Николь

Отец уехал больше недели назад, и я уже сыта по горло этой детской игрой на выживание. Я чуть ли не каждый час жду его возвращения. По крайней мере, Иззи пришла домой прошлой ночью, ближе к одиннадцати, без каких-либо объяснений, где она была и что делала.

Я пытаюсь не волноваться.

У меня нет сил на то, чтобы беспокоиться по этому поводу, потому что в доме всё идёт наперекосяк.

Но большой проблемой остаётся вода. А точнее её отсутствие в трубах прошлой ночью.

У нас большой запас питьевой воды в гараже, ряд четырёхлитровых канистр на нижних полках. Я знаю, что ещё могу спуститься к ручью, набрать воду и вскипятить, чтобы использовать её дома. Если же всё это не сработает, у меня на всякий случай есть таблетки для очищения воды тогда, когда её нельзя прокипятить.

Не то, чтобы нам угрожала смерть или что-то вроде этого.

Прошло меньше суток без водопровода, но только теперь, ощутив трудности полива в саду, проблемы с душем или приготовлением еды, с тем, как смыть в туалете или вымыть руки, я начинаю понимать, как мы испорчены в повседневной жизни.

К нашей неожиданной радости бабушка и дедушка не побеспокоились о том, чтобы избавиться от страшной туалетной кабинки на заднем дворе, потому что именно ею нам приходится пользоваться сейчас, с пауками, жуками, мерзкими запахами и всем остальным, пока я не решу вопрос с водой. Мы с Иззи громко поспорили из-за этого посреди ночи, но как только она поняла, какая грязь в скором времени разведётся дома на жаре, она сдалась.

Я жила в походных условиях с отцом, но никогда не жила без удобств в собственном доме, а всё начинает походить именно на это.

Сидя на земле рядом с открытым колодцем и уставившись вниз, в его темноту, я слышу шаги по сухой траве. Я поднимаю взгляд, ожидая увидеть Иззи, приближающуюся ко мне с очередной жалобой, но вместо неё вижу Вольфа, и у меня перехватывает дыхание.

Его присутствие выбивает меня из колеи, хотя я не совсем понимаю почему.

– Привет, – говорит он, уголки его глаз изгибаются в улыбке, которая не доходит до губ.

Он несёт пару тряпичных сумок, из одной выглядывают цветы. Для нас? Я почти смеюсь, потому что это совсем не похоже на то, что мне нужно прямо сейчас – водопроводчик.

– Привет.

– Я принёс подарки соседям-новосёлам, – говорит он, приподнимая сумки и ставя их в стороне на крыльце чёрного входа.

– Ух ты, спасибо.

Он похож на одну из тех жён военнослужащих из армии, которые обычно показывались, принося печенье в плетёных корзинах и приветствуя соседей на новом месте.

– Ты там что-то потеряла? – опускаясь на колени, он вглядывается в яму.

– Не совсем. У нас больше нет воды в доме, и… – я выдумала и прорепетировала в голове ложь. – Мои родители в Заливе на пару дней, забрать вещи, которые мы оставили там на время.

– Хмм.

– Ты знаешь что-нибудь про колодцы?

– Немного, – говорит он, и моё сердце подскакивает.

– Там явно достаточно воды, – говорю я, беря фонарь и направляя свет вниз, чтобы ему было видно. – Я только не знаю, как до неё добраться.

Он хмурится, будто взвешивает трудности. Наконец он говорит:

– В этом доме так долго никто не жил, возможно, трубы проржавели, а когда вы снова начали ими пользоваться, одна из них лопнула.

– То есть нам надо выяснить, где поломка?

– У тебя дома нет следов протечки?

– Нет.

– А ты все краны проверила?

– Ни один не работает.

– Тогда я бы подумал, что это значит, что поломка между домом и колодцем, и, похоже, что здесь подземная система. Тебе, скорее всего, придётся копать, чтобы найти её.

Я смотрю на землю под собой. Я сижу на том месте, которое надо раскопать, и там всего около метра, если предположить, что труба идёт от края колодца к ближайшей точке дома, где находится стена кухни с раковиной. Кажется, это вполне возможно и выполнимо. Только почва твёрдая, как скала, после стольких месяцев без дождя.

Я вздыхаю, не уверена, что мне надо объяснять, что я единственная, кто должен будет делать эту работу. В нормальной семье, в нормальной ситуации, девочка-подросток должна бы, я думаю, позвонить папе и позвать его домой, чтобы он решил проблему. И тогда папа сам сделал бы это. Или он позвонил бы сантехнику.

Я не хочу, чтобы Вольф знал в подробностях, насколько мы далеки от нормы.

Кажется, он понимает мои терзания:

– Тебе помочь покопать?

Я прикусываю губу и поднимаю на него взгляд:

– А можешь?

– Конечно, почему бы и нет. Похоже, ты тогда занялась бы этим одна. У тебя есть две лопаты?

– Они в гараже.

Мы встали и направились туда, и только теперь я задумалась, почему Вольф здесь. Я была так поглощена водной дилеммой, что забыла спросить.

– Я слышал, что твоя младшая сестра голосовала на дороге прошлой ночью, – говорит он.

– Что? Откуда ты узнал?

– Её подобрали мои друзья.

– Боже. Она идиотка.

– Ей повезло.

– Куда они её отвезли?

– В придорожную забегаловку в городе. Они поели вместе и высадили её по дороге домой.

– Ох, она ничего об этом не упоминала. Чертовка.

Я открываю дверь гаража и моргаю, пока глаза привыкают к темноте после яркого света. На стене у выхода папа прикрепил ряд крюков, на которых висят всевозможные лопаты и другие садовые инструменты. Я беру совковую лопату, которая лучше подходит для твёрдой почвы, и протягиваю её Вольфу. Потом я хватаю вторую для себя.

– Я не знаю, упоминала ли твоя сестра, но у нас сегодня вечеринка. Будем рады видеть вас обоих.

– Что за вечеринка?

– Чудная на самом деле. Мама устраивает её в качестве приветствия после курса реабилитации.

– Вот так.

Я не знаю, что ещё сказать, поэтому я смотрю на него, пытаясь понять его чувства.

– Должен тебя предупредить, мама – сумасшедшая.

Пока мы идём обратно к колодцу, меня так и подмывает рассказать о безумствах, которые натворили недавно мои родители, но я молчу.

– Друзья сказали, что они уже пригласили твою младшую сестру, так что я хотел убедиться, что ты тоже знаешь о приглашении.

После нашей ссоры прошлой ночью Изабель скрылась в своей комнате и больше со мной не разговаривала. Я не знаю, какой реакции я ожидала, когда вела себя как папа, но испытала облегчение, когда она перестала что-то требовать и жаловаться по мелочам.

Я тоже хочу жаловаться. Очень.

Но кто тогда будет внимательно слушать и заботиться?

– Спасибо, – говорю я, пытаясь представить сегодняшнюю вечеринку и компанию Вольфа.

Я ничуть не сомневаюсь, что меня бы туда не пустили, если бы родители были здесь, а Иззи в её четырнадцать, пришлось бы ждать этого миллион лет. Но вечеринка… Именно о ней я временами мечтаю, стремлюсь, даже жажду, когда размышляю о том, каково жить в обычной семье, иметь обычные порядки, быть обычным подростком.

Я слышала разговоры школьников. Мне не хочется ни напиваться, ни употреблять наркотики, ни встречаться с парнями перед другими людьми. А как же веселиться и развлекаться? Творить глупости? Падать в бассейны не раздеваясь?

От одной мысли об этом мне стыдно, но звучит всё равно здорово.

Я невыносимо хочу почувствовать беззаботность, а дух захватывает, когда я позволяю себе подумать об этом.

– Так, значит, ты придёшь? – говорит Вольф, криво улыбаясь.

Мы снова у колодца, и я всем телом наваливаюсь, пытаясь вонзить кончик лопаты в почву. Я всего лишь делаю небольшую ямку.

– Не уверена.

Все реальные причины, которые я могу назвать, звучат откровенно по-дурацки. Вроде, мне запрещают ходить на вечеринки, сестра ещё слишком маленькая, папа терпеть не может хиппи и убьёт нас, если вернётся и увидит, что мы веселимся в подобной компании.

– Если тебя это не устраивает, мы устроим что-то своё, – говорит он. – Я не обещаю, что ты хорошо проведёшь время, но гарантирую, что удовольствия получишь больше, чем от попыток откопать лопнувшие трубы.

Он ухмыляется, и я не могу удержаться от смеха. Эти последние несколько дней настолько нелепые, что я не знаю, что ещё делать.

– Хорошо, тогда решено. Ты знаешь дорогу до деревни?

– Нет, я не слоняюсь по лесам, шпионя за людьми, как ты.

– А следовало бы. Это может многое разъяснить.

– Естественно.

– Просто спускаешься с холма и идёшь вправо по грунтовой дороге до основной трассы. Это всего в километре, можно пройтись пешком или доехать на велосипеде, но, если хочешь, мои друзья могли бы забрать вас на машине.

– Всё в порядке, – говорю я. – Мы и пешком дойдём. Если решим прийти, я хотела сказать.

Мы копаем, пока одежда не пропиталась насквозь потом. Почва такая твёрдая у поверхности, что дело идёт медленно, но на глубине меньше чем полметра земля становится мягкой и влажной, и этот многообещающий факт поселил во мне надежду, что мы нашли лопнувшую трубу. Вольф углубляется ещё на пару десятков сантиметров, пока я смотрю, ближе к концу он копает осторожнее, чтобы не вонзить лопату слишком глубоко и не повредить трубу. Потом мы оба встаём на колени и копаем влажную землю руками. Когда мои руки касаются металлической трубы, мы совершенно грязные и мне настолько жарко, что я вот-вот вырублюсь, но я так благодарна Вольфу за помощь. Без него я бы не знала, что делать, и теперь вижу, что вся подготовка, вся папина так называемая тренировка оказалась бесполезна, когда я столкнулась с реальной проблемой, пытаясь выжить самостоятельно.

Я поднимаю взгляд на Вольфа, наблюдая за тем, как он откапывает проржавевшую трубу, из которой брызжет вода, и ощущаю прилив благодарности. И что-то ещё.

Пьянящую силу притяжения, влекущую меня к нему.

Вольф

Я никогда не любил вечеринки, но мысль о том, что Николь придёт на одну такую в Садхану, дарит мне ощущение праздника.

Может быть, это не праздник в представлении Анники, для неё это, когда все держатся за руки или бьют в барабаны вокруг костра всю ночь напролёт, скорее, это просто приятное чувство… Веселье.

Я думаю, что, наверно, я забыл, что такое веселье.

Я помню, что прочитал как-то высказывание Уинстона Черчилля, который назвал депрессию «чёрной собакой», которая, кажется, преследует меня всё последнее время после возвращения матери. Хотя, может быть, это больше похоже на вечно висящую над головой тучу, которая навевает уныние на все мысли и чувства. Не могу сказать, что я когда-то испытывал депрессию, но, пока я ехал на велосипеде, возвращаясь от Николь к себе в перепачканной одежде и обуви, и пропитанной потом футболке, я понял, что впервые за долгое время, я чувствую себя живым.

Я хочу знать, что случится потом, хотя это уже давно не пробуждало во мне любопытства.

Мы не смогли решить проблему с трубами. Всё равно запасных инструментов не было, а куски трубы разбросаны вокруг. Но Николь сказала, что вызовет сантехника, и я был рад, что смог хотя бы немного помочь. Мы поели хлеба, который я принёс, и попили воды, потом я посчитал, что мне лучше уйти, потому что вообще-то меня не приглашали.

Я прыгаю в пруд, когда возвращаюсь в деревню, позволяю холодной воде смыть с меня грязь и остаток дня провожу, избегая встреч с взрослыми. Они будут просить меня что-то сделать: собрать хворост, нарезать овощи, поставить палатки для наплыва приезжих, которые хотят переночевать на свежем воздухе – я же просто хочу насладиться моментом, пока я счастлив.

Оставшаяся часть шайки (а я всю жизнь присматривал за детьми в деревне) разбежалась, кто-то помогает с приготовлениями к празднику, кто-то делает всё возможное, чтобы спрятаться и ничего не делать.

Я ускользаю и направляюсь к домику на дереве, где я провожу вечер, приколачивая на крыше последние куски черепицы, и к концу дня я чувствую себя уставшим, но воодушевлённым, в голове мелькает образ Николь со следами ручейков пота на грязном лице, когда она работает позади меня.

В ней ещё больше загадок, чем я подумал, увидев её впервые, когда она направлялась к лесу с ружьём. Она хранит целый мир в себе, ожидая, когда его откроют.

Изабель

Сначала я подумала, что ребята из Садханы странные. Как беспризорники, которых мы видели однажды на экскурсии в Голливуде, когда смотрели достопримечательности. Но чем больше я с ними общалась, тем сильнее они мне казались полной противоположностью сестре и папе, то есть это был тот тип людей, с которыми я могу совершенно расслабиться.

Вдобавок Кива был таким зажигательным. Я думаю, что я ему понравилась.

Потом, когда они подвозили меня до дома прошлой ночью и сказали мне о вечеринке, мне показалось, что моя жизнь, наконец, стала обретать какой-то смысл. Я чуть не расплакалась – так я была счастлива. Если серьёзно – это были слёзы счастья.

Но позже я, конечно, вернулась в суровую реальность, к настолько опротивевшему дому, что я не могла допустить, чтобы меня высадили на вершине холма. Я сказала им остановиться на полпути до дома, а дальше я пошла в гору пешком. На полном серьёзе. Я соврала, сказав, что не хочу, чтобы кто-то видел, что меня подвозят, что родители думают, что я пошла прогуляться по лесу.

И как подготовиться к вечеринке, когда в кране нет воды? О Боже. Мне пришлось стоять в ванне, поливая себя из трёхлитровой канистры. Без всяких шуток. Николь сказала, что я могу взять только одну канистру, но я вылила три, и вообще меня не волнует, что мы останемся без воды, потому что это не моя вина.

Я собираюсь благоухать на вечеринке. И ничего важнее этого нет.