Редко кому удаётся выпутаться из тенет любви, не обошла она стороной и Герасима. Ещё в детском саду он заметил симпатичную синеокую девчонку с аккуратными тёмно-русыми косичками, жившую в соседнем доме. Конечно, всё начиналось с дружбы во дворе, но потом они вместе пошли в одну школу и стали одноклассниками. Первая любовь. Для Герасима она не стала тайной и мучительной, как это бывает у скромных мечтателей и пылких воздыхателей, скрывающих свои чувства от предмета обожания, потому что была взаимной, хотя без стихов и бессонных ночей не обошлось — так уж водится. И уже в десятом классе, когда детвора, гладя на сладкую парочку, с удовольствием и азартом, пахнущими запретным плодом, писала на стенах их домов Гера + Лера = Любовь, и когда обладатели имён из формулы счастья настенной арифметики уже серьёзно стали задумываться о своём будущем, однажды по пути из школы домой Лера остановилась и спросила Герасима, повернув его лицом к себе:

— Гера, а ты уже знаешь, кем ты хочешь стать? — имея в виду, выбрал ли он уже себе профессию и куда собирается идти учиться после окончания школы.

— Я хочу стать лётчиком, — твёрдо ответил ей Герасим.

— Военным или гражданским? — задала уточняющий вопрос Лера.

— Военным, — не задумываясь ответил Герасим. — Хочу летать на истребителе Су-57!

Лера ненадолго задумалась, а потом более чем уверенно произнесла:

— Значит мне нужно идти в медицинский или в педагогический, — сделала небольшую паузу, затем продолжила. — Пойду в медицинский! — сказала она восторженно и улыбнулась, словно решила сложную задачку, и ответ сошёлся.

— И почему? — отвечая улыбкой на улыбку, спросил Герасим, глядя в её синие глаза, в которых так ярко отражалось голубое небо, что они, обрамлённые чёрными длинными ресницами, светясь этим дивным насыщенным цветом, сравнимым разве что с лепестками васильков, были столь прекрасными, что оторвать взгляд от них было просто невозможно. «Какая же она красивая», — подумал Герасим.

— С твоим-то аналитическим умом и не понять? — рассмеялась Лера и, хитро сощурив глазки и не прекращая смеяться, продолжила. — Ладно, так и быть, подскажу тебе…

Она взяла его под руку, и они пошли дальше.

— Вот смотри, станешь ты военным лётчиком, и отправят тебя служить в далёкий-далёкий гарнизон на краю земли. А я — твоя боевая подруга, поеду вместе с тобой. И не будет в этом гарнизоне ничего, кроме медсанчасти и школы для детей военнослужащих. А поскольку я не хочу сидеть дома без работы и каждый день глядеть в небо, томясь в ожидании, когда мой милый вернётся из полёта, значит либо я должна быть учительницей и учить детей, либо быть в белом халате и лечить людей. Я выбираю белый халат, — уже не смеясь, но продолжая улыбаться закончила свою мысль Лера.

Герасим обнял Леру, чмокнул её в щёчку, и они, взявшись за руки и весело смеясь, побежали к нему домой делать уроки.

В конце концов, всё так и получилось. Герасим поступил в лётное училище, а Лера — в медицинский университет. Только вот на время учёбы им пришлось расстаться — Герасим, став курсантом, вынужден был покинуть родной город, а Лера осталась учиться в Питере.

Однако интернет на давал им почувствовать ни расставания, ни расстояния, и не было ни единого дня, чтобы они не связывались и не общались друг с другом. А веб-камера лучше всего передавала синий цвет её дивных глаз, от которых по-прежнему невозможно было оторвать взгляд.

Вскоре, после того, как они официально зарегистрировали брак, родители Леры переехали жить в другой город, а Лера при общем согласии перебралась жить к маме Герасима и обосновалась в его комнате, в практически родной и привычной обстановке.

***

Пассажирский самолёт летел в ночном зимнем небе над бескрайними просторами заснеженной Сибири на высоте 10 тысяч 100 метров. Многие думают, что зимний день короток, а ночь длинна, потому что в это время года солнце просто рано садится, но это не так, зимой оно не садится, оно ныряет и очень глубоко, отчего наступают часы, когда ночной горизонт, даже для летящих над облаками, совсем не подсвечивается. Если бы была луна, то наверняка были бы видны лежащие внизу облака, но сегодня оба светила словно сговорились и ушли освещать совершенно другую сторону планеты — ту, где буйствовало лето. При других обстоятельствах такие условия были бы идеальными для наблюдения за звёздами, но увы, даже слабое освещение кабины пилотов и подсветка приборной доски видеть их не давали, и герметичные толстые лобовые и боковые стёкла обзора казались чёрными зеркалами, в которых отражались и лица людей, и плотные ряды огоньков индикаторов и кнопок. Из-за этого трудно было отделаться от чувства, что это вовсе и не аэробус, а огромный высококачественный тренажёр, который и не летит-то вовсе, а в лучшем случае просто висит в паре метров от земли, и монотонное гудение двигателей — это всего лишь сопутствующее звуковое обрамление имитации реальности полёта; и единственное свидетельство того, что это всё-таки самолёт, и что он всё-таки летит, лишь формой крыла опираясь о воздух — это ясная память о совсем недавно, ещё засветло наблюдаемом взлёте и фиксации органами чувств момента отрыва от земли, в сторону, ускоряющую и без того быстрый закат зимнего солнца, именуемую востоком.

Командир корабля проверил показания приборов — всё было в порядке. Автопилот выполнял свою функцию безупречно, да и быть по-другому не могло — ведь современные автопилоты — это совершеннейшее программное обеспечение, в отличие от человека, способное контролировать и обрабатывать данные не единиц и даже не десятков, а сотен датчиков самолёта, и в случае, когда даже самые значительные из них вдруг вышли из строя и врут, можно быть уверенным, что система примет самое правильное и наименее рискованное решение в борьбе за живучесть воздушного судна. Автопилот — это результат не только достижений теоретической физики в воздухоплавании и аэродинамике, но и предельно ответственного изучения опыта происшествий и ошибок, написанных, словно устав караульной службы — кровью и жизнями людей. Лететь, не давая ни крена, ни тангажа, ни рысканья по курсу, держа заданную высоту — это самое простое, что вообще может автопилот. Если согласиться, что посадка — это самое сложное в полёте самолёта, то поймав сигналы ближнего и дальнего приводов любого аэродрома, получив тем самым курс и глиссаду, посадить самолёт для автопилота — тривиальная задача, но пилоты, исключительно в силу психологии, делают это всегда самостоятельно, в ручном режиме, чем собственно и не только подтверждают своё мастерство, но и оправдывают существование своей профессии и себя в ней.

Однако до посадки лететь было ещё долго, а сегодняшний полёт был не совсем обычным. Авиакомпания, авиалайнер которой находился в воздухе, предоставила бонус лучшим экипажам, благодаря чему они смогли взять с собой в полёт членов своих семей и обеспечить самые комфортные места в первом ряду сидений салона первого класса, расположенных ближе всего к кабине пилотов. Командир корабля взял с собой жену и девятилетнего сынишку, а второй пилот — свою подругу, с которой они жили в гражданском браке, и путешествие обещало тёплые края, взамен затянувшейся и успевшей изрядно надоесть зимы.

Второй пилот перехватил взгляд капитана и спросил:

— Командир, разреши по палубе пройтись?

— Добро, — в знак согласия кивнул головой командир экипажа. — Только недолго.

Второй пилот снял гарнитуру, отстегнул ремни, аккуратно выбрался из кресла, потянулся, наслаждаясь моментом бытия, избавившим от длительного сидения, повёл плечами, поправил одежду и причёску и, не торопясь, гордо сверкая новенькими погонами, направился в салон самолёта, оставив открытой дверь в кабину пилотов, через которую тут же стали слышны весёлые голоса. Слов было не разобрать, но атмосфера хорошего настроения легко улавливалась. Не прошло и минуты, как в кабину прибежал мальчик и звонким голосом обратился к отцу:

— Папа, папа, а ты мне дашь порулить? Ты мне обещал!

Папа посмотрел на сына и погладил его по голове, вспоминая про данное обещание. Ещё раз окинул взглядом приборную доску, и убедившись, что все показания приборов в норме, одновременно отстёгивая ремни и снимая гарнитуру, сказал:

— Ну-ка, дай папе вылезти, выпусти меня,.. отойди немножко назад, — разворачиваясь в кресле и аккуратно перекидывая правую ногу в проход между креслами пилотов.

Потом, пропустив сына вперёд, он подхватил его под мышки и перенёс прямо в кресло первого пилота.

— Держи штурвал, — сказал папа, одевая на голову сына гарнитуру.

Мальчик ухватился руками за рукояти штурвала и попытался его пошевелить, но при включённом автопилоте штурвал блокируется и сдвинуть его ему не удалось — основной орган управления авиалайнером стоял как вкопанный. Сдвинуть-то его конечно можно, но силёнок для этого явно не хватало. Прикинув в голове вес сына и вспомнив, что тот не смог подтянуться на турнике, папа пришёл к утешительному для себя выводу, что вывести из зацепления штурвал ребёнку не удастся. В это время в открытую дверь кабины пилотов снова донёсся смех, и командир воздушного судна безошибочно узнал голос своей жены.

— Так! Сидеть! Не вставать! Никаких кнопок не нажимать, рычажков не трогать! Я сейчас вернусь, ты меня понял? — спросил папа и строго посмотрел на сына.

— Ничего не трогать, только штурвал? — спросил уточняя свои права ребёнок, с надеждой на то, что хоть это ему разрешают.

— Да, только штурвал, — одобрил уточнение сына строгий папа.

Тот в ответ уверенно кивнул головой, отчего гарнитура съехала на нос, мальчик быстро её поправил и снова взялся руками за штурвал, а командир корабля направился в салон первого класса, чтобы тоже размяться и заодно узнать, почему это у них там так весело.

Подойдя поближе, но ещё не войдя в салон, он стал различать слова своей жены.

— Нет, такси мы брать не будем, это будет слишком дорого. Мы наймём рикшу, он будет возить нас по городу и показывать достопримечательности, — снова раздался смех супруги, подхваченный остальными участниками дискурса.

А когда он вошёл в салон, все обрадовались ещё больше. Оказалось, как он и предполагал, это всё-таки второй пилот так развеселил всю их дружную компанию.

***

Штурвал никак не поддавался. Сил сдвинуть его действительно не хватало.

— Что же ты не двигаешься?! — возмущённо произнёс мальчик, и попытался дотянуться до штурвала ногой, но это ему не удалось. Однако тут же сразу в его смышлёную голову пришла простая мысль. Он снял гарнитуру, откинулся назад и стал сползать с кресла, пока не лёг на сидение спиной. Таким образом он дотянулся ногами до стойки штурвала. Потом он упёрся в неё ногами, а головой — в спинку кресла,.. упёрся что есть силы, и… Упрямый штурвал поддался и сразу стал легким и послушным. Это свидетельствовало об отключении автопилота, но увы, тех, кого это могло заинтересовать, рядом не было.

Дальше все события развивались стремительно. Самолёт послушно сделал сильный правый крен и тут же, потеряв подъёмную силу крыла, в одно мгновение стал проваливаться вниз, словно обрезали верёвочку, на которой он всё это время висел. Вот так нежданно-негаданно наступила невесомость, и для тех, кто ни разу с ней не сталкивался — а это все, кто находился на борту, не замедлив себя ждать, во всей красе проявила своё коварство. Оба лётчика были ошарашены внезапно наступившим чувством отсутствия веса, но среагировали на это быстро, однако действия по осуществлению желания тут же броситься в кабину пилотов превратились лишь в толчок ногой о слегка наклонившийся пол, от чего оба они, вопреки ожидаемому и привычному движению, лишь подлетели к потолку и ударились о него головой, не успев выставить руки. Оттолкнувшись от потолка, оба пилота одновременно оказались у дверного проёма в кабину пилотов. Командир корабля поспешил протиснуться первым, но оттолкнув помощника, не предполагал, что и сам отлетит от него в противоположную сторону, при этом начав вращаться вокруг своей оси. Он выставил руки и одной всё-таки зацепился за выступ на стенке.

— Подожди, — крикнул он. — Дай мне пройти первому!

И теперь, уже прицельно оттолкнувшись от стенки, как прицеливаются перед ударом по шару при игре в бильярд, он подлетел к дверному проёму и, зацепившись за него, снова прицельно оттолкнулся, направляя своё тело к пространству между креслами пилотов. Сын плакал и между всхлипами что-то неразборчиво кричал, обхватив штурвал двумя руками. Сзади, сразу за командиром, в равномерном движении, оттолкнувшись от двери, подлетал второй пилот. Однако к этому времени, хвостовое оперение борта, из-за бо́льшего сопротивления воздуху, нежели у обтекаемого носа самолёта, быстро стало отставать от носовой части и через несколько секунд лайнер развернуло носом вниз, и полетел он к земле ускоряемый уже не только притяжением планеты, но и мощью ревущих двигателей. Если бы пилоты сидели в креслах, их просто вжало бы в спинки сидений, но поскольку они висели в воздухе, лайнер просто стал их обгонять, и обоих пилотов элементарно бросило назад. Второй пилот улетел к двери и врезался в стенку, больно ударившись головой, но не потеряв сознания, а командир успел зацепиться за край своего кресла и повис на одной руке, словно шарфик, развивающийся на ветру, привязанный к спинке сидения несущегося по трассе открытого мерседеса.