик.

Звери оскалились несколько по-другому. Юноша понял, что они смеются.

– Этот безволосый медведь – полный придурок! – повизгивал Клык.

Алзик тем временем выбрался из ямы.

– Кто вы и кто вас просил позаботиться?

– Мы волки. Это Клык, это Палёный, я Душитель, – сообщил старший. – А позаботиться о вас просила…

Волк запнулся, точно забыл, кто именно просил позаботиться о безволосом и медведе.

– Луна! – подсказал Клык.

– Точно, луна! Так что ты за невежественный медведь, который не знает, кто такие волки? – Душитель насмешливо приподнял верхнюю губу, показав зубы. – Таких медведей не бывает.

– Я не медведь.

– Это мы и сами видим и чуем, – вновь оскалились в усмешке волки. – Кто ты такой?

– Я не из Большого мира, – ответил охой.

– Что такое Большой мир?

– Всё, что здесь. Под небом, под солнцем, под луной.

– А какой ещё мир есть? – не поняли звери.

– Там, откуда я родом, ничего этого нет. Только гора.

– Червяк ты, что ли?

Волки описывали круги, недоверчиво обнюхивая юношу со всех сторон.

– Я понял! – вдруг подскочил на всех четырёх лапах Клык. – Это лунный человек! Он упал на землю с лунной горы, поэтому луна просила о нём позаботиться. Так?

– Так, – не стал спорить с красивой легендой Алзик. – Вы можете по запаху найти человека?

– Ты что, издеваешься?

– Не ворчи, Душитель, он же с луны свалился, – вступился Клык. – Если тебе нужно найти человека, дай нам что-нибудь, что пахнет им.

– Я бросил эти вещи, когда бежал к медведю.

– Так давай их поищем.

* * *

Образ пещеры, где он провёл день, Алзик передал волкам как исходную точку поиска. Юноша хотел, чтобы звери опознали запах Апанхура и, возможно, Синголь. Через некоторое время волки нашли пещеру, внимательно обнюхали всё вокруг.

– Здесь были и медведь, и убийца волков. Вот на этом месте лежал нож, – сообщил Душитель. – Ты не лгал, лунный человек. Но, прежде чем мы будем помогать, ответь честно: ты убивал волков?

Алзик удивился вопросу:

– Как я мог убивать волков, если до встречи с вами даже не знал, кто такие волки?

– Допустим. Кого ты убивал?

Алзик задумался, припоминая.

– Возможно, летучих мышей или рыб… Хотя вряд ли, мне не нравится убивать. Даже рыб и летучих мышей. Но совершенно точно я их ел.

Волки переглянулись.

– Какого человека ты хочешь найти?

– Вы не почуяли здесь ещё чей-либо запах?

– Очень слабый, не определить.

– Тогда давайте вернёмся по следам медведя.

Волки вскоре нашли место, где Алзик уронил шляпу и очки, сделанные из пояса Синголь. Обнюхав пояс, звери начали совещаться, а охой почувствовал жжение в глазах. Наступало утро, очень скоро ему понадобится убежище. Ах, как не вовремя! Алзик снова навёл кристалл на волков.

– Точно её запах! – убеждал товарищей Палёный. – Я видел самку человека в стволе большого дерева перед тем, как мы начали петь гимн луне.

– Мы сумеем туда добраться до восхода? – тревожно спросил Алзик.

– Вряд ли. Там полно ловушек, нужно двигаться очень осторожно.

– После восхода мне потребуется укрытие, – горестно прошептал юноша. – Солнце сжигает мои глаза и кожу.

Волки снова принялись совещаться, потом Клык повернулся к лунному человеку:

– Спрячешься в моём логове. Забирайся на спину, я тебя довезу.

* * *

Логово оказалось обычной норой. Охою было всё равно, лишь бы укрыться от нестерпимого жара. Когда жжение в глазах немного прошло, юноша почувствовал мучительную жажду. Направив на волка кристалл, Алзик передал свои ощущения.

– Что же ты не напился из реки? – опешил Клык, восприняв сигнал. – Горе с тобой одно, чудо лунное!

Неподалёку имелась большая лужа, из которой волк постоянно лакал, но как доставить воду лунному человеку?

– Найди большой кусок коры, – прошептал Алзик, когда зверь рассказал ему о луже.

Волк приволок кусок коры, и лунный человек под прикрытием древесного панциря пополз к луже. Утолив жажду и вернувшись в логово, юноша бессильно уткнулся лицом в землю. Клык скептически его обнюхал:

– Ты ел давно?

– Давно.

– То-то ты больно лёгкий. У вас на луне что, с кормёжкой не очень?

– Не очень.

– Отдыхай. Я чего-нибудь принесу.

Волк исчез, через некоторое время вернулся с добычей и положил её перед лунным человеком.

– Что это? – спросил тот.

– Как что? – изумился Клык. – Заяц!

– А как едят зайца?

– Вот так! – Откусив половину тушки, волк с наслаждением принялся жевать, а заглотив еду, посмотрел на лунное чудо.

– У меня так не получится, – покачал головой Алзик.

– У тебя есть нож. Воспользуйся, если зубы кусать не позволяют.

Юноша отрезал крошечный кусочек мяса и принялся жевать. Он жевал так долго, что за это время Клык мог бы сожрать стадо диких коз. Наконец, так и не дожевав, попытался проглотить, но подавился и долго кашлял. Клык пожалел, что связался с этим новорожденным щенком.

– Ну, и как тебе заяц? – спросил волк, когда лунный человек наконец откашлялся.

– Тяжёлая пища.

– Тебя молоком, что ли, кормить?

– В вашем мире мне больше всего понравилась малина.

Волк фыркнул:

– За этим обращайся к медведям!

– Клык, я тебе благодарен за заботу! Но зайца доедай сам, я насытился.

– Значит, так, – сурово изрёк волк. – Грызть кости ты не умеешь. Жевать и глотать мясо тоже. Тогда слизывай кровь и ешь печень, иначе сдохнешь от голода! Потому что малины у меня нет, а сам ты её вовеки не найдёшь!

Алзик послушался и, превозмогая тошноту, съел всю заячью печень. Перемазанный кровью, он приткнулся рядом с волком, поглаживая густой загривок своего нового товарища.

– Душитель или Палёный просто дотащили бы меня до укрытия и оставили. Почему ты обо мне заботишься?

– Ты меня забавляешь, чудо лунное, – приподнял верхнюю губу волк. – Я таких нелепых существ в жизни не видел!

– Правда? – Алзик машинально перебирал пальцами косматую шерсть.

Это было правдой, но не всей. Клык положил морду на лапы.

– Когда я был ещё щенком, хотя сам считал себя вполне взрослым, то угодил в ловушку лесных людей, – начал волк. – Мне повезло больше, чем твоему медведю. Я не напоролся брюхом на кол, лишь разодрал лапу, но вылезти из ямы не мог. Сидел и жалко скулил, ожидая, когда явятся лесные люди и сдерут с меня шкуру. Наверное, мой скулёж и привёл к яме того безволосого. Ни обликом, ни запахом он не походил на лесных людей. Сдвинув в сторону ветви, он обратился ко мне. Я понимал лишь его интонацию: так же ворчала мать, когда я, будучи совсем несмышлёным, решил поохотиться на ежа и острые колючки вонзились в мой нос. Человек свесился в яму и вытянул свои передние лапы, предлагая идти к нему. И я, дрожа, пошёл. Он принёс меня в своё логово и выхаживал, пока распоротая лапа не поджила. Однажды я почуял, что к его логову приближаются лесные люди. Они принесли на жердях раненого. Мой человек склонился к нему и что-то сказал. С той же интонацией, с которой обращался ко мне, когда нашёл меня в ловушке. И я понял, что ему неважно, кого выхаживать, как речке неважно, с кем делиться своей водой. В тот день я его покинул. Мне очень хотелось его отблагодарить, но как? Как отблагодарить речку, из которой пьёшь? Я нуждаюсь в её воде, тогда как ей от меня ничего не нужно. И я пообещал себе, что, если встречу того, кто будет во мне нуждаться, отдам свой долг. Думаю, что ты, чудо лунное, и есть тот самый случай… – Клык лизнул горячим языком лицо юноши. – И ещё… ты мне понравился. Я видел, как ты полез в ловушку, чтобы выручить своего медведя, а потом плакал над ним, будто это и впрямь твой «братик». Да… ты на редкость нелепое существо!

– Я и медведю не помог, и свою подругу потерял! – с горечью воскликнул Алзик.

– Спи, а я поищу след твоей самки. Всё равно до наступления сумерек от тебя толку нет.

* * *

Когда зашло солнце, Алзик проснулся бодрым и полным сил. Вылез из логова, напился из лужи, отмылся от заячьей крови и уселся возле норы в ожидании волка. Таяли краски заката, бледная луна и звёзды наливались светом. Шелестели кроны деревьев, поскрипывали ветви и стволы, обострялись вечерние запахи. А юноша думал, что во всём изменчивом великолепии и красочном многообразии Большого мира есть лишь один смысл – чтобы здесь могла существовать Синголь!

Бесшумно появился Клык, и Алзик вскочил.

– Твою самку забрали лесные люди, – сообщил волк.

 

Глава 5

Дикари

Синголь разбудили человеческие голоса. На поляне толпились коренастые мужчины, одетые в звериные шкуры, вооружённые копьями и дубинами. Волосы у большинства были заплетены в мелкие косички, а лица, вымазанные красной глиной, выглядели устрашающе.

В толпе выделялся дикарь, жирный, как супоросая свинья. Он был облачён в медвежью шкуру и расписан глиной с особым тщанием. Плечи его покрывала накидка из лисьих хвостов, а бесчисленные косички пестрели птичьими перьями. Больше ни у кого из мужчин таких излишеств в одежде и причёске не наблюдалось. Жирный дикарь заговорил, речь его звучала крайне надменно.

– Толмача, – проскрипел кто-то совсем рядом с укрытием Синголь.

Девушка прекрасно помнила этот жуткий голос! Апанхур! Синголь едва сдержала крик.

Из толпы дикарей, подволакивая ногу, выдвинулся человек, нисколько не походивший на остальных. Вся его одежда состояла из облегающей чресла повязки да верёвки на поясе. Хотя спину и грудь мужчины уродовал двойной горб, искривляя фигуру, он был выше и стройнее дикарей. Кожа его имела медовый оттенок, как и кожа Синголь, и не носила следов дурацкой раскраски. Волнистые волосы казались светлее чёрных косм дикарей. Чтобы волосы не лезли в глаза, человек обвязал лоб верёвочкой. Чело Синголь украшал подаренный на день рождения серебряный обруч. Гораздо более красивый, чем простая верёвочка, но надетый с тою же целью.

– Вождь спрашивает, зачем ты позвал его, слуга чёрного бога? – произнёс толмач на языке симхаэтов.

Вне всякого сомнения, горбатый принадлежал к племени Синголь!

– Нужна одна вещь. Пусть вождь прикажет воинам принести её мне. Обещаю за это награду, – проклекотал Апанхур.

– Что за вещь? – спросил вождь.

– Амулет, принадлежащий моему Господину. Его украл мальчишка.

«Апанхур обнаружил, что талисман у Алзика!»

– Отчего же ты сам не отнимешь вещь своего Господина у мальчишки-вора? – насмешливо поинтересовался вождь.

– Меня не пускает Свет, – процедил охотник.

«Слава Аллару! Лучезарный бог не отказал в покровительстве охою!»

– Какую награду ты предлагаешь за эту вещь?

– Земли симхаэтов. Их скот, пастбища, женщин.

Голос толмача дрогнул, когда он переводил слова охотника. Какое-то время вождь молчал, обдумывая предложение Апанхура.

– У симхаэтов перестали рождаться дети, – наконец произнёс он. – У них почти не осталось воинов, а женщины стары. К чему моим людям гоняться за мальчишкой? Очень скоро земли, скот и пастбища симхаэтов станут нашими. А их старухи нам не нужны.

– Так-таки не нужны?

Правая рука Апанхура метнулась в дупло и уже в следующее мгновение выдернула оттуда визжащую девушку. Синголь извивалась и царапалась, как дикая кошка, отбиваясь от охотника, но где уж там! Апанхур одной рукой прижал Синголь к своему боку, на другую намотал её волосы и держал голову так, чтобы дикари могли хорошенько рассмотреть симхаэтку.

Глаза мужчин загорелись.

– Значит, вам не нужны старухи симхаэтов? – усмехнулся Апанхур.

– Мои люди принесут тебе амулет, слуга чёрного бога, если ты оставишь мне эту женщину как залог сделки.

– Эту женщину я принесу в жертву Хунгару, – зло прохрипел Апанхур.

Синголь пришла в ужас, представив уготованную ей участь, и снова попыталась вырваться.

Тем временем дикари незаметно придвинулись к дубу.

– У симхаэтов мало молодых женщин, – миролюбиво возразил вождь. – Неразумно терять ни одну из них. Мы дадим тебе козу с золотой шерстью, чтобы ты принёс её в жертву чёрному богу. А потом вернём вещь, украденную мальчишкой.

– Эту женщину я обещал Хунгару!

Апанхур резко дёрнул жертву за волосы, запрокидывая ей голову, но его рука, рванувшаяся к ножнам, не обнаружила в них ножа. А в следующий миг на охотника навалились дикари.

– Вот и договорились! – довольным тоном заключил вождь, когда к нему подтащили девушку. – Залог принят. Мы найдём мальчишку и доставим то, что ты просишь. А ты отдашь нам земли симхаэтов. Их скот, пастбища и женщин.

– Договорились, – с ненавистью прошипел Апанхур.

– Будь ты проклят, предатель! – закричала Синголь.

– Он уже давно проклят, – шепнул ей на ухо оказавшийся рядом толмач.

– Ну что ж, моя козочка. – Вождь прижал симхаэтку к своему брюху. – Благодари свою судьбу! Добрый Áкхак выкупил тебя у чёрного бога и надеется, что ты будешь благодарной и ласковой женой.

От зловония, испускаемого тушей дикаря, девушка почувствовала рвотные позывы. По счастью, Акхак разжал объятия довольно быстро. Переведя дух, Синголь вопросительно взглянула на толмача.

– Не отчаивайся, девочка, – мягко сказал тот. – Жирный боров Акхак прав в одном: перспектива стать его наложницей обнадёживает больше, чем участь жертвы Хунгара.

– Это сказал дикарь? – изумилась Синголь.

– Женщина не верит своему счастью, великий вождь, – невозмутимо перевёл горбатый.

* * *

Весь путь толмач сжимал ладонь девушки. Трое сопровождавших их коренастых мужчин пожирали симхаэтку глазами, как голодные собаки кусок мяса, которым издевательски размахивают у них перед носом. Слушая их возбуждённые выкрики, Синголь дрожала и прижималась к горбатому соплеменнику.

Узкую ложбину, в которую они спустились, стискивали два склона. Один порос непроходимым лесом, другой высился каменистой скалой, за которую упрямо цеплялись корнями редко растущие деревья. Далеко впереди маячили густо заросшие холмы.

Они остановились, и толмач что-то сказал дикарям. Затем повернулся к ним спиной, закрывая симхаэтку от их голодных глаз:

– Мы пришли. Вот шатёр вождя.

– Это шатёр? – Синголь ткнула пальцем в убогое сооружение из длинных жердей, с натянутыми поверху шкурами.

– Больше ни у кого нет персональной хижины. – Горбун откинул шкуру, служившую пологом. – Входи, не привлекай к себе лишнего внимания.

Внутри омерзительно воняло тухлятиной. Над широким топчаном, покрытым плохо выделанными шкурами, вился рой мух. Синголь снова затошнило, она дёрнулась к выходу, но толмач ухватил её за локоть.

– Оставайся здесь! Чем меньше глаз на тебя пялятся, тем безопасней. Если тебя стошнит прямо в «шатре», не страшно. С вонью придётся смириться, а с мухами мы поборемся. – Он вытащил из верёвочки в волосах какой-то крошечный катышек. – Мухи не любят эту травку. Разотри по лицу и телу, и они не будут тебе докучать.

Синголь послушно растёрла.

– Теперь приляг. После того что тебе выпало этим утром, удивительно, как ты вообще держишься на ногах.

Синголь опустилась на топчан.

Толмач укрыл её шкурами и присел на край.

– Расскажи, как ты очутилась в дупле?

Девушка не успела открыть рта, как снаружи донеслись ликующие вопли и громкий шум трещоток.

– Что происходит? – вздрогнула Синголь.

– В ловушку попал медведь. Дикари славят охотников, которые тащат добычу.

Симхаэтка взвилась, как ошпаренная:

– Медведь?! Я должна его увидеть!

И бросилась из хижины настолько быстро, что горбун не успел её остановить.

Тушу зверя волокли как раз мимо «шатра». Синголь, подскочив к охотникам, затряслась так, точно увидела умершего родственника. Подоспевший толмач сгрёб её в охапку и увлёк обратно в хижину.

– Тебе знаком этот медведь? – спросил он, усаживая всхлипывающую девушку на топчан. – Послушай, если ты расскажешь, что с тобой случилось, возможно, я сумею помочь.

Горбун приобнял Синголь за плечи, и её прорвало.

– Мы шли втроём… – Рыдания мешали ей говорить. – Пышка, Алзик и я. Пышка – этот медведь… Шли по ночам, потому что… Алзик не может выносить солнца. Я сделала ему шляпу и очки… Но днём для него всё равно… слишком жарко. Солнце сжигает его глаза и кожу…

– Глаза и кожу Алзика? Но почему?

– Потому что он охой.

– Никогда не слышал об охоях. Кто это?

– Люди Горы. Они живут в глубоких пещерах, которые называют своим подгорным Домом, и поклоняются алларету, хотя именуют его Колхоем.

– Я думал, алларет не более чем легенда! – изумился горбатый. – Ты, что же, видела цветок из Садов Аллара?

– Не только видела! Я сама принесла алларет в подгорный Дом! Случайно. Его колючки впились в мою тунику.

– Теперь я понимаю, почему именно тебя Апанхур обещал принести в жертву Хунгару, – задумчиво произнёс толмач. – Тебе покровительствует Аллар…

– Алзика тоже хранит Аллар! Свет не пустил к нему Апанхура!

– Алзик и есть мальчик, укравший амулет Хунгара?

– Это ложь! – закричала вне себя Синголь. – Ложь! Ложь! Я сама отдала Алзику талисман, потому что боялась оставлять его без оберега.

– Значит, амулет Хунгара был у тебя?

– Талисман – вовсе не амулет Хунгара, – возразила Синголь, немного успокоившись. – Старец передал мне талисман и попросил принести его в дар Аллару или Ашмару. Совершенно точно не Хунгару! Но Апанхур стал меня преследовать. Убегая от него, я сорвалась в пропасть и попала в пещеры охоев. Там меня спас Алзик. Мы вышли из подгорного Дома совсем не в том месте, в котором рассчитывали, и оказались в землях дикарей! А теперь на Алзика объявлена охота! Он и так беспомощен в нашем мире и ничего о нём не знает. И ещё этот предатель посулил дикарям женщин и земли симхаэтов!

– Тем более, тебе нельзя отчаиваться. Видишь, сколько перед тобой задач!

– Это и повергает меня в отчаяние! Я не знаю, что делать! Всем, кто мне дорог, грозит гибель! Пышку вот уже убили! – Синголь снова ударилась в слёзы.

– Следует помочь тем, кто жив, – твёрдо сказал горбатый. – Нужно бежать отсюда!

Слёзы девушки мгновенно высохли:

– Это возможно?

– Возможно. Но сначала тебе придётся войти в доверие к Акхаку, что непросто. Акхак коварен и чудовищно жесток. Иначе бы он не ходил в вождях вот уже двадцать лет.

– Ты здесь двадцать лет?

– Двенадцать. За эти годы мне удалось узнать о дикарях почти всё. Я знаю, куда идти…

Толмач не закончил, поскольку вошла женщина, которой воины приказали приготовить еду для новой жены вождя. Женщина поставила на земляной пол деревянное блюдо с рыбой, кореньями, дикими яблоками и тихо обратилась к Синголь.

– Тебе повезло. В первый же день своего пребывания в шатре Акхака ты отведаешь медвежатины. Это добрый знак. Значит, сын, которого ты родишь Акхаку, будет крепким и сильным, как медведь, – перевёл её слова горбатый.

– Я не ем медвежатину! – побледнела Синголь.

Переводить толмач не стал. Горько покачав головой, женщина сказала что-то ещё и показала симхаэтке шрамы на лице и руках.

– Ей повезло меньше, и в день, когда её привели в шатёр Акхака, охотники не поймали медведя. Она не смогла родить вождю крепкого и сильного сына. Её ребёнок умер, едва родившись, и она навлекла на себя немилость Акхака. Он оставил ей на память эти шрамы.

Когда женщина вышла, горбатый быстро сказал:

– Теперь слушай внимательно, потому что скоро явится вождь. Я дам тебе сок одного растения, который ты подмешаешь ему в питьё. Акхак недоверчив, поэтому сначала опробует питьё на тебе. Смело глотай, это не яд. Растение вызывает сладостные грёзы, Акхаку привидится, что он пробудил в тебе неуёмную страсть, ты же проглоти вот это. – Толмач достал невзрачную коричневую горошину, спрятанную между плетений верёвки, стягивающей его волосы, и протянул Синголь. – Горошина содержит вещество, нейтрализующее действие сока.

– Когда он заснёт, мы убежим? – приободрилась симхаэтка.

Соплеменник покачал головой и ласково погладил девушку по волосам:

– Сейчас бежать нельзя. Апанхур бродит поблизости, выжидая, когда поймают твоего мальчика. Если мы попробуем сбежать этой ночью, то столкнёмся с ним. От него я тебя защитить не сумею.

– Но мы не можем медлить! Мы должны спасти Алзика и предупредить наш народ!

– Да пребудет с нами милость Аллара, – вздохнул толмач.

Он вышел из «шатра» и вскоре вернулся с сосудиком грушевидной формы, выдолбленным из маленькой дикой тыквочки.

– Здесь сок. Спрячь.

– Вдруг у меня не получится? – нервно кусала губы Синголь.

– Получится. А если что-то пойдёт не так, я просто убью его.

– Ты так добр ко мне! Почему?

Горбатый отвернулся:

– Ты удивительно похожа на мою жену, которую я потерял двенадцать лет назад. Она была немногим старше тебя, совсем девочка. Ей я не сумел помочь, но сделаю всё, чтобы тебя не постигла её участь.

Синголь не решилась задать вопрос, что случилось с его женой, и вместо этого спросила:

– Почему же ты не бежал, если знаешь куда?

– Мы с женой мечтали избавить народ Симха от бесплодия, навлечённого проклятием Хунгара. И отправились в земли дикарей, чтобы отыскать чудодейственный корень. Жена погибла, а меня больше года выхаживал здешний шаман. Не все кости ему удалось срастить правильно, – симхаэт указал на горбы и левую ногу, которую он подволакивал при ходьбе, – но в целом его лечение было успешным. Когда я пошёл на поправку, шаман стал учить меня целительскому искусству. Откуда он явился, понятия не имею, но знал он не меньше, чем наши предки, приплывшие из-за моря. Из-за него я не бежал, когда уже мог. Одну луну назад он сказал: «Я ухожу. Дождись знака и возвращайся к своему племени». Сегодня я получил знак. Появилась ты, очень похожая на мою жену.

– Может быть, твоя жена была моей родственницей, – предположила девушка. – Моего деда зовут Симхарух. Ты его, случайно, не знаешь?

Толмач вздрогнул:

– Ты ещё не назвала своё имя.

– Синголь.

– Сколько тебе лет, Синголь? – Голос симхаэта внезапно сел.

– Недавно исполнилось пятнадцать.

– Твои родители живы?

– Все их считают погибшими, они пропали, когда мне было три года…

Синголь вдруг осеклась, а толмач хрипло сказал:

– Я знаю Симхаруха. Твой дед доводится мне отцом.

В этот миг полог распахнулся, и в «шатёр», сопя, как боров, ввалился Акхак.

 

Глава 6

Конец Акхака

Луна зависла над конусообразной постройкой, вокруг которой, приплясывая и радостно вопя, столпились мужчины с факелами. Затаившийся в кустах Алзик рассматривал лесных людей. Синголь определённо не принадлежала к их племени! Мужчины были низкорослыми, имели кряжистые, необычайно мускулистые туловища, мощные короткие ноги и непропорционально длинные руки. Из постройки выбрался толстяк, чья толщина едва ли уступала его росту. При его появлении вопли усилились. «Акхак! Акхак!» – орали факельщики.

«Где же они прячут Синголь?» – мучился юноша.

Словно отвечая на его вопрос, вслед за толстяком вышел человек, скособоченный так, будто спереди и сзади у него под кожей было вшито по мешку. «А этот похож на Синголь», – удивился охой, и в следующий миг едва не закричал. Скособоченный вёл девушку!

Толстяк в сопровождении факельщиков важно прошествовал вперёд. Человек с мешками, сжимая ладонь жавшейся к нему Синголь, прихрамывая, шел за толстяком. Вся процессия двигалась по направлению к скале, нависавшей слева от Алзика.

– Там их главное логово, – тихонько прорычал Клык.

Крадучись, юноша и волк стали подбираться ближе к скале. У входа в пещеру толстяк остановился, дожидаясь скособоченного, схватил Синголь за локоть и поволок внутрь. Факельщики исчезли за ним. Человек с мешками постоял немного и, понурив голову, побрёл вдоль скалы. Как раз в сторону кустов, где прятались Алзик и Клык. Волк боднул спутника:

– Хочешь с ним пообщаться? Предоставь дело мне!

И пополз к мужчине. Когда расстояние сократилось, Клык подобрался, сделал несколько размашистых скачков и взвился в воздух. Человек не успел опомниться, как волк повалил его на спину. Алзик метнулся следом и, стараясь не выдавать своего присутствия, наставил на поверженного талисман.

– Зачем туда потащили Синголь? – послал вопрос юноша, но упавшему казалось, что его вопрошает оскаленная волчья морда с горящими жёлтыми глазами.

С точки зрения волка, человек вёл себя неправильно. Люди в таких ситуациях начинают кричать или драться, этот же сохранял спокойствие. Клык слегка растерялся.

– Что тебе за дело до моей дочери? – ответил вопросом на вопрос поверженный и вдруг одним резким толчком зашвырнул волка в колючий кустарник и вскочил.

Алзик выдвинулся вперёд:

– Синголь – мой друг!

Охой направил в сознание незнакомца образы: ладонь Синголь под своей щекой, пальцы Синголь, которые вкладывают ему в рот ягоды малины…

– Ты охой Алзик? – спросил после паузы человек.

– Я Алзик, охой, – кивнул парнишка. – И пришёл узнать, всё ли в порядке с Синголь. Клык сказал, её забрали лесные люди. Я боялся, что её обидят, но, раз ты говоришь, что она – твоя дочь…

– Клык – этот волк? – Незнакомец указал на скулящего зверя, пытающегося выбраться из куста.

– Да. Клык – мой друг. Раньше у нас с Синголь был друг-медведь, но он попал в ловушку и погиб.

– Как звали медведя?

– Пышка. Синголь приказала ему заботиться обо мне. Я думаю, что и волков тоже попросила она.

Мужчина помолчал, скептически рассматривая охоя. Затем покачал головой:

– Похоже, моя дочь тебя любит… Ничего не понимаю! Чем такой невзрачный заморыш, как ты, мог её прельстить? Неужели у симхаэтов совсем не осталось парней?

От этих слов ноги Алзика сделались ватными. Он уронил руку с талисманом, опустился на колени и упёрся лбом в землю. Клык, освободившийся от куста, тыкался мордой то в одно его плечо, то в другое.

– Не время предаваться чувствам, – заметил горбатый. – На тебя объявлена охота.

– Мне всё равно.

– Тебе неважно, что будет с Синголь?

Алзик поднял голову:

– Я говорю не о Синголь. Мне всё равно, что случится со мной.

– Значит, ты её совсем не любишь.

– Это неправда!

– Тогда постарайся остаться в живых, – отрезал симхаэт. – Мёртвым ты ей не поможешь. Здесь земли дикарей, и моя дочь на волоске от гибели. Но о тебе беспокоится больше, чем о собственной участи. Ей совсем небезразлично, что будет с тобой!

Охой встал с колен и выпрямился. Очертания его фигуры внезапно расплылись, из-за спины словно выросли крылья, ослепительно-белое свечение окутало юношу. Мужчина изумлённо моргал. Но вот Свет стал рассеиваться, словно втягивался под кожу, и перед горбуном вновь предстал щуплый, безволосый паренёк.

– Теперь ясно, почему моя дочь выбрала тебя, – задумчиво произнёс отец Синголь. – Ты сумеешь защитить её от Апанхура?

– Тот, кого вы зовёте Апанхуром, приходил ко мне прошлой ночью. И хотя у меня не было оружия, он испугался и убежал. Словно узрел чудовище.

– Для него ты и впрямь чудовище. Я только что видел, как из тебя рвётся Свет Аллара. Апанхур же – слуга Хунгара. Сам он не может к тебе приблизиться и поэтому вступил в сделку с дикарями. Дикарей Свет не остановит, они до тебя непременно доберутся. Синголь оставаться здесь тоже смертельно опасно. Я боялся бежать сегодня ночью, Апанхур кружит поблизости. Он грозился принести мою дочь в жертву Хунгару, а мне с ним не справиться. Но раз ты можешь защитить от него Синголь, бежать нужно незамедлительно! – И симхаэт посвятил юношу в свой план: – После того как дикари закончат ужин и вождь введёт Синголь в шатёр, она подмешает в его питьё снотворное. Когда он заснёт, я проберусь в хижину и выведу дочь. Дожидайся здесь! Как только мы выйдем, присоединяйся к нам. Двинемся вдоль ложбины в сторону холмов.

Со стороны пещеры послышались шумные радостные выкрики. Симхаэт прислушался, лицо его исказилось.

– Что случилось? – встревожился Алзик.

– Мерзавец Акхак требует, чтобы лучшие воины были свидетелями его брачной ночи с моей дочерью. А потом пришли ему на помощь, потому что он староват для такой молодой жены. При свидетелях Синголь ничего не сумеет сделать! О боги! Что ж, я убью их столько, сколько сумею, а ты беги отсюда, мальчик!

Алзик крепче сжал нож Апанхура:

– Если дело дойдёт до драки, я буду с тобой. Но возможно, удастся её избежать. Ты можешь быстро найти несколько больших шкур?

* * *

Вождь втолкнул Синголь в вонючий «шатёр», следом ввалилось полдюжины дикарей. На их рожах не было раскраски, отчего они выглядели ещё более омерзительно. Симхаэтка дрожала от страха и отвращения.

– Толмач! – орал, надрываясь, Акхак. – Найдите этого двугорбого урода!

– Я уже здесь, Акхак, – раздался со стороны полога спокойный голос. – Стало прохладно, двугорбый урод решил одеться.

Облачённый в длинные шкуры, распираемые спереди и сзади горбами, толмач выглядел внушительно. Как любой симхаэт, он превосходил дикарей ростом и был куда выше жирного Акхака, несмотря на свои горбы.

Синголь постаралась успокоить дыхание. Отец не даст её в обиду!

Губы Акхака растянулись в усмешке:

– Ты обещал сделать из этой дикой кошки послушную козочку, проверим, как ты справился.

Дикари заржали. Акхак издевательски продолжал:

– Ты, как и эти воины, будешь свидетелем моей брачной ночи с симхаэткой. Кстати, ты удостаиваешься подобной чести не в первый раз, не так ли?

– Не в первый, – согласился горбун. – Но что-то мне подсказывает, в последний.

– О, нет, это только начало! Ты же слышал, что сказал слуга чёрного бога? Ты ещё не раз будешь наслаждаться зрелищем моей любви к женщинам симхаэтов! Причём не только любоваться, но и участвовать! Не вздумай разочаровать меня, как в прошлый раз. Шаман неплохо срастил твои кости, но я могу перебить их снова. Даже любопытно, как ты справишься без него. А теперь прикажи моей козочке обнять доброго Акхака.

Толмач приблизился вплотную к дочери, закрывая её от жадных взглядов дикарей:

– Синголь, сделай вид, что распахиваешь Акхаку объятия. Начинай, Алзик!

Охой раздвинул полы шкур и навёл на вождя кристалл.

Что произошло дальше, Акхак не понял. Только что перед ним стояла испуганная девушка, затем толмач передал его приказ, девушка сделала робкий шаг вперёд, развела руки для объятий и вдруг…

Вместо девушки, покачиваясь на длинной толстой шее, на него уставилась громадная морда.

– Иди ко мне, я тебя поцелую, – предложила морда и разинула вытянутую пасть с двумя рядами острых зубов.

Акхак дико завизжал, подскочил и запрыгнул на топчан с резвостью, которую никто бы не заподозрил в человеке его комплекции.

– Слышите, как вопит? – обернулся толмач к изумлённым дикарям. – Всегда он так! Одержим страстью к нашим женщинам!

– А-а-а-а!!! – визжал Акхак.

Пасть метнулась к нему и облизнулась:

– Как я люблю тебя, мой супруг! Какой ты сладкий, жирный, вкусный!

– А-а-а-а!!! – Вождь отпрыгнул на край топчана.

– Вида ли?! – подмигивал горбун растерявшимся воинам. – Скачет, как юный козлик, а ещё боялся, что стар для молодой жены! Вам бы такую прыть!

Акхак издал новый визг и, не удержавшись на краю топчана, рухнул на земляной пол.

– Ну-ка поднимите его. Пусть немного отдохнёт. – Симхаэт обернулся к дикарям и, опустив ладони на плечи Синголь, отодвинул девушку в сторону, освобождая проход.

Мужчины бросились к вождю и долго пыхтели, пытаясь приподнять его тушу. Наконец Акхака уложили на топчан. Вращая мутными глазами, вождь рассматривал свою правую руку. Левая половина его лица и тела не двигалась.

– Плохо дело, – бесстрастно сообщил горбун. – Ему уже не встать. Прав он был насчёт возраста, вредно в его годы так распаляться.

Тыча правой рукой в Синголь и толмача, вождь нечленораздельно мычал.

– Жесты Акхака означают, что мне следует вывести эту женщину из шатра, – пояснил симхаэт, – а вам совещаться, кто станет новым вождём. Акхак больше не в состоянии заботиться о лесных людях.

Дикари зашумели, а толмач взял Синголь за руку и повёл к пологу. Не успели они отойти от «шатра» на десяток шагов, как тьма насмешливо вопросила:

– Далеко ли собрались?

 

Глава 7

Бегство

Скособоченный продолжал беседовать с лунным человеком. Готовый в любой момент пустить в ход зубы, Клык внимательно вслушивался в его интонации, но не находил в них угрозы или враждебности. Внезапно чуткие уши волка уловили далёкий зов. Решив, что незнакомец настроен к лунному человеку вполне дружелюбно и их можно оставить вдвоём, Клык бросился на зов.

Справа и слева от него мелькали серые тени, движущиеся в том же направлении, что и Клык. Волки быстро добрались до опушки, окружённой густой ореховой порослью, откуда доносился вой.

– Убийца волков здесь! – прорычал Душитель, когда звери собрались. – Я следил за ним. Он кружит вокруг места, где живёт стая лесных людей, словно охотится за кем-то.

Клык аж подскочил.

– Я знаю, кто ему нужен! Лунный человек!

– Клык прав, – поддержал Палёный. – Лунный человек забрал его нож. Без ножа у охотника меньше силы. Убийца волков собирается поймать лунного человека, чтобы вернуть свой нож.

– Мы поклялись отомстить за наших братьев! – оскалился Душитель. – Сегодня ночь нашего отмщения!

* * *

Кружа вокруг хижины вождя, Апанхур всё больше сокращал радиус. По пятам за ним двигались серые тени, и расстояние между волками и шатром тоже сокращалось. В двадцати шагах от хижины охотник остановился. Замерли и звери. Изнутри доносились вопли и визг, затем послышались крики и возбуждённые голоса, спорящие о чём-то.

Полог бесшумно приоткрылся, и наружу выбрались двое. Скособоченный торопливо уводил прочь от шатра ту самую самку, которую разыскивал Клык по просьбе лунного человека. В этот миг из-за полога выскользнул ещё кто-то, и Клык мгновенно узнал безволосого любителя малины, на которого объявлена охота. Узнал его и убийца волков.

– Далеко ли собрались? – усмехнулся Апанхур, натягивая тетиву.

Люди замерли. Волки подобрались.

– Стой на месте! – приказал охотник юноше. – Шевельнёшься или попытаешься снова выкинуть фокус со светом – твоей подружке конец. Толмач, подойди к мальчишке, забери амулет и принеси мне.

Горбун неохотно отпустил ладонь девушки и поковылял к Алзику. Охой что-то ему протянул.

– Толмач, повернись ко мне лицом. Покажи амулет.

Дальнейшее произошло быстро. Скособоченный развернулся и резко метнул в охотника нож. С тетивы со свистом сорвалась стрела. И хотя Апанхур стрелял почти в упор, она не попала в цель, а вонзилась в землю. Потому что за мгновение до того, как стрела отправилась в полёт, в правый локоть убийцы волков вцепился Клык, Душитель прыгнул охотнику на спину, Палёный и остальные накинулись со всех сторон.

* * *

Беглецы не стали любоваться местью волков, спеша убраться из логова дикарей как можно скорее. Но быстро двигаться не получалось. Силы Алзика и Синголь были на исходе, а покалеченный отец девушки, подволакивающий ногу, тоже оказался ходоком весьма посредственным. Первые солнечные лучи застали их у подножия лесистого холма, в который упиралась ложбина. Алзик стал всё чаще спотыкаться. Едва они начали подъём, как их догнал прихрамывающий Клык.

– Убийца волков умертвил Душителя голыми руками, – мрачно сообщил волк. – Правда, и ему досталось от наших зубов, но он выживет. Ему на помощь быстро подоспели охотники из стаи лесных людей, и мы были вынуждены отступить. Потом лесные люди передрались между собой – по-моему, выясняли, кому быть вожаком в их стае. Однако убийца волков залижет свои раны, а лесные люди закончат драться прежде, чем вы удалитесь на безопасное расстояние.

Синголь опустила талисман, который Алзик вложил ей в ладонь, когда они выбирались из шатра. Напрасно слуга Хунгара требовал, чтобы толмач забрал амулет у мальчишки – кулон сжимала девушка, но Апанхур об этом не догадывался.

– Что предлагает волк? – спросил симхаэт, когда дочь передала ему известия.

– Для начала отдохнуть. В погоню за вами бросятся, но не сегодня.

– Волк прав: если не отдохнуть, мы совсем лишимся сил. – Горбун поднялся с земли. – Я осмотрю окрестности, поищу укрытие для твоего друга, Синголь.

– Лунный человек не умеет грызть и жевать, – жаловался девушке Клык. – Мясо не для него. Мне пришлось заставить его съесть заячью печень, но это было почти сутки назад. С тех пор он ничего не ел. Говорил, что любит малину, медведь безволосый! Найди ему малину или придумай, чем кормить, не то он сдохнет с голоду.

И снова волк был прав. Требовалось позаботиться не только об убежище, но и о воде и пище, иначе они все протянут ноги. Вскоре вернулся отец и сообщил, что нашёл укрытие для Алзика. Им оказалась ловушка вроде той, в которую угодил невезучий Пышка. Раскидали ветви, первым в яму спустился симхаэт и, поднатужившись, вырвал заострённые колья.

Волку убежище совершенно не понравилось.

– Здесь умирали звери. Много зверей, включая волков. Я чую запах их мук.

– Вся земля – одна большая братская могила, – возразил горбун. – Мы сейчас не в том положении, чтобы привередничать.

Клык отдыхать возле ловушки отказался наотрез и, прихрамывая, потрусил в своё логово, пообещав вернуться к людям с восходом луны. Синголь помогла отцу расстелить на дне ямы одну из шкур и спустить охоя. Отец остался с Алзиком внизу, а девушка выбралась и набросала поверху сучья. Подумав, укрыла их второй шкурой как пологом. Чем не «шатёр»? Удовлетворённая результатом своих трудов, Синголь заглянула внутрь.

Отец держал возле рта Алзика сосуд, изготовленный из маленькой грушевидной тыквочки, и упрашивал сделать глоток:

– Этот бальзам не очень приятен на вкус, но придаёт бодрости. Давай, парень, попробуй.

Алзик глотнул и закашлялся.

– Хорошо, хорошо, – горбун мягко похлопал юношу по спине. – Сделай ещё пару глотков.

Добившись результата, симхаэт закупорил тыквочку и вдел горлышко в петлю. Верёвку, обмотанную вокруг его пояса, унизывали такие же петли, в которых болталось ещё с полдюжины тыквенных сосудиков. Когда отец, кряхтя, вылез из ямы, Синголь пристроила шкуру-полог и поспешила на поиски еды.

Малины в окрестностях не оказалось, зато удалось набрать диких яблок и черники. Нашла она и маленький подземный ключ, напилась, умылась. Поискала, во что бы набрать воды для Алзика. Вогнутый кусок коры, по форме напоминавший пригоршню, показался вполне подходящим. Если не удастся донести воду в коре, она попросит у отца одну из тыквочек и снова вернётся сюда. Синголь двигалась аккуратно, стараясь не расплескать воду, не рассыпать яблоки и ягоды, сложенные в подол жалкой грязной тряпки, в которую превратилась прекрасная новенькая туника.

Солнце передвинулось к западу, в чащобе стало темней и прохладней. Отец, скрючившись, уснул прямо на земле, рядом с замаскированной ямой. Шкуры не укрывали его искалеченного тела, покрытого множеством шрамов, и у Синголь навернулись слёзы. Боги, сколько же он вынес! Спустив в яму кору с остатками воды, чернику и яблоки, она снова вылезла, укрыла отца снятым с сучьев пологом. Набрала веток, скинула их в яму, спрыгнула сама и заделала ветками лаз изнутри.

Алзик спал, поджав колени к животу. Синголь как обычно пристроилась к юноше со спины, просунула ладонь ему под щёку и сделала долгий выдох, отпуская напряжение ужасных последних дней. Вдруг щека охоя оторвалась от её ладони, и Синголь ощутила прикосновение губ к тому месту на своём запястье, где бьются голубые жилки. Прикосновение повторилось, потом Алзик повернулся к девушке лицом. Прикосновения сухих губ к её векам были лёгкими, как скольжение лучей по воде. Синголь почти не дышала, угадывая, какого места его губы коснутся в следующий миг – уголка глаза, лба, щеки, уха…

– Я так за тебя боялся… – шепнул Алзик в завитушку её волос.

Обвив руками шею друга, Синголь крепко прижалась к нему:

– А я за тебя!

* * *

– Держи. – Симхаэт протянул дочери палочку с заострённым концом, на которой дымились нанизанные грибы.

Подув на грибы, Синголь положила угощение остужаться и попыталась засунуть Алзику в рот ещё одну ягоду.

– Не стесняйся, черника не повредит цвету твоих зубов! – веселилась девушка.

Охой уворачивался, насмехаясь ей в тон:

– У тебя самой от ягод язык чёрный! Высуни язык, Синголь! Покажи, какого он цвета!

Глядя на их смеющиеся лица, мужчина вспоминал, что когда-то такие же ликующие глаза были у Сингрид, а его самого наполняла бесшабашная радость, какой светился сейчас этот не приспособленный к их миру парнишка.

– Ты помнишь моё имя? – обратился симхаэт к дочери, пробуя ножом готовность запекающихся в золе клубней.

Он успел подобрать нож, неудачно брошенный в охотника, и оружие превратилось в полезнейшую вещь. Горбун даже сплёл для него некое подобие ножен, и те теперь соседствовали на верёвочном поясе с сосудами из тыквочек.

Смех Синголь оборвался.

– Сим… Сим… – забормотала девушка, сгорая от стыда.

Она забыла! Забыла, как зовут родителей! Конечно, позже их имена всплывут в памяти, но вот сейчас, когда отец спрашивает, она не в состоянии вспомнить!

– Разумеется, Сим… – хмыкнул симхаэт. – Имена мужчин народа Симха начинаются с Сим, а имена женщин с Сим или Син. Ладно, не терзай свою память, Синголь. Для крошки, какой ты знала нас, имена родителей неважны, а потом, верно, ты редко их слышала.

Горбун поддел лезвием запечённый клубень, выкатил его из золы, положил на плотный лист, служивший блюдом, поднялся с корточек и поставил блюдо перед охоем.

– Моё имя Симгóин.

Алзик вскинул на него светлые глаза и кивнул.

Симхаэт обернулся к дочери:

– Имя твоей матери Си нгрид.

Он снова вернулся к остаткам костра и достал следующий клубень.

– Ты расскажешь, что с вами случило сь? – тихо спросила Синголь.

– Когда-нибудь. – Симгоин поставил блюдо с клубнем перед дочерью. – Сейчас у нас более важные задачи. Клык совершенно прав.

Волк, как и все звери относившийся к огню с недоверием, лежал поодаль. Услышав своё имя, Клык повёл ушами.

– Скоро по нашим следам бросятся в погоню Апанхур и дикари, – продолжал Симгоин, – а мы не очень быстро передвигаемся. Куда вы направлялись, Синголь?

– Мы сначала решили идти к Старцу, отец. Но теперь нам нужно в святилище богов. – Девушка обернулась к Алзику. – Я вспомнила, о чём меня просил отшельник. Принести талисман в дар богу, имя которого начинается на А.

– Раз за этой штукой гоняется Хунгар, значит, её нужно попытаться принести в дар Ашмару, – задумчиво проговорил Симгоин. – Хунгар не позволит, чтобы эта вещь попала к Аллару. Однако прежде всего нам нужно предупредить симхаэтов о скором нападении дикарей.

– Но, отец, если мы принесём талисман в дар Ашмару, Апанхур не получит от дикарей того, что хочет, и не станет выполнять свою часть сделки.

– Дикари нападут, как только определятся с новым вождём.

– Почему?!

– Потому что видели тебя! Земли, пастбища и скот симхаэтов не больно-то прельщают дикарей. Возделывать землю они не умеют, скот быстро перережут и сожрут, земли и пастбища придут в запустение и станут такими же, как здешние леса. Единственное, что интересует дикарей, – это женщины. В твоём лице они увидели, насколько красивы женщины симхаэтов. Апанхур знал, на чём сыграть, да и Акхак никогда ничего не делал просто так. Пригласив лучших воинов позабавиться с тобой, он рассчитывал разжечь в них желание немедленно двинуться в земли симхаэтов. А народ Симха действительно ослаб, у нас почти не рождаются дети, и защитников мало. В этом Ахкак абсолютно прав! И таких военачальников, каким когда-то был Апанхур, у симхаэтов ныне нет. Или за годы, что я провёл у дикарей, кто-то появился?

Синголь покачала головой.

– А у дикарей есть! Я уверен, что после короткой резни, их новым вождём станет Такраб, младший брат Ахкака. Он отличный воин.

Алзик, видя, что подруга совсем съёжилась от слов отца, попросил у неё талисман и подошёл к волку.

– Клык, снова нужна твоя помощь. Убийца волков натравил лесных людей на стаю моей подруги и её отца. Нужно доставить весть об этом в селение.

– Ты просишь меня помочь скособоченному?

– Помочь ему – значит, помочь и нам.

– Сначала спроси, убивал ли он волков. Пусть ответит честно, если солжёт, я почую.

Алзик вернулся к костру:

– Я попросил волка доставить симхаэтам весть о нашествии дикарей.

Горбун с изумлением воззрился на охоя, затем хлопнул юношу по плечу:

– Ты мне всё больше нравишься, парень! У тебя отлично варит голова.

– Волки помогают лишь после того, как получают ответы на свои вопросы, – продолжал Алзик. – Лгать нельзя, волки чувствуют любую фальшь. Клык спрашивает: убивал ли ты волков?

– Не убивал, я не охотник, – ответил Симгоин.

– А медведей? – продолжал выяснять Клык.

– Говорю же, я не охотник, – повторил симхаэт.

– А летучих мышей? – допытывался въедливый волк.

Симгоин рассмеялся:

– Боги, зачем мне летучие мыши?! – И вдруг помрачнел. – Может, волк желает знать, кого я убивал?

Клык желал.

– Людей, – жёстко сказал Симгоин.

* * *

На куске бересты симхаэт нацарапал послание. Синголь отрезала от своей туники полосу и привязала письмо под брюхо волка. Затем Симгоин с помощью дочери, которой Алзик вернул талисман, долго объяснял зверю, как добраться до селения и найти жильё Симхаруха. Когда наставления были закончены, Алзик присел рядом с волком:

– Постарайся не угодить в ловушку лесных людей, Клык. В селении тоже будь осторожен. Люди пугливы. Чуть что, хватаются за оружие и только потом понимают, что им ничего не угрожало.

– Я тоже не прочь ещё свидеться с тобой, чудо лунное! – Волк лизнул Алзика в нос и бесшумно исчез в тёмной чаще.

Беглецы уничтожили следы своего пребывания возле ловушки, прихватили печёные клубни и грибы и тоже двинулись в путь. Симгоин объяснил, что лесистый холм, на который им нужно подняться, прорезает громадный овраг. По дну оврага всегда стелется туман, и дикари обходят это место стороной, считая овраг следом Великого червя, а туман – его дыханием. Туман скроет их от глаз преследователей, а Алзика убережёт от солнца. Ручеёк, бегущий по дну оврага, позволит утолить жажду, поэтому о воде можно не заботиться.

На холм карабкались молча, экономя силы. Первым двигался Алзик, за ним Симгоин, замыкала цепочку Синголь. Путь был тяжёлым: приходилось продираться через колючие кустарники, цеплявшиеся за одежду; ноги спотыкались то о корни, то о камни, то проваливались в ямы. Подъём вымотал всех, особенно Симгоина с его повреждённой ногой, однако светлеющее небо подстёгивало. Когда путники добрались до крутого склона оврага, Алзик ощутил знакомое жжение в глазах и едва не заплакал от досады. Предстоял ещё рискованный спуск, а охой уже почти ничего не видел! Заметив, что движения юноши потеряли уверенность, Симгоин приказал Алзику остановиться.

– Достаточно светло, чтобы я хорошо разбирал дорогу. Я буду держать тебя во время спуска, а ты ухватись за край шкуры. Скоро мы доберёмся до полосы тумана, там тебе станет легче, парень.

Симхаэт обнял охоя за плечи, убедился, что тот держится за шкуру, и стал осторожно спускаться. А Синголь подумала, что с такими спутниками ей ничего не страшно, и восславила лучезарного бога, подарившего ей друга и вернувшего отца. Не успела она закончить молитву Аллару, как у неё под ногами что-то задвигалось. Вскрикнув от неожиданности, девушка отскочила, не удержала равновесия на краю склона и кубарем покатилась вниз.

 

Глава 8

В тумане

Ободранное правое ухо и щека покоились на смеси гальки с песком, по которым струилась вода. Застонав, Синголь встала на четвереньки, подождала, когда немного уймётся головокружение, и выпрямилась. Переломов и вывихов вроде удалось избежать, что следовало считать невероятным везением.

Где же Алзик и отец? В непроницаемой пелене тумана не было видно ни зги. Синголь поднесла к глазу кристалл, и постепенно туман стал проясняться: песчаное дно покрывали округлые желтоватые камушки, по ним бежал прозрачный ручеёк. Синголь побрела вдоль течения. Мокрая туника прилипала к телу, и при каждом шаге девушка вздрагивала от холода. Через некоторое время ей показалось, что далеко впереди появились смутные очертания двух фигур. Слава Аллару! Симхаэтка закричала, зовя Алзика и отца, но туман словно поглощал звуки. Зато снизу отчётливо послышалось:

– Отдай амулет Хунгару!

Обмерев, Синголь опустила взгляд. Возле самых её ног ручей перегораживало длинное тело, похожее на чёрную верёвку. Тварь приподнялась и вновь прошипела:

– Отдай амулет сейчас же, если хочешь, чтобы твои спутники жили! Не отдашь – похоронишь здесь их обоих. Что?! Чёрный бог угрожает тем, кого она любит? После всех пережитых ими страданий, ужаса и отчаяния? Хунгар переборщил! Дух Синголь взвился ослепительным пламенем! В этот момент девушка не боялась ни Хунгара, ни Апанхура, ни дикарей! Голос её зазвенел:

– Убирайся, тварь! И передай своему хозяину, что он не получит талисман никогда! Слышишь, никогда его не получит!!!

Вода забурлила, превратившись в кипяток, сквозь холодный туман пробились клубы горячего пара. Когда Синголь пришла в себя, чёрная тварь исчезла. Слепо протягивая вперёд руки, к девушке спешили Алзик и отец.

* * *

Синголь передала талисман охою и, укутанная в шкуры, затихла на руках отца. Алзик, глядя через кристалл, служил Симгоину поводырём, держа симхаэта за верёвку на поясе. Вскоре Алзик нашёл большую песчаную нишу, вымытую ручьём во время паводков под корнями старого пня. Там измученные путники наконец остановились.

Симгоин велел дочери сделать семь глотков бальзама и занялся костром, вручив Алзику тыквенный сосудик и возложив на него нелёгкую задачу упрашивать Синголь. Пока юноше удалось уговорить её лишь на три глотка. Подруга дрожала от озноба, но при этом гримасничала, крутила головой и никак не желала делать четвёртый.

– Не вертись, глотни же, – увещевал охой. – Пусть бальзам противный на вкус, зато ты согреешься.

«Вот недогадливый! – возмущалась про себя Синголь. – Вчера Алзик был гораздо сообразительней!»

Девушке хотелось ощутить прикосновения его губ к своим векам, а губы эти, вместо того чтобы исполнить такое простое желание, упрашивали её пить противный бальзам.

– У тебя талисман! Посмотри! – капризно потребовала Синголь.

Алзик поставил тыквенную бутылочку, навёл кристалл на симхаэтку и заулыбался во весь рот. Выполнив и перевыполнив желание Синголь, он влил ей в рот ещё каплю бальзама. С пятым, шестым и седьмым глотками проблем не возникло.

Тем временем Симгоин терпеливо разводил костерок. Но сухой древесины в овраге не было в помине, и огонь не желал заниматься.

– Расскажи, что случилось, Синголь, – донеслось из-за горбатой спины.

– Мы потеряли тебя и долго звали, – пробормотал Алзик, с трудом оторвавшись от лица подруги. – Но здесь всё глохнет. В нескольких шагах уже ничего не слышно. Вдруг раздался твой крик, и мы поспешили на голос.

– Мне показалось, ты кричала не нам, а кому-то другому, – заметил Симгоин, по-прежнему мучаясь с мокрой древесиной.

– Мой путь перегородила чёрная тварь и потребовала отдать талисман Хунгару. Отдать сейчас же, не то… – Синголь запнулась. – Тварь убралась, когда я вскипятила под ней ручей!

– Вскипятила ручей?! – удивлённо обернулся к ней отец.

– Я была в бешенстве, потому что эта тварь посмела… угрожать вам. Я направила на неё кристалл, и вода под ней закипела.

– Как выглядела чёрная тварь? – спросил Симгоин.

– Она похожа на змею. Ещё не начав спуск, я возблагодарила Аллара. Вдруг у меня под ногами зашевелилась скользкая палка. Я отскочила, но сорвалась со склона и покатилась в овраг. Придя в себя на дне, поднесла к глазам талисман и пошла наугад. Когда я увидела вас вдалеке, то снова восславила Аллара, и тотчас чёрная тварь опять возникла на моём пути.

– Кажется, с костром не получится, – вздохнул Симгоин, устав от безнадёжных попыток.

– Синголь, помоги. – Алзик улыбнулся и протянул девушке талисман. – Раз ты вскипятила ручей, вполне можешь костёр разжечь.

– Высеки ещё искру, отец.

Пламя вспыхнуло мгновенно! Сырые ветки, с которыми так долго мучился Симгоин, запылали, как сухой хворост.

– Ну и ну, – только и сумел вымолвить симхаэт.

Алзик пододвинул ноги подруги поближе к огню. Симгоин, греясь, присел спиной к костерку.

– Зачем Хунгару талисман? – спросил отец Синголь, не обращаясь ни к кому конкретно. – Ну-ка, ребята, расскажите, на что способна эта штука. С её помощью вы насылаете ужасные видения. Алзик пообещал, что покажет Акхаку молодую жену, и довёл гада до удара.

– Кого ты ему показал? – лукаво спросила Синголь.

– Тебя! Такой, какой ты стала бы, испив водицы из озера Хой-Лор. – Алзик скорчил страшную рожу. – И ты нашёптывала ему: «Как я люблю тебя, мой супруг! Какой ты сладкий, жирный, вкусный!»

Синголь расхохоталась:

– Отец, Алзик показал Акхаку чудовище во-о-от с такой мордой, во-о-о-т с такими зубами, во-о-о-т с такой шеей…

– И где ж ты видела такую пакость?

– В подгорном Доме охоев возле озера Хой-Лор. Нас с Алзиком притащили туда на верную смерть. Надеялись, что чудовище нас разорвёт, как разрывало прочих своих жертв.

– О боги! – воскликнул Симгоин.

– Но Синголь закричала, чтобы монстр убирался, – подхватил Алзик, – и тот послушно уплыл!

– Значит, эта штука позволяет вам приказывать животным?

Алзик с ним не согласился:

– Я не приказывал волку. Клык – мой друг, а друзьям не приказывают, их просят. И Пышке я не приказывал.

– Талисман позволяет понимать животных, отец, – пояснила Синголь и, помолчав, добавила: – Точнее, не только животных. Понимать вообще всех и вся.

– Хорошо, позволяет понимать всех и вся. И передаёт ужасные видения.

– Не обязательно ужасные, – снова возразил Алзик. – Синголь посылала мне образ чистой холодной воды, промывающей глаза, когда жжение становилось невыносимым.

– Значит, любые образы и видения, какие захочет тот, кто смотрит через кристалл.

Юноша на секунду задумался.

– Мне кажется, не только видения. Синголь, дай-ка талисман. Симгоин, теперь швырни нож вперёд.

Симхаэт, убедившийся в том, что друг его дочери на редкость сообразителен, без возражений метнул нож в туман. Через секунду лезвие вонзилось в корень, торчавший из песка над их головами. Синголь захлопала в ладоши.

– Теперь понятно, почему эту штуку так жаждет заполучить Хунгар, – задумчиво протянул Симгоин, выдёргивая нож. – После ваших рассказов и того, что мы выяснили сейчас, я совершенно убеждён, Синголь, что Старец просил тебя принести талисман в дар Ашмару. Хунгар разнесёт весь мир в клочья, чтобы не дать этой вещи попасть к Аллару. И ещё, девочка, не обращайся пока к Аллару, если не хочешь навлечь на нас беду. Этот овраг – место Хунгара, здесь его сила очень велика. Захочешь возблагодарить бога, славь Ашмара.

– Ты говорила о Хунгаре и Алларе. Что за бог Ашмар? – обратился к подруге Алзик.

Вместо Синголь ответил её отец:

– Ашмар – старший. Когда в начале времён ярость Аллара столкнулась с мощью Хунгара, Ашмар забрал часть их силы. Из Света Аллара и Чёрной Пустоты Хунгара он создал наш мир. Его почитают как величайшего из богов, хотя он не имеет собственного лика, потому что именно Ашмар, Хранитель равновесия, является условием существования нашего мира.

– А мне Старец рассказывал, что Ашмар – это природа человека, – подала голос Синголь. – В каждом человеке присутствуют и Хунгар, и Аллар, нет людей, полностью свободных от того или от другого. С преступником может что-то случиться, и он превратится в праведника. С добропорядочным человеком тоже может что-то произойти, и он станет негодяем.

– Я знаю, как становятся негодяями и предателями, – скривился Симгоин, – но не встречал ни одного негодяя, превратившегося в праведника.

– Как становятся предателями? – тихо спросил Алзик.

– Очень просто. Допустим, ты чего-то сильно хочешь. Например, не разлучаться с Синголь и быть ей опорой, не становясь на рассвете беспомощным. Хочешь?

Юноша кивнул.

– Что для этого нужно?

– Чтобы мои глаза выносили свет солнца.

– Верно. И кто-то тебе шепнёт: «Это возможно, Алзик, только мысленно отрекись от того, во что ты веришь. Никто не узнает о твоём отступничестве, не беспокойся».

– Например, отрекись от Колхоя, покровителя подгорного Дома, – подсказала Синголь.

– Так поступил Кирхой, – поморщился от воспоминаний Алзик.

– Ты отречёшься и получишь возможность видеть при свете, – невозмутимо продолжал Симгоин. – Однако после этого станешь немного другим, способным отречься от большего. И в какой-нибудь критический момент, когда Синголь окажется в беде, а ты даже со зрячими на солнце глазами не будешь способен её выручить, вновь послышится тихий голос. «Я помогу спасти Синголь. Только для этого ты должен принести мне маленькую жертву. Всего лишь убить хищника». Согласишься, Алзик?

Симхаэт пронзительно смотрел на юношу. Охой понимал, что в вопросе Симгоина кроется подвох, но сказать «Нет» означало бы солгать. Горбун верно растолковал его молчание и усмехнулся:

– Конечно, согласишься! Только вот хищником, которого ты должен будешь убить, окажется волк по имени Клык.

– Что?! – похолодел Алзик.

– Что слышал! Но ты уже внутренне согласился и сделаешь это. Потом оправдаешься, дескать, пошёл на убийство волка ради спасения Синголь. И простишь себя, но снова изменишься, станешь другим. Через какое-то время Синголь заметит, что рядом с ней совсем не тот парень, которым она так восхищалась, и отвернётся от тебя. А ты будешь готов разбиться в лепёшку, чтобы вернуть её расположение. И кто-то внутри снова шепнёт: «Алзик, тебе нет равных! Нет охоя, способного выносить свет солнца, нет симхаэта, видящего во мраке. Ты величайший из людей! Синголь будет ползать у твоих ног, только признай, что твой покровитель – я, Хунгар чёрный!»

– Перестань, отец! – закричала Синголь, видя, что глаза Алзика остекленели от ужаса.

– Он хотел знать, как становятся предателями, – жёстко ответил Симгоин. – Вот так и становятся. Одна маленькая подлость в обмен на посул, за ней подлость побольше, за ней ещё побольше. Через несколько таких шагов человек делает то, о чём раньше не мог и помыслить. Разве мог представить Апанхур, что сдаст свой народ дикарям? Если бы кто-то намекнул ему об этом полтора десятка лет назад, он бы убил клеветника на месте. Но Апанхур любил свою жену! Когда она скончалась от укуса змеи, он пришёл к изваянию богов и в муках отчаяния швырял обвинения Аллару: «Где ты был, светлый бог, где твоя хвалёная милость, где?!» И возник тихий голос, шепнул ему: «Аллар не защитил твою жену, а я помогу вернуть её из смертной тьмы, если ты мне поверишь. Не верь на слово, убедись. Выбери среди своих соплеменников какую-нибудь пару, любящую друг друга не меньше, чем любили ты и твоя жена. Отведи их в земли дикарей, оставь там на одну ночь и попроси Аллара хранить их. Если с ними ничего не случится, значит, я лгу. А если случится, ты убедишься, что Аллар никого не защищает. Тогда приходи ко мне».

Апанхур спускался от святилища и вдруг увидел юную пару, которая в тени сосны укрылась от зноя. В отличие от большинства других любящих пар, этой Аллар послал ребёнка. Их малышке уже исполнилось три года, и все говорили, что на них благословение Аллара. Идеальный объект, чтобы проверить правдивость слов Хунгара! Когда пара проснулась, Апанхур подошёл, сделав вид, что встретил их случайно. «Слышал, вы учитесь на целителей. Я знаю, где растёт корень от бесплодия. Только это далеко, в землях дикарей, там очень опасно». Конечно, юные мечтатели, жаждавшие отвести от своего народа угрозу вымирания, клюнули! И разумеется, они полностью доверяли Апанхуру. Тот привёл их в земли дикарей и исчез. Сначала они искали корень от бесплодия, потом своего провожатого, потом им стало не до поисков.

– Что случилось с мамой? – вскричала Синголь.

– Это другая тема! Сейчас речь не о твоей матери, а о том, как стал предателем Апанхур!

Симгоин подбросил в затухающий костёр несколько сырых веток. Потрясённая рассказом отца, Синголь автоматически поднесла талисман к глазу. Ветки вспыхнули мгновенно.

– И вот что я вам ещё скажу, – продолжал Симгоин. – Люди клюют на посулы Хунгара из гордости, зависти, жадности и по многим другим причинам. Однако самых лучших он ловит на любви. Это такая наживка, которую они легко заглатывают. Что тебе посулила чёрная тварь, Синголь?

– Что вы останетесь в живых, – еле слышно пролепетала девушка.

– Никогда не верь посулам Хунгара! Его обещания – ложь! Хунгар убивает, но не возвращает к жизни! Жена Апанхура по-прежнему в могиле, а в кого превратился самый доблестный из защитников симхаэтов?! Мы слышали, что ты ответила твари – это единственный достойный ответ Хунгару! Но сумеешь ли ты сохранить такую же твёрдость, если окажешься бессильна помочь любимому существу, сделав всё, что в человеческих силах? Сумеешь ли удержаться и не воззвать к силе нечеловеческой? Которая к тому же сама себя предлагает: «Вот я, бери, пользуйся! Только отдай талисман». Ответь себе на этот вопрос, дочь! Тебя, Алзик, это тоже касается! – Помолчав немного, Симгоин повторил: – Хунгар всегда действует по одной схеме. Сначала находит то, чем вы больше всего дорожите, что более всего хотите получить или сильнее всего боитесь потерять. Затем сулит желаемое, а в обмен на свою помощь просит предать то, во что вы верите. Это первый шаг. Ответив: «Нет», вы сохраните в ваших душах Свет Аллара, но можете утратить радость жизни. Позже вы исцелитесь, хотя счастливыми, как прежде, уже не будете. Если скажете: «Да», то, возможно, получите желаемое или его иллюзию. Вместе с угрызениями совести. На этом этапе ещё не поздно раскаяться, спасти в себе Свет Аллара. Но Хунгар постарается этого не допустить, хорошо зная ваше уязвимое место. Всё повторится, только в обмен на свою помощь Хунгар предложит вам пролить кровь. С этого момента превращение в предателя становится необратимым. Свет Аллара в душе стремительно угасает, и вскоре она становится такой же пустой, как душа Апанхура. Который уже не помнит ни свой народ, ни жену, потому что вместо любви в его душе осталась лишь пустота. Я предупредил вас, дальше каждый пусть решает сам.

Повернувшись к дочери и Алзику спиной, Симгоин скорчился у костра.

* * *

Взросление обычно похоже на пологий подъём, растягивающийся на годы. Синголь и Алзик преодолели его в одно мгновение. Ещё вчера, несмотря на все испытания, выпавшие на их долю, они оставались детьми. И вдруг детство оборвалось – внезапно и навсегда!

Укрытые одной шкурой, они отодвинулись друг от друга. Синголь крутилась волчком, не находя себе места. Охой не шевелился. Но лишь тот, кто совсем не знал Алзика, мог обмануться, приняв его неподвижность за покой. Слова симхаэта, горькие, как бальзам из тыквенной бутылочки, обжигали юношу изнутри. Он видел, как это могло быть…

* * *

Неровный берег вблизи тёмных вод подземного озера был усеян костями. У ног Алзика лежало бесчувственное тело Синголь, а над ним нависала морда чудовища. Вытянутая пасть монстра угрожающе раскрылась:

– Уходи! Забирай свою подругу и уходи с ней в Большой мир. Даю тебе единственный шанс!

– Я должен проверить, нашёл ли Жрец Колхой…

– Промешкаешь – и её заберу я! А твоя жизнь в подгорном Доме, сколь бы долгой она ни была, станет неизбывной тоской по ней!

– Если я не помогу Жрецу, охои могут не увидеть свет!

– Жили без света сто лет, потерпят ещё.

– Но тогда они пойдут за Кирхоем! И новым покровителем Дома станет страх!

– Если охои согласны на страх, значит, заслуживают его!

* * *

Видение оборвалось. Без сомнения, прежний Алзик, которым он был совсем недавно, не поддался бы на провокацию, даже слушать не стал бы подобных слов. А нынешний? Произойди это сегодня, он ушёл бы с симхаэткой, оставив своим соплеменникам их заблуждения. Потому что нынешний Алзик больше всего на свете боялся потерять Синголь! Не чудовищу из озера Хой-Лор принадлежали гнусные слова: «Если охои согласны на страх, значит, заслуживают его». Это сказал он сам, зародыш предательства, поселившийся в нём! В кого он превратится?! Вдруг Синголь ещё раз попадёт в лапы дикарей и кто-то пообещает её спасти, если он принесёт в жертву хищника по имени Клык? Он пойдёт на это?! Алзик отчётливо представил, как серый вестник, вернувшись от симхаэтов, радостно лижет его в нос и фыркает: «Ты живой, чудо лунное! Где твоя подруга?» Вместо ответа он выхватывает нож Апанхура и молниеносным движением перерезает волку глотку.

Всё!!! Довольно! Нужно вырвать симхаэтку из сердца! Не говорить с ней, не смотреть на неё, не прикасаться к ней! Тогда он снова станет прежним. Алзик отодвинулся подальше от девушки, в глубине души понимая, что ничего этим не добьётся. Прежним ему не стать, и вырвать Синголь из сердца можно только вместе с сердцем.

– Алзик, я знаю, ты не спишь. Повернись ко мне. Я хочу сказать тебе кое-что важное.

Юноша не шелохнулся.

– Я хочу, чтобы ты стал моим мужем.

– Нет!

– Ты отказываешься? – Синголь удивлённо приподнялась на локте.

– Посмотри… – глухо отозвался охой.

Молчание длилось долго.

– Твои видения и страхи – наваждение Хунгара, – наконец произнесла девушка, опуская руку с талисманом. – Не верь им, Алзик! Все любящие уязвимы, но не все превращаются в предателей, когда их испытывает Хунгар. Отец не стал предателем. Вместе с мамой он потерял радость жизни, но сохранил волю и мужество. Я горжусь им! В его душе ярко горит Свет Аллара и по-прежнему живёт мама. Если тебе вдруг придётся пройти через испытания, подобные тем, что выпали моему отцу, не сомневаюсь, что ты станешь таким, как Симгоин. И никогда не превратишься в слугу Хунгара, как Апанхур. Пожалуйста, повернись ко мне.

* * *

Алзик не сразу понял, что звук, похожий на мычание, исходит из Синголь. Её веки были плотно закрыты, под ними подёргивались глазные яблоки, а откуда-то изнутри, из глубины, неслось:

– Мы-ы-ы-а-ма…

Алзик потряс девушку:

– Проснись, Синголь!

– Н-э-у-ы-ы-т…

Юноша встряхнул подругу сильнее:

– Проснись!

– Что случилось? – донеслось от погасшего костра.

– Её терзает кошмар, не могу разбудить.

Симгоин на ощупь добрался до них. Лицо девушки свело судорогой.

– У-у-и-д-и… – рвалось из кошмара.

Симгоин разжал челюсти дочери и влил ей в рот не сколько капель бальзама. Подбородок Синголь слегка расслабился, рот приоткрылся, глазные яблоки под плотно сжатыми веками перестали метаться.

– Зря я затеял этот разговор перед сном, – сокрушённо вздохнул симхаэт, – можно было бы подождать.

– И-и-и-г-и… А-и-и-к…

– Что за чудовищный кошмар! – не выдержал Алзик. – Вцепился и не отпускает!

– Не похоже на обычный кошмар, – пробормотал мужчина.

Вдруг охой хлопнул себя по лбу:

– Ох, до чего же я тупой!

Сняв с Синголь талисман, Алзик навёл на неё кристалл…

* * *

Окончательно рассвело. Посреди поляны высился громадный, в пять человеческих обхватов, дуб. Стоя спиной к дереву, Апанхур правой рукой прижимал Синголь к своему боку с такой силой, что ей было не вздохнуть. На левую ладонь он намотал волосы девушки и держал её голову так, чтобы она могла хорошо видеть своего друга. Ноги, бедра и туловище Алзика обвила тугими кольцами громадная змея, по его голове ползали черви. Лезли в уши, ноздри, глаза, слезящиеся от нестерпимого жжения.

– Как мило, не правда ли? – гнусавил охотник. – Ещё не покойник, а уже червивый.

– Отпусти его… – Синголь почти теряла сознание. Алзик хотел что-то крикнуть, но черви полезли в рот, оставалось лишь отплёвываться.

– Хочешь помочь своему дружку? – Апанхур встряхнул девушку. – Тогда отдай амулет Хунгару!

– Я всё сделаю, только не мучай его…

Вдруг черви посыпались с головы Алзика, змея спешно расплела кольца и заструилась прочь. Выплюнув последних червей, юноша шагнул к Апанхуру. Фигура охоя завибрировала и вспыхнула Светом. Слуга Хунгара попытался прикрыться Синголь, как живым щитом, но Свет хлестал Апанхура яростными бичами. Не выдержав, охотник швырнул девушку в светящегося врага и бросился прочь.

* * *

Влив дочери в рот ещё несколько капель бальзама, Симгоин вернулся обратно к кострищу.

– Как тебе удалось? – прошептала, придя в себя, Синголь. – Как ты сумел вырвать меня из этого чудовищного сна?

– Заглянул в твой кошмар и помог самому себе. Только это был не сон, Синголь, а наваждение Хунгара. Он испытывал тебя, как и меня. – Алзик застегнул на шее подруги цепочку с кулоном и уткнулся лицом в кудри Синголь. – Я принял решение и никогда не покину тебя.

* * *

Первой двигалась девушка, ориентируясь с помощью кристалла. Алзик держал её за руку и, когда подруга уставала всматриваться в туман, забирал у неё талисман и сам становился поводырём. Замыкал маленькую процессию Симгоин. Один конец верёвки симхаэт обмотал вокруг своего пояса, второй закрепил на талии дочери.

Определить, что наверху, день или ночь, не представлялось возможным из-за плотного тумана, зато с полной уверенностью можно было сказать, что там идёт дождь. Беглецы с головой укрылись шкурами: одной Симгоин, другую делили Синголь и Алзик. Со склонов на дно беспрерывно сползал песок, скатывались камни, ветки, палки. Ручеёк замусорился тем, что сыпалось с боков оврага, вода поднялась, затрудняя движение путников. Но это совершенно не мешало Алзику и Синголь испытывать счастье оттого, что они вместе. Всё прочее казалось им неважным.

А Симгоина, ковылявшего за ними, терзало беспокойство. Хоть овраг и укрывал беглецов от глаз преследователей, место, по которому они шли, принадлежало Хунгару. Симхаэт ни на миг не забывал об этом и ожидал беды ежеминутно и отовсюду. Дочь, благословение Аллара, ниспосланное им с Сингрид, и хрупкий паренёк, из которого рвался Свет Аллара, беспечно смеялись, шагая по оврагу Хунгара навстречу судьбе. Так же беспечно, как они с Сингрид, когда следовали за Апанхуром в земли дикарей. И, не зная, каким образом оградить Синголь и её мальчика от неведомой беды, Симгоин лишь стискивал зубы да хватался за рукоять чужого ножа.

Высоко-высоко над тем участком, который преодолевали беглецы, нависал широкий песчаный пласт. Год за годом дожди отрезали левый край оврага, как кусок от пирога. Пласт давно держался на честном слове, и нынешний ливень довершил дело своих предшественников. К-х-р-р-а-х! – ухнуло сверху, и тяжёлая масса мокрого песка обрушилась на дно оврага.

Синголь от страшного удара рухнула ничком, лицом в ручей. Казалось, вся земля навалилась на неё, не позволяя шевельнуться, приподнять голову. В последнем усилии Синголь раздвинула указательный и средний пальцы и посмотрела через кристалл. «Уйди», – задыхаясь, попросила она воду. Возле её лица образовалась воронка, в которую со свистом стала убираться вода. Талисман уткнулся в песчаное дно. «Уйди», – обратилась Синголь к песку, давившему сверху. Через некоторое время возникло ощущение, что с неё что-то осыпается, давление стало слабеть. Однако прошло немало времени, прежде чем Синголь сумела опереться на правую руку, повернуться на бок, согнуть ноги в коленях и встать на четвереньки, ссыпая с себя оставшийся песок.

Алзик должен быть рядом! Но слева громоздилась лишь бесформенная серая куча. Поднеся кристалл к глазу, Синголь свободной рукой принялась разрывать песок. Усилия девушки возымели небывалый эффект: песок утекал, словно бесчисленные невидимые муравьи схватили каждый по песчинке и побежали с ними подальше от её руки.

Пальцы Синголь коснулись шкуры, которую держал Алзик, и она потянула за край. Лицо друга погрузилось в жидкое месиво. Синголь опустила талисман и осторожно приподняла голову юноши. Губы Алзика посинели, ноздри, рот и уши были забиты песчаной кашей. Торопливо очистив его лицо, симхаэтка вытянула тело охоя из жижи. Разложила шкуру там, где мокрый песок казался достаточно плотным, уложила Алзика поверх и прижалась ухом к его груди. Сердце не билось! Девушка подавила приступ паники и сосредоточила память на наставлениях Старца. «Иногда мнимоумершего удаётся оживить, – говорил отшельник. – Целители называют этот приём „дыханием жизни“. Он несложен в исполнении. Главное, вовремя успеть».

Синголь запрокинула голову друга, зажала юноше нос и сделала глубокий выдох ему в рот. Повторила, затем быстро переползла к груди Алзика. «Раз-два-три-четыре– пять», – считала симхаэтка, ритмично надавливая на область сердца. Три раза по пять. «Главное, успеть вовремя, – вертелось у неё в голове. – Главное, успеть…»

Два глубоких выдоха в рот, три раза по пять толчков в грудь…

– Не смей оставлять меня, слышишь?!

Синголь опять прижалась ухом к груди охоя. Действительно появилась слабая пульсация или ей только кажется?

Девушка удвоила усилия.

– Дыши, Алзик! – кричала она. – Ты можешь дышать! Можешь!

Однако способность дышать самостоятельно вернулась к другу далеко не сразу. Не дожидаясь, когда он придёт в сознание, Синголь укрыла его половиной шкуры и поднялась. Отец!

Верёвку, соединявшую её с Симгоином, скрывал песчаный холм. Синголь повторила свой трюк, наставив кристалл на песок. Песчинки побежали, но когда наконец она пробилась к Симгоину, тот был мёртв. Не в силах в это поверить, девушка попыталась вернуть отца «дыханием жизни». Её старания ни к чему не привели – помощь опоздала! Вконец обессиленная и опустошённая, Синголь упала рядом, обнимая искалеченное тело Симгоина.

Как недолго отец пробыл рядом с ней и как много успел для неё сделать! За несколько дней, проведённых с ним, Синголь узнала, какой он. И как он любил маму! Девушка всхлипнула. Мама… Синголь не позволяла себе произносить это слово с тех пор, как ей объяснили, что мамы и папы больше нет. А у неё, оказывается, всё это время был отец! Был… Нет, она не станет плакать! Будет радоваться, что Аллар подарил ей нежданную встречу с отцом. Будет благодарить Аллара, который позволил узнать отца. Будет стараться походить на Симгоина и верить, что в Садах Аллара он встретил свою Сингрид.

– Синголь, где ты? – позвал слабый голос Алзика.

– Здесь.

Когда охой подполз ближе, Синголь беззвучно протянула ему талисман. Едва взглянув на Симгоина, юноша вздохнул:

– Ты потратила слишком много времени, возвращая меня к жизни.

Синголь не ответила. Алзик обнял подругу:

– Я никогда не встречал человека более правильного, чем твой отец. Сурового и доброго, терпеливого и решительного. Жёсткого, но совсем не жестокого, а справедливого. А сколько всего он знал и умел! Ты не зря им гордишься.

Не сдержав данного себе обещания, Синголь разрыдалась. Когда её всхлипывания немного утихли, Алзик проговорил:

– Твой отец повторял, что овраг – место Хунгара. Негоже оставлять тело Симгоина здесь. Обернём его в шкуры, перевяжем и будем тащить за верёвки.

– Дай мне подумать.

Утерев слёзы, Синголь замерла, мысленно взывая к отцу и спрашивая его совета. Через какое-то время ей почудился голос Симгоина: «Вся земля, по большому счёту, одна братская могила. Раз судьбой уготовано, чтобы мои кости покоились на дне этого оврага, не нужно тащить их ещё куда-то, Синголь. Исполни то, что должно. Принеси талисман в дар Ашмару».

– Тело отца будет погребено здесь, – через силу выдавила девушка.

Они развязали верёвку, опоясывавшую торс симхаэта, сняли сплетённые ножны и тыквенные сосудики, отложив один в сторону. Алзик отрезал кусок верёвки, повесил на него три сосуда и завязал на талии подруги. Остальные сосудики и ножны нанизал на остаток верёвки, который обмотал вокруг своего пояса. Вытряхнули шкуру, укрывавшую Симгоина, уложили его тело по центру. Синголь отрезала у отца прядь волос и вплела в верёвочку, снятую с его головы. Вложила в правую ладонь Симгоина отложенный сосудик, надела ему на чело свой серебряный обруч, а себе повязала его верёвочку.

– Если на то будет милость Аллара, встретимся в его Садах, отец.

Затем забрала у Алзика нож и талисман, обвела ножом прямоугольник, чуть более просторный, чем занимало тело отца, отступила подальше и навела на него кристалл. Очерченный прямоугольник стал медленно оседать. Когда на его месте образовалась дыра, Синголь обратилась к песку, запрудившему ручей. Повинуясь воле талисмана, песок послушно потёк к дыре.

* * *

И снова они брели в тумане по дну оврага. Алзик едва переставлял ноги, но, понимая, что подруге во много раз хуже, пытался пробиться сквозь плотный кокон скорби, окутавший её.

– Симхаэты хоронят своих мёртвых в земле?

– Да.

– А у нас есть колодец предков, куда охои спускают умерших. Очень глубокий колодец, под которым течёт подземная река. Она принимает тела и несёт к морю, чтобы охои, чья жизнь принадлежала горе, после смерти встретились со своими предками о-хайями, людьми моря. А симхаэты встречаются с предками в Садах Аллара?

Синголь долго собирала разрозненные мысли, прежде чем ответить:

– В Сады Аллара попадают души, наполненные Светом. Считается, что в душе любого человека изначально присутствуют и Свет, и Чёрная Пустота. В детстве я пыталась представить, на что это может быть похоже, но мне никак не удавалось. Теперь на ум приходит священный зал в Доме охоев. Душа – как огромная, тёмная пещера, а в центре – алларет. В зависимости от поступков человека алларет может засиять очень ярко или может померкнуть, и душа погрузится во тьму. Но даже если человек наделал ошибок, и Свет почти угас, есть шанс, что в следующей жизни алларет в его душе заново расцветёт. Поэтому остаётся надежда когда-нибудь попасть в Сады Аллара и встретиться там с душами любимых.

Некоторое время Алзик размышлял над словами подруги, затем спросил:

– Зачем ты отрезала у Симгоина волосы?

– Это традиция, оставшаяся от наших предков. В незапамятные времена они жили где-то за морем и были способны делать то, что сейчас невозможно вообразить. Говорят, они могли восстанавливать внешний облик по единственному волоску. Если бы мы с тобой жили во времена их силы и зачали бы сына, то с помощью одного волоса Симгоина сумели бы сделать ребёнка похожим на моего отца. – Синголь вдруг осеклась. Затем смахнула слёзы и горько закончила: – Не слушай меня, Алзик! Это лишь легенды! Могущество наших предков развеялось, как пыль на ветру, их знания ушли бесследно, как вода в песок. У симхаэтов почти не рождаются дети, скоро вообще не останется никого… Боги, как же хочется помыться!

Алзик стиснул её ладонь:

– У симхаэтов ведь есть детские сказки? Кто в них обычно исполняет желания?

– В детских сказках? – удивилась девушка. – Волшебный поросёнок, а что?

– Скоро ты убедишься, что я – весьма толковый волшебный поросёнок.

– Ты, конечно, чудовищно грязен, Алзик, но этим заканчивается твоё сходство с поросёнком.

– Как только сделаем привал, я тебе докажу!

Вскоре они нашли подходящую вымоину. Симхаэтка, цепляясь за корни, залезла внутрь и стала стелить шкуру. Охой, вместо того чтобы последовать за ней, забрал талисман и отошёл чуть выше по течению. Через какое-то время он позвал:

– Синголь! Иди сюда!

– Я устала…

– Ты не пожалеешь, если вылезешь!

Когда подруга нехотя выбралась из убежища, юноша протянул ей талисман:

– Смотри туда.

Синголь ахнула! В нескольких шагах её ждал наполненный водой бассейн, достаточно глубокий, чтобы помыться.

– Вода подогрета, – во весь рот улыбался Алзик. – Купайся!

* * *

Закончив развешивать на корнях, нависавших над их убежищем, свою тунику и робу Алзика, Синголь нырнула под шкуру и сразу очутилась в объятиях друга.

– Теперь ты веришь, что я могу быть толковым волшебным поросёнком? – Юноша прижался губами к ямке между её ключицами.

– Самым лучшим, Алзик!

– Ты ещё не знаешь всех моих способностей… – Приподнявшись на локтях, охой приблизил к девушке своё лицо. – Может, у симхаэтов и не рождаются дети, Синголь, да только я не симхаэт. Не знаю, насколько наш сын окажется похожим на Симгоина, но одно я тебе твёрдо обещаю: Свет Аллара будет сиять в его душе! Верь мне!

* * *

– Ты не поверила…

Сон Синголь слетел, как вспугнутая птица! Алзик тихо дышал справа, а слева раздавалось угрожающее шипение.

– …не поверила, хотя тебе было сказано: если хочешь, чтобы твои спутники жили, отдай амулет Хунгару. Одного ты уже похоронила. Если не отдашь сейчас же, готовься к следующему погребению. И знай, что второй умрёт не так легко, как первый. Ты успеешь налюбоваться зрелищем его мук!

– Убира-а-а-йся! – Вопль Синголь сотряс белёсый кисель тумана.

Алзик мгновенно вскинулся:

– Что случилось?

– Т-т-тварь… – Зубы симхаэтки выбивали дробь. – Снова та же т-т-тварь… Возьми талисман, Алзик! Не снимай его! Не возвращай мне! Иначе я отдам его Хунгару!

Юноша остановил дрожащие пальцы подруги, пытавшиеся расстегнуть цепочку с кулоном.

– Чем тебе угрожала тварь? – спросил он.

Выслушав Синголь, Алзик слегка отстранился.

– Ты не выкупишь талисманом мою жизнь, просто совершишь предательство. Но ты этого не сделаешь! Когда я терзался сомнениями, ты нашла правильные слова. Сказала, что я не стану предателем. Вот и ты им не станешь! Потому что, есть пример – твой отец.

– И где сейчас мой отец?! – вскричала Синголь. – Погиб! Из-за меня!

– Нет! Эти мысли тебе внушает Хунгар! Я тоже поначалу считал, что ты потратила чересчур много времени, возвращая меня к жизни. Но когда мы заворачивали тело Симгоина, я увидел, что у него сломана шея. Он шёл сзади, на него рухнула бóльшая тяжесть, чем на нас, и удар оказался слишком силён. Ты ничем не могла помочь отцу.

Алзик умолк, осушая слёзы подруги.

– И последнее, Синголь. Тварь тебя запугивает моей смертью, но для меня в этом ничего нового нет. Я уже был мёртв. Видел откуда-то сверху, как ты ритмично давишь мне на грудь и вдыхаешь воздух мне в рот. И у тебя ничего не получается, потому что я умер. Но ты так не хотела меня отпускать, что заставила вернуться. Ты совершила чудо, однако я помню, что увлекательное приключение, именуемое жизнью, для меня оборвалось. Там и тогда. А это восхитительное продолжение – подарок, на который я совсем не рассчитывал…

Алзик стал надолго прерываться, в паузах покрывая поцелуями лицо, шею и плечи девушки.

– Каким бы коротким ни оказалось продолжение, я был бы не волшебным поросёнком, а неблагодарной свиньёй, если бы мечтал о большем… Не возьмусь судить, привлекательны ли благодарные свиньи… ты мне их пока не показывала… Но представляю, как чудовищны неблагодарные… Даже если тварь Хунгара не врёт и следующая моя смерть окажется не столь лёгкой, меня это не пугает… Время, подаренное тобой, того стоит…

* * *

Естественно, их одежда и не подумала высохнуть. Невзирая на шкуру, накинутую поверх мокрой туники, несмотря на то, что тёплая рука Алзика обнимала её за талию, Синголь дрожала. Она боялась всего, и чем дальше они шли, тем тревожнее ей становилось. А охой насвистывал что-то жизнерадостное, как перенёсший долгую зиму воробышек.

– Ты поёшь? – удивилась симхаэтка.

– Конечно! – тотчас же откликнулся юноша. – Обожаю петь, разве ты не замечала? Меня и кормить не надо, дай попеть! Малины и чёрных ягод здесь нет, а эликсир Симгоина придаёт мне достаточно сил, чтобы исполнять твои желания. Так что не ломай голову мыслями о пропитании.

Девушка снова удивилась. Как Алзик научился понимать её мысли без талисмана? Помимо страхов, нагнанных тварью, Синголь мучилась беспокойством из-за отсутствия еды. У неё самой после гибели отца начисто пропал аппетит, но воскрешённого друга требовалось кормить. Охой в еде всегда был более чем умерен, но третьи сутки питаться лишь водой и каплями Симгоина – это чересчур! Однако есть здесь и вправду нечего, придётся потерпеть, пока они не выберутся.

– Признайся, что ты в детстве была страшной собственницей и мечтала о персональном волшебном поросёнке, – продолжал болтать Алзик, – ведь так?

Синголь невольно улыбнулась – кто же в детстве об этом не мечтает?

– В итоге памятливые боги снизошли и послали тебе персонального волшебного поросёнка. Весьма толкового, между прочим, так что не сердись на них за задержку. Но я тебе сейчас открою тайну… Персональные волшебные поросята очень привязываются к тем, чьи желания исполняют. Только сказать об этом толком не умеют и потому сочиняют песни. Тоже персональные, естественно. Вот послушай.

Синголь испуганно зажала ему рот.

– Ты сошёл с ума! – зашипела она, не хуже твари Хунгара.

Юноша рассмеялся, исхитрившись чмокнуть её в ладонь.

– Немножко есть. Но ты права, лучше допою тебе в другом месте. Песня-то длинная.

– Алзик, возьми талисман! – Синголь чуть не плакала от страха за друга.

– У тебя так быстро устала рука?

– Нет, на случай чего…

– На случай чего у меня есть нож. Несподручно пользоваться тем и другим одновременно. Раз ты не разрешаешь петь песню в твою честь, давай немножко порассуждаем. Симгоин правильно поставил вопрос: зачем Хунгару талисман? И чтобы ответить на него, стал нас расспрашивать о возможностях этой штуки. В ваших сказках волшебный поросёнок наверняка умеет превращать воздух в малину. В отличие от талисмана, который ничего не превращает. Он не превратит золу в огонь.

– Или мёртвого в живого, – горько вздохнула Синголь.

Алзик сделал вид, что не расслышал:

– Зато искра может превратиться в огонь. Песок может осыпаться. Вода может согреться. Камень может треснуть. Чудовище из озера Хой-Лор может уплыть. Если с ними со всеми договориться. Это и позволяет кристалл! Но раз с его помощью можно договориться с кем и с чем угодно, значит, он обращается к тому, что лежит в основе всего.

Синголь догадалась, куда клонит друг:

– Свет и… Чёрная Пустота…

Охой кивнул:

– Если мир был создан из них, значит, они присутствуют во всём, что существует.

– Тогда тот, в чьих руках талисман, может просто приказать… – Оборвав неоконченную фразу, симхаэтка вдруг в ужасе вскричала: – Алзик!!! Алзик, что с тобой?! Почему ты хромаешь?!

– Пустяки.

– Немедленно сядь!

Положив правую ногу юноши себе на колени, Синголь принялась её осматривать. Возле щиколотки обнаружились две небольшие ранки, кожа вокруг них затвердела и вздулась. Руки девушки затряслись. Повесив другу на шею кулон, она сдавленно спросила:

– Когда ты почувствовал боль?

– Почти не болит, – заверил Алзик.

– Дай мне нож и верёвку.

Как учил Старец, Синголь перетянула верёвкой пострадавшую ногу чуть ниже колена, быстро сделала крестовидный надрез в месте укуса и принялась высасывать отравленную кровь.

Алзик смутился:

– Что ты делаешь?! Конечно, я ценю твой порыв… Когда закончишь, обещай отдать свои ножки в моё пользование, я буду обходиться с ними нежнее. Кстати, нож тебе в данный момент не нужен?

Не прерывая своего занятия, Синголь протянула ему рукоять. Юноша размахнулся и с силой швырнул нож в туман:

– Больше тварь не будет тебя запугивать.

Закончив, симхаэтка вылила на разрез несколько капель из бурой бутылочки и туго замотала щиколотку Алзика полоской, отрезанной от многострадальной туники.

– У тебя на поясе красная тыквочка с противоядием. Выпей всё! – приказала Синголь.

Убедившись, что в сосудике не осталось ни капли, она забрала у Алзика талисман и посмотрела вперёд. Поперёк ручья валялись длинное чёрное туловище и нож, отсекший голову твари. А шагов через тридцать начинался подъём.

Орудуя ножом и талисманом, девушка договаривалась со склоном, вырывая Алзику и себе последнее убежище. Хотелось быстрее выбраться из гнусного оврага, но требовалось отдохнуть перед подъёмом. Неизвестно, что их ждёт наверху, да и для действия противоядия необходимо время. Закончив, Синголь помогла другу допрыгать до убежища. Сняла жгут с его ноги, прикрыла Алзика шкурой, тесно прижалась к нему и сразу провалилась в сон, чёрный, как колодцы в Доме охоев.

* * *

– Проснись, Синголь…

Симхаэтка испуганно подхватилась:

– Алзик, где ты?!

Отодвинувшись на самый край шкуры, охой пробормотал:

– Тише… – От его тела исходил жар, дыхание было тяжёлым и прерывистым. – Я понравился этому оврагу, Синголь… Он всерьёз рассчитывает заполучить мои кости… Постараюсь его разочаровать… Но если повторно не выйдет… Ты не жадничай, оставь их здесь…

– Не смей даже думать об этом!!! – закричала девушка. – Ты обещал никогда не оставлять меня!

– Если бы ты знала… как мне самому… не хочется…

Синголь схватилась за талисман. Алзик остановил её.

– Не надо… неинтересно… обещай… не смотреть…

Она всхлипнула:

– Обещаю.

Алзик стал задыхаться, каждое слово давалось ему с неимоверным усилием. Синголь уже с трудом разбирала их.

– Дар… Аллара… сбереги… песню… допою… позже…

Туман поредел. Хунгар приглашал Синголь полюбоваться, как её друг бьётся со смертью. Борьба была долгой и мучительной. Алзик не хотел, чтобы подруга ощущала его страдания, и не позволил ни на толику их облегчить. Девушка корчилась от бессилия, обтирая краем туники горящее, покрытое потом, тело юноши; капая воду на его трескающиеся от жара губы, судорожно открывающиеся, чтобы вдохнуть. И всплывал в сознании суровый вопрос отца: «Но сумеешь ли ты удержаться и не воззвать к силе нечеловеческой, если окажешься бессильна помочь любимому существу, сделав всё, что в человеческих силах?»

Синголь была готова воззвать к этой силе! Была готова отдать талисман, свою душу, да что угодно, лишь бы тот, кто ей дороже всего на свете, мог дышать без мучительной борьбы за каждый вдох. Она была готова, но Алзик не позволял! В висках стучали его слова: «Ты не выкупишь талисманом мою жизнь… Не выкупишь мою жизнь… Не выкупишь жизнь… Просто совершишь предательство. Ты не сделаешь этого!»

Тело друга перестало исходить жаром. Синголь всмотрелась в его неподвижное лицо и почувствовала, что проваливается в бездну. В чёрную пустоту – без конца и без края…

 

Глава 9

Наверху

Дул ветер – девушка не ощущала ветра. Солнце подобралось к зениту – она не ощущала палящих лучей. сто тупо переставляла ноги, спотыкалась о камни, иногда падала, не замечая ни боли, ни усталости. Потом её силы закончились, и она снова рухнула в чёрную пустоту.

* * *

Горячий язык ещё раз лизнул кожу, а мокрый нос настырно тыкался в щёку, побуждая повернуть голову набок.

– Клык…

Волк улёгся рядом, поддел мордой кулон, приближая его к ладони, приглашая к разговору. Синголь ослабела настолько, что с трудом поднесла к глазу кристалл.

– Где лунный человек? – первым делом спросил волк.

Синголь показала ему образ места, где похоронила Алзика. Клык задрал морду к небу, немигающие жёлтые глаза долго всматривались в ночное светило.

– Значит, он вернулся назад на луну. Спою ему песню. Может, услышит.

Как воды, нахлынули воспоминания. Такие живые, такие недавние: «…очень привязываются к тем, чьи желания исполняют, но не умеют об этом толком сказать, вместо этого сочиняют песни».

«…Допою тебе в другом месте, песня-то длинная…», «Песню… допою… позже…»

– А-а-а-л-з-и-и-к!!!!

От вопля, вырвавшегося из груди девушки, шерсть на загривке зверя вздыбилась. Подруга лунного человека поднялась на четвереньки и завыла вместе с волком.

* * *

Клык закончил песню и стал дожидаться ответа. Вскоре его принёс лунный свет. Лунный человек просил позаботиться о девушке. Мог бы не просить, Клык это сделал бы и без его просьбы. Волки чувствительны к тем, кто им нравится. Подруга лунного человека нравилась волку. Она умела понимать волков и говорить с ними. Что-то в ней было и от волка, и от луны, хотя она пахла более привычно, чем её лунный друг. По знакомому запаху Клык её и нашёл. Обнюхав лежащую в беспамятстве девушку, Клык сразу почуял, что из неё утекает жизнь. И удивился, не обнаружив причин. Она не получила серьёзных ран, истощение не было столь сильным, чтобы от него умирать. Но когда Клык узнал, что лунный человек покинул её, причина стала понятной. Волки, теряющие любимых, тоже могут умереть от тоски.

* * *

Клык снова боднул девушку в бок, и Синголь разлепила веки. Уже светало. Волк принёс зайца и потребовал, чтобы она сосала кровь и ела печень. Синголь отказалась:

– Я не голодна.

– Значит, так, – прорычал Клык. – Ты, конечно, имеешь право сдохнуть от голода, только я этого не допущу! Лунный человек просил меня позаботиться о тебе и его сыне, и ты съешь эту печёнку, даже если мне придётся запихнуть её тебе в глотку лапой.

– Повтори, о чём он просил, – прошептала Синголь. – Слово в слово.

– Он сказал: «Позаботься о ней, сбереги её и моего сына».

Снова нахлынули воспоминания. «Может, у симхаэтов и не рождаются дети, да только я не симхаэт. Не знаю, насколько наш сын окажется похожим на Симгоина. Но одно я тебе обещаю, Синголь: Свет Аллара будет сиять в его душе. Верь мне!»

Она утратила счастье, как двенадцать лет назад её отец, но мир, в который явится их сын, стал ей небезразличен. Превозмогая дурноту, Синголь села.

– Спасибо, Клык. Я съем печёнку, не надо запихивать её лапой. Выкладывай новости.

Новости были следующие. Соблюдая все возможные предосторожности, волк отправился в селение. Это было весьма опасное предприятие, Клык рисковал своей шкурой в прямом смысле. Попадись он кому на глаза, сначала поднялся бы визг, потом в него полетели бы вилы, копья и стрелы, а уж потом люди стали бы разбираться, чей он посланник. Дождавшись темноты, волк потрусил к дому на окраине, перемахнул через невысокую изгородь и начал царапать лапой дверь. Скрестись пришлось довольно долго.

– Представляю, – кивнула Синголь. – Бабушка глуховата, а дед наверняка возился с янтарём или камнями, уйдя с головой в работу.

Наконец пришаркали шаги, из-за двери что-то спросили. Клык изобразил самое жалобное щенячье поскуливание, на которое только был способен, и снова поскрёбся лапой. Шаги отдалились, опять пришаркали к входу, в двери образовался старик с рогатиной и уставился на волка.

Клык сидел и показывал лапой себе на живот. Затем улёгся, чтобы старик мог рассмотреть на его спине полоску ткани, которой к брюху было привязано послание. И наконец, самый рискованный момент! Волк перевернулся на спину, открывая брюхо, чтобы старик увидел само послание.

– Ты очень храбрый, Клык! – в оскликнула Синголь.

– Лунный человек тоже не побоялся лезть за тобой в логово лесных людей. Твой друг был бесстрашен, как волк. Верен, как волк. И добр, как… не знаю… Мне не с кем его сравнить. Я больше не встречал таких, как он.

Слёзы брызнули из глаз девушки.

– Не надо, Клык… Вспомним, каким… он был… позже… Сейчас не могу… Слишком больно… – Закусив губу, Синголь взяла себя в руки. – Рассказывай, что случилось дальше.

– Старик, кажется, испугался ещё больше моего.

– Ещё бы! Скребётся в дверь неизвестный волк и демонстрирует разные части тела.

– Я даже голову откинул. Вот так. – Клык плюхнулся на спину и, задрав все четыре лапы, изобразил свою позу. – Старик развязал ту штуку, которой вы привязали послание. Вгляделся, вскрикнул и схватился за грудь.

– Бедный дедушка! Представляю, каково ему было это получить.

Синголь помнила текст письма: «Апанхур – предатель. Дикари готовят нападение. Спрячьте женщин и детей, остальные должны сражаться. Симгоин». Снизу приписка: «Синголь со мной. Сингрид погибла».

– Куда ты теперь? – Клык вопросительно приподнял верхнюю губу. – К своему деду?

– Сначала мне нужно в одно место.

Девушка послала волку образ круглой площадки на вершине холма, окружённой кольцом высоких старых сосен. В центре площадки застыло изваяние.

Зверь прижал уши и оскалился:

– Мне совсем не нравится это место!

* * *

Они добрались до священной рощи к исходу второго дня. В лучах заходящего солнца стволы сосен окрасились в багрянец.

– Подождёшь меня здесь? – спросила Синголь.

Клык заметно нервничал, вблизи место нравилось ему ещё меньше. Но волки выполняют обещания, поэтому Клык уселся и принялся ждать. Вдруг шерсть на звере вздыбилась. Оттуда, куда направилась подруга лунного человека, донёсся ненавистный запах. Убийца волков!

* * *

– Как ты упростила мне задачу!

Девушка замерла. В тридцати шагах от неё стоял Апанхур. Стрела, направленная в грудь Синголь, лежала на тетиве, лишая возможности воспользоваться талисманом.

– Наконец-то догадалась принести Хунгару амулет, а мне мой нож. Но ты слишком мешкала и разгневала Господина. Брось нож на землю!

Синголь исполнила приказ.

– Сними амулет!

Девушка одной рукой подняла кулон, делая вид, что другой собирается расстегнуть цепочку, и резко рванула к глазу кристалл. Стрела, сорвавшись с тетивы, сменила цель и вонзилась в сосновый ствол. Не знавший промахов охотник удивился и быстрым движением выпустил следующую стрелу. Вторая оказалась рядом с первой. Стрелы посыпались одна за другой, огибая неподвижную девушку. Когда колчан опустел, Апанхур отшвырнул лук и прыгнул к жертве. Под ноги ему бросился волк, сшиб наземь, но не сумел добраться до горла. Убийца волков опередил его, намертво сдавив волчью глотку. Глаза зверя подёрнулись пеленой. Неожиданно хватка охотника ослабла. Стоя на четвереньках над полузадушенным зверем, убийца волков уставился в пустоту. Клык немного отполз, потом ещё немного. Враг не шевелился.

– Я понимаю тебя, Апанху р… – Голос пришёл изнутри, как приходил обычно голос Господина, но принадлежал он не Хунгару. – Я знаю, что такое потерять того, кто тебе дороже всего на свете.

Синголь обращалась к крошечной искорке, еле тлевшей в пустоте души Апанхура:

– Я была в отчаянии, когда тварь Хунгара убила моего друга. Как и ты, когда та же тварь убила твою жену! Ты помнишь свою жену, Апанхур?

Искорка вспыхнула ярче.

Искра превратилась в огонёк.

Огонь полыхнул багровым отблеском.

Пламя нестерпимо вспыхнуло, и охотник уткнулся лицом в землю.

Подполз Клык, лизнул ногу Синголь. Затем обнюхал убийцу волков:

– Не пойму, живой он или нет. Ты его убила?

– Я помогла ему вспомнить самого себя, – ответила девушка. – Не знаю, убило ли его это.

* * *

Синголь вырвала из сосновых стволов стрелы, одну отложила, остальные сложила в колчан. Симхаэтам потребуется оружие! Сняла с пояса тыквенную бутылочку и двинулась к изваянию богов. В правой руке – сосудик Симгоина, в левой – стрела Апанхура, на груди – кулон отшельника.

Над поляной, выложенной белыми плитами, зависла тишина, не нарушаемая ни жужжанием насекомых, ни птичьими голосами, ни скрипом стволов. Синголь склонилась перед рукой Безликого:

– О, Ашмар, величайший из богов. Старец просил принести тебе в дар талисман, который помогал ему служить симхаэтам. Сейчас народу Симха грозит смертельная опасность. И я прошу вместо талисмана принять в дар вещь, которая мне очень дорога. Она сделана руками моего отца. У меня почти ничего от него не осталось, только верёвочка в волосах да эти тыквенные сосудики. Такой же сосуд покоится в ладони Симгоина, ещё один вместе с Алзиком. Этот я подношу тебе. Остальные буду хранить как реликвии. Прошу, Ашмар, прими мой дар и благослови меня и талисман послужить народу Симха.

Синголь повесила бурую бутылочку на кисть Ашмара и затаила дыхание. Долгое время ничего не происходило. Наконец сосудик затрещал и вспыхнул синими искрами. Безликий изъявил свою волю! Теперь талисман у неё по праву! Синголь ещё раз низко поклонилась Ашмару и стала обходить статую. Как положено, по движению солнца.

С искажённым от гнева лицом чёрный бог тянулся к талисману.

– Ты хотел моей крови, Хунгар? Прими её! – Синголь с силой вонзила остриё стрелы себе в левое предплечье, наконечник окрасился алым. – Этого с тебя достаточно! Остальная нужна мне самой.

Стрела, вложенная в скрюченные пальцы, полыхнула багровым пламенем, пар бросился девушке в лицо, и грозно пронёсся ветер над кронами:

– Этого мало! Я получу всю твою кровь!

Не слушая Хунгара, Синголь продолжила обход. Солнце скрылось за горами, но с лика Аллара струился Свет. Неизвестно, сколько времени девушка провела в оцепенении, мысленно перебирая все милости, за которые благодарила Аллара. Наконец сняла с головы верёвочку Симгоина и выплела половину пряди отца:

– Аллар, прими самое ценное, что у меня осталось: волосы отца, лучшего из симхаэтов. Позволь Симгоину в твоих Садах встретиться с Сингрид.

Прядь вспыхнула и исчезла в Свете.

– Они встретились, – улыбался Аллар. – И у тебя осталось ещё кое-что, не менее ценное…

 

Глава 10

Нашествие

Отдохнувший Клык собрался на охоту. Договорились встретиться на развилке, от которой нахоженная тропа вела в селение симхаэтов, а неприметная маленькая тропинка – к пещере отшельника. Возле развилки росла могучая сосна, под которой Старец вручил Синголь талисман. А двенадцатью годами ранее под той же сосной её юные родители на свою беду повстречали Апанхура и ушли с ним в земли дикарей…

Это Синголь могла вспоминать или представлять относительно спокойно. Зато не могла видеть кусты дикой малины, увешанные ягодами, вкуснее которых Алзик не пробовал. И торчащие лопухи, пригодные для его шляпы. И стелящиеся кустики черники… Едва девушка замечала что-либо, напоминающее друга, пронзительная боль тут же выплёскивалась слезами. А его напоминало всё!

Пока рядом трусил Клык, Синголь кое-как сдерживалась. Но сейчас она была одна. Чёрный бархат неба усыпали яркие созвездия. Как в тот вечер, когда они выбрались из подгорного Дома и Алзик взирал на звёзды с благоговением, почти бездыханно. Он так любил звёздный свет! Так его любил! От отца у неё хотя бы сохранились три тыквенные бутылочки и прядь волос. А от Алзика ничего! Совсем ничего, кроме обещания: «Верь мне».

– Не верю! – захлёбывалась Синголь. – Ты говорил, что никогда не оставишь меня, а сам… Всё пустые слова! Ослепшие от слёз глаза не разбирали дороги, и девушка едва не сверзилась с крутой ступени. В последний миг выбросила перед собой лук Апанхура, словно костыль, и, упёршись в него, чудом не упала. Нет! Так не пойдёт! Эти мысли внушает Хунгар! Она села на ступень, пытаясь успокоиться.

«…я был бы не волшебным поросёнком, а неблагодарной свиньёй, если бы мечтал о чём-то большем».

– Я не буду мечтать о большем, Алзик! – всхлипывала Синголь. – Только благодарить Аллара, отца и тебя…

– Только благодарить судьбу за то, что ты был со мной! И я узнала… узнала, что… А-а-лзи-и-к!!! Без тебя весь Большой мир чернее туннелей в Доме охоев! Вот что я узнала!!! Алзик! Он не нужен мне без тебя!

Обхватив обеими руками голову, Синголь сотрясалась от душивших её рыданий.

«Тебе нельзя отчаиваться. Видишь, сколько перед тобой задач, – всплыл в памяти твёрдый голос Симгоина. – Нужно помочь тем, кто жив».

– Да, отец, ты прав… Для этого Ашмар и позволил мне оставить у себя талисман.

Утерев слёзы, она поднялась с каменной ступени и продолжила спуск.

* * *

Вот и сосна. Едва Синголь свернула к чернеющему в темноте дереву, как услышала отчаянный шёпот:

– А ну стой! Брось оружие! Или я стреляю!

Синголь удивилась. Голос мальчишки? Что делает мальчик в такое время в таком месте?! Чувствовалось, что паренёк напуган и в самом деле может со страха выстрелить. Синголь поспешно бросила лук и колчан. Ножны, сплетённые Симгоином, остались висеть на верёвке, обмотанной вокруг её талии. А в них нож Апанхура.

– Назови своё имя! – потребовал мальчик, и тут Синголь узнала голос.

– Может, довольно того, что мне известно твоё имя, Симхóрин? Что ты здесь делаешь?

– Вопросы задаю я! Тебе меня не провести, слуга Хунгара!

– С чего ты взял, что я – слуга Хунгара? – опешила Синголь.

– Ты спускаешься из святилища богов! Ночью туда ходят лишь слуги чёрного! Только такие предатели, как Апанхур!

– Я пришла в святилище засветло, но меня задержал Апанхур. Вот его лук и колчан. – Девушка указала на брошенное оружие. – Посмотри и удостоверься.

– Ты убила Апанхура?! – недоверчиво прошептал мальчик.

– Надеюсь, что он освободился от власти Хунгара. Убило ли его это, не знаю.

– Кто ты?

– Не помнишь? На моём пятнадцатом дне рождения ты почти завладел моим Знаком, если бы его не разбил Апанхур.

– Синголь?!

Паренёк выступил из-за ствола. Для своих неполных четырнадцати Симхорин был довольно высок и физически хорошо развит. В руках он сжимал тренировочный лук, не очень серьёзный в сравнении с боевым оружием Апанхура. Мальчик склонился над луком охотника, рассматривая его, затем поднял на девушку восхищённые глаза:

– Как ты сумела? И вообще, откуда взялась?! Где пропадала?

– Расскажу, но не сейчас. Итак, что ты здесь делаешь?

– Ты ведь не выдашь меня, Синголь? – Губы мальчика задрожали. – Я не ребёнок, а должен отсиживаться в пещере с женщинами и детьми, когда у нас и так мало защитников! Только по той причине, что я ещё не прошёл инициацию!

– Женщин и детей спрятали в пещере отшельника?

Паренёк кивнул, чуть не плача:

– И меня с ними! А я лучше всех стреляю из лука! Смотри!

Едва Симхорин поднял свой лук, как из тёмных кустов на него бросился Клык. Мальчик от неожиданности вскрикнул, выронил оружие и упал, а волк, нависнув над ним, свирепо оскалился. Синголь схватилась за кулон:

– Не тронь, Клык!

Зверь отступил, продолжая угрожающе рычать. Девушка положила руку ему на загривок и погладила, успокаивая. Клык повернул к ней морду:

– Лесные люди близко.

Синголь вздрогнула.

– Их много?

– Не очень. Идут той же дорогой, которую мне указывал твой отец. Будут здесь до восхода.

Синголь повернулась к поднявшемуся мальчику:

– Сильно испугался?

– Ерунда! Просто он набросился неожиданно!

– Хорошо, что ты храбрец, – одобрительно кивнула Синголь, – потому что к рассвету здесь будут дикари. Отряд небольшой, разведка. Мы их встретим. Подними лук Апанхура и скажи честно, сможешь ли ты им пользоваться. От того, насколько точно ты оценишь свои силы, зависят наши жизни.

Парнишка поднял оружие охотника. Лук был ему явно велик и слишком тяжёл.

– Лучше я из своего.

– Стрелы Апанхура подойдут?

– Пусть будут в запасе, если мои закончатся, – серьёзно ответил Симхорин. – Стрелы подбираются под лук, но лучше стрелять не самыми подходящими, чем остаться без стрел.

– Спрячь лук Апанхура, он ещё пригодится.

Симхорин потащил боевое оружие к чернеющим кустам, а Синголь обратилась к волку:

– Ты нас предупредишь о приближении лесных людей?

Клык издал короткий вой:

– Так пойдёт?

– Отлично. Как только почуешь их, дай нам сигнал. Спасибо за всё! – Девушка обняла косматую шею волка.

Клык лизнул её в лицо и исчез. Вернулся Симхорин.

Синголь указала на сосновые ветви:

– Мы должны забраться на дерево. Оттуда лучше обзор и удобнее стрелять.

Сосна была раскидистой, с густой кроной и толстыми нижними ветвями, росшими почти перпендикулярно стволу. Однако расстояние до самой нижней ветви вдвое превышало их рост. Мальчик попробовал вскарабкаться по стволу, но не сумел его обхватить. Синголь развязала верёвку на поясе, бережно сняла тыквочки Симгоина и спрятала их между корнями дерева. Вытащила из плетёного чехла нож Апанхура, сделала вокруг рукояти петлю. Кристалл помог затянуть узел намертво.

– Метни нож в нижнюю ветвь на расстоянии вытянутой руки от ствола, – приказала девушка.

– Что ты задумала? – не понял мальчик.

– Не время для вопросов. Делай, что говорю!

Симхорин метнул нож. Лезвие вошло в ветвь почти целиком, торчала лишь рукоять, с которой свешивалась верёвка.

– Забирайся. Не беспокойся, верёвка крепкая, выдержит твой вес.

Парнишка в два счёта очутился на нижней ветви. Синголь последовала за ним, но ей удалось вскарабкаться лишь с третьей попытки.

– Пока есть время, найди наиболее удобную позицию, откуда ты сможешь стрелять. Волк сообщил, что дикарей немного, но мы не знаем, сколько их.

– Тот самый волк, что доставил послание твоего отца? А где… – Симхорин осёкся. – Ты умеешь разговаривать с волками?

Синголь пропустила вопрос мимо ушей.

– Мы не знаем, сколько их. Может, десять, может, двадцать. Твоя задача – стрелять. Целиться не нужно, только стрелять. Ты меня понял?

– Какой смысл в стрельбе, если не целиться? – усмехнулся Симхорин.

– Боги даровали мне Камень Гнева. – Девушка указала на кулон, висевший у неё на груди. – Он будет направлять твои стрелы. Поверь, ни один твой выстрел не пропадет впустую!

* * *

Когда ночь сменилась предрассветными сумерками, ветер донёс короткий вой. Над землёй стлался утренний туман, но кристалл позволил Синголь ясно различить букашек, появившихся на перевале.

– Смотри туда, – указала девушка. – Видишь?

Симхорин всматривался в туман довольно долго, прежде чем кивнул. Синголь принялась считать врагов.

– Двадцать, – сообщила она.

Мальчик проверил запас стрел в своём колчане:

– Хватит.

– Начинай!

– Рано, – возразил Симхорин. – Они слишком далеко.

– Стреляй!

Паренёк спустил тетиву. Одна букашка замерла в неподвижности, остальные затормозили.

– Продолжай!

Замерла вторая. Враги в растерянности остановились и принялись жестикулировать.

– Не прекращай стрелять, Симхорин!

Третья букашка, четвёртая, пятая… Букашки попятились, развернулись и полезли обратно на перевал. И тут раздался новый вой.

– Отдохни пока. – Синголь вглядывалась в туман.

Четыре букашки ползли наверх, но с другой стороны перевала потёк встречный ручей движущихся чёрных точек.

– Что там? – тревожно спросил Симхорин, вращая онемевшей от напряжения правой рукой.

– Шестнадцать мертвы, четверо побежали, но встретили подкрепление. Сейчас сосчитаю. Сорок!

– Сколько? – Голос Симхорина дрогнул. – У меня осталось всего семь стрел!

– И дюжина в колчане Апанхура. Стреляй, пока не кончатся все. На половину их отряда хватит.

– А что дальше?

– Будем действовать по обстоятельствам.

* * *

– Всё! – отрывисто выдохнул Симхорин. – Стрелы закончились.

Солнечные лучи окончательно рассеяли туман, каменистый перевал меж двумя зелёными склонами просматривался как на ладони. Симхаэты вглядывались в чёрных букашек, сбившихся в толпу. Дикари махали руками, многие указывали на перевал, откуда пришли, и, очевидно, большинство склонялось к тому, чтобы убраться восвояси. Однако трое ползали по склону, осматривая убитых, и переговаривались жестами. Закончив осмотр, присоединились к спорившим и стали что-то объяснять, указывая в сторону сосны. Дикари снова замахали руками, но троице удалось убедить остальных. Толпа двинулась вниз.

– Они поняли, что у нас кончились стрелы, и догадались, что мы вели огонь из укрытия, – сообщила напарнику Синголь. – А укрытие здесь одно.

– Если сейчас спрыгнем, успеем убежать. Они пока далеко.

– Зато пещера отшельника близко! А в пещере женщины и дети! Нельзя, чтобы враги обнаружили ведущую туда тропу!

– Что ты предлагаешь?

– Нужно, чтоб дикари пустили в ход копья, тогда их оружие обернётся против них же! Давай сделаем так. Когда они подойдут на расстояние слышимости, ты встанешь и начнёшь их дразнить.

– Думаешь, они меня поймут?

– Не сомневайся! Камень Гнева об этом позаботится! Главное, завладей их вниманием. Я спрячусь за тобой, а ты заставь хоть одного метнуть в тебя копьё. И увидишь, как они побегут!

* * *

Симхорин выпрямился во весь рост и заливисто свистнул. Головы лесных людей, с опаской подбиравшихся к сосне, мгновенно повернулись к нему.

– Ну, как?! Понравилось, уроды? – Стоя на ветви, юный симхаэт помахал луком.

Синголь через кристалл доносила смысл его слов до дикарей.

– Куда вы полезли? У симхаэтов любой мальчишка может за раз уложить сорок ваших вояк! Пересчитайте свои потери, если умеете считать! Это сделал я один! Вот мой первый колчан!

Симхорин швырнул в толпу дикарей кожаный чехол для стрел, и тот стараниями Синголь угодил в раскрашенную глиной рожу ближайшего врага.

– Вот второй!

Тул Апанхура впечатался в ту же рожу. Дикарь взревел и метнул копьё. Не коснувшись мальчика, оно скрылось в сосновых ветвях.

Симхорин расхохотался:

– Ты не просто урод, а кривой урод! Сидел бы в своей норе, целее был бы!

Раздался свист. Промчавшись обратно сквозь ветви, копьё вонзилось в горло дикаря. Ещё три копья, брошенные в Симхорина, как и первое, исчезли в ветвях.

– Убирайтесь в свои норы! – закричал мальчик. – Иначе никто не уйдёт живым!

В подтверждение его слов копья вылетели из ветвей и пронзили метнувших их дикарей. Взвыв от ужаса, враги обратились в бегство. Синголь устало опустила руку с талисманом. Один из бегущих ухватил увесистый камень, метнул в юного симхаэта и помчался, уже не оглядываясь. Зато другой дикарь увидел, как метательный снаряд ударил в плечо паренька и тот потерял опору. Мальчик попытался ухватиться за ветвь обеими руками. Но левая, в которую попал камень, даже не приподнялась, а одеревеневшая от стрельбы правая не удержала тело, лишь замедлила падение. Симхорин успел сгруппироваться и приземлился бы удачно, на ноги, согнутые в коленях, будь внизу ровная поверхность. Но скользкое ребро корня отбросило его назад, и парнишка рухнул на спину, ударившись затылком о столь же твёрдый корень. В глазах у мальчика потемнело. Когда же Симхорин очнулся, в лицо ему смотрело остриё копья.

– Попался, гадёныш? На быструю смерть можешь не рассчитывать!

Юный симхаэт не понял ни слова, однако намерения разукрашенного урода с заплетёнными в сотню косиц чёрными космами не оставляли сомнений. Симхорин дёрнулся было, но короткая мускулистая нога надавила ему на грудь так, что у паренька затрещали рёбра.

– Нет, щенок, – ощерился дикарь, – тебе не уйти! Даже не знаю, с чего начать. Пожалуй, с твоих глаз.

Дикарь замахнулся, но копьё вырвалось из его руки и отлетело в сторону. Он зарычал:

– Всё равно не спасёшься, колдун! Я не оставлю у тебя ни одной целой кости, а потом высосу твой мозг!

Однако исполнить угрозу взбешённый враг не успел. Едва он занёс ногу для удара, как словно из-под земли выросла неимоверно длинная толстая шея. На ней раскачивалась громадная плоская морда с вытянутой пастью.

– Даже не знаю, с чего начать. – Оглядев попятившегося человека, чудовище распахнуло пасть с двумя рядами острых зубов. – Пожалуй, откушу тебе голову. Хотя мозга в ней меньше, чем у крысы.

Как же тот побежал! Впрочем, для скоростного бега короткие ноги дикаря подходили мало, несмотря на мощные мышцы.

Симхорин на миг приподнялся, глянул вслед своей улепётывающей смерти и снова уронил голову. Синголь спустилась по верёвке, достала отцовские тыквочки, спрятанные между корнями, бережно приподняла голову паренька, устроила у себя на коленях и поднесла к его губам сосудик:

– Сделай три глотка – почувствуешь себя лучше. Я знаю, бальзам противный, но лекарства редко бывают вкусными.

Симхорин сделал глоток и сморщился от отвращения. От следующего глотка его едва не вырвало, но Синголь продолжала мягко уговаривать:

– Вот так, молодец. Ты получил тяжёлое сотрясение, по-хорошему тебе нужно отлежаться, но мы не можем здесь оставаться. Поэтому придётся потерпеть. Сделай ещё глоток. Молодчина! Бальзам восстановит твои силы, а плечо я смажу вот этим.

Вылив себе на пальцы несколько бурых капелек из другого тыквенного сосуда, Синголь смазала налившийся кровью ушиб на плече Симхорина и ободряюще улыбнулась мальчику.

– Заживёт быстро, хотя дня три поболит. Полежи, я достану лук Апанхура.

Девушка поднялась и направилась к кустарнику, но на полпути обернулась:

– Ты держался как настоящий защитник – доблестно и бесстрашно. Я горжусь тобой, Симхорин!

* * *

По решению старейшин семи родов молодых женщин и малочисленных детей укрыли в пещере пропавшего отшельника. Их отводили под покровом ночи небольшими группами, соблюдая всевозможные меры предосторожности. Основные силы защитников оставались в селении. Отряд Симóна, насчитывавший восемнадцать воинов, был отправлен в пещеру отшельника для усиления охраны.

Симхаэты вышли из селения затемно, двигались быстро и бесшумно. Когда окончательно рассвело, вдруг заметили двух подростков, бредущих навстречу отряду. Симон приказал воинам остановиться. Будучи главным наставником юношей, Симон сразу признал упрямого мальчишку, который не желал прятаться в пещере и требовал, чтобы ему разрешили сражаться вместе с защитниками. Дело дошло до того, что наставник пригрозил воспитаннику отложить его инициацию ещё на год, если тот посмеет ослушаться приказа. Негодник посмел! «Ну, держись у меня, Симхорин», – Симон мысленно погрозил мальчишке кулаком и, насупив брови, двинулся к подросткам.

Те шли медленно, часто спотыкаясь. Голова парнишки то и дело падала на грудь. Истощённую девушку, которая поддерживала Симхорина, Симон не признал. Она была одета в какую-то рваную тряпку, напоминавшую тунику лишь отдалённо, причём тунику такой длины, какие у симхаэтов носили девочки до пяти лет, а отнюдь не взрослые девушки, не открывавшие ног на всеобщее обозрение. А у этой бесстыдницы… Длинные свалянные лохмы скрывали бы её лицо, если бы не жалкая верёвочка вокруг лба. Впрочем, и с верёвочкой лицо было столь грязным, что понять, какого она роду, не представлялось возможным. Неужели дикарка?! Хотя по росту и пропорциям тела девушка принадлежала народу Симха, Симон не помнил такую среди отведённых в укрытие. Точнее, её среди них не было! Тревога наставника возросла. Подростки, заметив его, остановились.

– Что это значит, Симхорин? – загремел Симон, приблизившись к ним. – Почему ты не там, где должен быть? Как посмел ослушаться приказа?!

Симхорин на мгновение приподнял голову и снова уронил на грудь. Девушка бережно усадила его прямо на дорогу, выпрямилась и повернулась к наставнику:

– Не кричи на него, Симон. Ему плохо, разве ты не видишь?!

Она говорила на языке симхаэтов.

– Ты кто вообще такая? Почему разгуливаешь в таком непотребном виде? Как ты посмела сбежать вместе с этим негодником из пещеры?

– Я сбежала не из пещеры отшельника, а из логова дикарей. И не с этим негодником, а со своим отцом. Путь, погубивший моего отца, был труден, потому у меня неподобающий вид. Моё имя Синголь, дочь Симгоина и Сингрид, погибшей двенадцать лет назад.

– Боги… – прошептал Симон, наконец узнав девушку.

– Симхорин мне встретился у развилки. Там мы приняли бой. Два отряда дикарей, двадцать и сорок человек.

– Что?! – не верил своим ушам наставник.

– Враги проверяли готовность наших дозоров. Симхорин убедил их, что дозоры симхаэтов не спят. Остатки двух отрядов обратились в бегство. Остальных я тебе покажу, следуй за мной.

* * *

Когда они вернулись, Симхорин по-прежнему сидел на дороге, уткнувшись лицом в колени.

– Синголь сказала правду? Ты убил сорок дикарей?

Мальчик с трудом оторвал голову от колен.

– Их убили стрелы. Пускал стрелы я, направляла полёт Синголь. Когда у меня закончились стрелы, она направляла копья дикарей, метавших их в меня.

– Это невозможно! – Симон резко повернулся к девушке.

– Ты же видел собственными глазами, что возможно. В святилище боги даровали мне Камень Гнева, – Синголь показала ему талисман, – чтобы я помогла спасти народ Симха. Стрелы и копья направляло божественное оружие.

Симон благоговейно уставился на кулон.

– Ты упрекаешь Симхорина, что он ослушался приказа, – продолжала девушка, – но без него я ничего не сумела бы. Если бы он струсил или проявил слабость, если бы онемевшей рукой не натягивал тетиву, выпуская стрелу за стрелой, пока не опустели оба колчана, если бы не встал лицом к врагам, закрывая меня, вы бы встретили на дороге не нас, а шестьдесят дикарей. Много ли воинов из твоего отряда в этом случае осталось бы в живых?! И после всего, что сделал Симхорин, ты по-прежнему считаешь, что он должен отсиживаться в пещере с женщинами и детьми?

Симон жестом подозвал защитников. Молчаливый отряд окружил подростков.

– Поднимись, – хрипло приказал мальчику наставник и обратился к симхаэтам: – Симхорину до инициации ещё год. Однако вместе с Синголь, внучкой Симхаруха, Симхорин убил сорок врагов. Я видел их трупы.

Изумленные возгласы пронеслись по отряду, как ветер по полю.

– Кто из вас считает, что этот юноша прошёл инициацию боем и достоин звания защитника?

Воины единодушно выбросили вперёд правые руки с чёрными кожаными браслетами на запястьях.

– Да будет так. Симхорин, народ Симха готов принять твою клятву.

* * *

В селение Симхорина доставили два воина из отряда Симона. Большую часть пути им пришлось нести мальчика на носилках. Синголь доковыляла собственными ногами. Добравшись до дома Симхаруха, свалилась и сутки отсыпалась. Когда пробудилась, её ждали подогретая вода и горячая еда. Синголь мысленно благодарила родичей за отсутствие расспросов. Впрочем, симхаэтам было не до того. Часть мужчин, включая деда Симхаруха, почти всё время проводили в кузницах, выковывая наконечники копий и стрел. Другие из заготовок делали оружие. Жёны, носившие им еду, выглядели подавленными и напуганными.

Немного восстановив силы, Синголь навестила Симхорина. Отец мальчика сутками не покидал кузницы. Мать осталась в пещере отшельника, и Синголь приняла заботу о новоиспечённом защитнике на себя. Два дня, пока мальчик был слаб, она выхаживала его с помощью волшебных снадобий Симгоина. Однако едва Симхорин пошёл на поправку, задача Синголь усложнилась. Мальчишка не желал соблюдать постельный режим и рвался в кузницу к отцу.

– Ты должен отлёживаться в течение семи дней, – втолковывала ему девушка. – Только тогда твоя голова придёт в норму. Иначе, когда явится враг, она тебя подведёт. Начнёт кружиться, в глазах потемнеет, и ты не сможешь защитить никого, даже самого себя. Не знаю, будет ли в твоём распоряжении семь дней или дикари нападут раньше. Пользуйся каждым спокойным днём, пока есть возможность! Только так ты сможешь исполнить клятву, данную народу Симха.

Но разумные доводы на Симхорина не действовали, и тогда Синголь заняла его работой. Притащила из кузни листовидные наконечники, нарезала длинных ровных побегов для древков, достала рыбий клей и перья.

– Готовь оружие, Симхорин! Чем больше сделаешь стрел, тем больше врагов мы убьем.

– Мы будем снова драться вместе? – с надеждой спросил паренёк.

– Вместе у нас неплохо получается, – улыбнулась Синголь. – Но мне нужен напарник со здоровой головой! Стрелы важны, однако твоя голова важнее. Если кончатся стрелы, будем использовать оружие врага, как уже делали. Если же у тебя закружится голова, я без твоего прикрытия ничего не сумею. Так что трудись полулёжа и не вскакивай! Всё, что тебе потребуется, я принесу.

Это сработало! Симхорин перестал рваться в кузню и занялся изготовлением стрел. К шестому дню постельного режима мальчик полностью избавился от головокружения и обрёл аппетит здорового четырнадцатилетнего подростка. Уплетая принесённый Синголь обед, Симхорин указал ей на два колчана, туго набитых стрелами.

– Молодец, – похвалила девушка. – Завтра последний день в постели – и встаёшь!

Но встать Симхорину пришлось раньше.

* * *

Клык, по просьбе Синголь отправившийся вслед за поредевшим отрядом дикарей, вернулся с вестями:

– Лесные люди идут сюда.

– Скоро будут? – тревожно спросила Синголь.

– Когда луна войдёт в полную силу.

– С какой стороны их ждать?

– Со всех сторон.

– Беги скорей к мальчику, который был со мной у сосны! Не пускай его никуда без меня!

Синголь помчалась к кузнице:

– Дедушка! Волк принёс известие! Дикари идут! Будут, когда окончательно стемнеет, окружат селение и ударят со всех сторон.

– Разожгите сигнальный костёр, – распорядился Симхару х. – Защитникам вооружиться! Сбор на границе леса. Женщинам спрятаться в погребах! Слышишь, Синголь?! Немедленно возвращайся к бабушке!

– Боги даровали мне Камень Гнева не за тем, чтобы я сидела в погребе!

* * *

Дом, стоявший ближе всего к лесу, пустовал со времени прошлого нашествия. В нём разожгли очаг и привели двух блеющих коз, чтобы видимость человеческого присутствия привлекла дикарей. Заброшенное поле, отделявшее поваленный забор от леса, заросло кустами и сорной травой. Вдоль кромки поля выстроились защитники. Род Синголь сумел выставить всего… двадцать пять воинов! Включая стариков, подобных деду Симхаруху, и ровесников Синголь. Каждый из шести других родов симхаэтов вряд ли мог набрать больше защитников. Народ Симха был слаб и малочислен! В этом Акхак прав, с горечью думала Синголь.

Они с Симхорином залезли на крышу невысокого полуразвалившегося сарая, над которым нависали ветви старой яблони, хорошо скрывавшие их. Мальчик выбрал позицию для стрельбы.

– Сколько ты успел сделать стрел, Симхорин? – спросила девушка.

– Два колчана по тридцать штук.

– Значит, шестьдесят врагов будут нашими.

Они замолчали, дожидаясь сигнала волка. Когда прозвучал короткий вой, Синголь подняла талисман. На опушке леса стали заметны тёмные человеческие фигуры. Дикари двигались короткими перебежками от дерева к дереву, намереваясь напасть на посёлок неожиданно.

– Стреляй! – приказала напарнику Синголь.

Первый нападавший с воплем упал, и тогда посыпались стрелы симхаэтов. Но защитники стреляли вслепую, только стрелы Симхорина, направляемые Камнем Гнева, били точно в цель. Заревев, дикари бросились к дому, где горел очаг и блеяли козы. Нескончаемая лавина врагов продолжала выплёскиваться из леса. Симхорин безостановочно натягивал тетиву, тела упавших топтали ноги напиравших сзади. Парнишка израсходовал первый колчан. Движения его рук замедлились.

– Отдохни, – приказала Синголь и всмотрелась в поле боя.

Бесполезные луки были отброшены, шла рукопашная схватка. Мелькали копья защитников, трещали щиты под ударами вражеских дубин. Боги! Как же мало было симхаэтов! Волна дикарей с воплями ворвалась в дом, Синголь навела кристалл на крышу, и та, повинуясь её приказу, рухнула, погребая под собой полторы дюжины врагов. Остальные отпрянули, катившиеся брёвна сбивали их с ног и давили.

– Передышка окончена, Симхорин!

Мальчик встал на колени, поднял лук и натянул тетиву. Когда у него закончился второй колчан, атака стала захлёбываться, но и цепь симхаэтов сильно поредела.

– Повторим наш фокус, Синголь!

Паренёк вскочил на ноги, выпрямился на крыше сарая и закричал в полную силу лёгких:

– Вам же было сказано, что здесь вас ждёт смерть! Вы все сдохните!

К нему полетел шквал копий. Синголь едва успевала вертеться, чтобы ни одно не коснулось мальчика. Защитники ринулись в бой с удвоенной энергией, а Синголь, схватив напарника за ногу, с силой дёрнула вниз. Они снова распластались на крыше.

– Сумасшедший, – зашипела деву шка, – я ведь могла не успеть! Их слишком много!

– Уже не слишком! – засмеялся Симхорин.

Внезапно его смех оборвался. С десяток дикарей устремилось к шаткой постройке, на которой только что стоял юный симхаэт. Один из защитников их опередил и встал на пути. Оружия у него не было, только щит.

– Беги, сынок! – крикнул он Симхорину.

Ощерившись остриями копий, сжимая дубины, враги надвигались на него. Три дубины ударили разом, выбивая щит из рук. Пронзённый копьями, защитник упал.

– Отец! – Симхорин спрыгнул с крыши сарая и бросился к нему.

– Вон мальчишка-колдун! – услышала свирепые выкрики Синголь.

Девушка взмолилась, чтобы что-нибудь задержало её напарника, нёсшегося навстречу смерти. Внезапно корни деревьев ожили, рванулись вверх, сбили мальчика с ног и преградили ему путь. Получилось! Взгляд Синголь снова метнулся туда, где упал отец Симхорина. Дикари продолжали пронзать копьями и вбивать дубинами в землю его мёртвое тело. Девушку охватила ярость. Будьте вы прокляты, твари! Сгиньте с лица земли!

Земля задрожала… Вздыбилась гневным бугром, к небу полетели громадные комья, и тело погибшего защитника вместе с десятком его убийц ухнуло в дыру. Комья посыпались сверху, погребая под собой всех. Остатки оторопевших от ужаса врагов устремились обратно к лесу.

Синголь соскользнула с крыши сарая и бросилась к рыдающему мальчику:

– Прости, что не пустила тебя к твоему отцу. Он был уже мёртв, ты ничем не мог ему помочь, а тебя там просто убили бы. Вставай! Битва не кончена! Здесь враги бежали, но шесть других родов симхаэтов истекают кровью. Мы должны отомстить за павших и помочь живым! Ты дал клятву народу Симха! Поднимайся, Симхорин!

* * *

– Очнись, Синголь!

Кто-то ласково гладил её щёки. Так её приводил в чувство Алзик на берегу озера Хой-Лор. Девушка улыбнулась и, не открывая глаз, притянула к губам ладонь друга:

– Слава Аллару, Алзик! Как же долго тебя не было! Если бы ты знал, как мне тебя не хватало! Но я не сомневалась, что ты вернёшься! Ведь ты обещал никогда не покидать меня… Скажи, Алзик, всё было не взаправду? Просто кошмар, наваждение Хунгара? Чёрный бог опять испытывал нас…

Синголь нежно провела пальцами по лицу охоя. Лоб юноши избороздили морщины, щёки и подбородок заросли длинными волосами. Волосами?

– Ты меня с кем-то путаешь, девочка. Очнись!

Разлепив веки, Синголь увидела Симгоина и удивилась:

– Что с тобой, отец? Ты выглядишь так, словно прошли десятки лет… Где Алзик? Вы ведь вместе спускались в овраг… Ты его потерял? А-а-лзи-и-к…

Синголь вновь затихла.

– Не могу больше это слушать! – всхлипывала бабушка. – Бредит уже второй месяц! Как на пару с юным Симхорином прогнала дикарей, так умом и тронулась. Никого не узнаёт, всех принимает то за этого Алзика, то за отца. Или начинает жалобно звать: «Мама, мама, я помню твоё имя… Сингрид…» Тогда лишь и удаётся её кормить, когда она вместо меня мать свою представляет. Только не впрок ей еда, сразу выворачивает. И стонет при этом: «Я не ем медведей». Спрашиваю: «Да какой же это медведь, деточка?!» А она в ответ: «Пышка…»

– Может, пышек хочет? – беспомощно предположил дед.

– Что ты! – замахала на него руками жена. – Я сперва тоже так подумала, напекла булочек, поднесла ей одну: «Вот тебе пышка, деточка, покушай!» А она как начнёт кричать! Полдня не могла уняться, а потом принялась к светлому богу взывать: «Пусти меня к ним, Аллар! Хочу к Алзику, к отцу и маме». И посланец ихний каждую ночь воет, словно к покойнику. – Не успевая утирать слезящиеся глаза, старушка указала на волка, дремлющего возле ложа Синголь. – Не иначе, помирать собралась птичка наша!

– Мочёные яблоки, – тихо, но отчётливо произнесла вдруг девушка.

Клык вздёрнул морду. Симхарух как открыл рот, так и забыл закрыть.

– Что она сказала? – заволновалась глуховатая супруга.

– Мочёные яблоки. Помнишь, когда ты понесла Симгоина, то поначалу ничего, кроме мочёных яблок, в рот не брала? А когда наш сын женился, мы с тобой раньше всех узнали, что Сингрид в тягости. По мочёным яблокам, которые та принялась просить.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что Синголь… Боги!

– Именно боги! Кажется, боги даровали нашей девочке не только Камень Гнева!

 

Глава 11

Здесь и теперь

– Ы-Ыгх… ы-Ыгх… ы-Ыгх…

Несруки встревоженно переглянулись.

Ещё раз судорожно заглотнув воздух, Лёшка схватился за грудь. Выдохнул и снова недоверчиво вдохнул. Выражение изумления на его лице сменилось облегчением. Мальчик задышал спокойней, явно наслаждаясь тем, как легко это удаётся.

– Я же говорил, надо их вытаскивать! – сердито пробурчал Ю. – А ты заладил: процесс не завершён, пусть они сами закончат! Вот парень его и закончил! Удушьем, как видишь!

Лёшка открыл глаза и сел. Ю налил из термоса чаю и протянул ему чашку. Сладкий, не очень горячий напиток показался божественным.

– Пойдём, Лёх, посидишь на воздухе, там быстрее оклемаешься.

Младший из братцев помог Лёшке встать. Когда они вернулись из сада, Йа уже отпаивал чаем Альку.

– Как ты, Лёх?

– Жес ть, – поморщился ответственный гений.

– Вы попали туда, куда хотели?

Переглянувшись, ребята кивнули.

– И сумели найти ответ на свой вопрос? – изумились Несруки.

Лёшка с сожалением развёл руками:

– Я не успел. Жизнь была короткой.

– Сдаётся мне, Лёх, роли долгожителей – не твоё амплуа, – усмехнулся Йа. – Ты и в «Игре талисмана» не достигал почтенных седин.

– Там, откуда мы вернулись, тоже была игра, – подала голос Алька. – За талисман.

– Опыт, полученный в регрессии, обычно обсуждают не откладывая. Чтобы впечатления не замылились, – пояснил Ю, которому не терпелось услышать рассказ.

– Завтра обсудим. – Алька поднялась с ковра. – Впечатления не замылятся.

Пожелав специалистам по регрессии спокойной ночи, Лёшка потянул подругу за рукав:

– Аль, пойдём через сад. Там здорово!

* * *

В этот год яблони, вишни, черёмуха и даже сирень зацвели практически одновременно, наполняя воздух дурманящим ароматом. Рука об руку, задрав головы к небу, друзья любовались луной, яркими звёздами и вдыхали запах цветения. После долгого молчания Лёшка спросил:

– Что Синголь сделала с талисманом?

– С дозволения Ашмара оставила у себя. С его помощью остановила нашествие дикарей. Лёш, песню, которую обещал допеть Алзик… Ты не помнишь?

– Я забыл…

Девочка не удержала разочарованного вздоха, но названый брат сжал её ладонь:

– Забыл все слова, кроме концовки.

* * *

– Ну, вы и дрыхнуть горазды, – ворчал Ю. – Одно слово, бездельники! А старшие товарищи, значит, в поте лица надрываются на плантации.

Лёшка действительно проспал до полудня. Алька пробудилась раньше, успела принять душ и позавтракать хлопьями с молоком. Несруки в самом деле часок повертелись на огороде, не столько помогая тёте Липе устанавливать парник, сколько развлекая хозяйку болтовнёй. Наконец компания собралась в помещении для занятий. Лёшка притащил маленький столик, на который Алька поставила пиалу с хлопьями для друга, молоко, кофейник, чайничек, сахарницу и чашки. Ю налил себе и брату кофе и нетерпеливо обратился к ребятам:

– Ну, выкладывайте, что узнали в прошлой жизни.

– Вы что-нибудь научно-популярное по телику смотрите? Канал «Discovery», например? – спросил Лёшка.

– Ю обожает программу «Монстр в тебе», – сообщил старший из братцев. – Особенно передачи про глистов.

– А про возникновение Вселенной?

Ю достал из рюкзака ноутбук:

– Что тебя интересует, Лёх? Возраст Вселенной? Её размер и температура в момент рождения?

– Нет. Меня интересуют свет и пустота.

– Сейчас посмотрим, – пробормотал Ю, набирая запрос. – Значит так… Большая часть пространства современной Вселенной пуста, один атом на один квадратный метр. Однако пустота заполнена фотонами, оставшимися со времён Большого взрыва. Это свидетельствует о том, что на момент рождения…

– Вселенная являлсь светом, а не веществом, – закончил его мысль мальчик. – Что говорится о пустоте, Ю?

– Физики пустоту отрицают, дескать, природа не терпит пустот. Даже подчёркивают: не путайте физический вакуум с пустотой! А математики, напротив, считают, что везде найдётся место пустоте. Даже придумали пустое множество, которое является подмножеством всех множеств. – Ю в недоумении почесал затылок. – И зачем оно им сдалось? Вот нуль, я понимаю! Без него никуда, особенно если он стоит после единички. Ещё лучше, когда после единички много нулей, и чтобы наличными. А кому нужно пустое множество? Теперь философы… Эти наводят тень на плетень, как обычно. Одни утверждают, что пустота, именуемая «Ничто», является основой всего. Другие вводят понятие «Ничто» как отрицание ценности мира. Третьи…

– Погоди-ка, – остановил увлёкшегося брата Йа. – Лёх, к чему ты затеял этот разговор? Какое отношение пустота, свет и Большой взрыв имеют к вопросу, на который вы искали ответ? Аля вроде собиралась рассказать об игре за талисман? Вот и пусть рассказывает!

Повернувшись к подруге, ответственный гений состроил умоляющие глаза. Алька рассмеялась и подтолкнула его в спину:

– Беги уж! Когда Лёша получает интересные сведения, ему срочно требуется стимуляция мозга. Во время бега у него рождаются новые идеи, – пояснила она специалистам по регрессии. – А разговор о свете, пустоте и Большом взрыве Лёша завёл неслучайно. Большие взрывы происходят на Большой войне. В прошлой жизни мы узнали о войне, начавшейся ещё до рождения нашей Вселенной… Её до сих пор ведут боги Аллар и Хунгар. Свет и Чёрная Пустота. Игра за талисман является её частью!

* * *

Побегав примерно с час, Лёшка застал на веранде картину, редкостную, как огни святого Эльма на мачте корабля-призрака. Несруки резали овощи для окрошки и молчали! Отсутствие болтовни являлось для братцев настолько противоестественным состоянием, что ответственный гений даже присвистнул. Скинув футболку и наскоро ополоснувшись под краном в саду, он заскочил на кухню, чтобы черпнуть из бидона кружку колодезной воды, но сорокалитровая фляга оказалась пуста. Лёшка подхватил два ведра и столкнулся в дверях с Алькой.

– За водой, Лёш? Погоди, я с тобой!

– Догоняй! Прихвати ещё тару!

Девочка быстренько вручила Йа и Ю пучок зелёного лука, схватила две пятилитровые пластиковые бутыли и выскочила за калитку. До колодца было минут пять ходьбы: сначала по тропинке вдоль дачных заборов, затем по мостику через крошечную речку и шагов тридцать по грунтовке. Добежав до железного мостика, Алька остановилась, пропуская цепочку велосипедистов. Прежде чем те закрыли обзор, она увидела, как Лёшка поставил вёдра на скамью возле колодца и начал открывать створки. Когда велосипеды прогромыхали по железу, вёдра по-прежнему стояли на скамейке, обе створки колодезной дверцы были распахнуты, а друг исчез. Алька со всех ног бросилась к колодцу, глянула внутрь и обомлела! Вместо тёмного глянца воды на неё смотрел непроницаемый белый туман!

– Лёша! – шёпотом позвала девочка. – Лёша, где ты? – Здесь… – Бесплотные струи тумана потянулись к ней. – Он здесь… Иди за ним… иди ко мне…

Ухватившись за цепь колодезного ведра, Алька стала спускаться. Свалился сланец, большой палец правой ноги коснулся ведра. Ведру следовало погрузиться в воду, но под ногами по-прежнему была лишь пустота. Девочка опустилась ещё немного, потом зажмурилась и… отпустила цепь.

* * *

Это было странное место без верха и низа, без света и тьмы, без звуков, запахов и вообще каких-либо ощущений. Абсолютно пустое место!

– Лёша, ты здесь? – испуганно позвала Алька. Пустота отозвалась мгновенно:

– Здесь Я. Что такое «Лёша»?

– Мой друг, которого ты забрала! – Алькин голос зазвенел от гнева.

– «Друг»? Забрала? Зачем? – удивилась Пустота.

– Почём я знаю! Наверное, чтобы уничтожить его Свет!

– «Свет»? Уничтожить? Зачем?

– Чтобы после смерти забрать его душу!

Вновь удивление:

– Что забрать? После чего? Зачем?

– Чтобы тебя стало больше! Ты ведь именно этого хочешь!

Пустота помолчала, а затем самодовольно заявила:

– Какая у меня фантазия!

– Ты что, считаешь меня своей фантазией? – возмутилась девочка.

– Ой, ну не надо снова начинать! – простонала Пустота. – У меня не может быть фантазии, потому что я не существую. Но поскольку не существует ничего, кроме меня, ты можешь быть только моей фантазией. Давай оставим в покое парадокс моего существования и несуществования. Надоело! Продолжай, фантазия. Значит, я хочу, чтобы меня стало больше… Что значит «больше» и «хочу»? Зачем «хочу»? Хотя подожди, кажется, понимаю! Я уже хочу, чтобы ты, фантазия, продолжилась. И хочу затем, чтобы развлечь себя.

«А ведь это не Чёрная Пустота! – внезапно догадалась Алька. – Эта Пустота не понимает, зачем становиться больше, – она бесконечна! Не понимает, что такое «смерть», – она вечна. Не ведает, что такое «Свет», ибо не подозревает о тьме. Не понимает, что такое «друг», ибо не знает никого, кроме себя! Абсолютная Пустота, существующая и не существующая одновременно».

– Продолжай, фантазия, – напомнила о себе Абсолютная Пустота.

Представив, как скучно размышлять над бессмысленным парадоксом, девочка преисполнилась сочувствием и рассказала обо всём: о борьбе Света и Чёрной Пустоты; о Большом взрыве и рождении Вселенной; о душе; о том, что такое друг и смерть… Устав говорить, замолчала. Абсолютная Пустота не откликалась столь долго, что Алька почти заснула. Вдруг прозвучало:

– Да будет так!

Вспыхнула ослепительно-яркая точка, и загустела тьма без конца и без края!

* * *

Студёная вода выплеснулась ей на голову, и Алька открыла глаза.

– Слава богу! – Лёшка уронил ведро и склонился к подруге. – Как ты, Аль?

– Мокро, – пожаловалась Алька. – Ты чего обливаешься?

Трясущимися руками названый брат принялся обтирать её лицо и волосы.

– Извини! Иначе не получалось привести тебя в чувство.

– Куда ты делся?! Поставил вёдра, открыл колодезные створки и пропал!

– Ребятишки позвали вон с той дачи. – Лёшка махнул куда-то за спину. – У них воланчик перелетел через забор и упал в кусты. Когда я его отыскал, то увидел, что ты вся свесилась в колодец! Только попа в красных шортах да ноги снаружи. Я тебе заорал, но ты меня словно не слышала. Едва успел тебя ухватить, а то бы ты точно нырнула! Оттаскиваю тебя от колодца, а ты упираешься и тянешься к воде с такой силищей, что мы вместе едва не бултыхнулись. И глаза закрыты, ну, вылитая зомби! Когда я тебя всё-таки отодрал от колодца, ты отрубилась. Ни на что не реагируешь и лежишь, будто неживая. Знаешь, как я испугался! Вот и плеснул водой. Что на тебя нашло, Аль?

– Дверца колодца была распахнута, а ты исчез. Я подумала, что ты свалился. Заглянула в колодец, а там вместо воды белый туман, такой же, как на дне оврага. И туман говорил, чтобы я шла к нему за тобой…

– Молодые люди, я к вам, кажется, обращаюсь!

Лёшка поднял голову. Крепкий пенсионер с велосипедом, увешанным пластиковыми бутылками, как новогодняя ёлка шарами, не скрывал раздражения:

– Воду набирать будете или дальше любезничать? Из-за вас скоро целая очередь выстроится! Вы здесь всё-таки не одни!

* * *

Про бутыли Альки напрочь забыли. Донельзя расстроенный Лёшка не замечал, что вода из вёдер расплёскивается ему на кроссовки.

– Я во всём виноват! – сокрушался ответственный гений. – И зачем я только затеял эту дурацкую регрессию?! Ты едва не утонула в колодце, притащив из прошлой жизни страх Синголь за Алзика…

Алька была уверена, что из прошлого за ними притащились не только страхи Синголь, но и белый туман из оврага Хунгара. Однако чтобы не огорчать друга ещё сильнее, сменила тему:

– Как стимуляция мозга?

– Я размышлял над тем, почему в философии перемешаны разные понятия пустоты.

– Потому что Пустота действительно разная, – задумчиво кивнула Алька. – В колодце со мной говорила Абсолютная Пустота.

Едва не выронив вёдра, Лёшка застыл на середине железного мостика. Алька тоже остановилась и пересказала другу свою беседу с Абсолютной Пустотой. Лёшкины глаза округлились от изумления:

– Так ты надоумила Абсолют…

– Молодые люди! Я к вам, кажется, обращаюсь!

Закончив наполнять и грузить свою множественную тару (присовокупив к ней, кстати, оставленные Алькой бутыли), пенсионер собирался проехать через мост. Однако на середине застряла знакомая парочка.

– Будете и дальше любезничать или дадите проехать? Что за молодёжь нынче пошла – ни с кем, кроме себя, не считаются! Солипсисты!

* * *

С обедом припозднились, но нарушение режима прошло незамеченным, ибо тётя Липа подверглась двойному обольщению. Йа преподнёс ей нарциссы, срезанные с клумбы, а Ю добавил к ним букет черёмухи, которая в изобилии росла за забором.

Освобождённая гостями от хлопот по приготовлению обеда, хозяйка наслаждалась царившей за столом идиллией. Несруки, вернувшись к своему естественному состоянию, трещали, как белки. Алька накладывала в пиалы окрошку и наливала квас. Лёшка резал хлеб. Проработав в школе всю жизнь, тётя-завуч была вынуждена признать, что никогда не видела таких умненьких и воспитанных подростков, как племянница и её друг. А уж таких обаятельных мужчин, как коллеги мадам Добрэн, и подавно.

В кармане Йа завибрировал телефон, и старший специалист по регрессии вышел из-за стола. Когда он вернулся, остальные успели покончить с окрошкой, котлетками и зелёным салатом.

– Извини, Йа, мы тебя не дождались, ты слишком долго болтал, – сказала Алька, заваривая чай. – Доедай окрошку, я разогрею котлеты.

– Привет тебе от мадам Добрэн. И тебе, Лёх! И в ам. – Йа поклонился хозяйке дачи и кивнул брату: – Ты тоже не забыт!

Алькины глаза вспыхнули радостью:

– Ты говорил с мадам Добрэн? Она так давно не подавала вестей! Как она?

– Сама спросишь.

– Мадам Добрэн прилетает?! – Девочка даже захлопала в ладоши.

– Мы с братом завтра с утра встречаем её в аэропорту.

– Передайте мадам Добрэн, что нам всем будет очень приятно её увидеть, – попросила тётя Липа. – Надеемся, что она сумеет нас навестить.

– Две такие восхитительные, эрудированные дамы, как вы и мадам Добрэн, просто не могли не понравиться друг другу! Поэтому… я уже передал. Мадам Добрэн непременно заедет. Она соскучилась по ребятам!

Несмотря на дивное майское цветение, за столом явственно пахнуло чем-то рождественским. Словно собравшиеся получили эсэмэску о внеплановом визите Санта-Клауса!

 

Глава 12

Danger

Судя по количеству навезённых подарков, мадам Добрэн действительно перепутала майские выходные с рождественскими праздниками. Тётя Липа получила элегантную сумочку и коллекцию самых популярных кремов по уходу за кожей. Каждый из братцев был одарен парой отличных кожаных перчаток, Лёшке досталась электронная читалка с уже закачанной библиотекой, а Альке – видеокамера. Девочка тут же передала технику другу со словами:

– Освой, потом меня научишь.

Кроме того, Алька получила коробочку духов с запахом, похожим на жасминовый аромат, исходивший от мадам Добрэн, а также супермодные в этом сезоне лакированные трёхцветные туфельки (жёлто-оранжево-голубые) и юбочку с блузкой им в тон.

– Померь, я боялась не угадать, насколько ты выросла за год, – попросила мадам Добрэн, когда девочка закончила её обнимать и благодарить.

Алька не заставила себя просить дважды и вскоре вернулась вся жёлто-оранжево-голубая:

– Ну как?

– Супер! – отозвался Лёшка, не отрываясь от инструкции к видеокамере. – Ещё про одну опцию прочитаю и засниму тебя.

Ю оценивающе обошёл вокруг Альки, осматривая её, как эксперт программы «Модный приговор».

– На мой взгляд, несколько консервативно, – вынес он вердикт. – Твоя фигура, Аль, вполне позволяет самовыражаться посредством более коротких юбок и менее свободных рубашек. В коротеньких красных шортах и обтягивающем топике ты мне нравишься больше. И каблук у туфель нужен повыше! Чтобы подчеркнуть стройность твоих ножек.

– Ты ничего не понимаешь в молодёжных модных течениях, Ю! – рассмеялась француженка.

– Зато он большой эстет, – ехидничал Йа. – Чем короче юбка и выше каблук, тем они сильнее воздействуют на его мозговые центры, отвечающие за утончённое чувство прекрасного.

– По-моему, тебе идёт, и размер в самый раз, – одобрила тётя Липа. – Туфли не жмут?

Так, болтая, накрывали на стол. Тётя Липа варила картошку и делала салат. Мадам Добрэн разбирала коробочки с десертами. Несруки выуживали из сумок всяческие нарезки, сыры, паштеты… Алька, повязав поверх обновки фартучек, красиво раскладывала угощения по тарелкам. Лёшка, изучив инструкцию, снимал праздничные хлопоты. Вот в фокусе оказалась большая кастрюля, в которой варилась картошка, из-под крышки валил пар. Ответственный гений плавно отдалил изображение, чтобы в кадр попала вся кухня, и удивился. Вопреки законам физики пар собирался внизу и висел возле самого пола!

* * *

Когда бывшие сетевые партнёры перешли в комнату для занятий, мадам Добрэн обратилась к ребятам:

– Йа сказал, вы во время регрессии оба попали в то время и место, где побывала Аля, путешествуя по живой памяти. Никогда бы не подумала, что это возможно без талисмана!

– Могли мы из прошлого принести что-то в настоящее? – спросила Алька.

Француженка удивлённо взглянула на девочку:

– Только воспоминания. Почему ты об этом спрашиваешь?

– В прошлой жизни мы шли по дну туманного оврага. Это было недоброе место, место Хунгара. Вчера я увидела такой же туман в колодце.

Мадам Добрэн покачала головой:

– Думаю, что увиденное тобой относится к явлениям психического порядка.

– То есть является глюком? – уточнил Лёшка.

Француженка и Несруки кивнули. Мальчик включил видеокамеру:

– Взгляните-ка сюда. Это, по-вашему, глюк объектива?

И все увидели заполненную паром кухню и притаившийся возле самого пола непроницаемый белый туман. Алька вздрогнула:

– Это связано с талисманом! Мадам Добрэн, вы прилетели, потому что с талисманом что-то случилось?

Француженка кивнула. Затем открыла сумочку и достала плоский кожаный чехол:

– Лёша, твой смартфон сломался. Перестал разряжаться…

– То есть работает, не потребляя энергии? – растерялся Йа.

– И непрерывно посылает сигнал! – Мадам Добрэн откинула чехольчик.

По чёрному экрану смартфона бежала яркая белая строка… Danger…Danger… Danger…

– Мне это не нравится! – не на шутку встревожился Ю. – Вдруг талисман затеял новую «Игру»? И ка-а-ак рванёт сейчас!

– Нарушение закона сохранения энергии! – не мог прийти в себя Йа. – Это же вообще ни в какие ворота! Нужно срочно вытаскивать талисман! Только как?

Ответственный гений запустил пятерню в вихры и прикрыл глаза. Решение вертелось где-то совсем рядом, перед самым носом… Если заснятый на видео белый туман действительно принесён ими из оврага Хунгара, значит, они с Алькой что-то изменили в прошлом. Из-за чего в настоящем появился белый туман. Значит…

Лёшка резко повернулся к француженке:

– Мадам Добрэн, направьте меня по живой памяти в ночь, когда за нами гнался охотник. Одна идея появилась. Если сработает, я вытащу талисман!

Алька сжала плечо друга:

– Даже не надейся отправиться в прошлое без меня!

Йа запер двери и задвинул жалюзи, Ю зажёг три красные свечи. Ребята положили пальцы на смартфон и уставились на пламя.

– Десять… – начала обратный отсчёт мадам Добрэн.

* * *

Ремонтные работы на разбитом участке трассы перед въездом в город ещё не закончились. Джип попал левым колесом в глубокую выбоину, и машину резко тряхнуло. Не отводя глаз от дороги, чтобы вновь не угодить в яму, француженка выудила из кармана кулон, завёрнутый в шёлковый шарф, и протянула пассажиру. Лёшка передал талисман сидевшей сзади подруге. Город, пустовавший по причине глубокой ночи и майских праздников, проскочили быстро. Проезжая промзону, мадам Добрэн снизила скорость.

– Топливный датчик показывает, что бак на нуле, – удивилась француженка. – Странно… Возможно, датчик барахлит. Давайте на всякий случай заправимся.

Возле заправки вертелась пара крупных бродячих собак. Когда джип остановился возле колонки, псины зашлись недружелюбным лаем и стали бросаться на колеса.

– Аль, угомони психованных псов, – попросил Лёшка.

Девочка направила кристалл на животных. Те завизжали и, поджав хвосты, бросились в темноту.

– Ты прямо-таки доктор Айболит! – съязвил названый брат. – С каких пор образ монстра из озера Хой-Лор стал считаться успокоительным средством?

Вставив в бензобак пистолет, мадам Добрэн зашла в магазинчик, где одинокая продавщица уткнулась в планшет. От кустов, в которых исчезли напуганные псы, отделилась высокая фигура и последовала за француженкой. В тёмной руке незнакомца блеснуло длинное лезвие. Подавив крик, Алька наставила кристалл на охотника, но в его сознании не было даже крошечной искорки Света.

– Не могу к нему воззвать, – прошептала девочка, – он совершенно пуст…

– Обратись к оружию, – посоветовал Лёшка и, выскользнув из машины, спрятался за заправочной колонкой.

Стеклянная дверь магазина распахнулась и выпустила мадам Добрэн. Француженка прижимала к груди бумажный пакет с покупками, как вдруг…

– Отдай амулет Хунгару!

От неожиданности мадам Добрэн выронила пакет, и баночки с соком покатились по асфальту. Охотник замахнулся на женщину ножом, но рукоять в его ладони внезапно задёргалась. В пустых глазах нападавшего промелькнуло недоумение. Воспользовавшись его растерянностью, француженка оттолкнула его и метнулась к машине. Незнакомец ринулся за ней, но ему под ноги бросился светловолосый парнишка. Охотник схватил дерзкого щенка за горло и мгновенно отдёрнул руку.

– Убирайся! – Фигура мальчика начала стремительно наполняться Светом.

– Скоро ты сдохнешь! – с ненавистью прошипел посланник Хунгара, прикрывая обожжённой ладонью лицо.

– Не тебе решать!

– Господин уже решил! – Закрываясь полой плаща, охотник попятился.

Вслед ему ударил Свет.

* * *

Йа снова протёр глаза, не веря тому, что они видели. Пальцы Лёшки и Альки, секунду назад покоившиеся на кожаном чехле со смартфоном, теперь лежали на золотом диске! Ребята зашевелились, потянулись и уставились на талисман.

– Получилось! – восхитилась Алька.

– Уму непостижимо… – взволнованно выдохнул Ю.

Лёшка отодвинул талисман, откинул кожаный чехол и показал погасший экран. Ему ответил всеобщий вздох облегчения. Включить разрядившийся смартфон не удалось, экран оставался чёрен.

– Как вы это сделали, чародеи? – потребовал объяснений Йа.

– Я перевёл талисман в смартфон в ту ночь, когда за нами гнался охотник. Сейчас по каналу живой памяти мы с Алей туда вернулись и действовали по-другому. Я не соединял талисман со смартфоном.

– Как вы могли действовать по-другому? – изумился Ю.

– Потому что, благодаря «Игре талисмана» и регрессии, мы стали другими, не такими, какими были год назад, – объяснила Алька.

– Ни черта не понимаю! – воскликнул Йа. – Где логика? Чтобы стать другими, вы должны были пройти «Игру»! Чтобы талисман затеял «Игру», Лёха должен был перевести его в смартфон! Если он не переводил талисман, «Игры» быть не могло!

– А я не понимаю твоей логики, – пожал плечами ответственный гений. – Ты готов признать тот факт, что талисман меняет физические свойства нашего мира! Даже нарушает закон сохранения энергии! Что же мешает тебе смириться с тем, что талисман способен влиять и на время? И менять причинно-следственные связи?

– Как вы действовали на сей раз? – спросила мадам Добрэн, пресекая дальнейшее развитие спора.

– Лёша отдал талисман мне, а охотнику приказал убраться, – ответила Алька.

Француженка и Несруки не сдержали изумлённых возгласов.

– После «Игры талисмана» я много раз видела, как Лёша начинает светиться, – добавила девочка. – Это Свет Аллара! Охотник Хунгара не выносит его.

– Похоже, мы снова влипли, – вздохнул Лёшка. – Талисман у нас – значит, скоро за ним явится посланник Хунгара.

– Так опять прикажешь ему убраться, – легкомысленно заметил Ю. – В чём проблема?

– Проблема в том, – Алька старалась говорить спокойно, но голос её срывался, – что Лёшин Свет не помешает оружию охотника! И ещё, Ю, проблема в том, что не один лишь охотник служит Хунгару!

– Ребята правы! Нужно срочно придумать, как избавиться от талисмана! – обеспокоенно воскликнула француженка. – Аля, Лёша, ответ на какой вопрос вы искали, погружаясь в регрессию?

– Что сделала Синголь с талисманом, – тихо сказала Алька.

– Так что же она сделала?

* * *

Закончить рассказ Алька не успела, потому что из-за двери донёсся дикий визг. Все вскочили и бросились на веранду. Тётю Липу обнаружили в кухне. Мучнисто-белое лицо хозяйки было исполнено неописуемого ужаса. Трясущимся пальцем тётя Липа указывала на флягу с колодезной водой:

– Там… там…

Первыми подскочили Несруки, откинули крышку бидона, заглянули внутрь и тут же захлопнули, отпрянув:

– О, чёрт!

– Мадам Добрэн, подождите, – остановил француженку Лёшка. – Сначала посмотрим мы. Аль, талисман с тобой? Уведите тётю Липу.

Несруки подхватили под локти хозяйку, едва державшуюся на ногах, и вывели на веранду.

– Корвалол и валокордин, – слабым голосом попросила тётя Липа, держась за грудь.

Мадам Добрэн, покопавшись в тумбочке, нашла флаконы, налила полстакана воды, накапала по десять капель того и другого.

– Вам нужно прилечь. Давайте потихоньку.

Втроём они помогли хозяйке добраться до кушетки.

– Где дети? – еле слышно спросила тётя Липа.

– Не волнуйтесь, с ними всё в порядке, – успокаивал Ю, но в его голосе не слышалось уверенности.

Йа и мадам Добрэн уставились в сторону кухни, откуда, как подошедшее тесто, выползал белый туман. Внезапно его непроницаемая завеса затряслась, а в следующий миг Свет заполнил кухню, как Вселенную в момент Большого взрыва. Когда зажмурившиеся Несруки и мадам Добрэн открыли глаза, в двери, держась за руки, стояли ребята. На груди Альки ярко сиял талисман, Лёшкина фигура слегка вибрировала, вбирая в себя Свет.

Передав названому брату кулон, Алька бросилась к тёте:

– У вас же не будет гиперкриза?!

Хозяйка погладила приникшую к ней головку:

– Где твой друг, детка?

Лёшка склонился над кушеткой:

– Я здесь, всё в порядке.

– Слава богу, детки. Что это было?

– Что было? – Честные глаза племянницы и её друга смотрели с недоумением.

– Змеи в бидоне… Целый клубок чёрных змей!

– Вы перетрудились! Не было никаких змей!

– Нельзя столько работать без панамы! Завтра не притронетесь к грядкам.

– Будете руководить нами из шезлонга, а мы сделаем всё, что скажете.

– Тётя Липа, вы здесь подремлете или вас в комнату отвести? Может быть, чай поставить?

– Останусь здесь. Чай сами попейте, я не хочу.

Алька уселась подле тёти, остальные вернулись в комнату для занятий. Примерно через полчаса тётя Липа уснула.

* * *

В комнате для занятий по-прежнему горели три красные свечи, в курительнице дымились две ароматические палочки. Лёшка сидел на пятках, его левая рука покоилась на колене, пальцы правой на золотой оправе талисмана. Спина ссутулилась, плечи поникли, голова склонилась к груди.

– Что вы наделали?! – чуть не заплакала Алька. – Как можно было отправлять Лёшу в путешествие по живой памяти без меня?! Я должна быть рядом с ним! Кто ещё ему поможет?!

– У нас не было времени, – тихо ответила мадам Добрэн. – Раз здесь твари Хунгара, то и охотник может явиться в любой момент. Лёша сказал, что нужно срочно исправить ошибку Синголь, совершённую в прошлом. Он попытается принести талисман в дар Ашмару.

Вздохнув, Алька склонилась над задвинутой в угол корзиной с Колхоем. В спешке даже не подумали вытащить кактус, помогавший осуществлять навигацию по живой памяти! Не успела девочка снять с корзины крышку, как дверь, ведущая в сад, распахнулась. Порывом ветра задуло свечи, в помещении мгновенно стало темно.

– Вы сильно облегчили мне задачу, успокоив этого любимчика Аллара, – послышался из темноты насмешливый голос.

Бывшие сетевые партнёры обмерли. Громадная, едва различимая во мраке фигура приблизилась к Лёшке.

– Я ведь обещал, что ты сдохнешь? Час настал! Эй ты, – незнакомец обернулся к Йа, – убери его пальцы с амулета! Быстро!

Сам прикасаться к любимчику Аллара посланник Хунгара, видимо, опасался. Йа не шелохнулся.

– Ты плохо слышишь? – Незнакомец вытащил нож. – Прочистить уши?

В ноги к охотнику с визгом кинулся Ю. Тот пнул специалиста по регрессии в живот, и бездыханный Ю полетел в противоположный угол. Йа бросился к брату. Мадам Добрэн вскочила. Алька, откинув крышку корзины, сорвала цветок и шагнула к страшному незнакомцу:

– Убирайся! И передай своему Господину, он никогда не получит талисман!

Из ладони девочки заструился Свет Аллара. Заросшее лицо слуги Хунгара исказилось от боли и бешенства.

– Ошибаешься! Получит, и скоро! А тебя ждёт участь твоего приятеля!

Охотник метнул нож и выскочил в сад. Алька бросилась к другу. Лёшка не пошевелился невзирая на тёмный ручеёк, побежавший вдоль его правой руки. Ручеёк стекал на оправу талисмана, окрашивая прозрачный кристалл в алый цвет.

– Скорей за аптечкой! – Отстранив Альку, мадам Добрэн склонилась над мальчиком.

* * *

Лёшке перебинтовали плечо, Ю уложили на кушетку. Закончив оказывать помощь пострадавшим, француженка и Йа присели, промокая бинтами кровь, впитавшуюся в ковёр.

– Ну, и что будем делать? – растерянно спросил Йа.

Мадам Добрэн пожала плечами:

– Ждать. Вся надежда на Лёшу. Если ему удастся попасть в нужное место и время и принести талисман в дар Ашмару, у нас появится шанс. В противном случае слуг Хунгара не остановить.

– Но пока Лёха в процессе, он является идеальной мишенью! – возразил Йа. – Нам невероятно повезло, что нож лишь задел парню руку. Однако этот мерзавец несомненно вернётся, и надеяться на повторный промах наивно.

Алька металась по комнате:

– Я должна помочь Лёше там! И не могу его бросить здесь!

– Здесь твоя помощь нужнее, – заметила француженка. – Если бы не ты, никого из нас уже не было бы в живых.

Прекратив метания, Алька опустилась на ковёр рядом с Лёшкой. Кофейный фон и яркие геометрические фигуры были измазаны бурыми пятнами. Девочка вздохнула: мадам Добрэн права! Здесь она другу нужнее.

 

Глава 13

Живая память: Алсим

Обратные десять миль от пастбища до пещеры отшельника оказались мукой. За второй день инициации Алсим не беспокоился, уж испытание на выносливость он пройдёт без труда. Не зря Опекун с младых лет гонял Алсима, как оленя, и на скорость, и на большие расстояния. Поэтому отмахать двадцать миль для юноши не составляло проблемы. Десять миль до пастбища Алсим преодолел легко, значительно опередив семерых парней, вместе с которыми проходил инициацию. Пастухи накинули ему на плечи ягнёнка, и, ухватив обеими руками по паре тоненьких ножек, он побежал обратно. Тут-то и началось!

Агнец дрожал и блеял так жалобно, что Алсим сбился с ритма. Не в силах больше выносить стенаний, он снял ягнёнка с плеч и прижал к груди. Пришлось перейти на шаг. Измученный страхами ягнёнок затих на руках, хотя то и дело нервно подрагивал. Семеро парней давно обогнали Алсима.

– Ничего, – подбадривал самого себя юноша, – добраться до пещеры к закату я успею.

Следующий этап обряда должен был проводиться в пещере, где жил когда-то мудрый отшельник. Алсим старался идти как можно быстрее, однако маленькое тёплое тельце, покрытое белым каракулем, немного, но весило. Поначалу Алсим этого веса не замечал, но с каждой милей тяжесть становилась всё ощутимее. Конечно, разумнее нести ягнёнка на плечах, как сделали все остальные. Так можно даже бежать. Но юноша передёргивался от мысли, что ему снова придётся слушать эти умоляющие стоны.

Тропа, ведущая в пещеру, начала круто забирать вверх. Пот заливал глаза, жутко хотелось пить, ноша тянула вниз, словно Алсим тащил не ягнёнка, только что появившегося на свет, а трёхлетнего быка. Солнце неумолимо садилось, а до пещеры оставалось не меньше мили. Было до слёз обидно провалить инициацию к концу второго дня. Алсим боялся провала в первый день, никак не во второй.

В первый день юноши должны были продемонстрировать умение пользоваться оружием и постоять за себя в борьбе. С этим, в отличие от выносливости, у Алсима дела обстояли неважно. К упражнениям с оружием он относился спустя рукава и попадал в мишень значительно реже других. Примерно за полгода до инициации наставник подозвал его и сказал:

– Значит так, Алсим, твоя меткость составляет пятьдесят попаданий из ста. Либо попал, либо нет. То есть оружием ты не владеешь. Ты не трус, но в случае нападения врагов храбрость без оружия не принесёт пользы. Ты не сумеешь защитить ни себя, ни женщин, ни детей. Или ты рассчитываешь, что симхаэтов снова спасёт Камень Гнева твоей матери? Если так, ты просто не мужчина!

И ещё много неприятных слов наговорил тогда ему наставник. Алсим злился, краснел, кусал губы, но после этого разговора каждый день стал проводить на стрельбищах по многу часов. Вчера его меткость составила восемьдесят девять попаданий из ста. Наставник остался доволен.

Хуже дело обстояло с борьбой. Алсим хорошо освоил технику приёмов, но ему не хватало физической силы, и борцовские поединки со сверстниками он неизменно проигрывал. Видя, как невысокий, тонкокостный паренёк всякий раз оказывается прижатым к земле более массивным соперником, наставник только качал головой. После того как испытание на меткость закончилось, он отозвал Алсима в сторону:

– Если хоть раз твой противник коснётся спиной земли, я зачту тебе первый день. Если нет, не обессудь!

Неудивительно, что, когда вслед за проверкой меткости наступила очередь борьбы, Алсим страшно нервничал. Его противником оказался Симрух, с которым Алсима часто ставили в пару, потому что Симрух тоже не выдался ростом. Зато, не в пример Алсиму, был плотен и коренаст. Начиналась борьба с «потолкушек».

Сначала парни настраивались на борьбу, глядя друг другу в глаза. Затем каждый упирался противнику руками в плечи и давил или толкал что есть силы. «Потолкушки» длились до тех пор, пока один из участников не падал. Во время тренировок Алсим к концу «потолкушек» всегда оказывался на земле.

Симрух и Алсим стояли друг против друга. Симрух смотрел на своего противника насмешливо, проводить настройку ему казалось совершенно излишним. С этим слабаком он, как обычно, справится в два счёта. Внезапно Алсим завопил: «А-а-а-а!!!» – и со всей силой толкнул Симруха в грудь. От неожиданности тот повалился.

– Так нечестно! – закричал Симрух.

– Нечестно, – спокойно согласился наставник, – если речь идёт об обычном состязании. Но когда дело доходит до сражения, ошеломление врага может оказаться решающим фактором успеха. Инициация – не спортивные соревнования, оценивается ваша готовность биться в реальной схватке. Алсим победил. Вставайте и продолжайте.

Конечно, обиженный Симрух отыгрался, с силой швыряя коварного противника на землю в следующем раунде борьбы. Но Алсима синяки и шишки не огорчали. Главное, первый день инициации он прошёл! Самый сложный день.

Так он думал, пока на руках не оказался ягнёнок, белый, как его кожа. Алсим отличался от сверстников не только невысоким ростом и хрупкой комплекцией, но и очень светлой кожей, мгновенно обгорающей на солнце. Летом ему всегда приходилось носить тунику с глухим воротом и длинными рукавами. И глаза у него были не такого цвета, как у остальных симхаэтов. Имя тоже шло вразрез с традицией. Мальчикам народа Симха давали имена, начинающиеся с Сим, исключения случались, но очень редко.

Родственники считали Алсима даром Аллара. Все знали, что светлый бог покровительствует его матери. Давно, ещё до рождения Алсима, Аллар вручил ей Камень Гнева, с помощью которого народ Симха сумел отбиться от дикарей. Алсиму рассказы о тех днях казались не более правдоподобными, чем другие легенды. Никакого Камня Гнева он у мамы не видел. Но свою белую кожу и голубые глаза объяснял, как и родственники, прихотью лучезарного бога. Имя ему мать дала, естественно, в честь Аллара, в том никто не сомневался. Родственников смущало лишь одно: Опекун. Впрочем, вопросов они не задавали, не их это дело, кого Аллар послал в опекуны. Хотя выбор, конечно, странный…

* * *

Оказавшись в сумраке пещеры, Алсим рухнул как подкошенный. Вынимая из его окаменевших рук ягнёнка, наставник лишь качал головой.

– Я опоздал… – пробормотал юноша.

– Отдыхай. Я приду за тобой, когда начнётся третий этап.

Значит, успел! Алсим закрыл веки и впал в забытьё.

* * *

Прежде чем повести их по тёмному туннелю, наставник вложил в рот каждому шарик чего-то непонятного, лишённого запаха и вкуса, и приказал жевать. Парни выстроились цепочкой, держась правой рукой за плечо впереди стоящего. Первым двигался наставник, замыкал шествие Алсим. Его голубые глаза видели в темноте не хуже, чем при свете, в поводыре Алсим не нуждался.

Семь патриархов, старейших членов каждого из семи родов, чьи отпрыски проходили инициацию, ожидали их в центральной части пещеры. Наставник усадил юношей полукругом напротив старцев и скрылся в боковом проходе.

– В начале начал было Ничто, Первозданная Тьма без конца и без края, – произнёс первые слова священной истории Симхарух, прадед Алсима. – Но во Тьме горела искра Изначального Пламени…

Вспыхнул огонёк. Алсим хорошо видел, как один из патриархов открыл глиняный горшок, в котором тлели угли, и опустил туда щепу. Остальным юношам казалось, что огонь возник сам собой. Они затаили дыхание.

– Тьма пыталась поглотить Изначальное Пламя, а то стремилось всю её заполнить огнём, – продолжал Симхарух. – Тьма сжимала непокорную точку, и всё ярче пылало Пламя. Напряжение росло, и сколько длилась их борьба – не знает никто, ибо времени тогда ещё не существовало…

Алсим, по-прежнему жевавший шарик, вдруг перестал слышать голос прадеда. Юноша превратился в крошечную яркую искорку и ощущал, как что-то наступает, давит со всех сторон и он накаляется всё сильнее… Вот он сделался настолько мал, что почти совершенно исчез, но на самой грани исчезновения внутри него словно что-то треснуло – и в одно мгновение Тьма наполнилась ослепительным Светом.

* * *

– Вы проведёте здесь трое суток без еды и питья, в полном молчании, – произнёс наставник. – Боги будут говорить с вами. Тот, кто нарушит молчание, не пройдёт третий этап инициации.

Испытание голодом, жаждой и молчанием не показалось Алсиму слишком трудным. Обжорством он никогда не страдал и три дня без пищи мог легко пережить. Без воды, конечно, обойтись сложнее, но, если удастся большую часть времени проспать, можно обхитрить и жажду.

Юноша вытянулся на полу и попытался уснуть. Два этапа обряда он одолел. Третий и, наверное, последний пройдёт и, получив права взрослого, отправится к морю. Эта мечта поселилась в его душе с тех пор, как мама рассказала, что ручей, по которому поднимаются на нерест лососи, впадает в море. Сначала ручей сливается с другими, превращается в могучую реку, и та несёт пресные воды навстречу солёному морю, откуда когда-то приплыли предки народа Симха. Алсим заболел желанием увидеть море и пообещал себе, что осуществит мечту, когда будет признан совершеннолетним. Одно его смущало: как к его планам отнесётся мама?

Мама, не боявшаяся никого и ничего, тряслась над Алсимом, как над младенцем! Её глаза наполнялись тревогой даже при виде обычной ссадины на коленке сына, а ссадины у него случались частенько. Представляя, как мама отреагирует на известие о походе к морю, юноша испытывал угрызения совести. Ничего, торговался с совестью Алсим, ради маминого спокойствия он готов взять с собой Опекуна.

Сколько Алсим себя помнил, волк находился при нём всегда. Сперва был его нянькой, позже – телохранителем и верным помощником. Наверняка и сейчас Опекун дожидается его где-то неподалёку. От мыслей о маме и Опекуне на душе у Алсима стало так тепло и уютно, что он быстро задремал, несмотря на жёсткий, холодный пол пещеры.

* * *

– …если хочешь, чтобы они жили, – вползло что-то страшное в его сон, и Алсим мгновенно проснулся.

– …не получит талисман никогда!

– …единственный достойный ответ Хунгару!

– Готовься к следующему погребению!

– Не верь посулам Хунгара! Его обещания ложь!

– Ты не выкупишь талисманом мою жизнь… не выкупишь жизнь… не выкупишь…

Голоса наступали со всех сторон, разрывая сознание, Алсим едва удерживался от крика. Откуда-то справа неслись громкие стоны. Для одного из парней третий этап закончился провалом. Отчаянно заверещал сосед слева – ещё один провалился! Алсим до крови закусил руку: «Только бы не сорваться, только бы не сорваться», – молился он неизвестно кому.

* * *

– Вы не прошли инициацию. – Наставник обращался к двум юношам, не сумевшим сохранить молчание. – Укрепляйте свой дух, через год вам будет предоставлена повторная возможность.

На провалившихся было больно смотреть, и оставшиеся участники потупили глаза.

– Вам предстоит последний этап, – сообщил шестерым парням наставник.

Алсим так надеялся, что третий этап завершит инициацию! После трёх дней сухой голодовки его шатало, лицо осунулось, глаза запали. Остальные ребята выглядели не лучше. Наставник приказал им сесть, вложил в ладони Симруха наполненный жидкостью сосуд, велел сделать три глотка и передать сосуд по кругу. Жидкость подействовала мгновенно! Глаза юношей заблестели, мышцы налились силой.

– На третьем этапе боги говорили с вами. На четвёртом вы будете говорить с богами. Возьмите свои дары.

Наставник кивнул в угол, где лежали кожаные мешочки и ножны, которые участники сдали после первого дня обряда. Каждый из парней повесил на пояс ножны и поднял мешочек с даром для Ашмара, изготовленным собственными руками. Даром – символом заветной мечты.

– У выхода из пещеры найдёте своих ягнят и возьмёте с собой. Теперь слушайте внимательно, что вы должны сделать, когда поднимитесь к изваянию. Сначала принесёте дар Ашмару и попросите благословить вашу мечту. Затем начнёте обходить изваяние по движению солнца. Попросите Хунгара принять кровь агнца взамен вашей и перережете ягнёнку горло.

При этих словах и без того бледное лицо Алсима стало совершенно белым. Скользнув по нему взглядом, наставник сурово продолжил:

– Никого не волнует, нравится это вам или нет! Чтобы Хунгар не возжаждал вашей крови, вы должны принести ему в жертву кровь ягнёнка! Потом продолжите обход. Дар Аллару – прядь ваших волос. Вопросы есть?

Вопросов не было.

– Говорить с богами будете по очереди, не всем скопом. Следующий приступает только после того, как начавший ритуал полностью его завершит. Сил от трёх глотков вам хватит ненадолго, поэтому не мешкайте. Тот, кто на последнем этапе не сумеет исполнить всё, что требуется, не пройдёт инициацию.

* * *

Пятеро парней с агнцами на плечах уже карабкались друг за другом по широким белым ступеням, ведущим к святилищу богов, когда Алсим с белым ягнёнком на руках доплёлся до большой сосны. Положив свою ношу на хвою, юноша перевёл дыхание и тихонько позвал:

– Опекун.

Волк возник совершенно бесшумно. Ягнёнок задёргался и испуганно заблеял.

– Я не смогу его убить, – всхлипнул Алсим. – Как можно убить того, кого десять миль пронёс на руках?

Седой Опекун приподнял верхнюю губу, показывая отлично сохранившиеся передние зубы: «Я понял тебя». И мотнул головой влево, что означало: «Посмотри туда». Алсим всмотрелся в кустарник, но ничего примечательного там не обнаружил. Когда он снова обернулся к Опекуну, волк исчез. Горло у ягнёнка было перекушено очень аккуратно.

* * *

Алсим развязал кожаный мешочек и достал дар Ашмару:

– Предки народа Симха когда-то приплыли из-за моря. Они умели делать ладьи и управлять ими. Теперь знания предков забыты. Никто из моих соплеменников не видел ни моря, ни ладей. Я представляю ладью такой и подношу в дар тебе, величайший из богов. Благослови меня на то, чтобы добраться до моря и сделать ладью, которая поплывёт.

Алсим никому не показывал миниатюрную ладью, но ему самому она казалась очень красивой. Он вырезал её из ствола белого дерева и целый год совершенствовал мелкие детали. Теперь плод его трудов висел на сросшейся кисти, и юноша в волнении ждал, примет ли Безликий его дар. Белое дерево вспыхнуло синими искрами, и кисть Ашмара очистилась. Алсим поклонился, поднял с каменной плиты ягнёнка и двинулся в обход.

Чёрная гримаса Хунгара вызывала содрогание. Превозмогая страх, Алсим вложил мёртвое тельце в требующую жертвы длань.

– Прими жизнь этого агнца взамен моей и отврати свой гнев, могущественный Хунгар.

Ничего не произошло, лишь ветер пронёсся по кронам.

– Эта жизнь отнята не тобой, – слышалось в шуме ветвей. – Ты в крови, но где кровь, предназначенная мне?!

Грозный бог гневался! Повинуясь наитию, Алсим полоснул себя ножом по предплечью и окропил своей кровью белый каракуль:

– Вот кровь для тебя, Хунгар.

Ягнёнок исчез в багровом пламени. Алсим собрался продолжить обход, как вдруг почувствовал, что действие трёх глотков чудодейственного напитка закончилось. В глазах у юноши потемнело, его мотнуло назад, к тянувшимся к нему скрюченным пальцам. Колени подломились, и он повалился на каменные плиты.

– Не торопись, – насмехался ветер в кронах, – мне понравился вкус твоей крови.

Кто-то толкал Алсима и пытался тащить, несильно сжимая зубами руку. Ну, конечно, верный Опекун! Собрав последние силы, парень пополз вперед, оставляя на плитах кровавый след. Пусть со скоростью улитки, но он удалялся от Хунгара и приближался к Аллару. Опекун крутился вокруг него волчком, закрывая от чёрного бога.

– Держись, ещё немного, и я помогу, – нёс ветер весть со стороны Аллара.

И Алсим полз и полз, полз и полз…

Горячий язык лизнул кожу. Морда с мокрым носом настырно тыкалась в щёку. Алсим через силу повернулся набок. Опекун продолжал его толкать. Когда удалось перекатиться на спину, на лицо заструился Свет. Юноша всей кожей впитывал его и ощущал ни с чем не сравнимое блаженство. Свет смыл усталость и боль, тело сделалось лёгким, как луч, как ветер. Алсим поднялся с белых плит, отрезал прядь волос и благоговейно вложил её в пальцы лучезарного бога:

– Аллар, прими мои волосы и душу. Да пребудет со мной твоя милость, как осеняла она мою маму…

Прядь наполнилась Светом.

– Не только её… – сияла сверху улыбка Аллара.

* * *

Прильнув к серому от въевшейся пыли, покрытому разводами лицу Алсима, мать безостановочно гладила его волосы и плечи, словно никак не могла вполне удостовериться, что перед ней не пустота. Отрывалась, снова приникала, покрывая поцелуями ввалившиеся щёки сына, его грязный лоб. Запахло горелым.

– Совсем про лепёшки забыла! – спохватилась мама. – Помойся, сынок, вода нагрета.

Она вернулась к очагу. Чувствуя, что ноги его больше не держат, Алсим опустился прямо на пол.

– Уже иду, – пробормотал он и заснул там, где сидел. Пробудившись на закате неизвестно какого дня, юноша обнаружил, что лежит на циновке, укутанный в тёплое шерстяное одеяло. Запахи горячей пищи дразнили обоняние, и слюна моментально наполняла рот. Изодранной туники, пропитанной потом, пылью и кровью, на нём не было. Располосованное левое предплечье, обработанное и заботливо забинтованное, почти не ныло. Множественные синяки и шишки не ощущались. Усталые мышцы болели, но в целом Алсим был вполне жизнеспособен. Дразнящий запах приблизился.

– Попробуй, сынок. – Мама вложила ему в рот маленький рулетик.

Алсиму показалось, что ничего вкуснее этого подкопчённого сыра, сдобренного душистыми травами, завёрнутого в восхитительную масляную лепёшку, он никогда не ел! Юноша снова открыл рот.

– Ещё один рулетик – и встаёшь! – засмеялась мама. – Ужин стынет!

* * *

Алсим не помнил, когда ел в последний раз, и набросился на наваристую, жирную уху, приправленную теми же душистыми травами, на рулетики с разнообразной начинкой, заглатывая их один за другим…

– Не торопись так, сынок, подавишься.

– Угу… – кивал Алсим с набитым ртом.

Мама вышла. Несмотря на зверский голод, насытился Алсим на удивление быстро – до каши с мясом дело так и не дошло. Вернулась мама, налила сыну горячего травяного напитка, присела напротив.

– Трудно было?

– Не очень. Помог Опекун.

Юноша поднял на мать глаза и едва не подавился. Привычная, домашняя мама, только что сидевшая рядом, исчезла. Вместо неё он увидел поразительно красивую женщину в нарядной красной тунике. Чело незнакомой мамы украшал серебряный обруч, а грудь – кулон на золотой цепи. В глазах клубилась туманом печаль и знание чего-то такого, от чего новоиспечённый мужчина ощутил себя несмышлёным ребёнком.

– Это и есть Камень Гнева? – прошептал Алсим, указывая на кулон.

– Талисман может становиться оружием, может оберегать. Я научу тебя, как им пользоваться. Но прежде скажи – в чём тебе помог Опекун?

Сын потупил взор:

– Убил ягнёнка, которого я должен был принести в жертву Хунгару.

– И всё?

Алсим кивнул.

– Хунгар принял твою жертву?

– Да.

– Отвечай честно, не заставляй меня лезть в твою память! Что ты сделал, чтобы Хунгар принял жертву, убитую не тобой?

Юноша показал левое предплечье.

– Что было дальше?

– Ягнёнок исчез в багровом пламени. Я пошёл приносить дар Аллару.

– Повернулся и пошёл? Не лги мне, Алсим!

– Ты права, мама, было не очень просто. Опекун снова помог. И думаю, Аллар.

– Значит, боги и тебя втягивают в свою игру… – помрачнела мать, расстегнула на шее цепочку и протянула сыну талисман: – Я хочу, чтобы эта вещь была у тебя и оберегала.

– В какую игру? – не понял Алсим.

Вместо ответа мать взглянула на него так пристально, что у юноши закружилась голова. На мгновение накатила тошнота и тотчас отпустила. Алсим с любопытством вертел в пальцах кулон, любуясь им.

– Посмотри на меня через кристалл, – велела мать.

* * *

Сон никак не шёл. Алсим метался, ворочался и не находил успокоения. Слишком много любви и боли открыла ему мамина память. Тихонько поднявшись, не одеваясь, он бесшумно двинулся к двери. Хотелось вдохнуть свежести, запахов летней ночи, а сильнее всего – выплакаться. Оплакать короткое мамино счастье, юношу-отца, своё закончившееся детство, мечту о море… Опекун дремал возле двери, положив голову на лапы.

– Куда собрался? – заворчал волк, поведя чуткими ушами.

– Посижу немного под деревом.

Посреди их двора росла старая акайя, к ней и направился Алсим, чтобы дать волю слезам. Но на полпути замер, слёзы высохли мгновенно. Те, чьи глаза не способны дружить с темнотой, приняли бы фигуру очень высокого человека, жавшегося спиной к акайе, за ствол дерева. Но Алсим сразу разглядел заросшего косматой бородой мужчину, одетого в звериные шкуры. Поняв, что его присутствие обнаружено, человек более не счёл нужным скрываться и шагнул к юноше. В руке незнакомец сжимал нож.

– Отдай амулет Хунгару! Отдай по-хорошему, если хочешь, чтобы твоя мать жила.

Сзади раздалось угрожающее рычание. Если бы с Алсимом был талисман, он услышал бы в этом рыке: «Опять ты, убийца волков!» Но мамин подарок остался в доме, как и оружие. Быстро оглянувшись, Алсим увидел, что волк подобрался, готовясь к прыжку.

– Н-е-е-е-т!!!

Поздно! Опекун прыгнул, навстречу ему метнулось длинное лезвие.

– Как же ты мне надоел, зверь! – с ненавистью прошипел незнакомец. – Сдохни!

Вырвав нож из серого брюха, он резко вздёрнул волка за загривок, оторвал от земли, повернул к окаменевшему Алсиму и полоснул лезвием по косматому горлу.

– То же самое будет с твоей матерью. Только она умрёт не так легко.

Незнакомец отшвырнул мёртвого волка в сторону. И тогда Алсим двинулся к убийце Опекуна, забыв, что у него нет Камня Гнева, нет иного оружия, даже одежды – и той на нём нет. Ничего у него не было, кроме раскалившейся добела ярости. На дворе внезапно стало светло как днём. Страшный человек попятился, закорчился, прикрывая рукой искажённое мукой лицо, и, выронив нож, бросился в ночь. Юноша подхватил остриё и с силой швырнул ему вслед.

* * *

– Алсим, Клык, что за шум? – Тревога билась в голосе матери, словно пойманная в силки птица.

Алсим обернулся, чувствуя, как раскалённая ярость змейкой сворачивается внутри. Мать бросилась к нему, прижала к груди, и юноша разрыдался. Он забыл все слова, не мог вымолвить ни единого, кроме самого первого, произнесённого им в жизни: «Мама…» Когда слёзы иссякли, Алсим указал на Опекуна. Мать опустилась на траву рядом с мёртвым волком, обняла косматую голову и замерла. Алсим пошёл за лопатой и заступом. Пока он копал, мать, устремив глаза к луне, что-то тихонько напевала. Когда Алсим закончил и опустил тело Опекуна в могилу, мать зашла в дом и вернулась с маленькой тыквенной бутылочкой. Спустилась в яму и спрятала в волчьей шерсти сосудик – один из трёх, оставшихся от деда и хранимых в доме как реликвии.

– Прощай, Клык. Ты был верным другом. Если на то будет милость Аллара, встретимся.

Алсим помог матери подняться и сам спрыгнул в яму. Обнял волка и уткнулся лицом в шерсть. Опекун всегда неотступно следовал за ним, всегда его выручал… Даже инициацию он не прошёл бы без своего верного телохранителя! Ребёнку, которым Алсим был ещё совсем недавно, казалось, что всё происходит не на самом деле, происходит не с ним. Его Опекун не мог умереть! Но взрослый мужчина, которым Алсим стал совсем недавно, выбрался из ямы, выпрямился и взял в руки лопату.

– Если на то будет милость Аллара, встретимся, Опекун.

Комья земли полетели вниз.

 

Глава 14

Праздник

От окончания обряда до дня чествования юношей, признанных взрослыми, по традиции проходила неделя. Она отводилась на то, чтобы прошедшие инициацию восстановили силы после изнурительного испытания, а родственники успели подготовиться к празднику. Алсим проводил всё время с матерью, учившей его, как пользоваться талисманом, и увлёкся настолько, что не заметил наступления дня праздника.

С утра юноши должны были предстать перед мужчинами и принести клятву своему народу. После этого в каждом из родов, получивших нового защитника, начиналось торжество. В роду Алсима насчитывалось пятьдесят четыре человека. За последние три года появился всего один малыш – прошлой зимой хромоножка Симоти родила мальчика, и тот прожил уже семь месяцев. У остальных либо не получалось зачать, либо роды были преждевременными и заканчивались рождением мёртвого ребёнка. Все понимали, что это значит, но в день праздника думали лишь о том, что приобрели ещё одного защитника.

Алсим опустился на колено – спина прямая, взгляд обращён вперёд.

– Я, Алсим, сын Синголь, перед лицом наставника и старейшин торжественно клянусь защищать народ Симха от врагов в дни войны, а в дни мира трудиться на его благо.

– Да будет так, – произнесли старейшины.

Наставник надел Алсиму на запястья кожаные браслеты – знак отличия взрослых мужчин:

– Народ Симха принимает твою клятву, Алсим, сын Синголь.

Юноша поднялся, поклонился и отступил, освобождая проход.

– Я, Симрух, сын Симанка и Синдир, перед лицом наставника и старейшин торжественно клянусь…

* * *

Столы ломились от яств. Во главе восседал прадед Симхарух. По левую руку от прадела – его совсем оглохшая супруга. Дальше располагались старейшие члены рода. По правую руку от Симхаруха было место Алсима, с которого юноше очень хотелось сбежать. Хорошо, что рядом мама! Справа от мамы наставник. Теперь Алсим имел право называть его по имени, но язык не поворачивался обратиться к наставнику просто «Симхорин».

Прадед встал, все смолкли.

– Мне кажется, – начал Симхарух, – совсем недавно мы отмечали пятнадцатый день рождения Синголь. И я счастлив, что дожил до дня, когда мы вновь собрались, чтобы отпраздновать совершеннолетие её сына.

Прадед говорил довольно долго, и Алсим в какой-то момент отключился. Больше всего он хотел, чтобы за этим большим столом сидели бы его юный отец и дед Симгоин, а возле ног тихонько ворчал Опекун…

Мамина рука, обнимавшая плечи Алсима, дрожала. Наверное, она думала о том же. После прадеда следовало говорить маме, но она попросила наставника взять слово, и тот поднялся. Суровый голос Симхорина звучал на удивление мягко.

– Я боялся, что Алсим не сумеет пройти инициацию, – признался наставник. – Из всех ребят, которых я обучал, не было парня более сообразительного и находчивого, чем Алсим. Упорства и храбрости ему тоже не занимать, но к воинскому искусству душа у мальчика не лежала совершенно. Все упражнения с оружием были противны его естеству. Я очень сомневался, что он сможет принести жертву Хунгару. В отличие от остальных, Алсим от самого пастбища нёс ягнёнка на руках, из-за этого едва не опоздал. Я боялся, что парень не пройдёт инициацию, потому что у него слишком доброе сердце. Мне порой казалось, что Алсим перепутал наш мир с Садами Аллара, попал к нам случайно, словно с луны свалился…

Мама задрожала так, что Симхорин, бросив на неё взгляд, поспешил закончить.

– Но Алсим с честью прошёл испытание! Народ Симха обрёл нового защитника! Славьте сына Синголь!

Все дружно воздели кубки. Какое-то время родичи молча жевали, потом встала Синголь. Алсим тоже поднялся, не видя больше ни застолья, ни лиц родственников, ничего, кроме маминых лучистых глаз.

– Сегодня твой день, сынок, – произнесла мать. – Ты стал взрослым. Мне бы хотелось, чтобы ты походил на своего деда Симгоина, лучшего из симхаэтов. – Прадед заплакал, а Синголь, крепко прижав к себе сына, тихо добавила: – И своего отца Алзика, лучшего из людей!

* * *

Алсим по очереди обходил старших родственников, и все ему чего-то желали и давали советы. Захмелевшая бабушка Симхости вцепилась в него и не отпускала.

– До чего же ты худенький, Алсим, прямо птенчик, а не защитник! – причитала она. – И клюёшь-то как воробушек. Кушай, милый, кушай! Давай я тебе ещё кусочек положу!

Юноша послушно протянул старушке своё блюдо, но к мясу не притронулся.

– Никак Симхорин надежд не оставит! – вздохнула Симхости, указывая в сторону, где остались мать Алсима и наставник.

Синголь только что вернулась с новой порцией угощений. Симхорин вскочил, отобрал у неё тяжёлый поднос, расставил блюда на столы, потом опять подсел к ней и наполнил её кубок.

– Все знают, что Симхорин влюблён в твою мать с детства, – бормотала Симхости. – Ещё бы! Никогда такой красавицы в нашем роду не рождалось! Разве что мать её, Сингрид, так же хороша была. Только Сингрид слишком давно сгинула, да пребудет её душа в Садах Аллара. А Синголь, птичка наша ясноглазая, всех парней обворожила. Симхорин на празднике её совершеннолетия едва не завладел Знаком «невесты». А во время последней войны с дикарями бился рука об руку с твоей матерью, поднявшей Камень Гнева. На пару они уложили сотни две врагов, и нашествие захлебнулось. Симхорину тогда ещё четырнадцати не исполнилось, год оставался до обряда. Но за доблесть и бесстрашие его признали защитником до положенного срока. Только я вот думаю, что он ради Синголь геройствовал!

Алсим по-новому взглянул на наставника, который по-прежнему что-то рассказывал Синголь, не сводя с неё глаз. К Алсиму Симхорин был особенно требователен и частенько говорил ему неприятные вещи. Теперь юноша отлично понимал, что делалось это исключительно для того, чтобы он сумел пройти инициацию. И возился Симхорин с ним больше, чем с другими. И зачёл ему первый день инициации, когда Алсим не совсем честно провёл «потолкушки». И второй день зачёл, хотя он дотащил ягнёнка до пещеры отшельника после захода солнца. Пусть на единый луч, но после захода!

– А твоя мать его любит как брата, – снова донёсся до Алсима голос Симхости. – Не об этом Симхорин мечтает, но иной любви от Синголь никому не перепало. Едва ей пятнадцать исполнилось, как она ушла к Старцу и невесть где целый месяц пропадала. А когда объявилась перед самым нашествием, словно подменили её. Раньше такой смешливой да звонкой была, а после возвращения слова стало не вытянуть. Даже не улыбнулась ни разу, пока ты не родился. Только славила всё Аллара, вот и послал светлый бог ей тебя. Но ты-то уж взрослый, скоро невестой обзаведёшься. А твоя мать что же, так и будет до смерти благодарить за тебя Аллара?! Она ведь молодая совсем!

Юноша любовался матерью. На ней была нарядная красная туника, как в день, когда она вручила Алсиму талисман. Чело украшал серебряный обруч, шею и грудь – сердоликовые бусы, в ушах янтарные серьги, на запястьях такие же браслеты. Не было за столами никого красивее мамы! Симхорин, держа её за руку, что-то с жаром доказывал, Синголь смеялась в ответ, покачивая головой.

– Поговорил бы с матерью, Алсим! Хватит ей над тобой трястись, пусть о себе подумает, – не унималась Симхости. – Сколько лет Симхорин ни на кого, кроме неё, не смотрит! Разве он ей не пара? Самый видный из наших мужчин! А уж лучшего воина народ Симха не видел со времён Апанхура!

Алсим понимал, что бабушка права. Он тоже хотел бы, чтобы рядом с мамой был Симхорин. Однако настойчивые попытки Симхости заставить его поговорить с мамой на эту тему смущали Алсима. Он знал, кому юная Синголь подарила иную любовь… Пусть мама и наставник разбираются сами, без него.

– Кто такой Апанхур? – спросил Алсим, чтобы переключить Симхости.

– О нём не принято говорить, но я тебе расскажу, – зашептала старушка. – Когда-то, ещё до рождения твоей матери, был у симхаэтов великий воин. Имя его шло вразрез с традицией, как и твоё. Звали его Апанхур. Дикари в те времена нападали часто, но Апанхур сумел так подготовить наших защитников и задал нападавшим такую трёпку, что они не совались к нам долгие годы.

– Почему тогда о нём не принято говорить? – удивился Алсим.

– Потому что он стал слугой Хунгара! Твой дед Симгоин в письме, предупреждавшем о скором нападении дикарей, написал, что Апанхур предал народ Симха.

– Ты когда его видела в последний раз, бабушка?

– Апанхур явился в селение в день совершеннолетия твоей матери.

– Как он выглядел? – взволнованно спросил Алсим.

– Когда-то Апанхур был самым статным и красивым из симхаэтов, а потом превратился в страшилище! Зарос, словно зверь, нечёсаные волосья всклокочены, одет в шкуры, как дикарь. А глаза такие, что просто жуть! Неживые…

На лбу Алсима выступила испарина: Симхости описывала убийцу Опекуна! Юноша вскинул на маму встревоженный взгляд.

– Поговорил бы с матерью, – снова принялась за своё бабушка. – Если Синголь кого и послушает, так только тебя!

– Обязательно поговорю! – твёрдо пообещал Алсим.

Свирели заиграли лирическую мелодию «Син-Симх», пары стали подниматься из-за столов. Наставник подал руку маме, Алсим повёл в круг тучную Симхости.

* * *

Согласно легенде, Аллар подарил Син, первой женщине, кувшин с нектаром блаженства из своих Садов. Лучезарный бог предупредил Син, что если она позволит кому-то ещё испить из кувшина, то утратит власть над своим сердцем. Симх, первый из мужчин, увидел женщину с кувшином и стал упрашивать, чтобы она позволила ему сделать глоток. Син не соглашалась, и тогда Симх запел. Его песня так очаровала Син, что она позволила ему испить из кувшина. С той поры женщина по-настоящему счастлива, только если рядом с ней мужчина.

Девятнадцать пар встали друг против друга. Мужчины образовали внешний круг, женщины – внутренний. Каждый из симхаэтов в пальцах правой руки держал левую кисть партнёрши. Каждая женщина правой ладонью прижимала к боку небольшой кувшинчик с мёдом. И только счастливица Симоти, стоя напротив мужа, держала в правой руке не кувшин, а младенца. Мужской хор вёл партию Симха:

Женщины отвечали словами Син:

Мужчины делали шаг вперёд:

Алсим не сводил глаз с матери. Стоя к нему спиной на противоположной стороне большого круга, она плавно поводила плечами, напевая вместе с другими женщинами ответ Син:

Мужчины отступали назад:

Внезапно кувшинчик выпал из маминой руки, Синголь вцепилась в плечи валившегося на неё Симхорина. Из спины наставника торчало копьё!

Тёплый вечерний воздух огласили вопли. Со стороны леса летели копья. Мужчины и юноши народа Симха, составлявшие внешний круг, падали, словно сухие деревья. Из леса, визжа, выскакивали вымазанные глиной уроды, добивали дубинами раненых и хватали симхаэток. Всё происходило настолько быстро, что Алсим не сразу успел опомниться. Застыв в оцепенении, он видел, как дикарь с силой опустил дубину на голову упавшего мужа Симоти, вырвал из её рук младенца, расплющил крошечный затылок о землю… Внутри Алсима всё сжалось! Раскалившаяся ярость выплеснулась, окутав юношу белым свечением. Алсим поднял Камень Гнева:

– Умрите все, мрази!

* * *

Эта вылазка за женщинами симхаэтов окончилась столь же плачевно, как и нашествие Такраба полтора десятка лет назад. А ведь всё начиналось именно так, как было обещано, когда к лесным людям явился слуга чёрного бога и сказал, что Хунгар их простил. Прежний вождь Акхак обещал вернуть Хунгару амулет, украденный мальчишкой, объяснил слуга чёрного бога. Но Такраб, ставший вождём после Акхака, забыл обещание брата, поэтому нападение на симхаэтов, затеянное Такрабом, принесло не добычу, а громадные потери. Но Хунгар больше не гневается на лесных людей. Если они хотят получить богатую добычу, слуга чёрного бога готов им помочь. За годы покоя симхаэты утратили бдительность, ничего не стоит убрать их дозоры. Скоро все соберутся на празднике инициации, лучшего времени для нападения не придумать. Он укажет самый удобный момент, когда можно будет легко перебить мужчин и захватить женщин…

Слуга чёрного бога не солгал, всё шло на редкость удачно. Пока не появился мальчишка-колдун! Старики, помнившие войну Такраба, толковали, что тогда у симхаэтов был такой. Но о нём все давно забыли, а зря, ибо мальчишка явился снова. Неуязвимый для оружия, он вертелся, как ослепляющий светом смерч, умертвляя всех, до кого мог дотянуться своим страшным взглядом. Он заставлял лесных людей убивать друг друга собственными копьями, дубинами и руками; на них валились деревья, под ногами разверзалась земля. Жуть творилась такая, что, побросав добычу, лесные люди поспешили убраться восвояси.

* * *

Как долго это продолжалось, Алсим не знал. Когда ярость, подобно раскалённой белой змейке, свернулась где-то внутри, юноша перевёл дыхание и спрятал талисман под тунику. Из-за обгорающей на солнце кожи мама всегда шила ему туники с закрытым воротом и длинным рукавом. Мама…

Алсим быстро взглянул туда, где лежал наставник. Наверное, Синголь, выбираясь, сумела откинуть набок его тело. Но почему её нигде не видно? Алсим бросился к Симхорину, а добежав, не сдержал крика: из горла наставника торчала рукоять! Юноша вырвал нож, узнал лезвие, отнявшее жизнь Опекуна, и застонал. Апанхур всадил нож в горло Симхорина не для того, чтобы убить уже мёртвого! «То же самое будет с твоей матерью», – читалось в «послании», оставленном специально для Алсима.

Его позвали. Их род за один вечер сократился на пятнадцать человек. Они потеряли десять мужчин, троих детей, включая семимесячного малыша, и двух женщин. Сердце Симоти не выдержало одновременной утраты мужа и ребёнка, а Синголь бесследно исчезла. Алсим разрывался между желанием немедленно броситься на поиски матери и долгом перед своим родом, в котором остались одни старики и женщины, и некому было копать столько могил. «Народ Симха принимает твою клятву, сын Синголь», – напомнил ему голос Симхорина, и юноша с тяжёлым сердцем взялся за лопату и заступ.

* * *

Глубокой ночью, оставив родственников оплакивать мёртвых, он выскользнул из селения. Смутная догадка, где его будет ждать Апанхур, окрепла, превратилась в уверенность. Алсим был бы рад бежать, но от усталости едва передвигал ноги. День, начавшийся так торжественно, закончился чудовищно! Ни осмыслить, ни принять случившееся юноша не мог.

Неделю назад у него было всё! Был Опекун, ворчавший недовольно: «Куда опять собрался» – и готовый следовать за ним хоть на край света. Был наставник, опускавший ему на плечо твёрдую ладонь, заставляя превозмогать самого себя. Была мама, чьи ласковые пальцы подносили к его рту рулетики, смазывали его раны, хранили от всех бед. Их присутствие казалось Алсиму чем-то само собой разумеющимся. Лишь теперь он понял, что оно-то и являлось подлинным счастьем!

Десять мужчин, начавших петь «Син-Симх», уже никогда не закончат песню. И похожая на лебедя ладья никогда не поплывёт по морю. У Алсима больше не осталось мечты – только скорбь и клятва.

* * *

Ночной мрак сменился предрассветными сумерками, когда он добрался до широких ступеней, ведущих в святилище. На белой плите валялось сердоликовое ожерелье. Дрожащими руками Алсим поднял ожерелье и повесил себе на шею. Предстояло сделать последний рывок, но измученное тело не слушалось, он еле полз. На середине подъёма Алсим наткнулся на серебряный обруч и надел его на лоб. В голове билась единственная мысль: «Торопись!» А в сердце вползала безнадёжность: «Опоздал…»

Когда он добрался до предпоследней ступени, небо совсем посветлело. На плите лежала отсечённая кисть, в красной лужице стыл янтарный браслет. Страшный крик вырвался у Алсима:

– М-а-а-м-а! – И он провалился в пустоту, в чёрную бездну без конца и без края.

Очнувшись, поднял кисть, совсем недавно обнимавшую его за праздничным столом, и уткнулся в неё лицом. Ладонь уже похолодела, но всё ещё была мягкой и хранила мамин запах. Сотрясаясь от рыданий, Алсим целовал родные пальцы с побелевшими ногтями. Затем расшнуровал ворот туники и спрятал мамину кисть за пазуху, по соседству с талисманом. Заставил себя подняться и преодолеть последнюю ступень.

Ровные стволы старых сосен окружали выложенную камнем площадку, в центре которой высилось изваяние. Первый луч солнца упал на сросшуюся руку Безликого, протянутую, словно в приветствии. Внизу на белой плите нарисованная кровью стрелка указывала в сторону Хунгара. Алсим зашатался, рванул шнуровку туники, достал кулон и повесил на кисть Ашмара:

– Возьми талисман под своё покровительство, Безликий. Мне нужно туда. – И пошёл, куда направлял кровавый след.

Располосованная красная туника валялась у края огромной загустевшей лужи, того же цвета, что и ткань. Алсим опустился на колени:

– Мама…

Ответом было молчание.

– Мама, где ты? – громче повторил Алсим.

– Потерял кого? – насмешливо спросил голос, похожий на клёкот. – Тряпку, так и быть, можешь забрать на память. Господин добр, доволен принесённой жертвой. Я надеялся, что ты разделишь его удовольствие, знаки тебе оставлял. Но ты оказался несообразительным – слишком поздно явился.

Алсим встал. Ярость, переполнившая его, не выплеснулась свечением.

– Что, фокус со светом не выходит? – издевался слуга чёрного бога. – Ты, что же, думал, тебя пригласили сюда случайно? Здесь место силы Хунгара, а не твоего покровителя, который, как видишь, никого не защищает. – Апанхур указал на лужу крови. – Но Господин настолько добр, что даже готов возвратить жизнь твоей матери. Отдай амулет по-хорошему и убедишься.

Алсим задрожал. Если бы кулон по-прежнему висел у него на груди, рука сама потянулась бы к цепочке. Он отдал бы талисман и всё что угодно, лишь бы ему возвратили маму. Но отдавать было нечего.

– Иди и возьми, – сквозь зубы процедил Алсим и выхватил из ножен лезвие.

– Значит, по-хорошему не хочешь? Ну, как знаешь.

Три стрелы, пущенные одна за другой, вонзились юноше в сердце. Точнее, в отсечённую мамину кисть, продолжавшую хранить сына.

– Моя очередь! – выкрикнул Алсим и со всей силой ярости, разрывавшей его душу, метнул нож.

Симхорин мог бы гордиться своим учеником. Тот, кто когда-то считался великим воином симхаэтов, несколько секунд стоял, размышляя, каким образом на месте его правого глаза оказалась рукоять ножа, затем повалился навзничь.

Юноша отломал древки Апанхуровых стрел, торчавшие из маминой кисти. В кожу Алсима наконечники вонзились только слегка, прибив к ней хранившую его ладонь. Алсиму хотелось оставить мамину кисть, навеки прибитой к своей груди, но он пересилил себя. Оторвав острия от своей кожи, достал мамину кисть, бережно вытащил из неё наконечники и снова опустился на колени.

– Если на то будет милость Аллара, встретимся в его Садах, мама.

Грозно зашумел ветер в кронах:

– Здесь лишь моя милость… Я подарю тебе её! Чёрную Пустоту, в которой ты никогда никого не встретишь…

Алсим поднял окровавленную тунику, обернул в неё мамину кисть и спрятал за пазуху, поближе к сердцу. Затем встал, взглянул прямо в искажённое гневом лицо чёрного бога, и швырнул в него всю ярость, благодаря которой ещё держался на ногах.

– Талисманом, Хунгар, тебе не владеть! Слышишь меня?! Ты его никогда не получишь!

В глазах у юноши потемнело, тело мотнулось к чёрным скрюченным пальцам. Нога попала в красную лужу, и Алсим поскользнулся. Но кровь той, что всегда хранила его, оттолкнула в сторону. Алсим растянулся на белой плите – первой из тех, что вели в сторону Аллара. Кровь матери алой завесой закрывала сына от Хунгара.

* * *

Солнце стояло уже высоко, а Алсим всё полз. На этот раз ему никто не помогал. Он терял сознание, снова приходил в себя и продолжал ползти. Он должен доползти, поскольку дал клятву. Ради мамы, юноши-отца, искалеченного деда, Опекуна, наставника. Ради всех, для кого ночью копал могилы, и ради всех, оставшихся в живых.

* * *

Опёршись на правую руку, Алсим повернулся на бок и откинулся. На лицо струился Свет. Юноша всмотрелся в лик лучезарного бога, но ничего не увидел из-за слёз. Однако Свет словно смывал с него грязь и кровь, расслаблял измученные мышцы, наполнял тело лёгкостью. Тяжкий камень скорби и отчаяния мало-помалу сдвигался с груди.

Алсим поднялся с плиты, достал из-за пазухи самое дорогое, что у него осталось, и протянул Аллару. Мамина ладонь наполнилась мягким сиянием, словно бог вложил в неё цветок алларета.

– Позволь ей в твоих Садах встретиться с теми, кого она любила.

Красная ткань замерцала, мамина кисть вспыхнула Светом.

– Она встретилась с ними, – улыбался Аллар.

Алсим поклонился и продолжил обход. Солнце зависло в зените, когда он вновь добрался до сросшейся руки. Кисть Ашмара была пуста.

 

Глава 15

Последний раунд

Всё, терпеть больше нет мóчи! Алька подползла к мадам Добрэн, протянула ей цветок и прошептала:

– Мне нужно выйти.

Никто не заметил, когда они перешли на шёпот. С каждой секундой тревога усиливалась, Йа уже раза три предлагал завершить Лёхин процесс. Француженка кивала:

– Да-да, конечно… – И добавляла: – Только дадим ему ещё чуточку времени.

Лёшкина спина медленно клонилась вниз, точно талисман тянул мальчика к себе. Альке ужасно не хотелось оставлять друга даже на минутку, но мочевой пузырь лопался. Девочка выскользнула на веранду, миновала кушетку, на которой негромко похрапывала тётя Липа, и двинулась по тёмному коридору, стараясь не наткнуться на садовый инвентарь, табуретку с каким-то тазом… Ой! Едва не опрокинула свой старый велик! Уф-ф… успела подхватить, иначе наделала бы грохота на весь дом!

Наконец Алька достигла вожделенного туалета, нажала выключатель, но лампочка перегорела. Придётся обойтись. Ополоснув руки под краном, Алька нащупала полотенце, вытерла ладони и повернула дверную ручку.

Рядом с туалетной дверью располагалась ещё одна, ведущая в погреб, где хранились банки с закатанными овощами и компотами. Сейчас погреб пустовал. Днём Лёшка достал для праздничного стола последнюю банку с клубничным компотом. Пока он спускался, тётя Липа, не отходя от двери, всё твердила, что ступеньки очень крутые, а вторая сверху и предпоследняя шатаются. Когда Лёшка вылез, тётя заперла дверь на ключ, торчавший в замке. Дверь в погреб никогда не оставалась открытой, не дай бог кто-то случайно свалится!

Не успела Алька сделать шаг в коридор, как её горло сдавили железные пальцы. Теряя сознание, девочка услышала: «Я же обещал, что тебя ждёт участь твоего дружка! Зря не поверила…»

* * *

Лёшка окончательно сник и уткнулся лбом в ковёр. Йа перевёл глаза на цветок в ладони француженки и почувствовал отчаяние – с того момента как Алька вышла, свет Колхоя стремительно мерк. Старший специалист по регрессии больше не мог выносить бездеятельного ожидания:

– Посмотрю, куда она запропастилась.

– У меня в сумочке маленький фонарик, – тихо произнесла мадам Добрэн, – возьми его и будь начеку.

Йа достал фонарик и бесшумно вышел. Миновал веранду со спящей хозяйкой и осторожно двинулся по коридору. Луч фонарик давал совсем слабенький, с тем же успехом можно было посветить телефоном. Впрочем, освещения хватало, чтобы не натыкаться на хлам. Дойдя до конца коридора, Йа негромко позвал:

– Аль, ты там?

Ответа не последовало, и он потянул за ручку туалетной двери. Вдруг кто-то с силой дёрнул его за ногу, и специалист по регрессии полетел в погреб.

* * *

После того как вслед за Алей не вернулся Йа, дальнейшее промедление становилось неоправданным. Мадам Добрэн начала отсчёт, возвращая мальчика из процесса. Когда закончила, Лёшка опёрся ладонями о ковёр и поднял голову. Выпрямил спину, повращал затёкшей шеей и с недоумением уставился на своё забинтованное плечо…

– Лёша! Ты сделал это! – вдруг взволнованно воскликнула француженка. – Талисман исчез! Как тебе удалось?

– Не помню…

– Ах да! – хлопнула себя по лбу мадам Добрэн. – Навьявьправь!

Лёшка вздрогнул. Быстро обвёл глазами комнату и увидел справа от себя нож:

– Охотник Хунгара был здесь?! Где Аля?!

– Пошла в туалет.

Подхватив нож, Лёшка вскочил и бросился за дверь. Только бы снова не опоздать!

– Потерял кого? – насмешливо поинтересовался голос, идущий из мрака в конце коридора. – Брось нож и отдай амулет. И без фокусов, или твоим приятелям конец! Ты меня понял?

Лёшка метнул нож во тьму и кинулся вперед. Что-то деревянное с грохотом ударилось о металлический таз, рухнул велосипед…

– Что происходит? – Разбуженная шумом тётя Липа выскочила в коридор, француженка – за ней следом.

Не успели они сделать двух шагов, как нестерпимо яркая вспышка ослепила обеих. Когда глаза женщин вновь обрели способность видеть, тётя Липа в страхе вскричала:

– Дверь в погреб открыта! Неужели свалился кто-то из ребят?

* * *

В изложении Алькиного друга события выглядели следующим образом: вылетели пробки, свет погас. Йа пошёл в туалет. А поскольку в доме ориентировался плохо, то перепутал двери и открыл дверь, ведущую в погреб. Шагнул за неё и упал. При падении ударился головой о ступеньку и потерял сознание. Дверь осталась открытой. Аля, отправившись следом за Йа, стала спускаться в погреб, чтобы ему помочь, но в кромешной тьме не удержалась на шаткой ступеньке. И тоже неудачно свалилась, ударившись головой.

Тётя Липа не спорила, хотя в правдивости мальчика сильно сомневалась. Во-первых, оба «случайно упавших» имели такой вид, словно специально бились о каждую ступеньку. Во-вторых, коллега мадам Добрэн, оставшийся в комнате для занятий, был не в состоянии не то что подняться с кушетки, но даже повернуться. В-третьих, бинт, обмотанный вокруг Лёшкиного плеча, набух от крови. В-четвёртых, она прекрасно помнила незнакомый угрожающий голос, идущий из конца коридора! В-пятых, вдруг вспыхнул ослепительный свет, и потом яростные вспышки били из погреба! В-шестых, клубок змей в бидоне ей не померещился!

В доме творилось чёрте что, но разбираться сейчас было некогда. Тётя Липа спешно позвонила соседке по даче, раньше работавшей врачом на «скорой помощи». Галина Петровна и после выхода на пенсию не расставалась со своим медицинским чемоданчиком и не раз выручала соседей, когда у тех случалась беда. Осмотрев упавших, Галина Петровна явных переломов не обнаружила, но у обоих в самом оптимистичном случае было сотрясение мозга. Затем она ощупала грудную клетку Ю. Сломаны минимум два ребра, возможно внутреннее кровоизлияние. В заключение занялась плечом мальчика. Пока Лёшка с помощью мадам Добрэн вытаскивал из погреба Альку и Йа, его рана разошлась и сильно закровила. Галина Петровна, покачав головой, вколола Лёшке обезболивающее, залепила порез стягивающим пластырем, наложила новую повязку. Затем дала тёте Липе и мадам Добрэн успокоительное и вызвала «скорую».

* * *

Алька провела в больнице неделю. После выписки ей было рекомендовано десять дней постельного режима. Девочку перевезли на дачу, а Йа и Ю предстояло провести на больничных койках ещё минимум три дня. Едва придя в себя, Алька каждый день звонила маме и бодро отчитывалась о том, как они отлично отдыхают. Ольга Владимировна получала от сына столь же успокоительную информацию. Тётя Липа, пообещав ребятам до конца праздников ничего не сообщать их родителям, подтверждала, что всё в порядке.

Но праздники подходили к концу. Синяки, покрывавшие Алькино лицо и тело, пожелтели, ссадины затянулись, однако скрыть их было невозможно. Порез на Лёшкином плече тоже не торопился превращаться в шрам. Показываться родителям в таком виде было нельзя, требовалось отыскать предлог, чтобы задержаться на даче. Но ни Лёшка, ни Алька, ни тётя Липа его не находили. Проблему решила мадам Добрэн. С утра уехав в город, она вернулась к вечеру и привезла от родителей разрешение продлить пребывание на даче до следующих выходных.

Начиналась рабочая неделя, тётя Липа собралась в город, оставляя ребят на попечении француженки. Перед отъездом она зашла в комнату племянницы. Друг не отходил от Альки ни на шаг и лишь на ночь передавал свою вахту мадам Добрэн. Тётя Липа сделала ему знак подойти:

– Этот, чуть не угробивший вас всех, больше не явится? Только не ври мне снова! Я видела змей в бидоне! И слышала жуткий голос, идущий от погреба!

– Этот не явится, даю слово, – пообещал Лёшка.

Тётя Липа в сомнении покачала головой и вышла. Лёшка возвратился к кровати, перелез через Алькины ноги, уселся по-турецки, привалившись спиной к стене, и включил электронную читалку, чтобы вернуться к прерванному чтению:

– Аль, на чём я остановился?

– На том, что этот больше не явится.

– Я имею в виду книгу.

Алька села, положив ладонь ему на колено:

– Уж мне-то не ври, Лёш! Я прекрасно тебя поняла. Этот не явится, потому что ты сжёг его Светом, но ты нисколько не сомневаешься, что придёт другой. Почему? Ведь у нас больше нет талисмана.

Ответственный гений со вздохом накрыл ладонь подруги своею:

– Талисмана нет, но игра между Хунгаром и Алларом продолжается. Боюсь, мы свои роли в ней ещё не отыграли.

Правильнее было бы сказать: «Боюсь, мы ещё даже не вступали в игру», но уточнять свою мысль Лёшка не стал.