ПО СОСЕДСТВУ с нашей Попихой в деревне Шилово, не знаю по каким-то родственным правам, в давнюю пору одному крестьянину перешло в наследство не очень богатое помещичье имение.

Яблоневый сад, в саду еще какие-то неизвестные, не здешние деревья, и там же, возле сада, пруд, в котором разводились и никогда не вылавливались караси.

Помню, владельцу фамилия – Козлов. Иду однажды за Шилово в осинник за грибами. Навстречу мне бабы-соседки с полными, корзинами живых карасей, каждый размером с рукавицу, чешуйки блестят, как новенькие гривенники.

– Где это наловили столько?

– Иди, – говорят, – в Шилово, к Козлову. У него вся вода из пруда ушла сквозь землю, а карасей обсохло видимо-невидимо! Всем без копеечки раздает, бери, сколько можешь унести. Все равно погибнут…

Я вместо леса – в усадьбу к Козлову. И не знаю, как к хозяину обратиться.

Стою с корзиной и на обмелевший пруд посматриваю.

А караси в грязной тине и ряске кишат вгустую.

– Не теряйся, малыш, накладывай корзину и тащи. Видишь, какая прорва наплодилась, – предложил мне старик Козлов, ухмыляясь в бороду.

Наполнив корзину карасями, я пошел из сада и попутно поднял с земли несколько маленьких китайских яблочков, какие росли только в Шилове, в этом бывшем помещичьем саду.

– А вот яблочков не трогай, положь, где лежали.

Я подчинился. Иду по своей деревне. Из разбитого окна выглядывает бобыль Пашка Петрушин, мужик самый бедный, до того бедный, что жену не мог прокормить и та его покинула.

– Дрянь, не рыба, – оценил Пашка мою ношу, – что лягушка, что карась – одно и то же, болотная живность.

– А если со сметаной?

– Со сметаной и долото можно проглотить.

Я сказал, что в саду у Козлова созрели такие яблочки, – язык проглотишь и глаз выворотишь. Самые настоящие китайские.

– Пробовал, знаю, на угловых яблонях растут, – не удивился Пашка. – Ночи светлые, пока неудобственно, а то бы я достал…

За карасями Пашка не ходил. Не соблазнился на даровщинку.

Через несколько дней, под утро, когда Козлову хорошо спитая, Пашка рискнул перелезть через высокий забор за китайскими яблоками. Он тряхнул яблоню. Успел немного нахватать в мешок. Где-то задел за проволоку, зазвенел колокольчик, тявкнула собачонка, и бедный бобыль бросился наутек.

Козлов, не выходя из дому, с подоконника пальнул наугад в сторону беглеца и не промазал. Стрелял он в таких случаях как бы для острастки, не рассчитывая на ответственный, смертельный исход. Ружье заряжал не дробью, не картечью, а сушеным горохом, в худшем случае – бобами.

На Пашкину долю выпал горох. Дружный заряд, штук десять горошин, засели у него ниже поясницы. Пробовал сам выковыривать – не получается.

Бывалый солдат русско-японской войны Алеха Турка посмотрел на Пашкино ранение, похохотал и сказал:

– Не такое видали. Сделаем операцию. Придется потерпеть минутки две-три.

Пашка лег на широкую лавку брюхом книзу. На голову приналег сосед Афонька, на ноги сел увесисто мой опекун Михайло.

Турка взял отвертку от зингеровской швейной машины и в мгновение ока все горошины с кровью выковырял на пол. Потом взял мазницу, смочил дегтем и смазал все уязвленные места.

– Вот тебе и китайские яблочки. Вез шапки-невидимки не лезь в чужой сад. Вишь ты, яблочков захотел, а карасей не хошь?

Пашка стонал и скрежетал зубами.

В деревне, понятно, немного новостей. Эту восприняли со смехом, люди зубоскалили, подшучивали:

– Ну как, Пашка, за горох-то с Козловым не рассчитался?

– Не смейтесь! – обрывал он насмешников. – Могу так рассчитаться, что небу станет жарко. Одна спичка да фунт карасина – вот и квиты будем…

Пашкина угроза дошла до ушей Козлова. Тот к уряднику с жалобой-прошением: так и так, меня Пашка поджечь хочет. Есть свидетели, слышали про одну спичку и фунт карасина.

Урядник Козлову посоветовал:

– Усиль охрану собственности, купи еще двух собак, да по ночам не спи, с ружьем вокруг да около похаживай. Не посмеет, не подпалит…

Пашку урядник вызвал повесткой для внушения:

– Имею предупреждение. Знаешь, что за поджог бывает? Суд, тюрьма, кандалы, Сибирь… Козлов жалобу подал. Так знай: этим не шутят. – И постучал крепко сжатым кулаком по столешнице. – Ясно?

– Ясно, – ответил Пашка, – дурак я, что ли? Я его попугал маленечко, и только. А поджигать и в уме не было. Подумаешь, горох! Моя хребтина и не такое выдюжит.