— Ты вправе спрашивать обо всем, Виллирес. Я в неоплатном долгу перед тобой. Мне даже нечем воздать. Если хочешь упрекать — упрекай.

— Зачем? Мне странно другое: мы достигли цели, но какой ценой! Нет радости. Упреки не насытят этой печали. Я честно тебе скажу, Пространственник, мне более жаль погибающей планеты, а не тебя. Я не твой дворец, я не предан тебе всецело. Те четверо Героев, что ушли отсюда только что, все умерли, а некоторые и не один раз, чтобы спасти Рушару. Умерли и ожили. Им теперь неведомы компромиссы. Они больше не умеют прощать. И, странно, я чувствую себя обманщиком. Да, я их обманул. И Джеда тоже обманул — друга, который ни разу не подвел меня. Зачем все эти испытания? Зачем Маркусу понадобилась Замена? Я один был Избранным. Пропал бы я один, а все прочие остались бы. Тебе были нужны жертвы, живые души? Ну и взял бы, как брал до этого.

— Мне не нужны были жертвы. Всё, чего я хотел — только свободы. Я угодил в подвал пространства. Мир без времени, без измерений, без материи, без света, без смысла. Он искажал и извращал всё. Я стал взывать к Варсуйе, пытался рассказать о том, что произошло. В ответ мне падали бессвязные обрывки мыслей. Это мир-перевёртыш, отсутствие всего. Изнанка ломала меня, наполняла сознание безумием и ненавистью — чувствами, мне незнакомыми. Я проникся отравой извращенных мыслей. Но, продолжал взывать к Варсуйя, к последней нити, связывающей меня с потерянным миром. И осознал с ужасом, что она не понимает меня. Она воспринимала мой призыв так искаженно, что породила обо мне легенды. Она осталась на твоей планете, Виллирес, и стала собирать вокруг себя прибывших, не давая им уйти в портал. Она ждала там, где ждал меня мой дворец. Там, где он видел меня в последний раз. Я обещал вернуться скоро, но не вернулся. Долго ждал меня Альваар?

— Триста лет. Харрашт вырос, отбился от рук и выгнал хозяина из домика. А войти во дворец волшебник с Лимбии не мог. Ты бросил его в сельве, Айяттара. Так, значит, в озере я видел самый момент трагедии? Я видел Пространственника, уничтожающего старый каменный шар у темной звезды. Значит, легенда о Поиске, рассказанная в моем сне Варсуйей, неправда? О Пространственнике, который швырял ногами галактики, раскалывал черные дыры, вспарывал швы пространства. Легенда о Герое-Первопроходце. О бунтаре, попирающем традиции. О неугомонном, о ненасытимом Ищущем? О додоне, погубившем все звездное племя?

— Всему приходит конец. И додонам тоже. Я слышал эти сказки. Их доносила до меня та труха Бытия, что сыпалась в его изнанку. Додоны были могущественны, но не более того. Они не создали Вселенную. Есть Нечто, большее додонов. Но, этими историями Варсуйя старалась оградить молодое поколение от безрассудства. Чем больше Сила, тем масштабнее последствия. И все-таки они выходили меня искать. И падали в ловушку. Я оставил попытки вырваться, чтобы предотвратить потери. Никто из них не выжил в подпространстве. Ни один.

— Значит, ты не питался Живыми душами?

— Нет! Никогда! Я не Император Мёртвых! Я Император помойки! Свалки, мусора, отбросов! Позорная и унизительная участь! Как можно было опоэтизировать такое! Впрочем, я понимаю. За миллионы лет, протекшие за пределами моей темницы, всё может исказиться.

— Я сам тебя слышал. То, что ты мне говорил, может сказать только Император Мёртвых.

— Безумие. Я выходил из спячки на зов Варсуйя. Она искала того, кто мог бы связаться со мною мыслью. Но, я был так отравлен, что кроме ненависти, не отвечал ничем. Никто не мог найти место моего заключения. Они сами проникались моей отравой и развоплощались. Но, так и не могли донести до меня мой Глаз. Портал не переносил его ко мне. Напрасно сестра Варсуйя, Лгуннат, старалась отыскивать Избранных. И так много-много раз. Неисчислимое число раз. Каждая такая попытка лишь отравляла меня. Я просил о прекращении жертв, но Варсуйя говорила, что однажды придут два Героя и спасут меня. Она не знала только — когда. И ошибалась бесчисленное число раз. Их звали Виллирес и Джерракс. Они пришли к ней с вестью о пропавшем Пространственнике. С Глазом Пространственника. С его маранатасом. Они пришли от Портала. К прекрасной возлюбленной Пространственника, хозяйке гостиницы — к Варсуйя. Они рассказали сказки, которым она не поверила. Вы пожелали пойти во дворец, и она не стала вас удерживать. Для додонов поиск естественен — кто бы ни вышел в поиск.

— Нам очень понравилось. Прокруст, например. И ещё королевский замок. Мы с Джедом позволили тираннозавру сожрать принцессу, потому что думали, что это сон. Или мираж. Или фантазия. Только потом мы поняли, что это всё — реальность. Жестоко по отношению к экспонатам заповедника. Да что взять с Пространственника? Приколист, одним словом.

— И сон. И мираж. И фантазия. И реальность. Я не знаю слова «приколист», но догадываюсь о смысле. Совершенно верно. Приколист. Шутник. Вы отпили из источника Лгуннат, источника снов, фантазий, миражей. Я сделал путь к моему дворцу полным забавных приключений, чтобы гостям не было скучно. Тогда я имел вкус к подобным шуткам. Вам требовалось средство передвижения. Что вы выбрали?

— Лошадей.

— А кем был Прокруст?

— Людоедом с титановой башкой. Он хотел нас уложить на свою кушеточку.

— Вы сами придали ему этот облик. В вашем мире, очевидно, есть легенды о людоедах, о чудовищах. Он принял тот облик, который соответствовал вашему приключению, вашему пожеланию. Прокруст не человек — он мнемоник из радиогалактики с другого края Вселенной. Любимое занятие мнемоников — рыться в чужой памяти и принимать вид детских страхов и фантазий. Тогда мне казалось очень забавным, если инопланетные гости, рискнувшие отправиться ко мне во дворец, превращали в реальность свои сны. Переживали свои фантазии в действительности, сомневались в своём рассудке, подозревали, что это всего лишь сон, а потом отказывались от всяких попыток объяснить разумными доводами свои приключения. О, это было так чудесно, разрушать их замшелые представления об окружающем их мире!

— Значит, принцессы не было?! Дракон её не разорвал?! И ты не перенес с другой планеты целый замок?!

— А вы хотели её спасти? Что же не спасли? Нет, я не перенес королевский замок с планеты Кроусорма. Это просто шутка для гостей. Им же надо найти какие-то реальные причины для объяснения своих невероятных приключений. И они находили тех, кто давал им такие объяснения, которые бы их устроили. Да, они преисполнялись гнева против моей бессмысленной жестокости! Каково это — почувствовать себя экспонатом в чьём-то зоопарке?! А ведь многие путешественники по Вселенной поступали именно так с другими расами. Мои гости лишались многих иллюзий к тому моменту, когда прибывали после долгого путешествия к моему дворцу.

— Так это всё иллюзии… И Альваар не настоящий?! И ливорус?! Волшебник в обиде на тебя, Айяттара.

— Нет. Он мой друг. Просто он так шутит. Он никогда не скажет всей правды. У него немыслимо сочеталась безудержная фантазия с забавными шутками про горошек. Мне жаль, что я больше не увижу его.

— А он думает, что увидишь. Он даже взял с собой колечко, чтобы ты узнал его, когда прибудешь на его планету за ливорусом, а заодно случайно прихватишь и его. Он думает, что события будут повторяться вечно.

— Это невозможно. Время не повернёт вспять.

— Почему же в нашем с Джедом случае все произошло не так, как обычно? Почему я не развоплотился? Как все наши товарищи оказались вовлечены в эту круговерть? Я так понял, что они выпили из одного источника. И каждый видел сон. И всех их эти сны изменили неузнаваемо. Зачем эти сны?

— Многое изменилось среди додонов, если Стамуэн превратился в город мёртвых. В мое время додоны не умирали, а переходили в иное состояние. Твои друзья видели сны, потому что выпили из источника Лгуннат, пророчицы. А это означает, что кто-то вышел в Поиск и ему нужны спутники. И я полагаю, в Поиск вышел ты, вот и оказался здесь. И твои друзья с тобой.

— Так почему не произошла Замена? Потому что ты не захотел?

— А кто второй Избранный? Ты думаешь, это Джерракс? Ты ошибаешься, как ошибался Маркус.

— Как?! Тогда кто же?!

— Избранный — это тот, кто видит во сне дворец Пространственника. Дворец, который давно растаял в облаках, растворился в великом множестве миров, в которых искал меня, в которых звал меня. И кто-то мог слышать этот зов. Кто-то, кто способен воспринимать мой голос. И это не Джерракс.

— А кто же?!

— Тот, кто придумал этот сон, эту планету, этот дворец. Это Калвин Рушер. Он взял мою Силу во сне, потому что хотел быть безгранично могучим. Она проснулась и разбудила меня. Она стала искать меня, как искал дворец. Это Рушера хотела взять в Поиск Варсуйя. Его звала к себе шаария. И очень удивились обе, когда нашелся другой Избранный. Они до сих пор не знают, что так смешало события.

— Я отвечу. Это маленький мальчик. Он отдал маранатас не тому. Маркус сказал, что это дар благодарности, что этот дар спасёт меня.

— Дар благодарности. Понятно теперь. Не приманка, а дар. Виллирес, это судьба. Ты прошел через всё, даже через время. Маленький мальчик, кто б подумал! Я даже до сих пор представить не могу, что за жертвы мне приносили додоны, чтобы спасти меня. Я начал отчетливо слышать Варсуйя лишь недавно, с того момента, как материализовался мир Рушера, с того момента, как пророс в фантазию маранатас. Только в таком безумном мире могло совершиться то, что совершилось.

— Теперь ты освободишь от Рушера этот мир? Эта планета заслужила право жить. Или уничтожишь, как старую одежду? Сдается мне, что вы с Рушером уж больно похожи в чем-то. Он привык идти к цели напролом. До сих пор ему только недоставало Силы. Ему и сейчас её недостает. Он играл в Творца. Он создал мир, какой хотел, потом разочаровался в нём. У всесильного творца замашки школьника: он желает уничтожить Рушару, чтобы понаделать себе новые игрушки. А ты, Айяттара, Пространственник, скинешь с ног своих этот мир, как шлепанцы, возьмешь своё, и куда направишь свои космические стопы?

— Я узнаю эту горечь, этот гнев — так я сам бы говорил. Вы ждёте, что я сурово накажу Рушера за то, что он похитил мою Силу. А он не похитил. Он точно так же, как и вы, был втянут в Поиск. В сон, в котором всё строилось на силе фантазии, на потаенном желании, на мечте, на личности Спящего. Таковы воды источника Лгуннат, волшебницы, моей сестры. Так творились миры у додонов. И среди всех вас только Рушер породил сон такой мощи, что он нашёл маранатас. И, конечно, он не совладал с собой. Людям нельзя иметь всесилие — они превращаются в демонов. И дело тут не в Рушере, а в самом человеке. Ты, Виллирес, можешь не верить, но ты со временем пришел бы к тому же, может, ещё страшнее. Потому он и запрятал эту, чуждую ему Силу подальше, чтобы не сразу достать, поскольку не знал, что с ней делать.

Могущество утомительно для тех, кто не знает, на что его употребить. Они желают играть привычными игрушками. Для них важен только поиск, а не цель. С додонами их различает масштаб. Наша сила сообразна нашей цели. Мы творим миры и оставляем их для будущих обитателей. И уходим дальше зажигать звезды, а не властвовать на них.

Рушер больше не человек. Ему нет больше места нигде. И он не получит Силу. Ваша целительница, Эдна, умершая в твоем Поиске, теперь Лгуннат. А Лгуннат — пророчица. И все будет по её слову. Рушер не получит мою Силу. Никогда.

— Так почему же ты не возьмёшь?! Почему не избавишь от него планету, на которой, ты сам сказал, ему не будет места?!

— Подумай, Виллирес! Прошу тебя, подумай! Ваши Герои! Ваши прекрасные герои, прошедшие через невозможное, умиравшие в пути, и воскресавшие в пути! Преодолевшие самих себя, победители чудовищ! Как я могу отнять у них последнюю победу?! Отойдите в сторону, дети, теперь опасно?! Этого ты хочешь?!

— Да! Этого! Я хочу, чтобы всё закончилось. Чтобы этот мир выжил. И мне без разницы, кто его спасёт: ты или мы. Разве только ты не можешь. Ведь у тебя нет Силы. Так и скажи. Все поймут.

— Тогда у вас не будет права решать, что делать с этой Силой. Если я её возьму, то я ею и завладею. Ты доверишь Пространственнику его Силу?

— А нам она на что? Не наше дело зажигать звезды. Ты темнишь, Пространственник!

— Есть человек, готовый взять её ценою жизни. И его судьба предрешена пророчеством. Нарушение пророчества есть разрушение реальности, разрушение причинно-следственных связей. Если я вмешаюсь, то девочка спасется, а планета погибнет.

— Кто это?!

— Она готова спасти планету ценою своей жизни. Тебе решать.

— Кто это?!

— А разве есть разница? Ты не готов взять на себя ответственность?

— Неужели нельзя иначе?! Неужели у тебя нет средств?!

— Я же говорил, что я не всемогущ, и не всезнающ. Решай же, Виллирес, потому что время дорого.

— И всё это только потому, что Эдна так сказала?!

— Она это уже видела. Не Эдна тут решает, а вы сами, Вилли. Вы, Герои. Ты тоже Герой, Вилли. Решай.

— Я не могу.

— Тогда спасётся планета.

* * *

Вилли резко встал и вышел. Фальконе — следом. Пространственник посмотрел на Занната, Морриса и Фарида. Молчание нарушилось:

— Легенда о волшебной птице Луллиэлли — это пророчество о месте моей Силы. Прекрасная хрустальная птица в песнях орнитов — это смертельно опасный летательный аппарат, несущий жесткое излучение. Он сам по себе — крохотный мир, пронизанный смертью. Живой туда войти не может. В таком месте спрятал Рушер Силу. Он понизил уровень атмосферы, чтобы приблизить аппарат к вершинам бразеларов. Теперь он затормаживает скорость хранилища, чтобы подобраться к нему. Таков его расчет. Здесь нет места случайностям. Но, воля Героя Идущего-До-Конца совершает невозможное. Воля сильнее логики. Вставайте, Герои. Время битвы. Героям тоже нужна помощь.

* * *

Штука замедлялась. Это было заметно и невооруженным глазом. Всякий раз, когда она проходила вблизи крон бразеларов, они вспыхивали короткими синими молниями, словно приветствовали молчаливую гостью. Но, та улетала дальше, оставляя под собой континенты, моря и острова планеты. Безучастная ко всему, особенно к песням и легендам о себе.

Штука была неживой. Она повиновалась лишь двум вещам. Потеря части энергии происходила из-за бразеларов, которые отнимали её. И Штука, сама того не зная, переходила в более плотные слои атмосферы.

Она не знала своего создателя. Да и он был ей безразличен, как безразлично всё на свете. С самого момента своего рождения она не видела живого. В неё был заложен мёртвый приказ. Лишь один голос мог приказывать ей. И только одна на свете вещь могла отменить его — нематериальная грань между жизнью и смертью.

Всякий раз Аманда гналась за Луллиэлли на лодке и всякий раз замечала, что птица летит чуть медленнее. Не стоило особенно обольщаться, это замедление — работа Рушера. Он тоже охотится за птицей. Это место той Силы, которую он рвется заполучить. Тогда он станет всемогущим. И тогда им всем конец. И планете, и Героям. Все погибнут. Все четыре расы испарятся в адской топке. У Рушера всё готово, он уже запас энергию. У него есть ускоритель — это Зона. Остается предположить, что у него есть и космический корабль. Не корабль, так что-нибудь ещё. Только это уже не важно. Важно другое — он не получит Силы.

Аманда ни разу не видела Рушера со времени экспедиции, но знала, что это всё тот же маленький скорпион, только жало у него теперь не в пример ядовитее. Вот это жало и следовало отобрать.

— Летит. — сказала Итта.

Штука стремительно приближалась. Едва заметная тень в атмосфере — именно так она выглядела. Лодка неистово рванула следом, стараясь угнаться за Птицей. Та прошла значительно ниже крон бразеларов, промелькнув совсем близко от стройного ряда гладких красноватых стволов энергонакопителей. Уже четвертый раз Аманда видит, как Птица проходит с этой стороны, каждый раз всё ближе к стволам. Значит ли это, что на следующем витке она врежется в Зону? Может, таков и есть замысел Рушера? Может, именно так он и получит свою Силу? Птица разобьется, и груз упадет в зону невесомости. Тогда у неё есть ещё несколько часов, чтобы предупредить остальных.

Аманда заложила крутой вираж и резко пошла на снижение, направляясь к архипелагу плавающих островов, Зинтаресу. Из всех Героев ей легче всего было общаться с Аргентором. Они не раз сражались спина к спине, и она привыкла доверять ему.

С летающих лабораторий заметили крылатую лодку и замахали ей. Все уже знали, что так летает Орнисса.

Корабль опускался на вершину флагмана, где обычно находится Аргентор, если присутствует на архипелаге — своего рода штаб сибианов.

Итта исчезла из лодки. Отправилась в разведку, догадалась Аманда. У них было редкостное взаимопонимание.

— Рыцарь Серебро здесь, — доложилась монка, внезапно возникая под прозрачным колпаком лодки.

Монки не называли Аргентора иначе, как Рыцарь Серебро — своеобразная дань уважения. Как её саму никогда не называли Амандой — только Орниссой. И хорошо еще, если без эпитетов вроде Непобедимая, Бесстрашная, а то и Безумная.

Аргентор и Наяна обняли её. Наяна опять стала прежней, только жабры пока оставила. Кто знает: может, пригодятся. Благо, что в лабораториях были громадные аквариумы.

Спустя почти час, когда Аманде рассказали о событиях, происшедших в её отсутствие, о победе над ещё двумя Синкретами, о спасении Пространственника, она сообщила и о своих открытиях. До Пространственника ей не было, если честно признаться, никакого дела. Но, она обрадовалась, узнав, как неожиданно их друзья во дворце расправились с проклятым Фортиссом. Также известие о том, что Аргентор теперь летает на Муаренсе, просто поразило её. Аманда и так всегда с уважением относилась к нему. А тут просто восторгалась, если это слово вообще применимо к Аманде.

Её новости были не столь впечатляющи. Птица неуклонно снижалась, это ясно. Траектория её полета неизменно проходила в непосредственной близости от бразеларов. Через пару часов Аманда покинет Зинтарес и снова направится на свой пост. Но, у неё возникла идея: а что, если попортить Рушеру его драгоценную Зону? Если найти способ повредить энергонакопители? Или замусорить чем-либо Зону? Ведь, если отвлечься от деталей, то накопители — это просто металлические столбы. Были бы у них белые фтары, речи бы ни о чём не было. Она бы просто забросала ими чертову ветродуйку.

— Диаметр каждого бразелара не менее десятка метров, а, возможно, и больше. Немного ты повредила бы им фтарами, отколупывая по кусочку! — возразил Аргентор.

— Не в том дело! Если повредить даже один накопитель, Зона уже не даст ускорения по центру, оно будет со смещением. А это означает, что корабль Рушера не взлетит!

Аргентор и Наяна уже были осведомлены о бредовой идее Аманды: якобы Рушер готов улететь с планеты на космическом корабле.

— Каково расстояние между бразеларами? — в разговор неожиданно вмешался Станнар. Он и ещё четыре капитана присутствовали на совете.

— Предположительно около трёх миль. — ответил Аргентор, удивившись про себя неожиданному интересу, проявившемуся на лицах остальных четырех капитанов флотилий.

Они все остались без своих кораблей. Бешеные штормы разбили легкие суда. Даже Зинтарес сошёл со своего обычного курса и теперь плыл над северным побережьем Ларсари. На панорамных экранах были хорошо видны окутанные туманами сиреневые горы Левиавира.

— Мы нашли способ управлять летающими лабораториями. — отвечал Станнар.

Сибианы до сего момента не называли острова лабораториями, поэтому Аргентору показалось это странным.

— Хотите вернуться на прежний курс? — предположила Наяна.

Аманда же молча переводила свои небольшие тёмные глаза с одного сибиана на другого. Она, казалось, сразу поняла, в чём дело.

Они стояли все пятеро — высокие, прямые, красивые мужчины, и твёрдость их взгляда смутила Аргентора.

— Мы направим пять кораблей Зинтареса на Зону с разных сторон и заклиним их между бразеларов. Рушер не взлетит. — спокойно сказал Станнар.

— Мы именно это и собирались сделать ещё до вашего прилета. — ответил второй капитан, Элльяр.

— Вы можете погибнуть. — внезапно осевшим голосом проговорил Аргентор, понимая, что отговаривать их бесполезно.

Сибианы пожали плечами, давая понять, что разговор бессмысленный.

— Кто полетит? — спросила Аманда.

Они улыбнулись. Ясно, кто полетит.

— Вы уже выбрали корабли?

— Не только выбрали, но уже вывели оттуда всё население. Это пять последних кораблей Зинтареса.

— Мы ударим одновременно. — это было последнее, что произнес Станнар.