Глава 1

Нет сна нечестивым

Не помню, говорил ли вам — наверняка говорил, я всем про это рассказываю, — что мой любимый фильм — «Чужие». Или «Чужой». Если честно, никак не могу определиться, который из двух. Пожалуй, «Чужие» все-таки чуть-чуть перевешивают за счет количества пришельцев. Во всяком случае, я уже давно сбился со счета, сколько раз смотрел этот фильм. По меньшей мере тридцать или сорок, поэтому знаю его наизусть. У меня есть клевый DVD-диск, коллекционное издание, к которому прилагается дополнительное видео со съемочной площадки и пластиковая фигурка монстра, но, как ни странно, я достаю его с полки только тогда, когда фильм крутят по телику. В любое другое время мне просто не хочется — возможно, из-за того, что кино — смотренное-пересмотренное, однако стоит «Чужим» мелькнуть на Ай-Ти-Ви или каком-нибудь другом канале, как я опять приклеиваюсь к экрану. Разве что после первого блока рекламы вставляю в плеер свой диск и переключаюсь в режим видео. Терпеть не могу, когда фильм, знакомый до последнего кадра, постоянно прерывают рекламой, которую показывали уже миллион раз! Просто прожигание жизни какое-то, ей-богу.

Кстати, забавная штука: парень из видеопроката говорил мне о том же. Как только Ай-Ти-Ви или Четвертый канал транслирует крутой голливудский блокбастер, чувак, который живет по соседству, неизменно приходит в прокат после первой же рекламной паузы и берет диск, чтобы досмотреть кино без всяких там идиотских перерывов. Просто невероятно, что я и этот чувак принадлежим к одному и тому же биологическому виду, представители которого высадились на Луну.

Надо сказать, у моего пристрастия к «Чужим» есть один неприятный побочный эффект: ночные кошмары с участием этих самых пришельцев. Вот и теперь «Чужие» гоняются за мной в страшном сне; длинные и острые как бритва, когти вонзаются мне в грудь.

— Беке!

— Хрен тебе, гадина! — кричу я и швыряю в чудовище чем ни попадя, лишь бы оказаться подальше от этих ужасных щелкающих челюстей.

— Беке!

Космический корабль уже запрограммирован на самоуничтожение, обратный отсчет приближает момент яркого финала, но меня отделяют от аварийно-спасательной капсулы еще несколько отсеков, а обе лестничные шахты кишмя кишат инопланетными зубастиками. Куда, черт побери, запропастился Олли с моим огнеметом? Я не видел засранца с тех пор, как на пару секунд дал подержать ему оружие. Теперь, когда мне действительно нужна пушка, этого иуды нигде не видать.

— Беке!

— Да знаю, знаю! — рычу я, беспорядочно нажимая кнопки на бортовой панели управления, чтобы хоть немного отсрочить самоликвидацию корабля, однако красные цифры на дисплее свидетельствуют о том, что счет пошел на секунды. Если я немедленно не прыгну в капсулу, то очень скоро разлечусь на миллион мелких частиц, которые будут плавно кружить в вечности. Ну, была не была!

— БЕКС!

Я оборачиваюсь и вижу встревоженное лицо Мэл. Черт, совсем забыл про нее! А ведь капсула рассчитана только на одного. Что ж, надеюсь, когда-нибудь я снова научусь любить.

— Беке, — не отстает она. Наконец, ей удается меня растормошить.

— Чего? — слабо отзываюсь я.

Мой мутный взгляд скользит по космическому кораблю. Я замечаю, что отсеки обставлены мебелью из «Икеи» и «Хабитата». Уфф, слава тебе господи. Единственная жуть, которая меня здесь поджидает, — это четыре мешка штукатурки, которые Мэл приперла из строительного универсама еще полтора месяца назад.

— В доме через дорогу разрывается охранная сигнализация, — жалуется моя подружка.

Я прислушиваюсь. Вой сирены космического корабля переместился из сна в реальность и теперь доносится откуда-то из-за штор, продолжая терзать слух.

— Я тут ни при чем, — инстинктивно вырывается у меня еще до того, как я успеваю подумать, собственно, «при чем» или нет.

— Я знаю, но она звенит уже полчаса, — стонет Мэл, потом вдруг замечает, что я вновь провалился в сон. (Ничего удивительного, если учесть, что добрую половину ночи, одурев от страха, я метался по космическому кораблю.) — Ты опять дрыхнешь? — Она принимается меня трясти.

— А что, нельзя?

— Беке, я не могу уснуть!

— Почему?

— Из-за этой сигнализации, — отвечает Мэл, пораженная моей непонятливостью. — Как можно спать, когда эта фигня разрывается на всю улицу?

— Очень просто. Смотри… — Я показываю пример.

— Адриан, прошу тебя, — ноет Мэл. — Утром у меня очень важная встреча, и я завалю ее, если не высплюсь.

— Выпей полбутылки виски, сразу заснешь, — рекомендую я.

— Видно, ты не часто ходишь на важные встречи по утрам? — догадывается Мэл.

— Да и те, на которые ходил, заканчивались плохо, — вздыхаю я.

Мэл вновь издает горестный стон, я поворачиваюсь на бок и обнимаю ее.

— Ну, чего ты, детка? Хочешь, чтобы я проявил солидарность? Хорошо, только с закрытыми глазами, ладно?

— Сделай же что-нибудь, — канючит она.

— С чем? С сигнализацией? А что с ней сделаешь? — недоумеваю я, хотя в душу закрадывается подозрение, что мне и моей пижаме с символикой «Арсенала» весьма скоро предстоит ощутить холодный ночной воздух.

— Адриан, в занятии воровством мало плюсов, но это как раз тот случай! — продолжает Мэл. — Отруби на хрен эту гребаную сигнализацию! Ты ведь знаешь как.

— Отрубить на хрен гребаную сигнализацию? — передразниваю я. — Ай-яй-яй, раньше ты была такой хорошей девочкой!

— Знаешь, за что я тебя люблю? — жеманно улыбается Мэл, и я сдаюсь.

— Убери тяжелую артиллерию, я уже иду. — Собрав в кулак всю свою волю, я встаю, огибаю кровать и на секунду задерживаюсь: — Так за что?

— За то, что ты не боишься рисковать, Адриан. Правда, в большинстве случаев ты идешь на риск в нехороших делах, но, учитывая обстоятельства, как раз это сейчас и требуется.

— А-а, — отвечаю я, слегка разочарованный, затем парирую: — А знаешь, за что я тебя люблю?

Мэл задумывается.

— За мои сиськи?

Я снимаю трубку с телефонного аппарата.

— Кому ты звонишь?

— Твоей мамочке. Она велела связаться с ней, если вдруг ее дочь начнет разговаривать, как уличная девка.

— Беке, кому ты звонишь? — повторяет вопрос Мэл.

— Кому обычно звонят в такое время? — ворчу я, набирая номер ближайшего полицейского участка. — Черт побери, между прочим, я иногда снимаю свою черную шапочку!

Где-то после десятого гудка на том конце раздается сонный, скучающий голос:

— Дежурный отдел. Сержант Атуэлл, — неохотно представляется блюститель закона.

— Ключи от машины посеял или как? — интересуюсь я.

— Кгхм, — кряхтит Атуэлл, очевидно, жалея, что поднял трубку. — Я могу узнать ваше имя, сэр?

— Нет, не можешь, — отрезаю я. — На профессиональном языке это называется «анонимный звонок».

— Анонимный? — Сержант погружается в размышления. — Боюсь, мне все равно придется записать вашу фамилию.

Я едва сдерживаю смех.

— Все прямо так и называют?

— Иногда, — уклончиво отвечает Атуэлл. — Перейдем к делу. О чем вы хотели сообщить?

— Помимо того, что дочка миссис Джонсон ругается хлеще портового грузчика? Как тебе нравится этот ночной концерт? — Я поворачиваю трубку к окошку, откуда доносится вой сигнализации.

— Ясно, — говорит Атуэлл, когда я возвращаюсь на связь. — Будьте добры, продиктуйте по буквам фамилию «Джонсон».

— Что? Брось, сейчас не до того. Чья-то противовзломная сигнализация уже целый час голосит на всю округу, — немножко преувеличиваю я.

— Вы не заметили кого-нибудь, кто находился бы поблизости или пытался проникнуть на территорию чужой частной собственности? — спрашивает сержант о том, что волнует меня меньше всего.

— Слушай, какая разница? Мы тут уснуть не можем! — Я уже почти подвываю.

— То есть вы звоните не для того, чтобы сообщить о противоправном проникновении? — уточняет Атуэлл.

— Нет, я звоню, чтобы сообщить о противоправно орущей сигнализации.

— Назовите адрес.

— Монтигл-лэйн, — говорю я, довольный хоть каким-то прогрессом.

— Номер дома? — спрашивает тупица в форме.

— Там грохот стоит на восемьдесят децибел. И без номера не ошибешься, если только не отправишь придурка, глухого на оба уха.

— Видите ли, я не могу выслать наряд, не имея точных данных. А вдруг вызов ложный?

— Погоди-ка, я, значит, сообщаю в полицию об ограблении, а ты мне говоришь, что не можешь выслать наряд? — изумляюсь я.

— Если не ошибаюсь, вы сообщили в полицию о срабатывании охранной сигнализации, — поправляет меня сержант.

— Да бог с ней, с сигнализацией. Может, в эту самую минуту там людей убивают!

— Теперь понимаю, почему у вас проблемы со сном, — сочувственно произносит Атуэлл.

— Как смешно! Приятно встать посреди ночи и поговорить с остроумным собеседником.

Прежде чем я успеваю развить свою мысль, Атуэлл интересуется, чем еще может мне быть полезен.

— Что значит «чем еще»? Можно подумать, ты уже сделал что-то полезное. Сигнализация как трезвонила, так и трезвонит!

На Атуэлла мой гнев не производит никакого впечатления.

— Простите, мы не получали сообщений из этого района.

— А я, по-твоему, чем сейчас занимаюсь — участвую в розыгрыше поездки на Барбадос? Я именно что делаю сообщение. Меня хорошо слышно? — Мне в голову вдруг приходит блестящая мысль. — Кстати, я действительно вижу, как кто-то пытается пробраться в дом.

У Атуэлла, однако, припасен готовый ответ:

— Будьте любезны, назовите свою фамилию, сэр.

— Все, я пас. — Я с отвращением бросаю трубку и перевожу взгляд на Мэл. — Невероятно, да? Стоит поставить машину за двойной желтой, и через пять минут к ней слетится дюжина дуболомов из спецподразделения, а тут на тебе! Впервые в жизни обращаюсь за помощью в полицию, и что? Засыпь ты этот чертов дом ядерными боеголовками, ни один коп даже не почешется.

— Почему ты не назвал себя? — желает знать Мэл.

— Предпочитаю, чтобы моя фамилия по возможности не фигурировала в полицейских отчетах, детка, — объясняю я. — Никогда не знаешь, в каком деле она потом всплывет.

Мэл сердито взбивает подушку, потом закусывает губу. Шум снаружи стал еще громче, хотя, не исключено, это мне только кажется, ведь теперь я окончательно проснулся. Интересно, остальные обитатели улицы напрочь вымерли? Почему никто из соседей не жалуется в полицию и не бегает со стремянками? Неужели только у меня и Мэл все в порядке со слухом? Правда, я тоже ничего не слышал до тех пор, пока она меня не разбудила. Постаралась, блин, чтобы я не пропустил веселье!

— Что будем делать? — жалобно спрашивает Мэл.

Как бы мне ни хотелось ввинтить в уши пару затычек и воссоединиться со злобными пришельцами, спать я уже не могу, поскольку знаю, что не спит Мэл, — в том смысле, что эта эгоистка просто не позволит мне уснуть до тех пор, пока бодрствует сама. Скрежеща зубами, я сую ноги в тапочки.

— Хорошо, — говорю я. — Только чур, уговор: сегодняшний подвиг будет занесен в колонку плюсиков, и я воспользуюсь этой индульгенцией в любое время, когда сочту нужным. То есть в следующий раз, когда ты потащишь меня на какую-нибудь дурацкую свадьбу, я буду делать все, что захочу, и если, к примеру, мне взбредет в голову подраться с викарием, твое дело — держать мою куртку, смотреть и веселиться. Идет?

— Не уверена насчет драки с викарием… — сомневается Мэл.

— Я имею в виду, если он первым начнет задираться.

— А-а, тогда ладно, — неохотно уступает она.

— Так, где мои инструменты?

На улице, естественно, шум от сигнализации гораздо сильней, чем в спальне. При этом единственный человек, выглядывающий из окна, — это Мэл. Поразительно! Видимо, продавец слуховых аппаратов из магазинчика на углу заработал на наших соседях кругленькую сумму. Я забираю из гаража лестницу, инструменты и топаю через дорогу.

Дом, в котором разрывается чертова сигнализация, представляет собой здоровенный особняк с пятью или шестью спальнями, подъездной дорожкой, посыпанной гравием, и бассейном на заднем дворе. На вид он довольно старый — начало века, думаю, эдвардианская эпоха или даже викторианская. Это сооружение намного старше убогих тесных домишек, бессчетные ряды которых вырастали на глазах у хозяев особняка. Должно быть, его обитателей приводила в уныние панорама безликих типовых строений, все плотнее встающих друг за другом. Урбанизация, мать ее. Еще совсем недавно лорд и леди Твид не могли нарадоваться на свой прелестный особнячок из красного кирпича в предместьях Лондона; глядь, а в соседях у них уже какое-то мелкое хулиганье, которое отирается вокруг благородных каменных львов, поджидая, когда престарелые супруги наберутся смелости выйти из дому в банк за пенсией.

Я прислоняю лестницу к фасадной стене и предоставляю жильцам последний шанс заявить о своем присутствии.

— Эй, Бетховен, ты там? — кричу я в прорезь для почты на парадной двери. — Ты в курсе, что твоя последняя симфония не дает спать всей улице?

Никакого ответа.

— Есть кто-нибудь? Отзовитесь! Молчание.

— Отлично.

Я затыкаю уши ватой и, перекинув через плечо сумку с инструментами, взбираюсь по лестнице. Сигнализация расположена прямо над дверью — с лестницы, установленной на крыльце, все хорошо видно. Система вполне современная, в хорошем состоянии, стало быть, вряд ли ее закоротило. Я ощупываю заднюю часть коробки и нахожу защелку, «ахиллесову пяту» устройства. С помощью двухкилограммовой кувалды избавляюсь от защитного кожуха и в пыль крошу внутренности системы до тех пор, пока трезвон не прекращается. Не спорю, существуют менее громкие способы отключения сигнализации, но раз уж никто до сих пор не проснулся от ее воя, зачем отрывать от драгоценного сна лишнее время, колдуя над проводками?

— Вот так-то, — обращаюсь я к сигнализации, сую кувалду обратно в сумку и спускаюсь вниз.

У подножия трапа меня ожидает вычищенный китель и пара сияющих ботинок сорок второго размера, из которых торчит образцовый блюститель закона. Я узнаю в нем констебля Терри Беннета. Это ходячее недоразумение вступило в органы правопорядка сразу после школьной скамьи, дабы компенсировать моральный ущерб, испытанный в детстве, когда ему пришлось близко контактировать с водой из туалетных бачков и полировать стволы деревьев в попытках достать школьную сумку. Кстати, зашвыривали ее туда не только мы с Олли, но и многие другие ребята. Была у нас в школе такая игра.

Несколько секунд он взирает на меня. На губах, вокруг которых топорщится несерьезная юношеская растительность, играет самодовольная улыбка. Беннет переводит взгляд на лестницу, затем вверх, на сигнализацию, и опять на меня.

— С годами ты немного расслабился, а, Беке? — хихикает он, но я не могу оценить остроту, поскольку в ушах у меня до сих пор вата.

— А? Минуточку… — Я вытаскиваю ватные заглушки. — Чего? Будь добр, повтори.

Беннет смеривает меня скептическим взором и срывает с моего плеча сумку — гы-гы, в отместку, наверное.

— Хватит кривляться, Беке, ты арестован! — Констебль хватает меня за плечо и конвоирует к патрульной машине. Напарник Беннета уже распахнул заднюю дверцу.

 

Глава 2

Остановка в пути

Соболь сидит за столом напротив меня.

— Не даем поспать? — участливо спрашивает он, глядя, как я зеваю.

Включает диктофон и делает вступительные комментарии:

— Двадцать девятое января две тысячи седьмого года, один час двадцать восемь минут ночи. Присутствуют: я, то есть детектив Хейнс, и…

— …Констебль Беннет, номер жетона четыреста восемнадцать, — произносит Беннет, довольный, что в этой пьесе у него есть роль.

— И… — Соболь смотрит на меня.

— Что? — хлопаю глазами я.

— Назови свое имя, — подсказывает он.

— Сам назови, тунеядец. Тебе же за это платят, а не мне. Может, я вообще сам себя допрошу, а вы двое пойдете по домам?

Соболь морщится, качает головой и сообщает диктофону:

— …и Адриан Бекинсейл по кличке Беке. От услуг адвоката отказался.

— Не вытаскивать же Чарли из постели по каждому пустяку! Дайте хоть кому-нибудь выспаться, иначе завтра в этом городе начнется бардак, — замечаю я.

Соболь по-прежнему не замечает меня и общается исключительно с диктофоном.

— Мистер Бекинсейл был арестован констеблем Беннетом в ноль часов пятьдесят три минуты по подозрению во взломе и проникновении, после того как мистер Бекинсейл был задержан на территории частного владения, дом номер двадцать семь по Монтигл-лэйн.

Соболь выискивает на моем лице признаки нервного напряжения, однако если я таковое и испытываю, то лишь по той причине, что вынужден досматривать дрянную серию «Полицейских буден», вместо того, чтобы, погрузившись в сон, улепетывать от «Чужих».

— Хватит устраивать звонки в студию. Я, между прочим, здесь, — наконец, не выдерживаю я, разозленный тем, что меня игнорируют в пользу радиоканала «Чурбан FM». — И что это за хрень насчет взлома с проникновением? Допустим, со взломом я согласен, но проникновением там и не пахнет. Я всего-навсего пытался вырубить гребаную сигнализацию, которая не давала никому спать.

Меня не оставляет искушение подробно изложить роль Мэл в событиях сегодняшней ночи, но, поразмыслив, я отказываюсь от этой идеи. Чем больше людей втягиваешь в конкретную заварушку, тем круче она заваривается. В одиночку я еще смогу выпутаться, а вот если упомянуть Мэл, эти болваны тотчас поедут за ней, привезут в участок, зададут кучу вопросов, по второму кругу опросят меня, поглядят на нас обоих, потеряют протоколы, найдут протоколы, потом выяснят, что неправильно записали мою фамилию, начнут все сначала… Нет уж, лучше пока оставить Мэл на скамейке запасных. Позвоню ей, только если мне вздумают предъявить обвинения.

— Беке, вообще-то тебя застали посреди ночи на лестнице, прислоненной к дому, который является чужой собственностью, — напоминает мне Соболь.

— Не забудьте уточнить для наших слушателей: в тот момент, когда меня арестовали, я был одет в пижаму. Скажите на милость, кто носится по улицам в пижаме, кроме придурочных ниндзя и моего восьмилетнего племянника?

— Ты, например.

— Послушайте, я перешел через дорогу, чтобы отключить сигнализацию. Если вам непременно нужно кого-то арестовать, займитесь хозяином того дома, где она установлена, — возмущаюсь я, однако, заметив, что брови Соболя ползут к переносице, добавляю: — Хорошо, была установлена.

— К нам поступил звонок от одного из соседей, который видел, как кто-то пытается проникнуть в дом, — говорит Соболь, сверившись с блокнотом.

Внезапно все становится на свои места, и я пытаюсь объяснить:

— Погодите, это же был я.

— А-а, значит, ты признаешь обвинение? — неправильно истолковывает мои слова Соболь.

— Да нет, я не вламывался в дом, я звонил! Анонимный звонок был от меня.

На лице Соболя мелькает легкое смущение.

— Ты позвонил и дал наводку на самого себя? — Сержант со смехом оборачивается к Беннету: — Терри, забудь про обнаглевшего грабителя. Обычный выпендреж.

Я бьюсь лбом об стол.

— Господи, это никогда не закончится…

Тем временем Мэл, не дожидаясь моего приглашения, самостоятельно решает ввязаться в эту идиотскую путаницу. По правде сказать, ей, как в свое время и мне, не удается преодолеть препятствие в виде живого дверного упора, который сидит за столом в приемном отделении. Нет, серьезно, я обеими руками голосую за равные возможности и все такое, однако это не касается экземпляров с мозговой комой, способных лишь моргать, разгадывать кроссворды и сосать из тюбиков сандвичи с беконом.

— Здравствуйте. У вас под арестом сидит мой приятель, — сообщает Мэл Атуэллу.

Любитель кроссвордов отрывает глаза от номера четыре по горизонтали и фокусирует взгляд на Мэл.

— Ясно, мисс, — вздыхает он, напряженно выискивая в памяти животное из трех букв, которое облизывает языком (и рифмуется со словом) рот, первая буква, вероятно, «к». — Я правильно понял, к вам следует обращаться «мисс»? Или «мэм»? — на всякий случай уточняет Атуэлл. — В наши дни лучше лишний раз переспросить.

— «Мэм» подойдет.

— Вот как? Хорошо, пусть будет мэм. — Атуэлл хмурит лоб, обеспокоенный тем, что имеет дело с очередной чокнутой феминисткой. — Гм, «мэм», говорите? Как-то странно звучит, правда?

Атуэлл так и эдак пробует слово в разных предложениях и названиях фильмов, пока Мэл не возвращает его к реальности:

— Я говорила о моем приятеле.

— Ах да. Вы позволите узнать вашу фамилию, мэм?

— Вы что, шутите? — подпрыгивает Мэл. Атуэлл непонимающе глядит на нее.

— Я приходила сюда всего две недели назад, — напоминает она. — И за три недели до того.

Выражение лица Атуэлла не меняется.

— Да я тут у вас почти прописалась!

В глазах Атуэлла по-прежнему не вспыхивает искорка узнавания.

— Меня зовут Мелани Джонсон, черт побери! А моего бойфренда…

— Как пишется «Джонсон»?

— Боже, как всегда писалось, так и сейчас: Д-Ж-О…

— Постойте, тут не предусмотрен вариант «мэм», — перебивает Атуэлл, пробегая глазами бланк с обеих сторон. — Что предпочтете: мисс или миссис?

— Это имеет значение?

— О да. В документах все должно быть четко и ясно. Очень важный момент.

— Пишите что угодно.

Атуэлл смеется. Весь его мирок перевернулся от этого абсурдного заявления.

— У нас нет графы «что угодно», — скалится он с высоты своего административного коня.

— Ладно, посмотрим, какие варианты остались, — не выдерживает Мэл.

Атуэлл переворачивает лист вверх ногами, Мэл изучает ассортимент обращений.

— Вот это.

Сержант знакомится с ее выбором.

— Преподобная, — печально, без тени удивления читает он. В конце концов на дворе 2007 год, в мире творится немало странных и страшных вещей. Мужики переодеваются в женщин, женщины — в мужиков, повсюду специальные перила для паралитиков, а в банках работают черномазые, так отчего не быть бабе-викарию? Чем больше причуд, тем веселее. Вздохнув про себя, Атуэлл заключает: — Наверное, в последнее время женщины-священники не редкость. Среди них даже встречаются хорошенькие вроде вас, — прибавляет он, демонстрируя Мэл широту своих взглядов, и ставит галочку в соответствующей графе.

— Итак, преподобная Джонсон, что у вас там стянули? Кошелек?

Немного спустя Соболь открывает дверь моей камеры и уведомляет, что я свободен. Для меня это известие — некоторая неожиданность.

— Правда? Вы ведь даже еще не успели подкинуть мне наркоту!

— К сожалению, у нас закончились запасы. Всякий раз думаешь, что заказываешь достаточно, и, как обычно, не хватает.

— Так в чем же дело?

— Совет на будущее: постарайся как-нибудь получше скрывать удивление, когда твоя история оказывается правдивой. Идем.

Соболь ведет меня через коридор в предвариловку и протягивает бумагу, чтобы я расписался в получении моей подозрительно легкой сумки.

— Разумеется, вопрос нанесения ущерба чужому имуществу остается открытым. После того как мы найдем хозяина дома и сообщим ему о разбитой сигнализации, возможно, он подаст на тебя в суд, — говорит он.

Завеса тайны развеяна: мои инструменты забрали в качестве вещдоков.

— Вполне допускаю, — соглашаюсь я. — Также возможно, что ему совсем не захочется до конца своих дней регулярно находить в почтовом ящике собачьи какашки.

Соболь косится на меня, но ничего не отвечает.

— Кроме того, мы можем возбудить дело о телефонном хулиганстве.

— Чего-чего?

Уж не ослышался ли я?

— Ты заявил, что видел человека, который пытается проникнуть в дом, тогда как на самом деле там никого не было. Строго говоря, ты ввел в заблуждение правоохранительные органы. Придется иметь дело с прокуратурой, — на полном серьезе продолжает Соболь.

— А, наши бравые парни в синем! Интересно, они догадываются, почему еда, которую им доставляют в контору, странновата на вкус?

Я потрясенно качаю головой, хотя Соболь, как всегда, в своем репертуаре. Просто не может допустить, чтобы полночи его работы пошло псу под хвост.

Я закидываю пустую сумку на плечо и следую за ним в приемное отделение.

— Одного не пойму: с чего это вы отпустили меня, если имеете право продержать всю ночь в каталажке?

Соболь останавливается и смотрит мне в глаза.

— Знаешь, что больше всего нравится мне в моей работе? г ‹

— Полицейский шлем?

— Соединять влюбленных голубков.

Моя влюбленная голубка томится в ожидании у конторки дежурного, и едва я выхожу из дверей, вскакивает со стула и начинает орать на меня, точно на съемках «Большого брата»:

— Урод пустоголовый! Сколько мне еще не спать по ночам, вытаскивая твою задницу из тюряги? — вопит она, схватив меня за руку и волоча за собой к автомобильной стоянке.

Соболь за моей спиной хихикает и желает счастливого пути. Я уже собираюсь запустить в окно полицейского участка мусорной урной, чтобы меня опять задержали, но тут Мэл тихонько шепчет:

— Подыграй мне. Не надо им знать, что это я во всем виновата. — Повысив голос, она выдает коду: — Мудак!

Зная, что моя подружка играет на публику, я не сержусь.

— Спокойной ночи, преподобная, — доносится вслед голос Атуэлла.

— Спокойной ночи, сержант, — отзывается Мэл и театрально осеняет себя крестом. — Благослови вас Господь.

Я предпочитаю не задавать вопросов.

— Спасибо, милый, ты такая умница, — говорит Мэл дома.

— Нет проблем. — Я делаю благодушный взмах рукой. — Ты же знаешь: все, что угодно для любимой женщины.

— Неужели? Если хочешь совсем вскружить мне голову, имей в виду, что кухня до сих пор не оштукатурена. — Она кивает на мешки с сухой смесью, которые загромождают прихожую.

— Я сказал, что люблю тебя, а не работаю на тебя, — уточняю я.

— Ладно, идем спать. Теперь-то нам ничего не мешает, — зовет Мэл, а я вдруг застываю на месте.

— Черт!

— Что случилось?

— Лестница. Так и стоит у стенки того дома. Надо сходить и забрать ее.

— Хорошо, только постарайся не греметь, — зевает Мэл. — Я так устала, что вряд ли дождусь, пока ты вернешься. Буду спать.

Что ж, отлично. Если у Мэл больше нет препятствий для отхода ко сну, то мне определенно не дает уснуть еще кое-что. А именно роскошный особняк через дорогу, в котором отключена охранная сигнализация.

 

Глава 3

Подкрепление

Через двадцать минут Олли подгоняет фургон и спрыгивает из кабины на землю. Мягко говоря, энтузиазма на лице товарища я не вижу.

— Ночь-полночь, без четверти три! Что за срочное дело, которое не может подождать до без четверти трех часов дня, когда я обычно просыпаюсь? — ворчит он.

— Извини, старик, возможность вроде этой подворачивается раз в сто лет. Уж поверь, когда добро само плывет в руки, я не стану стоять перед распахнутой дверью, тем более что за эгоистичным козлом, который там живет, остался небольшой должок.

— Чего?

— Большой трам-тарарам в доме через дорогу, хозяев нет. Благодаря мне и диджею Кувалде, сигнализацию замкнуло накоротко, — объясняю я.

— В доме? Я думал, ты присмотрел контору или склад. Ты же говорил, мы больше не работаем в домах, так?

— Послушай, Ол, нас ждет не убогая старушечья квартирка, а здоровенный особняк на пять спален. Кроме того, хозяин должен поплатиться за мою бессонную ночь и штраф, который с меня сдерут. По меньшей мере ему следует отдать мне свой DVD-проигрыватель.

— Погоди, кажется, я что-то пропустил. Кто и что тебе должен? — прищуривается Олли, пытаясь поспеть за ходом моих мыслей.

Нет уж, лучше сразу брать быка за рога. Я давно понял, что вводить Олли в курс дела — бесполезная трата времени.

— Эй, мы можем всю ночь тут проторчать, голосуя за повышение гонораров. Ты со мной или нет?

— Ну, если ты так ставишь вопрос, я, конечно, с тобой, — вздыхает Олли.

— Отлично, тогда вперед, — тороплю я, пока он не зацепился еще за какую-нибудь фигню.

— Черт, Беке, надо ж тебе было позвонить, когда я прекрасно проводил время в постели с Белиндой, — продолжает хныкать он по дороге.

— Дождался своей очереди? — фыркаю я.

Олли хватает меня за рукав, пихает в грудь и тычет в лицо пальцем.

— Не смей говорить о ней плохо, понял? Она давно не такая!

— С каких это пор ты бросаешься на защиту Белинды? Раньше сам ржал над шуточками и погрубее, — замечаю я. На днях в пабе этот благородный рыцарь вполне нормально отреагировал на мое высказывание о том, что Белинда перевидала больше мужиков, чем лодочная регата Оксфорд-Кембридж.

— Да, но не могу же я смеяться над такими вещами, когда она сидит сзади!

Я оглядываюсь на фургон: Белинда, в лучах всей своей дурной славы, машет мне ручкой с заднего сиденья.

— Какого хрена она здесь делает?

— Захотела пойти со мной. Что мне оставалось — сказать, что на ограбление допускаются только джентльмены?

— Конь ты педальный, она же нам все дело завалит!

— Не завалит. Белинда — отличная девчонка, — глупо дыбится Олли. — И вообще, раз она уже тут, что теперь делать?

Могу сказать, что именно мне хочется сделать, просто не хочу пачкать тапочки — кровь, знаете ли, выбитые зубы, да и соседей перебужу… Скрипя зубами, я соглашаюсь принять Белинду в игру.

— Черт с вами. Только пусть она носу не высовывает из фургона, а ее доля вычтется из твоей.

— Хорошо, — соглашается Олли.

— И даже не пытайся трахнуть ее где-нибудь в укромном уголке ради острых ощущений, как только я отвернусь!

— Не буду, если ты не будешь.

— Ты же сказал, она давно не такая?

— Не такая.

— Вот и ладно, — киваю я.

— Вот и ладно, — эхом отзывается Олли, потом делает серьезное лицо. — Все равно не пытайся.

При нашем приближении Белинда перелезает на водительское сиденье и опускает ветровое стекло. Пока мы с Олли дискутировали, она успела намалеваться а-ля Коко Бордель и убить весь кислород в кабине при помощи туалетной воды «Эсте Лаудер».

— Привет, Беке! — восторженно щебечет Белинда. — Мы идем на дело? Как интересно!

— Да, и тебе отводится самая главная роль, — хмуро говорю я. — Будешь на стреме.

— Отлично. Не сомневайся, я справлюсь, — обещает она. — Что нужно делать?

— Оставайся в фургоне и смотри в оба. Белинда энергично кивает, потом задумывается.

— А если кто-нибудь придет?

— Ничего не предпринимай, сиди тихо, как мышь.

— А вдруг это будут полицейские? Что, если они оцепят дом? — беспокоится наша красотка.

Видя, что ей непременно нужен алгоритм, я провожу инструктаж и говорю, что если подобное произойдет, она должна трижды просигналить и сразу же уехать.

Белинда согласно трясет головой и начинает бибикать, так сказать, для тренировки. Я шлепком отбрасываю ее руку с клаксона и интересуюсь, что, черт побери, она вытворяет.

— Проверяю, все ли в порядке с сигналом, — отвечает она с таким выражением, будто глупее вопроса не слышала.

— В порядке, блин, все с ним в порядке! Просто сиди тут и ничего не трогай, — велю я ей и подталкиваю Олли в сторону особняка. — Вот идиотка!

— Не называй ее идиоткой! — опять вскидывается Олли. Я собираюсь сказать ему, что эта вытертая подстилка

нас уже не слышит и можно больше не строить из себя сэра Галахада, как вдруг резко останавливаюсь, вперив взгляд в фасадную стену дома.

— Обалдеть.

— В смысле? — не понимает Олли.

— Лестницы нет!

— Да, это ужасно, — печально вздыхает мой напарник. — На пять минут ничего нельзя оставить.

— Давай-ка обойдем вокруг, посмотрим.

Сбоку особняк погружен в темноту, поэтому мы включаем фонарики. Олли топчется на месте, направляя свет себе под ноги.

— Блин, на что это я наступил? — хнычет он.

— Тихо, деревянная башка. Ты на пару со своей Белиндой всех соседей на ноги поднимешь, — рычу я. — Стеклорез взял?

Олли таращится на меня так, будто я спросил, надел ли он галстук-бабочку.

— А что, должен был?

— Нет, если ты умеешь испускать из глаз лазерный луч и плавить оконные стекла. Как ты мог забыть стеклорез?

— Я не знал, что нужно его взять.

— Какого черта каждый раз набирается целый список вещей, которые ты не взял на дело? Неужели нельзя хоть раз нормально подготовиться, а?

— Войдем через остекленные двери, они для того и существуют, — успокаивает меня Олли, потом дергает за ручку и констатирует: — Заперто!

— Ах ты, боже мой! Посреди ночи, когда никого нет дома, и вдруг заперто? Видать, хозяин — страшный аккуратист! — язвительно замечаю я, но Олли меня не слышит, так как слишком занят: светит фонариком через стекло.

— Он оставил ключ в замке с той стороны, — радостно улыбается мой напарник. — Типичная ошибка. Смотри и учись!

Олли достает из сумки небольшую плоскую отвертку, вставляет ее в замочную скважину, сосредоточенно там ковыряется, убирает инструмент. Ключ выпадает из замка на ковер.

— Отлично, — говорю я. — Уже можно аплодировать, или фокус еще не закончен?

Мой тупоголовый друг увлеченно продолжает представление: вытаскивает из кармана сложенный лист газеты.

— Разворачиваем, подсовываем под дверь и — оп! — ключ у нас в руках, — торжествующе объявляет он.

Я вижу маленький изъян в этой превосходной методе (сплошь состоящей из изъянов), однако скромно помалкиваю. Пускай Олли сам сообразит, глядишь, в другой раз не облажается.

— Давай, приятель. Проверим, сколько времени тебе потребуется, чтобы вычислить свою ошибку. — Я направляю луч фонарика на циферблат своих наручных часов и слежу за движением секундной стрелки.

Олли озадаченно хмурит брови, потом опускается на коленки и подпихивает газетный лист под дверь. Через несколько мгновений я прямо-таки слышу «дзынь!» — в голове Олли наконец перещелкивает.

— Черт, бумагу нужно было совать с самого начала! — с досадой восклицает он, поднимаясь на ноги, и с надеждой глядит на меня.

— Четыре секунды. Результаты улучшаются! Ладно, идем. Я разворачиваюсь и едва не налетаю на Белинду.

— Смотри куда идешь! — кудахчет она.

От неожиданности я отскакиваю назад почти на полтора метра и нечаянно угождаю локтем прямо в чертовы стеклянные двери. Раздается оглушительный звон. Пока мелкие осколки печально звякают, осыпаясь на бетонированную дорожку, мы втроем перемахиваем через изгородь и со всех ног несемся прочь, пока не находим укрытие в темном узеньком проулке.

Очутившись в безопасности, я свечу фонариком Белин-де в лицо и свирепо спрашиваю, что, блин, она здесь делает.

— Я же велел тебе сидеть в фургоне!

— Мне стало скучно, — пожимает плечами Белинда.

— Скучно? Ты и пяти минут не провела в машине! Мой пес и то выдержал бы дольше, — шиплю я.

Олли тут же бросается на защиту своей прекрасной дамы:

— Эй, я тебя предупреждал…

Ну нет, сделать из меня виноватого у него не получится. Невзирая на присутствие Белинды, я вправляю Олли мозги.

— Вот поэтому мы не берем надело баб, Ол. От них одни проблемы и неудобства.

— Я не собираюсь доставлять вам неудобств, просто хочу войти в дом вместе с Олли, — поясняет Белинда.

— Ты уже причинила кучу неудобств! — говорю я. Белинда жеманно хлопает ресницами.

— Неправда, — возражает она.

— Да ладно тебе нудить, Беке, давай возьмем ее с собой. Три пары рук и все такое. Быстрее управимся, — канючит Олли.

Черт, в какое положение он меня ставит? Конечно, я могу рявкнуть «нет» и отправить Белинду назад в фургон, но в этом случае, во-первых, останусь тут один и, во-вторых, мне даже не с кем будет попить пивка в ближайшие полгода, пока Олли не забудет, из-за чего со мной поссорился. В общем, я бросаю ему кость и мысленно беру на заметку отвести мерзавца в ветеринарную клинику на кастрацию.

— Будь по-твоему, только потом не говори, что я тебя не предупреждал! Особенно если нас посадят в камеру вместе с каким-нибудь квадратноголовым боксером сомнительной ориентации!

— Нет проблем, амиго, — пожимает плечами Олли. — Мне по хрену.

— Имей в виду, тогда придется поволноваться за другие органы, — мрачно обещаю я и веду сладкую парочку обратно к особняку.

Невероятно: никто из соседей так и не проснулся. Что с ними случилось? Все скопом умерли в своих постелях или, может, у меня развился бионический слух? Ублюдки ленивые! Стоп, мне же это на руку, так чего возмущаться?

Я вытаскиваю последние осколки из рамы, просовываю руку внутрь, дергаю за дверную ручку и обнаруживаю, что изнутри двери заперты, в точности как снаружи.

— Жалко, что мы протолкнули ключ, да? — подает голос Олли.

— Угу, совсем чуточку, — саркастично отзываюсь я. Главное, «мы» протолкнули. Каково, а?

— Эй, все сюда! — во все горло орет Белинда. — Тут есть открытое окошко!

— Тише ты, труба иерихонская! — яростно шикаю на нее я. — Совсем не соображаешь?

— Чего? Ой, прости, — извиняется Белинда на полтона ниже. — Идите же скорей, кто-то забыл закрыть окно! — Она машет рукой и скрывается за углом.

Мы с Олли следуем за ней. Так и есть: маленькое боковое окошко открыто, хотя, судя по выбоинам вокруг защелки, распахнулось оно не от ветра.

— Поработали фомкой, — констатирую я.

— Может, как раз от этого сигнализация включилась? — высказывает предположение Олли.

— Нет, если бы Беннет увидел это, когда меня сгреб, мне бы точно пришили «проникновение». Очевидно, здесь побывало какое-то юное дарование.

— А что, если он до сих пор здесь? — с опаской произносит Белинда.

— Ну тогда пусть считает, что приобрел трех партнеров. Ол, подсади-ка меня.

Олли подставляет ладони, но едва я собираюсь воспользоваться «ступенькой», как он вдруг отдергивает руки. Я машу руками, теряю равновесие и «целуюсь» с кирпичной стеной.

— Ты что, сдурел, идиот паршивый?

— Э-э… ты тоже в это наступил, — смущенно говорит Олли, потом брезгливо нюхает свои пальцы и вытирает их о штаны.

— Хватит тупить, давай подсаживай! — Я сую под нос партнера кулак.

— Сперва вытри ноги, — упирается он.

Я вытираю подошвы о траву, а Олли опять обнюхивает свои пальцы, после чего объявляет, что липкая субстанция, по всей видимости, — это раздавленные нами слизняки.

— Я сейчас тебя самого раздавлю, как слизняка, если ты не займешься работой!

Мы принимаем исходное положение, и на этот раз «стремянка» выполняет свое предназначение и помогает мне влезть в окно.

Внутри дома царит кромешная тьма, а фонарик у меня в кармане, поэтому я осторожно проверяю ступнями, насколько безопасно приземление. Пальцы левой ноги моментально намокают, и я с тяжелым сердцем сознаю, что стою в унитазе.

— Вот непруха! — вырывается у меня.

— Беке, а Беке, ты что там делаешь? — доносится со двора голос Олли.

— Что делаю? Носки, блин, стираю! Если ты уже закончил выкрикивать мое имя, двигай к стеклянным дверям и жди меня.

Я выжимаю тапок, удаляя почти всю воду (по крайней мере хочется верить, что это вода), прохожу через коридор и отпираю створчатые застекленные двери. Олли и Белинда терпеливо дожидаются меня снаружи, словно гости, приглашенные на ужин.

— Мы по объявлению, — юморит Олли. — Прочли в газете, что вам требуется парочка грабителей.

— Входите поживее!

— Зануда, — ухмыляется мой товарищ.

— Ладно, поглядим, чем тут можно разжиться. — Я вытаскиваю из кармана фонарик и приступаю к делу.

 

Глава 4

Хоть шаром покати

Должен заметить, предварительный осмотр не вселяет в меня оптимизма. В гостиной наличествует кресло, изящный комодик и тумба под телевизор, однако нет ни телика, ни всяких полезных приборов, которые обычно стоят на изящных комодиках, ни дивана в пару к креслу. Комната почти пуста, как самая настоящая почти пустая комната.

— Где его телик? — интересуется Белинда.

— Где его всё? — отбиваюсь козырем я.

— И твой DVD-плеер уплыл, и остальное барахло. Думаешь, это благодаря нашему «партнеру»? Прямо как старушка Алиса из сказки — через окно в сортире, — вслух размышляет Олли.

— Да нет, «партнер» ни при чем. Дельце обтяпано не час назад. Смотрите, все исчезло: стереопроигрыватель, картины, кассеты, диски, книги… — Я вожу лучом фонаря по пустым полкам, затем перемещаюсь в коридор и на кухню. — Ни телефона, ни микроволновки, ни чайника или тостера. — Заглядываю в кухонные ящики. — Пара тарелок, чашки да плошки, вот и все.

— Наверняка у хозяина было какое-то имущество, — резонно замечает Олли.

— А представьте, если бы у него был сейф и в сейфе лежало… скажем, миллион фунтов, — брызжет неуместными фантазиями Белинда.

— Ага, вот здорово было бы, — поддакиваю я и закатываю в темноте глаза, шаря по карманам — не завалялся ли где сахарок, чтобы поощрить умняшку?

— Иногда мы работаем с сейфами, — начинает завираться Олли. — Лично я справляюсь с ними на раз. Я — настоящий «медвежатник».

— Правда? — клюет Белинда. — Как интересно! Здесь случайно нет сейфа?

— И записочки с секретным кодом, — угрюмо дорисовываю я.

— Непременно найду сейф, — обещает Белинда.

Для начала она сует нос за три маленькие картины на противоположной стене, хотя за этими открытками и крюки-то едва спрячешь, не то что сейф.

— Не пробовала заглядывать под лапку вон того муравья? — спрашиваю я, светя фонариком в пол.

— Эй, не хами, — гневно сверкает глазами Олли.

Я уже готов бросить это безнадежное предприятие, но тут Белинда торжественно объявляет, что отыскала сейф.

— Нашла, Олли, нашла! Заперто, видишь? — Она изо всех сил дергает за ручку кухонного ящика.

— Отойди, это моя специальность. — Олли надувает щеки и усаживается на коленки перед шкафом, чтобы оценить «сейф» взглядом профессионала.

Он проводит пальцами вдоль края, сравнивает ящик с соседними и находит, как ему кажется, уязвимое место.

— Так, отдвинься еще подальше, — велит Олли своей подружке, поддевает ящик фомкой и выламывает всю музыку разом.

— Ну, что, что? — трепещет от возбуждения Белинда.

— Это случайно не тумбочка под мойкой? — высказываю я робкую догадку. (Краны и раковину я заметил еще в тот момент, когда Белинда отошла в сторону.)

Олли изучает белые пластиковые трубы внутри своего «сейфа» и подтверждает мои подозрения.

— Гм, похоже.

— Из этого дома все вынесли, — делаю я окончательный вывод.

— Зачем же тогда хозяин поставил сигнализацию? — спрашивает Олли.

— Наверное, для защиты дома, чтобы в нем никто втихаря не поселился. Или просто ради смеха, чтобы довести меня до белого каления.

— Или еще зачем-нибудь, — раздается сзади чужой голос.

От испуга у меня душа в пятки уходит. Мы оборачиваемся и видим Норриса. Он стоит, прислонившись к дверному косяку, и сияет радостной улыбкой, аки дитя на Рождество.

— Господи боже, Норрис! Что за манера подкрадываться к людям из-за спины! Какого дьявола ты здесь делаешь?

— Такого же, какого и ты. Ищу, чего бы украсть. Вы уже обнаружили что-нибудь ценное?

— Только то, что «обгадиться от страха» — не просто образное выражение. Это ты раскурочил окно в сортире?

— Раз-два, и в дамках, — подмигивает Норрис. — Постой, тебя же вроде бы увезли копы?

— Ты что, следил?

— Бери круче. Это я заставил сработать сигнализацию, — хвастает Норрис, напрашиваясь не то на комплимент, не то на крепкий удар в челюсть. — Здорово я придумал, а?

— Эй, меня за это загребли!

— Нет-нет, я тут ни при чем. Идея была такая: если соседи завалят полицию жалобами на сигнализацию, копы приедут и отключат ее, а когда уберутся, я спокойненько обчищу дом, — поясняет Норрис.

— Блестящий план. Тебе мало просто ограбить кого-то, нужно еще непременно вовлечь в процесс всю улицу.

— Я — человек дела, — скромно пожимает плечами Норрис.

— Хорошо еще, что никому из нас с утра не надо тащиться на работу, — вставляет Олли, поглядывая на часы.

— Это точно, — подает голос Белинда. Норрис только сейчас замечает среди нас даму.

— Привет, Белинда, как поживаешь? — Лучом фонарика, будто пальцами, он гладит ее сиськи.

— Тебе-то какое дело? — Олли заслоняет собой Белинду в благородном желании защитить честь своей возлюбленной, хотя защищать уже поздновато, да и, в общем, нечего. В этом мнении мы с сортирной стенкой в пабе единодушны.

Меня вдруг посещает кое-какая мысль.

— Слышь, Норрис, а что ты имел в виду, когда сказал «зачем-нибудь еще»?

— Я нашел дверь. Запертую.

— Если она рядом с ванной, я примерно знаю, что за ней. Тем не менее мы идем вслед за Норрисом мимо пустой

гостиной к маленькой дверце в коридоре рядом с парадным входом.

— Вуаля, запертая дверь, — радуется Норрис.

— С ума сойти, — язвит Олли. — Как думаешь, сколько мы за нее выручим?

Норрис, однако, уже приготовил речь и не намерен отступать от сценария.

— У вас, естественно, возникает вопрос: зачем запирать дверь в доме, из которого вывезено все имущество и который при этом стоит на сигнализации?

На мой взгляд, для игры в загадки час неподходящий, поэтому я в резкой форме велю Норрису не тянуть кота за хвост и открыть чертову дверь.

— Ладно, только дай мне пластиковую карточку.

— Еще чего! Думаешь, я позволю твоим шаловливым ручкам лапать мою кредитку?

— Я же буду здесь, никуда не уйду, — заверяет Норрис, оскорбленный в лучших чувствах. И как это я могу сомневаться, оставляя ключ от кладовой столь честной крысе? — Правда, Олли?

— А твоя кредитка куда делась? — интересуется Ол.

— Я похож на человека, которому банк выдаст кредитную карту? — вопросом на вопрос отвечает Норрис.

— Так и быть, свою платиновую карточку «Дайнерз клаб» можешь не доставать. Вполне сгодится карта, выданная видеопрокатом, — подсказываю я.

Норрис строит скорбную мину.

— В «Мистере Видео» мне тоже не дали карточку. И вообще, будь у меня пластик, я бы давно открыл дверь, логично?

— Тяжелый случай, — вздыхаю я. — Ладно, Ол, дай ему карточку.

— Не могу, я вышел без бумажника, — пожимает плечами хитрец. Девяносто девять процентов, что бумажник преспокойно лежит у него в заднем кармане.

Я толкаю в бок Белинду.

— Что у тебя?

— Только наличные. Подойдет?

На некоторое время у меня пропадает всякое желание жить дальше, однако мысль о том, что за этой дверью скрыты модные DVD-плееры, компьютеры и антикварные фарфоровые уточки, придает мне решимости и развеивает остатки здравого смысла. Я извлекаю из внутреннего кармана бумажник, достаю дебетовую карточку для банкомата (да, в видеопрокате мне тоже отказали) и вручаю ее Норрису со строгим предупреждением:

— Чтоб вернул в целости и сохранности!

— Конечно, конечно. За кого ты меня принимаешь? — ухмыляется тот. — Итак, начнем.

Он опускается на коленки и осторожно вставляет пластиковую карточку в стык между дверью и косяком на уровне замка. Я держу «специалиста» под прицелом фонарного луча, дабы убедиться, что он не пытается списать номер и срок действия карты. Через несколько секунд раздается негромкий щелчок и торжествующее «ага!» Норриса. Он возвращает мне пластик, и я как-то сразу замечаю, что дверь по-прежнему плотно закрыта, а карточка теперь состоит из двух половинок, одна из которых расположена под прямым углом к другой.

— Гм, по телику все выглядит легко и просто, — хмурится Норрис.

— Так ты не умеешь открывать замки карточкой?! Нет, это просто кошмар. Вместо ответа Норрис разводит

руками.

— Я отдал тебе карточку только потому, что считал… — Я в отчаянии умолкаю.

Все, на сегодня я сыт по горло своими партнерами! И выходки в духе «Одиннадцати друзей Оушена» меня тоже достали. Я подставляю под дверь ногу и резко дергаю на себя. Дверь распахивается.

К сожалению, и в этой комнате меня не ждут штабеля DVD-плееров, как не ждут телевизоры, персональные компьютеры и фарфоровые уточки. По правде говоря, здесь вообще небогато: письменный стол, стул, пара облезлых картин и очередная громадная куча «ни хрена».

— Обидно как-то, — замечает Норрис.

— Вот именно, — киваю я. — Все говорит за то, что день, что называется, не наш, а ведь он еще даже толком не начался.

— Э, да тут пусто! — прозревает Олли.

— От твоего внимания ничего не ускользнет, Ол! Никогда не хотел стать супердетективом?

В тот момент, когда я уже готов признать поражение, Белинда спасает вечеринку от провала: заглядывает за картину и обнаруживает сейф. Не подумайте, что мы вмиг разбогатели, ничего подобного. Перед нами всего лишь забрезжила надежда поглядеть, как будет выкручиваться Олли, и это оказалось единственным утешением от находки.

— Олли, я нашла сейф! — пищит Белинда, потом вносит мааленькое уточнение: — Специально для тебя.

Мой друг цепенеет и боится даже повернуть голову. Я спешу ему на выручку:

— Отлично! Действуй, «медвежатник», действуй. Покажи нам мастер-класс!

Олли, ясное дело, начинает юлить:

— Кгхм, я обычно… это… не…

Фигушки, так легко с крючка ему не соскочить!

— Ну, ну, давай без ложной скромности. Всем жуть как интересно посмотреть на знаменитого Джо Динамита в деле.

— На кого? — ухает Норрис из темноты где-то у меня за спиной.

— Олли — первоклассный взломщик, — с гордостью информирует его Белинда. — Сейчас он откроет этот сейф.

— Чем — собственной головой? — Норрис настроен скептически.

Под давлением общественности Олли бегло осматривает объект. Он крутит цифровую шкалу и дергает за ручку, однако устройство, по всей видимости, оснащено замком от детей, поскольку на счет «три» открываться не намерено.

— Никак? — небрежно интересуюсь я.

— Угу, — вздыхает Олли. — Это какая-то новая модель; видимо, придется повозиться.

Белинда и слушать не хочет эти пораженческие разговоры. Она нежно кладет руку на плечо своего персонального героя «Великого ограбления поезда» и устремляет на него огромные карие глаза, полные надежды.

— Не надо так, Олли. Ты обязательно справишься. Я в тебя верю, — воркует Белинда, заставляя меня хихикать от восторга.

Мой смех резко обрывается, когда Олли достает из кармана телефон и начинает набирать номер.

— Подожди, Ол, ты кому звонишь? Надеюсь, не слесарю по замкам?

— Нет, я звоню Электрику. Он немного разбирается в сейфах.

— Олли, ты сдурел? Сейчас три часа ночи! — пытаюсь вразумить идиота я.

— Ну и что? Ты же звонил мне в половине второго.

В десяти милях отсюда, на захламленном комоде взрывается звоном телефон, грубо вырывая Электрика из объятий сна. Старик, чей разум еще не очистился от пелены грез, невидящим взором смотрит в темноту и инстинктивно выбрасывает руку в сторону источника звука. Что-то с глухим стуком падает на пол возле кровати, в воздухе чувствуется запах сигаретного пепла. Нашарив выключатель, Электрик зажигает свет. Его глазам предстает плотное серое облако, висящее над постелью, а тапочки украшает гора бычков — всех, что Электрик выкурил за прошедший месяц.

— Б…дь! — ругается он в трубку.

— Алло, Электрик? — на всякий случай проверяет Олли.

— Кто это звонит, черт побери?

— Это я, Олли.

— Какого хрена ты звонишь мне среди ночи? Ты знаешь, который час? — кипит Электрик, глядя на циферблат будильника.

— Я хотел кое-что у тебя спросить, — отвечает Олли как ни в чем не бывало.

— Не мог потерпеть до утра? У тебя кровать горит, что ли? — Электрик с грохотом ставит будильник на комод и нечаянно задевает стакан с дезинфицирующим раствором, в котором держит свои вставные челюсти. Стакан летит на пол, в компанию к тапочкам, заваленным пеплом и окурками. — Ах ты, чтоб тебя!

— Да нет, кровать не горит. Я тут это… вместе с Бексом и… — начинает объяснять Олли, но мы с Норрисом почти одновременно делаем страшные глаза и машем руками, призывая его не упоминать наши имена и прочие несущественные подробности. Кажется, до Олли доходит. — …Короче, у нас тут сейф.

Даже с другого конца города я прямо-таки слышу, как вспыхивает мозг Электрика. Сон моментально слетает, старик в засыпанных бычками тапках бодр, как никогда.

— Понятно. Тащите ко мне, я открою.

— Он вделан в стену, я не могу его выковырять, — объясняет Олли.

— Где вы находитесь? — задает следующий вопрос Электрик.

— Погоди, я узнаю. Беке, а мы где? — Кулак, поднесенный к носу Олли, помогает ему соображать быстрее. — …В общем, не важно. Послушай, ты знаешь, как взламывать эти штуки?

Электрик глухо рычит, понимая, что лично присутствовать при торжественном открытии не будет, и начинает торговаться, дабы поиметь хоть какую-то выгоду.

— Допустим, а что мне с того?

— Сотня, — предлагает Олли.

— Две, — вносит контрпредложение Электрик.

— Сто пятьдесят, — уступает Олли.

— Двести пятьдесят, — идет на компромисс Электрик.

— Стоп, стоп, так не делается!

— Не хочешь, как хочешь — в сейфе-то побольше будет. Электрик разжигает в Олли алчность, и тот, наконец,

сдается:

— Ладно, двести фунтов, только говори быстрей, не тяни. Для начала Электрик хочет выяснить технические подробности:

— Так, скажи мне, на дверце сейфа есть какие-нибудь цифры? — Зажав трубку между подбородком и плечом, он вытряхивает из тапок бычки.

— Ага — десять, двадцать, тридцать, сорок…

— Погоди, Ол, ты просто считываешь цифры с шкалы? Олли не понимает, в чем проблема:

— Ну да, а что?

— Я имел в виду серийный номер! Назови заводской номер сейфа.

— Такого вроде нет.

— Хорошо, дай сообразить. — Электрик потягивается. — У вас есть дрель с алмазным сверлом?

— У нас есть дрель с алмазным сверлом? — Олли переводит взгляд с Норриса на меня и обратно.

— У меня как раз есть, — сообщает Норрис.

— У нас как раз есть, — как попугай, повторяет Олли в трубку.

— Теперь слушай внимательно. Нужно просверлить отверстия в строго определенном порядке. Знаешь, что представляет собой равнобедренный треугольник?

Олли для надежности решает зафиксировать важную информацию и начинает что-то корябать на случайном клочке бумаги.

— Еще разок: набедренное что?

На другом конце линии воцаряется тишина. Олли несколько раз дует в трубку и кричит «алло», прежде чем Электрик снова подает голос:

— Оставь деньги себе, Ол. Этот сейф вам не по зубам. — Электрик бросает трубку и ложится в постель, прямо в вонючий отпечаток измазанных пеплом рук. Такие же отпечатки украшают всю подушку и одеяло.

— О-хо-хо…

— Белый флаг? — осведомляюсь я после того, как Олли вынужден признать, что разговор с Электриком закончен.

— Нет, — упрямится мой напарник. — Я знаю, что справлюсь. — Бедняга все еще верит в себя.

— Как в тот раз, когда записывал с телика лекции «Открытого университета» по технологии машиностроения? — напоминаю я другу. — Стоило вместо лекции случайно записать «Телепузиков», и всё, ничего другого с тех пор ты и смотреть не хотел.

— Не перевирай. Я тогда по ошибке записал «Охотников за прибылью», — поправляет меня Олли.

— В любом случае не обижайся, если я не стану тебя ждать. Шансы взломать этот сейф у тебя примерно такие же, как у меня — пойти в скауты.

— Я была в скаутах, — говорит Белинда.

— До сих пор в них осталась, верно, кошечка? — хихикает Норрис.

Внезапно за спиной Олли раздается глухой металлический лязг. Товарищ поворачивается ко мне, лыбясь в тридцать два зуба.

— Что это было? — спрашиваю я.

— Вожатая отряда скаутов грохнулась в обморок, потому что я только что открыл сейф! — торжествующе объявляет Олли.

— Чего? — Я не верю своим ушам.

— Гляди! Я взломал его, — сияет новоиспеченный «медвежатник».

— Олли, ты гений! Я знала, что у тебя все получится! — визжит Белинда и подбегает к Олли, чтобы одарить героя заслуженным поцелуем.

— Как ты это сделал? — требую ответа я.

— Мастерство и сноровка, вот и все.

— Олли, каким образом ты вскрыл сейф?

— Волшебные пальчики, старик. — Олли победно щелкает пальцами.

— Говори по-хорошему, пока я не переломал твои волшебные пальчики своими!

Олли направляет луч фонарика на желтый стикер, приклеенный с обратной стороны картины.

— Тут записан код, — признается он.

— Потрясающе.

— Слушайте, какая разница! Давайте уже смотреть, что внутри, — нетерпеливо восклицает Норрис.

Он хочет протолкнуться мимо меня и влезть без очереди, но я отпихиваю его назад, а Олли придерживает на расстоянии, пока я быстренько осматриваю содержимое сейфа. Увы, негусто. Ни тебе золотых колье, ни плотных стопок купюр, ни секретных ядерных технологий, которые можно продать за границу. Ни-че-го. Совсем ничего, за исключением записки и фото. Я беру фотографию в руки, и мы все склоняемся над ней, чтобы рассмотреть изображение. У Олли вдруг расширяются глаза, он поспешно оттаскивает Белинду в сторону.

— Что там, Олли? Что там такое? — хнычет Белинда, но Олли не подпускает ее к фото.

— Ну пожалуйста, позволь взглянуть!

— Нет-нет, отойди на минутку.

Белинда просит Олли не валять дурака, однако мой друг остается непреклонен.

— Я сказал, стой там, — строго велит он.

Белинда обиженно сопит, Олли шепчет ей что-то утешительное и просит ему довериться. Наконец, она соглашается и затихает в углу, хотя и не совсем понимает, с какой стати обязана там стоять.

Судя по виду Норриса, он тоже не понимает причин странного поведения Олли. Норрис смотрит на фотографию, и все его внимание устремлено на парня, который сидит на заднем сиденье лимузина с бокалом шампанского. Картину дополняют три полуголые шлюшки, облепившие коленки мачо.

— Черт, вот это да! — одобрительно хихикает Норрис. Пару секунд спустя он отклеивает глаза от трех откляченных задниц и мельком бросает взгляд на лица потаскух.

— Эй, кажется, эту я знаю! — сообщает Норрис нам с Олли.

Белинда, которая смирно стоит в углу, опять интересуется, кто изображен на фото. Норрис оборачивается в ее сторону; на его физиономии расплывается широченная ухмылка.

— Хе-хе-хе, — квохчет он.

— Ни слова ей, понял? Белинда не должна про это знать, — свирепо шипит Олли, глядя, как любовь всей его жизни, оседлав какого-то занюханного клерка, хлещет шампанское из бутылки. — Она уже не такая. Должно быть, фото старое.

— А по-моему, снято совсем недавно, — не соглашается Норрис.

— Давно! — настаиваю я.

— Ах да, теперь я и сам вижу. Молодость, молодость… Неужели мы тоже когда-то были такими? — острит Норрис.

— Что в записке? — спрашивает Олли.

— «Дорогой Ричард, — зачитываю я. — Жалкий, двуличный сукин…»

— Читай только самое главное, Беке. Где все их барахло? Я опускаю описательную часть и пытаюсь выудить из

моря обвинений частички полезной информации:

— Бла-бла-бла, он умотал в очередную командировку, она съехала и забрала все вещи. «Фотографии у адвоката, ужин в духовке… Надеюсь, с погодой повезло, твоя будущая бывшая…» — ну и так далее.

— Ха, она его «сделала»! — довольно ржет Норрис.

— А зачем тогда запирать дверь в комнату?

— «Постскриптум: я заперла кабинет на случай, если Гарриет неожиданно приедет из университета. Ей не стоит знать об ошибках и провалах, которые ты допустил как супруг и мужчина, ты, гнилая куча…» Черт, ну и стиль! Я не подозревал, что все эти слова можно запихать в одно письмо.

Я кладу записку обратно в сейф и обвожу взглядом пустую комнату.

— Сколько трудов зазря, — бурчу я, потом вижу, что Олли продолжает грустно смотреть на фото Ричарда, и вздыхаю: — Нет, даже хуже, чем зазря.

— Чего? А, ты об этом. Нет-нет, она уже не такая. Это, наверное, снято еще в те времена, когда Белинда отиралась в «Цезаре» с Карен и ее подружками, — убеждает Олли меня, точнее, себя.

— Верю, верю, старик. — Я избавляю приятеля от тягостного зрелища: убираю фотографию в сейф и закрываю дверцу. — В общем, ловить здесь нечего, так что я пошел.

— Куда? — с наигранным удивлением спрашивает Норрис, как будто в природе не существует места прекрасней этого особняка.

— Домой, в постельку. Перечеркну этот день и начну его заново, — говорю я по пути к двери.

Олли следует моему примеру.

— Да уж, пора валить. Блин, лучше бы я вообще не вылезал из кровати. Идем, детка.

— Конечно, конечно, сладенький, — щебечет Белинда. От ее недавней досады не осталось и следа. — До свидания, мистер Норрис.

— Счастливо, красотка, — подмигивает Норрис и шевелит пальцами в прощальном жесте, одновременно водя лучом фонарика чуть пониже спины Белинды.

— И тебе, красавчик. Будь добр, передай от меня привет тому, кто в следующий раз навешает тебе кренделей, — говорит Олли, перед тем как выйти через парадную дверь вслед за мной.

Некоторое время Норрис стоит в темноте, злорадствуя над огорчением Олли и наслаждаясь редким случаем собственного морального превосходства, потом вдруг вспоминает, что оставил автомобиль за десять улиц отсюда, ведь парковать свой облезлый «форд эскорт», до боли знакомый всем копам в городе, ближе к потенциальному месту преступления Норрису никак нельзя.

— Эй, Ол, подожди! — Он бежит за нами. — Ты на машине?

На улице, подставив лицо прохладному ночному ветерку, я прокручиваю в уме события этого слишком раннего утра и прихожу к выводу, что складываются они не слишком удачно.

— Просто не верится: столько усилий, и что я поимел в результате? Сперли лестницу, вот и все.

— Чего? Не, не сперли, — сообщает Норрис. — Я припрятал ее в кустах около дома.

— Зачем?

— Не хотел, чтобы кто-нибудь ее увидел и подумал, что в дом лезут грабители.

— Фантастика. Ладно, это уже кое-что. — Первая хорошая новость с тех пор, как я лег в постель вчерашним вечером. — Пойдем, поможешь мне.

Норрис углубляется в заросли и начинает приплясывать вокруг одного конца лестницы, тогда как я терпеливо держу другой.

— Норрис, танцевать будешь потом. Тащи ее, — поторапливаю я.

— Да сейчас, сейчас. У меня перед носом торчит это идиотское дерево, — ворчит он.

Кряхтя и чертыхаясь, Норрис пытается высвободить мою лестницу из объятий чересчур любвеобильного триф-фида.

— Норрис, вылезешь ты когда-нибудь или останешься в кустах до утра?

Полутораметровая лестница неожиданно едет прямо на меня, заставляя пятиться, и в конце концов буквально притирает спиной к машине, стоящей рядом. Я ударяюсь локтем о железный бок автомобиля, а вот моя лестница завершает путь менее благополучно и въезжает в боковое окно со стороны водителя. Сигнализация с готовностью отзывается разноголосым воем.

— Бегемот неуклюжий! — кричу я вслед Норрису, однако он уже сверкает пятками где-то на дороге и тормозить явно не собирается. Олли и Белинда тоже исчезли, оставив меня в полном одиночестве извлекать лестницу из окошка «фольксвагена», принадлежащего моему соседу. То есть почти в полном одиночестве.

— Привет, Беке. Признаюсь, это нечто новенькое. Ни разу не видел, чтобы кто-то пытался проникнуть в машину при помощи лестницы. Я имею в виду, автомобиль не слишком высокий, — слышится за моей спиной неприятно знакомый голос.

Я оборачиваюсь и вижу Соболя с Беннетом. Лица у обоих растянуты в неестественношироких улыбках — такие в наши дни редко увидишь, разве что на картинках с рекламой кукурузных хлопьев или автобусных туров для людей со всякими там отклонениями.

— Откуда вы взялись? — спрашиваю я.

— Скажем, так: я нутром чуял, что сегодня нам с тобой придется встретиться еще раз, поэтому выехал на патрулирование, — напыщенно произносит Соболь, потом морщится от громких звуков: — Ну и шум ты поднял! Аккуратнее нужно работать, если не хочешь перебудить всех соседей.

— Шутите? Эти гребаные паразиты не перевернутся с боку на бок, даже если цистерна с аммиаком влетит в вагонетку, набитую церковными колоколами!

— Очень яркое сравнение, Беке, — одобрительно кивает Соболь. — Почему бы тебе не положить лестницу на землю и не отойти подальше от машины?

— Чтобы вы меня тут же загребли? Стимул весьма сомнительный.

— Послушай, солнышко, не надо дерзить. Терри, помоги Бексу перебраться на заднее сиденье нашей машины, — мурлычет Соболь.

— С удовольствием. — Беннет отстегивает от пояса наручники и делает несколько осторожных шажков по направлению ко мне.

— Невероятно! Мне вообще полагается спать, — слабо протестую я. — Никого не трогал, мирно сопел себе под одеяльцем…

— Вот и не вылезал бы из кровати, — назидательно произносит Соболь.

Я поднимаю глаза на окно своей спальни и замечаю еле уловимое движение: Мэл поспешно задергивает занавеску и исчезает. Через пару секунд свет гаснет.

— Вы правы, сержант, — искренне соглашаюсь я, запястьем ощущая холод металла. — Как же вы, черт побери, правы.