© Гурова Е., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

 

Глава 1

Парящая ищейка

Я лежала на спине прямо на песке, глядя на затянутое лёгкой дымкой голубое небо. Наступило утро, попугаи на деревьях шумели и галдели – хуже, чем весь школьный двор в самый разгар перемены. Я понимала, что нужно бы встать – что мне в любом случае придётся скоро подняться, – но в тот миг так здорово было просто лежать. Дать отдых рукам и ногам, которые столько карабкались, прыгали, брели, ползали и боролись. Здорово не думать вообще ни о чём – только о песке, солнце и синем небе.

И тут я её заметила. Громадную птицу с такими широкими крыльями, что она напоминала летающую дверь. Она медленно парила в восходящем потоке воздуха, с каждым кругом снижаясь всё ниже, и по сравнению с размахом её огромных крыльев попугаи казались крохотными разноцветными воробышками.

Может, это орёл? Я понятия не имела, какие птицы могут встретиться здесь, на острове Кахлы.

Нет, похоже, это не орёл – слишком длинная шея. Я прищурилась от солнца, чтобы лучше разглядеть гигантскую птицу. Она снизилась ещё на несколько метров, приблизившись настолько, что я даже немного занервничала. Она была такой огромной… Конечно, хищные птицы редко нападают на людей, но…

Один из воронят испуганно пискнул; кто из двух – дикий друг Аркуса Эрия или другой воронёнок, – я не разобрала, однако Аркус пробормотал что-то успокаивающее им обоим.

Я уже собиралась сесть, как птица спикировала вниз. Приземлившись прямо передо мной, она сделала в мою сторону несколько неуклюжих шагов, словно бежала. Её глаза окаймляла морщинистая розовая кожа, и если бы не мощный жёлтый клюв, она напоминала бы угрюмого старика. Красные глаза злобно сверкали, а на перьях головы виднелась запёкшаяся кровь, в особенности вокруг клюва.

– Убирайся! – машинально крикнула я, подняв руку, чтобы защитить лицо, и в ту же секунду ощутила острую боль в предплечье. Обдав меня сладковатым гнилостным запахом и задев мощным крылом, птица, сделав пару взмахов, взмыла вверх и улетела в открытое море.

– Ай!

Прямо возле локтя образовалась рана. Довольно глубокая – при желании туда можно было засунуть палец. Но такого желания у меня не возникло. Сначала я просто сидела, тупо разглядывая порез, а потом он начал пульсировать, и кровь залила всю руку.

– Ой-ой-ой! – испуганно запричитала Никто. – Что случилось?

– Это был гриф, – сказала Кахла, поднявшись. – По-моему, белоголовый сип.

Фу, как противно! Если тебя ранит, как я подумала сначала, орёл, это уже неприятно, но гриф… падальщик, использующий клюв для того, чтобы копаться в полусгнивших внутренностях… фу, какой ужас!

– Он… поранил меня, – сказала я.

Оскар смотрел на кровь – по моему мнению, чересчур уж спокойно.

– Неслабо, – произнёс он. – Можно разглядеть сухожилия и всё такое…

Боль стала нестерпимой.

– Кахла, – попросила я, – не могла бы ты…

У меня даже голова закружилась. Гриф. Как противно!

Кахла взяла меня за запястье и запела. Прямо у меня на глазах бег крови замедлился, она начала засыхать, и рана закрылась, хотя и не до конца. Но этого, наверное, нельзя было требовать даже от такой способной дикой ведьмы, как Кахла.

– Промой её, – сказала она, показывая на волны, мягко и слабо бьющиеся о берег.

– В морской воде? Ведь будет же щипать так, что глаза на лоб…

– Морская вода препятствует воспалению, – перебила она. – Делай как говорю!

Пройдя несколько метров, я добрела до моря и, немного поколебавшись, окунула руку в воду. Защипало так, что в глазах потемнело, и мне пришлось приложить невероятные усилия, чтобы сконцентрироваться на том, сколько ужасных бактерий, занесённых грифом, смывает морская вода.

– Я не думал, что грифы нападают на живых людей, – сказал Оскар. – Может, он решил, ты мертва? Ты лежала совсем неподвижно…

– Но ведь потом я села! Он не мог принять меня за мертвечину!

– Белоголовый сип не любит летать над водой, – покачала головой Кахла. – Но этот, спасаясь бегством, улетел прямо в открытое море. К тому же… такие птицы обитают в основном в горных районах. Что-то здесь не так…

– Думаешь, это животное-раб?

Или… наверное, правильнее – птица-раб. Существо, лишённое собственной воли. Как змеи, которых подчинила себе мама Кахлы – по крайней мере до тех пор, пока они не восстали против неё и не убили.

– Возможно.

Но кто на такое способен? Ведь теперь, когда Ламия мертва, я даже предположить не могу, кто может сотворить подобное.

– Бравита Кровавая?

– Понятия не имею! – ощетинилась Кахла. – Я не могу знать, чем занимаются все злые дикие ведьмы мира. Только потому что моя мама… моя мама была…

Она запнулась.

Я заметила, как её плечи дёрнулись, и поняла, что она из всех сил старается не заплакать.

– Но ведь я совсем не это имела в виду, – тихо сказала я. – Ты просто… намного способнее нас. По крайней мере, меня. Ты знаешь гораздо больше.

Её плечи перестали дрожать. Она даже одарила меня печальной, еле заметной улыбкой.

– Тебе всё ещё больно? – спросила она.

Да, было больно, но уже так не щипало, и из-за морской воды я, по крайней мере, чувствовала себя чище.

– Терпимо, – ответила я. – Но лучше чем-нибудь обмотать.

Кахла молча дала мне один из шёлковых платков, составлявших «наряд принцессы», который, по мнению её мамы, она должны была носить.

– У грифов отличное чутьё, – задумчиво произнесла она. – Они могут отличить свежую мертвечину от гнилой падали на расстоянии нескольких километров.

– Слушайте, я же об этом знаю! – Оскар прямо-таки расцвёл от восторга. – Кое-где их используют, чтобы выявить утечки газа – ну в таких длинных трансконтинентальных трубопроводах.

Забавно услышать из уст Оскара такое взрослое слово, как «трансконтинентальный», иногда он в курсе очень странных вещей.

– Откуда ты знаешь? – спросила я. – И как это делают?

– В трубу закачивают особый газ, который пахнет падалью. А потом наблюдают, где будут кружить грифы. Я смотрел передачу о животных, выполняющих необычную работу. А ты знаешь, что хорьков используют для того, чтобы протянуть провода через длинные трубы под футбольными полями, и тому подобного?

– Нет, – ответила я рассеянно. – Но какое это имеет значение? В смысле не по поводу хорьков, а что грифы хорошо чуют запахи?

Меня это слегка удивило. Когда речь заходит об обонянии, мысль о птицах приходит не в первую очередь. У них ведь вообще-то клюв, а не нос.

Кахла не отводила взгляда от моря. Гриф, конечно, давно исчез, но, похоже, она всё же его высматривала.

– Если тебе нужна ищейка, – произнесла Кахла, – которая сможет обыскать огромную территорию практически мгновенно…

– Поэтому-то их и используют для проверки трансконтинентальных трубопроводов, – встрял Оскар, всё ещё находившийся в образе абсолютного ботана.

– Гриф-ищейка? – спросила я, ощутив, как по коже побежали мурашки, ничего общего с погодой не имевшие. Здесь было минимум плюс тридцать градусов.

– О, нет! – воскликнула Никто. – Кто-то нас ищет! – Она бросила взгляд на мою руку, где на шёлковой перевязи уже проступило кровавое пятно. – И этому кому-то мы не нравимся.

Аркус до сих пор не произнёс ни слова: с ним это часто случалось – иногда можно было просто забыть о его существовании. Но теперь он распрямил плечи.

– Мы должны отнести воронят обратно в Воронов котёл, – сказал он. – Здесь им небезопасно.

Я осторожно потрогала руку, подумав, что, по-видимому, в безопасности не находится никто из нас.

 

Глава 2

Кровавый газ

– Вообще-то мне не повредил бы небольшой отпуск на море, – пробормотала я себе под нос, пока мы собирали вещи, готовясь отправиться в путь. Провести бы недельку на пляже, ничего не делая, только валяясь в тени пальм, поедая созревшие на солнце манго, попивая кокосовое молоко и бросаясь в лазурную воду, когда душа пожелает. Почему Кахла никогда не приглашала меня в гости? Я и понятия не имела, что она живёт в месте, словно взятом из туристического каталога, рекламирующего тропические курорты.

Наверняка её папа был против. Я задумалась о том, как долго ему удавалось скрывать от Кахлы, какой на самом деле была её мама и где она находилась. На протяжении долгих лет он держал Ламию взаперти в лабиринте, не давая ей творить зло, а Кахла думала, что она просто «исчезла». Вряд ли ему хотелось, чтобы у них под ногами болталась незнакомая любопытная девчонка, которая училась дикому колдовству…

Знали ли об этом тётя Иса и её ближний круг? Может, поэтому она согласилась обучать Кахлу? Чтобы девочка смогла стать настоящей дикой ведьмой: заботиться о диком мире, не используя его в своих целях. Ничего не брать, если не можешь отдать что-либо взамен. Этот закон диких ведьм Ламия так и не усвоила.

Я украдкой посмотрела на Кахлу. Её наряд принцессы уже скрылся под несколькими разноцветными шерстяными слоями, а ещё больше одежды в дорогу она сложила в рюкзак. Теперь она стояла чуть в стороне, глядя на пустой дом, и весь её вид говорил о том, что она как никто нуждается в дружеском объятии – несмотря на то что для неё обнимать и целовать людей направо и налево совсем не характерно.

Оскар меня опередил. Не в том смысле, что он бросился вперёд и заключил её в кольцо своих сильных рук, как делают в рассказах, которые печатают в журналах. Он просто слегка приобнял её за плечо.

– Ты в порядке? – тихо спросил он.

Она коротко и напряжённо кивнула – два раза, и всё. На языке Кахлы это означало: «Нет, не в порядке, но я буду делать вид, что всё нормально». Мне кажется, Оскар это понял, поэтому просто похлопал её по плечу, подбадривая, и взял у неё рюкзак. А она в ответ улыбнулась ему опять такой еле заметной печальной улыбкой.

Оскар был моим лучшим другом, но ревновать в тот момент казалось слишком уж мелочным. У Кахлы ведь, кроме нас, в целом мире никого не осталось. Мама её умерла, папа практически тоже. Если мы не вернём в Воронов котёл Эрию и маленького воронёнка, для мастера Милаконды, тёти Исы и остальных ведьм и колдунов из её круга – для Шанаи, фру Померанец и господина Малкина – неминуемо наступит смерть. Только с помощью птенцов вороновы матери смогут вырвать их из остановившегося мгновения, в котором они застыли, до того как жизненные силы покинут их навсегда.

Оскар даже не был моим парнем. Интересно, можно ли вообще нормально воспринимать тот факт, что твой лучший друг и твоя единственная подруга-ведьма явно начинают симпатизировать друг другу? Котёнок воспользовался моментом и, вскочив на меня и цепляясь когтями, вскарабкался на плечо. Он по-кошачьи встряхнулся, и во все стороны разлетелся песок. Я поспешно заморгала, чтобы не запорошило глаза, чувствуя, как мелкие острые песчинки залетают за воротник. Котёнок принялся тереться головой о мою щёку, мурлыча, как заведённая швейная машинка.

«Моя. Моя, моя, моя».

– Да-да, – пробормотала я. – Уже поняла.

Большим пальцем я почесала ему за ухом, там, где ему больше всего нравилось.

– Готовы? – спросила я. – Кахла, не могла бы ты…

Ведь Кахла по-прежнему лучше всех ориентировалась на диких тропах.

Она кивнула.

– Может, нам взяться за руки? – пропищала Никто. – Вдруг опять попадём в вороновый ураган…

У Никто не было рук, но у всех хватило такта об этом не напоминать.

– Наверное, неплохая идея, – ответила я.

Я уговорила сопротивляющегося Котёнка забраться мне под свитер – в самых чувствительных местах добавилось ещё песка, – а Никто заняла уже привычное место в рюкзаке у меня за плечами. Оскар, Кахла, Аркус и я взялись за руки. Кахла закрыла глаза и пропела несколько звуков дикой песни.

– Хорошо, – сказала она, – в эту сторону…

Почти сразу же начал сгущаться туман. Вот мы идём по песчаному пляжу, а в другое мгновение уже…

…что-то пошло не так.

Туман вокруг нас сомкнулся плотнее. Я знала, что Кахла идёт впереди, но не видела её. Я чувствовала руку Оскара и видела очертания знакомой фигуры, пальцы Аркуса нервно сжимали мои. Но в остальном я ощущала себя практически слепой. А туман…

– Здесь жарко, – сказал Оскар. – Так всегда?

Так же было и перед вороновым ураганом, который пронёсся по диким тропам, чтобы убить всех взрослых птиц Воронова котла.

– Кахла, – закричала я, – мне кажется, нам нужно отсюда выбираться!..

В отдалении раздался странный грохот, и тут я поняла, что всё вокруг перестало быть серым. Туман запылал тёмно-красным отсветом, напоминавшим старую кровь. Я услышала, как закашлялась Кахла, а через мгновение почувствовала то же самое: ужасное жжение в глазах и лёгких – ощущение, что всю тебя обжигают разъедающие испарения. Я судорожно закашлялась, диафрагма резко сжалась. Что же такое произошло?

– Газ, – просипел Оскар. – Кахла… назад!

Он цепко схватил меня за руку, а я крепче ухватилась за Аркуса. Ощутив мощный рывок, мы выскочили из туманов. Я ударилась обо что-то голенью, споткнулась и была вынуждена отпустить руку Оскара. Котёнок, зашипев, вонзил в меня когти – потом я обнаружила восемь царапин, небольших, но глубоких. Я по-прежнему ничего не видела, слёзы, ослепляя, текли по щекам, я закашлялась, отхаркиваясь, а когда попыталась смахнуть слёзы свободной рукой, стало ещё хуже, словно жаркие кроваво-красные газовые испарения плотно прилипли к коже. Тяжёлые частые дождевые капли вмиг намочили мои волосы и свитер, но я была только благодарна дождю. Я чувствовала, как капли смывают с кожи жгучую плёнку, и подняла лицо вверх, стараясь не закрывать глаза, чтобы дождь мог унять ужасное жжение.

Так я стояла несколько минут, прежде чем ко мне медленно стало возвращаться зрение.

Всё вокруг нас было погружено во тьму – не такую кромешную, какая бывает далеко за городом, а больше похожую на темноту, наступающую при включённых фонарях. За ноющее ощущение в голени я могла поблагодарить скамейку – абсолютно обычную зелёную скамейку из железа и пластмассы, какие стоят в парках. И на мгновение у меня возникло странное, похожее на сон, ощущение, что я вернулась в знакомые места. Но хотя на первый взгляд некоторое сходство имелось, этот сад не был Звёздным парком у меня дома. Цветы и деревья выглядели совсем по-другому. Кусты фуксии за скамейкой возвышались на целый метр, напоминая непроходимую чащу, а росшие на аккуратных клумбах большие белые колокольчики источали такой сильный сладковатый аромат, что сразу после газовой атаки он казался скорее удушающим, чем приятным. На толстом дереве, на другой стороне дорожки, окаймлённой полоской бледной травы, сидели четыре крохотные обезьянки, не отрывая от нас огромных глаз.

Нет, мы определённо оказались не дома. И не очень-то приблизились к Воронову котлу – заключила я. Но где же мы тогда очутились? И что произошло с дикими тропами?

– Аапчхиии. О нет. Аааааапчхиииии. Хрррк. Что это была за… жуть? – запричитала Никто.

Она двигала крыльями вверх и вниз короткими рывками, напоминавшими работу стеклоочистителей, не потому что пыталась взлететь, а потому что ей постоянно приходилось бороться с желанием коснуться ими глаз.

– Расправь крылья, чтобы дождь мог их как следует очистить, – предложила я.

Она так и сделала, но крылья по-прежнему судорожно подрагивали, и даже в неярком освещения парка я заметила, что её глаза покраснели и опухли. Неужели мои пострадали так же сильно?

– Это был какой-то газ, – сказал Оскар. Он тоже выглядел не лучше. Слёзы и дождевые капли катились по его веснушчатому лицу. – Прямо какой-то… кровавый газ.

Котёнок, шипя, выбрался из-под моего свитера и спрыгнул на парковую дорожку. Покрутив пару раз головой, он, похоже, не очень обрадовался дождю, но в остальном выглядел сносно.

– Воронята! – воскликнула я. – Аркус, с ними ничего не случилось?

– Нет, вроде бы всё в порядке, – сипло ответил он. – Кажется, моя рубашка их защитила. По крайней мере, хоть как-то.

В целом было похоже, что звери пострадали меньше людей.

– Кахла, где мы? – спросила я.

– Не знаю, – ответила она. – Я… я просто старалась оттуда выбраться.

Сказать на это особо было нечего, к тому же я радовалась, что ей это удалось. При мысли о том, как всё могло закончиться, у меня побежали мурашки. Самое важное и сложное на диких тропах – придерживаться нужного направления. Не заблудиться. Иначе можно либо вообще оттуда не выбраться – так погибли родители Шанаи, – либо выйти в абсолютно неподходящем месте: например, в 20 метрах под уровнем моря.

И пусть мы находились в каком-то неизвестном чужом городе, промокшие насквозь под тропическим ливнем, подвергшиеся газовой атаке и оказавшиеся очень далеко от цели. Нам повезло.

Мы всё ещё были живы.

 

Глава 3

Дикая ведьма поблизости

– Двадцать шесть крон и пятьдесят эре, – удручённо сказал Оскар, подсчитав наше общее движимое имущество. – Да ещё, наверное, у них здесь совсем другие деньги.

– На пиццу нам вряд ли хватит, – вздохнула я.

Мы захватили с собой еду для воронят, а для себя самих – нет, рассчитывая добраться до места в течение часа.

Не надо было произносить слово «пицца». После того как тошнота улеглась, я почувствовала жуткий голод, а мне это не нравится, так как слишком напоминает тот случай, когда я на себе испытала голод возвратимца – Бравиты Кровавой. Я всё ещё помню, каково это – ощущать непреодолимое желание сожрать выводок новорождённых барсучат.

– Я больше не пойду на дикие тропы, – сказала Кахла. – Больше такого не хочу.

Мои обожжённые глаза с ней согласились. Больше не надо.

– Откуда взялся этот газ? – спросила Никто. – Это…

– Бравита, – сказала я, ни капельки не сомневаясь. – Это она. Думаю, пытается помешать нам добраться до Воронова котла.

– Откуда ты знаешь? – спросил Оскар.

– Это… на неё похоже. Да и кто ещё сотворил бы такое? Или, если уж на то пошло, мог сотворить?

– Ты хочешь сказать – газ колдовской? Что его создала дикая ведьма?

Вид у него был скептический.

– А ты не веришь?

– Ну… просто… в общем, газ – это ведь… нечто химическое. C10H5Cl N2 и так далее.

– Что это? – спросила я.

– Химическая формула слезоточивого газа.

Ну, что я говорила – порой Оскар в курсе самых странных вещей, особенно если они имеют отношение к оружию.

– Это она, – упрямо сказала я. – Я знаю.

– А я и не говорю, что это не так. Просто… мне непонятно, как она это делает. Она ведь не тот персонаж, что сидит в засаде с набором газовых гранат, правда?

Я чувствовала усталость, голод, у меня болели глаза и рука – там, где гриф вырвал кусочек плоти. Под повязкой так саднило, что я её сорвала. Это помогло – дождь охладил рану и притупил боль. На самом деле мне больше всего хотелось раздеться и принять долгий душ из дождя. Это зудящее, саднящее ощущение, возникшее из-за газовой атаки, всё не проходило, и из-за этого я нервничала и раздражалась.

– Понятия не имею, как она это делает, – сердито ответила я, – и в данный момент мне абсолютно всё равно. У кого-нибудь есть предложения, как нам двигаться дальше?

Я посмотрела на свою компанию. Мы походили на стайку утонувших мышей – в особенности Валиант, который в большей или меньшей степени и был мышью – во всяком случае лесной соней. Он сидел на плече у Оскара, старательно очищая носик и усики двумя передними лапками одновременно. Очень странно. Если бы мне нужно было угадать, кто из животных станет диким другом Оскара, я бы, наверное, не показала на Валианта. Может, на собаку или уж точно на зверя больших размеров и большей храбрости. Хотя… как-то тётя Иса сказала, что лучше выбирать дикого друга, не слишком похожего на тебя, чтобы ты смог у него чему-нибудь научиться и смог чему-нибудь научить его сам. А Оскар и так достаточно смелый, так что, возможно, ему нужно научиться чему-то другому – например, всерьёз воспринимать опасность?

– Нам нужна помощь, – сказала Кахла.

– Да, – кивнула я. – Но как нам её получить?

– Нужно найти дикую ведьму, живущую поблизости, – ответила она. – И надеяться, что она окажется более-менее дружелюбной.

– Отлично, – сказала я. – И как нам это сделать?

Казалось, моё терпение пострадало так же, как зудящая кожа.

Кахла закусила губу. А потом на её лице появилась чуть заметная, влажная от дождя улыбка. Она показала на обезьянок, сидящих на дереве:

– Мы спросим у кого-нибудь из местных.

– Ты уверена, что это здесь? – спросила я.

Обезьянка просто посмотрела на меня своими громадными глазами. Кахла сказала, что это долгопят, и зверьку такое название действительно подходило. Обезьянка была не больше обычного хомячка, но длинные ручки и ножки, с помощью которых она карабкалась, странным образом походили на косточки. На шарообразной головке виднелся крохотный носик и пара ушей, как у летучей мыши, а остальную часть лица занимали глаза – огромные золотистые глазищи с чёрными булавочными головками зрачков.

Хотя начало переговоров взяла на себя Кахла, в итоге обезьянка уцепилась за мои волосы и шею. Мне кажется, ей не очень-то хотелось приближаться к дикому другу Кахлы – змее Саге. Обезьянка была такой крохотной, что казалось, будто на плече у меня сидит птичка.

Она не дала прямого ответа на мой вопрос – но я ощутила исходящее от неё нетерпение.

Однако, по-моему, этот дом совсем не напоминал жилище дикой ведьмы. Не знаю, как я представляла типичный дом местной ведьмы – может, как хижину с крышей из пальмовых листьев и верандой? А мы стояли перед большой белой бетонной коробкой с металлическими ставнями на окнах, окружённой аккуратным садом, где всё было расположено симметрично. Ни одному растению здесь не разрешалось вырасти больше чем на 40 сантиметров – их ровняли, стригли и обрезали почти под ноль. Вся территория была огорожена чёрной решёткой, а возле ворот установлены переговорное устройство и камера видеонаблюдения, даже не пытавшаяся скрыться от постороннего взгляда.

Оскар нажал на кнопку вызова. Послышалось гудение – и больше ничего. Он нажал снова.

– Может, здесь далеко за полночь? – предположила я.

Но на этот раз в домофоне раздался треск и сдержанное «Да?».

Долгопят прыгнул с моего плеча на ворота и принялся махать лапками, оживлённо объясняя что-то. В смысле… мне так показалось, потому что со стороны это выглядело именно так. Однако никаких звуков обезьянка не издавала. Тем не менее голос на другом конце отреагировал:

– Бима, это ты?

Беззвучное объяснение повторилось.

Раздался щелчок, и ворота медленно открылись.

– Входите, – произнёс голос, – и расскажите, кого Бима привёл домой на этот раз.

– Ничего себе! Людей Бима ещё никогда сюда не приводил, – сказала доктор Юли, рассматривая нас поверх блестящих очков для чтения. – Обычно он приводит нуждающихся в помощи обезьян. Но присаживайтесь. У вас тоже… несколько измученный вид.

Доктор Юли была маленькой и старой. Может, поэтому она напомнила мне фру Померанец? Вообще-то они были не похожи. Когда-то волосы доктора Юли были чёрными, и до сих пор в её белоснежной седине виднелось на удивление много тёмных прядей, делавших её чуть похожей на зебру. Тонкая морщинистая кожа имела цвет корицы, а брови были чёрными как смоль. На ней был белый распахнутый халат, какой носят в лабораториях, но из-под него виднелся яркий жёлто-изумрудный наряд.

Зелёный цвет, конечно, тоже, напоминал о фру Померанец, но, мне кажется, больше всего их роднила излучаемая старыми глазами доброта. Хозяйка сама открыла нам дверь и представилась доктором Юли. Если она и поразилась, увидев перед собой компанию юных диких ведьм вместе с таким существом, как Никто, то удивления не выказала. Она просто улыбнулась так, что её лучистые тёмные глаза почти скрылись в морщинках. Бима кинулся ей на руки, издав свой особый беззвучный крик, и теперь лежал, вальяжно развалившись на её предплечье, позволяя гладить себя по животу и источая безграничный восторг – крохотные тонкие ручки были вытянуты над головой, а ножки подрагивали как у собаки, когда гладишь её в самом любимом месте.

Внутри огромного дома жилое пространство беспорядочно переплеталось с лабораторией, а сам он больше походил на дом дикой ведьмы, чем казалось снаружи. Почти все стены были завешаны большими разноцветными плакатами с изображениями животных, птиц и насекомых, но там имелось и всевозможное техническое оборудование – естественно, микроскопы и ещё какие-то загадочные аппараты. Похоже, она могла центрифугировать, испарять, дистиллировать, взбалтывать, фильтровать, ферментировать и анализировать всё, что угодно. Мебель, напротив, для лаборатории подходила не очень – мягкие диваны с разноцветными шёлковыми подушками, полированные круглые столы из красного дерева, яркие шерстяные покрывала и огромное количество лакированных плетёных кресел, на спинках которых были нарисованы хвосты павлинов.

– Садитесь, – сказала доктор Юли, показывая на павлиньи кресла. – Хотите выпить чего-нибудь холодного? У меня есть морс и лимонад. Или чай, если предпочитаете горячее.

После газовой атаки горло у меня всё ещё болело и саднило, поэтому при мысли о лимонаде с кисловатым цитрусовым вкусом и об обжигающем чае оно запершило ещё больше.

– А можно просто немного холодной воды? – попросила я.

– Скромное пожелание, – доктор Юли снова коротко улыбнулась. – За столиком Кофлера стоит бутыль с водой. – Она показала на один из лабораторных столов с аппаратом, на первый взгляд слегка напоминавший микроскоп, но, наверное, им не являвшийся. Во всяком случае, к нему были присоединены непонятные коробки и измерители.

Поднявшись, я принесла воду в пластиковых стаканчиках – друзьям и себе. Оказалось, пить хотелось всем, и животным тоже. Даже воронята, высунувшись из своего укрытия у Аркуса за пазухой, окунули свои неокрепшие клювики в воду и откинули головки назад, словно утоляющие жажду курицы.

– Простите, что так невежливо разглядываю вас, – произнесла спустя какое-то время доктор Юли, как следует рассмотрев Никто. – Но мне никогда раньше не встречалось существо, похожее на эту молодую даму. Можно спросить, как вас зовут и откуда вы?

Никто, конечно же, сразу засмущалась.

– О-о-о, – произнесла она. – Я… э-э-э… на самом деле я просто ошибка. Меня зовут Никто.

Брови доктора Юли поползли вверх.

– Такое имя никому не подходит, – сказала она. – Оно неуместно и опасно, так как, если не соблюдать осторожность, станешь тем, кем называешься. Или, может, даже – кем тебя называют. А это ещё хуже.

– О-о-о! – вновь произнесла Никто. – Извините! Просто… У меня нет другого имени.

– Это решать вам, – строго сказала доктор Юли. – Но советую поторопиться и найти себе имя получше!

– Я… я попробую.

Бедная Никто! По ней прямо было видно, что она думает – с ней опять что-то не так.

– Мы обязательно тебе поможем, – пробормотала я, слегка похлопав её по ручке-ножке.

Доктор Юли покачала головой:

– Это не ваша проблема. Боюсь, Никто так и останется никем, пока не выяснит, кто она на самом деле.

Вид у Никто был такой, словно она вот-вот расплачется, и я не понимала, как такая добрая женщина может говорить такие злые вещи. У меня возникло смутное подозрение, что она права, но… слова её звучали уж очень сурово.

– Наверное, нет смысла спрашивать, являетесь ли вы дикими ведьмами, – сухо продолжила доктор Юли. – Но что вы здесь делаете? И что с вами произошло?

– Мы попали сюда случайно, – ответила я. – Нам нужно было в другое место. На самом деле – в Воронов котёл.

– Воронов котёл, – повторила доктор Юли, – Но тогда вы сбились с пути!

– Мы не успели уйти далеко, – объяснил Оскар, – как вдруг нас окутал этот… кровавый газ. Жгучий и красный. Мы не могли двигаться дальше.

– И мне пришлось сделать так, чтобы мы выбрались наружу, – сказала Кахла с таким видом, словно считала, что она потерпела позорное поражение. – Мне кажется, здесь оказался просто… ближайший выход.

Доктор Юли медленно кивнула.

– В парке? – спросила она.

– Да.

– Всегда проще заходить на дикие тропы и выходить с них в местах, которые часто для этого используют. А я, когда хочу попасть туда, обычно иду в парк. Можно, наверное, сказать, что с годами я протоптала там дорожку. Но вам повезло. Вы могли очутиться где угодно.

– Я знаю, – сказала Кахла, опустив голову.

– Это не укор, дорогая, лучше ты сделать и не могла. Всё кончилось бы гораздо хуже, будь ты менее талантливой дикой ведьмой.

Мне кажется, Кахла даже покраснела. Иногда это трудно заметить – с такой тёмной кожей она уродилась, но всё же в тот момент цвет слегка изменился.

– Спасибо, – пробормотала она.

– Мы должны добраться до Воронова котла, это очень важно, – сказала я. – Эти птенцы – последние вороны, которые остались у вороновых матерей.

Доктор Юли была просто потрясена.

– Последние? – повторила она. – Но почему?

– Взрослых воронов погубил ужасный ураган. Вы слышали о Бравите Кровавой?

– О ней, наверное, слышали все, – ответила доктор Юли, – по крайней мере все дикие ведьмы.

– Да, но… большинство, по-видимому, думает, что она мертва. А она… вновь вернулась к жизни.

– Стала возвратимцем?

Доктор Юли побледнела, а Бима издал беззвучный писк и спрятал мордочку в её рукаве.

– Да. Сейчас – так нам, по крайней мере, кажется – у неё нет нужного тела, и это её несколько сдерживает. Но она по-прежнему очень сильна, и я абсолютно уверена, что вороновый ураган и кровавый газ – её рук дело.

Я поймала себя на мысли, что с удовольствием говорю о Бравите. Вообще это не самая моя любимая тема, но сейчас она позволяла избежать рассказа о том, что остальные воронята погибли, поскольку Кахла разбила яйца. Правда, её заставила мама, но всё это объяснить непросто, и Кахла от чувства вины, скорее всего, совсем пала бы духом.

– Но… что ей нужно? – спросила доктор Юли. – Что нужно этому возвратимцу? Зачем убивать воронов?

– Она хочет властвовать над миром, – заявил Оскар, обнаруживая явное знакомство с мелодраматичной логикой всех злодеев.

– Э… да, – согласилась я, пытаясь припомнить чересчур уж реальные кошмары, связанные с Бравитой. – Или… она хочет отомстить диким ведьмам, которые держали её в заточении на протяжении нескольких столетий, людям, которые за это время изгнали и истребили большую часть дикого мира – она ведь считает его священным.

Доктор Юли вздохнула.

– Мне всего лишь девяносто два года, – сказал она, – даже не сто лет. Однако когда я задумываюсь обо всём утраченном только за мою жизнь… – Она погладила Биму по головке. – Он один из последних зверьков своего вида, – печально сказала она. – Похоже, их осталось уже менее сотни. Я пытаюсь помочь им, пытаюсь спасти… но, боюсь, уже поздно. Некоторые виды долгопятов уже исчезли, просто вымерли. Это не значит, что я поддерживаю Бравиту. Но в чём-то я могу её… понять. Если бы я отсутствовала на земле – сколько там получается, где-то четыреста лет – и вернулась, увидев сколько всего утрачено навсегда…

Я взглянула на крохотного Биму. Ужасно, что такие чудесные существа могут скоро исчезнуть с поверхности земли. Но когда я вспоминала голод возвратимца, жажду отнимать всё новые и новые жизни…

– Бравита не решение, – тихо произнесла я. – Она делает всё только хуже. Если она победит, тогда… мир станет кровавым местом. И прямо сейчас она сама истребляет ещё один вид.

Я показала на Эрию и второго маленького воронёнка, которые всё ещё играли с водой в пластиковом стаканчике – не потому, что их мучила жажда, а просто потому, что им это нравилось.

– Да, – кивнула доктор Юли, – мы должны её остановить. Без Воронова котла дикие ведьмы станут разношёрстной кучкой оригиналов, поклоняющихся природе и живущих то там, то сям – не имеющих ни общего места для встреч, ни общих законов и правил, лишённых мудрости воронов и представления о большом мире. Бравита Кровавая сможет победить нас одного за другим – если захочет.

– Да, – сказала я. – Для неё всё либо чёрное, либо белое. Ты или на её стороне, или…

Я поёжилась.

Доктор Юли кивнула.

– Хорошо, – сказала она. – Тогда мне нужно сделать всё, чтобы помочь вам. Можно мне взять образец ткани твоей кофты?

 

Глава 4

Кратчайшая тропа

– Хм-м-м, – пробормотала доктор Юли. – Всё это весьма скверно.

Она сдвинула сильные очки для чтения на переносицу и принялась изучать данные, полученные из одного из своих навороченных аппаратов.

– Я надеялась, твой свитер впитал достаточно газа, чтобы сделать его анализ, и была права, – сказала она. – Это, кстати, означает и то, что вам необходимо найти другую одежду. Ходить в вещах, пропитанных газом, вредно для здоровья. Однако в полученных результатах есть нечто странное.

– И что это? – спросил Оскар, следивший за всем процессом с восторженным интересом.

– Я обнаружила значительное количество гидрохинона и перекиси водорода, – ответила доктор Юли. – А также достаточно гемоглобина и метгемоглобина.

Единственные слова, которые я знала, – «перекись водорода», но они звучали не особо опасно. Мама постоянно использовала эту жидкость всё моё детство. Стоило мне только оцарапаться, как она доставала коричневую бутылочку из шкафа над раковиной. Всегда немного щипало, но наблюдать, как шипит и пенится жидкость, было довольно увлекательно, особенно если ранка на самом деле немного воспалилась. И разве не этой жидкостью в старые времена осветляли волосы? Ну, когда хотелось стать совсем такой… суперблондинкой?

Доктор Юли по-прежнему была занята изучением полученных данных.

– Вы говорили, газ был красного цвета? – спросила она.

– Да, – тут же ответил Оскар. – Поэтому мы и назвали его кровавым.

– На самом деле, возможно, это и есть его самое точное название, – сказала доктор Юли. – Дело в том, что гемоглобин – вещество, которое окрашивает кровь в красный цвет. Однако же… сюда он никак не вписывается.

– Почему? – вновь поинтересовался Оскар.

В данный момент он и правда старался быть самым сообразительным учеником в классе.

– Без гемоглобина это вещество не что иное, как просто газ, выделяемый жуком-бомбардиром, – сказала доктор Юли, словно это должно быть понятно даже самым тупоголовым.

– Жуком? – переспросила Кахла. – Этот газ выпущен жуком?

– Точно не знаю, но у него, во всяком случае, похожий состав.

У Оскара был такой вид, словно он собрался похитить доктора Юли:

– Есть жук, умеющий выделять газ?!

– На самом деле, в задней части у него находится маленькая химическая лаборатория, – объяснила, улыбнувшись, доктор Юли. У него есть специальная реакционная камера в форме сердечка, а в мешочках он хранит смесь гидрохинона и перекиси водорода вместе с веществом, препятствующим взрыву. Но всё самое интересное расположено в нижней части этой камеры. Там находится толстая стенка, за которой хранятся энзимы, и сопло, действующее как клапан скороварки. Когда жук чувствует опасность, он смешивает гидрохинон с перекисью водорода, добавляя энзимы, – вот тогда-то и происходит много всего любопытного. Начинает выделяться тепло, и жидкости разогреваются до температуры кипения.

– Внутри жука-взрывателя? – спросил Оскар.

– Жука-бомбардира. Да.

– О, это круто!

Энзимы? Больше похоже на название вещества, которое входит в состав стирального порошка, чем на что-то, из чего можно сделать бомбу. Однако доктор Юли продолжила своё объяснение:

– Сопло устроено так, что оно открывается только тогда, когда давление достигает высокого уровня. И жук выстреливает струёй обжигающего ядовитого пара в своего противника. Большинство насекомых от этого погибают, и даже для человека это может быть неприятно.

– А люди могут создать такой газ, как жук-взрыва… бомбардир? – восхищённо спросил Оскар.

– Конечно. Собственно говоря, это весьма изящная небольшая реакция.

Она перевернула распечатанный листок с данными и написала на обратной стороне большими печатными буквами:

C6H6O2 + H2O2 → C6H4O2 + 2H2O

– Вот видите? – Она стала объяснять дальше. – Энзимы – каталаза и пероксидаза – вступают в реакцию здесь и здесь, – она показала на написанное на бумаге ручкой, – вследствие чего перекись водорода разлагается на воду и атомарный кислород, гидрохинон в свою очередь окисляется и…

Она подняла взгляд, встретившись глазами с Оскаром.

– И… бах! – произнёс он.

– Вот именно.

Я мало что уловила, а вот Оскар всё понял. Сразу было видно. Он и доктор Юли улыбались друг другу так, словно, у них есть общая тайна. Улыбкой заговорщиков.

– И это всё химия? – спросил Оскар.

– Чистая химия.

– А я тоже так смог бы?

– При наличии нужных реактивов в нужных пропорциях и сосуда под давлением с подходящим клапаном – да.

– Круто… – прошептал он, и это прозвучало более искренне, чем его обычные восторженные восклицания. Было похоже, что он только что выяснил, кем хочет стать, когда вырастет.

– В химических реакциях всё выполняет какую-то функцию. Нет ничего лишнего или потраченного напрасно, – сказала доктор Юли. – Поэтому-то я и не могу понять, при чём тут гемоглобин?

Она выглядела рассерженной, словно дирижёр, уличивший оркестранта в фальшивой игре.

– Он окрашивает пар – или газ – в красный цвет, но почему? Разве газ не мог быть просто белым?

– Нет, не мог, если мы имеем дело с Бравитой, – мрачно сказала я. – Всё, чего она касается, попахивает магией крови.

Именно это слово использовала тётя Иса, рассказывая о колдовстве, черпающем мощь в крови.

– О! – вдруг воскликнула доктор Юли, при этом вид у неё был ошеломлённый. – Так ведь именно это… это и нарушает чистоту химии. Её смешали с магией!

– Вот видишь! – сказала я, стрельнув в Оскара взглядом. – За всем этим действительно стоит Бравита Кровавая!

– Известно, что Бравита Кровавая провела в заточении больше четырёхсот лет, – произнесла доктор Юли. – Правильно?

Я кивнула.

– Вот поэтому она такая злая, – добавил Оскар.

Я бы о ней, наверное, так не сказала. «Злая» не то слово, «кипящая от гнева» – уже ближе, но на самом деле ярость, которую я в ней почувствовала, была такой неистовой, что трудно описать словами.

– Тогда, надо думать, некоторая часть научного развития выше её понимания. Некоторые могущественные дикие ведьмы могут решать проблемы лишь при помощи магии, но в этом заключается их слабость.

Она гладила Биму по животу согнутым указательным пальцем с довольно отсутствующим видом – так мне показалось, – но обезьянка всё равно наслаждалась.

– Мне кажется, например, что Бравита не знает о том, что существуют противогазы.

– У вас он есть? – живо спросил Оскар.

– Во всяком случае, у меня есть несколько защитных костюмов. Недостаточно для вас всех, но давайте на них взглянем.

Оказалось, защитные костюмы находились в шкафу в подвале. Видимо, они провисели там какое-то время, потому что, когда Оскар помогал доктору Юли их распаковывать, они издавали неэластичный хруст. Костюмы оказались жёлто-белого цвета и немного смахивали на комбинезоны для малярных работ, только у них имелся ещё и капюшон, больше напоминающий своеобразный складной шлем космонавта. Их было четыре штуки – три обычных и один детского размера.

– Вот этот сделан специально для меня, – сообщила доктор Юли, показывая на последний. – Насколько я помню, стоил он целое состояние. Но без них мы не могли получить разрешение для работы с некоторыми веществами.

Если повезёт, три больших костюма могут подойти Кахле, Оскару и мне, а маленький словно создан для Аркуса. Но…

– А как же быть с Никто? – спросила я. – И с животными?

Валиант много места не занимал, и Сага, наверное, тоже могла бы спрятаться в костюме Кахлы, но остальные не могли, а противогазов для Котёнка и воронят, скорее всего, вообще не существовало.

– Самое лучшее, что могу предложить – это, наверное, воздухонепроницаемый ящик, – извиняющимся тоном сказала доктор Юли.

– Но разве они смогут там дышать? – спросила я.

– Смогут, – ответила она. – Но только какое-то время. На сколько хватит кислорода в ящике.

– И на сколько его хватит? – пропищала Никто, которая с тех пор, как мы говорили о её имени, не проронила ни слова.

– Это, естественно, зависит от размера ящика и от того количества кислорода, который вам необходим. Я могу сделать некоторые вычисления. Мне нужно знать, сколько вы вместе с воронятами весите, а потом как можно точнее определить объём ваших лёгких.

Кожа вокруг носа и глаз Никто выглядела довольно бледной, что явно объяснялось не только последствиями газовой атаки.

– А какого размера ящики у вас есть? – спросила она.

– Вопрос, наверное, больше в том, какие из них вы сможете нести, – ответила доктор Юли.

По прошествии полутора часов, в течение которых был осуществлён ряд измерений и вычислений, Никто не стала спокойнее, а у доктора Юли от озабоченности появилась новая морщина – глубокая, вертикальная, прямо между бровями.

– Рискованный план, – покачала она головой. – Это далеко, и предсказать, сколько времени вам понадобится, чтобы добраться до места, очень сложно. Тем более мы не знаем, какое противодействие вы встретите по пути.

– Дикие тропы сами по себе непредсказуемы, – сказала Кахла. – Это единственное, что о них можно сказать с совершенной определённостью.

– Но, может, мы сможем пройти путь в несколько приёмов, – произнёс Аркус. – Попробуем передвигаться, как я, – скачками.

Аркус использовал дикие тропы в своей собственной манере. Он не заходил полностью в туманы, а перемещался, делая почти километровые шаги в обычном мире.

– Лучше бы мы просто полетели на самолёте, – сказала я.

– Пройти предполётный досмотр с ними было бы, наверное, непросто, – иронично заметил Оскар, показывая на Никто и воронят. – И куда именно ты, собственно, собралась лететь?

Тут до меня дошло, что я не имею ни малейшего представления о том, где находится Воронов котёл, если потребуется отыскать его на карте. Или на глобусе.

– Чтобы добраться до Воронова котла, необходимо пройти сквозь туманы диких троп, – сказала Кахла. – Это часть защиты, которая помогает скрывать мир диких ведьм от обычных людей.

– Но… ведь должны существовать хоть какие-то указатели на его… географическое положение? – спросила я. – Во всяком случае, там холоднее, чем здесь. Должно быть, это где-то севернее, правда? Ближе к Вестмарку и, возможно, ещё ближе к дому тёти Исы.

– А это довольно логично, – согласился, кивая, Оскар.

– Я не уверена, что можно отыскать Воронов котёл логическим путём, – сказала доктор Юли. – Во всяком случае, мне неизвестно, что существует какая-нибудь карта. Для большинства диких ведьм кратчайшая тропа к Воронову котлу начинается там, где ты ощущаешь себя как дома. Самые знакомые дикие тропы – всегда самые лёгкие.

 

Глава 5

Обратный отсчёт

Нельзя сказать, что парк с обезьянками был тем местом, где я ощущала себя как дома, но мы всё равно были вынуждены начать наше путешествие именно оттуда.

Доктор Юли разбудила нас рано на рассвете. Вообще-то Кахла хотела отправляться в путь немедленно, но в конце концов согласилась сначала поспать несколько часов.

– Это и так довольно трудно и опасно, – сказала доктор Юли. – А пускаться в путь в таком утомлённом состоянии, пока вы ещё окончательно не избавились от последствий газовой атаки – просто верх глупости, если уж говорить прямо.

Кахла не тот человек, кто будет мириться с тем, что его называют как заблагорассудится, тем более глупой. Или… такой была прежняя Кахла. Новая версия моей лучшей и единственной подруги-ведьмы, терзаемая виной, просто опустила голову и кивнула. Возможно, потому, что доктор Юли одновременно похлопывала её по руке и ласково улыбнулась. Хотя, конечно, у крохотной приветливой старой дамы был примерно 90-летний опыт того, как настоять на своём.

Отпуска на море у меня не получилось, но я хотя бы смогла принять душ, перевязать руку и поспать несколько часов. Это на самом деле так помогло, что я слегка воспряла духом. Кахла сможет отыскать дорогу к Воронову котлу, я была в этом уверена, – даже отсюда. Пусть защитные костюмы и не новые, зато крепкие, и это успокаивало. Брючины и рукава оказались слегка длинноваты, но я вполне могла передвигаться не спотыкаясь.

Ящик, в который должны были залезть Никто с Котёнком и воронятами, был размером с чемодан, только более широкий и квадратный. Больше всего он напоминал огромный пластиковый контейнер с прозрачной крышкой, но защёлки были немного мощнее и сделаны из металла с резиной. Однако обращаться с ним оказалось не так-то просто, ведь ручек у него не было, поэтому нам пришлось обвязать его ремнями, чтобы нести. Мы немного потренировались, осознавая всю серьёзность задачи – времени возиться у нас не будет.

Доктор Юли рассчитала, что кислорода в ящике хватит на 26 минут. Если мы не доберёмся до места за 20 минут, нам – то есть Кахле – придётся, не теряя головы, найти «запасной выход», как тогда, когда мы впервые столкнулись с газовой атакой. К крышке ящика мы прикрепили скотчем большой таймер со светящимися красными цифрами, чтобы ориентироваться, сколько у нас ещё осталось времени. Я также установила на Старфоне будильник, который должен был прозвонить через 25 минут в качестве дополнительного предупреждения, если мы практически достигнем предела допустимого времени. Телефон я засунула в рукав костюма, так как карманов в нём не было.

Котёнок совсем не радовался перспективе сидеть в ящике. Он выкручивался и выворачивался, пытаясь выцарапать себе свободу, но на этот раз ему пришлось сделать так, как сказала я.

– Может, ты хочешь остаться здесь? – спросила я, пытаясь как можно чётче представить себе одинокого мяукающего Котёнка, который неприкаянно бродит между лабораторных столов доктора Юли. – Или снова хочешь глотнуть газа?

Не знаю, что на него подействовало, однако он вдруг совсем обмяк в моих руках, прекратив борьбу. Это было так на него непохоже, что я совсем расстроилась. Подняв его вверх, я осмотрела угловатую головку, золотистые глаза, вытянутое, чуть длинноватое тельце.

Страдающий взгляд, которым он посмотрел на меня, был минимум таким же понятным, как раньше мысли Кота.

«Ты злая и плохо со мной обращаешься. Бедный я, несчастный!»

Я еле сдержала улыбку. Единственное, от чего он страдал – так это от слишком ярко выраженного артистического таланта. Теперь я не очень-то верила в его полный отказ от борьбы, поэтому ему отвели в ящике собственное пространство, отгородив от воронят пластмассовой перегородкой.

– Ой-ой-ой, малютки вы мои, – произнесла Никто, слегка расправив крылья. – Не бойся, Аркус, я о них позабочусь.

Её крылья подрагивали, да и голос тоже. Но она сама запорхнула в ящик, а воронята, ей-богу, прижались к ней, словно к маме. Это, наверное, был самый смелый поступок, который я когда-либо видела. Ведь более беспомощное существо, чем Никто в тот момент, трудно было представить – у неё не было ни настоящих рук, ни пространства, чтобы взмахнуть крыльями, ни возможности самой выбраться наружу. Она и трое животных оказались заперты в ящике, где кислорода хватит всего на 26 минут. Понятно, почему она тряслась от страха.

После того как ящик был закрыт, времени на размышления и колебания не осталось, так как на дисплее таймера уже высветилось 25:55. Пошёл обратный отсчёт.

Кахла пропела первые звуки дикой песни – громко и пронзительно, так что они были слышны даже через капюшон с забралом. Мы с Оскаром подняли ящик. Я успела лишь мельком увидеть, как доктор Юли поднимает на прощание руку, а Бима прыгает на одно из деревьев в парке. Однако секунду спустя дерево застлало пеленой и мне уже было не видно доктора Юли, а только слышны её слова:

– Удачи! Верьте в себя, дикие ведьмы!

Туман, как обычно, был серого цвета, и, несмотря на защитный костюм, я ощутила, что температура упала на несколько градусов. Никакого газа не видно. По крайней мере, пока.

Из-за масок мы не могли по-настоящему разговаривать. Я слышала какие-то звуки, издаваемые Оскаром, но слова разобрать не могла. Надеялась только, что это не очень важно. Кроме того, мы не могли держаться за руки, как в прошлый раз, так как нам с Оскаром нужно было нести ящик. Мы понимали, что, если появится газ, нам будет трудно разглядеть друг друга, поэтому все связались одной верёвкой, которая шла от моего плеча к Оскару и дальше к Аркусу и Кахле.

Вдруг конец моей верёвки нетерпеливо задёргался. Оскар явно хотел прибавить шагу. Отличная идея – стоит поторапливаться, это точно.

Если не будем терять время, сможем добраться до Воронова котла одним махом. Я прибавила шагу. Бежать мы не могли, ведь между нами находился ящик, кроме того, в костюме я вскоре запыхалась и вся вспотела. Однако красные цифры, пылающие сквозь туман, подгоняли лучше, чем любой громко орущий тренер, призывающий увеличить скорость.

19:27.

Прошло уже больше шести минут! Куда они подевались? Я всматривалась в туман, но могла разглядеть только ящик, Оскара, Аркуса и чуть в отдалении спину Кахлы. Никаких деревьев. Ничего.

Но газ тоже не появлялся. «Если заблудимся, – подумала я, – то можем просто открыть ящик и запустить туда больше воздуха. В смысле если не появится газ».

Я не успела додумать мысль до конца, как Котёнок принялся буйствовать. Сквозь плотные пластмассовые стенки ящика и фильтр защитного костюма до меня еле-еле долетал его мяукающий писк, но внутри меня, там, где находилось дикое чувство, возникло ощущение, будто кто-то вонзил мне иглу в мозг.

«Выпусти. Выпусти-выпусти-выпусти-выпусти!»

Это были не просто слова, а безустанная, отчаянная борьба за свободу. Весь ящик ходил ходуном, Никто бросало из стороны в сторону, и она пыталась сохранять равновесие с помощью крыльев, которые даже не могла расправить, воронята испуганно хлопали своими крохотными неокрепшими крылышками.

Ящик начал выскальзывать у меня из рук. Я пыталась его удержать, одновременно выдвинув обвязанный верёвкой локоть вперёд, а затем потянув назад так, чтобы получилось три резких рывка – условный сигнал бедствия. Аркус уже встал на колени рядом с ящиком, пытаясь помочь нам удерживать его более-менее ровно; наверняка почувствовал страх воронят.

Кахла оглянулась. Я поняла по её глазам, видневшимся через прозрачное пластмассовое забрало, что она тоже напугана. Она вглядывалась в туман, но, очевидно, видела не больше нас, другими словами – ничего.

Котёнок царапал крышку и стенки ящика, полностью выпустив когти. Я пыталась успокоиться, но всё равно чувствовала, что меня охватывает страх: я не понимала, почему он так себя ведёт, и была почти уверена, что он тратит слишком много кислорода. Может, расчёты оказались ошибочными и он уже начал задыхаться? Нет, Никто, несомненно, могла дышать и постаралась накрыть крыльями двух испуганных воронят – боролся только Котёнок, словно речь шла, по крайней мере, об одной из его девяти жизней.

Оставалось только одно – открыть ящик и достать его оттуда. Но только не здесь, на диких тропах, ведь он в такой панике, что вполне может просто выскользнуть и удрать без оглядки – а здесь за это легко поплатиться. Что, если он потеряется и я его никогда не найду? Или если нас всё же окутает газ?

– Нам нужно отсюда выйти! – что есть мочи закричала я, наугад показывая направление.

Кахла в восторг не пришла, но кивнула.

Мы выпали из туманов диких троп так же резко и неожиданно, как в тот раз, когда спасались от кровавого газа и очутились в парке с обезьянками. Но теперь не было ни обезьян, ни цветов, ни деревьев…

Земля по цвету напоминала черепицу – красно-коричневую, алую, оранжевую. Её покрывали плоские стёртые камни, хрустевшие под ногами. Здесь также только что встало солнце и некоторые камни были тёмными от росы.

Однако меня волновал только Котёнок. Распахнув защёлки, я сдвинула крышку в сторону, и в следующую секунду мой маленький котик прыгнул в мои объятия, пытаясь когтями продраться сквозь защитный костюм. Я открыла защёлкивающийся механизм и откинула назад «шлем космонавта», и в течение нескольких мгновений он просто прижимался к моей шее. Я ощутила, как сквозь тёплую чёрную шёрстку и хрупкие рёбрышки бьётся его сердце – тук-тук-тук, – словно ещё один пульс, быстрее моего в два раза.

– Да что с тобой такое? – прошептала я.

Он ещё не научился как следует рассказывать мне, о чём думает и чего хочет – в отличие от Кота, который в течение нескольких столетий носил в себе душу дикой ведьмы Виридиан и осознал, что люди плохо понимают тебя, если не пользуешься словами. Я просто ощущала страх Котёнка, его отчаяние и безмерное чувство одиночества, но не знала, как мне ему помочь.

– У тебя ведь есть я, – прошептала я. – А я – вот она, здесь.

Но, похоже, этого было недостаточно.

– Что с ним такое? – спросил Оскар.

– Он… боится и чувствует себя одиноким.

– Одиноким? – удивилась Кахла. – Но ведь он прилип к тебе как репей. Да и почувствовать себя одиноким в ящике вряд ли можно.

– Интересно, а у котов может развиваться клаустрофобия? – спросил Оскар. – Моя мама как-то застряла в лифте с мужчиной, который так запаниковал, что начал стучать как сумасшедший по стенам, а потом упал в обморок.

Я не могла ответить ни на один из их вопросов. Просто знала, что мой Котёнок несчастен.

– Мне больше не удастся усадить его в ящик, – сказала я. – Что будем делать?

– Во всяком случае, здесь мы оставаться не можем, – ответила Кахла. – Иначе ссохнемся как изюм. Если вы ещё не заметили, мы вообще-то посреди пустыни.

Она была права. Сначала я об этом не подумала, ведь мы стояли не на песке, а без песчаных просторов я пустыню не представляла.

Но оказалось, такое возможно. Куда ни взглянешь, повсюду виднелись эти камни цвета черепицы, а вдали – скалы, чуть помассивнее. Остатки росы уже испарились на солнце, но утро всё ещё было ранним. Я боялась даже подумать о том, насколько жарко здесь будет ближе к полудню.

Тут я услышала, как Никто что-то бормочет себе под нос:

– Абигайль. Артемида. Анастасия. Или… Беата… Нет, думаю, я не Беата. Клара, как думаешь, я похожа на Беату?

– Э… нет… в смысле да, если только тебе самой нравится.

Если честно, по-моему, я не очень её слушала. Широкая тёмная тень скользнула по красной земле. Когда я взглянула вверх, меня пробрала дрожь: на этот раз сомневаться не приходилось – в небе парил, зависая между нами и солнцем, гриф, и хотя до него было далеко, я невольно схватилась за руку. В мире существует огромное количество грифов, и причины думать, что это тот самый, не было никакой – на самом деле это было бы просто невероятно. Но мурашки, бежавшие по моей спине, с таким логическим рассуждением не согласились.

– Клара? – Кахла подошла ко мне вплотную. – Извини. Но у нас нет выбора.

Я слишком поздно поняла, что она собирается сделать. Она положила руку Котёнку на голову, и вдруг нас с ним пронзила ужасная, тошнотворная боль. А потом он обмяк у меня на руках. Не так, как до этого, когда изображал вялость, прикидываясь бедным маленьким страдальцем, нет – теперь он обмяк по-настоящему, напомнив безжизненную тряпичную куклу с болтающимися лапками, так что сложно было определить, дышит он или нет.

– Что ты с ним сделала? – произнесла я, глотая ртом воздух – мне вдруг самой стало трудно дышать.

– Я… немного зажала его жизненную струну. Но не выкрутила её и не оборвала. Он придёт в себя, но… наверное, не сразу.

Я не отводила от Кахлы взгляда. Она столько всего умела, что вполне могла бы сравниться с Бравитой. Или Ламией. И это сходство ужасало. Хотя я и знала Кахлу, иногда она меня пугала. Как-то тётя Иса сказала, что добро и зло не делятся на «или-или», они едины. В Кахле же было столько всего тёмного, трудного для понимания, опасного – того, что многие, наверное, назвали бы злом.

– Мне пришлось это сделать, – прошептала она, похоже почувствовав или разглядев мои мысли. – Как же иначе нам двигаться дальше?

Сначала я не могла выговорить ни слова. Просто погладила своего маленького обмякшего котика по голове, хотя он этого и не почувствовал. А потом положила в ящик – вялого и смирного.

– Двигаться дальше, – повторила я. – Да. Давайте уже закончим это путешествие.

Я выудила Старфон из рукава костюма и заново установила будильник, стараясь не смотреть на Котёнка. Он казался таким маленьким, гораздо меньше, чем обычно.

Оскар довольно неуклюже похлопал меня по плечу.

Мы закрыли ящик, и он вновь установил время на таймере. 26 минут.

Я взглянула вверх. Гриф так и парил в небе.

 

Глава 6

Жучья война

Тень грифа, можно сказать, всё ещё витала надо мной, в то время как нас окутывал густой туман диких троп. Котёнок лежал в ящике, напоминая кем-то потерянную мягкую игрушку, которая лишилась большей части набивки. Внутри меня было какое-то странное серое чувство, словно это мне зажали жизненную струну. Казалось, я не полностью принадлежу реальности. Руки в перчатках защитного костюма были влажными и скользкими от пота, и мне приходилось прилагать массу усилий, чтобы удерживать ремень, за который мы несли ящик.

Почему у меня возникло ощущение подавленности, будто всё сейчас закончится очень-очень скверно?

По сравнению со зноем пустыни, откуда мы прибыли, туман диких троп казался бесцветным и прохладным. Единственное, что теплилось красным, – это цифры на таймере. 24:07, 24:06, 24:05… Огромным усилием воли я оторвала взгляд от экрана. Можно подумать, мы несём бомбу, а не будущее всего дикого мира.

А ведь о будущем и идёт речь. Не только о единственной надежде тёти Исы сохранить жизнь. Или о последнем шансе для папы Кахлы. Или Шанаи, фру Померанец и господина Малкина…

Если мы не доставим воронят в целости и сохранности в Воронов котёл, всё будет точно так, как сказала доктор Юли: дикие ведьмы лишатся общего места для встреч, и пройдёт немного времени – и Бравита Кровавая будет властвовать беспредельно.

Я сознавала, что мой маленький Котёнок не должен быть помехой для достижения нашей цели. Однако что-то всё же сочилось из моего сердца, из того места, где находилось дикое чувство. Я истекала кровью, хоть и невидимо для окружающих. Ноги стали тяжёлыми и неповоротливыми, а костюм, казалось, перестал быть защитным, превратившись в тюрьму – в нечто, держащее меня в заточении, лишив осязания, зрения, слуха и способности мыслить…

– Клара? – донёсся издалека неясный звук.

Оскар бросил на меня косой взгляд, и я поняла, что он за меня переживает.

Я кивнула, просто чтобы показать, что со мной всё в порядке, и чуть-чуть прибавила шагу. Чем раньше мы доберёмся до места, тем лучше. Я хочу снять этот костюм, хочу вынуть Котёнка из ящика, хочу перестать тащить на себе будущее всего дикого мира.

14:24.

Сердце вдруг совершило болезненный неуклюжий скачок. Мне казалось, что я только что усилием воли отвела взгляд от таймера, но всё равно прошло… нет, плевать, сколько прошло. Важно – сколько осталось.

Меньше четверти часа.

Пот катился по лицу, груди и спине. Ткань костюма прилипала к влажной коже, и передвигаться становилось всё труднее и труднее. Может, нужно было посыпать ткань картофельной мукой, как поступала мама с резиновыми перчатками, когда делала уборку? Иначе их трудно снять, говорила она.

Под костюм я надела только трусы и майку, так как доктор Юли сказала, что остальная одежда «вредна для здоровья» из-за пропитавшего её газа. Возможно, это было ошибкой, но из-за недостатка времени мы не пытались найти что-то подходящее на замену.

9:09.

Красные цифры оцарапали мне глаза.

Ведь мы уже скоро придём? Время истекало всеми возможными способами.

И что-то надвигалось на нас.

Я успела заметить какой-то взмах, что-то огромное, тёмное – и тут в меня врезался гриф, словно торпеда, попавшая в корабль. Ремень ящика выскользнул из рук, меня отбросило назад. Я погрузилась в нечто, напоминавшее смесь тумана и снега, и изо всех сил попыталась встать, но в ту же секунду раздалась целая серия громких хлопков. Мне даже не нужно было видеть тёмно-красный газ или ощущать, как обжигающий пар нагревает защитный костюм. Я уже поняла, что Бравита обнаружила нас и что на этот раз она не даст нам ускользнуть так просто.

По мне пробежали чешуйчатые лапы. Сегментированный кончик брюшка приподнялся, и из его отверстия вырвалась ещё одна кроваво-красная струя пара. А потом я увидела, как в нескольких шагах от меня один из монстров, толкнув Оскара бронированным плечом, сбил его с ног.

Жуки-бомбардиры! Жуки-бомбардиры величиной с маленьких лошадок.

Моё дикое чувство содрогнулось, уловив зловоние магии крови. Это было противоестественно. Трудно понять, как дикая ведьма могла так изуродовать природу.

– Убирайся! – заорала я, но казалось, заклинание не долетает сквозь респиратор. Жук пихнул ящик, и тот опрокинулся. Я заметила панику во взгляде Никто, разглядела напуганных до смерти воронят, хлопавших крылышками, увидела, как обмякшее тельце Котёнка, по-прежнему абсолютно безжизненное, падает на одну из стенок ящика.

Я обрушилась с кулаками на брюхо жука, который пытался отравить меня газом. Но это было всё равно что колотить стену. Однако пластинчатые чешуйки всё же поддались – может, на миллиметр или два. Но в остальном, казалось, никакого эффекта.

– Убирайся! Убирайся! Убирайся! – кричала я всё отчаяннее, но одновременно всё тише и тише. Тело казалось таким тяжёлым. Что с ним не так? С костюмом всё в порядке: газ ощущался лишь как слабое тепло.

Пронзительный звук дикой песни чуть не разорвал мои барабанные перепонки. Два жука рухнули – один на бок, другой на спину, так что лапы последнего беспомощно заболтались в воздухе. Из нижней части его брюха вырвалось небольшое газовое облачко. Наверное, внутри ничего не осталось, должен же быть какой-то предел – сколько «взрывчатки» могут вырабатывать эти жуки?

Двух жуков мы обезвредили, подумала я. Нет, трёх – Оскар обеими руками схватил за голову ещё одного, а потом я увидела, как его плечи поднимаются в мощном рывке. Усики насекомого судорожно зашевелились, затем раздался треск, и хотя жук продолжал, пошатываясь, двигаться дальше, но, должно быть, уже находился на волосок от смерти, так как его голова, и без того крохотная по сравнению с туловищем, выглядела совсем плоской и раздавленной, болтаясь на шее на тонкой ниточке.

Но жуков было огромное количество. Просто бесконечное, по крайней мере так казалось. Я встала на колени, но меня оттеснили назад – теперь между мной и ящиком находились три жука, отделяя меня и от остальных. Послышалось шипение и треск, словно кто-то сунул в розетку стальную проволоку, и я решила, что это Кахла применила свой ужасный фокус с электрическими импульсами. Мне почти показалось, что я чую запах поджаренного жука. Нет, наверное, всё это выдумки – ведь через респиратор я бы ничего не почувствовала.

Мне привиделось – или красноватый отсвет, сопутствовавший газу, стал слабее?

Да. Он начал рассеиваться. Жуки прекратили выпускать в воздух ядовитый газ. Может, на этих маленьких химических фабриках закончились энзимы – или как там их называла доктор Юли?

Жуки никуда не делись. И были огромными. Но без газа они представляли собой лишь своеобразное дорожное заграждение, которое можно подвинуть. У них не было гигантских острых жвал или опасных клешней, и если под них подлезть, а потом встать…

Словно превращаешься в домкрат. Жук начал крениться во все стороны, но в итоге оказался на спине. То же самое я сделала со следующим. Как только они переворачивались на спину, то становились абсолютно беспомощными.

Скоро победа будет на нашей стороне, сомнений нет. Но сколько времени на это ушло?

Ответ дал Старфон, который завибрировал, соприкасаясь с моей рукой.

Кислорода в ящике осталось всего на одну минуту.

И именно в этот миг из туманов появилась сама Бравита Кровавая.

Сразу было видно, что пиявки стали слушаться её гораздо лучше. Она начала собирать их в некое подобие человеческого тела. Теперь у неё появилось лицо, которое странно выпячивалось и колыхалось – безносое, с дырками на месте глаз и рта, однако лицо всё же было, – а также руки, ноги и нечто напоминавшее ладони с пальцами. Она создала подобие кожи, соединив кучки пиявок воедино, и, по-моему, стащила одну из ярко-розовых юбок Пии, так как к пиявочному телу прилипал какой-то материал, придавая ему более определённые очертания. Интересно, будет ли она со временем иметь нормальный вид… нет, нормальный – это уж слишком: в смысле настолько человекоподобный, что при первом взгляде можно будет ошибиться?

Сейчас обмануться было невозможно. Она определённо являлась возвратимцем. Её голод и желание вернуться к жизни окатили меня таким смрадом, от которого не могли спасти ни респиратор, ни защитный костюм. От него всё моё дикое чувство выворачивало наизнанку.

Я машинально сделала шаг вперёд, чтобы не подпустить её к ящику, но он, казалось, ей неинтересен. Может, она не поняла, что именно там находятся воронята? Тёмные глазные дыры повернулись прямо ко мне. Волна пиявок хлынула в мою сторону, ударяясь о мои ноги от пяток до пояса. Они ползли по мне – голодные, в поисках места, где присосаться.

Я едва их замечала. Все мои мысли были о Котёнке, воронятах и Никто, совершенно беспомощных, запертых в ящике. Минута истекла, скоро кислород внутри совсем закончится, и они начнут задыхаться.

Остались какие-то секунды.

Я стала неуклюже развязывать верёвку, которая соединяла меня с остальными. Из-за перчаток пальцы были толстыми и неповоротливыми, но мне удалось развязать узел.

– Кахла! – изо всех сил закричала я – и вслух, и внутренне. – Выводи их отсюда! Немедленно!

Разглядев сквозь окутавший нас газ кучу-малу из жуков и волну пиявок, Кахла бросила на меня отчаянный взгляд. Однако я убедилась, что она поняла мои слова. А потом, не дожидаясь того, чтобы пожалеть о содеянном, не дожидаясь того, что мне станет по-настоящему страшно, я с трудом сделала несколько шагов под грузом пиявок и кинулась на Бравиту, словно мы играли в регби, а она была нападающим, у которого мне нужно отобрать мяч.

Видимо, для неё это оказалось полной неожиданностью.

Наверняка она рассчитывала найти нас беспомощно кашляющими и ослепшими. И, наверное, моя неуклюжая попытка уничтожить её с помощью физической силы никак не вписывалась в её планы. Как и говорила доктор Юли: у могущественных диких ведьм есть одна слабость – они привыкли решать проблемы только магией.

Тонкая кожа, которую она так тщательно создавала, мгновенно лопнула. Она распалась на глазах, словно зомби, который пробыл мёртвым слишком долго. Я попала не столько в тело, сколько в подрагивающую массу слизней.

Что-то произошло в тумане позади меня, а затем я почувствовала волну облегчения, так как поняла, что Кахла с остальными отсюда выбралась. Я больше их не ощущала – ни обычными чувствами, ни диким. Они находились в безопасности. Остались только мы с Бравитой. Или нет… подождите. Всё-таки… кто-то ещё?

Времени на размышления не было. Нужно целиком использовать эффект неожиданности, если хочу, чтобы у меня оставался шанс победить Бравиту или хотя бы ослабить её настолько, чтобы она не смогла последовать за воронятами и остальными – Котёнком, Кахлой, Оскаром, маленьким Аркусом и Никто… «Ты никогда их больше не увидишь», – жалобно произнёс робкий голосок внутри, но я не могла себе позволить слушать его. Достаточно уже того, что я их спасла, что им удалось уйти. И чтобы это не оказалось напрасным, мне нужно остановить Бравиту, иначе она схватит их до того, как они доберутся до Воронова котла…

Я раздирала и рвала скользкий сгусток, разбрасывая во все стороны жирных, напитавшихся кровью пиявок, раскидывала накопленную Бравитой жизненную массу. Я ощущала её ярость гораздо отчётливее, чем самих пиявок. Они ведь не могли до меня добраться. В пропитанном потом защитном костюме я находилась в безопасности – он оберегал меня от них.

Другое дело голод Бравиты. Его не остановят три слоя специальной ткани.

Она хотела завладеть моим телом и жизненной энергией, хотела захватить их, поглотить и поселиться внутри. Однако моё нападение ослабило её и сбило с толку, поэтому, собрав всю имеющуюся у меня силу, я обрушилась на неё, используя единственное заклинание диких ведьм, которое мне по-настоящему хорошо удавалось:

– УБИРАЙСЯ ПРОЧЬ, ЧЁРТОВ МОНСТР!!!

Туман диких троп задрожал, словно наэлектризованный. Пиявки, взорвавшись, разлетелись во все стороны. Что-то вспыхнуло в голове миллиардом крохотных мерцающих вспышек, а потом наступила полнейшая чернота.

 

Глава 7

Звуки арфы

Придя в себя, я сразу поняла, что нахожусь на диких тропах. Мне даже не нужно было открывать глаза: возникло то неестественное ощущение, когда под тобой не земля, не камни, не асфальт, не трава, а просто… туман.

– Клара? Ты… очнулась?

Голос звучал очень нерешительно и ещё… немного потерянно. Словно говоривший спрашивал уже много раз, а ответа не получал.

Это оказался Оскар – и его присутствие заставило меня открыть глаза.

– Что ты здесь делаешь? – рассерженно спросила я.

Ведь весь смысл был в том, чтобы он оказался в безопасности вместе с остальными. Поэтому-то я и…

Вдруг всё нахлынуло на меня с новой силой. Жуки-бомбардиры, газовая атака, пиявки и Бравита Кровавая. Перед глазами закружилось и поплыло, но я всё равно заставила себя сесть. Куда она подевалась? Неужели действительно… исчезла?

Да, я её нигде не видела и не ощущала. И внутри тоже. Я была собой – она не победила, не поглотила меня и не вселилась в моё тело. От облегчения я чуть снова не потеряла сознание.

– Ты в порядке?

Оскар всё ещё оставался в защитном костюме, но уже открыл защёлкивающийся механизм и откинул «шлем космонавта». Тут я заметила, что моего шлема тоже нет – должно быть, он снял его с меня, пока я была без сознания.

– Да, – ответила я. – В порядке. Почему ты не ушёл вместе со всеми?

– Мне показалось, что тебе может понадобиться помощь, – сказал он. – Так что решил остаться.

– Оскар, ты просто идиот!

Он слегка обиделся, но, похоже, разозлиться всерьёз у него попросту не было сил.

– Почему? – только и спросил он.

– Потому что… без Кахлы…

– И что?

Очевидно, ничего не оставалось, как объяснить ему всё на пальцах.

– Я ведь отсюда сама выбраться не могу, понимаешь? Поэтому весь смысл и был в том, чтобы ты… чтобы вы все… и только я…

Его брови поползли вверх:

– Поэтому ты и развязала верёвку?

Я кивнула:

– Ей нужна была я. Если бы мы ушли вместе, она бы просто последовала за нами.

Он немного помолчал.

– Это очень смелый поступок, – наконец произнёс он.

Где-то в животе я ощутила разливающееся тепло. Такую похвалу я слышала нечасто.

– Но если ты знала, что сама отсюда выйти не сможешь, – сказал он, – что, по твоему мнению, должно произойти теперь?

– Да ничего особенного, – пожала плечами я. – Я просто надеялась, что… воронята в целости и сохранности доберутся до дома, а вы все… будете живы. А я… возможно, справлюсь с Бравитой без лишних жертв.

– И тебе удалось?

– Не знаю. Кажется… я её ранила, если это можно сделать с тем, кто на самом деле не живёт. Я… разбросала во все стороны её жизненную массу. По крайней мере, мне кажется, она ослабела.

– Но ты сама не рассчитывала выбраться с диких троп?

– Нет, говорю же. Поэтому и назвала тебя идиотом.

– А мне кажется, очень хорошо, что я остался, – упрямо сказал он.

– Это почему?

Он одарил меня широчайшей улыбкой, – хотя для веселья не было ни малейшего повода.

– Потому что теперь тебе придётся попытаться, – произнёс он.

Он был прав. Если бы речь шла только обо мне, я бы, наверное, даже не встала. Голова раскалывалась, я чувствовала себя совершенно опустошённой, и было как-то странно… словно у меня исчезли все кости. Как будто туман просочился внутрь и начал разъедать мой скелет. Возможно, так и происходит с теми, кто задерживается здесь надолго – внутри всё становится серым, мглистым, и в конце концов человек просто ложится и умирает.

Но я так не могла – ведь Оскар с Валиантом тоже погибнут.

Поэтому я поднялась и пошла. Не куда-то конкретно – по крайней мере, сначала. Оскар пошёл следом.

– А петь ты не будешь? – спросил он. – Ведь обычно поют? Ну эту, дикую песню?

– У меня болит голова, – ответила я. – К тому же ты прекрасно знаешь, что я пою примерно так же хорошо, как лягушка.

Какое-то время мы шли молча. Я пробовала представить Воронов котёл, пыталась внушить себе, что именно туда мы и направляемся. Но ничего не происходило, только головная боль всё усиливалась, а ноги уставали всё больше.

– Подожди-ка, – сказал Оскар. – Так не пойдёт.

Он был прав – но что ещё оставалось делать?

– У тебя есть парочка хороших идей? – спросила я скорее устало, чем саркастически.

– А в Старфоне разве нет какой-нибудь музыки? У тебя хорошо получается подпевать, если ты знаешь мелодию. Как тогда в лагере со школьным клубом.

Ну если он пытается навсегда отбить у меня желание петь, то это, конечно, самый верный способ. Я помнила тот случай слишком отчётливо – я сидела на двухэтажной кровати с закрытыми глазами в наушниках, слушая одну из своих любимых композиций Электры и думая, что одна. До тех пор пока не почувствовала сквозняк. Открыв глаза, я увидела Оскара, Хенриетту и ещё трёх девчонок из моего класса, которые стояли и хихикали. Вернее, Оскар откровенно смеялся, но по-доброму, а вот из-за девчонок я почувствовала, что оказалась в самой позорной ситуации в мире.

– У меня в Старфоне песен нет, – только и сказала я.

– Дай-ка мне его на минутку.

Остановившись, я выудила телефон из рукава костюма. Если у Оскара возникла какая-то идея, бесполезно пытаться его переубедить.

– Я так и знал! – секунду спустя воскликнул он с ликованием. – У нас же есть вот эта!

А через мгновение зазвучали первые неземные звуки. Я тут же узнала песню – Оскар ставил её в лабиринте Астериону. Вернее, минотавру – ведь тогда мы ещё не знали, как его зовут, а он на самом деле оказался очень добрым. Оскар сам был без ума от этой композиции, потому что она, по его мнению, звучала абсолютно нереально. Как там называлась группа? «Кармелия». Должна признать, в ней действительно было что-то фантастическое и почти волшебное. В переливах арфы угадывалось звучание крохотных серебряных колокольчиков, и вполне можно было себе представить, что у певицы эльфийского происхождения заострённые уши и длинные золотистые волосы.

Ненадолго остановившись, я прислушалась.

– Давай подпевай, – сказал Оскар.

– Но я всё только испорчу. Это слишком позорно.

Уперев руки в бока, Оскар принялся меня разглядывать:

– Хорошо, дай-ка мне хорошенько подумать… Мы абсолютно одни, мы не можем выбраться с диких троп и, возможно, здесь и погибнем, а ты не хочешь петь, потому что тебе позорно?!

Когда он так сказал, я поняла, насколько это глупо.

Вздохнув, я принялась напевать мелодию, стараясь изо всех сил. В песне не было слов – даже когда пела Кармелия, так что это на самом деле походило на дикую песню.

Голос у меня был ещё более хриплый, чем у воронят, а первые звуки чуть не взорвали мою бедную голову. Но затем всё пошло лучше. Оскар тоже подпевал, у него вообще-то довольно красивый голос. Так или иначе, но идти нам стало немного легче.

– Клара? – позвал Оскар, когда я на секунду остановилась, чтобы отдышаться. – Продолжай… мне кажется… кажется, она подействовала!

Оскару легче, чем мне, удаётся поверить во что-то такое. Легче поверить в себя, легче поверить в меня. Вдруг я поняла, как много для меня это значит – и всегда значило. Мне кажется, без него мне бы ни на что не хватило мужества и сил. Я бы никогда не стала настоящей дикой ведьмой. И Кимере, и Ламии, и Бравите было бы гораздо легче со мной справиться. Возможно, я бы уже погибла. А может, ещё хуже – Бравита давно бы поглотила меня и пользовалась моим телом.

Я должна спасти Оскара. Даже если это последнее, что мне удастся сделать. На головную боль придётся не обращать внимания, одуряющая слабость должна подождать. Я сжала кулаки и побрела дальше, подпевая изо всех оставшихся сил:

– Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ЛАААА…

Возможно, звучало это некрасиво. Но, по крайней мере, громко.

Внезапно туман начал рассеиваться. До нас стали долетать звуки, сначала издалека, а потом всё ближе и отчётливее. Но самое странное, что… эти звуки словно были эхом игравшей музыки. Переливы арфы. Эльфийский женский голос.

Кармелия.

Было темно и прохладно, мелкая морось покрыла влажной пеленой мои волосы и лицо, лишь слегка избавив от головной боли. Здесь пахло еловым лесом и мокрым асфальтом, а чуть поодаль между деревьями я различила золотистый отблеск потрескивающего костра.

Оскар притянул меня к себе и по-медвежьи обнял.

– Ты справилась! – воскликнул он. – Ты – самая крутая дикая ведьма на свете!

 

Глава 8

Кармелия

Понять, где мы очутились, было трудно. Во всяком случае, нас занесло довольно далеко от раскалённой пустыни. Небо по-прежнему казалось тёмно-синим, но сгустившиеся сумерки между ветвями говорили о наступлении ночи. Над верхушками деревьев мерцала россыпь звёзд, и, судя по звукам, где-то неподалёку журчал ручей.

– Я хочу пить, – сказала я, только сейчас поняв, насколько у меня пересохло в горле.

– Ага, – ответил Оскар, – я тоже. Но… может, сперва подойдём поздороваемся?

Музыка так и лилась нам навстречу, и тут я поняла, что она звучит не из CD-проигрывателя или чьего-то планшета. Это была настоящая музыка. Там у костра, возможно, метрах в ста или даже меньше, кто-то сидел и пел, играя на арфе. Нет… не кто-то. Ведь мы слушали песню Кармелии – в этом сомневаться не приходилось.

На небольшой придорожной стоянке виднелся подержанный микроавтобус. Он стоял довольно кособоко, так как, похоже, у него оказались проколоты сразу два колеса. Окрашен он был во все цвета радуги, а на одной стороне большими ярко-жёлтыми буквами было написано «КАРМЕЛИЯ», хотя внизу проглядывала другая надпись, сообщавшая, что когда-то он принадлежал «Туристическим автобусам Ричарда».

Они разожгли костёр прямо посреди стоянки, а для удобства принесли из микроавтобуса несколько сидений. Их было четверо, каждый со своим инструментом. Мужчина средних лет с большой тёмной бородой сидел, склонившись над старой, видавшей виды гитарой. Рядом его двойник, только чуть помоложе – с более жиденькой бородкой, но такими же тёмными волосами и глазами, – играл на маленькой флейте под названием «вистл», а девушка с длинными прямыми светлыми волосами в ковбойской шляпе, надев на все пальцы правой руки блестящие напёрстки, тихо постукивала ими по стиральной доске. Но притягивали взгляд и слух не они, а женщина с арфой – глаз оторвать было почти невозможно.

Она не выглядела молодой или красивой, как поп-звезда. Даже в слабом свете костра в её золотистых прядях проглядывала седина, и волосы казались спутанными: в последнее время их явно не баловали разрекламированными средствами по уходу. На ней был шерстяной свитер, скорее всего ручной вязки – по крайней мере, раньше я такого узора не видела: по зелёному фону неровными рядами разбегались жёлтые и красные существа, похожие на котов, окружённые жёлтыми звёздами.

Коленями она удерживала арфу, струны которой поблёскивали мягким золотистым светом в отблеске костра. Её голос струился, сплетаясь с переливами арфы, и звук казался абсолютно фантастическим – ведь мы слушали его здесь, в реальном мире, возле костра посреди леса – мне даже пришлось ещё раз повнимательнее присмотреться. Но нет, уши у неё были нормальными, человеческими, а незаострёнными, как у эльфов.

– Это они, – тихо произнёс Оскар, чтобы не мешать музыке. – Группа «Кармелия».

У магии свои законы. Мы шли сквозь туманы диких троп, следуя за музыкой, и поэтому очутились здесь, именно здесь, где она и звучала.

Увидев нас, женщина с эльфийским голосом резко оборвала пение, арфа выскользнула у неё из рук, и ей пришлось подхватить её, чтобы не уронить. От удивления её глаза округлились, и она уставилась на нас – нет, кажется, в основном на меня.

– Извините за беспокойство, – быстро проговорил Оскар. – Э-э-э… мы просто шли мимо… и услышали музыку…

– Вы, наверное, живёте тут рядом? – живо спросил мужчина помладше, тот, что с жиденькой бородкой. – А то нам не помешала бы помощь. Вот, видите… – Он кивнул на микроавтобус. – У нас только одно запасное колесо, а за те три часа, что мы тут сидим, не проехала ни одна машина…

– Вообще-то… мы не очень хорошо ориентируемся в здешних местах, – поколебавшись, ответила я.

– Но вы ведь, наверное, должны знать, где здесь какой-нибудь дом? – возразил он.

Нелегко было объяснить, что мы совсем ничего не знаем, так как только что вывалились из тумана диких троп. К тому же наше появление не казалось менее странным оттого, что мы по-прежнему расхаживали в защитных костюмах. Может, поэтому солистка «Кармелии» чуть не уронила арфу?

Теперь она поднялась и отложила инструмент в сторону.

– Не будь таким нелюбезным, Киран, – сказала она молодому человеку с флейтой. – Идите сюда, садитесь и грейтесь. Вот эту молодую даму зовут Тилли, она моя дочь, бородатый медведь с гитарой – мой муж Деван, а того, кто задал вам столько вопросов, зовут, как вы слышали, Киран. Он жених Тилли. А меня зовут Кармелия.

– Мы знаем, – восторженно сказал Оскар. – Я обожаю вашу музыку!

Все четверо расплылись в улыбке.

– Тогда мы рады тебе вдвойне, – рассмеялся большой бородатый Деван. – Потому что мы обожаем людей с хорошим вкусом.

Вскоре было принесено ещё одно сиденье из автобуса – Киран явно неоднократно совершал подобную операцию, – и мы с Оскаром устроились с чашкой быстрорастворимого супа и парой бутылок воды. Ещё Оскар получил горсточку кукурузных хлопьев для своей «ручной мышки», а Валиант жадно напился из крышки Оскаровой бутылки.

Кармелия наблюдала за ними странным взглядом – одновременно тоскующим и боязливым.

– Как долго у тебя живёт малыш Валиант? – спросила она.

– Совсем недолго, – ответил Оскар, – по-моему, пару недель.

На самом деле меньше. Но сообщать об этом было незачем.

– Тогда он приручился очень быстро, – сказала она.

– Э… да, – согласился Оскар. – Но, похоже, он… уже был приручён, когда оказался у меня.

– Это ведь соня, да? – спросила Кармелия.

– Да, – удивлённо подтвердил Оскар. – Большинство людей просто не видят разницы. Хотя… у него есть эта маска, так что…

Я ощутила в груди странное беспокойство. Они, конечно, были милыми, а Оскар практически очутился в фанатском раю, поэтому, естественно, не мог почуять неладное. Но то, как Кармелия на нас смотрела, казалось мне странным. Вернее, смотрела она в основном на меня. Как будто не могла оторвать глаз.

Поскорее бы проехала какая-нибудь машина. Но, может, они ещё не расчистили дороги после того хаоса, который возник из-за воронова урагана, насланного Бравитой Кровавой. Мой Старфон ловил Сеть, но мы всё равно не смогли дозвониться до автомеханика – и, кстати, никуда вообще. Слышались только короткие гудки.

– Ну, тогда… нам, наверное, пора, – сделала я попытку подняться.

– Да ведь ни зги не видно, – сказал Деван. – Почему бы вам здесь не остаться, пока не рассветёт? Пожалуй, мы сможем найти ещё один или два спальных мешка.

– Это ведь лучше, чем упасть в темноте и сломать обе ноги, – сказал Оскар.

– Да, но…

Разве он не понимает, что мы торопимся? Мы даже не знаем, добралась ли Кахла и остальные до Воронова котла. Не знаем, где находится Бравита, удалось ли мне достаточно ослабить её, чтобы они смогли ускользнуть. И если воронята в целости и сохранности очутились дома, удастся ли тогда вернуть к жизни тётю Ису с её колдовским кругом, вырвав их из замершего времени?

Однако мои веки стали свинцовыми. Тело налилось тяжестью. Живот неприятно урчал, словно точно не знал, хочет ли он ещё пищи или просто нужно избавиться от плескающегося в нём тёплого быстрорастворимого супа.

Кармелия посмотрела на меня поверх раскалённых углей догорающего костра.

– Спи спокойно, – сказала она. – Здесь с вами ничего не случится.

Она сказала это по-доброму, пытаясь успокоить. И хотя я не полностью ей доверяла, мои глаза закрылись сами собой, а потом я откуда-то издалека почувствовала, как меня накрывают чем-то тёплым, похожим на одеяло.

«Котёнок», – подумала я. Может, мне удастся увидеть, где он находится и что происходит. Хотя бы мельком – но так, чтобы убедиться: Бравита не добралась до него и остальных.

Постепенно сон приглушил все мои ощущения, и я, сконцентрировавшись на диком чувстве, стала искать.

Но нашла я не Котёнка.

 

Глава 9

Кровь быка

Голод сводил её с ума. Эта жалкая паршивка, ведьмино отродье со своим ничтожным колдовским кругом, как они его называют… каким образом им удалось нанести ей такой удар? Почему их не сломила атака жуков? Как могла какая-то девчонка, которую и нормальной дикой ведьмой-то не назовёшь – как она могла одолеть Бравиту Кровавую?! Это просто невозможно, но это случилось. Она потеряла бóльшую часть своей жизненной массы, накопленной такими силами. Ей придётся опять сжирать, поглощать, захватывать и отнимать жизни. Она ещё раз задумалась, не стоит ли ей взять старую пиявочную ведьму, однако, хотя Пия и становилась всё измотанней и растерянней, она по-прежнему была опытной дикой ведьмой, так что разрушить её защиту будет не просто. А что получишь взамен, потратив все силы на борьбу? Изношенную и опустошённую оболочку, которая уже и на скелете-то держится еле-еле.

Нет. Ей необходимо другое орудие. Ведь столько всего нужно сделать, победить стольких врагов дикого мира! Они топчут древнейшие святыни, укрощают, используют и издеваются над животными, рождёнными свободными. Их безжалостные механизмы несутся по железным рельсам и покрытыми смолой дорогам, оставляя за собой след из убитых и изуродованных живых существ, которых никто даже не подбирает, чтобы съесть.

Есть. О, проклятый голод! Каждая микроскопическая частичка пиявки, оставшаяся в этом унизительном, мерзком теле, вопила оттого, что нуждалась в пище. Ей нужно отыскать что-то съедобное, достаточное для того, чтобы утолить голод, по крайней мере на время.

Теперешние дикие ведьмы – просто сборище ничтожных слабаков, допустивших такое, позволивших жалким людишкам, не имеющим дикого чувства и не обладающим магией, править и властвовать. Это необходимо исправить. Но сначала…

Одинокий бык лежал на поле, на мокрой траве в полудрёме, но не спал. Она ощущала его медлительные, спокойные бычьи мысли. Его влажная морда коснулась пучка травы, язык, высунувшись наружу, обхватил его и отправил прямо в рот, челюсти заработали, пережёвывая жвачку. Он пошевелил ушами, думая о тёлках и коровах, испытывая лишь слабую тоску по компании, другим звукам и близости к иным жующим существам, тёплым бокам, помахивающим хвостам и запаху молока.

Он был таким сонным, что совсем не заметил укусов первых пиявок. Только когда почти вся его задняя часть оказалась покрыта яростными маленькими кровопийцами, он издал рёв, пытаясь встать на ноги, но было уже слишком поздно.

Кровь. Пульсирующая, источающая аромат, красная и питательная кровь. Она чувствовала только её. Кровь и жизнь, кровь и жизнь. Её голод был настолько сильным, что в тот миг ничто другое не имело значения.

Когда она насытилась, почти ничего не осталось. Мощь быка, его сильный загривок, широкий лоб, огромная спина и ноги превратились в груду костей с тончайшей, похожей на кожу мумии высохшей шкурой, прилипшей к изогнутым рёбрам и костяной оболочке черепа. Она почувствовала укол раскаяния, но лишь самый крохотный. Ведь без этого никак. Если она не будет поглощать, то не сможет жить. А если не будет жить, то не сможет действовать. А действие – действие, борьба и война – вот то, что необходимо.

Она собрала своих слуг и поползла обратно к Пие. Пиявочная ведьма сидела возле стены, ограждавшей поле, ранее принадлежавшее быку. Она выпрямилась, увидев, что пиявки возвращаются, и растерянно захлопала глазами.

– Теперь мы сможем отыскать Лию? – спросила она дрожащим детским голосом.

«Твоя дочь умерла».

Сколько можно вбивать эту простую истину в помутневший разум пиявочной ведьмы?! Но если этого не делать, со старухой совсем не будет сладу.

– Умерла? Нет, этого не может быть, – пробормотала Пия. – Она хорошая маленькая девочка, а хорошие маленькие девочки просто так не уходят и не умирают…

«Умерла. Умерла, умерла, умерла. Ты разве не помнишь? Её убила Мила Ясень».

Наконец-то эта полусвихнувшаяся старая ведьма осознала, что ей говорят.

– Мила Ясень. Да. Правда. Она убила мою хорошую маленькую девочку.

«Вот именно. А теперь ты должна отомстить, верно?»

– Да. Верно. Отомстить!

Пиявки ринулись к ногам Пии, облепляя их под юбками. Она слегка захныкала, с беспокойством одёргиваясь.

– Только не такое количество, – попросила она. – Я не могу нести их, когда их так много…

«Ты разве не хочешь отомстить?»

– Хочу. Отомстить за мою маленькую девочку. Но я так устала!

Её терпению пришёл конец. Используя свою ярость, свою только что добытую мощь крови, она заставила это жалкое, хныкающее существо подняться на ноги и принялась подгонять Пию дальше – вперёд и вперёд. Скоро придётся найти себе слугу получше. А что ещё важнее – отыскать новое тело. Мила Ясень. Не такая молоденькая, как её дочка Клара, но более лёгкая добыча. К тому же дикая ведьма, а это значит подходящее орудие, чью мощь она может присовокупить к своей. Тогда они увидят, на что способна Бравита Кровавая!

«Мила Ясень, – повторила она. – Вперёд!»

Пиявки уже знали запах добычи, и заставить пиявочную ведьму двигаться к ней было легче лёгкого.

– Что случилось? – сонно пробормотал Оскар. – Почему ты так кричишь?

– Моя мама, – выдохнула я. – Бравита хочет завладеть моей мамой!

Во тьме догорали последние угольки костра, отбрасывая мерцающие отсветы на одеяла, рюкзаки и дремлющих музыкантов. Вернее… они спали не все. Я разглядела глаза бодрствующей Кармелии, не зная, разбудил ли её мой крик или она так и сидела, не отрывая от меня странного взгляда.

– Откуда ты знаешь? – спросил Оскар.

– Увидела во сне, – ответила я.

– Это был просто сон?

– Нет, – сказала я, чувствуя, как грудь заполняют холод и страх. – Не просто.

В тот миг я знала это так же точно, как если бы сама стояла на поле и видела ссохшиеся останки быка: то, что мне приснилось, было реальностью.

– Кто такая Бравита Кровавая? – спросила Кармелия. – И что это значит, что она хочет… завладеть твоей мамой?

– Она возвратимец, – сообщил Оскар до того, как я успела его остановить. – Мерзкая старая ведьма, которой четыреста лет, но она отказывается умирать.

Вообще-то такое не говорят людям, которые не являются дикими ведьмами или колдунами. Тем более взрослым, не имеющим к колдовству никакого отношения.

Однако Кармелия восприняла всё на удивление спокойно и ничего не сказала о «буйной фантазии» или о том, что «ты ведь знаешь, ведьм не бывает».

– Клара… как зовут твою маму? – вместо этого спросила она.

– Мила, – ответила я. – Мила Ясень.

– И ты говоришь, она в опасности?

– Да! Извините, но у меня совсем нет времени, чтобы стоять тут и разговаривать, потому что…

– Да, ты права. Мы должны торопиться. Но тебе придётся показывать дорогу.

Я уставилась на неё. Она встала и, надев куртку, повесила футляр с арфой через плечо, как будто собиралась отправиться с нами.

– Не думаю… – начала я.

Но она меня перебила:

– Клара Ясень, полагаешь, ты случайно оказалась возле моего костра?

– Нет, – ответила я. – Это всё потому, что мы воспользовались музыкой, чтобы…

– Как правило, все поступки имеют последствия, – произнесла она. – Но это, возможно, и к лучшему.

– Да, но я не понимаю…

– Давай не сейчас, – сказала она. – Так где, говоришь, находится Мила?

 

Глава 10

Пока не стало слишком поздно

Идти дикими тропами мы не могли. Слишком велика была вероятность того, что мы оттуда не выберемся. По всей видимости, Бравита больше не будет посылать жуков-бомбардиров, однако я и так еле-еле вытащила нас из тумана – при помощи переливов арфы.

– Используй Старфон, – предложил Оскар.

– Для чего?

– У него лучший на рынке gps-навигатор, – терпеливо объяснил он. – Мы хотя бы узнаем, как далеко до дома тёти Исы.

– А если это несколько тысяч километров?

– Не думаю, – он помотал головой. – Дом Исы находится довольно близко к Воронову котлу, верно? А именно туда мы и направлялись, когда Бравита на нас напала.

Он оказался прав. Мы действительно находились не очень далеко. В 123 километрах, как высветилось на экране телефона. В нескольких часах езды – если, конечно, будет на чём ехать.

Оскар задумчиво смотрел на микроавтобус.

– У вас есть запасное колесо? – спросил он.

– Да, – ответила Кармелия. – Но проколоты два…

– А набор для ремонта?

– Только для велосипедов.

Она показала на два велосипеда, зафиксированных с помощью специального крепления на фаркопе микроавтобуса – зелёный старенький женский велосипед и более крутой гоночный неонового цвета.

– Наверное, это лучше, чем ничего, – сказал Оскар. – Давайте снимем и посмотрим колёса.

– Оскар, может, просто возьмём велосипеды? Сто двадцать три километра можно спокойно осилить. Моя мама как-то проехала такое расстояние на одном мероприятии, организованном женским журналом…

– И за сколько она проехала? – спросил Оскар.

– Э-э-э… часов за восемь, кажется.

– Не думаю, что «Зелёной Грете» это по силам, – сказала Кармелия, показывая на женский велосипед. – Возможно, гоночный бы справился…

– Тогда я возьму гоночный, – сказала я. – Если вы догоните меня – прекрасно, но… я не могу здесь просто сидеть, поплёвывая в потолок.

– Плевать в потолок никому не придётся, – заявил Оскар. – Тут работы невпроворот.

– Ладно. Но…

Сон не давал мне покоя. Я не знала, где находится Бравита – поле с быком, похоже, было где-то южнее, а я её и правда ослабила, но, в отличие от меня, она могла воспользоваться дикими тропами. Я просто не имела права сидеть и ждать.

– У нас есть один Старфон, – сказал Оскар, – и один ремонтный комплект.

У женского велосипеда «Зелёная Грета» такого набора не оказалось.

– Ремонтный комплект пусть останется здесь, а мы начертим карту, – сказала я.

– А если тебе придётся поехать в объезд? Тогда мы тебя обгоним, даже не подозревая.

Я ненадолго задумалась.

– Можно на минутку взять Валианта? – спросила я.

Оскар молча протянул мне соню.

Я подставила ладонь, и маленький грызун перепрыгнул ко мне с руки Оскара. Крохотные коготки слегка покалывали кожу. Валиант поднял мордочку, шевеля усиками.

– Валиант, – тихо произнесла я: на мышку или соню никогда не стоит кричать, если рассчитываешь на нормальный разговор. – Ты ведь всегда знаешь, где находится Оскар, правда?

Блестящие чёрные глазки пристально меня рассматривали, и у меня возникло ощущение, что, по мнению Валианта, умом я не блещу. Естественно, он знает, где находится Оскар – ведь он живёт у него в кармане.

– Да, но… что, если бы ты был у меня? Ты бы всё равно знал, где Оскар, верно?

Такой поворот разговора Валианту явно не понравился. Я почувствовала, что он однозначно против того, чтобы «быть у меня».

– Это важно, Валиант, – сказала я. – Не только для меня и… моей мамы. Она дикая ведьма, хотя никогда по-настоящему не пользовалась своими способностями, только пыталась с их помощью защитить меня. Если Бравита получит тело дикой ведьмы, тогда… всё будет очень плохо для всего дикого мира. Для всех нас.

Если соня с маской Зорро в принципе способен сомневаться, именно в тот миг его вид говорил об обуревающих его сомнениях. Он отряхнул шёрстку, поднял хвостик и, оставив у меня на ладони одну мышиную какашку – размером с рисинку, только чёрную, – прыгнул обратно к Оскару.

Я посмотрела на оставленный помёт. Вот каков был ответ Валианта на моё предложение.

– Валиант! – укоризненно произнёс Оскар.

– Забудь. Мне бы следовало это знать, – пробормотала я, стряхивая «рисинку» и очищая ладонь о влажную траву. – Вряд ли можно ожидать от сони, что он жаждет отправиться в поход во имя спасения мира.

Тут я заметила, что за всем этим наблюдает Кармелия. Скорее всего, она решила, что у нас обоих не все дома.

Она всё видела, но ничего не сказала о том, насколько это странно – разговаривать со зверьком, словно рассчитывая получить ответ.

– Помогите мне с домкратом, – попросил Оскар. – Клара, так мы быстрее двинемся в путь. Очень быстро. Лучше, если мы будем держаться вместе, не разделяясь. Вернее… не разделяясь ещё больше.

Котёнок. Котёнок и все остальные. Я не удержалась и попробовала отыскать его, вскользь задействовав дикое чувство. Но то ли он находился слишком далеко, то ли всё ещё был без сознания после необходимого, но такого гадкого фокуса Кахлы.

Не может же быть… что он мёртв? Я бы это почувствовала, ведь правда?

При этой мысли моё сердце пустилось вскачь, как испуганная косуля. Он не может быть мёртв. Он не должен быть мёртв. Я вспомнила его паническую борьбу в ящике, его страх быть покинутым и пойманным в ловушку. Не потому ли, что он предчувствовал что-то худое? Животные иногда ощущают приближение опасности – землетрясения, урагана, извержения вулкана. Котёнок был котом дикой ведьмы. Может, он знал, что он…

Я закрыла глаза. Оскар что-то сказал, но я не слушала. Я не могла вынести неизвестности. Я должна была узнать, жив ли мой маленький котик или…

Между ним и мной образовалась ниточка. Тонкая связующая нить крови и дикой дружбы, соединение его и моей жизненной струны. Я последовала за ней, пробираясь сквозь путаницу других жизней, других струн, удерживая эту единственную нить, как делают, когда хотят распутать запутанный клубок. Маленький котик. Мой маленький котик!

И он нашёлся! Я его почувствовала – далеко-далеко. Слабое дыхание, душа по-прежнему погружена в сон. Он без сознания, да – но живой.

Ощутив огромное облегчение, я ослабила хватку, и меня потащило назад по бесконечно запутанному «клубку», возвращая на своё место во времени и пространстве, в моё собственное живое тело. Я вернулась в него неуклюже, с сильным толчком, словно перед лицом вдруг раскрылась невидимая подушка безопасности. Пошатнувшись, я отступила на шаг назад, моргая и пытаясь за что-нибудь ухватиться, чтобы не потерять равновесие. Подвернулась рука Оскара.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Он всё ещё жив, – ответила я, так как в тот миг это было самым важным. Но это ведь означает… – Видимо, они добрались до места. Иначе они бы не вынули его из ящика. И он дышит.

– Значит, им удалось! Они сейчас в Вороновом котле?

– Не знаю, – вздохнула я. – Точно не скажу. Но они не на диких тропах, а мы ведь тогда почти добрались до места, так что – мне кажется, да.

– Круто, – произнёс Оскар, но, похоже, на этот раз он просто хотел сказать «слава богу».

Я покосилась на Кармелию – после всего услышанного она, должно быть, думает, что мы сбежали из какого-нибудь заведения для детей и подростков, потерявших чувство реальности.

Но, кажется, она вообще не слушала, о чём мы говорим. Она села на корточки рядом с бородатым медведем Деваном – так, по-моему, его звали? – и нежно потрясла его за плечо:

– Любимый. Нам нужна твоя помощь.

Очевидно, он был большим любителем поспать. Мой крик после кошмара не потревожил его, и теперь Кармелии пришлось потратить несколько минут, чтобы пробудить мужа к жизни.

– Шштоттакое? – заспанно пробормотал он.

– Нам нужно починить автобус, – сказала она. – Даже если придётся ехать, положившись на удачу. У Оскара возникла идея залатать прокол на одной шине с помощью велосипедной камеры и ремкомплекта.

– Ладно, – прогудел он более бодро. – Но это не может подождать до рассвета? Сейчас ведь глубокая ночь.

– Нет, – ответила она. – Не может. И ещё… Любимый, помнишь, я как-то говорила, что мне, возможно, однажды придётся тебя покинуть?

От этого он проснулся и резко сел:

– Ты хочешь сказать… сейчас?

– Да.

– Но почему?!

В его голосе звучала неподдельная боль. Как будто рана открылась и стала кровоточить.

– Пока я не могу тебе рассказать. Но обещаю вернуться… если смогу.

– Но… как же наша группа? Дети?

Он посмотрел на Кирана с Тилли – он явно считал их детьми, хотя они давно выросли и уже начали стареть, к тому же его ребёнком была только Тилли.

– Вам придётся обходиться без меня – по крайней мере, какое-то время.

Она поцеловала его – страстно и долго, как делают в фильмах. Я засмущалась и отвела взгляд, совершенно не понимая, что происходит. Она определённо думала, что она, Оскар и я отправимся в путь на автобусе, оставив остальных здесь. Но почему? Я пребывала в такой же растерянности, как и огромный бородатый Деван.

– Помоги нам залатать автобус, – попросила она. – Нам нужно ехать – пока не стало слишком поздно.

 

Глава 11

Добыча пумы

Проехав чуть более трёх часов, мы повернули на длинную лесную дорогу, ведущую к дому тёти Исы. Фары микроавтобуса скользили по елям и дорожной колее, и каждый раз, когда днище тёрлось о дёрн, Кармелия сокрушённо вздыхала.

– Бедный старый автобус, – она покачала головой. – Ещё долго?

– Один километр четыреста метров, – сообщил Оскар.

Он отслеживал маршрут по навигатору в моём Старфоне.

У меня болел живот. Наверняка просто от страха и волнения – я ужасно боялась, что с мамой уже что-то произошло, к тому же не могла отбросить мысли о Кахле с Аркусом, Никто и особенно о Котёнке. Но ощущения были такие, словно я съела что-то нехорошее.

Вдруг Кармелия резко затормозила – так резко, что мне пришлось ухватиться за поручень. Скорее всего, у микроавтобуса не было подушек безопасности, а пристегнуть сломанный ремень я уже отчаялась.

– На дороге животные, – сказала она. – Мм-м… их много.

В свете фар я рассмотрела очертания длинноногих косуль. Белоснежные пятна на их спинах светились в сумерках под чёрными елями, однако они никак не отреагировали на появление автобуса, лишь пару раз махнули хвостами. Пока я их рассматривала, две крохотные совы, беззвучно подлетев, коснулись крыльями их ушей.

Я сняла ремень безопасности и вышла наружу.

– Подождите здесь, – попросила я.

Вдоль позвоночника побежали мурашки, а волоски на руках и затылке медленно вставали дыбом. У меня возникло чёткое ощущение того, что сейчас увижу, и я оказалась права.

Лес был живым. Небо и земля тоже. Тысячи птиц и насекомых, тысячи бегущих, прыгающих и ползущих животных. Все устремились в одном направлении – к дому тёти Исы. А если точнее – по направлению к территории, находящейся под её дикой защитой. Одна беличья семья, лисья пара, косяк крякающих, машущих крыльями уток, бесчисленное множество мышей разных видов, жужжащие жуки, огромная стая грачей… Почти рассвело. Снаружи было прохладно и влажно от выпавшей росы. Я стояла возле небольшого микроавтобуса, не отводя взгляда от толпы живых существ, спешащих изо всех сил вперёд, насколько позволяли крылья или лапы.

У меня ещё больше скрутило живот, хотя ему и так было нехорошо.

Всё это походило на мою ночь тринадцатилетия. Возможно, теперь зверей пришло даже больше. Они со мной не разговаривали, едва меня замечая, однако я всё поняла.

Животные чувствуют приближение опасности. И ищут защиты. А этой защитой была я. На это я согласилась в ту ночь. Именно это пообещала, не понимая, чего от меня хотят.

А хотели они, чтобы я спасла их от Бравиты Кровавой.

Нам пришлось оставить микроавтобус и последний участок пройти пешком. Проехать по дороге, кого-нибудь не задавив, оказалось невозможно. Животные были повсюду – как в мою ночь тринадцатилетия. Единственный, кого я не увидела, это бизон – но, мне кажется, между деревьями промелькнула рысь.

Конечно, Кармелия и Оскар не могли их всех не заметить.

– Что им здесь нужно? – тихо спросил Оскар, словно боялся помешать.

– Они бегут от Бравиты, – ответила я. – Она приближается.

– Понятно, – кивнул он. – Во всяком случае, мы знаем, что она позади нас, иначе они бежали бы в другую сторону.

Об этом я и не подумала, а ведь правда. Боль в животе немного ослабла, ведь это означало, что Бравита не пыталась напасть на мою маму. По крайней мере, пока.

Какая-то барсучиха с пятью детёнышами вперевалку пересекла дорогу и исчезла в высокой жёлтой траве по другую сторону. Она бросила на меня быстрый взгляд, и я подумала, не та ли эта барсучиха, за которой ухаживала тётя Иса, не те ли барсучата, которых я…

Меня бросило в дрожь.

Новорождённые барсучата, которых я хотела сожрать.

Этот голод не был моим – он принадлежал Кимере. Вернее, внутри Кимеры находилась голодная душа возвратимца. А ведь это случилось ещё до того, как Пии удалось освободить Бравиту из заточения, в котором она пребывала четыреста лет. С тех пор её голод не уменьшился.

Если бы ей представился шанс, она бы сожрала меня. Возможно, не убила бы и не разорвала бы на части, но сотворила бы нечто похуже: она бы захватила, поглотила и уничтожила меня изнутри. Может, снаружи я бы и осталась собой, но внутри это была бы… она.

Пока я умирала от страха при мысли о том, что она возьмёт мою маму, я совсем об этом не думала. Но сейчас, когда я почти уверилась в том, что мама по-прежнему в безопасности, ко мне снова вернулся страх из-за того, что может случиться со мной.

Кармелия не проронила ни слова, даже когда семейство кабанов – мама, папа и семь маленьких полосатых кабанят – практически отпихнуло нас в сторону, чтобы быстрее продвинуться вперёд. Поначалу я чувствовала огромное облегчение оттого, что мне не нужно ничего объяснять, но потом через какое-то время я с удивлением поняла, насколько это странно – то, что она просто идёт за нами, не задавая вопросов, хотя вся лесная живность проносится у неё над головой или бежит рядом. Можно было почти подумать, что она…

– Вы дикая ведьма? – вдруг спросила я.

– Нет, – коротко ответила Кармелия.

Однако этот вопрос явно не показался ей странным.

– Но вы знакомы с дикими ведьмами? – продолжала расспрашивать я.

Но она не ответила. Просто показала вперёд:

– Это там?

Извилистая дорога, оставив позади лес, пересекала небольшой луг и дальше пролегла через мост. Дом тёти Исы выглядел как обычно: серые стены из валунов, соломенная крыша, яблони в саду, развешанные повсюду кормушки и скворечники. Позади дома виднелся холм, казавшийся тёмным из-за росших на нём деревьев и кустов – миниатюрные джунгли, где могли бы жить бежавшие отовсюду звери, по крайней мере какое-то время. Многие там и устроились – заметила я. Испугавшись чего-то, несколько грачей из стаи разразились хриплыми криками и захлопали чёрными крыльями, но затем вновь разместились на самых высоких деревьях. В зарослях кустарника что-то зашелестело – казалось, его веточки и листочки вдруг ожили.

В доме горел свет. Очевидно, мама уже встала. И тут из полумрака беззвучно вылетел какой-то призрак и приземлился на моём плече.

– Ту-Ту! – воскликнула я с облегчением. – Ты нашёл дорогу домой!

Он посмотрел на меня так, словно для сомнений не было никаких оснований. Но потом вдруг потёрся клювом о мои волосы и щёку. Раньше он никогда так не делал – такие знаки внимания получала лишь тётя Иса. Мне кажется, он тоже почувствовал облегчение, увидев меня.

Переходя через мост, я почти успокоилась и ощутила себя в безопасности. Теперь мы находились под дикой защитой тёти Исы, и это чувствовалось, несмотря на то что её рядом не было. Мама обещала попробовать укрепить защиту, и, наверное, ей это удалось. Я прекрасно знала, что ощущение безопасности отчасти является ложным, и всерьёз не рассчитывала на то, что сама по себе защита сможет долго сдерживать Бравиту. И всё же узел в животе немного ослаб, а плечи вдруг потяжелели, и я неожиданно осознала, в каком напряжении находилась последние дни.

Дверь открылась, и вышла мама.

– Клара! – Она ринулась через двор в пижаме и резиновых сапогах, а за ней по пятам нёсся восторженно гавкающий, приветственно поскуливающий Тупик. – Мышонок! Это ты!

Она обвила меня руками и обняла так, что перехватило дыхание:

– Я так волновалась! Все твои звери…

Она махнула рукой, показывая на птиц, облепивших ветки яблони, на огромное количество мышей, зайцев, косуль и фазанов, поблёскивающих глазками и жавшихся в кустарнике за конюшней.

– …я не знала, что и думать. Не знала, что это значит. Просто поняла, что это как-то связано с тобой.

– Они здесь, потому что убегают от Бравиты Кровавой, – сказала я. – Она направляется сюда. И… нам придётся как-то её остановить.

По сравнению с последним разом, когда мы виделись, мама выглядела лучше – тогда она едва стояла на ногах. Теперь она казалась сильнее. Но изменилось кое-что ещё. Мне пришлось присмотреться, прежде чем я поняла, в чём дело.

Она стала напоминать тётю Ису. Не внешне: несмотря на то что они являлись сёстрами, похожими их назвать было сложно. Но в тот миг кое-что их роднило. Моя мама походила на дикую ведьму.

– Ты укрепила защиту, – сказала я, не спрашивая, а утверждая.

– Да, – кивнула она, слегка усмехнувшись. – Кто бы мог подумать? Но то, что ты усваиваешь в детстве и юности… запоминается на всю жизнь, даже если ты годами пытаешься это забыть.

– Тогда ты, наверное, помнишь и меня? – спросила Кармелия.

Мама посмотрела на неё. Сначала просто перевела взгляд, а потом стала всматриваться.

– Нет, – ответила она. – Я… а мы знакомы?

– Мила, не думаю, что ты могла меня забыть.

Побледнев, мама отступила назад. Я невольно выставила руку, чтобы она не упала.

– Твой голос… – произнесла она, – ты… но… это ведь невозможно.

– Лия, – сказала Кармелия. – Вспомнила? Мила и Лия – подруги навек.

Даже у меня как-то странно подкосились ноги.

– Лия умерла, – сказала я. – Она погибла, когда…

В голове у меня пронеслись отрывочные эпизоды истории, рассказанной мамой о ночи её тринадцатилетия: …огромная, красивая, золотистая пума с янтарными глазами… после обвала завалило вход в её логово… оттуда доносился писк детёнышей… в конце концов мы справились. Нам удалось отрыть один из больших обломков и спихнуть его с откоса, из отверстия выскочили детёныши и тут же бросились к своей маме. Она опрокинулась на бок и дала им напиться молока… но, спускаясь по горной тропе, Лия поскользнулась и упала… я пошла за помощью… мне не следовало тогда уходить. Я должна была тащить её с собой, как бы нам обеим ни было тяжело. Но я ушла. А когда вернулась с водой, едой, бинтами и мамой Лии… моей подруги уже не было… Пума, которой мы помогли… чьих детёнышей мы спасли… знаешь, как она нас отблагодарила? Она убила её. Сожрала. Остались только обломки костей и запёкшаяся кровь…

И после этого Кармелия утверждает, что она – Лия?!

– Умерла? – переспросила она, моргая, скорее всего потому, что совсем растерялась. – Нет. Ты думала, я умерла? – Она схватила маму за руки. – Мила… ты действительно так думала?!

– Ты погибла… пума… остались только кровь и кости, и… – голос мамы вдруг словно застыл. Она не могла вымолвить ни слова.

– Нет! – сказала Кармелия. – Я просто удрала. С тех пор я стыжусь своего поступка, но тогда я сбежала – от своей мамы, от дикого мира… Я не собиралась становиться дикой ведьмой. Мне просто хотелось петь. Быть собой, а не… копией мамы. Мне вообще не нужна была никакая ночь тринадцатилетия. Но она и слышать ничего не хотела, никогда ко мне не прислушивалась, всё твердила и твердила, что надо больше тренироваться. И когда ты ушла, мне вдруг пришла в голову мысль: что, если я просто исчезну? Что, если никто меня не найдёт… тогда бы я жила так, как хотела, вместо того чтобы становиться тем, кем хотела сделать меня моя мать. К тому же… я ведь выполнила свою часть уговора. Помогла тебе с твоей ночью тринадцатилетия. Но так нельзя было поступать, Мила, мне действительно жаль… я не должна была от тебя убегать. У меня и в мыслях не было бросать тебя в такой страшной ситуации.

Мама по-прежнему казалась бледной как полотно.

– Но… кровь… – сказала она, – кости…

– Отчасти это и навело меня на мысль о побеге, – вздохнула Лия. – Пума задрала молодую серну, не больше козлёнка. Такой ужас! Малышка боролась изо всех сил, стараясь улизнуть, но пума не сдавалась и через какое-то время переломила серне хребет, и та перестала голосить. Пума с детёнышами разорвали её на части, кровь была повсюду… В конце концов она потащила тушу домой, оставив на месте какие-то останки. Мне кажется, таким образом она нас отблагодарила – хотела поделиться со мной добычей. Но… я всё время слышала эти крики. Бедная маленькая серна! Пума стояла, глядя на меня золотистыми глазами… а кровь продолжала капать из пасти, она вся была в крови, и детёныши тоже, и я… я не могла этого вынести. Достаточно было мамы с её чёртовыми пиявками, но это…

– Как ты могла так поступить?! – прошептала мама таким тоненьким голоском, что её было едва слышно. – Как ты могла позволить мне думать, что ты умерла?!

– Но я ведь этого не знала. Как я могла догадаться… это ведь был всего-навсего детёныш горной серны.

– Понять, кто это, было невозможно. Там мало что осталось. Но как… Лия, ведь ты не могла идти? Ты не могла опираться на ногу. Я думала… думала, ты стала беспомощной добычей!

Лия опустила взгляд:

– Наверное… я слегка преувеличила. Нога болела, но опираться на неё я могла.

– Так ты обманула меня?! Ты притворилась, будто не можешь дальше идти, но на самом деле… ты уже тогда всё спланировала?

– По твоим словам, я поступила очень хладнокровно. Очень продуманно. Но это не так. Я просто… не хотела домой. На самом деле поначалу я хотела просто спрятаться на несколько дней. Пока с ночью тринадцатилетия не станет слишком поздно. А потом пусть мама кричит сколько влезет – ночь тринадцатилетия бывает только один раз в жизни, а без неё я не могла бы стать настоящей дикой ведьмой, это мама прекрасно знала. Но потом… я встретила одного парня, который стоял и играл на улице. Он был немного старше, и тоже сбежал из дома – и мы… по-прежнему вместе. Это то, что мне было нужно. Он и музыка. Понимаешь?

Мама молчала довольно долго. Когда она наконец заговорила, в её голосе всё ещё звучала боль:

– Но ты, по крайней мере, могла бы как-то мне сообщить. Послать письмо или что-то ещё.

– Я боялась, что меня найдёт мама.

Мама Лии. Пиявочная ведьма Пия. Такая на первый взгляд милая, добрая… но внутри… я прекрасно понимала, почему Лия не хотела домой, почему боялась, что её найдут. Но всё же… может, Пия не стала бы такой злой, если бы ей не пришлось проживать целую жизнь, скорбя о потере дочери? Она переложила всю вину на мою маму. И именно поэтому освободила Бравиту – думала, что та поможет ей отомстить.

У меня ужасно закружилась голова от всех этих мыслей о том, как всё могло быть, если бы Лия не сбежала. Моя мама наверняка была бы дикой ведьмой и научила бы меня пользоваться моими способностями, вместо того чтобы повернуться спиной ко всему дикому миру. Жизнь Пии была бы другой. Возможно, Бравита никогда бы не получила свободу. Но всё-таки всерьёз сердиться на Лию было невозможно. Я вспомнила о поцелуе, который она подарила Девану на прощанье. О её песне, невероятной, сказочной песне, и о той музыке, которую она сочиняла вместе со своей небольшой семьёй. Всего этого тоже бы не было, если бы она осталась милой, послушной доченькой Пии.

– Когда я впервые увидела Клару… то решила, что это ты. Я о тебе часто думала. В моих воспоминаниях ты так и осталась тринадцатилетней, хотя я понимала, что это невозможно, и вдруг ты появилась – вернее, так мне вначале показалось, но потом я поняла, что это, должно быть, твоя дочь. И я решила, что мне нужно разыскать тебя. Ты можешь меня простить? – спросила Лия.

Мама покачала головой. Мне кажется, она не пыталась таким образом сказать «нет», просто не могла ничего сказать от… растерянности.

– Не знаю, что и думать, – затем произнесла она. – Даже не могу выразить, что сейчас чувствую.

Но потом она всё же положила руку на плечо Кармелии и долго всматривалась в её лицо.

– Лия… – прошептала она, причём голос её вдруг помолодел, став почти детским. – Это действительно ты?

– Мила и Лия – подруги навек, – повторила Кармелия.

И тут они бросились друг другу в объятия, словно им по-прежнему было по тринадцать лет и они являлись лучшими подругами.

 

Глава 12

Радужный щит

Казалось, в последний раз я сидела на кухне тёти Исы много лет назад, хотя на самом деле… Нет, посчитать сколько дней прошло, было сложно. Больше недели. Меньше месяца… Я всё ещё ощущала ужасную усталость, но, по крайней мере, наконец-то избавилась от «скафандра» и облачилась в обычную – и чистую – одежду. Ту-Ту устроился на карнизе для штор и закрыл глаза. Солнце давно уже встало, а для всех разумных сов это означало время сна.

В доме тёти Исы всегда обитало несколько диких зверей, но сегодня практически каждый подлокотник или спинка стула оказались заняты какой-нибудь птичкой.

Если ты садился на диван – он начинал приглушённо ворчать: под ним устроилось семейство барсуков, а им, как и совам, ведущим ночной образ жизни, не очень-то нравилось, когда их беспокоят среди бела дня. Собачью корзину заняли несколько куропаток и заячья пара, поэтому Тупик неприкаянно бродил вокруг, не понимая, куда он может примоститься, чтобы никому не мешать. Он был большим псом, и при его приближении большинство мелких животных начинали нервничать, принимаясь пищать, голосить или рычать.

– Да заключите вы наконец перемирие! – воскликнула я, прибегая к интонации дикой песни, чтобы увериться, что все меня поняли. Гомон прекратился, и Тупик с благодарностью опустился на пол под кухонным столом.

Хотя многие животные обычно враждовали, на самом деле они уже заключили перемирие. Лисы не трогали мышей и перепёлок, а на лужайке под яблонями бок о бок рыли землю два огромных кабана, даже не пытаясь прогнать друг друга. Правда, лужайка выглядела просто ужасно, но в этом ничего катастрофического не было…

– Вы должны мне помочь, – сказала я маме с Лией. – Я понимаю, что это было давно, но всё равно вы обе больше меня учились дикому колдовству. Вы лучше знаете, как и что нужно делать.

– Что ты хочешь узнать? – спросила Лия.

– Как мне защитить… – я махнула рукой, в которой держала чашку, и чуть не пролила чай, – всё это. Всех живых существ?

– Как установить дикую защиту? – спросила мама.

– Да. И взять под неё всех, кто нашёл здесь убежище. Мам, ты укрепила защиту у ручья – я почувствовала. Как ты это сделала?

– На самом деле это не так уж и сложно, – ответила мама. – Нужно найти немного земли, немного воды, тоненький прутик для зажигания и пёрышко – естественно, всё необходимо отыскать на территории, окружённой дикой защитой, – а потом всё это смешать со слюной, каплей крови, добавив ещё прядь волос и подуть. Существует определённое четверостишие, но, как и в случае с дикой песней, оно по большому счёту просто помогает сконцентрироваться. Слова не так уж и важны.

– Как оно звучит? – спросил Оскар. – Как настоящее заклинание?

Мама усмехнулась. Мне по-прежнему было странно слышать, как она спокойно и обыденно говорит о колдовстве – обо всём том, что она так отчаянно и долго пыталась вырвать из своей жизни – и ещё в большей степени из моей.

– Можно и так сказать.

Она откашлялась:

«Похоже на строчки псалмов, с которыми обычно знакомят при подготовке к конфирмации», – подумала я. Наверное, их роднит то, что и те и те относятся к глубокой древности. Я нацарапала заклинание на бумажке, так как не была уверена, что смогу его запомнить.

– Защищёнными получаются обе стороны, – сказала Кармелия, а мама кивнула. – Дикая ведьма охраняет животных, попавших под её защиту. Но они также охраняют и её. Именно это и означает «пусть встанут на пути насилий вражьих и мытарств щитом единым».

– Думаете, это сможет остановить Бравиту? – с сомнением спросил Оскар.

– Трудно сказать, – пожала плечами мама. – Во всяком случае, я почти уверена, что ещё ни одна дикая ведьма не пыталась защитить столько животных, собравшихся в одном месте.

– О! – с облегчением воскликнула я. – Значит… не только я одна должна их защитить?

– Нет. Ты просто являешься ядром, аккумулирующим их мощь.

Я почувствовала себя гораздо лучше. В одиночку я не могла заставить Бравиту Кровавую бояться меня, мучаясь по ночам от бессонницы, – не тем я была противником. Единственное, на что я была способна, – это кричать «убирайся!» и надеяться, что заклинание подействует. Мне несколько раз везло, так как она меня недооценивала. Но вряд ли стоило ещё раз рассчитывать на то, что я смогу застать её врасплох.

– Пойду к ручью, – сказала я. – Не думаю, что она очень далеко, поэтому нужно как можно скорее установить максимальную защиту.

– Нам пойти с тобой? – спросил Оскар.

– Нет. Мне кажется, вам лучше остаться. Тогда я скорее смогу сосредоточиться.

Он не отводил от меня взгляда.

– Забавно, – произнёс он. – Когда тебе нужно бороться, чтобы защитить себя, ты не такая уж смелая.

– В смысле? – спросила я, немного обидевшись.

– Я имею в виду, что, когда какой-то болван налетает на тебя на школьном дворе, ты позволяешь ему сбить себя с ног, по крайней мере, как правило. Но если тебе нужно кого-то или что-то защитить… ты вдруг становишься отважной прямо как Львиное Сердце.

Я почувствовала, как щёки заливает румянцем. «Как Львиное Сердце» – это, наверное, самая большая похвала, которую только можно услышать от Оскара.

Над мостом повисла тишина. Мне кажется, все убегающие животные уже добрались и нашли себе подходящее место. Так странно – если прислушаться диким чувством. С одной стороны моста слышался копошащийся, жужжащий, гомонящий хор различных жизней. С другой – ничего. Абсолютная, полнейшая тишина, за исключением тихого шелеста растений и низкой, сонной песни самой земли.

Я мельком взглянула на листок. «Нужно было спросить маму, что означает слово «мытарства», – подумала я, но теперь уже поздно. Интересно, заклинание подействует, если не до конца понимаешь, что произносишь?

Я сделала глубокий вдох и задумалась: не нужно ли мне показывать в каком-нибудь направлении, делать взмахи руками или что-то типа того? Если и существовали какие-то колдовские движения, я их не знала. Вместо этого я встала на колени рядом с ручьём в шаге от моста. И осторожно положила перед собой на песчаную дорожку горстку чернозёма.

«Тлен земли, – пробормотала я, добавляя обрезанную прядь своих волос. – Мой тлен». – Затем полила это всё водой из ручья – из чайной чашки тёти Исы, которую захватила с собой. Все мои действия казались знакомыми, простыми, но тем не менее единственно правильными. – «Вода земли и – тьфу! – моя вода». – Я плюнула, несмотря на то, что во рту всё пересохло. «Огонь земли…» – Я заранее окунула веточку в стеарин, чтобы она наверняка загорелась. – «И мой огонь». – Слегка надавила на большой палец ножиком Оскара, который теперь был моим. – «Воздух земли…» – Отпустила пёрышко, и оно, приземлившись на сооружённый мной холмик, тут же вспыхнуло. – «…и моё дыхание». Я осторожно подула, и языки пламени взметнулись ещё выше.

А затем закрыла глаза. И вдруг поняла, что мне совсем не нужен листок. Слова возникли в голове сами по себе, словно я произносила их уже тысячи раз в течение тысячелетий.

– Земля с землёй, – прошептала я, – вода с водой, огонь с огнём и воздух с духом жизни.

Стало что-то происходить – внутри меня и снаружи. Нечто начало собираться воедино. Я не открывала глаз, но всё равно почувствовала, что взмываю в воздух: что-то поднимает меня и несёт всё выше и выше.

– Пусть встанут на пути.

Я услышала свой голос, который больше не был шёпотом. Но и только моим он не был. К нему добавилось… множество жизней, тысячи жизней… тысячи голосов.

– Насилий вражьих и мытарств! – закричала я. – Щитом единым!

И вдруг поняла, что всё это означает, и «мытарства» тоже. Это то же самое, что страдания. Когда что-то терзает – тело или душу. Мучительно и глубоко.

Они все находились внутри меня. Каждая птичка, каждое насекомое, каждое животное. Мама и Лия. Оскар и храбрый крохотный Валиант, который всё-таки хотел стать спасителем мира, но только если с ним рядом будет Оскар. Они заполнили меня до краёв, так что я была готова разорваться на кусочки. Я знала, что уже не стою на коленях на песчаной дорожке, а парю в воздухе и медленно начинаю вращаться.

– Пусть сможет кто-либо войти и выйти снова!

Мой голос гремел и грохотал, словно раскаты грома, а я кружилась всё быстрее и быстрее – меня несло прочь от моста, как будто мощь произносимых слов отшвыривала меня назад.

ЛИШЬ С МОЕГО СОГЛАСИЯ.

ПО.

МОЕМУ.

Последние слова мне пришлось выкрикивать по частям. Мне едва удавалось произносить их так, чтобы они не были просто звуками или раскатами грома без содержания. Ещё чуть-чуть – и я бы рассыпалась на части. Всё внутри было напряжено до предела, чтобы сдерживать ту силу, которая била во мне ключом. Мне она не принадлежала. Во мне и капли подобного не было. Это была неимоверная сила дикого мира, мощь тысячи живых существ, и она могла разорвать меня на кусочки.

ЛИШЬ.

СЛОВУ.

Последнее слово. Последний слог. Больше ничего не нужно было произносить, не нужно ничего удерживать. И я ослабила хватку. Сдерживаемая мощь вырвалась на свободу, и когда я на мгновение открыла глаза, мне показалось, что я нахожусь внутри радужного зеркала: нет, даже больше – внутри зеркала в зеркале, которое находится ещё в одном зеркале…

Я могла исчезнуть. Могла пропасть в этой бесконечности: в зеркале за зеркалом и ещё за одним зеркалом. Но при этом я поняла, что делать этого не следует. Так как если я там затеряюсь, то вряд ли вернусь живой. И никогда вновь не стану Кларой – девочкой из плоти и крови, обладающей капелькой мощи дикой ведьмы, обыкновенной и особенной, иногда испуганной, а порой… отважной – прямо как Львиное Сердце.

– Я хочу быть Кларой, – прошептала я. – Просто Кларой!

И я упала. Не знаю, с какой высоты и как долго я падала, но приземлилась на землю с таким толчком, что всё во мне сотряслось и из меня вышибло дух.

На земле я лежала долго. Но время не имело никакого значения. Казалось, лежу я час или год – всё равно.

Я была абсолютно опустошена. Где-то ощущалась боль, но и это не имело значения.

На самом деле мне всё было безразлично. Люди живут и умирают. Животные живут и умирают. Не всё ли равно? Я не рассчитывала, что когда-нибудь смогу испытать какие-либо чувства. Если бы удалось вскрыть мою голову и сердце, они бы походили на электрические цепи, в которых сгорели и расплавились все элементы, однако поскольку они были не из пластмассы, а из плоти, крови, мозгового вещества и тому подобного, то выглядели бы ещё более отвратительно.

Я не знала, могу ли вообще двигаться, а желания попытаться не возникало. Может, такое же состояние сейчас у тёти Исы и остальных? Они тоже оказались в неизвестном месте, где остановилось время, где сердце вдруг замерло, не доведя до конца неимоверно медленное биение, и где так легко и просто взять всё и прекратить?

«О нет, о нет, о нет!»

Тоненький чирикающий голосок звучал очень похоже на Никто, но ведь этого быть не могло.

«Моя!»

Кот? Нет, Котёнок, просто он становится всё больше и больше похож на Кота. Но здесь его тоже не было.

«Давай вставай!»

Недовольный приказной тон принадлежал Кахле.

«Клара, ты нужна нам. И ты, и Оскар. Сядь, пожалуйста. Ты умрёшь, если останешься лежать».

Постепенно я поняла, что эти голоса звучат лишь в моей голове. А тот, кто сказал больше всех, обычно говорил меньше всех – это был Аркус.

Ты умрёшь, если останешься лежать.

Умру? Возможно. Во мне так мало чего осталось, что я чувствовала, как легко можно дать оставшемуся утечь навсегда.

Но они не оставляли меня в покое.

«Моя». «Вставай!» «Не умирай!»

Невидимая кошачья лапа дала мне подзатыльник, и я осознала, что всё-таки, наверное, не совсем готова позволить последним остаткам Клары покинуть телесную оболочку.

Я села.

Звучит просто, а на самом деле это было невероятно сложно.

Голоса, шумевшие в моей, в общем-то, пустой голове, исчезли. Наступила такая тишина, что уму непостижимо. Ни единого жужжащего насекомого, ни взмаха крыла, ни шелеста в траве или кустарнике.

Моста я не видела.

Безумие какое-то, ведь я прекрасно знала, что он прямо передо мной, в нескольких шагах. Но моему взгляду открылась лишь дорога через поле, трава, ещё кусочек дороги, ещё трава… мост, ручей, дом тёти Исы, холм за домом – всё исчезло, словно их и не было.

Что же произошло? Что я такое сделала? Не может же, чёрт возьми, всё это просто взять и… пропасть?

Я подняла свои тяжёлые, обессилевшие руки и обхватила свою тяжёлую, опустошённую голову. Я ничего не понимала. Внутри, там, где находилось дикое чувство, что-то жгло и щипало. Даже при мысли о том, что придётся воспользоваться им вновь, возникала боль – и снаружи, и внутри. Мытарство. Вот здесь это слово подходит.

Но всё равно, ощущая внутри слабую дрожь, я попробовала прощупать с помощью дикого чувства пространство вокруг. И вдруг я увидела – не дом с мостом, холмом и так далее, а… нечто сиявшее всеми цветами радуги, нечто напоминавшее гигантский мыльный пузырь, такой большой, что он мог вместить всю территорию, находящуюся под защитой тёти Исы. В нём отражались небо, лес и дорога через поле, поэтому ничего другого видно не было. Свет преломлялся, соприкасаясь с круглой сферой пузыря, поэтому можно было видеть его и всё, что в нём отражалось, но посмотреть сквозь него было невозможно. Всё, что находилось внутри, оказалось спрятанным, и если у меня только возникала мысль о том, что нужно двигаться в его направлении, в голове происходило что-то странное. Мне не нужно туда идти. Гораздо лучше повернуть налево здесь, к западу… или, может, просто повернуть назад к лесу… почему я вообще решила, что дорога ведёт куда-то ещё?

Это почти напоминало проклятие забвения, которое Бравита когда-то наложила на Виридиан. Из-за этого проклятия её собственные дети забыли о её существовании, никто не мог произнести её имя и она ходила невидимкой среди людей, которых любила больше всего.

Радужный щит что-то такое смещал в твоей голове, из-за чего и желания идти к нему не возникало. В воздухе образовалось некое сопротивление, некая клейкость. Вблизи от щита было трудно дышать. А если всё-таки попытаться проникнуть внутрь… возникало ощущение, что сталкиваешься с липкой круглой резиновой стеной. Можно было стараться сколько угодно – щит поддавался лишь слегка, но потом отшвыривал тебя обратно.

Меня бросило в дрожь – даже зубы застучали. Мне удалось! Я на самом деле установила дикую защиту такой мощности, что она, кажется, сможет удержать за своими пределами Бравиту Кровавую.

Но какая от этого польза, если я сама сижу снаружи, слабая как новорождённый козлёночек… или барсучонок… просто ждущий, что его сожрут?

Я поднялась. Пошатываясь, сделала несколько шагов в том направлении, где, по моим представлениям, находился мост, хотя видеть его я не могла.

– С моего согласия, – прошептала я. – Позволь войти.

И вдруг я не встретила никакого сопротивления, никаких многократных отражений. Под ногами возник обветшалый настил моста. И тишину нарушил оглушительный хор различных жизней.

– Клара! – воскликнула мама. – Мы не могли к тебе выйти. Ты там просто лежала, а мы… не могли подойти к тебе и помочь! С тобой… что-то случилось?

– Нет, – пробормотала я. И рухнула, как карточный домик, на который кто-то подул. Я ударилась головой о перила моста, но надвигающаяся тьма поглотила меня не из-за этого. Я просто ужасно устала. Не знаю точно, потеряла ли я сознание или заснула, но для окружающего мира я оказалась потерянной.

 

Глава 13

Небольшая передышка

Проснулась я в собственной кровати – в комнате на чердаке с круглым окошком. Тупик забрался ко мне на одеяло, поэтому замёрзнуть было сложно. К тому же большой тёплый пёс излучал спокойствие и умиротворение.

Рядом с кроватью, на небольшом синем комоде, который не так давно подыскала мне тётя Иса, стоял стакан молока и тарелка, где сейчас лежало лишь несколько крошек и пара слегка пожеванных кусочков огурца. «Сухой паёк для раненой дикой ведьмы, – подумала я. – Просто он не перенёс «заботы» Тупика».

Ну хотя бы он не вылакал молоко. Пить хотелось страшно. Казалось, будто я пробежала подряд три марафона. Протянув дрожащую руку за стаканом, я выпила всё молоко огромными жадными глотками.

Больше всего мне хотелось так лежать ещё несколько дней – может, до того момента, как прекратится боль. Но хотелось и в туалет, да ещё вся эта история с Бравитой Кровавой. Добралась ли она сюда? Находится ли она где-то там, по другую сторону радужного щита? Мне нужно это выяснить. Нужно знать, действует ли колдовство, выдерживает ли щит.

– Подвинься-ка!

Я пихнула Тупика, и он нехотя сполз с кровати на пол, сделав глубокий собачий вдох влажной пастью.

Ноги передвигались несколько неуверенно, но я всё-таки спустилась по лестнице. И меня даже не опрокинул Тупик.

– О, вот и ты! – воскликнула мама, когда я вошла на кухню. – Тебе лучше?

Всё казалось таким обыденным и одновременно странным – мама готовит ужин, правда, на кухне тёти Исы, да за всем процессом наблюдает пара голодных водяных крыс. Оскар играет в какую-то игру с гонками на моём Старфоне. Тупик подбредает к миске с водой и добродушно обнюхивает травяную лягушку, охлаждавшуюся «у самого берега». Ладно, может, всё выглядело и не совсем обычно, но… как-то безмятежно. Мирно и спокойно, словно мы не находились в состоянии войны с возвратимцем, который на самом деле собирается сожрать весь мир.

– Всё в порядке, – соврала я. – Что-то… случилось?

– Не-а, – ответил Оскар. – Ни черта. Но Старфон вне зоны действия.

Он протянул мне телефон, прямо-таки с упрёком показывая отсутствие полосок на иконке, информирующей о качестве связи.

– Ты можешь написать жалобу, – сказал он. – Что они там обычно говорят? «Не важно, где ты. Не важно, чем занимаешься…»

Он был прав: в этом-то и заключалась суть рекламы Старфона – там всегда показывали полярников, альпинистов или какую-нибудь забрызганную морской пеной звезду парусного спорта, которая звонит домой, находясь в открытом море, и желает спокойной ночи своим детям. Поэтому-то мама с папой и подарили мне этот телефон, хотя он стоил целое состояние и на самом деле был для такой, как я, слишком навороченным – Оскар его использовал гораздо больше меня. «Так что ты всегда сможешь позвонить домой», – сказала тогда мама. Но Старфон ведь и ловил Сеть в самых странных местах, например здесь, у тёти Исы, в то время как с обычным телефоном приходилось выходить на улицу и идти на самую вершину холма за домом, чтобы поймать сигнал.

Но не сейчас.

– В гарантии вряд ли учитываются волшебные мыльные пузыри, – сказала я. – Можно, наверное, сказать, что это моя вина.

Мама налила мне в стакан бузинный напиток тёти Исы.

– Вот, – сказала она, – тебе не повредит. Но, кажется, ты более-менее пришла в себя.

– Э… да, – сказала я, опорожняя стакан двумя большими глотками. – Спасибо. Когда мы будем есть?

Всё так обыденно. Словно я только что вернулась домой из школы, а не… впитала в себя мощь тысячи животных, употребив её на создание радужного щита. Но голод я испытывала.

– Уже скоро, – ответила мама. – Я варю овощной суп, но положила туда банку фасоли, так что выйдет довольно сытно.

– Отлично, – сказала я, поборов желание съесть спагетти с мясным соусом или сочный дымящийся бифштекс. Дома мама тоже любила готовить блюда со множеством овощей – ей никогда не нравилось касаться продуктов, содержащих мясо, кости и кровь. Я задумалась: не изменится ли это теперь, когда она знает, что Лия жива? Ведь не было никаких сомнений в том, что это отвращение появилось из-за пумы и кровавых остатков её трапезы. Обычно я с удовольствием ем овощи, но сейчас порядочно проголодалась и хотела мяса.

Оскар оторвал взгляд от игры.

– На этот раз ты окончательно проснулась? – спросил он.

– В смысле?

– До этого ты была какая-то странная.

Я нахмурила брови:

– До этого?

– Да. Несколько часов назад.

Я взглянула на кухонные часы. Было почти шесть вечера. Я проспала весь день. Вернее, так я думала.

– Я что… просыпалась до этого?

Мама вдруг перестала помешивать в кастрюле и вместе с Оскаром посмотрела на меня взглядом, говорившим «что-такое-с-ней-произошло».

– Ты совсем ничего не помнишь? – спросила мама. – Ты съела шесть бутербродов с сыром…

Я покачала головой. Похоже, это объясняло крошки на тарелке – возможно, я была несправедлива к Тупику.

– Ты сейчас в порядке? – спросила мама.

– Думаю… да. То есть всё тело ломит, но…

Меня взволновало то, что я совсем не помнила о съеденных бутербродах. Но, с другой стороны, это и естественно – от всей этой магии можно стать немного странным.

– Где Лия? – спросила я.

– Она дежурит у моста. Мы меняемся.

– Я схожу туда на минутку… и посмотрю, – сказала я, хотя мои ноги и живот определённо желали остаться на кухне, по крайней мере до появления на столе ужина.

Оскар отложил телефон в сторону.

– Я с тобой, – сказал он.

– Хорошо, – согласилась мама. – Но еда будет готова через десять минут.

Лия сидела на старой садовой скамейке тёти Исы, которую она перенесла на песчаный берег ручья недалеко от моста. У её ног журчала вода, а она сидела с арфой на коленях, наигрывая длинные мягкие рулады и им подпевая. Это не была песня «Кармелии», на самом деле, звучавшее едва можно было назвать мелодией. Это больше напоминало…

Нет, не просто напоминало. Это и была дикая песня.

– Что вы делаете? – спросила я.

Она слегка вздрогнула и перестала наигрывать.

– Мне кажется, я там что-то видела, – ответила она, показывая на лесную опушку по другую сторону ручья и луга. – Я не уверена, нет никаких доказательств, что это она. Но я подумала, что хуже не будет, если немного укрепить щит. Лучше всего, если она вообще не поймёт, что мы здесь…

Я перевела взгляд на опушку. Находясь внутри щита, можно было запросто смотреть наружу – он казался абсолютно прозрачным. Но глаз ни за что не зацепился. Или ни за кого…

А потом мне вдруг пришла в голову мысль:

– Она бывала здесь раньше, поэтому обмануть её будет сложнее. К тому же… она быстро поймёт, что что-то не так.

– Почему?

– Потому что там нет ни одного живого существа. Ни она, ни пиявки не смогут ничем питаться.

Ведь всё живое… да, наверное, на несколько километров вокруг – насколько я могла определить… собралось здесь, на территории, окружённой дикой защитой.

– Так это же очень здорово, – заявил Оскар. – Значит, ей придётся уйти, если она захочет поесть!

Я кивнула. Но она также сможет узнать, где мы находимся, хотя бы примерно. А это, наверное, не очень здорово…

Я опорожнила тарелку с овощным супом так быстро, что обожглась и была вынуждена остужать язык холодной водой. Потом я съела три бутерброда с сыром. Вернее, ещё три бутерброда – по всей видимости. Последний бутерброд был горбушкой, – значит, больше хлеба не осталось.

– А сколько у нас вообще еды? – спросила я. – Она может уморить нас голодом?

– Пока нет, – ответила мама. – Я могу испечь ещё хлеба, у нас много муки и дрожжей. И у Исы полная кладовка всяких продуктов. Думаю, она не часто ездит в магазин, но зато… всерьёз запасается провиантом.

И правда. Огромное количество полок было заставлено вареньем, консервированными помидорами, сушёной фасолью, мешками и ящиками, заполненными зимними овощами – картошкой, морковкой, луком, капустой и тому подобным. В морозильнике лежало мясо – три дикие утки, пара фазанов и нечто, напоминавшее оленину. Тётя Иса не была вегетарианкой – если курица ломала крыло и тётя не могла ей помочь, то та оказывалась в суповой кастрюле, – однако, как правило, она не убивала животных только для того, чтобы съесть.

И вдруг меня пронзила мысль. Как же быть со всеми зверями, которые там разместились? Вернее, в данном случае здесь. Они были дикими животными, которые привыкли выживать самостоятельно. К счастью, наступила весна, зазеленела трава, и на деревьях проклюнулись почки, но ведь животных так много на ограниченной территории. Сколько пройдёт времени до того момента, как вся растительность на участке, окружённом дикой защитой тёти Исы, будет обглодана до корней?

А как быть с нетравоядными? Например, с лисами? С рысью, если она сюда пришла? Что, если они начнут поедать друг друга? Тогда всё закончится настоящей кровавой бойней, потому что звери, выбранные в качестве добычи, не смогут никуда убежать. От этой мысли я содрогнулась.

Возможно, я могу попросить их заключить перемирие. Или сказать, что они должны его заключить. Так, как я сделала, когда куропатки с утками ругали Тупика.

Моя голова просто раскалывалась. Суп плескался в животе, поэтому казалось, что он весь раздулся, и меня подташнивало, но всё равно я испытывала голод…

Мысли резко остановились.

Голод!

Его не должно быть. Больше не должно быть, не сейчас. Правда, я потратила много сил – несказанно много – на создание радужного щита, но…

Я похолодела.

Однажды я уже испытала голод, мне не принадлежавший.

– О нет! – невольно вырвалось у меня – словно непроизвольное эхо, повторяющее причитания Никто. – Только не это…

– Но как она это сделала? – спросил Оскар, когда я попыталась ему объяснить, что случилось.

– Не знаю, – проговорила я устало. И испуганно. – Но… ведь мне снился тот сон, так? Я поняла, что она движется сюда.

– Ну да.

– А теперь… мне кажется, она заставляет меня чувствовать свой голод.

– Ты уверена, что он не пройдёт, если что-нибудь съесть?

– Мне кажется, я могу сожрать столько, что лопну, но и тогда он не исчезнет. Потому что она по-прежнему будет голодна.

Я сглотнула большой комок в горле. Я чувствовала такую несправедливость – ведь я сделала всё, что должна, сдержала обещание, данное в ночь тринадцатилетия, защитила всех зверей. Так нельзя ли меня саму хоть на чуть-чуть оставить в покое?!

 

Глава 14

Предатель внутри

– Немного напоминает жизнь в осаждённой крепости, – задумчиво произнёс Оскар. – Мы подняли мост, поэтому попасть к нам Бравита не может, но и мы не можем выйти наружу.

Он кормил Валианта семечками подсолнечника, взятыми из корма для птиц, который заготавливала тётя Иса. Валиант уселся на свой пушистый хвост – не то чтобы прямо беличий, но гораздо пушистее мышиного – и грыз семечку, придерживая её передними лапками.

Мы направлялись к мосту, чтобы сменить Лию. По мнению мамы, лучше бы мне остаться на диване в гостиной и успокоиться. Но я точно знала, что успокоиться не удастся – мы находились слишком близко от кухни. Мой организм не хотел есть, но я была голодна. Я надеялась, что голод немного уменьшится, если я не буду хотя бы чуять еду.

В ручье кишмя кишела рыба и другие водные животные. Над гладью воды жужжали, роясь, насекомые, а чуть подальше по течению несколько детёнышей выдры устроили собственную экстремальную горку. Они неслись вниз по склону, приземляясь в ручей с радостными всплесками, а затем плыли вверх по течению, чтобы вылезти на берег и прокатиться ещё разок. Совсем как на детской площадке в парке у дома.

При виде плескавшихся маленьких выдр мне стало лучше. Ведь в этом и был весь смысл – нужно позаботиться о том, чтобы они могли резвиться в безопасности от Бравиты – свободные, игривые, сохранившие радость существования и жизненную энергию.

– Там есть суп, – сказала я Лие. – Он ещё не остыл, так что поторопитесь.

Мне стало стыдно при мысли, как сложно было сдержаться и оставить ей хоть чуть-чуть. Хорошо, что она не знает, насколько я была прожорливой.

Лия сидела на садовой скамейке, глядя на опушку леса отсутствующим взглядом.

– Там что-то есть, – сказала она. – Я уже в третий раз вижу, как шевелится эта ветка.

И действительно – что-то там происходило. Неужели Бравита?

Нет. Фигура, которая возникла из леса, была пухленькой и выделялась яркими цветами. Юбки не топорщились во все стороны, как обычно, да и вид она имела несколько пристыженный, но в остальном ошибиться было невозможно: это появилась пиявочная ведьма Пия.

Лия распрямила плечи.

– Мама… – сказала она. Больше себе самой, как мне кажется, нежели нам с Оскаром или Пие.

Поколебавшись, Лия поднялась.

– Мне придётся с ней поговорить, – сказала она.

Мы с Оскаром переглянулись.

– Вообще-то мне кажется, это не очень здорово, – возразил Оскар.

– Она думает, я умерла, – продолжала Лия. – Должна же я сказать ей, что это не так!

– Она думала так в течение двадцати лет, даже больше, – сказала я. – Одним днём раньше, одним позже – наверное, не большая разница?

Но Лия не слушала. Она сделала несколько быстрых шагов, направившись через мост.

– Мама! – прокричала она совсем другим голосом. Более детским. – Я здесь!

Оскар прыгнул за ней, чтобы остановить. Но оказалось, что это не нужно. Лия остановилась сама, словно наткнувшись на глухую стену.

Конечно, она такого не ожидала. На самом деле я тоже. Хотя должна была. «Войти сюда никто не может, ни уйти лишь только по моему желанию и по моему велению». Эти слова я никогда в жизни не забуду, но всё же, наверное, я только теперь по-настоящему осознала, что они означают. Я не разрешала Лие уйти – я не хотела, чтобы она уходила, – и она не могла. Дверь была закрыта и заперта, и ключ был только у меня.

Это поняла и Лия. Она обернулась ко мне.

– Выпусти меня! – воскликнула она. – Я хочу с ней поговорить!

Оскар бросил на меня косой взгляд.

– Ты не сделаешь этого, – тихо проговорил он. – Правда? Это будет очень глупо.

– Я не уверена, что могу выпустить вас, не разрушив весь щит, – соврала я. Вернее… возможно, чистой ложью это не являлось, так как я даже не пыталась, однако теперь я была практически убеждена в том, что смогла бы её выпустить, если бы захотела.

На мгновение показалось, что Лия попробует меня к этому принудить, как будто ей было плевать на Бравиту, щит и всё остальное. Но всё-таки что-то её остановило.

– Да… наверное, не стоит, – согласилась она.

– Если Пия там, – сказал Оскар, – значит, и Бравита тоже. Хотя мы и не видим её.

Лия потёрла лицо рукой.

– Так странно, – сказала она. – Я убежала от мамы, но… мне совсем не хотелось, чтобы она думала, будто я умерла.

– Идите съешьте немного супа, – стал уговаривать Оскар. – Может, мы как-то сможем сообщить ей, не разрушая щит.

Она медленно повернулась. На печальном лице залегли глубокие морщины, казалось, в нём не хватает чего-то, что было прежде. Возможно, какой-то магии. Она прижимала к себе арфу, словно это был плюшевый мишка.

– Позовите меня, если что-то произойдёт, – попросила она и направилась к дому с поникшей головой и опущенными плечами.

Оскар смотрел ей вслед.

– Нужно приглядывать за ней, – произнёс он. – Крепость может пасть в двух случаях. Если её атакуют снаружи – и предают изнутри.

– У Лии ничего не получится, – сказала я. – Если я не захочу – она не выйдет наружу.

Оскар взглянул на меня.

– Ты ведь ей не позволишь, правда? – спросил он. – Она не видела свою мать лет эдак тысячу. Она и понятия не имеет, какой та стала. И она не знает… Она никогда не встречала Бравиту. Её… сожрут прямо на месте.

– Я знаю, – кивнула я. – Буду за ней присматривать.

А по лугу бродила Пия, словно чувствовала, что мы здесь, но никак не могла отыскать дорогу. Вдруг она остановилась и позвала. Звук слабо долетал сквозь радужный щит, но всё равно от него у меня по спине побежали мурашки.

– Лия, – жалобно звала она. – Маленькая моя Лия… Вернись к маме, вернись домой!

Внутри купола и снаружи сгустилась тьма. Внимательно присмотревшись, можно было заметить слабое мерцание лунного света – там, где он соприкасался со щитом. Оскар что-то смахнул рукой.

– Тебе обязательно было приглашать сюда комаров? – спросил он.

– Не думала, что уже появились комары, – рассеянно сказала я. Мне хотелось есть.

Бравиты не было видно. А Пия прилегла прямо на луговую траву.

– Она теперь не просто немного того, а чокнулась по-настоящему, – заявил Оскар. – Даже возникает желание ей посочувствовать. Но…

– Да, – согласилась я. – Но.

Голод в голове продолжал меня мучить. Не в животе, но от этого было не легче.

– Я устала, – пробормотала я.

Оскар скосил на меня взгляд:

– Какое-то время я могу подежурить в одиночестве.

Я прилегла на старый дождевик тёти Исы, который захватила с собой. Здесь было больше звёзд, чем в городе. Вернее… Тётя Иса сказала, что это не потому, что их там нет, просто их не видно из-за света, который излучает город. Уличный свет, свет в домах, световая реклама и фары непрерывно едущих автомобилей – … грязь и мусор, которые испоганили ночь так, что нельзя ничего услышать и увидеть… Мне больше нравилось звёздное небо здесь. В наступавшей тишине можно было подумать. Вечерний воздух источал аромат леса, а не зловоние чудовищ, осквернивших всё священное для природы. Это преступление, святотатство. Мой долг как-то это исправить. Что я за дикая ведьма, если не буду бороться за весь дикий мир…

О, только бы не этот голод!..

Но выход есть. Вокруг множество жизней. Одна или две поправят тот урон, который я нанесла себе, создавая Щитовую завесу. Кстати, довольно впечатляющее свершение для такой юной дикой ведьмы. Этим я могу гордиться. Но мне нужно научиться больше беречь себя. Научиться создавать равновесие между тем, что беру, и тем, что даю. Дикая ведьма может умереть, если отдаст всё – и даже больше. Чтобы восстановить баланс, нужно взять совсем немного. Одну жизнь или две – в качестве платы за множество других. Это лишь моё право, и никак не противоречит закону. Одну рыбку. А может, две. Или одного зайчонка из тех, что прячутся в траве…

– Клара? Что ты делаешь?

Голос Оскара привёл меня в себя. Я раздражённо обернулась:

– А тебе какая разница?

Он отступил назад и чуть не съехал со склона, как недавно маленькие выдры, только Оскар сделал бы это неспециально.

– Да что с тобой? – спросил он. Валиант высунул голову из его кармана, но тут же спрятался снова.

Наверное, Оскар обидится, если я съем Валианта.

Мысль возникла словно сама собой, и только потом я осознала: что-то не так.

Бравита смогла вселиться в Кимми ещё до того, как та стала Кимерой, – тогда она была просто девочкой, чувствовавшей себя изгоем и горевавшей потому, что отец убил её галку. Она смогла вселиться в неё, хотя по-прежнему находилась в заточении, сдерживаемая застывшей, затвердевшей каменной массой в течение нескольких столетий.

Теперь она могла захватить и меня. Она находилась у меня в голове. Искажала мои мысли.

Может, это она попыталась заставить Лию пробить защиту и выйти к маме?

Лия не смогла. А я могу. Могу проходить через щит по своему желанию, открывать и закрывать дверь на своё усмотрение.

Я закрыла глаза, страстно желая… даже не знаю… Вымыть как следует внутреннюю поверхность черепа. Отдраить голову так, чтобы там и намёка на шёпот Бравиты не осталось. Но я не была уверена, что смогу.

«Зачем ты борешься со мной? Мы можем помочь друг другу».

– Нет! – во всё горло заорала я. – Убирайся!

– Клара? – Оскар уставился на меня изумлёнными глазами. – Что с тобой происходит?

«У меня твоя кровь. Твоя плоть. Ты часть меня, а я часть тебя. Ты не можешь больше сопротивляться. Да и зачем? Вместе мы можем добиться всего, о чём мечтаем».

– У неё моя кровь. Моя плоть, – пробормотала я.

– Что ты имеешь в виду?

– Пиявки высосали кровь. А гриф… принёс ей кусочек моего тела. Я не могу… избавиться от неё. Она продолжает внедряться!

– Куда? – спросил Оскар, панически оглядываясь. – Где она?

– Здесь! – закричала я, ударяя себя кулаком в лоб.

– А ты не можешь… прогнать её с помощью «убирайся» или чего-то типа того? – спросил он.

– Да. Я и пытаюсь. Но… она продолжает незаметно просачиваться!

Я вспомнила о пустой тарелке, которая стояла возле кровати, когда я проснулась.

– Когда я… съела ту гору бутербродов… ты со мной разговаривал?

– Я пробовал. Но ты не отвечала. На самом деле и слова не сказала, даже своей маме. Опустошила блюдо и пошла наверх. Твоя мама понесла тебе молоко, но ты уже снова заснула, – рассказал он.

Внутри возникла ледяная безнадёжность, которая камнем легла на сердце.

– Это была не я, – произнесла я. – А она.

Оскар вытаращил глаза:

– Ты думаешь? Прямо как во «Вторжении похитителей тел»?

Я понятия не имела, что это за фильм.

– О чём ты говоришь?

– Ну об этом – крутом старом ужастике, где людей заменяют пришельцы из космоса. Ну они ещё их полнейшие двойники? Но… – вид у него стал задумчивый, – в общем, они выращивают тела на замену в таких стручках, так что это не совсем…

– Оскар!

Он и сам остановился:

– Ладно, это действительно не круто. Я вижу. И что нам делать?

Я не ответила, так как ответа у меня не было.

Как он там сказал? Крепость не всегда может пасть из-за атаки внешних врагов.

Иногда… иногда находится предатель внутри.

 

Глава 15

Бешеная ягода

Я оставила Оскара у ручья и пошла обратно к дому. Он хотел пойти со мной, но я сказала, что кто-то должен стоять на страже. Он согласился, хотя в большой восторг не пришёл.

– Нужно всё обсудить, – сказал он. – Если хорошенько подумать, наверняка найдётся какой-нибудь суперский выход.

– Может быть, – кивнула я, хотя и не верила в это. О единственном плане, который пришёл мне на ум, рассказывать не хотелось.

У нас были запасы еды – но это не имело значения. У нас была чистая вода, да и звери пока не уничтожили все растения – но и это ничего не значило. Крепость падёт гораздо быстрее, чем мы сами. Вернее… она падёт в том случае, если я ничего не предприму.

– Что такое, мышонок? – спросила мама.

Я попыталась улыбнуться:

– Ничего. Просто мне нужно… кое-что посмотреть в справочнике растений.

– У тебя болит голова?

– Немного, но… дело не в этом… просто… – Я не могла с ходу придумать, зачем мне понадобилась тётина книга ядов. – Э-э-э, кажется, мне нужно что-то укрепляющее после истории с Щитовой завесой.

– Щитовой завесой?

Тут я поняла, что именно так она и называется. На самом деле. Но узнала я об этом только потому, что мне рассказала Бравита.

– Ну да… – я махнула рукой. – Радужным щитом.

Мама посмотрела на меня более пристально.

– Ты уверена, что всё в порядке? – спросила она.

– Всё нормально.

Не думаю, что улыбка на этот раз вышла искренней, но всё-таки мама оставила меня в покое. Я взяла книгу наверх в свою комнату, а Тупик, последовав за мной, прыгнул на постель и улёгся мне на ноги.

Тётя Иса не слишком увлекалась ядовитыми растениями. Она хранила только те, которые можно было использовать и как лекарства – если делать это правильно и осторожно: бешеные ягоды, наперстянку, бругмансию, белену…

Я сидела, вчитываясь в подробные описания. Тошнота, спазмы желудка, рвота, остановка сердца, смерть… Я поёжилась. Тупик слегка приподнял уши и посмотрел на меня, с собачьей озабоченностью наморщив лоб. Может, что-то случилось?

Наверное, можно и так сказать. У меня в голове был один не совсем ясный план: что, отравив себя, я смогу отравить и Бравиту. Она наверняка готовилась к колдовской атаке, но я помнила, что сказала доктор Юли о могущественных диких ведьмах и решении проблем немагическим способом. Кроме этого, я не забыла, как была ошарашена Бравита, когда, бросившись на неё, я разрушила пиявочную оболочку лишь с помощью физической силы.

Для неё использовать тело было в новинку. Правда, сама она очень хотела заполучить новое тело – но только для того, чтобы оно стало хранилищем колдовской мощи, своего рода личной операционной базой в той мировой войне, которую она надумала развязать. Она желала заполучить моё тело, чтобы присовокупить мою мощь к своей, и мне кажется, из-за Щитовой завесы её стремление только усилилось. Она ведь не знала, что силы на самом деле принадлежали не мне одной – а ещё тысяче животных. А может, ей это было прекрасно известно и она рассчитывала, что их можно заставить сделать то же самое и для неё. У быка ведь не было выбора…

Таким образом, мой план – если его можно так назвать – состоял в том, чтобы притвориться, будто её шёпот в моей голове достиг цели. Потом я думала выйти к ней и позволить вселиться в меня. Правда, сначала нужно удостовериться, что после этого я умру.

Однако существовала пара препятствий. Во-первых, придётся довольно долго как-то скрывать действие яда, чтобы она не почуяла неладное. Во-вторых, я не была уверена, что она погибнет только потому, что завладеет умирающим телом. Наверняка она попытается его покинуть, но возможностей переселиться куда-то ещё будет немного. Я надеялась, её старое пиявочное тело также окажется отравлено – она ведь напустит пиявок на меня. Но ещё была Пия. Я знала, что Бравита пока не завладела ею, ведь тело Пии не казалось ей подходящим, вдобавок та являлась опытной дикой ведьмой, и это представляло определённую сложность, на которую «не стоило тратить силы». Но когда других вариантов не будет, Бравита, наверное, всё же попытается. Если мне каким-то образом удастся её сдержать и ослабить… могу ли я быть уверена, что она погибнет вместе со мной?

Последнее, конечно, являлось самым большим изъяном этого плана.

Я не видела никакой возможности выжить.

И это точно не потому, что мне хотелось умереть. Мне же всего тринадцать! Не может такого быть, что на этой земле мне отпущено только каких-то жалких тринадцать лет. А как же оставшаяся жизнь? Я просто не могла вынести мысли о том, что больше никогда не увижу маму, Котёнка, Оскара и… что всем, кого я люблю, дальше придётся жить без меня. А ещё я ужасно боялась, что это будет больно.

Если бы я могла придумать какой-нибудь другой способ остановить Бравиту, я бы не сидела здесь, вчитываясь в особенности действия ядов.

Но, с другой стороны, если бы не Оскар… если бы он не остановил меня, она бы всё равно меня заполучила. Без сопротивления, без борьбы. И дверь для неё оставалась бы открытой, и она могла бы прокладывать себе путь, пожирая направо и налево все те жизни, которые сейчас охраняла Щитовая завеса. Для неё это было бы даже легче, потому что они не смогут убежать.

О нет! Всё ещё хуже. Если бы я уступила, она бы завладела идеальной крепостью. Тут её никто и тронуть бы не смог. Даже если бы все дикие ведьмы мира попробовали пробить завесу, чтобы покончить с ней, она бы только сидела внутри и посмеивалась над ними.

Потому что я оказалась такой способной.

Это было невыносимо.

Уж лучше забрать её с собой.

«Глупая».

Я вздрогнула, так как эта мысль мне не принадлежала. Неужели Бравита проникла в мою голову, сидит там и подслушивает?

«Глупая. Умирать глупо!»

Голос не походил на Бравитин, скорее на…

– Котёнок?

«Моя. Пойдём!»

– Не сейчас, Котёнок. Я занята.

«Всякой глупостью. Зачем умирать, если можно бороться?»

Его голос очень походил на голос Кота, к тому же он напомнил мне о том, что когда-то сказал Кот: «Никогда не убегай, не поборовшись. Проигрыш в битве означает лишь, что противник сильнее тебя. Но если убежишь, даже не попытавшись… значит, враг тебя лучше. И тогда ты больше никогда не выиграешь. Вообще никогда».

– Да… но я ведь борюсь!

Я услышала рассерженное кошачье фырканье. Позволить себя сожрать, пытаясь изнутри отравить врага, по мнению Котёнка, никак нельзя было назвать борьбой.

Постепенно до меня дошло, что он прав. Я сидела тут, обдумывая, лучше или хуже белены бешеная ягода… всё потому, что заранее сдалась. Я не рассчитывала на то, что смогу победить Бравиту. Я была уверена, что проиграю, а яд был просто разновидностью… тактики поражения.

Однако… есть ли вообще способ выиграть – а, может быть, и выжить?

«Пойдём!» – прокричал Котёнок. Его приглашение казалось огромным, как ворота амбара. И я наконец поняла.

– Оскар?

Он так и сидел у моста, наблюдая за Пией, которая снова поднялась и неприкаянно бродила по лугу. Бравиту по-прежнему было не видать, но я знала, что она где-то там. Я ощущала её голод.

– Как дела? – спросил он.

– Лучше, – ответила я. – Думаю, у меня есть план. Но тебе придётся мне помочь.

– Хорошо, – только и сказал он. Не спрашивая, чем именно или почему.

Помимо всего прочего, это в Оскаре мне очень-очень нравится. Он не выдвигает кучу условий – он просто приходит, когда в нём нуждаешься, несмотря ни на что.

Я объяснила, что собираюсь сделать.

– У меня это не очень хорошо получается, – сказала я. – На самом деле я никогда не делала такое по собственному желанию, да ещё надолго… Не знаю, что может случиться… вот с этим. – Я помахала руками перед грудью и животом. – В общем… с телом. Думаю, я буду просто спокойно лежать, но на всякий случай…

– Хорошо… – произнёс он чуть медленнее и не так уверенно. – Я просто не совсем понимаю…

– Я не могу рисковать, – сказала я. – Она уже взяла кусок моей плоти с помощью грифа. Я не могу рисковать тем, что она может прийти и… завладеть всем остальным… пока я буду отсутствовать.

– Да, понятно, но ведь ты рассчитываешь вернуться, правда? И как мне вообще понять, ты это или она?

– Надеюсь, ты всё-таки почувствуешь разницу!

– Но… она же коварная. И, возможно, она уже достаточно тебя узнала, чтобы притвориться тобой. – Вдруг он весь расцвёл: – Нам нужно придумать пароль, который она не знает!

Оскар обожает, когда реальность начинает походить на его любимые фильмы или игры. Похоже, сейчас он увлёкся шпионским сюжетом.

Но всё же… может, это и разумно.

– Есть!.. – воскликнул он. – Валиант!

– Что с ним?

– Да это пароль. Потому что означает «доблестный». И отважный, как Львиное Сердце…

Он одарил меня смущённой улыбкой, словно не был уверен, что преподнесённый подарок придётся мне по душе. Но страх и холод внутри немного отступили, и я почувствовала, как щёки бросает в жар.

– Хорошо, – кивнула я. – Договорились!

Как удачно, что настала мамина очередь дежурить у моста, потому что, думаю, она бы внимательнее, чем Лия, следила за тем, что я кладу в свой «укрепляющий напиток». Мне кажется, Лие было трудно думать о чём-то, кроме своей мамы, которая, видимо, так и бродила по лугу, не находя себе места. Интересно, могла ли она каким-то странным образом почувствовать дочь? Ведь она обладала диким чувством. Была дикой ведьмой многие годы… И хотя Щитовая завеса ничего не пропускала, но, возможно, какие-то ощущения сквозь неё всё же проникали.

– Ты не помнишь, сколько пиявка может обходиться без свежей крови? – спросила я Оскара.

– Не-а, – ответил он. – Но можем посмотреть.

Когда укусили моего папу, Оскар вместе с нами просматривал все книги о пиявках, имевшиеся у тёти Исы, – вернее, все книги, в которых была о них хоть пара слов. Он знал, где они стоят, даже не прибегая к помощи Никто.

Папа. Неужели он по-прежнему в больнице? Мне стало стыдно, что я почти забыла о нём. Так много всего случилось, к тому же… я, в общем-то, привыкла, что его нет рядом. Вернее, что он в другом месте. Хотя он и переехал ближе, купив новёхонькую, ужасно дорогую квартиру с видом на порт, но всё равно оставался по большей части воскресным папой, с которым мы проводили выходные и каникулы. И если мама знала о существовании дикого мира, то папа обнаружил, что он реален, только когда впервые повстречался с Никто.

В день моего тринадцатилетия. Это произошло совсем недавно, а кажется… несколько лет назад.

С огромной осторожностью я отмеряла и взвешивала ингредиенты, водя пальцем по строчкам справочника тёти Исы. Мерка сушёной валерьяны… её я не опасалась, так как была с ней знакома. Две мерки сушёной лаванды… отлично. Лимонная мелисса опасности тоже не представляла, хотя эта настойка тёти Исы была более концентрированной, чем другие. На бутылочке она написала:

А смайлик пририсовала потому, что это была такая шутка: как-то тётя Иса рассказала мне, что слова эти придумала не она, а древний знахарь Авиценна. «Мне кажется, он обладал капелькой силы диких ведьм», – добавила она.

Но с порошком шлемника… нужно быть осторожной. И с семенами коровяка. И только одну чайную ложку сока мака-самосейки… Высушенные цветки боярышника довольно безвредны, и всё вместе это, наверное, окажет нужное действие.

Это был один настой. Тётя Иса называла его напитком для путешествий. Если я всё сделала правильно, он поможет мне расслабиться, нагонит дремоту, снизит частоту пульса, и мне будет легче отправиться в путешествие по дикому миру, а моему телу – легче дожидаться моего возвращения. Немного похоже на то, как Валиант и другие звери впадают в зимнюю спячку.

Другое средство было ещё опаснее, если я в чём-то ошиблась, но без него существовал риск, что у меня не окажется живого тела, куда можно вернуться. Это средство не являлось изобретением тёти Исы, рецепт я взяла из книги о растениях, которую мне подарила фру Померанец на день рождения. Ведь если путешествие продлится долго – а это вполне возможно, – может случиться так, что сердце будет биться слишком медленно или совсем остановится. Тогда Оскару придётся положить мне под язык таблетку «домум», чтобы спасти. «Домум» означает на латинском «домой». Это также было написано в книге вычурным почерком фру Померанец. Маленькая таблетка заставит сердце биться быстрее, оно оживёт, и путешествующая часть меня сможет вернуться домой.

Но Оскара я постаралась не пугать. Сказала только, что он должен остаться со мной и крепко привязать меня ремнями к кровати, чтобы «я» не могла отправиться к мосту и дальше, прямо в руки Бравиты, если она начнёт управлять моим телом, как тогда с бутербродами. А если я не буду просыпаться слишком долго – положить мне под язык таблетку.

– Так же поступил Одиссей, – сказал Оскар. – Ну, тот, что с троянским конём. Он слышал, есть такие сирены, которые поют настолько завораживающе, что мореплаватели прыгают за борт и тонут. А он хотел послушать их песни, но желания тонуть у него не было, поэтому он приказал своим товарищам привязать себя к мачте.

– А как же они сами? – не удержалась я от вопроса. – Они не попрыгали в воду?

– Им он приказал залепить уши воском.

Ну что я говорила? Оскар иногда знает самые необыкновенные вещи…

На изготовление таблетки у меня ушёл почти час. Конечно, приходилось отмерять и взвешивать ингредиенты, причём в перчатках, без них я бы могла впитать что-то через кожу раньше времени. На лицо я повязала платок, закрыв нос и рот, чтобы не вдыхать пары – наверняка из-за этого моя мама бы что-то заподозрила, – но Лия прислонилась головой к кухонной стене и, похоже, задремала.

Я не хочу рассказывать подробно о таблетке «домум», так как фру Померанец написала, подчеркнув «тайный рецепт». Но в него входили бешеные ягоды и наперстянка. Совсем чуть-чуть. На рабочем столе в гостиной у тёти Исы стоял старинный ручной пресс для изготовления таблеток. Нужно было смешать все ингредиенты до сухого теста, если надо, добавив для клейкости немного картофельной муки и воды, а потом положить в маленькую форму – матрицу. Затем всё накрывалось пластиной с такой штуковиной, которая точно входила в матрицу, а потом по форме нужно было как следует стукнуть деревянной колотушкой, похожей на то, чем забивают палаточные колышки.

Когда я первый раз ударила колотушкой по прессу, с дивана послышалось сердитое барсучье рычание, а четыре синички и крапивник принялись порхать у меня над головой, ругаясь на чём свет стоит. Нарушать таким образом всеобщее спокойствие явно не стоило.

Но я всё-таки повторила операцию и сделала две таблетки. Просто на всякий случай.

Когда тётя Иса пыталась научить меня отправляться в путешествие по дикому миру, на время вселяясь в диких животных, она давала мне валерьяновый чай, чтобы я смогла расслабиться. Но больших успехов я не достигла. Кахле такие путешествия удавались в сто раз лучше, чем мне, как и многое другое. У меня не получалось управлять процессом – меня носило то туда, то сюда во времени и пространстве, и я чуть не убила одного мальчика из своей школы.

Я надеялась, что на этот раз у меня получится лучше. Всё-таки сейчас всё было иначе: я собиралась погостить у собственного дикого друга, который сам указывал дорогу и будто размахивал табличкой со словами «Добро пожаловать».

Я выпила напиток для путешествий одним махом. Он оказался не таким уж ужасным, просто немного горьким и кисловатым из-за мелиссы. Наполняет сердце счастьем и борется с беспокойством. Было бы здорово… хотя по вкусу и запаху он всё-таки немного напоминал средство от комаров.

Я легла на кровать.

– Ну давай, – сказала я Оскару.

– Ты уверена?

– Да. Рисковать мы не можем.

– Ладно…

В сарае он отыскал несколько старых стременных ремней. Они оказались достаточной длины, чтобы обхватить меня и кровать. Он затянул их под днищем, чтобы я не смогла достать пряжку.

– Так? – спросил он.

Я кивнула. Может, я себе это и внушила, но мне уже стало казаться, что изо рта вырывается мурлыканье.

– Увидимся, – сказала я. – Через… какое-то время.

А затем закрыла глаза. Сосредоточилась на том, чтобы расслабиться, делая вдох и выдох. Да, мурлыканье ясно слышалось. Кровать подо мной мягко покачивалась, а я словно погружалась в собственное тело – не выпадала из него, а ещё больше падала внутрь.

«Что ты такое творишь, девчонка?!»

Голос Бравиты – ошеломлённый и раздражённый. На этот раз совсем не похожий на чарующую, манящую песню сирены.

«Покидаю тебя, – прошептала я внутрь себя. – Ты можешь подслушивать и заманивать сколько угодно – меня здесь нет, и слушать я больше не стану».

И тут я ощутила рывок, меня закрутило словно в воронку и понесло вниз, а ещё куда-то вовнутрь, в тёплую мягкую тьму, где раздавался только один голос – ликующий, самоуверенный, кошачий:

«Моя!»

 

Глава 16

Между строк

Голода я не чувствовала. Не мёрзла. Немного ощущала усталость, поэтому зевнула – раскрыла во всю ширь пасть и всласть насладилась долгим зевком, потянувшись от мордочки до кончика хвоста. Затем снова свернулась клубком, спрятав мордочку под хвост, где было тепло и уютно, к тому же подходяще пахло – моим собственным запахом. Я больше не лежала в одиночестве. Всё было как надо. В очаге потрескивал огонь, подушка в корзинке была мягкой. Мой живот округлился от наполнявшей его рыбы и варёной картошки – к счастью, в основном от рыбы, – а ещё я только что сходила в туалет. Чего ещё пожелать? Внезапно я ощутила сонливость и погрузилась в глубокий сон, правда, осталось какое-то грызущее чувство, что мне нужно что-то сделать, что-то… нужно? Что это вообще означает? Нужно… Должна… Приходится… Это бессмысленные слова. Я устала, поэтому спала. Проще некуда. Моё ухо слегка подёргивалось, и я облизнулась. А потом…

…прошло какое-то время. Языки пламени в очаге погасли, осталось лишь несколько угольков. Они светились в темноте как пара красных глаз, словно огонь за мной наблюдал. Пора бы ему прекратить. Я подумала, не зашипеть ли на него, но сонливость всё же победила.

– Я перечитал книгу Гримеи, – произнёс один из двух людей, сидевших у очага.

– Я тоже, Валла, – сказала Туя. – Сидела день и ночь. Пока у Аркуса не начали слипаться глаза, в итоге мне пришлось его отпустить.

Хотя Туя так уверенно перемещалась у себя в комнатах, что легко можно было забыть, что она слепа, читать сама она не могла. Читал вслух ей Аркус – но где он сейчас? Я его не видела и не слышала. Если принюхаться, чувствовался слабый запах – значит, он не так давно здесь был. Может, пока я спала?

– Тогда ты знаешь, что у нас есть только одна возможность окончательно избавиться от Бравиты, – сказал Валла.

Туя кивнула.

– Ибо коли возвратимец вернулся к жизни и пребывал в оном состоянии довольно долго, то он не сможет просто так пересечь долину Тлена, – сказала она, и было понятно, что она не придумала эти слова, а, похоже, взяла из книги Гримеи «Теория магии».

– Тогда ему нужен спутник и проводник, который по доброй воле пересечёт последний мост. Сей проводник должен обладать достаточной храбростью, чтобы не повернуть вспять, и достаточной силой, чтобы не отпустить душу возвратимца.

Туя вздохнула.

– Может, это следует сделать мне, – сказала она. – Я старше всех.

Валла покачал головой:

– И, пожалуй, умнее всех. Мы не сможем обойтись без тебя, особенно теперь, когда существование вороновых матерей висит на волоске. И…

– И что?

– Ты, несомненно, обладаешь достаточной храбростью. Но есть ли у тебя нужная сила? Кто знает, на что способна Бравита? К тому же…

– Да, – тихо произнесла Туя. – Знаю. В нашем кругу одного не хватает. Бравита уже убила одного из нас.

Должно быть, они говорили о молодой дикой ведьме, которая погибла вместе с птицами во время воронова урагана. Я не знала, что она входила в колдовской круг Туи, но, видимо, так и было.

– Ложись спать, – сказал Валла. – Ты устала. Мы оба выбились из сил. А уставшие ведьмы плохо соображают.

Туя улыбнулась:

– Спокойной ночи, Валла.

Он ушёл. А Туя какое-то время сидела, положив руку на книгу, о которой они говорили, словно могла впитать написанные слова через прикосновение.

– Старая, – пробормотала она. – Старая, глупая и уставшая. Ложись спать, Туя.

Но прошло ещё какое-то время, прежде чем она последовала собственному совету.

В гостиной воцарилась тишина. Даже огонь перестал потрескивать. Котёнок потянулся и хотел снова лечь спать, но я никак не могла успокоиться. Я всё думала и думала о разговоре Валлы и Туи.

Мне кажется, я особо не задумывалась о том, что такое смерть. Даже когда замышляла отравить себя, чтобы по-настоящему убить Бравиту. На самом деле я, наверное, думала, что это просто такой сон, от которого не просыпаешься. Лес сновидений, как тот, в который, как я видела, входили Кимми с младшей сестрой. Если только это не было просто сном. Я видела в фильмах и читала о случаях кратковременной смерти, когда люди взмывали к потолку и смотрели вниз на себя самого. Очень похоже на путешествие по дикому миру, за исключением того, что не гостишь ни у какого животного. Возможно, всё это больше похоже на реальность, в которой наступает холод. На экране появляется прямая линия, потому что сердце перестаёт биться. И больше ничего. Пустота.

Но по разговору Туи с Валлой можно было понять, что речь идёт о каком-то месте. Долина Тлена. Может, это просто такое образное выражение, к которому прибегла Гримея, потому что не могла объяснить иначе?

Вот бы её спросить. Я вспомнила, как Аркус читал с закрытыми глазами, потому что так у него получалось быстрее и он лучше всё понимал. А Туя сказала, что в некоторых книгах так много жизни и души, что они практически сами рассказывают свою историю… если ты обладаешь достаточно сильным диким чувством, чтобы их слышать.

Гримея умерла много лет назад. Но её слова оживили книгу. Может, её можно на самом деле спросить – или что-то типа того? Я попробовала сделать так, как Аркус. Прыгнула на стол и легла – положила худенькое тельце Котёнка – на раскрытую книгу, потому что всегда легче, если находишься рядом. А затем направила дикое чувство вниз, внутрь, прямо в книгу.

«Что? Чего ты от меня хочешь, кошачья душа?»

Я подпрыгнула вверх минимум на метр. Ведь я не рассчитывала, что это подействует. К тому же так быстро.

«Ты не первая, кто меня тревожит. Другие тоже врывались и приставали с сомнениями и вопросами. Я написала то, что написала. Этого должно быть достаточно».

Я выгнула спину и зашипела. Вернее, скорее это сделал Котёнок. Когда я во всю ширь раскрывала кошачьи зрачки, то видела… можно сказать, столб из света, из множества светящихся точек, парящих над книгой и хаотично передвигающихся то туда, то сюда. Если внимательнее приглядеться, то можно было заметить, что они образуют маленькое прозрачное тело – женскую фигуру ростом 30–40 сантиметров. Она немного сутулилась, нагибаясь вперёд, и её длинные светящиеся волосы при движении слегка покачивались. У неё были короткие скрюченные пальцы: в одной руке она сжимала перьевую ручку, а на кончике носа, балансируя, сидело пенсне – очки без оправы, прикреплённые к цепочке, на которой они могли висеть, если в них не было нужды. Она была в наряде, весьма напоминавшем одеяние вороновых матерей, но каком-то… ещё более старинном.

«Гримея?» – поколебавшись, спросила я.

«Кто же ещё? Меня ты, наверное, и звала».

«Наверное…» – подумала я. Хотя и не предполагала всерьёз, что кто-нибудь ответит.

«Ты живёшь в книге?» – спросила я.

«Я потратила свою жизнь на то, чтобы её написать, – ответила она. – Я вложила в неё всё, что знаю – всю себя. Она хранит мои знания до сих пор, хотя я покинула этот мир».

Она подплыла на несколько метров ближе, рассматривая меня через стёкла пенсне.

«А у тебя, девочка? У тебя всё ещё есть живое тело? Кроме тела твоего дикого друга, естественно?»

Я почувствовала непреодолимое желание облизать переднюю лапу. Таким образом Котёнок хотел выразить свой протест, потому что чувствовал – мы разговариваем, игнорируя его.

«У меня всё ещё есть… живое человеческое тело», – ответила я, надеясь, что это правда. Ведь я не собиралась засыпать. Всё-таки можно отсутствовать ограниченное количество времени, и вообще-то я не планировала тратить драгоценные минуты на какой-то там сон.

«Так позаботься о нём хорошенько», – сказала призрачная Гримея. – По нему скучаешь, когда лишаешься. – Это прозвучало печально, но не… алчно. Совсем не похоже на Бравиту, которая испытывала яростный голод, стремясь вернуться к жизни. – Ну ладно. Что ты там хотела узнать?»

«Как привести возвратимца к смерти», – ответила я.

«Это написано в книге, – раздражённо проворчала она. – Там обо всём написано».

«Да, но… – я подняла лапу. – Мне непросто перелистывать страницы».

Она издала лёгкий вздох.

«Я бы не спрашивала, если бы это не было важно», – сказала я.

«Ладно. Но слушай внимательно, потому что я не хочу, чтобы сегодня вечером меня опять беспокоили. Я только начала править предметный указатель!»

«Вы можете такое делать?» – удивлённо спросила я.

«И да, и нет. Что напечатано, то напечатано. Но некоторые читатели видят не только напечатанные слова, а намного больше. Как, например, этот вежливый маленький мальчик из твоего колдовского круга. Он умеет читать между строк. Одно удовольствие, когда он меня читает».

Я подумала, что она, и правда, больше книга, чем человек. Призрак книги, а не женщины, хотя и помнит, каково это – иметь тело и быть живой.

«Так что с возвратимцем? – повторила я. – Что нужно делать?»

«Нужно окружить его, чтобы он оказался в центре», – сказала Гримея.

«Она», – поправила я.

«Он или она – это не важно. Хватит уже меня перебивать! Нужно окружить ту, о ком речь. Образовать колдовской круг. Звучит, может быть, и просто, но это не так. Каждая дикая ведьма или колдун в кругу должны иметь силы противостоять ей. Никто не должен поддаться ни уговорам, ни давлению. Как правило, первый мост требует наибольших усилий, так как возвратимец ещё настолько близок к жизни, что он – или она, не перебивай меня – может высасывать энергию из живых существ. Возможно, именно там его голод и стремление к жизни достигают наивысшей точки».

Хотя она и раздражалась, когда я её перебивала, мне пришлось задать ещё один вопрос:

«Первый мост?»

«По дороге в долину Тлена, – ответила она. – Скажи, ты что – совсем ничего не читала?»

Слегка напоминает математичку Ханну, которая отчитывает тебя каждый раз, когда ты не подготовился, подумала я. Но сейчас мне казалось, у меня есть уважительная причина.

«Я же кот, – сказала я. – Вообще-то это довольно трудно…»

«Шшш. Тогда слушай! После первого моста находится долина Тлена, в неё мы все можем попасть в сновидениях. Но когда вы подойдёте ко второму мосту… – Она сняла пенсне и потёрла его о рукав. Вид у неё теперь был не раздражённый, а скорее… участливый. – Ко второму и последнему мосту… там главное храбрость, а не сила. Все, кто образуют колдовской круг, могут довести возвратимца до середины моста. Но тот, кто последует дальше, вернуться уже не сможет. А один всё-таки должен проводить её далее, в царство смерти. Иначе она там не окажется».

Я съёжилась так, что всё кошачье тело задрожало мелкой дрожью. Ведь то, что она сказала, означает, что для того, чтобы избавиться от Бравиты, один из колдовского круга должен умереть.

«Ну что? Ты довольна? Могу я теперь вернуться к работе?»

Она проплыла обратно к книге и уже практически потеряла очертания. Световые точки кружились всё медленнее, постепенно опускаясь на страницы.

«Подождите!»

«Что ещё?»

Голос был таким тонким, что я едва его слышала.

«Каково это? – спросила я. – В смысле… умирать?»

«Я больше книжный дух, чем душа Гримеи. Я знаю только то, что она чувствовала и думала до своей смерти. Спроси настоящее привидение, если хочешь знать больше».

И она исчезла. Страницы заколыхались, и книга с громким хлопком закрылась.

 

Глава 17

Пароль «Валиант»

Я обнаружила Кахлу, Аркуса и Никто мирно посапывающими в одном из гостевых домов Воронова Котла. Довольно здорово отыскивать людей по запаху. С другой стороны, никак не открыть двери – и это ужас как неудобно.

– Кахла! – позвала я или, вернее, попыталась позвать. Раздалось лишь громкое мяуканье.

Однако даже самые отчаянные вопли Котёнка не способны были разбудить их там, в комнате, хотя оттуда и слышалось сонное бормотание Никто:

– Габриэла, Георгина… нет, не Георгина. Гарриет. Генриетта. Гортензия. Гортензия?

– Никто! – попыталась я – но снова раздалось лишь мяуканье, а Никто, немного пошмыгав носом, вновь погрузилась в сон.

Вот чёрт. Может, где-то открыто окно?

Да, действительно, но только приоткрыто. К счастью, Котёнок по-прежнему был очень худеньким… Сможет ли он туда пролезть? Котёнок изящно прыгнул на подоконник, и мы попытались протиснуть голову в щель. Нет, не получается.

Приоткрытое окно было зафиксировано с помощью такой пластины с дырочками, но не из металла – такие мне встречались, – а из дерева. Небольшой штырёк вставлялся в одну из дырочек как язычок в пряжку на ремне, и поэтому окно не распахивалось и не закрывалось. Я просунула… вернее, мы просунули, так как Котёнок активно мне помогал – мы просунули переднюю лапу в щель и подёргали дырчатую пластину. С четвёртой попытки нам удалось – она наклонилась и соскочила со штырька, и Котёнок тут же просунул треугольную головку между окном и подоконником, чтобы мы могли проникнуть внутрь.

Рама захлопнулась быстрее и оказалась гораздо тяжелее, чем я думала. Хотя мы торопились, но полностью пролезть не успели.

– Мяааауууу!

Я заверещала от боли и испуга, потому что мне прищемило хвост. Боже, как же было больно! Гораздо хуже, чем если прищемить дверью палец. Перед тем как хвост выскочил, нас дёрнуло, и из-за этого, прыгая на пол, мы потеряли направление и равновесие. Нам пришлось развернуться в воздухе, при этом мы что-то задели на лету. Металлический таз для умывания и кувшин с водой, покачнувшись, опрокинулись, а затем раздался оглушительный грохот, и Котёнок практически одновременно со всем этим оказался на полу. Вода расплескалась повсюду, и, к огромному негодованию моего дикого друга, практически с лап до головы забрызгала нас самих.

Никто неуклюже вспорхнула вверх, издав от испуга прямо-таки наседкино квохтанье «Кудах!», а Кахла вскочила с кровати с колдовским боевым кличем, от которого наша шерсть встала дыбом. Только Аркус нас сразу узнал.

– Это же просто Котёнок, – сказал он.

Кахла чиркнула спичкой и зажгла одну из керосиновых ламп.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Кошки ночные животные. Иди на улицу и… лови мышей или что-нибудь ещё.

Я слегка обиделась. Но Кахла никогда не была в восторге от Котёнка, к тому же она не могла знать, что так невежливо разговаривает и со мной тоже. Тут я обнаружила, что стою, выгнув спину со вздыбленной шерстью – Котёнок также не являлся большим фанатом Кахлы, а сейчас ко всему прочему вокруг её шеи наподобие живого украшения лежала Сага.

«Успокойся! – сказала я Котёнку, после чего шерсть в основном улеглась на место. – Нам нужно держаться вместе».

– Гортензия, – произнесла Никто. – Как думаешь, Кахла, мне подходит имя Гортензия?

– Понятия не имею, – раздражённо и одновременно рассеянно ответила она. Мне кажется, Кахла почувствовала, что Котёнок не такой, как обычно. – Мне всё равно, можешь называться хоть Пальмой, хоть Молочаем, хоть Стрекозой – только реши сама!

Это было немного нечестно – ведь именно этого Никто и не могла сделать…

Я подбрела к Кахле и потёрлась о её ногу. Попробовала ещё и замурлыкать, но тут Котёнок однозначно воспротивился.

– Да ты в преотличнейшем настроении, – с подозрением сказала Кахла. – Что с тобой такое?

«ЭТО Я, КЛАРА!»

Я «произнесла» это так громко, как могла – внутренним голосом.

– Поняла, поняла, не нужно так кричать. – Она вдруг остановилась. – Клара? Это ты?

Она нагнулась и молниеносно схватила нас в охапку. Сага зашипела, и я невольно тоже. Кахла держала нас перед собой так, что задние лапы неприятно болтались в воздухе, и глядела прямо в глаза.

– Что ты делаешь? – спросила она. – Ты что… Где ты? В смысле кроме того, что здесь?

«В доме тёти Исы».

Я принялась рассказывать о Щитовой завесе, которая окружила нас со всех сторон, о тысяче животных и Бравите, но тут…

…я вдруг оказалась в другом месте.

– Клара! Ты меня слышишь?

Это Оскар стоял рядом, крича мне прямо в ухо. Мне, а не Котёнку.

– Тебе нужно вернуться, – напряжённо произнёс он. – Клара. Ну давай! Мне использовать эту таблетку – или что?

Самое неприятное заключалось в том, что я за всем этим наблюдала со стороны. Видела сверху его и себя – вяло и безжизненно лежащую на кровати.

Это потому, что я вот-вот умру? Потому, что слишком долго отсутствовала? Я попыталась нырнуть обратно в тело, но казалось, оно не хочет меня впускать.

– Здесь твой папа, – сказал Оскар. – Вернее… он сюда едет. Он звонил из машины откуда-то с лесной дороги, но связь была ужасной, эта купольная штуковина реально глушит сигнал, и я не могу его предупредить. Бравита всё ещё там. Он попадёт ей прямо в руки. Клара, возвращайся!

Но я не могла. Казалось, самая тугая резинка в мире, издав хлопок, тянет меня обратно к Котёнку и Кахле.

– Клара? – Кахла всё ещё стояла, держа Котёнка перед собой. – Что происходит? Ты в порядке?

«Нет. Не в порядке! Ничего не в порядке. Нам необходимо остановить Бравиту. Прямо сейчас!»

Они уставились на меня все втроём: Кахла, Аркус и Никто. И только Никто, маленькая, встревоженная, испуганная, сказала:

– Скажи, что нам делать.

Времени, чтобы объяснить всё про первый и второй мосты, долину Тлена и так далее, не осталось. Им придётся просто на меня положиться.

«Необходим колдовской круг, – сказала я. – Нам нужно быть там всем вместе. Сейчас же приходите к дому тёти Исы. Если мы окружим Бравиту и все выстоят, тогда… мы сможем её победить».

Тут же последовал ещё один рывок, на этот раз в обратном направлении. Меня закрутило внутрь, вниз и одновременно наружу, и когда я почувствовала, что сердце начинает стучать как пневматическая дрель, я поняла, что это моё сердце – сердце Клары. Я ощутила под языком кисловатый мучнистый вкус таблетки «домум», а когда открыла глаза, то уставилась прямо в озабоченную веснушчатую физиономию Оскара.

– Это ты? – спросил он. – Клара, это ведь ты, правда?

Пароль. Что за чёртов пароль он там придумал?! Что-то связанное… ах да.

– Львиное сердце, – пробормотала я. – Валиант…

Я прямо-таки услышала, как из него вырывается облегчение вместе с гигантским выдохом:

– Ты вспомнила!

– Да. Развяжи-ка меня.

Он распутал ремни, и я села. У меня кружилась голова, во рту пересохло, сердце бешено стучало, а кожа просто горела. Эти таблетки «домум» были явно не для маленьких деток.

– Где мой папа?

– Точно не знаю. Твоя мама сказала, что видит между деревьями свет. От автомобильных фар. Когда он звонил, я расслышал звук двигателя, но меня он не слышал.

Я вскочила с кровати и ринулась вниз по лестнице, Оскар побежал следом. Ноги не очень слушались, но обращать на это внимание было некогда. В гостиной на диване лежала Лия, обнимая арфу словно плюшевого мишку. Она спала. Я пронеслась мимо, не разбудив её. На улице было темно, ярко светили звёзды, но цепочки облаков заслоняли луну, а я перестала быть ночным животным, зрачки которого способны сделать тьму светлой. Во дворе я споткнулась – не увидела, куда наступаю.

Автомобильные фары. Бравита их тоже увидит и поймёт, что сюда кто-то едет.

Я вспомнила, что мы оставили микроавтобус посреди лесной дороги. Папе его не объехать, если он на машине. Остановится ли он там или решит, что легко преодолеет последний участок пути пешком?

Скорее второе. Если только он не очень слаб – но в таком состоянии его бы, наверное, не выписали из больницы?

Пиявки Пии хорошо его знают. Она взяла его кровь, чтобы освободить Бравиту. Кровь севера, родная кровь того, кто под властью забвения, но продолжает жить… Что это на самом деле означает? Я думала, «родная кровь» – это потому, что мы с ним родственники. Но что это за забвение? Будет ли пиявкам легче его отыскать, если они насосались его крови… и Бравите тоже?

Я побежала. Нужно остановить её – в одиночку или с помощью Оскара, по крайней мере сдерживать до тех пор, пока не появятся остальные.

– Пойдём, – задыхаясь, сказала я Оскару.

Мимо нас пронёсся Ту-Ту, бесшумно махая, белыми, словно у призрака, крыльями. Я почувствовала других ночных животных – барсучиху, мышей и лис, – но также и тех, кто обычно спит ночью. Воздух вокруг меня был наполнен жужжанием жуков и порханием мелких птичек, снующих туда-сюда быстрыми мелкими рывками. Они были испуганы, но сейчас я не могла их успокаивать.

– Выпусти меня и Оскара! – закричала я Щитовой завесе словно какому-то ворчливому охраннику, который не хочет поднимать шлагбаум. Я понеслась, грохоча, через мост – и не почувствовала никакого противодействия, только дуновение воздуха, словно прошла сквозь раздвижные двери универмага.

Ни Пии, ни Бравиты видно не было. Это и неудивительно. Я и так мало что видела, к тому же никакой уверенности в том, что у Бравиты по-прежнему пиявочное тело, быть не могло. Тут я поняла, что понятия не имею, как она теперь выглядит. Но мне всё равно во что бы то ни стало нужно найти папу.

После таблетки «домум» сердце в груди всё ещё неслось вскачь, я ощущала себя необычайно бодрой, а все чувства обострились до предела. Зато бежать было не очень приятно – от этого моё ускорившееся сердце билось ещё быстрее, а во рту ужасно пересыхало. Но всё равно я неслась изо всех сил, почти вслепую, но с острым ощущением того, что мой папа там, словно направление указывала стрелка находящегося у меня компаса.

Оскар бежал рядом со мной. По-моему, он мог легко меня обогнать, но не делал этого. И правильно – наверное, лучше держаться вместе.

Отсвет автомобильных фар я заметила издалека. Независимо от того, вышел папа наружу или нет, он их не выключил. И ещё я услышала приглушённый звук двигателя.

Тут я его увидела. Он шёл, освещаемый светом фар, и, похоже, тоже меня увидел.

– Клара! – позвал он. – Иди сюда!

– Папа, – задыхаясь, крикнула я. – Осторожно! Там возвратимец… дикая ведьма, которая… садись в машину и уезжай. Пожалуйста! Сейчас же!

– Куда же я без тебя? – улыбнулся он, шагая мне навстречу. – Иди сюда.

В этот миг стрелка компаса, направленного на папу, начала прыгать из стороны в сторону.

Оскар схватил меня за руку.

– Подожди, – сказал он. – Это… не он.

 

Глава 18

Тот, кто под властью забвения

– Иди же, – сказал папа-не-папа. И я поняла, что произошло.

– Бравита, оставь его в покое, – попросила я. – Отпусти его! Ты… можешь взять меня вместо него.

Я не собиралась сдаваться без борьбы, но надеялась, она этого не заметит.

Она улыбнулась губами и глазами моего папы. На это страшно было смотреть, так как это была не его улыбка.

– Какая сладкая месть, – сказала она голосом, не до конца похожим на папин. – Кровь Виридиан. Потомки Виридиан, забывшие свои истоки.

– Это я кровь Виридиан, – сказала я, – а не он. Иди и возьми меня – если сможешь!

Она приглушённо рассмеялась:

– Спасибо, мне и здесь прекрасно. Но ты ошибаешься. Это ты и он. Ты, возможно, думаешь, что Виридиан стала твоей наставницей из-за жалких способностей к колдовству твоей мамочки? Она, должно быть, пребывала в жутком отчаянии. Осталась только одна или две кошачьи жизни – а кого ей предстоит обучить? Маленькую девчонку, которая понятия не имеет, кто такие дикие ведьмы, да ещё писается в штаны только потому, что ей поцарапала лоб какая-то киска.

Моей наставницей была тётя Иса. Я знала, что Виридиан – старый заклятый враг Бравиты – выжила, найдя прибежище в моём Коте. Но ведь это не она…

И всё же. У меня не особенно хорошо получались упражнения, которые давала мне тётя Иса. Это Кот научил меня бороться, вместо того чтобы убегать. Это он научил меня сражаться – в основном бросая в воду, чтобы посмотреть, умею ли плавать. Он спасал меня, если я начинала тонуть, – но не раньше. И дикой ведьмой я стала только благодаря ему.

Тот, кто под властью забвения, но продолжает жить.

Вот что имела в виду Бравита… я нахожусь в родстве с Виридиан через папу. Моего папу, который понятия не имел, кто такая Виридиан… потому что все её позабыли.

Мой папа. Это же полнейший абсурд! Мой добрый и абсолютно обыкновенный папа…

– Ты лжёшь, – сказала я.

От этого она рассмеялась ещё громче своим жутким смехом, в котором голос папы смешался с Бравитиной издёвкой.

– В слепом неведении до последнего, – сказала она. – Как это мило!

Она не пыталась меня переубедить, и, наверное, поэтому я вдруг почувствовала, что верю ей.

– Бедняжка Виридиан, – произнесла она без намёка на сочувствие. – Забвение уничтожило в роду все так называемые колдовские способности. А когда наконец появляется дитя с капелькой свежей крови дикой ведьмы – достаточной для того, чтобы развеять проклятие, – так им оказываешься ты!

В последнее слово она вложила столько издёвки и презрения, что у меня всё внутри сжалось.

Оскар встал рядом со мной.

– Ты и понятия не имеешь, на что она способна, – сказал он Бравите. – Какой сильной она может быть, когда нужно. Какой смелой, когда нужно кого-то защитить!

Здорово, что он так сказал, мне нужно было это услышать, потому что, хотя я и знала, что не должна поддаваться воздействию Бравитиных слов, мне приходилось бороться с тем… чтобы не делаться меньше. И когда я смотрела на это лицо, принадлежащее моему папе и одновременно Бравите… внутри всё переворачивалось, а где-то в груди возникал ледяной безнадёжный страх. Как я могу бороться против… той, кто находится в теле моего папы? Я не могу причинить ему вред. Она выбрала самый надёжный щит в мире. Она находилась там в большей безопасности, чем мы за радужным куполом Щитовой завесы. Всё это, конечно, хорошо – «окружить» её и проводить к смерти, – но где же мой круг? И что, если она заберёт с собой папу?

Она… что-то такое сделала. Дотянулась до Оскара, но не рукой. Его тело дёрнулось, и он взревел от боли.

– Хватит! – закричала я. – Остановись!

– А если нет – то что? – усмехнулась она. – Что ты сделаешь? Ударишь? Скажешь «убирайся»? Тогда я захвачу с собой твоего папочку. А может, и его.

В этот раз она показала пальцем, и Оскар застонал от боли.

Я понятия не имела, что мне делать. Ведь она была права. Я не могла сказать «убирайся». Я ничего не могла ей сделать. Всё, что я бы делала ей, сказалось бы на моём папе тоже.

Но у кого-то таких препятствий не возникало. Крохотная фигурка ринулась к земле, перескочила на штанину папы и прыгнула на руку, показывающую на Оскара.

– Что…

Больше Бравита ничего сказать не успела – Валиант уже вонзил свои острые маленькие зубки грызуна ей в палец.

– Ай! – Она затрясла рукой, но Валиант вцепился мёртвой хваткой. И только когда, приложив все силы, она стряхнула его, он разжал челюсти и полетел по воздуху, напоминая серый мохнатый теннисный мячик.

– Валиант!..

Оскар сам вырвался из болезненной хватки Бравиты и помчался за своим диким другом, чтобы удостовериться, что с ним всё в порядке. А я подумала: если крохотный, как мышка, Валиант на это способен, значит, смогу и я. На мгновение я закрыла глаза, чтобы быстрее вызвать дикое чувство.

«Кот, – тихо попросила я. – Если ты всё ещё здесь – где-нибудь в этом мире, в том или ином виде, – пожалуйста, помоги мне сейчас! В самый последний раз – обещаю!»

Я прислушивалась, но никто не ответил. Я ощутила Котёнка – словно маленький укол ревности, потому что позвала не его. И больше ничего.

Только я вдруг перестала бояться.

Напряжение и готовность к бою остались, а страх исчез.

«Ты можешь, – прошептала я себе. – Она не лучше тебя. И, возможно, даже не сильнее».

Когда я смотрела на Бравиту с помощью дикого чувства, то понимала: она вообще не похожа на папу. Мне были чётко видны границы. Я видела, что он где-то там, внутри, но будто сокрыт в такой маленькой твёрдой капсуле посреди Бравитиного грязного месива.

Котёнок теперь стал ближе. И ощущался яснее. Мои друзья, входившие в колдовской круг, были в пути. Я снова открыла глаза и посмотрела на человека, выглядящего как мой папа, но им не являющегося. И усмешка на губах была не его. И алчность, от которой сжимались руки в желании вырвать жизненную энергию и силы из ничего…

– Ты помнишь царство смерти? Помнишь долину Тлена? – спросила я. – Пойдём, Бравита. Настало время тебе вернуться. А мой папа… останется здесь!

 

Глава 19

Огненный круг

Ей казалось, она одержала верх. Я видела это по торжествующему взгляду сияющих глаз, которые никогда не станут такими, как у папы. Я вновь присмотрелась к ней с помощью дикого чувства. Она что-то протягивала ко мне, не очень похожее на руки – тем более руки моего папы. В ней по-прежнему было что-то бесформенное, напоминающее пиявку, нечто пузырящееся и барахтающееся под поверхностью…

Нечто ярко-розовое.

Я никогда не смотрела на папу глазами дикой ведьмы, однако была вполне уверена, что он выглядит совсем не так. Бравита захватила Пию.

Я не увидела и не почувствовала, когда это произошло. И я не знала, бродила ли по лугу в поисках своей маленькой дочери сама Пия, вконец лишившись рассудка, или… это Бравита, воспользовавшись её телом, пыталась заставить нас совершить какую-нибудь глупость.

Но в одном сомневаться не приходилось: когда её начал мучить голод и не осталось никого, на кого можно наброситься, она разрушила защиту старой ведьмы и поглотила её всю без остатка.

– Пойдём, – сказала я. – Я твой проводник и покажу тебе путь.

– Ты? Покажешь? – Её презрение было почти осязаемо. – Какая-то шмакодявка и её паршивый кот не могут ничего мне показать.

– Может, и нет, – произнесла Кахла своим самым холодным, по-змеиному опасным голосом. – Поэтому она и не одна!

Я вновь открыла глаза, потому что мне было необходимо их всех увидеть. Котёнок выскочил из тьмы словно кошачья ракета, летящая на тепло, я едва успела его схватить. Он так сильно прижался ко мне, словно на этот раз сам хотел погостить внутри меня. Оскар нашёл Валианта, и тот восседал у него на голове, воинственно глядя на Бравиту. У Аркуса на одном плече сидела Эрия, а на другом – Никто, поэтому он казался на голову выше, чем обычно.

Мы окружили её, пока она не оправилась от удивления. Должно быть, её вид производил странное впечатление, особенно на Оскара, который хорошо знал папу, – но он и виду не подавал. Он слышал её издевательские слова и давно понял, что это не папа, хотя сходство было разительным.

Бравита принялась ходить от одного к другому. А потом рассмеялась.

– Ну и ну, вот так компания! Змеиный выродок, молокосос, мышиный друг и уродец – а ещё тринадцатилетняя шмакодявка, которая и понятия не имеет, кто она. Вот так сражение намечается!..

Совсем недавно её слова наверняка заставили бы меня скукожиться как листок бумаги, брошенный в огонь. Я бы скорее поверила в неё, чем в себя. Но теперь произошло обратное. Что-то внутри меня скользнуло на место – словно вправленный сустав вывихнутого плеча. Да, это мой колдовской круг. И вместе мы сильнее, чем по отдельности. Мне было наплевать на издёвки Бравиты, наплевать на то, что другим диким ведьмам наш круг наверняка показался бы странным. Кахла старалась изо всех сил не стать такой, как её мама, Аркус всё ещё был ребёнком, Оскар не имел никакого отношения к колдовству и смог стать частью круга только потому, что когда-то мы смешали кровь, Никто была создана с помощью магии и человеком не являлась, а я ещё год назад не знала, что я дикая ведьма, даже не подозревала, что такие существуют…

Но всё это не имело никакого значения. Мы вместе преодолели лабиринт. Вместе мы обладаем достаточной храбростью и силой – пусть Бравита только попробует!

Подняв руки, Кахла пропела первый звук. Я заметила, как что-то пробежало от одной её руки к другой, словно искорка между двух полюсов. Аркус повторил за Кахлой, его голос звучал так звонко и ясно, что прекрасно бы влился в хор мальчиков. Никто вспорхнула с его плеча и приземлилась на хвостовые перья, чтобы можно было выставить вперёд ножки с пальчиками. И ножки, и дикая песня слегка подрагивали, но её лицо светилось решительностью и отвагой. Оскар на мгновение растерялся – ведь за исключением той помощи, которую он оказал мне, когда я пыталась прибегнуть к магии дикой песни посредством рэпа, он ничего подобного раньше не делал. Он встал в позу эдакого колдуна из ролевой игры и, выставив вперёд руки – одну чуть дальше, чем другую, – затянул, поколебавшись, случайный звук. Между его руками не пробежало никакой искорки, но всё равно… что-то произошло. Он это почувствовал, и его лицо озарилось улыбкой. Валиант выпрямился и подобрал передние лапки к груди – казалось, он вот-вот захлопает.

Дело было за мной.

«Если Оскар смог…» – подумала я.

По-моему, я уже говорила, что пою примерно так же хорошо, как лягушка, у которой разыгралась ангина. Но сейчас нужна была не прекрасная песня. Нужны были сила, воля и храбрость. Мощь Львиного Сердца. Нужно просто не дать Бравите причинить им зло – никому из них: ни моему колдовскому кругу, ни моей маме, ни папе, ни нашим диким друзьям, ни тысячам других животных. Насколько это возможно, мне нужно её остановить.

«Мощь Львиного Сердца», – повторила я себе самой.

И запела.

Громко. Пронзительно. Неистово. И даже не особенно фальшиво.

ЗИИТРЗИЗИТРЗИТРЗЗЗЗ…

Казалось, через меня волной пробежал потрескивающий электрический разряд. И не только через меня. Моя жизнь соединилась с жизнями остальных, силы объединились воедино, и между нами возникло кольцо, сотканное из общих сил, жизненной энергии, отблесков молний и танцующего огня. Во все стороны посыпались искры, словно кольцо было из языков пламени газовой горелки, а мы за него цеплялись – я видела, как жар отражается на лицах и в слезящихся глазах моих друзей.

Бравита завопила от ярости. И вдруг увеличилась в полтора раза. По-прежнему можно было различить черты лица и фигуру моего папы, однако лицо Пии просматривалось всё отчётливее, а ещё видно было пиявок, мельком – быка, мельком – девочку Кимми, впоследствии ставшую Кимерой… Друг за другом появлялись люди и животные, которых она поглотила. В какой-то миг я даже разглядела собственное лицо, так как благодаря пиявкам и мерзкому грифу в ней были так же и мои кровь и плоть.

Она нацелилась на того, кто, по её мнению, был самым слабым, и понеслась в сторону Никто.

– Держитеееесь! – закричала я – вернее, пропела, так как поняла в ту же секунду, что нам нельзя разжимать руки или прекращать дикую песню.

Весь круг содрогнулся от удара, когда атака Бравиты достигла Никто. Возникла ужасная боль – словно всё тело разрывалось на части, – однако она оказалось лишь маленькой толикой того, что затем последовало.

«Уродец. Никчёмный безымянный уродец. Зачем ты только появилась на свет, нужно было сразу же тебя умертвить!»

Нас захлестнуло волной презрения и ненависти к самой себе, а дикая песня Никто превратилась в жалкое попискивающее хныканье. Пальчики на ножках попеременно вздрагивали, словно они удерживали оголённые провода.

«Отпусти. Какой тебе толк здесь стоять? Никому из них ты по-настоящему не нравишься. Та, что утверждает, будто она твой друг… спрятала тебя в конюшне с другими животными, когда в гости приехал её папочка. Они сидели, объедаясь праздничным тортом, а тебя вышвырнули в темноту, чтобы никто не видел, какая ты мерзкая. Разве не помнишь?»

– Пи-пи-пи… – выдавила из себя Никто, и было видно, как она вся сжимается. Мне было больно вдвойне, так как я чувствовала, какой жалкой она себе кажется, а ещё я знала, что самое горестное воспоминание, которое смогла отыскать Бравита, заключалось не в том, что Никто провела какое-то время в клетке у Кимеры, и не в том, что девочка-птичка чуть не умерла в гроте или прошла вместе с нами через множество испытаний и опасностей – нет, самым худшим был момент, когда я её предала. Когда она перестала верить, что я её друг. Я попыталась добраться до неё с помощью дикого чувства, попыталась сказать, что люблю её и горжусь ею. Но презрение Бравиты встало между нами ледяной стеной.

«А ещё молокосос, который убежал из дома. Бросил мать с братьями и сёстрами! Повезло ещё, что какая-то слепая старуха взяла тебя, чтобы читал вслух, иначе бы у тебя и дома-то не было. Ты что, действительно думаешь, что «ах-какая-милая» Клара считает тебя достойным последнего ворона? Как только подвернулась возможность, она сразу же отослала тебя обратно к вороновым старухам. И не пройдёт много времени, как они отберут у тебя обоих воронят, потому что считают этих птах гораздо важнее тебя».

«Нет! – безмолвно закричала я. – Я сделала это, чтобы защитить тебя! И у Эрии не может быть лучшего друга, чем ты!»

Она перевела взгляд на Кахлу, но та её опередила.

– Ты можешь ничего не говорить, – произнесла она, напевая. – Сама знаю. Я слишком похожа на маму. Я эгоистичная, гордая и жадная. Я без ума от своих способностей и часто использую их неправильно.

Бравита на секунду помедлила. А затем, проигнорировав Кахлу, уставилась на Оскара.

«Змеиный выродок, по крайней мере, настоящая дикая ведьма, – сказала она. – А вот с мышиным другом дела обстоят похуже. Тебе ведь вообще здесь не место. У тебя нет и крохи колдовских способностей. Ты просто всё ходишь за какой-то размазнёй, которая, едва услышав «Бу!», сразу пачкает штаны. Думаешь, всё будет, как в романах, и ты сможешь сыграть роль героя? Думаешь, тебе позволят нечто большее, чем просто таскать за ней сумку?»

Я так разозлилась из-за Оскара и Кахлы! Она никакая не размазня, она гораздо сильнее меня и…

«Ты не устал ещё слушать, как она тебя отвергает, рассказывая всему миру, что ты для неё ничего не значишь? «Это Оскар, он мой друг, а не парень!» Ну как – знакомо? Ты же слышал это сотни раз».

Я заметила, как рука Оскара дёргается, обмякает и теряет хватку. И даже в потрескивающем бледном свете, исходящем от электрического круга, было видно, как его щёки заливает румянец. Мне стало очень жаль, что это причиняет ему такую боль, но мне казалось, Кахла его совсем не отвергала…

Он посмотрел на меня.

Его стыдливый взгляд, преисполненный боли, пронзил меня, словно молния. Это я не должна была слышать издевательских слов Бравиты. Он хотел скрыть от меня – то, что она сейчас перед всеми обнажала.

Вот бы умереть на месте. Или хотя бы исчезнуть. Ведь это была правда. Каждый раз, когда кто-нибудь на что-нибудь намекал, я говорила эту фразу. Вновь и вновь. Он не мой парень! Я не хотела, чтобы его дразнили. Мне самой не нравилось, когда дразнили меня, но для мальчика это ещё неприятнее. Я так стремилась побыстрее остановить насмешки, что совсем не задумывалась над тем, что что-то могло измениться с тех пор, как мы в двухлетнем возрасте делились друг с другом ведёрками и лопатками в песочнице. Я даже не заметила, что сам он давно перестал говорить, что мы «просто друзья».

«Но ты ведь и сам можешь сообразить, – рычал беззвучный голос Бравиты. – На что ей маленький мальчик, который не может последовать за ней в дикий мир? Ты не колдун. А твой так называемый дикий друг просто бестолковый мелкий грызун, которого я могу убить, лишь пошевелив пальцем».

Оскар поднял взгляд. Его щёки всё ещё алели, а плечи подрагивали. Но в прищуренных глазах читалась непокорность.

– Так убей! – закричал он, даже не пытаясь придать этому крику хоть какую-то форму дикой песни. – Попробуй убей его! Но сначала тебе придётся уничтожить меня! А ты ведь не можешь, да? – Он посмотрел на всех нас. – Она не может до нас дотронуться, – произнёс он так спокойно, словно говорил о погоде или о том, что услышал по телевизору. – Пока мы удерживаем круг и он не рвётся, она может ранить нас словами и магией, мы можем чувствовать тепло и холод, смерть и боль. Но это всё иллюзия. Она пытается заставить нас сомневаться в себе, друг в друге, а особенно в Кларе. Но достать нас она сможет, только если мы поддадимся, только если ослабим хватку. Пока круг цел и силён, она нас и пальцем не тронет!

Никто отряхнула оперение и вновь отыскала в себе решительность. А Аркус расправил плечи.

– Клара, – сказал Оскар, – куда там нужно её отвести?

Я всё ещё различала в его взгляде боль. Хотела бы я сделать так, чтобы она исчезла, но я не знала, что мне сказать или что почувствовать. Он был моим другом Оскаром, и как друга я любила его больше всего на свете. С течением времени я даже смирилась с тем, что он, возможно, будет парнем Кахлы. Просто я никогда и представить не могла, что он, может, больше хочет быть моим парнем.

Любила ли я его так, как «невеста жениха»? В этом я не могла разобраться.

И тут где-то сзади я услышала шаги.

– Мама?

Это оказалась Лия. Я повернулась вполоборота, и между рук замерцали искры.

Лия уставилась на Бравиту, которая внезапно перестала походить на моего папу и сделалась копией… пиявочной ведьмы Пии, с мольбой глядящей на свою дочь.

– Лия, – пропела она голосом, излучающим материнскую любовь и одновременно издающим звуки дикой песни. – Ты вернулась!

Лия никого больше не видела:

– Мама, мне… так жаль! Я не знала, что ты подумаешь… Мама, я не умерла! Мне просто нужно было… найти свой собственный путь в жизни.

– Я прекрасно всё понимаю, – пропела «Пия», распахнув объятия.

– Нет, – сказала я, отпуская одну руку, чтобы остановить Лию, и тем самым разрывая круг, но было уже поздно. Она уже шагнула на линию огня, как будто её не заметила. Прямо между Оскаром и мной. Пламя замерцало и погасло.

Бравита ждала именно этого.

С ликующим криком, звучавшим как дикая песня, она прыгнула вперёд и пробилась прямо внутрь Лии.

Лия закричала. Мощь дикой песни подбросила её на несколько метров вверх, словно её сбила машина, а голова, руки и ноги болтались как у тряпичной куклы, которую кто-то скинул с высокого откоса. Крик внезапно смолк, она вся обмякла и, будто ватная, устремилась к земле – смотреть на это было просто жутко.

Круг разорвался, и Бравита оказалась на свободе.

Может, Оскар и был прав в том, что до этого она и пальцем нас не могла тронуть, но теперь очень даже могла. Она направила заряд дикой мощи в сторону Оскара и Валианта, и я поняла: если он попадёт в цель, малышу Валианту конец – и Оскару наверняка тоже. Я бросилась вперёд, загораживая путь, как какой-нибудь телохранитель, защищающий кинозвезду, и выпущенный заряд попал мне прямо в грудь.

Сердце остановилось.

Я не могла двигаться. Я по-прежнему стояла на ногах, но только потому что у меня не осталось сил, чтобы упасть. Голодная и алчная сила Бравиты пронзила меня и выжгла всё, что встретилось ей на пути. Вены опалились. Нервные окончания вспыхнули и сгорели дотла. Мышцы судорожно задрожали, а потом застыли в оцепенелой мучительной бесконечности.

Всё странным образом замедлилось и затихло. Я по-прежнему видела, но не слышала – по крайней мере, ничего, кроме потрескивающего шума в ушах, напоминающего огонь в очаге. Пахло горелым, словно на гриле передержали мясо, и я боялась, что это от меня.

Я увидела, как рот Оскара распахивается в крике, как Никто бешено машет крыльями в облаке выпавших перьев и летит на Бравиту в безнадёжной, обречённой на смерть попытке атаки.

Я не хотела, чтобы они жертвовали собой. Я не хотела, чтобы ещё кто-то погиб.

Мне даже не нужно было тянутся за Бравитой – она уже направлялась ко мне. «Вряд ли она сможет использовать моё разбитое обгорелое тело», – подумала я. Оно не годится даже в качестве пищи. В нём осталось так мало жизни, что даже комар бы не насытился. Либо ею движет жажда мести, либо она пытается украсть немного дикой силы, которая ещё во мне осталась…

И если сила осталась, то я отлично знаю, на что её употребить.

Вокруг внезапно сомкнулся туман диких троп. Струи тумана кружились, словно вихревые потоки, а потом захватили и нас. Прошло всего несколько секунд, но, когда торнадо диких троп нас выкинул, мы оказались очень далеко от дома тёти Исы и ещё дальше от мира живых людей.

Боль резко прекратилась. И сердце больше не билось. Но я снова могла двигаться. Я взглянула по сторонам и тут же поняла, где я – где все мы.

Мы перешли через первый мост и теперь находились в долине Тлена.

 

Глава 20

Долина Тлена

Это было сухое холодное место. Здесь ничего не могло расти и никто не мог долго существовать. Не было ни солнца, ни дождя. Над нами светили холодные звезды, но они не давали никакой надежды. С каждым движением похожая на пепел серая пыль взвилась вверх и оседала на одежде, коже, забивалась в нос и рот.

– Это сюда попадаешь после смерти? – прошептала Никто, осторожно покашливая.

– Нет, – ответила я. – Это лишь долина Тлена. Сюда могут попасть и живые, только ненадолго.

– Но… что же тогда с Лией?

Я посмотрела, куда она показывала. В нескольких шагах от нас на земле лежало тело – обмякшее, изуродованное тело, в котором не было ни жизни, ни души.

– Лия!

В этом единственном слове, в этом имени слышалось столько отчаяния, что голос не мог принадлежать Бравите, хотя крик исходил из её рта. Сама Бравита от боли издала отрывистый звук, повалилась наземь и принялась судорожно извиваться в пыли. Кучка полудохлых пиявок – примерно сотня – упала с неё вниз и сдохла окончательно. А затем она заорала, завопила, как орут только рожающие женщины – я видела по телевизору, – не сдерживаясь, неконтролируемо, больше напоминая животных, чем людей. Она брыкалась и каталась по земле – и что-то дало трещину. Промелькнуло что-то блестящее, красно-жёлто-белое, на секунду показались кости, жир и кровь, а потом… появилось… нечто. На земле, усыпанной то ли пылью, то ли пеплом, больше не было одинокой фигуры. Их стало две. Пия вырвалась на свободу. Она поползла вперёд, к Лие, и прижала её к своей груди, сотрясаясь от рыданий.

У неё вновь появилось тело. Она на удивление походила на саму себя, может, только выглядела более измождённой и менее упитанной. Мы оказались свидетелями не того процесса, когда душа покидает тело, а обратного, противоположного – когда тело вырывается на свободу, оставив душу.

– Лия! – рыдала она. – Маленькая моя Лия! Вернись к маме!

Никаких признаков жизни в изуродованной плоти не появилось.

– Быть мёртвым можно по-разному, – пробормотала я себе под нос.

Оскар обратил ко мне резкий вопросительный взгляд, но мне не хотелось объяснять. Я подумала о тёте Исе и о её застывшем в безвременье колдовском круге. А я могла стоять, ходить и говорить, по крайней мере здесь, в долине Тлена, – но я ведь почувствовала, как остановилось моё сердце, и оно по-прежнему не билось. Лия же… она успела окончательно умереть до того, как мы здесь очутились, и, наверное, поэтому была просто неподвижным телом на руках горюющей матери.

А Бравита… стала теперь гораздо меньше, тоньше, казалась прозрачной и пустой как сброшенная змеиная кожа. Она лежала на земле, напоминая наскоро прикрытую груду костей, а её лицо… выглядело так, словно кто-то нарисовал его на полиэтиленовом пакете, а потом натянул этот пакет на голый череп. Однако она начала двигаться, и я поняла, что оно всё ещё там – яростное, алчное желание, заставлявшее её захватывать новые жизни в течение нескольких сотен лет.

– Встаньте в круг, – сказала я. – Сейчас – пока она снова не поднялась.

Во второй раз было легче. Все уже знали, что могут это сделать и понимали как – Никто и Оскар тоже. А может, легче было потому, что в этом месте «реальность» не была такой тяжёлой и плотной, как дома.

Круг, сотканный из нашей мощи, затрещал и ожил. Здесь его отсвет казался бледнее, виднелось меньше алых языков пламени, но больше голубовато-белых молний, однако это не делало его менее сильным. Бравита вновь оказалась окружена и поймана, и она это понимала. В её мёртвых глазах сверкнул гнев, но она ничего не сказала.

Изменилось и ещё кое-что. У дикой песни появился долгий-долгий отголосок, звук всё звучал и звучал, поэтому не нужно было всё время петь, чтобы мелодия не прекращалась.

– Пойдёмте, – сказала я между двумя долгими звуками.

– Куда? – спросил Оскар.

– Теперь нужно найти последний мост, – ответила я.

– А… нам хотя бы приблизительно известно, где он?

– Мне кажется, всё равно, в каком направлении двигаться, – сказала я. – Он появляется, когда люди к этому… готовы.

Мы двинулись вперёд, и Бравите пришлось следовать за нами. Не знаю, трудно ли ей было держаться на ногах, болели ли они, или она вот-вот могла развалиться на части. Вряд ли легко передвигаться на практически скелетообразных конечностях. Однако она остановила моё сердце – и, уж, наверное, не стоит ожидать сострадания от человека, у которого оно перестало биться.

– Ты сказала, живые здесь долго оставаться не могут, – произнесла Никто спустя некоторое время. – А как узнать, когда наступает это «долго»?

Хороший вопрос. Я была почти уверена, что ночь здесь никогда не закончится. Что-то непоколебимое было в этих звёздах, что-то неизменное в этой серой пыли. Мои глаза уже настолько привыкли к мертвенно-бледной полутьме, что я заметила: горизонт направлен не в ту сторону. Вместо того чтобы изгибаться книзу, ведь Земля представляет собой гигантский шар, он изгибался кверху, словно мы находились внутри шара. Мне вспомнились небольшие стеклянные шарики, внутри которых, если их потрясти, идёт снег. Это было именно такое место, только вместо снега здесь кружила пыль и не было уютных пластмассовых домиков и снеговиков.

Странное возникало чувство. Мы шли довольно долго – во всяком случае, по ощущениям, – не различая ничего вокруг вдоль этого неправильного горизонта. И всё-таки мы оказались там в один миг. Пыль заколыхалась и каскадами поднялась вверх, и перед нами возник очень высокий сводчатый мост. Мост из праха и пыли, сначала похожий на мираж без определённой формы, а затем такой же осязаемый, как кровь и плоть, камни и звёзды. Мы подошли к последнему мосту.

Черепообразное лицо Бравиты выглядело абсолютно мёртвым. Не чувствовалось никакого биения пульса, не сокращался, не расслаблялся ни один мускул, придавая лицу живое выражение и индивидуальность, без которых оно являлось просто маской.

– Ты вообще знаешь, что творишь, маленькая ведьма? – спросила она, на этот раз скорее устало, чем гневно.

– Да, – соврала я.

– Я могла бы изменить судьбу дикого мира.

– Я знаю. Но… ты была алчной и жестокой. И отняла слишком много жизней.

Она подняла голову, и холодный голубоватый свет звёзд осветил её мёртвые черты.

– Это я была алчной? – спросила она. – Я отняла слишком много жизней? Ты что, действительно настолько слепа, маленькая ведьма, что совсем не видишь: то, что брала я, – лишь песчинка в пустыне, по сравнению с тем количеством жизней, которые отнимают твои безмозглые, слепые соплеменники, даже не обращая на это внимания? Каждый день, каждый час дикий мир уменьшается, звери и птицы гибнут, целые виды вымирают. Твой маленький обезьяний друг скоро останется в полнейшем одиночестве. Рысь, которая встретилась тебе в ночь тринадцатилетия, – последняя представительница своего вида. И игривые малыши выдры тоже – о, ты, верно, думаешь, я не могла разглядеть, что происходит на территории, окружённой завесой? Я заимствовала твои глаза, маленькая ведьма, когда ты спала или этого не замечала. Бизон, пришедший к тебе в ночь тринадцатилетия… где его огромное стадо? Настоящую алчность ты обнаружишь у тех, кто убивает диких животных без разбору – не для того, чтобы кого-то съесть и выжить, а просто потому, что звери и растения служат помехой, или потому что их можно использовать, чтобы заполучить богатство, к которому так стремятся люди. И если ты позволишь им продолжать в том же духе, тогда вина за исчезновение дикого мира падёт на тебя.

Холодные звёзды безмолвно застыли на небе, а её слова проникли внутрь и упали там, где больше не билось моё сердце. Я ничего не могла ей возразить. В тот момент я даже не могла отыскать ту уверенность, которую чувствовала, когда говорила доктору Юли, что Бравита не есть решение. А что, если всё-таки она? Что, если дикому миру не хватает именно Бравиты Кровавой, что, если без неё он не выживет?

– Вот тебе мой наказ, – продолжила она. – Это даже не проклятие, мне совсем не нужно прибегать к магии крови или вкладывать в слова дикую силу, ибо все так и будет, хочу я этого или нет. Возвращайся назад к жизни – и знай, что отныне ответственность лежит на тебе. Каждый раз, когда из-за людской жадности погибают животные и умирают растения, ответственность лежит на тебе. И если ты ради их спасения не будешь сражаться, покуда держишься на ногах, до последнего вздоха и последней капли крови – значит, ты предала и их, и меня. Ибо тогда ты должна была позволить мне жить, чтобы я сделала всё лучше.

Я медленно покачала головой. Знала бы она… как бы мне хотелось всю оставшуюся жизнь сражаться за дикий мир – если бы эта жизнь у меня была.

– Это придётся сделать кому-то другому, – произнесла я бесцветным голосом. Я опустила руки, погасив свечение колдовского круга, и схватила костлявые пальцы Бравиты. – Пойдём, Бравита. Пора тебе вернуться домой!

Я поставила ногу на первый камень моста.

– Ты? – спросила она, пытаясь высвободить руку. – Перевести меня через мост хочешь ты?! И речи быть не может. Так легко ты от ответственности не отделаешься!

Но вырваться она не смогла. Мне кажется, дело тут было не в моей силе, а в могуществе моста. Мне даже не нужно было особенно стараться, чтобы удержать её, мы оказались словно прикованы друг к другу невидимыми цепями.

– Клара! Что ты такое делаешь?! – воскликнул Оскар. – Ты же не можешь просто пойти дальше без нас!

– Если ты перейдёшь этот мост, ты не вернёшься назад! – запротестовала Кахла.

– Нельзя этого делать, – сказала Никто. – Ты мой друг и… и… если кому-то нужно перейти через этот мост, то лучше мне!

Аркус просто не отводил от меня своих больших печальных глаз. Котёнок тоже ничего не говорил, в смысле, по-настоящему. Он лишь прыгнул мне на плечо, давая понять, что если я куда-то собираюсь, то он пойдёт со мной.

Я покачала головой.

– Нет, котик, так не пойдёт, – сказала я. – Ты должен вернуться с остальными и прожить свои девять кошачьих жизней.

Он откинул голову назад и издал жалобный кошачий крик, который всё продолжался и продолжался, глубоко ранив мне душу. Когда я сняла Котёнка с плеча свободной рукой, он весь обмяк, словно тряпочный, совсем не сопротивляясь, но и не помогая.

«С тобой!» – вновь попросил он.

– Нет. – Я осторожно пересадила его Оскару на руки. – Позаботься о нём.

У Оскара был такой вид, будто я двинула его по голове молотком для отбивания мяса.

– Ты же это несерьёзно, правда? – сказал он. – Ты же не можешь просто… пойти с ней… и… умереть?!

– У меня нет выбора, – ответила я. – Когда Бравита попала в меня, моё сердце перестало биться. За всё это время, что мы были здесь, в долине Тлена, я не почувствовала ни одного удара. Я почти уверена, что уже умерла. Если я возьму с собой Бравиту, значит… я, по крайней мере, хоть что-то сделала.

Его лицо стало каменным и безутешным, и я попыталась подыскать какие-нибудь слова, чтобы хоть как-то помочь.

– Быть… мёртвым можно по-разному, – сказала я, надеясь, что никогда не стану такой, как Бравита. – Возможно, мы всё-таки увидимся… где-нибудь.

Сама я в это не верила. Я не знала, что находится по другую сторону моста, но сразу становилось понятно, что здесь только «одностороннее движение», даже без всякой светящейся таблички. Отсюда пути назад не было. Я больше никогда не увижу ни маму, ни папу. Никогда не стану умелой и взрослой дикой ведьмой, которая пытается спасти дикий мир. И ещё… я никогда не выясню, люблю ли я Оскара как парня или просто как друга.

Стало трудно. Если я так и буду стоять, то вообще не смогу это сделать.

– Пойдём, Бравита!

Я дёрнула руку, которую держала в своей, и Бравита не смогла остаться на месте. Мы двинулись вперёд по мосту.

 

Глава 21

Последний мост

Прах, пыль и камни. Арка моста так резко уходила к небу, что от ходьбы напрягались икры, но даже сверху ничего не было видно. И звёзд тоже. А я-то надеялась на что-то более обнадёживающее. Например, оказаться в лесу сновидений, по которому бродили Кимми с сестрой – я видела. Наверное, там остаться приятней.

Бравита остановилась. Почему-то теперь её лицо казалось не таким призрачным, как раньше. Оно выглядело устало и почти походило… на человеческое.

– Отпусти, – попросила она. – Тебе необязательно идти со мной до конца. Я бы предпочла, чтобы ты вернулась и исполнила то, что мне обещала.

– Я ничего тебе не обещала, – неуверенно возразила я.

– Разве? А мне показалось, я слышала тоненький голосок, сказавший, что ты всю оставшуюся жизнь хочешь сражаться за дикий мир.

– Тогда ты, наверное, слышишь и то, что моё сердце больше не бьётся, – сердито сказала я. – Ты сама меня убила. И я не отпущу тебя, пока мы обе не перейдём этот мост.

Она больше на меня не смотрела. Её усталый взгляд был направлен куда-то мимо, но мне показалось, что в нём мелькнуло удивление.

– Что…

Я обернулась и обнаружила, что кто-то поднимается по мосту. Медленно и тяжело, словно тому, кто к нам приближался, приходилось преодолевать встречный ветер. Мы с Бравитой ни с чем подобным не сталкивались.

Это оказалась Пия. Юбки неистово колыхались вокруг её ног, и вид у неё был абсолютно безумный.

– Убийца! – закричала она. – Ты убила мою маленькую девочку!

Я? Но ведь я ничего не сделала… Может, она перепутала меня с мамой? Неужели она не понимает, что её маленькая девочка не умерла, а просто сбежала, нашла свой путь и стала взрослой женщиной?

Но потом я поняла, что её жажда мести направлена не на меня. Она не отводила глаз от Бравиты и именно до неё пыталась добраться. Она говорила о смерти взрослой Лии!

Камни у неё под ногами начали осыпаться, поэтому после каждого второго шага она соскальзывала на шаг назад, а тот свод моста, который недавно казался таким прочным, стал угрожающе раскачиваться. Теперь и я ощутила ветер, трепавший её волосы и одежду, юбки бились о ноги, словно знамя на флагштоке. Что же такое происходит?

Она добралась до вершины свода, где стояли мы.

– Умри же! – прошипела она. – Умри – и захвати с собой меня, чтобы я оказалась рядом с Лией.

Она вклинилась между мной и Бравитой, двинув локтем мне прямо в грудь. Что-то там совершило болезненный прыжок.

– Отпусти меня! – прошипела Бравита. Но я не понимала, говорит она это мне или Пие.

А затем вдруг раздался грохот, по звуку напоминавший землетрясение или раскаты грома. Мост зашатался. Ветер наполнился пылью и прахом, и мне пришлось прищурить глаза. Я едва могла нормально вдохнуть.

Вдохнуть? Как можно дышать, если твоё сердце больше не бьётся?

Додумать до конца эту мысль я не успела.

Мост подо мной исчез. Огромные камни подбрасывало вверх и швыряло вниз, они летали по воздуху, словно завядшие листья, подхваченные осенней бурей. Меня задело несколько раз, и тут я осознала, что перестала сжимать руку Бравиты, даже не заметив этого. Я всё поднималась и поднималась между парящими каменными глыбами, захваченная силой, которая напоминала ту, что прошла сквозь меня, когда тысячи животных помогли мне воздвигнуть Щитовую завесу. Я видела, как подо мной несутся вниз Бравита с Пией, но вместо двух фигур, слившихся воедино, виделась одна. Меня закружило дальше, и я не рассмотрела, что случилось, когда они коснулись земли, однако у меня возникло ощущение, что нечто разверзлось, словно прах поднялся вверх и поглотил их. Может, что-то или кто-то их встретил? Уверенности у меня не было. Буря вокруг так неистовствовала, что мне пришлось закрыть глаза, я и понятия не имела, куда меня уносит. Я знала лишь, что умру, если мне скоро не позволят вдохнуть, что моё тело вопит от недостатка воздуха, что сердце судорожно сжимается и возникает такая боль, что я почти жалею, что ещё не мертва.

Однако теперь я уже знала, что не умерла. Теперь – уже нет.

Я с грохотом приземлилась. Вокруг извивался и кружился туман диких троп, но не так яростно, как прежде.

– Ну давай же! – заорал Оскар, ударяя меня в грудь ещё раз. – Да… давай… же… дыши… ты!..

И наконец – наконец-то! – воздух проник в мои лёгкие и вышел наружу. Сердце подпрыгнуло, помедлило – и заработало. Я лежала с полуоткрытыми глазами и видела не очень много, но зато почувствовала сильный запах подгоревшего мяса, который ощутила сразу же после атаки Бравиты.

Прошло какое-то время. Мне кажется, я то вплывала, то выплывала из бессознательного состояния, оказываясь то в каком-то «нечто», то в каком-то «ничто».

Кто-то поднял меня и понёс. Подо мной гремели носилки. Кожу щипало, будто я несколько часов подряд стояла рядом с костром. И кто-то произнёс:

– Должно быть, ударило молнией. Посмотри на эти ожоги…

– Просто поддерживай работу сердца, – ответил другой. – Остальное постепенно заживёт.

Мне снилось, что я всё ещё в долине Тлена. Я неприкаянно бродила по земле, усыпанной прахом и пылью, и не могла найти мост – ни тот, что вёл обратно к жизни, ни тот, что уходил в царство смерти. Я пробыла здесь слишком, слишком долго. Дни. Недели. Годы. Вечность. Или всё же одно мгновение? Я никак не могла посчитать секунды или дни – ведь у меня не было ни пульса, ни сердцебиения, а на небе светили неподвижные холодные звёзды. Но затем я заметила, что издалека приближаются какие-то фигуры. Я не видела, кто это, но в моей тихой холодной груди вспыхнула искра надежды. Это мои друзья, входящие в колдовской круг, пришли, чтобы забрать меня! Или… нет. Не они. Их оказалось пятеро. А если бы это был мой круг, то пятой должна быть я. И что там парит у них над головами? Гриф? Вернее, грифы?

Нет. К счастью, нет. Две чёрные птицы, расправившие широкие крылья… походили на воронов.

Пятеро людей, составлявших колдовской круг, шли ко мне, но меня не видели. Тётя Иса, но не та тётя Иса, которую я знала… её пустой, отрешённый взгляд был прикован к воронам, летящим впереди и показывающим дорогу. Её высокая мускулистая фигура двигалась как-то странно и невесомо, будто астронавт идёт по поверхности Луны. Мастер Миллаконда, папа Кахлы, шёл такими же странными шагами, а его длинное пальто из верблюжьей шерсти колыхалось вокруг него, так что казалось, будто оно на самом деле его не касается, а просто движется в том же направлении. Фру Померанец смотрела поверх своих очков прямо перед собой, и вид у неё был не рассерженный, не приветливый, а просто решительный.

Шаная находилась ближе всех и могла бы меня увидеть. Она посмотрела в моём направлении и, казалось, что-то заметила, но всё равно сфокусировала взгляд совершенно не там – сначала позади меня, а потом слишком далеко слева.

– Шаная! – закричала я, но, хотя я слышала собственный голос, на неё он никакого впечатления не произвёл. Несмотря на отсутствие ветра, её чёрные волосы развевались во все стороны, а в заклёпках на её укороченных перчатках и длинных ногтях, накрашенных серебристым цветом, сверкал, отражаясь, бледный свет звёзд.

Последним шёл господин Малкин. Он меня напугал больше всех, хотя сначала я не поняла почему. А потом вдруг осознала: это потому, что звёздный свет струится прямо сквозь него. Он казался почти таким же прозрачным, как книжное привидение Гримеи, а его шляпа и элегантный твидовый костюм выглядели более реальными, чем он сам, – и от этого делалось довольно жутко.

«Он ближе всех к смерти», – невольно подумала я и стала нервно себя оглядывать. Моя одежда больше не была моей, а превратилась в белое свободное одеяние, которое меня ещё больше испугало, так как напомнило как раз что-то такое, в чём должны разгуливать привидения.

Они прошли прямо рядом со мной. А когда я попыталась пойти следом, ноги увязли в пыли словно в зыбучем песке.

– Тётя Иса! – закричала я. – Шаная! Фру Померанец! Подождите!

Никто из них меня не замечал. Пыль поднялась вверх кружащим торнадо, послышался один призывный крик ворона, и они исчезли. И люди, и птицы.

Они отыскали мост – но я не знала, тот ли, что вёл обратно к жизни, или тот, что помог им сделать последние шаги навстречу смерти.

Окончательно я очнулась спустя много дней. Я лежала в больничной палате, и одна рука была привязана кусочком бинта к решётке кровати. У меня по-прежнему болело всё тело, но боль как-то странно притупилась, словно между мной и ею образовалась прослойка. На мне было не одеяние привидения, а абсолютно обычная белая больничная пижама. Я услышала тихую мелодию. Кто-то сидел рядом, держа меня за руку и напевая дикую песню, так тихо, насколько это вообще возможно.

Я открыла глаза.

Рядом сидела тётя Иса и пела для меня. Она сама выглядела так, словно ей полагалось лежать на соседней кровати. Волосы стали более седыми, чем раньше, а взгляд – каким-то отсутствующим, будто часть её всё ещё не окончательно вернулась в реальное время.

– Тётя Иса… – сказала, вернее, хрипло прошептала я.

– Да, – отозвалась она. – Вернулась назад и теперь среди живых. Как и ты.

Я ощутила огромную радость. Если тётя здесь, значит, они направлялись не в царство смерти – она со своими друзьями. Её рука казалась тёплой и твёрдой, и я знала, что она меня не отпустит. Впервые за… о, я даже не знаю… прошло так много дней и ночей… впервые за очень долгое время я почувствовала себя в безопасности. Конечно, я безумно хотела увидеть маму с папой, и Оскара, и всех остальных друзей, входивших в мой колдовской круг, но прямо сейчас я чувствовала себя абсолютно замечательно оттого, что моя тётя-ведьма держит меня за руку, что теперь всё будет хорошо и что она останется со мной до тех пор, пока боль совсем не утихнет.

 

Глава 22

Обещание дикой ведьмы

Позже я узнала, что Аркус с Кахлой практически подняли бунт в Вороновом котле, «подвергнув последних воронов бессмысленной опасности», и «пошли наперекор воле вороновых матерей», чтобы пробудить тётю Ису, папу Кахлы и остальных, оказавшихся во власти льда времени. Аркус с Кахлой пробрались к неподвижно застывшим фигурам и с помощью Эрии смогли распутать время и вернуть их всех к жизни. Когда я об этом услышала, то поняла, что, возможно, мой последний кошмар не был только лишь сновидением и что теми воронами, которых я видела в долине Тлена, были Эрия и её друг, несмотря на то что во сне они выглядели большими и взрослыми птицами. Валла по-прежнему очень сердился, однако остановить юных колдуна и ведьму, которые побывали в долине Тлена, видели последний мост и вернулись назад живыми, оказалось сложно.

– Я знала, что врачи не смогут вылечить тебя без посторонней помощи, – сказала Кахла, когда они с Оскаром пришли меня навестить. – И я была совершенно уверена, что тёте Исе лучше всех удастся до тебя достучаться. И потом, у неё лучше, чем у меня, получается выглядеть по-обыкновенному – так что я рассчитывала на то, что её появление не вызовет большого шума.

– А твой папа в порядке? – спросила я.

Её лицо просветлело, и она кивнула:

– Он устал и не очень уверенно держится на ногах, но с каждым днём становится всё сильнее. Больше всех пострадал господин Малкин, но ему тоже постепенно становится лучше. А ещё… мне кажется, папа чувствует огромное облегчение оттого, что ему больше не надо мне лгать.

Оскар слегка наклонил голову, явно не желая смотреть мне в глаза. Вся эта ситуация с тем, парень он мне-или-нет, повисла между нами, словно… какой-то туман диких троп, где безумно сложно ориентироваться.

– Тебе лучше? – спросил он.

– Да, намного!

– Мы отыскали семью Лии, – сказал он. – Нелегко было… рассказать им, что… Лия больше не вернётся. Но самое странное – мне кажется, он об этом знал. В смысле Деван. Он сказал, она всегда ему говорила, что однажды ей придётся его покинуть.

– Но она также обещала ему вернуться, – вздохнула я. – Если сможет. Но теперь ведь это невозможно.

– Мы нашли арфу и отнесли её им, – добавила Кахла. – Теперь на ней играет эта девушка – Тилли. И на самом деле иногда её музыка звучит совершенно как у Кармелии. Настолько похоже, что можно даже подумать…

Она не закончила фразу, но я поняла, что она имеет в виду.

– Эта арфа и музыка, которую она на ней играла, были её жизнью и душой, – сказала я. – Чтобы они стали реальностью, ей пришлось убежать от Пии. И, наверное, ничего странного в этом нет, если её частичка продолжает жить в музыке.

Во всяком случае, от этого думать о смерти Лии становилось немного легче.

– Нам повезло, – тихо сказала я.

Ведь, по крайней мере, у нас теперь появилось время и возможность разобраться, лучше нам оставаться друзьями, как прежде, или… всё это «Клара и Оскар – жених и невеста!» не такая уж и ерунда, как нам казалось.

Пока я лежала в больнице, времени, чтобы подумать, у меня было предостаточно. Когда меня наконец выписали – с болезненными розоватыми шрамами от самых страшных ожогов и стойким ощущением, что мне невероятно повезло, так как я осталась в живых – я уговорила маму отвезти меня к тёте Исе.

– Там она поможет мне окончательно встать на ноги, – сказала я, и мама не стала возражать.

– Только бы ты поправилась, – сказал она, – и вернулась домой, когда сможешь.

За то время, что я лежала в больнице, наступило лето – кожа заживала, и постепенно у меня восстанавливались связи между мозгом и мышцами, которые подпалил «удар молнии». Теперь я могла ходить, могла поднимать не слишком тяжёлые вещи, но, когда я пыталась удерживать мелкие предметы, например карандаш, пальцы подводили. У меня часто возникала головная боль, а в ушах звенело, если тётя Иса не пела понемножку несколько раз в день. И мама об этом прекрасно знала.

Остатки Щитовой завесы по-прежнему действовали. Можно было найти дом, если знать, что он там находится, но случайные прохожие никогда не обращали на него внимания, рассказала мама.

– Кажется, что они смотрят мимо, хотя на самом деле стоят и смотрят прямо на дом.

Тупик, заслышав приближение машины, стремглав выскочил во двор. А как только я открыла дверь, на меня тут же прыгнул Котёнок, который после нашей последней встречи стал почти на килограмм тяжелее.

«Моя-моя-моя-моя-мояааа», – по-кошачьи жаловался он и тёрся шероховатой щекой о мою шею, покалывая и щекоча усиками. Иногда, когда ночью в больнице становилось слишком одиноко и странно, я позволяла себе ненадолго ускользнуть, чтобы побыть с ним пару минут, но один раз все аппараты вдруг словно взбесились, поэтому мне пришлось нестись назад и убеждать всех, что меня совершенно не нужно вести на томографию или другие забавные процедуры.

Никто вылетела, порхая, вместе с тётей Исой – в смысле порхала только Никто, а тётя Иса шла как обычно размеренно и спокойно.

– Я нашла себе имя, я нашла себе имя! – ликовала Никто. – Хочешь его узнать?

– Конечно!

Она остановилась, и в её взгляде вдруг промелькнула неуверенность:

– Обещаешь не смеяться?

Её маленькое худенькое личико стало серьёзным и одновременно ранимым.

– Обещаю, – сказала я.

– Я бы хотела, чтобы меня звали… Амика.

– Очень красиво, – сказала я, почувствовав огромное облегчение оттого, что она наконец приняла решение. – Но почему именно так?

– Потому что… потому что это означает «друг». А когда ты чей-то друг – то никем быть уже не можешь.

Обнять Никт… то есть Амику довольно сложно – её нужно либо поднять и держать на руках, либо она сама должна махать крыльями, взлетев на нужную высоту, – но тогда её крылья мешают. Однако мне это удалось. Её перья стали красивыми, очень чистыми и ухоженными, и она обрадовалась моему объятию, а также тому, что мне понравилось её имя.

– Тёте Исе оно тоже понравилось, – с гордостью сообщила она. – Правда?

– Да, – подтвердила тётя Иса. – Мне кажется, оно самое правильное. Амика Ясень. Хорошо звучит, к тому же сразу понятно, что мы родственники.

Я немного постояла во дворе перед домом, пока солнце припекало, нагревая спину. Вокруг собрались тысячи жизней – говорило мне моё дикое чувство. Да, тут были и рысь, которая спала где-то в тени деревьев, и семейство выдр, которые плескались в ручье, и бизон, который, стоя под елями, тёрся боком о стволы, чтобы избавиться от последних остатков клокастой зимней шерсти.

– Они всё ещё здесь, – сказала я тёте Исе.

– Да, – кивнула она. – Я хотела с тобой об этом поговорить. Ты собираешься превратить территорию, окружённую моей защитой, в своеобразный заповедник для исчезающих животных?

– В общем-то, что-то вроде этого я обещала, – ответила я, не уточняя кому. – Я могу сделать это в другом месте, но… ведь здесь уже установлена Щитовая завеса. Нам просто нужно её немного расширить.

– Просто? – одна тётина бровь поползла вверх. – Если ты делаешь подобное «просто», то уже превзошла меня, Клара-мышонок.

Так обычно ласково называет меня мама, не тётя. Думаю, она таким образом слегка надо мной подшутила.

– Мне кажется, это вполне можно сделать, – сказала я уже менее браво, – если мы все друг другу поможем.

Котёнок ещё раз потёрся головой о мою щёку – сильнее, чем прежде.

«Я!» – мурлыкнул он.

Если ты уже начал понимать кошачий язык, то знаешь, что это означает: «Тебе никто не нужен. У тебя есть я».

Но на этот раз за котом не должно остаться последнее слово.

– Мы будем помогать друг другу, – твёрдо сказала я. – Все вместе.