ГЛАВА 1

Город

— Он колючий? — прошептала Света, осторожно ступая на песок. — Я хочу пройти по нему босиком.

Выскочила из туфель, раскинула руки, растопырила пальцы, как маленькая девочка.

И побежала.

Я невольно поежился: песок походил на мелко нарезанную фольгу. Догнал Свету.

— Мягкий, — прошептала она, наклонилась, зачерпнула, поднесла к глазам. — Снежинки-паутинки.

Сжала ладонь в кулак и засмеялась.

— Хрустят!

— Ты еще ракушки поищи, чтобы к ушам прикладывать! — хмыкнул я.

Она привстала на цыпочки и посмотрела вдаль. Глубоко вздохнула.

— Не вижу раковин никаких, да они редко так просто валяются. А шум и без них слышен… Волны разговаривают и смеются над нами.

Это какая-то другая Светка. Ишь, как разговорилась.

— Бери туфли, пойдем. Кто только что есть хотел?

— И воздух. Ты понимаешь, какой он? Не только соль и йод. Не рыба. Как цветы без запаха…

— Света!

— Свежесть. Вкусная и плотная. Ты ее чувствуешь?

Угу, всеми фибрами. Но что-то мне не до романтики.

И вообще, нечего без толку на берегу торчать.

Я поднял ее туфли и взял Светку за руку.

— Пошли.

Как-то странно она на меня посмотрела. В первый раз такое. Нежно и задумчиво. Будто раньше не видела.

Я тянул ее вперед, а она незаметно прижалась ко мне и обхватила руками за шею.

— Ох-х… Аж мурашки по телу.

— Не сейчас, Света!

— С нами что-то происходит.

— У нас есть дочь.

— Твоя и моя.

— Но о том, как ты нужна мне, я узнал лишь вчера.

— А еще за нами только что гнались.

— Но поцелуй твой и в самом деле похож на что-то вкусное и свежее…

— Подожди!

— Здесь никого нет, — улыбнулась Света.

— А если лыжник наедет? — Я постарался оторваться от нее и потащить за собой.

Вдоль лыжни.

Две борозды, не иначе как от лыж, вели с дюн почти к самой полоске мокрого песка и резко заворачивались, продолжая убегать уже вдоль моря. Вперед, вперед, и снова к дюнам.

Похоже, в мире существуют песочные лыжи. А что? Бывает же, скажем, хоккей на траве.

— Пусть шапочку на глаза надвинет и сделает вид, что ничего не заметил, — фыркнула Света, но с места наконец-то сдвинулась.

Света, отпускающая двусмысленные шуточки, — это уж совсем что-то… подозрительное. Раскрепостилась, надо же. Того и гляди анекдоты начнет рассказывать. Про поручика Ржевского.

Раньше я бы не смог лишний раз сказать ей: «Прекрасно выглядишь». Смутилась бы и кинулась себя оглядывать со всех сторон в поисках недостатков.

— Как ты хороша сегодня, — выпалил я неожиданно для себя.

— Да? Здорово. Ой, смотри, снеговик!

Ни мига задумчивости. Уверенная в себе девушка, которой сейчас не до ерунды.

А снеговик забавный. Из песка. Стоит у самой воды и смотрит на нас. Борода Нептуна, на голове решето, вместо носа шишка. И опирается не на метлу, а на широкую лыжу.

— Песковик, тогда уж, — сказал я. — Песочный человек.

— Нет! Это песчаный принц. Кто-то построил себе песчаного принца, — протянула Света, подгребая ногой песок к нижнему шару и пытаясь немного укрепить его. — Песчаный принц не знает своего прошлого. Он рожден не в море, он создан не на земле. Его развеет по пылинкам шаловливый ветер. Его снесут обратно в пучину ласковые волны. Он сложен из песчинок-паутинок, но сам тяжел и некрасив…

— Натренировалась Катьке сказки рассказывать? — засмеялся я. Грустная судьба песковика меня совсем не взволновала. Светка с тем же успехом могла бы еще раздавленный куличик пожалеть. — По лыжне пойдем. Должна вывести куда-нибудь.

Светка остановилась и помахала песковику рукой.

Ветер ли зазвенел в шляпе-решете, воображение ли у нас разыгралось, но я отчетливо услышал: «Дань-динь-диня!»

— Гармония, — засмеялась Света. — Он говорит нам о гармонии.

Пора было уводить ее с пляжа. Пока окончательно не перегрелась.

* * *

За ближайшими дюнами оказалось еще несколько рядов.

За ними — холмы, заросшие лесом.

Лыжня вывела нас к канатной дороге, она поднималась на единственную гору. Или просто очень высокий холм. Мы дождались уютную застекленную кабинку и запрыгнули внутрь.

Нет кассы — нет оплаты. Я вовсе не «убежденный заяц», но пропускать последнюю электричку из-за отсутствия билетов не стал бы. Ладно, доедем — разберемся.

Света прильнула к стеклянному боку кабины. Я принципиально в окно не смотрел. Думал.

— Вверх поднимаемся, на холм. Моря почти уже и не видно. Только чайки. Смотри, Стас, они прямо над нами.

— Чайки ростом с овчарку?

Белку я еще не успел позабыть.

— Нет, обычные, но словно они в серебряных сапожках. Смешные.

Она отвлеклась от своих наблюдений и снова странно посмотрела на меня.

— Мы, наверное, скоро приедем, — только и успел сказать я, но она покачала головой.

— Интересно как ты мне свои желания приписываешь! Я не об этом подумала. Понимаешь, Стасик, если уже ничего изменить нельзя, нам надо учиться жить дальше.

Дык и я про то же…

Я обнял Свету за плечи.

В этот момент кабина дернулась и остановилась.

Я выглянул: приехали.

Откинув дверцу, мы выбрались наружу.

Город.

Почти на самой верхушке холма, стыдливо прикрытый не совсем сосновым лесом. И убегает вниз, к морю. Гора — все-таки гора, а не холм, противоположным склоном выступает далеко в море, образуя мыс. Или полуостров, я толком не знаю, чем отличается. Благодаря этому выступу образовалась бухта…

Очень красиво.

Да и сам город хорош. Готические одноэтажные домики. На крышах — флюгера. Узкие мощеные улочки с плотной застройкой. Не сильно и удивительно, особенно после гигантских белок.

А автомобили! Все, как один, открытые и преимущественно узкие. Одноместные. Если и есть пассажирское место — только позади. Забавные тачки… Но здесь другие и не протиснутся.

— Им так удобнее, наверное. В поворот входить легче…

— Да-да, и еще они стройнят! Куда пойдем?

— Вниз, к морю. — Света потянула меня за руку.

Город встречал шумом. Нет, скорее — шелестом шин. Запахом улицы. Но не бензина, нет. Знакомый запах, но никак не разберу, что это.

Постепенно улица расширялась, стали попадаться двухэтажные строения. Видимо, мы шли по направлению к центру города.

Дома были огорожены невысокими заборчиками, каждая ограда — со своим узором. Елочки, трилистники, колечки, завитушки… Стены увивал плющ. И так чисто крутом… Словно в нашем городе десять лет назад.

Но все это больше напоминало какой-нибудь Таллинн. Или Ригу. Открытки с видами.

— Как затейливо окна украшены, смотри, Стасик. — Света с чисто женским любопытством оглядывала окошки. — Шторы у всех разные, с вышивкой или расписные. Неужели сами жительницы такие рукодельницы? Вон занавеска с аистами, трогательная. Или вот эта, с голубыми розами! А за шторкой гномик спрятался. Керамический. А за той кошка! Ай, кошка живая!

Ленивая котяра сладко потянулась и соскочила с подоконника внутрь квартиры.

Светка, от неожиданности прижавшись ко мне, вздохнула.

— Все маленькое-маленькое, уютное, удобное, как…

— Ноутбук? — подсказал я.

— Как пряник, — почти обиженно протянула Светка. — Пряничный домик, помнишь?

Ничего себе — пряник. Если уж на кондитерию переводить, то праздничный торт. Все эти башенки, балкончики, кованые решетки, флюгера.

И штукатуреные стены с картинками.

«Тематические фрески». — Как сказала Света с умным видом.

Сбор урожая, дети в школе, стадо кобылок на водопое, белки в лодке посреди берез, а гребет за них дед в ушанке с бородой…

— Вот тебе и минус, — констатировала Света. — В раскормленных белках. Сами спастись не могут, надеются, как наши зайцы, на Мазая.

Белки меня немного с толку сбили. Нет, какой же это торт, с мокрыми белками?

Да и кошек на улицах полно.

А людей почти не попалось — пробежали две девушки с корзинками, да мужик интеллигентного вида пер какой-то ящик, обернутый синей бумагой. Посылка, что ли?

А вот еще мадама в шлепанцах, белье снимает. Веревки протянуты прямо поперек переулков.

Нет, не торт это, а пирог с начинкой. Нарядный, но не для праздников, а для повседневности.

— Как бы я хотела тут жить…

Заметно. До того очумела от восхищения, так головой и вертит.

— Колодец, что ли?

Я проследил за ее рукой.

На перекрестке — беседка в виде замка. Вокруг — статуи: лев, единорог и пляшущая девочка под зонтом.

Я заглянул в замок через окно. Посередине — колодец с воротом, цепью и новеньким блестящим ведерком. Полукругом — стол и длинная лавочка. А на оставшейся части — стенд-шкаф на ножках, полки заставлены кружками разного объема. Там же — пакетики с заваркой, сахарница и чайник.

Я зашел внутрь, засвистев «Tea for two». Получилось фальшиво, но Светка поняла.

— Свет, заходи, что стоишь!

Она юркнула внутрь и села рядом со мной.

— Засмотрелась на мозаику. Вокруг беседки узор из плиточек, как будто…

— Лабиринт?

— Да, похоже.

— Я уже такой видел, у некоторых домов.

Я решил заварить чай. Достал две большие прозрачные кружки и все, что нужно.

Чайник какой-то… Не поймешь, как включать его. Главное — куда. Розеток тут явно нет, как и проводов.

Мы со Светой зачерпнули воду ведерком, и я принялся вертеть хитрую посудину, пытаясь открыть крышку. Наконец я обнаружил — задел случайно — незаметную кнопку под ручкой. Крышка выдвинулась в сторону, и я плеснул в чайник воды. Закрывался он так же — кнопкой.

— Как же он работает? — пробормотал я, пытаясь отыскать другую кнопку или тумблер, пока не почувствовал, что чайник в руках нагревается. Я поскорее поставил его на стол. Не прошло и минуты, как он закипел. Предупреждать надо!

Пакетики и сахар — в чашки, готово. Я — почти волшебник. Могу устроить своей спутнице чаепитие прямо посреди дороги.

Чай оказался очень ароматным — из разнотравья, видимо.

— Надпись смешная какая: «Спутники, угощайтесь». Может, ошибка? «Путники»? Свет, да хватит скакать. Садись, перекусим.

— Не могу. — Она присела на краешек скамейки и схватила горячую чашку, почти не замечая температуры. — Все изумительно красиво, как будто совсем другой мир.

— Свет, а Свет, — я так вкрадчиво попытался спросить, но прозвучало как-то по-издевательски, — а ты до сих пор думаешь, что мы перебежали в новый район города?

Она вытаращилась на меня поверх чашки так, что я успел подумать: «Все-таки обожглась».

— Да ты что, у нас же настоящего моря нет! И набережные не такие. Нет, мир словно и вовсе не наш… Даже на наш измененный не похож…

Это уж точно.

После чая аппетит только раззадорился. Мы отправились дальше, высматривая магазин или кафе.

Люди стали попадаться чаще. Обычные люди вроде бы. С сумками, с колясками, с детьми в «кенгурушках». Только лица у них… Непривычные.

Умиротворенные у них лица.

Кафешка обнаружилась быстро. Небольшая, с красной черепичной крышей и цветочными горшками на окнах.

— Занавески крем-брюле, — произнесла Света.

— Что?

— Да так.

У входа сидел фарфоровый котик. Вроде не пивнушка. Похоже на приличное заведение.

Я завел Свету внутрь. Гардероб, туалетные комнаты, обменник. Грамотно.

Валюта у нас тут как именуется? Талер.

Не самый страшный вариант, я это слово уже слышал.

Всунул голову в окошко:

— Рубли берете?

Надеюсь, прозвучало достаточно непринужденно.

— На что меняем? Магошары, магморуны, змееследы?

— Нам бы поесть, — пискнула Света.

Девушка в окошке выбрала несколько «десяток» и протянула нам два жетона:

— Пожалуйста, проходите, спутники. Три блюда на ваш выбор, хлеб бесплатно.

Недурно. В столовой возле моей работы этого бы хватило на жидкий суп и пакетик сока.

Витая лестница уходила вверх. Уютный зал, круглые столики на двоих. На столе — темно-бордовая скатерть, на стенах — светильники под канделябры.

Подскочил жизнерадостный официант в белой рубашке с пышными рукавами, зеленых шароварах и жилетке. На национальный костюм смахивает. Протянул мне меню в массивной обложке.

Я нацепил очки и уткнулся в список, отыскивая знакомые слова. Грибы, шашлык, жареный и печеный картофель — вполне съедобные названия.

— Полосатый толстосумик? — прочитала Светка, вытянув шею.

— Десерт какой-то. Судя по перечислению в скобках — мороженое с прослойками.

— Простите, — подал голос официант. — Вы не хотели бы сдать ваш раритет на время обеда в сейф? У нас хорошая охранная система.

Раритет? Я не сразу догадался, что речь идет о моих очках.

— Нет-нет, спасибо.

Я поспешно сдернул «запасные глаза» с носа и засунул обратно в карман. Раритет, скажите пожалуйста… Не такие уж они и старые. Что у них тут — в электронных ходят? С лазерным прицелом и беспроводным Интернетом?

Официант еще раз почтительно поклонился нам, поставил тарелку и исчез, а Светка закрутилась на стуле, разглядывая остальных посетителей.

— Может, тут вообще очки не носят? — задумчиво изрекла она.

— Все может быть. Смотри: борщ, эскалоп с картофелем и салат из овощей. Пойдет?

Я водил по строчкам чуть не носом.

— Заказывай, — быстро согласилась Света.

 

ГЛАВА 2

Эссенциалия

После еды мир стал казаться добрее. Мы пошли по улочке дальше, совсем расслабившись. Светка продолжала восторгаться, а я пытался придумать, как теперь жить. На ночлег в местной гостинице денег точно должно хватить, но куда двигаться завтра? Вернуться к морю и поискать обратную дорогу через лес? Или попробовать найти нужный рейс в аэропорту?

Хотя аэропорт, это если мы совсем далеко от дома, может быть, и поездом удастся. Знать бы, насколько мы удалились от родного города…

— Света, давай карту купим?

— Города? А давай. А то тычемся наугад, вдруг что интересное пропустим.

— Нет, со всей страной, а еще лучше с материком, чтобы понять, где мы вообще очутились.

Сам сказал, сам тут же понял, какая ерунда. Не то все вокруг, и не так. Вроде и понятное, и дружелюбное, но неправильное.

— Да, хорошо бы, — ответила Света, разглядывая массивную красную будку с надписью «Пневмопочта», стоящую прямо на тротуаре. Из будки вниз, под кладку, убегало несколько труб различного диаметра.

«Выберите размер посылки», «Вставьте нужное количество монет в прорезь», «Стоимость услуги для первого калибра — 1 талер, второго — 2, третьего — 3», «Спасибо».

— Жалко, что нам не надо ничего посылать, — сказала Света. — А то посмотрели бы, как оно вниз полетит. Что ты там говорил? Карту купить? Тогда киоск какой-нибудь найти надо. А их обычно на более широких улицах ставят. Надо на шум идти, наверное.

Я подумал, что она права. На более многолюдных улицах мы если и не найдем киоск или магазин, то хотя бы наткнемся на что-нибудь, что может дать подсказку.

Со следующего перекрестка свернули направо — туда, откуда громыхало и позвякивало. И не ошиблись: выскочили на оживленный бульвар с аллеей из толстых дубов («Мамочки, сколько же им лет? И стоят, не загнутся», — восхищенный Светин комментарий).

Лоток с мороженым, ремонт обуви, обменник, «лужу-паяю» (а это-то кому в наше время надо?), тележки, на которых ягоды, похожие на изумрудную ежевику, с горкой навалены в плетеных лукошках и стеклянных банках… Книг не видно нигде, но можно сувенирную лавку поискать. Продуктовые магазины, как и везде, со стеклянными витринами, по которым все сразу становится понятно. Для поиска остальных приходится читать надписи и указатели. «Фотокопия документов», «Семейная фотостудия», «Керамика».

Я посмотрел вверх, на скупую вывеску «Эссенциалия № 65» и вздрогнул.

Света тянула меня за рукав:

— Пойдем, там фонтан очень красивый впереди.

— Подожди. Давай сначала сюда.

Вроде и не изменилось ничего, но стало мне очень тревожно. Андрей говорил правду. Не приснились ему эти заведения и не выдумал он их ради хохмы.

Я приоткрыл тяжелую дверь, втиснулся внутрь и поманил Свету.

Она прошла неохотно, видно было, что ее тянуло вперед к фонтану и прочим уличным диковинкам.

— Это что, поликлиника?

Тихий вестибюль, светло, мягкие кресла, фикусы всякие в кадках. И слабый, смутно знакомый запах.

Светка огляделась и пробормотала:

— Ну точно, — взмах рукой на зарешеченную дверь, — вон гардероб, а там регистратура и справочная, — она ткнула указательным пальцем в сторону изогнутой стойки, где за символическими окошками сидели две увлеченные работой девушки.

На нас ни одна из них не взглянула, хоть мы и торчали посреди пустого зала явно в замешательстве.

По коридору прошли две дамы в белых халатах и смешных треуголках с кисточками.

— Регистратура справок не дает, — сказал я, — справочная звонки не регистрирует.

А что еще было говорить? Я пытался сообразить, как быстренько разведать, что это за заведение такое, но в голове была лишь пара неприличных шуток про медиков да несколько правил «съема» девушек, которыми меня давным-давно грузил один приятель.

Я покосился на Свету: при ней вроде как неудобно спрашивать в регистратуре о планах на вечер, да и пассажи о прекрасных бездонных очах не подойдут.

Я шепотом попросил Светку подождать, мысленно пожелал себя удачи и подошел к стойке.

— Добрый день, я могу записаться на прием?

— Участок, — равнодушно произнесла правая девушка.

— Третий, — ответил я. Кто их знает, может, район маленький, народу немного, лучше поменьше номер выбрать.

— Завтра с утра приходите, — даже головы не подняла.

— Мне срочно надо, — пробормотал я, одновременно сжимая зубы, будто они болели, и хватаясь за голову, которая вот-вот расколется.

Но и гримасы прошли даром, не смотрела она на меня. Строчила и строчила что-то на бумажке, время от времени сверяясь с рукописной таблицей и толстым справочником. Монитор у нее был включен, но, видно, электронные документы — не их метод, бумага важнее.

— Девушка, ну пожалуйста, правда, очень надо… Можно прямо сейчас?

— А что у вас? Семейная драма, стресс, пробки на дорогах, начальник, аврал, увольнение?

Она перечисляла привычно, равнодушно, быстро. Скороговоркой.

Я повернулся к Свете. Что ж такое, почему, кроме зубов, ничего придумать не могу? Надо было все-таки с ней посовещаться, вдвоем придумали бы срочную болезнь.

Света увидела, что я на нее смотрю, жестом попыталась подать мне какой-то знак, но я не разглядел.

— Очки разбил, новые надо, — вырвалось само как-то.

Девица бросила бумажки и наконец-то на меня глянула.

— Очки? — переспросила так, как будто я у нее билет в театр попытался купить.

— Да, а без рецепта не продают.

Кажется, не угадал. Теперь и девочка из справочного окошка все отложила и заинтересовалась мной.

— Но зачем? — почти хором выдохнули.

Я приосанился и втянул живот. Внимание симпатичных девушек всегда приятно.

— Привычка. Некоторые кальян любят курить, некоторые всем зубным пастам порошок предпочитают. Я ношу очки. С детства. Чтобы выделиться. И мне нужны новые…

— Я поняла, — кивнула та, что из регистратуры. — Подождите на банкетке, пожалуйста, попробую вам помочь.

Слово «банкетка» напомнило что-то родное, из детства, про школу, про диспансеризацию… Нет, мы явно недалеко от дома. Талеры, цветной песок и узкие машины — прихоть сумасшедшего мэра, желающего построить рай если и не на всей земле, то хотя бы в отдельно взятом городке.

Тревога куда-то рассосалась. Я сел на обитую дерматином лавку и позвал Свету.

— Стас, а я поняла, чем пахнет. Чайным деревом. И не ароматизатор или духи, а словно им пол протирали. А может быть, и в самом деле с ним пол помыли, оно тоже дезинфицирует, слабее хлорки, зато приятное.

Точно, запах и я теперь опознал. Миленько у них тут.

Я хотел прикрыть глаза, дать им отдохнуть, а самому немного подумать в это время, но тут до меня донеслись слова из регистратуры.

— …Да, очень запущенный. Детские комплексы, скорее всего усугубленные приемом алкоголя. Речь несвязная, бредовая, логические цепочки нарушенные… Примете? Пока здесь, я не могу его в таком состоянии выпустить на улицу… Увидите — поймете.

— Нет, он все осознает, раз сам пришел и просит помощи.

Упс. Никак обо мне?

— Ох, я боюсь его отпускать, вдруг выйдет на улицу. Посидите еще минутку, — это уже в мою сторону, — сейчас специалист к вам спустится.

— Эссенциалист? — тихо спросил я.

— Да, второй категории, — успокаивающе сказала девушка. Теперь она выглядела милой, мягкой и домашней. Еще немного — и предложит чай-кофе-конфетки.

Задержит, заманит, а там и до костра недалеко.

— Знаете, а у меня все прошло, уже ничего не надо. — Я встал и начал перемещаться к выходу, бочком, бочком, потихоньку…

Света зевнула и тоже поднялась.

— Подождите! Эссенс уже идет! Не уходите!

— Хорошо, хорошо… Я только покурю у подъезда.

— Лада, жми на кнопку тревоги! — услышал я вслед и выскочил на улицу, таща за собой Свету.

От ювелирной лавки в нашу сторону быстро направлялся крепкий мужик в черной форме и блестящем шлеме. К уху он прижимал телефонную трубку:

— Я уже вижу их, спасибо. Документы ваши, пожалуйста.

— Бежим, — я постарался сказать это Свете отчетливо и убедительно, но она не успела отреагировать.

— Бесполезно, молодой человек, — хмыкнул полицейский.

Я все-таки попытался побежать, уверенный, что в местных переулках оторвусь быстро.

Но в глазах внезапно вспыхнули желтые звезды, а затем их быстро поглотило черное небо.

 

ГЛАВА 3

В участке

Очнулся я уже в машине. Полицейский автомобиль был по здешним меркам огромным — аж четырехместным. И чистеньким. А между передними сиденьями и задними, как водится, решетка.

Мент (или коп?) сидел за рулем.

— Стасик! Господи, я испугалась. Больно?

— Не-а.

Действительно, я чувствовал себя абсолютно нормально. Не знаю уж, чем он меня вырубил, но последствий — никаких.

— Он документы спросил, — зашептала Светка. — А у меня с собой ничего нет. Он сказал — в участок, до выяснения.

— А мой паспорт смотрел?

Я достал из кармана документ с новеньким штампом регистрации. В понедельник забрал его из ДЕЗа, отпускные получал.

— Нет, он сказал «у нас это не принято». Очнешься — и сам покажешь.

— А! У них принято сразу по башке! Понятно.

Милые люди…

Между тем машина остановилась, полицейский выскочил и открыл нам дверцу.

— Выходите. Двор закрыт, не убежите. Советую сопротивления не оказывать, это глупо, честное слово.

И в самом деле — не очень разумно я поступил. Ну да чего уж теперь…

Он пропустил нас вперед, в узкую дверь двухэтажного здания.

Молодой парнишка в такой же черной форме при виде нас чуть не наполовину высунулся из-за перегородки.

— Эй, друг! Ты где такие штаны отхватил?

— На рынке!

Ну, джинсы-то им чем не угодили? Не драные еще. Почти.

— На рынке? У нас в Айсбурге?

Айсбург! Вот как город называется.

— У нас в Зелике.

— Это где такой?

Он почесал затылок.

— Янсен! Засунься обратно и следи за монитором! — рявкнул наш полицейский.

— Слушаюсь, капитан! — заорал парнишка. Потом зачем-то подмигнул мне.

Нас провели в кабинет, указали на стулья. Капитан уселся за стол и только тогда попросил у меня документы.

Я с готовностью предъявил паспорт.

Он изучал очень внимательно. И фотографию, и все записи. Кстати, никаких штампов о браке, разводе и ребенке там не было, я сразу же посмотрел. Видимо, мы жили, не регистрируясь.

Как ни старался полицейский сохранять зверски невозмутимую мину, эмоции заиграли на его лице так бурно, что мне стало его жалко. Недоумение, потерянность, полная прострация.

— Вы, значит, неместные? — осторожно спросил он.

— Да. Мы здесь случайно оказались и хотели бы вернуться домой. Очень надеемся на вашу помощь.

— Зачем же вы бежали? — с подозрением спросил капитан.

— Да сдуру.

Как-то не очень я милицию нашу люблю. И не нашу, видимо, тоже.

— А больше у вас никаких документов нет? — спросил вдруг коп.

Я пошарил в кармане.

— Пропуск вот.

— «Системный администратор», — с облегчением прочитал полицейский. Видимо, это он знал, — с компьютерами работаете?

— Да. — Как можно дружелюбнее ответил я.

— А чем ваша организация занимается?

— Аудитом.

Написано же!

— Ах… ну да. А вы?

Он перевел внимательный взгляд на Свету.

— А я — фармацевт.

— Это что? — нахмурился коп.

— Это лекарства. Таблетки, травки…

Черт! Ну она и выразилась. Сейчас нас наркодельцами сочтут.

Но капитан вообще не понял.

— Так, ладно, — произнес он. — Сдайте все личные вещи и проходите на дезинфекцию. А там посмотрим.

Я выложил все, что было в карманах. Ключи, деньги, мелкие исписанные листочки (да, да, не ношу я записных книжек, вот такой я обормот), жевательную резинку и очки, конечно же. Света отдала свою сумочку. Капитан провел нас в небольшую комнату, внутри которой кругом располагалось несколько кабин, похожих на душевые. Только непрозрачные. К каждой кабинке был пристроен еще плоский шкафчик. Он открыл дверцы двух кабин.

— Заходите внутрь, полностью раздевайтесь, одежду вешайте в шкаф. Дверцу шкафа плотно закроете, там высокая температура. Полотенце над головой, на полке. Как закончится процедура — откроете шкаф, оденетесь.

Ох ты, елкала-палкала, блин…

Мы со Светой залезли каждый в свою кабину. Внутри было светло. Я закупорился, разоблачился, повесил шмотки в шкаф и, как учили, плотно закрыл его дверцу.

И тут началось!

Со всех сторон хлынули струи, довольно интенсивные. Не только сверху и с боков, но и снизу! И уж эвкалиптом от них воняло! Или этим их чайным деревом, не разберешь. Слава богу, не кипяток пустили.

Только подумал — температура воды стала повышаться. Но до терпимой, к счастью. А потом градус пошел на убыль, и вот уже меня поливало почти ледяным. Но потом снова потеплело.

Да! Тут вам не только дезкамера, тут и массаж, и контрастный душ… И душ Шарко. Вроде так называется у психиатров.

Наконец развлекуха закончилась. Я задрал голову и действительно увидел над собой полочку с голубым махровым полотенцем. Вытерся, сунул его обратно, открыл шкаф.

Одежда была сухой и чистой. Даже носки!

Но эвкалиптовый запах источала и она.

Если так дальше пойдет, я его возненавижу.

Потом я открыл дверцу и вышел. Через минуту появилась Света. По-моему, она была в ужасе. А может — на публику старалась.

Вернулся полицейский и проводил нас обратно в кабинет. Там тоже явно провели дезинфекцию…

— Что-то я в Лабе ваш город не нашел, — озабоченно сказал коп.

— Где?

— В Вэбе.

— В Нете, что ли?! — осенило меня. Вот болван! А еще админ!

— Не слышал такого сокращения. Ну да, в нем.

— Да как же! Наберите в поисковиках.

Полицейский защелкал по клаве.

— Файнд не знает. Инфомир — тоже.

— А Яндекс? — машинально спросил я. «Инфомир»?!

— Как ты сказал? Яндекс? Это новый, что ли?

— Да нет, какой там новый. Старее некуда… Можно я попробую?

— Попробуй, — неохотно отозвался коп, развернув ко мне ноут. Я прочитал название производителя: «Восход». Что за «Восход»?! Мы научились делать компьютеры?

Или — вовсе не мы?

Только я хотел набрать адрес в поисковой строке, как заметил еще одну интересную вещь. На клавишах буквы располагались не в два ряда, а в четыре. Вернее, в четырех углах. Слева — русский-латинский, в правом верхнем углу — тоже вроде латинский, но готическим шрифтом, а в нижнем — какие-то витиеватые вензеля, совершенно непонятные. И две кнопки дополнительные: право-лево. И вообще все надписи — на русском. Никакого «delete», никакого «enter». «Удалить» и «войти». Патриотизм?

— А что это за буквы? — полюбопытствовал я, тыча пальцем в вензеля.

— Шутить изволите? — нахмурился капитан.

— Нет, серьезно спрашиваю. Никогда не видел, правда.

— Руны. — Недоуменно пожал плечами полицейский. — Как на любой клавиатуре.

Я не нашел что сказать. Зато полицейский, кажется, наконец что-то понял.

— Как называется страна, где ты родился? — спросил он, морща лоб.

— Россия.

Он произнес что-то нечленораздельное, но очень эмоциональное.

— Так. Ясно. Хватит на сегодня. Пошли к месту заключения.

— Так за что нас в заключение?

— Сдается мне, вами не мое ведомство заниматься должно. Но сейчас уже поздно, спать пора. А завтра с утра они прибудут — вот и поговорите.

Спорить было бесполезно. Он вызвал паренька, который интересовался джинсами, и тот увел Свету. А потом провел меня по лестнице наверх, по коридору и остановился перед дверью с маленьким зарешеченным окошком. Отпер замок и, проводив меня за дверь, пожелал спокойной ночи. А затем удалился.

* * *

Я зажег настенный светильник — обычную тусклую лампочку под круглым плафоном, типа ночника в больничной палате. Комната (камерой я бы это не назвал) со светло-голубыми стенами и напоминала палату: железная кровать, тумбочка, раковина… Даже унитаз имелся за деревянной перегородкой. Ничего ужасного, в общем.

Высокое узкое окно, забранное тремя вертикальными прутьями, выходило прямо на море. Это мы, значит, к самой бухте спустились. Уже стемнело, небо казалось бирюзовым. То там, то здесь еле-еле мерцали какие-то светила. Звезды, наверное.

Помнится, в подростковом возрасте довелось мне с родителями побывать на Черном море. Так вот там небо было совершенно темным, а звезды казались размером с кулак и висели низко. А главное, сразу было ясно: небо не наше. Другое там небо. Вот и здесь появилось такое же ощущение.

Слева над морем перечеркнутые линией огней чернели силуэты домов, таких же прибалтийско-готических, мимо которых мы сегодня проходили.

«Ты ведь был в Прибалтике»? «Был»… — отчего-то вспомнил я.

Сам я как раз там не был, но это ни хрена не Балтия, и так ясно.

Я уселся на широкий подоконник, подтянув колени к подбородку. Как там Света, интересно? Надеюсь, ей не страшно…

Однако хорошо я отпуск провожу. В тюрьме, зато на берегу экзотического моря. Сколько же нас здесь продержат? До выяснения личности, ха-ха-ха. Может, пора начинать делать зарубки на стенах? Какое сегодня число?

Никак не вспоминалось. Я напряг память. Отпуск мой начался с двадцать третьего, а это понедельник. Ах нет, это же вторник. Босс слезно просил в понедельник еще поработать, поскольку как раз взяли этого коммерческого директора. Во вторник утром я был у папы с мамой. В среду двадцать четвертого днем я вернулся и пришел к Свете. А сегодня, значит, четверг, двадцать пятое, завтра — пятница, двадцать шестое сентября… Екарный мазай! Да у меня ж завтра день рождения!

Я истерически рассмеялся. Вот так подарочек!

И что делать-то? Совершенно не знаю.

Невольный вздох вырвался из моей груди.

Я просидел так не меньше получаса. Поспать бы надо, неизвестно, что ждет нас завтра.

Но спать я совершенно не мог.

Я сегодня видел эссенциалию. Может, завтра я увижу костры Трибунала? И никто не узнает, где могилка моя. Наша со Светой..

Промаявшись еще некоторое время, на этой «оптимистической» ноте я все-таки заснул, прямо в своей скрюченной позе.

* * *

Будили достаточно вежливо, но настойчиво. Я еле продрал глаза: вчерашний полицейский. Только заспанный. Темно еще, горит ночник.

— Что, уже утро?

Я еле разогнулся, спуская ноги с подоконника. Шея с трудом поворачивалась, ноги затекли. Поспал, блин.

— Пять тридцать семь. — Коп посмотрел на часы. — Приводите себя в порядок и поднимайтесь в караулку, за вами приехали. Дверь я не запру.

Своеобразные порядки у них. Хотя куда я тут денусь.

— А Света?..

— Ваша девушка уже там.

Интересно, кто это по нашу душу…

Я умылся и… ну, все остальное. Пасты вот только не было, а мою несчастную жвачку отобрали.

Когда я поднялся в караулку, Света действительно уже сидела на стуле, сжавшись в комочек и сложив кулачки на коленках. А за столом развалился добродушного вида белобрысый здоровяк в какой-то черной хламиде. Лет тридцати пяти — сорока.

Никак — местный фээсбэшник.

Полицейского не было видно.

— Онищук Петер, Государственный Трибунал, — представился он.

Оба-на! Картина «Не ждали»…

— Латушкин Станислав, аудиторская фирма, — буркнул я.

Поздравляю, дорогой Стас! Ты успел прожить славных двадцать семь лет.

— Садитесь, садитесь, — весьма дружелюбно кивнул Онищук, заполняя какую-то бумажку. Я плюхнулся рядом со Светкой. Она прильнула к моему уху и прошептала:

— Стасик, с днем рождения! Желаю тебе всего-всего хорошего.

А приятно… Помнит, надо же!

— Спасибо, — фыркнул я.

— Так, ребята. — Онищук закончил писать и уставился на нас зеленющими глазами. — Нарушаем, значит?

— Э… что нарушаем? — вежливо поинтересовался я.

— Границы, границы нарушаем. И мировое соглашение. Как вы сюда попали? Ну, не сюда, ясное дело, — он хохотнул, обводя жестом помещение, — а в Лабиринт?

— В какой лабиринт? — не понял я.

— Не хотим, значит, говорить, да? Ладно, поехали в замок, Главный дознаватель с вами разберется, — многозначительно протянул государственный трибунальщик, наблюдая за произведенным эффектом. Видимо, он его углядел-таки на моей физиономии, эффект этот, потому что довольно ухмыльнулся. А у меня при слове «замок», если честно, душа в пятки метнулась.

— Почему вы нас считаете преступниками?

Спокойный голос у меня еще получается, но вот соображать спокойно… Не очень.

— Совсем нет. Пока вы — не идентифицированные личности. Преступники у нас содержатся в других условиях.

— В клетке и в кандалах? — брякнул я. Ну почему всегда некстати вспоминается сказанное Андреем?

— Именно так, — серьезно ответил Онищук. — А вы в курсе, я смотрю? Так откуда вы?

Звездец. Полный звездец.

Я назвал город, страну, планету… Чего ему еще надо?

Онищук почесал за ухом.

— «Бензиновый рай», что ли?

— В смысле?

Фига себе — рай! Бензин дорогущий.

— Ну, нефти у вас много, вы даже в транспорт ее льете? Продукты перегонки.

— А, да. Это есть.

— Ясно. Поехали.

Он поднялся.

Вернулся полицейский с нашими вещами. Отдали все, даже пачку моих исписанных листков. Жвачку я поскорее сунул в рот.

 

ГЛАВА 4

Трибунал

Мы вышли из здания в сопровождении полицейского и Онищука. Сразу за углом находилась небольшая пристань, там сели в моторку. Петер устроился на носу, лицом к нам. Впрочем, на нас он особо не пялился, больше поглядывал через плечо. Полицейский примостился на корме и запустил двигатель. Впереди маячил остров. Солнце как раз вставало, медленно выплывая над линией горизонта. Большое такое, красно-оранжевое. И небо над ним похоже на розовые лоскуты порванного одеяла. Красиво, очень красиво. Жаль, что не могу насладиться в полной мере.

Я обнял Свету, начинавшую дрожать. Не то холод, не то мандраж ее трясет.

— Ну что, теплокровная моя, замерзла?

Она жалобно пискнула.

Надо же. Опять мы в лодке. Но все совсем иначе…

Остров все приближался, на нем уже ясно угадывался замок.

Добротный такой каменный замок с круглыми башнями под остроконечными красными крышами, похожими на шляпы. В стенах — узкие окошки. Людей не видать…

Я рефлекторно прижал к себе Светку. Она не издала ни звука, только с грустью смотрела на этого молчаливого каменного урода.

На самом деле замок тоже был очень красив. Просто настроение мое портилось с каждой минутой.

— Ребята, да не бойтесь вы, — подал голос Онищук. — Мы же не звери. Четко расскажите: кто вы, что вы, как и зачем к нам попали. И все будет нормально.

— Да если б я знал! — отозвался я.

Неприязни к нему у меня не было — ну он-то не виноват, в самом деле, что мир слетел с катушек…

— Н-да… — Онищук неодобрительно покосился на меня. — Лучше бы знать. Поверь.

Вот и берег наконец.

Как только трибунальщик и мы со Светкой вышли, полицейский погнал лодку обратно. На прощание он махнул Онищуку рукой, а нам сочувственно кивнул. Кажется, я уже сам себе начинал сочувствовать. Петер направился к ближайшей двери в стене, потянул за ручку и пропустил нас вперед, в полумрак. Шли долго, петляя сырыми коридорами. На стенах горели факелы, но света давали немного, как и тепла. Светка уже стучала зубами. Наконец проход впереди расширился, мы оказались в небольшом зале, где какая-то добрая душа догадалась растопить камин. Еще там высился огромный дубовый стол, по стенам висели гобелены, изображающие рыцарей в доспехах.

— Садитесь пока, грейтесь, — Онищук кивнул на широкую скамью перед камином.

Мы не заставили себя ждать, с наслаждением протягивая задубевшие пальцы к огню.

Трибунальщик уселся за стол и снова принялся что-то писать, на этот раз — настоящим пером, вынутым из чернильницы.

Вошел еще какой-то тип, одетый в такую же хламиду: маленький, чернявый, злой. И сразу — шмыг к столу. Остановился и молчит. Крыса.

— У нас кто-то из эссенциалистов дежурит? — спросил у него Онищук.

Услышав знакомое слово, я навострил уши.

— Марта.

— Прекрасно. Проводи, пусть сущность обоих опишет, потом сюда опять. Главному дознавателю доложили?

— Да, обещал приехать.

— А Первому?

— А надо? — с опаской спросил Крыса.

— Я бы не стал пока, — доверительно сообщил Онищук, — подождем.

Чернявый трибунальщик отвел нас со Светкой в какую-то келью. Там перед аппаратом, очень напоминающим УЗИ, у которого оторвали датчики, сидела такая рыжая мымра…

Впрочем, при ближайшем рассмотрении она оказалась вполне сносной. Попросила меня расстегнуть рубашку и лечь на топчан. Меня вообще поразило сочетание каменных стен и деревянных топчанов с современной аппаратурой.

Вроде никаких орудий пыток поблизости не было, поэтому я послушался. Она соединила руки ладонями вместе, потом одну положила мне на живот, а другую — на панель прибора. Затем в такой же последовательности, как Андрей, только он двумя руками делал, прикоснулась к моему лбу, шее, груди, снова животу…

Светка топталась рядом, с интересом поглядывая на экран. Что она там видит?

— Одевайтесь. Теперь вы, — кивнула Свете рыжая.

Я быстро поднялся, успев вскользь увидеть картинку на мониторе.

Паутина разноцветная, ептыть…

Еще я успел заметить, как рыжая воткнула в порт сбоку на панели малюсенькую флэшечку. Потом меня выгнали ждать снаружи.

Я терялся в догадках. Эссенциалисты с паутинами! Как раз та ересь, про которую плел Андрей! Он отсюда, точно отсюда! Спросить про него? Но как?

Чернявый снова привел нас в зал и передал Онищуку какие-то распечатки. Видимо, фотки наших паутин вместе со словесным описанием. Тот глянул вскользь, пробормотав:

— Ну да, мир не наш.

И отложил в сторону, кивнув нам на скамью.

— Кислородный коктейль нам сообрази, — бросил он чернявому. — По большому стакану.

— И им тоже? — зыркнул на нас Крыса.

— А что они — не люди, что ли? — примирительно сказал Онищук. — Пока можно.

Чернявый удалился.

— Вот что, ребятки. Пока мы с вами общаемся в такой полуофициальной обстановке. Но сейчас приедет главный и начнется официальный допрос. Никаких пыток мы на допросах не применяем, это вранье, если вам говорили. Но я настоятельно советую Главного дознавателя не злить. Он человек не такой мягкий, как я. Кроме того — у него траур, переживает он очень. Поэтому лучшее, что вы можете сделать, — честно и толково все ему рассказать.

Я почувствовал, что сам начинаю злиться. «Честно и толково», бля!

— Дело в том…

— …Петер, — подсказал трибунальщик. — У нас принято обращаться по имени и на «вы». К дознавателю — тоже. Но только если он сам представится.

— Дело в том, Петер, что я ничего не скрываю. Есть необъяснимые для меня вещи, о которых я до недавнего времени вообще понятия не имел. В частности, о том, что кроме нашего мира есть еще, оказывается, другие миры!

Трибунальщик помолчал.

— А вы что скажете? — наконец обратился он к Свете.

— Я — то же самое, — смущенно улыбнулась она.

— А когда же вы узнали о других мирах? После моих слов?

— В общем — да. Правда, я стал подозревать что-то такое, когда с нашим городом начали твориться абсурдные вещи… Не сразу, правда.

— Какие вещи? — заинтересовался Петер. В этот момент появился чернявый с небольшим круглым подносом. На нем высились три литровых металлических стакана.

— Прервемся на минуту. Вы пока вспоминайте.

Чернявый обнес всех этим коктейлем и удалился.

Штука на вкус была очень даже ничего, приятная. Как молоко с лимоном. Только не скисшее. Светке тоже понравилось.

Пустые стаканы надо было поставить в небольшой деревянный ящичек сбоку у стола. Крыса потом унес их вместе с ящиком.

— Так что там у вас происходило?

Онищук в нетерпении глянул на часы.

Я стал рассказывать про дом, про метро, про газ…

Про Катьку я, встретившись взглядом со Светой, пока умолчал. Если меня сочтут сумасшедшим, на фиг вмешивать ребенка. А если поверят, расскажу позже.

— Слушай, ну ты ври да не завирайся! — возмущенно прервал меня Онищук.

— Нет, отчего же, — раздался голос.

Оказалось, что в зал вошел еще один трибунальщик, мы даже не заметили, как он стал у двери, внимательно слушая мой рассказ. Он был в такой же «форме», но с белыми полосками у ворота, что делало его слегка похожим на католического священника. Петер вскочил. Я тоже на всякий случай оторвал зад от скамейки. Просили же — не злить…

Главный дознаватель — видимо, это был он — не спеша подошел к столу и развернулся к нам со Светой. Высокий, худой-худой, но чувствуется, что не хилый нисколько. Возможно, чуть постарше меня. Лицо бледное, волосы черные, а глаза! Как будто он что-то страшное увидел и никак забыть не может. Вот попали мы…

Трибунальщик быстро просмотрел поданные Петером распечатки и все, что тот успел за нами записать. Потом коротко взглянул на меня и, отдав подчиненному вполголоса какое-то распоряжение, так же медленно вышел из зала. Только тогда мы сели.

— На допрос пойдете по одному, сначала вы, потом девушка. С Главным не спорить, отвечать вразумительно. Во время допроса сидеть не принято. Все ясно?

— Ясно, — вздохнул я.

Чернявый привел меня в маленький кабинетик, вполне себе современный, даже с ноутом на столе. Дознаватель как раз работал за этим ноутом, почему-то синего цвета. Печатал он очень медленно. При нашем появлении сразу отодвинул комп в сторону, потом отослал чернявого.

Я неловко встал возле стола. Дознаватель поднялся, не спуская с меня глаз.

— Моя фамилия Пелганен, — начал он слегка скрипучим голосом, будто через силу. — Я представитель Трибунала государства Лабиринт.

Я не знал, что отвечать. Мои данные лежат перед ним.

Он ничего больше не сказал и не спросил. Вышел из-за стола и направился к большому плоскому экрану на стене. Я не заметил его сначала — почти сливается с фоном.

Главный что-то нажал на этом экране, и он засветился.

— Покажите ваш мир.

Появилось изображение. Экран заполнился снимками разных мест, в основном — незнакомых. Замки, фонтан, мосты, пристань… Но на одной фотографии я узнал наш город. Как ни странно, третья больница и поликлиника рядом с ней.

— Ну, вот…

— Место, где вы попали в наш мир, находится поблизости от этих объектов?

— Н-нет, довольно далеко.

На его лице ничего не отразилось. Он вообще напоминал каменную статую, если бы не глаза…

— Сейчас я покажу вам еще несколько сканографий вашего мира. Постарайтесь выбрать место, максимально приближенное к тому, где произошел переход.

Изображения исчезли, на их месте появились новые, всего 6 штук. И только нашего города. Среди них был и Институт микроэлектроники.

— Здесь. Справа от Института — лес, там мы и бежали.

Контора, где работал Андрей, находилась как раз через дорогу, на фотках ее не было, как и озера.

Дознаватель опять не проявил никаких эмоций. Он вернулся к столу и нажал кнопку — по-видимому, внутренней связи.

— Петер, как только появится Дэн — немедленно ко мне.

В ответ что-то пробурчали.

Дознаватель на секунду задумался, затем направился к небольшой застекленной дверце, ведущей на балкон. Меня он поманил за собой.

Балкончик оказался довольно узким, с подозрительно низкими перилами. Ветер, гуляющий над морем, был весьма ощутим.

Мне заграждение едва доходило до пояса, а для трибунальщика, который был гораздо выше меня, казалось вообще смешным. Он плотно претворил дверь. Кто кого спихнет, что ли?

— Прежде чем я начну допрос как Главный дознаватель, — заговорил главный, словно с трудом подбирая слова, — я должен сказать вам кое-что от себя лично.

Ветер заглушал слова, ему приходилось почти кричать.

— Трибунал ничего против вас не имеет. Но ваша жизнь сейчас висит на волоске. Потому что за несанкционированное проникновение в Лабиринт с целью злого умысла по нашим законам полагается физическое уничтожение.

Я вжался в стену. Вот сейчас все и закончится, как я сразу не догадался.

— А если не со злым? И вообще случайно? — просипел я.

— Случайностей в жизни не бывает. Но я хочу разобраться.

Ветер неожиданно стих. Трибунальщик слегка понизил голос.

— Кроме вас и вашей подруги кто-нибудь из окружающих замечал изменения, происходящие в вашем городе?

— Нет, их никто не ви… Вернее, как раз все видят, но не удивляются. Как будто так и было.

— Это в порядке вещей.

— Да?!

— Да. Такое иногда бывает. При сближении миров. Два мира подходят очень близко друг к другу, происходят изменения ландшафта, иногда изменение построек. А люди словно находят оправдание этому. Поэтому и не замечают.

— Ничего себе! Что, и даже новые люди появляются?

— В каком смысле?

Я рассказал про Катю и про то, откуда я узнал, что она моя дочь. Он слушал очень внимательно и мрачнел на глазах.

— Это тоже в порядке вещей?

— Нет. Это очень серьезно.

Мы вернулись в кабинет, трибунальщик снова поинтересовался по внутренней связи, не вернулся ли Дэн. Видимо, ответили, что еще нет.

— Телефон не отвечает? Это уже безобразие. Как появится — немедленно сюда.

Он сел и разрешил сесть мне.

— Когда человек стоит, ухудшается кровоснабжение мозга, — пояснил он. — Давайте начнем.

Он протянул мне голубую бумагу и перо.

— Подпишите, что обязуетесь ничего не скрывать от представителей Трибунала Лабиринта.

Я уже потянулся расписываться, но увидел в нижнем правом углу паутину. Такую же, как на дипломе Андрея.

— Что-то не так? — холодно спросил дознаватель.

— Паутина.

— И что?

— Я уже видел такую. И бланк видел такой же голубой.

— Где и когда?

В этот момент вошел Петер. Он был какой-то испуганный. Или расстроенный?

— Артур… я тут документы Дэна поднял, дожидаясь. Паутину глянул, а здесь — вон что… Смотри…

Артур, Артур, Артур… Да ведь так звали трибунальщика, про которого Андрей рассказывал.

Дознаватель недовольно взглянул на Онищука, потом взял у него документ.

Посмотрел и из белого стал серым.

— Позвоните Эдуарду, немедленно. И Первого попросите приехать.

Петер убежал.

Артур закрыл глаза рукой и несколько секунд так просидел. Потом очнулся.

— Извините меня. Погиб наш сотрудник…

— Мои соболезнования… У вас очень… тяжелая работа.

Я сказал это совершенно искренне.

— Вы правы. К сожалению, в связи с последним событием… я не смогу сегодня с вами долго разговаривать. Искренне сожалею, но эту ночь вы проведете в камере. Приедет начальник, а он очень… принципиальный.

Сожалеет он! Видали? Зар-раза!

— У нас есть минут пятнадцать. Так где вы видели паутину?

Торопишься, да? Ну, держись, сейчас я тебе устрою!

— На дипломе эссенциалиста. Он мне еще рассказывал про свою девушку, которую сожгли.

Может, зря я ему так, в лоб. Но достал он меня своими угрозами!

— Про какую девушку? — почти прошептал трибунальщик.

Сказать, что он изумился, — значит ничего не сказать. Он обалдел.

— Кажется, ее звали Рита.

— А он…

Главный вскочил и отпер металлический шкаф. Он достал оттуда папку с фотографиями. Одну из них сунул мне под нос.

— Это он?!

Парень был похож на Андрея. Такой же голубоглазый, светловолосый, с честным взглядом.

— Нет, точно не он. Но что-то есть…

— А что он еще рассказывал? — почти взмолился дознаватель.

Я выложил ему все, кроме истории с профайлом. Ну не смогу я этого объяснить! В это время снова появился Онищук, да так и застыл с раскрытым ртом.

— Я же говорю, он жив! — воскликнул Главный, обращаясь к Онищуку.

Петер подлетел ко мне.

— Как зовут эссенциалиста?

— Ну, сказал, что его зовут Андрей. Но у него, по-моему, раздвоение личности. Он вообще считает, что в нашем городе родился.

— Да у него же просто… Да, точно это он, Сергиенко!

* * *

Меня все-таки отправили в камеру. По дороге я успел перемигнуться со Светкой: держись, мол. А она ничего, не плачет.

Перед тем как выдворить меня, Артур и Онищук все задавали вопросы, записывали, заносили в компьютер. Оба были взвинчены до предела, особенно Главный.

То, что Андрей — это их пропавший эссенциалист Всеволод Сергиенко, я понял. Но что будет с нами — никто мне так и не сказал.

Каморка, куда меня впихнули, была довольно тесной и темной. Я пнул с досады деревянный стол, опрокинув кувшин с водой, потом бросился лицом вниз на деревянный топчан. Надоело все! Впервые в жизни я узнал, что мир, оказывается, огромен! Вернее, что миров много! Впервые почувствовал желание узнать эти миры, идти по ним, искать…

И вот, лежу к камере.

Впрочем, обед принесли вполне приличный. Ароматный зеленый суп, жареное мясо и — подумать только — яблочный сок. Свежевыжатый. Наверное, это тоже улучшает работу мозга…

Должно быть, из собственных пайков «ссудили». Вроде Андрей (или как его там) говорил, что узников на хлебе и воде держат.

О том, что в это время творилось в замке, я узнал несколько позже. А происходило вот что.

Приехал Первый судья, он же Макс Циферблат. Приехал отец погибшего админа Дэна Щемелинского Эдуард. Примчался Высокий магистр. И даже пригласили директора Института ПФиПЛ. Им рассказали про нас со Светкой и про все последние новости.

Такое количество происшествий в единицу времени для Трибунала было подобно цунами или землетрясению в десять баллов.

Первый судья — впрочем, обычно его называли просто Первый — предлагал чуть ли не подвергнуть нас пыткам и вытрясти всю до капли информацию. Он был уверен, что гибель Дэна и наше появление здесь — звенья одной цепи. Магистр называл Первого душегубом, просил вернуть ему «его дорогого мальчика» — Андрея ака Севу Сергиенко — лучшего эссенциалиста выпуска. Директор Института, к которому все обратились с вопросами по поводу Дэна (его тела никто не видел, о гибели узнали из паутины, не знаю уж, как они это делают), заявил, что Дэн год как уволился из ИПФиПЛ и что вся эта история вообще нереальна. Артур Пелганен пытался призвать всех к порядку и примирить. И только Эдуард Щемелинский, про которого после высказанных соболезнований все забыли, молча слушал. А потом попросил директора принести материалы всех научных трудов его сына, даже не опубликованных. Сам он тоже привез кое-что.

Это был единственный дельный совет.

И когда взломали пароли и извлекли все разработки портальщика, еще студенческие, а потом — более поздние, впервые в стенах Трибунала прозвучал термин, существование которого официальная портология пыталась отрицать.

«Конвертированная версия».

— Что такое «конвертированная версия»? Я не понял, — раздражался Первый.

— Говоря простым языком — это когда сущность одного человека помещается в тело другого, — попытался объяснить директор института, сам достаточно обескураженный.

— Вы с ума сошли! Вы понимаете, что говорите?! — закричал Циферблат.

— А вы и дальше собираетесь закрывать глаза на действительность? — встрял магистр, который был и без того зол на Первого.

— Я предлагаю разрешить нашим программистам вскрыть файлы портирования. Информация, отправленная на приемник, там должна быть! — заключил директор института.

Поскольку его поддержали все, Первому пришлось уступить.

Два испуганных мальчика (не каждый день вызывают в Трибунал) долго возились с паролями, но в конце концов данные извлекли.

Дэн не стал их уничтожать — может, не успел, а может, и жалко ему было своих трудов.

В файле под аббревиатурой KB (Конвертированная версия) от 19 сентября как раз и содержались данные сущности Севы Сергиенко, фотография некоего Александра, жителя г. Вильнюса, фамилия которого не указывалась, вымышленные мной данные из профайла со ссылкой на автора, но главное — моя собственная фотка. И инфа о моем детстве, слитая с этого снимка при помощи гармониевой флешки.

Факты, свидетельствующие о моей причастности к этому делу. Точнее, о моем злом умысле.

Как ни старался Артур, почему-то сразу поверивший в мою невиновность, переубедить Первого, тот стоял, как скала. Остальные подавленно отмалчивались. Эдуард заикнулся было, что «это еще ничего не доказывает», но Макс в порыве благородного негодования цыкнул на него: «Отец ты или нет?!» И уже через пять часов после нашего с Артуром разговора меня заковали в цепи.

А потом привели пред светлые очи Первого.

 

ГЛАВА 5

Допрос

Онищук и Крыса вошли ко мне в камеру вдвоем. Петер нес две пары кандалов. Браслеты — для рук поменьше, для ног — помассивнее — из двух дугообразных половинок с плоскими частями по бокам. Цепь у наручников — сантиметров сорок. Между ножными браслетами — гораздо длиннее.

Его помощник держал большие плоскогубцы и включенную лампу типа керосиновой. Точнее, по форме-то она похожа на керосиновую, но работает, ручаюсь, на батарейках. Дверь они сразу заперли.

Не буду кривить душой — я испугался. Вскочил.

Первой мыслью было: бежать. Да только куда?

— Спокойно! Сядь! Ничего страшного не будет.

Сам Петер казался совершенно невозмутимым, говорил без злости. Я с трудом сглотнул и сел на топчан. Трибунальщик подошел к столу.

— Это всего лишь формальность, и мы ее соблюдаем.

У меня язык словно к небу присох. Даже если бы и знал, что ответить, — не смог бы.

Тем временем Онищук разложил кандалы, вогнутой частью браслетов внутрь.

— Руки кладем локтями на стол, ладонями вверх.

Таким тоном обычно говорят: запрокиньте голову, откройте рот.

Стоматолог хренов.

Я подчинился, сразу ощутив запястьями холодное прикосновение металла.

Петер замкнул сверху вторые половины браслетов. Мой пульс, оказавшись в ловушке, отчаянно застучал.

— Больно? — деловито осведомился трибунальщик.

— Нет. Пульсирует.

Голос чуть осип и с трудом повиновался.

— Тогда послабее…

Онищук поковырялся с браслетами, и рукам стало свободнее.

— Вот так. Не двигай руками. Закрывай! — последнее уже Крысе.

Тот подошел со своими «плоскогубцами», мое сердце пустилось галопом. Трибунальщик быстро защелкнул инструментом плоские скобки кандалов и отошел.

Я смог опустить руки — цепь звякнула — и перевести дух.

Тем же манером, но на топчане, «украсили» ноги.

— Все, пойдем, — вполголоса сказал Петер и посмотрел мне в глаза. — Внутренне концентрируемся, дышим глубоко, отвечаем уверенно. Понял?

— Угу, — пробурчал я, с громким звоном спуская ноги на пол.

Цепи казались не особенно тяжелыми, но комфорта не добавляли. Видимо, на то и рассчитано…

Это были, наверное, самые тяжелые минуты моей жизни. Я не обладаю особым мужеством, стойкостью, идеалами, верность которым придает людям сил. Я не пират Карибского моря, не эссенциалист и не герой. Обычный человек, не образцово-показательный.

Я бы, наверное, не смог броситься в костер к любимой женщине. Даже не додумался бы до такого.

И мне было нелегко сохранять самообладание.

Но сорваться перед представителями другого мира очень не хотелось…

Зал, куда меня привели, оказался больше предыдущего, но обстановка ничем не отличалась. За столом восседал худощавый субъект с резкими чертами лица и испепеляющим взглядом. Мумия с глазами. Как будто брат-близнец Главного. Ну, или отец родной, с учетом возраста.

Справа от стола прохаживался благообразный дед с бородой, весьма упитанный — Санта-Клаус, ни дать ни взять. Для нашего Деда Мороза выражение лица слишком «ненашенское». Посмотрел на меня с любопытством.

Слева у окна стоял высокий мужчина. Он единственный из всех был не в черной хламиде, а в обычном темном костюме с галстуком. Ну, хоть этот не «мощи», но и не толстяк, как Санта. И смотрит по-человечески. Только грустно.

Артур Пелганен сидел себе скромно у стеночки.

Меня на сей раз оставили стоять.

Первый — субъект с глазами — действительно казался копией Артура. Только «ускоренной» копией. Жесты у него были порывистые, никакой медлительности. Писал очень быстро, печатал еще быстрее.

Глава Трибунала вел допрос, остальные молча слушали. Он сразу представился, тоже назвав лишь фамилию — Циферблат. В другой ситуации я засмеялся бы, но при данных обстоятельствах она прозвучала зловеще. «Циферблат» — «часы». Как будто он отсчитывает мое время…

Первый с ходу огорошил меня информацией о преступлении, которое я совершил совместно с неким Дэном Щемелинским при помощи липового профайла и поинтересовался, почему я скрыл сей факт от Трибунала.

Я объяснил, как мог. Что с Дэном не знаком. Что сам не верю в оживших виртуалов. Что боялся быть принятым за сумасшедшего.

— А быть принятым за преступника вы не боялись? — Первый сверлил меня глазами.

— Я не преступник, — только и сказал я. — Это всего лишь невинное развлечение.

— Почему мы должны вам верить? — отрубил Циферблат.

Андрей бы мне верил. Он считал меня лучшим другом.

— Какие у меня могли быть мотивы? И как бы я все это проделал?

— Да очень просто. Щемелинский общался с вами по сети. Вы переслали ему информацию, он воспользовался ею, а также взял данные из вашей паутины. Потом он совершил конвертирование, ваш мир получил эссенциалиста для своих не очень законных, видимо, целей.

При этих словах мужчина у окна зажмурился, как будто его ударили. Я как раз случайно взглянул на него, поэтому заметил.

— Логично, — мой голос почти не дрожал. — Но разве бы я стал после этого рисковать походом в ваш мир? Зачем мне это?

— А вот это вы нам сейчас и расскажете.

Рассказать мне было нечего.

Он мурыжил меня довольно долго разными вопросами. После чего решил изменить тактику.

— Понимаю. Возможно, вы не отдаете себе отчет о последствиях, к которым привело конвертирование. Я не буду вдаваться в подробности этических норм нашего мира, это отдельный разговор. Я покажу вам сканографию.

Не вставая со стула, Циферблат нашарил кнопку на стене. Над ним загорелся экран, как в кабинете Артура. Щелчок — и я увидел дюны, поросшие кустарником, между которыми струилась река.

— Смотрите внимательно. Запомнили?

— Да.

— А теперь взгляните сюда!

Первый щелкнул кнопкой еще раз, и пейзаж изменился. На месте песчаных холмов выросли горы. Остальное осталось на месте. Где-то я уже это видел…

— Вы умный человек и поймете, что территория — одна и та же. Но это не компьютерная графика. Это вид «после» и «до», подобно явлениям, произошедшим в вашем мире: разрушенные дома, построенные здания и так далее. Иными словами, вы изменили нам рельеф. Узнаете пейзаж?

— Да. На этой реке мы оказались, проплывая на лодке. А потом как-то вернулись в наш город. Но я не…

Циферблат, поднимаясь, повысил голос:

— Что за детский лепет! Произошло искусственное наслоение миров. Вы понимаете это? И прибрежная полоса Лабиринта, а также довольно обширный район, видимо, даже весь город вашего мира оказались в переходной зоне. То, куда вы вернулись, как вы полагаете, это уже не ваша территория и не наша. Это, еще раз повторяю, зона наслоения. Общее пространство. Там несколько другой временной период. Какой именно — никто вам не скажет. Боюсь, не слишком упорядоченный. Все те изменения, которые вам удалось увидеть и, главное, осознать, еще не так страшны. Такое случается время от времени. Правда, обычный человек, не обладающий способностями мага, никогда не придает им значения… — Он несколько успокоился и продолжил: — Потому что не видит ничего странного в том, что, грубо говоря, на месте жилого дома образовалось пустое место. Или другой объект. «Значит, дом снесли», — подумает он. Или найдет с десяток других логичных объяснений. Или не подумает вообще ничего. Не обратит внимания. А вот то, что в зоне наслоения появилась новая личность — пятилетний ребенок — это уже не смешно. Как и то, что по крайней мере два человека из вашего мира оказались способны увидеть изменения.

— Это опасно? — озабоченно спросил я.

Он взглянул на меня с интересом и брезгливостью, как на редкое, но отвратительное насекомое.

— Да, это — катастрофа, — сказал он.

Трибунальщик сел, тяжело вздыхая.

— Господин магистр!

«Санта-Клаус», до сих пор внимательно прислушивающийся к разговору и ни минуты не стоящий на месте, довольно резво для своих лет подскочил к столу.

— Прошу вас, объясните нашему гостю, — при этих словах я посмотрел на свои цепи, — суть проблемы.

Циферблат фыркнул и добавил:

— Он до сих пор не въезжает.

Магистр решительно взялся за спинку стула.

— Вы позволите ему сесть?

Циферблат оглядел меня с ног до головы и скорчил жалостливую гримасу:

— Присядьте. Минут на десять.

Все-таки Артуру до него далеко.

Вынырнувший откуда ни возьмись Онищук поставил позади меня табурет. Без спинки, разумеется. Что ж, и на том спасибо.

Я сел, звеня железом.

— Вот смотрите, молодой человек… Разрешите?

Магистр кивнул Циферблату, тот убрал с экрана изображение. Монитор засветился серо-матовым светом. «Санта-Клаус» взял электронное стило и принялся рисовать круг.

— Этот большой шарик — мир. Этот маленький шарик, — он нарисовал внутри круга жирную точку, — человек, живущий в мире. Сущность, понимаете?

Он взглянул на меня, поглаживая бороду.

— Да, — устало сказал я.

— А теперь представьте, что у этой сущности оторвали кусочек.

Он «отпилил» уточки половину.

— Личность уже неполноценна. Но она стремится восстановить себя и будет искать недостающую часть.

А часть эта находится в другом шарике — в другом мире.

Магистр нарисовал еще один крут, тоже с половинкой точки.

— Половинки будут притягиваться и потянут за собой миры. Но миры-то цельные! — воскликнул он. — Сущность восстановится, а что будет с мирами, по-вашему?

— Склеятся?

Магистр задумался.

— Взаимопроникнут, я бы так сказал. Представьте, как в большую лужицу втекает маленькая. Можно ли разделить их снова?

— Ну, можно, наверное.

— Да. Но они уже не будут прежними. Как вы определите на глаз количество капель воды в этих лужицах?

— Никак.

— Вот именно. Вот и с мирами — никак. Они соединились довольно глубоко. И неизвестно, какими они станут при разъединении. А ведь это не какие-то абстрактные миры, а наши с вами…

Я сидел и смотрел на эти шарики, пытаясь представить внутри них горы, дома, людей…

— Вы хотите сказать, что два наших мира соединились и поэтому изменились? А при разъединении они уже не будут прежними?

— К сожалению — да. Видите, господин судья, молодой человек все прекрасно понимает.

Первый хмыкнул.

На самом деле я понимал далеко не все. Точка внутри крута…

— А маленький шарик это… Андрей? Ну, Сева.

— Похоже, что так.

Магистр сел.

— А главное, что Сева, — раздался голос Артура, хотя ему никто не давал слова, — сейчас держит соединенными два мира. Но держать их вечно он не сможет, рано или поздно они разойдутся. И тогда Сева погибнет. Поймите это.

— Да я же не сделал ничего!

Черт. Сорвался я все-таки. На крик. Хотя Главный, быть может, и не ко мне обращался.

— Уведите! — устало бросил Первый, не глядя на меня.

Рядом вновь возник Петер и проводил меня в камеру.

Я сразу же лег и провалился в сон, несмотря на скованные руки и ноги.

 

ГЛАВА 6

Четыре в одном

Туман в голове то сгущался, то рассеивался. Андрей пару раз даже попытался согнать с глаз навязчивую пелену, хоть и понимал, что ее не существует.

Мысли никак не хотели выстраиваться. Полный сумбур.

Переработал?

Навалились впечатления?

Когда все понятно, то можно искать выход.

Когда понятно не все — можно подумать, в какой стороне искать выход.

Когда почти ничего не понятно — надо вспомнить правило прохождения лабиринта. Правой рукой дотронуться до стены — и вперед, на каждом перекрестке сворачивая направо. Рано или поздно, если лабиринт правильный и конечный, выход будет найден.

Но есть сомнения в наличии выхода. Если, не поднимая головы, работать над прибором и программой, если вложить свои знания, если сделать невероятное…

То откроется ли впереди дверь?

Он и сам не заметил, как добрел до порога медицинского центра.

Зиньковец — вот кто поможет отогнать пелену или и вовсе развеять.

Тогда будет виден путь. В пещере или по извилистой тропинке над обрывом — в любом случае уже осознанно, не вслепую.

Эссенциалист должен помочь.

Андрею было неловко просить о помощи, он стеснялся своего недопонимания и этой пелены, как чего-то неприличного и недостойного.

— Сегодня приема больше не будет. — На его пути стояла медсестра. Непреклонная и серьезная.

— Да я на минутку. — Андрей быстро прочитал бейдж. — Ирочка. Пожалуйста.

Он дружелюбно улыбнулся ей и попытался протиснуться мимо. Младший персонал везде одинаков. С начальством — неземные создания, с посетителями — богини, которым и слова поперек сказать нельзя.

— Вы не понимаете? И на минуточку некогда.

Ирочка смотрела на него свысока, но заигрывающе. Любимое занятие практиканток. Эх, куда же она с подобными увертками? Они хороши на личике подростка, а не взрослой девушки.

— Вы такая серьезная, глядя на вас, можно подумать: что-то произошло…

Шутка не удалась, по лицу девушки пробежала тень.

— Произошло. В доктора нашего стреляли, в Зиньковца.

Андрей вздрогнул.

— И…

— Жив, в реанимации сейчас.

— Реанимация вашего центра?

— Нет, у нас нет. Его увезли в Институт Склифосовского.

— Где это?

— В Москве. Метро «Сухаревская».

Андрей поблагодарил ее и пулей вылетел на улицу, ругая себя на чем свет стоит.

Он всюду опаздывает, он всех теряет…

Пелена расползалась сама собой. Разорванные края, мелкие клочья, еще мельче.

* * *

Андрей вышел из метро уже другим человеком. Человек этот знал адрес, дорогу, знал, что говорить охраннику и дежурной.

Но огромный город обрушился на него шквалом запахов, звуков, красок…

Неимоверное количество транспорта, обилие экранов с непонятными рекламами, непривычная архитектура, людской поток — все это кричало, будто скандируя: «Ты здесь никогда не был».

— Город Москва, — произнес вслух Андрей, наконец начиная ощущать реальное существование другого мира. — Город Москва…

Тем не менее Институт он нашел быстро.

Его пропускали, потому что он знал, куда идет.

Молодая женщина с испуганными, но сухими глазами стояла у окна и смотрела на него. Знакомая? Ах да, это медрегистратор из центра…

— В Костю стреляли, — прошептала она.

— Я знаю. Как он?

— Сказали, что лучше. У них прекрасные специалисты…

Андрей стал рядом и посмотрел поверх покрытой белой краской части стекла.

Парк, дорожки. Больные в синих пижамах курят украдкой. Родственники в «цивильном», переминаются с ноги на ногу рядом.

— Пойдем. Ты мне все расскажешь.

* * *

Домой Андрей ввалился почти без сил.

Ксана, которую он дважды накормил в ресторане и полтора часа выгуливал в парке, вернулась в больницу.

Сам он обошелся лишь литровой бутылкой воды. Но, войдя в квартиру, первым делом скинул пиджак, заскочил в ванную, открыл холодный кран и приник к вожделенной струе.

Он чувствовал себя усталым, но соображал хорошо.

А все-таки Стандарт прав. Шаг в сторону от источника света приводит во мрак. Маленькое нарушение имеет шансы вырасти в преступление. Он убедился в этом сегодня. Какие еще нужны доказательства?

Андрей ошибся, полагая, что сможет держать ситуацию с прибором под контролем. Ему никто не даст. Надо срочно найти выход, но прежде…

Он должен наконец увидеть свою паутину.

Сделать это без помощника и эссенциального монитора будет непросто. Надежда только на собственные знания и способность концентрироваться.

Для начала нужно убрать внешние отвлекающие факторы.

Андрей отключил телефон, плотно закрыл окна, задернул шторы. Подумав, снял брюки, рубашку и улегся на ковре.

Закрыл глаза.

«Я войду в лабиринт, я сольюсь с подпространством.

Вселенная безгранична, но она лишь сектор Мегавселенной.

Человек неповторим, но он — лишь крохотная частица мира людей.

Сущность человека — это эссенция мира. Познавая свою паутину, я сближаюсь с Мегавселенной…»

Складывать руки ладонями вместе не обязательно. Паутина внутри, и он ее почувствует.

Это похоже на погружение в океан, только не нужно задерживать дыхание…

Сначала просто было темно. Потом темнота вспыхнула, разойдясь в стороны серебряными лучами.

Паутинка. Почему-то меньше, чем Андрей предполагал. Надо посмотреть, что в ней.

Он сосредоточился на центре, как учили, и «шагнул» в лабиринт.

Что это вокруг? Чья сущность окутана мягкой серебряной оболочкой? Кто этот человек, испытывающий радость, возвращая людям здоровье, плавая наперегонки с другом, целуясь с девушкой, играя в песчаный хоккей? Испытывающий горе от потери любимой, от несправедливости, от сознания собственной беспомощности?

«Это я. Это точно я».

Он хотел продолжить, но паутина вспыхнула и исчезла. Почему? Он что-то нарушил?

Волноваться нельзя, нельзя.

Внезапно вокруг него появилось нитяное кольцо.

Нет, это тоже была паутина, из зеленых лучей и синих долевых, но лишенная центра. Как будто середину вырезали. Много узлов, есть аксельбанты. И самое интересное, она тусклая, матовая. Блеклую паутину Андрею доводилось видеть лишь у людей этого мира. Тогда, у Светы, его это и удивило.

Андрей бросился изучать кольцо, опасаясь, что оно может растаять.

Страх. Неуверенность. Неудовлетворенность собой. И очень странное, незнакомое ощущение — ощущение пути в бесконечность. Такое чувствуют люди, не знающие, зачем живут. Но через мгновение словно кокон вырос вокруг Андрея — защитный кокон. Как скафандр. Как противочумный костюм. Это напоминало компьютерную игрушку или фильм, когда у героя в один момент появляются сверхспособности. Впрочем, синие долевые не содержали ничего сверхъестественного. Просто умения и навыки. Как подарок, приставка, довесок.

Нечто искусственное.

Это — Латушкин Андрей.

Почему-то в серебряной части он не смог прочитать имени. Не успел?

«Виртуал, — понял Андрей. — Значит, я частично виртуален? Но зеленые лучи — вполне настоящие, так чье же это»?

Кольцо тоже пропало, но почти сразу заколыхались клочья сиреневой дымки. Они сползались друг к другу, наконец слившись в одно. Образование напоминало языки пламени по краям обруча, через который прыгают тигры в цирке… Только вместо тигра в центре стоял Андрей.

«Это… внешний облик. Мое лицо. Нет, не мое, я не так выгляжу. И еще здесь — привычка курить сигареты. Действительно, я же никогда не курил, даже не пробовал»…

Обруч будто растворился. Какое-то время Андрей провел в пустоте, но вот все три образования появились снова, одновременно, каждое — на своем месте.

Традиционных размеров паутина. Неоднородная только.

«Вот он, Латушкин Андрей. Эссенциалист. Три в одном, даже четыре. Латушкин…»

Стоп.

Латушкин.

Да это же Стас!

Так вот от кого зеленые лучи. Поэтому и воспоминания у Андрея такие… странные. Общие со Стасом.

А он носил какое-то другое имя.

Интересно, кто и как это сделал? Как это вообще можно сделать? А ведь Стас ни при чем. Или… при чем?

Андрей снова сосредоточился на паутине.

Между сияющей, сине-зеленой и сиреневой частями угадывались темные ободки.

Слой, состоящий из ничего. Пустота.

Три части, три соединенные на время части.

И не надо быть высоким магистром, чтобы понять, что это время подходит к концу. Начинается отторжение. Как у импланта.

Андрей вылетел из океана подпространства, словно поплавок, наполненный воздухом, из-под воды. Резко сел, закрыв лицо руками.

Распад. Так вот откуда жажда. К чему все эти копания, если жить осталось сутки-двое, не больше?

Безразличие навалилось, как душная пуховая перина.

Все напрасно, напрасно, напрасно…

Андрей обвел пустым взглядом комнату. Шкаф, стол, компьютер…

А над компьютером — диплом.

Диплом!!!

Фениксы не умирают!

Он вскочил, распахнул шторы, бросился к диплому.

«Корректор первого звена. Латушкин Андрей»…

В академии ходили слухи, что диплом защищен магией. Его нельзя уничтожить, и он хранит сущность владельца.

И его имя.

Но имя здесь все то же, а где же…

Паутина в нижнем углу!

Трясущимися руками Андрей выковырял диплом из-под стекла, положил на стол и накрыл ладонью паутину.

«Всеволод Сергиенко. Корректор первого звена».

Сева Сергиенко, нерешительный, недальновидный, зацикленный на Стандарте. Совершивший только один настоящий поступок в жизни.

Значит — Сева, Стас, виртуал и кто-то еще. Четыре сущности, а жизнь одна.

«Продолжительность жизни человека зависит в первую очередь от самого человека». Двенадцатый постулат.

«Жизнь имеет ценность лишь тогда, когда имеет смысл». Тринадцатый, последний.

— Нет. Я не Сева, не Стас. Я Андрей. И я еще не все сделал, чтобы умирать. А имеет ли это смысл — какая разница.

Человек, состоящий из четырех частей, успел ошибиться. Необходимо было исправлять положение. Последствие ошибки, страшное ее детище, занимало и места-то всего ничего на флешке. Ее и найти-то сложно, среди фотографий и игрушек маленький файл, который может обнаружить лишь тот, КТО ЗНАЕТ.

Но на флешку он скопировал лишь резервную копию, а оригинал остался в Конторе, причем на нескольких компьютерах сразу…

Избавиться от него можно лишь самым варварским способом. Как Андрей ни прикидывал возможные варианты, все равно упирался в один: полное уничтожение носителей и всей сопутствующей документации.

А еще нужно сделать вот что…

Выскочив на улицу, Андрей первым делом бросился в магазин фототоваров и купил простенькую «мыльницу».

Когда-то Сева очень любил снимать. Очень. Фотография доставляла ему наслаждение, соизмеримое разве что с анализированием паутины.

Стас считал беготню с фотоаппаратом глупостью.

А еще Стас, например, никогда не ел овсянку. А разве хоть один житель Лабиринта ест на завтрак что-то, кроме овсянки?

Лабиринт.

«Это мир, где я живу. Жил».

Стас сидел в ванной по часу, напустив пару и вылив полфлакона шампуня зараз. Сева предпочитал контрастный душ.

Андрей не зря купил фотоаппарат. Вспомнить (не прочитать инструкцию и разобраться, а именно «вспомнить», на что и как нажимать) последовательность действий и щелкать, щелкать, пока не останется память об этом занятии: да-да, я много снимал.

Дом, освещенный утренним солнцем, кошка, изящный автомобиль, вороны в мусорном баке, сорока с изумительным оперением, клумба с альпийской горкой…

Девушка в белом, толстая мороженщица… Прудик, канава. Забор с витой решеткой. Школьный двор.

Мальчишки, играющие в футбол.

Вихрастый задира зевает на воротах. Долговязый хавбек чешет затылок. Бомбардир-коротышка сосредоточенно поджимает губы и несется вперед. Стоппер, который отдыхал и ковырял ногу, бросает свое увлекательное занятие и летит на помощь бомбардиру. Это наши.

Команда соперников не столь симпатична: прилизанные домашние мальчики без отличительных черт.

Надо еще поснимать наших.

Андрей присел, чтобы быть вровень с ребятами. Из этого положения фигуры футболистов получаются лучше: во весь рост, четкие и неискаженные. Тем более что ребята еще маленькие, лет двенадцати.

Вихрастый поймал мяч, летящий ему в руки, вбросил его и посмотрел на часы.

— Мне пора, — грустно сказал он.

— Нормально! А стоять за тебя кто будет?

Вихрастый пожал плечами, отошел от ворот, скинул перчатки, поднял сумку и ветровку:

— Да вон хоть дядя постоит!

Махнул друзьям рукой и ушел.

Игра на миг приостановилась. Начинали четыре на четыре, теперь у одной команды вратаря нет. Обидно.

Андрей кивнул им и оказался в воротах.

Стас смотрит футбол лишь по телику и только во время крупных чемпионатов. Сева такой игры вообще не знает. Сева играет в хоккей на песке и травяной баскетбол.

Ну так что же?

Андрей не стал долго раздумывать. Пацан, продолжающий бузить в душе почти каждого взрослого мужчины, готов поддержать любую игру с мячиком. Пусть он и не знает правил.

Не пустить в ворота — это как в хоккее. От своих мяч руками не брать — тоже понятно. Ну и ладно, так даже веселее.

Незаметно для себя Андрей увлекся. Команда окончательно стала «его», счет (а ведь наши проигрывали, проигрывали) почти сравнялся, и коротышка — бомбардир вновь летел в атаку.

А Андрей рвался на части от желания поиграть и от еще более жгучего желания поснимать дальше.

Но игровой азарт быстро все пересилил.

Через десять минут Андрей, именно Андрей, а не Стас или Сева, играл в футбол.

Матч закончился со счетом восемь-шесть в пользу команды «наших». Мальчишки с веселым галдежом пожимали голкиперу руку.

Андрей испытывал радость и даже гордость. Он еще что-то может!

А значит — пора двигаться дальше.

 

ГЛАВА 7

Совещание

Я проснулся от ощущения чьего-то присутствия. Первый раз такое, обычно сплю крепко.

— Станислав…

Главный дознаватель! Скажите, какая честь!

Я сел, зазвенев цепями, как Кентервильское привидение.

— Простите. Я разбудил вас.

Конечно! Чего приперся вообще!

— Я лишь хотел сказать, что… Знаю, что вы не виноваты.

— Откуда? — мрачно усмехнулся я.

— Я разговаривал со Светланой…

— Как она там? — перебил я.

— С ней все в порядке, не беспокойтесь. Ее в замке нет.

— А где она?

Трибунальщик замялся.

— У меня дома.

Оп-па! Вот даже как? И как же это понимать?

Не могу объяснить, что я почувствовал. Пауза затянулась, и дознаватель поспешно добавил:

— Не поймите превратно, Станислав. Просто ей лучше быть подальше отсюда. Она вне подозрений, и в этом шеф со мной согласен.

— Я рад.

Я действительно был рад за Светку. Камера — не подходящее для нее место. Но сердце предательски дрогнуло…

— Так что же она… сказала?

— Я понял, для чего вам нужна была вымышленная анкета.

— И для чего? — пожал я плечами.

— Простите, что говорю это, поскольку вы не просили. Вынуждают чрезвычайные обстоятельства.

Он присел на край топчана и произнес:

— У вас комплекс неполноценности. Вы склонны преувеличивать собственные недостатки. Поэтому и образ создали… почти идеальный.

— А вы в моей душе читаете или как? — разозлился я.

Какое твое дело, а? Облеченный властью пингвин.

— Нет. В сущности.

— В сущности — что?

Он не сразу понял вопрос. Потом до него дошло.

— Нет понятия «душа». Это придумали поэты и священнослужители. Есть сущность. И в ней все видно.

— Если вы можете увидеть человеческую сущность и понять, что я не совершал преступлений, почему же вы меня здесь держите?

Дознаватель тяжело вздохнул.

— Не могу переубедить шефа. Он не эссенциалист.

— То есть он не видит паутину? А вам, своему сотруднику, он что, не доверяет? Ведь паутина — это объективный показатель, как я понял?

— Да, но… только для тех, кто ее чувствует.

Полный атас.

— И что мне делать?

— Я за этим и пришел. Я очень хочу вам помочь, Станислав. Но и вы должны помочь мне.

— Послушайте…

— …Артур.

— Очень приятно! — не удержавшись, хмыкнул я. Король Артур снизошел до простых смертных. Жалко, стол в камере не круглый, а то отметили бы.

Главный дознаватель никак не отреагировал на мою реплику, и мне стало стыдно. В конце концов, босс здесь он.

— Артур, а вашему Севе вы не хотите помочь? Вы же сказали: он может погибнуть.

— Группа уже готова для перехода в Долину. Сейчас аналитики решают, через какой канал это лучше сделать.

— Долина — это…

— Мы так называем ваш мир.

Ну да, похоже. Земля, Долина… Силиконовая.

— А Петер говорил — нефтяной рай…

— Это сленг. Но вернемся к вам, Станислав. Во всей этой истории мне не понятен один момент. Почему Сева решил, что он ваш друг?

— Но вы же сами сказали, что в нем — часть моей сущности.

— Да. Но он же вас никогда не видел. Память, заложенную в нем, он считал своей. Почему на пристани он назвал вас другом? Он должен был воспринимать вас как незнакомого человека.

— Ну, тут уж я вам не могу помочь. Я ведь совершенно не разбираюсь ни в вашем конвертировании, ни в сущностях. Если уж вы сами не знаете…

— Так могло произойти только в том случае, если вы общались раньше. Это еще одна причина, по которой Первый подозревает вас. Хотя он видит, что вы у нас раньше не были.

— О, господи! — вырвалось у меня. Ну хоть ты разбейся! — Да не мог я с ним раньше общаться! Я же его придумал! Вернее, думал, что придумал. Тьфу, чушь какая.

— Станислав, это не шутки!

Он вздохнул и поднялся.

— Не хотел говорить, но… Боюсь, это ваш единственный шанс оправдаться.

Как-то здесь холодно. И пуговица верхняя давит…

— Я… там кувшин опрокинул нечаянно. Воды можно?

— Да, вам сейчас все принесут. А я позже зайду.

Он направился к выходу, но у самой двери обернулся:

— Подумайте, пожалуйста. Важна любая мелочь.

Да иди ты уже! Спаситель, бля.

Артур вышел, оставив меня в одиночестве.

* * *

Субботнее утро еще не наступило, когда Первый спустился в библиотеку. Артур, сидящий над пухлым фолиантом, был так поглощен его содержанием, что даже не шелохнулся.

— Ну что, миротворец, нашел оправдательный приговор? — добродушно спросил Циферблат, подходя вплотную.

— А?

Артур вздрогнул и покраснел: ключ от книгохранилища выдавался только с разрешения начальства.

— Прошу меня извинить, шеф…

— Ладно, не имеет значения. Все равно ты скоро займешь мое место.

— Я не смогу.

Первый усмехнулся.

— А кто сможет? Эдуард никогда не вернется, Михал слишком молод, Алекс не отличит правого от виноватого, Петер… Он незаменим на своем месте. Или ты хотел бы видеть первой леди Трибунала Марту? А может быть — Анну? Про остальных даже не заикаюсь, им еще рано.

— Я тоже — всего три года.

— Дело не в сроках, Артур. Ты справишься. Только ты.

— Кто же будет Главным дознавателем?

— Назначь Анну, у нее должно получиться.

— Она злая.

Первый расхохотался.

— Решай сам тогда. На этой должности слишком добрые не приживаются.

— Да, это так. Почему вы вдруг заговорили об этом, шеф?

Первый задумался, хмуря лоб.

— Не знаю, Артур: я не маг и даже не корректор. Предчувствие. Только я тебя умоляю: не развали мир! Я так долго его берег.

По лестнице сбежал Петер:

— Шеф, аналитики прибыли.

— Идемте!

Циферблат быстрым шагом направился к выходу.

Дознаватели последовали за ним.

* * *

На экстренном совещании кроме троих представителей Трибунала присутствовал директор Института преобразовательной физики и один из аналитиков-портальщиков. Все пожали друг другу руки.

— Что с каналом, докладывайте.

Первый включил экран, появилась динамическая карта. Аналитик высветил небольшой участок над водой вблизи выдающейся в море скалы.

— В данный момент портал здесь. Как мы и предполагали, он пересекает бухту, смещаясь по диагонали. Счетчики фиксируют коллатераль диаметром около пяти с половиной метров и протяженностью предположительно метров восемьсот.

— Такая огромная брешь? — покачал головой Циферблат.

— Да. Хотя она медленно, но верно сужается.

— Катер пройдет, как я понимаю?

— Не думаю, что это хорошая идея. По ту сторону портала может не оказаться воды. И есть вероятность упереться в стену.

— В стену?!

— Да, в стену обычного здания. Там же город. А коллатераль постоянно движется.

— А с суши совсем никак?

— С суши? С серпантина, если только. Через пару часов портал захватит полуостров. Но после изменения рельефа там достаточно сложно проехать…

— Сложно или нельзя?

— Можно. Но все равно…

Аналитик посмотрел на Артура и замолчал.

— Необходимо присутствие мага, вы хотите сказать?

— Желательно.

— Так, может, я один? — вмешался Артур.

— И что ты один сделаешь? Глупостей не говори. Во-первых, с собой нужно брать Латушкина, во-вторых, — экстренный отряд. Что с перекрестками?

Заговорил директор института.

— Ни с одним из известных портал не соединен. Но это абсолютно точно не самостоятельное образование. Это ответвление природной коллатерали, и связь с перекрестком должна быть. Контора, где числился Щемелинский, также была нами исследована самым тщательным… Ох, Макс, не знаю я! Там спецы сидят, куда нам до них. «Здравствуйте, проходите, вот, пожалуйста, лицензия, у нас все законно»…

— Там — спецы?! А вы тогда — кто?

— А мы — законопослушные.

— Да… твою мать, ты что говоришь?! Есть там смещение пространства или нет?

— Не нашли. Наверняка экранируют. Поэтому счетчики и молчат. Но это единственно возможный вариант. Не через технический же портал Дэн ходил из мира в мир!

— Да, это надо умудриться. Глеб, ты уверен, что других каналов нет?

— Да конечно уверен, было бы странно, если бы они до сих пор…

— Я не понимаю, куда ты смотрел! Ведь это же ваш бывший филиал.

— Просмотрел. Виноват.

— А с виноватыми у нас что делают?

— Лишают диплома! — в один голос ответили все четверо.

— Всех бы вас в портал к ядрене фене, лоботрясы! — с досадой откликнулся Первый.

— Невиновные не сгорают, — подхватил дружный хор.

— Поиздеваться решили? Значит… — Циферблат обвел взглядом собравшихся. — Вооружаемся, берем экстренный отряд, берем нашего нарушителя и идем в Контору. Надеюсь, попасть через портал к перекрестку наши навигаторы способны?

— Конечно, — за всех ответил Артур.

 

ГЛАВА 8

Пожар

Пропуск в Контору сработал.

Андрей не спеша прошел по коридору.

Улыбнулся секретарше — вернее, настоящему, полноценному секретарю — Лене.

Миновал кулер…

Приостановился.

Нет. Нельзя сейчас. Стакан, даже глоток воды поможет ему, облегчит состояние. Станет на миг спокойнее, и уйдет решимость, и не будет отчаянного шага.

Вот и кабинет. Стол, компьютер, бумаги. Оставил ли что-нибудь свое Денис? Конечно нет. Аккуратный, обстоятельный, правильный мальчик. Все, что разбросано по столу и засунуто в ящик, принадлежит Андрею.

План по пунктам, структурная блок-схема, наброски алгоритмов, листы, на которых он карандашом расписывал Денису основные задачи, пометки и выписки для себя… Несчастный учебник, на страницах которого оставлены записи.

Кажется, все.

Андрей прижал к себе стопку бумаг и посмотрел на ножницы.

Нет, ненадежно.

Поддон из-под большого кактуса сойдет за фарфоровое блюдце.

Зажигалка…

Вспыхнул огонек.

На всякий случай Андрей отодвинулся подальше, стараясь скармливать жадному пламени по одному листу.

Штирлиц. Мистер Джон Ланкастер Пек. Отважный резидент и его сплошные ошибки.

Сейчас сработает датчик дыма, и он не успеет сделать главного.

Андрей опустился на пол и вытащил системник. Крышку долой, винчестер наружу, а шлейфы — варварски ножницами.

Из второго компьютера так же: все на пол. Что не снимается, то вырывается.

Уничтожить файлы легко, но нет времени.

Будем бить по железу.

Железом.

Хорошая штука — дырокол. Тяжелая и держать удобно. Три-четыре удара, — и с диска уже ничего никогда не считать.

Остался пустяк.

Каждый вечер Денис делал копии и убеждал Андрея, что прячет их в сейф. Но ключи от официального железного ящика есть у начальства, поэтому ничего он туда не помещал.

Рядом с сейфом стоит шкаф. Вот как раз там, среди мусора, и лежат резервные копии разных версий.

Диски дыроколом убиваются еще легче.

Андрей скрипел зубами, слушая жалобный хруст.

Хорошую вещь ломать неприятно. Вещь, в которую вложил свои силы, — тем более. Вещь, предназначенную для спасения людей, уничтожать невозможно, невыносимо трудно.

Разрывается сердце, не хватает дыхания, сушит тело изматывающая жажда, раскалывается в отчаянии голова.

Зато руки действуют предательски ловко, методично уничтожая последние следы, дробя, кроша обломки. Чьи это навыки? Уже неважно.

Подобно чудовищу Виктора Франкенштейна, Андрей окончательно ощутил себя цельным существом. И это создание, собранное из чужих эссенций, четко представляло, что ему необходимо сделать.

Сева не знал, насколько результативным окажется уничтожение файлов.

Кусочков воспоминаний Стаса хватало на то, чтобы понять: из прибора программу уже не выцарапать. Прошитая намертво, она не подлежала копированию, архитектура платы не позволяет.

Использовать прибор для диагностики можно: тестирование прошло успешно, все работает без сбоев.

Доработать его для лечения нельзя.

Чуть не забыл самое главное. Злополучная флешка!

Андрей достал маленький брусочек из кармана и бросил его в пламя.

Ш-ш-ш-ш.

Чпок.

Что-то не так. Звук, как будто флешка шлепнулась во что-то мягкое и вязкое.

Он подошел поближе.

Поддон из-под кактуса прогорел в центре, и темная лужица пластмассы пылала издевающимися ярко-синими огоньками, растекаясь и заглатывая поверхность компьютерного стола.

Андрей в недоумении выругался.

Горящая глина?

Или…

Черт, у них же тут все на продуктах нефти!

Это дурацкий пластик.

Ну правильно, он же сам только что собирался сжечь флешку.

Значит, горит.

Андрей дернулся было потушить, но сунуть в огонь руки не решился.

Притащить сюда воду из кулера?

Он открыл дверь в кабинет, и легкий сквознячок с азартом принялся за работу.

Задымило так, что проснулся и вспомнил о своих обязанностях датчик.

Андрей выскочил в коридор и остановился в нерешительности.

Звать на помощь? А что он им скажет? Да и будут ли разговаривать с завтрашним мертвецом, на которого и пули-то жалко тратить. Запрут в комнате без воды — и все.

Но пожар, люди…

Как бы поступил правильный и ответственный администратор эссенциалии?

А честный и хороший парень Стас?

А выдуманный сетевой ловелас?

А Андрей? Человек, который только недавно обрел себя и очень хочет жить и не может навредить людям, потому что помнит постулаты, прошитые в голове покрепче любой программы.

Андрей быстро, но спокойно вернулся в приемную, налил себе стакан холодной воды и вновь улыбнулся Лене:

— Никого нет… Пойду я, пожалуй.

Лена распахнула изумительные голубые глаза (цветные линзы — Как удобно, если б они еще не портили паутину):

— Можете подождать здесь. Я вам телевизор включу. А хотите, — она перегнулась через стойку и доверительно прошептала, — я вам кофе сделаю?

Загар уходил далеко вниз по нежной коже. Ни одной белой полоски от лямки или самого бюстгальтера.

Нет, не красиво это, а опасно. Но времени объяснять ей — нет ни минуты.

— Спасибо, я пойду.

На Ленином лице явно читалось огорчение.

Между тем запах паленого добрался и до приемной.

На стенах заморгали красные лампочки.

— Что это? — спросила девушка.

— Пожар, — твердо сказал Андрей. — Звоните, так надежней будет.

Лена послушно потянулась к трубке, соединяясь с охранниками.

Хорошая девушка, ни паники, ни глупостей. Сначала вызвать — потом выяснять.

— Я машину на подземной парковке оставил. Как отсюда быстрее попасть?

— Отсюда направо вторая лестница, вниз, но не до конца, а до указателя «кинозал», там через фойе мимо стенда и на улицу.

Такой же шепот, как и «про кофе», но все четко и по делу, с поясняющей жестикуляцией, не отрываясь от трубки, без глупых вопросов.

— Не носите цветные линзы, Леночка, — не выдержал Андрей, — мир немного искажается, а мозг не прощает обмана зрения. Это миниатюрные узлы в… Это вредно.

Он поспешил в указанном ею направлении, но все-таки услышал Ленино «спасибо», по тону выделяющееся из ее встревоженной, но убедительной речи в телефонную трубку.

* * *

Погоня обнаружилась уже на самой территории парковки.

— Стоять!

— Стой, гад!

— Юрик, загоняй его слева!

Трое охранников. Это много для одного человека.

Можно бежать быстрее, хоть тело и просит остановиться, выпить ведро воды и прилечь.

Можно петлять и прятаться между цветными боками спящих автомобилей, но те, кто позади, легко предугадывают его движение. Их трое, они опытные.

И они с пистолетами.

Можно упасть плашмя и заползти под большого черного монстра, попросить его укрыть от погони своей тенью…

Но любому преследователю заметить прекращение движения, присесть и выстрелить под днищами еще проще.

Значит, остается только бег.

Почти безнадежный, утомительный, трудный, жестокий бег.

Тут стена, а в том ряду — свет.

Выход наружу?

Да, винтовой подъем, еще и с лежачими полицейскими. Как же трудно переставлять через них ноги! Всего несколько сантиметров выше, а чуть не упал, потому что пришлось прикладывать дополнительное усилие.

И поворот по дуге, а это длиннее и бежать дольше, зато пули бьют в стенку.

Успел.

Два выстрела мимо.

Если добежать до следующего витка раньше, чем погоня достигнет предыдущего, то они снова не смогут попасть.

Но они бегут быстрее.

И у них пистолеты.

И как же гулко и звонко они стреляют!

Может быть, уже вывернули из-за поворота, может быть, уже и попали, все равно.

Больно, трудно и хочется пить.

Машина оставлена на стоянке перед главным входом, надо завернуть за угол, пробраться мимо окон, да еще и под прицелом.

Откуда организм берет силы? Почему еще переставляются ноги?

Возможно, им помогает внезапная тишина. На улице не стреляют.

Вот оно, убежище! Теперь внутрь, в салон. Зажигание. Поедем не прогретые? Конечно. Умница.

Прыгаем с тротуара, через две сплошные налево и уходим.

Андрей включил кондиционер и откинулся на спинку. Можно чуть-чуть передохнуть. Кто там позади скрипит шинами, гудит и светит прямо в зад?

До них нет никакого дела. Перестали стрелять — и хорошо. Не видим их и не слышим.

Андрей поймал себя на том, что разговаривает с машиной, внезапно ставшей близким другом. Потому что отказывает тело? Потому что хочется пить?

Какой же сухой воздух. Запах нового пластика напоминает пожар в Конторе. Открыть окно? Наверное, будет еще хуже.

Звон в ушах, рябь в глазах, резь в груди. Да, паутина Андрея сейчас бы не прошла даже самый поверхностный профосмотр.

Почти ничего не видно впереди. Безумная скорость, почти пустое шоссе. Давно ли он покинул город? Где погоня?

Кто там показался из-за поворота? На чем они едут?

Или это просто люди?

Прижаться к обочине и пропустить их?

Сразу после моста и посторониться. Обязательно надо снизить скорость — люди ни в чем не виноваты, а его небось мотает из полосы в полосу, как полного придурка.

Красная спортивная машинка облетела его слева, равнодушно окатив волной ритмичной музыки.

Почему он теперь не может ехать быстрее? Почему останавливается? Что за дурацкий значок горит на панели?

Какой, на фиг, бензин?

Потеря сознания на долю секунды, толчок руля в грудь…

Прогретая ловушка, духовка, как же она сушит его! Немедленно покинуть.

Впереди лес, там деревья и тень, но надо перейти мост.

Передвигаться можно, только держась рукой за поручень.

Как же медленно…

— Остановись!

— Да стой же!

Совсем рядом. Когда успели подобраться? Один целится, один приближается. Красавцы в форме. Вызвали ментов, значит. Небось сытые, выбритые и надушенные. Андрей повернулся к поручню и схватился обеими руками.

Отдышаться? Нереально.

Лечь и сдохнуть. Назло им, пока не подошли.

— Смотри, как его шатает, не свалился бы!

— Или он прыгать собрался?

Перегнуться вперед, жадно хватая воздух, чувствуя, как покрытая ржавчиной железка холодит живот, пусть немного, но облегчая боль и спазмы. А внизу вода. Собрался прыгать?..

* * *

Прыжок!

Не страшно. Ласточкой вниз. Ветер свистит в ушах. Промчаться сквозь воздушный поток и разбить водяное зеркало. Нырнуть.

Волны смыкаются над головой.

Милицейская «десятка» стояла позади «Логана». Два представителя закона перегнулись через перила, посмотрели на темную воду и отошли обратно.

— Разбился? — озабоченно спросил молоденький лейтенант.

— Да утонул, ты че.

Второй достал из кармана пачку сигарет и, выхватив одну, попросил зажигалку. Лейтенант, не глядя, чиркнул кремнем.

— Утонул или сбежал? Район-то не наш, но… Я бы все-таки проверил на всякий случай, — задумчиво протянул он.

— Ну давай вдоль берега двинем, вдруг зацепился где, — согласился его напарник, затягиваясь. — Психованный какой-то. Сначала пожар устраивает, потом с моста сигает.

— Да мало ли придурков.

— Да вроде приличный, в костюме…

«Менты», не сговариваясь, подошли к «Рено».

— Вечно наши друзья из ЧОПа что-нибудь подбросят… «Задержите, будем благодарны, сами по городу за ним не поедем, как бы чего не так…» То ли и в самом деле нужен он им, то ли стремаются чего. Пробей-ка эту машинку, Серега, — задумчиво протянул милиционер с сигаретой.

 

ГЛАВА 9

Бросок

С утра громыхала гроза. Стекла в окошке не было, и дождь долетал прямо в камеру. Холодный такой. Осенний…

Появился Петер, облаченный в куртку и штаны.

А я уж думал, он врос в свою черную хламиду. Одежда очень напоминала армейскую камуфляжную форму, только вместо зелено-коричневых тонов преобладали серо-синие. Вроде у нашей милиции что-то похожее. На груди справа и на левом рукаве красовалась эмблема: готическая буква «Т».

Интересно, куда это он собрался.

На завтрак Петер принес мне кашу — овсянку — и жуткую травяную хренотень в металлическом стакане. То и другое — гадость, но я проголодался, как слон.

— Пей, не морщись. Полезно. Женьшень, мелисса, зверобой, лимонник, эвкалипт, — выпалил Онищук скороговоркой.

Опять эвкалипт! Я принюхался: отвар источал еле уловимый запах.

— Почему у ваших эвкалиптов кора в клеточку? — буркнул я.

— В какую клеточку?! А! Да это гибриды переходной зоны. У вас вместе с аквапарком и метро полосатых дубов не выросло? Или фиолетовых берез?

— Нет!

— Ты пей, пей, не отравишься.

— Зачем это?

Странная смесь. Я хоть и не врач, но знаю, что женьшень вроде тонизирует. А мелисса — наоборот, успокаивает. Ее моя мама пьет на ночь.

— Баланс-чай. Предстоит трудный день.

В этот момент вошел Крыса, тоже в форме. Под мышкой он тащил такой же камуфляжный жилет, в руках держал два новых браслета — широких, без цепей и скобок.

Не успел я охнуть, как Петер быстрым движением разомкнул кандалы на запястьях, и груда металлолома брякнулась на пол. Какое наслаждение я испытал, потирая освобожденные руки! Это поймет лишь тот, кому довелось побывать в моей шкуре. Крыса быстро освободил мне ноги, и я будто заново родился.

Но радость продолжалась недолго. Онищук взял у Крысы новый браслет и бросил мне. Я на лету поймал его.

— Надевай манжету. На правую руку.

Металлическое кольцо легко растянулось, пропустив кисть, а потом сомкнулось чуть выше запястья. Как раз над красноватой полоской кожи. Почти не давило — ощущалось как тесный рукав.

Вторую манжету Петер нацепил себе на левую руку и встал напротив меня.

— Смотри.

Он стал медленно поднимать руку с кольцом вверх. Когда она поднялась над головой, я ощутил покалывание под своим браслетом. Петер сделал шаг назад. Какая-то сила потянула мою правую руку вверх. Онищук отошел еще на шаг — руку будто подбросило, она поднялась над моей головой.

— Попробуй опустить руку.

Я попытался и ощутил сопротивление. Похоже на… что же это напоминает? Что-то из физики…

— Понял? Бесконтактные наручники: поле.

— Электромагнитное, что ли?

— Практически. Диапазон достаточный для нормального маневрирования, но далеко не отходи. В случае опасности держись четко позади меня. Все ясно?

Опасности?!

— Какой опасности?

Тем временем подошел безмолвный Крыса и принялся надевать на меня жилет — довольно плотный и тяжелый. Мне не приходилось раньше носить бронежилеты, но, ручаюсь, это он и был.

— Мы куда вообще?

— Скажем так. Мы идем за Всеволодом. Ты идешь с нами.

— Откуда такое доверие? — удивился я. Только что преступником считали — и вдруг на операцию берут, хоть и в браслетах.

— Во-первых, ты один знаешь его в лицо.

— А фотография?

— Да что фотография! А во-вторых… ну, тебе Главный лучше объяснит. Ты только там на месте ничего не спрашивай, не мешайся. Если надо, тебе все скажут.

Сплошная таинственность. Хотя, может, так и надо. Я не специалист.

Мы покинули камеру, знакомыми коридорами прошли к выходу и оказались во дворе. Дождь хлестал как из ведра, и мы припустили бегом к моторке. Там уже находился Артур и еще один незнакомый трибунальщик. Оба в такой же форме. Прямо спецназ… А только что средневековой инквизицией прикидывались. Интересно посмотреть на Первого в камуфляже. Оружия вот только у них не вижу. Впрочем, в моторке стоит подозрительный продолговатый ящик.

Крыса опустил тент, Онищук завел двигатель, и лодка отчалила. Никто не разговаривал, да и мне не хотелось влезать: передалось общее напряжение.

Мне показалось, что путешествие на этот раз было гораздо более коротким. Возле знакомого здания полиции дожидались два автобуса с такими же эмблемами «Т» на бело-синих боках. Мы сели в один из них, где находились Первый — в жилете, как у меня, — еще два серьезных мэна, одного из них я видел на допросе, и несколько молодых парней, тоже в жилетах.

В другой автобус запрыгивали бравые ребята в форме, как у трибунальщиков, но только в шлемах с прорезями для глаз. Точно спецотряд. У этих было оружие — короткие автоматы. Ох ты, как все круто…

Хорошо, что только наручники, а не ошейник. Я мог крутить головой и хоть что-то разглядывать. Ребятки действовали слаженно, я даже засмотрелся. Что-то продолговатое они уже спрятали, первый автобус тронулся, я вытянул шею и… Больше любопытствовать мне не дали — мягкая черная тряпочка на глазах быстро заслонила весь мир.

— Сиди тихо, — прошептал Петер мне почти в самое ухо.

— Я чувствую себя беспомощным.

— Ты в безопасности. И лучше тебе ничего не видеть…

— Что в ящике?

— И не спрашивать…

— А оно громко бабахнет?

Даже сквозь повязку я «видел», что Петер на полном серьезе рассматривает мои уши.

— Нет, не оглохнешь, — пробормотал он, — так сиди.

Автобус мягко тряхнуло, ориентацию в пространстве я почти потерял.

Подъем, снова подъем — довольно крутой, и спуск вниз, по брусчатой дорожке, с подпрыгиванием и набиванием синяков. Иногда автобус шуршал по мелким камешкам, иногда мягко катил по утрамбованному песку, но потом вновь начинались валуны, и меня начинало подбрасывать. Спускались по спирали, дождь стучал в стекла. Это ощущение: вниз и по кругу, да еще по кочкам, было не то что неприятным… Ненормальным.

— Как будто на северных оленях едем, — проворчал я.

— Рога только подобрать придется, — неожиданно резко сказал Петер. — Держись!

Чьи рога, куда подобрать — я не понял. Мысленно я уже нарисовал впряженных в наш автобус оленей со «схлопнутыми» перед узким местом рогами.

— Держись! — тупо повторил Петер, складывая при этом меня пополам. Я уткнулся носом в колени и попытался выполнить приказ: ухватиться за что-то.

Бесполезно.

Нас тряхнуло еще раз, а потом автобус страшно заскрипел.

Завизжали дверцы, застонали бока, с ужасом разбежались лопнувшие стекла.

— Ногу подтяни, дурак! — вдруг заорал Онищук.

Я и так уже принял позу эмбриона, но левую ногу подтянул под сиденье.

И слева же вдруг потянуло свежим ветром.

А потом и справа. И подуло в уши. И стали громче все звуки. И… Все остановилось.

— Вольдемар — ас, — уважительно протянул кто-то сзади. — Посадил все-таки машину.

Остальные захлопали.

— Как второй автобус? — узнал я голос Циферблата. Почти без выражения, с требовательной скукой. Но с завязанными глазами все эмоции проявляются заметнее. Явно слышу, психует он. Что-то идет не так… Все идет не так. Я ль тому виной?

— Сплющило в жестяной лист, — это Главный. — Хорошо, Иохан сообразил команду «Прыгать» дать. Сейчас докладывает, что без жертв.

Дальше говорили приглушенно: «складка коллатерали», «могло всех размазать», «Вольдемар по оси тоннеля шел, сначала вверх понесло, потом сдержал и на посадке», «силен мужик». «Нет, опыт!»

И все стихло.

— Они куда? — спросил я.

Петер молчал. Судя по возне и мелодичному звяканью, пытался снять с себя браслет.

Ушел.

Что там за звуки? Выстрелы, никак? Что все свалили — и так понятно. А я тут сижу!

Я вытянул в сторону руку, но поймал лишь воздух. Стенки-то у автобуса нет!

Попробовать снять повязку?

Узел крепкий, но стянуть, стащить…

Уф, еле удалось. Я на миг зажмурился — непривычно светло, да еще и дует с обеих сторон, сижу, как в трубе.

Попробовал встать — закололо руку.

Второй браслет! Куда Петер прицепил его?

Я наклонился к переднему сиденью — колоть перестало.

Вот и браслет. Закреплен на ручке, составляющей одно целое со спинкой пассажирского сиденья. Сиденье пластиковое, в верхней части спинки — специальная прорезь, чтобы можно было ухватиться. На этой верхней дуге спинки, предназначенной для стоящего пассажира, и красовалась вторая побрякушка.

Не понимаю, как Петер ухитрился надеть ее сюда? Кольцо сплошное, ключом не откроешь. Растягивается — да, но не размыкается же! Или как-то размыкается?

Я пытался раскрыть манжету и так и сяк, тянул во все стороны, даже сжимал! Эффекта никакого.

Как бы ее содрать…

Расплавить или размягчить пластиковую спинку, освобождая кольцо? Нет, нос обожгу.

Я похлопал себя второй рукой по карманам — тьфу, да и нет у меня зажигалки.

Как же сидеть неудобно. Откидываюсь назад — начинает щемить руку.

Положил ладонь на злополучное кресло — не болит, зато начинает затекать, неудобная поза. Но безопасная. И вообще — нечего ворчать, можно представить, что я держусь за эту ручку во время движения.

А представить трудно — автобус стоит, а стенок нет. Карусель в парке аттракционов.

Вместо машинок и корабликов — пластиковые сиденья.

Может быть, просто отбить эту спинку? Кресло впаяно в несущие металлические опоры, можно попробовать треснуть посильнее. И я выйду из автобуса, гордо неся перед собой эту спинку. Или зажать ее локотком, как мольберт… Забавное будет зрелище.

Но для начала надо ее отбить.

Хватит ли сил?

Я попробовал ее ощупать, вдруг где полая, туда и вдарю…

Пальцы проскользнули в трещину.

Ага, как бы нежно ни сажал Вольдемар автобус, а хлипкие сиденьица не выдержали, покоцались немного.

Я откинулся назад, отклонившись к проходу, насколько позволяла боль в руке, и ударил ногой по спинке, по краю щели.

Ручка, на которой висел браслет, раскололась. По этой трещине я потихоньку браслет и протащил.

Положил его в карман. Пригодится.

Повезло с трещиной, сам бы я справиться не смог.

Петер был уверен в надежности конструкции и не сомневался, что я тут тихо буду сидеть.

А я и буду тихо. Что мне, больше всех надо? Мне б найти Светку — и домой. А лезть и смотреть на драку… Не малолетний же я пацан. Там и шальная пуля задеть может. И осколок. Чего-нибудь.

Лучше сидеть в микроавтобусе без боковых стенок, который покачивается вперед-назад на чем-то неустойчивом.

Что там у нас такое? Сложенный, как карточный домик, компьютерный стол.

А сам автобус стоит носом на ковролине офиса. Такую красоту только Шварц и Джеки Чан проделывают. Чтоб на любом транспортном средстве — вжих — и на первый этаж конторы. Нет, Конторы. Так и произносить: после паузы и с придыханием, чтобы все понимали, что Контора — с большой буквы.

Здесь на одном из уцелевших кресел и посижу, зачем мне глубже?

* * *

Забавное занятие — красться по коридору незнакомого здания. Мимо стеклянных стенок, мимо закрытых дверей, вперед, на приглушенный звук ругани и вспышки ярко-зеленого света. Ощущение, как в компьютерной игрушке. Вокруг происходит что-то опасное, а не страшно.

Лишь странные стоны.

Раненый лежал перед раскрытой дверью в большой зал. Я приподнял беднягу и прислонил к стене. Тот внимательно посмотрел мне в глаза и потянулся рукой во внутренний карман пиджака.

А парень-то не в камуфляже…

Я отпрыгнул, спрятался за опорную колонну. Не переставая стонать, он вытащил нехилую пушку и попытался направить ее в мою сторону, но не удержал и обессиленно выронил.

Я перешагнул через него и пошел вперед.

Первый зал пуст, второй — пуст, но оттуда хорошо было видно и слышно, что творится в третьем…

Я не люблю боевики. Они тупые и кровавые. И рассчитаны на неприхотливого зрителя, которому, кроме спецэффектов, ничего не надо.

В третьем зале грохали выстрелы. Бегали люди — наши, пятнистые, и ихние, в черном — охрана. Боже мой, это кого я уже считаю нашими?! Со звоном разлетались огромные аквариумы, на дорожку выплескивались водопады, вместе с рыбками, водорослями, ракушками… Все это трепыхалось прямо на полу.

Работники Конторы, люди, судя по всему, штатские, — испуганно скучились под столами.

Кто-то из стрелявших, вскрикнув, упал.

Внезапно грохот и беготня прекратились. Трибунальщики скрутили нескольких охранников и поволокли в соседнее помещение. Между рядами столов сновали серые тени: наш спецотряд методично обследовал шкафы, ящики и полки с личными вещами. Легко и грациозно, закинув оружие за спину.

Я стоял, не в силах двинуться с места.

Неожиданно рядом оказался Петер.

— Ну чего ты приперся? — сказал он с какой-то отрешенной интонацией. — А если бы зацепили?

Артура не было видно, как и Первого.

Да цел я, цел, и не потерял ничего.

Оставил в развалюхе пристегнутым, а теперь волнуется.

Петер вдруг посмотрел на меня заинтересованно.

— Пошли с нами, будешь представителем…

— Чего?

Петер кивнул высокому парню в черной маске и взмахнул рукой, словно ковшом экскаватора, собирающегося зачерпнуть невидимый грунт.

Парень обернулся и повторил жест. Ребята в камуфляже перегруппировались: несколько человек остались в зале, а четверо, включая высокого, ухватили за ручки тот странный предмет, который давно уже меня нервировал.

— Так что представлять-то надо?

— Мир ваш, рай бензиновый, — отмахнулся Петер. — Слышал про такое правило: «без представителя не вскрывать»?

Стало совсем неуютно…

— Кого не вскрывать? — почти прошептал я.

— Тьфу ты, пропасть! Да не «кого», а дверь. Без представителя наши действия будут считаться взломом.

Я хорош, хорош…

Вспомнились старые итальянские комедии, в которых герои таскали с собой старичка на инвалидной коляске. То бумаги подписать, то главного злодея опознать… Только у старичка в коляске был спрятан автомат да еще пара гранат — под пледом. Ну я тоже экзотично смотрюсь, все в камуфляже, а я в джинсах.

Так, организованной компанией, спустились мы в подвал по лестнице, да по пандусу, да еще за угол…

Вот умники, кто так прячет? У нас на фирме начальник кухню среди рабочих кабинетов прятал, так ни в жизнь не найти.

А тут чуть ли не стрелочки висят: тайник внизу.

Во-первых, выход на эту лестницу с кодовым замком, а остальные вообще не заперты.

Во-вторых, сама дверь в подвальное помещение «космическая» серебристая, щелей нет, сверху лампочки, с двух сторон камеры наблюдения. И мерцание перед ней еле заметное. Не знаю, что за поле, но соваться не рискнул бы.

Двое бойцов к ней подбежали, встали слева и справа, полупригнувшись…

Третий напротив, с маленькой коробкой в руках.

— Раз-два, гаси!

Легкая вспышка, в воздухе разлетелись серебряные «медузы», марево исчезло.

Бойцы подпрыгнули, сноровисто похватали «медуз» и запихнули их в коробку.

На тему «Охотников за привидениями» я зубоскалить не стал, не смешно. Руки у бойцов в блестящих перчатках, не сомневаюсь, что твари эти ядовитые. Одна из них полетела в нашу сторону, и Петер, не церемонясь, пригнул мою голову.

— Химия?

— «Бабочкина ртуть». Вещество, не имеющее состояния. Не твердое, не жидкое, не газ… Яд, растворяющий биомассу. Многие считают, что оно само живое. Использование запрещено, вывоз и вынос невозможен. — Из-за моей спины вышел Артур. Говорил спокойно — хорошо владел собой.

— Однако ж вынесли и вырастили, — нахмурился Петер.

— Они ответят за все, а за «Бабочек» отдельно. — Еще один тихий и нетерпеливый голос. Первый.

Я тоже выпрямился и выпятил грудь. За компанию.

Петер еле сдерживается, хоть по лицу эмоций не начитаешься.

Крыса злорадствует.

Циферблат затаился, но видно, готов весь мир скомкать, чтобы увидеть, уничтожить то, что за дверью…

Артур спокоен. Но так спокоен, что хочется держаться от него подальше. Это мнимое затишье.

И все почти не дышат.

Черный параллелепипед поставили перед дверью, двое в камуфляже снимают с него чехол.

Ровное гудение, жужжание, жужжание с визгом и писком, выше, выше…

Хоть уши зажимай! Вот-вот отвалятся…

Из стены вокруг двери аккуратно попадали кирпичики. Прямо к нашим ногам. Какие-то близко, какие-то долетели почти до пандуса. Как в сказке про козла и забор вокруг огорода: дверь на месте, а стены нет.

— Давайте сюда господина Латушкина, — проговорил Первый. — Пусть проходит внутрь, следом Пелганен, потом Онищук. Там передадите ему протокол, пусть подпишет и отойдет в угол. А вы приступите к осмотру. Артур будет диктовать, а Петер писать.

Меня подтолкнули в спину.

Пыль еще висит, не видно ничего. Не споткнуться бы…

— Может быть, стоит включить вентилятор? — спросил кто-то из трибунальщиков.

— Микроклимат нарушим, — вздохнул Первый. — Пусть идут осторожно.

Да, спасибо, хороший совет. Я чуть было не ударился о черный параллелепипед. Интересоваться, выключили они свою жужжалку или нет, не стал. Лучше мне не знать, а аккуратненько обойти ее справа…

Переступить через обломки стены, не чихнуть, не чихнуть, как же чешется нос, Ап… Ап… Ап…

Резкий тычок в спину.

— Не вздумай! — Артур хладнокровен, но безжалостен.

Чихать расхотелось, видно, выбил пыль обратно.

— Подпиши.

Бумага и перо в руках, что там подписывал — не знаю. Возможно, приказ на самоликвидацию, но в тот момент мне хотелось только одного: скорей, скорей на воздух!

Я едва успел разглядеть агрегат, напоминающий то ли компьютер, то ли аппарат УЗИ.

— Время: тринадцать пятнадцать. Начало осмотра. В комнате находится неизвестный предмет цифровой техники, состоящий из… — Артур проследовал в центр комнаты.

— Не трогай ничего, паленый феникс!

Артур дернулся. Я не поверил своим глазам: этот хладнокровный трибун может чего-то испугаться?

Он обернулся и посмотрел на толстого человечка, скатившегося по пандусу вниз.

— Да, я тебе говорю! Не трожь! И вообще — убирайся! И все убирайтесь, что за самоуправство. Тонкими вещами мы здесь занимаемся, не для носителей вязанок дров и поджигателей…

— Простите, господин Лебедев, но мы должны разобраться с этим предметом, — твердо сказал Первый.

— Не прикасайтесь! Сейчас я подойду и сам включу, вы можете его испортить!

Он засуетился, проскочил по кирпичам к стене и неловко задел ящик со стеносносом. Попал прямо ногой в петлю провода, как заяц в капкан. И полетел на пол.

А длинное жужжащее орудие, напротив, поднялось.

И само застрекотало.

— Бежим! — крикнул кто-то из бойцов.

Орудие было направлено почти вертикально вверх.

В потолок, который тоже кирпичный. Прямо над Главным дознавателем.

Я понял, что сейчас произойдет, и прыгнул к Артуру.

Едва успел оттолкнуть его. Не устояв на ногах, он рухнул на пол. Я упал сверху и закрыл голову руками…

С потолка полетели кирпичи. На нас, на Лебедева, на Первого, на Крысу…

Я был уверен, что выжили в этом кирпичепаде только мы двое.

* * *

— Станислав, ты меня слышишь? Можешь двигаться? — голос Онищука прозвучал над самым ухом. — Отпусти Артура, разожми кулаки, вот так…

Я послушно встал.

Посреди помещения высилась огромная гора битого кирпича.

Онищук присел рядом с Артуром и бережно приподнял его голову.

— Ничем тебя не возьмешь, ни огнем, ни кирпичом, — с облегчением засмеялся он и добавил уже мне: — Спасибо!

Артур открыл глаза и перевел взгляд с Петера на меня.

— Живы? Кто?..

— Ребята отскочили. Там остались Крыса и…

— …и Первый?

В голосе Артура прозвучало столько боли, что я вдруг понял, как эти люди привязаны друг к другу.

— Сейчас разберут завал, но он стоял в самом центре… Встанешь?

Артур поднялся на ноги, застонав.

— Задело немного. Что же они медлят? Если еще можно успеть…

— Вряд ли…

Трибунальщики быстро разгребали кирпичи.

Дальний край кирпичной кучи зашевелился, мелкие осколки поползли вниз, и мы услышали ядреное чертыханье.

Из горы показались ноги и край черной накидки. Крыса.

— Алекс, осторожно! — Петер бросился к нему.

— Подержите дверь, — прокряхтел Крыса. — Там этот еще… Ругается, гад.

Я тоже подскочил к ним и ухватился за край сорванной двери. Под ней, как под крышкой подвала, осталось свободное пространство. Оттуда уже выбрался Алекс-Крыса, а следом тащился Лебедев.

Матерился и в самом деле отчаянно. Причем направленно: в адрес Циферблата в основном, но и Пелганену досталось.

— Вы за все ответите, за все! Маньяки! Инквизиторы! Дремучие дикари!

Дверь сдвинули, Крыса схватил Лебедева за шиворот и потащил. Откуда только силы взялись?

Тот с гневом стряхнул руки спасателя.

— Отпусти, придурок. Я сам. Черт, мои ноги! Дай руку! Да не ты, тьфу, вон ты, да, чего смотришь? Тоже рад? Вместе с этими? За сколько они тебя купили? Или ты тоже «за идею»? — последние два слова были произнесены на редкость мерзким тоном.

Бешеные глаза, искривленные в гневе губы, обрюзгшее лицо в крупных складках. И безвольная потная рука. Даже прикасаться не хочется. Онищук с Крысой нацепили на Лебедева мои браслеты и оттащили его в сторону.

…Первый лежал под завалом.

Его вытащили из-под битого кирпича, стряхнули с лица пыль, Артур бросился к нему, пытаясь что-то сделать…

— Оставь… — Петер положил ему руку на плечо. — Максу уже не до нас. Первый судья теперь ты.

Он тяжело вздохнул и отошел.

Артур все держал Циферблата за руку…

— Здесь скоро будет милиция из «бензинового рая», — злорадно заметил Лебедев. — Они за ваше самоуправство быстро расквитаются.

— Заткнись, гад! — рявкнул всегда такой спокойный Онищук. — А то хребет перебью!

И в этот же миг помещение вновь наполнилось людьми.

Артур очнулся и кое-как встал на ноги.

— Продолжайте осмотр, — скомандовал он. — Этого — уведите. К нам.

Говорил он достаточно спокойно, но я представил, сколько скрывается под этим «к нам».

К нам — в Лабиринт.

К нам — в Трибунал.

К нам — в подземелье.

К нам — на суд.

К нам — за расплатой.

Не хотел бы я оказаться на месте Лебедева…

— Что его ждет? — потихоньку спросил я Петера.

— Циферблат бы портировал. А Артур в живых оставит. Займет «общественно полезным» трудом, — сплюнул Петер.

— …Группа тоже может возвращаться. Оставьте двоих людей на поиски Дэна Щемелинского и двоих для Всеволода Сергиенко. Онищук — проследи, чтобы у шефа… — у Артура снова предательски дрогнул голос. — Была достойная дорога до дома. Алекс — отправляешься назад с группой, отвечаешь за доставку Лебедева. Станислав, а ты… свободен.

* * *

Свободен я, как же.

Убитый горем Артур — честное слово, не шучу — не сообразил сразу, что два, даже четыре человека в чужом мире не найдут абсолютно ничего. Их навороченная поисковая система у нас не работала.

Конечно, я никуда не пошел. Андрей ведь неизвестно где, и я за него волнуюсь, черт возьми.

А тут еще местная секретарша Лена добавила шороху. Узнав, что мы ищем парня по имени Андрей, работавшего в Конторе, она рассказала мне совершенно экшеновую историю. Оказывается, Андрюха за какой-нибудь час до нашего прихода устроил тут грандиозный пожар. Ностальгия по кострам замучила, что ли? Прибор хотел сжечь, не иначе. Вызывали МЧС, ментов, короче говоря — творилось тут нечто неописуемое. И как только мы с ними не столкнулись! Сам Андрюха сбежал на машине, и Лена ему в этом помогла.

Джеймс Бонд, мать его…

Я поделился этой историей только с Артуром. Мало ли чем все закончится, зачем зря будоражить людей.

Уговорил бывшего шофера Лебедева — Колю — помочь, и на квартиру к Андрею мы на всякий случай сгоняли. Трибунальский спец даже осторожно вскрыл замок. Естественно — никого.

Ну и где теперь искать? В милиции? В канаве? По дорогам страны? Мобильник, конечно, не отвечает, знакомых тут у него нет…

Надо было что-то придумать, но в голову ничего не лезло. На Артура лучше вообще не смотреть, выглядит измученным и как будто постарел лет на десять.

…А вот Дениса Щемелинского нашли очень быстро. В морге судмедэкспертизы. На опознание ездили втроем — Эдуард, Петер и я, как местный. Не знаю, как они там договаривались о выдаче тела. Как вообще можно решать такие вопросы с представителями других миров? Но как-то все устроилось, меня не посвятили.

Несчастливый выдался день. Вернее, вечер, почти уже ночь.

Проход между мирами зиял открытым. Перегородку мы повредили, еще когда приземлялись, а взрыв снес ее окончательно. Народ на той стороне просто разбежался, хорошо, что не задели никого.

Циферблата унесли, группа, приведя здесь все в относительный порядок, отправилась восвояси.

Портальщики с разрешения Артура забрали прибор, чтобы провести у себя в институте полный анализ. Раненых охранников отправили к эссенциалистам, часть служащих Конторы арестовали, остальных отпустили по домам. Эдуард уехал заниматься похоронами, и только мы втроем — Артур, Петер и я — сидели в Конторе и куковали, ломая головы, что делать дальше. Петер специальной штуковиной зарядил мне аккумулятор в мобильнике, и я догадался позвонить Светиным родным, сообщив, что все в порядке и завтра дочь, сестра и мать вернется домой. Подумав, я спросил: как там Катя. «Спит», — удивилась Светина мама.

Ребенок на месте, мир все тот же. Значит ли это, что мы еще когда-нибудь увидим Андрея?

Ночь все тянулась, пока тишину не разорвал телефонный звонок…

 

ГЛАВА 10

Стечение обстоятельств

Андрей плыл какое-то время под водой. Когда воздуха не хватало, выныривал, делал очередной вдох и вновь погружался. Наконец совершенно обессиленный нащупал ногами дно. Бредя по шею, потом по грудь, по пояс, по колено, заковылял через камыши к высокому берегу.

Недалеко от воды, с тремя палатками, гитарой и костром — все, как положено туристам, — расположилась молодежь. Две девушки и шестеро парней, двое из которых — совсем юные подростки. Появления Андрея прямо из реки в прилипшей к телу набухшей одежде восприняли неоднозначно.

— Ой, блин, гляньте, хрен какой тащится! — заверещал стриженный чуть не наголо очкастый мальчишка, тыча пальцем в сторону пришельца.

— Обдолбанный небось, — подхватил парень с гитарой.

— Да вы что, ребята, может, ему помощь нужна! — забеспокоилась одна из девушек, платиновая блондинка, вытягивая шею.

— Может, ты и займешься? — с подозрением спросил ее кавалер, швырнув в кучу мусора банку из-под пива.

Андрей с трудом вылез на берег и подошел к костру.

— Ребята, извините. Мне только обсохнуть. Не помешаю?

Он присел у огня, протягивая руки.

— Вроде не «нарик», — пробурчал любитель пива.

— Да снимай все, девчонки отвернутся, — миролюбиво предложил гитарист.

Секунду подумав, эссенс стал расстегивать рубашку.

— Андрей? — вдруг неуверенно окликнула его девушка, та самая, которая хотела помочь.

— Да… Мы знакомы?

Эссенс перевел взгляд на девчонку, силясь припомнить. Голова очень кружилась.

— Я Вера. Помните, в парке? Вы еще с другом были и с братками дрались.

Все посмотрели на Андрея с любопытством, и только спутник Веры — с неприязнью.

— А… да, да. А вы там…

— Гуляла! — поспешно закончила Вера. Ее тогдашнего увлечения не было среди собравшихся.

Андрей стянул мокрую рубашку и повесил на нижнюю ветку ближайшего дерева.

— Что ты в реке-то делал, орел? — со все возрастающим подозрением спросил новый кавалер Веры.

— Не поверите, — усмехнулся эссенс, усаживаясь к костру. — От милиции убегал.

— Ы-ы-ы!

— Что, правда? — понеслось со всех сторон.

— Не люблю ментов! — сквозь зубы процедил парень с гитарой.

— Я тоже… не очень, — улыбнулся Андрей.

— Да ты брюки-то сними, не стесняйся. Пацаны, притащите ему спальник… — кивнул гитарист подросткам. Те кинулись в палатку.

Андрей поднялся было, резко выпрямившись, но в этот момент силы окончательно оставили его, и он рухнул в нескольких сантиметрах от костра.

— Ох ты, блин, не было печали… — Музыкант бросил гитару и кинулся к упавшему.

— Бедняжка…

— Вот на нашу голову подарочек, — загалдели вокруг, окружая Андрея.

— Народ, гляньте! Менты! — крикнул один из пацанов, тащивших спальник.

Действительно, вдоль берега неторопливо двигалась бело-синяя «десятка».

— Не люблю ментов! — зло повторил гитарист. — Так. Давайте в палатку этого… Андрея. А ты, Верка, рядом ложись и обнимай его. Спальником только накройтесь.

— Да я… — начала было Вера, но ее никто не слушал. Авантюра всем понравилась, даже ее кавалеру. Эссенса поспешно перенесли в палатку, девушку втолкнули следом.

Когда подоспела милиция, картина была более чем безмятежная.

Вокруг уютного… мангала расположилась культурная молодежь.

Белобрысый парень бренчит на гитаре, еще четверо нестройно подвывают. Чуть в стороне к кусту жмется парочка. Мусор сложен в огромный непрозрачный пакет.

Идиллия.

— Я любил и ненавиде-ел… А теперь душа пуста-а-а! Все исчезло, не оставив и следа! — орали парни.

Очкастый мальчишка отбивал такт двумя деревяшками.

— Так, ребята, заканчиваем музыку! — стараясь казаться суровым, заявил младший мент. — Вы тут мужика не видели?

Гитара смолкла.

— Какого мужика? — За всех спросил кавалер Веры.

— Мокрого такого. Никто не подходил? — продолжил второй милиционер.

— Нет!

— Не-а!

— Не было никого! — на разные голоса затянули присутствующие.

— А в палатке кто? — спросил лейтенант больше для проформы. Он не верил, что они найдут беглеца.

— А там моя сестра с женихом! — не моргнув глазом ответил кавалер Веры.

— Попросите их подойти сюда! — потребовал второй мент.

— Э… ну… вы понимаете, момент несколько… неподходящий, — картинно развел руками «брат» Веры.

У палатки и в самом деле явственно подрагивали стены.

— Нашли время трахаться! — буркнул лейтенант, отворачиваясь.

— Да они же никому не мешают!

— И ничего не нарушают! — раздались голоса.

— А ну, документы! — рявкнул старший мент.

Молодежь с готовностью полезла в рюкзаки.

Все присутствующие оказались гражданами России и с московской регистрацией.

— Ладно, хрен с ними, пошли! — вздохнул старший.

Как только машина скрылась за деревьями, из палатки выскочила Вера.

— Уехали? Ф-фу-у! Я вся перетряслась!

— Да ладно! Небось нехило перетряслась! — заржали парни.

У Вериного кавалера звякнул мобильник. Он отошел посмотреть сообщение.

— Да ему плохо совсем! Повезу-ка я его домой! — говорила в это время девушка.

— Может, лучше в больницу? — с сомнением отозвался гитарист.

— Да он без документов, кто его примет…

— Ну «Скорая»-то возьмет…

— Нет, лучше ему в тепле полежать, в спокойной обстановке! — уверенно заявила блондинка.

— Помочь? Давай до «мерса» донесем, — неожиданно предложил ее вернувшийся парень. — Помогайте, ребята!

— Н-ну..

— Поможем, конечно… — обескураженно откликнулись несколько голосов.

Толпа ринулась в палатку. Андрея дружно подхватили и понесли к машине. Вера семенила следом.

И только когда «Мерседес» отъехал, гитарист многозначительно покрутил пальцем у виска:

— Женек! Ты че?!

Женек выхватил мобилу и яростно по ней застучал.

— Да у меня — жена! CMC прислала! Она с дитем сегодня из Анапы возвращается, я их встретить должен в аэропорту. А Верка мне голову заморочила, я и перепутал, думал, что завтра…

Он подхватил рюкзак и ринулся складывать палатку, бросив на ходу:

— Пока, ребята! Полетел я…

Остальные вернулись к мангалу.

— Давайте допоем, что ли? — предложил гитарист.

Все согласились.

Вновь зазвенели струны, а над рекой понеслось:

— И не знает боли в груди осколок льда-а-а…

* * *

По дороге Вера заехала на заправку.

Когда она выходила из машины, Андрей пришел в себя, спросив, где находится.

— У нас бензин кончился, я сейчас, — проворковала девушка, со смесью жалости и обожания глядя на эссенса.

— А… — сказал Андрей и снова уронил голову на спинку сиденья.

Наливая полный бак, Вера с беспокойством поглядывала на не подающего признаков жизни мужчину. Уж не поторопилась ли она? Может, прав был Юрик-гитарист, надо было отвезти Андрея в больницу и не мучиться?

На подъезде к городу попали в пробку.

— Ой, ну что такое! — захныкала Вера, отчаянно давя на клаксон.

— Чего сигналишь, дура! И так тошно! — заорали со всех сторон. Она обиженно надула губы и подняла стекло.

Выходные, ничего не поделаешь…

— И поговорить-то не с кем, просидишь в этой пробке до ночи! — упрекнула Вера Андрея. Он не услышал ее и не ответил.

— С мужем поссорилась, Лешка в командировке. Лучше б я с Женей осталась!

Вера заламывала руки, проклиная проблемы на дорогах и злую судьбу.

Пока ползли черепашьим шагом, — стемнело.

Андрей еще пару раз открывал глаза, бормоча что-то невразумительное.

В тот момент, когда спасительница почувствовала себя полностью несчастной, застрекотал сотовый.

Звонил уехавший на дачу муж.

Обрадованная Вера нажала кнопку.

— Да, Пашенька?

— Верунчик! Прости меня, а? Я был не прав. Все моя глупая ревность, но ты же знаешь, как я тебя люблю! Давай мириться!

— Да! Да! Давай! — почти закричала девушка с облегчением. — Я тебя тоже очень, очень люблю!

Слава богу! Не придется коротать вечер в одиночестве.

— Я сейчас приеду! — обрадовался Паша.

— Нет-нет! — испугалась Вера.

Надо было сначала решить проблему с Андреем.

Неизвестно, каким образом…

— Почему? — удивился муж.

— Я тут в пробке, Пашенька! Меня нет дома! Давай я сама приеду? Собственно, я уже еду! — застрекотала девушка, не давая мужу опомниться.

Наконец машины тронулись.

— Едешь? Ко мне? Да ты моя прелесть! — растаял Паша.

Вера ехала в противоположном направлении.

— Только тут очень-очень большая пробка! Встала, как проклятая! — продолжала кричать Вера, влетая в город на скорости сто километров в час.

— Ничего, дорогая. Я пока…

Связь прервалась.

Вера проехала развилку и остановилась у обочины.

Она перегнулась в промежуток между передними сиденьями, пытаясь растормошить эссенса.

— Андрей! Андрей, проснись! Ты где живешь?

Андрей лежал, как мертвый.

Вера задумалась.

…Тогда они подвозили Стаса. Где обитает Андрей, осталось неизвестным.

А Стас живет на улице Юности, в новой высотке…

Вера еще не приняла никакого решения, но ключ в зажигании уже повернула.

Выехала на центральный проспект, затем — на улицу Юности. Отвезти Андрея к Стасу проще, чем подвозить в больницу. Там не избежать объяснений.

Квартиру она, конечно, не знает. Знает лишь то, что Стас живет на последнем этаже.

Но в башне не меньше четырех квартир на площадке. На что она надеется?

Вот и дом. Вера завернула во двор, к самому подъезду.

Остановив автомобиль, вновь взглянула на Андрея.

Все глухо.

Она вышла из машины и задрала голову.

Вон он, последний двадцать третий этаж. Замок на входе, конечно, кодовый.

Время позднее, и вероятность, что кто-то выйдет или войдет, — призрачно мала.

«Думай, Вера, думай»! — энергично потирая виски, забормотала девушка.

Вспомнила! Стас говорил, что с балкончика видно новый город. Значит, две квартиры отпадают: из их окон четырнадцатый-двадцатый районы не увидишь…

Вера нерешительно подошла к двери.

«Квартиры 1 — 192», — прочитала она.

Разделить в уме сто девяносто два на двадцать три было делом нереальным. Пришлось действовать методом подбора, и «четыре» через несколько минут получилось.

— Значит, сто девяносто первую и сто девяносто вторую, без вида на новые районы, отметаем… Остаются две…

Вера отошла на несколько шагов и еще раз задрала голову.

Ну да, все правильно. У тех окна на правую сторону, а надо — на левую…

Если, конечно, расположение квартир по часовой стрелке. А то сейчас строят так, что…

И время — двенадцатый час. Люди ведь и спать могут.

Вера на секунду зажмурилась, потом решительно вернулась к подъезду и набрала «189». Она готовилась услышать долгие гудки, а потом сонное бормотание и отборную ругань.

«Если не получится, поеду в больницу», — вздохнула девушка. Времени мало, Паша опять начнет подозревать ее во всех смертных грехах…

— Да-а? — услышала она довольно бодрый мужской голос.

— Здравствуйте! Я ищу Стаса!

— Его дома нет, — заявил тот же голос.

Какая удача! Она угадала квартиру! С первого раза! Но что дальше?

Что делать?!

— Ой, мне он очень, очень нужен! Вы даже не представляете — как!

— А вы кто?

— А вы?

В домофоне хрюкнули.

— Его брат!

Вера на миг запнулась. Братья ведь могут и не знать всех приятелей друг друга.

— Понимаете, у меня тут… проблема. Тут его друг, в машине, Андрей. Вы знаете Андрея?

Домофон задумался.

— По-моему, нет. А что случилось-то?

Вера в отчаянии топнула ногой.

— Да разве сразу объяснишь…

— Поднимайтесь! — согласился брат, домофон запиликал. Вера потянула за ручку и проскользнула в подъезд.

Скоростной лифт быстро домчал ее на последний этаж. Дверь квартиры «189» была приоткрыта, из нее выглядывал молодой светловолосый парень в очках, весьма похожий на Стаса.

— Заходите…

Вера вошла в прихожую, здороваясь с высокой, довольно полненькой темноволосой девушкой.

— Понимаете, там внизу друг Стаса. Он без сознания и не может сказать, где живет. А мне домой надо, меня муж ждет…

Кирилл мало что понял из этой каши, кроме одного: Стас действительно не помешал бы.

— Сейчас я ему наберу, — прервал он Верины причитания, вынимая телефон. Все с надеждой ждали.

— Короткие гудки! Это уже что-то. Четверо суток был недоступен… Пошли посмотрим на этого Андрея.

Вера, Кирилл и девушка спустились во двор.

В машине, которую Вера даже не закрыла, все так же полулежал на заднем сиденье эссенс.

Кирилл распахнул дверцу и просунул голову в салон.

— Поджатый, что ли?

— Нет, он трезвый. Он… чуть не утонул. Я его не очень хорошо знаю, всего один раз видела со Стасом…

Стаса, впрочем, Вера видела ничуть не больше.

— Я бы его в больницу отвез. Сейчас еще раз попробую Стаса набрать…

Кирилл снова поколдовал с телефоном и через некоторое время уже орал в трубку:

— Ну где тебя носит, а? Да щас еще, очень надо мне волноваться. Тебя здесь девушка ждет и парень…

— Андрей, скажите, что — Андрей, — Вера прыгала вокруг, пытаясь крикнуть прямо в телефон.

— Да не знаю я его, Андрей какой-то… Андрей, да… Да чего ты орешь, кретин? Приезжай и забирай своего друга, ты где? А… Ну, давай, ждем. Сейчас будет, минут через пятнадцать…

Последнее было сказано уже Вере.

…Когда ровно через четырнадцать минут к подъезду подлетела зеленая «Мазда» одного из служащих Конторы, доставившая Стаса и Артура, Андрей был еще жив.

 

ГЛАВА 11

Рождение и смерть

…Мы привезли Андрюху в абсолютно бессознательном состоянии, я даже подумал — все, не успели. Не было ни пульса, ни дыхания, и Петер — я видел — открыл уже рот, чтобы сказать, что…

Но Артур заявил, что ему наплевать. Он — Как был, в камуфляже — уселся перед лежащим на полу Андреем в позу лотоса и соединил руки над головой. По его телу словно пробежала молния. Электрический разряд. А потом в правой руке откуда-то появился длинный тонкий предмет. Словно светящийся луч. И он этим лучом…

Уверяю вас: зрелище не для слабонервных, когда человека на твоих глазах прошивают насквозь. Никаких нитей на этот раз я не видел, зато луч в руках Артура так и мелькал, проходя через бездыханное тело эссенциалиста.

Чисто фэнтези…

И хотя маг молчал, я слышал его слова про шелк…

А потом — клянусь, не вру — услышал уже два голоса.

«Что ты видишь»?

«Горы, черная-черная вода и белые лотосы. Я плыву»…

«А сейчас»?

«Ночное небо и месяц. Пытаюсь достать его…»

«Что слышишь»?

«Серебряный песок пересыпается в часах…»

«Где ты»?

«Не вижу себя…»

«Смотри лучше, ну»!

«Я — песок…»

«Хорошо. Дальше?»

«Горы сомкнулись в кольцо».

«Что внутри кольца?»

«Город. Лабиринт».

«Какого цвета?»

«Бирюзовый. Бирюзово-серебристый».

«Как тебя зовут?»

«Андрей».

«Хорошо, Андрей. Здесь Артур, возвращайся».

Андрей открыл глаза.

— Ура-а-а! — грянул ликующий вопль сразу нескольких голосов.

Артур. Петер. И я.

И Андрей.

Когда он очнулся наконец, с меня такая тяжесть свалилась!

Андрюха — менеджер, спортсмен, любитель музыки, кумир девчонок. Эссенциалист.

Мой друг.

Артур возился с ним час или больше, «сшивал паутину», как он сказал. Вязать узлы нельзя, можно только вплетать нити. С самого Артура градом льется пот, но счастлив, как ненормальный. Нарушил он Стандарт или нет — теперь уже неважно.

Не у кого спрашивать…

Андрей мне тоже ужасно обрадовался. Да и не только мне. Он, кажется, упивался сознанием того, что просто живет, все время тряс нам с Артуром руки и твердил: «Спасибо, парни!»

Мы с Главным — вернее, уже с Первым, — переглянулись. Спасибо? А ведь без нас…

* * *

— Без тебя Сева Сергиенко бы просто исчез. Растворился в космосе. И Андрей бы никогда не возник, — сказал он мне, когда мы уже под утро, пересказывая друг другу свои приключения, стояли у окна и курили. Закуришь тут, после всего пережитого…

— Так это не столько благодаря мне, сколько — Дэну…

— И Денису я благодарен, — тихо и серьезно сказал Андрей, затянувшись, — что бы там ни было. Ты знаешь, он… Он меня сделал таким… Не только он, вы все. В общем, сейчас я лучше, чем был Сева.

— Ты так думаешь?

— Да.

Петер чуть не силой уволок Артура спать. «Завтра тяжелый день, — сказал он и был прав. — Все выяснения — потом».

Возле прохода выставили охрану, обязав пропускать нас в оба мира. А мы остались на перекрестке ждать рассвета. Нам еще так много надо было рассказать друг другу…

* * *

Следующий день выдался уже по-осеннему холодным.

С утра хоронили Дэна на кладбище в Рожках. Петер с Артуром предлагали переправить тело в Лабиринт, но Эдуард, покачав головой, сказал: «Нет».

— Мой сын выбрал Долину. Вряд ли он хотел бы вернуться обратно.

Как оказалось, Дэн был еще и протестантом. Что-то типа лютеранина, насколько позволяют судить мои скудные познания в религиоведении. Во всяком случае, Эдуард из немногочисленных церквей нашего городка для погребальной службы выбрал кирху. Православные храмы сразу «забраковал», про католический сказал: «Близко, но слишком помпезно». А других я и не знаю поблизости. И не в мечеть же его вести! Вроде не похож на мусульманина.

Народу в церкви было немного: родители Дэна, мы с Андреем, Петер, Крыса, еще один трибунальщик, Лена, директор института, где раньше работал Дэн, еще двое портальщиков и Артур. И Ксана. Андрей сказал, что ей нужно обязательно сообщить.

Света осталась с ребенком и с нами не пошла. Да и не нужно.

Я не хожу в церковь. И в бога-то, наверное, не очень верю. Но служба произвела впечатление даже на меня. И священник, и музыка, и высокие своды, и этот пробивающийся сквозь витражи луч…

— …Доброе имя лучше дорогой масти, и день смерти — дня рождения…

Ох, даже не знаю, как обстоят дела с добрым именем усопшего. Но кое-чего он добиться успел, не отнять.

Лабиринтяне, все как один, — не считая матери Дэна, конечно, — были в костюмах с галстуками. Видимо, чтобы не шокировать местное население трибунальской формой.

Женщины плакали, мужчины, кроме эссенциалистов и меня, крестились. Интересно, у эссенсов свой бог?

— …Лучше ходить в дом, плача об умершем, нежели ходить в дом пира; ибо таков конец всякого человека, и живой приложит это к своему сердцу…

Не хочу богохульствовать, но насчет «лучше», признаться, не согласен.

Среди присутствующих я оказался единственным человеком, не знавшим Дэна при жизни, хотя он мою жизнь изменил очень круто.

Я смотрел на него и думал: что было бы, будь он сейчас жив? Жалел бы о содеянном? Вероятнее всего — нет…

К сожалению, я уже не смогу ничего спросить у этого человека.

— …Сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше…

Ну, может быть. Им виднее.

…Кладбище утопало в цветах. Одни тюльпаны. Дэн любил тюльпаны, оказывается. Откуда они их столько взяли, в конце сентября? Из Лабиринта, не иначе. И Андрей, кажется, переживает ничуть не меньше других.

Мы попрощались с Дэном и покинули кладбище. У самого выхода к Андрею подошел Эдуард Щемелинский. Я не слышал вопроса, но прекрасно разобрал ответ эссенциалиста:

— Этот прибор мы делали для людей Долины. И сделали бы снова.

— Спасибо тебе, Андрей…

Про пожар, как я понял, эссенс решил тактично умолчать. Ну и правильно, одним идеалистом больше будет…

Дэн остался в нашем мире.

«Щемелинский Денис Эдуардович, 1977–2008», — гласит надпись на табличке. Позже здесь будет памятник — два соединенных гармонитовых шара.

* * *

А вечером в последний путь провожали Циферблата.

Это была совершенно другая церемония.

Огромное количество народу собралось во дворе замка. Да-да, я тоже был там. Артур просил меня на первых порах не оставлять Андрея в одиночестве. Подстраховывался. Да и не мог я не прийти.

Ни особой любви, ни ненависти я к Максу не испытывал. Разве что — мы вместе были в том подвале…

Я чувствовал… важность момента. Переломного момента для всех нас. И как оказалось потом — для миров тоже.

И Светка там была. Сказала: чувствую, что должна. Катю оставили с мамой Артура. Да, у Артура тоже есть мама, как у всякого простого смертного.

Трибунал присутствовал в полном составе.

Эссенциалисты в огромном количестве — знаю, потому что они пришли со значками. Добрая треть присутствующих, на груди которых отсвечивало пламя. Но о пламени — позже. А ведь еще какой-то процент был без значков. Бывшие…

Явился кто-то из правительства: организация, которую возглавлял Циферблат, играет не последнюю роль в жизни страны…

Трибунальщики прицепили к воротникам белые полоски. Оказывается, это означает траур, а вовсе не руководящую должность. А я-то гадал, почему форма Артура, когда он еще был Главным, отличается от остальных, а одеяние Первого — нет. И сейчас, уже в должности Первого судьи, Артур со своими белыми полосками ничем не отличался от остальных.

Репортеры — в Лабиринте они тоже есть — пытались прорваться, но впустили только одного. Какая-то суперчестная местная газетка… Интересно, я попаду на снимок в периодике Айсбурга?

Конечно, были жена и дочка — красивая дочка у него — и Эдуард стоял рядом.

Вот уж кому я больше всех сочувствовал: сын, а потом лучший друг… Мужик-то он сам вполне ничего, порядочный…

Цветов не было, каждый брал на входе круглую горящую свечку на плоской подставке. Подставку надо было оставлять себе. А свечки ставить на помост, вокруг гроба.

Гроб больше напоминал лодку. Деревянная лодочка. А может, и не деревянная вовсе, кто их разберет, магов этих. И вокруг — море свечей.

Красиво…

Часть народа на острове не поместилась, а может — не хватило моторок. Я видел огромную толпу на берегу, тоже все со свечами.

Внезапно на помосте вспыхнул огромный костер. Пламя взмыло к небесам. Я стоял не так уж далеко и чувствовал жар. Видимо, костер настоящий. Или почти настоящий. Потому что догорел он очень уж быстро.

Пепел собрали в…

Язык не поворачивается назвать это урной. Стеклянный сосуд, скорее напоминающий огромный бокал.

Бокал кто-то из трибунальщиков поднял высоко над головой, показывая присутствующим. Это послужило сигналом к прекращению церемонии, все начали расходиться, пришлось открыть несколько ворот. Часть народа села в лодки и сразу отчалила, часть чего-то ждала за воротами.

— Еще не все, — сказал Андрей в ответ на мой вопросительный взгляд.

Когда во дворе остались только близкие, соратники и мы с Андреем и Светой, процессия во главе с Артуром и трибунальщиком, несущим сосуд с прахом — потом я узнал, что зовут Михал, — двинулась к западной стене, к лестнице.

По двое — Андрей шел последним — мы поднимались на широкую открытую галерею над морем, пока не заняли ее полностью.

Как только мы выстроились — дунул ветер. Внезапно.

Я уже догадался, что сейчас будет.

Жена Циферблата, его дочь и Артур — видимо, как преемник — брали пепел горстями и развеивали по ветру. А остальные…

Они запели. Вполголоса, очень стройно, как будто с утра до вечера занимались только этим, а вовсе не своими трибунальскими делами. А может быть, у них в крови такое умение.

У меня даже слезы на глазах выступили.

Не знаю, на каком языке пели трибунальщики. Не английский и не немецкий точно. По-моему, на латынь похож, и вообще это походило на хорал крестоносцев из кантаты «Александр Невский». Мы в школе проходили, и мне почему-то запомнилось.

Но и не латынь. Очень красивый язык.

Андрей не пел. Сказал с грустью, что забыл все слова…

А потом…

Надо было бросить в воду подставку от свечи. Когда она падала в море, на этом месте взрывался высокий фонтан. Тридцать фонтанов взлетели к галерее.

А в это время люди на берегу и на острове тоже бросали в воду подставки. И море отвечало волнами, как может плакать только море…

И только у Михала такой штуки не было. Он бросил в волны пустой сосуд. И тогда я понял, что никакое это не стекло.

Огромный водяной столб, словно подводный вулкан, поднялся выше галереи, еще выше, закипел, засветился, и десятки искр рванулись в темнеющее небо. И там пропали на миг.

А потом — рассыпались множеством огненных нитей, прямо над нашими головами сплетаясь огромной сияющей паутиной. Она продержалась несколько мгновений и пролилась серебряным дождем обратно в море.

Вот это я понимаю!

— Да, тут вам не на кладбище. — Я не заметил, как сказал это вслух. Артур услышал.

— У нас нет кладбищ, у нас есть аллеи памяти. Завтра власти посадят в городе дуб. А на один из уже растущих повесят табличку с именем Макс Циферблат. И датой ухода.

— А дата рождения?

— А зачем? Неважно, сколько человек прожил. Важно — как.

Может быть. Я пока над этим не задумывался…

— Артур, — не удержавшись, спросил я, — а если бы Дэн… Если бы его здесь… Его бы тоже так?

Артур, несмотря на мое косноязычие, понял.

— Да. И его бы провожали так же. В замке, а может быть — в институте, как решили бы. Каждого — там, где трудился.

— А эссенциалиста?

Что-то не могу я представить развеивание пепла в эссенциалии. Не все же они над морем.

— Эссенциалиста? — улыбнулся Артур и, наклонившись, шепнул мне в ухо. — Эссенциалисты не умирают.

Пока я подбирал челюсть, он добавил так же тихо:

— Проболтаешься — убью!

Вот и пойми их, серебряных…

 

ГЛАВА 12

Ухожу

Прекрасен город Айсбург. И мир по имени Лабиринт. И море здесь великолепно. Особенно когда смотришь на него не из-за решетки, а идешь босиком по волнам.

За прошедший день мы все вымотались неимоверно, и Артур никого из нас не отпустил — уговорил остаться ночевать у него в доме. А живет он совсем рядом, десять минут пешком до лодочной станции. Удобно на работу ездить…

Дом Артура — это особая история. В таких домах должны жить академики. Писатели. Философы. Ну и — маги, наверное.

Дом двухэтажный. Впрочем, второй этаж — небольшая мансарда. Но для двоих постоянно живущих в нем человек — места до черта.

Там резные лестницы, широкие кровати под тонкими мягкими покрывалами. Там даже камин. Там поют соловьи за окнами. Там вокруг дома — сад…

В общем, это какой-то ненормально уютный дом. Не бывает таких домов.

Мама Артура совсем на него не похожа. Она бойкая, веселая и так нам обрадовалась! А больше всех, как мне показалось, — Свете.

Нас чем-то кормили, но я уже плохо соображал и был просто счастлив, когда мне показали мою кровать. Упав на нее, уснул тут же, до утра.

Утром проснулся последним, все уже встали и завтракали.

Когда я хоть и умытый, но все равно полусонный притащился на кухню, то застал там такую картину.

Столу них большой, овальный. «Люблю гостей», — сказала мама Артура. Между прочим, довольно молодая женщина. Интересно, жив ли его отец.

Так вот, рядком за этим столом сидели Петер, Андрей, мама Артура, Света и хозяин дома с моей дочерью на коленях. И он улыбался. Впрочем, как и ребенок.

Когда я это увидел, весь сон прошел моментально. Самое интересное, ничего особенного вроде бы не происходило. По крайней мере, никто ничего не замечал. Все весьма дружелюбно со мной поздоровались и позвали за стол. И я сел, конечно. Но думать мог только об одном: а ведь кто-то здесь лишний…

После завтрака я слегка отвлекся, потому что занялись насущными делами.

Приехали родители Андрея.

Я хотел сказать, родители Севы Сергиенко, Артур вызвал их телеграммой.

Встреча обещала быть нелегкой.

Ведь Артур, возвращая эссенциалиста к жизни, окончательно сделал его Андреем.

Андреем, не Севой.

С фамилией Латушкин. С верующей мамой и папой-электриком. С подмосковным детством. Со службой в армии. С учебой в академии Эссенс. С работой корректором. С любовью к Рите. С привычкой курить — к счастью, немного.

И при этом — с однородной паутиной серебристо-бирюзового цвета.

Раз Андрей считал моих родителей своими, я автоматически становился его братом. Меня в принципе это устраивало. А вот его родителей, родителей Севы — нет. Тем более что их он не воспринял вообще.

Сказок на свете не бывает, даже при наличии фэнтезийных чудес.

Дело осложнялось еще и тем, что родители Севы оказались эссенциалистами. Может, какой-то парень в армии и вел с молодым Сергиенко разговоры о теории сущности, но впервые об этом он узнал, конечно же, в семье. А после второго (или уже третьего?) рождения интерес корректора к эссенции заметно охладел. Что не доставило радости родителям.

— Я не хочу больше этим заниматься. Сейчас. Не-хо-чу.

Так он сказал мне. Повторил и им.

Жители Лабиринта — люди достаточно продвинутые. Им не надо объяснять на пальцах теорию порталов. И уж эссенциалистам не так трудно понять, что такое конвертирование. Но видеть собственного сына с другим лицом, с другими манерами, мало того, понимать, до какой степени изменилась его личность, — это выдержит не каждый.

Контакта не получилось. Встретились чужими людьми — и чужими же через некоторое время расстались.

— Артур, неужели ничего нельзя сделать? — плакала в соседней комнате мать Севы.

Артур вздохнул.

— Я бы мог попытаться вернуть ему прежнюю память. Хотя это будет для него очень болезненно — он выдержал бы. Но он просто не хочет. Не хочет становиться Севой.

— Но что же делать? — спросил отец Севы.

— Дайте ему время. Сейчас из прежней жизни для него существует только Рита. Если после встречи с ней он не захочет вернуться к себе прежнему — значит, вам придется научиться принимать его новым. Таким, как сейчас. А он будет привыкать к вам. Если, конечно, вообще вернется в Лабиринт.

Стоит ли говорить, что чета Сергиенко уехала очень расстроенной.

Теперь, когда передряги остались позади, Андрей мог думать только о Рите. В течение всех дней, проведенных в нашем мире, эссенс о ней почти не вспоминал. Он запретил себе эти мысли.

— Я не знал, что она жива. Я чувствовал, что если начну думать — сорвусь, пошлю все к черту, кого-нибудь убью…

Но когда Артур подтвердил, что с Ритой все в порядке и она всего лишь находится в другом мире, Андрей отвернулся и быстрыми шагами вышел из дома.

Рыдать на берегу от счастья, видимо.

А я решил поискать Катьку. Я ведь с ней почти не общался ни вчера, ни сегодня. А когда последний раз у меня была такая возможность, я еще не знал, что она моя дочь. Она и сейчас не знает, что я ее папа. Света сказала: не было подходящего момента, чтобы сообщить. Впрочем, я и не собирался делать это срочно, я просто хотел с ней побыть. Поговорить, поиграть. Ощутить, что у меня есть дочка.

В доме я ее не нашел. Дом вообще был почти пуст. На кухне мама Артура месила тесто. Мне стало жутко неудобно: мы тут бездельничаем, а бедная женщина вынуждена готовить на такую ораву. Я предложил помочь ей.

— Ну что вы, Стасик! Не нужно. Я все время одна, а тут вы приехали. Артур же у меня дикий, у нас только Петя бывает, да и то редко. Такие занятые оба, такие занятые… Какая радость, что наконец-то друзей привез!

Она покачала головой. А я с удивлением заметил, что ошибся, решив сразу, что Артур с матерью не похожи. Чертами как раз похожи: и глаза, и волосы, и осанка. Но она… живая! А он как замороженный. И взгляд у него другой. Поэтому такой контраст.

— …И Света рвется все время мне помогать. Да успеется еще! Отдыхайте, пока есть возможность.

Я неловко сглотнул. В каком смысле — успеется, интересно?

— Собственно, я Катю искал…

— О! — засмеялась мама Артура. — Этого бесенка найти непросто. Последний раз в саду ее видела, она за ящерицей бегала…

Я поблагодарил и направился в сад.

Катю я увидел издалека. В самом центре сада под деревьями стоял стол. Вот под него она и шмыгнула. На столе была натянута сетка, и Петер с Артуром, раздетые до пояса, играли в настольный теннис.

Да, я был прав в свое время насчет Артура, полагая, что при всей своей худобе он вовсе не слаб. Мышцы, должен заметить, у него весьма ничего себе. И играет он здорово, гораздо лучше, чем Петер, которому приходилось носиться за мячиком от одного угла стола к другому, как челноку в ткацком станке. У Петера, конечно, тоже мышцы. Но местами пробивается жирок…

Впрочем, кто бы говорил!

Я направился к ним и заметил Свету. Она сидела недалеко от стола на скамеечке, расправив пышную юбку своего легкого платья, и наблюдала за игрой. Не отрываясь. Не знал, что она так интересуется пинг-понгом.

Но чем ближе я подходил, тем яснее видел, что вовсе не теннисом она так увлечена.

Света смотрела на Артура.

Уверен, ничего и никого другого она вообще не замечала.

Я стоял на дорожке. Катя пряталась под столом. Петер, уже слегка запыхавшийся, отбивал мячик. А она сидела и глазела на то, как Артур, словно танцуя, изящно машет ракеткой.

Очень скоро Петер выдохся. А может, его действительно ждали дела.

Подняв с земли неотбитый шарик, он глянул на часы, махнул друзьям рукой и, взяв со скамейки футболку, направился в мою сторону. Поравнявшись со мной, он довольно громко пожаловался на «суровое начальство, которому он вынужден проигрывать». В шутку сказал, конечно. И убежал в дом.

Начальник его шутку не слышал. Он вообще ничего не слышал. Он играл со Светой в теннис.

Светка играла почти так же хорошо, как я, — то есть никак. Но Артур был очень терпелив. Он подавал ей мячи все время в одну точку. И прямо на ракетку. И вообще всячески подбадривал и подсказывал. А она смеялась и все равно «мазала». И роняла мячик. И поднимала. И смотрела на Артура. И смотрела, и смотрела, и смотрела.

Катьке, видимо, стало скучно под столом, она вылезла, что-то крикнула маме и умчалась. Светка ответила ей: «Только недолго» — и снова увлеклась игрой.

Процессом.

Она пропустила очередной мяч. Артур подошел и стал что-то объяснять. Тихо, я не слышал. Потом, поколебавшись, он взялся вместе с ней за ракетку, пытаясь показать, как отбивают под углом. Вторая рука ему явно мешала, и он в конце концов слегка обнял Свету за талию.

И все, в общем-то. Не думаю, что он сделал это с иной целью, кроме как наглядно продемонстрировать подачу.

Просто я отсюда видел Светино лицо.

Счастливые глаза.

И тогда я повернулся и пошел.

И почему-то именно в этот момент они меня наконец заметили.

* * *

Я брел по берегу, когда меня догнала Света. Сказала, что хочет поговорить.

Я остановился и смотрел на нее, а волны стелились на песок. На Свете было светлое с черными цветами платье, а на груди — тонкая цепочка из какого-то сплава…

Я был с ней всего пять дней назад. Но с тех пор я прожил целую жизнь.

— Стасик, ты знаешь…

— Знаю.

— Понимаешь…

— Понимаю.

Она опустила голову и замолчала. Я поднял с земли камешек и бросил в воду.

— Ты хочешь остаться с Артуром, да?

Вот такой я крутень. А фиг ли вокруг да около ходить…

— Хочу, — прошептала моя Света.

— А как же Катя?

— Она… за нее не беспокойся. Они так друг другу понравились! У него даже лицо светлеет, когда он с ней общается.

Вот так, Стас. У тебя нет ни единого шанса.

— А что делать мне?

— Я не знаю… Может быть… — Она в волнении сжала руки. — Ты подумай. Ведь если бы не наслоение миров, мы бы… Кати бы сейчас не было. У тебя бы не было дочери, понимаешь?

— Но она же есть, — возразил я.

И швырнул еще один камень.

Она стояла передо мной и мучилась. И терзалась угрызениями совести. А я не хотел ей помочь.

Я вспомнил замок и цепи. И камеру. И Главного. Почему я должен быть великодушным? Я уже спас ему жизнь, хватит с него.

— Скажи, Свет, — свой голос я не узнал, — пока я был в замке…

— Нет! Нет! Что ты! Ничего не было! Да я и почти не видела Артура. Мы всего лишь несколько раз поговорили…

Да я верю. Артур, кстати, тоже почти постоянно находился в замке.

— Любовь с первого взгляда, что ли?

И еще один камень. Вернее — это уже блинчик.

— Наверное… Я даже не знала, что… такое бывает. Он мой, понимаешь? И ему сейчас так… тяжело.

Ага. А мне легко. И свободно. Что свободно — это уж точняк.

— А он тебя тоже любит?

Я вдруг подумал… Нет, не про нашу единственную ночь. Не про то, как я пытался поить ее молоком. Не про поход на карусели. Не про катание на лодке. Не про свидание на пристани и ревность к Андрею. К Андрею, ха…

Я думал про сайт знакомств. И выдуманный мной профайл. Выдуманный для нее. Вот к чему все привело. Зря выдумывал. То, чего не может быть, не может быть никогда…

— Так что Артур?

— Он… молчит, понимаешь? Он видит, что ты… меня любишь.

Последних двух слов я практически не услышал. Прочитал по губам.

Все все видят, все все знают…

— Так чего ты от меня-то хочешь?

У меня получился ледяной тон? По-моему, отлично.

Светка отвернулась и убежала.

А я не выдержал и пошел к Андрею. И все ему рассказал.

— Ты хочешь совета, Стас?

Он снова курил. Да хватит уже! А еще эссенциалист.

— Да! Посоветуй, если сможешь. Артур тоже твой друг, я знаю.

— Дело не в нем. И не в тебе. Дело в ней. Она не будет счастлива в вашем мире. Либо тебе нужно уводить ее куда-то, либо оставлять Артуру.

Это я ожидал услышать меньше всего.

— Куда уводить? — спросил я тупо.

— Ты ведь хотел посмотреть миры? Я правильно понял?

Понял-то он правильно.

— А как это делается?

— Это делается очень просто. Артур даст тебе путевой лист, адаптер, подъемные и откроет портал. Он все для тебя сделает. Он тебя очень уважает, Стас.

— Неужели? — удивился я.

— Конечно.

Да уж, уважает… И с радостью проводит.

— А их обеих я тоже поведу по мирам?

Куда?!

— Но Света ведь хочет остаться с ним…

— Разве можно предоставлять женщине выбор? Она сделает его неправильно! — заявил Андрей. Ну, это он со своей колокольни судит. И не о любви там шла речь.

— Я готов увести ее с собой. Но если она любит другого, с какого перепуга я буду лезть?

— Кстати, — усмехнулся Андрей. — Ты знаешь, за что его жгли?

— Артура?

— Угу.

— Нет.

— Он оживил соперника.

— Что?

— Оживил своего соперника. Они оба любили одну девчонку. Но она выбрала другого. А тот другой парень… он как-то раз купаться полез в шторм. И утонул. А Пелганен спасать его кинулся. Он же спасателем подрабатывал. Но не успел. Он его не сразу нашел, ну представь — волны огромные, швыряет тебя из стороны в сторону вместе с лодкой, и ничего не видно в воде. В общем, когда вытащил — поздно было. Утопление, биологическая смерть начиналась. Но Артур его оживил.

— Реанимировал?

— Оживил. Он же маг. Мертвого оживил. А это запрещено Стандартом.

— И что дальше было?!

Представляю, какие у меня сейчас глаза. Как блюдца.

— Да с парнем-то ничего, не зомби вроде. Нормальный. А Артуру — сам знаешь. А девчонку совесть замучила, и она не смогла уже с тем встречаться. А когда Артура, так сказать, помиловали, хотела, говорят, к нему вернуться. Но уже он с ней не смог. Опять же — по морально-этическим соображениям. В общем, у всех троих не сложилось.

Утопиться, что ли, пойти?

Не поможет…

— Стас, а пошли со мной? Ну их в баню! — без всякого перехода сказал Андрей.

— С тобой? — машинально переспросил я, все еще находясь под впечатлением.

— Угу. Честно говоря, страшновато мне одному идти в незнакомый мир. Да и… Неизвестно еще, как меня Марго встретит.

Это точно. Совсем неизвестно…

Я посмотрел на море, на небо, на своего друга, обернулся на дом. Из дверей как раз выходил Артур. Он направлялся к нам.

— Спутники! — начал он еще издали. — Эдуард приехал. И Глеб. Пошли посоветуемся насчет прибора.

И может же он в такой момент думать о каком-то приборе! Первый судья, властитель миров… Настоящий мужчина.

А я все тот же.

— Хорошо! — сказал я.

Подразумевая сразу все.

* * *

Преобразователь работал. Глеб, не будучи эссенциалистом, прекрасно рисовал на нем мою паутину. Зеленую-презеленую. Прочитать которую, разумеется, мог только корректор. Большего Андрей с Дэном сделать не успели, а все, что эссенс сотворил в одиночку, обратилось пеплом.

— Как глава Трибунала, я не возражаю против существования и эксплуатации прибора, — заявил Артур. — Но как эссенциалист… Особого смысла я в этом не вижу.

— Согласен, — вздохнул Андрей. — Не очень удобно. Все равно расшифровывать лабиринт придется самому, быстрее будет самому и снять его. И мониторы есть. Но Дэн ведь делал его не для Лабиринта, а для Долины.

— Да, нам бы такая штука не помешала, — подтвердил я. — Любой доктор или даже медсестра села, датчики прицепила, все нарисовалось. Но кто расшифровывать будет? Эссенциалистов-то нет.

— Может, ты захочешь вернуться в Долину, Андрей? Вместе с Ритой. Я бы не возражал. Конечно, вас будет только двое, но…

Андрей хлопнул себя по лбу.

— Ах я дурак… Болван. Неблагодарная свинья.

Он стал рассказывать про психотерапевта и Ксану.

Все видели ее на похоронах Дениса, но тогда было не до того, чтобы выяснять, кто она такая и откуда взялась.

— Значит, Лебедев еще и за это ответит, — жестко произнес Артур. — А эссенциалиста мы должны навестить. Сегодня же. И поблагодарить.

— Артур, — осторожно начал Андрей. — Я сразу не сказал еще и потому, что…

Он быстро взглянул на молчавшего до сих пор Эдуарда.

— …Ксана тоже принимала участие в создании Преобразователя.

— Да понял я уже, — кивнул Артур. — Я не собираюсь ее за это преследовать. Кто за то, чтобы отдать им прибор? И пусть работают.

— Конечно, я «за»! — воскликнул Андрей.

— И я!

— Институт преобразовательной физики не возражает, — улыбнулся Глеб. — Эд, а ты что думаешь?

— Как его фамилия, ты сказал? — Эдуард задумчиво взглянул на Андрея. — Зиньковец?

— Угу.

— Костя! Да?

* * *

Решили, что первыми в палату к Зиньковцу войдем мы с Андреем, чтобы, чего доброго, не вызвать у эссенциалиста шок при виде трибунальщиков.

Но получилось иначе. Константина на месте не было, он ушел на процедуры. А возвращаясь, столкнулся с трибунальщиками в коридоре. Артура, впрочем, он не знал, а вот Эдуарда вспомнил сразу же, хотя прошло почти двадцать пять лет.

Когда мы, прождав минут десять напрасно, вышли из палаты, нашим глазам предстала трогательная сцена объятий.

— Не иначе, один в свое время спалил другого, — хмыкнул я, не сдержавшись.

— Не совсем, — засмеялся (впервые!) подошедший сзади Артур. — Константин был первым приговоренным эссенциалистом, когда Эдуард только-только начал служить в Трибунале старшим офицером, как Петер сейчас.

— Знаешь, я Петера тоже надолго запомню, — вырвалось у меня.

— Он классный.

— Угу. Он будет теперь вместо тебя?

— Нет. Петера некому заменить. А насчет Главного дознавателя… Есть у меня одна мысль…

* * *

Давным-давно, несколько веков назад, на перекрестке миров встретились два обездоленных народа: маги и люди. Одни что-то не поделили со своими земляками, вероятнее всего — сферы влияния. Другие бежали от чумы и прочих страшных болезней.

Народы объединились и построили собственный мир, прямо на перекрестке. Его поместили в магический Лабиринт, который должен был защищать мир от разрушения, а сверху накрыли ведовской паутиной, сплетенной из тончайших нитей гармония, которая помогала узнавать то, что происходит в соседних областях Мегавселенной. Хотя тогда и слова-то такого не было.

Лабиринт — так его и назвали — процветал до тех пор, пока жителям не стало в нем скучно. В самом деле: когда вокруг столько других миров, а ты вынужден сидеть взаперти, поневоле взвоешь. И маги — именно маги, ведь только они могли пройти через стены Лабиринта, людям это не дано, — стали один за другим покидать его. Но оставляя мир, они уносили с собой часть его защитной оболочки. Часть магической СУЩНОСТИ, эссенцию, неполное отражение большого. И мир с поврежденной защитной оболочкой стал разрушаться. На перекрестках нельзя строить миры. Они слишком ненадежны.

И тогда люди решили запереть магов в Лабиринте и не выпускать за его пределы. Любого, дерзнувшего предпринять попытку к бегству, ожидал костер. Тем более, как оказалось, при гибели мага на костре его во много раз усиленная магическая эссенция возвращается в Лабиринт, делая его крепче. Началась настоящая охота на магов. Люди, одержимые идеей сохранить мир, хватали и жгли носителей магических сущностей направо и налево.

Маги обозлились на людей и объявили им войну. Но прежде…

Великий маг поднялся высоко в небо, снял окутывающую мир паутину и швырнул ее на людей. Лабиринт утратил связь с окружающим. Но зато теперь в каждом человеке жила своя паутина. Сущность можно было читать, как книгу. А при гибели людей их эссенция вновь становилась частью большой паутины…

— Значит, все эссенциалиста — бывшие маги? — спросил я.

В наш последний вечер перед расставанием мы вчетвером сидели на террасе дома Артура, пили чай из трав и слушали всякие «байки народов Океании».

— Да как раз наоборот. Первые эссенциалиста — это люди. Это они научились читать сущность. Свою, а потом и других. Очень скоро сообразив, что это можно использовать в лечении.

Артур в обычной тенниске и брюках выглядел совершенно по-домашнему. Даже казался нормальным человеком. С умиротворенным, как у всех местных, выражением лица. Сегодня он еще может отдыхать, а завтра начинаются его трудовые будни в роли Первого судьи. Что ж, он справится. Ему помогут Петер и Эдуард, вернувшийся на прежнюю должность, чтобы работой хоть как-то заглушить боль от потери сына. А еще Артура поддержит… невеста.

Я не стал им ничего говорить. Просто объявил, что ухожу с Андреем, и все.

Надеюсь, у Кати будет хороший отец.

— Но постепенно все перемешалось, — продолжал Артур. — Маги и люди помирились. Дружили, влюблялись, создавали семьи… Среди эссенциалистов трудно найти чистого мага или просто человека.

— А ты? — спросил Андрей.

Он тоже успокоился. Обрел себя и почти счастлив. Завтра мы отправимся с ним к Рите…

— А я… маг наполовину. Мой отец чистый маг.

Он улыбнулся.

Мы с Андреем переглянулись.

— Так значит, магов до сих пор сжигают, чтобы… Укрепить мир, что ли?

Опять я лезу куда не надо! Ну не смог промолчать.

— Эх, слышал бы тебя Циферблат… — вздохнул Артур. — Вообще, Стас, за такой вопрос… Но я вступаю в должность только завтра, а ты не житель Лабиринта. Андрей, Света, а на вас я надеюсь.

Они молча кивнули.

— В какой-то степени ты прав. Именно с этой целью и именно магов. Потому что основной причиной для обвинения является сверхвоздействие. Магическое воздействие то есть. Среди женщин магинь больше, — грустно улыбнулся он, глядя на Андрея.

— Ты знал это и тогда? — изменившимся голосом спросил Андрей. — Ритку поэтому?..

— Не только. Знал, не буду врать. — Артур опустил голову. — Но это не все. Макс, он…

— Был помешан на порядке, да? На букве закона?

Андрей смотрел в одну точку.

— Да. Он считал, что бардак в мыслях, в поступках, в документах развалит мир еще быстрее, чем утечка магии.

Я ждал, что сейчас разразится гроза. Но Андрей словно очнулся и произнес:

— Не могу его за это осуждать. Сева Сергиенко тоже таким был.

— А Андрей — другой? — подала голос Света, свернувшаяся калачиком в плетеном кресле.

Андрей улыбнулся ей:

— Другой.

— Ну, поскольку я и так уже наговорил себе на уголовное дело… Можно последний вопрос?

Погибаем, но не сдаемся! Я должен выяснить все!

— Пусть он будет не последним, Стас.

Это здесь так принято — желать долгих лет, я уже знаю.

— Спасибо, и тебе того же. Ты говорил, что магическая сущность выделяется после смерти? Но в портале же не смерть…

— В портале из тебя не только сущность вынут! — в один голос сказали Артур и Андрей.

— Понял, вопросов больше не имею, — скороговоркой выпалил я.

— На самом деле происходит еще одна вещь. Когда эссенциалист уходит в другой мир, от него протягивается нить. Вязь. Знаешь, как между…

— Колышком и палаткой? Чтоб не упала? — грустно продолжил Андрей.

— Да. Пожалуй. Но это уже неофициальная информация. Как и то, что вечный поиск магов, охота на ведьм — это отголосок старой вражды между магами и людьми.

— Маг, стоящий во главе инквизиции! Как же ты будешь сжигать себе подобных?

Нет, ну я просто сама непосредственность сегодня. Ох, разозлю ведь…

Но Артур не разозлился. Мне показалось, он весь вечер ждал этого вопроса.

— Как ты думаешь, почему Первый назначил своим преемником эссенциалиста, да еще мага? А вы как думаете?

Андрей пожал плечами.

— Чтобы это прекратилось? — спросила Света.

Артур взглянул на нее.

С нежностью взглянул.

— Да, — ответил он медленно. — Сожжений больше не будет.

На Лабиринт опускалась благоухающая эвкалиптом тишина.

 

ГЛАВА 13

Полет

Только начинало светать, когда я проснулся.

Думал, что встану раньше всех, но кровать Андрея была уже застелена.

Холодно.

Я поспешил одеться, потом вышел в холл.

Андрей с Артуром сидели на кухне и молча пили кофе.

Они кивнули, Артур встал и налил мне тоже чашку.

Кофе был очень горячий, но душистый. Я не пил такого никогда.

На столе стояла тарелка с бутербродами, печеньем и вчерашним обалденным пирогом, но никто не притрагивался к еде.

Не лезло.

Артур допил кофе и куда-то ушел. Но тут же вернулся с двумя довольно внушительными… вещмешками, что ли? Или торбами? Даже не знаю, как эти штуки называются, но не рюкзаки. Один он развязал.

— Стас, смотри. Это одежда.

Он достал свернутую в плотный рулон армейскую плащ-палатку. Хотя… Нет. Это был несколько другой плащ. Несколько совсем другой. Я разглядел узорчатую металлическую пряжку.

— От сердца оторвал, что ли? — засмеялся Андрей.

— Ты же знаешь, в Трибунале все есть.

— Угу. Для своих!

— А в Долине не так?

Артур посмотрел на меня.

— Так, так…

— Остальное внутри: штаны там, рубашка…

— Зачем?

Язык у меня опережает мысли. Ясно же, что…

— По эпохе Возрождения в джинсах ходить не стоит, — серьезно сказал Артур.

— Может, лучше сразу одеться?

Андрей полез в свой мешок и вынул такой же сверток.

— Нет, не надо экспериментов. Мир к миру, среда к среде. Перейдете, потом переоденетесь.

Только сейчас до меня стало доходить, что мы отправляемся куда-то в очень странное место.

— Дальше. Деньги — вот.

Артур извлек увесистый мешочек-кошелек.

— Кошели там за поясом носят, но здесь много. Смотрите, чтоб не отобрали. Пусть валяется в рюкзаке. А для полноты образа есть полупустой.

Он достал еще один кошель, то-ощенький.

— Его и прицепите. Дальше. Вот дудка.

Предмет, который он мне показал, мало походил на «дудку». Если только экстракороткую и толстую.

— Сам ты «дудка»! — фыркнул Андрей. — Раздвижная свирель!

— Ну да. Только не раздвигайте ее на глазах у всех. Кнопка — тут. Она автоматическая, сыграет все без вас.

— А мы что там, концерты давать будем?

Я повертел штуку в руках.

— А это на случай, если кончатся денежки, — подмигнул Андрей. — Сыграем и заработаем.

— Совершенно верно. И под бродячих музыкантов легче всего косить. Легко оправдываются и недочеты в одежде, и акцент можно списать… «Неместные» — и все тут.

— Кстати, насчет акцента… — с опаской начал я.

— Там по-немецки говорят же? Немецкий я знаю благодаря Стасу.

Андрей хлопнул меня по плечу. Точно, я тогда сделал его полиглотом, «закачал» и английский, и немецкий, и французский. Вот себе бы так!

— Андрей, насчет тебя я не уверен, возможно, ты и сам обойдешься. Но на всякий случай знай, что адаптер — вот он, у тебя такой же.

Артур, как Дед Мороз из мешка, достал очередной подарок.

— Гарнитура для телефона, — сказал я.

Ну вылитая. И проводки, и микрофончик, и наушнички. Только все прозрачное. А внутри — ничего нет, никаких микросхем. Пустышка.

— Похоже, да. Это обоюдный онлайн-переводчик плюс адаптация.

— Обоюдный? — переспросил я.

— Да, чтобы не только ты понимал, но и тебя.

— В джинсах там ходить нельзя, а в наушниках — можно?!

— Терпение, мой друг, — произнес Артур, надевая на Андрея эту штуку. — Смотри. Говорить сюда, слышно оттуда, регулятор громкости — вот. А теперь, проверим.

Он убрал руки.

— Андрей, тумблер чувствуешь?

— Нет. А где он?

— Рядом с колесиком для громкости.

Андрей поводил пальцем по выключателю.

— Да! — удивился он. — Что-то есть. Но я не вижу!

— И не надо. Жми!

Андрей куда-то нажал, и в ту же секунду адаптер пропал из виду. Я даже подумал, Андрей как-то ухитрился уронить его. Взглянул на пол.

— Не ищи, он на месте. Андрей, тебе видно?

— Видно, но… еле-еле.

Андрей словно вертел что-то в руках.

— А ты совсем не видишь, да?

— Абсолютно.

— Отлично! Включай обратно.

Через мгновение адаптер возник на старом месте.

Первый раз в жизни я растерялся так, что даже прокомментировать не смог.

— Да ладно, ну чего ты. Невидимый материал уже и в Долине получили, я читал.

— Я тоже. Но я его не видел!

— Так он же невидимый! — захохотал Андрей.

— Давай теперь на тебе попробуем.

Артур резво нацепил «гарнитуру» на меня.

— Сейчас я тебе что-нибудь скажу, не включай пока.

Он произнес фразу на том красивом латынеобразном языке.

— Понятно?

— Не-а.

— Включай!

Я покрутил колесико, а Артур спросил:

— Я говорю, тебе удобно в наушниках?

— А, да, нормально! — ответил я.

— Тумблер попробуй!

Я поискал этот самый тумблер и, что-то нащупав, нажал. Штуковина и так была прозрачной, а стала… призрачной, что ли. Как из тумана сделанной.

— Андрей, ты видишь? — спросил Артур, повернувшись к нему.

— Я не понимаю твоего тарабарского языка! — неожиданно ответил Андрей.

— Как — не понимаешь? — изумился Артур.

— А вот! Забыл.

— О-о, — покачал головой Артур. — Это я тебя — так?

— Да нет — конверт, я думаю.

— А так понимаешь? Тебе видно адаптер?

— Немецкий — да. Нет, не вижу.

Но я-то слышал все по-русски!

— Стас, а ну, ты что-нибудь скажи, по-английски что ли.

Ну, это еще куда ни шло. Я произнес: «Ду ю спик инглиш».

— Говорим, говорим, — ответил Андрей.

— Но — с трудом! — добавил Артур. — Короче, все работает. Вы только не забудьте его сразу в невидимый режим поставить, проверьте друг на друге.

Артур снял с меня чудохрень и засунул в мешок.

— Так, тут еще всякая ерунда. Нож, зажигалка под огниво, карта…

— Карта динамическая? — уточнил Андрей.

— Обижаешь! Еще здесь сухие полуфабрикаты, разводятся кипятком. Но это — на крайний случай, пообедаете в тамошней таверне. Дальше мелочовка разная, сами разберетесь. Скорее всего, вам это все не понадобится, но мало ли… И самое главное. Андрей, закрой глаза и дай руку.

Андрей так и сделал. Артур полез в карман и достал плоскую коробочку. Он раскрыл ее и положил на ладонь Андрея серебряную паутинку. Я разглядел на ней букву, только не понял — какую.

— Можно!

Андрей не открыл глаз. Он осторожно сжал кулак и поднес его к груди.

— Это он…

— Угу. Ты посмотри все же.

Андрей раскрыл ладонь и взглянул на значок.

— Он такой? Руна? — воскликнул эссенс.

— Если бы ты видел, как его тут… «колбасило», как говорят в Долине! А я боялся трогать, потому что не знал, где ты и что ты.

— Слушай, а я ведь в рунах не очень…

— В твоих я тоже не понимаю. Нет, я могу прочитать, если надо. Но лучше, чтоб ты сам, когда придет время… Цепляй!

Андрей прицепил значок к рубашке.

— А Стасу? — спохватился он.

— А ему — вот.

Артур вынул из кармана маленькую блестящую флешечку на вере… вернее, на блестящем шнурке.

— Стас, надевай на шею, прячь под одежду, и храни тебя Лабиринт от мысли ее снять!

— А она видимая?

— Кому не надо — не увидит, не волнуйся.

— А что будет, если случайно пропадет? Ну я просто, чтобы знать…

Артур шумно выдохнул.

— Ну, что будет… Вот посмотри на него, он тоже как-то раз был без значка. Сейчас вроде жив-здоров. Но на свой портрет двухнедельной давности не очень похож. Узнать нельзя.

Кажется, я понял.

— А если бы я со значком был тогда? — спросил Андрей.

— Воплотился бы Севой.

— Но на приемнике ведь не было информации о Севе?

— А я что, пустое место, что ли? — сказал Артур как бы между прочим, завязывая мешок.

— А-а-а… — неопределенно протянул Андрей.

Наконец мы собрались и вышли с мешками на плечах.

За приготовлениями я почти не думал о Свете, так был увлечен всякими прибамбасами. О Кате я тоже не вспоминал.

Но стоило лишь спуститься с крыльца — так заболело в груди, я даже не ожидал. Пришлось приостановиться. Артур с Андреем ушли вперед и не заметили. А может, только сделали вид…

Я обернулся на окно мансарды.

Света была там.

Я смотрел на нее и не мог сдвинуться с места. Сейчас совсем прирасту, и Андрею придется идти без меня. А когда он вернется — найдет мою окаменевшую статую…

Света отошла от окна, а я все стоял. Пока не почувствовал чью-то руку на плече и голос Андрея не произнес мне в самое ухо:

— Дружище, пойдем…

И я пошел с ним. Но тяжесть не проходила.

По дорожке мы дошли до автобуса. За рулем сидел Петер. Артур не садился, ждал нас.

На меня он не смотрел.

Петер высунулся из окна:

— Магистры, поторопитесь!

Артур уселся рядом с ним, мы с Андреем поместились в салоне.

Я отвернулся к окну.

Мы быстро оказались за городом, ехали по проселочной дороге. Мелькали низенькие домики, колодцы, сады за заборами…

— Хочешь, я сниму?

Андрей вывел меня из задумчивости.

— Ммм?

— Боль сниму, хочешь?

У меня столь жалкий вид?

— Откуда ты знаешь…

— Я?!

Андрей картинно ткнул пальцем себе в грудь. Я понимал, что он хочет отвлечь меня, развеселить. Но в конце концов я сам не грудной младенец.

— Да не, нормально. Слушай, а ехать далеко?

— Не очень. За виноградниками свернем к мосту.

Виноград растет… Балтам и не снилось.

— А что-то я… вина местного не попробовал, — произнес я невпопад.

— Эх-х! Да просто Артур не пьет, вот и не держит, наверное…

— Да нет, он как раз предлагал, а я сдуру отказался. Не хотелось…

— Да успеешь еще! Мы же вернемся!

Я взглянул на него.

— Точно?

Он осуждающе развел руками: ты чего, мол…

С обеих сторон автобуса потянулась виноградная лоза. Я и не знал, что виноград растет так низко, как крыжовник какой-нибудь. Думал, его высоко к плетеной изгороди подвешивают…

Слева потянулась довольно широкая река. А вот и мост.

Мы подъехали к нему и остановились. Я даже заволновался: вот здесь? Сейчас?

Подхватил рюкзак… Но перед дверью задержался.

Куда я?

Зачем?

Мне это надо?

Андрея там, возможно, ждут. Но не меня.

Но с другой стороны…

Что я теряю?

Вздохнул и быстро выпрыгнул. Все вылезли следом.

Стоим кружком и молчим.

Петер заговорил первым:

— Станислав, Андрей! Я с вами не пойду на мост, давайте тут… Ребята, я… так рад, что с вами познакомился! Андрей, я тебе желаю счастья! Вот… чтоб все получилось!

Они обменялись рукопожатием.

— Спасибо, Петь… И я тебе счастья желаю.

— А ты, Стас, ты вообще… Ты просто молодец! Держи!

Он накрыл своей лапищей мою руку.

И хотя я не понял, почему он сказал, что я «вообще», а Андрей «не вообще», мне стало вдруг легче. Возможно, потому, что никто никогда таких слов мне не говорил.

— Петер, я тоже очень рад, что к вам попал.

Ну, тут уже все заржали просто. Даже Артур.

Я-то, конечно, имел в виду Лабиринт, а получилось, что — Трибунал.

— Пошли, — позвал Артур и ступил на мост.

Мы с Андреем еще раз кивнули Петеру, он помахал нам и пошел к машине. Он правда хороший мужик, правильный. Надеюсь, мы еще увидимся.

Мост был разводной. Мы дошли до самой середины и встали у поперечной линии, разделяющей две половинки. Артур остановился и сосредоточенно сложил руки перед грудью:

— Так, так, главное — ничего не забыть… Андрей! Если вдруг будет плохо, какие-то непредвиденные обстоятельства — позови, и я вас вытащу. Не геройствуйте! Стас! Я знаю, что ты очень смелый человек, но я тебя прошу: лишнего риска не надо!

День еще не начался, а я уже узнал о себе столько нового…

— Хорошо, как скажешь… — пожал я плечами. Ишь, разволновался…

Он явно хотел добавить еще что-то, но не решился.

— Так, — произнес он уже совсем другим тоном — тоном Первого судьи Трибунала. — А теперь внимательно и точно выполняем мои указания. Не отвлекаться! По моей команде — не раньше — вы встаете на линию, на середину. Ничего не бойтесь. Закрывать глаза или нет — это как хотите. Главное — слушать мой голос! И ничего лишнего не делать! Если захочется что-то спросить — можете спросить, я услышу. Но самим — никаких резких движений! Вообще никаких движений! Магистры, слышите? Андрей, Стас!

— Ну да…

— Понятно все…

— Надеюсь. Что еще…

— Артур, — мягко сказал Андрей. — Не волнуйся так…

Да, что-то наш трибун нервный в последнее время стал. Хорошо, конечно, что оттаял и на человека похож, но психовать-то зачем? На это есть другие люди…

— Да, ты прав. Удачи вам! А теперь — приготовиться!

Артур встал напротив нас — на другую половину моста — и сложил руки, как перед чайной церемонией.

— Встаем на линию!

Мы сделали шаг вперед.

Артур стал произносить непонятные короткие слова, это было похоже на счет. Одновременно он поднимал сведенные руки кверху. Как только он выпрямил их над головой, а потом резко развел в стороны — мост под ногами дрогнул и разошелся. А меня рвануло и понесло. Словно я падал с огромных качелей. Дух захватило, все завертелось. Я хотел позвать Андрея, но не мог ни шевельнуться, ни крикнуть. Несся над пустотой.

— Стас? Это Артур.

— Да, — еле выдавил я.

— Как ты?

— Мрак…

— Что, темно? — не понял маг.

— Нет… Голова кружится…

— Сейчас, потерпи.

Я хотел заорать, что не могу, но полет тут же замедлился, а голова действительно перестала кружиться.

— Ста-ас?

— Я тут.

— Как у тебя?

— Жив, — выдохнул я.

— Пейзаж видишь? Какой на… пейзаж!

И тут я увидел… верхушки елок.

— Елки!

— Да? Ну все, давай! Удачи!

И я стал падать уже вниз. С вполне соответствующим моему телу ускорением.

Падал, впрочем, я не очень долго, но и приземлился не очень мягко. Мордой в снег. Как, уже все? Я-то думал… Рядом что-то шумно плюхнулось. Андрей? Я кое-как поднял голову.

Точно, рядом в глубоком сугробе барахтался Андрей.

Наконец он встал на четвереньки, потом вскочил на ноги.

— Ста!., а, вот ты где! Все хорошо? Ой, да у тебя лицо в крови. Губу разбил.

Пострадала не только моя губа. Я вынул из кармана… раздолбанные очки.

И разразился ругательствами, которые здесь приводить не хочу.

— Да ты чего, ты чего? Зачем тебе эти стекла?

— Ну как зачем, елки-палки! Я же не могу себе выправить зрение!

— О-о, — Андрей виновато взглянул на меня. — Прости, дружище, я давно должен был допереть! Я уберу твою дальнозоркость, только это не очень быстро делается. Давай, может, сначала осмотримся?

— Ну естественно, не прямо сейчас же! — засмеялся я, прикладывая снег к разбитой губе.

— А кровь я быстро остановлю…

— Да отвяжись ты, само пройдет.

Я поднялся на ноги, оглядываясь вокруг.

Высокие снежные ели — лес. А мы приземлились на опушке. Едва видимая в снегу тропинка убегает через поле к приютившимся под холмом маленьким домикам. Над крышами вьются тоненькие дымки.

— Где мы, а?

— Вилькоммен нах Бавардиа!

— Не тарахти, я еще не подключился к мировому разуму!

Я снял со спины мешок и принялся развязывать.

— Кстати, и одеться не мешает, холодно…

 

ГЛАВА 14

Бавардия

Когда я увидел одежду, сложенную внутри плаща, я был готов бежать обратно и придушить Артура. Понимаю теперь, почему он не показал нам ее сразу.

Через минуту я уже орал на весь лес, что «эту ночную рубашку, эти колготки, эту дырявую женскую блузку и шортики с завязочками я не надену ни за что». Андрей валялся рядом в снегу и помирал от хохота.

— Это колет, Стас… Колет! Нормальная мужская одежда вашего пятнадцатого-шестнадцатого веков. А моду на разрезы взяли у солдат.

— Да так, разэтак и еще вот так! А кружевной воротничок — тоже солдатский?!

— Нет, это испанская мода.

— Ах, испанская?! Дружеский обмен между инквизиторами?! Да чтоб…

Нет, ну, люди добрые! Я даже дома в трениках не хожу, а тут предлагается нацепить шелковое трико! В этом только в цирке выступать.

— Я буду похож на клоуна!

— Ты будешь похож на местного жителя. Я тоже буду похож. Не так это страшно, смотри.

Андрей принялся раздеваться. Когда он скинул рубашку, я заметил шрамы — в нескольких местах, на груди и спине. Бледные тонкие рубчики, довольно мелкие. Но их было немало.

— Это вот у тебя…

— Что? А! От иголки осталось. Когда Артур штопал.

Меня это слегка отрезвило. Чего я разорался, в самом деле. Это же опасно… И адаптеры Артур просил надеть сразу же.

Тем временем Андрей натянул кружевную сорочку, а сверху напялил колет с вырезами-ромбами.

— Ну как?

И гордо повернулся крутом.

Как ни странно, ему такой прикид был очень к лицу. Эссенс стал похож на принца с картинки к «Спящей красавице». Только штаны поменять — и готов.

— Тебе-то идет…

— И тебе пойдет. Bay! Классные тапочки!

Башмаки были еще ничего: мягкие и удобные, с широкими носами.

Я тяжело вздохнул и принялся разоблачаться.

…Разобраться с завязками смог не сразу. Когда мой костюм был полностью завершен, я даже осматривать себя не стал, а сразу полез за адаптером. Нацепил, слегка повернул колесико…

И тут же понял, что зря заправил кружевной воротник под колет. Его надо обязательно выпускать наружу. И банты на подвязках должны выглядеть не так… Андрею я тоже об этом сказал.

— Откуда ты знаешь? — удивился он.

— Не знаю. Как-то… само пришло.

— А-а-а! Адаптер же!

Андрей быстро нацепил гарнитуру, включил ее.

— О! Здорово! Среда к среде, мир к миру!

Оказалось, эта штука не только с языков переводит, но еще и каким-то образом влияет на информационно-мозговую деятельность. «Настраивает на мир».

Знал бы сразу — надел сначала ее, а потом за шмотками лез.

Плащ оказался лучше всего. И совсем не брезентовый, это тоже хитрая мимикрия. Мы с Андрюхой, уже вовсю стучавшие зубами, сразу согрелись.

— И гвоздь программы — плоский берет! — объявил он, нахлобучивая головной убор.

Вот теперь точно — «прынц». Только без шпаги.

— Слушай, ты выражениями нашими так и сыплешь. «Гвоздь программы», «классные тапочки»… Раньше я за тобой этого не замечал.

— Какой гвоздь? Я не говорил про гвоздь. Это адаптер на тебе! А насчет тапочек — ты и сам так говоришь.

Точно. Сказал не далее как позавчера вечером. Увидел Катьку в новых сандалиях…

Все. Не буду про Катьку. Не буду, не буду.

— Давай карту смотреть.

План местности был сложен вчетверо. Что за удобная штука — динамическая карта! Во-первых, стоит ткнуть пальцем в любой участок, он тут же увеличивается. Во-вторых, можно увидеть не только рельеф, но и погоду, и растения, и зверюшек…

— Обычный комп, на самом деле. Удобная модификация просто.

Да уж. Когда комп не толще картонного листа — преимущество не оспоришь.

Лес, где мы сидели, обозначался красной точкой. От нее тянулась линия к деревне, потом пунктиром пересекала горы и сразу за ними заканчивалась жирным крестом.

— Это нам через горы надо?!

— Артур утверждал, что там перевал невысоко. Главное — не пропустить его.

Артур — экстремал-любитель. И мы вместе с ним.

— Да тут рядом. Самое сложное — не нарваться на неприятности в таверне. Пойдем, что ли?

Мы поднялись. Два чудика в плащах, беретах, лосинах и смешных башмаках.

— А нашу-то одежду куда девать? — спохватился я.

— Пелганен не сказал. — Андрей стянул мешок. — Но насколько я знаю, здесь должны быть контейнеры…

Он извлек два свернутых в трубочку пакета — черный и белый, как для мусора.

— Вот сюда кладешь, а потом…

Он быстро затолкал мой одежный ком и кроссовки в черный пакет и заклеил.

Пакет вспыхнул у него в руках и рассыпался мелкой пылью.

— А-а! Черт! Перепутал. Этот уничтожающийся, надо было в белый совать.

Я мрачно смотрел на Андрея, скрестив руки на груди.

— Ну, — сказал я грозно. — Рубашку я твою надену, брюки подверну. В туфли вату натолкаю! А ты пойдешь так.

— Да ладно. Может, я вообще тут останусь.

Андрей засунул свои вещи в белый пакет, залепил, а потом стал скручивать все это жгутом. В результате объем получился не больше подушки-сумочки.

— Магия.

— Физика! Ну извини, Станислаус! Я просто расслабился, это непростительно, я знаю. Исправлюсь.

Станислаус… Это я, значит. Необычно, но вроде не воротит. Значит, привыкну.

Мы удивительно легко передвигались по снегу. Видимо, ботинки тоже непростые.

Вот и деревушка.

Два мальчика, несущиеся по улице с деревянными подобиями санок, остановились и вылупились на нас. Одеты они были почти так же нелепо, как мы. Только вместо плащей — балахоны. И шапки похожи на колпаки.

— Чего они уставились, а? Что-то не так? — зашептал я на ухо Андрею.

— Дяденьки! Вы что, через лес шли? — спросил старший мальчик.

Вот оно что! Мало быть одетым под эпоху. Надо еще вести себя правдоподобно, а не падать с неба.

— Через лес, мальчик, через лес. Из славного города Макбурга идем, — и добавил тихо мне: — Макбург, запомни. Артур сказал.

— Там же разбойники! — воскликнул младший мальчик.

— А мы их не встретили! — вставил я свои пять копеек.

— Стан, ты лучше ничего не говори. Идем себе мимо.

…Таверна называлась «Цветущий миндаль». Должно быть, он в этой местности и вправду растет.

Низенький, аккуратно побеленный домик, удивительно похожий на ту кафешку в Лабиринте, где мы со Светой…

Эх… надо держать себя в руках.

Андрей толкнул тяжелую дверь, и мы оказались внутри жарко натопленного помещения.

Не могу сказать, что внутреннее убранство таверны поразило меня. Сейчас модно оформлять залы в кафе и ресторанах «под старину» — с деревянными столами и стульями. С очагом и «национальной одеждой» официантов. Вот только туши на вертелах над каминами обычно не готовятся.

Белокурая девушка в расшитой цветами юбке, раскрасневшаяся от жара, подскочила к нам и поинтересовалась: не желают ли господа комнату.

Обращение «господа» меня несколько смутило. Господа бродячие музыканты, да. Не слишком ли богато Артур нас одел?

Девушка ждала, не сводя с меня любопытных серых глаз. Над туго зашнурованным корсажем вздымалась довольно пышная для ее роста грудь…

— Ночлег нам не нужен. Принеси-ка нам пива да чего-нибудь поесть, красавица! — объявил Андрей.

Быстро он тут освоился.

— Сию минуту, сударь!

Девушка присела и унеслась, на прощанье снова обернувшись на меня.

— Смотри, как она в тебя глазами стреляет, чуть не съела! — шепнул эссенс, направляясь к дальнему столу у стены. Я шел следом, уже в слегка приподнятом настроении.

Что ж, пустячок, а приятно…

Мы сняли плащи и береты, уселись, оглядывая посетителей. Народу было не так много, но все как один пялились на нас. Преимущественно бедно одетый люд, в потертых колетах, в полинялых плащах. Компания, сидевшая у самого огня, вообще выглядела как шайка головорезов. У некоторых недоставало передних зубов. В противоположном углу прикорнул над кружкой молодой парень с длинными, до плеч, светлыми волосами. Этот выглядел наиболее прилично — в новеньком темно-красном балахоне (Андрей сказал, как это называется, но я сквозь гул голосов не расслышал) в цвет бархатного берета, лежащего на столе. На берете улегся, вытянув лапы, какой-то серенький зверек. Не то соболь, не то куница… Не силен я в них. Да и не видел никогда, чтоб дикие звери вот так себя вели.

— Не обращай внимания, — сквозь зубы процедил Андрей. — Это деревня. Здесь каждый путник на счету. Тем более новые лица.

Еще бы. Я бы тоже заметил, если бы в рабочую столовую, где все в спецовках, вдруг вперлись два франта в пиджаках с иголочки. А именно так мы и выглядели.

Но — не более того.

Девушка принесла нам две кружки пива, мясо в деревянных судках и свежий хлеб.

И плюс ко всему — два больших ножа и двузубую вилку.

Одну.

— Не обессудьте, господа, у нас небогато…

— Как зовут тебя, милая?

Ну и зачем Андрею это нужно? Сам ведь говорил — лучше поменьше разговаривать.

— Керстин, добрый господин, — бойко ответила девушка.

А поглядывает все равно на меня, а не на него. Даже странно…

— А что же не видно хозяина, Керстин? Почтенного герра Томаса?

Красотка сразу погрустнела.

А Андрей, похоже, осведомлен гораздо лучше меня.

— Отец приболел. Второй день не встает.

— Разве нет у вас в деревне целителей? — продолжал расспросы Андрей, отхлебывая из кружки.

— Нет, сударь. Старая Берта померла, а молодых не научила. Но есть целительница за перевалом, уж думали давеча, не послать ли за ней. Если до утра не отпустит отца хворь, придется мне идти…

— Как же ты одна через перевал пойдешь? — не сдавался Андрей. А я никак не мог понять, чего он хочет.

— А что делать, добрый господин. Попросить-то некого…

В этот момент девушку позвали, и она убежала.

— Ну что, Стан, — произнес Андрей, разрезая мясо, — у нас две новости. Вернее, даже три. И все три — так себе.

— Целительница за перевалом?

— Вот именно. Ритка здесь всего ничего, а уже себя обнаружила. А тут инквизиция и костры настоящие.

— А две другие? И откуда ты знаешь про этого Томаса?

— Мы всю ночь с Артуром думали, какую линию поведения лучше выбрать. У Томаса надо было спросить о перевале. Либо он проводил бы, либо дал нам кого-нибудь в спутники. Его болезнь — вторая новость. Самим искать придется.

— Ну, может, нас Керстин проводит?

— Она туда не пойдет.

Андрей запихнул кусок мяса в рот и отдал мне вилку. Переходящий приз.

— Почему не пойдет?

Я занялся едой. Ох, вкусно…

— Потому что я сейчас его вылечу. Я не могу этого не сделать. А после того, как я его вылечу, он тоже туда не пойдет, и никто с нами не пойдет. Это третья новость.

— Да в чем дело-то?

— А ты смотри, сейчас увидишь.

Дальше все произошло быстро, как в клипе.

Не церемонясь больше друг перед другом, мы ели мясо, хватая куски руками, и вскоре его прикончили. Салфеток не было, пришлось воспользоваться скатертью. А что? Туг все так делают. Когда Керстин пришла забрать грязную посуду, Андрей попросил провести его к хозяину. Сослался на то, что умеет врачевать.

Девушка всплеснула руками и буквально потащила «доброго господина» к отцу.

Эссенс вернулся минут через семь вместе с трактирщиком. У того оказалась пустяковая простуда, которая в этом мире убирается еще легче, чем в нашем. Ну какие узлы на паутине у человека, живущего в заповедном климате, потребляющего только экологически чистую пищу, занимающегося физическим трудом, не имеющего телевизора, компьютера, злого начальника… Нет, конечно, у него есть свои проблемы. Конкуренты, разбойники, налоги, брюшной тиф… Хотя, брюшной тиф и у нас встречается. Но это цветочки по сравнению с загазованностью и… двадцать первым веком.

Единственными факторами не в пользу пациента были возраст да привычка злоупотреблять пивом. Иначе Андрей вылечил бы его еще быстрее.

Томас — дородный мужчина с брюшком — рассыпался перед Андреем в благодарностях, просил остаться ночевать, принес нам две порции бульона и еще пива — совершенно бесплатно. И все вроде бы складывалось хорошо, но вдруг противный голос, принадлежащий кому-то из беззубых оборванцев, возопил:

— Колдуны! Это колдуны! Держите их!

Все посетители повскакали с мест и — кто со страхом, а кто и злобно — воззрились на нас.

Хозяин, смутившись, бочком-бочком, отошел в сторону.

К нам подступала толпа.

Нет, это уже слишком!

Сколько же надо было пройти, сколько всего пережить: и костер, и «расчлененку», и побег от милиции, и кандалы, и полет в пустоте, и угрозу смерти — причем неоднократную — и много чего еще, чтобы в конце концов в задрипанной харчевне средневековой давности тебя объявили колдуном!

Не знаю, что там чувствовал Андрей — вроде он даже был готов к этому, — а я зверски разозлился.

Я, Латушкин Станислав, системный администратор в аудиторской фирме лучшего города Земли! И я не позволю какому-то сброду…

Я вскочил на стол, схватил две пивные кружки и, выплеснув их содержимое на голову ближайшему бюргеру, заорал:

— А ну, подходи по одному!

Клянусь, они замешкались. Даже как-то растерялись.

Андрей встал рядом со мной, поигрывая ножами, и внятно сказал:

— Ну ты, блин, вообще даешь, майн либ!

Интересно, какую часть фразы адаптер не осилил?

Белобрысый парень, хозяин зверька, до сих пор, казалось, дремавший, встрепенулся и с интересом посмотрел на нас.

Близко никто не подошел. В нас полетел горшок с бульоном.

Мы отпрянули в разные стороны, и он вдребезги разбился о стену, выплеснув содержимое.

— Добро переводить?! — взревел хозяин.

Это послужило сигналом к началу битвы.

В нас уже швыряли всем подряд, в том числе ножами и вилками, но в основном — предметами потяжелее, типа стульев и посуды.

Мы с Андреем быстренько спрыгнули со стола и заняли оборонительную позицию.

Швыряться было особо нечем. Андрей метнул свою пару ножей, пригвоздив кого-то к стене — не смертельно, впрочем, да я попал пивной кружкой в чей-то лоб. Но вскоре народ, видя, что мы безоружны, попер напролом. Стол нам еще удалось кое-как перевернуть на наступавших, но силы явно были неравными. Дело окончилось бы плохо, если бы не парень в балахоне. Он выхватил шпагу — да-да, у него, оказывается, была шпага, а под балахоном — кираса — и подскочил к нам.

— А ну — назад! — крикнул он беснующимся оборванцам. — Кто подойдет, того проткну, как зайца!

Парень был явно моложе меня — Кириллу ровесник, наверное. Но держался так, словно он какой-нибудь граф. Или еще круче.

Несмотря на его воинственный вид, несколько человек все же полезли в драку. Один, длинный и давно не мытый, схватил кочергу и бросился на нашего неожиданного заступника.

И они сцепились. Нет, правильнее сказать — скрестили. Шпагу с кочергой. Некогда было любоваться мастерством, потому что на меня полез толстый краснощекий мужик с огромной лысой головой. Я вообще-то филантроп, но ничего не оставалось, как молотить по его голове оставшейся в руках кружкой.

В общем, не очень эстетичная была драка, нечего описывать.

Андрей с криком «жаль, что бокс, а не фехтование» схватился с двумя. В рукопашной схватке за него можно не беспокоиться, я же видел его в деле. Это не то что от кружек уворачиваться.

До сих пор не могу поверить, что все происходило на самом деле. Скорее это был кошмарный сон.

В общем, пока я кое-как, с трудом и синяками, справился с одним, Андрей и этот парень отделали человек восемь-девять. На двоих, правда. Часть разбежалась, остальные, оставшись в меньшинстве, уже не лезли.

— Вам лучше поскорее уйти отсюда! — произнес парень со шпагой. — Сейчас сюда заявится вся деревня. Куда вам нужно?

— К перевалу, — тихо вздохнул Андрей.

— Вы ищете Грэту? — нахмурился парень.

— Да. Только, пожалуйста…

— Я провожу вас. Хозяин! Вот тебе за разбитую посуду!

Он оставил трактирщику горсть монет. Мы с Андреем присоединились, хотя и не понимаю я их странных обычаев. Мы, что ли, начали посуду бить?

— Тери! — позвал парень. Зверек, до сих пор испуганно жавшийся в углу, вскочил и быстро, как молния, помчался к выходу, обогнав нас.

— Меня зовут Дитрих, — представился парень, когда мы, все в ссадинах и кровоподтеках, в попорченных костюмах, уже отошли на порядочное расстояние от деревни. Вроде никто не собирался нас догонять. — Я часто бываю в Мильхендорфе по делам, и меня тут все знают. С кем имею честь?

— Андреас, а это мой друг — Стан. Станислаус. Мы музыканты из Макбурга.

— Так ли это?

Мы поднимались по узкой тропинке в гору, зверь — серебристый хорек, как сказал Дитрих, бежал впереди.

— Мне показалось, вы более — целители.

— Только он, — ответил я.

— На чем же вы играете? — полюбопытствовал Дитрих. Вот въедливая бестия!

— На свирелях, — заученно ответили мы.

— О! Рад буду послушать. К несчастию нашему, ночевать придется в горах. Но в паре сотен шагов отсюда есть хижина пастуха, там и остановимся. Тери, где ты?

Он пробежал немного вперед по тропинке, отыскивая хорька.

— Стан! Тебе нельзя пить пиво натощак! — прошипел Андрей. — Я до сих пор в себя прийти не могу, как вспомню тебя на столе с кружками в руках!

— Я трезв, как стекло, — серьезно сказал я. — Только если честно, Андреас, я несколько устал.

— Скоро придем, Дитрих сказал.

— Я не в том смысле устал. А вообще.

Вернулся парень с хорьком, избавив нас от неприятного разговора.

…Хижина, к счастью, оказалась даже ближе ста шагов. Ветхая, правда. Но нашим усталым сущностям сейчас подошел бы и шалаш.

Очаг был выложен прямо на земляном полу, из камней. Постель была одна, из сухих листьев и овечьих шкур.

Совместными усилиями мы развели огонь. Дитрих вскипятил в найденной в домике примятой посудине травяной чай, Андрей сыпанул в «котелок» какую-то пряность, имеющуюся среди тех «ненужных мелочей», о которых говорил Артур.

— Ах, чудесный вкус! — попробовав, оценил наш новый знакомый. — Так откуда, стало быть, вы?

— Из Макбурга! — сонным голосом повторил Андрей и рухнул на шкуры. Через секунду он уже спал. Досталось все-таки ему в этой драке.

А вот мне спать совсем не хотелось. Как и Дитриху.

Мы сидели у горящего очага, все подкладывая хворост, который неизвестный мне пастух заготовил в избытке. Красноватые отблески падали на лицо нашего нежданного товарища — очень молодое лицо, но чересчур серьезное. У Кирилла я никогда не видел такого выражения, как и у большинства его друзей.

— Я сам из Макбурга, — наконец произнес Дитрих. Ну вот, я так и знал! — И голову даю на отсечение: ни ты, ни твой друг ни разу там не были. И пряность, именуемую корицей, туда пока не завезли.

Он помолчал, помешивая палкой уголья, словно давал мне время опомниться.

— У каждого есть свои тайны, — продолжал этот странный паренек. — И каждый вправе их хранить. Я тоже не открываю своего занятия по некоторым причинам. Но вы идете к Грэте. А Грэте я никому не позволю причинить зло. И я хочу знать — зачем она вам.

Все-таки хорошо, что есть адаптер. Иначе я бы ни в жизнь не догадался, что Грэта — это уменьшительное от Маргрэта. Маргарита попросту.

Я напряг все свои умственные способности. Может, Артур и дал Андрею достаточно четкие указания о том, что можно говорить случайным попутчикам, а что — нет. Но Андрей спит. А я, как обычно, не в курсе.

— А кто ты ей такой? — спросил я, чтобы потянуть время, пока не придумаю что-нибудь умное.

Дитрих перестал мешать палкой в костре и обхватил колени руками.

— Никто. Я хотел бы стать для нее всем, — произнес он с чувством. — Но она ждет какого-то своего потерянного жениха.

Ах, Андрюха! Рано ты уснул…

…Мне повезло на этот раз. Пока я обдумывал ответ, Дитрих и сам стал клевать носом.

Я осторожно подвинул его к Андрею, а сам улегся с краю. Чувствуя, что тоже засыпаю, я накрыл потухающий очаг специальным колпаком, припасенным в хижине как раз для этой цели.

 

ГЛАВА 15

Первый

«У каждого мага за спиной — хотя бы один разрушенный мир…»

Есть такая присказка…

Артур сидел на помосте для сожжений, завернувшись в мантию.

Согласно правилам, вступающий в должность глава Трибунала первым делом отдает три распоряжения. Приказы, касающиеся Лиги, Института преобразовательной физики и самого Трибунала. Но когда ты просыпаешься утром и понимаешь, что ты — Первый маг и Первый инквизитор одновременно…

Зазвонил мобильный, Артур машинально нажал кнопку.

— Да?

— Простите, что напоминаю, шеф, — мягко сказал Эдуард. — Все ждут в главном зале.

— Да-да. Я сейчас.

Артур сбросил вызов, но не тронулся с места.

За стенами замка блестит в солнечных лучах море, и, может быть, у самого горизонта идет теплоход…

Мир нежится под ясным осенним небом.

Лабиринт. Единственной мир, в котором уживаются высокие технологии и волшебство.

Его нельзя разрушать.

Нельзя открывать внешние коллатерали.

Нельзя менять внутренний порядок, потому что люди привыкли к нему.

Никто не спрашивает, как поддерживается баланс между магией и техникой.

Какую цену платит эссенциалист, нарушающий постулаты.

Люди хотят жить, улыбаться, любить, растить детей… И гордиться своей землей.

Артур сжал правую руку в кулак. Она до сих пор побаливает в сырую погоду. Гибкость пальцев восстанавливается медленно, он не может быстро печатать, неудобно пользоваться пером. Даже к пинг-понгу он вернулся совсем недавно.

Можно отменить костры. Можно разрешить инженерам работать над порталами.

Можно все, что угодно, и Трибунал не осудит.

Потому что Трибунал — он сам. Артур Пелганен, Первый судья.

Первый маг. И эссенциалист.

Снова звонит мобильный. Ну подождите же вы…

— Да!

— Шеф, где вы сейчас?

— …Там!

— Понял.

Эдуард отключился. Через минуту он уже стоял перед Первым.

Три года назад он сказал молодому магу: «Чем сильнее человек, тем больше испытаний выпадает на его долю. Но ты можешь облегчить испытания для других».

Артур остался в Трибунале…

— Артур, пойдем!

Щемелинский протянул эссенциалисту руку и буквально стащил его с помоста. Артур пришел в себя, слегка смутившись.

— Эд, я бы не хотел…

— Никто не узнает. Пошли, есть немного времени…

Они покинули двор и вошли в одну из дверей в стене. Главный провел Артура коротким широким коридором, и очень скоро они оказались в просторном, современно оборудованном помещении, залитом солнечным светом.

В спортзале.

Трибунальщики регулярно пользовались спортивным залом, поддерживая форму, дух да и просто расслабляясь.

Крыши не было, защитой от дождя и снега служил раздвижной купол. Сейчас его раскрыли.

Посреди спортзала был натянут батут.

— Снимай свою мантию. Залезай и прыгай. Если хочешь, я выйду.

— Останься, пожалуйста…

— Хорошо, Ваша честь…

Артур сбросил мантию на руки Щемелинскому и влез на сетку.

Надо только слегка присесть и оттолкнуться…

— Жизнь — это прыжки на батуте…

Нелегко разговаривать — прыгая, но слова выплескиваются сами…

— …Летишь вверх — восторг… Адреналин… Легкость… Моральный подъем…

Падаешь — страх… Паника… Обреченность…

Вдруг под ногами… не окажется… пружинящей ткани? Лишь острые камни… Лишь кости незадачливых прыгунов…

Артур закрыл глаза.

Вдох. Выдох. Ветер. Прыжок.

— Каждый — сам… себе… батут. Кто-то улетает под небеса… Рискует… Пьет до дна… полную чашу… А я сейчас… и на пару метров… боюсь… прыгнуть… Вдруг что-то… не так пойдет?

Эдуард смотрел на молодого судью не отрываясь. Он пережил уже двух начальников.

Предшественник Циферблата — эссенциалист — славился своей мягкостью и человечностью.

Макс, профессиональный юрист, получил от него в наследство полуразвалившийся Лабиринт…

Артуру Циферблат оставил восстановленный мир. Процветающий, но усиленно отрицающий это.

Первому судье предстояло удержать Лабиринт от саморазрушения.

Балансировать.

«А все-таки жизнь в прыжке — прекрасна, — думал Эдуард, глядя на „летающего“ вверх-вниз мага. — Это лучшее, это самое настоящее, единственное, что имеет смысл…

Иногда кажется — солнце так близко, что даже успеваешь ощутить жар. Быстрее бьется сердце, и весь запас внутренней энергии выплескивается… чтобы помочь дотянуться, овладеть ярким, сияющим шаром…

А потом ты падаешь.

Но это твое право. И твоя жизнь»…

Первый судья спустился с батута, готовый огласить два приказа. По Лиге и Трибуналу.

— Ваша честь, — произнес Главный, накидывая на плечи Артура мантию. — У вас есть пятнадцать минут. Вы можете не выходить в зал, а направить распоряжения по сети. Мы ждем у экрана, так же как Глеб и Высокие магистры в своих учреждениях.

— Да, Эдуард, я больше не заставлю вас ждать. И спасибо.

Они пожали друг другу руки, после чего разошлись.

Артур шел в кабинет. Шаги гулко отдавались в узком коридоре.

«Только я тебя умоляю — не развали мир. Я так долго его берег».

— Я знаю, Макс.

«Как же ты будешь сжигать себе подобных»?

— Стас, и это помню.

Пятьдесят метров, потом открыть дверь, включить компьютер, сесть за клавиатуру и набрать тексты двух приказов.

«Отменить аутодафе.

Аппарату [личному составу] перейти на современную форму одежды, для этого подключить дизайнеров.

Природные коллатерали между мирами привести в действующее состояние, но использовать только с целью портации эссенциалистов. (Примечание — вместо костров).

Срок ссылки эссенциалистов из пожизненного сократить до…»

Артур задумался. Сколько нужно времени для того, чтобы человек успел освоиться, помог соседнему миру, осознал свои ошибки — или их отсутствие — и захотел вернуться? Зиньковец вообще не захотел. Остальные известные ему осужденные начинали мечтать о возвращении уже через пару месяцев, но лет через семь-десять это желание притуплялось. Что ж, исключения только подтверждают правила…

«…сократить до пяти лет».

По Трибуналу — пока все. Текст сейчас прочитают в главном зале.

Артур отправил сообщение на дисплеи и принялся за новое.

«Перевести академию и все эссенциалии на полное сетевое обеспечение. Учет статистики вести ежеквартально и ежегодно. Ежемесячные и ежедневные отчеты отменить».

Это сейчас увидят Высокие магистры на экране в Бежевой аудитории академии Эссенс. У кого-то от возмущения пропадет дар речи, а кто-то скажет: «Молодец. Слава Лабиринту, давно пора».

Всем не угодишь.

Итак, два приказа отправлены. Но что сказать Глебу Ярову, директору Института ПФиПЛ?

Инженеры, программисты, портальщики ждут, когда же Трибунал даст разрешение на дальнейшую разработку и активное использование коллатералей.

А это гарантирует утечку мозгов и магической составляющей, не говоря уже о том, что может сюда прийти из других миров…

Зазвонил телефон. Артур взглянул на номер: домашние.

— Да! Светочка, у меня только четыре минуты.

— Прости, милый. Тут Котенок нарисовала картинку и очень просит показать ее папе.

— Хорошо, я включу видеофон.

На экране появился детский рисунок. Кривенькие домики с треугольными крышами, узкие длинные, словно гусеницы, машинки. Круглоголовые люди с улыбками до ушей, цветы с лепестками разного размера. В самом верху — оранжевый круг. А между солнцем и городом… Что же это такое? Мячик? Слишком сплющенный…

— Дорогая, а что это над крышами? — устало спросил Артур.

— Летающая тарелка, по-моему.

— Какая тарелка? — не понял Пелганен.

— Ну корабль космический. Хочешь, спрошу?

Артур во все глаза смотрел на рисунок.

В городе Айсбург светит солнце, ездят машины, улыбаются люди, выходя из уютных домов на засеянные цветами улицы…

— Дай мне Катю, — наконец сказал он.

— Але-о? — услышал Артур через мгновение голос девочки.

— Доченька, что ты нарисовала в небе? Пониже солнышка?

— Папа Артур, это корабль с космонавтами! — заявила Катя. — Их специально тренируют, мне папа Стасик рассказывал!

…А над городом Айсбургом летит космический корабль…

— Спасибо, доченька, замечательный рисунок. Ты его не выбрасывай, ладно? — автоматически произнес Артур, кладя трубку.

Оставалась минута.

Ну, Стас…

Артур сел за клавиатуру и, невзирая на боль в руке, стремительно забарабанил по клавишам…

* * *

На крыше лаборатории Глеб Яров вместе с ведущими аналитиками напряженно ждал решения Трибунала. В руках у всех были пустые стаканы. Поодаль дожидались две закрытые бутылки виноградного вина: белого (на случай, если придет «добро») и красного (если нет).

Вкус красного уже мерещился Глебу в ночных кошмарах.

Тень установленных здесь солнечных часов неумолимо приближалась к центральной отметке. Ноутбук на коленях безмолвствовал.

В Лабиринте полно самой точной, самой современной техники. Солнечные часы — традиция. Традиция и то, что если никакого приказа не придет до полудня, в институте все останется по-старому. Как было при Циферблате.

Полный контроль и ничего нельзя.

— Да не разрешит он.

— А вдруг разрешит? Все-таки Эдуард сейчас Главным дознавателем, может, присоветует. Из-за сына.

— Вот как раз из-за сына и не присоветует! — раздавались голоса то справа, то слева.

Глеб ждал. Тень от гномона едва заметно ползла. Конечно, приказ может прийти и позже, никто не осмелится объявить его недействительным. Но обычно — если решение есть, оно оглашается сразу, чего тянуть…

С крыши спускаются вьющиеся плети винограда — желтого и прозрачного на солнце. Как же хочется вина — белого «Тракайского», а можно и «Айсбургского». Хочется оторваться, уйти от экрана, закрыть ноут, выключить… И не смотреть, ожидая распоряжения, словно приговора.

Тень заняла вертикальное положение, когда по темно-синему экрану побежала светящаяся строка…

«Разрешить разработку коллатералей.

Разрешить активное использование гармониевых носителей».

— А-а-а-а-а-а!

— Йе-э-э-э-э!

Кто-то откупорил «Айсбургского».

Портальщики вопили, обнимались, чокались и тут же опустошали стаканы.

В это время строка побежала снова:

«Подключить руководство Высшего летного училища к составлению план-проекта освоения космического пространства и подпространства. Отделу Микроэлектроники предоставить все имеющиеся в информационных источниках данные о навигационных системах. Артур Пелганен, Первый судья Трибунала Лабиринта».

Подписываться было не обязательно. Это лишь означало, что распоряжения закончены.

Все замерли.

Перестали кричать, пить и даже дышать.

Глеб Яров вернул текст на экран полностью.

— Что это значит, а? — наконец подал голос один из аналитиков.

— По-моему, мы будем делать эти… спрунгеры! — не веря своему счастью, откликнулся случайно оказавшийся на крыше стажер.

— Кого? — не понял народ.

— Джамперы, — ответил Глеб. — Похоже, ты прав… Работаем на космос.

«И тогда Великий маг поднялся высоко в небо»…

 

ГЛАВА 16

Рита

Жуткий холод не дал поспать.

Еще одно утро. Опять совершенно другое, и мир другой. Скоро мне хватит впечатлений на небольшую коллекцию.

Андрей дрых, как хорек, который пригрелся у него в ногах. Надо же, проникся доверием… И как они могут спать при температуре ниже нуля!

Только нашего рыцаря в хижине не было.

Разводить огонь задубевшими пальцами я был совершенно не способен. С намерением попрыгать и согреться, а заодно поискать нового знакомого, я выскочил из домика.

Вчера-то мы шли уже в темноте, разглядеть что-либо было совершенно невозможно. Только благодаря Дитриху, знавшему, по-видимому, эту местность как собственный дворик, мы смогли найти тропинку, хижину, да вообще не скатиться в пропасть.

А сейчас я увидел… горы под снегом и замерзшее озеро.

Лед искрился, будто миллионы хрустальных осколков или елочная мишура. Есть такая, с напылением…

Красота.

Я даже пожалел, что не сумею нарисовать эту зимнюю сказку.

Здесь не наши Альпы, но что-то подсказывало мне — Долина в Германии выглядит так же. Или почти так же.

Миров много, но…

Нет, не так. «Много миров, но едина их главная сущность». Откуда я это знаю? Навеяло…

А мы, оказывается, забрались довольно высоко. Но спуска не видно — наоборот. Тропинка, по которой мы добрались сюда, убегает все вверх и вверх.

Тишина.

Вокруг высокие ели, и я стою один. Словно гном. Очень маленький и незаметный.

Внезапно с елки посыпался снег прямо мне на голову. Я осторожно выглянул: птица на ветке. Довольно большая, с красноватой спинкой. Вспорхнула и улетела.

Почему же так тихо? Есть краски, но не хватает звуков. Эха? Шороха? Щебета?

И тут я понял, чего именно.

Я бросился в хижину. Андрей все еще спал, хорек при моем появлении поднял голову.

Я полез в мешок и достал свирель. Авось разберусь, как она работает.

Вернувшись на улицу, внимательно осмотрел «дудку». И сразу понял, что нужно делать.

Она раздвигалась наподобие складного пластмассового стаканчика.

Готово, теперь это полноценный инструмент. Нашлась и кнопка под мундштуком. А вот надо ли дуть, Артур не сказал. На всякий случай я набрал в легкие воздуха, поднес свирель к губам и медленно стал выдыхать, нажав при этом кнопку…

Музыка полилась. И гром меня разрази, если это были не «Зеленые рукава»! Старинная кельтская мелодия, моя любимая вещь.

Я так удивился и обрадовался! Чужой мир, чужие обычаи, неведомая дорога — а музыка все та же. Знакомая до слез. И до чего же она подходит!

На пороге появились Андрей и хорек. Стоят и слушают, Тери даже ушами поводит. А я все играю и играю. Вернее, она сама играет и никак не хочет меня отпустить. Пролетело куплетов пять, прежде чем я смог наконец оторваться и перевести дух.

— Он тут дудит, — делано возмутился Андрей. — А нет чтоб огонь развести, пока брат не превратился в сосульку!

— Ох, извини, — смутился я. В самом деле, совершенно забыл обо всем на свете…

Тери вдруг пискнул и юркнул в хижину.

— Не шевелись и не играй пока, — быстро сказал Андрей, напряженно глядя за мою спину.

— Что — обвал? — испугался я…

— И помолчи.

Я скосил глаза, ничего странного не заметил и обернулся.

Все спокойно. Птиц нет, ветви не шевелятся.

Лишь что-то пестрое у ближайшего ствола, вроде свернутой мантии.

— Медленно иди к дому, — сказал Андрей. — И не дергайся. Не поворачиваясь, так и иди.

Ну конечно! Я же должен узнать, что это…

Я сделал шаг к непонятной куче.

За спиной раздалась тихая ругань.

— Куда ж ты… Назад!

Но я уже и так все понял.

Огромная кошка, снежно-белая с черными пятнами. Как барс, но с кисточками на ушах и бородатой мордой.

Валяется на боку и глядит на нас, будто ждет чего-то. Расслабленно так, умиротворенно… Любуется. На еду так не смотрят.

— Заслушалась, что ли? — пробормотал я. — Пока не начал дудеть — никого не было, я бы заметил.

— Пришла в партер, видно, — ответил Андрей. — Давай в дом, а? Кажется, и на балкон слушатели подтягиваются.

Скрипнула сосна над головой. Я задрал голову и чуть не присвистнул: на тоненькой веточке висела знатная зверюга, обхватив ствол лапами. Бурая, с воротничком. И с широким оскалом: то ли улыбается от восторга, то ли у нее всегда так.

Да, пожалуй, Андрей прав. Выступление надо в камерной обстановке организовывать, чтоб не понабежали всякие.

В дом мы влетели одновременно, чуть не столкнувшись плечами. Дверь сразу захлопнули.

Я посмотрел в окно: и на дереве, и под ним — никого. Померещилось?

— Любители прекрасного… Хорошо, что не гурманы.

Андрей усмехнулся.

— Или, напротив, слишком разборчивы в еде. Кстати, где наш новый друг? Тери, фью, — свистнул он. — Где твой хозяин?

Тери, к нашему удивлению, ответил на свист звонко и переливчато. А через секунду произнес:

— …По делам. Скоро вернется.

Мы переглянулись. Ай да техника трибунальская…

Огонь развели в два счета, навострились уже. Пока закипала вода — снега вокруг с избытком, чистого, — распотрошили неприкосновенный запас из вещмешков.

Андрей взрезал ножом пакетик и понюхал.

— По-моему, белок какой-то.

Я надорвал упаковку зубами.

— Угу. Соевый. Соевое мясо.

— Это из чего?

— Да из сои же. Растение такое. Не ел никогда?

— В Лабиринте не знают такого растения, — покачал головой Андрей. — По-моему, это синтетика. Горячая уже вода, давай сыпать.

Что ж… Если у них не растет хлопок — поэтому все так удивлялись моим джинсам — вполне возможно, нет и других растений. Но они неплохо обходятся…

Двух пакетиков как раз хватило на котелок. Тут-то и вернулся Дитрих. Знал, когда приходить, хитрец.

— Доброе утро! А чем это у вас так вкусно пахнет?

Чтоб не запутаться, сочиняя неправдоподобные объяснения, я перевел разговор на другую тему — рассказал про медведя и кошку.

— Зверюшкам играете, а мне? — обиженно протянул Дитрих.

Мы поклялись, что — непременно.

О том, где пропадал, наш друг не счел нужным сообщить. Сказал только, что дальше проводить нас не сможет, ждут срочные дела.

За разговором он достал из своей сумы шесть сухих лепешек. А ведь тоже запасливый…

Так что завтрак удался на славу. Пока ели, хорек все время вертелся возле Андрея. Вставал на задние лапки, тычась мокрым носом в ладонь, извивался, запрыгивал на колени, совал нос в еду и забирался за шиворот.

Андрею это явно нравилось, и свою порцию он щедро разделил пополам.

— Надо же, как он тебя полюбил, — покачал головой Дитрих, забирая котелок, чтобы наполнить его свежим снегом для чая. — Тери. Пойдешь со мной? Нет? Ну и сиди.

Он вышел за дверь, а я тихо сказал:

— Он вчера спрашивал, кто мы да откуда. Говорит, что сам из Макбурга.

— А ты что? — встревожился Андрей, поглядывая за окно.

— Я ничего не успел ответить. Уснул он.

— Странно, почему сейчас не спрашивает…

Андрей задумчиво погладил хорька.

— А еще он про Риту сказал, что она тебя ждет.

— Что?!

— Ну, не тебя, а жениха своего…

Я прикусил язык, но было поздно. Андрей изменился в лице и больше уже не проронил ни слова. Ах, голова моя дырявая…

Дитрих вернулся и поставил котелок на огонь.

— Вот что, господа, — начал он. — В другое время я бы ни за что не пустил вас за перевал, потому что ни мысли ваши, ни поступки мне непонятны. Но Тери я полностью доверяю. Он не выносит злодеев и проходимцев. И людскую сущность чувствует безошибочно.

Андрей против воли расплылся в улыбке.

— Наш человек! — шепнул он мне.

Да уж. Еще один специалист. Коллега.

— Отправляйтесь вверх той же дорогой, пока не выйдете на широкое плато. Оттуда видно долину. И дом. Спускайтесь осторожно, склон очень крутой, легко сорваться. Грэте передавайте от меня поклон. Да скажите, чтоб…

Он отбросил волосы со лба, вздохнул.

— Нет, ничего.

Быстро собрались, поблагодарив неизвестного хозяина за кров, и вышли.

Низкое небо, снежная дорога, солнце маленькое и бледное. Но мне начинало все это нравиться.

Дитрих шагал впереди — он все-таки решил проводить нас до плато — Тери сидел у него на плече, помахивая хвостом. Замечательный зверь, нам будет не хватать его. Я топал посередине, стараясь попадать в след. Сзади ступал Андрей.

Три смелых зверолова…

— Господа, — обернулся наш проводник. — А кто-то обещал музыку…

И идет себе дальше. Мы с Андреем полезли в торбы. Я, как уже более опытный, первым раздвинул флейту и заиграл. Те же «Рукава», но уже как-то иначе. Как будто на знакомой реке появились новые пороги, неизвестные острова, излучины…

Флейта Андрея выводила вторую партию.

Дитрих неожиданно запел. Не понимаю, как он не охрип на морозе… А голос у него совсем юношеский — чистый и звонкий. Да еще акустика в горах — будь здоров…

Не знаю, как Андрюха, а я сразу просек, о ком он толкует. Что-то понятливым стал в последнее время. Родство с эссенциалистом влияет?

Тут уж, кажется, и у Андрея не осталось сомнений. Он опустил флейту и остановился, впившись в Дитриха глазами. Певец тоже замолчал, перестал и я. Они стояли друг напротив друга, пока Тери не прервал переливчатым свистом затянувшуюся паузу.

— Мне пора, — произнес менестрель. — Почти пришли, впереди спуск.

— Спасибо тебе, — сказал Андрей. — Тери, пока! Фьюить! Еще встретимся, а?

— Непременно! — свистнул Тери.

— А ведь ты понимаешь его! — сказал Дитрих. — Счастливого пути… Стан, будь здоров! Идите осторожно!

— И тебе всего хорошего, Дитрих! — откликнулся я. — Жаль, что так мало пообщались.

— Ничего, — улыбнулся он. — Если звезды будут благоприятствовать — свидимся.

Он махнул рукой на прощание и очень быстро скрылся из виду. На плечо мне с хулиганским щелчком упала шишка. Похоже, кроме певца у нас были и другие провожатые.

Мы остались на плато, с молчаливого согласия не говоря больше о Дитрихе.

Отсюда открывался вид на широкую заснеженную долину.

— Ковер. Пушистый ковер, — произнес Андрей.

— А до него еще топать и топать, между прочим, — констатировал я, убирая свирель в мешок.

— Стан, ты видишь домик?

Я помотал головой. Какой там домик! Глаза режет от белизны.

— Вон он, смотри…

Я напряг зрение изо всех сил, пытаясь понять, что можно различить на этом чистом белом листе.

— Левее…

Да, действительно. Едва заметный бугорок и узкая черная полоска между снегом на земле и снегом на крыше. Сам бы я не догадался.

— Я боюсь, Стан.

— Чего?

Я недоверчиво глянул на Андрея. Боится? Сейчас? Когда все позади?

— Боюсь, что она не узнает меня. Или узнает, но не примет…

— Да ладно! Ну что ты, в самом деле! Кого же она примет, если не тебя!

— Стан! — Андрей захлопнул свою свирель, едва не сломав ее. — Я так хотел дойти, понимаешь? Дожить. Добраться, доползти — любой ценой. А сейчас во мне что-то скребется: «Чего приперся, дурак»?

— Ага. Ну что, поплыли обратно, Василий Иваныч?

— Кто?

— Анекдот такой. Хватит с ума сходить, пошли!

Я решительно двинул вниз по склону.

Даже слишком решительно.

Дитрих не зря предупреждал. Не сделав и десяти шагов, я поскользнулся, упал на спину и неминуемо слетел бы с почти отвесной скалы, если бы Андрей, подоспевший в последний момент, не схватил меня за лямку мешка. Эссенс уцепился за голые ветки кустарника, а я нащупал ногами камень и уперся в него.

— Стан, ты что?! Священный лабиринт, мать его за ногу! Иду я, иду! Только не так быстро, ладно?

— Может, нам веревкой обвязаться? — сказал я вместо ответа. — У нас есть веревка?

Андрей молчал.

— Але!

— Есть. Я думаю, как ее достать.

* * *

Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем Андрей, проявляя чудеса гибкости и пытаясь распластаться на склоне, смог развязать мой мешок. Но все напрасно — в моем комплекте веревки не было.

— Да ты подумай, а! Предусмотрительный Артур не положил вторую веревку! — с досадой произнес эссенс.

— Правильно, две и не нужно. Одной за глаза хватит! — глубокомысленно произнес я. А что еще оставалось?

— Придется Артура звать, — с неохотой протянул Андрей.

— А из твоего мешка?..

— Нереально. Звезданусь. Артур! — закричал Андрей в пространство. Никто не ответил, он крикнул чуть громче. — Артур!

— Я тебе дам, «не положил»! — рявкнул голос с небес. — В боковом кармане смотри!

Я так и припечатался к склону. Андрей завозился и через некоторое время крикнул: «Нашел»!

— Обормот! — со вздохом облегчения произнес голос. — Стаса не урони!

Пока Андрей, сбросив плащ вниз, пристегивался — веревка оказалась не какая-нибудь, а с карабинами, — я медленно приходил в себя.

— А он все слышит, да?

— Не все. Он иногда выходит… скажем так, в эфир. Тогда слышит. Но сделать ничего не может, для этого его надо позвать.

— А помнишь, он говорил: «Я вас вытащу, если что»? — припомнил я.

Андрей сбросил мне свободный конец веревки с креплением.

— Сможешь пристегнуться?

— Думаю — да.

Я осторожно, перехватывая канат то одной, то другой рукой, стал оборачивать его вокруг пояса. Мой плащ полетел вслед за Андреевым.

— Вытащить-то вытащит. Обратно в Лабиринт! А нам осталось два шага…

Я не стал напоминать, что кто-то только что не хотел никуда идти…

Кое-как мы слезли. Сползли. Спустились-таки с этого плато. Почти живые.

Поэт был прав: лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал. И никогда не будешь!

Молча смотав веревку, убрали ее в мешок. Руки-ноги, гудевшие от только что пережитого напряжения, требовали оставить их в покое. Порванный в двух местах плащ Андрея сняли с куста. Мой — вообще не нашли. Но у меня хоть колет почти не пострадал, не считая потерянных в драке пуговиц. Андрею же пришлось свой выбросить вместе с рубашкой — кружева превратились в лохмотья. Впрочем, как и штаны, которыми он при спуске цеплялся за каждую неровность.

— Одно из двух. Либо ты заворачиваешься в плащ, как античный бог, либо достанешь свою одежду, — заключил я.

— Что-то я не слышал, чтобы боги заворачивались в плащи, — пробормотал Андрей, вытаскивая пакет. Через пару минут он уже облачился в свой бежевый костюм и нормальные ботинки. Значок прицепил на рубашку, спрятав под пиджак. А я так и остался в прежнем образе, накинув его плащ себе на плечи.

Чудесная парочка.

— Интересно, что сказал бы Артур, — задумчиво произнес эссенциалист.

— Он матом не ругается, — ответил я. — Интересно, что скажет Рита.

Андрей быстро посмотрел на меня.

— Адаптер!

Я хлопнул себя по ушам, по груди.

— Посеял! — кивнул Андрей. — А флешка?

— Флешка вот, — вздохнул я.

— Ну и черт с ним, возьми мой.

— А ты?

Андрей молча снял гарнитуру и стал прилаживать ее на меня.

— Не надо, тебе сейчас нужнее!

Андрей помотал головой.

— Либо мы с ней поймем друг друга без всяких переводчиков, либо нам и техника не поможет!

Резонно. Я не стал спорить.

— Пойдем, спутник, — вздохнул он, и мы двинулись к домику.

Сверху расстояние казалось гораздо меньшим. На деле пришлось шагать целый час чуть не по колено в снегу, пока мы не добрели до круглого колодца. Здесь начиналась утоптанная дорожка к крыльцу. Метров сорок — и мы у дома. Аккуратненький домик, словно из сказки, с цветными стеклами в окошках…

И дым из трубы.

— Кто-то есть! — сказал я, присев на край колодца, чтобы вытряхнуть снег из башмаков. — Если хочешь, давай ничего сразу говорить не будем. Давай посмотрим на ее реакцию сначала, а там сообразим.

Мне хотелось выработать стратегию, тактику, беспроигрышный вариант.

— Ты, главное, не волнуйся, а лучше вообще молчи, я сам начну разговор.

В это время дверь домика отворилась, появилась девушка. Высокая, с двумя длинными светло-русыми косами, в пышном зеленом платье с передником.

— Да, — сказал я, — вполне ничего. К такой можно и в костер. Но ты, главное…

Андрей меня не слушал уже.

Он бросился навстречу Рите.

Забыв свой страх, неуверенность, осторожность, разговоры о долге и прочие глупости.

А Рита бежала к нему.

На полдороге они встретились, Андрей подхватил ее на руки и стал целовать.

И судя по всему, ей было неважно, как он выглядит.

…А снег все никак не вытряхивался из моего башмака…

* * *

Вот честно: не люблю фэнтези. Жизнь-то гораздо интереснее придуманных историй. А уж сколько нам с Андреем пришлось пережить…

Андрея я очень хорошо понимаю: Рита и красавица, и умница, и добрая… А главное — Как хорошо, что она его дождалась!

Андрей сказал, что обвенчается с ней в местном костеле. Готов на время стать католиком, как все бавардийцы.

На мой вопрос насчет дальнейших планов эссенс ответил: «Не знаю. Но пока я остаюсь здесь».

И это правильно. Сколько можно мыкаться, должен же у них быть медовый месяц, вполне заслужили!

А вот я домой пока не собираюсь. Сегодня утром я умывался холодной водой у колодца, когда неожиданно со стороны гор появились Дитрих и Тери. Менестрель поздоровался и, ни о чем не спрашивая, предложил мне пойти с ним по дорогам.

— Я музыкант, страж этого мира. Но и в другие миры заглядываю. Твой товарищ, как мне кажется, нашел то, к чему стремился. Теперь ты со спокойным сердцем можешь оставить его здесь.

Он перевел глаза на домик и со вздохом произнес:

— Фройляйн Зеленые Рукава…

Потом повернулся ко мне:

— Стан, мы с Тери будем очень рады, если составишь компанию…

Тери переливчато свистнул: «Соглашайся, друг!»

Я посмотрел на них обоих: юношу и хорька. В самом деле — Дитрих сейчас самый подходящий для меня товарищ. По несчастью. Хотя несчастным я себя не чувствую. Тоска пройдет, было бы занятие.

— Согласен, — улыбнулся я, протягивая менестрелю руку. Тот с радостью пожал ее.

Дитрих хотел увести меня немедленно, но я не мог уйти, не попрощавшись с Андреем. Со своим братом.

Мы договорились отправиться завтра на рассвете.

…А вечером мы сидели втроем у печки — Андрей, Рита и я. Потрескивал огонь, за окном падали снежинки…

— Андрей, я все думаю про ту историю, о магах и людях. Про Лабиринт и паутину. Это что — ваша официальная версия обустройства мира?

Андрей, щурясь на огонь, улыбнулся.

— Сказка-то? Представляешь — да, одна из версий. Но есть и другая. О том, что Мегавселенная сама похожа на лабиринт. Помнишь детскую игрушку — прозрачный кубик с перегородками, а внутри катается шарик, и надо перегонять его с одного уровня на другой?

Точно. Была у меня в детстве такая.

— Так вот. Шариков много. Это миры. И они перемещаются по уровням Мегавселенной. А иногда — сталкиваются…

— И происходит наслоение? — понял я.

— Угу. Стас! — спросил он вдруг. — Ты не передумал уходить? Может, останешься?

— В самом деле, Стас! Мы бы очень хотели, чтобы ты задержался! И Андреас, и я, — подала голос Рита. — А миры никуда не денутся!

Она улыбнулась.

— Спасибо, ребята, мне действительно надо идти. Но мы обязательно увидимся!

— Жаль, — с грустью сказал Андрей. — Но раз ты решил… У тебя есть адаптер и флешка, рекомендации те же. Если тебе понадобится помощь, ты всегда можешь позвать Артура. Он услышит тебя из любого мира.

— А если… мне не захочется звать Артура?

Собственно, это был не вопрос. Так. Мысли вслух.

— В самом деле! — Рита с укором покосилась на жениха. — Зачем нам Артур! Ты всегда можешь позвать Андреаса, Стас. А он сможет позвать тебя. А если что — я помогу.

— Ну, тогда и бояться нечего, — весело объявил я, обнимая их обоих.

Потом я отправился спать. Завтра в путь…

Утром мне наконец-то удалось вскочить раньше всех. Раньше всех — потому что Андрей с Ритой так и не уснули, всю ночь… проболтав.

Рита собрала мне полный мешок всякой еды. А я не стал отказываться.

В окно я видел, что Дитрих и Тери уже ждут меня у колодца…

— Ну, не грустите, ребята! — сказал я уже на пороге, видя слишком печальные лица моих друзей. — Андрей, когда-нибудь мы встретимся, и я скажу: «Привет, Андрюха!»

— «…Рад, что не ошибся в тебе», да? — улыбнулся мой друг.

И тут до меня, дурака, наконец дошло! Только сейчас я понял, почему он узнал меня на пристани. «Вы должны были общаться раньше», — сказал Артур. Конечно, ведь я отправил Андрею сообщение — выдуманному Андрею, из профайла. Просто так написал, по приколу. А ведь если бы я тогда этого не сделал…

Он не узнал бы меня. И ничего бы не было.

Или было?

Да кто теперь разберет…