Проснувшись на следующее утро, я размышляла по поводу Роба, который не должен сидеть в тюрьме, если проведет время в моей компании. Но я немного оживилась, когда вспомнила, что не должна рыскать вокруг в поисках таксофона, чтобы позвонить по телефону 1-800-ГДЕ-ТЫ. Черт, я могла бы просто позвонить им из собственного дома. Поэтому я встала, подключила телефон, и набрала номер.

Розмари не ответила, поэтому я попросила соединить с ней. Леди, которая подошла, сказала:

— Это Джесс?

И я ответила:

— Да, я

Она сказала:

— Сейчас переключу.

Только вместо переключения на Розмари, она соединила меня с тупоголовым начальником, Ларри, с которым я разговаривала накануне. Он начал:

— Джессика! Очень рад вас слышать. Огромное спасибо за звонок. Сегодня у вас есть адреса для нас? Боюсь, что нас вчера отключили...

— Да, отключили, Ларри, — сказала я, — спасибо за звонок федералам. А теперь соедините меня с Розмари, или я повешу трубку.

Ларри, казалось, опешил.

— Ну, Джесс, — сказал он, — мы не хотели вас расстраивать. Только, вы должны понять, когда мы получаем звонок, как ваш, мы обязаны расследовать...

— Ларри, — сказала я. — Я прекрасно понимаю. А теперь, соедините меня с Розмари.

Ларри сделал возмущенный вздох, но, в конце концов, перевел меня на Розмари. Голос у нее был очень расстроенным.

— О, Джесс, — сказала она, — мне очень жаль, дорогая. Хотела бы я предупредить тебя хоть как-то. Но ты же знаешь, звонки прослеживаются...

— Все нормально, Розмари. — сказала я, — никто не пострадал. Я имею в виду, какая девушка не хочет, чтобы репортеры из «Dateline» появились у нее во дворе?

Розмари сказала:

— Ну, по крайней мере, ты можешь шутить об этом. Не знаю, смогла бы я.

— Прошлого не воротишь, — сказала я. В то время я действительно имела это в виду. — Итак, слушайте, те два ребенка со вчерашнего дня, и у меня есть ещё два, если вы готовы.

Розмари переписала информацию, которую я ей дала и сказала:

— Бог благословит тебя, дорогая. — И повесила трубку. Я тоже повесила трубку, и начала готовиться к занятиям.

Конечно, легче сказать, чем сделать. Возле нашего дома снова был зоопарк. Стало намного больше фургонов, чем прежде, некоторые с гигантскими спутниковыми антеннами сверху. Перед ними стояли журналисты, и, когда я включила телевизор, было своего рода нереально, потому что почти на каждом канале можно увидеть мой дом, и кто-то стоял рядом, говоря:

— Я стою перед необычным домом в Индиане, который объявлен историческим памятником в штате, но который стал международно известным потому, что является домом героини Джессики Мастриани. Её экстраординарные способности привели к обнаружению полдюжины пропавших детей ....

Полицейские тоже были там. К тому времени, как я спустилась вниз, мама уже выносила им вторую порцию кофе и бисквитов. Они уничтожали их почти так же быстро, как она выносила их.

И, конечно, в ту минуту, как я положила трубку, телефон начал звонить. Когда папа поднял трубку, и кто-то попросил позвать меня, но не назвал своего имени, он снова выдернул шнур. Это, другими словами, беспорядок. Никто из нас не понял, как всё ужасно, пока Дуглас не забрел на кухню с немного дикими глазами.

— Они за мной, — сказал он.

Я чуть не подавилась кукурузными хлопьями. Потому что, когда Дуглас когда-либо начинает говорить о «них» это значит, что у него снова тот «случай». Мой отец тоже знал, что что-то не так. Он поставил кофе и озабоченно уставился на Дугласа. Только мама не обращала внимания. Она нагрузила ещё бисквитов на тарелку. А затем сказала:

— Не будь смешным, Дуги. Они за Джессикой, не за тобой.

— Нет, — сказал Дуглас. Он покачал головой. — Это меня они хотят. Видите те тарелки? Те спутниковые антенны на вершинах фургонов? Они сканируют мои мысленные волны. Они используют спутниковые антенны для сканирования моих мысленных волн.

Я опустила ложку. Папа осторожно сказал:

— Дуг, ты вчера принимал лекарство?

— Разве ты не видишь? — Дуглас быстро, как вспышка, выхватил бисквит из рук мамы и бросил тарелку на пол. — Вы все слепые? Это меня они хотят! Меня!

Папа вскочил и обнял Дугласа. Я оттолкнула хлопья и сказала:

— Я лучше пойду. Может быть, если я уйду, они последуют за мной...

— Иди, — ответил папа.

И я пошла. Я встала, схватила флейту и рюкзак и направилась к двери.

Они последовали за мной. Или, я бы сказала, они последовали за Рут, которой удалось убедить полицейских пропустить её ко мне. Я запрыгнула на переднее сиденье, и мы поехали. Если бы я не была так обеспокоена Дугласом, я бы с удовольствием наблюдала, как все репортеры пытаются вскарабкаться в свои фургоны и последовать за нами. Но я беспокоилась. Дугласу становилось лучше. Что же произошло?

— Ну, — сказала Рут. — Ты должна признать, это огромная жертва.

— Ты о чем?

Рут протянула руку для регулировки зеркала заднего вида.

— Мм, — сказала она, многозначительно глядя в него, — об этом.

Я оглянулась. Нас сопровождали полицейские; куча полицейских мотоциклов ехали позади в попытке оградить от нас новостные микроавтобусы. Их было намного больше, чем я думала. И все они летели прямо на нас. Ни капельки не смешно, когда мы попытались выйти из машины.

— Может быть, их не пропустят на территорию школы, — сказала я в надежде.

— Ага, конечно. Фини будет стоять там с большим плакатом с надписью «Добро пожаловать». Ты издеваешься?

— Ну, может, если я скажу им... — сказала я.

Вот почему, как раз перед началом первого урока я обнаружила, что стою на школьной лестнице, и отвечаю на вопросы репортеров, за которыми всю свою жизнь наблюдала по телеку.

— Нет, — сказал я, в ответ на один вопрос, — это не больно, правда. Я просто чувствовала своего рода покалывание.

— Да, — сказала я кому-то другому. — Я считаю, что правительство должно делать больше, чтобы найти этих детей.

— Нет, — ответила я на другой вопрос. — Я не знаю, где Элвис.

Мистер Фини, как и предсказывала Рут, считал, что всё нормально. Он был там с маленьким стадом журналистов. Он и мистер Гудхарт стояли по обе стороны от меня, когда я отвечала на вопросы журналистов. Мистер Гудхарт выглядел смущенным, но мистер Фини, можно было сказать, чувствовал себя прекрасно. Он продолжал говорить любому, кто хотел услышать, как школа Эрнеста Пайла выиграла в чемпионате штата по баскетболу в 1997 году. Как будто это кого-то заботило.

И затем, в середине этой хромой и немного импровизированной пресс-конференции что-то случилось. Кое-что произошло, что изменило всё, даже больше, чем случай Дугласа.

— Мисс Мастриани, — воскликнул кто-то в середине толпы журналистов, — вы чувствуете вину в связи с тем, что Шон Патрик О’Ханахан утверждает, что, когда его мать похитила его пять лет назад, это было для того, чтобы защитить его от жестокого отца?

Я зажмурилась. Это был ещё один прекрасный весенний денек, с температурой около двадцати градусов. Но вдруг я почувствовала холод.

— Что? — сказала я, сканируя толпу, пытаясь выяснить, кто говорил.

— И, что нахождение местоположения Шона, — продолжал голос, — поставило под угрозу не только жизнь мальчика, но и свободу его матери?

И тогда, вместо того, чтобы видеть море лиц перед собой, я видела только одно лицо. Я даже не могла сказать, действительно ли видела его, или это было только в моем воображении. Но я видела его, лицо Шона, такое же, как в тот день перед маленьким кирпичным домом в Паоли. Маленькое лицо, белое, как бумага с веснушками на носу. Его пальцы цеплялись за меня, дрожали, как листья на ветру.

— Не говори никому, — зашипел он на меня. — Никогда не говори никому, что видела меня, поняла?

Он просил меня не говорить. Он прижался ко мне и просил меня не говорить.

А я сказала. Потому что думала — я правда думала, что его держат против его воли люди, которых он смертельно боялся. Он, конечно, вел себя так, как будто боялся. И все потому, что он боялся. Меня.

Я действительно думала, что поступаю правильно. Но я не поступила правильно.

Журналисты по-прежнему выкрикивали мне вопросы. Я слышала их, но казалось, что они находились очень далеко.

— Джессика? — мистер Гудхарт посмотрел на меня сверху вниз. — Ты в порядке?

— Я не Шон Патрик О’Ханахан. — вот, что Шон сказал мне в тот день возле его дома. — Поэтому, ты можешь уйти, слышишь? Ты можешь просто уйти.

— И не возвращайся.

— Хорошо. — Мистер Гудхарт обнял меня и повел обратно в школу. — На сегодня хватит.

— Подождите, — сказала я. — Кто это сказал? Кто сказал насчет Шона?

Но, к сожалению, как только они увидели, что я ухожу, все репортеры начали выкрикивать вопросы, и я не могла понять, кто из них спросил меня о Шоне Патрике O'Ханахане.

— Это правда? — спросила я мистера Гудхарта, когда он провожал меня внутрь школы.

— Что?

— Правда ли, что сказал репортер? — Мои губы затряслись, словно я была у зубного врача и приняла новокаин. — О Шоне Патрике O'Ханахане, что он не был похищен?

— Не знаю, Джессика.

— Его маму могут посадить?

— Не знаю, Джессика. Но, если это так, то ты не виновата.

— Не виновата?

Он вел меня к классу. На этот раз я опоздала, и никто не сделал мне замечание.

— Откуда вы знаете, что это не моя вина?

— Ни один суд на земле, — сказал мистер Гудхарт, — не предоставит опеку над ребенком жестокому родителю. Мать, вероятно, просто запудрила мозги ребенку, говоря, что его отец издевался над ним.

— Но откуда вы знаете? — повторила я. — Откуда кто-нибудь может знать? Как я могу знать, что, рассказывая об этих детях органам власти, я делаю это в интересах детей? Имею в виду, может быть, некоторые из них не хотят быть найденными. Как я узнаю, в чем разница?

— Ты не можешь знать, — сказал мистер Гудхарт. К тому времени мы добрались до моего класса. — Джесс, ты не можешь знать. Ты просто должна предположить, что, если кто-то любит их достаточно, чтобы сообщать об их пропаже, этот человек заслуживает знать, где они. Тебе так не кажется?

Нет, и это проблема. Я так не думала. Я не думала вообще ни о чем. Как только я поняла, что мои сны правдивы, что Шон Патрик O'Ханахан действительно был жив и здоров и жил в этом маленьком кирпичном доме в Паоли, я действовала не думая. И теперь из-за этого маленького мальчика я оказалась в более сложном положении, чем когда-либо. О да, Бог же коснулся меня перстнем, точно. Вопрос в том, каким?