Каждый народ обладал своей сложившейся системой обрядов, с помощью которых люди стремились отогнать или отпугнуть враждебные силы, добиться личного благополучия, излечения от болезней, создания благоприятных условий для получения хорошего урожая.

Определение . Обрядом обычно называют традиционный порядок совершения каких-либо действий, выполняемых во время коллективных праздников – Рождества, свадьбы или действий – похорон, строительства нового дома.

Во время обрядов исполнялись соответствующие ритуальные танцы и пляски, делались подношения враждебным силам. "Обычно они проводились в соответствующее время года, складываясь в своеобразный земледельческий календарь. Фольклористы связывают календарные обряды с выполнением конкретных действий – выгоном скота, жатвой, уборкой хлеба. Вторую группу обрядов составляют ритуалы, связанные с конкретными ситуациями – падежом скота, эпидемиями, пожарами.

С раннего возраста дети участвовали в совершении различных календарных обрядов. Так передавались определенные знания и навыки, усваивались многовековой опыт, этика и эстетика бытового и обрядового поведения.

Первые собиратели детского фольклора отмечали, что дети не только повторяют обряды взрослых, но и видоизменяют их, приспосабливая к своему возрасту. Но основные действия сохранялись, хотя могли носить игровой и даже пародийный характер. Детские песенки утратили связь с ритуальной основой, магией слова и стали частью бытового уклада или даже развлечением. Через игру дети приобщались к миру взрослых.

Аналогичные изменения произошли и с жанром рацеи. Дети превратили ритуальное благопожелание в шутку-попрошайку. Утилитарный характер использования обряда обусловил изменение лексического состава: в нем появлялись бранные и просторечные слова. Особую группу текстов составляют обращения детей к стихиям, растениям и животным. Со временем подобные обращения утратили ритуальный смысл и стали составной частью детских игр.

Состав . Детский обрядовый фольклор состоит из двух основных групп текстов. К одной относятся тексты, заимствованные из взрослой среды, к другой – тексты, бытующие только среди детей и созданные детьми. Тексты, придуманные детьми, составляют примерно четверть из известных по записям. Одним из них является «вьюница» – обряд окликания молодых на второй неделе после Пасхи. Дети пародировали величание – обычай, входящий в состав традиционного свадебного ритуала.

Традиционно выделяют следующие формы: заклички, заговоры, гадания, обращения к растениям и животным, детский народный календарь.

Изучение . Одной из первых попыток систематизации детского фольклора, перешедшего из взрослой среды, стала работа В.Н. Харузиной «Об участии детей в религиозной обрядовой жизни». В ней представлен большой фактический материал, позволивший сделать вывод, что основную часть детского репертуара составляют обрядовые песни или их реминисценции.

Обратимся к изучению конкретных жанровых форм.

 

Детский народный календарь

Базовые понятия: выделение календарного фольклора, содержание, переход календарного фольклора в детскую среду, образование «детского народного календаря», распределение обрядовых песен по земледельческому циклу, приспособление текстов детьми (игровой и пародийный характер обрядов), построение текстов (использование вопросно-ответной системы, повторов, обращений, просьб, припевов), основные жанровые формы (колядки, рацеи, песни).

Впервые календарный фольклор начали рассматривать как единый комплекс текстов в третьей четверти XIX века. Его основой стали обрядовые песни, приуроченные к этапам земледельческих работ, православным праздникам. Они проводились в определенные дни или периоды года и предполагали участие всех жителей деревни.

Распределение обрядов по периодам года неравномерно. В первой половине года, когда земледелец был полон тревоги за судьбу будущего урожая, выполнялось значительное количество обрядов, носивших охранительный характер. Во второй половине года подобных ритуалов совершалось меньше, в основном они носили благодарственный характер. Значительные группы текстов хронологически приурочены к двунадесятым праздникам, с которыми в большинстве районов России связывалось начало важнейших сельскохозяйственных работ.

При переходе от взрослых «календарный фольклор упрощался, обретал формы, привычные для детской среды». Внешним проявлением процесса стал отбор текстов. Чаще всего детьми исполнялись песни, заклички (приговорки), обращения к растениям, животным и силам природы. Как правило, магическая функция в них лишь подразумевалась. Более четко она выражалась в обращениях к полю или весне, содержащих просьбы о будущем урожае.

Термин «детский народный календарь» был впервые предложен Г.С. Виноградовым и принят современными фольклористами.

Содержание календаря . Годичный цикл открывали обряды, связанные с встречей весны. С 9 марта в большинстве районов связывался обычай печь лепешки, имеющие форму птицы. В Курской губернии в этот день пекут «куликов» – ржаные лепешки с загнутыми крыльями и шарообразной головкой, посередине которой проходит гребень. Перед едой дети «закликают» их. О.И. Капица приводит следующее описание обряда в одной из сельских школ:

«В нынешнем (1904) году на большой перемене дети вынесли из класса несколько парт, поставили их в ряд перед окнами школы и, посадив своих «куликов» рядышком по верху парт, начали закликать:

Потом дети начали закликать весну:

Подобный обычай встречается и у других народов. В Греции 1 марта дети обходят дома с деревянной ласточкой в руках, возвещая наступление весны. При этом они произносят благопожелания и выпрашивают дары. Приведем текст народной песенки в переводе Майкова:

В Костромской губернии на 4-й неделе Великого поста (крестопоклонной) отмечают середокрестье – женщины пекут «кресты», а дети обходят избы и поют:

Живой и динамичный праздник воспринимался детьми как игра. Иное отношение проявлялось к пасхальным обрядам. В собрании О.И. Капицы собрано не много записей пасхальных песен, поскольку в то время исследовательница считала их нехарактерными для детской среды.

В качестве примера приведем текст песни, распеваемой детьми в Костромской губернии в Егорьев день (23 апреля), когда там впервые выгоняют скот в поле:

Дети ходят по избам, где поют эту песенку и получают дары от хозяев. Сохранение подобного обряда не случайно, поскольку с выпасом скота для детей начиналась повседневная работа в поле.

К второй неделе после Пасхи была приурочена «вьюница» – обряд окликания молодых. Войдя во двор, группа детей исполняла песенку с просьбой подать пирога или хлеба. В.Н. Харузина отмечает, что для подобных текстов характерна определенная двойственность – в календарных песнях появляются элементы иронии и даже сатиры. В качестве примера, она приводит песенку, посвященную Дмитриевской (родительской) субботе:

С днем Святой Троицы, когда в средней России начинает колоситься озимая рожь, связан обычай «колосок». Ранним утром дети выходят на поле, идут вдоль посевов и поют:

Основные функции в обряде выполняет девочка, ее проносят на руках по озимому полю, она срывает горсть колосьев. Затем девочку уносят в деревню, где она разбрасывает их около церкви.

В обрядах летнего времени обычно принимали участие взрослые. Они же являлись и основными исполнителями данных обрядов. Поэтому от детей записано немного семицких, спожиночных и других песен, связанных с летними праздниками.

Некоторые элементы весенних и летних обрядовых песен отразились в детской игре «Кострома». В собрании О.И. Капицы имеется 20 вариантов игры, записанных во Владимирской, Костромской, Тульской и других губерниях.

Обряд похорон «Костромы» основан на языческом ритуале. Соломенная кукла (Кострома) олицетворяла собой природу, замирающую зимой и воскресающую весной. Обычно кто-то из детей изображал «Кострому», другой – «няньку» или «мать» ее. Игра состояла из диалогов, построенных по вопросно-ответной системе. Дети по очереди подходили к «няньке» и справлялись о здоровье «Костромы». «Нянька» отвечала, что Кострома заболела.

Когда «нянька» объявляла, что Кострома умерла, дети изображали похороны и оплакивание, относили Кострому в сторону и клали на землю. Но она тотчас вскакивала и начинала ловить участников игры. Первый пойманный становился новой Костромой, и игра повторялась.

Большинство текстов календаря связано с зимними праздниками – Новым годом, Рождеством и Святками. Оба праздника сопровождаются обходом домов детьми с пением «колядок» и «щедровок», первые поются на Рождество, вторые – на Новый год.

Колядование. Славильщики пришли.

В этнографических трудах постоянно встречаются указания, что в большинстве районов России уже в середине XIX века данный обычай исчез из бытования среди взрослого населения и перешел к детям. Так, в записях, сделанных в 1883 году в Шуйском уезде Владимирской губернии, указывается, что семь лет тому назад с колядками ходили и взрослые, а теперь ходят только дети. В Вязниковском уезде этот обычай перестал бытовать еще раньше – в конце 1860-х годов.

Среди славянских народов колядки и щедровки особенно распространены на Украине. Содержание колядок и щедровок разнообразно. По форме они представляют собой песни. Начало и конец носят формульный характер. Колядка начинается следующим традиционным обращением: «Приходила коляда накануне Рождества», «Коледа, маледа, где была?», «Коледа, маледа, подавай пирога».

Основная часть колядки состоит из вопросов и ответов.

Встречаются колядки, состоящие только из цепочки вопросов и ответов:

Коляда, коляда, Вскочил козел На боярский двор. «Почто вскочил?»

Распространенная в колядках вопросно-ответная композиция легко запоминалась детьми. Как и щедровки, колядки обычно заканчивались просьбой к хозяевам подать славильщикам что-нибудь съедобное:

Иногда вся песенка состоит из просьбы подать хоть что-нибудь:

Если хозяева ничего не подавали славильщикам, концовка выглядела следующим образом:

Скупым желают:

По содержанию просьбы различались, например, дети часто просили не держать славильщиков на морозе:

Щедровки сходны с колядками по содержанию, но сопровождаются припевом «овсень» или «таусень», повторяющимся через каждые одну-две строки. В них содержится приветствие хозяевам, их величание, и благопожелания. Во многих местах новогодние поздравления сопровождаются пожеланиями хорошего урожая, «засеванием» – осыпанием хозяев овсом, рожью, гречихой.

Приведем описание «засевания» – обычая, зафиксированного в Судожском уезде Курской губернии: 7 января утром мальчики ходят «засевать». Они заходят в дома небольшими группами от одного до трех человек. Войдя, дети разбрасывают по полу зерна ржи, овса, проса и другие злаки и говорят:

Хозяева дают детям лепешку, пирога, кусок сала или копеечку.

Приводим еще характерное новогоднее пожелание, записанное от детей в Тульской губернии:

Исполнение песни также сопровождается разбрасыванием зерен.

Обходы домов детьми с песнями и одаривание их, приуроченные к определенным праздничным дням, распространены во всех европейских странах. В них постоянно включаются угрозы и насмешки над скупыми хозяевами. В Голландии в день св. Мартина (2 ноября) дети ходят в деревнях по дворам с зажженными свечами и поют:

Если детям ничего не подают, то прибавляют:

Дети участвуют и в других обрядах зимнего цикла. Во Владимирской губернии дети устраивают сжигание на костре соломенной куклы – Масленицы. Для этого они собирают по дворам солому и дрова. Небольшой группой они приходят на двор и исполняют песенку:

Затем следует просьба подать соломки. Все собранное дети сносят в одно место, где разводят костер, посередине которого ставят куклу, сделанную из соломы. Часто в деревне одновременно загорается несколько костров, вокруг каждого из которых собираются дети из ближайших домов. Они водят хороводы и поют песни, подобные приведенной выше. Когда костры догорят, дети вновь ходят под окнами избы и поют:

В детском репертуаре присутствуют и тексты духовного содержания. В некоторых областях России во время рождественского христославления дети поют или говорят тропари и кондаки, посвященные празднику, а также исполняют особые праздничные песенки, известные под названием «рацеи», «рацейки», содержание которых связано с отмечаемым праздником. И.А. Морозов замечает, что на севере христославление обычно замещает колядование.

Рацеи представляют собой свободные переложения текстов, напечатанных в духовных учебных книгах. Под влиянием народной поэзии в них появились смежные рифмы, двусложные размеры, перехваты. Обычно содержание рацеек составляют евангельские сюжеты: избиение младенцев, появление ангела, возвестившего пастухам о рождении Христа, или волхвов. Как правило рацеи заканчиваются просьбой одарить славильщиков:

В рацее, записанной в Архангельской губернии, так изображено избиение младенцев Иродом:

Собиратели отмечают, что содержание рацей мало понятно крестьянским детям. Поэтому оно часто искажается и даже иногда представляет собой полную бессмыслицу. Записи, содержащиеся в архиве О.И. Капицы, показывают, что в 20-е годы XX века данный жанр постепенно исчезал из обихода.

Необходимо согласиться с Г.С. Виноградовым, что детский календарный фольклор «имеет законченный цикл существования: сравнительно легко проследить возникновение, распространение и последующие стадии его жизни. На глазах историка он выпал из фольклора взрослых, вошел в детскую среду и теперь окончательно исчезает». На это же указывает и использование календарного фольклора в прозе таких писателей, как А.М. Ремизов и И.С. Шмелев. Оба писателя рассматривали запомнившиеся с детства игры и тексты как символ безвозвратно ушедшего прошлого.

 

Контрольные вопросы

1. Что входит в понятие «обрядовый фольклор»?

2. Кто первым определил «детский народный календарь» как самостоятельный раздел детского фольклора?

3. Каковы основные особенности «детского народного календаря»?

4. Какие жанры стали составляющей детского календаря?

5. Почему они сохранились именно в детской среде?

6. Почему наибольшее количество текстов посвящено зимним праздникам?

7. В каких литературных произведениях и почему мы находим эпизоды из детского календаря?

8. Почему календарные песни носят обрядовый характер?

9. По какому принципу вы бы выстроили свой календарный цикл?

10. Как другие народы организуют собственные земледельческие календари и связанные с ними обряды?

11. Какие игры встречаются в «детском народном календаре»?

12. Кто и почему чаше являлся исполнителем обряда?

13. Почему использовалась вопросно-ответная композиция?

14. Какие элементы являлись повторяющимися?

15. Что такое «рацеи»?

16. Чем рацеи отличались от колядок?

17. Когда и почему закончился период бытования «детского народного календаря»?

 

Заклички

Традиционно к заклинкам относят небольшие песенки или рифмованные приговоры, исполнявшиеся вне праздничного ритуала. Они содержат словесное обращение к силам природы, животным, насекомым и растениям, посвященное определенному случаю или выражающее какую-либо просьбу. И.С. Слепцова отмечает, что тексты активно бытуют среди детей дошкольного и младшего школьного возраста и «продолжают отчасти сохранять магический характер».

Объектами обращения являются олицетворенные стихии – дождь, радуга или времена года, а также персонифицированные праздники (Весна, Коляда, Купала). Из-за четко выраженной функциональной роли некоторые исследователи называют заклички обращениями.

Генетически заклички являлись составляющей обряда. И.П. Хрущов еще в 1885 году отмечал, что «в закличках сохранился древний языческий извод заклинания: «отворяет ворота ключиком-замочком, золотым платочком». Это хорошо известный по заговорам образ девицы-зари с ключами от росы и облаков». Переход закличек в детскую аудиторию был связан с утратой ими магического содержания.

Сопоставление ряда текстов показывает возможный механизм подобного перехода. Приведем в качестве примера следующие тексты.

1. Дощику, дощику, сварю тебе борщику в новенькому горщику, поставлю на дубочку, дубочек схитнувся, а дощик лынувся цебром, ведром, дойничкою над нашею пашничкою.

2. Дощику, дощику, зварю тебе борщику в маленькому горщику, тоби борщ, мени каша.

3. Дождик, дождик, пуще! Дадим тебе гущи!

Первые два текста записаны от взрослых носителей, а последний – от детей. Во втором примере текст сокращен по модели заговора, а в третьем обращение к дождю становится элементом игры.

Произнесение закличек считалось обязательным, если нужно было вызвать желаемое действие или прекратить, отвести нежелаемое. К дождю обращаются тогда, когда он необходим для произрастания растений и злаков. Его просили «припустить», «поливать весь день», «лить пуще», просили «дождю в толстую вожжу»:

Как и в древних обрядах, дождю обещали награду «горшок гущи» или «кусок пирога», краюшку хлеба. Во многих записях произнесение заклички сопровождается определенным действием: чтобы она «подействовала», нужно было перекувырнуться через голову по направлению к реке.

Если дождь шел слишком долго и мог повредить полям, то его просили перестать. Тогда произносили другую закличку:

Она также сопровождалась действием:

Со временем общая структура текста песенки почти не изменилась, другими стали лишь отдельные составляющие, например, указание на место поездки: чаще всего встречается «Иордань», а затем «Рязань», «Черностань» «Верестань», «Августань» и т. д.

Затем следуют обращения к радуге и к солнцу с просьбой о хорошей погоде:

Обращение к солнышку:

Дети солнышка – это русские люди, о которых в «Слове о полку Игореве» говорится как о «дажьбожьих внуках», ведь Даждь-бог – солнечное божество древних славян.

Чаще всего встречаются заклички, которые должны были повлиять на природные явления, что также подтверждает их происхождение из земледельческой магии.

В восточной Африке распространена закличка для вызывания ветра. Если во время веяния зерна – работы, производимой женской частью населения, – нет необходимого ветра, то девочки призывают его свистом и следующими словами: «Ветер, я возьму твоего ребенка и положу его к себе на колени».

Дети другого африканского народа при приближении дождя радостно кричат: «Манкостане (название божества), принеси нам дождя». Обращаясь к месяцу, дети говорят, что он убывает, а они растут.

Состав предметов, животных и растений, упоминаемых в обращениях разнообразен – это те животные, с которыми дети встречаются в повседневной жизни.

О.И. Капица полагает, что самым распространенным животным в заклинках была улитка, обращение к которой встречается почти у всех европейских народов:

Другой вариант был записан в Тверской губернии, Весьегонском уезде, в 1927 году:

Песенка поется до тех пор, пока улитка не высунется из своей раковины. Приведем тексты такого же обращения к улитке у других европейских народов. Немецкая:

(Улитка, улитка, высуни рога, если ты не высунешь, я брошу тебя в яму, тебя съедят вороны.)

В Савойе записан следующий вариант обращения к улитке:

(Эскарго-вираго, высуни рога, прежде чем я тебя убью.)

Английское обращение к улитке:

(Улитка, улитка, выходи из своей раковины, или буду бить тебя; ты станешь черной как уголь. Улитка, улитка, высуни рога, идет вор, он разрушит твои стены.)

И.С. Слепцова указывает, что последний тип закличек основан на мотиве обмена: за выполнение просьбы персонажу предлагают какое-либо вознаграждение. В некоторых закличках мотив угадывается с трудом: «Когда купалися да в уши вода попала, дак на одной ноге скачешь да приговариваешь:

В обращениях к некоторым насекомым и птицам сохранились древние поверья. Увидев божью коровку, говорят:

Если жучок полетит – будет хорошая погода, если нет дождь.

Проходя мимо ульев, в Харьковской губернии обращаются к пчелам:

Аналогичные формы обращения к животным мы находим и у первобытных народов. Чаще всего они связаны с охотой. Во время ловли морских крабов девочки африканского племени баронга поют: «Эй вы, с одной клешней! Поднимите ее вверх и опустите ее!» Считается, что в ответ на этот призыв крабы должны появиться на берегу, как бы разрешая себя собрать.

Заметив греющуюся на дереве большую ящерицу вида «Galagata», молодежь становится возле нее и начинает петь, ударяя в ладоши: «Большая ящерица, закинь, закинь назад голову». В ответ на обращение ящерица как бы вытягивает шею и качает головой в то время, пока бьют в ладоши. Движение ящерицы в ответ на обращение означает благоприятный прогноз на будущее.

И.С. Слепцова выделяет приговоры, связанные с гадательными ритуалами. Они восходят к древнейшим мифологическим представлениям о том, что птицы приносят вести из иного мира. Прощаясь с улетающими журавлями, их расспрашивали о времени наступления зимы. По «ответам» птиц судили о времени ее наступления: «Если верхняя птица ответит, то зима наступит нескоро, если та, что летит близко к земле – то быстро». Дети превратили обращения в игру:

Увидев летящую гагару, поют:

Аналогично построено обращение к ястребу, которого отгоняют от цыплят:

Близки к нему по содержанию английская и немецкая песенки, относящиеся к насекомым и птицам. Английская песенка посвящена божьей коровке:

Немецкая песенка адресована ворону:

В Харьковской губернии, завидев коршуна или ястреба, дети кричат:

Аналогичные обращения несут и следы лечебной магии: например, формула, произносившаяся при виде пролетающих журавлей, построена по модели заговора: «Когда, первый раз летят [журавли], дак надо говорить: «У журавля спина колом, а у меня колесом!» Токо перевернешься кверху ногам, головою [вниз], штобы спина не болела. Я так часто делала».

Среди насекомых чаще всего дети обращаются к божьей коровке, у которой спрашивают погоду или просят принести урожай:

Коровушка, буренушка,

Завтра дождь или ведро?

Если ведро, то лети,

Если дождик, то сиди.

Божья коровушка,

Полети на небо,

Принеси нам хлеба

Черного, белого,

Только не горелого.

Реже встречаются обращения к домашним животным. Приводим тексты песенок, связанные с выгоном скота на пастбище. Так, в Смоленской губернии приговаривают, напутствуя впервые выходящий на пастбище скот:

В Ярославской губернии дети обращаются к корове:

В Казанской губернии, когда дети встречают теленка, говорят:

Отметим также и простейшие гадания, которые должны были принести удачу во время сбора ягод и грибов. Так, в Ярославской губернии, когда дети идут за грибами, они просят:

В Смоленской губернии, отправляясь за грибами, дети подбрасывают лукошко, загадывая об удачном или неудачном сборе: «Дай, Бог, полна и ровна, чтобы верх набрать». Когда лукошко станет на донышко – это к прибыли: «А, наберу». Если же опрокинется кверху дном – дурная примета: «Ах, оборотилось лукошко: ничего не наберу, а в донышке ничего не будет». В поисках грибов приговаривают прибаутки и поют песенки:

Или

Приведем современные записи, показывающие, что подобные приговоры продолжают бытовать среди детей: «Бросали корзинки: «Антошка, Антошка, наполни мне лукошко!» – приговаривали и бросали вверх. Если она стоя станет – наберешь полное лукошко, на бочку – значит, полкорзинки наберешь, а кверхьку дном – значит, ничё не наберешь».

Летнее купанье в реке также связано с определенными приговорками. Перед ныряньем в Смоленской губернии дети говорят:

В Архангельской губернии во время купания дети говорят:

Если во время купания в Ярославской губернии кому-нибудь из детей попадет в ухо вода, то, заложив пальцем ухо и наклонившись вбок, дети, прыгая на одной ноге, приговаривают:

На Мурмане в этом же случае дети приговаривают:

Другой особенностью закличек, также имеющей древнее происхождение, можно считать звукоподражательный характер, например, подражание крикам перепелов: «Миколай (любое имя), под поветь, поветь», пению малиновки: «Бросай сани, возьми воз». К ним примыкает приветствие прилетающих весной птиц – «Журавли закурукают, да и мы закурукаем все маленькие». Приведенные примеры отражают еще одно интересное явление – переход закличек в игру.

Отметим некоторые особенности закличек. В процессе бытования в детской среде в закличках появляются элементы иронии. М.Н. Мельников даже выделяет заклички-пародии: «Эроплан, эроплан, посади меня в карман! А в кармане пусто – выросла капуста».

Отражение реалий времени, появление бытовых подробностей свидетельствует о подвижности жанра и склонности его к определенной эволюции. С течением времени одни тексты исчезают, другие сокращаются или переходят в иные жанры.

 

Контрольные вопросы

1. Какие особенности закличек позволяют говорить об их связи с обрядовой поэзией?

2. К кому и почему обращались в закличках?

3. Почему в закличках отмечаются элементы юмористического мироощущения?

4. Можно ли говорить о связи закличек с формами игрового фольклора, загадками и приговорами?

5. Являются ли заклички продуктивно развивающимся жанром фольклора?

 

Небылицы

Основные понятия: определение, особенности бытования, терминология, особенности (образная система, антропоморфизм, композиция, рифмовка), методика рассказывания, формы, жанровые модели.

Бытование жанра . Небылицы, или небывальщины, представляют особый жанр фольклора, встречающийся у всех народов как самостоятельное художественное произведение или как часть сказки, былички, былины, скоморошины.

Жанр одинаково распространен как во взрослом, так и в детском репертуаре. Отличие заключается в форме. В произведениях, исполняемых для детей или детьми, «небылица принимает форму песенки, рифмованной приговорки (считалки), молчанки, дразнилки, пестушки и т. д.».

Детей привлекают произведения, где развивались бы совершенно невероятные события; происходила перестановка объекта действия или признаков, характеризующих различные предметы; функции и свойства одного предмета приписывались другому. «Нарушение правильной координации вещей вызывает в детях смех, и чем больше это нарушение, тем ощущение смешного сильнее», – отмечала О.И. Капица.

Определение. Обычно небылицами исследователи считают «произведения различной жанровой принадлежности, изображающие действительность с преднамеренным нарушением хронологической последовательности событий, причинно-следственных связей и т. д. и создающие полную несообразностей художественную картину мира».

Вероятно, название «небылицы» дали сами исполнители:

Или:

Важным их свойством является алогизм. Предметный мир, домашние животные, птицы – все в небылицах показано с «абсурдной» стороны.

Второе свойство обусловлено приписыванием одному предмету свойств другого. Оно было отмечено, в частности, К.И. Чуковским, назвавшим подобные произведения «перевертышами» по аналогии с английскими «Topsy-turvy Rhymes» – «стишки навыворот, стишки перевертыши». Название «перевертыши» отчасти совпадает с немецким названием «Verkehre Welt» – «перевернутый мир».

Изучение , Одной из первых в отечественном литературоведении песенки-перевертыши рассмотрела О.И. Капица, ее выводы впоследствии подтвердили английские ученые И. Оупи и П. Оупи в книге «Фольклор и язык школьников», вышедщей в Кембридже в 1959 году. Примерно в то же время В.П. Аникин закрепил двойное название подобной формы.

Вместе с тем некоторые исследователи проводят различие между ними Е.М. Левина полагает, что необходимо разграничивать небылицы и перевертыши. Различие между Ними наблюдается в своеобразии характера действия: в небылице главным принципом становится антропоморфизм (совершение зверями работы людей, приобретение ими человеческих прозвищ и качеств).

В перевертыше имеет место обратная координация, звери выполняют ту же работу, но делают ее необычным образом – косят сено молотками, кафтан зашивают метлой. Неординарностью отличаются и временные характеристики: в небылицах бедствия птиц и насекомых изображаются как мировая катастрофа, в перевертышах герои перемещаются по морю на решете, путают времена года и сезоны.

Всякое отступление от нормы помогало ребенку искать и находить свои ориентиры в пространстве. Таковыми становились ассоциативные связи. Перевернутый мир позволял по-иному посмотреть на обыденные вещи, определить их, оттенить и подчеркнуть отдельные качества.

М.Н. Мельников уточняет, что анализ текстов, опубликованных В.И. Далем, позволяет утверждать, что небылицы создавались взрослыми и для взрослых. Поэтому нельзя относить их к творчеству детей, скорее речь идет о своеобразных переложениях или приспосабливании детской аудиторией отдельных форм.

Не случайно перевертыши активно использовала народная педагогика, активизируя познавательную деятельность ребенка и формируя у него умение видеть комическое:

Особенности . Небылицы отличаются игровым характером перевертышей, Чуковский считал их умственной игрой: «Ребенок играет не только камешками, кубиками, куклами, но и мыслями». Научившись складывать бывальщины, ребенок начинает превращать их в собственные истории – «жажда играть в перевертыши присуща чуть ли не каждому ребенку на определенном этапе его умственной жизни».

Круг образов детской небылицы предопределялся условиями крестьянского быта, в них присутствовали знакомые крестьянскому ребенку с детства животные, птицы, насекомые. Только они одевались как люди: «коза в сарафане», «курочка в сапожках», «утка в юбке». Животные выполняли те же обязанности: «курочка избу метет, вымела избушку, положила голичек под порожичек», «кот на печи сухари толчет, кошка ширинку шьет».

Перемещение животных в несвойственную им обстановку, где они были вынуждены действовать несвойственным образом, приводило к созданию комического эффекта. Случалось, что одним животным приписывались свойства других: «по поднебесью медведь летит, ушками, лапками помахивает, серым хвостиком поправливает», «собачка бычка родила», «поросеночек яичко снес».

Основным приемом становится антропоморфизм: животные, насекомые, птицы переодевались в человеческую одежду и наделялись людскими качествами, свойствами и пороками. Они выполняли одинаковые с людьми действия. Люди также работали и действовали в несоответствующей обстановке: «мужики на улице заезки (заколы для рыбной ловли) бьют, они рыб ловят». Животные использовались необычным образом: «Фома едет на курице, Тимошка – на кошке»; «мужик комарами пахал, дубинкою погонял».

По сравнению с сказками антропоморфизм небылиц имеет свои особенности. Сходство проявлялось в очеловечивании животных, однако в сказке животное выступает как носитель определенных качеств: лиса отличалась лукавым нравом, оказывалась изворотливой, способной к воровству; медведь, напротив, всегда неповоротлив и недогадлив.

В небылицах характеристика меняется. Приведем некоторые небыличные песенки, в первой из них представлены переодетые животные, а во второй – ряженые животные пляшут:

Семья коз выполняет крестьянскую работу:

По форме небылица представляет собой краткую сюжетную зарисовку, бытовую картинку с конкретным содержанием без зачина и концовки. Приведем пример небылички, где действующими лицами являются насекомые: тараканы, комар, вошь, блоха:

Сюжетная законченность описания, насыщенность конкретными деталями, наглядные несообразности обуславливают смысловую емкость, точную и зрелищную передачу действий

Композиционно перевертыш состоит из картин-действий, расположенных цепочкой и слабо соединенных друг с другом. В нем происходит перестановка объекта действия или признаков, характеризующих разные предметы. Иногда эта словесная забава «принимает характер игры в обмолвку»:

Концовка в небылицах отсутствует или не влияет на основное содержание, воспринимаясь как законченное резюме:

Некоторые исследователи полагают, что зачин, напротив, играет важную семантическую роль: «в нем сразу подчеркивается, что речь идет о чепухе, небыли, в которую не верят».

Повествование в небылице ведется от первого или третьего

Или:

Характер рифмовки в небылице разнообразен. Наиболее распространены смежные рифмы:

Пример перекрестной рифмы в сочетании с внутренней:

Часто встречаются внутренние рифмы в сочетании с парными

Перевертыши различаются по жанровой модели; иногда это коротенькая прибаутка:

Но может быть и целая песенка:

Встречаются перевертыши в форме нарратива:

Я встал поутру, обулся на босу ногу, топор надел, трое лыж за пояс подоткнул, дубинкою подпоясался, кушаком подпирался. Шел я не путем не дорогою; подле лыков горы драл; пошел я в чисто поле, увидал: под дубом корова бабу доит. Я говорю: «Тетенька, маминька, дай мне полтора молока пресного кувшина». Она не дала. Я вышел на улицу: тут лайка собачит (вм. собака лает) на меня; мне чем обороняться? Я увидал: на санях дорога, выхватил из оглобель сани, хлысть лайку и пошел домой.

В данном случае сюжет разворачивается как необычная история, которая приключилась с самим рассказчиком. Е.М. Левина полагает, что даже в том случае, когда присутствуют «мотивы прозаической небылицы, повторы ритмически их организуют».

В качестве примера она ссылается на опубликованный П.В. Шейном текст «былинной» небылицы, исполняемый в детской аудитории, отмечая наличие эмбриональной рифмы и построение по законам силлабо-тонического стихосложения:

О.И. Капица отметила, что к небылицам примыкают так называемые «большие песни». В большинстве из них действующими лицами являются животные, которые действуют подобно людям. Наиболее распространенными она считает следующие: «Козел», «Сватовство совы», «Война грибов», «Чечотка», «Смерть и похороны комара», «Поедем-ко, женушка, домик наживать», «Жил я у попа».

Подобные песни П.В. Шейн называет сатирическими и скоморошными. «Почти все они, – замечает он, – отличаются явным сатирическим характером, смысл и цель которого с течением времени сгладились, вследствие чего они в значительной степени потеряли совершенно интерес для людей старших поколений. Но, благодаря обилию аллитераций, тавтологий и рифмы, а равно легкости для запоминания их несложных музыкальных мотивов, они, так сказать, сами напросились своими неоцененными услугами матерям, нянькам, пестуньям, для которых они являлись самыми желанными, самым удобным и подходящим средством занимать и забавлять приятным образом своих и чужих малюток. Эти малютки, выросши и возросши до отроческих лет, сами с удовольствием начинают употреблять эти самые песенки и прибаутки».

Отсутствие точной терминологии привело к тому, что в первом собрании «Русских народных песен» П. Шейн поместил эти песни в детский отдел, а в «Великоруссе» перенес их в группу юмористических песен для взрослых.

Среди больших песен в первую очередь укажем на распространенную у русских, белоруссов и украинцев песню о «козле». О.И. Капица приводит более 10 вариантов песни. В ней рассказывается о том, что любимый бабушкин козлик отправился в лес погулять, а там его растерзали волки. Профессор В.Н. Перетц указывает на прототип этой песенки, находящийся в сборнике польских песен Гинтовта и Рудницкого, относящемся к 1713 г.

Приводим начало наиболее распространенного варианта этой песенки:

После каждой строки повторяется припев «Вот как, вот как» и два последних слова. Постепенно простой по структуре текст развивается в наполненную разными событиями песню, где козел встречается с волками и погибает.

В начале бабушкин козел похваляется:

Козел оказывается трусом и при встрече с заинькой и лисанькой спрашивает:

На это ему животные отвечают

Затем козел встречает семь волков, которые нападают на него. Бабушка находит только его останки и устраивает поминки по своему любимцу. О.И. Капица приводит и вариант с благополучным концом, в котором козел расправляется с волками и возвращается домой невредимым:

Песня попала в детскую книгу и широко использовалась для педагогических целей. О.И. Капица полагала, что она дает материал для подвижных детских игр с пением для маленьких, поскольку «из всех больших песен она по форме и содержанию особенно близка детям, чем и объясняется ее популярность». С.Я. Маршак обработал песню в пьесу для детского театра и для театра Петрушки. Очевидно, О.И, Капица имеет в виду пьесу С. Маршака «Сказка про козла».

Не менее распространена по количеству вариантов песня «Сватовство и свадьба совы», в которой действуют птицы. В ней отчетливо прослеживается сатирическая направленность. Характеристики птиц, которых предлагают снегирю в жены, отличаются изобразительностью. Все, они наделяются человеческими качествами:

Одновременно жених пытается выяснить и деловые качества своей невесты:

В сборниках детских сказок помещается песня «Война грибов»:

Он обращается к разным грибам, но все отказываются идти на войну: рыжики говорят:

Опенки отвечают:

Соглашаются, наконец, грузди:

Детские песни представляют собой пародию на исторические песни, сложенные в конце XVIII века под влиянием восстания Пугачева. В тексте песни высмеивались те, кто отказывался идти сражаться.

Песни «Будем-ка, женушка, домик наживать» и «Жил я у попа» построены на ряде звукоподражаний и названий, характеризующих животных. В первой песне перечисляются животные, купленные для хозяйства, во второй – животные, подаренные паном работнику за его службу. Вот как характеризуются животные:

Приведем пример звукоподражания:

Взаимодействие небылиц с литературными формами . М.Н. Мельников и Е.М. Левина показывают появление перевертышей на основе книжной традиции: «Плыл по морю чемодан», «Шла изба по мостику…», «Дело было в январе, первого апреля».

Встречаются пародии на современные популярные песни:

В подобных текстах присутствуют мотивы устрашения, органично вошедшие в структуру жанра. Данное обстоятельство сближает песни-пародии с «страшными историями» и показывает, что жанр не утратил популярности в современной детской среде.

 

Контрольные вопросы

1. Какие произведения относят к небылицам?

2. О чем и почему рассказывается в небылицах?

3. Почему Чуковский назвал жанр нелепицами?

4. Можно ли провести различие между небылицей и перевертышем?

5. Как использовали жанр в народной педагогике?

6. Чем отличается образная система небылиц?

7. Почему основным атрибутивным признаком считается антропоморфизм?

8. Какие используются жанровые модели и почему?

9. Какова рифмовка небылиц?

10. Что такое «небыличные песенки»?

11. Как небылицы связаны с другими жанровыми формами?

12. Как происходит заимствование и по каким атрибутивным признакам?

 

Загадки

Основные понятия: определение, функции, происхождение, отличие детской загадки от взрослой, композиция/структура, художественные средства, форма, рифмовка, язык, связь с другими жанрами.

Определение . Загадка относится к малым жанрам фольклора, она отличается краткостью и лаконичностью высказывания. Обычно загадки строятся «на иносказании, метафоре, аллегории, описании предметов, явлений, живых существ в замысловатой вопросительно-констатирующей форме (где этот вопрос подразумевается)» и требуют «разгадки, ответа, расшифровки специально закодированной информации» (Сл., с. 76).

Похожее определение мы встречаем и у В. И.Даля, одного из первых публикаторов жанра. Он отмечал, что загадка – это «иносказанье или намеки, окольная речь, обиняк, краткое иносказательное описание предмета, предлагаемое для разгадки».

Современный исследователь дает следующее определение загадки: «Загадка – это поэтическое замысловатое описание какого-либо предмета или явления, сделанное с целью испытать сообразительность человека, равно как и с целью привить ему поэтический взгляд на действительность».

Функциональное предназначение загадки, способствующей «активизации познавательной деятельности, формированию навыков логического мышления, развитию сообразительности, наблюдательности» (Сл., с. 77) обусловило и ее распространение в детской среде. Загадка способствует развитию воображения, стимулирует словотворчество.

На протяжении всей истории бытования загадок сохранялась их воспитательная и обучающая функция, которая также оказалась востребованной в детской среде. Некоторые загадки часто встречаются в книгах и сборниках, они помогают расширить представление ребенка о внешнем мире, показывая ему знакомые предметы с необычной стороны или раскрывая какие-то новые стороны действительности:

Другие в игровой форме показывают некоторые грамматические формы: «По какой дороге полгода ездят, полгода ходят?» (По реке). В данном случае загадка пересекается с каламбуром и становится одной из составляющих словесных игр.

Происхождение загадок. Загадки можно считать самым древним жанром фольклора, бытовавшим еще в первобытном обществе. Об этом свидетельствует тот факт, что загадки распространены у всех первобытных народов. Они загадывались, чтобы обеспечить благополучие себе и своему роду, человек верил, что, отгадывая загадки, он подчинит себе природу, животных, растения.

Магическая сила загадок проявлялась в разных обрядах; так, при инициации посвящаемый испытывался с помощью загадок – без знания тайной речи юноша не мог стать мужчиной. Позже загадки встречаются в мифологии древних народов (например, в древнегреческих мифах, «Старшей Эдде») и сказках, их отгадывают герои, соревнуясь со своими противниками. В древнерусских повестях загадками обмениваются жених и невеста.

Русские загадки по происхождению также связаны с условной речью – зашифрованным языком охотников, с обрядами и магическими действиями, направленными на «обеспечение урожая и успеха в скотоводстве и земледелии.

Как уже указывалось исследователями, знаменитый русский путешественник С. П. Крашенинников отметил остатки древней тайной речи у русских охотников на соболя. Артель избирала «передовщика», он назначал себе помощников и наказывал им между прочим, «чтобы по обычаю предков своих ворона, змею и кошку прямыми именами не называли, а называли б верховым, худою и запеченкою».

Дальше С.П. Крашенинников писал: «Промышленные сказывают, что в прежние годы гораздо больше вещей странными именами называли, например: церковь – востроверхою, бабу – шелухою или белоголовкою, девку – простыгою, коня – долгохвостым, корову – рыкушею, овцу – тонконогою, свинью – низкоглядою, петуха – голоногим и прочее…» Крашенинников отмечал, что все эти слова, кроме замены ворона, змеи и кошки, оставили, т. е. не стали употреблять.

Обычно загадка служила средством развлечения на вечеринках, когда молодежь упражнялась в сообразительности и находчивости. Входила загадка и в свадебный обряд. «Выкуп мест» представлял собой диалог, где один (загадчик) спрашивал, а другой (жених и его дружка) старался отгадать.

«Подайте монаха в белой рубахе». – Дружка подает бутылку водки. «Подайте золотой костыль, чтобы невесте было на что опереться». – Дружка указывает на жениха. «Состройте четырехугольную горницу с серебряной крышей». – Дружка кладет на блюдо бумажный рубль и серебряную монету сверху.

С течением времени магическая функция загадок постепенно угасла, но сохранились их поэтические особенности, в частности метафоричность. Известно, что Аристотель считал загадку хорошо сформулированной метафорой. В русском фольклоре самый распространенный тип загадок – метафорический. Как отмечала М.А. Рыбникова, сравнение строится на основе традиционных сближений: «Руки – овечки, куделя – стог».

Приведем пример:

Среди метафорических образов животных преобладают домашние животные и птицы, а среди них – корова, бык и конь (кобыла, жеребец); курица, петух, гусь. Игла – свинка, золотая щетинка; соха – корова, все поле рогами перепорола.

Классификация . Один из первых публикаторов загадок, Д.Н. Садовников, расположил в составленном им сборнике загадки по темам: «Жилище», «Тепло и свет», «Домашнее хозяйство», «Двор, огород и сад», «Домашние животные», «Земледельческие работы». «Лес», «Мир животных», «Люди и строение их тела», «Земля и небо», «Понятия о времени, жизни и смерти», «Грамота и книжная мудрость». В загадках иногда затрагивались и другие темы: человек и части его тела, пища и питье, одежда и обувь, дом, его части и принадлежности хозяйства, природные явления. В настоящее время эта классификация является общепринятой.

Записи детских загадок немногочисленны, хотя уже в XIX веке они вошли в детскую среду и начали печататься в качестве учебного материала. Традиционно среди детей «бытовали (возможно, бытуют и в настоящее время) все или почти все разновидности произведений этого жанра: загадки-метафоры, загадки-звукоподражания, шутливые вопросы, загадки – задачи» (Март., с. 26).

Отличие детской загадки прежде всего заключается в избираемом предмете, чаще это бытовые предметы или существа из животного мира, знакомые ребенку, который должен хорошо представлять себе, о чем идет речь. Ребенок способен воспринять и юмор, заложенный в загадке:

Композиционно загадка состоит из двух частей: загадки (вопроса) и отгадки (ответа), которые взаимосвязаны. В загадках отыскивается сходство между самыми отдаленными и, казалось бы, не сравниваемыми предметами, сопоставляется отвлеченное и материальное, существенное и несущественное в предметах.

Отгадка дается на основании признаков по сходству, отыскивается сходство в обыденных предметах. Иногда отгадка зашифровывается в метафоре или другом иносказании. Не случайно известна загадка о загадке: «Без лица в личине».

Многие загадки в первой части не содержат прямого вопроса, а построены на остранении: в них дается замысловатое описание предмета, по которому надо отгадать, о чем идет речь. Тогда первая часть обязательно предполагает ответ: «Без рук, без ног, а ворота открывает» (ветер).

Иногда загадки построены в виде прямого вопроса:

Некоторые загадки созданы путем изменения отгадки, при этом начальные звуки сохраняются, а конец слова сильно изменен:

Структура загадки отличается простотой. В них нет сюжета, поэтому динамика создается иным способом. Часто встречаются загадки, построенные на диалоге:

Некоторые загадки строятся на отрицании:

Иногда встречаются загадки, в которых описание изложено в

В краткой сжатой форме в загадке нередко дается целая кар-

В большинстве загадок описание признаков предмета, который надо отгадать, дано от третьего лица. Загадки, в которых описание дано от первого лица, построены на олицетворении:

Метонимии распространены в загадках меньше, чем метафоры. Чаще всего материал, из которого изготавливается предмет, заменяет его:

Стоит дерево (стол). На дереве конопля (скатерть). На конопле глина (горшок). На глине капуста (щи). А в капусте свинья (свинина).

В загадках используются и разнообразные сравнения:

В школьных загадках основой сравнения могут стать образы Священного Писания и старославянская лексика:

Взят от земли, яко же Адам, Ввержен в пещь огненную, яко три отрока; Взят от пещи и возложен на колесницу, яко Илия: Везен бысть на торжище, яко же Иосиф: Ставлен на лобное место и биен по главе, яко же Иисус; Возопи велиим гласом, и на глас его приде некая жена, яко же Мария Магдалина. И, купивши его за медницу, принесе домой; Но расплакался по своей матери, умре, И доныне его кости лежат не погребены. (Горшок)

Встречаются в загадках и антитезы:

Матушкой-весной в платьице цветном. Матушкой-зимой в саване одном. (Поле)

Часто в загадках используются эпитеты.

Форма загадок постепенно стала преимущественно поэтической (стихотворной), поэтому особое значение приобрела рифмовка. Ритм создается не только созвучием слов, но и интонационным рисунком фразы: «Висит груша – нельзя скушать». (Лампочка)

В двустрочных загадках могут рифмоваться строки. В многострочных рифмовка разнообразна. Приведем пример смежной рифмы:

Иногда первая строка не связана с остальными, а строится на внутренней рифме:

Внешняя и внутренняя рифмы нередко служат подсказкой к загадке: «Без мяса, без костей, а все-таки пять пальцев». (Рука) В загадке возможны экспрессивные выражения:

Языковые особенности, словообразование в загадках близки детской речи, и поэтому также являются причиной распространения подобных текстов. Мельников называет их «педагогическими предпосылками загадок» и считает, что именно эти особенности стали причиной широкого распространения загадок в детской среде.

В ряде случаев появляются новые отгадки к традиционным загадкам: «Сто одежек и все без застежек» предполагает такой ответ: «Брак нашей швейной фабрики».

Связь загадки с другими жанрами имеет двусторонний характер: загадки являются составляющей отдельных жанров и в то же время служат основой для создания нового текста. Загадки вошли в состав произведений многих жанров устного народного творчества. Они представляют собой следы древних верований или отражают более позднее явление фольклорного синтеза. Только специальное исследование каждого факта позволит определить характер вкрапления загадки в текст произведения.

Тексты старинных загадок сохранились в былинах, сказках. Многие подблюдные песни построены в форме загадок, когда описание судьбы человека подменяется указанием предмета или действия.

О.И. Капица приводит интересный пример сохранения загадки в составе детской песенки. В нижеприведенной песенке последние четыре строчки представляют собою загадку на лен.

Часто загадки возникают на основе быличек:

Едет мужик не путем. Ничего не видит кругом. Заехал в ухаб. не вылезть никак. (Покойник)

Разнообразное использование загадок приводит к появлению смежных форм синтетического характера, вбирающих элементы загадки и других жанровых образований. Прежде всего назовем вопросы, основанные на синонимах, выделенные О.И. Капицей. Они имеют форму числовой задачи; чтобы ответить, надо разобраться в уловке. Приведем пример: «Мужик купил козу за три рубля. Почем коза пришлась?» «Почем» обычно понимается: «сколько обошлась», «сколько стоит», и вместо того чтобы ответить «по земле», следует ответ: «три рубля».

Встречаются и другие подобные вопросы:

«После семи лет что козе будет?» (Пойдет 8-й год.)

«Какой в реке камень?» (Мокрый.)

«Может ли дождь идти два дня сряду?» (Не может, потому что между днями ночь.)

«От чего гусь плавает?» (От берега.)

Иногда бывает сложно отделить загадку от задачи числового характера: «Летели гуси над лесом и надо им сесть отдохнуть. Если они сядут по два на дерево, одно дерево останется, а по одному – гусь останется. Много ли дерев и гусей?» (2 дерева, 3 гуся)

«Сидят четыре кошки, против каждой по три кошки, много ли их?» (4 кошки по углам избы)

Словесные загадки строятся по принципу шарады или основаны на игре букв и слов: «Какие два животные помещаются в одной бутылке?» (конь, як) «В каком названии города одно имя мальчика и сто имен девочек?» (Севастополь)

Возможен и обратный процесс, переход загадок в пословицы: «Ничего не болит, а все стонет».

В современную загадку активно проникают новые реалии: «С двумя ногами, а ходить не могут» (Колготки). «Две ноги в одной штанине» (Юбка-брюки). Очевиден и юмористический характер подобных загадок.

Впечатления от подмеченного в быту и увиденного по телевизору обуславливают импровизационный характер загадок, не всегда лицеприятны загадки про давно появляющихся героев сериалов:

 

Контрольные вопросы

1. Когда появились загадки?

2. Когда и почему произошел переход взрослой загадки в детскую среду?

3. Каковы отличия детской загадки?

4. Каковы художественные особенности загадок?

5. Как построена загадка?

6. Почему в загадке особое значение имеет рифмовка?

7. Можно ли говорить, что в загадке происходит процесс словотворчества?

8. Что сближает загадку с другими жанрами?

 

Песни

Основные понятия: определение, состав репертуара, классификация, связь с другими жанрами, система образов, художественные особенности.

Детские песни разнообразны по содержанию, композиции, музыкальному строю и характеру исполнения. По объему различают песни миниатюрные, размером всего в четыре стиха, и большие песни, насчитывающие более сотни стихов. Некоторые песни состоят из повторяющихся звукоподражательных элементов. Они исполняются с целью развлечения и имеют несложную мелодию.

В других песнях изображаются картины повседневной жизни или житейские ситуации. Их мелодика гораздо сложнее, она состоит из постоянно развивающихся и чередующихся мотивов. Песни могут исполняться соло или хором, декламироваться как стихи, произноситься речитативом или скандироваться. Можно выделить песни, содержащие диалог, песни – монологи, кумулятивные песни. Разнообразие форм обуславливает сложность классификации.

О. И. Капица предлагает генетический принцип классификации и выделяет три группы песен. Первую группу составляют песни, заимствованные у взрослых и переработанные детьми в соответствии с их эстетическими вкусами и интересами. Во вторую группу входят «песни-осколки», обрывки песен взрослых, из которых дети создают новые тексты. Третью группу образуют песни, переходящие от взрослых к детям целиком, без изменений.

Процесс перехода песен из репертуара взрослых в детскую среду в разное время определялся совокупностью различных факторов. Некоторые исследователи ввели понятие «отраженных песен», в которых можно проследить первоисточник. Г.С. Виноградов подходил к данному вопросу более осторожно, отметив различие в песенном творчестве детей четырех-пяти лет и более старших.

Одним из первых эволюцию детской народной песни показал И.П. Хрущов: «Песни, так названные, – говорит он, – собственно не детские, а веселые песни взрослых, доставшиеся в наследие детям. Это творчество хороводов, посиделок, святочных игр». На примере распространенной детской песни: «Тень, тень, потетень, выше города плетень», он показывает ее изменение в различных регионах. «Хоровод имел повсюду название «плетня». «Заплести плетень» значило: завести хоровод. В Московской губернии «Плетень» с соответствующей пляской поется в темпе andante:

В Олонецкой губернии andante переходит в оживленное allegro, и танцующие поют:

За этим припевом идет набор слов, по беглому ходу шутливых фраз напоминающих детские песни. В них постоянно встречается слово «плетень». В Курской губернии под этот припев в хороводах, во время самой пляски, запевалой и двумя, а иногда и тремя лицами, находящимися в кругу, изображаются различные положения, различные сценки домашнего быта. Человек тут является во всех возрастах. Вот детская песня, взятая из «Плетня»:

И в других детских песнях мы видим ряд житейских сцен, взятых из «Завивай» или «Плетня». Так, татары украли шапочки у артели мастеров-швецов (портных); они «кроят шапочки, шьют рубашечки». Тут и шутливое изображение крестин ребенка, которого повезли в Москву:

Такая же юмористическая сценка женитьбы:

Вторую фигуру хороводного танца «Плетень» составляет расплетение «плетня». Когда несколько пар кончают свои песни, наступает разрушение «плетня». В Москве он расплетается тихо, в Олонецкой губернии развивается, т. е. разрушается, обратным бегом. В старину плетень «развивался» отдельной группой, не участвующей в хороводе. Во многих детских песнях сохранилось упоминание о разрушении «плетня» чужими ребятами».

Классификация М.Н. Мельникова построена по композиционному признаку. Он выделяет следующие группы песен: 1) диалогические песни; 2) песни кумулятивные, 3) песни с припевом, 4) песни-перегудки. Каждая группа отличается общностью поэтического построения, музыкального строя, происхождения и содержания.

Диалогические песни раньше всего перешли из взрослых игровых песен к детям. Они построены в форме вопросов и ответов или реплик, которыми обмениваются две группы исполнителей.

Циклический характер песен отметила О.И. Капица, показав, что ответ, оканчивающий строку, позволяет в следующей строке задать новый вопрос, образуя таким образом непрерывную цепочку вопросов-ответов. В одних песнях вопрос начинается со слова «где?», в других «на что?». Обе песни имеют устойчивый текст, меняется только конец и начало. Четкий ритм приводит к тому, что иногда такая песня исполняется как колядка:

Песенки в форме вопросов и ответов, близкие по содержанию к русским, встречаются у многих народов. О.И. Капица приводит песенку, записанную у народа коми:

Аналогичная по форме песенка имеется и у африканских детей:

Диалогические песни, имевшие широкое распространение в детской среде, опубликованы во многих сборниках XIX и начала XX веков. Популярность «объясняется тем, что детям, имеющим еще ограниченный словарный запас, ближе и понятнее прямая речь, лишенная словесных украшательств, не осложненнная второстепенными членами предложения, – тем, что диалогический стих динамичен, действие развивается стремительно» (Мельник., с. 55).

Некоторые песни до сих пор продолжают печататься в детских книжках, многие слегка изменились и вошли в другие жанры детской поэзии. В работе Г.С. Виноградова опубликовано более 20 считалок, восходящих к приведенной нами песне «Заяц белый, куда бегал?». Диалогический стих динамичен, действие развивается стремительно, прямая речь лишена описаний и непонятных слов.

Заимствования из русских игровых песен чаще всего происходили опосредованно, через прибаутки, сложенные специально для детей. Как свидетельствует И.П. Сахаров, в первой половине XIX века прибаутка «Коза» бытовала в виде девичьей игры (вариант игры в ловитки). Потом появилась соответствующая «словесная прелюдия», и она стала самостоятельной детской игрой. В середине XIX века текст вошел в репертуар пестуний и стал одной из детских песен.

Самую распространенную группу в XIX веке составляли кумулятивные песни. По форме они напоминают сказки в стихах, откуда и происходит название «сказочные песенки», данное некоторыми собирателями. Основным признаком является замедленное развитие сюжета, основанное на многократном повторении отдельных частей:

Затем пять первых стихов повторяются и к ним добавляется рассказ о второй дочери:

Песня выстраивается постепенно из небольших сценок-эпизодов, в каждом из которых использована своя система образов:

Использование повторов, внутренней рифмы, разнообразных синтаксических фигур (риторических вопросов и обращений) придает песням четкую композицию. Песня может состоять из нескольких десятков стихов. В сборнике П.А. Бессонова напечатана песня «Пошел козел за лыками», в которой более 130 стихов. В текстах много заимствований из материнских прибауток или скомороший.

Данная группа песен содержит множество реалий повседневной жизни. Непонятные ребенку слова заменяются, синтаксические конструкции упрощаются. В текстах используются уменьшительные слова, звукоподражания, заменяющие слова («ай-дуду-дуду-дуду», «туру-туру»).

Исполнители учитывают особенность детской психики, дети любят подражать крику (пению) птиц, животных, насекомых, звучанию музыкальных инструментов (рожка, балалайки), дают своеобразную звуковую трактовку многим, казалось бы далеким от музыки предметам и явлениям. «Все, что окружает ребенка, имеет свой голос, иногда открытый, понятный всем, имеющий определенную окраску, иногда скрытый, меняющийся, текучий». В воспоминаниях В.П. Катаева «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» рассказывается, как во время прогулки он остановил мать и сказал ей, что слышит музыку. Мать называла сына фантазером, поскольку ничего не слышала. Задумавшись над ее словами, он пишет: «Долго я не мог этого понять, но однажды совершенно неожиданно понял: это было нечто, составленное из еле слышного дребезжания извозчичьих пролеток, цоканья копыт, шагов людей, звонкого погромыхивания конок и трамкарет, похоронного пения, военной музыки, стрекотанья оконных стекол, шороха велосипедов, гудков поездов и пароходов».

Особая разновидность кумулятивных песен посвящена крестьянскому труду. В них отразился нелегкий быт крестьянина, упоминаются орудия труда («буду табе служите: у поля саху насити; прийду у поля – сахи нету»); поется о главных трудовых процессах («…узила сярпок, побегла у садок, нажала травицы целинький снапок»), показана нищета подневольного крестьянина («Ягор, Ягор, Ягорушка – не я скачу – няволюшка…»), отношение к детям («Ай, дети, дети, де вас дети…»).

В лексике песен преобладают глаголы, существительные и междометия, прилагательные практически отсутствуют. Отмеченная особенность свидетельствует о связи кумулятивных и трудовых песен и давней их принадлежности к детскому репертуару.

В третью группу М.Н. Мельников выделил песни с припевом. Если в песнях взрослых припев всегда связан по смыслу с текстом, то в детских песнях ситуация иная.

В некоторых текстах припев является лейтмотивом всей песни:

Объектом нападок становятся обжоры, неумехи, неряхи. Осмеянию подвергаются и отдельные действия.

Акцентировка на повествовательное™, необходимость выражения оценки обуславливают использование глаголов, существительных и междометий, разговорных конструкций:

Перенимая ту или иную песню от взрослых, дети включают в нее самостоятельный припев. Он может употребляться во многих песнях. На данную особенность первым обратил внимание П.А. Бессонов, опубликовавший более двадцати подобных припевов. Он же отметил их подчеркнуто игровой характер:

Припев:

Здесь в качестве припева использован фрагмент частушки, основанный на каламбуре. Он совершенно не связан с текстом песни, имеет другой размер, иную мелодию.

Иногда припев основан на повторе последнего слова строфы. Он придает песне определенную звучность:

Четвертую группу детских песен составляют песенки-пере-гудки. Они, как правило, имеют стройный сюжет или содержат образные’, красочные описания. В отличие от считалок в них практически отсутствует заумь. Тематически они связаны с окружающей детей жизнью, в которой подчеркиваются сатирические и юмористические черты, обыгрываются комические ситуации. Для перегудок характерна четкость ритма, звучность рифмы, богатство приемов звукописи:

Большинство перегудок заимствовано из фольклора взрослых. Песенки-перегудки насыщены звучными, стремительными, словосочетаниями. Иногда они образуют своеобразные звукоряды. Песенность достигается с помощью звуковых повторов, аллитераций и ассонансов. Чтобы придать тексту необходимую благозвучность, вводится внутренняя или конечная рифма. Отмеченная особенность отличает песенки-перегудки от кумулятивных и диалогических песен, где рифма не обязательна.

Содержание детских песенок различно. Интересны наблюдения исследователей, связанные с бытованием песенок, имеющих четкое практическое назначение. О.И. Капица выделяет песенки с перечислением дней недели, отметив их пограничный характер. Некоторые из них чаще воспринимаются и соответственно используются как считалки. В то же время она приводит песенки с перечислением работы, выполняемой в каждый из дней недели:

Аналогичная песенка, предназначенная для заучивания дней недели, известна и среди английских Nurcery Rhymes:

Затем следует перечисление дней недели.

Песенки, распространенные в школьной среде, представляют по форме рифмованную азбуку, где использованы старинные названия букв: аз, буки, веди и т. д. В европейском детском фольклоре количество таких песенок больше, чем в русском. Приведем пример:

Приведем для сравнения школьную украинскую юмористическую песенку

Сохранение песенок в детской среде связано с введением занимательного динамичного сюжета, простотой конструкций; основанной на рифмовке и звукописи; использованием традиционных формул, диалогов, вопросно-ответной системы, повторов.

В детском репертуаре также представлены частушки, веселые, озорные, задорные, или лирические песенки, по форме четырех-или двустрочные. Они отражают бытовые отношения своего времени, отличаются конкретностью содержания. Указанные свойства и определяют их распространение среди детей. Однако нельзя полностью отнести частушки к детскому фольклору, поскольку дети в большинстве случаев механически заимствуют форму. Собственно авторские тексты встречаются гораздо реже и обычно строятся по известным моделям:

 

Контрольные вопросы

1. На чем основаны современные классификации детских песенок?

2. Как сформировался детский песенный фольклор, под воздействием каких обстоятельств?

3. Можно ли говорить об игровом начале как свойстве детских песенок?

4. Каково содержание детских песенок?

5. Каковы особенности данной разновидности фольклора?

6. Почему частушки бытуют в детской среде?

 

Детская сказка

Основные понятия: определение детской сказки, классификация, основные разновидности и их особенности, процесс детского сказкотворчества.

Определение . Сказка является одним из основных видов устной народной прозы, ее типическим свойством считается установка на вымысел. Дети проявляют особый интерес к сказке, их привлекают динамично развивающийся сюжет, характерные образы. Поэтому и в детском фольклоре сказка занимает одно из основных мест. К детским сказкам относятся несколько групп произведений: сказки, перешедшие из фольклора взрослых и специально обработанные для детей (прежде всего сказки о животных и волшебные сказки); сказки, специально создаваемые для детей (докучные сказки и кумулятивные сказки), и собственно детский фольклор (сказки, сочиняемые самими детьми). Данная классификация отражает основные части репертуара традиционной детской сказки.

История изучения. До настоящего времени отсутствуют четкие критерии выделения детской сказки. Исследователи не пришли к единому мнению по данному вопросу. В большинстве сборников не указывается, какие из напечатанных произведений предназначены специально для детей, а какие для взрослого читателя.

Первая публикация народных сказок для детей принадлежит Е.А. Авдеевой. С середины XIX века детские сказки печатались в разнообразных сборниках и периодике. Первый сборник, составленный с учетом возрастных особенностей ребенка, был подготовлен А.Н. Афанасьевым. В 1871 году он выпустил книгу «Русские детские сказки», в которой представил подборку текстов, специально адаптированных для детского возраста. Остановимся на принципе отбора сказок, использованном А.Н. Афанасьевым. Он бережно отнесся к их языку и содержанию и впервые поместил подлинную народную сказку в детской книге. По содержанию сказки распределяются следующим образом: 34 сказки о животных, 24 волшебных, остальные по преимуществу бытовые; из них 8 сказок о ворах, разбойниках и плутах, 4 сказки о глупых людях. В сборнике помещено и несколько народных анекдотов.

Сказки подобраны по нарастающей трудности их восприятия. Простые по содержанию и построению сказочки о животных предназначены для детей самого раннего возраста, детям постарше адресованы более композиционно сложные волшебные сказки – «Царевна-лягушка», «Василиса Премудрая и Морской царь», «Несмеяна царевна», «Перышко Финиста ясна Сокола», «Гуси-лебеди», «Никита Кожемяка». Сказки «Горе», «Две доли», «Как судился лещ с ершом» предназначаются для детей старшего возраста, которым интересна не только фабула, но и сатирическая сторона сказок.

Изменения, внесенные А. Н. Афанасьевым в тексты, взятые из его основного собрания, незначительны и, как правило, вызваны педагогическими соображениями. Он не упрощал народного языка, исключал грубые и натуралистические подробности, вульгарные слова и выражения. Почти половина сказок (46 текстов) напечатана без изменений, 15 сказок представляют соединение разных вариантов одного и того же сюжета.

Часть сказок А.Н. Афанасьев дополнил: «Пузырь, соломинка и лапоть», кратко изложенная в «Народных русских сказках», в его сборнике помещена с некоторыми новыми деталями, в сказку «Лиса-плачея» добавлен эпизод встречи лисы с волком. Сказка «Лисичка-сестричка и волк» в «Русских детских сказках» разбита на две отдельные сказки: первая того же названия, вторая – «Лиса-ночлежница». В таком виде сказки Афанасьева включены и в сборники, составленные другими авторами.

Благодаря АН. Афанасьеву детская сказка вошла в круг детского чтения, ее стали использовать в учебной и педагогической литературе как методический материал на уроках. Детскую сказку начинают записывать фольклористы. Собиратели XIX – начала XX века – Н.Е. Ончуков, Д.К. Зеленин постоянно указывают на рассказывание сказок детям и детьми и помещают подобные тексты в своих сборниках.

Предложенное Д.К. Зелениным название «ребячьи сказки» стали употреблять и фольклористы. Первую подробную характеристику детских сказок дала в своей книге О-И. Капица. Она выделила две группы произведений, которые бытуют в детской среде. Большую часть текстов составляют «сказки, которые рассказываются взрослыми, усваиваются детьми и передаются ими друг другу». Вторую группу составляют сказки-импровизации, которые создают сами дети. Вслед за Г.С. Виноградовым О.И. Капица отметила большую педагогическую ценность подобных сказок. В третью группу О.И. Капица включила сказки, предназначенные для самых маленьких. Она считала, что их объединяет несложная структура, ритмичность, адресность аудитории (предназначение для маленьких детей, трех-шести лет, и состав носителей – бабушки, няни, матери, пестуньи). Данную группу О.И. Капица назвала сказками-пестушками.

Научно обоснованные границы понятия «детская сказка» впервые были определены А.И. Никифоровым. Исследователь установил следующие критерии для ее выделения в самостоятельный жанр: 1) способ бытования (четкие возрастные рамки носителей); 2) поэтика; 3) форма исполнения; 4) функции. В состав детской сказки он включил общепринятые жанровые разновидности, а также «детскую драматическую сказку» и «бабушкину» сказку. Практически А.И. Никифоров выделил те же группы, что и О.И. Капица.

Важной особенностью сказок-импровизаций является четко выраженная установка на игру. «Это большей частью сказки ритмически мерные, зачастую рифмованные, то и дело переходящие в песню», – писал Ю.М. Соколов. Действительно, многие исследователи называли прибаутки типа «Пошел козел за рыбою» «стихотворными сказками», «сказочками», «посказульками» и включали их в сборники для детского чтения.

Более широко понимала детскую сказку Э.С. Литвин. Она считала «ребячьими» все сказки о животных и близкие к ним, а также те, которые специально приспосабливались сказителями к детской аудитории. По-видимому, детскую сказку нужно считать не жанром, а жанровой группой, входящей в традиционный состав жанровых разновидностей сказки. На данной позиции стоят и авторы настоящего учебного пособия.

М.Н. Мельников также выделяет указанные группы сказок. Он отмечает, что принадлежность произведения к детской среде сказывается на особенностях сказки. По сфере бытования он выделяет такие сюжеты, как «Колобок», «Волк и коза», «Кот, петух и лиса», «Лиса-плачея». Одновременно он показывает, что выделенные тексты различаются по стилю и поэтике. Первые два сюжета представляют собой забавные рассказы для развлечения ребенка, другие – народную сатиру, построенную на аллегории.

Сочетание интересного сюжета и четко выраженная дидактическая направленность подтверждают, что данные сказки «вызваны к жизни педагогическими надобностями народа».

Методика рассказывания. Как и колыбельные песни, сказки используются в развлекательных и поучительных целях. Обычно сказки рассказывают те лица, которые занимаются воспитанием детей (бабушки, матери, няни, пестуньи). Постепенно у них вырабатываются репертуар и повествовательные приемы. «Рассказывание – старый метод, прекрасно разработанный и непрерывно используемый до наших дней в народной педагогике и совсем недавно перенесенный в педагогику научную», – отмечал Г.С. Виноградов.

Начиная с двадцатых годов XX века, стали появляться исследования, в которых рассматривалась специфика рассказывания сказок детьми. В статье «К вопросу о детской сказке» на основе анализа текстов сказок, записанных от детей трех – восьми лет, Н.М. Элиаш пришла к выводу, что существует «несомненное сходство, единообразие в приемах детей-сказочников; они теснейшим образом связаны с особенностями детской психики».

Детям-сказочникам посвятил небольшую статью С.Ф. Елеонский. Рассматривая сказку с педагогических позиций; он указал на влияние книжной традиции, заметив: «то, что зачастую с большим трудом дается на уроках по развитию речи, – легко и живо воспринимается детьми, овладевающими устной народно-поэтической традицией». С.Ф. Елеонский отметил и ряд особенностей детской манеры рассказывания: преобладание диалогической формы, звукоподражание, простоту сюжета и использование несложных синтаксических конструкций.

Особое внимание сказке в детском исполнении уделял А.И. Никифоров, собравший одну из крупнейших коллекций записей. В экспедициях 1926–1928 годов, в Заонежье, на Пинеге и на Мезене он записал сказки примерно от 87 детей в возрасте от шести до 15 лет. Некоторые сказки были опубликованы, сведения об остальных записях содержатся в подробных описаниях собрания А.И. Никифорова.

Одновременно с ним и частично в тех же местностях записывала сказки И.В. Карнаухова (в 1926–1929 годах, Заонежье, Пинега, Мезень, Печора). В сборнике И.В. Карнауховой и описании материалов ее заонежской экспедиции содержатся сведения о 15 юных рассказчиках. Всего в сборнике И.В. Карнауховой опубликовано 23 варианта, записанных от семи детей-исполнителей.

А.И. Никифоров и И.В. Карнаухова достаточно полно охарактеризовали детский сказочный репертуар в то время, когда традиционная сказка активно бытовала на Русском Севере. Проявляя внимание к личности исполнителей, собиратели приводят разнообразные сведения об их жизни, характерах, манере рассказывания. И.А. Разумова полагает, что в северных экспедициях 1926–1927 годов. А.И. Никифоровым и И.В. Карнауховой были сделаны записи сказок от 99 детей-исполнителей, собран 291 текст.

Современные собиратели также отмечают, что дети часто рассказывают сказки. Но в настоящее время процесс наблюдается в иной, городской среде. Процесс старения деревни внес свои коррективы в распределение возрастного состава носителей. Записи у городских детей, проводимые в неформальной обстановке, показывают сильное влияние книги и разнообразных средств информации.

Разновидности сказок. Обычно выделяют сказки о животных, волшебные и бытовые. Они различаются между собой по характеру вымысла, по героям и по используемым мотивам. Названные группы детских сказок не обособлены и не представляют собой органического единства, аналогичного сказке взрослой. Основным объединяющим признаком для них является «детское видение мира», оценка изображаемого с позиции ребенка.

Сказки о животных рассказываются детям младшего возраста, их привлекают качества животных, наделенных антропоморфными свойствами – теми или иными качествами человека (жадностью, глупостью, хитростью). В сказке осуждаются отрицательные черты животных, обычно они содержат небольшую мораль, концовку, в которой выражается подобное отношение.

Одновременно в сказках о животных раскрываются социальные отношения и место героев в обществе, утверждаются идеи справедливости, взаимопомощи, товариществе и порицается нарушение этих принципов. Сказки о животных помогают знакомить ребенка с окружающим миром, взаимоотношениями между участниками сказки, взаимосвязями между отдельными предметами.

Композиция сказок о животных отличается стройностью и завершенностью, она проста и незатейлива, один и тот же эпизод может повторяться. Подобное построение помогает усвоению основной идеи, способствовует развитию памяти. Отличительной особенностью сказок о животных является антропоморфизм – наделение животных качествами человека.

К особенностям сказки о животных можно отнести организацию текста из развернутых диалогов, что создает возможности для импровизации, подключения детей к процессу рассказывания. Усилению же интереса к сюжету сказки, облегчению процессов понимания и запоминания способствуют звукопись, рифмовка и ритмизация.

В сказках о животных сюжеты часто контаминируют друг с другом, используются элементы других форм, вводятся пословицы и поговорки («Битый небитого везет»).

Особую группу представляют кумулятивные сказки. В.Я. Пропп впервые выделил их в особый разряд по композиционным и стилевым особенностям. Название происходит от латинского annulare – «накоплять, нагромождать, увеличивать и отражает основной принцип построения: повторение одних и тех же или аналогичных действий» (Сл., 318). Многие кумулятивные сказки посвящены животным: «Колобок», «Коза-дереза».

Подобную схему В.А. Бахтина представляет следующим образом: а + b + с; а+(а+ Ь) + (a+b+с). Она развивает свойства, намеченные В.Я. Проппом, назвавшим кумулятивную сказку «цепной» и представляет ее как текст, состоящий из многократных повторений одних и тех же действий или элементов. Последовательность и детализация начала пути позволила другому исследователю сблизить сказку «Колобок» с заговором. В.Я. Пропп выделял формульные («Колобок», «Терем мухи», «Репка») и эпические сказки («Петушок и бобовое зернышко»). Первые могут организовываться рифмованно, в виде песни. Вторые строятся на повторе завершенных повествовательных эпизодов.

Действие кумулятивной сказки завершается «расплетением» сюжета в обратную сторону или неожиданной развязкой. Внезапность начала и произвольность конца также считаются ее типологическими особенностями.

Докучной называют сказку, которая представляет собой лаконичную шутливую пародию на «долгую» волшебную сказку. Термин ввел А.Н. Афанасьев. Исследователи полагают, что она рассказывалась для развлечения, в ответ на бесконечные приставания детей «рассказать сказочку», если у рассказчика по тем или иным соображениям нет желания это сделать». Одновременно рассказчик не только исполнял просьбу, но и подшучивал, подтрунивал над слушателями. Сибирская фольклористка М.В. Новоженова даже называла эти произведения «сказочками-издевками»:

Одну из первых классификаций докучных сказок дал А.И. Никифоров, опубликовавший 150 текстов. Он выделил вопросно-ответные сказки, бесконечные сказки, сказки-коротушки и сказки-издевки.

Тексты докучной сказки несложны, «построены на концовках или начальных формулах фантастических сказок с нагромождением фраз, слов, звукоподражаний». М.Н. Мельников соглашается с контаминационным характером данного произведения, полагая, что по поэтике она «близка к сказке и присказке, по содержанию и назначению – к поддевке».

Элементы приговора исследователь отмечает в следующей докучной сказке:

Докучная сказка часто выстраивается на рифмовке и повторах одного и того же оборота: «У попа была собака», «Жили-были два гуся», «Про белого бычка». Последние строки сцеплены с первыми словами, повторяющимися снова: «Бывало да живало, кулик да журавль, они пили да ели с одного стола и спать отходили с одного крыльца, сказка не долга, баран да овца, опять с конца: бывало да живало, кулик да журавль, они пили и ели с одного стола и т. д».

Издевка часто используется в докучных сказках как своего рода связка между отдельными частями, иногда носящая оценочный характер. О.И. Капица отмечала, что «докучная сказка сохраняет популярность среди детей благодаря звуковой организации стиха, обилию рифм и повторов»:

Волшебные сказки пользуются популярностью среди детей благодаря динамичным сюжетам, в которых с героями происходят невероятные вещи: они летают на коврах-самолетах и сказочных животных, превращаются в красавиц или уродин, воскресают из мертвых.

К волшебным сказкам близки героико-фантастические сказки. Они отличаются четкостью композиционной и стилистической формы. Действие происходит в условном мире, где герой должен добиться определенной цели – победить противника, освободить красавицу, добыть волшебный предмет.

Волшебные сказки стали главным объектом дискуссии конца 20-х – начала 30-х годов об использовании сказки для воспитания детей. Многие писатели выступали за активное использование сказок в педагогическом процессе. «Ребенок – свой человек в области чудесного. Ему кажется удивительным не чудо, а отсутствие чуда», – писал, в частности, К.И. Чуковский.

Не учитывая специфики жанра, педагоги выступали против сказочного вымысла. Они считали, что дети боятся злых, страшных персонажей, с которыми герой вступает в поединок. Но ведь сказка всегда заканчивается победой добра над злом, волшебные помощники приходят на помощь главному герою, который отличается добротой, верностью, трудолюбием, готовностью защитить слабого и обездоленного.

Интересное рассуждение встречаем у М.И. Цветаевой: «Разве дети ненавидят Людоеда за то, что он хотел отсечь мальчикам головы? Нет, они его только боятся. Разве дети ненавидят Верлиоку? Змея Горыныча? Бабу-Ягу с ее живым тыном из мертвых голов? Все это – чистая стихия страха, без которой сказка не сказка и услада не услада. Для ребенка в сказке должно быть зло».

Обладая четко выраженной воспитательной функцией, сказка учит ребенка самым разным вещам: доброте, смелости, преодолению трудностей. Поэтому так легко волшебные сказки переходят из взрослого репертуара в детский.

Собственно детские сказки или сказки-импровизации сочиняются сами детьми. Часто они встречаются в воспоминаниях о детстве, автор рассказывает папины или мамины истории («Котик Летаев» А. Белого), сочиняет по известным моделям собственные истории. Обычно процесс связан с одушевлением ребенком мира вещей, попытками объяснить неизвестное, странное, непонятное (рассказ о комнате Леры в воспоминаниях М.И. Цветаевой сопровождается историей о черте). Несомненно подобный материал нуждается в выделении и классификации.

Поводом для создания сказки становится сильное впечатление от увиденного или услышанного, они сочиняются как бы экспромтом. Основной поэтический прием данных сказок – контаминация. Ребенок составляет повествование из многих компонентов. Мотивы традиционных волшебных сказок, запомнившиеся в детстве сказки-пестушки, прочитанное в художественной литературе, соединяются в причудливый сплав и накладываются на картины повседневной жизни.

В другом случае ребенок создает свой рассказ «по готовой модели». Тогда все части сказки – от зачина до формулы концовки оказываются традиционными: в известный сюжет привносятся новые персонажи, действие переносится в наши дни, точнее в обстановку современного города. Приведем пример подобного текста:

«Жил-был Лебедь. У него была большая семья маленьких лебедяток, которых старалась кормить мама-лебедиха с их папой.

Но раз папа не вернулся домой. «Верно, убил его охотник», – сказала лебедиха и заплакала. Дети тоже заплакали, потому что хотели кушать, а дома ничего не было, и уже стала ночь. Тогда лебедиха сделала в печке огонь, налила в горшок воды и стала мешать лапкой, пока она не сварилась. Вышел густой вкусный суп, и лебедиха накормила детей, а сама осталась с одной лапкой навсегда и потому уже или летала, или плавала» [220]Карагеоргиева Е. Из опыта работы кружка по рассказыванию сказок // Из Опыта работы работы по выразительному чтению в школе и дворце пионеров. – М., 1953. -С.36.
.

Репертуар детских сказок определяется характером интерпретации сюжетов. Предпочтение обычно отдается волшебным сказкам с увлекательным и занимательным сюжетом..

Дети традиционно упрощают сюжет сказок, сохраняя традиционно-сказочную логику. Они предлагают свои мотивировки, меняют развязку событий, изменяют концовку, делая ее не такой страшной и более занимательной. Иногда, напротив, элементы «страшных историй» специально вводятся в сказку. – Не всегда строго выдерживается обязательный подбор чудесных предметов и помощников. Некоторые детские сказки возникают в ходе игры и представляют собой даже своеобразный комплекс, состоящий из нескольких историй. Они зафиксированы в воспоминаниях.

Особенности детской сказки. Прежде всего отметим четкую формульность. Повествование строится на основе нескольких часто встречающихся формул – начальных, существования героев, наличия-отсутствия детей. Присказки и сложные формулы начала не свойственны детской волшебной сказке, потому что они не соответствуют особенностям детского мышления, как бы «запрограммированного» на фантастичность.

Композиционно сказка состоит из присказки, заставки, основной части и концовки. Присказка или прибаутка служит своего рода вводной частью, которая заинтересовывает, вводит слушателей в сказочный мир и создает настроение. Нередко она существует и как самостоятельное целое.

Финальные формулы, как и инициальные, обладают рядом сходных признаков. Самой распространенной формой финала является соединение нескольких типов исхода сказки – мотивов пира, потери подарков, заключительного награждения сказочнику.

Песенные стихотворные вставки присущи детским сказкам всех жанровых разновидностей – кумулятивным, сказкам о животных, волшебным. Чаще они не поются, а рассказываются речитативом. А.И. Никифоров считал, что ритм и рифма помогают запоминанию сказки. Он выделял специфические функции подобных элементов: на текстовом уровне они служат связками частей сказочного действия, выступают элементами повествования. А.И. Никифоров называл их формулами-песенками. Внетекстовая функция формул – эмоционально-экспрессивная, орнаментальная.

Кроме употребления формул в детской сказке представлена и неформульная стереотипия. Текст сказки организуется повторами различных сюжетно-композиционных элементов. Повторы эпизодов, как правило, включают типичные высказывания персонажей, диалоги между ними, а также традиционные медиальные формулы прямой речи.

Основным организующим элементом детской сказки является диалог. Он входит в утроенные повторы, повторы типа «сказано-сделано», повторы прямой речи. Если основным мотивом сказки является испытание, то ему всегда предшествует или сопутствует диалог героя и его антагониста, состоящий из постоянных вопросов и ответов (сказки Ивашки и ведьмы, Морозко и девочки, падчерицы и коровы). Диалог передается сказителем при помощи мимики и жестикуляции, он активизирует восприятие сказки детьми, развивает игровое начало.

Некоторые стереотипы встречаются в разных сюжетах (формула «спи (усни), глазок, спи (усни) другой» отмечена во всех сюжетах, где есть мотив засыпания). Подобные формулы способствуют формированию «поля ожидания»: знакомая формула напоминает ранее слышанный текст, ребенок узнает определенную сказочную ситуацию и легко «входит» в новый для него сюжет.

Сказочные сюжеты иногда встречаются и в песенной форме. В главе о пестушках и потешках упоминаются маленькие сказочки-песенки, которыми развлекают маленьких детей. О.И. Капица приводит такой пример более пространной песни о лисе:

Уж как шла лиса по тропке, Нашла грамотку в охлопке: Она по лесу ходила, Громким голосом вопила.

Влияние литературы. Первоначально ребенок знакомится со сказкой от взрослых, при чтении вслух. Потом он сам начинает читать и, наконец, сочиняет собственные сказки. Следует говорить об изменении традиционного сказочного стиля, отличающегося формульностью, использованием постоянных тропов.

Современные сказочники используют приемы психологической выразительности – внутренние монологи, пейзажные и портретные зарисовки. Профессиональные писатели часто основывают свои произведения на сюжетах и художественных особенностях сказок. Исследователи констатируют стилевой синтез, появление пост-фольклорных форм, развитие литературных сказок по модели фольклорного произведения.

Современные сказки отличаются от классических меньшим количеством разных типов формул, их упрощением. Исчезают и традиционные повторы. Понятно, что сказочники не могут соревноваться с книгой, не говоря о кино и телевидении. Мастерство рассказывания сказок стало достоянием очень немногих. С потерей традиций исполнительского искусства неизбежно происходит обеднение народной сказки.

 

Контрольные вопросы

1. Когда появились сказки?

2. Каково происхождение сказок?

3. Какие разновидности сказок можно выделить?

4. Кто является носителями сказок?

5. В чем вы видите различие между обработкой, пересказом и стилизацией?

6. Какие сказки относятся к детскому фольклору?

7. Почему сказки о животных и волшебные сказки легко переходят из фольклора взрослых в фольклор для детей?

8. Какие особенности отличают сказки о животных?

9. Почему сказки о животных становятся первыми сказками, рассказываемыми детям?

10. Кто и почему является персонажами сказок о животных?

11. Почему волшебные сказки привлекают внимание детей?

12. Как название «докучные» сказки определило их содержание?

13. Какие сказки называются кумулятивными?

14. Каковы общие особенности сказки?

15. Каким образом происходит взаимодействие сказки и литературного произведения?

16. Каковы особенности волшебных сказок?

17. Почему именно волшебные сказки становятся основой современных фантастических и сказочных историй (жанры «фэнтези» и «литературной сказки»).

18. Каковы особенности методики рассказывания сказок?

 

Страшные истории (страшилки)

Основные понятия: история появления «страшных историй»; процесс собирания и его своеобразие; специфика использования в литературе; причины отнесения «страшных историй» К словесному творчеству детей; контаминационный характер; своеобразие использования быличек, легенд и сказаний; основные классификации; образная система; пространственно-временная система; связь с современной действительностью; основные мотивы; клишированность и однотипность как типологические свойства «страшных историй»; типы рассказчиков; языковые особенности «страшных историй»; роль цветовой символики; взаимодействие «страшных историй» с фольклорными и литературными источниками.

В литературе XIX века часто встречаются упоминания о страшных историях, бытующих среди детей. Однако фольклористы не располагают соответствующими записями, поэтому приходится опираться на сведения, приводимые писателями XIX века. «Страшные рассказы зимою в темноте ночей» мы находим в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Вероятно, дети, собравшиеся вокруг костра в «Бежином луге» И.С. Тургенева, пересказывают друг другу «страшные истории» типа быличек и легенд.

Приведем свидетельство литературного критика и историка литературы А.И. Скабичевского, описывающего, как это происходило: «По вечерам, когда солнце садилось и сменялось безоблачно-яркою, палевою зарею <…>, – наигравшись, набегавшись и умаявшись за день, мы усаживались в кружок в заветном уголке сада, под плакучею березою и <…> друг перед другом изощрялись в рассказах о чертях, мертвецах, привидениях и тому подобных ужасах».

Литература XX века активно использует «страшные истории», прямые или косвенные указания можно встретить в сочинениях А.С. Макаренко, А.Л. Пантелеева, Л.А. Кассиля, Н.Н. Садур, Л.С. Петрушевской, B.C. Маканина. Одни авторы фиксируют таким образом детские впечатления и наблюдения, другие на основе «ужастиков» формируют свое авторское видение действительности определенного времени. Соответственно отличается и тональность – от объективно нейтральной до нарочито трагической. Иногда встречается и юмористическое отношение к подобным историям.

В качестве иллюстрации приведем детские воспоминания М.М. Зощенко, отраженные в повести «Перед восходом солнца»: «Я вспомнил давний сон. Быть может, даже это был не сон. Быть может, память сохранила то, что когда-то произошло наяву. Но это осталось в памяти как сновидение. Сквозь далекий туман забвения я вспомнил темную комнату <…>. Из темной стены тянется ко мне огромная рука. Эта рука уже надо мной…»

Как жанровое образование страшные истории формируются постепенно, и окончательно оформляются, когда из активного репертуара взрослых выпадают былички и легенды и постепенно исчезает вера в достоверность мифологических существ.

В «страшных историях» трансформировались или типологически проявились признаки многих фольклорных жанров: мифа, заговора, волшебной сказки, животного эпоса, былички, легенды, анекдота, детского игрового фольклора. В них также обнаруживаются следы влияния литературных жанров: фантастического и детективного рассказа, очерка». Одной из первых М.П. Чередникова отметила контаминационную природу данного жанра.

Исследователи отмечают психологическую потребность появления «страшных историй», которые становятся своеобразным средством разрешения конфликта ребенка с внешним миром, позволяя ему преодолеть, а затем и отбросить свои детские страхи.

М.П. Чередникова относит «страшные истории» к словесному мифотворчеству: «Подобно архаичным мифам, «страшные рассказы» возникают из естественных потребностей ребенка, из необходимости преодолеть психическое и интеллектуальное противоречие. Все сказанное позволяет определить «страшные рассказы» и предшествующий им комплекс представлений о. мире как современную детскую мифологию» [227]Чередникова М.П. Современная русская детская мифология. – Ульяновск, 1995. – С.9.
. В своем исследовании М.П. Чередникова особое внимание уделяет системе мифологических персонажей, придуманных детьми.

Вероятно, следует согласиться с определением «страшные рассказы», или «страшные истории», распространенным у детей и принять его как рабочий термин. Иногда используется термин «ужастики» по аналогии с термином, используемым для обозначения некоторых фильмов.

Собиратели обращаются к данной форме примерно в середине XX века. Известно, что в Англии, США, Финляндии, Польше, Болгарии «страшные истории» начали записывать и изучать с 1950–1960 годов (публикации А. и П. Опи, М. и Г. Кнапп, Л. Виртанен). В СССР впервые об этом жанре заявили ленинградские ученые О.Н. Гречина и М.В. Осорина на Всесоюзной научной конференции в Новгороде в 1970 году. Публикация статьи О.Н. Гречиной и М.В. Осориной в «Русском фольклоре» в 1981 году подвела своеобразный итог многолетним наблюдениям и позволила включить в научный обиход ранее игнорировавшийся жанр русского фольклора.

Работа, проведенная другими собирателями (А.Ф. Белоусовым, А.А. Усачевым и Э.Н. Успенским, В.Ф. Шевченко) в семидесятые – девяностые годы, позволила появиться не только указанному выше исследованию М.П. Чередниковой, но и обобщающим статьям и монографиям Т.В. Зуевой, С.М. Лойтер, К.А. Рублева, О.Ю. Трыковой.

Несмотря на некоторые терминологические расхождения – «страшилки», «страшные истории», детский «страшный» фольклор, оказывается возможным дать общее определение жанра. Детские страшные истории – это мифологические рассказы о страшном и ужасном, которое происходит по воле существ, предметов и явлений, наделенных сверхъестественными свойствами и возведенными в ранг демонологических персонажей. Рассказывание преследует конкретную цель – вызвать у слушателей переживание страха, необходимое для самоутверждения личности ребенка.

«Страшные истории» можно считать жанром именно детского фольклора, поскольку влияние взрослых на его формирование и организацию минимально. В «страшных историях» фиксируется обычное, будничное поведение, причем жизнь детей в них отделена от жизни взрослых и поэтому существует разветвленная система запретов.

В «страшных историях» отражаются особенности детского мировосприятия, логика рассуждений, свойственная ребенку, испытывающему тревогу и беспокойство, пережившему когда-то ужас, но все же стремящемуся передать свой опыт сверстникам.

Дети стремятся рассказывать свои истории друг другу, намеренно исключая из круга общения взрослых. Обычно они делятся своими историями вечером с коллективом, лишенным на время опеки взрослых (в лагере, больничной палате, на игровой площадке). Сами дети верят в подлинность историй и начинают рассказ со слов: «Это правда было». Нередко в записях фиксируются особенности словотворчества ребенка (например, заикание), что также усиливает фактографичность истории. Главными героями являются «одна девочка» или «один мальчик». Отмеченные особенности позволяют отнести «страшилки» к устной несказочной прозе.

Рассмотрим некоторые наиболее распространенные классификации.

Г.П. Мамонтова выделяет семантические группы «страшных историй»:

1. Страшилки с трагическим исходом: «зло» побеждает «добро».

2. Страшилки с благополучным исходом: «добро» побеждает «зло».

3. Страшилки эффекта. Обычно конфликт не разрешается, они заканчиваются восклицанием типа: «Отдай мое сердце!»

4. Страшилки наоборот. В них развитие конфликта вызывает противоположный, комический эффект. Ю.Г. Круглов называет подобную разновидность «антистрашилками».

Классификация О.Н. Гречиной и М.В. Осориной основана на типах мотивов, выделяемых так же, как и при анализе сказок:

1. Причинение зла вредителем или предметами – помощниками вредителя в жилище семьи.

2. Нарушение запрета и кара за него.

3. Похищение ребенка-героя вне дома.

4. Мертвец требует обратно свою вещь.

В качестве основы классификации исследователи часто берут функции разных персонажей, поэтому некоторые сюжеты могут строиться на соединении нескольких мотивов. В рассказе нарушается запрет покупать перчатки определенного типа (один мотив) и наказывается носитель зла (другой мотив).

Классификация С.М. Лойтер основана на группировке образов носителей зла. Первую группу «страшных историй» образуют рассказы о мифологических персонажах, придуманных детьми. Они пришли из привычной бытовой среды (перчатка, занавеска, чулки, лента, печенье), сюда же включаются существа-маргиналии (персонифицированные детские страхи): рука, глаза, мясо, зубы.

Во вторую группу входят рассказы о персонажах, которые «генетически восходят к мифологическим рассказам взрослых и традиционным жанрам фольклора». Их сюжеты заимствуются из быличек, бывальщин, сказок (ведьма, покойник, вампир, женщина в белом/черном/красном, черт, привидения, колдун, духи, голоса). Всего исследователем выделено 30 сюжетных типов. Некоторые из них являются общими для фольклора детей и взрослых.

Образная система «страшных историй» представлена как одушевленными образами (мачеха, старик, ведьма, мать-людоедка), так и неодушевленными (рука, пятно, занавески, голоса, глаза, пианино, портреты, куклы), причем все они совершают одни и те же вредоносные действия. Возможны «смешанные образы» типа «рука-вредитель», «рука-пятно», «рука-занавеска».

Введение мотива превращения и антропоморфных элементов облегчает возможность их оживления. Повинуясь детской фантазии, предметы начинают двигаться, разговаривать, угрожать, предупреждать, душить, убивать.

Появление подобных «существ» нельзя считать случайным, ибо ребенку свойственно одушевлять окружающий его мир. С.М. Лойтер указывает: «две особенности детской психологии – готовность к всеобщей персонализации и игровая воспроизводящая фантазия – объясняют механизм рождения демонологических персонажей, детского мифотворчества».

С.М. Лойтер обозначает первую группу как существа-маргиналии, «представляющие собой часть целого и сохраняющие «симпатическую связь» (Д. Фрезер) с ним и после прекращения физического контакта». Сюда она относит такие персонажи, как рука, глаза, зубы, голова, копыта. Особую группу сверхъестественных существ составляют предметы одежды и вещи, связанные с «приемами костюмирования» (выражение П.В. Богатырева): перчатки, платок, плащ, туфли, лента, парик и т. д.

Часто традиционными чертами демонического персонажа наделяется кукла. Сверхъестественной силой могут обладать портрет, статуя, картина. Все персонажи страшилок выполняют одну и ту же функцию, они хотят нанести немотивированный вред человеку.

О.Н. Гречина и М.В. Осорина выделяют следующие группы персонажей, соответствующие функциям, о которых писал еще В.Я. Пропп: пострадавшие, вредители или агрессоры, добрые помощники, которые предупреждают о возможном несчастье.

Специфика образной системы. Хотя образная система «страшных историй» разнообразна, развернутые характеристики действующих лиц отсутствуют, представленные персонажи скорее стереотипны и являются носителями определенных качеств (некоторые свойства предметов подробно перечисляются). Мотивировка поступков персонажей также отсутствует, поскольку она изначально задана его функцией в «страшной истории».

По форме «страшные истории» представляет собой законченное произведение со своим собственным сюжетом и образной системой небольшого объема. В страшилке доминирует строгая последовательность событий, развивающихся остро и динамично. С.М. Лойтер определяет схему развития сюжета следующим образом: предупреждение/запрет – нарушение – воздаяние. Она «регламентирует последовательность мотивов», которые в детских страшных рассказах создают свой устойчивый «сюжет-но-композиционный ритм».

Однотипная последовательность развития действия не предполагает появления сложной временной системы, наличия перспективы, часто встречаются «общие места» и повторы, можно даже говорить о клишированности «страшных историй». Обычно действие разворачивается за короткий промежуток времени от трех дней (ночей) до одного (тогда описывается разовый случай или даже мгновение).

Происходящие таинственные и необъяснимые события объясняются результатом действия сверхъестественных сил, предметов, вещей. Подобное качество унаследовано «страшными историями» из быличек и бывальщин, где главным является суеверие, вера в сверхъестественных существ.

Закономерно, что большинство сюжетов связаны с мотивом смерти. С.М. Лойтер даже иногда называет страшилки «рассказами о смерти». По мнению В.Н. Топорова, детство является «зоной повышенной или открытой опасности», «зоной, находящейся под неусыпным вниманием смерти, когда всякая опасность несет угрозу жизни, неотменяемую возможность смерти».

Ребенок рано сталкивается с смертью или ее угрозой, во время болезни он часто слышит, как взрослые беспокоятся о его здоровье, иногда узнает о смерти близких ему людей, чаще всего бабушки или дедушки, иногда матери. Указанные впечатления и находят отражение в содержании страшилок. Иногда рассказ заканчивается гибелью героев или их исчезновением.

Подробное описание предмета и места действия также отсутствуют, обычно они находятся в круге известных ребенку понятий и появляются на основе ассоциативных связей «дом – двор, магазин – дом».

Пространство можно определить внутри оппозиции чужой/свой. Ребенок находится в понятной для него среде, связанной с архетипом «дом» (жилище: комната, квартира). Известно, что по мере познания окружающего мира пространство вокруг ребенка расширяется. В страшилках социальное пространство специально замыкается, ребенок ограждается от опасного чужого мира, закрывает окна, двери, чтобы не проникли агрессоры (дяденьки, бандиты, цыганки; вампиры, мертвецы; одушевленные предметы).

М.Н. Мельников отмечает возможность раздвижения физического пространства с помощью трагического развития действия. «…Путь следования: дом-дорога, кладбище, дом-игрище, дом, дом – подземный ход и т. п.» (Мельник., с. 80). К «опасным» местам можно отнести магазины, рынки, танцплощадки (дискотеки), рестораны. Упоминание данных топосов объяснимо: ребенок боится потеряться или провалиться в колодец (яму, траншею, люк). С ними нередко связываются мотивы перехода в иное пространство.

Очевидна перекличка «страшных историй» с мифологическими рассказами, где четко противопоставлены места обитания людей и укрытия нечистой силы («яма», «подземелье»),

Современная бытовая среда отражается через соответствующую атрибутику: радио, телефон, рояль, механическая кукла, телевизор. В ней действуют следующие персонажи: ученый, милиционер, бандиты.

Последовательность мотивов и их регламентированность создают свой устойчивый сюжетно-композиционный ритм, который влияет и на методику преподнесения материала. «Страшная история» связана с традицией рассказывания, где рассказчик рассчитывает на соучастие собеседника, он хочет поразить и удивить его, поэтому делает паузы, использует риторические обращения, встречаются и вопросительные конструкции.

О.Н. Гречина и М.В. Осорина справедливо утверждают: «При кажущейся непритязательности словесного оформления страшилки отличаются большим эмоциональным воздействием на слушателей… бедность описаний и характеристик компенсируется интонацией».

Классификацию рассказчиков можно встретить у Т.В. Зуевой, предлагающей учитывать динамику словесного текста, обусловленную психологическими причинами. Она показывает, что в зависимости от возраста слушателей меняется отношение к чудесному или восприятие ирреального. Следовательно, следует располагать жанровые типы страшных историй по следующим возрастным группам: первая – от пяти до семи, вторая – от восьми до двенадцати, третья – от тринадцати до пятнадцати лет.

В зависимости от возраста наблюдается активное или пассивное отношение к страшным историям: дети более раннего возраста воспринимают рассказы и высказывают свое к ним эмоциональное отношение. Дети более старшего возраста уже сами являются авторами историй.

Нередко в «страшной истории» отражена логика рассуждения ребенка, стремящегося объяснить окружающий его мир в понятных ему реалиях: «Тогда тетенька взяла и вышла замуж, чтобы не оставаться одной. И больше к ней черная рука не влезала».

Легко также проследить разницу мировосприятия, некоторые особенности возрастного видения мира, характер эмоциональных переживаний, присущих детям разных возрастных групп. С изменением сознания рассказчика происходит трансформация текста, системы персонажей и изменение реалий. Иначе проходит и процесс словотворчества.

Создавая собственный язык бытового общения, дети не всегда привносят в него новые элементы, лексика «страшных историй» достаточно однородна.

Язык «страшных историй» не отличается сложными речевыми оборотами, напротив, встречается много слов-паразитов (ну, ну вот; значит), фиксируются отдельные диалектные особенности (ничё, чё-то сказал), неправильное словоупотребление – кода (вместо когда), мама у нее (вместе ее мама), разобился (вместо разбился), у ней (у нее), нету (вместо нет), папа лек, подбежали к рояли. Часто встречаются повторяющиеся вопросы и обращения. Некоторые исследователи видят в подобных словесных выражениях тенденцию к созданию детского языка бытового общения.

М.П. Чередникова отмечает, что эмоциональное воздействие слова усиливается благодаря особой ритмической организации текста: «Анафора, отделяющая каждую фразу от предыдущей, создает напряженный ритм взволнованной, задыхающейся речевой интонации с повышением ударения в начале предложения и понижением в конце».

Особое место исследователи уделяют функции цвета, обычно встречаются семь из них: черный, белый, красный, синий, зеленый, желтый, голубой. Другие цвета представлены реже, наиболее распространены первые три из перечисленных. Отметим, что они часто встречаются в ритуалах и мифологии различных народов.

Т.В. Зуева обращает внимание на сигнификативное значение цвета, за которым стоит идентификация признака, предупреждающего об опасности. Только обретя цветовое значение, ожившие предметы и демонологические силы начинают проявлять свою вредоносную силу.

Не случайно действие «страшных историй» происходит в основном ночью, когда человек оказывается беззащитным перед демонической силой. В представлении снова нашли отражение ночные страхи ребенка, боящегося темноты и всячески оттягивающего момент засыпания.

В страшилках ночью вылезают черные руки, черные перчатки (сапоги, пятно, пианино), они душат детей (рубят на части), черная голова убивает людей. В разных вариантах встречается эпитет черный (черный-черный, черный-пречерный), иногда он заменяется похожим: в темном-темном.

Исследователи также отмечают, что цвет становится своеобразным семантическим знаком, так, красный указывает на обязательный трагический исход.

Функции цвета разнообразны: он не только выступает как атрибутивный признак, но и носит символическое значение, помогая выделить один предмет из множества других.

Необычным можно считать проявление через цвет иронии, обычно она проявляется в неожиданных концовках или своеобразных авторских комментариях: «Вы слышали русскую народную сказку». Макака, появляющаяся из красного пятна на стене, замечает: «Что вы мою задницу трете? Она и так красная».

О.Ю. Трыкова отмечает возможность использования в «страшных историях» цветового контраста: «…там лежит черный покойник в белых тапочках», «а под этим черным-черным покрывалом сидит… маленький розовый поросенок!» Правда, трудно согласиться с другим выводом исследователя о переходе страшилки в страшилку-пародию.

Исследователи фиксируют взаимосвязи страшилок как с фольклорными (прежде всего сказкой), так и литературными произведениями. С.М. Лойтер находит перекличку страшных историй с мифологическими рассказами в сходной установке сказителя и слушателей и использовании отдельных архетипических мотивов. Наиболее распространенным она считает оборотничество (превращение близких людей в оборотней или вампиров, предметов в людей). «Другой архетипический мотив страшных историй основан на том, что «подобное производит подобное или следствие похожее на причину» – «магия подобия» (красная женщина вызывает пожар; девочка покупает красные розы – в шторе появляется красное пятно; зеленое пианино в доме – зеленым становится кто-то в семье)».

Исследовательница также отмечает использование первоэлементов мифических представлений: оберегов, запретов, погонь, превращений, разрубаний, оживлений.

Элементы структуры заговоров М.П. Чередникова усматривает в повторах. Она приводит такой пример: «Вышла из черной пропасти черная вода, за ней черная змея, вышла черная лошадь, за ней виден черный человек».

Многочисленны переклички со сказкой: часто используются инициальная формула сказки («Жили-были мама, папа, брат и сестра»; «Жила-была женщина»), отдельные мотивы (Т.В. Зуева указывает на широкое использование сюжетов «Василисушка» и «Иван Быкович») и образов (феи, Синей Бороды, разбойников).

Переклички с литературными произведениями (фантастикой и романтическими историями) наблюдаются в использовании общих (мировых) сюжетов: ожившей Статуи, переходе отдельных литературных мотивов. Часто встречается структурная схема детективных историй, тогда «страшные истории» начинают отличаться весьма замысловатыми сюжетными ходами.

Обычно это приводит к усложнению повествовательной структуры (расширению пространства, выходу из границ квартиры, дома, появлению двойных сюжетных ходов, увеличению числа персонажей). Однако сохраняются общие установки на коллективность и устность, о чем свидетельствуют стереотипы сюжетов и общие образы.

Иногда встречаются общие архетипы, используемые авторами фольклорных и художественных текстов (ассимиляция образа змеи из сказок, античного мифа о Горгоне Медузе и произведения Р.Киплинга «Рики-тики-тави»).

Подсознание ребенка фиксирует самые разные впечатления (мотив попадания ребенка в телевизор можно сравнить с сюжетом сказки В. Одоевского «Город в табакерке»). Связи с литературными произведениями обусловлены кругом детского чтения, интересный подобный разбор содержится в книге О.Ю. Трыковой. Среди часто встречающихся образов подобного рода чаще всего называют Пиковую даму.

В «страшных историях» также находят отражение впечатления от увиденных фильмов (обычно триллеров) и мультфильмов (появляются образы крокодила Гены, Чебурашки, Карлсона, Винни Пуха).

О.Ю. Трыкова прослеживает взаимосвязь страшилок с произведениями К. Булычева и показывает влияние сначала мультфильма «Тайна третьей планеты», а затем фильма «Гостья из будущего». В частности, отмечается образ отрицательного героя – робота, разобранного на запчасти. Можно согласиться с М.П. Чередниковой, которая рассматривает данные сюжеты как переходные от фольклора к литературному творчеству.

Влияние постфольклорных форм проявилось в упоминаниях в «страшных историях» деятелей кино и шоу-бизнеса: В. Леонтьева, Ю. Никулина, Е. Моргунова, Г. Вицина. О.Ю. Трыкова зафиксировала и появление образа А. Кашпировского.

Страшные рассказы являются одним из средств познания ребенком окружающего мира. Он старается разобраться в его сложности, многоплановых внутренних взаимосвязях. В то же время через «страшные истории» происходит усвоение определенных понятий (смерти, разлуки, одиночества).

Даже воображаемые встречи с страшным, таинственным позволяют не просто преодолевать страх, но моделировать свое поведение, чтобы в реальной обстановке сохранять ясность действий и самообладание. Таким образом, в процессе становления ребенка страшные рассказы выполняют ту же функцию, что древние мифы в становлении человечества (можно сравнить с обрядом инициации).

 

Контрольные вопросы

1. Когда впервые появились «страшные истории»?

2. Почему «страшилки» первыми стали записывать литераторы?

3. Кто и когда начал записывать «страшные истории»?

4. Как используется в литературе поэтика «страшных историй» (структура, композиция, образы, стилевые приемы, словесные формы)?

5. В каких литературных произведениях вы встречаетесь с образами из «страшных историй?»

6. Почему исследователи связывают потребность рассказывания «страшных историй» с развитием психологии и внутреннего мира ребенка?

4. Как в названии жанра отразилась его специфика?

5. Можно ли отнести «страшные истории» к мифологической культуре?

6. По каким атрибутивным признакам записи «страшных историй» относят к тому или иному десятилетию?

7. Почему «страшные истории» считают контаминационным жанром?

8. Какой словесный жанр и почему доминирует в составе «страшных историй»?

7. Почему образы персонажей «страшных историй» обнаруживают атрибутивные признаки (чаще всего выраженные с помощью эпитета или цветового обозначения)?

8. Известны ли вам «страшные истории»?

9. Можно ли считать однотипность свойством «страшных историй»?

10. Какие предметы встречаются в «страшных историях»? Проведите их классификацию.

11. Какова функция цвета: индексирующая, эмоциональная или символическая? Можно ли говорить о том, что цвет является признаком исключительного свойства» (мнение М.П. Чередниковой)?